Просвещённый

Джоанна Чемберс Просвещённый Серия «Просвещение», книга 3

Глава 1

Февраль 1823 года, Пертшир

— Что скажете, мистер Макнелли? Это щедрое предложение.

Макнелли призадумался, глубокие морщины на лбу напоминали недавно вспаханное поле. Дэвид наблюдал за ним, терпеливо ожидая ответа. Сморщенное, обветренное лицо Макнелли, одетого в заурядные домашние вещи, указывало, что он часто бывал на свежем воздухе. Он не сельский джентльмен, но Дэвид им не пренебрегал. Макнелли успешен и хитер. За последние десять лет он утроил размер своих владений, и земли неизменно давали славный урожай, гораздо лучше, чем у соседей.

— Значит, его светлость оставляет мне все западное поле? — Он скептически нахмурился.

Дэвид кивнул.

— Как я уже сказал, его светлость желает положить конец судебному делу и возродить добрососедские отношения. Он готов не только отказаться от всех притязаний на западное поле, но и передать вам свою часть. Взамен он просит вас лишь о том, чтобы вы прекратили спор о южной границе.

— Возможно, я не против отказаться от притязаний, — глядя на Дэвида, с осторожностью изрек Макнелли.

Дэвид улыбнулся.

— Мистер Макнелли, нам обоим известно, что это безнадежный иск. — Макнелли, дабы возразить, открыл рот, но Дэвид спокойно добавил: — Однако его светлость осознает, почему вы его предъявили. Вы защищались от сэра Хамиша. Это совершенно понятно.

Почивший сэр Хамиш Мьюр подал в суд на Макнелли десять лет назад. Нынешний владелец, лорд Мёрдо Балфор, что двумя годами ранее приобрел усадьбу Лаверок у многострадальных душеприказчиков сэра Хамиша, узнал о судебном деле лишь несколько месяцев назад, когда Дэвид начал не спеша разбираться в кавардаке, то бишь в личных бумагах сэра Хамиша.

Это объясняло и мрачные взгляды, и гробовое молчание, коими Макнелли постоянно одаривал Мёрдо.

— Вы правы, я защищался. — Макнелли погрозил пальцем. — Отец всегда говаривал: «Бей противника его же оружием». И мне это дорого обошлось, мистер Лористон, очень дорого!

— Оттого его светлость и готов предложить двадцать пять фунтов в счет затрат, которые вы понесли, — приводя финальный аргумент, сказал Дэвид.

— Двадцать пять фунтов?

Макнелли явно удивило это предложение. Дэвид, выжидая, улыбнулся.

Сэр Хамиш не только враждовал с соседями, но и был сутяжническим шельмецом, что за последние десять лет жизни подал дюжину исков, утверждая, что владел земельными участками везде, куда ни глянь. За последний месяц Дэвид положил конец большинству затянувшихся споров, отозвав дела и протянув оливковую ветвь другой стороне в виде приглашения почаевничать с его светлостью. Однако с некоторыми спорами вышла закавыка — с делами, где другая сторона предъявляла встречный иск, как Макнелли, тогда как сэр Хамиш пытался доказать, что он владелец не только половины западного поля на окраине усадьбы Лаверок, а вообще всего.

Это наихудшая разновидность вздора. Обсуждаемое поле не что иное, как каменистое нагорье. Годилось оно исключительно для выпаса овец, а у Мёрдо и без того хватало подобных земель, большинство из которых более пригодны для пастбищ, нежели забытый богом уголок мира, коим и являлось западное поле. Что еще хуже, пограничная стена, проходившая посередине поля, за десять лет беспризорности пришла в негодность и нуждалась в замене. Словом, Мёрдо не составило труда отступиться от половины поля. Однако для Макнелли это победа над сэром Хамишем. Особенно если учесть, что его умаслили двадцатью пятью фунтами в счет расходов на адвоката.

— Договорились, — протянув руку, молвил Макнелли. — Честно сказать, я и сам рад избавиться от этого судебного дела. Я насмотрелся на адвокатов до конца жизни, мистер Лористон. Без обид.

Дэвид пожал протянутую руку.

— И не думал обижаться, мистер Макнелли. Его светлость будет счастлив, что вы приняли предложение. Он стремится лучше узнать соседей. Возможно, вы с женой не откажетесь отужинать в Лавероке в среду вечером? Придут Блэры.

Мистер Макнелли вскинул брови.

— Он и со стариной Блэром все уладил? Вилли Блэр говорил, что вряд ли лорду Мёрдо удастся предложить нечто такое, на что бы он согласился.

Дэвид улыбнулся.

— Теперь вам есть о чем расспросить мистера Блэра.

Он поднялся со стула. Ногу пронзила боль, но он никак не выдал своих затруднений.

— Значит, нам ожидать вас и миссис Макнелли в среду?

— Да. Во сколько нам прийти?

— В шесть часов подойдет?

— В шесть, — кивнув, согласился Макнелли. — Идемте, я вас провожу, мистер Лористон.

На пути к выходу Макнелли пребывал в лучшем настроении, нежели когда Дэвид явился. Он представил жену и трех дочерей, что вышивали в гостиной, и провел его по надворным постройкам за пределами фермерского дома, включая новую маслобойню. Замечательная, аккуратная, ухоженная ферма. Дэвиду вспомнилась отцовская ферма, правда, ферма у Макнелли была гораздо больше.

Едва он высказал замечание на сей счет, Макнелли воодушевился еще сильнее.

— Вы жили на ферме?

— Родился и вырос. — Дэвид улыбнулся.

— Так и знал, что приглянулись вы мне не просто так. — Хлопнув его по плечу, Макнелли ухмыльнулся. — Все адвокаты, с которыми я встречался ранее, так напрягались, словно кол проглотили. Почему вы решили стать одним из них?

— У меня есть старший брат, — растолковал Дэвид. — Ферма достанется ему.

Похоже, это объяснение удовлетворило Макнелли.

— Ну что ж, — сочувственно произнес Макнелли, провожая Дэвида до двери, — кажется, вы сыскали способ вернуться в деревню, мистер Лористон. Из вас получился отличный поверенный его светлости.

Дэвид, осклабившись, поблагодарил Макнелли, стерпел чрезмерно энергичное рукопожатие и ретировался. К этому моменту нога разболелась ужасно, но он через силу шел прямо, утаивая свою слабость по пути к перелазу, через который придется перебраться.

Хоть Макнелли, скорее всего, потерял к нему интерес и удалился, Дэвид продолжал разыгрывать шараду — спустился с перелаза и, подавив всхлип, ступил на больную ногу, направил все силы на то, чтобы походка была плавной и нормальной.

Он знал, что переусердствовал. Знал еще утром, когда одолел две трети пути до дома Макнелли. Знал, устроившись в гостиной у Макнелли. Колено пульсировало, его словно пронзали раскаленными иглами. Дэвид пожалел, что не усмирил гордость и не взял с собой роскошную трость, подаренную Мёрдо две недели назад. Но утром это решение казалось вполне разумным.

Четыре месяца лености из-за шинированной неподвижной ноги чуть не свели его с ума. С тех пор как сняли фиксаторы, он понемногу увеличивал продолжительность ежедневной прогулки, стремясь укрепить мышцы. Нога крепла с каждым днем, он чувствовал, что готов осилить три километра до дома Макнелли.

Он серьезно недооценил то, что собирался воплотить в жизнь.

До сегодняшнего дня он бродил по давно проторенным тропкам и дорожкам, но путь до дома Макнелли тянулся по холмистым неровным полям, отчего ногу при каждом шаге простреливала боль.

Утром Дэвиду подумалось, что три километра — это пустяк, но расстояние перестало казаться таковым, едва он добрался до фермерского дома Макнелли, да и теперь оно не казалось таковым, когда он достиг верхней части поля, из-за которого вздорили сэр Хамиш и Макнелли, и взобрался на очередной перелаз. Боль сковала бедро, колено дьявольски ломило, однако Дэвиду не оставалось ничего иного, кроме как смириться. Смириться и идти дальше, до Лаверока.

Накануне ударил сильный мороз, и шагать было тяжело. Возникло ощущение, будто Дэвид брел по железу, земля наказывала его за глупость. День тоже стоял холодный, даже сейчас, ближе к вечеру. Дыхание превращалось в белый пар, пока он, пыхтя, взбирался на вершину следующего поля, на холм, откуда открывался вид на долину Лаверока. Он застопорился, обводя взором раскинувшиеся по округе серовато-коричневые заснеженные холмы, серебристую ленту реки, сверкавшую там, где она перекатывалась через острые валуны. Этот вид расслабил, успокоил, а слабое зимнее солнце смягчало пейзаж мягким свечением.

Из-за боли в колене спускался он медленно. Вид стал даром небес, прекрасно отвлекал от мучений. Несколько раз Дэвид останавливался и приваливался к стене или к дереву.

Добравшись до подножия холма и выйдя на благословенную ровную тропку, что огибала долину Лаверока, он был готов разрыдаться от облегчения. И тем не менее впереди ждало еще метров восемьсот.

Ступал он не спеша, а пройдя полпути, отдал бы левую руку за трость, которую отринул утром. Да за что угодно, что сняло бы часть нагрузки с ноги. Ах, какой же он болван — это он усвоил сегодня. В следующий раз нужно слушаться Мёрдо.

Сегодняшним событиям Мёрдо не обрадуется. Он привез Дэвида в Лаверок на период выздоровления и постоянно читал нотации на тему, что надобно чаще отдыхать. Мёрдо распорядился, чтобы каждые две недели к Дэвиду приезжал лекарь и проверял, как срастается перелом. Мёрдо дал поручение делать линимент по рецепту матушки Дэвида. Мёрдо подарил Дэвиду эбеновую прогулочную трость с серебристой ручкой.

Приглядывал Мёрдо не только за состоянием здоровья. Из эдинбургского особняка доставили коробки с книгами, дабы Дэвид не заскучал; первое время он читал Дэвиду сам, покуда апатичный и опечаленный своим уделом Дэвид не был расположен к чтению. И Мёрдо принес документы сэра Хамиша, как только Дэвид пошел на поправку и пожаловался, что ему нужно чем-то заняться.

Эта затея увлекла настолько, что в окрестностях Дэвид стал известен как деловитый поверенный лорда Мёрдо Балфора, умелый адвокат, что помогал лорду Мёрдо примириться с соседями и предать забвению давнишние споры, начатые сэром Хамишем.

Ну и пусть считают так. Почему бы и нет? В какой-то степени это правда — никого не касалось, что, помимо этого, они с Мёрдо любовники. Это только их дело. Слуги в Лавероке вроде бы ничего не замечали. Приличного размера особняк был довольно компактным. В близком расположении опочивален — их разделял только захламленный кабинет — имелись свои плюсы.

Днем они соблюдали осторожность. А ночи... ночи принадлежали им. Травмированная нога мешала предаваться любви — на несколько месяцев Дэвида лишили подвижности, — но при помощи изобретательности им все же удавалось. А теперь, поскольку Дэвид начал выздоравливать, с каждым днем становилось все проще.

Однако сделав последний поворот, что вел к Лавероку и особняку, наконец-то показавшемуся на горизонте, он мог думать только о том, как бы прилечь. Он чудовищно хромал, попытки скрыть инвалидность давно отошли в прошлое. Идея завернуться в пушистое одеяло и согреть замерзшие ноги стала заветной целью. Прочее его не интересовало.

Едва он сделал дюжину шагов по длинной дорожке, как в дверном проеме показался высокий широкоплечий мужчина.

Мёрдо.

Даже сейчас, спустя несколько месяцев, при виде любовника внутри что-то загоралось. Дэвидом овладело истинное счастье, сопровождавшееся вспышкой предвкушения, хоть он и морщился при каждом шаге.

— Где ты был? — Мёрдо направился к нему, обеспокоенно разглядывая хромавшего Дэвида. — Миссис Инглис сказала, ты ушел несколько часов назад.

Дэвид попытался улыбнуться, но, скорее, походило на гримасу.

— Решил прогуляться до Макнелли, — сознался он, бросив на Мёрдо горестный взгляд. — Не самая лучшая затея.

— Это же больше трех километров! — вскричал Мёрдо. По пути к открытой двери он подстроился под шаги Дэвида. — О чем ты только думал? И где твоя трость?

— Посчитал, что она мне не понадобится, — буркнул Дэвид, ответив лишь на второй вопрос и увильнув от первого.

— Ты хромаешь, — подметил Мёрдо без всякой на то необходимости.

— Я переборщил, но все будет хорошо. Надо дать ноге немного отдохнуть.

Мёрдо громко вздохнул.

— Ты упрямый как осел. Надеюсь, ты не свел на нет все свои труды.

Дэвид неторопливо преодолел три ступени, стиснув зубы от боли, что пронизывала колено. На Мёрдо Дэвид не глядел, но чувствовал на себе его взор — он отслеживал его медленные передвижения и всматривался в профиль, выискивая свидетельства сильных мучений.

Войдя в прихожую, Мёрдо закрыл за ними дверь, а поскольку в коридоре отсутствовали слуги, снял с Дэвида пальто. Он кинул взор на длинный лестничный пролет, что вел к опочивальне на втором этаже, и подавил стон. Собравшись с духом, он поставил ногу на первую ступень.

— Даже не думай, — сказал Мёрдо.

Прежде чем Дэвид успел возразить, Мёрдо стремительно подхватил его на руки. Дэвид прошипел ругательство, но Мёрдо лишь взял его поудобнее и начал быстро взбираться по ступеням.

— Господи, Мёрдо, — гневно изрек Дэвид. — Будь добр, поставь меня.

Вот уже несколько недель он пытался примириться с постоянными унижениями. Он терпеть не мог, когда его вот так носили, — это лишало его мужественности.

Мёрдо не обратил на него внимания, а несколько ступеней спустя, невзирая на разочарование, Дэвид прекратил перечить. Сказать по чести, без помощи Мёрдо он бы не поднялся по этой лестнице.

Добравшись до второго этажа, дышал Мёрдо тяжело, но Дэвида все равно не отпускал. Лишь у двери в опочивальню он поставил его на пол. Но и этим он не ограничился. Мёрдо решительно подвел его к перине, о коей Дэвид грезил последние полчаса, а затем запер дверь на ключ. Плотно и упрямо поджав губы, он вернулся к постели и принялся снимать с Дэвида ботинки. В этот раз Дэвид смолчал. Ни к чему хорошему распря не приведет. Тем более что он адски устал. Мёрдо стянул узкую кожаную обувку, а после снял остальные одежды, предмет за предметом.

— Хочешь, распоряжусь подготовить ванну? — аккуратно стягивая с Дэвида брюки, дабы не причинить боли, спросил Мёрдо.

— Сомневаюсь, что сумею в нее забраться, — сознался Дэвид.

— Тогда массаж с линиментом?

Дэвиду не удалось сдержать стон, что вырвался откуда-то из глубины души.

— Пожалуй.

— Ложись. Я тоже разденусь.

Дэвид выполнил указание, безучастно наблюдая, как Мёрдо снимал с себя элегантные одежды, затем, полностью обнаженный, вынул банку линимента из армуара. Высокий и мощный, он смотрелся превосходно в свете полуденного солнца, что просачивался сквозь зазор меж занавесями.

Мёрдо опустился на кровать рядом с Дэвидом и посмотрел на его ногу.

— Давай проверим, что ты с собой сотворил.

Вконец измученный, Дэвид закрыл глаза. Поплывший в воздухе аромат розмарина и камфары возвестил об открытии банки линимента. Дэвид знал этот аромат — матушка изготавливала эту смесь много лет, с тех пор как отец упал с крыши сарая и повредил плечо. Сейчас же запах сулил скорое облегчение.

Мёрдо резво растер смесь между ладонями, и тепло усилило запах. А стоило Мёрдо тронуть Дэвида, все мысли улетучились из головы. Сильными теплыми руками Мёрдо решительно втирал ланолин и камфорное масло, проникавшие в измученную судорогами ногу, пособлявшие конечности выпрямиться.

К моменту, когда Мёрдо закончил, Дэвид с трудом разлепил веки. Он чувствовал слабость и усталость, словно мог бы проспать остаток дня и всю ночь. Однако каким-то чудом он все же распахнул глаза и улыбнулся сидевшему рядом Мёрдо.

— Спасибо.

— Лучше? — Мёрдо ласково улыбнулся.

— Гораздо.

— Ты устал.

— Не слишком устал.

Мёрдо ухмыльнулся и, улегшись рядом с Дэвидом, завладел его губами в нежном поцелуе, который постепенно становился все глубже, чутко и томно ласкал, ущипнул левый сосок, отчего Дэвид застонал.

— Осторожнее, — пробормотал Мёрдо, как только Дэвид перевернулся на бок и пополз ближе.

— Пока я не опираюсь на эту ногу, все будет хорошо, — отозвался Дэвид и накинулся на Мёрдо с поцелуями.

Он проник языком к Мёрдо в рот, блуждал руками по его телу, испытывая блаженство от того, как Мёрдо содрогался и извивался, учащенно дышал и низко стонал.

Как бы ни хотелось растянуть блаженство, страсть разгоралась все яростнее, и судя по всему, Мёрдо чувствовал то же самое. Начались знакомые потягивания и толчки, движения бедер и дурманящие соприкосновения обнаженных тел. Спустя минуту Мёрдо разорвал поцелуй и припал устами к шее, посасывая нежную кожу, покусывая острыми зубами. Дэвид, покорившись, запрокинул голову и издал громкий стон.

— Да. Боже, как хорошо, — прошипел он.

Несколько секунд спустя он ощутил приближение кульминации, что занялась в яйцах, а засим на их животы брызнули белые теплые струйки. Через миг Мёрдо тоже ступил за край, его семя смешалось с семенем Дэвида.

Долгие минуты они лежали и целовались, разгоряченные, удовлетворенные и липкие. Вопреки выстраданному выздоровлению последние несколько месяцев были лучшими в жизни Дэвида, а в подобные моменты, лежа в объятиях Мёрдо, он по-прежнему испытывал головокружительное изумление, вызванное их совместным счастьем.

Немного погодя Мёрдо выбрался из постели, дабы привести себя в порядок. Он налил воды в кувшин и взвизгнул, коснувшись холодной тряпкой теплого живота, чем насмешил Дэвида, а когда Мёрдо двинулся к нему с холодной влажной тряпкой в руке и шаловливой ухмылкой на лице, Дэвид захохотал громче и попытался отползти. Какое-то время они боролись, смеялись и целовались. И вот наконец-то они оба стали чистыми. Мёрдо отбросил тряпку и уютно укутал их покрывалом.

— Ну так что, Макнелли принял предложение?

Дэвид хмыкнул; в голове не укладывалось, что он позабыл рассказать Мёрдо о своем триумфе.

— Он демонстрировал нежелание, но с того момента, как я упомянул налаживание отношений, стало ясно, что он хочет покончить с этим делом. — Дэвид бросил на Мёрдо многозначительный взгляд. — Я более чем уверен, что он пошел бы навстречу и без возмещения расходов.

— Ты по-прежнему считаешь, что я не должен был ему платить, — весело подметил Мёрдо.

Дэвид призадумался.

— Нет, — смягчился он. — Ты оказался прав. Думаю, он и без денег принял бы предложение, но таким образом ты показал себя справедливым и щедрым человеком — в отличие от сэра Хамиша, — и полагаю, двадцать пять фунтов не такая уж большая сумма для восстановления отношений с ближайшим соседом. Во всяком случае, для тебя.

Мёрдо ухмыльнулся.

— Значит, ты признаешь, что я прав?

Дэвид закатил глаза.

— Так далеко я бы заходить не стал. Скажем так, мне понятны твои рассуждения.

Мёрдо захохотал и коснулся губ Дэвида, а после удовлетворенно и счастливо вздохнул, отчего сердце у Дэвида преисполнилось нежностью.

— В пятницу из Перта приедет доктор Логан, — прошептал Мёрдо. — Непременно расскажи о том, что случилось сегодня.

Дэвид вздохнул.

— Теперь уже необязательно привозить его каждый месяц. Я почти выздоровел. В принципе...

— Ты далек от выздоровления, — перебил Мёрдо. — Что сегодня и доказал.

— …в принципе, — повторил Дэвид, легкий тон противоречил гнетущей боязни, — я готов ехать домой. — Выдержав паузу, он добавил: — В Эдинбург, — словно Мёрдо не уразумел, о чем шла речь.

Эта тема назревала уже давно — по меньшей мере несколько недель.

Мёрдо угрюмо поджал губы.

— Давай не будем обсуждать это сейчас.

— А когда?

— После визита лекаря, — помолчав, проговорил Мёрдо.

В пятницу.

Дэвид вздохнул. Возможно, для Мёрдо все выглядело так, будто Дэвиду не терпелось уехать. На самом же деле он расслабился. Расслабился, что этот вопрос отложен еще на несколько дней.

— Ладно, — согласился он, устроив голову у Мёрдо на плече. — В пятницу.

Глава 2

К четвергу улучшений с ногой не наблюдалось, и это заботило Дэвида. Неужто он нанес себе непоправимый вред? В прошлый визит доктор Логан остался доволен успехами, и впервые Дэвид позволил себе надеяться, что он сумеет полностью восстановиться после несчастного случая. Его снедала мысль, что он по глупости все испортил.

Дабы отвлечься, он занялся работой. Работа всегда служила утешением, а в Лавероке многое предстояло сделать. За последние несколько месяцев Мёрдо посвятил Дэвида в свои разнообразные и многочисленные деловые интересы. Он владел угольной шахтой в Саут-Ланаркшире и половиной хлопкопрядильной фабрики в Шеффилде. Вложился в каналы и заводы. Финансово поддерживал страховые фонды и торговые суда. Всегда возникали новые возможности. Не секрет, что его содействие предприятию привлекало вкладчиков. Его имя связывали с успехом и надежностью, что и завлекало людей.

Дэвида все это зачаровывало — интриговали юридические договоренности, ввергали в ужас риски, поражали вознаграждения. Его участие началось с рядового разговора за ужином: он осведомился, что задержало Мёрдо в кабинете. Однако вскоре пробудилось любопытство, и он попросил взглянуть на контракты и предложения, над которыми работал Мёрдо, а потом, начав расспрашивать о проектах, в коих Мёрдо принимал участие, он поймал себя на том, что делал заметки, предлагал правки и новшества. Поначалу предложения были осторожными, но когда Мёрдо выказал интерес к тому, что он говорил, и даже воодушевился соображениями, уверенность возросла.

Вскорости Мёрдо поднял денежный вопрос. От жалования Дэвид отказался, и Мёрдо принял решение, что комиссионное вознаграждение — лучший вариант оплаты. «Четыре процента от дохода», — решил он в одностороннем порядке. В таком случае Дэвид мог быть уверен, что вознаграждение соразмерно успеху предприятия.

Разобравшись с этим вопросом, Мёрдо начал вовлекать Дэвида по-настоящему, предоставил доступ ко всей деловой переписке и поставил второй стол в кабинете. Рабочий график, некогда свободный и гибкий, теперь чаще всего составлял несколько часов, правда, трудились они в различное время дня, в зависимости от того, какие еще обязательства имелись у Мёрдо.

Сегодня Мёрдо ждали дела в Перте, а посему они решили потратить час или два на то, чтобы разобрать кипу писем на подносе, а позже плотно позавтракать, дабы Мёрдо сумел продержаться до возвращения.

Начали они рано, в семь, на столе уже стоял кофейник. В дружелюбном молчании они просматривали документы и письма.

— О чем здесь речь? — немного погодя спросил Мёрдо, показав нацарапанную запись, которую Дэвид сделал на полях довольно проработанного предложения.

Дэвид, взяв лист, с минуту разглядывал собственный почерк, и его осенило.

— А, тут сказано: «Рассмотреть доверительную собственность». Я подумал, если передать выручку от продаж в доверительное управление, попечителям можно вверить заботу о дивидендах и о выплатах вкладчикам. Это уменьшит твою озабоченность денежными вложениями, если братья Хили снова начнут спор. Попечители изымут твою долю, а Хили, если пожелают, смогут потратить свои доли на адвокатов.

Мёрдо ухмыльнулся, на левой щеке показалась ямочка, а в глазах плясали веселые искорки.

— Превосходное решение, — согласился он. — Не хотелось бы лишиться того, что обещает стать прибыльным предприятием, только потому, что два принципала цапаются как кошка с собакой.

Дэвид, не удержавшись, ухмыльнулся в ответ, поглощенный этой редкой улыбкой. Лицезреть Мёрдо таким увлеченным и заинтересованным делами — это очень трогательно. В первую встречу Дэвид не видел этой стороны. Он видел лишь высокомерного аристократа с бессменным выражением холодности и веселья на лице, словно все, на кого он глядел, не заслуживали его внимания. Для того чтобы маска дала трещину, понадобилось время, но даже сейчас эти моменты безоговорочной радости случались редко, отчего сердце у Дэвида билось чуть быстрее.

То же касалось и усадьбы. Планы по поводу домашней усадьбы охватывали трехлетний период, каждая деталь просчитывалась до мелочей. С прошлой зимы он неизменно проверял имущество своих арендаторов, делал заметки о переменах и улучшениях, кои надобно осуществить. А еще обхаживал соседей. Промысел — это его стихия. У него дар, чутье на выгоду и цепкая память.

Поддавшись порыву, Дэвид спросил:

— А что твой отец думает о стяжательстве?

Улыбка померкла. Мёрдо никогда не говорил об отце и вообще избегал любых разговоров о семье. То малое, что Дэвиду удалось из него вытянуть, указывало на то, что теплых чувств Мёрдо не питал.

— Отец презирает все виды деловой активности. Но в то же время это необходимо. Как политик, отец скорее заинтересован во власти, нежели в благосостоянии, но, для того чтобы поддерживать репутацию состоятельного человека, нужны стабильные пополнения личной казны. Ему по душе, что я процветаю, но, по его мнению, мне лучше направить свои силы на политику, а не тратить на заработки. — Мёрдо пожал плечами. — Он не получает удовольствия от деловой жизни. Вложения — это, конечно, хорошо, но серьезно заниматься промыслом — это перебор.

Дэвид не сдержался и захохотал. Мёрдо вмиг просиял улыбкой, правда, недоуменно нахмурился.

— Что?

— Какая чушь, — отозвался Дэвид. — То, что работа — промысел — это почему-то зазорно. Будто стремиться стоит только к полному безделью.

— Верно. Зато я могу обвинить отца в лености. Он жил и дышал политикой всю свою жизнь, а последние двадцать лет пытался направить меня по своим стопам.

— Как думаешь, ты когда-нибудь исполнишь его желание?

Очень долго Мёрдо хранил молчание.

— Такого в планах не значится. Однако отец умеет подчинять людей своей воле. Он находит слабое место и использует в своих интересах.

— Выходит, у тебя есть слабые места?

Нахальный вопрос — Дэвида это не касалось. Но ответ узнать хотелось.

— У всех есть слабые места, — беспечно осклабившись, откликнулся Мёрдо. — Хитрость в том, чтобы их не выдавать.

— Это не ответ, — заметил Дэвид. Он улыбнулся, хотя осторожная реплика его удручила.

— Даже у отца есть слабое место.

— Какое?

Мёрдо пожал плечами.

— Пока не знаю, но в ближайшее время намерен выяснить.

Час спустя, пока они завтракали, служанка просунула голову в дверной проем и оповестила, что зашел доктор Логан.

Мёрдо велел ей привести лекаря. Вошел он с утомленным и виноватым видом.

— Прошу прощения, что пришел раньше срока, милорд, но час назад я принимал роды в доме по соседству и решил воспользоваться случаем. Подумал, загляну по пути домой, вдруг мистер Лористон не откажется перенести нашу встречу. Тогда мне не придется приезжать сюда завтра. — Он обратился к Дэвиду: — Вам причинит это неудобство, мистер Лористон?

— Конечно, нет. Мне это очень даже подходит.

Пришлось подавить желание поморщиться, вызванное колющей болью, что прострелила ногу, когда они с Мёрдо встали поприветствовать доктора. Дэвид даже сумел улыбнуться, пожимая лекарю руку.

— Садитесь, доктор, — предложил Мёрдо. — Может, вы сначала позавтракаете, а потом осмотрите мистера Лористона? Блюд у нас достаточно.

Логан охотно согласился и вскоре уже выкладывал на тарелку копченую пикшу и яйца.

— Завидую вам, милорд, у вас чудесная кухарка, — заявил он. — Она в сотню раз лучше того, кто трудился у сэра Хамиша.

— Миссис Инглис со мной уже много лет.

Доктор, выражая признательность, уплел вторую порцию яиц, две лепешки и выпил половину кофейника, после чего отложил салфетку и с умиротворенным видом опустился на спинку стула.

— Что ж, мистер Лористон, если вы закончили завтракать, давайте переместимся в вашу опочивальню и проверим, как дела у вашей ноги.

— Будет лучше, если вы обследуете мистера Лористона здесь, — вмешался Мёрдо, не дав Дэвиду возможности заговорить.

Дэвид поджал губы, разозленный своеволием, но не хотелось препираться с Мёрдо, который считался нанимателем Дэвида, на глазах у доктора Логана.

Логан вопросительно посмотрел на Мёрдо.

— В понедельник мистер Лористон перенапрягся, — пояснил Мёрдо, даже не взглянув на Дэвида. — Пагубные последствия его энтузиазма и сегодня имеют место. Будет лучше, если вы осмотрите его в соседней гостиной, дабы оградить его от мучительного подъема наверх.

— В этом нет... — начал Дэвид.

— Нет-нет. Его светлость прав, мистер Лористон. — Логан пригвоздил Дэвида суровым взором. — Нет смысла в угоду гордыне подвергать ногу большим нагрузкам. Гостиная вполне сгодится для осмотра. Проводите нас, милорд.

Получив дозволение взять все в свои руки, Мёрдо без промедлений откликнулся на приглашение лекаря. Дэвид и Логан проследовали за ним в соседнюю гостиную и смолчали, когда, вместо того чтобы оставить их наедине, он затворил дверь и задвинул шторы.

На миг Дэвиду захотелось попросить Мёрдо удалиться. Он никогда не оставался на обследования, и Дэвиду подумалось, что так не принято. Но на лице у Мёрдо появилось упрямое выражение, которое Дэвиду не нравилось, а доктор Логан вроде бы счел ситуацию безупречной.

— Если можно, разденьтесь до сорочки и кальсон, мистер Лористон. — Он снял пиджак и засучил рукава рубашки.

Просьбу Дэвид выполнил и бросил на Мёрдо предупреждающий взгляд, едва он шагнул вперед, дабы помочь с правым ботинком — самой хлопотной частью одевания и раздевания. Несколько секунд Дэвид мучился с обувью, однако ногу все-таки освободил, относительно легко снял с себя одежды и опустился на кушетку.

Логан подтянул скамейку и уселся, сосредоточенно наморщив лоб, все свое внимание он обратил на ногу. Попросил Дэвида поднять ногу, вытянуть, согнуть, выпрямить. Осмотрел каждый миллиметр, от бедра до стопы. Проверил колено, что доставляло множество проблем, хотя сломано не было. Он провел руками по конечности, склонив голову набок так, будто слушал, или думал, или, может, представлял слои костей, мышц и тканей. Он вынудил Дэвида встать, пройтись и присесть на корточки, заметив, что последнее по-прежнему не давалось. Расспросил Дэвида о том, чем он занимался последний месяц, в основном о прогулке в понедельник, из-за чего поцокал языком и неодобрительно насупился, а Дэвид ощутил себя шаловливым школьником.

После завершения, покуда Дэвид натягивал брюки, Логан вынес вердикт:

— Что ж, мистер Лористон, невзирая на ваше безрассудство, нога заживает хорошо. Вы без труда выдерживаете свой вес, да и кости срослись очень аккуратно — видимо, у вас был хороший костоправ. Один-то перелом вправить сложно, не говоря уже о двух.

— Что насчет хромоты? Когда нога устает, я начинаю хромать.

— Надеюсь, со временем пройдет. Но не стану лукавить: есть вероятность, что хромота останется навсегда. Особенно если вы не будете себя беречь. Старайтесь не наносить ноге вред всякой бессмыслицей вроде утомительной прогулки по холмам, если в ближайшее время не сумеете перевести дух. В данный момент вам следует прогуливаться неспешно и не более полутора километров по ровной земле, мало-помалу увеличивая расстояние и усердность. Попытайтесь любой ценой не напрягать конечность. — Он улыбнулся, лицо наполовину выражало сочувствие, наполовину веселье. — Я служу лекарем двадцать семь лет, мистер Лористон. Люди восстанавливаются после различных травм только в том случае, если позволяют себе исцелиться.

— И я ему так же сказал, — проворчал сидевший в углу Мёрдо.

Лекарь усмехнулся. По-видимому, его совершенно не удивляло, что Мёрдо по-прежнему находился здесь и проявлял столь личный интерес.

— Вам следует прислушиваться к его светлости, — серьезно заявил он, однако глаза сверкали веселым блеском.

Дэвид сглотнул. Не хотелось задавать вопрос, что вертелся на кончике языка, но пришлось, правда, ответ он уже и так знал.

— Мне можно вернуться в Эдинбург, доктор? К адвокатской практике?

Высказаться доктор Логан не успел, ибо заговорил Мёрдо:

— Опять сидеть до рассвета за столом и забывать поесть? — рявкнул он. — Бегать туда-сюда по длинным лестничным пролетам до квартиры?

В ответ на вероломные интимные замечания лицо у Дэвида залилось краской.

— У меня больше нет этой квартиры, — прошептал он.

Сложно держать себя в руках, скрывать ярость, вызванную этими опрометчивыми изречениями. Мёрдо прекрасно знал, что Дэвид отказался от аренды. Вообще-то именно он и убедил Дэвида вернуть ключи и перевезти вещи в особняк.

— Можно арендовать квартиру этажом пониже, — нарушив неловкое тягостное молчание, добавил Дэвид.

Доктор Логан откашлялся.

— Советую поискать квартиру на самом нижнем этаже, — обратился он к Дэвиду. — И сидеть часами на стуле не рекомендуется. К прежним занятиям возвращайтесь постепенно, периодически прерывайтесь и осторожно разминайтесь. При соблюдении этих мер предосторожности вам можно вернуться к практике.

— Замечательно. Рад слышать.

Мёрдо молча глядел на них сердитым взором.

Доктор хлопнул ладонями по коленям и встал.

— Оставляю вас одеваться, мистер Лористон, пора в путь. — Он быстро надел пиджак и собрал сумку, после чего энергично пожал Дэвиду руку. — Поосторожнее с ногой.

Дэвид кивнул.

— Хорошо, — пообещал он.

— Я вас провожу, пока мистер Лористон одевается, — не глядя на Дэвида, изрек Мёрдо.

После их ухода Дэвид сидел на краю кушетки с пылавшими щеками и сжимавшимся сердцем, размышляя, что подумал доктор об этой беседе и необычном интересе, что хозяин дома проявил к своему поверенному.

Наконец-то он встал и неторопливо оделся. Желания продолжать разговор с Мёрдо не возникало.

Как оказалось, Мёрдо тоже не желал беседовать. В гостиную он не воротился, а когда Дэвид отважился выйти, выяснилось, что Мёрдо попросил оседлать лошадь и уже отправился в Перт.

Отсутствовал Мёрдо весь день и вернулся незадолго до ужина.

За ужином Мёрдо любезно поведал о поручениях, выполненных за день, о том, с кем встретился и пообщался. Эдакий обычный, повседневный и совершенно безличный разговор, наполненный хорошими манерами. Манеры всегда выходили на первый план, когда Мёрдо был в плохом настроении, — одно из любопытных противоречий.

В гостиной они заняли кресла по обе стороны от камина, и только тогда Дэвид прервал затянувшееся молчание вопросом, что не давал покоя весь день, а точнее, после ужасающей сцены, развернувшейся перед доктором Логаном.

— Мне нужно подумать о возвращении домой.

Он не был готов к тому, каково это — произнести эту мысль вслух. Слово «домой» будто песок во рту, неправильное и неведомое.

Желая уточнить хотя бы для себя, он дополнил:

— В Эдинбург.

Мёрдо не проронил ни слова, даже не глядел на Дэвида. Он не отрываясь рассматривал ковер, словно витиеватый узор его очаровал.

Нарушая долгое молчание, Дэвид изрек:

— Прошло пять месяцев.

— Ты не готов, — не сводя глаз с ковра, молвил Мёрдо.

— Нет, готов.

По правде говоря, он никогда не будет готов, если быть готовым — значит собраться и навсегда покинуть Лаверок и Мёрдо.

— Ты не сможешь о себе позаботиться, — добавил Мёрдо не терпящим возражений тоном.

Дэвид осерчал — возможно, и не только осерчал, ибо у упрека имелись основания.

— Временами ты хуже треклятой курицы-наседки! — огрызнулся он. — Я, знаешь ли, вполне способен о себе позаботиться.

Мёрдо вскинул темные глаза, в коих полыхало пламя.

— О да, ты наглядно продемонстрировал это в понедельник. Ты с трудом осилил три ступени до входной двери, когда вернулся от Макнелли!

— Какой вздор, — буркнул Дэвид.

Он прошествовал к серванту, подавив желание выругаться из-за боли в колене, что сопутствовала резким движениям. Взяв графин с виски, он плеснул приличную порцию янтарной жидкости в бокал и поднес к губам, но не успел сделать ни глотка, ибо Мёрдо схватил его за запястье. Напиток потек по руке и тотчас впитался в кожу, оставив после себя лишь холод и запах алкоголя.

— Опять виски? — процедил Мёрдо. — Стоит тебе столкнуться с чем-то неприятным, это твое решение, да?

Дэвид вперился взором в Мёрдо, пораженный ядом в голосе. За запястье Мёрдо держал не больно, но тем самым требовал к себе внимания.

