ПСС. Том 44. На каждый день. Часть 2

I. ВѢРА.

Много зла на свѣтѣ отъ того, что каждая вѣра съ дѣтства учитъ людей тому, что только ихъ вѣра: браминская, буддійская, христіанская, магометанская — одна истинная. Если люди считаютъ одну свою вѣру истинной, они всѣхъ невѣрующихъ въ свою вѣру считаютъ заблудшими, плохими людьми.

Чтобы узнать, истинна ли вѣра, надо начать дѣлать то, чему она учитъ. Если отъ дѣлъ по вѣрѣ на душѣ станетъ легко и радостно, то вѣра истинная.

Спасеніе отъ зла не въ обрядахъ и исповѣданіи вѣры, а въ ясномъ пониманіи смысла своей жизни.

Мы знаемъ, что всѣ люди равны и что всѣ братья, что надо поступать с другими, какъ хочешь, чтобы поступали съ тобой, что надо не ненавидѣть, а любить людей, и знаемъ это не потому, что это написано въ священныхъ книгахъ, а потому, что въ сердцѣ чуемъ, что это правда. Вотъ это-то, то, чтò мы всѣ чувствуемъ въ своемъ сердцѣ, и есть истинная вѣра.

Бываетъ, что люди говорятъ, что вѣрятъ въ Бога и законъ Его; но когда имъ это невыгодно, не выполняютъ этого закона. Такіе люди напрасно думаютъ, что вѣрятъ въ Бога. Тотъ, кто не исполняетъ волю Бога прежде своей, тотъ, какъ бы онъ ни молился, ни кланялся, какіе бы ни совершалъ обряды и таинства, не вѣритъ въ Бога.

Различіе ложной вѣры отъ истинной въ томъ, что въ ложной вѣрѣ всегда стараются возбудить въ человѣкѣ внѣшнія чувства. Для этого и великолѣпіе зданій, и живопись, и иконы, и музыка, и пѣніе, и ладанъ, и пафосъ чтенія, и движенія жрецовъ, колѣнопреклоненія, или скаканія, или качанія шекеровъ. Для проявленія истиннаго религіознаго чувства нужно, напротивъ, утишеніе внѣшнихъ чувствъ, спокойствіе, простота. Такъ же и въ религіозныхъ поученіяхъ — не восторженный тонъ и не краснорѣчіе, а простота, ясность и точность выраженій.

Человѣчество движется впередъ только отъ того, что движется впередъ пониманіе людьми своей жизни. Движеніе же впередъ пониманія жизни состоитъ не въ открытіи новыхъ религіозныхъ истинъ, а въ откидываніи всего лишняго, чтò было присоединено въ древности къ истинному, разумному пониманію, и въ примѣненіи этого истиннаго пониманія къ новымъ условіямъ жизни. Новыхъ религіозныхъ истинъ нѣтъ: съ тѣхъ поръ, какъ мы знаемъ разумнаго человѣка, отношеніе его къ міру и Началу его было установлено такое же, какое оно и теперь. Если же есть движеніе въ пониманіи жизни, то оно не въ открываніи чего-либо новаго, а только въ очищеніи того, чтò уже открыто и выражено.

Истинная религія не нуждается во внѣшней поддержкѣ ни насилія, ни торжественнаго блеска. Не нуждается и въ заботахъ о распространеніи. (У Бога времени много. Тысячи лѣтъ, какъ одинъ годъ). Тотъ, кто хочетъ поддержать свою религію насиліемъ, внѣшними торжественными пріемами, хочетъ поскорѣе распространить ее, у того у самого навѣрное нѣтъ никакой религіи. И все то, чтò онъ дѣлаетъ, только расшатываетъ, но не утверждаетъ религію.

Религія человѣка болѣе всего другого опредѣляетъ жизнь.

Религіозное познаніе есть то, на которомъ зиждется всякое другое. Оно предшествуетъ всякому познанію; потому-то мы не можемъ опредѣлить его.

Уразумѣніе истиннаго смысла жизни или недоступно, или такъ просто, что открывается малоумнымъ и младенцамъ.

Только тотъ, кто считаетъ себя отвѣтственнымъ за каждый свой поступокъ, какъ бы онъ ни казался ничтоженъ, только тотъ вступилъ на путь приближенія къ Богу.

II. ДУША.

Единое на потребу. Остальное приложится. Чѣмъ дольше живетъ человѣкъ, тѣмъ яснѣе и яснѣе становится ему то, чтò только единое на потребу, одно нужно: блюсти въ себѣ свое божественное я и растить его не для воздѣйствія на міръ и другихъ людей, а только для того, чтобы исполнить волю Бога.

И воздѣйствіе на міръ и земныя радости прикладываются тому, кто живетъ такъ.

Нанялъ хозяинъ работника, приставилъ его къ дѣлу, а самъ уѣхалъ. И жилъ этотъ работникъ дурно: не соблюдалъ ни самого себя, ни хозяйскаго имущества. Самъ пьянствовалъ и распутничалъ и задаромъ тратилъ и портилъ хозяйское добро. И жизнь его становилась все хуже и хуже. И въ одну ночь вспомнилъ работникъ, что хозяинъ, когда бралъ его въ работники, далъ ему письмо и сказалъ: «Если жизнь тебѣ тяжела покажется, раскрой письмо и прочти, чтò въ немъ написано, и тебѣ легче жить станетъ». И распечаталъ работникъ письмо и прочелъ его. Въ письмѣ было сказано, что онъ, работникъ, не чужой человѣкъ, а сынъ хозяйскій, и что все, чтò ему поручено, все это — его собственное, все для него припасено, и все ему останется. И обрадовался работникъ и ужаснулся на то, чтò онъ сдѣлалъ. И когда узналъ, что онъ не чужой, а сынъ хозяйскій, то перемѣнилъ свою жизнь. И съ тѣхъ поръ сталъ исправлять и себя и хозяйскія дѣла, и жизнь его становилась все лучше и лучше.

Такъ и люди на свѣтѣ. Живутъ и бѣдствуютъ, и себя оскверняютъ всякими пороками, и жизнь свою портятъ, пока не понимаютъ того, чьи они дѣти. А когда начинаютъ понимать, что въ нихъ живетъ духъ Божій, такъ начинаютъ они любить и почитать Бога въ другихъ людяхъ. И когда начинаютъ почитать и любить Бога в другихъ людяхъ, то и жизнь ихъ изъ бѣдственной дѣлается хорошей и радостной.

Все, чтò движется, — мнѣ представляется движущимся, въ сущности же уже есть и всегда было и будетъ. Вся моя жизнь отъ рожденія до смерти, несмотря на то, что я могу находиться въ началѣ или серединѣ ея, уже есть. Есть и всё то, чтò будетъ съ человѣческимъ обществомъ, съ планетой земли, съ солнечной системой. Я только не могу видѣть всего, потому что я отдѣленъ отъ Всего. Я вижу только то, чтò открывается мнѣ по мѣрѣ моихъ сил; я живу и, переходя отъ одного состоянія въ другое, имѣю радость творческой жизни. Есть всё это для высшаго разума, но для меня этого нѣтъ, а потому, что этого нѣтъ, я имѣю великую радость творить жизнь въ тѣхъ предѣлахъ, изъ которыхъ не могу выйти. Высшій разумъ — Богъ — творитъ жизнь нами, т.-е. отдѣленными частями своей сущности.

Только человѣкъ, сознающій себя духовнымъ существомъ, можетъ сознавать человѣческое достоинство свое и другихъ людей, и только такой человѣкъ не унизитъ ни себя, ни ближняго поступкомъ или положеніемъ недостойнымъ человѣка.

Упало со стараго дерева спѣлое яблоко рядомъ съ молодой яблонькой. И сказала молодая яблонька яблоку:

— Здравствуй, яблочко, желаю тебѣ поскорѣе сопрѣть, чтобы сдѣлаться такимъ же, какъ я.

— Сопрѣй ты сама, коли тебѣ нравится, невѣжа этакая, — сказало яблоко. — Развѣ ты не видишь, какое я румяное, хорошее, крѣпкое, сочное? Я не прѣть хочу, а хочу радоваться.

— Да вѣдь вся твоя красота и все твое тѣло, все это — только покровъ на время, во всемъ этомъ нѣтъ жизни. Жизнь только въ томъ зернѣ, которое есть въ тебѣ, и котораго ты само не знаешь.

— Никакого зерна нѣтъ, всё глупости, — сказало яблоко и перестало разговаривать. Но оно все-таки сопрѣло, и все-таки изъ него выросла яблоня.

Такъ же думаютъ и люди, если не знаютъ того, что въ нихъ есть духовная жизнь, а живутъ одной жизнью животной. Но, хочетъ или не хочетъ того человѣкъ, такъ же, какъ и яблоко, чѣмъ дальше онъ живетъ, тѣмъ все больше и больше слабѣетъ и пропадаетъ въ немъ то, чтò онъ считалъ своей жизнью, и все яснѣе и яснѣе видитъ онъ ту истинную, неумирающую жизнь, которая даетъ ему благо.

