Психушка монстров

Глава 3 Эдик. С другой стороны

Он падал в угольно-чёрную пустоту, наполненную болью и оглушающей тишиной. Даже скорее не падал, а тонул в тёмном водовороте, не в силах вздохнуть, закричать, открыть глаза. Да и что значит открыть глаза, если ты не чувствуешь ни одной части своего собственного тела?

Стоп. Что значит «не чувствует»? А откуда тогда боль? Если уж ничего, то ничего, а боль не может быть просто так, она непременно базируется в ноге там или в руке, или в голове. Не может быть так, чтобы просто болело всё вокруг!

И словно в ответ на сию протестующую мысль падение сквозь ничто резко прекратилось. Эдик ощутил толчок в спину, как будто упал на упругую, мягкую подушку.

— Ой, — громко вырвалось из лёгких.

Парень лежал в снегу, но видать недолгое время провёл без сознания, потому что холодно не было ничуть. Только в рукава набились снежинки и теперь противно таяли внутри. Эдик поднялся на ноги, чувствуя, что руки-ноги немного затекли, как-то неуверенно слушаются распоряжений мозга. То, что произошло до обморока, помнилось смутно. Вроде домой шёл. Так почему не дома? Да и в принципе — где это он очнулся?

Вокруг стояла ночь, скудный лунный свет отражался от белоснежного снега, и всё вокруг выглядело страничкой из графического романа в стиле нуар. Черное, белое и серое, с резкими тенями и границами. Буквально на расстоянии вытянутой руки Эдик увидел чугунные ворота с затейливыми завитками.

И вспомнил. До леденящего ужаса, скрутившего все внутренности. Непроизвольно охлопывая себя ладонями, парень искал дыру в груди, которая должна была остаться от арматурины. Куртка на груди (и насколько он мог понять, на спине тоже) торчала заскорузлыми лохмотьями. Кстати, вон тот самый металлический прут из сугроба торчит, а вокруг снег залит чем-то тёмным. Голову Эдика повело, он тяжело опёрся на ворота, и его вывернуло с болезненными судорогами. Однако никаких иных неприятных ощущений в себе Эдик не замечал, ни боли в груди, ни кровотечения, ничего. Головокружение явно было вызвано нервами, а не потерей крови.

Рядом послышалось поскуливание, и Эдику в плечо ткнулось что-то.

— Страж? — севшим голосом произнёс парень, не торопясь оборачиваться. В памяти слишком живо всплыла картинка несущегося сквозь зимнюю ночь огромного монстра с крыльями тьмы за плечами.

Ухо и щёку Эдика обдало жарким дыханием, а нос Стража вновь ткнулся в плечо. Надо сказать, парень не отличался низкорослостью, а значит никакая собака, даже самой крупной породы, до его плеча не дотянется. Эдик судорожно сглотнул, выдохнул и медленно повернулся, внутреннее стараясь смириться с тем, что его четвероногий друг продолжает выглядеть как ночной кошмар.

Страж сидел прямо у него за спиной и дружелюбно сопел, вывесив язык из пасти. Ни дать ни взять дружелюбный домашний кобель. Если бы не несколько «но». Во-первых, даже в сидячем положении он значительно превосходил Эдика ростом, во-вторых, клыки явно велики даже для его немаленькой пасти и торчат из-за губ кривыми лезвиями, в-третьих, глаза светятся тускло-зелёным, потусторонним каким-то светом, ну и в-четвёртых, крылья, сотканные из тьмы с разноцветными сполохами, тоже никуда не делись, монстр просто сложил их аккуратно за спиной. А крылатых псов таких размеров не бывает.

— Не. Бывает, — раздельно и отчётливо сказал Эдик прямо в морду Стража. — Ты мне мерещишься. Или снишься. Сгинь.

Говорил и сам себе не верил. Потому что морозный воздух щипал щёки, во рту горчил привкус рвоты, а в ушах чуть шумело после приступа головокружения. Сроду Эдуарду такие подробные сны не снились, чтобы и вкус, и температуру чувствовать.