— Другие выпивохи много болтают, — продолжил Мёрдо. — Ты — нет. Ты замыкаешься в себе. Как только ты берешь виски, я понимаю, что не вытяну из тебя ни слова.

— Я не выпивоха, — обиженно бросил Дэвид.

С момента приезда в Пертшир он значительно сократил употребление алкоголя. Казалось, Мёрдо об этом знал.

«Но Мёрдо же прав, — прошептал лукавый внутренний голос. — Так случается всегда, когда ты печалишься или волнуешься, как Мёрдо и сказал». Дэвид мучительно сглотнул ком, что подступил к горлу.

Мёрдо вздохнул. Злость испарилась из глаз, он выпустил запястье и прошел к камину, где принялся ворочать кочергой прогоревшие поленья.

— Не только я замыкаюсь в себе, — прошептал Дэвид. — Всякий раз, стоит мне упомянуть возвращение в Эдинбург, ты пресекаешь беседу.

— Если тебе так не терпится уехать... — начал бубнить Мёрдо.

— Нет, — перебил Дэвид полным горечи голосом. — Последние месяцы были лучшими... — Он остановился, голос грозился надломиться. Засим он сделал глубокий вдох и спокойнее продолжил: — Слушай, мы оба знаем, что рано или поздно мне придется вернуться. Мне нужно зарабатывать на жизнь, Мёрдо! Столько лет я выстраивал практику... Если есть шанс все сберечь, я обязан вернуться к работе. А ты... ну у тебя свои планы.

Планы вроде супружества. Мёрдо никогда этого не скрывал. Он хотел того, что было у него с Дэвидом, но еще хотел и атрибутов респектабельности.

Мёрдо, приняв мрачный и несчастный вид, обратил взор на Дэвида.

— Знаю, в какой-то момент нам придется все обсудить. Но тебе же необязательно все решать прямо сейчас, правда? Суть в том, что твоя нога еще не зажила — ты сам сознался, — а мне завтра или послезавтра нужно отправиться в Лондон и кое с чем разобраться. Давай сначала покончим с этим? Пожалуйста!

Вот уже несколько недель Мёрдо говорил о сей поездке в Лондон. В столице у него имелось дело, кое он откладывал, и ждать дольше уже нельзя, однако он всегда давал расплывчатые ответы, что это за дело такое.

— Почему эта поездка в Лондон столь важна?

Как и ожидалось, Мёрдо отвел взгляд.

— Все сложно. Не могу объяснить... пока что. Прошу, попытайся понять.

Разочаровавшись, Дэвид воззрился на него и плотно поджал губы, дабы не начать уговаривать. Несчастный вид Мёрдо стал еще несчастнее.

— Пожалуйста, Дэвид, ты должен... — он печально вздохнул, — то есть я прошу тебя: дождись моего возвращения. Я уеду недели на две, но мне было бы спокойнее, если б ты дал себе больше времени на восстановление. — Выдержав паузу, он добавил: — И если ты будешь здесь, когда я вернусь. Тогда мы поговорим обо всем как следует.

Сразу ответить не вышло. Тяжесть в груди лишила дара речи, и он не мог взять в толк, откуда взялась эта самая тяжесть.

Дэвиду удалось кивнуть и пробормотать:

— Хорошо.

Мёрдо привлек его к себе, и Дэвид, силясь забыть обо всем, растворился в его объятиях.

Глава 3

На следующий день после визита доктора Логана состояние ноги значительно улучшилось — стало почти так же хорошо, как было до злополучной прогулки до Макнелли. Он заметил изменения, поднявшись рано поутру с кровати Мёрдо. Осторожно встав на ноги, он ждал неизбежной боли в колене, но вместо нестерпимых мук пришло лишь незначительное покалывание.

Дэвид глянул на Мёрдо, подумывая поделиться вестями, но он все еще спал, во сне лицо стало мальчишеским и безмятежным. Дэвид замер, любуясь знакомыми притягательными чертами, улыбаясь тому, как сон его смягчал. Очень тянуло его разбудить, но было еще рано, да и Мёрдо выглядел таким спокойным.

Дэвид пересек комнату, почти бесшумно ступая босыми ногами по устланному ковром полу, и отодвинул тяжелую бархатную штору. Сквозь щелку заструилось утреннее солнце, озаряя опочивальню, проникая в самый конец комнаты и заливая спавшего Мёрдо золотом. Мёрдо, заворчав, закопошился. Дэвид тихо закрыл шторы, глядя, как Мёрдо перевернулся и снова уснул.

Дэвид бросил взор на каминные часы: начало седьмого. Ничего страшного, если он снова ляжет спать. Но вернувшись в постель, он будет просто лежать и, вероятно, разбудит Мёрдо. Лучше пойти в свою опочивальню, где можно почитать или разобрать письма.

Надев кальсоны, он направился к двери в кабинет, что связывал их с Мёрдо опочивальни, медленно повернул ручку, дабы свести шум до минимума, и столь же тихо закрыл за собой дверь. Прежде вместо кабинета здесь располагалась общая хозяйская гардеробная, но когда Мёрдо впервые приехал в Лаверок, ему настолько приглянулось утреннее освещение, что он решил проводить в комнате рабочее время. Как выяснилось, это удачный выбор. Кабинет, коим они оба пользовались, больше подходил на роль потайного хода между опочивальнями, нежели гардеробная, где у Дэвида не имелось ни малейшей причины находиться.

Дэвид миновал два стола — свой и Мёрдо, — улыбнувшись аккуратным стопкам корреспонденции и документации, что ждали своей очереди, и открыл дверь, что вела в его опочивальню. Здесь шторы тоже были задвинуты, покрывала осторожно смяты, а дверь, выходившая в главный коридор, надежно заперта. Все это часть вечернего распорядка.

Из шкафа он вытащил удобный костюм — тот, что не жаль испачкать. Ибо нога уже почти не тревожила, можно чуть позже сходить на рыбалку, а мягкие изношенные бриджи, что он надел — когда-то их носил Мёрдо, — идеально для этого подходили, парный жилет сидел свободно.

После того как Дэвид завязал шейный платок небрежным узлом, осталось лишь привести отросшие волосы в порядок, с чем помогла капелька помады. Полностью одетый, он осмотрел себя в зеркале и удовлетворенно заключил, что выглядел не так уж и постыдно. Возможно, в здание парламента его бы и не пустили — он напоминал деревенщину в этом сельском наряде, — но для завтрака в Лавероке вполне сгодится.

Как и у Мёрдо, окна в опочивальне Дэвида выходили на восток. Утренний солнечный свет лился в комнату, озаряя темно-рыжие волосы яркими проблесками меди и золота. Дэвид мог поклясться, что видел в зеркале брата Дрю. Волосы у Дрю всегда были краснее, чем у него, да и подобные одежды Дрю носил ежедневно.

Тревога побудила снова посмотреть в зеркало... Зачем? Увидеть брата? Конечно же, он лицезрел только себя, свойственный только горожанам бледный цвет лица и темно-рыжие волосы. Качая головой, он отвернулся от зеркала.

Странный момент подтолкнул к размышлениям о семье, и разместившись за письменным столом подле окна, что выходило на огород, он взял матушкино послание, полученное несколько дней назад. Он прочитал его раз, затем второй, представляя, как она произносила слова, написанные в жалостливой манере.

Большая часть письма состояла из вопросов и советов. Как он сейчас ходил? Делал ли он припарки из окопника, которые она рекомендовала? Нужно делать раз в неделю, даже сейчас, когда он начал ходить. Много ли окопника в Лавероке? Мазал ли он ногу линиментом перед сном?

Матушка была убита горем, узнав о травмах несколько месяцев назад. Она растерялась и обиделась, что, вместо того чтобы приехать домой, он будет жить в Лавероке. Дабы она сумела смириться, пришлось сказать, что Мёрдо предложил ему временную должность.

Следовало написать и успокоить ее по меньшей мере по нескольким вопросам: у Мёрдо в саду окопник рос с молниеносной скоростью, и Дэвид каждый день добросовестно пользовался линиментом. Признаваться, что он частенько прибегал к помощи своего нанимателя, без надобности.

Раз уж он начал разбираться с корреспонденцией, можно заодно ответить и на другое письмо, полученное на этой неделе, — на письмо от Элизабет Чалмерс.

Он удивился, что Элизабет начала ему писать, однако во время выздоровления посланий ждал с нетерпением. В их последнюю встречу она слилась с толпой, спасаясь бегством от свирепого мужа, сэра Аласдера Киннелла. Участие Дэвида в побеге привело к сломанной ноге и трещине на голове. Однако Элизабет благополучно сбежала, сыскала в толпе их соучастника, Йена Макленнана, и уехала в Лондон.

Первое письмо от Элизабет было не чем иным, как залитым слезами извинением за травмы, что он получил из-за нее, но присутствовал и признак непокорности — в самом конце она витиевато подписалась «Элизабет Чалмерс», девичьей фамилией. Да и Йен упоминался все чаще. В последних письмах Элизабет называла его не «мистер Макленнан», а «Йен». А в самом последнем письме они с Элизабет стали «мы».

«Мы снова переехали. На этот раз в Блекфрайерс. Отсюда ближе до издательства, где Йен проводит очень много времени. Стало быть, так даже лучше».

Дэвид надеялся, что это самое «мы» означало, что любовь Йена к Элизабет стала взаимной или однажды станет. Они заслужили немного счастья в жизни.

Он писал не прерываясь целый час, сначала матери, потом Элизабет. Он запечатывал второе письмо, как вдруг дверь кабинета распахнулась, и появился Мёрдо.

— Вот ты где. — На последнем слове Мёрдо зевнул.

Скромности ради он надел кальсоны, но ничего больше. Мёрдо заполнил собой дверной проем, и Дэвид залюбовался широкими плечами, мягкими темными волосками, что покрывали грудь и сбегали вниз по плоскому животу, который он сейчас почесывал.

— Давно проснулся?

Дэвид снова перевел взор на его лицо, а Мёрдо растянул губы в лукавой улыбке. Дэвид улыбнулся в ответ, правда, из-за того, что его поймали, вспыхнули щеки.

— В шесть. Не хотел тебя будить. Ты так мирно спал.

— Наверное, устал после вчерашних упражнений.

Мёрдо ухмыльнулся, а Дэвид усмехнулся. Они встретились взглядами, теплыми, веселыми и полными тайного блаженства.

Мёрдо прислонился головой к дверной коробке.

— Ты уже завтракал?

Дэвид покачал головой. Не хотелось сознаваться, что он ждал Мёрдо, но это правда. Вряд ли в будущем они будут часто вместе завтракать. Завтра Мёрдо уедет в Лондон, а когда он вернется, Дэвид воротится в Эдинбург. В общем, у них осталось всего несколько дней.

— Ладно. — Мёрдо зевнул. — Дай мне умыться и одеться, и через пятнадцать минут спустимся вместе.

— Чем планируешь сегодня заняться? — спросил Мёрдо, намазывая тост маслом.

Если б Дэвид поднес лютик к подбородку Мёрдо, отражаемый свет наверняка сиял бы, как сигнальный огонь. Мёрдо не просто любил масло, он его обожал.

— Первым делом разберусь с последней партией документов, подтверждающих право собственности. Их вчера привезли от мистера Уркхарта. Надеюсь получить недостающую информацию об усадьбе.

Мистер Уркхарт — это солиситор сэра Хамиша. Ибо письма с просьбой предоставить документы по усадьбе остались без ответа, Дэвиду пришлось отправиться в Перт на личную встречу. Причина, по которой Уркхарт не отвечал, вмиг стала ясна: ему было лет девяносто или около того, и честно говоря, он несколько рассеянный. Его единственная компаньонка — незамужняя племянница — чуть со стыда не сгорела, узнав о поручении Дэвида, пообещала приказать клерку проверить все бумаги и разыскать те, что имели отношение к Лавероку.

В силу огромного количества документов, хранившихся у мистера Уркхарта, не говоря уже о полном отсутствии системности, сия задача заняла несколько недель. Тем не менее последняя партия уже прибыла, и Дэвиду оставалось лишь надеяться, что бумаги помогут наконец-то разобраться с правом собственности, раз и навсегда прояснить оставшиеся сомнения. Дэвид уже очень давно силился распутать юридические нити мириад земельных участков, из коих состояла усадьба — унаследованных, приобретенных, нажитых в браке, — и до отъезда из Лаверока хотел завершить свои изыскания.

— Лучше ты, чем я.

— Что насчет тебя?

— Поеду к Хоуи, взгляну на скот. Кое с кем он готов расстаться. Слышал, удою завидует весь Пертшир.

— Ты превращаешься в сельского джентльмена.

— Учусь.

— Хочешь чуть позже порыбачить?

Мёрдо расплылся в улыбке.

— С радостью.

Дэвид тихо хохотнул, правда, щеки раскраснелись. Вопрос он задал совершенно без задней мысли, однако теперь вспомнил последнюю рыбалку и что они вытворяли в маленьком укромном уголке за камнями.

В тот день они не поймали ни рыбешки.

Ответить Дэвид не успел, ибо раздался стук в дверь. Лакей Арчи принес утреннюю почту. Серебряный поднос он поставил по правую руку от Мёрдо и справился, не нужно ли что-то еще, а после того как они покачали головами, испарился. Мёрдо принялся перебирать корреспонденцию.

— Два письма тебе. — Он протянул два тонких конверта и сосредоточился на своей корреспонденции.

Дэвид вгляделся в письма. Он признал витиеватый почерк старого приятеля Дональда Фергюсона — зятя Элизабет. Покуда Дэвид жил в Лавероке, Дональд занимался делами и регулярно писал, дабы держать в курсе и попросить совета.

Сломав печать, Дэвид развернул письмо и начал читать.

Мой дорогой Лористон!

Пишу вам с печальными новостями. Патрик Чалмерс умирает...

— Дэвид?

В голосе Мёрдо звучало беспокойство, но Дэвид не мог оторвать взгляд от письма и затейливых букв.

Чалмерс — наставник, мужчина, коему Дэвид обязан карьерой, — умирал.

Чалмерс, его друг.

Дэвид вспомнил об Элизабет, прятавшейся от мужа в Лондоне. Вероятно, ей не представится случая повидаться с обожаемым отцом. При этой мысли сердце разболелось.

— Дэвид, что такое?

— Дональд написал, — оцепенев, вымолвил Дэвид. — Патрик Чалмерс умирает и хочет меня видеть.

Он вскинул взгляд. Пронзительная жалость у Мёрдо в глазах делала ситуацию реальнее. Дэвид сглотнул подступивший к горлу ком.

— Я обязан поехать в Эдинбург.

Мёрдо кивнул и добавил:

— Ты уверен, что вынесешь поездку?

— Да, конечно. — Он принялся лихорадочно размышлять: — Как думаешь, ты сможешь сегодня отправиться в Лондон? Тогда я доехал бы с тобой до Эдинбурга. Так гораздо быстрее, нежели нанимать дилижанс. Это возможно? — Задумавшись, он насупился. — Если нет, тогда, может, Уолтер сумеет довезти меня до Перта, и я найму карету там...

— Дэвид, угомонись, — перебил Мёрдо. — Мы поедем сегодня, но...

— Спасибо, я...

— …но ты обещаешь остаться в эдинбургском особняке, пока я в Лондоне? — Выдержав паузу, он продолжил: — Ты обещаешь не заключать долговременных соглашений до моего возвращения?

Дэвид вперился в Мёрдо взором, разглядывая потерянное лицо и новые хмурые морщинки, что разрезали уголки рта.

— Хорошо, — осторожно изрек он. — Обещаю.

Услышав клятву, Мёрдо сиюминутно расслабился, причем настолько, что ему удалось печально улыбнуться.

— Замечательно. — И бодро добавил: — Тогда нам пора паковаться.

Глава 4

Поездка в Эдинбург разительно отличалась от путешествия в противоположном направлении, состоявшегося пятью месяцами ранее. В физическом плане было гораздо удобнее. Без надобности полулежать, на ногу не наложены шина и повязки. На сей раз он сидел в карете, как обычно, напротив Мёрдо, а самое большое неудобство доставляла затекшая нога.

Поездка отличалась и в других отношениях. В прошлый раз он ехал незнамо куда, неведомо насколько. Мёрдо говорил, что на ближайшее время Лаверок станет Дэвиду домом. Сейчас же он покидал этот дом. По всей вероятности, навсегда.

Пакуя сундук после завтрака, Дэвид поймал себя на мысли о скудности своих пожитков. Большая часть вещей хранилась в эдинбургском особняке Мёрдо. Помимо книг и документов, в Лавероке у него имелось всего несколько костюмов — все, что требовалось, Дэвид одалживал у Мёрдо. Очень жаль, что он сумел упаковать пять месяцев жизни — самые ценные счастливые месяцы, по его собственному признанию, — в единственный сундук. Оставлять что-то незачем.

Несколько часов назад он взирал из окна кареты, как Лаверок становился все меньше и меньше и наконец-то исчез из вида. «Возможно, я никогда сюда не вернусь», — подумалось Дэвиду. При этой мысли навалилась тоска.

— Как нога?

Мёрдо отвлек его от дум. У него такой необычный голос с глубоким сочным тембром, лишь намеком на шотландский диалект, согласные он произносил очень мягко. Мёрдо кивнул на колено, и Дэвид осознал, что рассеянно его поглаживал. Осознал, что оно болело, и поморщился.

— Немного затекла.

— У тебя с собой линимент, — подсказал Мёрдо. — Если хочешь, могу размять.

С ответом Дэвид медлил. С одной стороны, массаж ноги казался чем-то дивным, но с другой — мысль, что придется обнажиться в карете, не пришлась по душе. Что подумает кучер, если вдруг остановится и заглянет к ним?

А если, а если...

Окружающий мир уже и так вторгся в их жизнь. Дэвид уразумел, сколь беспечными были месяцы, проведенные в Лавероке. Незачем гадать, что подумают люди. В этом укромном уголке их с Мёрдо близость оставалась незамеченной.

Мёрдо разглядел его нерешительность.

— Ну же, давай снимем эти бриджи. Чем скорее мы все сделаем, тем быстрее ты оденешься.

Дэвид взвесил риски. С последней остановки прошло двадцать минут, в ближайшее время карета не остановится. Более того, дорога весь день была пустынна. Вероятность, что кучер или кто-то другой застанет его полунагим, ничтожна. Дэвид, вздохнув, в молчаливом согласии протянул ногу и криво усмехнулся, когда Мёрдо победно осклабился, схватился за каблук и начал осторожно стягивать ботинок.

Мёрдо, как скрупулезный камердинер, одним плавным движением стащил с чувствительной ноги кожаный ботинок. Со вторым, как всегда, дело обстояло проще. В то время как Дэвид расстегивал бриджи, Мёрдо пересел к нему, скинул пальто и сделал из него подушку, не обращая внимания на изящность и элегантность.

— Подложи под спину и прислонись к стене. — Он вручил Дэвиду свернутое пальто. — Вытяни ногу мне на колени, и я о тебе позабочусь.

Снова вздохнув, на сей раз более умиротворенно, Дэвид повиновался. Простое изменение положения ноги помогло облегчить боль. Мёрдо уложил ноющую конечность на мощные бедра.

— Можешь снять бриджи?

— Возможно, одну ногу лучше оставить...

Мёрдо, перебив его без слов, разочарованно фыркнул и принялся стягивать с Дэвида брюки, отчего Дэвиду пришлось приподнять бедра. Секунду спустя Мёрдо бесцеремонно бросил их на противоположное сиденье, а еще миг спустя стянул с правой ноги чулок.

Дэвид безмолвно наблюдал, как обнажали травмированную конечность, бледную и слегка исхудавшую. Вопреки регулярным упражнениям правая нога оставалась чуть тоньше левой. С коленом что-то не так, оно располагалось не по центру. Дэвид скривился, этот признак слабости ему не приглянулся. И дело не только в том, как выглядела нога. Она служила физическим напоминанием обо всем, чем Дэвид не мог заняться: гулять пешком, взобраться на холм, бегать. О том, что он всегда любил и до настоящего момента воспринимал как должное. Вполне вероятно, эти способности он никогда не вернет.

— Что случилось? — спросил Мёрдо. Он на все обращал внимание, черт бы его побрал.

— Мне не нравится, как выглядит нога, — бросил Дэвид. — Она безобразна.

Мёрдо недоуменно нахмурил брови и перевел взор на оскорбленную конечность, поглаживая по всей длине, а Дэвид отслеживал его движения. У Мёрдо сильные умелые руки, что могли избавить Дэвида от боли, нежные руки, что могли принести столь острое удовольствие, что Дэвиду не удавалось удержаться от вскрика.

Дэвид зачарованно любовался, как Мёрдо совершал знакомые уже действия: открыл банку линимента, окунул пальцы, чтобы зачерпнуть немного густой, похожей на воск смеси, а потом растер ее меж ладонями. Дэвид учуял аромат, который навеки будет связан с успокоением, уютом и облегчением. Засим Мёрдо неторопливо коснулся бедра, впиваясь пальцами в измученные, вечно утомленные мышцы, основаниями ладоней разминал травмированную конечность.

Дэвид сомкнул веки, отдаваясь удовольствию, принимая этот щедрый дар.

— Она не безобразна, — пробормотал Мёрдо. — Для меня в тебе нет ничего безобразного.

Голос звучал мягко и глубоко, без единого намека на веселье. От уловленной искренности сердце у Дэвида сжалось. Дэвид сглотнул, смущенно осознав, что Мёрдо наверняка заметил, как он дернул кадыком, и обо всем догадался.

С каждым днем эта уязвимость возрастала соразмерно глубине чувств — одно неразрывно связано со вторым. Привязанность к Мёрдо вселяла в него ужас. Защитные барьеры, что он всю жизнь выстраивал, рушились перед лицом эмоций, кои нельзя отрицать. Когда все завершится, он останется без прикрытия.

А финал приближался.

Страшное падение, ожидавшееся после финала, вскоре его настигнет. Однажды Дэвид уже это пережил, но на сей раз будет гораздо, гораздо хуже.

Мёрдо прекратил успокаивающий массаж. Дэвид, распахнув глаза, заметил, что Мёрдо глядел на него с выражением печали и смятения на лице. В груди заныло. Дабы унять это ощущение, Дэвид отвел взор. Он принял сидячее положение, убрал ноги с колен Мёрдо и сделал вид, будто обыскивает пол кареты.

— Куда запропастился чулок? — изрек он, изумленно уловив нотки уныния в голосе.

Наконец-то Дэвид сыскал чулок, не глядя на Мёрдо, раскатал тонкий материал по липкой после линимента ноге, а потом взял измятые бриджи с противоположного сиденья.

— Дэвид...

Мёрдо потянул его назад. Он не противился, позволил Мёрдо себя усадить, однако разглядывал руки и мягкую коричневую ткань, зажатую меж пальцами.

— Что такое?

Дэвид сидел молча. А что сказать? Что их взаимная привязанность, столь явственная еще минуту назад — «Для меня в тебе нет ничего безобразного», — вызвала у Дэвида чувство... тревоги? Еще хуже, он знал, что о спокойствии можно забыть, он лишился своего надежного благословенного уединения в тот миг, когда полгода назад Мёрдо Балфор вернулся в его жизнь?

Что с каждым днем он становился все уязвимее? Что мысль об их разлуке...

— Пустяки, — солгал он. — Просто... — Он смолк.

— Дело в Чалмерсе?

После предположения Мёрдо чувство вины лишь усилилось. Как Дэвид смел думать о себе, сидя в карете по одной-единственной причине: он ехал в последний раз повидаться с Чалмерсом перед его кончиной?

Он сглотнул.

— В письме Дональд сказал, что ему осталось недолго.

— Не переживай, — откликнулся Мёрдо. — Мы успеем вовремя.

Реальность — неизбежная смерть друга — обрушилась на Дэвида, будто огромная волна. Раскатисто грохоча, она захлестнула сердце, а затем отступила, оставив после себя каменистые обломки сожаления и скорби, что его терзали.

Как же хрупка жизнь.

— Мне нужно скоро повидаться с семьей, — удивив себя, молвил Дэвид.

— Ты по ним тоскуешь.

— Да. Они славные люди.

Они прививали Дэвиду только хорошее, принося столько же пользы, сколько и приготовленная матушкой похлебка.

Мёрдо улыбнулся.

— Ну да, откуда-то в тебе должна была взяться эта добродетель.

Дэвид тихо хохотнул.

— Опять ты надо мной потешаешься? Знаю, временами ты считаешь меня ханжой.

Мёрдо тоже захохотал, смех прозвучал мягко и ласково, без намека на издевку.

Дэвид натянул бриджи, застегнул и поправил одежду, а потом сел рядом с Мёрдо, упиваясь теплом, что исходило от его ноги.

Немного погодя Мёрдо промолвил:

— Мне казалось, у вас с отцом плохие отношения. Ты говорил, он ударил тебя, когда застукал вас с другом.

Он имел в виду тот случай, когда отец наткнулся на целующихся Уильяма и шестнадцатилетнего Дэвида. Это открытие побудило ласкового отца первый и последний раз ударить Дэвида.

Дэвид покачал головой.

— У нас вовсе не плохие отношения. Мы вообще об этом не говорим. Отец староста в кирке, он печется о моей душе, но верит, что, если я не стану потворствовать своим желаниям, Господь меня не покарает. Так что он способен с этим жить.

— Я так понимаю, ты не даешь ему повода полагать, что все-таки потворствуешь своим желаниям?

— Нет, и ни в жизнь не стану. Не хочу лишний раз его тревожить. Он и без того много ночей из-за меня не спал.

Мёрдо хохотнул.

— Боже, мы с тобой совершенно разные. Много лет я с огромным удовольствием ни в грош отца не ставил. До сих пор не ставлю.

Дэвид оцепенел. Мёрдо никогда не говорил об отце. Во всяком случае, добровольно. После долгой паузы Дэвид с деланной беспечностью проговорил:

— Он знает, что ты предпочитаешь мужчин?

Мёрдо безрадостно хмыкнул.

— Отец знает все обо всех. Всю жизнь он мне втолковывал, что знание — это сила. При помощи сведений он вынуждает людей делать то, что ему хочется. — В голосе улавливались нотки горечи.

— Он использовал сведения, чтобы подчинить тебя своей воле?

Приняв мрачный вид, Мёрдо вперился взором в пустое сиденье.

— Всю жизнь — во всяком случае, пытался. Он, должно быть, ликовал и потирал руки, узнав о моих предпочтениях. Какие замечательные факты для шантажа.

— Но ведь сын с такими предпочтениями подмочит его репутацию, разве нет? — спросил Дэвид отчасти возмущенно, а отчасти из любопытства. — Он должен быть лично заинтересован в том, чтобы хранить это в тайне.

— На первый взгляд — да. Но отец гораздо хитрее, чем можно помыслить. Когда я обратил внимание на то, что сын-содомит не принесет пользы его политической карьере — тогда мне вроде было семнадцать, — в ответ он заявил, что мой позор не получит огласки. Он не позволит моим наклонностям создать угрозу для почтенной фамилии, лучше сдаст меня в психиатрическую лечебницу на исцеление.

Дэвид в ужасе вытаращил глаза.

— Возможно, он переживал за тебя и рассудил, что боязнь госпитализации поможет тебе встать на праведный путь?

И опять Мёрдо залился смехом, полным ненависти, резким и презрительным.

— О нет, его не волнуют мои предпочтения. В отцовском мире у всего есть свое предназначение. Как только мы достигли взаимопонимания — моя покладистость в обмен на его терпимость, — он быстро нашел мне применение. Вскоре мне поручили сдружиться с мужчиной, отцу нужны были о нем сведения. У нас совпадали... интересы. По сути... — Мёрдо заметно побледнел и замолчал, резко выдохнув. — Неважно.

Дэвид никогда не видел, чтобы Мёрдо вот так дрожал. Он осторожно коснулся колена любовника и нежно погладил большим пальцем.

— Расскажи.

Дэвида встревожило, что Мёрдо спрятал лицо в ладонях и прерывисто вздохнул. В такой позе он просидел довольно долго, однако все-таки тихо проговорил:

— Помнишь, я рассказывал, как первый раз занимался содомией?

«Занимался содомией». Дэвид разгорячился, услышав возмутительные слова, к Мёрдо они неприменимы. Он припомнил разговор, что состоялся несколько месяцев назад.

— Помню. Ты говорил, их было двое. И они вели себя грубо. — На него снизошло своего рода озарение, подступила дурнота. — Пожалуйста, скажи, что это не связано с твоим отцом.

Однако отрицать Мёрдо не стал:

— Того, с кем отец просил меня подружиться, звали Гиллиам. Ему как-то удалось выяснить, кто я такой. Мы договорились встретиться в загородном доме в выходные. Они — он и его друг — задали мне настоящую взбучку, а потом швырнули в карету и отправили домой в качестве послания отцу.

Дэвид успокаивающе поглаживал Мёрдо по колену, хотя внутренний дикий зверь рвался наружу. Хотел выбраться, разыскать этого Гиллиама, его друга и отца Мёрдо.

Мёрдо убрал руки от лица, но на Дэвида не смотрел.

— Это случилось пятнадцать лет назад, — с отвращением изрек он. — Однако до сих пор на мне сказывается.

— Конечно, сказывается, — тихо возразил Дэвид. — Это сказывалось бы на ком угодно.

Он ощутил напряжение, волнами исходившее от Мёрдо. Дэвиду не удавалось определиться, то ли эта отрицательная энергия пыталась отвергнуть сострадание, то ли, наоборот, требовала. Мёрдо его не касался. Он уперся локтями в бедра и сложил руки перед лицом. Он замкнулся в себе, а Дэвида оставил снаружи. Дэвид по-прежнему дотрагивался до колена, но поскольку руку Мёрдо не отталкивал, Дэвид рассудил, что он не против.

— Отец сделал все возможное, чтобы Гиллиам поплатился за это оскорбление, но этот случай помог мне уяснить, сколь я для него незначителен. После этого я решил вырваться из его лап. А поскольку он распоряжался деньгами, мне оставалось лишь одно: стать финансово независимым.

— Сколько лет тебе было, когда это случилось?

Теперь слова полились потоком, с ответом он не медлил:

— Почти двадцать. К тому моменту я окончил Оксфорд, готовился к новому этапу в жизни. Я начал изучать финансы и ремесло. Дядя Гедеон с радостью помог — он ненавидит отца. Конечно же, я пользовался множеством аристократических связей, что пришлось Гедеону по нраву. Я много работал, однако иллюзий не питаю. Успешным я стал лишь потому, что пользовался привилегиями своего положения. При помощи фамилии открывал двери и приводил с собой других людей. Я строил и строил свое состояние, покуда не уверился, что старик мне больше не понадобится. А потом продолжил строить. Я хотел собственную усадьбу, с которой отец не будет связан. Хотел стать лучше и богаче. — Сидевший в сгорбленной позе Мёрдо бросил взор на Дэвида через плечо, являя проблеск уязвимости. — Последние пятнадцать лет я пытался от него избавиться. Для того и нужна поездка в Лондон.

Дэвид хотел справиться, что он имел в виду — чем Мёрдо планировал заняться в Лондоне, — но заметив безумное выражение у Мёрдо на лице, остановился. Сейчас не время изводить Мёрдо вопросами, на которые, Дэвид знал, он откажется отвечать. Вместо этого он прижался к Мёрдо теснее, не убирая руки с колена, и размышлял о том, что Мёрдо поведал.

— Я так сожалею, что это с тобой случилось, — пробормотал Дэвид и поцеловал Мёрдо в шею.

Ноздри заполнил знакомый успокаивающий запах померанца, исходивший от помады.

— Тебе не о чем сожалеть.

— Знаю, но все равно сожалею. Жаль, меня не было рядом. Жаль, я не мог этого предотвратить. Хотелось бы все сделать правильно.

— Это в твоем духе — все исправлять, — прошептал Мёрдо.

Они встретились взглядами. Мёрдо смотрел на него темными глазами с теплотой и нежностью. Он накрыл его губы утешительным поцелуем, в коем не было ни капли страсти.

— Дэвид, — сказал он, едва они оторвались друг от друга. — Дэвид.

Он произнес имя так, будто оно что-то значило само по себе.

Как клятву.

Как обещание.

Глава 5

До особняка Мёрдо на Куин-стрит они добрались в начале шестого, чем привели экономку в смятение. Она ожидала Мёрдо только завтра и, провожая их в гостиную, без конца извинялась, что опочивальни не готовы. Она сообщила, что покои его светлости проветривались, а про приезд мистера Лористона она ничего не знала.

Несмотря на то что последнее замечание было произнесено как оправдание, Дэвид немедля встревожился. Ей казалось странным, что он сюда приехал, да еще и без предупреждения?

Разумеется, Мёрдо даже бровью не повел. С беспечной улыбкой он отмахнулся от извинений, молвив, что, если ее не затруднит распорядиться, они с радостью выпьют чаю со сконами, покуда ждут опочивальни.

Экономка, честная чопорная женщина, покинула комнату и резко кивнула лакею, что не хуже любого старшины придержал для нее дверь.

Дэвид задумался и о лакее. Хотя выражение лица у мужчины было невозмутимым, Дэвид уверился, что, входя в комнату, заметил проблеск любопытства. А может, это просто нелепость.

Такое вполне возможно. Весь день ему казалось, будто он бросается в глаза, — словно на шее висел знак, провозглашавший, что он любовник лорда Мёрдо Балфора. Как-никак это их первая совместная поездка с тех пор, как они начали регулярно делить ложе. Внезапно Дэвид задумался, с каким лицом он глядел на Мёрдо, не стоял ли он излишне близко, прикосновения, коими его одаривал Мёрдо — к руке или пояснице, — выглядели заурядно или же выдавали с головой.

— До смерти хочу тебя поцеловать, — произнес Мёрдо, чем прервал поток мыслей.

Невзирая на то, что они находились наедине за надежно закрытой дверью, Дэвида охватил приступ паники. Он кинул взор на единственную возможную угрозу — на окно — и сделал шаг назад.

— Не здесь. Шторы открыты.

Мёрдо улыбнулся.

— Мы на втором этаже, домов напротив нет. Никто нас не увидит.

— И все же... — Дэвид замолчал и огляделся, от беспокойства побежали мурашки, — кто угодно может войти.

Мёрдо нахмурился.

— В моем доме никто не станет врываться. Слуги умеют стучать.

Дэвид не успокоился. Постукивая тростью по полированному паркетному полу, он прошел по комнате, дабы выяснить, насколько скрыто окно.

Безусловно, все было так, как Мёрдо и говорил, — о чем Дэвид уже знал. Полное уединение. Лишь улица и широко раскинувшиеся частные зеленые сады. Хотя сейчас они вовсе не зеленые. Уже сгущался сумрак, мир погружался в серость, что господствовала перед наступлением темноты. В это время суток тенистые сады будто таили в себе угрозу.

Огороженными и плотно закрытыми садами пользовались исключительно хозяева близлежащих домов. Некоторые там прогуливались или сидели, прячась от грязи, убожества и неловкости городской нищеты. Другие же никогда не входили в сады. Для них сады — это гарантия уединенности, защита от новых построек подле их порога.

Имея деньги, можно защититься от многого. Можно окружить себя зеленью со всех сторон.

Но рано или поздно все равно придется выйти в мир.

Сегодня Дэвид покинул безбрежное море зелени Лаверока. В Эдинбурге все казалось другим. Может, Мёрдо и не обратил внимания на слуг, но от Дэвида не укрылся их молчаливый осторожный интерес. Он не сомневался, что теперь они станут о нем судачить. О мужчине, коего много месяцев назад доставили в этот особняк раненым. О мужчине, от чьей постели господин почти не отходил. О мужчине, что отбыл вместе с господином в его новую усадьбу в Пертшире.

— Должно быть, они гадают обо мне, — пробормотал Дэвид, встретив хмурый взгляд Мёрдо. — Я имею в виду слуг.

— Если не брать в расчет, что их это не касается, они тебя знают. Ты уже бывал здесь.

— Тогда было иначе. Я пострадал и нуждался в помощи. Сейчас я вполне способен справляться самостоятельно. — После паузы Дэвид добавил: — Наверное, после того как ты уедешь в Лондон, мне не следует здесь оставаться. Можно взять комнату в гостинице.

— Да ради всего святого! — возопил Мёрдо, гневно и изумленно взирая на Дэвида, и вздохнул. — Как я погляжу, ты сегодня не в духе. Воображаешь всякую чепуху. — Он сжал переносицу, засим спокойнее продолжил: — Это вполне приемлемо, что джентльмены селят друзей у себя дома, Дэвид. Порой на несколько месяцев.

Дэвид поджал губы, возмущенный намеком, что он вел себя абсурдно.

— Это может иметь место для мужчин, у которых равное положение в обществе, но мы не равны.

Мёрдо, приподняв темные брови, бросил на него скептический взор.

— Хочешь сказать, что ты хуже меня?

— Конечно, нет, — осерчав, отозвался Дэвид. — Но это не означает, что я не понимаю, как нас видят люди. Не хочу, чтобы о тебе пошла молва. Да и обо мне тоже. Наша дружба не лишена риска, Мёрдо, ты знаешь. Дабы не вызывать подозрений, мы обязаны принимать разумные меры предосторожности.

Мёрдо смерил его долгим взглядом.

— Я, ей-богу, не понимаю, откуда это взялось. Что породило эти тревоги? По дороге сюда ты ни разу не намекнул, что беспокоишься.

Дэвид вздохнул и отвернулся к окну. Небо стало еще темнее. Вскоре наступит ночь.

— Просто... возвращение в Эдинбург, реакция слуг на меня...

— Какая реакция? — с искренним недоумением справился Мёрдо.

