Юлия Андреева Псковская земля. Русь или Европа?

Псковская земля. Князь Довмонт[1] в доме Святой Троицы

© Андреева Ю., 2018

© ООО «Издательство Родина», 2018

* * *

Русское счастье мое – речь и земля.

О’Санчес

Псков. В древних документах иногда пишут Пьсков, Пльсков, Плесков, в самом названии слышится нежный плеск воды и песок. Плеск, блеск, рыбная река, серебряная чешуя, сверкающая в свете солнца или луны. Вода реки Псковы набегает на песчаный берег волна за волной, как строка за строкой пишется великая книга прошлого и грядущего. Волны Псковы выводят на песке историю великого города и тут же стирают, слизывают часть текста, превращая историю явную в историю тайную. У воды своя логика, свои причины поступать так, а не иначе. Волна за волной, строка за строкой, дни складываются в недели, недели в месяцы, те – в годы, потом десятилетия, столетия, дальше, дальше… волна за волной, волна за волной…

По-эстонски pihkva означает «смолистая вода». Ну вот, опять вода, все начинается из воды, от самых истоков, из сокровенных глубин… Археологами установлено, что в Пскове X–XI веков жили предки славян – псковские кривичи, представители прибалтийско-финских, балтских и скандинавских племен; так, может, весь этот плеск, блеск от них?

Вот и поэт Олег Михайлович Дмитриев[2], восхищаясь Псковом, говорит о воде и реке Великой. В виде исключения позволю себе поставить здесь его стихотворение полностью:

Я люблю города

У слияния рек,

Где земля и вода

Породнились навек.

Над рекою Псковой,

Над Великой-рекой

Окружен синевой

Силуэт городской.

Ты выходишь к реке,

Ты идешь вдоль воды,

На прибрежном песке

Оставляя следы.

К ней, от ветра рябой,

Наклонилась ветла,

И плывут над тобой

Облака, купола…

Как нужна вам река,

Городки, города, –

Пусть она велика,

Пусть мала – не беда!

Так нужна! Для души…

Чтоб из детской поры

С нею к людям дошли

Плесы, пашни, боры.

У прибрежных песков

И у пойменных трав

Понимаю, что Псков

Трижды мудр,

Трижды прав:

Хочет жить за рекой,

Все равно за какой,

Хочет жить между рек

Городской

Человек!

Однажды юный князь Игорь[3] отправился со своими ближниками на охоту. Они должны были переправиться на другой берег реки, недалеко от деревни Выбуты, для чего наняли перевозчика. Каково же было их удивление, когда вместо старого паромщика перед молодыми охотниками предстала юная красавица в мужском платье.

Это только на пасторальных картинах представлена Русь сарафанная. В таких торговых городах, как Псков, Новгород[4], Киев[5], женщины могли свободно носить и европейские платья. Купили и носят, никто их за это не осудит. Не те времена, не те нравы. Что же до штанов, которые, насколько мы знаем, женщинам не позволялось носить в средневековой Европе, то на Руси с нашим неустойчивым климатом штаны были самой ходовой одеждой, особенно в холодное время года, или вот, скажем, как в случае Ольги[6], во время работы, связанной с физическими нагрузками. И даже если какие-то правила вдруг все же приписывали носить юбку, застужаться никто не собирался, и под этой самой юбкой на женщине было что-то типа рейтуз или длинных чулок.


Когда лодка оказалась на середине реки, Игорь, подстрекаемый друзьями, попытался приобнять незнакомку. Девушка оказалась в довольно непростой ситуации: кругом лишь вода да мужчины, от которых не убежишь. Звать на помощь бесполезно. Плакать, умолять – только хуже получится.

Но Ольга, а именно так звали юную перевозчицу, вдруг повела себя необычно и вместо того, чтобы плакать, кричать и от беспомощности картинно заламывать руки, спокойно посмотрела в глаза зарвавшемуся юнцу и начала с ним разговаривать: «Зачем смущаешь меня, княже, нескромными словами? Пусть я молода и незнатна, и одна здесь, но знай: лучше для меня броситься в реку, чем стерпеть поругание». Она говорила просто и понятно, разговаривая с ним как с равным. Княжич не привык к такому обращению, но сразу же понял, что девушка не из тех, над кем можно покуражиться да и бросить.

Пока кто-то из друзей греб, княжич и перевозчица мирно беседовали, так что, когда лодка причалила к берегу, Игорь и Ольга поняли, что предназначены друг для друга, и княжич обещал засылать сватов. Легенда приведена по «Степенной книге»[7].

Официальной датой основания Пскова по сей день считается 903 год – первое известное его упоминание в Лаврентьевской летописи[8], когда, согласно тексту «Повести временных лет»[9], Игорь женился на Ольге: «Когда Игорь вырос, то сопровождал Олега[10] и слушал его, и привели ему жену из Пскова, именем Ольга». То есть Игорь не забыл свое обещание жениться на дочери простого перевозчика Ольге и в 903 году действительно сочетался с ней узами брака по языческому обычаю.

Житие святой равноапостольной Русской православной церкви княгини Ольги рассказывает, что родилась она в деревне Выбуты, что располагается в двенадцати километрах от Пскова выше по реке Великой. Согласно общепринятой версии, Ольга была дочерью перевозчика, имя которого не сохранилось. Известно только, что родители ее были из варягов. Интересно само имя Ольга – не русское, а норманнское Хельга. Впрочем, имена Олег (Хелег) и Игорь (Ингвар) тоже не славянские. Некоторые археологические находки подтверждают присутствие в первой половиной X века в тех местах скандинавов.

Другая легенда, сохраненная в «типографской летописи», датируемой концом XV века, и более поздний пискаревский летописец[11] передают слух, будто Ольга была дочерью Вещего Олега, который правил Русью как опекун малолетнего Игоря, сына Рюрика[12]: «Нѣцыи жє глаголютъ, ѩко ѻльгова дщєри бѣ ѻльга».

Скорее всего, слух возник оттого, что Олег дал согласие на брак молодого княжича с дочерью простого перевозчика, что казалось странным, союз получался неравным.

Другая версия о знатном происхождении Ольги приводится в «Иоакимовской летописи»: «Когда Игорь возмужал, оженил его Олег, выдал за него жену от Изборска[13], рода Гостомыслова[14], которая Прекраса звалась, а Олег переименовал ее и нарек в свое имя Ольга. Были у Игоря потом другие жены, но Ольгу из-за мудрости ее более других чтил».

Ага, снова Ольга от Олега. Мы еще вернемся к этой легенде.

Еще вариант – Ольга была из болгар. В сообщении «Нового Владимирского летописца» «Игорѧ жє ожєни [Ѻльгъ] въ Българѣхъ, поѧтъ жє за нєго кнѧжну Ѻльгу», при этом они переводят Плесков не как Псков, а как Плиска – болгарская столица того времени. Какой из этих вариантов более верен – кто знает?

Доподлинно известно лишь то, что Игорь женился на Ольге и забрал ее в свой укрепленный город Киев.


Город – поселение, огражденное стеной или тыном. Слова город, городьба, огород, ограждение – однокоренные. Деревня или село (селище, поселение) – поселения без стен, открытые всем ветрам и, соответственно, врагам. Вокруг городищ возводили стены, копали рвы, насыпали земляные валы. На валах ставили тын – заостренные поверху колья, или возводили стену из дубовых бревен.

На стенах несли свои вахты стражники, около бойниц устраивались лучники, позже арбалетчики. Туда подтаскивали корзины с камнями или поднимали котлы с кипящей смолой или кипятком во время осады.

Уже в IX веке славяне умели строить настоящие крепости. Такие же укрепленные городища возводили скандинавы. Название у них даже напоминает привычное нам «город» – горд.

Город Псков был обнесен несколькими стенами. Первая появилась при его основании, вторая во время правления князя Довмонта (Довмонтова стена), третья в 1375 году – Средний город, четвертая в XVI веке – Окольничий город. Вся Псковская крепость состояла из пяти крепостных колец, три из них сохранены по сей день. Эти укрепления делали Псков практически неприступным.

В Германии неукрепленное поселение называлось «dorf», укрепленный город-крепость – «burg». Названия многих современных городов оканчиваются на это «бург»: Нотебург, Ковбург, Магдебург. Германия не менее воинственна, чем Россия.


Мы же вернемся к княгине Ольге. Согласно летописи, в 945 году князь Игорь погиб от рук древлян[15], которым надоело платить ему дань. Наследнику престола Святославу Игоревичу[16], их сыну, тогда исполнилось всего три года, поэтому фактическим правителем Руси в 945 году стала Ольга. Дружина Игоря подчинилась ей, признав княгиню представителем законного наследника престола, и еще потому, что вдова не приняла поражения, не простила обиды, а отомстила за своего благоверного.