Такъ не лучше ли съ самаго начала жить не той жизнью, которая умираетъ, а той, которая, не переставая, растетъ и не уничтожается?

III. ОДНА ДУША ВО ВСѢХЪ.

Только тотъ человѣкъ понимаетъ людей и умѣетъ обходиться съ ними, когда онъ въ каждомъ человѣкѣ видитъ Бога.

Старайся при каждой встрѣчѣ съ человѣкомъ помнить, что передъ тобой стоитъ тотъ, въ которомъ живетъ божество.

Всѣ люди должны соединиться въ одной и той же вѣрѣ. Это должно быть потому, что только кажется, что у каждаго человѣка душа особенная. Душа одна и та же во всѣхъ существахъ.

IV. БОГЪ.

Если ночью смотришь на небо и со всѣхъ сторонъ видишь звѣзды и знаешь, что звѣзды эти во много разъ больше, чѣмъ земля и даже солнце, и что звѣздамъ этимъ счету нѣтъ, то понимаешь, какъ мало въ сравненіи съ ними наше солнце и наша земля и мы сами. Но когда встаетъ солнце, мы смотримъ въ то же небо и ничего не видимъ этого, а видимъ солнце, землю, себя, и намъ кажется, что все это очень велико и важно.

То же бываетъ и съ нашими мыслями о Богѣ. Бываютъ времена, когда мы, освободившись отъ своихъ страстей и соблазновъ, видимъ все величіе Его и всю свою малость. Но большей частью мы ослѣплены прелестью міра и забываемъ про Бога, какъ про звѣзды, которыя мы не видимъ днемъ.

Помни, что смертенъ не ты, а твое тѣло, что ты — не твое тѣло, а духъ въ тѣлѣ. Не тѣло твое заставляетъ твой духъ понимать твою жизнь и жизнь міра, а духъ, живущій въ тебѣ, двигаетъ, чувствуетъ, вспоминаетъ, предвидитъ, управляетъ и руководитъ твоимъ тѣломъ и твоими поступками, и какъ невидимая сила управляетъ твоимъ тѣломъ, такъ должна быть и та невидимая сила, которая управляетъ всѣмъ міромъ.

По Цицерону.

Какое глупое слово: служить Богу! Ему не нужна никакая служба. Онъ даромъ даетъ благо жизни всѣмъ, дѣлится со всѣми благомъ жизни, надо только умѣть брать это благо жизни и благодарить Его.

Нашъ Богъ, не говорю уже о Богѣ церковномъ, Троицѣ, Богѣ-Творцѣ, Богѣ деистовъ — выдуманъ нами по нашимъ слабостямъ. Богъ тотъ, котораго я не то, что сознаю, не то, что понимаю, а тотъ, существованіе котораго для меня неизбѣжно, хотя я ничего не могу знать про Него, какъ только то, что Онъ есть, — этотъ Богъ для меня — вѣчно непознаваемый. Я сознаю нѣчто внѣвременное, внѣпространственное, внѣпричинное, но я никакого права не имѣю называть это Богомъ, т.-е. въ этой невещественности, внѣвременности, внѣпространственности, внѣпричинности видѣть Бога и Его сущность. Это есть только та высшая сущность, къ которой я причастенъ. Но Начало этой сущности не можетъ не быть, должно быть совершенно недоступно мнѣ. Скажутъ: ужасно чувствовать себя одинокимъ безъ возможности общенія съ Богомъ. Но вѣдь кажется ужаснымъ только тѣмъ, которые пріучили себя къ ложной мысли о томъ, что у нихъ есть помощникъ, заступникъ, къ которому можно обращаться. Но вѣдь обращаться къ Богу, когда знаешь, что нужно не обращеніе, a нѣчто другое, это значитъ во имя воображаемой помощи лишить себя дѣйствительной. Я не могу просить Бога, надѣяться на Его защиту и на награды отъ него, но зато я — не случайное, явившееся по чьей-то прихоти существо, а я — органъ Бога. Онъ мнѣ неизвѣстенъ, но мое назначеніе въ Немъ не только извѣстно мнѣ, но моя причастность Ему составляетъ непоколебимую основу моей жизни.

Человѣку больше всего понятна жизнь въ мірѣ тогда, когда онъ вѣритъ, что онъ посланъ въ этотъ міръ Высшимъ существомъ для исполненія здѣсь назначеннаго ему дѣла.

И такъ же, какъ рабочій, хотя и не знаетъ, какой будетъ конецъ его работы, знаетъ, чтò ему нужно дѣлать для исполненія своей обязанности, такъ же знаетъ это и человѣкъ въ мірѣ. Дѣло человѣка — увеличивать въ себѣ любовь къ людямъ. И какъ догадывается рабочій о томъ, чтò выйдетъ изъ его работы, такъ можетъ догадываться и человѣкъ, исполняющій въ мірѣ волю Бога.

Птица — въ небѣ, камень — на землѣ, рыба — въ водѣ, душа моя — въ Богѣ.

Ангелусъ Силезіусъ.

«Кто говоритъ: «Я люблю Бога», а брата своего ненавидитъ, тотъ лжецъ: ибо не любящій брата своего, котораго видитъ, какъ можетъ любить Бога, Котораго не видитъ?»

Бога можно видѣть только въ братѣ-человѣкѣ. Какъ же можетъ человѣкъ, любящій Бога, не любить брата?

Сказать: «я люблю Бога, но не люблю брата» — все равно, что сказать: «я люблю солнце, но не люблю тепло и свѣтъ».

Смири свое сердце. Бога не найдешь ни въ грозѣ, ни въ бурѣ, а только въ тишинѣ и покоѣ.

Ангелусъ Силезіусъ.

V. ЖИЗНЬ — ЕДИНЕНІЕ.

Человѣкъ чувствуетъ себя въ несвойственномъ ему нерадостномъ состояніи, когда не сознаетъ своего духовнаго единства со всѣми людьми міра. Только когда онъ сознаетъ себя единымъ со всѣми, онъ радуется радости и печалится горести всякаго сближающагося съ нимъ человѣка.

Хорошо все то, чтò соединяетъ всѣхъ людей. Соединяетъ такъ людей и истинное знаніе, и истинное искусство, и простое, безобидное веселье.

VI. ЛЮБОВЬ.

Во всякомъ дѣлѣ исполненное желаніе ослабляетъ радость исполненія; только въ духовномъ совершенствованіи, чѣмъ больше исполненія, тѣмъ больше радости. Духовное же совершенствованіе есть только одно: увеличеніе любви.

Любить тѣхъ, кто намъ нуженъ или пріятенъ, или кто насъ любитъ, или къ кому мы привыкли, очень легко. Но любовь эта не прочна и оттого и не дорогого стоитъ. Перестанетъ человѣкъ быть намъ полезенъ или перестанетъ любить насъ, отвыкнемъ мы отъ человѣка, и кончается наша любовь. Дорога и прочна только та любовь, когда мы отъ нея ничего себѣ не ждемъ, и не къ своимъ близкимъ, а ко всѣмъ людямъ ровно.

Истинная любовь только та, когда въ человѣкѣ любишь того же Бога, какой въ тебѣ. Этой любовью любишь не только своихъ родныхъ, не только тѣхъ, которые любятъ тебя, но любишь непріятныхъ, злыхъ людей, ненавидящихъ тебя. Любишь такъ потому, что живущій въ тебѣ Богъ — любовь — хочетъ избавиться отъ того раздѣленія, въ которомъ Онъ чувствуетъ себя въ тебѣ, и хочетъ соединиться съ тѣмъ же самымъ, что живитъ всѣ другія существа. Въ этомъ истинная любовь.

Люди больше заботятся о томъ, какъ бы имъ исполнить свои обязанности человѣческія — отца, матери, слуги, начальника, чѣмъ обязанности божескія. Тѣ обязанности — временныя, у одного — однѣ, у другого — другія, a божескія обязанности у всѣхъ однѣ и тѣ же, и однѣ и тѣ же на всю жизнь. И потому исполняй человѣческія обязанности, но только до тѣхъ поръ, пока онѣ не расходятся съ обязанностями божескими. И если не можешь всего исполнять, то лучше оставляй обязанности человѣческія, чѣмъ божескія. Обязанности человѣческія — самыя разныя, а обязанность божеская одна: любить Бога и ближняго.

Есть любовь не только къ людямъ, но ко всѣмъ существамъ непосредственная, неразумная, одинаковая къ злымъ и добрымъ. Такая любовь не различаетъ злыхъ отъ добрыхъ. Такъ любятъ дѣти. И есть другая, высшая любовь, тоже одинаковая къ злымъ и добрымъ, но не потому, что она не различаетъ злыхъ и добрыхъ, а потому, что она уже побѣдила недоброжелательство къ злымъ, стала выше его и дошла до той степени любви, святости, до которой дошелъ Христосъ въ то время, когда онъ съ креста жалѣлъ тѣхъ, которые не знали, чтò творили. Это два рода любви, и мы, всѣ мы, отъ дѣтства и до старости движемся отъ первой любви ко второй.