— Если ты ничего не замечаешь, это не значит, что реакции нет, — утомленно сказал Дэвид.

После недолгого молчания Мёрдо проговорил:

— Но дело не только в этом, так ведь?

Шагнув ближе, он опустил ладонь Дэвиду на плечо. Отрадное прикосновение успокаивало и мучило, обещало слишком много, отчего Дэвид возжелал того, что не мог получить.

— Да, — сознался Дэвид, глядя на темнеющее небо. — Дело не только в этом. Еще отъезд из Лаверока, где я был так счастлив, а теперь все подходит к концу, и...

— Дэвид...

— ...и пускай мне совершенно не хочется возвращаться к прежней жизни, но я обязан вернуться.

Тишина.

Дэвид снова обернулся и заметил печаль у Мёрдо во взгляде. Чернильно-черные глаза блестели в свете свечей. Однако он быстро скрыл эмоции, опустив густые ресницы.

— Не нужно ничего заканчивать, — пробормотал Мёрдо. — Я не хочу ничего заканчивать. Ты должен знать, как много ты для меня значишь...

Мёрдо разлепил ресницы, и Дэвид встретился взглядом с темными — любимыми — глазами. Дэвид знал, как много он значил для Мёрдо?

То, что между ними происходило, — это не только дружба, не только страсть. Что-то большее, о чем он страшился говорить вслух. Сказать — значит дать название, а как только у этого появится название, он пропал. Падение во мрак и без того станет ужасным.

Дэвид закрыл глаза, не желая лицезреть жгучие эмоции у Мёрдо во взоре, а когда разомкнул веки, уже немного пришел в себя.

— Мне пора, — изрек он. — Перед встречей с Чалмерсом надо разузнать у Дональда, как обстоят дела.

— Ладно, — вздохнул Мёрдо, всматриваясь Дэвиду в лицо. — Иди и делай все, что нужно. Поговорим позже.

Дональд и Катерина Фергюсоны жили неподалеку от дома Мёрдо, однако в его распоряжении имелся целый особняк, тогда как они занимали лишь верхнюю половину дома похожего размера, правда, не столь величественного. Когда Дэвид зашел к ним в половине седьмого, они как раз собирались ужинать. Дональд настоял, чтобы он к ним присоединился.

— Идемте, — сказал он по пути наверх. — Баранины хватит на всех, да и Катерина будет рада вас видеть.

— Потчевать меня необязательно, — возразил Дэвид, однако брел вслед за Дональдом.

— Не чудите, — добродушно отозвался Дональд. — Можно подумать, мы станем ужинать у вас на глазах.

По дороге в столовую Дэвиду подумалось, что дом выглядел довольно уютно. Из-за ковров и обрамленных вышитых картин на стенах — Дэвид предположил, что это дело рук Катерины, — дом смотрелся не столь элегантно, как у Мёрдо, но пугал гораздо меньше.

Едва они вошли в маленькую столовую, Катерина поднялась из-за стола и улыбнулась, однако улыбка была бесцветной, а вокруг глаз проступили напряженные морщинки.

— Я так рада, что вы приехали, мистер Лористон, — произнесла она, когда он склонился над ее рукой. — Папа очень хочет вас видеть. Он неоднократно говорил мне об этом.

Значит, Чалмерс еще держался. Слава богу.

— Мне тоже не терпится с ним повидаться.

— Давайте поговорим за ужином, — предложила она.

После того как они разместились за столом, Дэвид обратил внимание на изменения, произошедшие с друзьями за последние месяцы. Катерина — некогда пухлая жизнерадостная барышня — стала заметно худее, вела себя сдержаннее в сравнении с девушкой, которую он помнил. Себе она положила лишь небольшую порцию и почти ничего не ела, в основном просто ковыряла то, что лежало на тарелке. Вероятно, Катерина так тревожилась об отце, что аппетит пропал.

Дональд тоже изменился. Неизменный балагур ныне выглядел измученным, лоб рассекали глубокие морщины, видимо, он часто хмурился.

— Прошу меня простить за прямолинейность, — сказал Дэвид, едва неизбежная светская беседа подошла к концу, — но... как ваш отец?

Катерина и Дональд переглянулись, засим Дональд проговорил:

— Ему осталось недолго, Дэвид. Несколько дней.

Катерина вздрогнула, однако возражать не стала.

— Тогда мне следует увидеться с ним как можно скорее. Возможно, этим вечером?

Катерина безрадостно поджала губы.

— Боюсь, вечером мама не примет посетителей. Она говорит, папа очень устает.

— Наверняка, если учесть обстоятельства... — осторожно начал Дэвид.

Дональд ровным тоном перебил:

— Наилучший вариант — пойти завтра утром. Тогда она вам не откажет, тем более что он вас звал. В другой ситуации она с огромным удовольствием прогнала бы вас прочь... Знаете, вы никогда ей не нравились.

— Дональд... — слабо возразила Катерина.

— Это правда! — парировал он и вновь обратился к Дэвиду: — Она уверилась, что вы имели виды на Элизабет, хотя было ясно как день, что вы ни капли не заинтересованы. И конечно же, она винит вас в том, что Элизабет сбежала.

Катерина вздохнула.

— Понимаю, вас это вряд ли устраивает, мистер Лористон, но лучше зайти поутру. Каждый вечер папа принимает снотворное, после чего становится немного потерянным.

Дэвиду подумалось, что ничего страшного в этом нет, но только в том случае, если завтра утром Чалмерс будет жив. Однако он кивнул и позволил Катерине сменить тему.

Как только трапеза завершилась, Катерина, сославшись на усталость, извинилась и удалилась.

— У Катерины все в порядке? — спросил Дэвид, едва она покинула комнату.

Дональд доставал виски из буфета, но после вопроса Дэвида обмер, вперившись взором в графин, кой держал в руках.

— Не совсем. Несколько недель назад у нее случился выкидыш. В свете прочих несчастий для нее это было невыносимо.

— О боже. Мне так жаль.

Дональд грустно улыбнулся.

— Доктор не видит причин для беспокойства. Зачать она сможет. Просто... она до сих пор удручена. На людях она пытается это скрывать, но когда мы наедине, она безутешна. И дело не только в ребенке. Она с ума сходила, когда Лиззи сбежала. А теперь еще и отец умирает. Катерина его обожает. Все девочки обожают.

Он вздохнул и поставил виски на стол, вынув два бокала, уселся на стул и налил приличную порцию.

— Вот уже несколько недель она сама не своя, — прохрипел Дональд. — Если получается, я работаю дома и присматриваю за ней. Мне не по душе, что она часто бывает одна. Из-за этого она впадает в хандру.

— Мне так жаль, — повторил Дэвид. — Катерина всегда была веселой девушкой.

Дональд тяжело и измученно вздохнул.

— А я так занят на работе.

Дэвид тут же ощутил укол вины. Дональд забрал себе множество дел, когда после несчастного случая Дэвид отправился в Пертшир вместе с Мёрдо. Дональд разбирался со всеми обязанностями попечителей доверительной собственности, кою Чалмерс создал, дабы обеспечить Элизабет, хотя, как партнер по доверенности, Дэвид должен был нести равную ответственность.

— Извините, Дональд, — молвил он. — Я воспринял вас как данность. Сообщите, что я могу сделать, дабы исправить положение.

— Не глупите. — Дональд приклеил на лицо небрежную улыбку. — За ваши дела мне прилично платили. Я вовсе не страдалец!

— И все-таки вы загружены работой и тревожитесь о Катерине. Мы что-нибудь измыслим. В любом случае мне пора задуматься о будущем. — После паузы Дэвид добавил: — Что насчет Элизабет?

Дональд пожал плечами.

— Ей слишком опасно возвращаться в Шотландию. Мы уверены, что люди Киннелла приглядывают за домом Чалмерса. Вероятно, за нашим тоже. — Он утомленно потер глаза. — Дело в том, что она никогда больше не увидит отца. Всем это дается тяжело. Катерина печалится, когда мать, используя сие как оправдание, возводит на Лиззи напраслину.

Дэвид мог себе представить. Мать не вынесла скандала, устроенного Элизабет.

После паузы Дэвид осведомился:

— Вам известно, зачем Чалмерс хочет меня видеть?

— Господь свидетель, он души в вас не чает. Хвастает вашими достижениями, будто вы его плоть и кровь. — Дональд смолк. — Вероятно, он хотел попрощаться, но у меня не выходит отделаться от мысли, что здесь есть нечто большее. Знаю, он тоже переживает за Элизабет. Я пытался вывести его на разговор, но... — Он беспомощно умолк.

— Завтра первым делом я пойду к нему.

Дональд поднял бокал.

— Будем надеяться, что он переживет эту ночь.

Глава 6

Следующим утром Дэвид как раз собирался покинуть особняк, когда в прихожую вышел Мёрдо.

— Ты кое-что забыл.

Дэвид заметил эбеновую трость с серебристой ручкой и гримасу у Мёрдо на лице, говорившую: «Только осмелься ослушаться».

— Дом Чалмерса в десяти минутах ходьбы, — возразил Дэвид.

Однако Мёрдо все равно протягивал трость.

— Тебе следует всегда брать ее с собой. — Выражение стало мягче при виде того, что отразилось у Дэвида на лице, и он ласково добавил: — Пока что.

Дэвид вздохнул, но трость взял, правда, отнюдь не любезно.

— Ладно, — фыркнул он и повернулся к двери.

— Непременно вернись к ужину, — произнес Мёрдо властным тоном, кой иногда у него проскакивал, что действовало Дэвиду на нервы.

Дэвид, разгневавшись, обратил на него взор.

— Обязательно мне приказывать? Я не твой лакей, да и до ужина еще восемь часов.

Мёрдо воинственно выпятил подбородок.

— Я не приказываю, а прошу вернуться как можно скорее. Завтра утром я уеду в Лондон.

В этот миг Дэвид догадался, в чем дело.

— Обещаю, я скоро вернусь. Мы проведем вместе весь вечер, Мёрдо.

Мёрдо отвел взгляд, щеки чуть порозовели.

— Хорошо, тогда увидимся позже.

Покидая особняк, Дэвид улыбался, несмотря на то что не выносил трость и боялся того, что обнаружит в доме Чалмерса.

Не успел он выйти за дверь, как тут же начал сожалеть, что не стал отстаивать свою точку зрения. Дэвид предпочитал не пользоваться тростью, если на то нет необходимости, а брать ее на столь короткую прогулку — это вообще нелепость. Его злило, что серебристый наконечник стучал по булыжникам, будто постоянно напоминал об изъяне. Можно подумать, боли в бедре и колене недостаточно.

Когда он добрался до дома Чалмерса, думы о собственных неприятностях и мелких заботах исчезли. Дэвиду даже в голову не приходило, что на улице он наткнется на признаки умирающего. Тротуар и дорогу перед домом друга усыпали толстым слоем соломы, дабы заглушить звуки проезжавших мимо карет, лошадей и шагов пешеходов. Это признак жуткой болезни. Неминуемой смерти. Впервые Дэвид прочувствовал истину — Чалмерс действительно умирал.

Он неторопливо подошел к парадной двери, разглядывая блестящую поверхность, и постучал. Тихая сдержанная служанка потупила глаза и отошла в сторону, дабы впустить Дэвида.

В доме царила такая же тишина, как и снаружи. Дэвида проводили в гостиную, где он сел на твердую кушетку, набитую конским волосом, и пристроил трость рядом с собой. Покуда он ждал, его пленило разнившееся тиканье часов, одни — угловые звонкие в высоком футляре, а вторые — каминные из золоченой бронзы. Те, что поменьше, на секунду отставали от больших, казалось, будто они отсчитывали разное время, разные двадцать четыре часа, одни сутки на секунду опережали другие.

Чуть позже распахнулась дверь, и вошла женщина. Первая мысль, пришедшая в голову: слава богу, это не миссис Чалмерс, с которой Дэвид страшился вести высокопарную беседу. Вошедшая женщина моложе миссис Чалмерс, одета в скромное серое платье, белый передник и белый кружевной чепец, прикрывавший волосы до такой степени, что Дэвид не мог разобрать, какого они цвета.

— Мистер Лористон, — тихо и любезно произнесла она.

Оттого что он быстро встал, трость с грохотом упала на пол. Женщина, успевшая до него дойти, наклонилась, дабы поднять трость, в тот же миг, что и Дэвид, из-за чего они стукнулись лбами.

— Какой я неуклюжий. Прошу меня простить.

— Незачем извиняться. — Она засмеялась, протягивая трость. — Сама виновата. Боюсь, это моя вторая натура — подбирать вещи за людьми. Я миссис Джессоп, сиделка мистера Чалмерса.

Дэвид отвесил поклон.

— Рад знакомству, мэм.

— Мистер Чалмерс будет счастлив с вами повидаться, сэр. Уже несколько дней он спрашивает про вас. С тех пор как мистер Фергюсон сообщил, что написал вам с просьбой приехать.

— Как он?

Лицо у миссис Джессоп осталось спокойным, однако взор светлых глаз смягчился, стал грустным и сочувственным.

— Скверно, сэр. Боюсь, ему осталось недолго.

— Как думаете сколько?

Она покачала головой.

— Нельзя сказать наверняка, но полагаю, не более нескольких дней. Если он проснулся утром, это уже счастье.

Огромный ком подступил к горлу, Дэвиду почудилось, будто он начал задыхаться. Миссис Джессоп отвернулась, пощадив его гордость.

— Идемте. Я вас провожу.

Дэвид взял себя в руки и последовал за ней по коридору. Вместе они поднялись по широкой винтовой лестнице. Дэвид не отрываясь смотрел на серо-голубые юбки сиделки.

Она подвела его к одной из опочивален и тихо постучала, после чего приоткрыла дверь.

— Мистер Чалмерс, к вам кое-кто пожаловал.

— Входите, — изрек он слабым вялым голосом, кой Дэвид с трудом признал.

Миссис Джессоп распахнула дверь и шагнула в сторону, дабы Дэвид ее миновал.

Мужчина, возлежавший в постели на подушках, был незнакомцем. В их прошлую встречу другу нездоровилось — он стал худее и хилее, — но сейчас Дэвид лицезрел нечто иное. Кожа да кости, лицо изможденное. В утреннем свете землистого цвета кожа походила на бумагу, а некогда мерцавшие глаза впали и потускнели.

Когда он устремил взор на Дэвида, ужасная маска смерти на миг треснула и Дэвид заприметил старинного друга.

— Дэвид...

Чалмерс попытался — и не сумел — приподняться на локте. Дэвид вызвался помочь, гадая, как сие сделать, но, прежде чем он успел составить план, рядом с Чалмерсом оказалась миссис Джессоп и захлопотала с горой подушек. Полминуты спустя Чалмерс уже сидел, откинувшись на огромную белоснежную опору, сооруженную сиделкой.

— Я вас оставлю, — молвила она, — а чуть позже принесу чаю, хорошо?

Ответа она дожидаться не стала, а тихо ускользнула и закрыла за собой дверь.

— Друг мой, — подойдя ближе, сказал Дэвид. — Рад вас видеть.

— Я тоже рад, юноша.

Тонкий голос звучал чуть громче шепота, однако он наполнил произнесенные слова богатой смесью эмоций: облегчением, удовольствием, печалью.

Дэвид опустился на пустой стул рядом с кроватью. Чалмерс в знак приветствия поднял ослабшую руку, и Дэвид взял ее в ладони. Изумленный, сколь холодной и хрупкой рука оказалась на ощупь, он осторожно растер ее пальцами. Взглянув Чалмерсу в лицо, он с ужасом ощутил стоявшие в глазах слезы.

Наклонив голову, Дэвид буркнул:

— Извините.

Однако Чалмерс лишь хрипловато хмыкнул.

— Не извиняйтесь. Я счастлив... что заслуживаю слез.

В ответ на типичное замечание Дэвиду удалось усмехнуться, но в смешке угадывалась грусть.

— Рад, что вы поспели вовремя, юноша. Пока я...

— Не надо...

— …пока я не умер, — выразительно продолжил Чалмерс и с печальной улыбкой примолвил: — Осталось недолго, юноша.

Чалмерс смолк, причем так надолго, что Дэвид задумался, сможет ли он продолжить разговор.

— Вы хотите что-то сообщить? — чуть погодя подсказал Дэвид. — Или о чем-то попросить? Вы знаете, я сделаю все, что в моих силах.

— Знаю, — прошептал Чалмерс. — Вы хороший друг. Да, мне есть о чем... попросить.

— Излагайте.

— До этого я дойду. Сначала скажите: вы видели Китти и Дональда?

Дэвид кивнул.

— Минувшим вечером я с ними ужинал.

— Тогда вы знаете, сколь... — Чалмерс подбирал слова и, по всей видимости, силился отдышаться, — сколь ослабла Китти.

Дэвид молчал, не зная, что можно говорить, а что нельзя. В итоге он определился:

— Китти справится. Дональд о ней позаботится. Вы же знаете, правда?

Чалмерс кивнул.

— Дональд замечательный юноша.

Он закрыл глаза, нахмурив брови, словно ему больно, при каждом прерывистом вдохе худая грудь ходила ходуном.

Разомкнув веки, Чалмерс произнес:

— Бедная Китти. Она всегда была... моей солнечной девочкой.

Дэвид серьезно посмотрел на Чалмерса.

— И опять ею станет. Она пережила непростые времена, но с помощью Дональда придет в себя. Она сильная. Каждая барышня мечтает о столь заботливом муже.

Чалмерс едва различимо кивнул, улыбнулся радостно и в то же время тоскливо.

— Они счастливы. По-настоящему любящая пара. Это...

Он замолк, снова закрыв глаза и напрягшись. Дэвид встал со стула и навис над Чалмерсом. Он встревожился, но не знал, как поступить.

Спустя минуту Чалмерс открыл глаза и дрожавшей рукой указал на кувшин, стоявший на тумбочке. Дэвид осторожно налил в чашку нечто похожее на воду и поднес к губам Чалмерса, обхватив его за плечи. Он чувствовал острые худые лопатки, выпиравшие через ночную рубашку, да и весил он ничтожно мало. Чалмерс напоминал шелуху, высохшую и готовую к тому, что ее сдует порывом ветра.

Как только Чалмерс напился и перевел дух, он опять заговорил:

— Слава богу, Китти вышла замуж за любимого мужчину. Лишь по сей причине и стоит жениться, юноша.

Дэвид разглядывал друга. Чалмерс, как никто другой, знал, что люди зачастую женились не по любви. Его собственный брак — это холодный расчет. Более того, Элизабет, старшая любимая дочь, вышла замуж за сэра Аласдера Киннелла после того, как разочаровалась в любви к Дэвиду. Дэвид, испытывавший чувство вины за то, что нескладно ей отказал, успокоился, узнав о браке, порадовался, что Элизабет столь удачно вышла замуж. Только вот позже он выяснил, что Киннелл над ней измывался.

— Я женился не по любви, — изрек Чалмерс. — Маргарет была дочерью старшего адвоката. На четыре года старше меня. Отец дал понять, что у нее приличное приданое, что он поможет мне в карьере. — Он закрыл глаза. — Тогда я был честолюбивым.

Дэвид не удивился, что брак Чалмерса с самого начала лишен нежных чувств. Супруга у Чалмерса горделивая, надменная женщина. Она не выказывала привязанности к супругу, все то время, что Дэвид знаком с Чалмерсом, она не почитала мужа и даже не пыталась скрывать презрение к его гостям, коих считала хуже себя.

— Я бы ничего не стал менять, — продолжил Чалмерс. — У меня четыре чудесные девочки, коих я люблю больше жизни. Но правда в том, что наш брак никогда не был счастливым. Она всегда была холодна. — Он опять закрыл глаза и старался дышать. Видимо, накатила очередная волна боли. Какое-то время помолчав, он добавил: — Вероятно, я тоже. Мы всегда жили как чужие люди.

Дэвид невольно сопоставил мрачную картину, нарисованную Чалмерсом, с тихим довольством родителей. У них никогда не имелось ни денег, ни положения в обществе, коими пользовались Чалмерс с супругой, зато у них имелось нечто более ценное: глубокая любовь, что пережила сотни испытаний, — потерю детей, скудный урожай и суровые зимы. Как бы ни было плохо, они всегда могли опереться друг на друга.

— Наверное, сложно, — пробормотал Дэвид, — жить как чужие люди.

— Я даже не представлял, насколько сложно, пока не встретил человека, что стал мне по-настоящему близким, — эмоционально сознался Чалмерс. Выдержав паузу, он добавил: — Я не намеревался этого делать. Она была овдовевшей клиенткой. Сначала мы стали друзьями. А гораздо позднее любовниками.

Дэвида повергло в шок. Он даже не догадывался. Чалмерс ни разу словом не обмолвился.

— Она знает о вашей болезни? — справился он.

Чалмерс, покачав головой, смежил веки и дернул кадыком.

— Она скончалась три года назад.

— Боже, Чалмерс. Мне так жаль.

— То время было кошмарным. Я ни с кем не мог о ней поговорить. Она была любовью всей моей жизни, а мне приходилось вести себя так, будто она никогда не существовала. Словно сердце у меня не разбилось.

После столь тягостного признания сердце у Дэвида сжалось.

— Как ее звали?

— Мэри. Мэри Каннингем.

— Рад, что вы... что вы нашли с ней счастье.

Слова прозвучали высокопарно, однако говорились от души. Дэвид знал, что Чалмерс все понял правильно.

— А я рад, что могу о ней рассказать. Все это время казалось, будто я отрекался от ее существования. Отрекался от того, что любил ее. — Он выдержал паузу. — От любви нельзя отрекаться.

— Она бы поняла, — откликнулся Дэвид.

Ответил Чалмерс не сразу:

— Вряд ли. Она умерла в одиночестве. После того как она захворала, я нанял сиделку, поскольку не мог постоянно находиться рядом. Это случилось после того, как я ушел на званый ужин, устроенный Маргарет. — Он закрыл глаза, голос дрожал и сочился сожалением. — Умерла она рано поутру. Меня рядом не было. Мне уже никогда не выпадет шанса быть рядом, когда ее не стало. Меня хватило только на то, чтобы приползти сюда и отужинать с какими-то занудами. Маргарет хотела, чтобы я их очаровал.

Страдание отразилось у Чалмерса на лице. Эта бездонная душевная боль намного мощнее боли физической, что ныне он сносил.

— Вы по-прежнему считаете, что она бы поняла, юноша? — прошептал Чалмерс.

Нельзя отрицать: признание Чалмерса изменило мнение Дэвида. Он вообразил, как его оставлял Мёрдо, дабы выполнить обязательства перед будущей женой, и диву дался, сколь мучительной оказалась эта мысль. Но он не хотел очутиться в таком положении. Уже очень давно он решил, что порвет с Мёрдо, едва на горизонте возникнет потенциальная жена.

— Но даже не об этом я жалею больше всего, — измученно продолжил Чалмерс.

— А о чем?

— Я признался Мэри в любви, только когда она расхворалась до такой степени, что слов уже не разбирала.

Чалмерс скривился от самопрезрения, и сердце у Дэвида заныло.

— Готов побиться об заклад, что она знала, — прошептал он.

Однако Чалмерс покачал головой.

— Слова наделены силой. Я не стал признаваться, чтобы наказать себя за неверность. Но когда Мэри занемогла, я осознал, что наказал и ее. Слова... — он порывисто вздохнул, — слова прозвучали гораздо могущественнее, чем я представлял. Но поскольку Мэри не слышала, слова не имели значения. Иногда мы обязаны говорить. — Он закрыл глаза. — А нас должны слышать.

Измученный долгим разговором, Чалмерс повалился на подушки и погрузился в легкую прерывистую дрему.

В то время как он дремал, снова появилась миссис Джессоп. Она принесла поднос, кой поставила на буфет, налила чаю, добавила молоко и сахар и передала чашку Дэвиду. Такой чай он не любил, но все равно с благодарностью пил, покуда она проверяла Чалмерса. Чалмерса тоже ждала чашка, но не с чаем. Миссис Джессоп поставила ее на тумбочку рядом с постелью на случай, когда он очнется. Засим она на цыпочках удалилась.

Наконец-то Чалмерс пошевелился. Стоило Дэвиду указать на лекарство, он комично поморщился, однако для удобства позволил себя приподнять.

Дэвид поднес чашку к губам, и Чалмерс принял большую часть содержимого, после чего вновь повалился на подушки.

— Хочу попросить вас об одолжении, Дэвид.

— Излагайте.

— Это связано с Элизабет.

— Я догадался.

Снова повисла тишина. Чалмерс собирался с духом. Дэвид уже уразумел, что умирающий друг делал все душераздирающе медленно.

— На прошлой неделе я получил письмо от Чарльза Карра, моего шурина. Он солиситор, управляющий доверительной собственностью Элизабет.

— Да, я помню.

Дэвид, как один из попечителей, до сей поры не исполнял своих обязательств — после несчастного случая Дональд взвалил эту ношу на себя.

— Какие-то сложности?

— Киннелл. Он наведался к Чарльзу в контору. Задавал вопросы про Элизабет.

Дэвид беспомощно воззрился на друга, стараясь не выдать, сколь его напугали вести, что муж так близко подобрался к Элизабет. Он на себе испытал, на что способен Киннелл, стоило супруге попасться на глаза.

— Чарльз сомневается, что Киннелл прознал про доверительную собственность или про то, что она в Лондоне, — продолжил Чалмерс. — Вероятно, Киннелл пришел к нему на всякий случай — он в курсе, что Чарльз член семьи, — однако с таким же успехом он мог следить за конторой.

В эту контору Элизабет ходила ежемесячно, дабы получить доход.

Дэвид задумался, подбирая обнадеживающие слова, но, прежде чем он сумел произнести хоть что-то, снова заговорил Чалмерс:

— Хочу, чтобы вы передали управление доверительной собственностью другому солиситору, желательно в другом городе, если у вас получится убедить Элизабет покинуть Лондон. Только попечитель может этим заниматься. — Он выдержал паузу и бросил на Дэвида сожалеющий взор. — Дэвид... знаю, просить вас об этом нечестно, но Дональда просить нельзя. Китти в удручающем состоянии.

— Это все? Не нужно извиняться, друг мой. Считайте, что все уже сделано.

— Не следовало вас просить, — безрадостно отозвался Чалмерс. — Вы еще не совсем здоровы.

— Для этой задачи и не нужно быть здоровым. Так совпало, что лорд Мёрдо завтра отбывает в Лондон. Уверен, он с радостью возьмет меня с собой, и я, как король, за неделю доеду до столицы. — На миг он смолк. — Я очень постараюсь убедить Элизабет переехать в другой город. Ей нужно убраться от Киннелла как можно дальше. Напишу вам, как только разберусь.

Чалмерс порывисто вздохнул — смесь облегчения и грусти.

— Спасибо. Однако сомневаюсь, что получу ваше письмо.

— Безусловно, получите...

Чалмерс укоризненно погрозил пальцем.

— Не лгите, Дэвид, пожалуйста. Не надо друг друга обманывать.

Дэвид сглотнул ком в горле и вымученно кивнул, а Чалмерс слабо улыбнулся.

Повисшая тишина нарушалась лишь тяжелым дыханием Чалмерса. Дэвид, разглядывая его, подмечал крошечные подсказки — едва различимые морщинки меж бровей, поджатые губы, — что намекали на боль, от которой он страдал.

Чуть погодя Чалмерс пробудился и вновь заговорил:

— Она много рассказывает про Йена Макленнана. Полагаю, они живут в одном доме. — Безучастный тон истолковать невозможно.

— Думаю, да.

На миг повисло молчание.

— По-вашему, она его любит? — Взгляд у Чалмерса стал беспокойным.

— Не знаю. — Движимый честностью, он дополнил: — Зато я знаю, что он любит ее. Он хороший человек и совершенно не похож на Киннелла.

Размышляя, Чалмерс глядел в потолок.

— Когда вы с ней свидитесь, — понизил он голос чуть ли не до шепота, — скажите... скажите, я сожалею, что дозволил Киннеллу сделать ей предложение. Он никогда мне не нравился. Надо было прислушаться к интуиции, а не потакать желаниям Маргарет.

— Скажу.

— Скажите, что я желаю ей счастья. Если она любит Макленнана, пусть будет с ним. Она не виновата, что не может выйти за него замуж.

Чалмерс снова сомкнул веки, опустившись на подушки, и мелко дышал. Он измаялся, стал белым как бумага, на лбу блестела испарина. И тем не менее он вынудил себя продолжить:

— Расскажите ей про... про Мэри.

— Расскажу, — пробормотал Дэвид, коснувшись ослабшей руки Чалмерса. — Обещаю.

— Вы хороший человек, Дэвид.

— Наверное.

— Хороший. Словами не передать, как я вам благодарен за то, что вы сделали для моей девочки. Вы не были обязаны. Будь я на вашем месте, не знаю, сумел бы я или нет. Но вы такой. Вы отличаете правильное от неправильного и считаете, что должны сделать мир лучше.

— Какое великодушное мнение. — Душевные слова смутили. — Лорд Мёрдо бранит меня, когда я начинаю хорохориться. Говорит, у меня все либо черное, либо белое.

Дэвид хмыкнул, а Чалмерс улыбнулся.

— Возможно, временами. Вы очень строги к себе. Позвольте себе стать счастливым.

Дэвид удивился. Округлив глаза, он вперился взором в Чалмерса.

— Я счастлив, — возразил он.

— Разве? Вы прекрасный адвокат, но боюсь, кроме работы, у вас в жизни ничего нет.

Дэвид ощутил, что краснеет.

— Работа для меня важна. Она приносит мне огромное удовлетворение.

— Знаю. Но вы понимаете, что жизнь — это не только работа?

Дэвиду подумалось: Чалмерс никогда не узнает, сколь сложен сей вопрос для мужчины вроде него. Обычному мужчине легко говорить: «Да, жизнь — это не только работа», когда «не только», к коему он стремится, — это женитьба на женщине, домашний очаг, дети. А если «не только» находится под запретом? Если «не только» означает смириться с жизнью, сотканной из долгого одинокого ожидания, разбавленной яркими моментами украденного счастья?

Дэвид осознал, что Чалмерс до сих пор ждал ответа, и вымученно улыбнулся, невзирая на то, что сердце у него щемило.

— Понимаю.

— Надеюсь, — прошептал Чалмерс. — Вы заслуживаете счастья, юноша. Такого, как у прочих, и даже больше.

Чалмерс провалился в бредовую дремоту, а Дэвид раздумывал над тем, что он сказал, и над словами, которые его попросили передать Элизабет.

«Будь счастлива. Не отпускай любовь».

«Не отрекайся от нее».

Через двадцать минут Дэвид начал задаваться вопросом, очнется ли Чалмерс. Обеспокоенный, он позвонил в колокольчик, и вскоре появилась миссис Джессоп.

— Следовало позвать вас раньше? — с тревогой осведомился Дэвид.

Она склонилась над Чалмерсом.

— Нет, сэр. — Миссис Джессоп поправила подушки. — Он почти постоянно то засыпает, то просыпается. Для него сон — это благословение, спасение от страданий.

Дэвид кивнул, силясь побороть боль в груди. Осознание, что друг умирал, снова выбило из колеи.

— Мне пора. Надо дать ему отдохнуть.

Дэвид в последний раз коснулся худой сухой руки, которую Чалмерс положил поверх покрывала. По лицу бежали горячие соленые слезы.

— Прощайте, друг мой, — прошептал он.

Чалмерс шевельнул рукой — всего лишь крошечное движение, — а затем приоткрыл тонкие веки.

— Будьте счастливы, юноша, — произнес он на выдохе и вновь смежил глаза.

Глава 7

Покинув дом Чалмерса, Дэвид отправился на прогулку. Хотелось забыться при помощи физической нагрузки. Он побрел на восток, миновал Ватерлоо Плейс и достиг широкой вершины Калтон-хилла, где долго просидел, позволяя ветру трепать волосы, и практически окоченел от холода. Сидя неподвижно на валуне, Дэвид наверняка напоминал статую, однако внутри он волновался и горевал.

Возможно, будь он прежним, Дэвид бросился бы бежать или взобрался на утес. Сделал бы что угодно, лишь бы истратить силы, смаковал жжение в мышцах, даже синяки или порезы. Но собой он не был. Даже после относительно короткой прогулки в колене и бедре возникла ломота.

Впервые он порадовался трости, пощадившей колено при спуске с холма. Дэвид во всех красках помнил каждый мучительный шаг, сделанный во время неблагоразумной прогулки от Макнелли до Лаверока, нестерпимую боль в колене, что появлялась, едва он ступал на правую ногу. Ныне он по-прежнему чувствовал отголоски той боли, но, к счастью, основное бремя возложил на трость.

Видимо, Дэвид все-таки учился осторожности.

Отчего-то эта мысль опечалила. Добравшись до подножия холма, Дэвид побрел новым путем, ибо не имел желания возвращаться домой. Северный мост привел его в охотничьи угодья подле собора Сент-Джайлс на Хай-стрит. Он остановился возле здания парламента и задумался, не зайти ли в библиотеку адвокатов, дабы узнать, кто там находился, и послушать последние сплетни факультета, но все-таки решил, что не сумеет это вынести. Не сможет отвечать на вопросы о несчастном случае, о выздоровлении, о причине, по которой он возвратился в Эдинбург. Вместо этого он улизнул в таверну «Толбут» и, невзирая на время, заказал джилл крепкого алкоголя.

Таверну окутывал мрак. День стоял серый и пасмурный. Но даже будь день погожим, крошечные окна с толстыми покосившимися стеклами почти не пропускали солнца. Единственный источник света — это огонь в камине, излучавший сияние. Наверное, горел он уже несколько часов, ибо в камине лежали лишь тлеющие угли.

Продрогнув до костей, Дэвид уселся возле камина. Хозяин принес виски и поставил рядом маленькую металлическую стопку. В ответ на благодарность он кивнул и на пути к прилавку подбросил поленьев в огонь. Вскоре желтые язычки пламени принялись облизывать свежую растопку. Из камина поплыл коричневатый дым, покуда поглощалась влажная смолистая кора, отчего Дэвид закашлялся и отодвинул стул, а на место вернулся, только когда поленья начали гореть должным образом.

Он наблюдал, как поленья мало-помалу прогорали: поначалу сделались черными, затем запылали оранжевым, а потом стали белыми. И вот от них не осталось ничего, кроме двух призраков, что каким-то образом сохраняли прежние формы, но лишь до той поры, пока хозяин не разворошил их кочергой и не превратил в пепел.

Дэвид, заморгав, прогнал оцепенение и осознал, сколько времени минуло. Осознал, что не выпил ни порции. Виски в кувшине остался непочатым, а стопка стояла сухой.

На миг он задумался употребить все за один большой глоток, однако припомнил, как Мёрдо схватил его за руку и проговорил напряженным от разочарования голосом: «Стоит тебе столкнуться с чем-то неприятным, это твое решение...»

Мысленно выругавшись, он взял трость и поднялся, неизбежный приступ боли вынудил стиснуть зубы. Даже при помощи трости долгая прогулка не прошла бесследно — в некотором смысле твердые неровные булыжники городских улиц карали суровее наихудших сельских тропинок.

До дома Мёрдо не более полутора километров, но казалось, будто в десять раз больше. К тому моменту, как Дэвид переступил порог, хромота вернулась. В то время как лакей забирал у него шляпу и трость, вышедшая в прихожую экономка справилась, желает ли Дэвид пообедать или, возможно, выпить чаю с пирогом. Он вежливо улыбнулся и отказался. Из-за эмоциональной встречи с Чалмерсом и боли в бедре и колене аппетит полностью его покинул. Хотелось лишь одного: прилечь.

Извинившись, Дэвид сбежал в отведенную для него опочивальню и чуть не застонал от облегчения, когда наконец-то затворил дверь и задвинул шторы. Обеспечив себе уединение, он разделся и сел на кровать, дабы осмотреть пульсирующее колено. Оно немного опухло и стало чувствительным, ввиду того что Дэвид прекратил непрерывно двигаться, боль начала усиливаться, а конечность начала остывать. Вздохнув, он достал из армуара банку линимента и принялся разминать ногу, размышляя о том, что у Мёрдо получалось лучше, что прикосновения Мёрдо успокаивали больше.

Дэвид улегся и, поморщившись, приподнял онемелые бедра, дабы вытянуть из-под себя покрывало и укрыть свое изможденное тело. Вопреки физической усталости в голове метались мысли. Внутри поселились тревога и горе, покуда он обдумывал прощальный совет Чалмерса и удручающее видение того, что ждало в будущем.

Много месяцев назад, еще до несчастного случая, Мёрдо упоминал некую договоренность, согласно которой они смогут видеться раз в год, а иную жизнь — ту, где жена и семья, — Мёрдо тщательно отделит. Дэвиду без надобности проверять эту договоренность на практике, он и так понимал, что жить с этим не получится. При одной лишь мысли внутри все бунтовало. Женившись, Мёрдо пообещает хранить супруге верность. Как Дэвид сможет отдаваться Мёрдо? Это неправильно во всех смыслах. Нечестно по отношению к жене Мёрдо и к самому себе.

Дэвид мог себе представить, как Мёрдо отреагирует на это прекословие. Он заявит, что барышня, на коей он женится, вступит в брак, допуская — даже уповая, — что у Мёрдо будут любовники. И что она тоже сможет обзавестись любовниками. Скучающим тоном, коим он толковал о мире аристократии, где обитал, Мёрдо скажет: «Так устроен мир...» Дэвид уже слышал эти слова, их не хватило тогда, чтобы пресечь возражения, не хватит и сейчас.

В какой-то миг он погрузился в беспокойный сон, плыл в путаном лабиринте грез. Дэвиду снилась первая любовь, Уилл Леннокс, они купались в реке в Мидлаудере, по телу бегали мурашки. Уилл юный и прекрасный, мокрые темные волосы прилизаны, зеленые глаза озорно мерцали. Посмеиваясь, они слились в поцелуе.