Месть княгини Ольги

Рыдала Ольга на могиле мужа.

В земле древлянской княже погребен,

Где воронье в померкшем небе кружит,

И подступает лес со всех сторон.

Пронесся плач сквозь темные дубравы,

Через тропу зверей и бурелом…

А мнилась ей речная переправа

И любый сердцу, добрый отчий дом…

В. Кайль

А было это так: расквитавшись с князем Игорем, древляне отважились заслать сватов к его вдове Ольге, зовя ее замуж за их князя Мала[17]. Согласитесь, по современным нам понятиям – кощунство необыкновенное, но, скорее всего, древляне искренне полагали, что, отобрав у женщины мужа и защитника, самое правильное – тут же дать ей другого. Да еще какого – собственного князя! В общем, око за око, мужа за мужа.

Двадцать сватов в дорогих одеждах прибыли в ладье, которую киевляне по сигналу Ольги подняли и, донеся на руках до заранее вырытой глубокой ямы во дворе терема Ольги, свалили ладью туда. После чего закопали незадачливую делегацию вместе с их транспортным средством. «И, склонившись к яме, спросила их Ольга: „Хороша ли вам честь?“ Они же ответили: „Горше нам Игоревой смерти“. И повелела засыпать их живыми; и засыпали их…»

Свершив свою месть, княгиня не успокоилась и предложила древлянам прислать к ней в качестве послов лучших своих мужей, что они и сделали. Второму посольству слуги княгини предложили попариться с дороги в бане, дабы предстать перед княгиней чистыми и отдохнувшими. Там-то они и были сожжены заживо. Такая казнь называлась сожжением в срубе.

Что же, надо было думать, прежде чем отправлять второе посольство после уничтожения первого. Если женщина не в духе, никакая парламентерская неприкосновенность не поможет.

Третьего посольства Ольга не ждала, так как понимала, что даже до ее врагов древлян дошло, что с ней лучше не иметь дела. Поэтому кровавая княгиня (как только ее отважились с такими грехами причислить к лику святых?) отправилась к ним сама, дабы, по обычаю, справить тризну[18] на могиле мужа. Доверчивые древляне явились на тризну, предчувствуя знатный пир и обильную выпивку. Княгиня велела напоить дорогих гостей, а когда те напились и заснули, Ольгины слуги порубили их всех до одного. Согласно «Повести временных лет», на той тризне погибло пять тысяч древлян. Надо думать, кровь ручьями стекала с Игорева кургана.

В следующий раз в 946 году Ольга возглавила военный поход на древлян. Согласно Новгородской Первой летописи, киевская дружина одолела войско древлян в честном бою. Другой вариант: жестокая Ольга долго осаждала древлянскую столицу Искоростень[19]. В «Повести временных лет» упоминается, что вдова сказала – уйдет от города, если в качестве дани ей дадут по птице от каждого двора. В результате хитроумная княгиня сожгла город, привязав к лапкам пернатых зажженную паклю с серой. Птицы вернулись в свои гнезда, и в результате целый город сгорел.

Совершив свою страшную месть, Ольга сделалась правительницей Руси, правила до совершеннолетия Святослава и оставалась у власти после, так как возмужавший князь большую часть времени проводил в военных походах и не уделял внимания управлению государством.

Правление Ольги

Мы строим крепость. Нас не будет,

Не вспомнят наши имена…

Но возводили стены люди,

Чтоб Русь стояла, как стена!

В. Симаков

В 947 году княгиня Ольга отправилась в новгородские и псковские земли, назначая там дань, и устанавливала систему «погостов».


Погост – административно-территориальная единица Киевской Руси. Впервые административно-территориальное деление в русском государстве установила княгиня Ольга: она поделила Новгородскую землю на погосты, установив для каждого размер дани, которую его жители должны были ей выплачивать. То есть где остановился князь и погостил во время сбора податей, там и погост. Слова гость, гостить, погост однокоренные.


После одного такого посещения в Плескове (Пскове) хранятся сани, на которых приезжала княгиня.

С этой информацией не согласны архимандрит Леонид (Кавелин)[20] и историки Алексей Александрович Шахматов[21], М. Грушевский[22], Д. Лихачев[23], В. Татищев[24]. Они считали, что Ольга не могла в то время посещать новгородские и псковские земли.

Дань дани рознь

Старинный город прост и величав,

его душа светлеет год от года.

Печальный кремль, как вечности причал,

встречает милосердием у входа.

И. Слепнев[25]

За данью приезжали в зимнее время, когда урожай уже собран, а реки и озера замерзли. Нужно было объехать не просто расположенные вокруг замка деревни, а в том числе и покоренные ранее племена. Дань собирал либо сам князь, либо его доверенное лицо с дружиной. Обычно данью называли то, что ратники князя сумели отобрать, ворвавшись в селения и городища. В общем, разбой на законном основании. Плати – или будешь убит.

В свое время именно таким способом собирал дань с древлян князь Игорь. Однажды пришедшие с Игорем воины сказали князю: «Отроки Свенельда[26] изоделися оружием и одеждой, а мы наги…». Надо понимать так: до этого дружина Свенельда пограбила уличей, а людям Игоря стало завидно. Насчет «наготы» – это явный перебор: всего год назад, в 944 году, Игорь получил огромную дань в Византии. Стало быть, мог возразить, заставить замолчать, но, судя по всему, Игорь и сам был не дурак пограбить. Так что собрали они с древлян дань и раз, и другой подряд. Развернулись бы да собрали еще чуток, но тут у древлян лопнуло терпение: «Если повадится волк по овцы, то вынесет все стадо, пока не убьют его; так и этот: если не убьем его, всех нас погубит». Древляне наклонили два дерева, привязали каждую ногу князя Игоря к деревьям и отпустили. Князя разорвало надвое. Страшная смерть, и мы уже говорили, как древляне заплатили за убийство.

Тем не менее, сделавшись практически единовластной правительницей Руси, Ольга делает сбор дани цивилизованным предприятием. Во-первых, она дает населению «уроки» – то есть определяет размер дани. Во-вторых, создаст погосты – дворы княжеских приказчиков, на которые население должно привозить дань самостоятельно. То есть дань по принципу «сколько отобрали, столько и взяли» превращается во вполне цивилизованный налог.

В Киеве княгиня Ольга повелела ставить не деревянные, а каменные дома (первые каменные здания Киева – городской дворец и загородный терем Ольги). Со вниманием относилась она к благоустройству подвластных Киеву земель – новгородских, псковских, расположенных вдоль реки Десны и прочих. В 945 году Ольга установила размеры «полюдья» – податей, которые следовало платить Киеву, сроки и периодичность их уплаты.

Подвластные Киеву земли оказались поделены на административные единицы, в каждой из которых был поставлен княжеский администратор – тиун[27].

Чудное знамение

Где Пскову быть? –

Нас предки не спросили:

Пришлись по нраву красота и ширь.

И город встал на рубежах России

И грудь расправил, словно богатырь.

О. Тиммерман

Однажды, объезжая свои владения, Ольга остановилась на берегу Великой, и тут перед ее глазами развернулось необыкновенное зрелище: из облаков возникло три луча, которые вдруг сошлись на берегу в определенной точке. Поняв увиденное как явный знак свыше, княгиня повелела возвести на этом месте собор в честь святой Троицы, а вокруг «град велик, славен и во всем изобилии!».

Возвратясь в Киев, великая княгиня повелела отправить много золота и серебра для постройки храма и города.

На месте же, с которого Ольга любовалась на огненные лучи, многим позже была построена небольшая часовня, которую так и назвали – Ольгинской.

То есть произошло самое настоящее чудо, и по слову Ольги в языческом мире появился первый христианский храм России – Троицкий собор. Причем возник он еще до крещения Руси Ольгиным внуком Владимиром![28] Град же, расположившийся вокруг храма, стали называть Город Святой Троицы.

Была ли Ольга на момент строительства храма христианкой?

Да, была, в 957 году Ольга отправилась в Константинополь, где приняла святое крещение. Да не как-нибудь, ее крестным отцом стал сам император!

Вообще Ольга – весьма примечательная личность. Путешествуя с дружиной по землям русским, она ставила особые каменные кресты. Этими крестами она отмечала форпосты, то есть кресты служили вместо пограничных столбов, чтобы все знали: где высится крест – там земля русская.

Тем не менее хорошие отношения с Византией не мешают Святославу в очередной раз вторгнуться в ее пределы в 967 году. До него там побывали и Олег, и Игорь; последний, по мнению греческих летописцев, манкировав мирным торговым договором, заключенным между Византией и Русью, все равно то и дело наведывался пограбить богатые греческие города.