Страж, естественно, предложение сгинуть проигнорировал и вместо этого издал ещё одно поскуливание, на сей раз в нём слышалась ликующая нотка, и лизнул парня шершавым языком в щёку. Учитывая размеры, практически умыл, Эдик аж отшатнулся. Смердело у «пса» из пасти знатно, как впрочем у любого зверя. Эта приземленная подробность окончательно привела парня в чувство, и стало ясно, что либо глючит его на редкость правдоподобно, либо всё реально. При любом раскладе отмахиваться от окружающего и делать вид, что нет ничего этого, — не выйдет.

Сплюнув в снег, чтобы избавиться от противного привкуса во рту, Эдуард, старательно не глядя в сторону того места, где по своим воспоминаниям он упал на ржавый прут, торчащий из сугроба, и… Да умер, умер, хватит уже пытаться выдумать слово-заменитель. По представлениям Эдика, мёртвые не ходят, их не тошнит, и всякие даже очень странно выглядящие животные на них не пахнут своими пастями. Мёртвые, они лежат себе на том месте, где испустили последний вздох, и всё. А если, к примеру, душа отделяется неупокоенным призраком (как все современные молодые люди, Эдик не чуждался мистических историй в фильмах и книгах), то тогда лежало бы тело, и он бы видел себя со стороны. И опять же призраки никаких запахов и вкусов не ощущают.

— Точно нет, — произнес парень вслух. — А значит, что бы ни случилось, а я живой. И надо домой.

Конечно, если бы Эдик был главным героем мистической книги, он непременно взялся бы выяснять, что произошло, куда он попал, почему Страж претерпел такие изменения в своём внешнем виде, ну и так далее. Но он — обычный продавец, до сих пор не попавший домой после официально двенадцатичасовой смены, которая всегда увеличивается на час-другой из-за всяких форс-мажоров. Время наверняка уже за полночь, завтра новый рабочий день, и совершенно Эдику не хотелось решать загадки, а хотелось в тепло, к уютному электрическому свету, мягкому дивану и ароматному чаю.

Не обращая внимания на Стража, продолжавшего что-то там «рассказывать» на своём собачьем языке, парень решительно двинулся у воротам. За витыми чугунными загогулинами царила непроницаемая темнота. Словно освещавший ЖК лунный свет за ограду не попадал. Там, конечно, деревья, лес, но хоть очертания стволов должны же быть видны…

На калитке висел массивный ржавый замок, покрытый толстой коркой полупрозрачного льда. Однако в отличие от того, что помнил Эдик до своего обморока, дужка замка была откинута, а значит, калитка открыта — и нет необходимости карабкаться через забор или пытаться взломать. Поморщившись от боли в замерзших ободранных ладонях, он толкнул створку. С лёгким скрипом калитка отворилась, открывая дорогу… Куда?

Теоретически там подъездная дорога к ЖК от шоссе, а чуть в сторону тропинка через лес к остановке, по которой Эдик уже несколько недель ходил. Вот только сразу за чертой забора наступал мрак и ничто. За этой словно проведённой по линейке границей парень не мог рассмотреть ни одного лунного отсвета, ни блика на снежной поверхности. Просто вообще ничего. Сделать шаг в эту неестественную темноту было жутко, и Эдик замялся, перетаптываясь на пороге. Вытянул руку вперёд, ладонь не почувствовала никакого сопротивления, только будто холоднее стало и рука теперь была видно нечётко, как сквозь толстый слой грязной воды или клубы дыма.

«Вернись».

— Что? — Эдик обернулся, ища глазами того, кто мог это сказать.

Никого, кроме по-прежнему ожидающего его собакоподобного монстра, не наблюдалось. Страж поднялся на все четыре лапы и раскинул крылья. И пристально смотрел на Эдика.

— Это ты сказал? — чувствуя себя последним идиотом, поинтересовался парень. Ясно же, что пасть животного технически не предназначена для речи.

«Останься».

Голос, по которому никак не определишь, мужской он, женский или вовсе детский, снова отозвался, кажется, прямо под затылочной костью.

— Да иди ты, — ласково ответствовал Эдик, которого все странности уже не пугали, а скорее раздражали. — Колбасу вон ешь. Приятного аппетита. А я пойду, пожалуй.