Если есть у человѣка враги, и онъ не любитъ ихъ, то у него нѣтъ той свободы и радости, которую даетъ любовь, любовь ко всѣмъ. И потому безъ любви къ врагамъ нѣтъ любви настоящей, и нѣтъ отъ нея радости.

Кажется, чего же хуже, какъ то, что человѣкъ сделаетъ добро, а люди за это сдѣлаютъ ему зло и еще осудятъ его. А для добраго человѣка это не только не зло, но радость, потому что это только дастъ ему возможность проявить свою высшую способность любви ко всѣмъ, не исключая никого. А въ этой любви ко всѣмъ — истинное благо человѣка.

Благо человѣка въ томъ, чтобы сила Божія росла, крѣпла въ немъ. А расти и крѣпнуть можетъ сила Божія въ человѣкѣ только, когда человѣкъ держитъ душу свою въ чистотѣ, не загрязняетъ, не затемняетъ ее обжорствомъ, пьянствомъ, развратомъ, завистью, злостью. Только тогда и даетъ любовь благо человѣку.

Любовь — это ваша истинная, настоящая сущность. Она ближе къ вамъ, чѣмъ ближайшій вашъ родственникъ, она единственный другъ вашъ въ жизни и въ вѣчности. Она дороже и драгоцѣннѣе вашего тѣла, и вашей жизни, и вашего сердца, потому что въ ней душа ваша, а душа ваша дороже, чѣмъ тѣло, чѣмъ жизнь и чѣмъ сердце. Вы искали ее во всѣхъ вашихъ стремленіяхъ въ жизни, а она всегда съ вами, она въ васъ; но вы ищете ее внѣ себя, отъ этого вы не находите ее, отъ этого вы бѣгаете, какъ зa блуждающими огоньками жизни, думая, что они дадутъ вамъ ту радость, которую можетъ дать только она одна.

Баба Бхарати.

Есть два рода любви: сердечная, когда любишь, самъ не зная, отчего и за что, и любовь разумная, когда знаешь, что надо любить, и заставляешь себя поступать съ другими такъ, какъ будто ты ихъ любишь. Такая любовь полезна. Сначала заставляешь себя дѣлать, какъ будто любишь, а потомъ и точно полюбишь.

Всякій человѣкъ всегда въ чьей-нибудь власти. Ребенкомъ онъ во власти матери, отца, потомъ начальниковъ, хозяевъ, правительства. Какъ бы онъ ни былъ богатъ и знатенъ, онъ всегда въ чьей-нибудь власти: подчиненный во власти начальника, начальникъ во власти подчиненныхъ, торговцы во власти богачей, богачи во власти торговцевъ и рабочихъ. Человѣкъ, пока живъ тѣломъ, не можетъ выйти из рабства. Какъ же быть человѣку, чтобы облегчить свое рабство?

Есть одно средство: перемѣнить совсѣмъ своего хозяина: перестать слушаться тѣла, а слушаться души. А душа никого не признаетъ надъ собой хозяиномъ, потому что для себя хочетъ только одного: любви, — того, чего никто отъ нея отнять не можетъ и что даетъ ей полное удовлетвореніе.

Нѣтъ на свѣтѣ болѣе сильной душевной радости, какъ состояніе нѣжной, умиленной любви.

У Христа былъ любимый ученикъ Іоаннъ. Іоаннъ этотъ долго жилъ и, когда очень состарился, насилу двигался и еле говорилъ, то всѣмъ, кого видѣлъ, говорилъ только одни и тѣ же короткія слова. Онъ говорилъ: «Дѣти, любите другъ друга».

Лучше этого ничего нельзя сказать, потому что въ этихъ словахъ все, чтò нужно людямъ. Исполняй люди эти слова, только старайся люди отучаться отъ всего того, чтò противно любви, и всѣмъ было бы хорошо и радостно. И все это не невозможно и даже не трудно, а легко. Только сдѣлай это люди, и всѣмъ будетъ хорошо.

И рано или поздно люди придутъ къ этому. Такъ давайте же сейчасъ каждый понемногу пріучать себя къ этому.

Жизнь коротка. Не прозѣвай самаго драгоцѣннаго въ ней, того, для чего она дана намъ: дѣлъ любви.

VII. ГРѢХИ, СОБЛАЗНЫ, СУЕВѢРІЯ.

Грѣхомъ въ жизни тѣлесной мы называемъ сдѣланную нами ошибку: стрелялъ въ цѣль — не попалъ — грѣхъ, пахалъ — соха выскочила изъ борозды — грѣхъ, хотѣлъ поспѣшить — упалъ — грѣхъ. То же самое грѣхъ въ жизни духовной. Грѣхъ есть незамѣтная намъ или невольная ошибка: хотѣлъ угождать своему тѣлу, — этимъ самымъ угожденіемъ ослабилъ свое тѣло; хотѣлъ исправить, наставить человѣка, — только оскорбилъ его; вообще, хотѣлъ сдѣлать лучше, сдѣлалъ хуже — все это грѣхи.

Большая радость человѣку исправлять себя, знать, что нынче сталъ хоть немножко лучше, чѣмъ былъ вчера. И пока живъ человѣкъ, радость эта не кончается. Никогда человѣкъ не скажетъ про себя, что нѣтъ въ немъ грѣха и не отъ чего освобождаться.

Разумъ показываетъ людямъ ихъ грѣхи, но грѣхи бываютъ часто такъ пріятны и привычны людямъ, что они стараются обмануть и заглушить разумъ, чтобы онъ не мѣшалъ имъ жить въ грѣхахъ.

Душа человѣческая не желаетъ и не можетъ желать ничего тѣлеснаго, но не можетъ уйти изъ тѣла. Какъ, несмотря на то, что тѣло человѣка, не переставая, тянется къ землѣ, онъ отдѣляется отъ нея, ходитъ, двигается, — въ этомъ его тѣлесная жизнь; такъ и тѣло, не переставая, тянетъ человѣка къ себѣ, но онъ все-таки отдѣляется отъ него и движется духовно независимо отъ тѣла. Въ этомъ движеніи души истинная жизнь людей.

Съ дѣтства начинаетъ расти душа человѣка и растетъ до самой смерти. Тѣло же только кажется, что растетъ въ дѣтствѣ и до 18, 20 лѣтъ, но оно не переставая ссыхается и все больше и больше слабѣетъ, и потому плохо человѣку, который положитъ свою жизнь не въ то, чтò не переставая растетъ, а въ то, чтò уничтожается.

Мы всѣ знаемъ, что живемъ дурно, что не такъ надо жить намъ, что много грѣха въ нашей жизни, что вязнемъ мы въ грѣхахъ и не можемъ отъ нихъ отлѣпиться, — отъ одного грѣха отлѣпимся, къ другому прилипаемъ. И никто не видитъ вину въ себѣ, a всѣ видятъ ее въ внѣшнихъ условіяхъ. Одинъ говоритъ: «кабы не родители», другой говоритъ: «кабы не дѣти», третій говоритъ: «кабы не жена», «кабы не товарищи», «кабы не нужда», «кабы не богатство, я бы не такъ жилъ». А никто не хочетъ видѣть того, что для того, чтобы лучше жить, нужно только самому бороться, воздерживаться отъ грѣховъ.

VIII. ГРѢХЪ БЛУДА.

Такъ же вѣрно, какъ телѣга идетъ за запряженной въ нее лошадью, такъ же вѣрно и всякія горести, бѣды идутъ за людьми, если они сходятся по плоти только для своего удовольствія, а не для того, чтобы вмѣстѣ рожать и воспитывать дѣтей и на всю жизнь сойтись въ одну душу и во всемъ помогать другъ другу.

Какъ только смотришь на бракъ во всемъ его значеніи, т.-е. какъ на сожительство двухъ разнаго пола людей для рожденія и воспитанія дѣтей, такъ сами собой опредѣляются обязанности брачной жизни, изъ которыхъ одна изъ главныхъ — мирное сожительство супруговъ.

Ничто такъ не избавляетъ отъ сладострастныхъ мыслей, какъ живое представленіе о бренности человѣческаго тѣла, о неминуемой старости и смерти.

Чѣмъ больше человѣкъ цѣломудренъ, тѣмъ это лучше. Такъ учили всѣ мудрецы міра и Христосъ. Если же человѣкъ не можетъ выдержать полнаго цѣломудрія, то пусть онъ, войдя въ полный возрастъ, возьметъ мужъ жену, а жена мужа съ тѣмъ, чтобы жить такъ до смерти, не разъединяясь и стараясь и въ бракѣ быть какъ можно болѣе цѣломудренными.

