— Они молчат слишком долго! — возмущается Карина. Я молчу, потому что уже не чувствую лица и рук — все промерзло. Ночью, зимой устраивать гонки. Что за глупость! Да еще сердце так неприятно колет… Дима так и не ответил на звонок. Поначалу надеялась, что он просто еще едет, но обещанные «десять минут» давно прошли. Все уже должны были финишировать, но нет ни одного участников заезда.
— Гонку отменили! — возмущается кто-то рядом. — Они что, издеваются?
Карина, услышав новость, тут же заглянула в телефон и показала мне. Скупое объявление — «Заезд переносится». Ни фотографий, но объяснений.
— Что-то случилось, — уверенно говорю я. Неприятное ощущение в груди разливается, меня охватывает легкая паника.
Подруга замечает это и хватает меня за руку:
— Успокойся, Ник. Все будет окей. Дай мне пять минут.
Она возвращается даже раньше — разыскала среди ворчащей толпы какого-то мужика, присела ему на уши.
— Это Коля, он нас довезет. Проедем по маршруту, наверняка что-нибудь заметим.
Я спешу в его машину. Коля включает обогреватель, неспешно настраивает печку.
— Давай поживее, красавчик, — торопит Карина, и я ей благодарна. У меня не получается вымолвить ни слова. В голове не осталось никаких мирных объяснений, почему отменили заезд. Что-то случилось!
Мы наконец трогаемся, объезжаем разбредающуюся толпу.
Карина щебечет что-то успокаивающее, но я ее едва слушаю. И когда вижу впереди мигалку скорой, в ушах вообще начинается белый шум, а глаза окутывает пеленой. За секунду до этого замечаю — синий автомобиль. Вернее, то, что от него осталось. Металл обнял столб, сделав кольцо из капота.
— Ника! — Карина быстро поворачивается ко мне с переднего сиденья. — Подожди! Не истери раньше времени! Сначала все выясним!
Но я ничего не хочу выяснять. Вдруг случилось страшное? Я даже из машины выходить не хочу, не могу… Если буду сидеть здесь целую вечность, то никогда не узнаю, что с Димой что-то случилось. Уж не отвлекла ли я его своим сообщением? Не стал ли он вести машину хуже после нашей недавней глупой ссоры?
Какая мелочь! Откажусь я от всех своих проверок, только не говорите мне, что он…
— Живой. — Карина садится в машину, на этот раз на заднее сиденье, берет меня за руку, заботливо и успокаивающе поглаживает. Ее голос гораздо менее радостный, чем должен быть — она ведь вернулась с хорошей новостью, разве нет? — Без сознания, но живой. Его в машину впечатало, сейчас будут доставать. Нет-нет, тебе лучше не смотреть. — Карина крепче держит меня за руку, не давая выйти. — Зрелище так себе, если честно. Они вскрыли дверь и кое-как его стабилизировали, обкололи там чем-то, не знаю. Но сейчас врачам лучше не мешать.
Я смотрю через окно, как медики крутятся вокруг синей машины и что-то делают, но что — не понимаю. На месте водительского сидения провал, мое зрение будто бы отказывается понимать, что там.
Коля — наш спонтанный спутник — протягивает мне какую-то тряпку, и я понимаю, что плачу.
Карина уже не просто держит меня за руку, а обнимает, и я прячусь в ее мягкую меховую шубку, лишь бы не увидеть случайно ничего, что видеть не хочется.
— Ника, кажется, выносят, — теребит меня Карина за плечо через некоторое время.
Я срываюсь из машины, бегу к носилкам. По пути отмечаю — тело не накрыто тканью. Жив!
Меня пытаются остановить, и я беспрекословно подчиняюсь, сама замираю. Дима на носилках не движется, его одежда — даже куртку не надел в машине, как и всегда, — пропитана кровью. Особенно правое плечо и ноги. Его увозят в машину скорой быстро, меня не пускают за ним, но вежливо спрашивают:
— Вы знакомы?
— Да…
— Вы Ника?
Я поднимаю голову на знакомое имя.
— Откуда вы знаете?
— Мы пытались позвонить вам, — объясняет врач скорой. — Ваш телефон записан у молодого человека как контакт для экстренных случаев.
Не мама, не его драгоценный босс Андрей, а я… вот уж не ожидала.
— Вы можете назвать его данные?
— Кое-какие могу, фамилию, имя, дату… Что с ним? Он будет жить?
— Давайте вы продиктуете данные, пока его укладывают, и нам нужно ехать, — терпеливо просит врач, и я, конечно, рассказываю все что знаю. Диктую свой номер, чтобы потом со мной дополнительно связались. Меня также просят сообщить обо всем родителям Димы — и что мне говорить? «Ваш сын при смерти, держитесь»? Кажется, у мамы Димы какие-то проблемы со здоровьем, ей точно нельзя про такое знать…
Дима, ты выбрал самый неподходящий «экстренный» контакт в мире!
— Вы его жена? — спрашивает врач напоследок. Я быстро соображаю и говорю:
— Да!
— Мы везем его в третью городскую. Можете поехать следом, но смысла в этом немного. Сейчас его отвезут в операционную. Лучше потратьте это время с умом и оповестите всех, кого стоит оповестить. Состояние тяжелое. И вот, возьмите, — врач передает мне Димин телефон.
Почему-то мне кажется, что он не должен был этого делать. Больше врач ни о чем не спрашивал — он быстрым шагом дошел до скорой, и машина тронулась, освещая путь мигалкой.
«Состояние тяжелое», — застряло в голове.
На часах три-тридцать ночи.
Дима в больнице. У врача было такое лицо, будто я могу попрощаться.