Прыжок тигра

Глава 2

– Давай, давай, дедуля, бегом! Туда и сразу обратно, – прокричала женщина надрывным, с истерическими нотками голосом. В помещении что-то зашуршало, потом стукнуло негромко, и тетенька выдала короткую, но насыщенную эмоциями фразу. Максим попытался посмотреть, что там происходит, шагнул вперед и вытянул шею. Но толком ничего, кроме груды пакетов, набитых мусором, и здоровенной коробки с отходами кухонного производства, не увидел. Кто-то копошился за этой свалкой, а высокая размалеванная тетка визгливо подгоняла человека.

– Быстрее, чего ты возишься, козел! Быстрее, тебе говорят! Или жрать сегодня не получишь! – надрывалась она, и Максим вышел из-за створки двери. Под ногами у облаченной в грязный белый халат тетки, ползал старик. Он подбирал рассыпанный по полу мусор, хватал негнущимися пальцами скомканные салфетки, смятые одноразовые стаканчики и мокрые чайные пакетики. Старик кое-как сгреб все в кучу и принялся складывать мусор в и без того набитый до отказа пластиковый мешок. Бабища заткнулась и молча наблюдала за дедом, но на помощь ему не торопилась. Поддела острым носком лакированного ботинка отлетевший стаканчик, швырнула его под нос старику, зевнула во всю пасть. И застыла с раскрытым ртом, увидев на крыльце Максима.

– Тебе чего? – быстро сообразила она, и, не дождавшись ответа, ткнула пальцем в лист бумаги, висящий на стене тамбура:

– Обед с двенадцати, – сообщила она и попыталась закрыть дверь. Максим тетку не слушал, он смотрел на старика, подбиравшего с пола рассыпанный мусор. Ловко пропихнул ботинок в щель между косяком и створкой двери и спросил – спокойно, даже вежливо, обращаясь к деду:

– Вам помочь?

Но вместо старика ответила взбеленившаяся в один миг тетка:

– Иди отсюда! – завизжала она в лицо Максиму. – Катись, кому говорят! Помочь! Я тебе сейчас сама помогу, помощник! – и всей тушей ломанулась вперед. Но ее визг тут же оборвался и перешел в тихий щенячий писк. Максим аккуратно и крепко двумя пальцами держал тетку за кончик носа, задрал ей голову так, что оба ее жирных подбородка слились в один, и очень медленно шаг за шагом, заставил бабу отступить назад. Дед не знал, что ему делать – сидеть на полу среди рассыпанного мусора или бежать отсюда куда подальше.

– Рот закрой, – негромко скомандовал Максим тетке, – и быстро сама тут все подобрала. Быстро, кому сказано! – и разжал пальцы.

Тетка со скоростью хорошего пылесоса подобрала все объедки и остатки посуды с пола. Она затолкала все в мешки и коробки и выволокла их на крыльцо.

– Молодец, – подытожил Максим, – физический труд полезен для здоровья и помогает сохранить фигуру. Пошла отсюда, – он схватил дела за рукав клетчатой рубашки и заставил подняться с пола. Старик бормотал что-то себе под нос и, щурясь, смотрел то на свою «начальницу», то на Максима. Тетка осмелела, она отбежала назад, к стене, за углом которой начиналась собственно столовка, и заверещала с безопасного расстояния:

– Погоди, – надрывалась она, – я тебе устрою! Катись отсюда, пока цел! Помощник! Я тебе сейчас так помогу!

Максим на истеричку не смотрел, он встряхнул совсем потерявшегося деда за плечи, посмотрел в его светлые голубые глаза.

– Ты цел? Ничего не болит? Отлично! Давай, куда все это нести, показывай! – Максим подхватил тяжелые пакеты, дед согнулся кое-как и поднял коробку.

– Веди, – Максим сбежал по ступеням на асфальтовую дорожку, дождался, пока вниз сползет дед, и пропустил его вперед. А сам успел заметить через приоткрытую дверь, что тетка уже яростно жмет кнопки на своем мобильнике, и даже услышал обрывок фразы:

– Кирюша, давай быстрее сюда! Да черт с ним, бросай все и сюда, он уходит уже!

Если предположить, что Кирюша сейчас действительно все бросит и метнется на зов, то времени в обрез. Максим еле сдерживался, чтобы не подтолкнуть в согнутую спину бредущего впереди деда. А тот полз нога за ногу, оглядывался непрерывно и, кажется, был готов расплакаться.

– Не надо, не надо было ее трогать, – стонал старик, – зря вы так, я бы сам справился, я привык…

– Ничего она тебе не сделает, – проорал ему в спину Максим, – шевелись, дед, если жить хочешь!

Шутливая, но все же угроза оказала на деда волшебное действие, и старик шустро затопал впереди. Шли они уже не по мокрой, но чистой дорожке, а по раскисшей от дождя тропинке, Максим постоянно поскальзывался и чертыхался сквозь зубы. Добрались, наконец, до бетонного забора и приросшей к нему кирпичной стены. На их стыке оказалась широкая щель – что-то вроде калитки. Дед просочился через брешь первым, за ним кое-как – боком и пригнувшись – пробрался Максим. Еще несколько шагов по мокрой траве и земле, и под ногами снова оказалась ровная твердая поверхность. Максим посмотрел себе под ноги, потом по сторонам – старая, вымощенная брусчаткой дорога с островками древнего асфальта уводит к огромным столетним березам. И тишина здесь такая, что давит на уши, слышно только, как шевелятся над головой ветви деревьев да шум дождя. Дед засеменил по мокрым булыжникам, Максим ринулся следом, оглядываясь на ходу. Похоже, этим путем и сбежала отсюда бабка, надо бы взять на вооружение проверенный маршрут. Основная дорога, скорее всего, идет параллельно этой, знать бы еще, где они пересекаются…

– Все, пришли, – выдохнул дед. Максим притормозил, покрутил головой и справа, на берегу тихого огромного пруда увидел помойку. За грудами мусора уже скрылись и сами контейнеры, они давно заросли слежавшимися гниющими кучами разной дряни. Рядом – прошлогодние заросли крапивы и полыни, их сухие верхушки мокнут под мелким дождем. А еще дальше, почти у воды Максим заметил провалившуюся крышу старого деревянного сооружения.

– Так, дедуля, давай все сюда, – Максим пошвырял мусор в помойку и потащил старика за собой к развалинам. Старик покорно плелся следом, не переставая причитать «не надо ее трогать» и «что же теперь делать».

– Я тебе скажу, что теперь тебе делать, – Максим втолкнул старика на единственный сухой пятачок под гигантской старой березой, – но сначала ты мне кое-что расскажи. И не тяни, – пригрозил Максим. А сам все прислушивался и смотрел в сторону забора. Но подозрительных звуков разобрать не смог – Кирюша то ли запаздывал, то ли потерял след беглецов. Или караулит их у щели в заборе, а это худший вариант из всех возможных.