Безбрачная жизнь, наполненная дѣлами добра, въ безконечное число разъ выше всякой семейной жизни.

Вѣрность супруговъ другъ другу и ихъ согласная жизнь обязательна по одному тому, что единственное оправданіе и смыслъ брака — дѣти, a воспитаніе дѣтей можетъ быть только при совмѣстной жизни супруговъ, и тѣмъ лучше, чѣмъ ближе и согласнѣе между собой супруги. Тѣмъ особенно дуренъ развратъ, что онъ нарушаетъ это условіе.

Женщинамъ свойственно поддерживать движеніе жизни рожденіемъ, воспитаніемъ дѣтей, поставленіемъ новыхъ силъ вмѣсто затраченныхъ; мужчинамъ свойственно направлять эту жизнь, т.-е. воспитывать дѣтей. И тотъ и другая могутъ дѣлать и то и другое такъ, какъ это имъ свойственно.

Если человѣкъ стремится къ цѣломудрію, то онъ и не устоявъ на полномъ цѣломудріи, сойдясь съ однимъ супругомъ или супругою, проживетъ честно жизнь въ бракѣ. Если же человѣкъ видитъ въ половой похоти удовольствіе, то онъ, если осилитъ, заведетъ себѣ 10, 20, 100 женъ и кончитъ тѣмъ, что будетъ причиной дурной жизни многихъ людей и погубитъ свою жизнь.

Кто можетъ быть цѣломудреннымъ, пусть будетъ такимъ, кто же не можетъ, пусть женится. Замѣшивать въ бракъ какое-нибудь высшее религіозное соображеніе — не слѣдуетъ. Бракъ есть только выборъ изъ бòльшихъ золъ меньшаго.

Семейному человѣку всегда приходится бороться и выбирать одно изъ двухъ: или потакать семьѣ и добывать деньги все больше и больше, не разбирая уже, съ грѣхомъ или безъ грѣха добываешь ихъ, или нести упреки отъ семьи за то, что не дѣлаешь того, чего она требуетъ. Чтобы рѣшить эту задачу, есть только одно средство: помнить, что я живу не для себя, не для семьи, а для Бога, что дѣло мое въ томъ, чтобы исполнять Его волю, а волю семьи исполнять только, если она не несогласна съ волей Бога.

Если мужъ и жена несогласны, каждый изъ нихъ теряетъ большую долю своей силы. А будь они во всемъ согласны и живи, какъ одинъ человѣкъ, и сила ихъ удесятеряется.

Семья можетъ дать много радостей, но только при томъ условiи, чтобы жить въ семьѣ доброй жизнью, и потому всякое отступленіе отъ доброй жизни ради семьи разрушаетъ тѣ радости, которыя ты можешь ожидать отъ семьи.

Можетъ быть святое и грѣховное безбрачіе, можетъ быть святая и грѣховная семья.

IX. ГРѢХЪ ИЗЛИШЕСТВА.

Мы видимъ, какъ весело, богато живетъ человѣкъ: щеголемъ одѣтъ, вкусно ѣстъ, пьетъ, мягко спитъ, катается въ первыхъ классахъ и на шинахъ. Мы видимъ это, знаемъ, что человѣкъ этотъ живетъ нечестно, но зато пользуется всякими удовольствіями, и намъ приходитъ мысль: изъ чего биться, жить по совѣсти, не брать, гдѣ можно, и не жить веселой, хотя бы и грѣшной жизнью, такъ, какъ этотъ.

Не думай такъ. Ты видишь этого человѣка на людяхъ. А кабы ты могъ заглянуть въ его душу, когда онъ послѣ роскошнаго ужина одинъ ночью лежитъ на мягкой постели и передумываетъ въ сотый разъ свои дѣла и не видитъ изъ нихъ выхода. «Нынче Иванъ Иванычъ осрамилъ меня за то, что я не отдалъ ему въ срокъ, — думаетъ онъ; — завтра срокъ платежа Николаю Ивановичу, а у меня нѣтъ ничего, и негдѣ взять. Надо выдумать, какъ раздѣлаться. Одно средство — обмануть. А и скверно это, да и не повѣрятъ. Ну, тамъ видно будетъ», говоритъ онъ себѣ, выкуриваетъ двадцатую папироску и забывается. А на сердцѣ скребутъ кошки.

Завидовать веселому виду такихъ людей все равно, что завидовать клоуну, шуту въ театрѣ.

Бываетъ, у клоуна умираетъ или умерла уже мать, жена, ребенокъ. А онъ наряженъ въ колпакъ, корчитъ рожи, смѣется, смѣшитъ всѣхъ, а ему хочется плакать. Нельзя, кормиться надо.

Такъ же и эти жалкіе люди. Они кажутся только счастливыми. А если выбирать, то лучше пойти въ шкуру самаго убогаго нищаго, чѣмъ въ душу такого человѣка.

Освящай свое сердце голодомъ, добивайся овладѣть собою голодомъ и жаждою, неотступно стучись въ двери рая голодомъ.

Магометъ.

Люди настаиваютъ на томъ, что несчастія бѣдныхъ людей отъ дурного устройства. Ничто такъ убѣдительно не доказываетъ несправедливости такого утвержденія, как тѣ громадныя богатства, т.-е. труды, которые тратятся народомъ на одуряющія, явно вредныя вещества: табакъ, водка. Никакая перемѣна внѣшняго устройства не увеличитъ настолько матеріальнаго блага, какъ прекращеніе пьянства.

Веселье — хорошая вещь. Веселые люди бываютъ добры, а доброта — самое дорогое въ жизни. Нехорошо въ весельи только то, когда для веселья нужны такія приготовленія, которыя стоятъ тяжелаго труда другимъ людямъ, какъ это бываетъ при устройствѣ разныхъ игръ, угощеній и катаній.

Веселье хорошо только тогда, когда для него ничего не нужно, кромѣ дружбы людей между собой, и когда это — не веселье однихъ, а трудъ другихъ, а когда всѣ люди могутъ участвовать въ весельи.

Если человѣкъ полагаетъ свою жизнь въ томъ, чтобы угождать тѣлу, то, кромѣ грѣха служенія тѣлу вмѣсто души, такой человѣкъ непремѣнно будетъ грѣшить еще тѣмъ, что будетъ заставлять другихъ людей либо хитростью, либо обманомъ, либо насиліемъ служить себѣ, потому что если человѣкъ угождаетъ тѣлу больше, чѣмъ нужно, то онъ одинъ не можетъ успѣть добыть все то, чтò нужно его тѣлу.

Когда тебѣ чего-нибудь очень хочется для своего тѣла, подумай о томъ, какъ тебѣ когда-то хотѣлось такихъ вещей, которыя тебѣ теперь ни на что не нужны. То же будетъ и съ тѣмъ, чего тебѣ теперь такъ хочется. А вспомни, какъ много ты дѣлалъ и глупаго и худого для того, чтобы добыть тогда то, чего хотѣлось. То же будетъ и теперь съ тѣмъ, чего ты такъ желаешь. И потому лучше не трать силъ на то, чтобы добиться, чего хочется. Не лучше ли постараться отучить себя желать лишняго?

То, чтò не въ тебѣ, пускай это будутъ богатства всего міра, все это будетъ для тебя только тяготой. Если ты желаешь того, чтò не въ тебѣ, то ты — самый жалкій нищій. Истинное добро только въ тебѣ. Освобождайся отъ грѣховъ, чтобы ты могъ любить людей. А люби людей, — и гдѣ бы ты ни былъ и что бы съ тобой ни было, тебѣ будетъ хорошо.

Кажется удивительнымъ и необъяснимымъ, для чего такіе огромные налоги налагаетъ на себя человѣчество употребленіемъ одуряющихъ веществъ: табаку, опіума, всякаго рода винъ. Тѣло не требуетъ ни опіума, ни табаку, ни вина. Уже никакъ не можетъ требовать этого душа.

Зачѣмъ же эти траты? Если это не нужно ни тѣлу, ни душѣ, кому же это нужно? Нужно это тѣлу для того, чтобы не подпасть подъ власть души, а покорить себѣ душу; нужно и душѣ, чтобы не страдать отъ сознанія своей покорности тѣлу.

Совѣсть указываетъ намъ тотъ путь, по которому должно итти. Люди сбиваются съ этого пути и тогда дѣлаютъ одно изъ двухъ: или стараются заглушить голосъ совѣсти, или стараются вернуться на путь совѣсти. Для того, чтобы заглушить голосъ совѣсти, есть три средства: одно — придумать такія разсужденія, по которымъ выходило бы, что надо дѣлать не то, чтò велитъ совѣсть, а совсѣмъ другое. Другое средство въ томъ, чтобы заниматься безъ передышки всякими дѣлами такъ, чтобы некогда было подумать, то или не то я дѣлаю, чтò должно; и третье — самое губительное средство: опьяненіемъ заглушить въ себѣ совѣсть.

