Стук маленькой ручонки в дверь был настойчив, беспокоен и нетерпелив.
РохилЯ, сидя в инвалидной коляске, очищала путь, убирая в сторону разбросанные машинки, мяч и обувь.
–Сейчас, дорогой, сейчас! – приговаривая повернула ключ в замке.
Дверь с силой распахнулась, ворвавшийся в комнату мальчуган сначала ударился об коляску мамы, потом, спотыкаясь об стулья, бросился на диван.
Тяжело дыша от быстрого бега, спросил:
– Мама, ведь я твой собственный сын, правда? Ты меня ведь не усыновила? Все же говорят, что я твоя копия. Это ведь так, правда?
У Рохили не только ноги, но и руки и даже язык онемел, будто паралич овладел всем телом.
Ребёнок соскочил и упал в объятья матери.
РохилЯ погладила сына по головке, крепко обняла. Моментально сердце сына, трепещущей птицей заскучало на груди у мамы.
– Успокойся, мой родной! А ну- ка скажи, откуда взялась такая ерунда в этой умной головке?
– Сейчас. Воды попью.
На кухне разбил пиалу. Оглянулся, виновато глядя в сторону матери. С сожалением.
– Ничего страшного, пусть будет к удаче. А ну- ка, иди ко мне.
Фирдавс прильнул к матери и рассказал историю, потрясшую его существо, перевернувшее мир вверх дном.
Фирдавс только- только окончил первый класс. Благодаря стараниям отца, читать- писать научился задолго до школы. Все книги, купленные для него, он знал почти наизусть.
Во дворе нет его ровесников. Следуя примеру ребятишек старше его на два- три года, он записался в библиотеку. Последний журнал он дал почитать однокласснику, а тот уехал на каникулах в деревню. Вот так и не сдал Фирдавс журнал в положенный срок.
– Приходи с матерью, – сказала библиотекарша, отказав в выдаче книг.
– Мама не может прийти, – несмело сказал Фирдавс.
– Ничего, у меня достаточно времени дождаться ее.
– Мама вообще не может прийти, потому что она не может ходить.
– Как это?
–А так. В детстве переболела полиомиелитом и разучилась ходить.
– Тогда, выходит, она тебя усыновила?
–Нет, я ее собственный сын.
– Не морочь мне голову. Если не может ходить, как она может родить?
–я появился на свет через кесарево сечение. Это знают все.
– Какое к черту кесарево сечение, если она полуживая?! Значит, ты усыновленный. А от сирот не жди добра.
– Я же вам сказал, что я родился через кесарево сечение.
– А ну-ка убирайся вон! Принеси с отцом стоимость журнала в десятикратном размере. Безголовый сирота!
Подробно рассказав о случившемся, вопрошающе, тревожно заглядывал в глаза матери.
Рохиля не справилась с приступом рыданий.
Сын повис у нее на шее, погладил ее щеки, затем и сам заревел.
Рохиля взяла себя в руки, вытерла уголком платка глаза.
–Я тебя не усыновила. Я тебя вымолила у бога. Я тебя шесть лет ждала и верила, что Аллах всемогущ. Когда ты родился, в роддоме весь медперсонал праздновал это событие. Врачи были счастливы вместе со мной. Не осталось никого из родни, друзей, знакомых, кто бы не посетил нас.
– Тогда почему у меня нет братьев и сестер?
Логично. Вовремя заданный вопрос.
Снова протерла глаза и лицо ладонями, будто соскребая боль и страдания, слегка улыбаясь, прижала к груди сына.
Словно окунаясь в те счастливые дни, заново проживая шаг за шагом каждое событие, тихо начала свой рассказ.
До рождения Фирдавса, тревожась за здоровье и жизнь женщины, некоторые доктора сопротивлялись, но в мечтах о материнстве, Рохиля была решительна и непоколебима, хотя и знала, что рискует. Была готова и к смертному исходу.
Но с появлением сына мир изменился. Пухленький, только что сделавший первые шаги, лепетал и, казалось, был частью ее самой. Она не посмела еще раз рискнуть. «Если я умру, -думала она постоянно, – еще раз выйти живой из- под наркоза, возможно, не удастся. Если я умру, этот сладенький кроха в чьих руках будет влачить жалкое существование? В каком углу чужого дома с опущенной головой будет ждать милости?»-думала она.
И отказалась от мысли еще раз стать матерью.
Рассказывая обо всем этом сыну, охваченная пламенем боли и обиды, не воздержалась и в сердцах сказала:
–А эта женщина … слишком… очень неразумна и глупа. Невежественная. Ее место не в библиотеке. Сначала узнай, потом говори!
В это время послышались крики:
– Фирдавс! Фирдавс!
Мальчик, забыв обо всем на свете, выбежал на балкон. Мигом вернулся и засобирался на улицу:
–Друзья ждут. Можно?
– Не задерживайся. Скоро папа приедет. Будем обедать.
Обуваясь, постарался поймать кошку, которая шмыгнула мимо него и юркнула под диван.
Открывая дверь, проводил взглядом кошку:
– Моя кошка, кошечка!
Очень любит мышечку…
Чуть посветлело на душе у женщины, но руки ни к чему не лежали.
Нет- нет с новой силой возобновлялась приступы обиды, обделенности.
Когда с мужем начали в этом доме счастливую, тихую полную любви и уважения жизнь соседки останавливали его, возвращавшегося с работы с упреками:
– настоящий ли ты мужик или нет? Как ты можешь жить с этой висюлькой на костылях? Такой статный красавчик, полон двор женщин, мечтающих осчастливить тебя. Господи, как ты спишь с этой калекой? – говорили и хохотали в лицо.
Когда носила в себе свое долгожданное дитя/ тогда она еще ходила на костылях/, с притворной тревогой говорили:
– Умрешь ведь! Здоровые бабы еле рожают. Не будь посмешищем, откажись от этой затеи!
Когда же наконец родился малыш, все равно не успокоились!
Стучались в дверь и с порога заявляли:
– Молоко родившей мальчика женщины целебно. Закапайте мне в ухо, пожалуйста!
Появились ее первые рассказы, а иногда стихи в газетах и журналах. Сразу объявились те, кто проговаривал, скривив губы, небрежно:
– Что может нам сказать неполноценный человек? Теперь калеки будут учить нас жизни!