Святослав же не просто приходит с целью грабежа, он пытается построить Переславец – город-крепость на Дунае, то есть он расширяет и укрепляет рубежи своего государства. Иными словами, Святослав не считает возможным продолжать жить нерегулярными набегами, он впервые в истории Руси собирается вести планомерную войну.

В 988 году сын Святослава и внук Ольги Владимир захватил Херсонес – летописцы называют этот город Корсунью. После чего, используя его как форпост, вытребовал у византийского императора, под угрозой вторжения в Константинополь, его сестру Анну[29] себе в жены. Ну как можно отказать, когда тебя столь деликатно просят? Владимир крестился, получив имя Василий, после чего сочетался браком с Анной.

Для чего сильные мира сего заключают династический брак? Чтобы приобрести новых, не менее сильных и могучих родственников, то есть стать членом их семьи, что дает право быть с ними на равных. Владимир отлично понимал, что, если попросит Византию крестить Русь, будет затем за это должен не только он – вслед за ним это бремя будут тянуть все его потомки. Ольга крестилась в Константинополе и потом была вынуждена всю свою жизнь отдаривать облагодетельствовавшего ее императора и его многочисленную родню. Владимир сделался зятем императора. Породнившиеся – одна семья, даже если члены ее говорят на разных языках и живут друг от друга за семью морями. Дети от этого брака получают права и на отцовское, и на материнское наследство.

Таким образом, Византия несет свет православия миру, и если член византийской императорской фамилии, зять императора Владимир крестит свой народ, он никому ничего не должен, он имеет на это законное право, можно сказать, занимается семейным бизнесом.

Возраст Пскова. Взгляд в глубь истории

О Псковщина! Душа тебя поет,

Старинный край, украшенный церквами, –

Они, как лебеди, что вдруг взмахнут крылами

И – в небеса с хрустальной глади вод.

Т. Соловьева

Если говорить о настоящем возрасте Пскова: вести ли его от легенды о женитьбе Игоря на Ольге или от построения храма и града вокруг него, – неплохо бы задуматься, что и до этих событий на месте нынешнего Пскова жили люди. Археологические исследования близ устья Псковы в северной оконечности Крома (Кремля) доказали, что эта территория была заселена 2000 лет назад. На площадке псковского городища обнаружено славянское поселение «культуры длинных курганов», возраст которого датируется третьей четвертью 1-го тысячелетия н. э. В VII–IX веках на площадке псковского городища существовало родственное носителям рыугеской[30] культуры поселение, погибшее в пожаре начала 860-х годов.

Матвей Меховский[31], автор историко-географического трактата о Восточной Европе, изданного в 1517 году, писал: «Земля Псковская имеет 30 каменных замков по направлению к Ливонии, каких нет ни в Московии, ни в Литве». Но это он немного приукрасил, о пригородах Пскова мы поговорим в отдельной главе.

Основные пригороды Пскова: Остров, Изборск, Гдов, Опочка. С этими крепостями псковская земля успешно сдерживала натиск вражьих сил, идущих на нее с запада, защищая тем самым границы русского государства. Когда же в 1581 году Псков будет осажден войсками польского короля Стефана Батория[32], секретарь короля Ян Пиотровский[33] напишет в своем походном дневнике: «Любуемся Псковом. Господи, какой большой город! Точно Париж!.. Город чрезвычайно большой, какого нет во всей Польше, – весь обнесен стенами, за ними красуются церкви, как густой лес, все каменные…»

Расположение Пскова

Помнит пожары, осаду и кровь,

Помнит, что было вольного.

Помнит поныне Великий Псков

Стон безъязыкого колокола.

М. Амфилохиева

Расположение Пскова делало его северо-западным форпостом Руси. С запада псковские земли граничили с Ливонским орденом, с юга ждала удобного случая напасть Литва.

Русско-ливонская граница – 500 километров, 480 из которых проходили по псковской земле. Случись рыцарям отправиться в поход на Русь, Псков первым принимал удар немецких рыцарей. При этом расположение крепостей в псковской земле такое, что вторая по мощности псковская крепость – Изборск – находилась всего в десяти верстах от границы, а Псков – в сорока.

Представьте себе, что псковская земля вдруг по-кошачьи выгнула спину, вытянувшись защитной стеной между врагами и Русью. За исключением фантастического образа, заимствованного мною из псковского герба, все было именно так.

Несмотря на то, что в 1242 году Александр Невский[34] одержал победу над немецкими рыцарями на льду Чудского озера[35], иноземные правители с дружинами и рыцарские ордена все равно не перестали посещать со своими набегами псковские земли. Но вплоть до уничтожения Ливонского ордена во второй половине XVI века от этого неспокойного соседа исходила постоянная угроза псковским владениям.

Псковский кремль

Псков мой – старый воевода,

В русых кудрях серебро.

С незапамятного года:

Что ни камень – то ядро.

Над излуками Великой,

Где пикируют стрижи,

Зарастают повиликой

Боевые рубежи.

О. Тиммерман

Первую каменную стену Кремля с южной, более открытой стороны, назвали Перси (высота стен превышала 20 м). На славянском языке этим словом обозначали грудь мужчины или коня. Глубокий ров – Гребля, – проложенный псковичами параллельно подножию Персей, превратил Кремль в неприступную крепость.

Когда мы говорим о Пскове, следует понимать, что это очень умный, хитрый, сильный город, с налета Псков еще никто не взял, и мы этой книгой не пытаемся объять необъятного. Собственно, наш рассказ будет касаться в основном событий, имевших место до XV века. То есть до присоединения псковских земель к Московскому княжеству. И главными персонажами этой книги станут один из, на мой взгляд, самых интересных правящих здесь князей – Довмонт – и, собственно, сам господин Псков.

Тем не менее хотелось бы ненадолго выйти из временных рамок повествования и отметить, что в 2013 году Псковский Кром (Кремль) вошел в десятку «Символов России», победив в медиаконкурсе «Россия-10».

Псковский Кремль здесь называют «Кром» – потому что в нем можно укрыться или спрятать что-то ценное. Кромские клети – закрытые, спрятанные от любопытных глаз. Со стороны невозможно ничего разглядеть, распознать, где и что припрятано про черный день. Здесь хранилось добро псковичей. Всего на территории Кремля около 300 клетей.

В Кремле никто не жил. Здесь собиралось народное вече, хранились запасы продовольствия, стояли клети, которые охраняли сторожевые собаки – «кромские псы». Кража из Крома считалась тяжким государственным преступлением и каралась смертной казнью.

Средневековая крепость – одинокий воин. Осадят супостаты – держись сколько сможешь, пока друзья и союзники не подойдут из беды выручать.

В Кроме три этажа, причем нижний пробит прямо в скале. Там, в самом низу – настоящий холодильник, где можно держать скоропортящиеся продукты. Второй этаж отдан под жито. Третий устроен как чердак, там даже искусственная вентиляция имеется: туда псковичи складывали свое добро – меховые шубы и драгоценности. Во время осады всякое приключиться может, а здесь все надежно сохранится.

Интересно, что в целях безопасности и сохранения тайны все в городе строили сами жители. Сами строили, сами украшали, сами защищали город, когда приходило такое время. Надевали доспехи, брали в руки оружие и сражались.

Кто-то скажет, что в крепости главное – это ее стены, чтобы неприступные были, чтобы враг не прошел.

А куда не прошел? В город.

А что в городе? В городе его сердце – Храм.

Храм

Облака как слова

собор – всему голова

……………………

светлая ты голова.

В. Некрасов

Храм высокий, белый и стройный, без лишних внешних украшений, вся его красота – блеск и позолота внутри. И человек таким же должен быть, скромен ликом, богат душой.

В Троицком храме тридцать две ступеньки. Если вспомнить, что храм – дом Бога, получается, что тридцать две ступеньки ведут нас к Богу, и столько же ему к нам. Потому что не бывает лестницы, которая ведет только вверх или только вниз.

Старики говорят, что вся наша жизнь – лестница, а уж наверх ты по ней поднимаешься или вниз спускаешься – личное дело каждого. Храм белый, как помышления тех, кто его создавал, мечту – сердце города. Гордыня заставляет сделать храм лучше всех, похвастаться перед Всевышним, сотворить новую вавилонскую башню, чтобы выше всех, чтобы на самые небеса, но храм – это просто сердце. А сердцу не нужны дорогие облачения. Троицкий собор – символ смирения и скромного предстояния перед Богом.