Дед волновался, озирался затравленно и умоляюще смотрел на Максима. Но говорил, хоть и сбивчиво, повторяясь и в запале проглатывая слова. Максим старика не перебивал и наводящими вопросами не отвлекал, все было понятно и так. То, что говорила Римма Михайловна, получило подтверждение от независимого свидетеля, да еще и обросло дополнительными подробностями. Директор богоугодного заведения оказался предприимчивым деловым человеком и эффективным собственником. Оказавшиеся в его распоряжении базу и ресурсы господин Гузиков использовал с выгодой для себя и своих близких. Из того, что успел выяснить сам, со слов бабки и перепуганного старика, Максим сделал два вывода. Первый: два новых корпуса занимает гостиница, третий, менее удобный, поделили пополам. Половину отдали под бордель, во второй половине живут старики. Для этого их пришлось уплотнить – загнать в тесные неудобные помещения по восемь-десять человек. И второй: хозяйство получилось большое, и Гузикову понадобились помощники. Он пристроил на работу всех своих родственников – жену, тещу, сестер жены, их мужей и детей – все строго по штатному расписанию. Главный бухгалтер, экономист, специалист по социальной работе, диспетчер, заведующий складом, дворник, заведующая хозяйством – все должности занимали «свои», брать людей со стороны директор справедливо опасался. Так, тетка из столовой оказалась сестрой жены Гузикова, а неведомый Кирюша – ее мужем и, по совместительству, заместителем директора по общим вопросам. Именно он следит за стариками, второй заместитель надзирает за семейным бизнесом – ночлежкой и гостиницей. А благообразная мымра в платочке на ресепшен гостиницы – это жена племянника Гузикова. Оба зама безвылазно сидят на территории и «в случае чего» являются по первому зову персонала разруливать ситуацию.

Всего получалось трое, считая самого Гузикова. Но все оказалось не так просто, у директора был еще один заместитель, первый и самый главный. Дед вовсю распинался дальше и выкладывал Максиму все, что знал сам и слышал от других. Из всего вороха фактов, жалоб и эмоций Максим уловил для себя кое-что важное. Гузиков выполняет функцию прикрытия, а делами заправляют его родственники. Сам господин директор и его первый заместитель появляются в доме престарелых очень редко – процесс налажен, деньги от паломников и борделя поступают исправно, система отрегулирована и сбоев пока нет. Если не считать мелких неприятностей, как то – смерти стариков.

– Бывает, – шепотом сообщил старик, – раз в полгода обязательно кто-нибудь да помрет. А этой весной уже два случая было, старик один, но он уже совсем плохой был, и бабушка. Неделю назад.

Максим отвернулся, чтобы скрыть улыбку, посмотрел, как по поверхности воды в огромном пруду идут круги от капель дождя. Объявить человека мертвым – отличный способ скрыть побег. И если тот дед, царство ему небесное, отправился на тот свет от естественных причин, то бабушка пока живее всех живых.

– Вранье, – заявил Максим, – брехня все это. Жива она и здорова.

– Да? – Дед даже подался вперед. – Правда? А откуда…

– От верблюда, – оборвал старика Максим, – ты мне вот что скажи – вы почему молчите? Жаловаться пробовали?

Вопрос идиотский, ответ на него Максим знал заранее и в ожиданиях не ошибся.

– Боимся. Нам идти некуда. Думали, может, начальство какое приедет, так мы ему расскажем, – сразу съежившись, прошептал дед.

Куплено давно все начальство, на корню куплено. Гребет, гребет трясущимися руками все, до чего может дотянуться под крики: «Детям! Все детям, ничего себе!» Хорошо бы всех этих дочек, внучек и жучек, ради которых папаньки уже и свой гнилой ливер продали, уложить ровными рядами в мать-сыру землю, слой за слоем, слой за слоем, с чавканьем, хрустом и копошением червячков в восковых ноздрях… Но приходится прикидываться добрым и порядочным, отворачиваться и проходить мимо, понимая, что патронов на всех не хватит. Максим смотрел на старика, а тот снова разошелся, говорил, говорил что-то, взахлеб, как ребенок и даже топал ногами. Вот она, обеспеченная старость, не приведи, господи, дожить в России до таких лет. Обеспеченная старость по определению может быть только у тех, кто ее сам себе обеспечил. Но чтобы обеспечить себе старость в нашей стране, нужно много воровать, что само по себе грешно и вообще чревато. Но если ты не будешь воровать, то в конце жизни государство просто наплюет на тебя, и подохнешь ты в нищете как собака. Дилемма, блин.

Старик не унимался и продолжал вещать, как дорвавшийся до аудитории ворон. Максим к словам деда особо не прислушивался, поглядывал по сторонам, высматривал в зарослях Кирюшу. Но все было по-прежнему тихо, мокрые макушки бурой травы не двигались, только плеснула хвостом по воде пруда большая рыбина.

– Дом сгорел, мы на улице остались, а Светку сразу милиция забрала. Потом в гостинце нас поселили, туда к нам пришли из собеса и сказали – Светку в тюрьму, ее мальчишку в детдом, а меня сюда.

– Кто пришел? Куда? – переспросил Максим. Он не понял ничего – дед говорил то ли о своих беспутных родственниках, то ли о бывших соседях. Но вдаваться в подробности было уже некогда – со стороны забора донеслись крики, но слов различить не удалось – было очень далеко. Максим не сводил с мусорки взгляд – забор находился именно в той стороне, и там явно что-то происходило.

– Я же говорю, из исполкома пришли, из опеки и попечительства – это они там решают, кого куда, – повторил старик, – они и документы в суд передают. Пацана, сказали, в приют сначала сдадут, а уж потом в детский дом, а меня…

– Куда сначала, куда потом? – переспросил Максим, но тут же сам скомандовал старику замолчать. Топот, хруст и мат отчетливо слышались в сыром воздухе – через заросли с грацией кабана ломился Кирюша. С руганью и угрозами он пер к помойке и на ходу предсказывал деду большие проблемы в недалеком будущем.

– Так, дед, слушай сюда. Иди и жди его там. Да не трясись ты, ручонки у него коротки, не тронет он тебя. Не успеет. Стой на месте, пока он к тебе близко не подойдет. Давай, пошел, дедуля, пошел, – Максим подтолкнул старика вперед по тропинке, а сам прыгнул в бурьян. Бегом обогнул свалку по высокой траве и оказался у Кирюши за спиной. Похожий чем-то на воблу – такой же сухой, скрюченный и костлявый мужик – остановился у вмурованных в груду отбросов контейнеров. Потоптался, озираясь по сторонам, заткнулся ненадолго, но вопли быстро возобновились – Кирюша увидел жертву. Дед мелкими шажками очень медленно поднимался по тропинке от пруда вверх и косился по сторонам. Он сделал шаг, потом еще один, остановился и застыл столбом на месте. «Иди, дед, иди, не бойся» – Максим замер в бурьяне, подобрался перед прыжком. Кирюша же активизировался, при виде беззащитного старика у мужика открылось второе дыхание. Озверевший заместитель директора пронесся мимо и даже вытянул руку, чтобы схватить беглеца за грудки. Максим выскочил из зарослей, догнал Кирюшу и дернул его за полу короткого, до колен, пальто. Дед сначала отшатнулся, но, увидев Максима, вытаращил глаза и бежать передумал. Кирюша завертел головой, дернулся, но это была уже агония мухи в липкой паутине – лапки и крылышки запутались в тонких нитях, и вырваться насекомому уже не поможет никакая сила. Кирюша пытался шевелить верхними конечностями и слабо попискивал, но без толку. Максим еще в прыжке, подсунул свои руки под руки «оппонента», ладонями надавил ему на шею, а локтями сжал Кирюше ребра, и держал теперь, как в капкане, не давая оппоненту поднять головы.

– Это он? – спросил Максим у обалдевшего деда. Тот вопроса сначала не понял или не расслышал, пришлось повторить. Дед согласно затряс мокрыми седыми волосами, но с места не двинулся. Кирюше было очень неудобно, он ничего не видел и не мог понять, с кем говорит старик. Попытка обернуться и стряхнуть с себя обидчика закончилась неудачно. Максим оттащил мужика назад, развернулся вместе с ним, разжал руки и толкнул Кирюшу коленом ниже спины. Тот отлетел к помойке, упал на четвереньки и выругался. Максим одним прыжком оказался рядом с заместителем директора, и врезал Кирюше ногой в живот. А потом бил уже без разбору, куда придется, остервенело, молча и размерено, чтобы не сбить дыхание. Кирюша пытался отползти, приподнимался на локтях, извивался, но Максим рывком за шиворот возвращал заместителя директора в исходное положение. Кирюша сдался быстро, закрыл руками голову, сжался в комок и больше рыпаться не пытался. Максим пинком развернул мужика на спину, наклонился и парой хороших пощечин привел его в чувство. Кирюша повернул разбитую голову и приоткрыл глаза.