Поначалу поцелуй был невинным, но вскоре стал жарче, а Уилл стал упорнее и требовательнее. Дэвид осознал, что он уже не с Уиллом, а с Мёрдо.

Мёрдо с мольбой смотрел на него мрачными темными глазами.

Дэвид разорвал поцелуй и спросил, что случилось, но Мёрдо не ответил, лишь глядел на него с немой болью. Дэвид углядел, что истекавший кровью Мёрдо пытался закрыть длинными пальцами зияющую рану на груди. Дэвид, завопив, тоже прижал руки к ране и беспомощно вскрикнул, едва темная кровь просочилась сквозь их сплетенные пальцы.

Он пробудился от собственного крика, сердце грохотало от страха и смятения, лицо от слез промокло. В тот же миг дверь отворилась, ручка стукнулась о стену. В опочивальню влетел Мёрдо.

— Что стряслось?

Дэвид сел.

— Ничего... Мне приснился сон... кошмар. — Смутившись, он смахнул слезы. — Извини, если встревожил.

Мёрдо, расслабив плечи, тихо закрыл за собой дверь.

— Я подумал, тебя убивают! — пошутил он, подходя к кровати, и смущенно хохотнул. Усевшись рядом с Дэвидом, он ласковее примолвил: — Ты в порядке?

— Честно говоря, чувствую себя неважно. — Дэвид вымученно засмеялся.

Он хотел попросить Мёрдо обнять его, но не получилось произнести ни слова. Изречь «Обнимешь меня?» невозможно.

Как оказалось, облекать потребность в устную просьбу без надобности. Без спроса Мёрдо обхватил его руками и придвинул ближе.

— Господи, да ты окоченел. — Он начал растирать озябшего Дэвида большими теплыми ладонями. — Ты спал под тонким покрывалом?

— Я хотел вздремнуть несколько минут. Но, видимо, все-таки уснул. Который час?

— Начало шестого.

— Выходит, я проспал три часа! — потрясенно воскликнул Дэвид.

— Виделся с Чалмерсом?

Черные как смоль, тревожные глаза вызвали воспоминания о кошмаре, и сердце у Дэвида вновь забилось чаще. Отведя взор, он подполз ближе, нуждаясь в физическом заверении, что Мёрдо теплый и живой. Он обвил руками Мёрдо за талию и припал щекой к шее, вдыхая знакомый пьянящий аромат.

На миг Мёрдо замер, будто изумился, а затем прижал холодного Дэвида к себе и чмокнул в висок.

Дэвид ощутил вспышку благодарности за то, что они с Мёрдо живы. Живы и рядом, вместе, сейчас.

На него снизошло глубокое понимание того, что значит быть живым. Какая это честь. Что значит разделять жизненные моменты — даже тягостные моменты — с любимым человеком.

«Любимый человек».

Мёрдо.

Откровение осталось невысказанным, непривычные слова произнести еще сложнее, чем «Обнимешь меня?». Гораздо проще остаться на месте, цепляться за мужчину из плоти и крови, передавая чувства через касания.

Чуть погодя он догадался, что так и не ответил на вопрос.

— Прости, наверное, я еще сплю. Да, я виделся с Чалмерсом. Он кое о чем меня попросил. Чуть позже обсудим.

— Если хочешь, можем обсудить сейчас.

— Нет... — Дэвид замолчал, подбирая слова. Те, на коих он остановился, прозвучали беззащитно и отчаянно: — Сначала мне нужен ты.

Он поднял голову, зная, что гримасой выдаст все тайны. Он даже не пытался утаивать свои чувства. Мёрдо увидел все: отчаяние, горе, пронзительное неотступное желание. А какой смысл прятаться? Какой смысл обладать даром жизни — и знать, сколь он прекрасен, — если нельзя разделить его с Мёрдо?

Мёрдо заглянул Дэвиду в глаза, и его взор смягчился.

— Ты тоже мне нужен, — прошептал он и завладел губами Дэвида.

Поначалу они касались друг друга едва уловимо, прижимались друг к другу устами, дышали в унисон. Невероятная близость. Невероятная нежность. Наслаждение настолько невыносимое, что в сердце словно впилась колючка. Телесная мука, плотская утеха.

На миг они прервались, глядя друг на друга, засим Дэвид снова потянулся к губам Мёрдо, правда, на этот раз поцелуй вышел жадным, ненасытным. Спустя секунду Мёрдо ответил с той же страстью. Одетый Мёрдо и нагой Дэвид переплелись языками. Мёрдо поглаживал холодную кожу.

Как бы ни были приятны прикосновения, Дэвид порадовался, когда Мёрдо наконец-то принялся сбрасывать одежды. Он жадно взирал, как Мёрдо быстро раздевался, благодарно застонал, как только они сблизились, наслаждался шелковистой плотью и покалыванием волосков у Мёрдо на груди, коей он прижимался к практически гладкому торсу. Дэвиду понравилась захватывающая дух услада, когда они соприкоснулись членами. Мёрдо уткнулся головкой в основание, едва приник к Дэвиду стройными бедрами. Они слились в одно целое, одаривали друг друга глубоким отчаянным поцелуем, дышали одним воздухом, двигались в бешеном ритме. Казалось, прошло не более нескольких секунд, как наступила разрядка. Дэвид вскрикнул, а миг спустя Мёрдо ответил стоном.

Долгие минуты они лежали в дружеском молчании. Однако Мёрдо наконец-то повернул голову на подушке.

— Так чего хотел Чалмерс?

Дэвид пересказал, что поведал Чалмерс про визит Киннелла к Чарльзу Карру, сообщил, что он попросил перевести управление доверительной собственностью.

— Придется как можно скорее поехать в Лондон. Хочу, чтобы завтра ты взял меня с собой. — Он заметил, что Мёрдо нахмурился, и добавил: — Я не смогу спокойно спать, пока не выполню обещание, Мёрдо.

— Дэвид Лористон снова спешит на помощь, — иронично подметил Мёрдо. — Хочешь, чтобы я приказал оседлать для тебя лучшего белого коня?

— Я лишь исполняю обязанности, что входят в компетенцию попечителя... — Дэвида остановил вздох Мёрдо.

— Хорошо, хорошо. Раз ты все решил, лучше даже не пытаться тебя отговаривать. Вечером придется паковаться. Мы отбываем на рассвете.

Глава 8

И снова вояж в карете. Так далеко Дэвид еще не путешествовал. Поныне он проводил в карете не более двух дней. До Лондона же добираться добрую половину недели. Дэвиду казалось, что это самая длинная неделя в его жизни.

Мёрдо заверил: если в заказанных гостиницах не найдется свободных опочивален, никто и глазом не моргнет, что они с Дэвидом переночуют вместе. Дэвид очень на это надеялся, только вот по какой-то иронии судьбы во всех гостиницах отыскивались свободные опочивальни. Не говоря уже про любопытных хозяев и гостей, что ночами слонялись по коридорам. Посему Дэвид и Мёрдо провели пять дней мучительно близко друг к другу в раскачивающейся закрытой карете, где им могли помешать в любой момент, а на ночь разлучались.

Время они коротали за разговорами. Наконец-то Мёрдо начал нарушать правила, установленные несколько месяцев назад, когда Дэвид поехал в Лаверок. Конечно, это не совсем правила. Мёрдо никогда без обиняков не заявлял, что есть темы, кои он не станет обсуждать. Просто он никогда не скрывал, на какую тему ему говорить неприятно. Говорить о семье было неприятно всегда.

До сего момента. Во время этой поездки он начал рассказывать про братьев и сестер. Про старших братьев, безропотного Харриса и напыщенного Яна, коих Мёрдо недолюбливал, и про трех младших сестер, каждая из которых вышла замуж за мужчину, выбранного отцом. Узнал Дэвид и про почившую мать, доброжелательную, но сдержанную женщину, у которой не было времени на младшего сына, ибо она вынашивала одну беременность за другой, справлялась с чередой новорожденных чад и мертвых детей, а однажды, когда Мёрдо было тринадцать, умерла при родах.

Отца Мёрдо практически не упоминал, только намекал, что он спланировал династические браки детей и сотворил политическую карьеру зятьев. Мёрдо без надобности много говорить, Дэвид и так уразумел, что граф Балфор омрачил сыну жизнь. Дэвид сознавал, что граф имеет отношение к сей поездке. Догадался еще несколько недель назад.

Граф регулярно присылал письма. Каждую неделю в Лаверок приходило письмо, а иногда и два. Дэвид быстро стал признавать увесистую грязно-белую бумагу, большую печать и аккуратный, выполненный пером рисунок, коим отмечалась графская корреспонденция. Всякий раз, когда Дэвид приходил завтракать и видел такое особое письмо, он знал, что Мёрдо заберет его и прочтет без свидетелей. А вскоре после этого Мёрдо поднял тему отъезда в Лондон.

— Сюзанна слишком юна для Лэнсбери, — изрек Мёрдо. Сюзанна его самая младшая и любимая сестра. — Она никогда не ходила на балы, не имела воздыхателей. Конечно, ей, молодой матроне, всего этого хочется, только вот Лэнсбери не допустит.

— Почему отец выбрал для нее столь взрослого мужчину? Неужто не нашлось подходящего мужчины, близкого по возрасту?

Мёрдо фыркнул.

— Ему даже в голову не пришло задуматься. Он хотел сдружиться с Лэнсбери, а Лэнсбери хотел супругу. Почему бы не отдать ему дочь восемнадцати лет от роду? Какая разница, что Лэнсбери на тридцать лет старше?

— Удивительно, что он до сих пор не женил тебя, раз он столь безжалостен.

Последние два дня Дэвид упоминал графа без экивоков. Стало любопытно, сумеет он уговорить Мёрдо рассказать больше об отце или нет.

Как обычно, стоило Дэвиду заговорить про графа, Мёрдо стиснул зубы и перевел взор на окно. Только Дэвиду подумалось, что все, беседа окончена, как Мёрдо молвил:

— Дело не в том, что он не прилагал усилий.

— А в чем?

Мёрдо не отрывал взора от плоского монотонного пейзажа.

— Отец как паук. Его паутина тянется бесконечно далеко. Всю жизнь я пытаюсь разорвать эти нити. — Он взглянул на Дэвида и улыбнулся, вернее, чуть растянул губы. Теплота не достигла глаз. — Давай не будем о нем говорить. Я начинаю брюзжать.

Он не только начинал брюзжать. Он становился несчастным.

Дабы его отвлечь, Дэвид принялся задавать вопросы про окрестности, и вскоре Мёрдо рассказал все про графство Бакингемшир, перечислил фамилии тех, кто владел самыми большими участками земли. Называл он наизусть, словно выучил давным-давно. Дэвид слушал, изредка задавая вопросы, его больше интересовала резвая, но безразличная манера отвечать, нежели сами ответы.

Его этому обучили.

Чуть погодя карета начала замедлять ход. Дэвид, высунув голову в окно, выяснил, что они достигли следующей остановки: старого разбросанного подворья. Крышу недавно покрыли тростником, вид подворье имело крепкий и процветающий. С момента отъезда из Эдинбурга это самое приятное место, где они остановились. Из дымоходов тянулись кудрявые клубы дыма и повисали в темнеющем небе, словно не знали, куда плыть.

Желудок у Дэвида оглушительно заурчал, будто его оповестили о близости пищи. Мёрдо захохотал.

— Проголодался?

— У меня с утра крошки во рту не было, — оправдываясь, подчеркнул Дэвид.

На предыдущих остановках он отказывался от кушаний, его мутило после долгих часов, проведенных в раскачивающейся карете. Дневной отрезок пути дался легче, и теперь желудок начал сетовать на пустоту. Громко.

Кучер виртуозно провел широкую, запряженную четверкой карету через узкие ворота, даже угла не зацепив. Засим все потекло в том же духе, что и в минувшие вечера. Они выбрались из кареты, покуда слуги выгружали сундуки, а конюхи отвязывали лошадей, и направились к главному зданию искать хозяина.

Они нашли его в коридоре. Им навстречу вышел маленький жилистый мужчина неопределенного возраста, густые ореховые волосы не вязались с непомерно морщинистым лицом. Дэвид задумался, не носил ли он парик.

Вел он себя раболепно, что действовало Дэвиду на нервы. Вероятно, для его рода занятий сие необходимость, если учесть количество зажиточных постояльцев, ожидавших, что к ним будут относиться с должным почтением, однако его манера поведения граничила с подхалимством.

Назвался он мистером Фостером, и глаза у него вспыхнули, стоило лишь Мёрдо представиться.

— Ах, ваша светлость, — радостно произнес он. — Мы вас ждали.

— Вы ждали меня и моего кучера, — поправил Мёрдо. — Но не мистера Лористона. Сможете помочь нам с дополнительной опочивальней?

Фостер улыбнулся, продемонстрировав крепкие желтые зубы, и, к несчастью, подтвердил, что со второй опочивальней сложностей не возникнет. Мёрдо — привыкший отдавать приказания и рассчитывать, что их выполнят, — потребовал, чтобы для них приготовили горячие ванны и подали ужин в отдельную гостиную. Фостер согласился со всеми распоряжениями.

Спустя двадцать минут после прибытия Дэвид уже снял измятые одежды и впервые за несколько дней погрузился в благословенно горячую воду. Жар унял измученное колено — стоило посидеть сиднем, ситуация всегда усугублялась, — отчего он облегченно и удовлетворенно вздохнул.

Дэвид оставался в воде, пока она не остыла. Наконец-то выбравшись, он быстро вытерся, затем намазал ногу линиментом и оделся. Выйдя из комнаты, он чувствовал себя гораздо чище и расслабленнее. По пути в гостиную, заказанную Мёрдо, Дэвид потянул носом — запахи, доносившиеся с кухни, были очень многообещающими. Возле двери в гостиную он обнаружил хозяина.

Фостер поприветствовал его с тем же подобострастием, от коего Дэвида чуть раньше передернуло, и даже поклонился, перед тем как распахнуть дверь.

Гостиная оказалась уютной, даже не в меру изящной. Мёрдо здесь смотрелся неуместно, окруженный цветочной фарфоровой посудой, кружками-тоби и обрамленными вышитыми картинами. Он слишком крупный, слишком мужественный. Волк в хижине дровосека. Дэвид улыбнулся своей причуде и прошел в комнату, с удовольствием отметив, что Мёрдо оживился, едва его завидел. Дэвид подозревал, что с ним произошло то же самое.

Стоило двери закрыться, напряженность сошла у Мёрдо с лица. Он быстро подошел к Дэвиду и от души поцеловал, опустив руку на талию. Когда он отступил, глаза у него сияли.

— Нам нельзя, — изрек Дэвид, словно Мёрдо задал вопрос.

Несмотря на отказ, он ухмыльнулся, а голова пошла кругом от счастья, вызванного кратким неловким знаком внимания. После отъезда из Эдинбурга они лишь несколько раз поцеловались, а сегодня им впервые удастся поужинать в закрытой гостиной. Затворенная дверь и задернутые шторы придавали уединению надежности.

— Наверное, ты прав, — весело согласился Мёрдо и добавил: — Как тебе ванна? Кажется, ты остался доволен. Ты такой розовощекий, весь светишься.

— В ванне было замечательно, — заверил Дэвид. — Я так долго просидел в воде, что пальцы стали похожи на чернослив.

— Я тоже. — Мёрдо ухмыльнулся. — И я возлагаю большие надежды на ужин. Пахнет недурно.

Словно он их подслушал — а возможно, и подслушал, — вошел Фостер с корзинкой свежеиспеченного хлеба и масленкой.

— Добрый вечер, милорд. — Он отвесил низкий поклон. Кланяясь и одновременно держа корзинку и масленку, смотрелся он несуразно. Засим он поклонился Дэвиду. — Сэр.

Дэвид кивнул и пробормотал в ответ:

— Добрый вечер.

Однако слов никто не разобрал, ибо Мёрдо злобно гаркнул:

— Кажется, вы говорили, что это закрытая гостиная.

Хозяин побледнел и застыл, так и не успев выпрямиться.

— Прошу прощения, милорд?

— Да уж потрудитесь, черт вас дери! — продолжил Мёрдо. — Вы не слышали, что, прежде чем входить в закрытую комнату, надо стучать?

Обомлев, Дэвид сглотнул. Может, Мёрдо еще во всеуслышание заявит, что они жаждали уединиться? Но он отмахнулся от сих дум. Говорил Мёрдо правильно. Предполагалось, что это закрытая гостиная. Если гости хотели уединиться, это вовсе не значит, что они хотели друг друга. Они могли обсуждать личные дела.

— Ну? — буркнул Мёрдо.

— Пожалуйста, примите мои извинения, милорд, — запинаясь, проговорил Фостер. — Я забылся. Больше этого не повторится.

Не повторилось. Более Фостер не появлялся, а боязливая юная служанка, присланная на замену, чуть не выбивала дверь всякий раз, когда приносила новое блюдо, и дрожавшими руками расставляла дребезжащую посуду. С ней Мёрдо общался учтиво. Даже ласково.

Когда она принесла соус, случилось небольшое несчастье. Она удерживала слишком много всего, и соусник опрокинулся, содержимое залило белую скатерть.

— О нет! — ахнула она. — Мистер Фостер из меня всю душу вытянет!

Залившись краской, она принялась вытирать беспорядок передником.

Мёрдо, останавливая, коснулся ее руки.

— Как вас зовут?

— Пегги, милорд. — Она покорно на него взглянула, однако тут же перевела взволнованный взор на стол.

— Пегги, возвращайтесь на кухню и скажите мистеру Фостеру, что его светлость опрокинул соусник и хочет, чтобы ему принесли свежую скатерть, а эту сожгли. И будьте так любезны, добавьте стоимость в мой счет.

Самым высокомерным тоном он подсказал девушке, что следовало повторить хозяину, а засим расплылся в самой льстивой улыбке.

— Справитесь?

Она таращила на Мёрдо округлившиеся глаза и повторила его слова. Дважды, по настоянию Мёрдо. Он остался доволен и отпустил ее. Она поспешила прочь.

Едва Пегги удалилась, Мёрдо воззрился на Дэвида.

— Что? Почему ты так на меня смотришь?

— Это было любезно. — Дэвид усмехнулся. — И ни капли не коварно.

— Коварно? — возмутился Мёрдо, однако выглядел радостным, показалась привлекательная ямочка, которую Дэвид обожал.

— Я бы поступил иначе. Я бы поговорил с Фостером вместо нее. — Выдержав паузу, Дэвид сознался: — Возможно, сделал бы только хуже.

Мёрдо хмыкнул.

— Честен до отвращения — это про тебя.

Дэвид печально хмыкнул.

— Матушка всегда так говорит.

— Ты прямолинеен. Непреклонен.

— Ты считаешь меня несгибаемым, — укорил Дэвид, правда, не запальчиво.

Мёрдо наклонил голову.

— Иногда. Порой я не решаюсь о чем-то тебе рассказывать, потому... — Он замолчал, во взгляде улавливалась тревога.

— Почему?

— У тебя всегда либо черное, либо белое. Никогда не встречал человека, который до такой степени отличал бы правильное от неправильного.

Дэвид задумался над этим отголоском слов, услышанных от Чалмерса несколько дней назад.

— Сомневаюсь, что это правда. — Он нахмурился. — Мне, как никому другому, сложно разобраться, что правильно, а что нет.

— В том-то и суть. Большинство людей это не заботит. Большинство людей ловко себя убеждают в том, что их желания — те, что их устраивают, — правильны. Или не совсем неправильны. — Мёрдо улыбнулся. — В этом я знаток.

Дэвид отпил эля.

— Не думаю, что я настолько принципиален, как ты воображаешь. За последние два года мое мнение по некоторым вопросам разительно поменялось. Причем так, как устроило меня.

Взгляд у Мёрдо смягчился.

— Если ты толкуешь про нас, я знаю, что ты не без труда поменял мнение. Ты до сих пор маешься, до сих пор сомневаешься в себе. — После паузы он добавил: — Даже сейчас, отдаваясь мне, ты отчасти сдерживаешься.

Сердце у Дэвида сжалось из-за сказанного и из-за безрадостного взгляда, коим его одарил Мёрдо. Говорил Мёрдо правду, но Дэвид даже не догадывался, что он об этом знал.

— Кажется, будто... — Мёрдо вроде бы препирался с самим собой, стоило продолжать или нет, — кажется, будто мы боремся с этой твоей стороной. Хочу, чтобы ты от нее отказался, доверился мне. Но ты по-прежнему сомневаешься в правильности того, что у нас есть. Не знаю, как тебя переубедить.

— Мёрдо...

На сей раз в дверь постучали иначе, резче, а в конце ритм убыстрился.

Они переглянулись, огорченные тем, что им помешали.

— Войдите, — крикнул Мёрдо.

Пожаловал Фостер, а за ним с чистой скатертью и несчастным выражением на пухлом лице плелась Пегги.

— Ваша светлость, вы просили чистую скатерть? — Фостер елейно осклабился.

Мёрдо смерил его долгим взором, после чего подтвердил:

— Просил. А эту сожгите, если вас не затруднит. — Он презрительно щелкнул пальцем по испачканной скатерти.

— Всенепременно, — заверил Фостер и начал убирать серебряные изделия со стола, засим примолвил: — Приношу извинения за нескладность Пегги.

Должно быть, Фостер догадался, что соус разлила девушка, и явился изложить правду.

Он допустил серьезную оплошность.

— Прошу прощения? — произнес Мёрдо с явным неодобрением и холодностью в голосе.

Фостер оцепенел. Заметив гримасу у Мёрдо на лице, он тяжело сглотнул.

— На что вы намекаете своим замечанием? — требовательно поинтересовался Мёрдо.

— Я всего лишь извинился, милорд. — Фостер облизнул губы. — Без сомнения, вы пролили соус из-за девушки, и я хотел вас заверить...

— Что она вам сказала?

Очевидно, поспешный вопрос Фостер принял за доказательство своих подозрений — глаза у него победно загорелись.

— Только то, что вы пролили соус и желаете новую скатерть, милорд.

— А про то, чтобы стоимость испорченной скатерти добавили в мой счет?

— Да.

— Тогда зачем вы мне докучаете? — взревел Мёрдо, сверкнув глазами и гневно раздув ноздри.

Фостер затрясся перед лицом праведной ярости, а Пегги стояла у хозяина за спиной, потупив взор, и кусала губу, дабы скрыть улыбку.

— Вероятно, — продолжил Мёрдо, — вы подумываете пожурить меня за нескладность? В этом дело? Извинения — это такой хитрый способ меня отчитать?

— Нет! Нет, милорд! Я бы не посмел вас критиковать! — пролепетал хозяин.

— Я уже сказал, что оплачу новую скатерть. Вам мало?

— Милорд, это очень великодушно. — За секунду лицо у Фостера стало еще испуганнее. — Я не намеревался намекать, что вы невнимательны.

Мёрдо нетерпеливо от него отмахнулся.

— Довольно. Прошу, оставьте нас. — Он указал на Пегги. — А вы займитесь столом, будьте любезны.

Совершенно не обращая внимания на Фостера, Мёрдо заговорил с Дэвидом — кто бы мог подумать — о лошадях.

Фостер ретировался, а Пегги начала переставлять оставшиеся блюда на буфет. Минуты через две после того, как дверь за Фостером закрылась, Мёрдо обратился к девушке:

— Я так понимаю, он вам не поверил?

Она печально покачала головой.

— Вечно у меня с ним проблемы. Он вечно лишает меня части жалования.

— Вам следует подыскать другое место.

— Я коплю на свадьбу. Через год меня здесь не будет.

— Ах, вот оно что.

Из кармана Мёрдо извлек кожаный кошелек и поманил девушку к себе. Пегги опасливо подошла.

— Вытяните руку.

Она открыла пухлую ладонь, и он отсчитал пять гиней.

Девушка впилась взором в золото, а другой рукой прикрыла рот. На глаза навернулись слезы.

— Ох, сэр, — прошептала она, а затем, ужаснувшись, вскинула взгляд. — То есть милорд!

— Спрячьте их куда-нибудь, где не сыщет этот гнусный коротышка. Мы же не хотим, чтобы вас обвинили в воровстве, правда? И еще. — Он достал визитную карточку и протянул ей. — Здесь указаны мои имя и адрес на случай, если до ухода у вас опять возникнут сложности.

— Благодарю вас, — прошептала она, благоговейно разглядывая монеты.

— Вам лучше от этого избавиться, пока он не вернулся. — Мёрдо осклабился.

Она сделала, как велено, предварительно убрав монеты в носок туфли.

Как только Пегги ушла, Дэвид проговорил:

— Недурственную сцену ты разыграл с Фостером. Вряд ли я когда-то видел, чтобы ты вел себя настолько аристократично.

— Понравилось?

— Не сказал бы, что понравилось... Не хотелось бы, чтобы ты держался со мной в той же манере. Но это подействовало.

— С некоторыми полезно так себя вести, — признал Мёрдо. — Смею заверить, это гиблое дело — держаться в той же манере с поборником равноправия вроде тебя.

Мёрдо ухмыльнулся, черные глаза весело замерцали, и Дэвида вдруг захлестнуло волной любви и обожания. Любви к этому сложному, а временами упрямому мужчине, который все-таки способен поступать благородно.

Однажды он заявил Дэвиду: «Не выискивай во мне добродетель, Лористон. Ты ничего не найдешь».

Дэвид взял Мёрдо за руку и поцеловал костяшки. Теплая кожа, коей он коснулся губами, и сильные длинные пальцы, которыми Мёрдо обхватил его пальцы, вызвали чувство нежности.

На миг Мёрдо озадачило ласковое поведение, но как только Дэвид вознамерился высвободиться, он крепче ухватился за его руку. Так они и сидели, держать за руки, допивали эль и смотрели, как огонь превращался в пепел.

Глава 9

Часы еще не пробили пять утра, а со двора уже доносились цоканье лошадиных копыт и грохот экипажей. Застонав, Дэвид накрыл лицо подушкой, дабы заглушить шум, но бесполезно. Вскоре по лестнице начали сновать слуги и гости. Дэвид потерял всякую надежду на отдых.

Жаль, рядом не было Мёрдо. Они могли бы провести в постели час или два. В общем, Дэвид занялся тем, к чему долгое время не приходилось прибегать: он довел себя до кульминации.

Позже Дэвид умылся и оделся, даже не глядя в зеркало, заправил длинные волосы за уши и кое-как завязал платок.

В зале для завтраков он отыскал Мёрдо, столь же усталого и сварливого, как и сам Дэвид, правда, в десять раз элегантнее. Уткнувшись в тарелку с копченой селедкой, он брюзгливо предложил выехать пораньше, раз уж они проснулись. Дэвид с радостью согласился на сие предложение.

Финальный отрезок путешествия прошел довольно приятно. Ехать до Лондона всего несколько часов. После плотного завтрака и выпитого кофе они оживились — во всяком случае, до тех пор, пока не настигнет усталость. Вскоре после полудня карета прибыла к лондонскому особняку Мёрдо на Керзон-стрит.

Дэвид выбрался из кареты, используя трость, дабы не слишком напрягать больную ногу, и не обращая внимания на одобрительно улыбавшегося Мёрдо. Ступив на тротуар, он зачарованно огляделся. Особняки с классическими фасадами, что выстроились вдоль улицы, удивительно напоминали о родных местах, но здесь они различались по высоте: некоторые дома выше соседей на целый этаж или даже больше.

Цветовая палитра у зданий тоже разнообразна: коричневый кирпич и ярко-белая штукатурка. Разительно отличается от вездесущего песчаника, что придавал Эдинбургу мрачную красоту. Покуда Дэвид осматривался, его осенило, что скромные особняки в родном городе смотрелись намного элегантнее, — по крайней мере, в совокупности. Особенности эдинбургского Нового города — дома, стоявшие полукругом, и классическая безупречность — не сравнимы ни с чем. А вот здешние дома, чересчур высокие, чересчур величественные, говорили о чем-то ином, не целостном. Здесь не Новый город. Здесь строили что хотели, где хотели, располагали высокие дома в центре города прямо поверх того, что было раньше. Эдакое заявление о спеси и достатке.

— Идем, — изрек Мёрдо, тронув Дэвида за локоть.

Осознав, что затерялся в мыслях, Дэвид смущенно хохотнул и вслед за Мёрдо поднялся по лестнице.

Дверь отворил стройный малорослый мужчина с яркими бдительными глазами, желтоватой кожей и аккуратно зачесанными, стальными волосами. Лиддл, как его представил Мёрдо. Он поклонился, поприветствовав Мёрдо тихо и чеканно.

— Это мистер Лористон, — осведомил дворецкого Мёрдо. — Мой новый секретарь.

Лиддл поклонился, на лице не отразилось ни капли любопытства. Дэвид поборол желание поклониться в ответ и склонил голову почтительнее, чем полагалось.

— Подготовить для мистера Лористона голубую комнату, милорд? — справился дворецкий.

— Нет. Зеленую.

Дэвид попеременно взирал на мужчин. Лиддл кивнул. Он слишком тактичен и никак не реагировал на то, что слышал. Однако Дэвид задумался, не почудился ли ему легкий интерес. После приказания Лиддл старательно не глядел на Дэвида. Согласись Мёрдо на предложение слуги, можно было бы ожидать беглого взгляда, так ведь? Или Дэвид преувеличивал? Пожалуй, Лиддл ничего не подозревал.

— Мы перекусим в гостиной, — оповестил Мёрдо дворецкого, опустив руку Дэвиду на поясницу и подтолкнув вперед.

По ощущениям касание напомнило клеймо, спину начало покалывать. Оставалось лишь гадать, что о них подумал дворецкий.

Этот дом совершенно не похож на эдинбургский. Эдинбургский дом роскошный и мужественный, с прочной удобной мебелью. Здесь же больше элегантности и церемонности, все модное, броское, резкое. Гостиная, куда Мёрдо привел Дэвида, в два раза больше обычной комнаты. Огромный камин из белого мрамора, стены бледно-голубые вплоть до рейки для картин, дорогие обои отражали свет, словно иней. Поверх рейки все белое. Дэвид обратил взор на вычурный карниз, а затем на свисавший из лепной розетки хрустальный канделябр, чьи капельки сверкали, будто льдинки. Красивая комната, но бездушная. Даже мебель холодная, обитая безупречным атласом цвета слоновой кости, отчего Дэвид принял во внимание свои измятые пыльные одежды.

— Прекрати маяться и сядь, — весело сказал Мёрдо.

Сам он уже устроился в большом кресле подле камина. Миг спустя Дэвид, отряхнув хвосты фрака, осторожно опустился на диван.

— Как нога?

— Неплохо, — отозвался Дэвид.

Если честно, нога болела, но разговоры про травму приелись.

— Отдых пошел на пользу. Наверное, ты перестарался с упражнениями.

— Мне лучше, когда я упражняюсь, — откликнулся Дэвид. — Я бы с радостью опять начал гулять.

Он широко зевнул, а миг спустя Мёрдо последовал примеру, что их насмешило.

— Недосып дает о себе знать.

— Может, вздремнем? — предложил Мёрдо, выгнув бровь и приподняв уголок пухлых губ.

Дэвид, искренне сожалея, вздохнул.

— Мне нужно поскорее отправиться в Блекфрайерс. — После паузы он прибавил: — Днем пойду.

Ухмылка поблекла, однако перечить Мёрдо не стал.

— Хотя бы возьми карету. Пешком идти далеко, и ты совсем не знаешь Лондона.

— Всего-то три километра. Это займет не более часа, к тому же мне хотелось бы прогуляться и посмотреть город. Обещаю захватить трость.

— Значит, я иду с тобой.

— Вряд ли это хорошая идея, — пробормотал Дэвид.

В одном доме с Элизабет жил Йен. Конечно, Мёрдо косвенно помог Элизабет бежать от Киннелла, однако в их прошлую встречу, состоявшуюся двумя годами ранее, Йен держал пистолет возле головы Дэвида. Несмотря на то что с тех пор много всего случилось, Дэвид подозревал, что Мёрдо по-прежнему не доверял Йену и не станет скрывать своих чувств. У Дэвида и без того достаточно хлопот, учитывая вести об отце Элизабет, прочие тревоги без надобности.

Мёрдо поджал губы. Знамо дело, ему отчаянно хотелось высказаться — скорее всего, поставить вопрос ребром, — но каким-то чудом он сумел сдержаться. За месяцы, проведенные в Лавероке, Мёрдо уразумел, что принудить Дэвида делать то, чего он не хотел, не выйдет ни при помощи требований, ни при помощи силы. Видеть смирение любовника было уморительно и трогательно.

Дэвид нарочно молчал. Пусть Мёрдо спокойно кипит от гнева. Он обдумывал, что скажет Элизабет и Йену про Чалмерса. Как сообщить такую новость? Он отмел уже дюжину вариантов.

В гостиную вошел лакей, несший тяжелый поднос, кой Мёрдо велел поставить на стол, после чего отпустил слугу.

— Если собираешься в Блекфрайерс до обеда, тогда хотя бы поешь.

Мёрдо вручил Дэвиду изысканную фарфоровую тарелку с крампетом, намазанным маслом, и куском пирога с тмином. Дэвид ухмыльнулся, домашний жест его развеселил.

— И прекрати смеяться, — добавил Мёрдо сквозь стиснутые зубы.

Дабы вознаградить его за сдержанность, Дэвид уплел еще два крампета и второй кусок пирога. То, как порадовался Мёрдо, озадачило и позабавило.

Закончив, он опустился на спинку стула и так широко зевнул, что почудилось, будто челюсть того и гляди хрустнет. Когда Дэвид выпрямился, Мёрдо улыбнулся, загадочно глядя на него темными глазами.

— Ты устал, — подметил Мёрдо.

— Я поспал не больше четырех часов, — сознался Дэвид. — Сегодня наверстаю.

— Знаю, тебе не терпится уйти. Но может, все-таки поднимешься в опочивальню и вздремнешь? Я с тобой не пойду и позабочусь, чтобы ты проснулся через час.

Дэвид хотел возразить, но снова зевнул.

— А это мысль, — признал он, и Мёрдо потянулся к шнурку колокольчика.

Не миновало и двух минут, как явился Лиддл. Он принес серебряный поднос с высокой стопкой корреспонденции.

— Вы звали, милорд? — тихо произнес он, поставив поднос на маленький столик по правую руку от Мёрдо.

— Да. Будьте добры, проводите мистера Лористона в опочивальню.

— Разумеется, милорд. — Дворецкий обратился к Дэвиду: — Прошу, сэр, следуйте за мной.

Из-за нывшего колена Дэвид с трудом встал и взял трость.

— И непременно разомни ногу, — твердо сказал Мёрдо.

Щеки вспыхнули. Можно лишь догадываться, что подумал Лиддл об этом замечании.

Лиддл провел Дэвида наверх — к счастью, всего один лестничный марш — и по короткому коридору.

— Ваша опочивальня, сэр. — Слуга встал в стороне, дабы Дэвид сумел пройти, и примолвил: — Опочивальня его светлости по соседству.

К щекам прилило тепло, но Дэвид смолчал, лишь прошел в центр комнаты, где стоял открытый сундук.

— Ваши вещи выгладили и убрали, сэр. Надеюсь, вы не возражаете?

Дэвид вежливо улыбнулся.

— Нет, спасибо.

Когда это случилось впервые, Дэвид счел унизительным, что слуга разбирал его кальсоны и бритвенные принадлежности, но к сему моменту он уже свыкся. Так уж заведено.

Дворецкий склонил голову и удалился, закрыв за собой дверь.

Поначалу Дэвид изумился, почему комната звалась зеленой. На стенах желтые шелковые обои, атласное покрывало тоже желтое. Ничего зеленого он не видел.

В опочивальне стояла духота. Он открыл оконную створку, и в комнату полились оживленные городские звуки: грохот экипажей, цоканье лошадиных копыт. Дэвид опустил шторы, покачивавшиеся на ветру, никоим образом не заглушавшие уличного шума.

Раздевшись до кальсон и отбросив роскошное атласное покрывало, Дэвид улегся на простыни. Спать днем было трудно, однако он до того вымотался, что закрыл глаза в надежде задремать. Он лежал, прислушиваясь к тиканью часов. Сон никак не желал приходить. Миновало десять, двадцать, тридцать минут. Дэвид выругался и свесил ноги с кровати, решив, что с тем же успехом можно отправиться к Элизабет.

Подле армуара он налил воды в фарфоровую чашу и быстро умылся, затем из шкафа достал чистые одежды, испытывая признательность за разглаженные складки. Одевшись, Дэвид воззрился на отражение в зеркале и провел рукой по щеке. Утром он брился, однако, несмотря на то что кончики пальцев царапнула легкая шероховатость, повторно бриться не стал. Слишком длинные волосы падали на глаза. Он взял банку помады и нанес на густые темно-рыжие пряди похожее на воск, пахнувшее канифолью средство.

Взглянув на отражение в зеркале, он диву дался. Дэвид облачился в лучший черный костюм и в кои-то веки как следует повязал платок. Из-за этого и гладко зачесанных волос он напоминал... прежнего Дэвида Лористона. Тихого сдержанного служащего. Эрудита. Скучного, прилежного, без капли страсти. Вовсе не похожего на мужчину, что надевал бриджи любовника на рыбалку и отпустил такие длинные волосы, что они свисали на глаза. Вовсе не похожего на мужчину, что полюбил мужчину. Никто бы так не подумал про представительного человека из зеркала.

Дэвид, нахмурив лоб, все размышлял над отражением, как вдруг с улицы долетел громкий стук. Дэвид подошел к окну и отодвинул штору. На лестнице стоял джентльмен, держа в руке трость с золотым набалдашником, — вероятно, ею и стучали.

