Прыгалка

ПЛОВЕЦ

Они бежали, забыв запереть комнатку с телескопом и не отдав тёте Зоре ключ от школьной двери. До берега было около мили. Только на полпути, когда не хватило «дыхалки» и перешли на быстрый шаг, Марко сообразил:

— Икира, ты давай домой. Я там… разведаю один…

Не дерзко, печально даже Икира сказал:

— Ты дурак, да?

— Вот как дам по шее!

— И будешь хихила…

— И не буду! Потому что…

— Почему?

— Тебе туда нельзя.

— А тебе можно?

— Можно. Я… уже большой…

— И глупый, — с прежней печалью сообщил Икира.

— Нет, я правда стукну… А если они из пулемёта по берегу? На всякий случай!

— Ну и что?

— И попадут в тебя…

— А если в тебя? — часто дыша, спросил Икира.

— Я же говорю: я большой…

Икира сказал:

— В большого легче попасть… Марко, не злись, что я спорю. Только в одиночку туда никому нельзя. Если с одним что-то сделается, другой поможет… И раненого, если найдём, никто из нас один не утащит.

Рассудительный Икира был прав. И он добавил ещё:

— Мы будем там осторожно. Спрячемся за камнями…

— Ага, спрячешься ты. У тебя штаны сверкают… как алюминиевая кастрюля. Живая мишень…

— Я сниму! — Икира на ходу выскочил из шортиков и скрутил их жгутом. Остался в тёмных плавках.

Ну, что с ним было делать? И… по правде говоря, ох как не хотелось Марко соваться под обрывы одному.

«Уложу его за стенкой носом в гальку и велю не подымать голову», — решил он.

По дорожке между маленьких кипарисов подошли к площадке, где начинался спуск, запрыгали вниз по крутым камням-ступенькам. Марко — впереди, чтобы в случае чего подхватить Икиру.

Луна сияла, размотанное в широченную полосу отражение горело, крейсер с чуть заметными огоньками чернел. «Интересно, видят нас оттуда или нет? То есть не интересно, а… чертовски страшно. А Икире? Наверно, тоже. Хотя он в сто раз храбрее меня… Нет, не должны видеть, мы в тени…»

Было тихо, только щелкали на лестнице сбитые вниз камушки…

Наконец спустились на пляж. Мелкая галька стала липнуть к ступням. А попадалась и острая щебёнка. Икира смешно взлягивал.

— Пригнись, — велел Марко. — Как скомандую «раз-два-три» — бегом за мной к стенке.

— Да…

— Раз… два…

При слове «три» он рванул через освещённое пространство к темной каменной кладке. Через груды сухих водорослей. Они пахли гораздо сильнее, чем днём. Блохи брызнули лунными искрами.

Икира не отстал. Они вдвоём упали ничком в узкую тень за стенкой.

Потом подняли головы.

— Дыши тише, — велел Марко. А сердце стучало как те пулемётные молотки. — Слушай…

Икира перестал дышать совсем. Но через несколько секунд шепнул:

— А что… слушать?

— Какой-нибудь плеск или шорох… или голос… — «Или стон», — чуть не добавил он. И сдержался: не надо прибавлять страха Икире (и себе).

Но услышали они именно стон. Правда, не сразу. Вначале стояла полная тишина. Даже море нисколечко не плескало. Только высоко за обрывом продолжали звучать цикады и (вот удивительно!) была чуть слышна музыка далёкой дискотеки. Сколько времени прошло — не понять. «Придётся обшаривать берег, — подумал Марко. — Икиру оставлю здесь на страже, а сам поползу среди камней…» — Он опять вспомнил про пулемёт. В этот момент донёсся звук. Тихий и тягучий. Как бы ползущий вдоль стенки.

— Марко, слышишь?

— Да…

— Это там, в развалине…

— Да…

— Ползём?

«Останься здесь», — хотел приказать Марко, но понял, что Икира не послушает. Или смертельно обидится.

— Ползём… Но если я велю, сразу мчись наверх, зови па выручку кого угодно, не жди меня. Ты понял?

— Я… понял.

Поползли. Марко — впереди. Галька щелкала и погромыхивала под коленями и локтями. Казалось, она вся превратилась в острый щебень. Груды водорослей подбирались с боков, цапались, щекотали. «Как их терпит голый Икира?»

