Противоборство

«Зверобой»

Прежде чем осветить некоторые малоизвестные, а подчас и совершенно неизвестные широкому кругу читателей эпизоды грандиозного сражения, развернувшегося летом 1943 года на Курской дуге, нужно вернуться к событиям конца 1942 года. Мы говорили, что у врага появился новый тяжелый танк – «тигр» с мощным бронированием и орудием. Когда о нем узнало советское командование? В военно-исторической и мемуарной литературе до сих пор ответ на этот вопрос дается неоднозначный. А поэтому не всегда верно освещаются и меры советского командования и конструкторской мысли, направленные на то, чтобы противопоставить новому вражескому оружию свое, более эффективное.

В литературе многие авторы связывают раскрытие секрета «тигра» с январскими боями 1943 года во время прорыва блокады Ленинграда, когда в районе Рабочего поселка № 5 был захвачен этот танк и по указанию Г. К. Жукова эвакуирован в тыл.

Писатель Иосиф Герасимов в романе «Предел возможного» раскрытие секрета «тигра» преподносит читателям так:

«Осенью сорок второго Ремеза и Куликова (под этими именами автор вывел образы И. М. Зальцмана и Ж. Я. Котина.– Д. И.)вызвали в Москву в Государственный Комитет Обороны. Пригласили и других директоров и конструкторов заводов, выпускавших танки. Показали документальный немецкий фильм: по полям, через дороги, рвы двигалась могучая броневая машина с длинной пушкой, ее обстреливала противотанковая артиллерия, но снаряды рикошетили, не пробивали броню; могучими гусеницами танк давил орудия, легко пробирался через препятствия. А после фильма они увидели этот танк в натуре. Его называли „тигром“ и привезли из-под Ленинграда, немцы испытывали танк во фронтовых условиях, эта машина застряла в болотах под Синявинскими высотами».

Во-первых, фильм о «тиграх» был заснят в октябре 1942 года в городе Ютерборге и никогда к нам не попадал, а о его существовании рассказал в своих мемуарах [371] Альберт Шпеер. Во-вторых, танк «тигр» под Синявинскими высотами был захвачен в ночь на 17 января 1943 года. Обо всем этом уже подробно говорилось в предыдущей главе. В-третьих, как свидетельствуют материалы, хранящиеся в фондах ЦГВИА, ответные меры на появление «тигров» были приняты уже в конце 1942 года. Это была мощная самоходная установка СУ-152, имевшая обозначение в конструкторской документации КВ-14.

Как известно, ЧКЗ начал серийный выпуск СУ-152 уже в январе 1943 года, когда еще не началась операция Ленинградского и Волховского фронтов по прорыву блокады Ленинграда.

Ивсе-таки, когда же узнали конструкторы ЧКЗ о появлении у врага тяжелых танков «тигр»?

О тех шести «тиграх», подбитых 21 сентября 1942 года под Мгой батареей 1225-го гаубичного полка майора Балагушина, и об их эвакуации в наш тыл тут же стало известно командованию Волховского фронта и генералу Н. Н. Воронову, находившемуся тогда на Ленинградском фронте в качестве представителя Ставки. Через них весть быстро дошла до Верховного Главнокомандования и ГКО. Если эпизоду встречи нашего разведотдела с четырьмя «тиграми» в августе 1942 года не придали особого значения, поскольку наши разведчики и артиллеристы видели их на большом расстоянии, то «сентябрьские» шесть танков встревожили советское командование. Заместитель наркома обороны СССР, впоследствии главный маршал артиллерии, Н. Н. Воронов, бывший в ту пору начальником артиллерии Красной Армии, в своих мемуарах писал:

«Однажды меня вызвали в Государственный Комитет Обороны. Сталин встретил словами:

– А ведь вы оказались правы, когда докладывали нам о появлении у противника новых танков с более толстой броней.

Прервав заседание, он стал задавать мне вопросы о том, какие наши пушки смогут успешно бороться с этими танками...»

Из нашего разговора стало очевидно, что существующей противотанковой артиллерии бороться с новыми танками противника будет трудно. Нужно принимать меры кардинальные, возможно, установить на нашем тяжелом танке КВ-1С более мощную пушку. [372]

Первых «тигров» сначала изучили ремонтники, находившиеся в районе боев, затем спешно вылетевшая из Челябинска группа конструкторов во главе с заместителем начальника СКБ-2 А. С. Ермолаевым. Об этом позаботился нарком В. А. Малышев.

Я задавал не одному кировцу вопрос: когда они узнали о появлении «тигра» и какие меры были приняты, чтобы противопоставить им новое оружие?

Н. Ф. Шашмурин написал, что информация о новом немецком танке с противоснарядным бронированием и мощной противотанковой пушкой нами была получена осенью 1942 года с Волховского фронта... В дальнейшем стало известно, что это был образец танка «тигр».

Таким образом, и командование армии, и наркомат танковой промышленности, и конструкторские бюро, разрабатывавшие оборонную технику, в конце сентября – начале октября 1942 года были осведомлены о том, что у фашистов появились новые тяжелые танки с мощным противоснарядным бронированием и зенитным орудием крупного калибра.

Враг бросил вызов. Нужно было сделать ответный ход. Уже стало ясно, как бы в этой обстановке пригодились КВ с пушкой Грабина калибра 85 и даже 107 миллиметров!

...Первые месяцы Великой Отечественной войны показали необходимость резкого повышения маневренных возможностей противотанковой артиллерии.

Известно, что расчет полевой противотанковой пушки, как охотник на зверя в засаде, обычно в течение многих часов, а то и дней должен находиться на указанной ему огневой позиции и ждать появления танков противника. А они появляются зачастую совсем не там, где их ожидают. Если бы подвижность орудия ПТО была повышена, то оно могло бы не ждать появления танков противника, а само находить их и, внезапно появившись, уничтожать.

Так военные доказывали необходимость создания самоходной противотанковой артиллерии.

Первым серийным самоходным противотанковым орудием стала 55-миллиметровая пушка ЗИС-2 конструкции В. Г. Грабина. На дистанции 1000 метров ее подкалиберный снаряд пробивал 100-миллиметровую броню. Установленная на шасси гусеничного тягача «Комсомолец» пушка получила название ЗИС-29. Эти установки [373] неплохо зарекомендовали себя в боях со средними и легкими танками под Москвой. Всего было выпущено 100 таких орудий.

Положительный опыт применения САУ дал толчок к дальнейшей разработке машин такого типа. К 15 апреля 1942 года промышленность изготовила ряд их новых опытных образцов, которые летом прошли напряженные испытания. О некоторых из них будет сказано чуть позже.

И вот война вновь потребовала самоходно-артиллерийские установки для борьбы с новыми танками противника.

В октябре 1942 года главного конструктора ЧКЗ Ж. Я. Котина вызвали на совещание в ГКО. На заседании присутствовали директора танковых и артиллерийских заводов. Присутствующим сообщили первые сведения о новых вражеских танках «тигр», о которых Котин уже знал от своего заместителя А. С. Ермолаева.

Начальник штаба артиллерии Красной Армии генерал Ф. Самсонов докладывал в ГКО:

«Опыт показал, что самоходные орудия нужны, так как ни один другой вид артиллерии не дал такого эффекта в непрерывном сопровождении атак пехоты и танков и во взаимодействии с ними в ближнем бою».

23 октября 1942 года ГКО принял постановление о налаживании в короткие сроки массового производства самоходно-артиллерийских установок. Основой для них должны были послужить выпускавшиеся серийно танки– легкий Т-70, средний Т-34 и тяжелый КВ-1С.

Конструкторы артиллерийских систем и гусеничных боевых машин получили задание объединить свои усилия для создания САУ.