– Здорово, сволочь. – Слова давались с трудом. Максим убрал руки в карманы ветровки и присел на корточки.

– Применяете новые эффективные методы лечения пожилых людей? Трудотерапия? Ну, и как успехи? Как успехи, спрашиваю? На меня смотри, скотина! – рявкнул Максим, и окрик подействовал. Кирюша попытался сесть, но окровавленные пальцы скользили по скользкой вонючей подстилке, и заместитель директора так и остался в невыгодной для себя позиции. Он поджал колени, перевернулся на бок и закашлялся.

– Ты кто вообще? Тебе чего надо? – отплевавшись, спросил он. Максим отвечать не торопился, молча рассматривал разбитую Кирюшину рожу. Тот скривился, отвернулся, но удар в нижнюю челюсть заставил его снова повернуть голову.

– Я тебе сейчас башку оторву и через забор брошу. Чтобы все полюбовались. Вся ваша мразь, что на стариках наживается, – вполголоса, чтобы не услышал дед, пообещал Максим. От услышанного Кирюше стало нехорошо, ему даже удалось сесть, но ненадолго. Новый удар в грудь отбросил его назад, голова Кирюши мотнулась и врезалась затылком в бок старого холодильника. Заместитель директора вскрикнул и оглянулся, Максим не шевелился, не спуская с мужика глаз.

– Кто наживается, мы? Впахиваем целыми днями, как кони, семей не видим! – точно копируя интонации и голос своей туповатой «половины», проорал срывающимся голосом Кирюша.

– Да ладно? А в столовой случайно не твоя жена работает? – без интереса, так, для порядка поинтересовался Максим, и Кирюша подавился собственной слюной. Сплюнул, вытер губы рукавом пальто и снова попытался сесть. Максим поднялся на ноги, запихнул руки в карманы куртки. Кирюша вздрагивал от каждого движения Максима, трясся, как в припадке, и тянулся к внутреннему карману пальто.

– Не дергайся, – Максим толкнул мужика носком ботинка в грудь, рывком, выдирая с корнем пуговицы, «расстегнул» на нем пальто и вытащил из кармана на подкладке мобильник. Дорогая игрушка, сразу видно, что новая. И легкая – замаха и силы броска едва хватило до середины пруда. Булькнув, мобильник исчез под водой, и Кирюша выматерился в голос. Он почти плакал, и неизвестно, что причинило ему больше страданий – боль в избитом теле, унижение или потеря телефона. Максим убрал руки за спину, посмотрел на ветви берез над головой. Надо заканчивать этот концерт, и как можно скорее. Кирюша же понял это по-своему, он снова сплюнул и, выдал, еле ворочая языком:

– А жить, по-твоему, я на что должен? У меня зарплата официальная, с надбавками девять тысяч всего, на руки еще меньше! И ту не платят, кинули авансом половину месяц назад и все! Пусть старье это спасибо скажет, что их на улицу не выкинули – кормят, лечат, чего им еще надо? От них дети отказались и родственники, а мы им кто?

– Спасибо, – отозвался Максим и с издевкой склонил голову, – спасибо тебе большое. А квартирками их вы тоже за «спасибо» приторговываете? Тех, кто умер? Или сдаете? В качестве компенсации за свой непосильный труд?

Кирюша поперхнулся и кое-как мокрыми, грязными руками попытался вытереть разбитый нос. И выкрикнул, как выплюнул:

– Да когда бабка в том году зимой помирала, я ей врача на своей машине, привез! Ночью! И заплатил из своих за капельницу и за лекарства!

– Да ты просто подвиг совершил, герой! Только я не понял – вам по штату разве врач не положен? Или хотя бы медсестра? Или вы так затраты оптимизируете? – Максим сгреб заместителя Гузикова за шкирку и оттащил подальше от груд мусора. Скользко там и неудобно, оступиться можно. И остановился на полпути, услышав:

– Мужик, ты что – вчера на свет родился? Все так живут, все. Я не знаю, кто тебя нанял, но я тебе больше заплачу. Только…

– Я тебе сам заплачу. – Дальше все происходило очень быстро. Кажется, Кирюша пытался говорить еще что-то, но Максим уже не слышал его. Тихий шум дождя и плеск исчезли, от воды поднялся мутный туман, он прилипал к лицу и рукам, забивался в глаза и в рот, и Максим чувствовал, что начинает задыхаться. Кирюша давно заткнулся, его крики перешел в стон, а скоро оборвался и он. Максим остановился, перевел дух и вытер мокрый от дождя и пота лоб рукавом, обернулся на шорох. Дед топтался за спиной, он отвернулся и закрывал руками лицо, его плечи дрожали, а спина согнулась еще больше, из-под синей в клетку ткани торчали острые лопатки. Максим за воротник отволок бездыханного Кирюшу в самую груду мусора за контейнер, швырнул тяжелое тело ничком в отбросы и заломил ему руки за спину. Скрутил их найденным тут же обрывком упаковочной ленты и вернулся назад, к старику.

– Все, дед, все, – проговорил Максим негромко, – жив он, жив, успокойся ты.

В этом он уверен не был. Надо бы проверить, ну да черт с ним, возиться еще со всякой швалью, тут дед, того гляди, Богу душу отдаст.

– Давай, давай, двигай, – Максим подтолкнул старика к тропе, сам шел следом. Они спустились к воде, Максим заставил старика умыться и сам долго тер прибрежным песком руки, задрав рукава куртки почти до локтей. Дед еще всхлипывал и вздрагивал от каждого шороха, но уже потихоньку приходил в себя. Надо подождать еще немного, отпускать старика одного в таком состоянии нельзя. Да и самому подумать, как быть дальше. Одной скотиной стало меньше, осталось еще трое. И если одна бродит поблизости, то где искать двух других?

Дед поднялся на дрожащие ноги, дополз кое-как до старой липы и привалился к мокрому стволу. Максим, не отрываясь, смотрел на тихую воду. Поверхность пруда была спокойна – ни кругов, ни ряби. Максим посмотрел в мутное небо, но тучи уже разгонял ветер, и дождь давно закончился. В дальнем углу пруда несмело квакнула одна лягушка, за ней вторая, третья и дивный лягушачий концерт охватил все заросшее старыми ивами побережье.

– Что дальше? – Максим поднялся на ноги, подошел к старику.

– Дальше будет так. Я сегодня уеду, но тут и без меня народа скоро будет много. Начальство приедет, понятно? Вот ему все и расскажете – про Кирюшу, про бабу его и про всех остальных. Дед, ты меня слышишь? – прикрикнул на старика Максим.

– Слышу, – отреагировал на звуковой раздражитель дед, – хорошо слышу. Я войну пацаном застал, эвакуацию, мне семьдесят девять лет, но я не глухой.

– Вот и отлично, я рад за тебя. Только помни и другим передай – ваше здоровье в ваших руках. И учти – будешь молчать, так и помрешь тут, на помойке. Теперь я тебя не слышу! – Максиму очень не нравилась реакция старика, дед все прекрасно понимал, но возвращаться в реальность не торопился. Там, где он находился сейчас – в ступоре, – все было значительно проще и безопаснее, чем здесь, на берегу пруда.