Древние церкви Пскова, побеленные, одноглавые, с характерными как бы отделенными от храма звонницами и крыльцами, резко отличаются от других памятников русской архитектуры того времени, то есть можно считать, что у Пскова сложился свой индивидуальный архитектурный стиль.

Несколько интересных фактов о Троицком соборе

Родимые дали, родимые сини

Люблю как родное, свое.

И если Москва – это сердце России,

То, Псков, ты – предсердие ее.

В. Игнатьева

Если мы сегодня приедем в Псков, то увидим его главный храм – Троицкий собор.

Это будет четвертое по счету здание собора, которое было построено в 1699 году, на том же месте, где стояли предыдущие храмы.

Троицкий собор во все времена играл огромную роль в жизни Пскова. Во-первых, прямо перед собором находилась вечевая площадь, где вече избирало посадников и решало, какого князя призвать к себе.

В подклете Троицкого собора с самых давних времен хоронили князей и священников.

Там же был похоронен местный юродивый Николка Салос, прототип юродивого из трагедии «Борис Годунов» А. Пушкина[36]. В январе 1570 года, когда Иван Грозный учинил страшную резню в Великом Новгороде и после этого направился с аналогичной карательной миссией в Псков, навстречу царю с иконами и хлебом-солью вышли люди. А перед всеми верхом на палочке скакал юродивый Николка Салос[37]. «Иванушка! Иванушка! Покушай лучше хлеба-соли, а не христианской крови!» – нараспев предложил дурачок. В ярости царь повелел схватить «дерзеца», но тот внезапно стал невидимым…

Пораженный чудом, Иван Васильевич все же взял себя в руки и попробовал отшутиться: «Я христианин и не ем мясо в пост». «Ты кровь человеческую пьешь!» – глядя в глаза царю, громко ответил вновь сделавшийся видимым блаженный.

Царь пощадил Псков и ничего не сделал дерзкому юродивому. Так Псков был в очередной раз спасен. А Николка Салос прожил свою странную жизнь городского сумасшедшего, после чего горожане с почестями похоронили его в подклети Троицкого собора. История юродивого описана в летописях, хранящихся в Святогорском монастыре.

При соборе велось летописание, хранился архив и казна.

В алтаре Троицкого собора долгое время находился меч святого Довмонта-Тимофея (сейчас на него можно посмотреть в Псковском музее-заповеднике). Этим мечом подпоясывали в Пскове всех князей, приносящих клятву верности перед вечем, а значит, перед всем честным народом.

В 1935 году в соборе был организован антирелигиозный музей. Но во время Великой Отечественной войны храм снова освятили, и с тех пор он больше уже не закрывался.

Знаменитые пригороды Пскова

Гдов

Эти стены столько повидали

На своем веку. Да что там век!

Ведь века, как птицы, пролетали

Над камнями у слиянья рек!

Утекло воды вокруг немало,

И рыдала древняя Гдова,

Словно бы слезами истекала

Речка – безутешная вдова.

В. Симаков

Возможно, изначально Вдов. Расположен на реке Гдовке, в 2 км от ее впадения в Чудское озеро в деревне Устье, в 125 км к северу от Пскова. Гдов был передан вдовствующей княгине Ольге: «Гдов, ныне Вдов, город весьма древний, мнят, яко и Изборск, до построения Плескова был, мнят, якобы оной во вдовстве дан был княгине великой Ольге, отчего он Вдов, или Вдовий, назван…»[38].

Впервые Гдов упоминается в Первой Псковской летописи (Тихоновском списке) осенью 1322 года: «В лето 6831. Приеха князь великий Георгий с Низу во Псков, и прияша его псковичи с честию от всего сердца. Toe же осени избиша немцы пскович на миру, и гостей во озере, и ловцов на Норове реце; а берег весь и городок Гдову, Череместь взяша; и послаша псковичи к Давыду князю в Литву, и Давыд князь приеха на сыропустной недели в четверток, а князь Георгий еще бяше в Пскове; и еха князь со псковичи за Нерову и плени землю немецкую до Колываня; а князь великий Георгий поеха изо Пскова в Новгород»[39].

Во времена своего правления князь Довмонт выделил Псковскому девичьему монастырю Ивана Предтечи земли в Гдове, о чем упоминается в жалованной грамоте 1623 года царя Михаила Федоровича[40]. Кроме того, при проведении археологических раскопок в 1989 году Львом Большаковым на месте старого собора Димитрия Солунского были обнаружены остатки старого храма XII века.

А еще в 1431 году в пятую неделю после Пасхи, весной – при князе Дмитрии Александровиче Ростовском и псковских посадниках Якиме Павловиче Княжичеве[41], Феодосии Феофиловиче и Стефане на реке Гдове была заложена новая крепость – должно быть, старые постройки совсем обветшали: «В лето 6939. ‹…› Того же лета, на весну, псковичи наяша мастеров 300 муж и заложиша город новый, на реце, на Гдове, половину стены камену, а иную половину древяну, при князи Димитрии Александровичи и при посаднике Якиме Княжичеве; и единого лета оучиниша каменую и древяную стену, и земцы безкии даша мастером 300 рублев».

Позднее, в 1434 году, деревянные стены крепости были заменены каменными.

В 1463 году на Гдов было совершено нападение условно «немцами». На самом деле «немцами» на Руси называли практически всех иноязыких: немцы – значит немы, не могут говорить по-русски. К слову, в Пскове и Новгороде было полно настоящих немцев и латышей, и к ним вполне привыкли.

20 января 1480 года враги осадили Гдов и сожгли посад: «В лето 6988. ‹…› Тоя же зимы, генваря в 20 день, приидоша немци с многыми силами к Гдову городу; и начаша огненыя стрелы на град пущати, и бяше велми притужно граду; и посади и волости вся пожгоша; и отъидоша прочь, а град бог оублюде, святыи великии мученик Димитрии»[42].

Можно долго описывать красоты этого места, но я бы хотела рассказать легенду о Гдове[43].

Когда-то Гдов был всего лишь рыбацким поселком. Правда, это был богатый и большой поселок, и все-то у него было – были мужья крепкие, рыбаки да плотники, были жены верные, и в домах детишек мал мала меньше.

Однажды весной собралась большая артель за рыбой, а женщины остались дома, улова дожидаться. В то время люди жили спокойно, мирно спали на дне Чудского озера рыцари в латах, и никто не стремился нарушать границ Пскова, так что рыбаки давно уже перестали таскать с собой тяжелые копья, мечи и щиты – и без них мороки хватает, как рыба на нерест пойдет, только поспевай.

В тот раз лов выдался удачным, рыбаки возвращались домой, предчувствуя знатный пир, который устроят им жены, когда у Вороньего острова на них нежданно напали вооруженные до зубов ливонские рыцари. Все рыбаки погибли, а рыцари забрали весь улов и повезли к себе домой, собираясь в другой раз непременно навестить саму деревню.

На третий день после нападения Чудское озеро вернуло селению трупы их близких. Горький плач поднялся над водою, похоронили вдовы своих мужей, а сами – некогда горевать – пошли копать ямы вокруг своей деревни. На дне ям они вбили острые колья, а поверхность заложили валежником – со стороны и не разберешь, что что-то не так.

Вскоре рыцари действительно явились в деревню, надеясь пограбить всласть. Они ведь знали, что все или почти все мужчины погибли, а значит, женщины остались без защиты. И уж, конечно, не ожидали подвоха, вот и угодили в волчьи ямы. Валежник не выдержал их тяжести и провалился. Тех, кто пытался выбраться из ямы, рыбачки встречали наверху и закалывали копьями.

Прошли годы, и отважные рыбачки построили вокруг своего поселка стену и назвали новый город – городом Вдов.

Изборск

И стены, серые, как туча,

Под тучей, грозной, как стена,

Нависли над зеленой кручей

В оковах векового сна.

И кажется, что город этот

Не мертв, но чутко предан сну:

Ведь яблоки, срываясь с веток,

В предгрозье рушат тишину.

В. Бетаки

Изборск (Избореск, Сбореск, Сборск, Сборц; эст. Irboska – Ирбоска), один из древнейших русских городов, упоминаемый начальным летописцем как центр кривичского населения вместе со Смоленском и Полоцком.

Согласно легенде, Изборск был основан Словеном, сыном Гостомысла. Сам Словен имел сына-наследника Избора (Трувор), в честь которого город и был назван.