Котин возвращался на завод в глубоком раздумье. Да и было над чем поразмыслить. Прямо из аэропорта он направился на завод и несмотря на поздний час пригласил к себе ведущих специалистов. Собрался цвет конструкторской мысли челябинских танкостроителей – гвардия Котина, так называли тогда КБ Танкограда.

Жозеф Яковлевич, скрывая волнение, сообщил:

– ГКО стали известны данные о новых тяжелых танках противника, которые он, пока несколько штук, применил под стенами нашего родного города Ленинграда. Надо полагать, гитлеровцы в ближайшем будущем, скорее [374] всего после весенней распутицы 1943 года, применят их в большом количестве.

Главный конструктор назвал тактико-технические данные «тигра».

– Допускаю,– продолжал он,– что в спешке новые вражеские танки создаются без серьезных испытаний и исследований. Представляю и трудности промышленного освоения этих совершенно новых для немецкого танкостроения тяжелых машин.

В распоряжении конструкторов, исходя из сроков, оговоренных ГКО, было неполных три месяца. Невероятный, фантастический срок! Котин предложил конструкторам высказаться, хотя время было уже за полночь...

Без малейшей паузы вспыхнул разговор, который захватил буквально всех. Враг бросил вызов, нужно было ему ответить. И не только ответить, но и превзойти его. Тем более теперь, когда Красная Армия одержала историческую победу на полях Подмосковья, сдерживает натиск стальных машин у стен Сталинграда и сама готовится перейти в решительное наступление. Наши войска, как никогда, нуждаются в танках всесокрушающих и быстроходных. Нуждаются и в самоходных артиллерийских установках, которые могут нести на своей броне еще более мощное вооружение, чем у танка...

Буквально через несколько дней в Челябинск прилетел В. А. Малышев и сразу же собрал конструкторов. Из его слов стало ясно, что в ГКО уже проделана огромная работа по сопоставительному анализу обострившейся танковой ситуации и сделаны определенные выводы, которые для танкодрома стали технической политикой.

Вячеслав Александрович сказал:

– Нам просто повезло с этими шестью «механическими языками», подбитыми и захваченными артиллеристами под Мгой... Вам уже известны их данные – броня, пушка, скорость... Превосходство их брони и артсистемы над броней и 76-миллиметровой пушкой КВ-1С и Т-34 очевидно. Все, что необходимо для усиления противотанковой артиллерии, сделают наши артиллерийские КБ. Но это не снимает ответственности и с нас...

Чувствовалось, Малышев говорит о том, что уже неоднократно, всесторонне обсуждалось и в штабе бронетанковых войск, и в Ставке Верховного Главнокомандования, и в ГКО... [375]

– Я допускаю, – говорил далее нарком,– что и у противника конструкции новых машин не идеальны, они появились в спешке...

У нас времени мало... Путь один: используя отработанное, готовое, что уже внесено в КВ-1С, нужно создать артсамоход с пушкой, обладающей наилучшей баллистикой для борьбы с «тиграми»... Где взять пушку? Ищите на всех заводах, ищите среди судовых, зенитных артсистем, добивайтесь вписывания их в рубку самоходов. Скорострельность и высокая начальная скорость снаряда – это главное. И, во-вторых,– более прочная броня.

Почему, собственно, Малышев продиктовал, каким должно быть новое средство борьбы с тяжелым «тигром»? Именно артсамоход, а не танк? Обычно в литературе для объяснения этого выбора порой приводятся в целом интересные, достоверные эпизоды споров конструкторов. Да и само зарождение этой идеи связывается всецело со стенами СКБ-2 ЧКЗ.

В действительности же, как видим из постановления ГКО, и эти, и многие другие вопросы создания и применения самоходной артиллерии обсуждались на заседаниях ГКО. Идею создания самоходной артиллерии поддерживали Г. К. Жуков и И. С. Конев. Это было осенью 1942 года, когда дебатировался этот вопрос в ГКО.

Главный маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров вспоминал:

«Большинство танкистов поддерживали мысль о выпуске нового средства борьбы с танками врага. Таких же взглядов придерживались народный комиссар танковой промышленности В. А. Малышев, директора танковых заводов. Когда же были созданы первые образцы различных видов самоходной артиллерии, на совещании, на котором присутствовали члены ГКО, а также В. А. Малышев, Я. Н. Федоренко, Н. Н. Воронов и Н. Д. Яковлев, Верховный Главнокомандующий задал вопрос: кому будет подчиняться самоходная артиллерия?»

И вот тут разгорелся сыр-бор. Воронов хотел, чтобы части самоходной артиллерии подчинялись артиллеристам, танкисты просили и доказывали, чтобы они подчинялись им. Решил спор Сталин тем, что доказал нецелесообразность создания ремонтных баз у артиллеристов, которые уже есть у танкистов. [376]

...После выступления Малышева в СКБ-2 конструкторы принялись обсуждать задание. Начались споры о том, что лучше: создать мощную самоходку или же новый тяжелый танк? Были сторонники того и другого направления. Ведь в СКБ-2 на базе танков КВ уже было создано несколько САУ. В конце 1941 года был построен артсамоход КВ-7, который имел строенную установку вооружения: 76-миллиметровую и две 45-миллиметровые пушки, сохранялся и пулемет в верхнем лобовом листе корпуса. Характерной особенностью этой машины было то, что конструкторы применили безбашенную установку вооружения, оказавшую большое влияние на конструктивное оформление позднейших тяжелых самоходно-артиллерийских установок. Эта машина позволила получить первоначальный конструкторский и производственный опыт.

Был спроектирован и построен и артиллерийский самоход с двумя спаренными 76-миллиметровыми пушками.

И вот теперь нужно было на базе танка КВ-1С создать артсамоход с пушкой, обладающей большой дальностью прямого выстрела и снарядом сильного разрушительного действия при стрельбе по броне и бетону.

Споры о создании артсамоходов в СКБ-2 ЧКЗ хорошо отразили авторы «Летописи Челябинского тракторного завода»... Судя по «Летописи», при обсуждении этого вопроса высказывались все, кто хотел.

...Слово взял опытнейший конструктор Манилов.

– Что из того, что танк может поворачивать башню и вести круговой обстрел, стрелять вперед, вбок и назад? – сказал он.– Может, но не стреляет. Ведь если появится противник сбоку, танк непременно поворачивается к нему лбом... Возьмем авиацию. Самолет-штурмовик, этот бронированный летающий танк, всегда представляет собой своеобразную летающую пушку и пулеметы. На нем нет никаких вращающихся турелей, как на бомбардировщике. Оружие штурмовика обращено вперед и только вперед. Оно установлено неподвижно. Чтобы прицелиться и поражать врага, нужно маневрировать всем самолетом. Огонь, скорость, маневр, высота – вот качества, определяющие боевую ценность штурмовика. Нам же высота не нужна, хватит и земли. Но пушку нужно на новую боевую машину поставить мощную... [377]

– Нет, нет, это интересно,– загорелся Лев Сергеевич Троянов, который в словах Манилова ощутил какую-то новую, непривычную остроту хорошо знакомой формулы.– А что? Дадим самоходке просторную рубку, да больший, чем в танке, угол возвышения ствола, так, чтобы пушку можно было задрать вверх. Вот вам и увеличение дальности боя, а следовательно, и ведение огня с дальних, закрытых огневых позиций. Самоходка сможет вступить в борьбу с танками противника еще тогда, когда те будут в районах сосредоточения, а затем встретить мощным огнем во время их атаки. При подготовке наступления примет участие в артподготовке, а затем станет сопровождать пехоту и танки во время атаки и боя в глубине обороны противника. То есть самоходка сможет выполнять весь круг тех задач, которые традиционно возлагаются на артиллерию.