Наконец нависла над ними тень развалившейся каменной хибары. Новый стон отчётливо послышался внутри.

Марко совсем не героически прижался к стенке. Но Икира приподнялся и звонко, без всякой боязни спросил:

— Вы ранены?

Было тихо сначала. Потом человек в развалинах хрипло и с натугой спросил:

— Браток, ты один?

— Нас двое, — сказал Марко. Потому что нельзя же, чтобы маленький Икира был смелее, чем он. А слово «браток» отдалось в нем так знакомо… — Мы идём. — Он взял Икиру за руку, и последние несколько шагов они сделали, не сгибаясь и прижавшись друг к другу. Обогнули хибару, шагнули в пролом.

Луна светила в остатки круглого помещения сверху. Человек лежал у стенки, затылком упирался в камни.

— Вы ранены? — спросил на этот раз Марко (а сердце стучало, стучало; у Икиры, кажется, тоже…).

Похоже, что человек усмехнулся сквозь боль:

— Зацепили, сволочи… Хлопцы, у меня сразу две просьбы…

— Какие? — выдохнул Икира.

— Не выдавайте, ладно? И… помогите, если можете.

Марко сел рядом с раненым на корточки. Икира — в ту же секунду — рядом. Зеленоватый свет обрисовывал круглое лицо с пухлыми губами и прикрытыми веками.

— Володя? — сказал Марко.

Веки приподнялись, глаза блеснули.

— Неужели почтальон? По голосу слышу… Выходит, судьба…

«И правда, судьба…» Марко почти не удивился, что это именно Володя. Словно какие-то силы специально раскручивали события, чтобы опять свести знакомого матроса и Марко в этих развалинах.

— Куда попало? — проговорил Марко и закашлялся. В горле застряли шероховатые шарики.

— Сзади… в плечо. В левое…

— Повернись, — велел Марко, поражаясь своей решительности. Володя застонал и стал переворачиваться. Икира и Марко, как умели, помогли ему. Володя лёг на живот. Мокрая форменка и широкий матросский воротник прилили к спине. Марко пригляделся. На темной ткани форменки ничего не было видно. Марко пошарил вокруг, нащупал среди камней острый осколок стеклянного шара-поплавка, выброшенный сюда штормом. Начал им, как первобытным ножом, кромсать материю. Неумело, но храбро и сильно. И казалось, что делает это не он, а кто-то другой, в кино про войну, а Марко со стороны смотрит на экран…

В ткани появилась прореха.

— Икира, помоги… оторвать…

Икира вцепился, потянул вместе с Марко… Так они то пилили стеклом, то тянули ткань и, наконец, вырвали из форменки клок. Тельняшки не было, засветилась голая кожа. На ней Марко увидел чёрную дырку. От неё тянулась размытая тёмная полоса. Володя снова застонал. Икира всхлипнул.

— Не бойся, — сказал сквозь зубы Марко.

Икира всхлипнул опять:

— Я не боюсь. Просто я… раньше не видел…

— Я тоже… Ничего, это не смертельно… — Так он хотел успокоить Икиру и Володю. И себя…

«А я, кажется, и правда не боюсь. Почему я будто замороженный? Кажется, это называется «шок». Потом буду трястись и реветь. Так пишут в книжках… Ладно, лишь бы выдержать сейчас…»

— Это не смертельно… — снова сказал он. Хотя как знать? Может быть задета важная артерия. Кровь иногда черными шариками выскакивала из пулевого отверстия. Марко снова задёргал стеклянным ножом.

— Икира, тяни…

Тот, всхлипывая, потянул. Они сорвали с Володи матросский воротник. Володя коротко застонал.

— Потерпи, — сердито велел Марко.

— Да… Спасибо, ребята…

— Пока не за что… — процедил Марко.

У тёмного, с полосками, воротника была белая подкладка. Марко с Икирой оторвали её. Икира всё всхлипывал, но, кажется, сам не замечал этого. От подкладки рванули лоскут. Марко свернул его в несколько раз, положил на рану.

— Икира, найди плоский камень…

Икира был молодец и умница. Тут же нащупал рядом плитку известняка. Марко прижал ей к раненому плечу самодельный пластырь.

