Путешественник, проезжая … город …ой губернии, видит: народ густою толпою валит по одной улице. В середине идет несколько гарнизонных солдат с желтыми воротниками, между ними священник и молодой человек лет двадцати трех в смуром кафтане, не подпоясанный, без шапки. На всех лицах приметно какое-то участие. Все провожающие кричали ему в один голос: «Покайся, повинися, твой грех, покайся!» Он шел в безмолвии, как будто бы один, погруженный в прискорбную думу, и между тем с надеждою увидеть что-то приятное и утешительное. — Это явление поразило путешественника тем более, что на лице молодого человека не видать было следов ни порока закоснелого, ни преступления нечаянного. Он вышел из коляски, вмешался в толпу, стал прислушиваться к речам своих спутников и расспрашивать старуху, которая подле него вслед за другими ковыляла, опираясь на длинный свой костыль.
— Кого это ведут, бабушка?
— Андрея, нашего дорогого Андрея.
— Что он сделал такое?
— Он погубил две души христианские.
— Он погубил две души, а ты сожалеешь о душегубце?
— Родимый, враг[1] и горами качает, а людьми что веником трясет. Грех такой случился над Андреем. Он у нас был добрый человек. Не нажить нам такого больше. Всякому он рад был услужить: нищему — последнюю рубаху снимал с плеча, от кафтана отрывал полу. Намедни у меня захромала сивая, — я покучилася[2] ему, — и он, голубчик мой, на себе перевез мне две гряды огурцов. — Ах, Дмитриевна, что с тобою бы сталось, если бы ты дожила до сего дня, если бы твое родимое детище при тебе подняло руку!.. Умолила ты господа, что он прибрал тебя заранее. Чай, в могилке-то ворохнулись твои косточки!
Любопытство путешественника возрастало, и он не прерывал ответов старухи, которая с такою охотою и искренностию с ним разговорилась, и продолжал делать ей вопросы.
— А кого погубил Андрей?
— Он зарезал, бают, свою жену и тещу. — Мать пресвятая богородица! прости его прегрешение! Да не из подьячих[3] ли ты, батюшко, что так притоманно[4] меня расспрашиваешь. Я человек старый, ничего не знаю. Так другие болтают.
— Нет, бабушка, я проезжий. — Жалко мне вашего Андрея. Да разве он не любил своей жены?
— То-то и беда, батюшко, что он любил ее без памяти. Бывало, не нарадуется на нее. Выйдут на улицу о празднике — глаз с нее не сводит, так, слышь ты, стенью и ходит за нею. И женился-то он на ней — году еще нет, летась — перед Михайловым днем. Дмитриевне — покойнице, нечего сказать, не хотелось женить его на Прасковье. Знать, ее сердце материнское чуяло беду неминучую. Да приступил-то он к ней круто. «Благослови, матушка, а не то — не видать тебе больше меня. Веревку на шею и записывай в поминанье: без Параши мне свет божий постыл». Нечего делать. Старуха благословила, и они обвенчались. Дмитриевна жила с ними недолго, недель с тридцать. Она умерла о святой[5], на самую заутреню. Бог сподобил ее царства небесного за добрую душу.
— С чего же после размолвились молодые?
— Андрюша стал ревновать свою жену.
— И справедливо?
— Бог ведает, батюшко. Чужая душа темна, да и мудрено ведь судить мужа с женою.
— А признался ли он в своем преступлении?
— Нет, батюшко, он все, слышь, молчит и ничего не сказывает.
— А куда ведут теперь его?
— Стосковалось больно ему по Параше. Он пал к судьям в ноги и просил их Христа ради, чтоб пустили его на ее могилу. Они у нас добрые люди, дай бог им здоровья, и позволили ему. Да как и не позволить! Все наплакались, слышь ты, на него, глядя на его страсти. Так на стену и лез он в тюрьме. Пустите, да и только, отведите душу.
Между тем мы вышли из города. В стороне подле дороги видно было несколько деревянных крестов. Несчастный изменился в лице. Сердце его, казалось, вылететь хотело. Глаза заблистали, как будто бы он надеялся еще увидеть свою подругу, живую и любящую. Он удвоил шаги.
— Где она, где? — спросил он дрожащим голосом.
— Здесь, — отвечал священник, указывая на свежую могилу, только что засыпанную.
— Душа моя Параша, здесь ли ты? откликнись другу! — воскликнул он громко и пал на колена без памяти. Слезы в три ручья полились из глаз его. Он разрывал руками землю, целовал ее, рвал на себе волосы, ломал руки. Изредка вырывались у него глухие слова, невнятные вопли.
— Параша, ты обманула меня? Зачем ты обманула меня?
Все предстоявшие были тронуты и с чувством сердечного сострадания смотрели на несчастного преступника. Никто не смел мешать порывам его отчаяния. Все было тихо. У многих на глазах были видны слезы. Самые солдаты утирались кулаками.
Священник прервал наконец молчание. Он приближился к несчастному и сказал ему:
— Именем бога всеведущего заклинаю тебя сказать правду, отклонить подозрение от невинных…
— Развяжи свою душу, наш добрый Андрей, — раздалось со всех сторон.
— Виноват пред богом и государем, — воскликнул бедный Андрей, встав стремительно. — Я убил ее, ведите меня на суд.
— Добрые люди, — сказал он, оборотясь к предстоявшим, — прощайте, не поминайте меня лихом. Помолитесь о моей душе.
Все зарыдали…
Путешественник воротился опять с толпою в город, познакомился нарочно с судьями и расспросил о несчастном. Слова старухи подтвердились. Андрей Горячий, так называли его в городе, мещанин, женился по любви на молодой городской девушке, также мещанке. Старуха, мать его, умерла вскоре после свадьбы своего любимого сына, и место ее в доме заступила теща. Все они трудами рук своих снискивали себе пропитание, жили согласно и не знали, что такое горе на свете. — На беду, пришел к ним в город гусарский полк стоять постоем. Молодой вахмистр, остановившийся подле Андреевой хижины, молодец собою, лукавый и проворный, обольстил легковерную жену Андрея. Сначала долго не имел сей последний подозрения на свою Парашу, потом долго не верил своим подозрениям, но наконец убедился: однажды ввечеру, под злой час, сошелся он в харчевне с своими товарищами, которые в разговоре ясно дали заметить ему, что жена его неверна, и потом представили доказательства. Взволнованный воротился он домой. Параши в самом деле не было. Сердце у него закипело, и он, хмельной, схватился за нож, лежавший на столе подле хлеба. В ту минуту она входит. «Где ты была?» — закричал он на нее страшным голосом. Виновная остолбенела, и едва успела выговорить, что была в гостях у своей кумы, как он в бешенстве вонзил нож ей в сердце. Она вскрикнула и упала; мать выбежала из клети. «Андрей, что ты делаешь?» — чуть могла произнести старуха, увидя кровь своей дочери, бьющую ключом из раны. Он зарезал и ее. Первою мыслью представилось ему бежать. Он бросился к сундуку, вынул все деньги, которые там были, выскочил поспешно из избы и заднею калиткою в поле. — Там он опомнился. Ему жаль стало своей Параши, которую любил он всем сердцем. Он захотел проститься с нею и взять у ней с руки венчальное кольцо себе на память и воротился. Пальцы уже затекли у погибшей, и между тем как он старался сорвать кольцо, прибежали соседи, схватили его, оттащили от бездыханного трупа его жены и предали суду.