X. ГРѢХЪ БОГАТСТВА.

Неразумные люди, когда они богаты, то хлопочутъ и мучаются, какъ бы удержать свое богатство и еще увеличить его. Когда неразумные люди бѣдны, то тоскуютъ отъ своей бѣдности, завидуютъ богатымъ, унижаются передъ ними и отчаиваются. Такъ что неразумные люди бываютъ несчастны и когда богаты, и когда бѣдны. А все несчастіе отъ того, что они неразумны и думаютъ, что на свѣтѣ все дѣлается, какъ придется. Если бы они были разумны, они понимали бы, что все на свѣтѣ дѣлается не какъ придется, а по самому точному закону. Они бы понимали тогда, что богатствами нельзя владѣть безъ тревогъ и заботъ, и что въ богатствѣ ничего нѣтъ хорошаго, что отъ богатства не бываетъ счастья, и богатствомъ нельзя гордиться. Такъ же и бѣдные, если бы они были разумны, понимали бы, что въ бѣдности есть свои выгоды: первое — спокойствіе совѣсти, второе — привычка довольствоваться малымъ и умѣнье работать; и тогда и не завидовали бы богатымъ, а были бы довольны своимъ положеніемъ.

Бѣднымъ, глядя на жизнь богатыхъ, кажется, что это — счастье. А счастье это — столько же счастье, сколько картины, изображающія дерево или зáмок, — дерево и замокъ.

XII. ГРѢХЪ НЕДОБРОЖЕЛАТЕЛЬСТВА.

Начинающаяся вражда подобна водѣ, которая малымъ ручьемъ течетъ черезъ плотину. Не спусти воду — и ручеекъ найдетъ себѣ ходъ, и не успѣешь оглянуться, какъ размоетъ плотину. То же и съ недобрымъ чувствомъ къ людямъ. Дай ходъ злому чувству, не выкинь изъ сердца недоброе чувство къ ближнему — и не успѣешь оглянуться, какъ въ душѣ ничего не останется, кромѣ злобы, какъ въ спущенномъ пруду ничего не останется добраго, кромѣ грязи.

Мы всѣ дурны, и потому все то, чтò мы осуждаемъ въ другихъ, мы всегда найдемъ въ себѣ. Давайте же прощать другъ другу. Одно средство жить въ мірѣ въ мирѣ — это взаимное прощеніе.

Не можетъ быть радости въ душѣ человѣка, который злится. Злыя мысли, какъ медленный огонь, жгутъ и мучаютъ злого человѣка и отравляютъ всё то, чтò могло бы быть радостью.

Когда кто въ сердцахъ бьетъ собаку или лошадь, а чтò хуже всего, человѣка слабѣе себя, то онъ этимъ показываетъ не молодечество, а свою дрянность и слабость.

Для того, чтобы не злиться на людей, первое средство — то, чтобы, когда что-нибудь разсердило тебя, замереть, ничего не дѣлать. А то, если станешь суетиться, то сердце все больше и больше будетъ разгораться.

Второе средство — то, чтобы приглядываться на другихъ людей, какъ они сердятся. Когда видишь, какъ люди дѣлаются гадки, когда сердятся, когда видишь, какъ они становятся похожи на пьяныхъ, на звѣрей, съ красными, злыми, безобразными лицами, хриплыми голосами, съ скверными словами, то невольно подумаешь о томъ, какъ бы и тебѣ не сдѣлаться такимъ же отвратительнымъ. Въ этомъ второе средство.

Если, дѣлая какое-либо дѣло, чувствуешь недоброе чувство къ людямъ, остановись въ начатомъ дѣлѣ и поищи, чтò ты не такъ дѣлаешь, какъ надо. Всякое дѣло хорошо только тогда, когда, дѣлая его, испытываешь любовь, а не зло къ людямъ.

Если бы мы жили духовной жизнью — сознавали бы въ себѣ того Бога, который живетъ въ насъ, то мы не могли бы считать себя обиженными и сердиться. Богъ никогда не можетъ считать себя обиженнымъ и сердиться. То, чтò сердится въ насъ — это самая низкая часть нашего «я».

Мы часто не замѣчаемъ того, что поддаемся тому, чтò дѣлаютъ другіе. Человѣкъ смѣется — и мы смѣемся, человѣкъ зѣваетъ — мы зѣваемъ. Надо пріучать себя не поддаваться чужому примѣру. А то часто бываетъ, что мы поддаемся злому чувству человѣка, когда онъ бранитъ, обижаетъ насъ. Онъ злится — и мы злимся, тогда какъ тутъ-то и дороже всего не поддаться злу, а напротивъ, добротой отвѣтить на злобу.

Если съ злыми людьми будешь такой же, какъ они, то сдѣлаешься скоро злымъ и съ добрыми людьми.

XIII. СОБЛАЗНЪ ГОРДОСТИ.

Гордость, если только захватитъ человѣка, то все дальше и дальше одуряетъ его, и кончается тѣмъ, что человѣкъ доходитъ до такой гордости, что становится хуже сумасшедшаго.

Гордость — какъ ржавчина. Она въѣдается въ душу человѣка и съѣдаетъ ее. И чѣмъ дальше, тѣмъ хуже. Отъ этого то она и бываетъ трудно излѣчима въ старыхъ людяхъ.

Какъ у глаза есть вѣко, чтобы защищаться отъ яркаго свѣта, такъ у гордости есть самоувѣренность для защиты отъ возможности увидать свое заблужденіе. И оба — чѣмъ болѣе берегутъ себя, тѣмъ болѣе зажмуриваются, тѣмъ менѣе видятъ.

Самое обычное изречение гордаго человѣка: «меня не понимаютъ». А спросите у него, чего они не понимаютъ, онъ отвѣтитъ: «не понимаютъ моего величія».

Гордый человѣкъ можетъ коснѣть въ заблужденіи о томъ, что онъ лучше другихъ людей, только въ средѣ такихъ людей, которые сами одержимы тѣмъ же соблазномъ, и, гордясь передъ низшими, поддерживаютъ то же заблужденіе въ тѣхъ, кого они считаютъ высшими. Среди людей христіанской, разумной, доброй жизни гордый человѣкъ, не получая ниоткуда поддержки въ своемъ самомнѣніи, невольно пересталъ бы гордиться.

Не смирененъ тотъ, кто радуется тому, что онъ смирененъ.

Ничто такъ не опредѣляетъ человѣку его значеніе, какъ тѣ сужденія, которыя онъ слышитъ о себѣ. Гордый же человѣкъ первымъ дѣломъ ставитъ себя въ такое положеніе, чтобы не слыхать этихъ сужденій. Если же и слышитъ, то впередъ рѣшаетъ, что это — только голосъ зависти.

Дорожить надо сужденіями о себѣ особенно невыгодными, недоброжелательными, какъ сказалъ кто-то, когда ему сказали, что про него говорятъ дурно: «Они бы еще не то сказали, если бы знали про меня всё то, чтò я знаю».

Гордый человѣкъ съ увѣренностью предписываетъ другимъ, чтò имъ надо дѣлать, тогда какъ самъ не знаетъ, чтò ему нужно для себя дѣлать. Смиренный человѣкъ, напротивъ, старается узнать, чтò ему должно дѣлать, и не позволяетъ себѣ думать о томъ, чтобы предписывать другимъ, чтò имъ надо дѣлать.

Гордость лишаетъ человѣка лучшаго блага — любви. Для любви нужно признавать предметъ своей любви выше себя. Гордые же люди не могутъ никого признать выше себя.

Ничто такъ не разъединяетъ людей, какъ гордость. Гордый человѣкъ несетъ далеко передъ собой какъ бы заборъ, изображающiй его воображаемое величіе, и заборъ этотъ не подпускаетъ никого. Разъединеніе это еще больше, когда гордецъ встрѣчается съ гордецомъ.

Разумный человѣкъ никогда не бываетъ вполнѣ увѣренъ, что онъ правъ. Только гордый человѣкъ, какую бы глупость и гадость ни сказалъ и ни сдѣлалъ, никогда не сомнѣвается въ томъ, что онъ правъ.

Гордость тѣмъ и соблазнительна, что ставитъ человѣка выше осужденія людей. «Чтò бы они ни говорили обо мнѣ, они не могутъ понимать меня».

Нѣтъ ничего опаснѣе и вреднѣе для души, какъ то, чтобы считать себя членомъ какого-нибудь кружка людей. Часто изъ-за товарищества сдѣлаешь нехорошее, чего бы не сдѣлалъ, если бы не былъ въ кружкѣ.

Люди до такой степени потеряли чувство единства и равенства людей между собою, что названія человѣка другого народа считаютъ и понимаютъ ругательствами. «Ахъ ты чувашинъ, татаринъ, нѣмецъ, жидъ».

Мы всегда видимъ тѣ особенныя качества, которыя присущи нашему народу, но рѣдко видимъ свойственные нашему народу недостатки.