— Это на минуту… Икира, рви…

Воротник и его подкладку они растерзали на полосы. Марко связывал их, а Икира подавал, как помощник пулемётчика подаёт ленты. Все трое шумно дышали. Икира и Марко — часто, Володя — медленно и хрипловато.

— Приподнимись, — велел Марко.

Володя помычал, упёрся локтями и приподнял тело над каменным полом. Марко протащил у него под грудью самодельный бинт.

— Икира, тяни…

Отбросили плитку, прижали матерчатой лентой потемневшую накладку. Затем протянули под Володей бинт ещё раз и снова прижали им пластырь. Марко стянул рифовым узлом два конца у Володи под мышкой.

Передохнули.

— Двигаться можешь? — спросил Марко.

— Надо идти?

— Сперва надо ползти. До лестницы… Под стенкой… Чтобы не увидели с вашей лоханки…

— С «нашей»… — Через силу хмыкнул Володя. — Ладно… поползём…

— Икира, давай вперёд…

И они поползли.

Икира впереди — как растворившаяся в узкой тени ящерка.

За ним Володя — с хрипами и обрывочными ругательствами. Марко полз рядом и придерживал бинт на Володином плече, тот всё время норовил съехать.

Сколько ползли — не понять. Долго. Но луна по-прежнему висела на высоте. «Хоть бы ты провалилась куда-нибудь», — сказал ей Марко.

Наконец добрались до расщелины, в которой начинались ступени. Здесь была тень. Но была и крутизна.

— Володя, ты сможешь шагать? Вверх…

— Наверно, это проще, чем на пузе… — Он пытался держаться бодро. Встал, качнулся, взялся за скальный выступ. — Ноги вроде бы держат. Малость в голове плывёт, но… как-нибудь.

Икира шёпотом спросил:

— Марко, а потом… куда?

— В школу, конечно. Это ближе всего… И тётя Зоря когда-то работала санитаркой…

Икира положил руку Володи себе на плечо. Это было всё равно, как если бы стебелёк подставился под валун. Однако Володя сказал:

— Спасибо, браток.

Марко запоздало объяснил:

— Икира, это Володя, который дал мне письмо… и медаль…

— Я догадался… — Икира уже ничуть не всхлипывал.

Марко встал с другой стороны от Володи. Тоже подставил себя под тяжеленную ладонь матроса. А своей ладонью прижал к его плечу повязку с пластырем — чтобы снова не съехала. Сквозь материю проступила липкая сырость.

— Пошли… — нервно дёрнулся Марко.

Они зашагали со ступени на ступень, с камня на камень. Володя, как и раньше, дышал хрипло и неровно. Иногда говорил: «Постоим». Наверно, слишком сильно «плыло в голове». Потом он толчком делал новый шаг…

— Очень больно? — вдруг спросил Икира.

Володя ответил не сразу, будто прислушался к себе.

— Не очень… Только непонятно: засела пуля внутри или прошла навылет… Спереди дырки вроде бы нет…

— Наверху разберёмся… — пообещал Марко. Боль в ногах, усталость в каждой мышце стали уже тупыми и привычными. Он подумал: «Всё равно когда-нибудь это кончится…»

Но кончилось не так, как он надеялся. Володя вдруг попросил:

— Постойте-ка, хлопцы, присяду… чтобы не лечь…

Его усадили на ступень. Прислонили спиной к вертикальной глыбе.

— Что-то совсем повело меня… не туда… — выговорил он, будто извинялся… — Надо передохнуть.

До верха оставалось всего ничего. Но Марко понял, что Володя больше не сможет идти, сколько бы ни отдыхал. Кровь-то не останавливалась, несмотря на повязку. И, наверно, он её немало потерял ещё в воде.

— Икира…

— Что? — Икира словно встал навытяжку.

— Давай бегом в школу. У тёти Зори есть тележка, она в ней возит продукты для буфета… Прикати сюда. Погрузим Володю, довезём… Или ты очень устал?

— Не устал… — Икира прыгнул вверх и вдруг оглянулся: — Марко, я разбужу Юрия Юрьевича! И скажу всё как есть…

— Правильно! Беги!

Икира (неутомимый и храбрый!) исчез, а Марко подумал, что малыш умнее его в сто раз. Да и мудрее… Потому что поднять директора — было самое правильное решение.