– Дедуля, – Максим снова почувствовал, что звереет, – я тебя сейчас на корм рыбам выкину. Ей-богу, выкину.

– Не надо, – взгляд старика стал осмысленным, – я понял. Но зачем так…

– А как? Как с ними еще можно? Не знаешь? Вот и я другого способа не знаю, извини. Все, топай, я за тобой пойду. И никуда не заходи, орать будут, угрожать – не слушай. Вы где живете? – Максим уже волок старика за собой мимо мусорки к выложенной брусчаткой дороге.

– В сером корпусе, за забором, – молниеносно выдал место дислокации дед.

– Где бляди, что ли? – на всякий случай уточнил Максим.

– Да, где бляди. Они с правой стороны, там посуше и теплее. А мы с левой, там крыша прохудилась, и на стенах плесень. Директор говорит, что на ремонт денег нет, и кредитов отпускают в недостаточном количестве.

Неудивительно, все активы должны приносить доход. Ведь ночлежка, как известно, приносит гораздо больше дохода на вложенное бабло, нежели шикарный отель, а совмещенная с борделем, вообще превращается в Эльдорадо.

– Понятно. Все, иди. – Максим подтолкнул старика к щели в заборе. Дед, как сомнамбула, сделал несколько шагов и снова остановился.

– А про тебя говорить? Начальству? – спросил он, не оборачиваясь.

– Как хочешь. Но лучше не надо.

Глупо заставлять старика хранить тайну, да и незачем. Ну, даже если не выдержит дед и расколется, опишет внешность «паломника» – толку-то? Пусть ищут, все закончится еще до ночи. Максим дождался, когда дед скроется из виду, пролез в щель и пробежал вдоль глухой стены гостиницы и кирпичного забора до входа в столовую. Здесь он остановился, вытер мокрой травой перепачканные ботинки и неспешно, словно возвращался с прогулки, направился к своему корпусу. Глянул мельком на дверь столовой и отвернулся, всматриваясь в дождевую муть впереди. Деда не видно, вокруг все спокойно, не слышно ни воплей, ни стрельбы. Пробегают мимо, опустив глаза в землю, паломники, и на любого встречного им наплевать. Оно и к лучшему. У сетчатого забора Максим замедлил шаг, пошел неторопливо, не сводя взгляд с серых облезлых стен. Старик, похоже, добрался до места благополучно и затаился где-то в недрах старого барака. Можно возвращаться.

Со стороны КПП послышался рев двигателей, собачий лай и ругань, но все это перекрыла ревущая музыка из динамиков. Шлагбаум поднялся, и к торцу здания подкатили две покрытые засохшей грязью машины. Музыка ревела еще минут пять, пока из иномарок вываливалась очередная партия паломников. Хлопали дверцы и крышки багажников, из салонов выбирались веселые, уже основательно накачанные спиртным девицы. Наконец табор кое-как сорганизовался и двинул в сторону единственной на все здание двери. После того как она закрылась за последним посетителем, наступившая тишина оказалась сродни космической. Максим отступил с дорожки под деревья, проследил за вновь прибывшими, дождался, пока они скроются в сером здании. Постоял еще с минуту и двинул через двор к гостинице. Максим рванул на себя дверь, постоял внизу в тамбуре, прислушался. Кажется, все спокойно, вот и хорошо. Приступим. Только бы она была на месте.

«Сестра» с ресепшен сидела за стойкой, как белка в дупле, смотрела в монитор и водила мышкой по коврику. Максим в два прыжка преодолел ступени на входе, пересек холл и остановился перед стойкой. «Сестра» подняла глаза, моргнула некрашеными ресницами и отвернулась. Максим оперся локтями на стойку и широко улыбнулся.

– Не скучно? – поинтересовался он, но ответа не дождался. Женщина в платочке ответом его не удостоила, но Максим не расстроился.

– Вижу, что скучно. Охота тебе здесь сидеть, все равно нет никого. Тебя как звать? – С тем же успехом Максим мог пытаться вызвать на диалог стоящий в углу фикус в деревянной кадке. «Сестра» пробормотала что-то неразборчиво себе под нос и вместе со стулом отодвинулась назад. Хвост мыши натянулся до отказа, штекер вывалился из гнезда, и тетенька вздохнула с досадой. Она подняла, наконец, голову, посмотрела на Максима и ответила нехотя:

– Вам что нужно?

«Девку» – едва не выпалил Максим, но сдержался, улыбнулся еще шире и проговорил, еле ворочая языком:

– В гости тебя пригласить хочу. Придешь? Давай, соглашайся, – гнул он свое.

– Нет, конечно, – отрезала «сестра» и отвернулась. Оторванный «хвост» мыши сильно обеспокоил ее, и она не знала, что теперь делать с оптическим грызуном, как вернуть его к жизни.

Максим не сдавался, он перегнулся через стойку, лег на нее животом, протянул руку и схватил «сестру» за запястье.

– Хорош выделываться, пошли. У меня и коньячок есть, как раз то, что нужно в постный день. Тебе понравится. Пошли, кому говорят, – и рывком выдернул тетку со стула.

– Ой, да вы что?! Какой коньяк, прекратите сейчас же! Отпустите! – «Сестра» билась так, словно через нее пропустили ток. «Она припадочная, что ли?» – Максим сжал пальцы еще сильнее, и тетка заверещала, как попавшаяся в ловушку мышь.

Максим обошел стойку, не выпуская из рук добычу, и выволок, наконец, «сестру» из-за ее укрытия. Женщина запуталась в длинной юбке, оступилась и упала на одно колено. В свободной руке она продолжала держать оторванную мышь, провод тащился по полу следом. «Сестра» взвизгнула, сначала слабо, словно пробуя голос, потом громче, потом взяла самую верхнюю ноту и заорала во весь голос на разные лады, как сигнализация у потревоженной машины.

– Отпустите… прекратите… я не пойду… здесь нельзя… – и осеклась на последнем слове.

– А где можно? – мигом отреагировал Максим, – там, через дорожу, за забором можно? Так туда со своим самоваром надо, где ж я его тут возьму? Да какая разница, где? Пошли, и заткнись уже! – последние слова он проорал тетке в лицо, она вздрогнула и захлюпала носом.

– Ну, не хочешь за так, давай за деньги, мне все равно Я тебе заплачу, – шепотом пообещал Максим и разжал пальцы. «Сестра» немедленно вскочила на ноги и ринулась обратно к стойке.

– Не подходите ко мне! – визжала женщина. – Уходите сейчас же, или я охрану вызову!

«Дошло наконец-то». Максим даже выдохнул с облегчением.

– Ладно, ладно тебе, я пошутил, – Максим изобразил испуг и растерянность одновременно, но сестру было уже не остановить. Она визжала так, что поднимавшиеся по лестнице паломники – пожилая пара – дружно прижались к стене и боком проскочили опасный участок холла.

– Что ты сказал? – Женщина в платочке вошла в раж. – Да я кто, по-твоему!? Тут тебе что – публичный дом!?

«А разве нет? Вывеску сменил – и все дела». Максим отступал от налетевшей на него озверевшей тетки и, защищаясь, выставил перед собой руки. Где-то он сделал неверный шаг, и беседа пошла по другому пути, надо немедленно исправляться. Максим сгреб визжащую «сестру» в охапку, зажал ей ладонью рот и предложил негромко:

– Так пошли туда. Здесь же недалеко. – И в обнимку с «барышней» сделал несколько шагов к входной двери. Тетка билась и изворачивалась, платок давно сполз с ее головы и болтался на плечах, короткие крашеные волосы поднялись «ирокезом». Кто-то попытался войти в помещение с улицы, но, услышав крики и визг, передумал, и дверь грохнула у «сестры» перед носом.

