Против течения

Глава вторая

Оркестр уходит на перерыв, наши гости по одному выбираются из-за стола, и неожиданно для себя я остаюсь совсем одна. Только что друзья произносили речи в нашу с Иваном честь такими словами, после которых семейную пару Первицких можно было бы смело ставить на пьедестал лучших пар города, и вот истинное лицо моей жизни – одиночество!

Откуда-то во мне вдруг просыпается глубоко запрятанное уныние. Запрятанное потому, что для него нет причины, как всегда считалось. Я вообще не люблю этого слова, – одинокая. А уж применительно к себе, имеющей мужа и детей… Тогда почему я стала произносить его всё чаще?

Наверное, как и большинство людей в таком состоянии, я в который раз начинаю перекладывать на качнувшейся вдруг чаше весов плюсы моей семейной жизни и получаю успокаивающий ответ. Их так много, что можно смело кричать на весь свет: «Я живу хорошо!»

И написать на растяжке через нашу центральную улицу: «У меня удачный брак!»

И прицепить к воздушному шару огромный плакат с моей счастливой физиономией и надписью под ней: «Завидуйте, моя жизнь удалась!» Пусть пролетит над городом, чтобы все жители об этом знали.

Между тем я чувствую тревогу. Точнее, меня одолевает предчувствие чего-то, пока не знаю, хорошего или плохого, но предчувствие перемен, совершенно точно. Как будто сегодняшний праздник прочертил густую черную полосу-границу на листе бумаги, содержавшем жизнеописание идеальной жены и матери.

Предчувствие перемен?

Я взглянула на себя в зеркало. Сорок три года. Пора-пора-пора… не порадуемся, а пора отнести в ломбард, если примут, конечно, эту поплывшую фигуру бывшей стройной красавицы. А почему бы ей не плыть, если никто на неё не обращает внимания и хозяйка никогда ею, имеется в виду, фигурой, не занималась?

Вообще-то обычно я не задерживаюсь у зеркала. Что там можно увидеть нового, кроме очередного разрушения, произведенного безжалостным временем? Ведь через два месяца мне уже и по паспорту сорок три. Как бы там ни говорили про ягодку опять, – до ягодки, между прочим, ещё два года зреть! – выгляжу я отнюдь не ягодкой. По крайней мере, мне так кажется. Точнее, вдруг показалось. А до этого я всем была довольна.

Получается, будто я приготовилась активно стареть, ничуть не сомневаясь, что сорок три года для этого – самый подходящий возраст. Всё осталось в прошлом. Впереди меня больше ничего не ждёт…

Я всегда проводила ревизию своих достоинств без особой жалости. То есть, как человек со стороны, который всё видит, и от которого ничего не скроешь.

Минуточку, разве не я только что призналась почти во всеуслышание, что долгое время не обращала на себя внимания. Это что, самоуверенность или нежелание чего-то замечать? Или то и другое?

А теперь этот самый человек незримо стоит рядом со мной у зеркала и усмехается втихомолку. Есть над чем. Вообще-то я считала, что выгляжу гораздо лучше. И намного стройнее. Хотя толщину мою вряд ли можно назвать безобразной, и некоторые говорят, будто мужчинам нравятся пухленькие женщины. Ерунда! Мы просто себя успокаиваем. И потом, в отношении меня слово – мужчины – вряд ли стоит произносить во множественном числе.

Мой же муж Иван на днях заметил:

– Что-то ты, мамочка, раскабанела!

Вот вам, и приятная пухлость! Мы толстушки-хохотушки! То, что нам не нравится, мы попросту забываем, чтобы не утруждать себя неприятными мыслями.

Может, просто это зеркало полнит? Всех, кроме вон той моложавой женщины, которая худа до безобразия. Если так можно сказать. Зато цвет лица у неё с моим не сравнить! Может, кто не знает: есть женщины, у которых смуглость не янтарная, не розовая и даже не желтая, а вроде черная. Ну, или темно-серая. Мне приходилось с такими сталкиваться. Обычно это злюки, готовые взрываться по любому поводу. Видимо, у них барахлит печень, отсюда постоянное раздражение. Нет, пожалуй, те, которые с печенью, обычно желтого цвета. Или злюки серыми рождаются?

