8

На примерно восьмидесятикилометровом пути от аэропорта Ландветтер до города Ульрисехамн Билли, как всегда, игнорировал любые ограничения скорости и камеры автоинспекции, поэтому не прошло и сорока пяти минут с того момента, как они сели в машину перед залом прибытия, а перед ними уже распростерлось озеро Осунден. Себастиану помнилось, что он где-то читал о какой-то важной битве, произошедшей на его льду. Но когда, между кем, кто победил и каковы были последствия, он не имел представления.

Они проехали мимо северной оконечности озера и большого кемпинга, где кипела жизнь, потом навигатор сообщил, что им следует повернуть направо и еще раз направо, на Буросвэген – улицу, которая, на взгляд Себастиана, выглядела, как все другие въезды в маленькие городки, где ему довелось побывать. Много зелени. Старые жилые дома чередовались с отдельными магазинами и мелкими предприятиями. Потом с правой стороны появились многоквартирные дома, где по крайней мере верхние этажи должны были иметь вид на озеро и, наверное, стоить соответственно. И вот они подъехали к зданию полиции. В лучах вечернего солнца оно казалось недавно построенным. Нижний этаж из кирпича, а выше желтая штукатурка. Зеленые маркизы, по бокам от входа – эмблемы полиции. Билли свернул налево и припарковался возле круглого газона, на котором стояли прислоненными друг к другу три камня – своего рода мини-Стоунхендж.

– Торкель Хёглунд? – услышали они сзади, выйдя из машины. Все обернулись и увидели идущую к ним женщину лет сорока пяти, которая отвела руку с ключами от машины назад, и зеленый «Пассат» чуть дальше на парковке мигнул. – Эва Флурэн, полиция Буроса, Вестра Гётланд, это я звонила вам сегодня утром.

Торкель пожал протянутую ему руку и представил остальных членов команды.

– Я только что приехала из судебно-медицинской лаборатории Гётеборга, – продолжила Эва, жестом приглашая их в здание. – Благодаря отцу жертвы мы смогли провести опознание.

Она провела их через ресепшн, где за стойкой сидели, уставившись каждый в свой экран компьютера, два полицейских в форме. Никаких посетителей. Движение карточкой-ключом, жужжание дверного замка, и они очутились внутри отделения полиции.

– Кофе? – спросила Эва, когда они проходили мимо кухни для персонала, где все: скамейки, шкафы и столы, было из какого-то светлого дерева. Изогнутый кухонный островок со свисающим над ним с потолка шкафчиком отделял угол с холодильником и морозильной камерой, мойкой, кофеваркой, микроволновками и рабочими поверхностями, от территории перед ним, где вокруг стола стояли стулья с темно-розовой обивкой. На всех окнах белые занавески в крупный горошек. Кто-то усиленно поработал, чтобы придать комнате ощущение современного рабочего места, и довольно хорошо преуспел.

– Да, пожалуйста, – ответил Себастиан на вопрос о кофе, все остальные отказались. – Черный и, если можно, с одним кусочком сахара.

Ванья посмотрела на него. Возможно, ему действительно хотелось кофе, но она заподозрила, что его положительный ответ и последовавшая за ним теплая улыбка были прелюдией к попытке соблазнить женщину-комиссара из Буроса, которая как раз вынимала из шкафчика чашку рукой с отчетливо просматривавшимися помолвочным и обручальным кольцами. Но разве для Себастиана это имеет значение?

– Большое спасибо, – сказал он, когда Эва минутой позже протянула ему чашку с горячим напитком. Новая улыбка, и Ванья со вздохом отметила, как он, принимая чашку, постарался коснуться рукой руки Эвы. Если раньше у нее еще имелись сомнения, то теперь они развеялись. Собственно, ничего нового, именно этого она от Себастиана и ожидала, но теперь, когда она знала, кто он, его поведение казалось ей еще более неподобающим. Думать о нем только как о коллеге в данной ситуации не получалось. Она задумалась, не нужно ли поговорить с ним об этом.

Эва провела их в комнату для совещаний. На стене висела белая доска, стояли такие же, как на кухне, темно-розовые стулья, такие же занавески в горошек на окнах.

– Это ваша комната. Она здесь единственная. Если она вас не устроит, придется ехать к нам в Бурос.