– Пусти меня! – Она вцепилась обеими руками в перила у лестницы. – Отпусти сейчас же, козел!

– Дура, – Максим оттолкнул от себя тетку и поплелся назад, – могла бы денег заработать. – И пошел неторопливо по коридору, добрался до стойки, притормозил и пинком загнал в угол притаившуюся на полу компьютерную мышь. Потом вернулся назад, перегнулся через стойку и швырнул на пол монитор.

– Сволочь! – визжала «сестра». – Стой там, куда пошел! Петр Сергеевич! Петр Сергеевич, скорее! – завопила она во все горло. – Быстрее сюда! Да, да, срочно!

– Я не Петр Сергеевич, – Максим обернулся и посмотрел на растрепанную раскрасневшуюся тетку с бесовским мобильником в руке, – передумала?

– Да мне похеру, кто ты! Погоди, тебе сейчас все объяснят, далеко только не уходи! – «Сестра» вбежала за стойку, охнула, и вылетела обратно.

– А, ладно. Надумаешь – приходи, я у себя буду, – Максим больше не оборачивался. Он уже шел к лестнице, поднялся на второй этаж и зашагал по коридору. Кирюшу пришлось ждать почти полчаса, хоть бы Петр Сергеевич поторопился. На полпути в коридоре Максиму попалась странная конструкция – этажерка на колесиках. Швабры, тряпки, ведра, емкости с моющими средствами громоздились на ней вперемешку. Стояло это сооружение рядом с открытой дверью одной из комнат. Оттуда выползла бабка в сером халате и резиновых тапках, она потянулась к пластиковому ведру, но увидела Максима и бросилась назад, как застигнутый врасплох на кухне таракан. Дверь хлопнула, бабка признаков жизни не подавала. Максим постоял с минуту возле двери, но старуха не показывалась – то ли она пряталась от паломников по собственной инициативе, то ли выполняла приказ Петра Сергеевича. Каков у него норматив на прибытие к месту происшествия, интересно? «Эх, жаль я время не засек». – Максим пошел дальше по коридору, добрался до своей комнаты и едва успел войти в номер и закрыть за собой дверь. Второй заместитель Гузикова ждать себя не заставил, примчался через несколько минут и немедленно, с налету, загрохотал кулаками в дверь.

– Кто? – громко и развязно крикнул Максим. Куртку он уже сбросил на кровать, свитер валялся рядом, накрыв собой рюкзак.

– Конь в пальто! – гаркнули в ответ.

– Пошел ты… – Максим распахнул дверь в санузел и отступил назад, в темноту.

– Открывай, или я дверь вышибу! – Голос явно принадлежал крупной и уверенной в себе особи мужского пола. Максим ход пропустил и ничего не ответил. Зато мужик за дверью продолжал бесноваться, на два его ругательства приходился один ответ «паломника», дверь дрожала, Максим ждал. Вообще люди по способу усваивания информации делятся на три типа: аудиалы – они воспринимают информацию на слух; визуалы – лучше усваивают зрительно и кинестетики – они усваивают информацию тактильно. По опыту Максим знал, что в мире больше всего кинестетиков – пока в морду не дашь, никто ничего не поймет. Петр Сергеевич явно принадлежал к третьей категории. Он быстро дошел до кондиции и с ним уже можно поговорить один на один. Максим повернул ключ в замке и снова отступил назад. Дверь распахнулась, ее ручка с силой грянула о шкаф, по зеркалу пробежала трещина. Но разлетелось оно в осколки позже, когда Петр Сергеевич, неповоротливый откормленный мужик лет сорока с небольшим, вломился в номер, пролетел мимо дверей санузла, но недалеко. Максим рванул его за рукав куртки на себя, одной рукой сгреб за ворот, второй – за короткие редкие волосенки и швырнул мужика башкой в противоположную стену. Пострадал кафель от удара или нет, в темноте было непонятно, зато оппонент сдулся мгновенно. Он даже не пытался сопротивляться, три удара лбом о край чугунной ванны вмиг остудили весь его пыл. Максим бросил тушу заместителя директора на пол, кинулся в коридор, захлопнул дверь и повернул ключ в замке. Вроде, обошлось, в коридоре никого. Максим снова ринулся в ванную, обшарил карманы куртки и штанов противника, нашел мобильник. Мужик лежал ничком и не шевелился, Максим перевернул его, нагнулся, посмотрел на оплывшее заросшее лицо. То ли дышит, то ли нет – непонятно, лоб и волосы в крови, нос тоже. Максим перешагнул через тело, повернул кран и выплеснул Петру Сергеевичу в лицо горсть холодной воды. Не помогло, пришлось повторить процедуру, потом еще раз и еще. Наконец мужик очнулся, мотнул башкой, промычал что-то и заерзал на полу.

– Лежать, – Максим толкнул замдиректора носком ботинка в плечо, бросил ему на грудь найденный мобильник, – хозяину своему звони. Давай, давай, не спи, – подогнал он Петра Сергеевича. Тот захлюпал носом и попытался вытереть кровь со лба. Максим перехватил руку мужика за запястье, чуть ввернул его и повторил негромко:

– Звони, скотина. Или сдохнешь прямо здесь. Звони.

Заместителя директора перекосило от боли, он грохнулся затылком об пол и выгнулся, как гусеница. Максим разжал пальцы и уселся на край ванны. Петр Сергеевич уже возился с телефоном в темноте, жал на все клавиши подряд, экран осветил его сморщенную окровавленную физиономию и проплешину надо лбом. Наконец он нашел нужный номер, и промычал что-то, обращаясь к Максиму:

– Что говорить-то? – еле ворочая языком, выжал из себя заместитель директора.

– А сам не соображаешь? Как есть, то и говори. Приехал тут не пойми кто, жену племянника директора изнасиловать хотел, про бордель, про рабов ваших все знает. Мало? Про квартиры стариков еще в курсе, – перечислил все грехи клана Гузиковых Максим. Мужик на полу скривился, как от боли, отвернулся и едва не выронил телефон.

– Слушай, дядя, – терпение Максима подходило к концу, – я ведь тебя могу прямо здесь и прямо сейчас. Фрагментами в канализацию. Полдня на это убью, но сделаю, без тебя воздух только чище станет. И потом хозяина твоего найду. А если сам позвонишь, то поживешь еще. Но как долго и счастливо – сказать не берусь. Тридцать секунд у тебя, двадцать уже прошло. Звони, падла! – Максим двинул мужика ногой по ребрам, тот хрюкнул и нажал на мобильнике кнопку вызова. Максим затаил дыхание, в тишине он отчетливо слышал длинные гудки – один, другой, третий.

– Да? – прервал их раздраженный голос, и Петр Сергеевич гнусаво, растягивая слова, доложил в трубку обстановку.