У директора средней школы в посёлке Фонари была фамилия Гнездо. Очень для него подходящая. Худой, высокий и длинноносый — напоминал он аиста. Вернее, сразу пару аистов, потому что был стремителен и порывист и как бы раздваивался в движениях. Казалось, что эти аисты стоят в гнезде и что-то выясняют друг с другом. Был он одинок, с женою давно разведён, дети разъехались. Жил при школе и ей отдавал энергию, которой сохранил ещё немало в свои пятьдесят пять лет.

Он любил математику, посёлок Фонари и ту шумную школьную братию, которая вся, от первоклассников до выпускников, знала: «Наш Гнездо — лучше всех от и до!» При этом, разумеется, ставился торчком большой палец.

Он сроду не жаловался на ребят родителям, заступался за них перед нервными наставницами, иногда дурачился с малышами, а со старшеклассниками вёл беседы о смысле человеческого бытия. Не всегда убеждал их, но всё равно был «от и до». Порой злился, но не надолго. Его угроза выдрать двух политических оппонентов-девятиклассников была, конечно же, просто ораторским приёмом. Впрочем, весьма убедительным…

Директор искренне обрадовался, когда Марко вернулся из столицы:

— Правильное решение. Умные люди в провинции нужнее, чем в избалованных мегаполисах…

Марко решил напроситься на похвалу:

— А я умный?

— Временами, — хмыкнул Гнездо.

«Как он посмотрит: по-умному ли я поступил сейчас?.. Ну, не совсем же по-глупому! Ведь не было же выхода!.. Но, наверно, он скажет, что я не имел права тащить с собой Икиру… Конечно, не имел. За это влетит. Ну и пусть…»

Марко сел рядом с Володей. Тот шевельнулся.

— Этот, маленький… он твой дружок?

— Да…

— У меня братишка такой же… шустрый и костлявый… Не знаю, увидимся ли после всего…

— Увидитесь, — пообещал Марко.

— Письмо-то отослал?

— Сразу же…

— Спасибо…

— А почему ваши… нюшкинцы, то есть, стали днём стрелять по берегу?

— А черт их знает… Психи. Капитан псих и старпом…

«Чуть меня не накрыли», — едва не сказал Марко. Но вместо этого спросил:

— А чего ты сиганул с крейсера? Не ужился?

— Дал по морде старпому…

«Нехорошо», — хотел пошутить Марко, но понял: Володе не до трёпа.

— Дай посмотрю плечо… — Повязка набухла ещё сильнее. — Сильно болит?

— Болит, сволочь. Сильней, чем прежде…

— Ну-ка… — Марко осторожно положил на сырой бинт ладони. Постарался, чтобы дрогнули струнки. Они… дрогнули. Марко представил, что они — частичка мировых струн, прошивающих весь мир. И Володю. Может, и его струнки — пускай и порванные пулей — отзовутся?

— Смотри-ка… — шепнул Володя удивлённо.

— Что?

— Полегчало… Значит, ты это… умеешь?

— Иногда…

Сверху запрыгали камешки, зашуршало.

«Как они быстро… Или это кто-то чужой?»

Это были свои. Первым спрыгнул Икира. За ним вполне по-молодому — директор Гнездо. Сказал официально:

— Марко Солончук, подержи сумку… — Затем нагнулся над Володей, включил пальчиковый фонарик с тонким лучом. — Тэк-с… Знакомая ситуация. — Иванко Месяц, подержи, фонарь…

Он достал складной нож.

— Придётся лишить пациента остатков обмундирования… Молодой человек, отодвиньте спину от камня. Мальчики, помогите…

Икира и Марко помогли Володе «отклеиться» от ракушечного выступа.

Директор лезвием (видимо, очень острым) полоснул по бинту, потом по лохмотьям форменки.

Отбросил их. Убрал с Володиного плеча набухший тампон.

— Ясно. Помощь была оказана не совсем умело, но старательно… Марко, открой сумку.

Марко торопливо откинул крышку на холщовой торбе. Юрий Юрьевич запустил руку. Вытащил пакеты в хрустящей упаковке — вату и бинт.

— Икира-свет, подержи… — И снова посветил на Володино плечо. — Да, без медицины не обойтись…

— Только властям не говорите… — шёпотом проговорил Володя.