А чего вообще я стою у этой зеркальной ресторанной стены и разглядываю себя? Дома что ли зеркал нет?

Надо спуститься вниз – банкетный зал в ресторане на втором этаже – и «попудрить носик». Тем более, все женщины, сидевшие прежде за нашим столом, наверняка там. Стол накрыт на тридцать восемь человек! Я даже не предполагала раньше, что у нас так много друзей.

Много друзей, вот именно, но потихоньку они все разошлись из-за стола, а меня за собой никто не позвал.

Конечно, это всего лишь совпадение. Просто моя подруга Илона вышла из-за стола первой, у неё что-то с желудком. А мой муж о чём-то говорил со старшим сыном, и так вдвоём они и вышли из зала. Кто-то, что-то, зачем-то…

Другие, менее близкие нам гости, просто тянутся вслед за остальными. Некоторых я вообще впервые вижу. Наверное, их пригласил Иван.

А меня просто забыли! Вот тебе и здрасьте! Нарочно не придумаешь. Счастливая мать семейства стоит одна и чуть не плачет. И почему? Не позвали её с собой. Ну, встань, пойди вслед за всеми, ноги у тебя пока не отказали. Всё приглашения ждёшь…

Забыла, как тебя только что хвалили? Просто никому и в голову не могло прийти, что тебя посещают подобные мысли. Такую-то счастливую…

Я начинаю спускаться вниз. Нет, меня всё же хватились, и у подножия лестницы на первом этаже стоят и нетерпеливо посматривают наверх муж с младшим сыном, и моя подруга Илона.

Из-за своего раздражения на них я спускаюсь с лестницы нарочито медленно. Хватились, голубчики! Вспомнили, что серебряная свадьба с одним действующим лицом не слишком хорошо выглядит, стали искать и теперь пытаются свалить всё на меня: мол, чего ты копаешься…

Но успеваю я спуститься всего на четыре-пять ступенек, как сзади раздаётся вскрик, я поворачиваюсь, и к моим ногам падает мужчина.

Падает не фигурально "к моим ногам", а задерживая падение. Я успеваю вцепиться в перила, так что свалить меня с лестницы этому падальцу не удаётся.

Поднимаю голову. Наверху стоит та самая донельзя худая черная женщина и истерически хохочет. Как я понимаю, она неожиданно толкнула мужчину вниз.

Однако, удар был нехилый. Есть у девушки сила в руках, пусть и девушка как минимум сорокалетняя.

– Чёрт знает, что!

– Извините.

Теперь, чтобы подняться, упавший мужчина хватается за меня и поднимается по мне, как по стволу дерева, перебирая руками по коленам, по бедрам, по талии, по плечам… Это уже ни в какие ворота не лезет!

Да ещё истеричка наверху довольно взвизгивает.

– Давай, давай, прижимай эту толстуху к себе! – кричит она. – Слейся с нею в экстазе!

Что она несёт? Отчего-то ярость бросается мне в голову. То есть, вместо спасибо я получаю оскорбление… Он ведь мог разбиться вдребезги! И тогда бы эта злыдня так легко не отделалась. На месте её муженька, я бы поднялась и врезала ей как следует… Не призываю ли я мужчин, бить женщин?!

Юлиана, что у тебя с головой? Но надо же ей как-то ответить. Хотя бы мысленно, а то ещё немного, и она начнет приплясывать от восторга.

Всё, на что меня хватает, так это ответить ей даже не со злостью, а так, лишь бы ответить.

– Если я толстуха, то ты – щепка! Доска!

И это говорит преподаватель университета. Правда, на самом деле по причине излишней худобы фигура женщины почти без выпуклостей.

Я так зла на весь свет, что могла бы добавить ещё кое-что покрепче, – филологи, они такие, от недостатка словарного запаса не страдают, но неудобно перед моими близкими и перед этим незнакомым мужчиной, который до сих пор от меня не оторвался. Такое выступление мне вовсе не свойственно. Чтобы я в общественном месте вот так по-бабьи выкрикивала оскорбления постороннему человеку! Какого бы эта женщина не была цвета, меня такой выпад вовсе не красит. Потому поспешно я пытаюсь исправить положение. Покаянно гляжу на неё снизу вверх.

– Извините!