И смело шагнул в темноту за калиткой. Перед глазами побежала рябь, какая случалась на старых телевизорах, когда антенна барахлила, в уши ввинтился противный пищащий звук — то ли автомобильная сигнализация, то ли открытый домофон, то ли опять же смутно помнящийся из глубокого детства писк, сопровождающий профилактические работы на телеканале.

«ЗАКР-Р-РОЙ!!!»

Теперь голос в голове просто оглушал — рычащий, совсем не похожий на человеческий. Но по интонациям не злобный, в скорее испуганный. Превозмогая себя, прижав ладони к ушам, чтобы хоть немного загородиться от визгов, писков и криков, Эдик передвинул ноги ещё на шаг.

Темнота разорвалась безумным хохотом и разноцветными слепящими лучами. Под подошвой не оказалось опоры, и парень сорвался вниз, в какую-то яму, больно ударился о её край поясницей. Брызги полетели из глаз, Эдик заорал и, кажется, на мгновение потерял сознание.

Его куда-то тащило, но теперь не вниз, а в сторону. Его тело подпрыгнуло на кочке, ноги задели за невысокий выступ. Порог, что ли? Снег забивался за шиворот и в рукава, голова безвольно моталась. Ещё немного, и движение прекратилось. Эдик приподнялся и понял, что валяется в нескольких шагах от калитки, но снова с этой стороны, на территории ЖК «Старая Дубрава». И что дотащил его сюда Страж, ухвативший зубами за капюшон куртки. Псина скалилась дружелюбно, но будто укоризненно.

«Я же тебе говорил», — прямо-таки читалось в умных глазах зверюги.

Падение в чёрную бездну за калиткой Эдика напугало. Ещё не хватало в потёмках ноги в лесу переломать. Хорошо, что Страж помог. Вытащил, значит. Калитка протяжно скрипнула и закачалась, так, словно её задел кто-то широкоплечий, не поместившийся в узкий дверной проём.

Страж завыл, подняв морду к ночному небу.

«Закро-о-о-ой…»

Спотыкаясь, парень добрёл до забора, отказавшись что-то понимать, но решив повиноваться, ибо слушать заунывный вой сил никаких не было.

— Закрою, закрою. Через другие ворота выйду, в конце концов, оттуда до дому ближе.

Однако прежде чем Эдик успел потянуться к калитке, чугунная створка с глухим стуком закрылась сама, брякнув висячим замком. Как если бы её кто-то с той стороны, из леса, невидимого в сплошной темноте, подтолкнул.

— Сторож… ха-ха… хи-хи… сто-о-о-орож…

Теперь не в голове, а явственно, слышно ушами — из темноты за калиткой неслось еле внятное шипение, перемежающееся сумасшедшим хихиканьем. Выходить за ворота совершенно расхотелось, и парень даже попятился. Калитка закрыта, как и «просил» местный пёс. Ну, а как эту зверюгу по-другому определить? Эдик и продолжал для простоты называть четвероногого друга псом.

— Вон, закрыл, — ткнул он пальцем к створке калитки, которая смирно прижалась краем к остальному забору. — Не вой.

Пока Эдик шёл через коттеджный посёлок к противоположному выходу, Страж трусил следом, но больше не пытался «заговорить» или приблизиться вплотную. А ЖК как-то неуловимо изменился или парню это казалось от недостатка освещения и пережитых нервяков. Некоторые дома теперь высовывались из-за своих заборов гораздо больше — ограды ниже стали или коттеджи выше? Хрен знает. Вон там вообще вроде многоэтажка. Эдик сморгнул, зажмурился на несколько секунд, давая отдых глазам, которые разболелись от непрерывного вглядыванья в темноту. Замки на воротах заборов, окружающих коттеджи. Снаружи. Странные символы. Один забор вообще цепями обмотан. А в другом — огромная дыра с острыми краями развороченного металлопрофиля. Огоньки какие-то разноцветные, как от ёлочных гирлянд или детских ночников. И опять — то смех тихий откуда-то слышен, то будто бы крики боли. Или плач. Страстные стоны. Мотор бензопилы. Рык двигателя какой-то огромной машины.