— Властям не скажем. Ни тем, ни другим… Поскольку это совершенно не их дело… Это… абсолютно наше внутреннее дело, до которого ни властям, ни… общественности нет никакого касательства… Не правда ли, дети? Молчание помогает держать в стабильности нервную систему. Такая стабильность особенно полезна тем, у кого утром годовой диктант… Надеюсь, шестиклассник Солончук не забыл об этом мероприятии, пускаясь в ночные авантюры?

Шестиклассник Солончук о диктанте совершенно забыл, но сейчас шепнул, что «конечно, нет».

Говоря без остановки, Юрий Юрьевич залил рану жидкостью из чёрного пузырька («пациент» громко замычал) и с ловкостью опытной медсестры перевязал Володино плечо. Икира светил.

— Марко, голубчик, все тряпки и обрывки в сумку. Чтобы не оставлять следов. Ситуация как в романе Диего Переса об испанских контрабандистах… Молодой человек, вы сможете одолеть несколько ступеней?

Володя толчком встал. Кажется, излишне храбро. Замычал опять, покачнулся…

— Ложитесь мне грудью на спину.

— Я вам куртку кровью испачкаю…

— Она была уже испачкана кровью много раз. В том числе при переделке под Саида-Харом… Впрочем, вы тогда ещё не родились… Ложитесь…

Володя навалился на Юрия Юрьевича.

— Давайте, мы поможем, — неуверенно предложил Марко. Хотя сам не знал — как.

— Помогите. Скачите наверх и приготовьте кабриолет. Иначе говоря, телегу…

Они оба, словно появились новые силы, рванули наверх.

Тележка была крупная, на велосипедных колёсах, с фанерным коробом. Передняя стенка короба оказалась откинутой, так что и готовить нечего.

— Юрий Юрьич меня прямо в ней сюда докатил, — признался Икира. Сказал: «Ты измотался». Я не хотел, а он меня… в охапку: «Сиди…» И бегом…

На обрыве показался директор с повисшим на нем Володей.

— Люди, берите его за ноги… А я под мышки… Раз-два…

«Сильный. А ведь почти старик…» — подумал Марко. Седая гладкая причёска директора блестела под луной.

Володю уложили спиной в тележку. Кажется, он был без сознания. Разбухшие ботинки ударились о фанеру передней стенки — она держалась горизонтально.

— Передохнем секунду, — вдруг сказал директор Гнездо. — Что-то внутри застукало невпопад. Я, ребятки, уже не тот…

— Тот, — отчётливо сказал Икира.

Юрий Юрьевич хмыкнул, провёл по серебряным волосам ладонью, словно Луна припекала голову. И вдруг попросил:

— Иванко-свет, не мог бы ты сказать своей родственнице, чтобы не сияла так бессовестно. Хорошо, что нет никого поблизости, но ведь могут встретиться. Начнутся расспросы…

«А ведь Икира-то — «Месяц»! — сообразил Марко. — Правда, лунная родня…»

Икира ничего не сказал, но так уж получилось, что единственное в небе перистое облачко наехало на Луну. Свет её сразу потускнел.

«Совпадение? Или…» Всё вокруг было необычным, и всякие «или» не казались удивительными.

— Спасибо, друг мой, — серьёзно сказал Юрий Юрьевич Икире. — Двинулись…

Втроём навалились на перекладину, соединявшую трубчатые «оглобли». Директор сказал, что придётся ехать не широкой улицей, а переулками, так меньше риска встретиться с поздними прохожими.

— Ну, а если уж встретятся, скажу, что провожал вас после астрономических бдений и наткнулись мы на незнакомого пьяного господина. Везём, чтобы отоспался в сарае…

К счастью, никто не встретился. Вкатили тележку на школьный двор. Там ждала тётя Зоря. Молчаливая, деловитая. Открыла широкую дверь сарая со школьным имуществом.

— Я всё приготовила, под полом… Внизу надёжнее. Вдруг пошлют людей с корабля вынюхивать вокруг…

В половицах был открыт люк, светился жёлтым квадратом. Тележка подъехала прямо к нему. Володя очнулся и через силу сказал, что спустится на своих ногах. И спустился. С помощью Юрия Юрьевича и Марко. А внизу опять зашатался, тётя Зоря поймала его в охапку. Уложила на застеленный простыней топчан. Икира поправил под Володиной головой цветастую подушку.