А это вообще ни в какие ворота не лезет!

Она от неожиданности захлопывает рот и несколько секунд смотрит на меня в изумлении. Но тут её мужчина, кажется, поднялся и от меня наконец отлепился.

– Спасибо.

Он смотрит мне в глаза, и меня будто поражает разряд электричества. Я даже вздрагиваю от неожиданности, и он тоже, попытавшись что-то сказать, застывает удивлённый. Господи, что это со мной было? А с ним? Чего вдруг его так перекосило? Сверкнула молния, и ударил гром, или произошло наоборот? Но теперь мы друг от друга стремительно отшатываемся, и я быстро сбегаю вниз по лестнице. Никогда прежде не думала, что взгляд может быть настолько материален.

– Мама, ну, ты у нас супер! – восхищенно замечает мой сын. – Этот мужик пусть скажет спасибо. Если бы не ты, он переломал себе руки-ноги.

– В лучшем случае, – подтверждает Илона.

– Вечно с тобой, мать, что-то происходит, – говорит Иван, у которого почему-то испортилось настроение.

Но ведь это не он пострадал, а я. Думаю про себя с досадой, что на теле наверняка останутся синяки – и до сих пор будто ощущаю на себе руки этого мужчины.

– Ну, ты, мать, даёшь! – между тем восхищается Илона – имя образовано от обычного – Елена. Так обычно она представляется при знакомстве, ей самой это нравится, да и мы не возражаем. – Стояла как брестская крепость!

Почему-то вообще и подруга, и муж зовут меня не по имени, а вот так: мать? Возможно, имя у меня чуточку заковыристое – Юлиана, но ведь другие легко выходят из положения, называя меня просто Юля. А то – мать! Неужели я и правда так плохо выгляжу?!

Надо же, задаваться подобными вопросами именно сегодня, в наш супружеский юбилей!

Между тем Илона обращается уже к Ивану.

– Никогда бы не подумала, что и через двадцать пять лет мужчина может ревновать свою женщину! Ты ведь ревнуешь Юлиану?

– А ты считала, что я не стою даже ревности?

Это моя реплика.

Определенно, со мной что-то происходит: если не свиной грипп, то свинское воспаление души. Теперь я злюсь на Илону, кажется, без особой на то причины.

В глазах Илоны удивление. Она услышала в свой адрес нешуточное раздражение, мне вовсе не свойственное.

– Юль, у тебя сегодня серебряная свадьба. Чем ты недовольна? Может, тебе муж ничего не подарил к этой знаменательной дате?

– Подарил. Вот эти янтарные сережки.

Покачиваю для наглядности головой. Сережки очень красивы, как раз такие, как я хотела. В них много и золота, и янтаря. Тем более, что я люблю янтарь, и Иван угодил мне. Как и я ему золотыми запонками с его знаком зодиака – Близнецы.

– Я отойду ненадолго, – говорит Иван и исчезает. Он явно обижен. Чем, хотелось бы мне знать? Неужели он подумал, будто я нарочно предоставила чужому мужчине свой не очень гибкий стан, чтобы он оплетал его, подобно лиане?

А с другой стороны, чем и в самом деле я недовольна? Могут же у моего мужа быть хоть какие-то недостатки! Это раздражение некстати на самом деле всего лишь вспышка ревности. Безосновательная. Меня вдруг осеняет, что в последнее время я слишком часто вижу Илону рядом со своим мужем. Можно подумать, у неё своего нет! Вот где сейчас Федор Вёртышев?

– Пожалуй, мне тоже нужно ненадолго отойти, – говорю я подруге. – Ты со мной?

– Я только оттуда, – отмахивается она.

Едва войдя в туалет, благоухающий запахами санобработки и смесью женских духов, я лицом к лицу сталкиваюсь с женщиной, которая спустила с лестницы своего мужа. Или кто там он ей?

– Напомни, что ты про меня говорила? – грозно спрашивает она и подбоченивается.

Удивительно, она забыла, что мы с нею помирились. Я ведь попросила прощения.

– У тебя ещё и со слухом проблемы? – весело удивляюсь.

В другое время я бы струхнула по причине абсолютного неумения драться. Да ещё и на людях. А сейчас у меня вдруг напрочь атрофировалось желание перед нею расшаркиваться и опять извиняться. И вообще инстинкт самосохранения куда-то ушёл.