Эгоизмъ личный, вызывающій сознаніе неравенства человѣка съ другимъ, дуренъ, это мы всѣ знаемъ. Эгоизмъ семейный, вызывающій признаніе одной семьи выше другой, хуже, но часто мы не только не знаемъ, что этотъ эгоизмъ дуренъ, но считаемъ его добромъ, возвышая свое семейство передъ другими. Эгоизмъ народный, вызывающiй неравенство къ милліонамъ и милліонамъ людей, ужасенъ, и мы его не только не знаемъ и не боимся, но считаемъ великой добродѣтелью.

Какое губительное заблужденіе не признаваться передъ собой и передъ людьми въ своей сдѣланной ошибкѣ, въ своемъ грѣхѣ! Сколько трудовъ, усилій, изворотовъ, лжи, осужденія другихъ, озлобленія даже только для того, чтобы оправдать себя и не признать себя виноватымъ.

А только признай себя виноватымъ, даже если сомнѣваешься въ своей винѣ (всегда выгоднѣе признать себя виноватымъ, даже если не виноватъ, чѣмъ невиноватымъ, когда виноватъ), признай себя виноватымъ, и всё распутано и легко, спокойно и радостно. Ошибка вся въ признаніи жизни во времени. Есть ли, нѣтъ ли ошибки, она была сдѣлана въ прошедшемъ, которого нѣтъ. Теперь же, въ настоящемъ, что нужно дѣлать? Понятно, одно: смиряться и быть въ любви со всѣми.

XIV. СОБЛАЗНЪ СЛАВЫ ЛЮДСКОЙ.

Узокъ путь, ведущій въ жизнь, и немногіе находятъ его. Немногіе находятъ его потому, что большинство людей идетъ вмѣстѣ съ толпой по широкому пути. A настоящій путь — узкій, только на одного человѣка, и для того, чтобы найти его, надо итти не вмѣстѣ сразу съ толпой, a слѣдомъ за мудрецами и святыми: Буддой, Сократомъ, Христомъ. Святые люди по одиночкѣ прокладывали дорогу для себя. И милліоны людей шли за ними, но не всѣ вдругъ, а одинъ за другимъ.

Разница между двумя путями въ томъ, что когда идешь съ толпой съ шумомъ и гамомъ по широкой дорогѣ, то не знаешь, зачѣмъ идешь, и куда заведетъ тебя толпа. Заводитъ же она всегда къ пропасти. А когда идешь по узкой дорожкѣ по слѣдамъ великихъ учителей, то идешь спокойно и твердо знаешь, куда идешь. Идешь въ жизнь блаженную и вѣчную.

Если толпа ненавидитъ кого-нибудь, то не надо думать, что человѣкъ этотъ заслуживаетъ ненависть, а внимательно изслѣдовать, почему это такъ. Если же толпа хвалитъ кого-нибудь, надо не поддаваться общему мнѣнію, а внимательно изслѣдовать это прежде, чѣмъ судить. Это надо дѣлать потому, что толпа способна заблуждаться такъ же, какъ отдѣльные люди, и даже чаще, чѣмъ отдѣльные люди. Не надо также приписывать особеннаго значенія словамъ человѣка прославленнаго и пренебрегать словами человѣка неизвѣстнаго и неважнаго, хотя бы это былъ дурачекъ или ребенокъ.

Люди склонны вѣрить внѣшнимъ признакамъ осужденія и возвышенія. Намъ трудно признать въ человѣкѣ подъ стражей, въ тюрьмѣ и арестантской одеждѣ существо столь же достойное уваженія, какъ въ человѣкѣ въ богатой одеждѣ, ѣдущемъ въ богатомъ экипажѣ. А между тѣмъ судить объ ихъ достоинствѣ мы могли бы только, если бы знали ихъ внутреннія побужденія.

Хорошо человѣку быть стыдливымъ, но хорошо это тогда, когда человѣкъ стыдится того, чтò дурно передъ Богомъ, а не того, чтò дурнымъ кажется людямъ. Бываетъ такъ, что человѣкъ стыдится того, что онъ дурно одѣтъ въ праздникъ, а не стыдится того, что онъ куритъ, пьетъ, развратничаетъ.

Стыдно бываетъ передъ людьми, a грѣшно — передъ Богомъ.

Не надо бояться стыднаго передъ людьми, а надо бояться только того, чтò грѣшно передъ Богомъ. Бываютъ дѣла такія, что и стыдно и грѣшно ихъ. Стыдно, совѣстно и грѣшно украсть, солгать, объѣсться, напиться. Такія дѣла надо стараться никогда не дѣлать. Но бываютъ такія, что ихъ стыдно передъ людьми, но не грѣшно передъ Богомъ: признаться въ своемъ грѣхѣ, попросить прощенія у того, кого обидѣлъ. Грѣшно не сдѣлать такія дѣла, надо пріучать себя всегда дѣлать и не бояться стыда передъ людьми.

Люди думаютъ, какъ отцы ихъ думали; а отцы ихъ думали, какъ дѣды думали; a дѣды думали, какъ прадѣды думали; а прадѣды думали, какъ прапрадѣды думали; a прапрадѣды — совсѣмъ не думали.

XV. СОБЛАЗНЪ НАКАЗАНІЯ.

«Непротивленіе злу!? Какъ это неисполнимо, дико», говорятъ люди теперь. А это непротивленіе не есть что-нибудь новое, это — только опроверженіе того обмана, по которому разумныя существа могутъ, будто бы, не отказываясь отъ любви и разума, для уничтоженія зла, увеличивая зло, признавать порывы своей низшей, животной природы, желаніе мщенія — своимъ закономъ жизни. Ужасно!

Говорятъ, что при непротивленіи нѣтъ защиты, но для христіанина и не нужно никакой защиты. Все, чтò можетъ сдѣлать злодѣй — это лишить собственности, убить, а всего этого не боится христіанинъ. Христiанину, не заботящемуся о томъ, чтò ѣсть и чтò пить и во чтò одѣться, и знающему, что безъ воли Отца не упадетъ волосъ съ его головы, нѣтъ повода дѣлать насиліе надъ злодѣемъ. Злодѣй ничего не можетъ сдѣлать ему.

Если человѣкъ вѣритъ въ ученіе Христа, то въ человѣкѣ есть двѣ жизни: жизнь плотская, смертная, и жизнь истинная, несмертная, которыя не только не совпадаютъ, но противуположны и исключаютъ одна другую, такъ что, спасая жизнь плотскую, люди губятъ жизнь истинную, и напротивъ, губя, жертвуя плотской во имя служенія жизни людей, люди пріобрѣтаютъ жизнь истинную. Человѣкъ, который повѣритъ въ это, уже не можетъ не поступать совершенно противуположно тому, какъ онъ поступалъ, не имѣя этого жизнепониманія, не вѣря ученію Христа.

Для обеспеченія жизни плотской человѣку съ прежнимъ жизнепониманіемъ нужно собирать богатства, не отдавать, а защищать ихъ, защищать свою жизнь.

Для обезпеченія истинной жизни человѣку съ Христовымъ жизнепониманіемъ нужно, напротивъ, не собирать имущество, но отдавать то, чтò хотятъ взять, и не только не защищать свою жизнь, не только подставлять другую щеку, когда ударятъ по одной, но отдавать всю свою жизнь для пріобрѣтенія истинной жизни.

То, что церкви не признаютъ того, что христіанинъ не можетъ и не долженъ ни въ какомъ случаѣ воздавать зломъ за зло, не можетъ наказывать, можетъ значить одно изъ двухъ: или то, что исповѣданіе вѣры, основанное на любви, не допускающей насилія, неправильно, противно духу Христа, но утверждать это невозможно человѣку, понимающему ученіе; или то, что они не признаютъ заповѣди непротивленія злу насиліемъ потому, что не исповѣдуютъ христіанское ученіе, а только называютъ себя христіанами.

Для людей, властвующихъ надъ другими людьми, ученіе о любви, включающее въ себя любовь къ врагамъ и исключающее всякое насиліе, представляется неяснымъ и требующимъ толкованій и исключеній.

Для христіанъ же, сердцемъ и жизнью исповѣдующихъ ученiе, заповѣдь ясна и понятна и не допускаетъ исключеній.

Люди говорятъ, что справедливо и нужно воздавать зломъ за зло. Ученіе же истины говоритъ, что истина и благо только въ любви.

А если человѣкъ любитъ, то какъ бы онъ ни пострадалъ отъ другого, онъ не можетъ дѣлать ему зло.

«Вы слышали, что сказано: око за око и зубъ за зубъ. А я говорю вамъ: не противься злому. Но кто ударитъ тебя въ правую щеку твою, обрати къ нему и другую». (Мат., гл. 5, ст. 38—39.)