– Здесь ты нужен… нет… да, пробовали… пока здесь… понял, – разговор оборвался. Петр Сергеевич уронил телефон себе на грудь и выпалил:

– Приедет. Сказал, что приедет. И что мы…

– Вот и молодец. Спасибо тебе, – улыбнулся Максим и вскочил на ноги. Первый удар пришелся заместителю Гузикова в челюсть, второй – в висок, третий по ребрам, дальше в пах, в живот. Петр Сергеевич отключился после второго или третьего и признаков жизни не подавал. Максим выдрал у него из штанов ремень, перевернул тяжеленную тушу на живот и скрутил мужику руки. И весь взмок, пока затаскивал тело второго заместителя директора в ванну, умылся, вытер лицо, край полотенца затолкал связанному в рот. Максим нашел под раковиной отлетевший туда мобильник и вышел из ванной. Под ногами хрустели осколки разбитого зеркала стенного шкафа, Максим прошел к окну, уселся верхом на стул и проверил записи в журнале звонков. Последний был сделан почти четверть часа назад на имя абонента «Феогност». «Почти как отец Федор». Максим вытащил из мобильника аккумулятор, выбросил его в заросли за окном. Сам телефон пихнул себе в карман – надо будет выкинуть мобильник потом, подальше отсюда. Максим натянул свитер, куртку и рюкзак положил рядом. Теперь ждать, только ждать. А времени уже много, третий час дня. Обед, скорее всего, уже закончился, на ужин сегодня тоже рассчитывать не приходится. При мысли о еде в желудке заурчало. Раздобыть пропитание в ближайшие часы не получится, придется довольствоваться сухим пайком. Максим вытащил из рюкзака шоколадку и яблоко, и неторопливо сжевал все это, глядя в окно. Жаль, ворот отсюда не видно, приходится подниматься и высовываться почти по пояс, перегнувшись через подоконник. Зато клумба и часть забора из «рабицы» как на ладони, а также двор и вся движуха в нем.

Из ванной послышался шорох, затем тихий стон. Потом еще один, но уже громче. Максим смял шоколадную обертку, бросил ее в рюкзак и направился в ванную. Заместитель директора медленно приходил в себя, он мычал сквозь кляп все громче и громче.

– Молчи, тварь, а то воды налью. И потонешь, как Му-Му, – Максим приоткрыл кран, и на разбитую рожу замдиректора потекла тонкая струйка ледяной воды. Мужик дернулся всей тушей, врезался затылком в плитку, макушкой в смеситель и снова застонал. Максим закрыл воду, но неплотно, и Петру Сергеевичу на плешь продолжала капать холодная вода. Максим вернулся к окну, уселся на стул и снова посмотрел на часы. Со времени звонка директору дома престарелых прошел уже почти час. «Давай уже, приезжай, сволочь. Откуда ж ты едешь, не с Мальдив ведь летишь…» При этой мысли Максим грохнул кулаком по подоконнику. Ох, не дай бог, если Гузиков умотал куда-нибудь в теплые края, тогда весь концерт впустую. И что дальше прикажете делать – держать оборону, отстреливаться до его приезда? А что – место удобное, закрытое со всех сторон, вход, он же выход, только один. Надо только дыру в заборе забить или пост там поставить…

Петр Сергеевич снова завозился в ванной, пришлось подниматься со стула и идти к нему. Максим посмотрел на мокрого, дрожащего мужика с полотенцем в зубах и поплотнее прикрыл дверь в ванную. Ничего с ним не будет, выживет. Можно дать ему по башке, чтоб часа на полтора-два ушел в туман ежей ловить, но обойдемся без наркоза. Максим вернулся к окну, взялся за спинку стула, но тут же отшвырнул его в сторону, схватил куртку, напялил ее на себя, подхватил рюкзак. На клумбе, почти в самом ее центре красовалась изумительной красоты и цены белая длинная иномарка, и из нее – с водительского места и переднего сиденья – уже вываливались двое. Один – коротышка ростом с сидящую собаку в костюме и лакированных ботинках, второй – громила, жирный, сутулый в грязно-голубых джинсах, растянутом свитере и кроссовках. Мелкий орет что-то, издалека не слышно, и машет короткими ручонками так, что слишком длинные для него рукава пиджака так и мелькают в воздухе. Второй топчется, как слон, и слушает крики первого. Вот и начальство пожаловало, теперь не тормозить, надо перехватить господина Гузикова первым. Максим распахнул окно, вскочил на подоконник и прыгнул в заросли сирени под окном. Ветки согнулись, хрустнули, одна больно заехала Максиму по щеке. Он приземлился, как кот, на все четыре лапы, и с низкого старта рванул к клумбе. Двое топтались рядом с иномаркой, и смотрели на свои мобильники.

– Не отвечает! – проорал тот, который поменьше ростом. – Ты ему звонил?

– Ну да, только что! – отбивался второй. Хоть и превышал он своими габаритами первого раза в полтора, а то и в два, но говорил вежливо и обращался к первому почтительно, даже подобострастно. Похоже, что это и есть первый заместитель, или телохранитель. Значит, Гузиков, опасаясь за свою задницу еще и «личника» себе завел. Это что же получается: мы с Тамарой ходим парой, два шакала мы с Тамарой, так, что ли? Максим пулей вылетел из зарослей, промчался по дорожке под окнами гостиницы, сбросил скорость и медленно, вразвалочку направился к клумбе. На него никто не смотрел, все внимание паломников заняла громоздившаяся на клумбе блестящая иномарка. Максим достал из кармана рюкзака красную «корку» – наследство одного из VIP-охотников – выставил ее перед собой и направился прямиком к перепаханной колесами машины клумбе.

– Вы – Гузиков? Директор этого социального учреждения? Феогност… извините, я забыл ваше отчество, – Максим наступал на Гузикова, не давая ему опомниться. Тот застыл столбом, глядя то на устрашающе багрового цвета удостоверение в руках Максима, то на своего личника, то куда-то вдаль. Обвисшие щеки Гузикова шевелились, толстые мокрые губы бестолково шлепали, из горла директора вырвался то ли вздох, то ли хрип.

– Михайлович, – выдал он, наконец, – Феогност Михайлович. А вы…

– Я из областного управления по делам опеки и попечительства. Внеплановый рейд, вернее, проверка. Где мы можем поговорить? А то я тут уже почти два часа хожу…

– Сюда, пожалуйста, – Гузиков сориентировался мгновенно, – вот сюда, в эту дверку.

И, прошипев что-то своему стражу, побежал рядом с Максимом, указывая ему дорогу, забегал вперед и заглядывал проверяющему в лицо. Больше всего директор напоминал сейчас Максиму до смерти перепуганную морскую свинку – мордочка редиской вытянулась вперед, лапки подгибаются и дрожат, бежать на них сложно. Неудивительно – грызун в панике, он не знает, что ему делать, думать и говорить. Максим молча и не торопясь следовал указаниям Гузикова, вошел, недовольно поджав губы, в дверь второго корпуса гостиницы и повернул направо. Там, в пластиковой перегородке обнаружилась дверь, за ней – отгороженный участок коридора с тремя дверями. За двумя слышались женские голоса и музыка, за третьей было тихо.

– Проходите, присаживайтесь, – суетился Гузиков, лучше вот сюда. – Он открыл дверь, вбежал в кабинет первым и отодвинул стул от заваленного буклетами, счетами и старыми газетами стола. Но Максим предложение проигнорировал, он устроился с другой стороны, около подоконника и глянул в окно. «Личника» пока не видно, подождем. Надо, чтобы вся эта мразь собралась в одном месте, не гоняться же за ними по всей территории. Этот гарем за стеной тоже игнорировать нельзя, все они, суки, тут одним миром мазаны. Максим осмотрел кабинет – на бумагах и столе слой пыли, воздух затхлый, жалюзи на окнах опущены. Да, редко наведывается в свой офис господин директор, очень редко. Только для встречи проверяющих или в случае чрезвычайных ситуаций. А тут как раз такое совпадение, какая незадача. Вот и замер перепуганный до смерти директор у стены и ждет распоряжений. А их нет, и лицо у проверяющего хмурое, даже злое. Два часа он тут гулял, о господи! Два часа! А что видел, что слышал? Почему сразу не доложили? Откуда взялся? Кто такой?