— Чёрт знает что… — бормотал Эдик себе под нос, ускоряя шаг и стараясь не приглядываться лишнего. Про себя он уже решил, что сроду больше не пойдёт короткой дорогой, лучше с толпой людей вдоль освещённой трассы на полчаса дольше.

Под порванную куртку забирался мороз, руки саднили, покрытые застывшей кровью и глубокими царапинами. Сэкономил время, тоже мне. Сколько тут бродит? Уже не первый час, наверное. От усталости казалось, что и дорога через Старую Дубраву длиннее, чем обычно, но подтвердить теорию было нечем — время не засечь, а собственные ощущения могли обманывать.

Наконец впереди показался открытый участок, свободный от застройки, такая типа площадь, около которой стоял домик без участка, наверное что-то навроде местной администрации. Раньше сия постройка тоже выглядела необитаемой, с тёмными окнами, запертой входной дверью. Только забора вокруг нет, а над входом вывеска с очередной надписью:

Эдик в который уже раз запнулся и застыл соляным столпом. Потому что вывеска теперь возвещала совсем другую информацию. Парень, по-прежнему не отводя взгляда от дикой надписи, автоматически похлопал по карманам. Курить он бросил с полгода назад, но сейчас ощутил острую потребность затянуться табачным дымом.

— Сто-о-о-орож, — расхохоталась тьма из соседнего переулка, и оттуда же донёсся быстрый топот множества ног. В плечо Эдику ощутимо ударил крепкий снежок, брошенный откуда-то из-за спины, и очередная серия смешков и шипения звучала то с одной стороны, то с другой.

Вот, что было написано на вывеске над дверями крайнего домика. А стена ниже исписана, изрисована, исчёркана. Корявые буквы в разных направлениях, слова и предложения наползали друг на друга, но тем не менее были вполне читаемыми.

…и прочее такого рода, некоторое вовсе нецензурное, особенно когда речь шла о медицинском персонале.

В слабом лунном свете особо не рассмотришь, но буквы на стене казались выведенными прямо пальцем, предварительно обмакнутым в кровь или в грязь. Так как грязь среди снежной зимы было ещё поискать, то вывод напрашивался сам собой.

К слабонервным Эдик себя не причислял, но претендовать на здешнюю «открытую вакансию» не стал бы ни за что. Хоть и совсем рядом с домом, и здешние уже его сторожем называли… Кто-то же шипел из узких улочек и окликал сторожем, а кроме Эдика здесь никого не было из людей. Противные крупные мурашки ползли по спине, вдоль позвоночника скатывалась струйка липкого холодного пота. Стараясь не представлять, какого рода «особенные пациенты» скрываются темноте, парень быстрым и, как он надеялся, уверенным шагом направился к воротам.

С этого входа-выхода были такие же чугунные створки, что и в стороне, которая ближе к остановке. И замок тут вовсе отсутствовал. Точнее, валялся за оградой, на небольшом пятачке, который освещался луной.

При приближении к забору Эдик услышал, как Страж, совсем было отставший, захрустел снегом под мощными лапами.

«Закрой».

— Ты опять за своё? Выйду и закрою — не жалко. Оставайтесь тут со своими особенными психами.

Почему кстати особенные? Инвалиды что ли? В последние годы таким термином в прессе обычно обозначали людей с некими физическими дефектами. Но психи и так нездоровы. Зачем дополнительно про их инвалидность упоминать? В психиатрическом стационаре других и не бывает.

Отвлекая самого себя этими размышлениями ни о чём, Эдик вышел из калитки. Присел на корточки, протянул руку к замку, и тут целый град снежков, ударов обрушился на него. Один из снего-ледяных комочков ударил в висок, и голову парня повело. Он ткнулся ладонью в землю, чтобы не упасть. Совсем рядом с замком.

— Прочь! Прочь! — окружающая темнота снова смеялась и шипела.

— Убей сторожа! Убей! — этот голос был отчётливо женским и доносился откуда-то сверху.

Под градом ударов Эдик пополз дальше. Хрен с ним, с замком, убраться бы отсюда скорее. Но вокруг щиколотки сомкнулась крепкая хватка острых зубов, и Эдуарда дёрнули обратно, прямо мордой по обледенелой земле.

— Убей-убей-убей!!!