Марко расшнуровал на Володе тяжеленные ботинки, стянул, бросил в угол. Запахло сырой кожей. Володя лежал, закрыв глаза. Бинт резко белел. Директор посмотрел на Володю, на тётю Зорю.

— Зоря Павловна, голубушка, сходите-ка, разбудите доктора Канторовича… Чем скорей, тем лучше…

— И то дело… — тётя Зоря с непривычной для неё резвостью взбежала по лесенке.

Марко вдруг понял, что — всё, финал. Они с Икирой больше не нужны. И резко захотел спать. Услышал сквозь навалившуюся слабость:

— Теперь — шагом марш но домам. Вернее, бегом. И больше никаких приключений…

— Да, — сказал Икира.

Они поднялись, вышли из сарайчика. Луна опять горела, как прожектор, хотя висела пониже.

Марко тряхнул головой, бормотнул:

— До свиданья.

— Спокойной ночи… Проводи Месяца до дома.

— Конечно…

— Шагайте… Хотя, подождите. Изложите-ка в двух словах, что вас понесло на берег?

Марко снова мотнул головой, прогоняя сонливость. Изложил. В двух словах. Мол, смотрели на большую Луну, потом взглянули на крейсер, увидели, как прыгнул матрос, услышали пулемёт. Поняли, куда выплывет беглец, если уцелеет… Ну и побежали…

— И больше ни о чем не подумали?!

— А… о чем?

— Могли бы сразу ко мне заскочить.

— В голову не пришло, — вздохнул Марко.

— Хорошо, что хотя бы потом пришло…

— Это Икире… — прошептал Марко.

«Сейчас он скажет: зачем потащил малыша с собой?»

Юрий Юрьевич этого не сказал. Глянул на Икиру.

— А ты, свет мой Иванко, совсем решил стать Маугли? Я смотрю, уже и от штанов отказался.

— Ой! Вот его штаны! Они демаскировали… — Марко вытащил из кармана белый жгут. Раскрутил. — Икира, держи…

Тот обрадовано прыгнул в шортики, разгладит их ладонями.

— Ладно, ступайте… — устало сказал директор. — И подумайте, что с вами следовало бы сделать за все эти фокусы. Вернее, с тобой, Солончук. Икира по малолетству серьёзным санкциям не подлежит…

— Почему это? — обиделся Икира. — Я под… подлежду… подлежу…

— Ну? — поторопил Марко директор.

— Надрать уши? — с печальным пониманием спросил Марко (и вспомнил уши Кранца-Померанца). Героем себя он вовсе не чувствовал.

— Как минимум… Хотя с другой стороны… В старых романах вопрос решался диалектически…

— Как? — опасливо пискнул Икира.

— То есть с двух сторон. Герою говорили: «За храбрость получите именное оружие, а за нарушение дисциплины отправитесь на шесть недель в крепость под арест…» — Юрий Юрьевич опять оживился. — Однако держать вас под арестом негде. И кормить нечем… А оружие… Пожалуй, для Солончука я найду в кладовке ржавую рапиру из театрального реквизита… Отчистишь сам… А Месяцу подарю большую рогатку, которую недавно отобрал у Анастаса Галушки. Дубина такая, восьмиклассник, а стрелял с берега по чайкам…

— Я никогда не стреляю по живому, — сумрачно сообщил Икира.

— Я знаю. Потому и подарю. Будешь тренироваться, сшибать созревшие яблоки в саду. Можно в чужом…

— Ладно… А правда, подарите?

— Хихилой буду…

Посмеялись. Марко хотел спросить, правда ли и насчёт рапиры, но вдруг зябко дохнуло на него беспокойство.

— Юрий Юрьевич! А ведь доктор Канторович… Он же тогда на собрании в клубе говорил всё против Империи. Что НЮШ во всём прав и хорошо сделал, что прислал крейсер! Он… никуда не сообщит?

Директор потрепал Марко по плечу.

— Душа моя, доктор Канторович — врач. Настоящий. Такие врачи не занимаются доносительством, они выполняют свои врачебные обязанности… А кроме того, мы учились в одном классе. И у нас была кровка…