Мимике лица Гузикова мог позавидовать любой актер. Максим старательно «держал» недовольное выражение и нарушать паузу не торопился. Гузикову же было уже невмоготу, и он решился:

– А давайте чайку попьем. Я сейчас девочкам скажу, и они нам сообразят что-нибудь. Или не чайку? – Гузиков старательно пытался уловить настроение проверяющего, только что ушами не шевелил. Его щеки то надувались, то опадали, губы вытягивались и шлепали друг о друга. Максим отвернулся к окну и прогудел значительно:

– Не трудитесь, обойдусь. Дверь закройте. И присядьте, вот сюда, пожалуйста, – Максим указал Гузикову на его собственное кресло во главе стола.

– Как скажете. – Директор резво выполнил приказ и преданными глазами смотрел на Максима. Тот проводил взглядом бегущего к корпусу неповоротливого гузиковского стража и выдохнул коротко. Все, они вышли на финишную прямую, останавливаться нельзя.

– Вам у нас понравилось? – начал светскую беседу директор, и Максим охотно отозвался.

– Да, очень. Даже и не знаю, что больше – корпуса подведомственного вам учреждения, превращенного в гостиницу и бордель, или грамотное использование человеческих ресурсов. Один из ваших заместителей сказал мне, что это трудотерапия.

– Простите, – Гузиков привстал в своем кресле, – что? Какая терапия? Вы о чем?

– О твоем бизнесе, о чем же еще. Доходное местечко, да? На хлеб, надеюсь, хватает? И на молоко?

– Но как же, как… – Гузиков морщил лоб, чмокал губами-варениками и вцепился в подлокотники своего кресла. «Как же так, ведь я со всеми давно договорился, всем процент идет, все довольны». – Мысли, как титры, отражались на складчатой физиономии директора.

– Ладно, это твое дело, меня не касается. – Эти слова «проверяющего» вернули Гузикова к жизни. Сжавшаяся, как сушеная груша, рожа директора разгладилась, он обмяк в своем кресле.

– Только вот что, – Гузиков вновь напрягся, как легавая на стойке, попытался вякнуть что-то протестующее, но передумал.

Максим прислушался – за дверью все тихо, не слышно ни музыки, ни голосов. Притихли бухгалтерские одалиски, ждут, чем все закончится.

– Квартиры давно сдаете? – спросил он у Гузикова.

– Ээээ, года полтора, кажется. А какая разница? – вскинулся вдруг Гузиков. – Вам-то что? Я все вопросы с вашим начальством давно уладил, все решил. Не ваше дело!

– Конечно, не мое. Не волнуйся, – Максим основанием ладони врезал Гузикову в нос. Директора откинуло к стене, он врезался в нее затылком, вывалился из кресла на пол и там затих. Максим шагнул к директору, за лацканы пиджака поднял его на ноги, прислонил к стене. Следующий удар пришелся в переносицу, еще один, уже после того, как Гузиков рухнул на бок, в висок. И еще один, для верности, по неподвижному, лежащему на животе телу, в темя. И все как по манекену в спортзале – без эмоций, на автомате, с полной отдачей и сосредоточенностью.

В правом кармане пиджака директора Максим нашел ключи на брелке и ринулся к стоящему у окна здоровенному металлическому сейфу. Ключ к замку был под стать – огромный, тяжелый, еще с «тех» времен, а на сейфе только подпечатника с пластилиновой нашлепкой не хватает. Внутри плотной стопкой лежали папки, на корешке каждой зеленым фломастером написаны фамилия, имя и отчество. «Дело» Риммы Михайловны нашлось почти на самом дне второй стопки, Максим схватил папку, открыл ее. Да, все верно, все на месте – паспорт, пенсионное удостоверение и свидетельство о собственности на квартиру. Ух ты, даже про генеральную доверенность не забыли! Проверить, что ли, ради интереса – подпись бабки подлинная или поддельная? А, хрен с ней, это уже не важно. А за рядами «дел», в дальнем углу металлического ящика Максим обнаружил толстенький пакет, вытащил его, посмотрел внутрь. Три плотные пачки перехваченных разноцветными резинками купюр отправились в рюкзак следом за выдранными из папки документами, Максим закрыл дверцу сейфа, ключи вернул на место. Гузиков неподвижно лежал ничком, одна рука подвернулась под живот, вторая отброшена в сторону ладонью вверх, на запястье виден браслет дорогих часов. «Не сдох бы». Максим проверил на шее Гузикова пульс. Вроде шевелится там под кожей что-то, не разобрать.

– Так получилось, – пробормотал Максим вполголоса и сбросил со стола ворох бумаг, нашел телефон, набрал номер «Скорой».

– Дом престарелых, директору плохо. Шок, потеря сознания, возможно сотрясение мозга, – назвал он «диагноз» и бросил трубку. «Успеют или нет? Вот тебе лотерея и русская рулетка в одном флаконе. Наслаждайся, тварь». Максим одним прыжком оказался у двери, отодвинул «язычок» замка, вышел в коридор. «Личник» понять толком ничего не успел и вырубился уже от второго удара кулаком в гортань, после того, как ослеп от удара по глазам. Рыхлая туша первого заместителя свалилась на стол в предбаннике, с него скатилась на пол. Дверь распахнулась за спиной Максима, и на пороге остановилась невысокая женщина в очках. Она смотрела то на полудохлого заместителя Гузикова, на темное пятно под его тушей, то на Максима. Поняла все, икнула, попятилась назад и заорала во всю глотку только оказавшись в соседнем кабинете. Под вой этой сирены Максим бегом рванул по коридору, выскочил на улицу и в сумерках промчался через двор. Миновал завязшую в клумбе иномарку, проскочил мимо второго корпуса и со всех ног кинулся мимо кирпичной стены к забору. Хорошо, что эта овца вылезла посмотреть, что там происходит, очень хорошо. От шока внешность человека в кабинете директора она не запомнила, зато поняла все и сразу. И прочая шушера, которая сбежится посмотреть на свое покалеченное начальство, если уже не сбежалась. Очень хорошо, что именно так все вышло – тетки обязательно растреплют и преподнесут все так, что слух пройдет по всей Руси великой, и не важно, кто здесь будет следующим директором: хоть гордый внук славян, хоть финн, хоть дикий тунгус, или друг степей калмык – любой из них пять раз подумает, прежде чем разводить тут свой тухлый бизнес.

По тропинке в дыру между плитами, дальше по мокрой брусчатке мимо старых берез и через лес – путь до вокзала занял у Максима почти час. Уже в полной темноте под дождем он миновал пригород – череду домов за заборами под лай псов. Дальше еще минут сорок вдоль железнодорожной насыпи, постоянно скатываясь по гравию вниз – товарняки, электрички и пассажирские поезда носились мимо один за другим. Тропинка увела под насыпь вниз, к старому деревянному бараку, из его окон неслись пьяные вопли и под дождем бродили согнутые серые тени пьяных в хлам или обкуренных человекообразных. За бараком уже начиналась цивилизация, появился первый магазин, за ним еще один, и дорога привела Максима на привокзальную площадь. Он прошел мимо рядов маршруток к зданию вокзала, нашел расписание. Время еще есть, можно не торопиться, тем более, что день еще не закончился. Точка будет поставлена позже, к самому исходу этих суток, надо передохнуть. И поесть заодно.