Со своей точки обзора рассмотреть мужчину Дэвиду не удавалось, он улавливал только тулью черной шляпы и общее впечатление элегантности и богатства. Миг спустя дверь отворилась, и мужчину впустили.

Перед тем как направиться вниз, Дэвид выждал несколько минут. Для того чтобы проводить визитера к Мёрдо, времени должно хватить. Засим Дэвид ускользнет и избежит знакомства. Убедившись, что времени прошло достаточно, он надел шляпу, взял трость и покинул опочивальню.

Задумка не удалась. Оказавшись в коридоре, Дэвид обнаружил, что дверь в гостиную открыта, а Мёрдо с визитером стояли на пороге. Мёрдо, который выше гостя, скрестил руки на широкой груди и принял воинственный вид, а визитер тихо и монотонно бормотал что-то невнятное. Они обернулись на стук трости. На миг Мёрдо пришел в ужас, однако быстро замаскировал эмоции.

Потрясенный, Дэвид перевел взор на визитера и тотчас догадался, что если это и не отец Мёрдо, то определенно близкий родственник. Высокий и широкоплечий, как Мёрдо, такие же густые волосы — некогда темные, а ныне подернутые сединой, — черные сверкающие глаза. У них одинаковая форма головы, одинаковый упрямый подбородок, но и различия тоже имелись. Должно быть, улыбкой и привлекательными озорными искорками в чернильно-черном взгляде Мёрдо пошел в мать, ибо в мужчине не виднелось ни намека на веселость. Все в нем какое-то унылое: внешние уголки глаз, длинный нос, тонкий разрез рта. Отталкивающее, а ныне еще и ехидное лицо.

— Это он, Мёрдок? — поинтересовался мужчина, окинув Дэвида взором с головы до ног. — Твой последний катамит? Тот, с которым ты отказывался разлучаться? — Голос сочился презрением.

Неожиданное оскорбление потрясло, будто удар. Дэвид стрельнул глазами в Мёрдо, выглядевшего до того разъяренным, что Дэвид уверился: он вот-вот потеряет самообладание. К его удивлению, Мёрдо поджал губы и держал себя в руках, однако румяные щеки и раздутые ноздри выдавали волнение.

— Знаю, отец, манерами вы не обладаете. Мистер Лористон мой секретарь и гость в этом доме. Я попросил бы вас относиться к нему с должным уважением.

— Секретарь, — недоверчиво повторил граф.

Он покачал головой и уселся в то же кресло, что ранее избрал Мёрдо. Дэвид смекнул, что это кресло хозяина дома, занимаемое тем, кто господствовал в комнате.

Мёрдо обратился к Дэвиду:

— Идите к другу. Лиддл подготовит карету.

— Мистеру Лористону незачем уходить, — громко и изысканно произнес граф. — Я не планирую обсуждать дела государственные, Мёрдок. То, что я хочу сказать, необязательно говорить наедине. В принципе...

— Отец... — вмешался Мёрдо.

Однако граф остался глух и продолжил:

— ...будет справедливо, если он останется и послушает. — Он безжалостно улыбнулся и воззрился на Дэвида. — Вы согласны, мистер Лористон?

Дэвид нахмурился и покосился на Мёрдо, впившегося взглядом в отца, понять что-либо по лицу невозможно, правда, Дэвид заметил, что он пытался унять беспокойство.

Графу Дэвид так и не ответил, но и не шелохнулся. Вот-вот что-то случится. Мёрдо не хотел, чтобы он это слышал, а вот граф очень хотел. Даже зная, что будет больно, Дэвид ни за что на свете не уйдет.

— Видите ли, — адресуясь к Дэвиду, продолжил граф обманчиво спокойным тоном, — около полугода я пытался упросить Мёрдока вернуться в Лондон. Дабы исполнить обязательство, что он взял на себя почти год назад.

Мёрдо бросил взор на Дэвида.

— Я собирался рассказать, — пробормотал он. — Лишь хотел... — Он смолк, взгляд стал бесцветным.

— О чем рассказать? — тихо спросил Дэвид.

— О помолвке, — изрек граф. — С марта прошлого года Мёрдок помолвлен с леди Луизой Хартли. Свадьбе уже давно пора состояться.

Глава 10

Мёрдо обручился… и даже словом не обмолвился.

Все эти письма из Лондона…

Дэвид сел на край неудобного кресла и впился взором в руки. В коридоре граф сетовал, что его выпроваживали из дома. Едва граф объявил новости — а Дэвид пробубнил нечто похожее на поздравления, — Мёрдо в ту же секунду выдумал срочную встречу. Граф не поверил ни единому слову, однако Мёрдо вытолкал его из комнаты, в то время как Дэвид, цепляясь за остатки гордости, натянуто улыбался.

Снова ропот голосов. Мёрдо говорил тихо и уверенно, а граф — резко и ворчливо. Затем входная дверь закрылась, и послышались осторожные шаги.

Когда Дэвид вскинул глаза, Мёрдо стоял в дверном проеме с непонятной гримасой: губы сурово поджаты, словно он гневался, взор темных глаз излучал нежность и сожаление. Он ступил в комнату и закрыл за собой дверь.

— Прости, что не рассказал, — прервав молчание, проговорил Мёрдо.

— Почему?

— Хотел все исправить, а потом уже рассказать.

— Исправить?

— Отменить.

Дэвид резко и безрадостно хохотнул.

— Как ты все отменишь? Ты помолвлен. Ты дал обещание леди Луизе.

Мёрдо вздохнул и устало потер лицо.

— Потому-то я и не рассказал. Знал, что ты так скажешь.

Дэвид так быстро поднялся, что возникло ощущение, будто в колено вонзили нож. Пришлось схватиться за спинку кресла.

— Да как ты смеешь! Как, черт тебя дери, ты смеешь! Ты не рассказал мне про помолвку, прекрасно зная, как я к этому отнесусь.

Мёрдо отвел глаза, лицо наполовину выражало стыдливость, наполовину возмущение.

— Ты считаешь это непреложной истиной, Дэвид, но, по сути, помолвки регулярно расторгаются.

— По сути, это юридически обязывающее соглашение, и она имеет право настоять на свадьбе.

— Бог ты мой, леди Луиза Хартли не станет устраивать скандал и подавать на меня в суд за нарушенное обещание! Это никому не сыграет на руку, а ей и подавно: она выставит себя на посмешище! — Мёрдо шагнул ближе. — Дэвид, прошу… мне нужно немного времени, чтобы все уладить. Я встречусь с ее отцом, договорюсь о достойной компенсации. Он волен заявлять о чем угодно, лишь бы Луиза сохранила лицо…

— По-твоему, все так легко и просто? — с горячностью парировал Дэвид. — Твой отец настаивает, что брак должен состояться!

Мёрдо выпятил подбородок.

— Забудь об отце. Я с ним разберусь.

Гнев сменился тревогой.

— Ты толкуешь о человеке, что в ответ на непослушание пригрозил сдать тебя в психиатрическую лечебницу. Он знает, какой ты, и готов использовать эти сведения против тебя.

— То есть ты предлагаешь не искать выход из положения? По-твоему, я должен на ней жениться? — Мёрдо помрачнел лицом.

— Господи, я не знаю! — возопил Дэвид и отвернулся, проведя рукой по шее. — Я узнал обо всем десять минут назад. Что ты хочешь от меня услышать?

— Честно? — рявкнул Мёрдо. — Я надеялся, ты предложишь ее бросить.

Дэвид озадаченно и вместе с тем изумленно взглянул на Мёрдо.

— Но я, конечно же, не ждал таких слов, — с горечью добавил Мёрдо. — Я ждал именно этого: что увиливать от помолвки нельзя, что жениться — это дело чести. Дабы ты не уронил своего драгоценного достоинства, которое так оберегаешь.

Вспыльчивость вернулась.

— Ты предпочел все от меня скрыть, — воскликнул Дэвид, — а теперь рассчитываешь, что через десять минут я обо всем позабуду?

— Нет, конечно, нет! Но всякий раз, когда я об этом думал… черт, я знал, что так и выйдет. Я смекнул, что если сначала все решу, а потом расскажу… — Он смолк, качая головой и глядя в пол, словно смотреть на Дэвида было невыносимо.

На ум ничего не приходило. Дэвид ярился и печалился. Его с души воротило, что Мёрдо намеренно все скрывал, пока они жили в Лавероке. Хотелось покинуть дом и Лондон, идти до тех пор, пока он не доберется до родных мест.

— Пойду-ка я к Элизабет, — решительно заявил он. — Лучше нам какое-то время побыть врозь.

Он побрел к двери, тронув Мёрдо за руку.

— Дэвид… — сипло и безжизненно позвал Мёрдо.

Однако останавливать Дэвида он не стал, а Дэвид не обернулся.

Он не имел ни малейшего представления, куда идти, но в дом возвращаться не хотелось. Вскоре он повстречал конюха, чистившего лошадь возле высокого особняка. Попривыкнув к ярко выраженному кокни, Дэвид выяснил дорогу в Блекфрайерс: нужно идти на восток, стараясь держаться поближе к реке и не выпуская из вида высокий шпиль церкви Сент-Брайд.

Несмотря на то что дорогу разъяснили вполне доходчиво, Дэвид все равно заплутал. Его сбивали с толку огромные размеры Лондона. Будто двадцать городов в одном. Длинные улицы, лабиринты площадей, домов-полумесяцев и переулков. Время от времени Дэвид останавливал прохожего, дабы удостовериться, что шел верным путем.

Стало легче, как только показался шпиль церкви Сент-Брайд. Конюх говорил, что Блекфрайерс как раз неподалеку. Болтливый уличный торговец подсказал, как сыскать Шумейкер-Роу, и в знак благодарности Дэвид за пенни купил жухлое яблоко, которое отдал попрошайке.

Чем дольше он шел, тем короче и уже становились улицы, превращаясь в лабиринт переулков, чьи высокие здания с верандами теснились, словно толпа сгорбленных стариков, гревшихся у костра. Здесь не было булыжников, только плотно набитый грунт, изобиловавший выбоинами и мутными лужами. Прогулка отразилась на ноге — Дэвид опирался на трость больше, чем хотелось бы. Он покинул дом Мёрдо более часа назад, злость, что подтолкнула выйти за дверь, улетучилась. Он умаялся, испытывал боль и, невзирая на страх, мечтал достичь места назначения.

Элизабет и Йен жили на крошечной улочке в двух шагах от Шумейкер-Роу. Улица хоть и убогая, но чистая и ухоженная. Смеющиеся дети играли с волчками, а матери обсуждали сплетни. Стоило Дэвиду остановиться подле двери, к нему обратилась женщина:

— Вы кого-то ищете?

Дэвид предположил, что Йен, в отличие от Элизабет, поселился здесь под своим именем.

— Мистера Макленнана. Он давний друг.

— О, вы тоже шотландец, — улыбаясь, сказала вторая женщина. — Мистер Мак вроде как на службе, а его благоверная должна быть дома.

Она отвернулась, довольная тем, что все выяснила, а Дэвид постучал, надеясь, что они правы и Элизабет окажется дома.

Она отворила дверь, румяная и взлохмаченная, руки перепачканы мукой, к щеке прилип завиток темных волос.

Элизабет смерила Дэвида долгим потрясенным взглядом, после чего вскрикнула и кинулась на него с объятиями. Он удивленно захохотал и неловко похлопал ее по спине. Несмотря ни на что, они всегда вели себя друг с другом сдержанно, буйный восторг — это что-то новое.

Он заметил, что глаза у отступившей Элизабет на мокром месте, дрожавшей рукой она прикрывала рот.

— Дэвид, — прошептала она, — это правда вы.

— Я, — осклабился он. — Можно войти?

Элизабет радостно засмеялась сквозь слезы, что Дэвиду приглянулось.

— Конечно. О чем я вообще думаю? Входите, входите! — Она втянула его в крошечную прихожую и закрыла дверь. — Хорошо выглядите, — молвила она и перевела взор на трость. — Вы пришли пешком?

— Аж из Мейфэра.

— Из Мейфэра? Боже правый, это же несколько километров!

— Колено начало побаливать, — сознался Дэвид. — Как думаете, мне можно сесть?

— Разумеется! Только поглядите на меня! Держу вас на пороге! Проходите в кухню и устраивайтесь. Я делаю пирог.

Он подметил, что засуетившаяся Элизабет слегка поправилась. Пухлая жизнерадостная барышня, кою он когда-то знал, сменила исхудавший призрак, что вернулся в Эдинбург после нескольких месяцев брака с сэром Аласдером Киннеллом. В простом бело-зеленом платье и переднике она совершенно не походила на печальную, богатую и великолепно одетую девушку.

— Вы делаете пирог? — переспросил Дэвид, следуя за ней в кухню, уютную комнатку с растопленной печкой. — Не знал, что вы умеете готовить.

В центре кухни он сел на один из стульев, что стояли вокруг стола. Деревянный стул грубо отесанный и старый, но края с годами истрепались. Сдержав вздох облегчения, он с благодарностью на него опустился.

— Раньше не умела, — призналась Элизабет. — Но, безусловно, приходится учиться. Я часто ошибалась, но, думаю, уже набила руку.

Из банки она зачерпнула муки и щедро посыпала деревянный стол. Жест — обычный, домашний — напомнил Дэвиду, как в детстве он сидел за материнским столом. Накатила волна тоски по тем простым временам.

— В общем, — продолжила Элизабет, чуть разрумянившись и глядя на стол, обсыпанный мукой, — Йен считает мой яблочный пирог замечательным.

— Он на работе? — справился Дэвид скорее для того, чтобы успокоить Элизабет, нежели для того, чтобы узнать ответ на вопрос: и так можно догадаться.

Она благодарно улыбнулась.

— Да, но к ужину вернется. Вы же останетесь поужинать, Дэвид? Он хотел бы с вами встретиться.

— С удовольствием, — заверил он. Чем дольше он пробудет вдали от Мёрдо, тем лучше.

— Хорошо. — Она поспешно удалилась в кладовую.

Дэвид сознавал, что сейчас самое время заговорить, самое время поведать ей об отце. Он понимал, что дольше тянуть нельзя, однако никак не удавалось подобрать слова, да и в затылок говорить не хотелось.

Элизабет вышла из кладовой с миской песочного теста и принялась раскатывать его в широкий плоский круг, лепеча о кулинарных авантюрах. Дэвид улыбался и кивал, наблюдая, как она ворочала тесто и присыпала мукой. Все это время он собирался с духом, дабы произнести слова, кои никак не желали приходить на ум.

Как только Элизабет осталась довольна формой раскатанного теста, она обернула плоский круг вокруг деревянной скалки и набросила на блюдо с нарезанными яблоками: тонкое тесто опустилось на пупырчатые фрукты, как простыня. Она вырезала отверстие в середине, после чего ловко и уверенно срезала лишнее тесто и защипнула края.

— У вас отлично получается. Если бы не знал, я бы решил, что вы готовите уже много лет.

— Готовить яблочный пирог просто.

Элизабет сняла крышку с огромного чугунного горшка и осторожно поместила туда блюдо с пирогом. Таким же горшком для выпечки пользовалась матушка. Элизабет, как и матушка, с помощью ухвата сунула горшок в печку и засыпала горячим углем, чтобы пирог окружало тепло.

— Давайте пока выпьем чаю, — предложила она, после долгой паузы добавив: — Так приятно вас видеть, Дэвид.

— Я тоже рад вас видеть, — искренне отозвался он.

Все эти месяцы Дэвид о ней беспокоился, преследуемый воспоминаниями о том, как она изменилась после замужества. Нынче она снова стала собой, замечательной и неунывающей девушкой. Дэвиду не давало покоя лишь то, что он вынужден поведать. Он сделал глубокий вдох.

— Элизабет, боюсь, я…

— Подождите, — запальчиво перебила она. — Давайте я заварю чай, а потом рассказывайте все, что хотите, — весело проговорила она.

Улыбнувшись, она поставила чайник на печку, засим принесла заварочный чайник и маленькую деревянную коробку.

— Это мое богатство, — созналась она, открыв коробку и зачерпнув ложечкой листья. — Йен купил мне полфунта в качестве подарка. Он знает, что я обожаю чай. Приходится пить по чуть-чуть. Чай такой дорогой!

Элизабет радовалась, но в то же время… нервничала. Присмотревшись, Дэвид заметил, что она боялась. Она догадалась, зачем он пришел.

— Для меня большая честь, что вы готовы поделиться со мной своим сокровищем, — улыбнулся Дэвид.

После беспечного замечания Элизабет задумалась, а потом серьезно заявила:

— Надеюсь, вы понимаете, что я поделюсь с вами чем угодно. Не знаю, как вас благодарить за то, что вы сделали. Вы могли… — голос надломился, и она тяжело сглотнула, — вы могли погибнуть. Мне стало очень скверно, когда я узнала, что с вами случилось.

Как ответить, Дэвид не представлял. Честно говоря, он не ожидал, что побег повлечет за собой столь тяжелые последствия, и чувствовал себя жуликом, оттого что его осыпали благодарностями. Конечно же, предлагая помощь, он понимал, сколь высокой будет цена.

— В том нет нужды. Я полностью оправился. А сейчас вижу вас счастливой и здоровой… и я рад, что увидел все своими глазами.

Она смерила его долгим взглядом, явно размышляя над тем, что сказать дальше, а чуть погодя прошептала:

— Вы за этим пришли? Проведать меня?

Печаль, плескавшаяся в нежном взгляде, внушала страх, но еще хуже — проблеск надежды.

На глаза вдруг навернулись слезы. Дэвид никогда не показывал эмоции на людях, но их многое связывало, да и прежде не доводилось сообщать подобные вести.

— Элизабет…

Она опустилась на стул и, взяв его за руку, с поразительной силой сжала пальцы.

— Вы пришли из-за отца. Он мертв?

Дэвид с трудом произнес невероятные слова:

— Неделю назад он еще держался, но еле-еле. Со дня на день ожидайте вестей.

Глаза у Элизабет остекленели от слез, что дрожали и грозились пролиться. Она осмысливала слова Дэвида.

— Тем не менее пришел я не поэтому, — продолжил Дэвид. — Меня прислали не для того, чтобы доложить вести. Меня прислали, чтобы принять меры относительно вашей доверительной собственности. Ваш дядя написал отцу, после того как Киннелл явился к нему в контору… Ваш отец взволновался.

— Правда? — По бледным щекам покатились слезы. — Ох, Дэвид, в последние дни я принесла ему одно лишь горе! Горе и позор. Дочь-беглянка бросила мужа.

— Не думайте так! — возразил Дэвид. — Он был счастлив узнать, что вы бежали от Киннелла. Я обязался присмотреть за вами и сказал, что Йен вас убережет. Он знает, что друзья не дадут вас в обиду, и ему безразличен позор, о котором вы толкуете.

— Но я больше его не увижу, — вскрикнула она. — А в последнюю встречу я почти ничего ему не сказала: боялась говорить при Аласдере. Он запомнил меня молчаливой испуганной девушкой.

Дабы Элизабет взглянула на него, Дэвид сжал ее руку и покачал головой.

— У него много других воспоминаний. А последние письма заверили, что вы пришли в себя и снова стали сильной и счастливой. Сбежав от Киннелла, вы избавили его от величайшего сожаления. О большем счастье он и не мечтал.

— Думаете? — Она давилась рыданиями.

Дэвид прижал маленькую ручку к щеке, в несвойственной манере показывая чувства. Ее горе пронзило его обычную чопорность, высмеяло его сдержанность.

— Знаю. Я знаю.

Глава 11

Как бы ни было больно, Дэвид порадовался, что именно он рассказал Элизабет про отца. Порадовался, что избавил ее от мук совести, утешил так, как мог только знакомый отца. Дэвиду тоже стало легче, общая скорбь чуть рассеяла печаль.

К моменту возвращения Йена Элизабет уже успокоилась, а вот Йен вроде как нервничал. Он вошел в маленькую кухню и изумленно замер, увидев Дэвида.

— Дэви!

Зарождающаяся улыбка поблекла, едва он перевел взор на Элизабет и на то, что держал в руках.

— Тебе написала сестра, — протянув Элизабет письмо, просипел он. — Еще одно пришло мне… — он замолк, разглядывая Дэвида, — но, видно, вести меня опередили.

Дэвид смолчал. Да и к чему слова? Элизабет уже сломала печать и просматривала строчки. Лицо оставалось невозмутимым, однако Дэвид догадался, о чем говорилось в послании, по сгорбленным плечам и опущенной голове.

— Его больше нет. Отец скончался во вторник утром.

— Ох, Лиззи…

Йен обнял ее и поцеловал в макушку, бормоча нечто ласковое и ободряющее. Сомнений, кем они друг другу доводились, после этого не осталось. Дэвид отвел взгляд. Преданность Йена его растрогала, а еще… взяла зависть. Зависть напоминала свирепый презренный вой. Придя в ужас от самого себя, он быстро и безжалостно принудил ее замолчать.

Вскорости они оторвались друг от друга. Покуда Элизабет вытирала мокрые щеки, Йен сел рядом с Дэвидом.

— Прости, Дэви. Я даже не поздоровался. — Он печально улыбнулся. — Рад тебя видеть. Хорошо выглядишь. Мы за тебя переживали, правда, Лиззи?

— Я места себе не находила, узнав, что вы ранены.

— Она считала себя виноватой в твоих травмах, — добавил Йен. — Мне никак не удавалось ее переубедить.

— Вы не знали, что произойдет. — Дэвид воззрился на Элизабет. — Я тоже не знал. Всему виной обычное невезение. Геройствовать я и не пытался.

— Не говорите так! — возразила Элизабет. — Я знаю, что вы сделали. Йен видел, как вы побежали за Аласдером. Вы помешали ему добраться до меня, а он толкнул вас под лошадь. — Она сглотнула. — Вы были ранены из-за меня.

— Уже все в порядке. — Он хотел, чтобы слова прозвучали уверенно, однако вышло угрюмо.

Элизабет, приняв обеспокоенный вид, одарила его долгим взглядом.

— Но вы ходите с тростью, — тихо сказала она.

В него будто бросили камень. Мужчина с тростью — вот в кого превратился Дэвид Лористон, некогда проходивший тридцать километров в день по Пентландским холмам.

Он попытался скрыть за улыбкой, насколько слова его задели.

— Трость — временное явление. С каждым днем мне становится лучше. Скоро я вернусь в Эдинбург. К практике…

Дэвид смолк, вспомнив, что придется покинуть Мёрдо и Лаверок. Эти думы стерли улыбку с лица.

Элизабет, не проронив ни слова, смотрела на него оценивающим взглядом.

— А вы изменились, Дэвид, — изрекла она.

Эти слова его изумили.

— О чем вы?

Она покачала головой, правда, скорее удивленно, чем отрицательно.

— Кажется, вы не горите желанием возвращаться к работе. А работа всегда вас поглощала.

Поглощала? Неужели?

— Конечно, я горю желанием, — парировал он. — Здорово вернуться. Через несколько дней в суде я приду в себя.

Дэвид попытался ухмыльнуться. Йен осклабился в ответ, а вот Элизабет выглядела встревоженной. Убедить ее не вышло.

Ужин прошел в уютной непринужденной обстановке. Рассевшись за кухонным столом, они болтали и ели. Элизабет подала вкусное рагу из баранины с овощами, коего как раз хватило на троих, хлеб, эль, а позднее и яблочный пирог.

Дэвида позабавило, что Йен буквально не сводил с Элизабет глаз. Он постоянно обращал на нее взор, даже когда говорил Дэвид, красивое лицо смягчалось при одном лишь взгляде на нее. Стоило ей пошутить, они встречались озорно сиявшими глазами, а как только она пробовала подняться, дабы убрать тарелки или принести соль, он вскакивал первым, настаивая, что сделает все сам.

Когда он вновь поднялся, на этот раз для того, чтобы унести остатки яблочного пирога, Элизабет весело и вместе с тем гневно высказалась:

— Да господи боже мой, я не развалина. У меня всего-навсего будет ребенок!

Округлив глаза, она зажала рот руками.

Надолго повисло молчание.

— Значит, — неуверенно заговорил Дэвид, нарушая гнетущую тишину, — вы ждете ребенка?

Элизабет, не проронив ни слова, залилась краской и уставилась на руки, посему отвечать пришлось Йену:

— Да, ждем, — сказал он, вызывающе сверкнув глазами, — и мы безмерно счастливы. Хоть по закону мы и не можем пожениться, в душе я считаю Лиззи супругой. Дитя мы будем любить так, как не любили ни одного ребенка.

Элизабет молча смотрела на Йена доверчивыми карими глазами — на миг Дэвид ощутил укол безумной вопиющей зависти.

— Ни капли не сомневаюсь. Этому ребенку очень повезло с родителями.

Порадоваться мешала тревога, ибо по закону это ребенок Киннелла. Если Киннелл их выследит, дитя подвергнется опасности, что усложнит и без того непростую жизнь.

— Я боялась того, что подумает отец, — печально молвила Элизабет. — А теперь не могу выкинуть из головы, что он никогда не узнает.

Йен присел на корточки и взял ее за руки. Наблюдая за ними, Дэвид размышлял о том, сколько всеобщих осуждений вызовет роман беглой жены с любовником. Конечно, они с Мёрдо заслужат больше порицаний, но Элизабет и Йену тоже достанется. Сие осознание что-то пробудило. На этот раз не зависть, не отчаяние, а гнев. Праведный гнев на общество, любопытное и назойливое, что требовало соблюдения несправедливых правил.

Он понял: Элизабет и Йену нужно услышать все, что говорил Чалмерс.

— Ваш отец не возражал бы.

Элизабет вскинула глаза.

— Дэвид, я знаю, вы пытаетесь помочь, но…

— Он не возражал, — перебил Дэвид. — Он говорил мне о подозрениях насчет вас и Йена. Смею заверить: он не испугался этой мысли и не устыдился.

Дэвид рассказал обо всем: о подозрениях, что Элизабет влюблена в Йена, о чаяниях, что Элизабет будет счастлива, о Мэри Каннингем, любимой женщине Чалмерса, о сожалениях Чалмерса.

Он поведал о наказе Чалмерса, что от любви нельзя отрекаться.

После этих слов Элизабет начала всхлипывать. Сперва тихо, но вскоре она разрыдалась, не в силах сдержаться. Она спрятала лицо у Йена на груди и надрывно вздыхала, выплескивая беспросветное горе.

— Боже, простите, — испуганно воскликнул Дэвид. — Надо было помалкивать…

Она покачала головой, но заговорить не смогла.

— Идем, — пробормотал Йен ей в волосы. — Давай уложим тебя в кровать. Ты умаялась. — Он помог ей встать, обняв за плечи, и взглянул на Дэвида поверх ее головы. — Подождешь немного?

— Конечно.

— Выпей эля. Я скоро вернусь.

Йен повел Элизабет в соседнюю спальню. Дом до того крошечный, что до Дэвида долетали судорожные всхлипы вперемежку с успокаивающим бормотанием.

Дэвид потягивал эль и слушал неразборчивую песнь скорби. Худшее осталось позади. Сначала оно перешло в икоту, а потом и в тишину. Дэвид ждал, прослеживая кончиками пальцев царапины на старом столе и стараясь не думать о своих трудностях: о Мёрдо и барышне, коей он обещан. О месяцах молчания, о том, что с его губ не сорвалось ни намека на правду. О мире, что все равно их разлучит, после того как Дэвид возвратится к работе.

Вернувшийся Йен едва держался на ногах. Устроившись рядом с Дэвидом, он налил себе эля.

— Как она?

— Она месяцами ждала вестей об отце. Она знала, что так случится. Но все равно это потрясение.

— Пока не случится, не поверишь, — согласился Дэвид.

Они выпили, подняв молчаливый тост.

— Жаль, мы с ним не встретились, — чуть погодя произнес Йен. — Я бы с радостью пожал ему руку.

— Он был хорошим человеком. Тебе бы понравился.

— Он вырастил дочь замечательной женщиной.

— Точно. — Дэвид покосился на часы: начало одиннадцатого. Уже очень стемнело. — Мне пора, — вздохнул он. — Давно следовало уйти. Уже поздно.

Йен нахмурился.

— Тебе нельзя уходить, Дэви. Останься на ночь. Уже слишком поздно для прогулок, к тому же ты совсем не знаешь Лондона.

Дэвид хотел возразить, но припомнив долгую прогулку, засомневался, что дойдет обратно, тем более с больной ногой. Йен прав: уже поздно.

Да и с Мёрдо видеться пока что не хотелось.

На миг Дэвид задумался, не разволнуется ли Мёрдо, что он не вернется, но затем рассудил, что Мёрдо куда больше возмутит, если он пойдет по незнакомым темным улицам в одиночестве.

— Ладно, — уступил он. — Но где мне спать?

— Я постелю в гостиной. Ты же не против поспать на полу?

Дэвид приклеил на лицо улыбку.

— Конечно, нет, — солгал он.

Поутру Дэвиду подумалось, что он чересчур привык к перинам. Всю ночь он ворочался и ерзал. Несмотря на покрывала, из коих Йен соорудил импровизированный матрас, на полу все равно было жестко. К тому моменту, когда занялся рассвет, поспал он не более часа, а бедро начало пульсировать.

Он лежал навзничь, мечтая уснуть, но тут в гостиную на цыпочках пробрался Йен.

— Извини, что мешаю, — прошептал Йен. — Мне нужна тетрадь. Иду к Риджентс-каналу пообщаться с рабочими.

— Для газеты? — Дэвид сел и потер глаза.

— Да. Для статьи об условиях труда.

— Судя по всему, не хвалебной?

В ответ Йен лишь насмешливо фыркнул.

— Как дела у «Флинта»?

«Политический реестр Флинта» — газета, где трудился Йен, радикальное издание, популярное среди простого люда и презираемое правительством.

— Продается хорошо, в чем имеются свои недостатки. У нас уже давно не устраивали обысков, но успокаиваться нельзя. В следующем месяце опять перевозим типографию. Мы всегда стараемся быть на шаг впереди. — Тревога затуманила глаза. — Больше всего я боюсь, что моя работа привлечет внимание к Лиззи. Киннелл имеет отношение к политике — пусть и кулуарно, но все же он сторонник правительства. Как тебе известно, наша газетенка вызвала там ненужный интерес.

Дэвид насупился.

— Ты должен вести себя осмотрительнее. Знаешь же, что Киннелл приезжал в Лондон. Вы не думали переехать? Есть и другие газеты. Другие города.

— Я уже предлагал, но Лиззи не хочет, чтобы я бросал газету. Однако учитывая недавние события, придется настоять. Тревога удручает. Да и ребенок вот-вот родится.

— Вам стоит уехать. Пока ты ищешь работу, доход от доверительной собственности станет отличным подспорьем.

— Мне не нравится полагаться на ее деньги.

— Мне казалось, ты веришь в равенство между мужчинами и женщинами, — отозвался Дэвид.

Йен покраснел.

— Лиззи так же говорит. — Он взглянул на часы и вздохнул. — Мне пора. Вечером я подниму этот вопрос. Может, перед уходом поговоришь с ней? Она тебя послушает. Она считает мудростью каждое слово, что слетает с твоих губ.

— Она, безусловно, права, — улыбнулся Дэвид.

Йен закатил глаза и, простившись, ретировался, после чего Дэвид убрал покрывала. Какой смысл пытаться уснуть? Хоть он и вымотался, яркий утренний свет и боль в бедре и колене, сговорившись, не давали задремать.

Кое-как умывшись, Дэвид оделся. Перед сном он снял брюки и жилет, оттого выглядели они сносно, а вот измятый платок получилось повязать только обычным узлом.

Дэвид осмотрел себя в мутном зеркале, подметив, что он как-то не так лежал на подушке, ибо волосы — очень длинные волосы — торчали на затылке. Он пытался пригладить их водой, когда в гостиную вошла Элизабет, одетая в муслиновое платье, каштановые волосы рассыпаны по плечам. Он никогда не видел ее с распущенными волосами. Неловко лицезреть ее в столь домашнем виде.

— Доброе утро, — проговорила Элизабет.

— Доброе утро. Вам уже лучше?

Она смущенно кивнула.

— Извините за вчерашнее.

— Не извиняйтесь. Я не подумал. Слишком рано рассказывать обо всем, что говорил ваш отец.

— Не рано. А как раз вовремя. Извините за все, что вам пришлось увидеть. Я поставила вас в неудобное положение.

— Вовсе нет. Я лишь казнюсь и беспокоюсь.

— Для этого нет повода. — Она сделала глубокий вдох и натянуто улыбнулась. — Маетесь с волосами? Принести помаду Йена?

Дэвид улыбнулся в ответ.

— Не помешало бы. Я похож на ежика. Может, пока растопить печь?

— Будьте любезны, — благодарно изрекла Элизабет, ибо ее избавили от столь утомительного занятия.

Она ускользнула, а Дэвид принялся выгребать пепел, не обращая внимания на ломоту в ноге. В детстве первым делом по утрам он чистил печку — это была одна из его обязанностей. Здорово опять этим заняться.

Элизабет воротилась со стянутыми в узел волосами и в переднике и протянула Дэвиду маленькую синюю банку. Едва он открыл крышку, его окружил свежий терпкий запах сосны. Он нанес немного пасты и пригладил волосы, на сей раз успешнее, а Элизабет поставила чайник на печку и начала нарезать хлеб.

Без слов она дала Дэвиду вилку для жарки, на которую он нанизал хлеб. Они пододвинули стулья к печи и поджаривали ломтики хлеба, покуда закипала вода.

— Нет ничего вкуснее хлеба с маслом, — рассудила Элизабет, как только они приступили к трапезе.

На подбородке блестело растопленное масло, лицо сияло. В ответ на смешок Дэвида она хохотнула.

— В последнее время меня тянет на жареный хлеб, — созналась она.

Несмотря на то что хлеб вчерашний, а чай из экономии заварен слабо, все равно было очень вкусно.

— Чем сегодня займетесь?

— Хотел встретиться с вашим дядей. Нам нужно переговорить о переводе доверительной собственности. Сложностей возникнуть не должно, но я хочу попросить рекомендовать человека, который сможет за это взяться. — Помолчав, он добавил: — Конечно, все зависит от того, где вы планируете поселиться. Стоит найти солиситора там, где вы будете жить.

Элизабет нахмурилась.

— О чем вы? Мы живем здесь.

— По-вашему, это умно? — после паузы спросил он. — Киннелл уже искал вас в Лондоне. Разумнее начать все заново в другом городе.

— Лондон огромен. Да, Аласдер отыскал дядю Чарльза, но это не значит, что ему известно, где я нахожусь. Обнаружить семейную связь несложно. Я не наведывалась к дяде Чарльзу, после того как он написал мне и попросил не приходить. Как только вы передадите доверительную собственность солиситору, не связанному со мной, проблемы должны разрешиться.

Дэвид нахмурился.

— Он не прекратит вас искать. Отыскав вашего дядю, он перетряхнет весь Лондон. Вряд ли ему придет в голову искать вас в Бристоле, Йорке или Манчестере.

Элизабет вздохнула.

— Наверное. Но Йен так хорошо зарекомендовал себя в газете…

— И все же он не против уехать, правильно? Он говорил, что уже предлагал вам переехать.

— Знаю, но не хочу, чтобы из-за меня он терял место! Он делает себе имя… точнее, псевдоним. Своим именем он подписываться не осмеливается. — Элизабет безрадостно хохотнула.

— Послушайте. — Дэвид, нависнув над столом, тронул ее за плечо. — Отец отложил для вас щедрую сумму. Подобающее управление даст вам небольшой стабильный доход. На жизнь хватит. Не роскошную, но приличную. Раз Йен готов оставить должность и поискать другое место… думаю, вам следует поблагодарить судьбу и уехать. Поезжайте туда, где Киннелл никогда не станет искать, туда, где вы никогда не встретите знакомых, — в какой-нибудь промышленный город. Ведь об этом и пишет Йен.

— Я подумаю, — выдержав паузу, сказала она.

— Подумайте.

Больше Дэвид не произнес ни слова. Зерно он заронил. Пока что хватит.

Едва они закончили завтракать, Дэвид поднялся.

— Мне пора. Наверное, Мёрдо меня потерял.

Элизабет бегло на него взглянула.

— Лорд Мёрдо приехал с вами?

— Он собирался в Лондон, а я напросился с ним.

— Вы живете у него?

— Да, на Керзон-стрит.

Воцарилась тишина.

— Лорд Мёрдо очень добр. Сначала увез вас в свою усадьбу лечиться, а теперь еще и это. Вы подружились?

Дэвид ухмыльнулся, чувствуя, сколь натянутой и неестественной выглядела улыбка.

— Полагаю, да, — сознался он.

— Он ждал, что вы вернетесь? Он волнуется?

Дэвид задумался, какой ответ дать. Можно поверить, что человек, считавший Дэвида другом, станет волноваться, если он не придет ночевать?

— Он знал, что я у вас, — нарочито беспечно отозвался Дэвид. — Уверен, он догадался, что я остался здесь. Как-никак ушел я вечером. Однако мне пора вернуться и принести извинения — после встречи с вашим дядей, разумеется. Его контора где-то неподалеку?

Элизабет кивнула.

— В гостинице «Сержантс». Идти километра полтора, до Керзон-стрит столько же. Я напишу вам, как пройти.

Элизабет занялась делом, совершенно позабыв о Мёрдо Балфоре.

Глава 12

Контора Чарльза Карра была уютной и компактной: два зала, кабинет Карра — ныне закрытый — и большая приемная, где разместились два секретаря и несколько широких стульев, на коих клиенты, ожидавшие встречи с мистером Карром, могли с удобством устроиться.