Другой вариант: Избор или Трувор был сыном Гостомысла и младшим братом Рюрика: «…И пришли к славянам, и сел старший Рюрик в Новгороде, а другой – Синеус – на Белоозере, а третий – Трувор – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же – те люди от варяжского рода, а прежде были славяне. Через два же года умерли Синеус и брат его Трувор. И овладел всею властью один Рюрик, и стал раздавать мужам своим города – тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах – находники, а коренное население в Новгороде – славяне, в Полотске – кривичи, в Ростове – меря, в Белоозере – весь, в Муроме – мурома, и над теми всеми властвовал Рюрик», – сказано в «Повести временных лет». Ну, в общем, понятно, сначала власть находилась в руках нескольких братьев, а затем досталась Рюрику. В Изборске есть курган, в котором похоронен Трувор. Его так и называют «Труворова могила». Екатерина II учредила медаль, на которой изображен курган и начертано: «До днесь памятен», внизу подпись: «Трувор скончался в Изборске, 864 г.».

При княгине Ольге (годы правления 945–960) Изборск превращается в пригород Пскова.

Начиная с 1233 года Изборск то и дело попадается в летописях и документах той эпохи. Неудивительно, как раз в то время заметно участились нападения немецких рыцарей. Войны с орденом продолжаются около трех столетий, до начала XVI века. Изборск то и дело осаждали, разоряли, сжигали. В результате в 1330 году Изборск был построен на новом месте посадником Селогой[44] вместе с псковичами и изборянами на Жеравьей горе. Здесь проблемы с агрессорами не прекратились, но новая крепость в период от постройки до XV века выдержала восемь серьезных осад.

В настоящее время Изборская крепость сохранилась и является редким памятником русского военного зодчества. Имена ее шести башен – «Вышка», «Темнушка», «Куковка», «Рябиновка», «Колокольная» и «Плоская». В крепости есть потайной ход, как без него.

Остров

Крепость «Остров» – только для воды остров, а для земли – полноправная Россия.

О’Санчес

Такое странное название города – Остров. Точная дата основания Острова неизвестна. Предполагается, что он существовал уже в XIII веке. Первое летописное упоминание об Острове относится к 1341 году, когда на помощь псковичам, которые вели бой с ливонцами, «приспели островитяне с посадником своим Василием Онисимовичем».

Раскопки в этих местах установили, что изначально крепость была деревянной, но к середине XIV века псковичам и островитянам пришлось спешно укреплять крепость. На островке, образуемом рекой Великой и протокой Слобожихой, была построена каменная крепость, которая стала крупнейшим по тому времени военно-оборонительным сооружением Древней Руси. Оборонную мощь усиливали пять башен и захаб, представляющий собой длинный и узкий коридор, напоминающий рукав. В русских и немецких крепостях захаб – обычная военная хитрость. Он нужен для того, чтобы ворвавшиеся в крепость враги попадали в ловушку, устроенную в захабе. Как правило, захаб соединяет внешние крепостные ворота в башне с внутренними воротами, ведущими в крепость.

Крепость расположена на пограничном рубеже, из-за чего она довольно часто подвергалась нападениям. В 1348-м и 1406 годах защитники крепости сумели остановить ливонских захватчиков. Крупную победу островитяне одержали в 1426 году[45]. В течение всего XV века враги посягали на Остров. Лишь в 1501 году, в ходе Русско-литовской войны (1500–1503), войска Ливонского ордена под предводительством Вальтера фон Плеттенберга[46] сумели захватить крепость и разорить город.

Во времена Ливонской войны, в 1581 году, польский король Стефан Баторий двинул стотысячную армию на Псков, но дорогу ему преградила крепость Остров. Три дня король осаждал крепость, и в результате она пала и находилась под властью поляков до марта 1582 года, когда Остров был возвращен ее подлинным хозяевам по Ям-Запольскому миру.

Опочка

Не шумят ли это реки весенние?

Не звенят ли это ручьи талые?

Нет, не реки это весенние,

Не ручьи это талые:

Собирается рать смелая

На дело удалое!

И. Капорский

В 1412 году псковичи решили построить новую крепость, которая должна была послужить заменой разрушенной Витовтом[47] в 1406 году крепости Коложе[48]. Новым местом была выбрана излучина реки Великой, село Опочка[49]. Крепость так и назвали Опочкой.

В 1426 году Опочка выдержала свой первый экзамен, пережив осаду литовских войск, а в 1427-м – ливонских. В 1517 году крепость была осаждена польско-литовским войском Константина Острожского[50], но на этот раз на подмогу явились из Пскова и пригородов, и захватчики были разгромлены. В годы Ливонской войны 1558–1583 годов в Опочке размещался многочисленный стрелецкий гарнизон.

Порхов

За стенами старинными

торжественный покой,

захабы в кладке длинные,

на камне пыль веков,

поля с травой аптечною

и яблоневый сад…

Врагу здесь делать нечего,

всем прочим – Порхов рад!

Алкора

Порхов – город (с 1239), расположенный на Шелонской низменности, на реке Шелонь (бассейн озера Ильмень).

Название происходит не от порхъ – порох, которого во время основания города на Руси еще не знали. А, по одной версии, в значении «пыль, прах» – известковая пыль. По другой порхъ – «белый камень», или известняк, который добывают в тех местах. В общем, версии схожие.

Город основан в 1239 году новгородским князем Александром Ярославичем, впоследствии прозванным Александром Невским. Сначала Порхов был деревянной крепостью, как часть системы крепостей на реке Шелонь с целью защиты юго-западных подступов к Новгороду: «князь Александр с новгородци сруби городци на Шелоне», – сказано в Новгородской Первой летописи старшего и младшего изводов.

Далее известно, что в 1346 году крепость выдержала осаду войска литовского князя Ольгерда. В результате литовцы понесли серьезные потери: «много… людии погыбло и конев…»[51].

В 1387 году крепость решили перестроить в камне. Так что, когда в 1428 году литовский князь Витовт восемь дней осаждал Порхов, ему уже пришлось иметь дело с укрепленной крепостью, которую он «проверил» имеющейся у него артиллерией. И что же – крепость серьезно пострадала, но не была разрушена. Осада прекратилась только потому, что новгородские послы во главе с архиепископом Евфимием[52] привезли 5000 рублей отступных. Через два года крепость отремонтировали и реконструировали.

Существует еще одна легенда основания Порхова[53], согласно которой два охотника Василий и Феофил (по другой версии – посадники, только неизвестно, где находились их владения) поссорились с новгородским вечем и были приговорены в Великом Новгороде к смертной казни. Самих должны были казнить, а их дома и все добро решили предать потоку (разграблению). То есть самих убьют, а семьи пойдут по миру христарадничать.

Узнав, какая беда их ждет, охотники собрали свои семьи, взяли оружие и какие-то вещи и бежали из Новгорода, покуда целы. Долго ли, коротко ли блуждали – и вышли к месту, где река Шелонь впадает в Ильменское озеро. Там они построили плоты и поплыли вверх по течению. Целью их был лесистый остров, где находилась покинутая деревня. Охотники в лесах все стежки-дорожки знают, неудивительно, что и про это место где-то слышали. Там они построили деревянную крепость и принялись заниматься привычным делом. Постепенно к ним начали переезжать другие недовольные властью. Неудивительно, что про крепость узнали и в Новгороде.

А дальше легенды расходятся: по одной версии, новгородское вече решило отравить Василия и Феофила с семьями, по другой – отравители рассказали о планах веча храбрым охотникам, попросив у тех, как это водится, политического убежища.

Как видите, легенда совсем не отменяет авторства крепости Александра Невского, он явно строил город на месте, где до него был какой-то поселок. Но ведь и охотники построили свой городок в месте, где кто-то жил до них.

Псков в составе Древнерусского государства

Белокаменным витязем дремлет

утопающий в сумерках Псков.

И плывет из глуби его древней

вольный голос минувших веков.

Но его только сердцем возможно

услыхать, этот клич вечевой,

и понять, что гласит он тревожно

над Великою и над Псковой.

С. Золотцев

С IX–XII веков Псков входил в состав Древнерусского государства под властью Киева – Киевской Руси. Русь, русьская земля. Это государство возникло в IX веке в результате объединения ряда восточнославянских и финно-угорских племен под властью князей династии Рюриковичей.

На самом деле историки до сих пор спорят, кем был родоначальник Рюрик и из каких именно земель он пришел на Русь. Известно другое: на княжение Рюрика призвала именно Северная Русь. Еще конкретнее – четыре племенных союза: славянские (словене ильменские и кривичи), финно-угорские (весь и чудь). И в Киев он прибыл, чтобы воцариться там из Новгорода, так как сначала стал новгородским князем, а уж потом Киевским.

В. О. Ключевский[54] предлагает использовать в качестве точки отсчета возникновения русского государства 862 год, когда Рюрик воцарился в Новгороде. Что же до варягов, он считал, что «летописная сказочка о добровольном призвании варягов» понадобилась для того, чтобы «прикрыть факт разбоя и узурпации».