Посетителей в кафешке было полно, у стойки образовалась небольшая очередь. Но брали все, в основном, навынос, и свободный столик Максим нашел быстро. Он уже вцепился зубами в разогретый в микроволновке бутерброд, прожевал кусок, запил его чаем и замер на месте. Отложил еду и повернул голову влево, услышав знакомый фальцет:

– Отойдите немедленно! Я вам говорю, да, вам! Безобразие, кто его сюда пустил? – через два столика, у окна возмущалась тетенька с гастритиком. Она защищала свой ужин от забредшего на запах еды бомжа. Вонючее оборванное существо слонялось между столиков с протянутой рукой и канючило денежку «на пиво». Кто-то подал страдальцу почти полную бутылку дешевого пойла, и бомж быстренько убрался восвояси. Тетенька за столом успокоилась и продолжила свою трапезу. Она кушала чебурек, жир и масло текли по ее подбородку и капали на бумажную тарелку, где ждали своей участи еще два нехилых куска теста с жареным фаршем. Первый чебурек уже сгинул в бездонном брюхе, и тетенька тянула короткопалые жирные лапки ко второму. Она наклонилась над столом и ее короткие, похожие на шерстку ярко-рыжие волосенки на голове даже зашевелились от предстоящего удовольствия. Максим отвернулся, взялся за свой бутерброд. «А сейчас она что лечит? Ожирение, наверное. Или скудоумие, но здесь поможет только лоботомия. Классический случай – мозги в майонезе. Это диагноз, а не рецепт».

Финальный марш-бросок подходил к концу, Максим оказался на вокзале Владимира в половине двенадцатого ночи. В пути он успел отдохнуть и даже выспаться – вагон был полупустой, никто не орал, песен не пел, а у торговцев мелким барахлом рабочий день давно закончился. До съемного жилья было ходу минут сорок быстрым шагом. Максим обошел девятиэтажки, пробрался мимо гаражей и остановился рядом с разломанной деревянной детской горкой. Все как обычно – грязно, мерзко, но тихо. Холод и дождь разогнали алкашей с площадки, вдали, у супермаркета, тоже никого не видно. Зато неприметный «жигуль» с тонированными стеклами, знакомый еще по Александрову, притулился у подъезда, практически дверь в дверь с ним. В тусклом свете из окон дома непонятно, сколько человек в салоне. Двое, как минимум, а то и все скопом там засели, греются в ожидании «объекта». И уйти-то нельзя, и оставаться тошно. Потерпите, ребятки, недолго вам осталось. «Зря я в электричке не выпил. Для запаха, дури-то своей пока хватит». Максим сбросил рюкзак, поставил его на мокрые доски. И вышел из темноты на освещенный пятачок, поплелся, покачиваясь, в сторону подъезда. Сделал несколько замысловатых виражей, обошел «жигуль» и остановился у заднего бампера. А номера-то грязью заляпаны, да как аккуратно, просто на загляденье. Максим постоял, покачиваясь, шагнул вперед и упал на капот, успел только в последний момент выставить вперед руки. Машина покачнулась, обе передние дверцы немедленно распахнулись.

– Греби отсюда.

Максим напутствие пропустил мимо ушей, подтянул кое-как куртку и принялся расстегивать ремень на штанах. Реакция водителя и пассажира «жигуля» была мгновенной – оба дружно вылетели из машины и по очереди свалились в лужи на асфальте. Один еще мычал сдавленно, пытался приподнять голову, второй со сломанной шеей молча лежал рядом с ним. Двух ударов по голове хватило, чтобы заткнулся и первый. Максим затолкал обоих в салон, на заднее сиденье, тихонько закрыл двери. И отошел к припаркованному неподалеку «Бычку», привалился спиной к его борту. Отсюда подъезд отлично виден, как и окно бабкиной квартиры. В них темно, старуха давно спит. Придется потревожить бабушку, но немного позже. Мимо дома протопала компания пьяных подростков. Они матерились в голос, швыряли о стену дома пустые банки и едва не подрались прямо перед подъездом – обпившихся «энергетиками» детишек всегда тянет на подвиги, этому способствуют спирт этиловый, ароматизаторы, красители и консерванты, раствор химических леденцов в консервной банке. Адская смесь прекрасно выполняет свою функцию – проводит очищение генофонда путем естественного отбора. «Энергетики» не только эффективно расправляются с печенью, желудком и поджелудочной железой, эта дрянь самым положительным образом влияет на потенцию, не позволяя размножаться половозрелым человекообразным особям. «Я бы это пойло как конфеты детям на утренниках раздавал, даром. Кто выпил, того сразу в минус, один фиг, это уже не человек». Максим ждал, когда ребятишкам надоест беситься, или они устанут. Все обошлось, «детки» затарились в палатке добавкой и утопали, на дороге перед домом снова стало тихо. Так тихо, что Максим слышал, как звонят мобильники в карманах одежды убитых губернаторских гонцов. Сначала надрывался один телефон, потом замолк, после паузы затрезвонил второй, потом к нему присоединился первый. А потом телефоны дружно замолкли, и подъездная дверь приоткрылась. Максим подлез под днище «Бычка», лег на живот, дождался, пока человек подойдет к тонированной «десятке» и дернул его за лодыжки. Тот сообразить не успел, грохнулся всем немалым весом оземь и больше не поднимался. Бордюрный камень тоже может быть оружием, даже вмурованный в асфальт. Максим бросил тело третьего «гонца» с разбитой башкой у «Бычка», вытер руки о перемазанную грязью куртку. Черт с ней, все равно выкидывать, тем более скоро лето. Подъездная дверь снова грохнула, кто-то сбежал по ступеням и теперь летел к машине. Четвертый торчал, скорее всего, у окна на площадке и все видел. Его Максим встретил, уже не скрываясь, просто шагнул навстречу из-за фургона, и оппонент даже не успел затормозить. Согнулся пополам от удара в живот, упал на колени от удара по шее. Он успел даже то ли выругаться, то ли вскрикнуть от боли, но только один раз, перед тем, как хрустнули его шейные позвонки.

С этими двумя пришлось повозиться. Максим кое-как затолкал их в машину, найденное оружие, документы и телефоны рассовал по карманам. Бегом вернулся за рюкзаком и уже рванул обратно через площадку, к подъезду. Влетел по ступенькам на третий этаж, нажал кнопку звонка. Бабка подползла к двери минуты через три непрерывного трезвона, долго топталась с той стороны, но голос не подавала.

– Римма Михайловна, это Максим, откройте. Я ключ забыл. – Бабка размышляла еще пару минут, прежде чем дверь, наконец, приоткрылась.

– Извините, спасибо большое. – Он ввалился в коридор, стянул с себя на ходу куртку, стащил грязные ботинки. Бабка с безопасного расстояния молча наблюдала за квартирантом, и вдруг пискнула.

– А как же теперь быть? Ключ-то один, у меня нету…

– Дверь поменяем, – успокоил бабку Максим, – новую поставим, металлическую. Такую, что танком не вышибешь. Завтра же. – И ринулся в ванную.

Он долго отмывался под горячей водой, потом выполз, красный и распаренный, в цвет полотенца, в коридор, нашел рюкзак, достал из него бабкины документы и деньги. Положил все на стол в кухне, открыл холодильник. Продукты лежали на своем месте, их запас поредел незначительно. Бабка или научилась питаться воздухом, или практиковала лечебное голодание. Или одно из двух. «Утром», решил Максим, захлопнул холодильник и поплелся в свою комнату, улегся на диван. «Только бы она не померла от радости» – была последняя мысль длинного, не зря прожитого дня.

За ночь бабка не померла, она ждала Максима в кухне. Появился он там к полудню, заспанный и голодный. И первое, что увидел, – сидящую за столом бабку. Она перебирала свои сокровища и, видимо, не в первый раз.

– Это вам Феогност Михайлович просил передать. Вы можете оставаться здесь, он не против, – Максим включил под чайником огонь и полез в холодильник.

– А это? – Максим обернулся. Бабка тыкала пальцем в пакет с деньгами как в бомбу.