В кабинете все насторожились, так как знали, что этот вид боевой техники был профессиональным коньком Троянова.

Самоходки! Вопрос об их серийном выпуске долго оставался спорным. В подвижности и маневренности САУ ни в чем не уступают танку и отличаются от него тем, что широкая бронированная рубка, в которой помещено орудие, не вращается, подобно танковой башне. Зато в такую рубку можно поместить орудие значительно большей мощности, чем это удается сделать на танке.

Первые самоходки, созданные по проектам Л. С. Троянова и других конструкторов ОКМО, участвовали в Первомайском параде еще в 1934 году. Именно в ОКМО – опытно-конструкторском машиностроительном отделе – Лев Сергеевич Троянов нашел себя.

Однако у нового вида вооружения были и противники. Некоторые руководящие военные деятели из числа танкистов не хотели признавать самоходные орудия, называли их «плохими или испорченными танками». До 1942 года они серийно не выпускались, существовали лишь отдельные их образцы и небольшие опытные партии.

Когда вышло постановление ГКО от 23 октября 1942 года, предусматривающее налаживание в самые короткие сроки производство САУ, Троянова разыскали на далеком сибирском заводе и вызвали в Челябинск. К тому времени сорокалетний Лев Сергеевич уже был конструктором [378] широкого творческого размаха. Читатель помнит, что один из тяжелых танков Т-100 был переделан в самоходную установку. Так вот, этот самоход в 1939 – 1940 годах был разработан под руководством Троянова, а в последующем и изготовлен его опытный образец...

Той поздней осенней ночью на совещании конструкторов и родилась идея разрабатывать и новую модификацию танка, и новое самоходное орудие. Но для создания самоходки совершенно новой конструкции требовалось время. И немалое! А его-то как раз и не было. Фронт торопил. Он диктовал свои неумолимые сроки.

В ходе той же горячей полемики было решено: на базе тяжелого танка КВ-1С поставить мощную гаубицу-пушку калибра 152 миллиметра – она также выпускалась серийно. Но возник вопрос: как поставишь, если танковая башня тесна, если в ней все рассчитано до миллиметра под орудие совершенно определенного калибра? В танковой башне орудию всегда было тесно. Силу отката при выстреле надо поглотить на весьма коротком пути. Высокое гидравлическое давление в замкнутых объемах гидравлических тормозов создает большой нагрев жидкости, возникают «недокаты» при возвращении артсистемы в исходное положение, что снижает кучность боя...

Мнение, что самоходы в производстве проще танков, оказалось ошибочным. В артсамоходе хоть и просторнее для орудия, для наводчика и заряжающего, но есть свои проблемы – расположение боевого отделения, особенности баллистики гаубицы-пушки и т. д.

Начались поиски. В декабре 1942 года пригласили на завод главного конструктора 152-миллиметровой гаубицы-пушки Федора Федоровича Петрова. Вместе с Трояновым, Шашмуриным, Торотько и другими танкостроителями ему предстояло решить не одну серьезнейшую головоломку.

В самом деле: речь шла об орудии очень крупном. Как сделать так, чтобы действия расчета внутри бронированной рубки не были затруднены? Не придется ли удлинять ходовую часть тяжелого танка? Быть может, пойти по пути изменения конструкции гаубицы-пушки?

Используя опыт работы над образцом тяжелого артсамохода на базе Т-100, Л. С. Троянов именно по этой схеме подготовил в эскизно-техническом исполнении проект самохода КВ-14 на базе КВ-1С. В своем проекте [379] Троянов раздвинул подвеску танка и установил восемь опорных катков, подобно Т-100. Это решало проблему простора в боевой рубке, не мешало откату орудия.

При рассмотрении данного варианта в коллективе СКБ-2 сформировалось единое мнение, что несмотря на любые трудности (а так оно и было) артсамоход должен вписаться в основную базу танка КВ-1С, то есть в шестикатковую подвеску ходовой части вместо восьмикатковой, принятую Трояновым.

Исходный проект варианта артсамохода на базе танка КВ-1С оформил конструктор Э. И. Зельцер в отделе Н. Ф. Шашмурина. А основная задача рабочего проектирования выполнялась броневым отделом под руководством В. И. Торотько. Когда проект был принят, дальнейшие этапы создания СУ-152 возглавил Лев Сергеевич Троянов.

В решении довольно сложных вопросов, связанных с созданием артсамохода, принял участие нарком вооружения Дмитрий Федорович Устинов, побывавший с этой целью на артиллерийском и танковом заводах.

После доклада проекта СУ-152 в ГКО 2 ноября 1942 года было принято решение во что бы то ни стало вмонтировать орудие в неподвижную рубку тяжелого серийного танка КВ-1С. Все проектировщики перешли на казарменное положение и не уходили домой в течение трех недель. Немало потрудились и металлурги над созданием более совершенной технологии литья крупных броневых отливок.

Котин немедленно направился на орудийный завод за гаубицей-пушкой, а тем временем в цехе установили шасси танка КВ-1С. Участник скоростного проектирования артсамохода СУ-152, один из ближайших помощников Котина в эти месяцы, доктор технических наук Н. М. Синев рассказывает:

«Как только орудие на железнодорожной платформе прибыло на заводской двор, мы скатили его с платформы, завезли в цех и установили на шасси. Опытнейшие модельщики стали выпиливать фанерные листы, закрывать ими пушку, а конструкторы тут же, на месте, делали с этих листов чертежи для раскроя броневых плит. Мы работали с полной отдачей сил – и уложились в срок, сделали машину за 25 дней!»

Чертежи, выполненные на ватмане, прямо с досок шли в цеха. Несмотря на усталость, все действовали дружно, четко, без суеты. И вот свершилось чудо – уже 25 января 1943 года первый образец СУ-152 был собран. Много лет спустя другой участник этой работы сказал:

– Как все это было сделано за три недели, мне и сейчас не понятно.

Правда, не обошлось и без курьезов. Один инженер допустил ошибку в броневой детали. Оплошность выявилась в самый последний момент, когда орудие уже опускали в проем рубки: оно не входило.

– Видел свою работу?—спросил конструктора Лев Сергеевич Троянов.

– Видел...

– Что будешь делать?

– Резать автогенным аппаратом по живому.

– Правильно, действуй.

А сам, повернувшись, направился к группе военных и представителей наркомата, которые прямо в цехе ожидали окончания сборки. На вопросы о том, что случилось, в чем причина задержки, он ответил:

– Да мы пушку не той стороной вставили.

Потом сказал еще что-то, но в общем хохоте его слова нельзя было разобрать. Напряженность у всех как рукой сняло. Все поняли, что ошибка поправима и нечего делать из нее трагедии.

Орудие вставили-таки, но осталось сомнение, выдержат ли механизмы ходовой части его сильнейшую отдачу. По дороге на испытательный полигон кто-то не без тревоги спросил ведущего конструктора:

– Не боитесь, Лев Сергеевич, что при первом же выстреле полетят торсионы, подвеска?

– Не должно быть! – И еще тверже повторил: – Не должно!

Над полигоном повисла тишина, настороженная, тревожная. Все смолкли в ожидании стрельбы. Грохнул выстрел, самоходка вздрогнула многотонным бронированным корпусом, но устояла, не сдвинулась с места. Значит, отдача оказалась нормальной. За первым выстрелом последовали другие. А дистанция с каждым разом увеличивалась: 500, 700, 800 и, наконец, 1500 метров.

Расчеты конструкторов подтвердились: поломок не было.

Произошло еще одно чудо: ровно через 25 дней и ночей первая партия самоходных установок пошла в серийное производство. [381]

Первая партия СУ-152 в количестве 35 штук уже 1 марта 1943 года прибыла под Курск, где ожидалось применение противником танков «тигр».