С ним не согласен В. Н. Татищев, ссылаясь на Иоакимовскую летопись, где ситуация представлена следующим образом:

«Буривой[55], имея тяжкую войну с варягами, неоднократно побеждал их и стал обладать всею Бярмиею до Кумени. Наконец при оной реке побежден был, всех своих воинов погубил, едва сам спасся, пошел во град Бярмы, что на острове стоял, крепко устроенный, где князи подвластные пребывали, и, там пребывая, умер. Варяги же, тотчас пришедшие, град Великий и прочие захватили и дань тяжелую возложили на славян, русь и чудь.

Люди же, терпевшие тяготу великую от варяг, послали к Буривою, испросить у него сына Гостомысла, чтобы княжил в Великом граде. И когда Гостомысл принял власть, тотчас варягов, что были, каких избили, каких изгнали, и дань варягам отказался платить, и, пойдя на них, победили, и град во имя старшего сына своего Выбора при море построил, заключил с варягами мир, и стала тишина по всей земле. Сей Гостомысл был муж великой храбрости, такой же мудрости, все соседи его боялись, а его люди любили, разбирательства дел ради и правосудия. Сего ради все близкие народы чтили его и дары и дани давали, покупая мир от него. Многие же князи от далеких стран приходили морем и землею послушать мудрости, и видеть суд его, и просить совета и учения его, так как тем прославился всюду».

Иными словами, если принять за данность, что Киев построили три брата, пришедших из Новгорода, потом его захватили два варяга, служивших у Рюрика, следовательно, в Новгороде, а потом в нем появилась законная власть в лице князей Олега и Игоря – потомков Рюрика, таким образом, Новгород – всему голова, то точка зрения Ключевского понятна.

С другой стороны, в Новгороде Рюрик был просто князем, а в Киеве стал Великим князем.

Тем не менее практически все дореволюционные историки сходятся на том, что «призвание первых князей имеет великое значение в нашей истории, есть событие всероссийское, и с него справедливо начинают русскую историю»[56]. «Начало российской истории представляет нам удивительный и едва ли не беспримерный в летописях случай: славяне добровольно уничтожают свое древнее правление и требуют государей от варягов, которые были их неприятелями. Везде меч сильных или хитрость честолюбивых вводили самовластие (ибо народы хотели законов, но боялись неволи): в России оно утвердилось с общего согласия граждан: так повествует наш летописец – и рассеянные племена славянские основали государство», – сообщает Карамзин[57]. Впрочем, он предлагает вести отсчет возникновения русского государства не с 862-го, а с 864 года, когда, по легенде, скончались братья Рюрика, Синеус и Трувор[58], и Рюрик, «старший брат, присоединив их области к своему княжеству, основал монархию Российскую».

Разница между этими датами всего-то два года, так что за отсчет можно взять любую, сильно не ошибемся.

Что же до Киева, то тут просто – княжий стол стоял в Киеве, поэтому весь этот двухсотлетний период ранней русской истории назван «киевским». Иными словами, вся русская история началась с возникновения огромного государства Киевской Руси – самого большого и богатого государства Европы того времени. Начавшись как объединение киевских и новгородских земель, очень скоро оно уже занимало территорию от Таманского полуострова[59] на юге, Днестра и верховьев Вислы на западе до верховьев Северной Двины на севере и притоков Волги на востоке. Именно из Киевской Руси впоследствии вышли такие народности, как русская, украинская и белорусская. То есть «Киев – мать городов русских», как сказал Вещий Олег, потому что без Киева не было бы Руси.

По преданию, Киев основан тремя братьями Кием, Щеком и Хоривом и их сестрой Лыбедью как центр племени полян и назван в честь старшего брата Кия Киевом. Жили все эти князья не одним общим домом, а по четырем разным холмам, которые лишь потом объединились в один общий город. «Сидел Кий на горе, где ныне подъем Боричев, а Щек сидел на горе, которая ныне зовется Щековица, а Хорив на третьей горе, которая прозвалась по имени его Хоривицей. И построили город в честь старшего своего брата, и назвали его Киев».

Также Кий считается основателем городка Киевец на Дунае. От Кия и его братьев летописцы выводили полянское племя: «И пришел он на Дунай и облюбовал место, и срубил городок невеликий…». Городок этот назвали Киевец. На Дунае и сегодня расположено болгарское село Киово, именно в его окрестностях в начале ІІ века переправлялись через реку римские легионы под командованием императора Траяна.

К сожалению, легенда не сообщает, что произошло с потомством этих князей и было ли оно. Впрочем, на территории современного Киева с самых ранних времен находилось множество поселений, которые действительно объединились в одно, а уж были эти Кий, Щек, Хорив да Лыбедь княжеского рода или нет, не столь важно.

А вот ростовская сказка о Кие, Щеке и Хориве[60]: узнал богатырь Щек, что в доме князя Лесогона-Одноуса живет его дочь, Векса, красоты неописуемой. Ни разу не увидев девушки, влюбился Щек в Вексу по одним только рассказам о ней. Однажды обратился Щек в золоторунного козла и явился на двор к Лесогону-Одноусу. А тот как увидел дивного зверя, сразу же позвал Вексу. Очень понравился золоторунный козел Вексе. Так они и встречались, днем Щек ходил за Вексой в образе козла, а ночью пробирался в ее светелку.

А потом Кий позвал брата с собой в поход, Щек обратился добрым молодцем, забрал с собой Вексу, и все вместе они отправились за тридевять земель. Только в этом походе, чтобы не привлекать внимания, Векса переоделась мужчиной и взяла себе княжеское имя Хорив.

Лыбедь. Если бы даже никакой Лыбеди не существовало, киевляне, наверное, специально придумали бы девушку, прекрасную, как майское солнце. Не случайно же имя Лыбедь носит река, построена станция метро «Лыбедская». Существуют улицы Лыбедская и Владимирско-Лыбедская. А когда-то в старом Киеве еще были улицы Набережно-Лыбедская (теперь часть улицы Горького), Новолыбедская (ныне Волгоградская на Соломенке) и переулок Лыбедской (ныне улица Панаса Любченко).

Есть и киевская легенда о прекрасной княжне Лыбеди, только она грустная. Согласно этой легенде, Лыбедь предстает перед нами не сестрой богатырей, а дочерью князя. Девушка была так прекрасна, что свататься к ней приезжали со всех стран, короли и герцоги, князья и знаменитые рыцари, но всем отказала гордая Лыбедь. Тогда сговорились женихи оставить девушку, уехать и больше не возвращаться. Так и сделали. Осталась Лыбедь одна, больше к ней уже никто не сватался до самой ее смерти.

Прошло время, помер старый князь, и на его место пригласили другого, Лыбедь же была вынуждена покинуть княжий терем и поселиться в крохотной избушке на горе за городом, где и проживала совсем одна. Жизнь ее была очень тяжелой, дни и ночи плакала несчастная, покинутая всеми Лыбедь. Из ее слез берет начало река Лыбедь, гора же, где стояла избушка княжны, с тех пор называется Девич-горой.

В славянской мифологии лебедь – птица печали.

Лыбедь с др.-греч. – лить, проливать, струить, литься, разливаться, быть в слезах, горько плакать. Слово могло также произойти от греческого «либадион» – луг (низовье). С древнеславянского – «топкое место», «верховья реки».

Хорив (др.-рус. Хоривъ) – возможно, произошло от названия местности Хоривица (Хоревица, Хорива) – гора под Киевом. В свою очередь, Хоривица может происходить из скифского или сарматского языков, хотя не исключена и связь с Хорватией. Хорив с др.-греч. – учреждать священные пляски; водить хороводы; плясать, танцевать; славить хороводными плясками; справлять или праздновать. Возможно, произошло от слов «хор» и «хоровод».

Кий (лат. cieo – двигать). Собственно, кий – это шест. Отталкиваясь шестом, паромщик передвигал паром.

Труднее разобраться со Щеком. Щекавица – гора в Киеве над Подолом (другие ее названия Скавика, Олеговка, Олегова гора). Сразу за Подолом, огибая его с южной стороны, находятся три вытянутых в одну линию горы: южная получила название Андреевской или Старокиевской, Замковая гора (Киселевка, Фроловская гора); далее, на северо-запад, – Щекавица, а за ней Юрковица (Иорданские высоты).

У подножья горы славянские захоронения предхристианского периода VIII–IX столетий. На самой горе, если верить сохраненной в «Повести временных лет» легенде, был похоронен Вещий Олег: «И погребли его на горе, что зовется Щекавицей. Есть же могила его и до сегодня. Называется та могила Олеговою».