Христосъ учитъ тому, чтобы не противиться злу. Ученіе это истинно, потому что оно вырываетъ съ корнемъ зло изъ сердца и обиженнаго и обижающаго. Ученіе это запрещаетъ дѣлать то, отъ чего умножается, а не прекращается зло въ мірѣ. Когда одинъ человѣкъ нападаетъ на другого, обижаетъ его, онъ этимъ зажигаетъ въ другомъ чувство ненависти, корень всякаго зла. Чтò же надо сдѣлать, чтобы потушить это чувство зла? Неужели сдѣлать то самое, чтò вызвало это чувство зла, т.-е. повторить дурное дѣло? Поступить такъ значитъ вмѣсто того, чтобы изгнать дьявола, усилить его. Сатану нельзя изгнать сатаною, неправду нельзя очистить неправдой, и зло нельзя побѣждать зломъ.

И потому непротивленіе злу зломъ есть единственное средство побѣдить зло. Оно сокрушаетъ голову змія. Оно убиваетъ злое чувство и въ томъ, кто сдѣлалъ зло, и въ томъ, кто понесъ его.

Случилось въ старину одному царю простить, по просьбѣ своего шута, присужденнаго къ казни человѣка. И слышалъ шутъ, какъ царь говорилъ своимъ домашнимъ о томъ, какъ онъ радъ, что простилъ этого человѣка. «У меня на душѣ праздникъ», говорилъ царь. «Вспомню, какъ онъ обрадовался, — точно свѣтъ какой просіяетъ въ душѣ, такъ радостно станетъ».

Случилось скоро послѣ этого, что донесли царю про его начальника, что начальникъ этотъ обманулъ царя и ругалъ его. И вотъ царь задумалъ судить и казнить его. Узналъ про это шутъ и пришелъ къ царю и сталъ поздравлять его.

— «С чѣмъ поздравляешь, дуракъ?»

— А съ радостью.

— «Какой?»

— А какъ же, тотъ начальникъ обманулъ и обругалъ тебя.

— «Ну, такъ что жъ?»

— А то, что не обмани и не обругай онъ тебя, тебѣ бы нельзя простить его. А теперь простишь — и будешь радоваться.

Царь подумалъ и сдѣлалъ такъ, какъ сказалъ шутъ.

Одинъ человѣкъ, чтобы оградиться отъ собакъ, беретъ съ собой хлѣбъ и кормитъ бросающихся на него собакъ; другой беретъ съ собою большую палку и отгоняетъ ею собакъ. Какой изъ нихъ безопаснѣй?

XVI. СУЕВѢРІЕ НАСИЛІЯ.

Люди часто вѣрятъ въ то, что кто-то другой, а не они сами, можетъ сдѣлать ихъ жизнь лучшею. Часто тратятъ много силъ на то, чтобы заставить людей улучшить ихъ жизнь. Такіе люди похожи вотъ на чтò: Проѣзжая по дорогѣ, люди стали передъ сломаннымъ мостомъ надъ ручьемъ и трясиной, и вмѣсто того, чтобы самимъ починить мостъ, пошли въ деревню и стали бы браниться съ жителями, выгоняли бы ихъ на работу къ мосту. Жители ссылались бы на то, что работа эта не за ними, и началась бы ссора и драка, и мостъ все бы не былъ починенъ, и проѣзжіе мучили бы лошадей по трясинѣ.

Такъ же дѣлаютъ люди, когда жалуются на дурное устройство, дурные порядки.

Только не думали бы люди о дурныхъ или хорошихъ порядкахъ, a дѣлали бы каждый свое дѣло, чтò кому нужно, не укоряя другихъ, и установились бы самые лучшіе порядки, и всѣмъ бы хорошо жить было.

Суевѣріе возможности устройства одними людьми жизни другихъ тѣмъ ужасно, что подобіе этого устройства всегда поддерживается насиліемъ и держится только до тѣхъ поръ, пока не прекращается насиліе.

XVII. СУЕВѢРІЕ ГОСУДАРСТВА.

Была масляница. Послѣдній день. Выпили мужики. Помянулъ одинъ про худое дѣло другого, огрызнулся мужикъ. Слово за слово, вступились другіе, стали ругаться. Толконулъ одинъ другого; подрались мужики такъ, что одному бороду выдернули, другому два зуба вышибли, глаза подбили. Насилу розняли мужиковъ. И разошлись по домамъ. Сидятъ мужики по домамъ, бабы собираютъ ужинать. И вспомнилъ одинъ, что нынче прощеный день. «А что, — говоритъ, — братцы, хоть они мнѣ и глазъ подбили, а нехорошо мы сдѣлали, надо помириться. Пойдемъ, какъ должно, проститься». Согласились и другіе мужики и пошли къ тѣмъ, съ какими дрались, и стали просить прощенія. Сознались и тѣ и поклонились другъ дружкѣ и помирились.

Хорошаго мало и въ винѣ и въ дракѣ, да по крайней мѣрѣ почуяли свой грѣхъ люди и покаялись.

Не то бываетъ на войнѣ: сойдутся люди не то, что бороду вырвать или глазъ подбить, а на смерть калѣчатъ, убиваютъ сотни тысячъ людей. И не то что не каются, а прославляются тѣмъ, что побили много народа. Какъ ни велико зло отъ войны, что разоряютъ, калѣчатъ, убиваютъ людей, самое худшее зло отъ войны — то, что люди дѣлаютъ самый великій грѣхъ убійства и не каются.

Нельзя взвѣсить того нравственнаго зла, которое производитъ существованіе военнаго сословія и вызываемыя имъ войны. Видъ всякаго совершаемаго зла развращаетъ людей. Когда же, какъ при существованіи военнаго сословія, занятаго только приготовленіемъ къ убійству, убійства на войнахъ не только открыто совершаются, но возводятся въ доблесть, вредъ этотъ ужасенъ.

По божьему закону никто не можетъ сказать про какую бы то ни было часть земли — большую или малую: земля эта моя, я одинъ, молъ, могу жить и работать на ней и всѣхъ могу согнать съ нея.

Этого по божьему закону не можетъ быть, потому что всѣ люди равны передъ Богомъ, и земля дана Имъ всѣмъ людямъ: и тѣмъ, которые теперь живутъ, и тѣмъ, которые и нынче, и завтра, и не переставая родятся на ней. Если бы можно было богатымъ людямъ покупать землю и владѣть ею, то могло бы случиться то, что богатые люди скупили бы всю землю и позволяли бы жить на ней только тѣмъ, которые угодны имъ. Тѣхъ же, которые неугодны имъ, они бы могли спихнуть съ земли, т.-е. убить. Развѣ это возможно?

Плылъ корабль по морю, сдѣлалась буря, корабль сталъ тонуть, и всѣ, кто были на кораблѣ, спаслись, какъ могли, на островъ. Одни приплыли раньше, другіе позже. Что же, разве могутъ тѣ, которые приплыли раньше на островъ, запретить тѣмъ, которые приплыли послѣ, жить на островѣ и кормиться землей?

То же самое и со всей землей. Теперь люди живутъ и кормятся землей. Ну, а что же тѣ, которые родятся теперь? Развѣ они не такіе же люди? И такое же у нихъ право на землю. Земля не можетъ быть собственностью одного или нѣсколькихъ людей, она — собственность всѣхъ. И потому, тотъ, кто владѣетъ землей, долженъ платить за нее всѣмъ то, чтò стоитъ это владѣніе. Тогда всѣмъ будетъ ровно, и никто не будетъ владѣть землею, не работая или дурно работая на ней.

Войны, если и будутъ когда-либо уничтожены, уничтожатся не сверху. Война выгодна слишкомъ многимъ. Уничтожится война только тогда, когда всѣ тѣ, которые наиболѣе страдаютъ отъ войны, поймутъ, что имъ надо повиноваться требованіямъ Бога, живущаго въ нихъ, а не людямъ. И просто перестанут повиноваться тѣмъ, кто принуждаютъ дѣлать зло, противное ихъ природѣ и волѣ Бога.

Правительственная власть держится всегда только насиліемъ. Если люди не исполняютъ того, чтò имъ предписывается, правительства разоряютъ, сажаютъ въ тюрьмы, казнятъ. Безъ такихъ дѣлъ никогда не можетъ стоять никакая власть. Дѣла же эти противны свободѣ человѣка, достоинству его и, главное, закону Бога — любви. И потому и правительства съ своими дѣлами противны закону Бога — любви.

Машина государственная есть страшная машина. Если бы люди понимали все ея зло, они никогда бы не устраивали ее и не пользовались ею.

Если человѣкъ навѣрное знаетъ высшій законъ своей жизни, то онъ не станетъ подчиняться закону, который предписываютъ ему люди, не признающіе высшаго закона и, кромѣ того, несогласные между собой, другъ на друга нападающіе и называющiе себя одни — французскимъ, другіе — нѣмецкимъ, третьи — русскимъ правительствомъ.