После того как Дэвид представился, секретарь предложил ему сесть, соскользнув с высокого табурета, оповестил мистера Карра и продолжил работать. Единственное, что нарушало тишину следующие пятнадцать минут, — это царапание пера по бумаге.

Наконец-то дверь распахнулась, и появились два человека: стройный седовласый мужчина в очках и невысокая пожилая дама, крепко державшая его за руку. Мужчина — по всей вероятности, мистер Карр — повел даму к входной двери, кивнул Дэвиду и произнес:

— Мистер Лористон, я провожу миссис Кирктон до кареты, а потом мы с вами побеседуем.

— Пожалуйста, не спешите, — кивнув, ответил Дэвид.

Вернулся мистер Карр только спустя десять минут и остановился возле Дэвида.

— Прошу, пройдемте в кабинет, мистер Лористон.

— Да, конечно.

Дэвид взял трость и, чуть поморщившись, поднялся, что, безусловно, заметил бдительный солиситор.

Мистер Карр остановился возле секретаря.

— Мистер Дженкинс, попросите, пожалуйста, Полли принести чаю.

Секретарь пробормотал, что попросит, и мистер Карр повел Дэвида в кабинет.

Комната оказалась большой, с крепкой удобной мебелью. Темный массивный стол блестел, с сотен книг, стоявших рядами на полках, регулярно вытирали пыль. В центре стола лежала аккуратная стопка бумаг, перевязанная розовой лентой. Мистер Карр переложил маленькую пачку на деревянный поднос, что занимал угол стола, сел и указал на стул напротив.

— Я ждал вас, мистер Лористон. Точнее, вас или мистера Фергюсона.

— Надеюсь, вы не против, что я заявился без предупреждения. В город я прибыл вчера днем. Если сейчас неудобно…

Мистер Карр покачал головой.

— Очень даже удобно. — Выдержав паузу, он добавил: — Перед тем как продолжить, я должен справиться: вы слышали о Патрике?

— О том, что он скончался? — Кивнув, Дэвид вновь ощутил тяжкое горе. — Да. Вчера я виделся с Элизабет. Она как раз получила письмо от сестры.

Мистер Карр кивнул.

— Огромная потеря для семьи и адвокатского сословия. Прекрасный человек.

— Лучший, — прошептал Дэвид.

— Он очень уважал вас, мистер Лористон.

Ответить не получалось. Вероятно, мистер Карр догадался, ибо внезапно принял деловой вид.

— Теперь что касается мисс Элизабет, нашего бенефициара. Полагаю, вы в курсе, что недавно стряслось?

Дэвид кивнул.

— Сэр Аласдер приходил сюда разузнать, где она. При таких обстоятельствах мне понятно, почему вы посоветовали передать управление доверительной собственностью другому солиситору.

— При нынешнем положении дел это разумно. Хотя кое-чем я не стал делиться со своим несчастным зятем.

Он тихонько позвонил в колокольчик, а миг спустя в кабинет заглянул секретарь, который встречал Дэвида.

— Да, сэр.

— Мистер Дженкинс, будьте добры, сдайте документы миссис Кирктон на хранение. Вносить изменения не требуется. Сегодня только переговоры.

Секретарь забрал с подноса аккуратно перевязанную пачку бумаг.

— Благодарю.

Едва секретарь ретировался, тихо закрыв за собой дверь, мистер Карр перевел спокойный взор на Дэвида.

— Контора довольно маленькая, мистер Лористон, посему приходится хранить большую часть документации в другом месте. Секретари приносят то, что мне нужно, а потом возвращают. В общем, они вынуждены ходить туда-сюда несколько раз в день.

Недоумевая, Дэвид кивнул.

— Разумно.

— Разумно и… уместно.

— Уместно?

— Как я уже говорил, я не все рассказал Патрику о визите сэра Аласдера. Приходил он днем, а вечером в контору вломились и перевернули все вверх дном. У меня на столе лежали документы, над которыми я в тот день работал. Бумаги не имели отношения к Элизабет и не подсказали бы, где ее сыскать.

Не представляя, что ответить, Дэвид воззрился на Карра, в его вежливое лицо.

— Считаете, Киннелл… — Он изумленно затих.

— Честно? Считаю. Разумеется, доказать я ничего не могу. Однако во время довольно неприятного разговора сэр Аласдер ясно дал понять, что, по его мнению, я знаю, где Элизабет. Если я не готов рассказывать, он выяснит все сам.

Их прервал мягкий стук в дверь.

— Войдите.

Вошедшая служанка средних лет поставила чайный поднос на большой стол и присела в реверансе.

— Спасибо, Полли, — спокойным любезным голосом проговорил мистер Карр. — Печенье выглядит восхитительно.

Служанка просияла улыбкой и удалилась.

Дэвид тоже осклабился. Безукоризненная вежливость мистера Карра, по-видимому, распространялась не только на клиентов и визитеров, но и на секретарей и слуг. Он налил Дэвиду чашку чая, плеснул молока и предложил печенье, кое, судя по всему, только испекли. Дэвид взял печенье и откусил. Как мистер Карр и думал, оно восхитительное — хрустящая сахарная вафля, таявшая во рту.

— Что еще говорил Киннелл?

Мистер Карр опустился на спинку стула, скрестив руки на груди.

— Дайте-ка подумать. Когда он нагрянул, у меня был клиент — как и этим утром, когда пришли вы. Сэр Аласдер, в отличие от вас, подождать не соизволил. Он поднял такой шум, что у меня не осталось иного выхода, кроме как извиниться перед клиентом и выяснить, кто устроил гвалт. Не успел я выйти из кабинета, как он зычно заявил, что знает меня, что я обязан рассказать, где его жена, иначе ему придется вбить зубы мне в глотку.

— Очаровательно.

— Это точно. Я ответил, что не имею ни малейшего представления, о чем он толкует, но если он удосужится объяснить, я с радостью послушаю. На что он заявил, что я ничуть не лучше его тестя.

— Какой комплимент.

Мистер Карр хмыкнул, а немного погодя вздохнул.

— Он не просто строил догадки, мистер Лористон. Он знает, что она здесь, в городе. Только не знает где.

— Откуда?

— Понятия не имею. Но он ни капли не сомневался. Он не утверждал, что я к чему-то причастен, зато утверждал, что она в городе.

— Я говорил, что она должна покинуть Лондон. Есть множество других городов, где можно спрятаться.

— Полностью согласен. Нам повезло, что здесь не было бумаг по доверительной собственности, когда сэр Аласдер послал людей. Ее адрес записан в досье. Теперь документы хранятся у банковских служащих. Вам следует найти солиситора, не связанного с ней.

— Так я и сделаю. Но сначала Элизабет должна решить, куда поедет.

— Верно. Чем скорее она уедет из Лондона, тем лучше.

Час спустя Дэвид постучал в дверь на Керзон-стрит, кою отворил мистер Лиддл.

— Добрый день, сэр, — придерживая дверь, изрек дворецкий. — Его светлость в кабинете. Разрешите, я вас провожу.

— Спасибо, но сначала я зайду в опочивальню.

Он не успел и шагу сделать, ибо дворецкий взял его за руку.

— Думаю, его светлость будет признателен, если вы оповестите о своем возвращении. Его немного взволновало, что вы вчера не вернулись.

Дэвид устыдился, что его столь тактично упрекнули. Перед тем как встретиться с Мёрдо, он хотел умыться и переодеться. Но раз Мёрдо беспокоился, лучше поскорее показаться на глаза.

— Хорошо.

Он последовал за дворецким по коридору, минуя гостиную, и достиг двери, что вела в кабинет.

Лиддл постучал, но реакции не последовало. Он снова постучал, на сей раз громче.

— Прошу прощения, сэр, — проговорил он, взглянув на Дэвида через плечо. — Вероятно, его светлость вернулся в покои.

Лиддл открыл дверь и замер на пороге, заметив, что комната не пустовала. Мёрдо полулежал в кресле, закрыв глаза и свесив голову на плечо. Неудивительно, что он спал. Со вчерашнего дня он даже не переоделся. Он что, прождал Дэвида всю ночь?

Дэвид мельком глянул на дворецкого, застывшего в нерешительности.

— Пожалуйста, оставьте нас, мистер Лиддл. — Дворецкий хотел возразить, но Дэвид заговорил быстрее: — Я все возьму на себя.

Сие замечание дворецкого не убедило, однако он отвесил поклон и удалился. Порадовавшись, что ковер заглушал шаги, Дэвид остановился возле кресла и присмотрелся к Мёрдо. Вид он имел утомленный и помятый. Совершенно изнеможенный. Близился полдень. Дэвид задумался, сколько спал Мёрдо. Если судить по осунувшемуся бледному лицу, недолго.

Глядя на Мёрдо, зная, что он беспокоился, Дэвид ощутил укол вины… и что-то еще — смущающую разновидность нежности, желание уберечь, отчего будить его не хотелось.

Дэвид редко видел Мёрдо тихим и неподвижным. В постели Мёрдо брал все в свои руки. По натуре он очень напорист. А поскольку Дэвид предпочитал уступать главенство, они нашли подходящий ритм. Легко позабыть, что Мёрдо столь же хрупкий, как и другие люди. Его нынешний вид, усталый и беззащитный, об этом напомнил.

Чары, что не давали Дэвиду сдвинуться с места, развеялись, едва Мёрдо начал шевелиться. Пробуждаясь, он тихо застонал и заерзал, поднял голову и неспешно распахнул глаза.

— Дэвид, — улыбаясь, прошептал он, но придя в себя, резко сел и громко прохрипел: — Где тебя носило?

Дэвид подавил желание огрызнуться в ответ.

— Я остался на ночь у Йена и Элизабет, — спокойно отозвался он. — Мне показалось, лучше переночевать у них, нежели идти домой в кромешной тьме.

— Ты остался на ночь! — возопил Мёрдо. — Тебе не приходило в голову хотя бы дать мне знать, что у тебя все хорошо?

— И как же я должен был это сделать? — поинтересовался Дэвид, повысив голос.

— Да десятком способов. Мог бы прислать записку.

Дэвид изумленно хохотнул.

— С кем прислать? У Йена и Элизабет нет свиты прислужников, как у тебя. У них даже одного слуги нет!

— Мог бы найти человека, который не откажется доставить записку за пару монет, — гаркнул Мёрдо. Он вздохнул и устало потер небритые щеки. Гнев угас. — Извини, — тише примолвил он. — Я переживал.

Дэвид, прислонившись к столу, попытался заглянуть Мёрдо в глаза. Однако встречаться с Дэвидом взглядом Мёрдо не хотел. Будто зачарованный, он впился взором в сияющий стол, на высоких скулах выступил легкий румянец.

— Ты знал, что я у друзей. Я говорил, куда пошел. Время было позднее. Нет ничего удивительного в том, что я не вернулся. По-твоему, лучше идти домой в темноте?

Мёрдо покачал головой.

— Ты не так меня понял. Я боялся, что-то приключилось по пути.

— Какая глупость. Когда я ушел, еще не стемнело, — хмыкнул Дэвид, но заметив серьезное выражение у Мёрдо на лице, смолк.

— Я боялся, что отец послал кого-нибудь за тобой проследить. Эта мысль пришла на ум только после того, как ты ушел. Я не мог перестать об этом думать. Вбил себе в голову, что тебя избили и ты лежишь в каком-нибудь переулке.

— Что? Он бы не стал так поступать.

Мёрдо, размышляя, свел брови к переносице.

— Как знать. До вчерашнего дня мне казалось, что он про тебя не знает, но, как выяснилось, он осведомлен, что в Лавероке я живу не один. — Поджав губы, он покачал головой. — Значит, кто-то ему доносил. А я-то решил, что избавился от всего этого.

— Но для чего утруждаться и посылать людей ходить за мной по пятам? Что это даст?

— Чтобы убрать тебя с дороги. Ты мешаешь его планам. Чувствую себя последним дурнем, ведь я сам открыл ему глаза.

Дэвид сглотнул, внутри все сжалось.

— Как так вышло?

— Несколько месяцев я пренебрегал его требованиями вернуться в Лондон. Понимаешь, я всегда так поступал. Я давно смекнул: если начать оправдываться за то, что не исполняешь его веления, попадешь в ловушку. Намного действеннее и приятнее хранить молчание. К сожалению, вчера я совершил ошибку.

— Какую ошибку?

— Надо было сидеть и ждать, пока он раскроет все карты. Прояви я терпение, рано или поздно он бы объявил, что знает о тебе. Я же действовал очертя голову, с ходу заявил, что свадьба не состоится. Я думал, ты спишь, думал, он о тебе не знает. Но незадолго до того, как ты спустился, он спросил, причастен ли к решению мужчина, с которым я прожил последние полгода. — После паузы он продолжил: — А потом появился ты.

Дэвид закрыл глаза.

— Черт. Извини.

— Не извиняйся. Сам виноват. Если бы я, как обычно, выслушал, а не выкладывал свои мысли, я бы получил представление о том, что он о тебе знает. Тогда все сложилось бы иначе. — Он обратил на Дэвида умоляющий взор. — Впервые мне не хватило терпения на его игры. Хотелось с этим покончить. Завершить. Увидеться с лордом Хартли, договориться о компенсации и условиях заявления. — Он сглотнул. — Я думал только о том, как поскорее со всем разделаться и рассказать тебе, а позднее мы бы уехали домой, в Лаверок.

«Домой».

Посеревший от усталости и отчаяния, Мёрдо напрягся всем телом. Большими ладонями он потер небритое лицо, а Дэвид тем временем размышлял, как ответить. Злость, подтолкнувшая сбежать в Блекфрайерс, уже улетучилась, несмотря на навязчивое ощущение, что расслабляться рано.

Дэвид что, болван, раз подумывал простить Мёрдо за то, что он скрыл помолвку? Или скрытность можно понять? Не удавалось определиться, что приемлемо, а что нет. Чем дольше он ломал голову, тем отчетливее осознавал, что утомился не меньше Мёрдо.

Пожалуй, ничего решать и не надо. Во всяком случае, пока что. Следовало решить более насущные проблемы, а остальное подождет.

Он протянул Мёрдо руку.

— Несколько дней ты почти не спал, — пробормотал он. — И я тоже. Нет смысла разбираться сейчас. Давай немного вздремнем. Поговорим, после того как отдохнем.

Мёрдо с опустошенным видом взглянул на Дэвида.

— Как я могу спать? Я подверг тебя опасности. Нам нужно обсудить, как тебя уберечь. Я не…

— Позже, — твердо перебил Дэвид. — Поговорим вечером. Сейчас тебе нужно поспать. Мне тоже. Вчера меня положили на пол. Бедро так сильно ныло, что я и часа не поспал. — Он улыбнулся уголком губ.

Помолчав, Мёрдо вздохнул, поднялся и взял Дэвида за руку.

— Раз ты идешь со мной, перечить я не стану.

Глава 13

Пробудился Дэвид ближе к вечеру. Почти четыре часа он проспал как убитый, отключился, лишь только коснулся головой подушки. Пожалуй, четырех часов маловато, чтобы наверстать две бессонные ночи, но, как ни странно, он чувствовал себя отдохнувшим и полным сил.

Дэвид перекатился на бок. Мёрдо спал на животе, спрятав лицо в сгибе дюжей руки. Дэвид погладил его по почти черным волосам, наслаждаясь их мягкостью.

Уловив стон удовольствия, он отдернул руку: будить Мёрдо не хотелось. Только вот уже слишком поздно. Мёрдо закопошился, а миг спустя лениво улыбнулся.

— Здравствуй.

— Не хотел тебя будить, — прошептал Дэвид. — Засыпай.

Мёрдо, хмыкнув, улегся на бок, пробежался кончиками пальцев по щеке, по колючей линии подбородка, по изгибу шеи. Едва ощутимая ласка вызвала дрожь, тело покрылось мурашками.

— Хочу тебя поцеловать, — пробормотал Мёрдо. — Я не целовал тебя целую вечность.

Теплый и обнаженный, он придвинулся к Дэвиду и расплылся в душевной, нежной улыбке. Когда Мёрдо припал к нему устами, Дэвид почувствовал изгиб губ, кончиком языка попробовал улыбку, познакомился с ней. Углубляя поцелуй, они соприкоснулись носами, прижались друг к другу теснее, переплелись ногами, выйдя за грань простых поцелуев, окунулись в бешеный ритм физической близости столь же легко, как танцоры кружат на балу.

В последние месяцы любовная близость с Мёрдо стала необходимостью. Дело не только в удовольствии, но и во взаимности, великодушии и счастье. Сие показывало, что, несмотря на прежние мысли, Дэвид не преступник и не грешник. Любовные утехи с Мёрдо превратили самую постыдную тайну в величайшее наслаждение.

Ласки стали чувственной борьбой, краткой восхитительной дракой за господство, которая завершилась, как только Мёрдо перекатился на Дэвида, поборов его превосходящей силой, однако осмотрительно не давил на ногу. Мёрдо ухмыльнулся, от широкой улыбки на щеке показалась ямочка. Выглядел он беззаботным и счастливым. Дэвид хотел, чтобы он выглядел так всегда. Сердце наполнилось любовью и тоской.

— Не хочу, чтобы ты женился на леди Луизе, — коснувшись щеки Мёрдо, выпалил он. — Хочу, чтобы ты был только моим.

Очень тяжело в этом сознаваться. На лице наверняка отразились терзания. Он высказал вслух то, чего хотел — неистово хотел, — и знал, что ничего не получит, знал, что прежняя жизнь в Эдинбурге манила к себе, самое счастливое время в жизни подходило к концу.

Мёрдо вглядывался Дэвиду в лицо, будто обдумывал слова или чувства, что за ними крылись. Беспечная улыбка угасла, в темных глазах сверкало нечто похожее на удовлетворение.

— Я не женюсь на ней, — с нажимом произнес он. — Я ни на ком не женюсь.

Он впился Дэвиду в губы.

Дэвид с радостью ответил на поцелуй, отбросив мысли о будущем. Значение имел только этот момент. Он дотрагивался до теплого Мёрдо, блаженствуя от знакомых линий и изгибов. Твердым членом, плотским выражением восторга, он упирался Мёрдо в бедро.

Мёрдо окружил Дэвида со всех сторон, не налегая на травмированную ногу. Они сливались воедино, целовались, скользили плотью о плоть, доводя друг друга до безумия, утопая в наслаждении.

— Хочу, чтобы ты меня взял, — пробормотал Мёрдо Дэвиду в губы.

Дэвид призадумался. Пробовали они лишь однажды и не очень преуспели. Из-за мучительных воспоминаний Мёрдо не удавалось позволить проникновение. Он хотел попробовать и перенес все стойко, но тем не менее блаженства не испытал.

— Ты не обязан, — отозвался Дэвид. — Тебе нравится по-другому, и я вполне доволен.

Мёрдо приподнялся, дабы нормально взглянуть на Дэвида.

— Хочу попробовать еще раз. В прошлый раз мне не понравилось, что я тебя не видел, да и тебе было неудобно.

С губ сорвался смешок. Он брал Мёрдо сзади, они стояли на коленях, несмотря на перины, нога жутко болела.

— А я-то считал, что умело притворялся, — с сожалением сказал он.

— Не очень, — улыбнулся Мёрдо. — Мы не продумали все как следует, да?

— Да. А ты не дал мне как следует тебя подготовить.

Дэвида позабавило, что Мёрдо разрумянился. Во всем, что касалось Дэвида, Мёрдо полнейший бесстыдник, но, стоило Дэвиду сделать то же самое, он начинал стесняться, настаивал, что справится сам.

— Если мы попробуем еще раз, я должен тебя подготовить. Как нам быть с ногой?

— Я сяду на тебя, — протараторил Мёрдо, тем самым выдав, что уже все продумал. — Тогда мне не будет неуютно, а у тебя не устанет нога.

Дэвид тихо застонал. Мысль о том, что Мёрдо медленно опустится на член, отозвалась в глубоко спрятанной, первобытной частичке души, которая втайне мечтала овладеть всем миром. Реакция вызвала у Мёрдо довольную улыбку.

— Тебе приглянулась эта затея?

— Боже, конечно. Но ты уверен? Это нелегко, а ты в последнее время не практиковался.

— Уверен. Мы используем много масла.

Мёрдо выбрался из постели, дабы забрать бутылку из армуара, а Дэвид, прислонившись к изголовью, подложил под голову подушку.

Мёрдо протянул бутылку, кинув на Дэвида неуверенный взгляд.

— Как мне… — Он махнул на кровать.

— Будет проще, если ты развернешься лицом в другую сторону. — При виде того, как Мёрдо зарделся, Дэвид с ухмылкой добавил: — Бедра повыше. Ягодицы раздвинуть.

Мёрдо, побагровев, хохотнул, однако в смехе слышалось смущение.

— Вряд ли у меня получится. Давай я…

— Да брось, — перебил Дэвид. — Забирайся. Ты неоднократно делал это со мной. Все по-честному.

Мёрдо долго принимал решение.

— Ладно, — вздохнул он.

Задев коленом грудь Дэвида, он принял предложенную позу. Ах, какой прекрасный мужчина с крепкими ягодицами, мускулистыми мясистыми бедрами. Господь всемогущий, какой вид.

Дэвид, положив бутылку, скользнул руками по бедрам, что вызвало слабый стон. Теплую после сна кожу усеивали волоски, приятно щекотавшие кончики пальцев. От предвкушения во рту пересохло. Разминая округлые ягодицы, он вынудил Мёрдо чуть приподнять бедра, дабы увидеть вход. Мёрдо не противился, но звук, сорвавшийся с губ, был смесью возражения и наслаждения.

Сия поза беззащитная для всех, а особенно для Мёрдо, который очень долго этого не допускал. Теперь, когда он предстал перед Дэвидом в таком виде, разрешал прикасаться, Дэвид обязан доставить ему удовольствие, обязан оправдать доверие.

Он осторожно потянул Мёрдо за бедра и пододвинулся сам, дабы поцеловать любовника. Однако с поцелуями он не спешил, пока что просто обдавал горячим дыханием чувственную складку между ягодиц, отчего Мёрдо дрожал и издавал стоны с ноткой тревоги и возмущения.

Терпение. Он начнет с чего-то менее вызывающего.

Дэвид проложил дорожку поцелуев от бедер до ягодиц, по подтянутой плоти, ведшей к яйцам. Он не скупился на внимание, упиваясь хриплыми вскриками и глубокими стонами, вобрал яйца в рот. Пренебрегая своим твердым членом, он осыпал Мёрдо ласками, стискивал достоинство, посасывал колючую мошонку. Вскоре каждая капля неловкости улетучилась. Мёрдо, приглушенно вскрикивая, опустил голову, бедра задрал выше, ноги раздвинул чуть шире.

Только после этого поцелуи стали интимнее. Дэвид провел языком прямо по краю складки. На сей раз в выкриках не улавливалось возражения, слышалась лишь отчаянная жажда большего, а едва Дэвид зашел дальше, благодарность:

— Боже, да, пожалуйста!

Землистый мужской аромат опьянял. Дэвид жадно облизывал вход, ослаблял, возбуждал, да попросту боготворил. Всхлипы наслаждения, слетавшие с губ, подгоняли, мысль о том, чтобы довести Мёрдо до кульминации, поглощала. Однако он вынудил себя отодвинуться. Готовый вход уже расслабился.

— Господи, — прошептал Мёрдо. — Трахни меня. Сейчас же.

Он хотел развернуться, но Дэвид решительно его остановил.

— Пока нет.

Дэвид нащупал бутылку масла, быстро вынул пробку и вылил тонкую блестящую струйку на вход. Отложив бутылку, он поймал стекавшее масло, принялся разрабатывать мышцу, уже расслабленную поцелуями, и наконец-то ввел палец, который вмиг сдавило, затянуло глубже. Они застонали. Член напрягся до боли. Мёрдо из зажатого и смущенного становился расслабленным и возбужденным, пальцы скользили без труда, а едва Дэвид подогнул пальцы и нашел искомую цель, Мёрдо принялся содрогаться и ругаться. Всего этого хватило бы, чтобы кончить без единого прикосновения к члену. Достаточно кульминации Мёрдо.

В другой раз. Сейчас Мёрдо хотел, чтобы его взяли.

— Ты готов. Разворачивайся.

Лицо у Мёрдо по-прежнему полыхало румянцем, но из-за страсти, а не из-за смущения. Полуприкрытые глаза блестели, как черный янтарь. Он расслабился, взбудоражился, выглядел решительным.

— Надолго меня не хватит. — Привстав на колени, он надавил влажной головкой на вход.

— Меня тоже, — прошипел Дэвид.

Едва лишь Мёрдо начал опускаться, Дэвида затянуло в скользкое живое тепло.

Он вспомнил, что чувствовал в прошлый раз, только сейчас все намного лучше, ибо Мёрдо тоже наслаждался. Широкая грудь тяжело вздымалась, глаза он закрыл, в экстазе запрокинул голову. Упершись рукой в подушку, он приподнимался и невероятно медленно опускался, отчего Дэвид беспрерывно стонал.

При виде покачивающегося члена во рту скопилась слюна. Дэвид обхватил его скользкой от масла рукой.

— О да! — ахнул Мёрдо, когда Дэвид принялся водить кулаком вверх-вниз в одном ритме с его движениями. — Я так близко…

— Кончай на меня, — прошептал Дэвид. — Хочу, чтобы ты оставил на мне след.

Мёрдо, привстав, застонал. Огромное достоинство налилось еще больше. Семя покрыло руку, внутренние мышцы сократились, вытягивая из Дэвида кульминацию так, что пришлось выгнуть спину и вскинуть бедра.

Когда Мёрдо повалился на него, а дымка удовольствия рассеялась настолько, что получилось распахнуть глаза и начать мыслить, Дэвид тихонько хохотнул, обдав дыханием шею.

— Боже, — изумленно молвил Мёрдо.

— Я думал о том же.

— Ты должен брать меня чаще.

Они залились смехом. Мёрдо взглянул на Дэвида. Темными глазами, в коих виднелись страсть и растущее наслаждение, он всматривался Дэвиду в лицо. Наверняка вид Дэвид имел такой же, как и Мёрдо, ибо он не пытался скрывать чувств. Они долго смотрели друг на друга, но вдруг радостное выражение превратилось в нечто задумчивое, даже проникновенное.

— Я и не знал, что раньше не был счастлив.

— Когда?

Мёрдо улыбнулся уголком губ.

— До тебя. Не скажу, что я был совершенно несчастен. Я строил планы. Ставил цели. Чего-то достигал, что-то приобретал. Но… рядом с тобой я счастлив, Дэвид.

Дэвид воззрился на него. Горло от эмоций сдавило.

— Это чувство взаимно, — чуть громче шепота сказал он.

Едва он обхватил Мёрдо за шею, они слились в пылком поцелуе.

Глава 14

Поужинали они рано, ибо со вчерашнего дня почти не ели. Мёрдо велел принести кушанья в отдельную гостиную, дабы они могли сидеть без фраков, упереться локтями в маленький стол, безнаказанно таскать друг у друга еду. За трапезой Дэвид поведал о визите к Элизабет и Йену и о беседе с мистером Карром.

Мёрдо насупился.

— Мне не нравится, что ты опять в этом замешан. Киннелл и так точит на тебя зуб. Он мстительный мерзавец. По всей вероятности, он оставил тебя в покое после несчастного случая лишь потому, что понимает, насколько ему повезло, что его не привлекли к ответственности. Если Киннелл заподозрит, что ты помогаешь Элизабет, он доберется и до тебя.

После несчастного случая Дэвид не стал выдвигать обвинения, рассудив, что так лучше для Элизабет. Теперь же, зная, что Киннелл пытался выследить Элизабет, Дэвид задумался: может, все-таки надо выдвинуть? Трудно себе представить, что аристократа накажут за нападение на человека, который ему далеко не ровня, но в этом случае происшествие видели десятки людей, включая, разумеется, лорда Мёрдо Балфора, пэра Англии, чьи слова имели такое же влияние, как и слова сэра Аласдера Киннелла.

Возможно, следовало подать жалобу немедля?

Однако Дэвид отверг сию мысль. Он чересчур долго тянул, а даже если бы и не тянул, неблагоразумно выставлять напоказ близость с Мёрдо.

— Не переживай. — Он тронул Мёрдо за запястье. — Я буду держаться от Киннелла подальше. Пусть Элизабет оберегает Йен. Моя задача — передать управление доверительной собственностью другому солиситору. Это не займет много времени. Я приму меры, как только выясню, куда Элизабет и Йен планируют перебраться. Хотя мне придется опять выпросить у тебя карету.

— Куда они уедут?

— В какой-нибудь промышленный город, куда Киннелл не наведается. В Бирмингем или в Манчестер.

— Далеко. Карету, конечно, бери, но тебе придется смириться, что я отправлюсь с тобой. В ближайшее время я не намерен выпускать тебя из виду.

— Тебе нужно решать свои проблемы, — напомнил Дэвид.

— Решу, — заверил Мёрдо. — Но больше я не оплошаю и в одиночестве тебя не оставлю. Когда ты предоставлен самому себе, ты неизменно попадаешь в беду. Не перечь, Дэвид.

Властное покровительство Дэвида не устроило. Он хотел возразить, но помешал раздавшийся стук в дверь. Явился Лиддл.

— Мистера Лористона спрашивает джентльмен. Мистер Макленнан.

— Йен? — Дэвид встревожился. Зачем Йен пришел? — Где он?

— В гостиной, сэр. Он очень взволнован и настаивает на том, что должен поговорить с вами сию минуту.

Дэвид, позабыв про ногу, быстро поднялся, поморщился от острой боли, что сопутствовала резкому движению, и взглянул на вставшего Мёрдо.

— Что-то стряслось, да?

— Ума не приложу, из-за чего еще он мог пожаловать, — сознался Дэвид.

Когда они вошли, Йен мерил шагами гостиную. При их появлении он с горестным видом обернулся.

— Дэви, Киннелл забрал Лиззи. После того как ты ушел, нагрянули его люди, а меня не было рядом, чтобы им помешать. Не представляю, что делать!

— Господи, нет. — Сердце у Дэвида упало.

— Ее увезли несколько часов назад… — Йен отвернулся, резко всхлипнув.

Дэвид опустил руку ему на плечо.

— Мы ее вернем, — твердо заявил он, придав голосу уверенности, кою он в действительности не ощущал.

— Расскажи, что случилось, — попросил Мёрдо.

Казалось, Йен только сейчас его заметил и смерил Мёрдо долгим взглядом. Интересно, он помнил их прошлую встречу? Настороженность и отчаяние во взоре подсказывали, что помнил.

— Я почти ничего не знаю, — наконец-то заговорил Йен. — Домой я пришел в четыре часа. Ее не было. На кухне после стряпни бардак. Я звал ее по имени, искал. Тут-то и зашла соседка Лили. Она ждала меня целую вечность. — Он сглотнул. — Лили видела, как подъехала карета. Скорее всего, карета Киннелла. На дверце был герб. Она видела, как двое мужчин вышли из дома вместе с Лиззи. Судя по голосам, приехали только слуги. Лили сказала, что они запихнули Лиззи в карету, а миг спустя укатили. Она чуть с ума не сошла, до моего возвращения места себе не находила. Вот и все. Больше я ничего не знаю, — измученно прохрипел он.

— Видимо, это я привел его к вам, — медленно проговорил Дэвид. — Вчера я пришел к вам домой, а сегодня… боже, Йен, мне так жаль!

Его замутило при мысли, что во всем виноват он. Если бы он был осмотрительнее, если бы предпринял больше мер предосторожности…

Йен со страдальческим видом таращил на него глаза. Судя по всему, он пришел к тому же выводу.

— Ты не виноват, Дэви. Я… должен ее вернуть. Но какого дьявола я могу? Если Киннелл запер ее в доме, я до нее не доберусь.

— Честно говоря, — вмешался Мёрдо, — ты мало что можешь. Он ее муж, а это наделяет его властью. Если он увезет ее из Лондона, вариантов не останется.

— Мёрдо! — прошипел Дэвид.

Йен побелел, выглядел так, будто его вот-вот стошнит.

— Прошу прощения за жестокость, но нам следует быть реалистами, — отозвался Мёрдо. — В одиночку Макленнан не справится. Только тот, кто вращается в тех же кругах, что и Киннелл, сумеет к ней подобраться.

— Кто-то вроде тебя? — спросил Йен.

Мёрдо кивнул.

— Ты поможешь Лиззи? — смиренно справился Йен. — Мне не стыдно попросить. Я сделаю что угодно, лишь бы ее забрать. Заплачу, сколько скажешь. Назови цену.

— Деньги мне не нужны, — обиженно изрек Мёрдо. — Я помогу Элизабет… ради Дэвида.

Йен кивнул, переводя оценивающий взгляд то на Дэвида, то на Мёрдо.

— Ладно. Спасибо. Буду благодарен за любую помощь. Есть какие-нибудь соображения?

Мёрдо задумался.

— Мне кое-что известно о Киннелле. Можно попробовать пригрозить. Хотя вряд ли Киннелл впустит меня в дом. Он осведомлен о том, что я знаком с Дэвидом. Значит, нужно поскорее встретиться на людях. Что ты знаешь о его привычках?

— Ничего, — признался Йен. — Первым делом я хотел отправиться к нему домой, заколол бы подонка ножом или хоть что-то выяснил, однако я предположил, что он обо мне знает и с радостью спустит собак. Это не поможет Лиззи.

— Ты прав, — ответил Мёрдо. — Он с удовольствием натравит на тебя своих людей. У него есть кому выполнять грязную работу. В детстве его жертв держали друзья.

Одной из жертв был Мёрдо. Они учились в одной школе. При мысли об этом Дэвид содрогнулся.

— Я попрошу Лиддла. — Мёрдо позвонил в колокольчик. — Ему точно удастся выяснить, как Киннелл проводит время.

Через несколько минут в комнату вошел дворецкий.

— Милорд?

— Мистер Лиддл, — улыбнулся Мёрдо, — нужно быстро и осторожно кое о чем разузнать. Как думаете, вы справитесь?

Лиддл отреагировал на сие высказывание так же, как и на любое приказание. Он ничего не записывал, не переспрашивал. Он просто выслушал, периодически кивая.

Едва Мёрдо договорил, Лиддл изрек:

— Дом сэра Аласдера недалеко отсюда. Необходимую информацию можно добыть за час. Желаете перекусить, пока ждете?

— Подайте закуски мистеру Макленнану, — даже не спросив у Йена, сказал Мёрдо. — Мы с мистером Лористоном уже поели, а перед уходом нам придется переодеться. Мы надеемся сегодня найти сэра Аласдера.

— Хорошо, милорд. — Дворецкий ретировался.

— За час, — нахмурился Йен, — он узнает про привычки Киннелла и доложит?

— Мистер Лиддл работает быстро. Он знаком почти со всеми лондонскими слугами. Все чем-то ему обязаны. — Он тронул Дэвида за плечо. — Идем. Давай приведем себя в презентабельный вид, а мистер Макленнан пока перекусит.

— Я ничего не хочу. Как я могу есть, зная, через что проходит Лиззи?

— Ты должен беречь силы, — решительно произнес Мёрдо. — Ты должен быть готов действовать. Если будешь собой пренебрегать, у тебя ничего не получится. Подумай об Элизабет.

— Ладно, — безрадостно буркнул Йен. — Попробую.

Вслед за Мёрдо Дэвид вышел из гостиной и поднялся по лестнице. Им непременно нужно побриться. Редкие рыжие усы у Дэвида смотрелись всего-навсего неопрятно, а вот темная борода у Мёрдо отросла до того быстро, что он смахивал на разбойника.

Когда они достигли верхней ступени и Мёрдо повернул к своей опочивальне, Дэвид его остановил:

— Ты сказал, что поможешь ради меня.

— Сказал.

— Почему?

Мёрдо окинул его пристальным взглядом.

— Я знал, что ты поможешь любой ценой, — пожал он плечами. — А я хотел помочь тебе.

Дэвид воззрился на него, не представляя, как реагировать, но Мёрдо избавил его от необходимости отвечать:

— Ступай в опочивальню и побрейся. И надень лучший костюм. Не знаю, где мы окажемся. Будет обидно, если тебя не впустят только из-за неподобающего фрака.

Менее чем через час они вернулись в гостиную. Мёрдо облачился в изящный темно-синий фрак, облегавший широкие плечи, в складках платка сверкала сапфировая брошь. Хоть Дэвид и не выглядел столь же роскошно, но в черно-белом вечернем костюме он смотрелся довольно недурно.

К трапезе Йен почти не притронулся. Наверное, его ужасно нервировали думы о том, что случилось с Элизабет. Все были на грани, ожидая новостей от Лиддла.

Наконец-то дворецкий возвратился.

— Кучер охотно рассказал о привычках господина, — сообщил дворецкий. — Он повсюду сопровождает сэра Аласдера, поскольку сэр Аласдер не любит ездить верхом.

— Что с леди Киннелл? — поинтересовался Йен. — Есть новости?

Холодное выражение лица чуть смягчилось.

— Боюсь, почти нет, сэр. Кучер сказал, что ее держат в доме. Я попросил разузнать побольше у домашней прислуги. Надеюсь, позднее получу вести.

Йен кивнул.

— Расскажите про Киннелла, — изрек Мёрдо.

Дворецкий передал слова кучера о том, чем Киннелл занимался в Лондоне. Завтракал он дома, просматривая утреннюю почту, ежедневно встречался с секретарем, посещал портного, после обеда наносил визиты, а по вечерам бывал в клубе «Калейн» неподалеку от Сент-Джеймс.

— Чаще всего он ужинает в клубе, — подытожил Лиддл.

— «Калейн», — пробормотал Мёрдо. — Надо было догадаться.

— О чем ты? — заинтересованно спросил Йен.