Артсамоход – серьезный укротитель «зверей». Его 152-миллиметровая гаубица-пушка МЛ-20С с начальной скоростью бронебойного снаряда 655 метров в секунду и массой 48,78 килограмма на расстоянии 2000 метров пробивала броню свыше 100 миллиметров. Бронирование маски пушки достигало 120, а лобовой части корпуса 70 миллиметров. Скорострельность орудия из-за использования поршневого затвора и раздельного заряжания составляла два выстрела в минуту. Приборы прицеливания состояли из панорамного прицела для стрельбы с закрытых позиций и телескопического – для стрельбы прямой наводкой. Дальность прямого выстрела – 700 метров. При массе 45,5 тонны артсамоход развивал максимальную скорость до 42 километров в час. Запас хода – 330 километров. Экипаж состоял из 6 человек.

Когда в Танкограде были изготовлены первые десятки СУ-152, началось формирование тяжелых самоходных полков. В каждом из них было четыре батареи по пять машин да боевая машина командира полка – всего 21 экипаж. Вроде и немного, но чтобы хоть одна самоходка стреляла, надо было, чтобы втрое-вчетверо больше людей обеспечивали ее действия и снабжали всем необходимым.

Конечно, во вновь формируемые тяжелые самоходные полки направляли в первую очередь танкистов из госпиталей, училищ, танковых бригад, оставшихся после боев без боевой техники.

Когда переформировывались танковые бригады и батальоны в самоходно-артиллерийские полки, чувства, охватывавшие танкистов, трудно описать.

– Как? Не танки? Неужели мы, танкисты, должны сесть на неуклюжие самоходки? – возмущались некоторые.– Танк – это танк, он сам поворачивается на гусеницах на месте, как юла, да еще башня у него крутится, наводи орудие на цель справа-слева, хоть сзади, наконец. Самоходки же должны всем корпусом разворачиваться на цель, если эта цель не прямо по курсу... [382]

– Не столько командир машины и наводчик орудия, сколько механик-водитель будет задавать тон в выборе цели, все фактически от него будет зависеть. На них же, механиков, какая ляжет нагрузка! – сетовали другие.

– Все это так,– резонно возражали более рассудительные.– Но ведь у самоходок и задача совсем иная – они предназначены для поддержки и прикрытия танков.

– Значит, мы пойдем позади танков? – усмехались ярые, влюбленные в свои машины танкисты.

– Не горячитесь,– убеждали командиры формируемых полков.– От того, что мы пойдем в бою на 200 – 300 метров позади танков, нас тыловиками не назовут. Когда потребуется, примем вражеский огонь на себя. И фактически окажемся на первой линии. В бою всякое бывает!

Танкисты рисовали в своем богатом воображении разные боевые ситуации, прикидывали, где будет их место в бою с громоздкими, тяжелыми машинами врага.

Думали, спорили, пока еще заочно сравнивали достоинства танков и самоходок, не подозревая, что в этих сравнениях и спорах вырабатывалась тактика ведения боя...

И вот во вновь формируюемые тяжелые самоходные полки стала поступать техника. Она прибывала эшелонами в известные каждому танкисту времен минувшей войны подмосковные танковые лагеря.

...Из-за поворота дороги одна за другой выходили самоходки – сначала торжественно выплывал ствол орудия, потом корпус, затем машины делали поворот и шли прямо.

Есть нечто завораживающее в движении военной техники, в ее внешней завершенности и внутренней, угадываемой мощи... Орудия уничтожения всегда доводились до последней степени совершенства, а порой и изящества: мечи, кинжалы, пистолеты и сабли – все из лучшего металла, ко всему приложен ум, необыкновенное мастерство, и, увы, человек всем этим всегда восхищался. И справедливо восхищался. Но, может быть, кто хочет возразить? Тому отвечу: если на твою землю лезут вооруженные всевозможными, самыми изощренными, невиданной убойной силы орудиями уничтожения варвары, то действительно, почему не восхищаться теми средствами, что Родина и народ дали нам, чтобы противостоять врагу. [383]

Сначала, сроднившись с машиной, самоходчики кратко именовали ее «моя» и «наша», безо всяких эпитетов вкладывая в эти слова всю нежность. Потом, увидев, на что способны самоходки, окрестили их «зверобоями», весьма точно выражая их сущность и назначение. После стали называть ласково, уважительно и почтительно: «матушки». И слышалась в этом слове надежда: «матушки» не подведут, «матушки» выручат...

А потом уже в конце войны – «старушки». Этим сказано все! У «старушек» изношено сердце... «Старушкам» не хватает дыхания... У «старушек» неладно с «ногами», болтается лента в «суставах».

Так сначала настороженно приняли танкисты самоходы, и так они их после полюбили.

«Фердинанды» и «носороги»

У боевой машины, о которой пойдет речь, как бывает в детективных романах о шпионах, несколько кличек. Сначала ее называли «тигром» Порше, затем нарекли «88-миллиметровым штурмовым орудием», потом «элефантом», что в переводе на русский язык означает «слон», затем, в угоду конструктору, назвали его именем – «фердинанд».

Наличие такого богатства имен у одной и той же конструкции привело к тому, что в нашей военно-исторической, мемуарной и художественной литературе это штурмовое орудие порой преподносится читателю как разные машины. Более того, начиная с Курской битвы, как правило, всякое столкновение наших воинов с вражескими самоходными артиллерийскими установками или штурмовыми орудиями обязательно рисуются как встречи с «фердинандом».

Однако другие типы самоходно-артиллерийских установок противника, принимавшие участие в битве на Курской дуге, по своим боевым возможностям были весьма далеки от «фердинандов».

Читатель уже знает, что «тигр» Порше под индексом T-VI (Р) не пошел в серийное производство. Однако фирма «Нибелунг», не ожидая результатов испытаний новых тяжелых машин, изготовила 90 корпусов с ходовой частью для «тигра» Порше. Башни же с пушками для [384] него должна была изготовить фирма «Рейнметалл». Но эта фирма не спешила с выполнением заказа.

После того как управление вооружений сухопутных сил и рейхсминистр Шпеер отвергли этот танк, старый «панцерфатер», и в преклонном возрасте не потерявший свою оборотистость и пользовавшийся покровительством Гитлера, добился разрешения использовать изготовленные фирмой корпуса с ходовой частью под противотанковые самоходно-артиллерийские установки, или, как их называли, истребители танков, способные бороться с советскими танками Т-34 и КВ.

Для этого в передней части бывшего «тигра» Порше соорудили полностью забронированную рубку с наклоном броневых листов. В этой рубке конструкторы установили 88-миллиметровую длинноствольную пушку. Причем длину ствола вытянули до 71 калибра. Благодаря этому ее подкалиберный снаряд с огромной начальной скоростью, достигавшей 1130 метров в секунду, пробивал с 1000 метров под прямым углом броню толщиной около 200 миллиметров. Эта пушка позволяла на расстоянии трех километров вести успешную борьбу со всеми типами танков.

Этот неповоротливый колосс массой 68 тонн являлся, если так можно выразиться, конструктивным типом самоходно-артиллерийской установки поневоле. Он родился как бы незаконно, не предусмотренный ранее никакими планами и заказами военных. Его 200-миллиметровая лобовая броня корпуса и боевой рубки не пробивалась нашими противотанковыми и 76-миллиметровыми танковыми пушками.

«Тигр» Порше, как уже знает читатель, в соответствии с замыслом конструкторов имел электротрансмиссию: на валах его двух двигателей стояли электрогенераторы, вырабатывавшие электрический ток. Они питали электромоторы, которые приводили в движение ведущие колеса машины. Броневые листы с такой разницей толщины одной сваркой надежно соединить, конечно, невозможно. Поэтому конструкторы соединили их с помощью пазов в виде «ласточкиного хвоста» и дополнительно скрепили мощными заклепками.