В одной из старых летописных легенд Кия и его компанию называют разбойниками из Новгорода. Согласно этой легенде, князь поймал разбойников и посадил их в острог вместе с их сестрой Лыбедью и с 27 подельщиками, собираясь казнить, а потом неожиданно передумал и отпустил на все четыре стороны, пригрозив, что коли еще хоть раз встретит их в своих землях, приведет приговор в исполнение. Разбойники несколько месяцев шли на юг к Днепру, где в результате Кий построил город.

Мы так подробно останавливаемся на легендах, но тут нет ничего странного, ведь, по одной из версий, слово «русы» происходит от названия речки Рось, а та, в свою очередь, от русалки Рось. В Ведах русалка Рось – дочь Днепра и жена одного из главных богов славян Перуна, а сын Роси и Перуна – один из самых главных богов восточных славян, Дажьбог.

Вот как это было по легенде: однажды увидел Перун в реке красивую русалку Рось и устремился к ней, но взбунтовался широкий Днепр – отец Роси, преградил дорогу богу, мало ли кому что восхитилось. Тогда Перун превратился в золотую стрелу и полетел к красавице. Похоже на сказку о царевне-лягушке, но там все же Иван Царевич целил не в зверушку, а на кого бог пошлет.

Испугалась Рось, увернулась от золотой стрелы, за прибрежный валун спряталась. А кто бы не испугался, когда в тебя ни с того ни с сего стреляют? От стрелы же той волшебной в камне, куда она вонзилась, зародился бог солнечный – Дажьбог, которого после этого странного соития принято считать сыном Перуна и Роси.

По «Повести временных лет», Кий был перевозчиком, занимался перевозом людей через Днепр. На Русь приходили караваны товара, который перевозили через Днепр. Была надобность в людях, которые бы осуществляли гарантированный перевоз, охрану, организовывали бы постой, прочее, стало быть, была отлажена и специальная служба перевозки.


Ничего нет удивительного в том, что в нашей истории то и дело появляются перевозчики, к которым современники относятся не хуже, чем к удельному князю. Во всяком случае, Вещий Олег женил княжича Игоря на дочке простого перевозчика, а не на какой-нибудь княжне или заморской принцессе. Но для людей того времени это вполне естественно. Территория огромная, города далеко друг от друга, а дороги сказочные – чем дальше, тем страшнее. Непроходимые леса с разбойниками да дикими зверями, не скованные никакими плотинами бурные реки, которые во время разлива запросто сносят мосты из цельных бревен. Добавьте к этому талые снега, которые начисто размывают дороги, и снежные заносы.

И если вы купец и должны привезти свой товар на эту территорию, это уже не просто работа, а тяжелый, почти каторжный труд. Потому как везти товар придется на лошадях и волах, а их в дороге нужно кормить и охранять, к тому же волы идут очень медленно, им тоже необходим отдых. Другое дело водные пути. Реку кормить не нужно, разбойники, конечно, тоже могут напасть, от этого дела никто не застрахован. Но на суше их еще больше. Желая уберечь свое добро от лихих людей, купцы либо заручались помощью какого-нибудь князя, и тот охранял их со всей своей дружиной, либо нанимали охрану сами. Если мы говорим об экспорте товара из страны, то выгода могла получиться обоюдной. Князь собирает дань или совершает набег на соседа, передает добытое купцу, который этот товар затем сбывает. Неудивительно при таком раскладе, что именно князь его в пути и обеспечивает защитой.

Но все равно везти товар на лодках или даже плотах легче и дешевле, нежели посуху. Вот и получается, что перевозчики – люди уважаемые, нужные и всеми чтимые.

Если товар необходимо было везти не только водным путем, или, прокатившись по одной реке, приходилось добираться до следующей водной магистрали посуху – для этого существовали волоки. Места на водоразделах, где между реками разных систем меньше всего расстояние, большей частью представляют собой равнины. Там груз переносили (волокли) сами или перевозили на быках и лошадях, а ладьи перетаскивали по бревнышкам. Дело это, так же как и перевоз, было нужным, стало быть, все, что только может пригодиться дорогим гостям, находилось в местах, где без волока не обойтись. А значит, были там и постоялые дворы, и торговые лавки, и вьючные животные напрокат. Все что хотите, включая бригаду профессиональных грузчиков и охранников. В названиях некоторых русских городов, поднявшихся на «волоках», до сих пор сохранилось упоминание об их изначальном предназначении – волоке: Волоколамск, Вышний Волочек и Вологда.

В конце IX века в Киеве, – сказано в «Повести временных лет», – княжили дружинники Рюрика, варяги Аскольд и Дир. Впрочем, летопись довольно-таки точно описывает сами обстоятельства вокняжения этих господ в Киеве. «После 862 года (летописная дата „призвания варягов“) Аскольд и Дир отпросились у Рюрика к Царьграду (в Константинополь, столицу Византийской империи) „с родом своим“ и двинулись днепровским путем. Проплывая мимо Киева и узрев „на горе градок“, они выяснили, что здесь нет князя: „И упращаста и реста: ‹Чии се градок?› Они же реша: ‹Была суть 3 братья: Кии, Щек, Хорив, иже сделаша градоко-сь, и изгибоша, и мы седим, платяче дань родом их козаром›“. То есть жители города платят дань харазам, к роду которых, кстати, относят Кия, Щека и Хорива. Аскольд и Дир остались в Киеве, и „многи варяги скуписта (собрали) и начаста владеть Польскою (Полянскою) землею“. Княжение Аскольда и Дира в Киеве продолжалось, по летописи, до 882 года, когда они были убиты пришедшим из Новгорода Олегом, захватившим город»[61].

Вот так, взяли ничейный город без боя и просидели в нем за здорово живешь двадцать лет. Неплохо. Что же до Олега, то про него мы точно знаем, что он был новгородским князем. В 882 году Олег прибыл к Киеву, оставил маленького князя Игоря под охраной воинов в ладьях, сам, представившись купцом, попросил встречи с хозяевами города. Когда же Аскольд и Дир вышли на берег, их окружили новгородские воины. И Олег сказал им: «Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода. А это сын Рюрика», – показал он на Игоря.

После этого Аскольд и Дир были убиты и похоронены тут же, а Олег сделался первым князем Киева. Заметьте, история не знает никакой битвы Олега и Игоря за Киев. Снова пришли и взяли. С этого момента Киев стал считаться столицей Древнерусского государства. Именно «считался», а не был, потому как только в сказке волшебник может произнести волшебные слова, и тут же все племена начнут объединяться и брататься. В реальности же в 882 году состоялось объединение Киевского и Новгородского княжеств, которые решили жить под правлением одного князя. Что же касается других славянских и угро-финских племен – им еще только предстояло объединиться с новоиспеченным княжеством потомков Рюрика.

В самом начале становления Киевско-Новгородского княжества в 882 году Олегу платило дань только одно племя полян южнее волоков из Ловати. Потом Олег поехал к радимичам и северянам, сказав им: «Не дайте хазарам, но мне дайте». Скорее всего, для убеждения потребовались не только слова, но в результате эти племена сдались и стали платить дань Олегу. Потом Олег заставил платить ему древлян. В общем, так и повелось, постепенно князь собирал свое государство, которое крепло и разрасталось. В 964 году сдалось последнее восточнославянское племя – вятичи. Но это было уже при другом князе.

Вы спросите, а как же обстояло дело с новгородскими землями, они-то вошли в новое объединенное княжество совершенно добровольно. Как обстояло дело с северными городами?

С севера князья имели 2000 гривен дани, то есть 400 килограммов серебра в год, при этом можно было платить как деньгами, так и товаром. С одной стороны, невозбранно отдать натурпродуктом: мехом, медом, зерном, мясом и рыбой, отчего же не отдать, коли должны. Но с другой стороны, князь со своей дружиной берет товар не для того, чтобы лично все потребить. Не съест он столько меда, не станут княжеские дети каждый день рядиться в новую соболью шубу. Князь возьмет себе часть товара, а часть продаст в той же Византии, причем сделает это с немалой для себя выгодой. Получит прибавочную стоимость и положит ее себе в карман. И вот тут мы снова подходим к выгодному пограничному положению Пскова – а почему не продать имеющийся товар самим, если для этого не обязательно даже кататься в Византию? Зачем, когда рядом есть Латвия, Германия, Литва? Здесь князь возьмет по небольшой цене, потому как у нас такого товара пропасть, и он ничего не стоит, а чем дальше отъедешь от границы, тем он дороже. В результате князь получает свои 2000 гривен, но и города, продавшие товар, имеют полное право оставлять прибавочную стоимость у себя.