Тут нужно пояснить, почему я будто хвалюсь тем, чего стоило бы стыдиться? Дело в том, что до сегодняшнего дня я никогда не вступала в конфликты с женщинами. Мне вообще не свойственна воинственность. Но сегодня почему-то я себя веду не так, как всегда, как привыкли и мои близкие. Непонятно почему моё раздражение, переливающееся в злость и обратно, никак меня не отпускает.

Прежде эта злючка меня бы напугала. Я бы отчетливо представила себе, как она своими когтями впивается в моё лицо, а то и пытается выцарапать глаза. Это раньше, а теперь я вспомнила, что ко всему прочему, неплохо вооружена. Пусть теоретически. Не так давно – незадолго до своей женитьбы на Кате – мой старший сын весьма активно занимался самбо, куда я отдала его с десяти лет. Тренер, кстати, только в последнее время заметил, что Саша прихрамывает, так он научился свою хромоту скрывать.

Чего вдруг сын решил преподать мне урок, не знаю. Может, услышал про какой-то случай, когда пострадала женщина, не сумевшая дать нападавшему на неё отпор?

– Говорят, среди женщин есть такие агрессивные особи…

Ага, значит, он услышал, как подрались женщины, и одной из них крепко досталось. Иначе чего ему волноваться?

– … В общем, мама, тебе надо быть ко всему готовой. Если, к примеру, тебе пытаются вцепиться в лицо – нужно вот так поставить блок. Если хотят ударить в грудь, надо сделать так. Тебе самой лучше принять позу такую, максимально закрыться и смотреть противнику в глаза. Тогда ты поймешь, куда он собирается тебя ударить…

Я хохотала и уворачивалась от сыновней учебы, но он продолжал настаивать. В конце концов, я согласилась маленько поучиться. Чего я так сопротивлялась, в самом-то деле, знания за плечами не носить. Да и вряд ли они мне когда-нибудь понадобятся.

А теперь вот судьба предлагала мне испробовать полученные навыки на практике. Что ж, ничего не остается делать. Я смотрела истеричке в глаза, чтобы уловить момент, когда она на меня бросится. Мне вовсе не улыбалось ходить с расцарапанным лицом. Тем более, в день такого юбилея.

Нет, даже не об этом я сейчас подумала. Просто вдруг решила дать отпор по всем правилам, сгруппировалась, перенесла тяжесть на нужную ногу и приготовилась поставить блок.

Истеричка, однако, что-то почувствовала. Они, истерички, вовсе не такие безрассудные, каковыми хотят казаться, и лезут на рожон, если уверены, что не получат отпора.

В общем, задирать меня и дальше она не стала, но, направившись к выходу, фыркнула:

– Я видела, как ты на Коляшу смотрела, потому хочу предупредить – из сострадания! – он таких толстух, как ты, на дух не переносит.

Что это она заладила: толстуха да толстуха? Никогда прежде я не слышала в свой адрес таких слов. Ну поправилась немного… А с другой стороны, не растолстела же я именно сегодня! Тогда почему…

Потом она взглянула на мое обручальное кольцо и усмехнулась:

– Понятно, свой муж имеется, но в чужих руках что-то толще и длиннее?

И вышла.

Я перевела дух, но осталось ощущение, что меня унизили, – или как теперь говорят, – опустили, а я не смогла дать достойный отпор. Не драться же с нею, в конце-то концов! Или всё-таки догнать и припечатать?

Наверное, другие женщины в свои юбилеи выглядят счастливыми, а уж никак не собачатся с посторонними бабами. Она говорила со мной так, будто была выше меня. Не ростом, конечно, и не общественным положением, а особым достоинством, что ли, если слово достоинство ей подходило. Скорее, завышенной самооценкой. А на самом деле в чём оно: неужели в её костлявой конституции, которой скандалистка так гордится?

Интересно всё-таки, кто ей этот мужчина? Который позволяет спускать себя с лестницы при всем честном народе. Скорее всего, подкаблучник какой-то… Но всё же муж… Не будет посторонняя женщина так себя вести. И вообще, чего вдруг я стала о нём думать, когда у меня сегодня такой праздник?!