Два двигателя «майбах» по 300 лошадиных сил позволяли этому «слону» двигаться со скоростью всего около 20 километров в час. Запас хода по шоссе составлял 180 километров.

Но кроме тихоходности «фердинанды» имели еще один органический порок. И не в моторах, не в пушке, не в ходовой части. Порок был в принципиальном решении «фердинанда» как боевого оружия. Он не имел пулеметов, а следовательно, не мог защищать себя в ближнем бою от пехоты противника.

Эти машины вызывали насмешки над их конструктором. Особенно много досталось насмешливых выпадов и площадной брани в адрес Порше и его «фердинандов» со стороны Гудериана и Шпеера, которые не хотели их именовать иначе как «тигры» Порше. Гудериан, оценивая боевые возможности «фердинандов», в мемуарах о своем посещении наступавшей на северном фасе Курской дуги 9-й немецкой армии писал:

«...90 танков „тигр“ фирмы Порше, использовавшиеся в армии Моделя, показали, что они не соответствуют требованиям ближнего боя: ...у них не было пулеметов и поэтому, врываясь на оборонительные позиции противника, они должны были стрелять из пушек по воробьям».

До сих пор непонятно, почему, когда все эксперты по танкам видели этот коренной порок боевой машины, не устранили его в процессе подготовки к производству или уже в ходе изготовления, до отправки на фронт? Ведь она была принята на вооружение в апреле 1943 года, за два месяца до начала Курской битвы.

Еще более удивительно то, что гитлеровские конструкторы ту же ошибку внедрили в самоходное противотанковое орудие «носхорн» – ПАК-43. Оно было смонтировано на шасси танка T-IV. «Носхорн» («носорог»), так же как и «фердинанд», был оснащен 88-миллиметровой противотанковой пушкой с длиной ствола 71 калибр. Но баллистические данные орудий были не одинаковыми. «Носхорн» на дальности в 1000 метров пробивал броню только до 160 миллиметров, а с дистанции 500 метров до 180 миллиметров. Запас хода составлял 200 километров, а боекомплект – 40 унитарных выстрелов. Благодаря тому, что толщина брони составляла всего 30 миллиметров (кроме лобовой), «носхорн» имел массу 24 тонны.

Слабая броневая защита «носхорна» объяснялась просто: управление вооружений сухопутных сил вермахта считало, что для него особенно важное значение имеет высокая бронепробиваемость и маневренность. [386]

«Носхорны» по силуэту были похожи на «фердинандов», поэтому их часто путали.

Своим ходом

Наступило лето 1943 года, года новых побед Красной Армии и советского народа. Всем конструктивным и производственным изменениям, внесенным в танк и дизель в течение зимы и весны, предстояло пройти широкую и суровую проверку в предстоящих громадных по масштабам боях.

...5 июля 1943 года начальник штаба Степного фронта генерал-лейтенант М. В. Захаров сообщил по телефону командующему 5-й гвардейской танковой армией П. А. Ротмистрову, что на Центральном и Воронежском фронтах завязались ожесточенные бои.

– Очевидно,– сказал Захаров,– враг с двух сторон рвется к Курску и попытается срезать этот выступ.

Нет необходимости повторять много раз сказанное в других книгах, что этого наступления советские войска ждали и тщательно к нему готовились. Известен и исход этой битвы. Но в ней есть некоторые эпизоды, которые еще мало или совсем неизвестны читателям. А они как нельзя лучше характеризуют качество наших танков, в том числе и дизеля.

– В основной состав вашей армии дополнительно включается 18-й танковый корпус генерала Б. С. Бахарова,– продолжал Матвей Васильевич разговор с Ротмистровым.– Свяжитесь с ним. Приведите все войска в полную боевую готовность и ждите распоряжений.

А на следующий день в армию П. А. Ротмистрова прилетел командующий Степным фронтом генерал-полковник И. С. Конев. Он уже более подробно проинформировал Ротмистрова о боевой обстановке.

– Наиболее мощный удар противник наносит на курском направлении. В связи с этим,– сказал Конев,– Ставка приняла решение о передаче Воронежскому фронту вашей армии. Вам надлежит в очень сжатые сроки, сосредоточиться вот здесь,– командующий на карте очертил красным карандашом район юго-западнее Старого Оскола.

Примерно через час после того, как улетел Конев, Ротмистрову позвонил И. В. Сталин. [387]

– Вы получили директиву о переброске армии на Воронежский фронт? – спросил Верховный Главнокомандующий.

– Нет, товарищ Сталин, но об этом я информирован товарищем Коневым.

– Как думаете осуществлять передислокацию?

– Своим ходом.

– А вот товарищ Федоренко говорит, что при движении на такое большое расстояние танки выйдут из строя, и предлагает перебросить их по железной дороге.

– Этого делать нельзя. Авиация противника может разбомбить эшелоны или железнодорожные мосты, тогда мы не скоро соберем армию. Кроме того, одна пехота, переброшенная автотранспортом в район сосредоточения, в случае встречи с танками противника окажется в тяжелом положении.

– Вы намерены совершать марш только ночами?

– Нет. Продолжительность ночи всего 7 часов, и если двигаться только в темное время суток, мне придется на день заводить танковые колонны в леса, а к вечеру выводить их из лесов, которых, кстати сказать, на пути мало.

– Что вы предлагаете?

– Прошу разрешения двигать армию днем и ночью...

– Но ведь вас в светлое время будут бомбить,– перебил Ротмистрова Сталин.

– Да, возможно. Поэтому прошу дать указание авиации надежно прикрыть армию с воздуха.

– Хорошо,—согласился Верховный. – Ваша просьба о прикрытии марша армии авиацией будет выполнена. Сообщите о начале марша командующим Степным и Воронежским фронтами.

Ротмистров со своим штабом тут же наметил маршруты движения армии. Для марша была определена полоса шириной 30 – 35 километров с движением корпусов по трем маршрутам. В первом эшелоне – два танковых корпуса, во втором – мехкорпус, другие боевые части и тылы.

Марш был необычным. Впервые такой махине, как танковая армия, предстояло преодолеть расстояние почти 400 километров своим ходом. Поэтому большая ответственность возлагалась на начальника управления бронетанкового снабжения и ремонта полковника С. А. Солового. Ему и его подчиненным предстояло так [388] поставить техническое обеспечение армии на марше, чтобы ни один танк не вышел из строя.

«В истории наших бронетанковых войск это был первый такой протяженности марш для танковой армии,– написал мне генерал Л. В. Сергеев.– Его надо было тщательно исследовать и оценить для опыта бронетанковых войск в целом».

Поэтому решением командующего бронетанковыми войсками Красной Армии генерала Я. Н. Федоренко в 5-ю гвардейскую танковую армию была направлена специальная группа во главе с генералом Н. И. Груздевым. В эту группу тогда входил и майор Л. В. Сергеев. Группе ставилась задача тщательно «изучить причины выхода из строя боевых машин по техническим неисправностям (по вине неправильной эксплуатации самих танкистов и заводов-изготовителей боевых машин)».

...И вот танкисты Ротмистрова подняты по тревоге. Загудела земля под гусеницами семиста шести тяжелых машин. В 1.30 7 июля 1943 года армия форсированным маршем двинулась к Обояни. В первом эшелоне шли 29-й и 18-й танковые корпуса. 5-й гвардейский Зимовниковский механизированный корпус находился во втором эшелоне.

«Сколько же их дойдет до поля боя,– думал Ротмистров.– Выдержат ли боевые машины, выдержат ли механики-водители?»