Но давайте немного вернемся назад, к тому времени, когда Олег только занял киевский престол. Тогда же он задумывает поход на Византию. Известно, что убиенные им Аскольд и Дир, едва заступив на киевский престол в 864 году, в 866 предприняли первый поход на Константинополь. Собрав огромное войско в 907 году, Олег для начала вторгся в Смоленск и Любеч, поставив там своих людей, и оставил гарнизоны для защиты новых владений. Так, с боями и победами, до Византии и добрались: «Тогда по выходе с моря устремилось войско Олегово на разграбление, по древнему военному обычаю, многие домы и церви расхитили, пожгли, людей иных порубили, иных вешали, иных в воде топили и мучали разными томлениями»[62]. В результате император был вынужден предложить незваным гостям отступного – дань по восемнадцати гривен на каждого пришедшего. Кроме этой дани, Олег со товарищи изрядно пограбили греческие города, так что поход, можно сказать, удался.

И тут Олег неожиданно перестает вести себя как варвар и поступает как разумный цивилизованный правитель, предлагая Византии торговый договор. Вот как пишет об этом А. М. Буровский[63]: «По договору, не только послов Руси, но и русских купцов содержала византийская казна. Купцов, правда, только в течение полугода… Но это тоже совсем неплохо. И послов, и купцов византийская казна снабжала всем необходимым на дорогу для Руси. То есть купцы фактически были приравнены к послам, так получается. Вот те, кто приходил не для торговли, к послам не приравнивались, и содержание им не выдавалось.

Но самое главное: было сказано, что купцы „да творят куплю, якоже им надобе, не платиче мыта ни в чем“. Мыто – это торговая пошлина. Русские получили право торговать в Византии без пошлины.

В 911 году подписали новый договор с Византией, и это был очень своеобразный договор: главные его пункты посвящены были торговле. Но не только – в этом договоре стороны обещали не грабить разбившиеся суда, а помогать потерпевшим кораблекрушение, обещали возвращать друг другу беглых рабов, договорились о порядке наказаний за совершенные против друг друга преступления. Оговаривался и порядок службы русов в византийских войсках».

Береговое право – закон, согласно которому все найденное после кораблекрушения на берегу является собственностью того, чей это берег. Не важно, выбросили ли волны сундук с зерном, куль с одеждой или еще живых людей. С этого момента они чья-то собственность.

Мы перескочим сразу через княжескую чету Игоря и Ольгу и окажемся во временах князя Святослава, в тот момент, когда тот разделил земли между сыновьями.

О том, почему князья поругались

Два чувства дивно близки нам –

В них обретает сердце пищу:

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

А. С. Пушкин

Владимир Святославич, прозванный в былинах Красное Солнышко, имел от разных жен всего тринадцать сыновей и не менее десяти дочерей.

От «чехини» (по «Саге об Олаве сыне Трюггви» – Аллогии, по Татищеву – варяжки Оловы, «норвежской княжны Олавы») родился старший сын Владимира Вышеслав[64], князь новгородский. Умер до смерти отца.

От вдовы Ярополка Святославича[65] (по родословиям – «грекини Предиславы» (жена с ок. 978) появился на свет Святополк Окаянный, князь туровский, затем киевский. Летописцы считают его сыном не Владимира, а Ярополка Святославича. Впрочем, Владимир признал его своим сыном.

От Рогнеды[66], дочери полоцкого князя Рогволода[67] (жена с ок. 977), было целых семь детей:

– сын Изяслав[68], князь полоцкий. Когда Рогнеда сделала попытку убить Владимира, маленький Изяслав вступился за мать, за что был отправлен вместе с ней на удел в Полоцк. Умер в 1001 году также при жизни отца, молодым. Родоначальник полоцкой ветви Рюриковичей;

– Мстислав умер во младенчестве. Позже это же имя было дано другому сыну Владимира;

– Ярослав Мудрый[69], князь ростовский, после смерти Вышеслава – новгородский, после победы над Святополком – киевский;

– Всеволод, князь Владимир-Волынский, иногда отождествляется с «Виссивальдом, конунгом из Гардарики», погибшем в Швеции в 993 году;

– Предслава. Польский король Болеслав I Храбрый, похитив Предславу и ее сестер, сделал их своими наложницами;

– Премислава (ум. в 1015 году), с 1000 года жена венгерского принца Ласло Лысого[70];

– Мстислава в 1018 году среди других дочерей Владимира была захвачена польским князем Болеславом I Храбрым.

От Адельи у Владимира родилось трое сыновей:

– Мстислав Тмутараканский[71], князь тмутараканский и черниговский, после успешной войны с Ярославом правитель половины Руси; умер в 1036 году, не оставив наследников;

– Станислав[72], князь смоленский;

– Судислав[73], князь псковский, в 1024–1059 годах в заточении, умер в 1063 году, пережив всех братьев.

По летописи – «ѿ другия (Чехыни) Ст҃ослава», от «богемской княжны» Мальфриды (по поздним данным) родился сын Святослав (ум. 1015), князь древлянский.

От «болгарыни», по родословцам – «болгарской княжны Милолики», по другим источникам от Анны, византийской царевны, родились: Борис, князь ростовский, и Глеб, князь муромский.

Неизвестно, от какой жены – сын Позвизд, судя по языческому имени, родился до крещения Владимира (по некоторым родословцам – также «от болгарыни»), и дочь Добронега-Мария (ум. 1087) – стала женой короля Польши Казимира I.

Кроме того, у Владимира было еще несколько дочерей, имена которых до нас не дошли. Польский историк Анджей Поппэ[74], например, считает, что жена новгородского посадника Остромира Феофана была дочерью Владимира I Святославича и Анны Византийской. Кроме того, возможно, дочерью Владимира была жена маркграфа Северной марки Бернхарда II Младшего фон Хальдеслебена[75] и мать маркграфа Вильгельма[76]. Но это не доказано.

Как киевский великий князь, Владимир должен был поставить на свое место старшего сына Вышеслава, второму достался бы Новгород, и так далее, пока города или сыновья не закончатся. Но то ли Владимир не любил своего старшенького, то ли недолюбливал первую жену, варяжку Олову, кто знает. Суть в том, что главный город Киев он отдал своему второму сыну и теперь уже законному наследнику Святополку, рожденному от гречанки, вдовы великого князя киевского Ярополка Святославича. Владимир Святославич сражался в междоусобной войне с братом, Ярополком Святославичем, и, когда тот погиб, взял его супругу в наложницы. В летописи говорится, что вдова уже была беременна («бе не праздна»). Если это так, настоящим отцом Святополка был Ярополк. Согласитесь, на будущее сразу два повода развязать войну: с одной стороны, отец отдал ему первенство, с другой – он может оказаться вообще сыном дяди. Да и имена Святополк и Ярополк стоят уж слишком близко друг к другу.

В общем, старший сын Вышеслав получил не первый, а второй по значимости город Новгород, Святополк со временем унаследует Киев, сын полоцкой княжны Рогнеды Ярослав начал свою карьеру в Ростове. Ее же сын Всеволод осел на Волыни. Сын Малфриды Святослав сделался древлянским князем. Сын Адельи Мстислав наследовал Тмутаракань, Станислав получил Смоленск, Судислав сделался князем Псковским. Позвизд, по Густинской летописи, имел владение на Волыни.

У великого князя Владимира женщин было в избытке – и даже принятие христианства и женитьба по христианскому обряду никак не повлияли на его привычки и ни в коем случае не сократили гарем. Но речь не об этом.

Итак, мы выяснили, что при распределении уделов сам Владимир Святославич допустил нарушение определенных правил. Конечно, он великий князь, ему виднее, возможно, и Вышеслав в конце концов смирился со своим положением, чего нельзя сказать об остальных братьях и их потомках, которые могли откровенно считать Святополка чужим.

Так это было или как-то иначе – для нашей истории важен следующий факт: в 1014 году впервые в истории у Пскова появляется и собственный князь, им стал сын Владимира Святославича Судислав Владимирович.

Святополк и Ярослав: битва за власть

Я всадник. Я воин. Во все времена.

На левом ремне моем фляга вина.

На левом плече моем дремлет сова,

И древнее стремя звенит.

Но я не военный потомок славян,

Я всадник весенней земли.

В. Соснора

В том же 1014 году, когда Судислав только-только сел на княжение во Пскове, на Руси произошел странный случай: новгородский князь Ярослав, сменивший на этом посту Вышеслава, отказался платить отцу дань – те самые две тысячи гривен.

Первая версия случившегося: в Новгороде действовало вече, скорее всего, решение исходило от него, а не от князя. Не захотели делиться своим добром, пошли против законной власти. Бывает.

Загрузка...