Повернутые к доске столы стояли парами, в три ряда, а не были сдвинуты в центр, как обычно бывало в комнатах, выделяемых Госкомиссии.

– Комната подойдет, – сказал Торкель. – Она больше тех, которые нам обычно отводят.

– Сейчас, с рядами столов, она немного напоминает школьный класс, – продолжила Эва, почти извиняясь. – Но если захотите, вы можете потом переставить мебель.

Они заняли места. Урсула, Ванья и Торкель сели на первый ряд. Себастиан и Билли пристроились за ними. Перед каждым лежала темно-зеленая папка.

– Вы успели познакомиться с материалом? – поинтересовалась Эва.

– Кто-то лучше, кто-то хуже, но мы, тем не менее, с удовольствием послушали бы вашу версию, – ответил Торкель.

Эва кивнула, открыла такую же папку, как и те, что лежали перед ними, и подняла фотографию молодого человека с хорошо развитой мускулатурой, который расслабленно улыбался на камеру.

– Мирослав Петкович, двадцать один год, найден мертвым вчера во второй половине дня в классе химии школы Хильдинг, – начала Эва.

– Мирре, – произнес Билли, словно внезапно увидел старого знакомого.

– Да, его так называли.

– Я только сейчас связал это, – покачав головой, продолжил Билли.

– Что ты только сейчас связал? – поинтересовался Торкель и посмотрел на Билли с любопытством.

– Он стал третьим в реалити-шоу «Отель Парадиз», – сказал Билли так, будто это все объясняло.

Коллеги были удовлетворены и этим.

– Сегодня утром мы получили сведения о том, что на прошлой неделе в Хельсингборге произошло аналогичное убийство, – продолжила Эва. – Тогда мы решили связаться с вами.

– Патриция Андрэн, – вставил Торкель.

– Именно, но это почти все, что нам известно. Ее нашли в школе, тоже с колпаком на голове, застрелена в лоб, и к телу прикреплено что-то вроде теста, как у Петковича. Надеюсь, что более подробный отчет уже выслали.

– Хорошо, – кивнул Торкель. – Что мы знаем о Петковиче, кроме того, что он мертв?

– Как уже было сказано, он приобрел определенную известность после участия в этом реалити-шоу. По словам отца Мирослава, Габриэля Петковича, сын в прошлый вторник собирался встретиться с каким-то журналистом для интервью. За ланчем. С тех пор его никто не видел.

– Отец знал имя журналиста? – спросила Ванья, впервые вмешавшись в процесс передачи дела.

– Да, Свен Катон. В Швеции есть шесть человек с таким именем. Никто из них им в обычной жизни не пользуется.

– Среди них есть журналист? – продолжила Ванья, прекрасно зная ответ. Будь все так просто, сюда бы не вызвали Госкомиссию.

– Нет, мы, разумеется, проверяем, но исходим из того, что имя фальшивое.

– Нам известно, была ли встреча? И если да, то где они встретились? – закончила Ванья.

– Еще нет, нам удалось пока не открывать прессе его имя, поэтому у нас нет никаких наводок.

– Так ли это умно? – поинтересовался Торкель с откровенным недовольством в голосе. Петковича, судя по всему, убили более сорока восьми часов назад. Важные первые двое суток. Чем дольше они ждут, тем менее ценными становятся показания свидетелей, видевших его во вторник.

– Наверняка нет, но это было пожелание отца.

Торкель тяжело вздохнул и кивнул. В таких случаях всегда трудно решать.

– Если пресса сама не выведает имя, нам придется завтра сделать заявление. Мы должны как можно точнее восстановить его последние часы.

– Теперь это ваше расследование, – сказала Эва. – Вы можете обнародовать его имя когда захотите. Я лишь объясняю, почему мы до сих пор этого не сделали.

– А школа? – прервала их дискуссию Урсула. – Там есть какие-то следы?

Эва, отвечая, отрицательно покачала головой, что уже стало для Урсулы достаточным ответом.

– Класс является местом обнаружения, а не местом преступления.

– А остальная часть школы?

– Была взломана одна дверь на первом этаже. Ничто не указывает на то, что его убили именно там.

«Ничто – из обнаруженного местной полицией Ульрисехамна – не указывает на то, что его убили именно там», – хотела поправить ее Урсула, но вспомнила, что Торкель просил ее держать отсутствие доверия к провинциальным полицейским при себе.