Быстро таяла короткая июльская ночь. Казалось, и вовсе не было ее. С рассветом командарм по радио связался с комкорами. Все в порядке! Колонны двигались размеренно и четко. Над ними в безоблачном небе барражировали наши истребители. На По-2 за движением следил командующий фронтом И. С. Конев.

Впечатляющей с воздуха была картина движения танковой армии. Чтобы ее представить, достаточно сказать, что только один 29-й танковый корпус генерала И. Ф. Кириченко двигался колонной около полутора десятков километров. Рассвет растворился в сплошной завесе пыли. Она поднималась на несколько метров, покрывая толстым серым слоем придорожные кусты, танки и автомашины.

В деревнях, через которые шли войска, женщины и дети с тревогой и надеждой смотрели вслед колоннам танков, мотопехоты, артиллерии. И каждый танкист, глядя на людей, мысленно говорил: «Не дадим вас в [389] обиду. Видите, какая идет силища! Это идет стальная Красная гвардия!»

Было нестерпимо душно, людей мучила жажда. Мокрые от пота комбинезоны и гимнастерки липли к телу.

От пыли и выхлопных газов почернели лица бойцов. На зубах тоже хрустела пыль. Тяжелее всех пришлось механикам-водителям. Члены экипажей периодически подменяли их у рычагов, давали возможность отдохнуть на коротких остановках. Терпели люди, потому что дорог был каждый час.

Нелегко пришлось и технике. Моторы танков и самоходов натужно выли от изнеможения, но работали. Вот когда сказались все усовершенствования, внесенные в танки зимой сорок третьего!

Утром 8 июля головной 29-й танковый корпус армии после напряженного марша вышел в район юго-западнее Старого Оскола. Если считать, что наступивший день был потрачен на подтягивание тылов и окончательный выход бригад и частей в указанные им районы, то за двое суток армия фактически преодолела 230 – 280 километров. Это был первый опыт переброски армии своим ходом на такое большое расстояние по пыльным дорогам, в жару. Он явился серьезной проверкой на выносливость наших танков, тягачей, моторов, а также уровня подготовки инженерно-технического состава по обеспечению жизнеспособности бронетанковой техники на марше.

Следующий день прошел в подготовке к боям. Экипажи и расчеты проверяли и приводили в порядок материальную часть, заправляли машины, чистили оружие. В первом часу ночи 9 июля для танкистов Ротмистрова прозвучала новая команда: «Танки повернуть на юг, к исходу дня выйти в район Прохоровки в готовности вступить в сражение...» Предстоял еще один, на этот раз 100-километровый марш.

Колонны 5-й гвардейской развернулись на юг. Леса кончились, и взору танкистов открылась холмистая степь. Вокруг лежали поля Белгородчины. Армия Ротмистрова, несмотря на запыленность воздуха, жару и усталость, преодолела и эту сотню километров, в установленный срок заняла район на рубеже Веселый, Прохоровка в готовности сразиться с врагом.

Капитан, ныне генерал Л. В. Сергеев, участвовавший в этом беспримерном марше от Острогожска в район [390] Прохоровки, сохранил данные по составу и виду вооружения армии Ротмистрова и любезно поделился ими со мной.

В районе Острогожска армия имела 446 Т-34, 218 – Т-70, 24 самоходки СУ-122 и 18 —СУ-76. Всего 706 боевых машин, на 470 из них стояли дизели В-2. Из 706 единиц, вышедших из района сосредоточения, прибыли к месту сосредоточения 596 танков и САУ. 110 машин не дошли вовремя к месту назначения по различным техническим причинам.

«Всеми техническими службами армии к 12 июля, то есть к началу сражения,– пишет генерал Л. В. Сергеев,– было восстановлено примерно 50 процентов вышедших из строя боевых машин».

В стане врага

После того как немецкие конструкторы и промышленники посетили в ноябре 1941 года танковую армию Гудериана для изучения советского танка Т-34 и убедились, что воссоздать его они не смогут, министерство вооружений и боеприпасов рейха 25 ноября 1941 года поручило фирмам «Даймлер-Бенц» и MAN выпустить танк, превосходящий по вооружению и бронированию Т-34.

Согласно заданию танк, получивший марку T-V, должен иметь массу 35 тонн, 75-миллиметровую пушку с длиной ствола 70 калибров, максимальную скорость передвижения 55 километров в час, бронирование: лоб – 60 и борт – 40 миллиметров. Мощность двигателя – 650 – 700 лошадиных сил.

Фирма «Даймлер-Бенц» предложила машину, очень напоминавшую внешним видом и компоновкой Т-34, с двигателем и ведущими колесами кормового расположения.

Так как танк существовал в двух конкурирующих вариантах, к ним отнеслись весьма придирчиво, поскольку этой машине предстояло принять участие в летней кампании 1943 года и от нее во многом зависел ее исход.

После долгих споров приняли проект фирмы MAN с традиционной немецкой компоновкой: двигатель – в кормовой части, а трансмиссия и ведущие колеса – спереди. В заключении комитета по экспертизе Т– VД («пантера») было указано:

«Армия нуждается в большом [391] количестве танков этого типа самое большее к началу лета 1943 года... Для обеспечения этой потребности... в ряде случаев необходимо применить более сложные методы производства и отказаться от наиболее примитивных из возможных решений».

Надо признать, что конструкция танка оказалась хорошей, однако в процессе испытаний обнаружились и ее недостатки. Сказалась поспешность при разработке проекта. В процессе доработки бронирование «пантеры» пришлось увеличить, ее масса возросла до 45 тонн.

«Пантеры» имели двигатель «майбах» мощностью 700 лошадиных сил, который позволял развивать максимальную скорость до 50 километров в час. Запас хода по шоссе составлял 200 километров, при расходе горючего на 100 километров 477 литров.

Однако несмотря на все усилия немецкой промышленности достаточного количества «пантер» к операции «Цитадель» произвести не удалось. В первом квартале 1943 года выпущено всего 77 «пантер», а к началу мая – 130 машин. Гитлер, узнав об этом, пришел в ярость, так как ему было обещано к этому времени произвести по меньшей мере 250 «пантер» и к концу мая передать их в войска.

Но «пантера» имела не только недостатки производственного характера. Стало правилом, что каждое новое оружие страдает многими «детскими болезнями», особенно в первые месяцы его эксплуатации в войсках. «Пантеры» не были исключением.

Вернувшийся из опалы Гудериан был назначен генерал-инспектором танковых войск. Он посетил вновь формируемую 10-ю танковую бригаду, которая вооружалась исключительно «пантерами». Опытный танкист Гудериан отметил низкую надежность ходовой части и плохую маневренность машины. Оптическая система также имела недостатки. Конечно, все это можно было доработать, но требовалось время, а его уже не оставалось. Включить «пантеры» в список вполне надежного оружия в предполагаемом наступлении Гудериан не мог.

Недостатками «пантеры» были и сложность в производстве, трудность обслуживания и довольно низкая техническая надежность.

Как же повели себя «пантеры» во время сражения на Курской дуге? [392]

Б. Мюллер-Гиллебраид, уже цитированный ранее, пишет, что некоторые генералы предупреждали Гитлера: операция «Цитадель» – опасная затея, и может случиться новый Верден, так как потери наступающего больше, чем потери обороняющегося, если последний ожидает наступления, располагая при этом превосходящими силами. Гитлер, однако, полагал, что опыт Вердена в данном случае неприменим, поскольку можно будет прорвать фронт с помощью новых тяжелых танков типа T-V («пантера») и T-VI («тигр»), а также тяжелых истребителей танков «элефант» («фердинанд»). Вот каким интересным абзацем заканчивает свою мысль автор трехтомного труда:

«Танк „пантера“ был несовершенен в техническом отношении и еще не использовался в условиях фронта. Фактически при выдвижении в исходное положение для наступления в танковой бригаде, укомплектованной танками T-V (10-я танковая бригада.– Д. И.), из 204 таких танков примерно одна четверть вышла из строя в результате повреждений технического характера».