— «Калейн» — это закрытый клуб для шотландских пэров и влиятельных людей, — пояснил Мёрдо. — Члены клуба владеют большей частью Шотландии. Мой отец — один из почетных членов клуба. Там принимаются важные решения, сильные мира сего договариваются о браках.

«Мёрдо о помолвке тоже договаривался в клубе?» — подумалось Дэвиду. Однако он отринул сию мысль.

— Ты член клуба?

Мёрдо нахмурился.

— Раньше был. Я не наведывался в клуб более десяти лет, но надеюсь, меня не вычеркнули из списка. Скоро узнаем. — Он обратился к дворецкому: — Мистер Лиддл, прикажите подать карету. Мы с мистером Лористоном едем в «Калейн».

— Хорошо, милорд, — удаляясь, пробормотал дворецкий.

— По-твоему, он будет там? — после ухода Лиддла справился Йен. — Он только сегодня забрал Элизабет.

— Не знаю. Но что еще нам остается? Стоит проверить.

Глава 15

В клуб «Калейн», занимавший большой особняк на окраине Сент-Джеймс, деньги текли рекой. Все, начиная от роскошных занавесок и заканчивая ливрейным лакеем, стоявшим у входной двери, являло собой картину состоятельного джентльменского клуба.

— Он не настолько популярен, как «Уайтс» или «Брукс», — поведал Мёрдо, — но в этом клубе состоит немало именитых шотландцев. Хотя многие состоят и в других клубах.

— Например, твой отец?

Мёрдо кивнул.

— Отец чаще посещает «Уайтс», а сюда приходит пообщаться с шотландцами.

Заметив их приближение, лакей постучал по двери, кою отворил высокий мужчина в костюме дворецкого. Пригласив их в вестибюль, он раболепно извинился за то, что не признал, и попросил представиться.

— Я лорд Мёрдо Балфор, а это мой гость, мистер Лористон.

— Простите, что спрашиваю, милорд, но вы член клуба?

— Да. Хотя не заглядывал сюда несколько лет.

Дворецкий предложил им присесть, а сам отправился проверять членские записи. Много времени это не заняло. Учетная книга подтвердила, что последние двенадцать лет лорд Мёрдо состоял в клубе. Получив дозволение войти, Мёрдо внес Дэвида в качестве гостя.

— Желаете отужинать, милорд? — справился дворецкий, шагая вместе с ними по вестибюлю. — Сегодня у нас ростбиф и отменный силлабаб.

— Не сейчас, спасибо, — любезно отозвался Мёрдо. — Сначала мы осмотримся.

— Хорошо, милорд. На этом этаже вы найдете салоны, где господа встречаются и общаются. Обеденные залы на втором этаже, а игорные залы на третьем.

— Благодарю вас, — сухо откликнулся Мёрдо, пресекая дальнейшую беседу.

Уловив намек, дворецкий кивнул и удалился.

— Идем.

Прогулка началась. Быстро стало ясно, что, несмотря на единственную парадную дверь, «Калейн» занимал не один дом. На первом этаже располагались четыре салона разных размеров. Комнаты обустроили так, что члены клуба с легкостью переходили из одного помещения в другое. Большинство салонов заставили уютными на вид кожаными креслами, в коих восседали члены клуба и гости. Весело потрескивали камины, в настенных бра горели свечи.

В четвертом по счету салоне Мёрдо окликнули:

— Мёрдок, мальчик мой! Что ты здесь делаешь?

При звуках чеканного отцовского голоса Мёрдо замер как вкопанный, а Дэвид остановился чуть позади. Так сложилось, что сперва граф Дэвида не углядел, в радушном голосе слышались удивление и одобрение, грубые черты озарились чем-то похожим на удовольствие. Однако как только он увидел Дэвида у сына за спиной, удовольствие улетучилось. Он мрачно поджал губы.

— Как я погляжу, ты привел… секретаря.

Затянувшейся паузой перед словом «секретаря» он выразил недовольство, но все же спутник — угрюмый мужчина, почти ровесник графа — даже не заподозрил, кем в действительности он считал Дэвида.

После этой заминки Мёрдо подошел к отцу и мужчине.

— Добрый вечер, отец. Лорд Хартли.

Лорд Хартли. Значит, это тот самый человек, с чьей дочерью обручился Мёрдо.

У Дэвида не осталось иного выбора, кроме как последовать за Мёрдо. Он встал чуть поодаль, приметив, с каким холодным выражением лица лорд Хартли пожал протянутую руку.

— Это мой секретарь, мистер Лористон, — продолжил Мёрдо, отойдя в сторону.

Хартли едва различимо кивнул, вынужденный поздороваться с Дэвидом, но недовольный тем, что его познакомили со столь скромной особой. Дэвид учтиво, но неглубоко поклонился. Граф же им пренебрег.

— Не знал, что вы в городе, — обратился лорд Хартли к Мёрдо, покосившись на графа, будто ждал объяснений.

— Он только приехал, правда же, Мёрдок? — натянуто осклабился граф.

— Верно. — Мёрдо безрадостно улыбнулся в ответ, засим адресовался к Хартли: — Я планировал завтра навестить вас, милорд. Я надеялся, мы сможем пообщаться наедине. Днем будет удобно?

Не дав Хартли возможности ответить, заговорил граф:

— Завтра днем я должен быть в парламенте. Лучше вечером. За ужином…

Пока граф не увлекся, Мёрдо его перебил:

— Вы неправильно поняли, отец. Я хочу пообщаться с лордом Хартли наедине.

Граф поджал губы, а лорд Хартли изрек:

— Если желаете, можем пообщаться сейчас. Здесь наверняка есть где уединиться.

— Сожалею, но сейчас не получится. У меня важное дело.

— Важнее разговора с будущим тестем? — бросил Хартли.

Повисла неловкая пауза.

— Да, — ответил Мёрдо. — Боюсь, что так.

Лицо у графа приняло ледяное выражение, яростное и вместе с тем пустое.

Хартли тоже не обрадовался, однако кивнул.

— Ладно. Приходите завтра в два часа.

— Спасибо. — Мёрдо отвесил чопорный поклон. — Пожалуй, мы вас оставим. — Только когда они оказались в другой комнате, он прошептал: — Извини, что вел себя столь высокомерно, но, по идее, ты мой секретарь.

Дэвид лишь тихонько хохотнул.

Они поднялись на второй этаж, к обеденным залам, переполненным клиентами, что пробовали сухой на вид ростбиф и пугающе серый «отменный силлабаб». Посетители с радостью поглощали ужин. Все-таки пришли они не ради яств, а ради выпивки, карт и компании.

Дэвид и Мёрдо заглянули в три обеденных зала, но Киннелла нигде не обнаружили. Выйдя из последнего, Мёрдо молвил:

— Давай проверим игорные залы. Еще рано, но попробовать стоит.

Было и впрямь рано. Серьезные азартные игры начнутся позднее. Тогда за столами соберутся толпы джентльменов. Ныне лишь несколько джентльменов наслаждались партиями в карты и делали скромные ставки. Киннелла нигде видно не было.

— Наверное, он решил остаться дома с Элизабет, — сказал Дэвид.

Сия мысль вызвала дрожь. Что Киннелл с ней сотворил? Что случится, когда он узнает о ребенке? Дэвид решительно отбросил размышления. Он подумает позднее, лежа в постели без сна.

— Наверное. Давай вернемся. Вдруг Лиддл что-нибудь выяснил. Мы должны успеть, пока он не вывез ее из Лондона.

Они спустились на первый этаж, пробираясь по лабиринтам комнат. Дабы не попасться на глаза отцу и Хартли, Мёрдо сунул монетку лакею, что по служебному коридору, огибавшему комнату, привел их к самому большому и тихому салону, где члены клуба читали газеты и пили портвейн.

Одновременно с Дэвидом и Мёрдо в салон забрели два джентльмена.

Один из них — Киннелл.

Он разрумянился от мороза, улыбался — точнее, щерился — и светился, довольный собой, благорасположенный к приятелям.

— Принесите нам лучшего бренди, — велел он слуге, что встречал Дэвида и Мёрдо. — Я праздную.

Его спутник — малорослый лысевший пузан — захохотал:

— Хоть расскажите, что празднуете!

Ликование уже сошло на нет. Киннелл наблюдал за тем, как приближались Мёрдо и Дэвид. Тонкие ястребиные черты напряглись. Он излучал гнев, сдерживаемый лишь из-за боязни.

— Да, Киннелл, расскажите, — произнес Мёрдо с легкой улыбкой, коей обычно маскировал мысли. — Что празднуете? Или мне угадать?

Киннелл попытался пройти мимо — пресечь беседу на корню, — но Мёрдо его остановил и поцокал языком.

— Ну полно. Вы же не станете мной пренебрегать, правда? На дух не переношу, когда мной пренебрегают!

Несмотря на то что Киннелл далеко не маленький мужчина, Мёрдо был выше его сантиметров на пять. По сравнению с широкоплечим Мёрдо он казался худющим.

— Пропустите, — процедил Киннелл. — Мы не друзья. Давайте не будем устраивать сцену.

Мёрдо, приобретя неприятный вид, засмеялся.

— Может, я как раз и хочу устроить сцену, — сказал он, не понижая голоса, по-прежнему удерживая Киннелла за плечо.

Стычка начала привлекать внимание. Некоторые обернулись в их сторону, опустив газеты.

Киннелл еще раз попробовал вывернуться и уйти, но держал Мёрдо крепко. Он надвигался до тех пор, пока Киннелл не сделал шаг назад.

— Угомонитесь, — едва слышно возмутился пузан.

Мёрдо улыбнулся, нагоняя радушием жути.

— Хотите поучаствовать в разговоре? Или окажете любезность и попридержите язык?

Пузан зарделся и отступился, оставив Киннелла в одиночестве.

Мёрдо перевел взор на Киннелла.

— Вы так радовались, когда пришли. Небось, воссоединились с очаровательной молодой женой? Я прав?

Краем глаза Дэвид заметил суматоху. Вошедшие мужчины прислонились к стене, в открытую наблюдая за скандалом. Стояла такая тишина, что муха пролетит — слышно.

— Ну?

— И что с того? — огрызнулся Киннелл, насмешливо вздернув тонкую верхнюю губу.

— Нет, дело не только в этом, — рассудил Мёрдо, постукивая по подбородку указательным пальцем. — Уж очень вы счастливы. О, я догадался! Перед уходом вы задали ей трепку? Оттого вы улыбаетесь, да? Вы же любите устраивать взбучки. Особенно тем, кто меньше и слабее вас.

Донеслись охи и ахи. Киннелл побелел.

— Да как вы смеете! — прошипел он.

Мёрдо сверлил его взглядом.

— Скажите, что я ошибаюсь. Поверьте, я с удовольствием ошибусь. Но боюсь, пока мы болтаем, Элизабет залечивает травмы.

— Не зовите мою жену по имени! — возопил Киннелл, отпихнув руку.

На сей раз ему удалось, голос дрожал от страха, а едва Мёрдо встал у него на пути, он застыл.

— Довольно, Балфор, — раздался глубокий голос. — Она его жена и его дело. Не суйтесь.

Балфор даже не оглянулся.

— Не лезьте. Любой, кто осмелится встать плечом к плечу с этой псиной, получит то же, что ждет его.

Тот, кто говорил, смолк. Мёрдо осклабился, будто волк, раздумывавший, как убить добычу.

Киннелл, невзирая на исходивший от него страх, силился сохранять достоинство и бросил на Дэвида презрительный взгляд.

— Вот к чему приводит общение с простолюдинами.

Киннелл вложил в слова столько отвращения, что стало ясно: с Дэвидом что-то не так. Дэвид смотрел то на Мёрдо, то на Киннелла, чувствуя на себе взгляды зрителей. Он слышал бормотания, размышления о том, кто он такой.

Поддержанный наблюдателями, Киннелл высокомерно добавил:

— Да и какое вам дело до моей жены?

Мёрдо вновь улыбнулся, а Дэвид вновь задумался о волке, о немигающем взгляде, о зловещем спокойствии. Заносчивость улетучилась. Киннелл понял, что вопросу Мёрдо порадовался, но не понял почему.

— Большое дело, — отчетливо произнес он, чтобы все слышали. — Оставив вас, она пришла ко мне. Несколько месяцев она делила со мной ложе.

— Нет, Мёрдо… — потрясенно изрек Дэвид, но никто не обратил на него внимания. Все смотрели на Мёрдо и Киннелла.

Мёрдо приближался к убийству, встал прямо перед Киннеллом, вынуждая его сделать шаг назад. Киннелл отступал снова и снова, пока не врезался в стол. Дальше пути нет.

— Мёрдок… бога ради!

Дэвид обернулся — да все обернулись. В дверном проеме стояли граф Балфор и Хартли. Граф посуровел лицом, на коем отражались смятение и ярость, а Хартли выглядел так, будто его вот-вот хватит удар, и без того румяное лицо побагровело.

— Это неправда! — закричал Киннелл.

Конечно, неправда, только никто в это не поверит. Мёрдо только что нанес неслыханное оскорбление. Присутствующие осознавали, что благородный человек может отреагировать на сие оскорбление лишь одним способом. В ожидании неизбежного Дэвида накрыла холодная паника.

— Да что вы за человек такой? — подколол Мёрдо. — Будь у вас хоть капля самоуважения, вы бы бросили перчатку мне в лицо. Но вы жалкий трус.

Кто-то ахнул, кто-то выкрикивал возражения. Хватило бы и того, что Мёрдо обвинил Киннелла в жестокости и заявил, что он любовник его жены. Но называть его трусом? Собравшиеся нетерпеливо ждали, какой выбор сделает Киннелл.

Киннелл выглядел жутко, терзался и страшился. Тем не менее он все понимал. Ему не убежать, не потеряв при этом гордость и честь. Дрожавшими пальцами он стащил перчатку и слабо ударил Мёрдо по щеке. Мёрдо лишь ухмыльнулся.

— Вызываю вас на дуэль. — Взор у Киннелла стал бесцветным. — Выбирайте секунданта.

Волчья улыбка стала шире.

— Моим секундантом будет мистер Лористон. А вашим?

Киннелл оглядел комнату. Спутник, с коим он прибыл, испарился. Он обвел глазами толпу наблюдателей.

— Леннокс? Поможете?

Зрители расступились, и вышел мужчина, которого Дэвид очень хорошо знал. Сердце зачастило. Мужчина мельком глянул на Дэвида, засим перевел взор на Киннелла. На лице — некогда родном, знакомом — отразился испуг, но ответил сэр Уильям Леннокс уверенно:

— Безусловно.

Уилл Леннокс. Первая любовь Дэвида. Человек, когда-то разбивший ему сердце.

Как только вызов был принят, господа выступили с предложениями. Спорщиков развели в стороны, а джентльмен, скорее всего, военный, взявший на себя смелость обучить секундантов, повел их к креслам.

— Вы знакомы? — первым делом спросил он.

Ответить Дэвид не успел, ибо Уилл протянул руку.

— Сэр Уильям Леннокс. А вы?

Дэвид последовал примеру, огорчившись и испытав облегчение.

— Дэвид Лористон.

Они пожали руки. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что Уилл уже не стройный и не грациозный, как в юности, да и миловидность исчезла, черты лица стали взрослыми. Но выглядел он все равно прекрасно.

Советчик представился майором Дональдсоном. Они расселись и слушали объяснения о том, как проходит дуэль.

— В первую очередь, — начал он, — секунданты должны встретиться, выяснить, что можно сделать, дабы решить вопросы посредством извинений или как-то еще. Если это невозможно, надобно подготовиться: условиться о месте, согласовать оружие, договориться с хирургом.

Майор послал лакея за пером и чернилами, дабы записать имя и адрес тактичного хирурга, который «умеет латать пулевые ранения».

Дэвид внимательно слушал, несмотря на то что сердце тревожно билось, внутри все сжималось при мысли, что Мёрдо пострадает. «Странно, — подумал он, наблюдая, как майор копотливо записывал рекомендации. — Я наконец-то встретился с Уиллом Ленноксом, а из головы не выходит Мёрдо». Много лет он размышлял о том, что скажет Уиллу при встрече. Представлял, как кинется на Уилла за то, что он когда-то его предал, а точнее, сказал, что поцелуй, который лицезрел отец, дело рук Дэвида, и бросил разбираться с последствиями.

А сейчас он уразумел, что ему вообще нечего сказать Уиллу.

Уилл записал адрес, для того чтобы Дэвид пришел к нему утром, и протянул листок. Мужчины поднялись.

— Господа, оставляю вас договариваться, — раскланявшись, изрек майор.

Дэвид и Уилл поблагодарили и попрощались.

Как только майор ушел, Уилл со всей вежливостью справился:

— Завтра в десять утра удобно?

— Вполне. — Дэвид убрал листок в карман. — С вашего позволения, я должен отыскать лорда Мёрдо.

Он хотел уйти, но Уилл взял его за локоть.

— Дэви, послушай…

Они встретились взглядами. На миг Дэвид перенесся на много лет назад. Болотного цвета глаза врезались в память. Однако он быстро встряхнулся и высвободил руку.

— Не зови меня так, — молвил он и удалился.

Мёрдо увели в другую комнату. Он сидел в кресле подле камина и глядел на пламя. Неподалеку скучились бубнившие мужчины, но с Мёрдо не общался никто.

Когда Дэвид вошел, глаз он не поднял. Но стоило Дэвиду оказаться прямо перед ним, он наконец-то отвлекся от огня.

— Ты вернулся, — с настороженным видом сказал он.

— Да, — бросил Дэвид, сознавая, что у них есть зрители. — Мы с сэром Уильямом договорились встретиться завтра утром. Может, пойдем…

Он хотел добавить «домой», но в последний момент остановился, из-за чего слова прозвучали отрывисто и нескладно.

Мёрдо кивнул и встал с кресла. Не успели они дойти до середины комнаты, как в дверях возник Хартли, граф стоял чуть позади. Видимо, стычки еще не завершились.

Мёрдо закрыл собой Дэвида.

На пустые угрозы Хартли время тратить не стал:

— Лорд Мёрдо, можете считать, что ваша помолвка с моей дочерью расторгнута, — громко объявил он.

Вид он имел равнодушный и бесстрастный. Из-за отсутствия эмоций слова прозвучали еще убедительнее.

Зрителей было меньше, чем во время разговора с Киннеллом, но тем не менее публика имелась. Уже завтра события сего вечера обсудят в каждом лондонском салоне.

— Знать вас больше не желаю. Моя семья тоже, — продолжил Хартли, а после паузы добавил: — Вы очернили отцовское имя. Будь вы моим сыном, я бы от вас отрекся. — Он обратился к графу: — Мне жаль вас, Балфор.

Он покинул комнату, оставив Мёрдо с отцом. «Еще одна перчатка брошена», — подумал Дэвид. На сей раз Хартли бросил перчатку графу. Откуда-то Дэвид знал, что эту перчатку граф поднимать не хочет.

«Будь вы моим сыном, я бы от вас отрекся».

Хартли обладал значительной властью в политике, тори, как и Балфор. Брак их детей стал бы началом новой политической династии.

Три десятилетия граф предпринимал настойчивые шаги, дабы связать их с Мёрдо нитями, сотканными из тайн, угроз и обещаний. Он упрямо цеплялся за каждую нить, не давал сыну освободиться.

Усилия вели к браку. А теперь этого не случится.

Нити, соединявшие Мёрдо с отцом, были завязаны сложным, хитрым гордиевым узлом. Сегодня, невзирая на искусность узла, Мёрдо разрубил его мечом, решительно разорвал, не заботясь о последствиях.

Дэвид смотрел на графа, разглядывал холодное, суровое лицо, выискивая злость, разочарование, гнев. Он был готов увидеть каждую из этих эмоций. Но он не подготовился к тому, что все-таки увидел.

К неприкрытому горю.

Зрители ждали, когда граф заговорит. Мёрдо тоже безропотно ждал. Тем не менее решение далось нелегко. Граф не хотел делать то, что должен. Но как-никак он политик и оплот респектабельности. Его поставили в положение, не предполагавшее выбора.

Наконец-то в тишине раздался его голос:

— Больше ты мне не сын.

Он развернулся и ушел, сгорбив в знак поражения плечи.

Глава 16

Вскоре после того как ушел граф, слуга, что их встречал, принес пальто и шляпы.

— Милорд, — поклонился он Мёрдо, вслед за тем обратился к Дэвиду: — Сэр, — и смолк со снисходительным, но приятным выражением на вытянутом узком лице.

Дэвид глянул на спокойного и довольного Мёрдо.

— По-моему, нас просят удалиться, — заявил Мёрдо.

Вежливо возразив, слуга подал им шляпы и помог надеть пальто. Мужчины, следившие за распрей между Мёрдо и отцом, с угрюмыми, недовольными физиономиями наблюдали, как Мёрдо и Дэвид готовились уйти.

Дэвид задумался: если не брать в расчет невозмутимое поведение, Мёрдо тревожило, что эти люди осуждали его и не поддерживали? Должно тревожить. Дэвида и то тревожило, а ведь для него эти люди — никто. Для Мёрдо же они ровня, люди, с коими он учился, общался, вел дела. Необязательно любить их или уважать, чтобы их отношение оскорбило.

Когда они перешли из маленького салона в большой, стало хуже. Все обернулись, гул разговоров резко стих. Но Мёрдо ни на что не обращал внимания, ибо в другом конце комнаты заметил Киннелла.

Киннелл с вернувшимся спутником тоже готовились отбыть. При виде Мёрдо он испуганно вытаращил глаза и устремился к двери.

— Говорят, всадить пулю в мозг гораздо милосерднее, чем в живот, Киннелл, — прокричал Мёрдо. — Если не хотите умирать долго и мучительно, не трогайте сегодня супругу.

После этого оскорбления гневный ропот начал нарастать, и Дэвид взял Мёрдо за локоть, опасаясь, что он пойдет за Киннеллом и разъярит присутствующих. В их понимании Мёрдо, несомненно, злодей, несмотря на то что он обвинил Киннелла в жестокости.

Киннелл даже не оглянулся, но угрозу слышал точно. Дэвид с радостью отметил, как он сбился с шага, перед тем как двинулся дальше. Теперь он хорошенько подумает, поднимать руку на Элизабет или нет.

Едва Киннелл испарился, к ним подошел сухопарый неказистый мужчина, похожий на клерка, безликий, смотревшийся неуместно среди элегантных представителей знати.

— Лорд Мёрдо, можно поговорить с вами и вашим другом наедине? Я владелец заведения, мистер Робертсон.

Мёрдо, взглянув на него, вмиг превратился в типичного аристократа, поднятой бровью выражавшего, что подобное обращение его огорошило. Робертсон, к его чести, не дрогнул.

— Хорошо, — пожал Мёрдо плечами.

— Сюда, пожалуйста.

Мёрдо последовал за Робертсоном, а Дэвид поплелся за ними, с ужасом сознавая, что толпа провожала их немыми взглядами.

Робертсон привел их в вестибюль, где они ждали по прибытии, и с преувеличенной осторожностью закрыл дверь, напустив на себя жеманный вид.

— Боюсь, я должен извиниться, лорд Мёрдо, — заговорил он. — Я так понимаю, мой служащий, мистер Хилл, сообщил, что клубное членство у вас сохранилось.

Сердце екнуло. Дэвид догадался, куда он клонил.

— Все верно, — отозвался Мёрдо.

Робертсон пожал плечами, как бы сконфуженно извиняясь. Получилось у него прекрасно.

— Мистер Хилл ошибся. Вы уже давно не посещали клуб, и членство… истекло.

— Ах, истекло?

Мёрдо приподнял уголок пухлых губ. Казалось, такое развитие событий его совершенно не волновало, однако Дэвид знал, сколь замечательно он умел скрывать истинные эмоции.

— Боюсь, что так, милорд. Безусловно, вы можете подать заявку на членство…

По услужливому виду и без слов было ясно, что сия попытка — это пустая трата времени.

— Заманчиво, конечно, — съехидничал Мёрдо, — но в этом нет смысла. В ближайшем будущем я перееду в Шотландию.

Робертсон никоим образом не выказал облегчения.

— Разумеется, милорд, я понимаю, — отвесил он глубокий поклон и отступил.

Распахнулась парадная дверь, кою придерживал тот же невозмутимый лакей, что стоял возле входа, когда они приехали.

Мёрдо покинул «Калейн». Навсегда.

На обратном пути до Керзон-стрит Мёрдо и Дэвид хранили молчание. События последнего часа удручали. Дэвид мнил, что в клубе они поговорят с Киннеллом, возможно, начнут переговоры. Он не ожидал непоправимой перепалки. Острая тревога за Мёрдо сжимала сердце, чрезмерно яркое воображение то и дело подсовывало образы, где Мёрдо с пулевой пробоиной в голове падает на землю.

— Зачем ты это сделал? — прервал Дэвид молчание. — О чем ты только думал?

Мёрдо повернул голову. Он был на удивление спокоен, однако упрямо выпятил подбородок.

— Все пошло не по плану. Не скажу, что меня не посещали подобные мысли — еще как посещали, — но я не думал так поступать.

— Что же ты планировал?

— Более хитрую угрозу, — пожал Мёрдо плечами. — Поместье Киннелла, Марлок, погрязло в долгах. Я хотел намекнуть, что выкуплю долги и присвою Марлок себе.

— Тогда к чему перемены?

— Причины две. На то, чтобы осуществить план, ушло бы несколько месяцев. Стоило увидеть Киннелла и представить, что он, скорее всего, сотворил с женой, захотелось его остановить.

Дэвид понял сие желание. Хотелось разделаться с подонком голыми руками, показать, каково это — сносить побои.

— А вторая причина?

— Отец и Хартли. Я почувствовал, как затягивается петля, и осознал, что, если я хочу освободиться, нужно действовать решительно.

— Ты подверг жизнь опасности, чтобы освободиться от помолвки? — взвился Дэвид.

— Как по мне, результат отличный, — бросил Мёрдо. — Помолвка расторгнута, меня выставили негодяем, дама совершенно чиста. Что еще тебе нужно, Дэвид? Этого должно хватить даже тебе.

— Чего? Что ты можешь не выжить?

Дэвиду не нравилось, что голос от волнения дрожал. Он скорее почувствовал, нежели увидел, как Мёрдо стрельнул в него глазами и обмер.

— Я выживу, — изрек Мёрдо. — Киннелл не отважится на дуэль.

— Откуда тебе знать?

Он снова пожал плечами.

— Даже если и отважится, ему известно, что я выиграю. Ни для кого не секрет, что я превосходно стреляю. Это одна из причин, почему всем стало за него обидно. Они решили, что с моей стороны непорядочно подстрекать недотепу вызывать меня на дуэль.

— А если выиграешь, станешь убийцей, — с горечью произнес Дэвид, хотя ему полегчало, оттого что, по общему мнению, Мёрдо победит.

— Если так случится, я сбегу на Большую землю. — Прильнув ближе, он взял Дэвида за подбородок и приподнял его голову, вынуждая встретиться с ним взглядом. Мёрдо криво ухмыльнулся, а суровый взор чернильно-черных глаз озадачил. — А если любовник составит мне компанию, это будет грандиознейший скандал за двадцать лет.

Вопреки тому, что это пустой разговор, сердце забилось чуть быстрее, нахлынула смесь волнения и беспокойства. В порыве эмоций Дэвид привлек его ближе и впился в губы отчаянным поцелуем, желая почувствовать теплого Мёрдо.

На миг Мёрдо заколебался, будто удивился, потом вздохнул Дэвиду в губы и обхватил его сильными руками, углубляя поцелуй.

Отстранившись, дышал он тяжело и неожиданно молвил:

— Ну и когда ты скажешь, что сэр Уильям Леннокс — это твой Уилл?

Дэвид ошеломленно на него воззрился. Уже привыкший к темноте, Дэвид разглядел, как блестели у Мёрдо глаза, как он воинственно выпятил подбородок. Это вызвало затаенную злость, которую он уловил после ухода из клуба?

— Ты про него знаешь?

— Да я знаю уже целую вечность. Давным-давно ты рассказал мне про Уилла, мальчишку, что разбил тебе сердце, мальчишку из большого дома в Мидлаудере. Не так уж сложно выяснить, кому принадлежит большой дом в Мидлаудере.

— Ты наводил обо мне справки?

— Я поинтересовался соперником, да.

— Соперником? — переспросил Дэвид. — Как Уилл может быть соперником? Мы разошлись много лет назад. До сегодняшнего дня я не видел его почти десять лет.

— Я заметил, как он на тебя смотрел, — с жаром парировал Мёрдо.

— Ты что, с ума сбрендил?

Мёрдо захохотал, правда, смех звучал далеко не весело.

— Нет, это ты ослеп. Ручаюсь, что завтра он попытается затащить тебя в постель.

Дэвид не сводил с Мёрдо глаз. Какая чушь. Такая возможность исключена. Впору рассмеяться, да только вот говорил Мёрдо совершенно серьезно.

— Поверь, ничего не случится. Уилла я не интересую.

Однако из недр памяти всплыло, как Уилл взял его за локоть, пробормотал: «Дэви...»

Но это поистине смехотворно. Дабы избавиться от дум, он покачал головой.

Мёрдо безмолвствовал, возмущенно поджав губы. Дэвид его не убедил. При виде несчастного Мёрдо он ощутил прилив нежности.

— Мёрдо, Уилл не похож на нас, — ласково произнес Дэвид. — Он решил жениться, решил быть с женщиной…

В ответ раздался резкий смешок.

— Что?

— Ты такой наивный, — вымученно улыбнулся Мёрдо, придвинувшись ближе. — Я неоднократно видел твоего Уилла на… так сказать, вечерних мероприятиях. Уверяю, он ничем от нас не отличается. Я видел его воочию. Он обожает, когда на него смотрят. Как мне помнится, в прошлый раз он овладевал гренадером и…

— Господи, Мёрдо, остановись!

Дэвид отпрянул, чувствуя дурноту. Оттого что Мёрдо знал про Уилла, про его опрометчивость и молчал, Дэвида захлестнул ужас. Он держал сие знание при себе, дал Дэвиду проявить глупую наивность и даже словом не обмолвился.

— С чего бы мне останавливаться? — прильнув еще ближе, свирепо проворчал Мёрдо. — Предпочитаешь фантазировать, да? О непорочном мальчике, который допускал лишь прикосновения? О любви твоей распроклятой жизни?

— Да не он любовь моей жизни, идиот! — огрызнулся Дэвид, возмущенный бестолковостью Мёрдо. — А ты!

Надолго воцарилась тишина. Дэвид сердито пыхтел, а Мёрдо таращился на него, комично округлив глаза.

— Ты… то есть… что ты сказал?

Дэвид отвел взгляд. Сердце начало барабанить.

— Что слышал.

Выдержав паузу, Мёрдо проговорил дрожащим голосом:

— Знаешь, так шутить нельзя.

Дэвид вскинул глаза, наткнувшись на неуверенное выражение, кое он редко видел у Мёрдо на лице.

— Естественно, я не шучу. Ты помнишь, чтобы я когда-то отпускал подобные шутки?

Мёрдо задумался.

— Нет. Нет, не помню. — Он закрыл глаза, сглотнул. — Просто… я так давно люблю тебя, Дэвид. Мне казалось, мои чувства безответны.

— Что? Почему тебе так казалось? Подожди… ты меня любишь?

— Да, конечно. Разве не видно?

— Нет! Но почему ты считал, что я тебя не люблю?.. — Он замолчал, голос от изумления надломился.

— Ты никогда не хотел того, чего хотел я. Ты вечно говоришь, что наши отношения долго не продлятся, что мы должны быть осторожны, вечно напоминаешь, что скоро меня оставишь. — Мёрдо сглотнул. — Признаться, я боялся, что, если расскажу о своих чувствах, ты уедешь еще раньше.

Даже во мраке Дэвид разглядел печаль, написанную в темных с поволокой глазах. Сердце заболело. Он погладил сильный упрямый подбородок, подушечкой пальца провел по широким пухлым губам. Дэвиду не нравилось, что Мёрдо, чье лицо он знал до мелочей, утаил эти секреты. Особенно не нравилось, что все упомянутое — про постоянные напоминания, что скоро они простятся, что он обязан уехать, — связано с тем, что Дэвид поставил общество на первое место, а Мёрдо на второе.

«От любви нельзя отрекаться».

— Прости, — оторопело прошептал он. — Мне так жаль. Ты заслуживаешь лучшего.

Возникло ощущение, будто внутри что-то лопнуло, будто правда рвалась наружу. Мёрдо стал важнее всего прочего. Всего, ради чего он трудился: респектабельности, блестящей карьеры, богатства. Все разлетится прахом, если он потеряет Мёрдо.

— Да пропади пропадом все, чего я заслуживаю, — прошептал Мёрдо. — Мне нужен только ты.

Глава 17

Когда они вернулись на Керзон-стрит, дверь отворил Лиддл, по всей видимости, никогда не отдыхавший.

— Милорд, недавно прибыл ваш отец. Он ожидает вас в гостиной.

Мёрдо призадумался над известием.

— А мистер Макленнан?

— В опочивальне, сэр. Я проследил за тем, чтобы граф его не увидел.

Мёрдо кивнул.

— Молодчина. Пойдешь со мной? — спросил он у Дэвида.

— К твоему отцу? — растерялся Дэвид.

— Если тебя не затруднит.

— Пойду, если ты считаешь, что это правильно. — Неуверенный тон выдал сомнения.

Мёрдо едва заметно улыбнулся.

— Да ничего я не считаю, лишь хочу, чтобы ты был рядом.

По озаряемому свечами коридору Дэвид проследовал за Мёрдо до гостиной, где граф сидел в кресле, выбранном в прошлый визит. Это главное кресло в комнате, господское кресло. На столе стоял нетронутый бокал бренди или, возможно, виски.

Вначале он взглянул на Мёрдо, затем перевел глаза на Дэвида.

— Отошли своего катамита. Хочу пообщаться наедине.

— Если вы желаете пообщаться, придется говорить при мистере Лористоне. Прошу прощения за отцовские замашки, мистер Лористон, — улыбнулся Мёрдо. — Садитесь.

— Мистер Лористон, да? — передразнил граф, в то время как Дэвид опустился на стул с прямой спинкой, радуясь, что даст ноге отдохнуть. — Прекрасный титул для потаскуна.

Мёрдо даже бровью не повел и равнодушно бросил:

— Вы же знаете, что он не потаскун. Вам отлично известно, кто он и что он, разве не так?

Граф разразился жутким смехом.

— Безусловно. Он адвокат, выходец из крестьян. Вульгарнее попросту некуда.

Сими словами граф намеревался оскорбить? Дэвид не стыдился своего происхождения. Как раз наоборот. Он молча взирал на графа, ожидая ответа Мёрдо.

Казалось, Мёрдо, впившийся взглядом в отца, тоже не расположен говорить. Графу пришлось самому нарушить молчание:

— Ты остолоп, Мёрдок. — Слова сочились горечью и недоумением.

Мёрдо, улыбнувшись, пожал плечами.

— Может быть. Это все, что вы хотите сообщить, или есть что-то еще? Если есть, я налью себе выпить, пока мы не двинулись дальше.

Не дожидаясь ответа, он прошел к серванту, где стояли графин и бокалы. Вытащив хрустальную пробку, он налил две порции.

— Ответь на вопрос: зачем ты это сделал? — промолвил граф.

Мёрдо поднес Дэвиду бокал, кой он принял. Легкое соприкосновение пальцев успокоило. Он надеялся, что Мёрдо тоже успокоился.

Вместо того чтобы сесть, Мёрдо встал подле камина, опершись локтем о полку, глядя сверху вниз на отца, присвоившего в доме сына хозяйское кресло.

— Вам не понять. Это была… миссия спасения.

Граф изумленно покачал головой.

— В чем суть? Ну лупит сэр Аласдер Киннелл супругу. Она сама заварила эту кашу, когда вышла замуж. И ложе ты с ней не делишь. Что бы ты ни плел, я знаю, что это не так!

Дэвид, сам того не сознавая, подскочил со стула. Боль прошила ногу от бедра до колена, но вздох удалось подавить.

— Не смейте говорить об этой даме, — непреклонным тоном произнес он. — Вы недостойны даже туфли ее вылизывать.

Граф осклабился, глазея на Дэвида с нескрываемым интересом.

— Не реагируйте на отцовские колкости. Он обожает гневить людей и будет делать назло.

— Ты так хорошо меня знаешь, Мёрдок, — хохотнул граф. За секунду веселое выражение превратилось в нечто скорбное. — Из вас троих ты был единственным, на кого я возлагал надежды.

— Какой вздор, — мягко сказал Мёрдо. — Не найти сыновей послушнее Харриса и Яна. Я же ни в грош вас не ставил.

— Ты единственный, у кого есть мозги, способности, единственный, кто видит мир таким, какой он есть. Да, титул и земли достанутся Харрису. И что с того? Ты получил бы гораздо больше. Ты мог бы стать влиятельным деятелем, Мёрдок, достигнуть небывалого могущества. Вот чего я для тебя хотел! Для того и нужен был брак! Когда я договорился о помолвке, ты согласился…

— Точнее, не перечил, — ввернул Мёрдо.

— Не строй из себя марионетку. Ты намеревался возвратиться в Лондон и пойти по пути, который мы всегда обсуждали.

— Стал бы как вы, — бесстрастно изрек Мёрдо. — Дослужился бы до высокого чина, влиял бы на правительство.

— Да, и у тебя бы получилось. Но вместо этого ты умчался в Шотландию… к нему, — махнул он на Дэвида, — и пренебрегал письмами, что я посылал. Почему?

— Я образумился.

— Образумился? Тебя больше никогда не примут в светском обществе! Люди, которые вкладываются в предприятия, что приносят тебе деньги, не пришлют ни гроша, после того как узнают про скандал. Ты станешь парией, Мёрдок.