– А сигнализация? – спросила она, хотя заранее знала ответ. Новое покачивание головой это подтвердило. Урсула вздохнула.

– Я хочу взглянуть.

– Само собой разумеется, когда мы закончим, я вас туда отвезу.

Себастиан просматривал фотографии с места обнаружения. Стул, веревка вокруг живота, удерживающая жертву в вертикальном положении, лицом в угол, белый колпак на голове. Действующий по продуманному плану серийный убийца с некой идеей.

Обычно Себастиан при передаче дела слушал вполуха, но что-то в этом жутком сценарии его привлекло. Пролистав материалы в папке, он нашел то, что искал. Копию листов, прикрепленных к спине жертвы. Некоторые части, где текст покрывала кровь, прочесть было трудно, но Себастиан быстро пробежал их глазами.

– Себастиан, что ты можешь сказать прямо сейчас? – оборачиваясь назад, спросил Торкель.

Себастиан выпрямился, оторвал взгляд от папки и пожалел о том, что у него нет очков, чтобы солидно поднять их на лоб или смотреть поверх них, сдвинув их на кончик носа. Возможно, стоит их завести. Добавить себе немного профессорского вида. Он слабо улыбнулся Эве, которая на этот раз на улыбку не ответила.

– Мужчина. Не очень молодой. Ближе к пятидесяти. Я думаю, он наказывает их, ставя в угол. Знает, что такое этот дурацкий колпак для нерадивых учеников, который надевали на голову. – Себастиан опять посмотрел на фотографии. – Он считает, что этому молодому человеку должно быть стыдно. Похоже, за плохое общее образование.

– В этом году в «Отель Парадиз» был сюжет, когда участникам давали задания из школьной программы и им постоянно приходилось прикрываться подушкой, – вставил Билли. – То есть мало кому удавалось отвечать правильно.

– Тот, кто совершил это, наверное, связывался с Петковичем и каким-то образом высказывал ему презрение.

– Вы нашли его мобильный? – снова перебил Билли. Эва опять покачала головой.

– У нас есть его компьютер…

– Поищите в его почте, в комментариях, если он вел блог, в его аккаунте в Инстаграме, в Твиттере, – сказал Себастиан. – Этот мужчина где-то объявлялся.

– Знаешь, таких парней в одинаковой степени ненавидят и любят. Там наверняка имеется довольно много всего.

Торкель опять повернулся вполоборота к Себастиану.

– Что нам надо искать?

Себастиан продолжал смотреть на фотографию привязанного парня с колпаком на голове.

– Хорошо сформулированные записи, выражающие презрение. Никаких угроз. Никаких ругательств. С правильной орфографией.

Он посмотрел на остальных и почувствовал, что ему опять не хватает очков.

– Еще одно, впрочем, возможно, вы уже просчитали сами. – Он сделал маленькую театральную паузу. Дождался полного общего внимания. – Если он совершил это дважды за одну неделю, то на этом он не остановится.

Газета «Эскильстуна-Курирен»

Редакция читательской почты

Ящик 120

631 02 Эскильстуна


Их суют повсюду.

Хотя они не способны принести никакой пользы.

Все эти люди из разных реалити-шоу и блогов. Физически почти идентичные со своими татуированными торсами (мужчины и женщины) и накачанными силиконом губами и грудью (женщины). Интеллект у всех на уровне двухлеток.

Каждый день телевизионные каналы внушают, что поверхностность, невежество и чистый идиотизм являются качествами, которые в новое время наиболее надежно ведут к успеху.

Используют ли у нас умных, тех, кто действительно что-то знает? Ставят ли их рядом? Нет, как молодых, так и старых, обладающих умственными способностями и основательным запасом знаний, цинично отбрасывают в сторону.

Они не делают «хорошее телевидение».

Не вызывают «замирания сердец».

Не становятся «ньюсмейкерами».

Эти люди ничего не знают и гордятся этим, а их сейчас возводят в образцы для подражания и в идолов.

Как говорит талантливый Кристиан Лук в программе, которая, слава Богу, по-прежнему свободна от этого прославляемого полного невежества: «Куда мы движемся?»[2]


Катон Старший

Загрузка...