Только при выдвижении на исходное положение потеряно 25 процентов танков! Конечно, это был неприятный сюрприз, преподнесенный конструкторами и производственниками. А ведь на эти машины, еще не побывавшие в бою, делалась высокая ставка.

В корпусе «пантеры» особенно слабо были защищены масляная и топливная системы. Поэтому слабый огонь, попавший в машину, мог разгореться адским костром. И, как окажется, в боях этот танк будет вспыхивать от ударов советских снарядов и бронебойных пуль ПТР как факел.

Генерал Ф. Меллентин, оценивая результаты сражения под Курском, после войны напишет:

«К концу дня 14 июля стало совершенно очевидно, что немецкое наступление провалилось... Потери в танках были потрясающими. Танки типа „пантера“ не оправдали возлагаемых на них надежд: их легко можно было поджечь, системы смазки и питания не были должным образом защищены... Из всех „пантер“, принимавших участие в боях, к 14 июля осталось только несколько машин».

Двигатель «майбах» мощностью 700 лошадиных сил обеспечивал удельную мощность 15,5 лошадиных сил на тонну массы «пантеры», поэтому скорость танка не отвечала [393] паспортным данным и, как отмечает Гудериан, была всего 32 километра в час.

И опять гитлеровские танкисты с завистью взирали на советские танки, на которых стояли дизели.

На южном фасе

Планируя операцию «Цитадель», немецко-фашистское командование делало основную ставку на внезапное применение новых танков «тигр», «пантера», истребителей танков «фердинанд» и «носхорн». Гитлер дважды откладывал начало операции – в мае и июне – из-за того, что новое оружие не было полностью сосредоточено в войсках. Бесноватый фюрер верил, что именно оно принесет ему победу.

Нельзя недооценивать боевые качества машин, созданных немецкими конструкторами к началу Курской битвы. Это было действительно грозное вооружение. Тем больше почета и славы нашим воинам, выигравшим битву на Огненной дуге.

Но, читая многочисленную литературу, будь то мемуарная, художественная и военно-историческая, бросается в глаза то, что все три типа нового бронетанкового вооружения фашистов: «тигры», «пантеры» и «фердинанды» – были всюду, где только шли бои – в районе ли Орла или Белгорода. «Тигры» – так те вообще по Курской дуге «бродили табунами». Это выражение я прочитал в одной из центральных газет в корреспонденции с места событий в период боев на Курской дуге в июле 1943 года.

Противоречивые данные, встречающиеся в документах военного времени, проникли после войны в мемуарную и художественную литературу. Если бы по той литературе произвести подсчет уничтоженных «тигров», «пантер» и «фердинандов», то, уверен, получилась бы цифра, намного превышающая их общее количество, выпущенное в Германии с начала и до конца производства.

Поэтому представляется целесообразным в эти вопросы внести некоторую ясность на основании тех документов, которые стали теперь доступны для изучения и выводов.

В третьем томе «Сухопутная армия Германии 1933 – 1945» на стр. 285 – 287 Б. Мюллер-Гиллебранд приводит [394] таблицу укомплектованности войск танками и штурмовыми орудиями в операции «Цитадель» (состояние по донесениям от 30.06.1943 г.).

Очевидно, перечисление всех этих цифр заняло бы многие страницы, поэтому тех, кто заинтересуется ими, отсылаю к упомянутому источнику. Но некоторые цифры, приведенные в примечании к этой таблице, привести целесообразно, так как в нем показано действительное количество танков «тигр» и «пантера» в дивизиях групп армий «Юг» и «Центр».

Так вот, согласно Мюллер-Гиллебранду, на южном фасе Курской дуги против войск Воронежского фронта было сосредоточено 133 «тигра» и 204 «пантеры» и не было ни одного «фердинанда». На северном фасе Курской дуги было сосредоточено 45 танков «тигр», 90 «фердинандов» и не было ни одной «пантеры».

Кроме того, против войск Центрального фронта было сосредоточено 40 батарей штурмовых орудий РГК, а против войск Воронежского фронта 15 дивизионов РГК и 21 батарея штурмовых орудий эсэсовских танковых и моторизованных дивизий, которые были вооружены штурмовыми орудиями и истребителями танков различных марок.

Не считаю себя компетентным описывать ход Курской битвы, но на некоторые детали обратить внимание читателя хочу.

Нужно сказать, что во время Курской битвы наш танковый парк был довольно-таки пестрым, впрочем, как и у противника.

Как видно из ранее приведенных данных, 5-я гвардейская танковая армия не имела в своем составе КВ. Что касается вражеских танков, то они с более мощным вооружением и бронированием могли вступать в бой с нашими машинами уже с дальних дистанций. Ответить тем же советские танкисты не могли. По свидетельству главного маршала бронетанковых войск А. X. Бабаджаняна в поединке под Курском количественное преимущество советской стороны по танкам не было еще абсолютным преимуществом. Значительной частью наших танковых ресурсов были легкие танки Т-70. На Воронежском и Центральном фронтах легкие танки составляли треть общего количества машин. Тяжелых же танков на обоих фронтах насчитывалось всего около 200. [395]

Маршал бронетанковых войск M. E. Катуков, вспоминая бои на Курской дуге, пишет, что он возражал против нанесения контрудара по прорвавшемуся противнику 6 июля 1943 года. Вот его рассуждения:

«Ну, хорошо, мы двинем на немцев... Но что из этого получится?.. Вражеские „тигры“ могут бить из своих 88-мм орудий по нашим машинам на расстоянии до 2 километров, находясь в зоне недосягаемости огня 76-мм пушек наших тридцатьчетверок. Словом, гитлеровцы в силах и с дальних рубежей вести с ними успешный огневой бой».

Так и получилось. Командир 49-й танковой бригады подполковник А. Ф. Бурда рассказывал Катукову о ходе боя:

«...Впереди „тигры“, „пантеры“.

– А с ними трудно, товарищ командующий. Бьешь по ним, а снаряды рикошетом отлетают.

– Ну а каковы результаты боя?

– Потери... Ужасные потери, товарищ командующий... Процентов шестьдесят бригады».

Однако, как пишет M. E. Катуков,

«немецкие потери значительно превышали потери бригады Бурды».

Безусловно, создавшееся положение в превосходстве на Курской дуге вражеских танков по вооружению и бронированию понимали все и нужно было искать новые тактические приемы борьбы с ними. И они были найдены. Правда, это была полумера.

Главный маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров в книге «Стальная гвардия» описывает его разговор с командующим фронтом генералом армии Н. Ф. Ватутиным и представителем Ставки Маршалом Советского Союза А. М. Василевским во время подготовки контрудара под Прохоровкой.

Н. Ф. Ватутин сказал:

«...Мы решили... нанести контрудар противнику пятой гвардейской танковой армией, усиленной еще двумя танковыми корпусами. (Речь шла о 2-м гвардейском Тацинском.и 2-м танковом корпусах, которыми командовали полковник А. С. Бурдейный и генерал А. Ф. Попов.– Д. И.)

– Кстати, танковые дивизии немцев имеют новые тяжелые танки «тигр» и самоходные орудия «фердинанд». От них очень пострадала первая танковая армия Катукова. Знаете ли вы что-либо об этой технике и как [396] думаете вести борьбу с ней? – спросил А. М. Василевский.

– Знаем, товарищ маршал, их тактико-технические данные мы получили из штаба Степного фронта. Думали и над способами борьбы.

– Интересно? – заметил Н. Ф. Ватутин и кивнул мне: мол, продолжайте.