Мёрдо пожал плечами.

— Верно, но деваться уже некуда. — Помолчав, он продолжил: — Забавно. Столько лет у вас была возможность меня погубить, а я сделал все своими руками. До сегодняшнего дня мне даже в голову не приходило, сколь незначительной властью вы надо мной обладали. Нужно было лишь отказаться от всего, что вы мне дали. Стоило только понять, что мне ничего от вас не надо, прочее сложностей не вызвало.

— Тогда ликуй: у тебя больше ничего нет, — огрызнулся граф.

— Я так не считаю.

Граф мазнул взором по Дэвиду. Его осенило.

— Ясно. Лучше бы ты поговорил со мной, вместо того чтобы приносить себя в жертву. Мы бы договорились. В этом городе браков по любви почти нет. Ни с домом, ни с уединением проблем бы не возникло…

Мёрдо весело засмеялся.

— Вы всерьез полагаете, что я поверю, будто вы стали бы договариваться? Вы всегда заявляли, что хранить тайны следует на свой страх и риск.

Граф поджал губы.

— Если бы ты сказал…

— Если бы я сказал, вы сделали бы все возможное, чтобы все испортить, — рявкнул он. — Всех, кто вам мешает, уничтожили бы.

Граф хранил молчание. Он не возразил, да вообще ни слова не молвил.

— Вот вам история, — обратился Мёрдо к Дэвиду. — В детстве я жил от лета до лета. Каждое лето мы с матушкой, братьями и сестрами проводили в Килбее, в Аргайлшире. У отца же вечно находились дела в Лондоне. Уже много лет вы не ездили в Шотландию, верно? — поинтересовался он у отца.

Граф смолчал, и Мёрдо продолжил:

— Когда мне было шестнадцать лет, я сказал отцу, что хочу остаться в Килбее и управлять имением брата Харриса, наследника титула. Харрис остался бы в Лондоне и занял место в палате лордов. Я думал, отец порадуется. Он всегда мечтал, чтобы кто-то из сыновей пошел по его политическим стопам. Я знал, что Харрис счастлив, покуда оплачиваются его расходы.

— Харрис не похож на тебя. Для политики ему не хватает ума, — перебил граф.

Однако Мёрдо не обратил на него внимания:

— К моему удивлению, отец меня поддержал. Он пообещал распорядиться, чтобы старший управляющий, мистер Мур, уделил мне время, дабы выяснить, понравится мне работать или нет. В Килбей меня послали в семейной карете. Впервые в жизни я почувствовал себя человеком.

Дэвид хотел попросить его замолчать. Он знал, что грядет нечто ужасное. С одной стороны, слушать не хотелось, а с другой — Дэвид сознавал, что Мёрдо нужно выговориться, а он должен стать свидетелем.

Мёрдо улыбнулся, но вот взгляд выражал невыносимую грусть.

— Однажды, после того как я пробыл дома несколько дней, мистер Мур сказал, что мы уедем пораньше. На следующий день к семи утра мне уже седлали лошадь. Помню, тем утром я одевался и размышлял, что же принесет день. А спустившись в конюшню, я понял…

— Что? — поторопил его Дэвид. — Что вы поняли?

— Я понял, что творится неладное, — сглотнув, продолжил Мёрдо. — В конном дворе стояли красномундирники и клерк из ведомства шерифа с юридическими документами. Лишь только мы пустились в путь, я спросил, что происходит, и мистер Мур рассказал про выселение. Я не представлял, чего ожидать. Естественно, мне даже на ум не приходило, что целую деревню сожгут дотла.

«О боже, нет».

Сердце у Дэвида сжалось при воспоминании о беседе, состоявшейся несколько месяцев назад в другой гостиной. Дэвид, говоря про изгнание горцев с родовых земель, обвинил Мёрдо: «Ты же горец, разве нет? Сын самого помещика. Твой отец выселял арендаторов с родных земель, чтобы освободить место для овец? Сжигал дома?»

Тогда Мёрдо попросил его замолчать.

— Мне так жаль, — прошептал Дэвид.

— Тот день избавил меня от желания управлять Килбеем, — произнес Мёрдо. — На что, собственно, отец и уповал. Вы всегда разбирались в людях, так ведь, отец?

Граф, сидевший в кресле, принял отрешенный и вместе с тем высокомерный вид.

— Вы умеете уговаривать, умасливать…

— Зачем тратить время впустую? — бросил граф. — Уже тогда ты был весьма способным.

— Я души не чаял в Килбее. Я был там счастлив.

— Счастье приходит и уходит, — пожал граф плечами. — А вот возможностью определять будущее королевства могут похвастать немногие. Именно это я тебе и предлагал.

— А я отказался.

— Да, отказался. — Граф устало потер лицо. — Да, отказался, — повторил он, на сей раз, видимо, начав уяснять, что изменить ничего нельзя.

— Этим вечером вы публично от меня отреклись. Слов назад не забрать.

— Да, верно, — признал граф. — По пути сюда я пытался найти выход, но его нет. Мне не уберечь тебя от глупости. Было чересчур много свидетелей. Выйдет грандиозный скандал. Я обязан отлучить тебя от семьи.

— Понимаю. Дабы вас не смущать, в городе я больше не покажусь. Я вернусь в Шотландию и больше не приеду.

— Хорошо, — отозвался граф.

Тем не менее гримаса противоречила ответу. Он выглядел опустошенным. В тот миг Дэвид уразумел, что граф по-своему любил сына.

Мёрдо глубоко вздохнул.

— Взамен я прошу лишь об одном…

— О чем?

В глазах мелькнул проблеск надежды. Все же Мёрдо чего-то от него хотел…

— Оставьте нас в покое.

«Нас».

Проблеск надежды угас, исчез.

— Мёрдок, — произнес он, вложив в слово всю боль и сожаление, — сегодня ты отчудил то, что не укладывается в сознании, теперь от тебя толку нет. Я не могу иметь с тобой дел.

— Знаю.

Граф закрыл глаза, а разомкнув веки, проговорил:

— Помнишь, много лет назад ты спорил со мной о выселении?

Мёрдо кивнул.

— Ты сказал, что однажды меня проучишь. А я ответил, что это дурость, что в мести ради мести нет смысла. Для чего тратить силы, коими можно распорядиться с большей пользой?

— Я хорошо это помню. Вы говорили, что месть должна содействовать цели, иначе это просто собачий укус. Вы говорили, что любой дурак может махать кнутом, а хитрость в том, чтобы привести лошадь к финишу.

— Совершенно верно, — вспомнив про гордость, чуть улыбнулся граф. Поднявшись с кресла, он пересек комнату и встал на расстоянии вытянутой руки от сына. — Ты выбыл из гонки, Мёрдок. Я не пытаюсь воскресить дохлых лошадей. Я их в упор не вижу.

Они долго сверлили друг друга глазами.

— Спасибо.

Граф напустил на себя суровый и озлобленный вид.

— Не благодари. Однажды ты посмотришь на свою жизнь и поймешь, что он не стоил таких жертв.

Мёрдо смолчал, пронзая отца взглядом.

Граф, качая головой, повернулся к нему спиной.

— Ты величайшее разочарование в моей жизни.

Не проронив больше ни слова, он покинул комнату.

Глава 18

Утро следующего дня выдалось ветреным и холодным. По небу проносились серые тучи. Дэвид держал путь в резиденцию Леннокса, борясь с ветром, вынуждавшим хвататься за шляпу. В этом году март приходил с бурей.

Маленький дом Уилла — здание из красного кирпича в не очень благополучном, но все равно приличном уголке Лондона, — смотрелся не столь величественно, как особняк Мёрдо. Нервы пошаливали. Дэвид постучал в дверь, размышляя, какого приема ожидать.

— Сэр Уильям распорядился отвести вас прямиком в кабинет, — пояснил угрюмый дворецкий. — Пожалуйста, следуйте за мной.

Он сопроводил Дэвида по узкому коридору, остановился перед одной из дверей и тихо постучал.

— Входите, — донеслось из-за двери.

Даже по единственному слову можно безошибочно признать Уилла. Говорил он тем же аристократическим тоном, что и Мёрдо, только в произношении слышался шотландский акцент. Эдакий голос сельского джентльмена, в детстве игравшего с местными ребятишками и обучавшегося на дому.

Дворецкий распахнул дверь и размашистым жестом предложил Дэвиду войти. Переступив порог, он оказался в уютном кабинете, где Уилл сидел за столом. При появлении Дэвида он мигом поднялся. Они зашагали навстречу друг другу и остановились перед камином в центре турецкого ковра.

— Мистер Лористон, — улыбнулся он.

— Сэр Уильям.

Дэвид пожал протянутую руку настолько быстро, насколько позволяли приличия, и высвободился. Щелчок двери оповестил, что прислужник удалился и они остались одни.

— Как я погляжу, теперь ты ходишь с тростью, — выдержав паузу, сказал Уилл.

— Временно.

— Что стряслось?

— Ничего особенного. Несчастный случай. Я почти оправился.

Дэвид через силу взглянул на Уилла, стараясь не показывать эмоций.

— Выглядишь превосходно, — изрек Уилл, окинув Дэвида взором с головы до ног. Не слишком открыто, но для людей вроде них заметно.

«А на гренадера он так же смотрел, — задумался Дэвид, — перед тем как овладеть им на глазах у зрителей?»

— Ты тоже, — любезно отозвался Дэвид, никоим образом не выдав размышлений, и равнодушно добавил: — Брак идет тебе на пользу.

Уилл не ответил, зато отвел глаза.

— Слышал, у тебя дочь, — с вежливым интересом примолвил Дэвид.

— Теперь еще и сын, — подтвердил Уилл.

— Поздравляю.

Уилл пренебрежительно кивнул, по-видимому, не желая обсуждать детей.

— Выпьешь? — указал он на графин с янтарным напитком.

В десять утра?

— Нет, благодарствую, — пробормотал Дэвид. — А вот присесть не отказался бы.

— О, конечно, — откликнулся Уилл, покосившись на трость. — Следовало раньше предложить.

«Да, следовало. Впрочем, Уилл никогда не отличался внимательностью».

Праздная мысль осадила. За минувшие десять лет Дэвид неоднократно клял Уилла Леннокса, но только за то, что он разбил ему сердце. Банальная реакция — порицание манер — разочаровала.

Дэвид осторожно опустился на стул. Последние несколько дней давали о себе знать. Он опирался на трость больше обычного.

Поймав взгляд Уилла, он смутился и осерчал.

— Мне еще не доводилось заниматься подобными вопросами, но полагаю, сначала мы должны выяснить, возможно ли примирить спорщиков, а потом уже о чем-то договариваться.

Уилл смерил его долгим взором, после чего проговорил:

— Печальная ситуация. Всем известно, что лорд Мёрдо вынудил сэра Аласдера устроить дуэль. Если поединок состоится и сэра Аласдера убьют, это будет не что иное, как душегубство. Для Балфора единственный достойный выход — это принести извинения.

— Лорд Мёрдо готов извиниться только при определенных условиях. Взамен Киннелл получит извинения и сбережет честь без риска для жизни. Поскольку после этого случая лорд Мёрдо не намерен показываться в обществе, Киннеллу не придется сталкиваться с напоминаниями.

— Что за условия?

— Я не имею права сказать. Лорд Мёрдо готов обсудить их с Киннеллом. Мне же наказали передать, что, если Киннелл пожелает обговорить вопрос, лорд Мёрдо навестит его сегодня в два часа. Если нет, я вернусь вечером, чтобы обсудить встречу.

Уилл приподнял брови, однако, к его чести, выуживать сведения не стал.

— Хорошо. Я все передам и пришлю записку с ответом.

Они долго не сводили друг с друга глаз. Ибо с делами они покончили, рассиживаться не имело смысла.

— Тогда я откланиваюсь и жду вестей. Я живу у лорда Мёрдо на Керзон-стрит. Ответ отправь туда.

Он уперся руками в бедра, поднялся, сумев не поморщиться, и взял трость.

Уилл тоже встал.

— Признаться, это очень занятно.

— Что?

— То, что лорд Мёрдо заявил про супругу Киннелла. Не думал… честно говоря, я не думал, что он предпочитает женщин.

Дэвид молчал, глядя в знакомые зеленые глаза.

— Да и ты живешь у него… — добавил Уилл, выразительно умолкнув.

Хоть он и ждал чего-то подобного, Дэвид поймал себя на мысли, что докучливость Уилла возмущала.

— После несчастного случая я поступил на службу в усадьбу лорда Мёрдо в Пертшире, дабы решить кое-какие юридические вопросы. Пока я шел на поправку, меня все устраивало.

— Да брось, Дэви, — приблизившись, изрек Уилл. В глазах плескались веселье и нескрываемый плотский интерес. — Таких совпадений не бывает. Я тебя знаю, помнишь? — Он погладил Дэвида по предплечью. — Я знаю, какой ты. Раз ты проводишь время с лордом Мёрдо, ты уже не тот робкий мальчик, которого я знал.

Дэвида затошнило при взгляде на Уилла, при виде игривого взора, многообещающих касаний.

— Ты тоже изменился, — произнес он онемевшими губами. — Когда-то ты и сам был робким.

— Тогда я боялся собственной тени. С тех пор многое поменялось. Брак помогает раскрепоститься.

— Твоя жена считает так же?

Уилл поджал губы и повел плечами, изображая безразличие.

— Ее мнение никого не волнует.

Сие говорило о многом. Неудивительно, что они с Киннеллом сдружились.

Дэвид отступил, и Уилл опустил руку.

— Мне пора. Нужно заняться другими делами.

Дэвида не заботило, что он солгал. Ему не терпелось уйти.

— Досадно, конечно, — приветливо отозвался Уилл. Видимо, равнодушием его не отпугнуть. — Может, встретимся, после того как покончим с дуэлью? Разумеется, не здесь. Я знаю неприметный и надежный отель…

При мысли об этом сделалось дурно.

— Вряд ли.

Уилл разрумянился.

— Из-за того, что случилось с твоим отцом? Да бог ты мой, Дэви, нам было по шестнадцать лет. На что ты рассчитывал?

«Я рассчитывал, что ты не солжешь о своей роли в поцелуе».

«Я рассчитывал, что ты не бросишь меня разбираться с последствиями в одиночку».

Давным-давно он хотел выложить все это Уиллу, даже хотел потребовать ответов. Он по глупости надеялся на объяснения, с коими сумеет смириться, кои помогут снова полюбить Уилла.

Теперь все в прошлом.

Ныне Дэвид хотел позабыть, что вообще с ним знаком. Тем, что он не отозвался на вопрос, Дэвид как бы отомстил за просительные письма, отправленные много лет назад, ни на одно из которых он так и не получил ответа.

— Как я уже сказал, мне пора идти.

— Все это ненадолго. Может, сейчас ты и нравишься Мёрдо Балфору, но вскоре интерес угаснет. У него было больше мужчин, чем у меня горячих ужинов. Однажды он женится, как и я. Такие, как мы, всегда женятся.

Дэвид пристально смотрел на давнего возлюбленного.

Он незнакомец, вежливый состоятельный красавец, окруженный турецкими коврами и книгами в кожаных переплетах. Богач с благовоспитанной супругой и двумя детьми.

Пожалуй, он получил все, чего хотел.

Дэвид вспомнил прежнего Уилла — пригожего мальчика, чьи зеленые глаза светились весельем и нежностью, в то время как они с Дэвидом резвились в пруду, изображая выдр.

В душе он простился с тем мальчиком навсегда.

Уилл шагнул вперед.

— Дэви…

Но Дэвид уже повернулся к нему спиной.

— Прощай, Уилл.

Он вышел за дверь, выбросив воспоминания из головы.

Йен настоял, что доедет с ними до особняка Киннелла, правда, согласился остаться в карете.

— Если замысел провалится, — сказал он, как только экипаж остановился возле места назначения, — и этот мерзавец застрелит тебя на хэмпстедской пустоши, я не успокоюсь, пока не положу конец его жалкому существованию.

— Этого не случится, — незамедлительно откликнулся Мёрдо. — Он уцепится за возможность избежать дуэли, а если нет, на пустоши умрет именно он.

Уверенный ответ немного расслабил Йена. Он кивнул и не возмущался, когда они выбрались из кареты.

Дворецкий, отворивший дверь, явно их ждал. Он проводил их в просторный, хорошо обустроенный кабинет, где уместились огромный стол и круглый стол для совещаний с шестью стульями.

— Сэр Аласдер скоро подойдет, — оповестил дворецкий.

Как только он удалился, закрыв за собой дверь, Мёрдо повернулся к Дэвиду и вздернул бровь.

— Ждать придется долго.

Дэвид не находил себе места из-за того, что Мёрдо встанет лицом к лицу с Киннеллом, держащим заряженный пистолет, а вот сам Мёрдо вовсе не тревожился. Даже веселился. Его поведение приводило в ярость и в то же время успокаивало.

В одном Мёрдо оказался прав: ждать пришлось долго. Явился Киннелл спустя двадцать минут. Одет он был опрятно, а вот выглядел плохо. Лицо посерело от усталости и тревоги. Он разительно отличался от Мёрдо.

Мёрдо успел усесться за стол с книгой, взятой с одной из полок. При появлении Киннелла он вскинул глаза, но вместо того, чтобы подняться, опустился на спинку стула и закинул ноги на стол.

— Ах, сэр Аласдер! Вы наконец-то удостоили нас своим присутствием. Где же ваш секундант? Сэр Уильям, кажется.

Дэвид следил за реакцией Киннелла, подмечая мельчайшие признаки гнева и страха: он стиснул зубы, смотрел внимательно и вместе с тем настороженно.

— Лучше обойтись без зрителей.

— Очень умно, — приветливо согласился Мёрдо. — Вам не понравится то, что я скажу. Сэру Уильяму ни к чему это слушать.

Киннелл обогнул стол и сел на самый дальний от Мёрдо стул.

— Сэр Уильям сказал, что вы готовы извиниться, — проговорил он деловым тоном. — Но при определенных условиях. Что за условия?

— Их всего два. И оба легко исполнить. Во-первых, мне нужна Элизабет. Сегодня она уйдет отсюда вместе со мной. Во-вторых, я хочу, чтобы вы с ней развелись.

Киннелл устремил на него потрясенный взгляд.

— Вы… вы не можете об этом просить.

Мёрдо с совершенно серьезным видом подался вперед.

— Я не прошу. Я требую. Если хотите избежать дуэли на пистолетах, вы согласитесь, — отталкивающе улыбнулся он. — Вам известно, что я выиграю.

От злости Киннелл покраснел.

— Это возмутительное требование. Я имею право на извинения. Вы меня оскорбили! Я пострадавшая сторона!

Мёрдо схватил Киннелла за плечо и дернул на себя так, что они оказались почти нос к носу.

— Да какой из тебя пострадавший? — прошипел он. — Ты злобная тварь. Ты остался таким же злобным, каким был в детстве. Если думаешь, что я забыл, как ты меня мучил, когда я был маленьким и слабым, ты сильно заблуждаешься. — Он придвинулся ближе. — Поверь, я с превеликим удовольствием пристрелю тебя и сотру с лица земли. Согласен ты с условиями или нет, твоя жена освободится от этого брака. От неминуемой смерти тебя отделяет только то, что я хочу забрать ее из этого дома. Посему советую извлечь из великодушного предложения максимум. Через день или два я запросто тебя убью и начинаю склоняться к мысли, что оно того стоит.

Едва Мёрдо отпустил Киннелла, он тяжело повалился на стул, побелев от страха.

— Как же я с ней разведусь? — пробубнил Киннелл.

— Укажите меня любовником. Я не против. Учитывая то, что вчера случилось в «Калейне», свидетельств вам хватит, не говоря уже о сочувствии пэров. Конечно же, Элизабет окрестят прелюбодейкой… — он посмотрел Киннеллу прямо в глаза, — но уверен, она с радостью променяет боязнь на осуждение.

— Развод обойдется мне в целое состояние.

— Вам это по карману, — пожал Мёрдо плечами. — Продайте украшения. Они ей больше не нужны.

Киннелл поджал губы, сверкая глазами от злости.

— Вас тоже опорочат. Вы разоритесь. Никто в светском обществе не подаст вам руки.

На миг Мёрдо задумался. Киннелл заметить не успел, а вот Дэвид приметил сомнения и понял, что Мёрдо просчитывал последствия.

— Тронут вашей заботой, — улыбнулся Мёрдо, — но волноваться за меня не стоит. Итак, если вы готовы принять предложение, мистер Лористон составит соглашение. Ежели нет, увидимся на рассвете на хэмпстедской пустоши. Что выбираете?

Глава 19

«Поскольку первая сторона подтверждает и признает, что он состоял в прелюбодейной связи с леди Элизабет Киннелл…»

Еще даже не высохли чернила, коими были сделаны подписи, когда Киннелл развернулся на каблуках и вылетел из кабинета. Минуту спустя Дэвид и Мёрдо последовали за ним, но он уже испарился. Зато к ним торопливо шагал дворецкий.

— Сэр Аласдер просил вас подождать ее светлость в прихожей. Пожалуйста, следуйте за мной, она придет через несколько минут.

«Поскольку вторая сторона подтверждает, что он жестоко и бесчеловечно обращался с упомянутой леди Элизабет Киннелл...»

Дворецкий не ошибся. Не прошло и десяти минут, как вслед за строгим лакеем на лестнице появилась склонившая голову Элизабет. Достигнув нижней ступени, она робко улыбнулась и вздрогнула, оттого что Дэвид резко втянул воздух, а Мёрдо прошипел крепкое словцо.

Она находилась в плачевном состоянии: глаз почернел, губы распухли, потрескались. Бог его знает, какие травмы крылись под одеждой. Дэвид надеялся, что ребенок, которого она носила под сердцем, не пострадал.

«Стороны договорились о нижеследующем...»

Хорошо, что Киннелл успел убраться, иначе Дэвид набросился бы на него, наплевав на больную ногу. Сдерживая ярость, он смял соглашение, однако все же сумел ослабить хватку. Сие соглашение защитит Элизабет. Он сложил бумаги и убрал в карман пальто, после чего сделал шаг вперед.

— Элизабет, простите, что я привел его к вам.

— Дэвид, — чуть громче шепота произнесла она, — мне можно уйти с вами?

Осторожная надежда была невыносимой.

— Да, идемте. Йен ждет на улице.

Он повел ее к выходу, Мёрдо побрел следом. Невозмутимый лакей распахнул дверь.

«1) Вторая сторона обязуется полностью за свой счет и в течение месяца с даты подписания данного документа подать в эдинбургский Сессионный суд прошение о расторжении брака между второй стороной и упомянутой леди Элизабет...»

Переступив порог дома, Элизабет издала невнятный звук, похожий на нечто среднее между всхлипом и облегченным вздохом, и вцепилась Дэвиду в руку. Дэвид заметил, что Киннелл выпустил Элизабет в той же одежде, в которой ее похитили. Ни капора, ни перчаток, ни накидки, лишь муслиновое платье, совершенно не подходившее для скверной мартовской погоды.

— Подождите секунду, — произнес Мёрдо, когда Элизабет задрожала, снял пальто и накинул ей на плечи. — Так-то лучше, — улыбнулся он. — Идемте, карета ждет неподалеку.

Кучер спрыгнул с козел, дабы открыть дверцу, а Йен подскочил с места.

— Слава богу, Лиззи! Господи, что он с тобой сделал? Ты в порядке?

Она упала в его объятия, всхлипывая и в то же время смеясь, пальто соскользнуло с узких плеч на пол кареты. Дэвид и Мёрдо забрались следом, захлопнув дверцу.

— Все хорошо. — Взяв лицо Йена в ладони, она покрыла его поцелуями. — Все хорошо. Не смотри на синяки, любимый, они не имеют значения. Теперь я рядом.

— Я его убью, — буркнул Йен, крепко ее обняв.

— Не думай о нем.

Она нежно убрала с его лба светлые волосы, словно именно Йена нужно защитить.

— Как я могу не думать? А вдруг он опять тебя похитит?

Карета дернулась вперед.

— Этого не случится, — заверил Мёрдо.

Йен бросил на него мрачный взгляд.

— Откуда тебе знать?

Дэвид вынул соглашение из кармана и протянул Йену.

— Читай.

«2) Первая сторона выплатит второй стороне двести пятьдесят фунтов стерлингов в течение семи дней с даты подписания данного документа; вторая сторона примет эту сумму в счет отказа от претензий, которые могут возникнуть к первой стороне».

Йен и Элизабет склонились над бумагами, а когда подняли взгляды, в глазах у Элизабет блестели слезы.

— В голове не укладывается то, что вы для меня сделали, — прошептала она, глядя на Мёрдо. — Ваша репутация загублена из-за того, чего вы даже не совершали.

— Я не совсем бескорыстен, — ласково улыбнулся Мёрдо. — Мне тоже кое-что перепало.

— Двести пятьдесят фунтов? — проговорил Йен. — Да мы вовек не вернем этот долг.

Мёрдо, взирая на Дэвида, ответил:

— Не нужно ничего возвращать. Двести пятьдесят фунтов — это ничто по сравнению с тем, что я получил. Ничто.

Йен хотел поспорить, но Дэвид его перебил:

— Не надо, Йен. Просто прими. Ради Элизабет.

Йен смолчал.

— Это поможет, Дэвид? — спросила Элизабет. — Киннелл обязан соблюдать условия документа?

— Обеспечить соблюдение почти невозможно. Но смысл не в том, чтобы выиграть судебные баталии. Это подстраховка иного рода.

— Ну признается он в жестоком обращении с женой — и что? Ты правда считаешь, что из-за этого его репутация пострадает? — скептически поинтересовался Йен.

— Думаю, да. Самую малость. Но бесчестье меркнет в сравнении с тем, как он подмочит репутацию, если выяснится, что он не выполнил джентльменское соглашение, заключенное для того, чтобы избежать дуэли.

Йен фыркнул от отвращения, но при этом приподнял уголки губ.

— Словом, вы свободны, — обратился Мёрдо к Элизабет. — И я тоже. Настало время изменить жизнь к лучшему, вам так не кажется?

Мёрдо уговорил Йена и Элизабет переночевать в особняке.

После того как он оповестил о неожиданных гостях, Лиддл послал лакея готовить ванну для дамы, а сам повел изнеможенную пару наверх.

Через десять минут после возвращения улыбавшиеся Дэвид и Мёрдо остались в прихожей одни.

— У тебя усталый вид.

— Я запросто проспал бы неделю, — признался Дэвид. — Ночью я почти не сомкнул глаз.

— Тогда идем наверх. Я тоже умаялся.

Несмотря на то что ему хотелось остаться с Мёрдо наедине, по ступеням Дэвид поднимался не спеша, стараясь не переусердствовать. Мёрдо, естественно, заметил.

— Как нога? — справился он.

— Хорошо. — Дэвид, дойдя до опочивальни Мёрдо, толкнул дверь. — Когда я двигаюсь, становится лучше. Самое ужасное — рассиживаться без дела.

Мёрдо вошел в комнату вслед за ним и закрыл дверь.

— Значит, к практике возвращаться не стоит.

Дэвид, уже дошедший до середины комнаты, обернулся. Мёрдо прислонился к двери, глядя на него в упор.

— Полагаю… полагаю, придется прерываться. Что-то в таком духе.

Мёрдо заметно сглотнул.

— Не надо.

— Что?

Мёрдо хохотнул, стукнувшись головой о дверь.

— Я не о том, что не надо прерываться. Я имею в виду… не возвращайся.

— Что? — повторил Дэвид.

Господи, ну что за дурень? «Что? Что?»

Мёрдо принял решительный вид. Обычно так выглядят люди, берущиеся за дело, которое их пугает.

— Я не хочу, чтобы ты покидал Лаверок. Я хочу, чтобы ты остался со мной навсегда. Если ты не против.

Дэвид вперился в него взором, от потрясения лишившись дара речи. Он мнил, что это невозможно — провести всю жизнь рядом с любимым человеком. А ведь именно это Мёрдо и предложил. Нет, потребовал.

Покуда он силился подобрать слова, решительное выражение исчезло с лица Мёрдо.

«Ты вечно говоришь, что наши отношения долго не продлятся, что мы должны быть осторожны, вечно напоминаешь, что скоро меня оставишь…»

Дэвид вспомнил о Чалмерсе, о его любимой женщине, о том, как он казнился из-за того, что оставил возлюбленную умирать в одиночестве. Дэвид не хотел, чтобы у них с Мёрдо сложилось так же. Он хотел провести рядом с Мёрдо всю оставшуюся жизнь. Хотел разделить все: хорошее и плохое, радость и печаль. Хотел в миг усталости опереться на его плечо, хотел, чтобы Мёрдо мог положиться на него.

«От любви нельзя отрекаться».

Конечно, им придется быть осторожными. Они окружат себя пышной зеленью Лаверока. Вместе, бок о бок они одолеют любые трудности, что встанут на пути. При желании они справятся. А желания у Дэвида хоть отбавляй! Хватит с него самопожертвования, чувства вины, мучительного одиночества. Мёрдо его уберег. Мёрдо показал, что, несмотря на общественное мнение, он не грешник.

— Не беспокойся, жениться тайком я не планирую, — твердо добавил Мёрдо. — С этим покончено.

— Собственно, в «Калейне» ты сжег все мосты.

— Я отдавал себе отчет в том, что делаю, — с нажимом проговорил Мёрдо, внимательно глядя на Дэвида. — Я увидел довольного Киннелла и понял, что у меня есть шанс не только спасти Элизабет, но и спастись самому. Избавиться от всего, что мешало: от помолвки, отца, ожиданий, что связывают с людьми вроде меня. — Он неуверенно улыбнулся. — Да, Дэвид, я сжег мосты и в тот момент впервые в жизни почувствовал себя свободным. — Он шагнул вперед и нежно коснулся щеки Дэвида. — Поедем со мной домой.

— Я хочу поехать, — сказал Дэвид, устремив на Мёрдо серьезный взор. — Но я должен быть уверен, что ты хорошо подумал о том, от чего отказываешься. Раньше ты хотел всего, что мир готов предложить. Не только любовников, но и жену, семью…

— Я ошибался, — перебил Мёрдо. — Тогда я запутался. Хотя мне так не казалось. Я считал, что получу все. Буду вести две жизни: одну — достойную и надежную, а вторую — тайную, полную услад и порока. — Он печально хохотнул. — Я считал тебя наивным, но ты открыл мне глаза на то, что в жизни, о которой я мечтал, нет никакого смысла. Ты меня спас.

Дэвид хотел молвить: «А ты спас меня», хотел поведать обо всем, от чего Мёрдо его спас, но слова застряли в горле, ибо Мёрдо взирал на него так, что заговорить просто-напросто невозможно. Мёрдо Балфор, всю жизнь скрывавший истинные эмоции за озорными улыбками и изогнутыми бровями, смотрел на Дэвида с безумной надеждой в глазах.

— Так ты поедешь со мной в Лаверок?

На миг вопрос повис в воздухе. Однако Дэвиду все же удалось расслабить горло и дать ответ:

— Поеду.

Эпилог

Год спустя

Дэвид попросил кучера остановиться и выбрался из кареты на вершине холма. В столь чудесный день не хотелось проводить в экипаже последний и лучший отрезок путешествия. Он прогуляется три километра по хребту, засим по лесной тропинке спустится в долину, примыкавшую к Лавероку.

Дэвид смотрел вслед грохотавшей карете. Она прибудет без пассажира, только с бережно упакованным сундуком с одеждой, тремя коробками книг, бумагами, кои он забрал из эдинбургского особняка Мёрдо, и клути дамплингом, завернутым в муслиновую ткань. Сие любимое с детства лакомство Дэвид вез от матушки из Мидлаудера. Последние три дня она разводила вокруг него суету и отправила домой не только с пудингом, но и — несмотря на возражения, что нога уже почти не болела, — с банкой домашнего линимента, которым, по ее словам, он должен пользоваться ежедневно.

На следующий холм придется взбираться, а затем он выйдет на равнину. После стольких часов, проведенных в карете, Дэвид был рад размять ноги. В последнее время он наслаждался небольшими неудобствами вроде легкого жжения в икрах или учащенного дыхания.

К концу подъема колено начало саднить, но только чуть-чуть. Дабы перевести дух, он уселся на большой плоский валун и, разминая колено, окидывал взором место, кое теперь звал домом: бурную реку с черными острыми камнями, холмы, заросшие коричневатым орляком, который с приходом весны расцветет. Жаворонок взмывал в небо и стремительно опускался. Дэвид следил за его смелым резвым танцем, пока он не исчез в роще.

Дэвид побрел по хребту, разглядывая знакомые виды. Здорово вернуться сюда, в деревню. Он обожал почти пустынную красоту нового дома. Элегантный Эдинбург кишел людьми. Приехав в город впервые за год, Дэвид поразился тому, сколь он оживленный, шумный, грязный и суетливый. Стремясь возвратиться домой, Дэвид покончил с делами как можно скорее.

Следующий выезд из Лаверока состоится лишь через полгода, однако периодические поездки неизбежны. Ныне он не кто иной, как поверенный лорда Мёрдо Балфора и вкладчик. Конечно, Мёрдо мог решать все вопросы сам. Люди не знали подробностей скандала, приведшего соседа-аристократа в Пертшир, навсегда изгнавшего его из лондонских светских салонов, но они судачили. Особенно о замужней даме, разбившей ему сердце. Более того, из-за этой женщины он дрался на дуэли. Поговаривали, что лорд Мёрдо назначил мистера Лористона поверенным, потому что ему нельзя показываться в Лондоне.

По слухам, в том и заключалась причина, почему он никогда не женится.

История вышла скандальной, романтичной и, что самое важное, достоверной. Мёрдо превосходно исполнял роль сельского джентльмена. Впрочем, сие не вызывало сложностей, ибо он всегда мечтал этим заниматься. Он с радостью проведет остаток жизни в Пертшире, управляя усадьбой.

Тем не менее Мёрдо согласился осенью сопроводить Дэвида в Ланкашир, дабы осмотреть новую фабрику, в которую он вкладывал деньги. Заодно они навестят Макленнанов. Йен и Элизабет поженились, у них родился замечательный здоровый мальчик, Патрик Дэвид Макленнан. По пути в Шотландию Мёрдо хотел заехать в Озерный край. По его словам, местный холм отлично подходил для прогулок, а пейзаж мог посоперничать с долиной Лаверока, во что верилось с трудом.

Дэвид остановился на конце хребта. Опушка леса, ведшего к дому, находилась в нескольких шагах от него, но, прежде чем спуститься с холма, Дэвид хотел в последний раз взглянуть на долину.

Он стоял под слабым весенним солнцем, держа шляпу в руке, ветер развевал полы расстегнутого пальто. Из задумчивости его вывел внезапный окрик:

— Вот ты где!

Из леса появился Мёрдо. Дэвид до того широко улыбнулся, что аж скулы заболели. Мёрдо тоже расплылся в редкой и чудесной улыбке, кою демонстрировал только Дэвиду.

— Негодник! — воскликнул он и захохотал, сверкая белыми зубами. — Я вышел встретить карету, а меня поприветствовал только пудинг!

Смех, сорвавшийся с губ, лился откуда-то из глубины души, как вода из подземного источника. Они стиснули друг друга в объятиях, сливаясь в неистовом и вместе с тем ласковом поцелуе.

— Так уже лучше, — пробормотал Мёрдо, щекоча дыханием губы.

— Я приехал на день раньше. Не знал, что ты дома, иначе остался бы в карете.

— Ну что сказать? — ухмыльнулся Мёрдо. — Наверное, я предчувствовал, что мой любимый вернется сегодня.

«Мой любимый».

— Я скучал по тебе, — изрек Дэвид.

— А я — по тебе.

Они улыбались друг другу, стоя на лесной опушке. А рядом начиналась густая растительность, окружавшая дом.

— Идем домой.

Мёрдо взял Дэвида за руку и потянул в сторону лесной тропки.

Через перелаз Мёрдо перебрался первым, а когда Дэвид последовал за ним, спросил:

— Как нога?

Дэвид пронзил его злобным взглядом. Мёрдо задавал этот вопрос каждый день. «Сила привычки», — утверждал он.

— Хорошо. Я выбрался из кареты на вершине Бэнкс-хилла и без проблем поднялся сюда.

— Серьезно?

Дэвид бросил на него вызывающий взор.

— Лишь под конец ощутил легкую боль. Пятиминутный отдых все исцелит.

В доказательство своих слов он спрыгнул с перелаза. Мёрдо выгнул бровь идеальной дугой. Неисправимый аристократ.

— Матушка дала тебе линимент? Раз нога болит, нужно сделать массаж.

Дэвид не сумел сдержать усмешку.

— Дала, как обычно.

— Она замечательная женщина, — заметил Мёрдо.

— Да, замечательная, — согласился Дэвид. — Это она передала клути дамплинг, который ты видел в карете. Блюдом она очень гордится и мечтает, чтобы ты его попробовал.

— Этот громадный пудинг, — перепугался Мёрдо, — клути дамплинг твоей матери? Господи, Дэвид, да он весит тонну! Из чего он сделан? Из камней? — Он покачал головой, сморщив нос. — Если можно, управься с ним сам. Это ты сластена.

— Ой, да брось, ты должен попробовать, — принялся уговаривать Дэвид. — Если я напишу, что дамплинг ел сам лорд Мёрдо Балфор, она сможет месяцами бахвалиться перед соседями.

Мёрдо взял Дэвида за руку и переплел их пальцы. Глаза искрились весельем.

— Ладно, попробую, — сказал он, потянув Дэвида к тропке. — Обещаю.

— Я запомню, — отозвался Дэвид, наслаждаясь касанием теплой руки и тем, что они сталкивались плечами.

— Даю слово, — вздохнул Мёрдо. — Ради любви я сделаю что угодно.