– Дело в том, что «тигры» и «фердинанды» имеют не только сильную лобовую броню, но и мощную восьмидесятивосьмимиллиметровую пушку с большой дальностью прямого выстрела. В этом их преимущество перед нашими танками, вооруженными 76-миллиметровой пушкой. Успешная борьба с ними возможна лишь в условиях ближнего боя, с использованием более высокой маневренности танков Т-34 и ведения огня по бортовой броне тяжелых машин немцев.

– Образно говоря, идти в рукопашную схватку, брать их на абордаж,– сказал командующий фронтом».

Трудно было поверить, что у села с хорошим русским названием Прелестное, на тихом поле в несколько квадратных километров, утром 12 июля сойдутся в страшном бою сотни советских и вражеских танков, что золотисто-зеленое поле почернеет, выгорит, будет изрыто бомбами и снарядами, усеяно осколками и пулями, вспорото танковыми гусеницами, вытоптано сотнями бронированных машин, чадящих гарью, охваченных огнем.

...Утром 12 июля танки первого эшелона 29-го и 18-го корпусов, стреляя на ходу, лобовым ударом врезались в боевые порядки немецко-фашистских войск, стремительной сквозной атакой буквально пронзив боевой порядок наступающего противника. Гитлеровцы, очевидно, не ожидали встретить такую массу советских боевых машин и такую решительную их атаку. Управление в передовых частях и подразделениях врага было нарушено.

П. А. Ротмистров так описывает ход боя под Прохоровкой: :

«Его „тигры“ и „пантеры“, лишенные в ближнем бою своего огневого преимущества, которым они в начале наступления пользовались в столкновении с другими нашими танковыми соединениями, теперь успешно поражались советскими танками Т-34 и даже Т-40 с коротких дистанций. Поле сражения клубилось дымом и пылью, земля содрогалась от мощных взрывов. Танки наскакивали друг на друга и, сцепившись, уже не могли [397] разойтись, бились насмерть, пока один из них не вспыхивал факелом или не останавливался с перебитыми гусеницами. Но и подбитые танки, если у них не выходило из строя вооружение, продолжали вести огонь.

Это было первое за время войны крупное встречное танковое сражение: танки дрались с танками. В связи с тем что боевые порядки перемешались, артиллерия обеих сторон огонь прекратила. По той же причине не бомбила поле боя ни наша, ни вражеская авиация, хотя в воздухе продолжались яростные схватки и вой сбитых, объятых пламенем самолетов смешался с грохотом танковой битвы на земле. Отдельных выстрелов не было слышно: все слилось в единый грозный гул...

Танки кружили, словно подхваченные гигантским водоворотом. Тридцатьчетверки, маневрируя, изворачиваясь, расстреливали «тигров» и «пантер», но и сами, попадая под прямые выстрелы тяжелых вражеских танков и самоходных орудий, замирали, горели, гибли. Ударяясь о броню, рикошетировали снаряды, на куски рвались гусеницы, вылетали катки, взрывы боеприпасов внутри машин срывали и отбрасывали в сторону танковые башни».

«Тигры» горят!

Танковый бой откатывался на юг. Огромное поле, где прежде колосилась пшеница, было изрыто черными воронками. И всюду стояли разбитые, изуродованные танки. Вражеские и наши. У одних сорваны башни, у других то там, то тут – разбита броня. У некоторых согнуты стволы орудий, оборваны крылья и разорваны гусеницы. Несколько танков лежало вверх днищем. Вот рядом с обгоревшим «тигром» с разбитой броней стоит красноватый, будто покрытый ржавчиной Т-34 без башни. Здесь столкнулась броня с броней.

Сквозь тучи дыма и пыли едва проглядывало красноватое солнце. Пыль под солнцем казалась золотистой.

У танков, как и у людей, своя судьба на поле боя. Но советские воины оказались сильнее танков, потому что они продолжали бой, когда плавилась броня; стреляли, когда танк пылал как стог сена; стреляли, задыхаясь от огня и дыма, шли на таран, продолжали сражаться с врагом до последнего вздоха. [398]

12 июля враг оставил поле боя. Под Прохоровкой догорали разбитые, искореженные, обгоревшие «тигры», «пантеры», «носхорны», и «артштурмы» и модернизированные T-IV.

Оставившие поле боя вражеские танки ушли туда, откуда начали свой неудавшийся бросок на Курск, попрятались в балках, оврагах, рощах и за буграми, воровато озираясь в сторону советских позиций, где навечно остались их собратья по походу, чадящие и испускающие смрад горелого железа, резины, краски, масла...

В мировой печати появились сообщения с советско-германского фронта с сенсационными заголовками: «Тигры» горят!»

Действительно, на прохоровском поле советские танкисты быстро научились поражать снарядами из своих подвижных тридцатьчетверок весь хваленый танковый «зверинец» Гитлера. Огромный урон бронированному врагу нанесли наши противотанковые пушки, «катюши», «летающие танки» Ил-2. Наши мужественные пехотинцы выводили из строя гитлеровские танки из бронебоек, гранатами, бутылками с зажигательной смесью. Побеждало хладнокровие советских командиров, мужество и самопожертвование, ярость и жгучая ненависть к врагу всех наших воинов, их беспредельная преданность Родине, желание скорее освободить свою землю от оккупантов.

Я приведу лишь один пример, характеризующий напряжение этого грандиозного танкового сражения.

...Наступавший вдоль левого берега реки Псел танковый батальон капитана П. А. Скрипника столкнулся с группой «тигров».

Увидев КВ, они стали угрожающе водить длинными пушками, стремясь перехватить советские машины на максимальной дистанции. Если бы врагу удался его замысел, нашим КВ пришлось бы туго, потому что они могли эффективно поразить «тигры» только с близкой дистанции.

Решение у капитана созрело мгновенно: сойтись с врагом в ближнем бою, чтобы лишить его преимущества. Подав команду «За мной!», командир батальона на полной скорости, в яростном порыве бросил свой танк в центр боевого порядка врага и захватил его врасплох. И до того, как гитлеровцы смогли открыть огонь, командирский КВ первый же снаряд с близкой дистанции влепил [399] в борт одного из «тигров». От прямого попадания внутри танка произошел взрыв боекомплекта, который разорвал на куски не только экипаж, но и машину.

Скрипник резко развернул свой танк, бросился на другой «тигр» и тремя выстрелами поджег его. К этому времени гитлеровцы опомнились и сосредоточили огонь нескольких «тигров» по дерзкому КВ. Один 88-миллиметровый снаряд проломил его борт, другой разорвался рядом и тяжело ранил Скрипника.

Механик-водитель Александр Николаев и радист вытащили капитана из горящей машины и укрыли в глубокой воронке. Но были замечены экипажем «тигра», который тут же направился в их сторону. Тогда Николаев, оставив капитана, бросился к горящему КВ, завел двигатель и на полном газу ринулся навстречу врагу.

И вот тяжелый советский танк, из которого вверх вырывались языки пламени, помчался на гитлеровцев на предельной скорости. Передний «тигр» остановился, выпустил по КВ снаряд, но промахнулся. «Тигр» попятился назад, стал разворачиваться, чтобы увильнуть от грозящего стального тарана. Но было поздно. На полной скорости пылающий КВ Николаева врезался в «тигр». Таранный удар советского танкиста так ошеломил гитлеровцев, что остальные их машины начали поспешно отходить...

В этом же бою экипаж заместителя командира 1-го батальона той же 181-й танковой бригады старшего лейтенанта В. П. Клыкова поджег «пантеру», подбил «тигр», раздавил 2 орудия, миномет, 3 пулемета, разбил блиндаж с укрывшимися там гитлеровцами. Самоотверженно действовали и другие экипажи частей и подразделений 18-го танкового корпуса. [400]