Государственное устройство есть временная форма, въ свое время возникшая и въ свое время подлежащая уничтоженію. Время это наступило. Государственное устройство въ наше время несовмѣстимо съ сознаніемъ большинства.

Большая часть злыхъ дѣлъ, совершаемыхъ людьми: воровства, ограбленія, убійствъ, совершались и совершаются во имя суевѣрій людскихъ, соединяющихъ членовъ одного государства, народа, церкви. Избавленіе отъ этого обмана — въ признаніи себя не членомъ какой бы то ни было части человѣчества, а сыномъ Божьимъ.

Не можетъ быть доброй жизни, если слѣдовать древнему Моисееву закону: «око за око и зубъ за зубъ». А на этомъ законѣ стоитъ все государство съ своимъ правительствомъ.

Если человѣкъ подчиняется законамъ людскимъ, онъ чувствуетъ себя рабомъ однихъ людей и разъединеннымъ съ другими, и жизнь для него становится зломъ; если же онъ подчиняется закону Бога, онъ чувствуетъ себя свободнымъ отъ всѣхъ человѣческихъ узъ и соединеннымъ со всѣми существами міра, и жизнь его становится благомъ.

Когда отдельные люди дѣлаютъ насильническіе дѣла: убійства, грабежи, то дѣла эти не такъ вредны, какъ когда тѣ же дѣла дѣлаютъ люди, считающіе себя въ правѣ это дѣлать, какъ это дѣлается слугами государства: сборщиками податей, губернаторами, военными, начальниками. Когда это дѣлаютъ отдѣльные люди, и они и другіе люди знаютъ, что это дурно; когда же дѣлается это слугами правительства, то они не только не стыдятся этого, но гордятся, и считаютъ это добрыми дѣломъ.

Надо помнить, что есть законъ, общій всѣмъ людямъ и самый важный, — такой законъ, отъ которого нельзя отступать: законъ Божій. Законы государства тогда особенно вредны, когда они противны Божескому закону. Надо помнить это и если они не согласны съ Божескимъ закономъ, не исполнять ихъ.

XVIII. СУЕВѢРІЕ ЦЕРКВИ.

Церковь не есть то, чѣмъ она себя опредѣляетъ, — собраніе вѣрующихъ со Христомъ во главѣ, — a мірское учрежденіе. Если она — собраніе вѣрующихъ съ Христомъ во главѣ, то для нея невозможно преслѣдованіе. Если же она — мірское учрежденіе, то оно необходимо.

Люди постоянно движутся отъ худшей жизни къ лучшей, отъ злой къ доброй. Тѣ, кто живутъ дурной жизнью, не хотятъ измѣнять своей жизни и потому особенно упорно держатся за тѣ ученія, которыя оправдываютъ ихъ недобрую жизнь. Отъ этого такъ упорно держатся люди зa церковную вѣру.

Среди людей, живущихъ въ суевѣріяхъ государства, церкви, науки, все больше и больше распространяются одуряющія вещества: табакъ, вино, — и никакія проповѣди не могутъ уменьшить этихъ привычекъ. Среди людей, свободныхъ отъ суевѣрій, живущихъ разумной жизнью, эти привычки не существуютъ, имъ не зачѣмъ заглушать въ себѣ разумъ, они, напротивъ, стараются какъ можно болѣе руководиться имъ. Такое оставленіе одуряющихъ веществъ всегда повторяется среди обществъ, выдѣляющихъ себя изъ церкви и государственнаго устройства, — такъ называемыхъ сектантовъ.

Одинъ изъ признаковъ лжи тотъ, что она всегда бываетъ изукрашена. Истинѣ не нужны украшенія, они только бы затемняли ее.

Отъ этого такое великолѣпіе окружаетъ всѣ церковные обряды.

Слова мои не отмѣнятъ слова Божія, но слово Божіе можетъ отмѣнить мои слова.

Магометъ.

XIX. СУЕВѢРІЕ НАУКИ.

Лучше ничего не знать, чѣмъ знать то, чтò неправда. Лучше ничего не знать про небо, чѣмъ думать, что оно твердое и на немъ сидитъ Богъ. И лучше ничего не знать про то, на чемъ стоитъ земля, чѣмъ думать, что она на трехъ китахъ.

Лучше не знать многаго изъ того, чтò можно знать, чѣмъ стараться познавать то, чтò не дано знать человѣку. Отъ такихъ стараній человѣкъ и одуряется и начинаетъ много о себѣ думать. Такіе люди часто притворяются, что они знаютъ то, чего не знаютъ, и это еще хуже.

Чѣмъ жизнь людей дальше отъ ихъ назначенія, чѣмъ меньше въ ней любви, тѣмъ больше между людьми распространено то или иное суевѣріе. Сначала царили всѣ три суевѣрія. Церковное почти разрушено, государственное начинаетъ разрушаться, научное еще во всей зловредной силе.

Есть только одна наука, безъ которой нельзя жить человѣку. Это — наука о томъ, чтò такое жизнь человѣка, зачѣмъ человѣкъ живетъ на свѣтѣ, и чтò ему надо дѣлать?

Всѣ другія науки, отъ простой грамоты до самыхъ хитрыхъ наукъ, не только не на пользу, но на вредъ человѣку, если онъ не знаетъ этой главной науки.

Безъ этой науки человѣкъ никогда не будетъ знать, какое дѣло самое нужное, какое менѣе нужное и какое надо дѣлать прежде и какое послѣ. Если человѣкъ не знаетъ, зачѣмъ пашутъ и боронуютъ, то онъ, пожалуй, станетъ прежде бороновать, а потомъ пахать. Такъ и человѣкъ, если не знаетъ главной науки, какъ жить, станетъ учиться по-латыни и по-гречески или часовому мастерству прежде, чѣмъ учиться воздерживаться отъ страстей и жить въ мирѣ съ людьми.

Наука, какъ жить человѣку, та наука, которой училъ людей Христосъ, всѣмъ наукамъ голова, и безъ нея всякій человѣкъ, пройди онъ всѣ университеты и говори на всѣхъ языкахъ, никуда не годится.

Не бойся незнанія, бойся того, чтобы думать, что знаешь то, чего не знаешь. Лучше совсѣмъ не знать, чѣмъ знать кое-какъ. Для того, чтобы знать что-нибудь по-настоящему, надо знать такъ, чтобы умѣть ясно пересказать другому то, чтò знаешь. Для того, чтобы такъ знать, надо одному самому съ собой обдумать то, чтò узналъ, и даже вслухъ разсказать то, чтò обдумалъ, самому себѣ.

Человѣкъ не можетъ знать всего. И нѣтъ никакой бѣды въ томъ, чтобы знать очень мало или даже ничего не знать. Бѣда въ томъ, чтобы знать навыворотъ или думать, что знаешь то, чего не знаешь.

И потому всѣ силы надо тратить не на то, чтобы много знать, а на то, чтобы не ошибаться.

Не выходя изъ воротъ и не глядя въ окно, мудрый человѣкъ все знаетъ, чтò ему нужно знать. Чѣмъ дальше ходишь, тѣмъ меньше знаешь. Истинное знаніе не въ вещахъ, а въ самомъ человѣкѣ.

Не думай, что отъ того, что будешь много читать, поумнѣешь. Дорого не много читать, а то, чтобы читать только хорошія книги и понять и обдумать то, чтò прочелъ. Какъ бываетъ пища на пользу, когда принимаешь ее въ мѣру, такъ и съ книгами: слишкомъ много читать всегда вредно, а особенно глупыя книги.

А какъ людей гораздо больше глупыхъ, чѣмъ умныхъ, такъ и книгъ. И потому, какъ въ многомъ глаголаніи (говореньи) нѣтъ спасенія, такъ и въ многомъ чтеніи.

Ученый человѣкъ, это — лѣнтяй, который убиваетъ время ученьемъ. Бойся его ложнаго поученія: оно болѣе опасно, чѣмъ невѣжество.

Бернардъ Шоу.

Тотъ, кто можетъ, дѣлаетъ; тотъ, кто не можетъ, учитъ.

Бернардъ Шоу.

XX. УСИЛІЕ.

Когда человѣкъ начинаетъ жить для души, старается исправить себя отъ дурного, то никогда не бываетъ, чтобы человѣкъ сразу добился хорошей жизни. Всегда бываетъ такъ, что какъ ни старается человѣкъ, онъ нѣтъ-нѣтъ и согрѣшитъ и сдѣлаетъ то, чего не хотѣлъ дѣлать. И вотъ тогда находитъ часто на человѣка искушеніе. «Сколько ни старайся, думаетъ тогда человѣкъ, всё равно согрѣшишь. Нельзя человѣку безъ грѣха быть. Лучше уже не стараться. Старайся, не старайся, все одно».

Не надо поддаваться такому искушенію.

Если упалъ, то не лежи на мѣстѣ, а поднимайся и иди и только старайся лучше оглядывать дорогу и не спотыкаться.

То же и въ грѣхахъ. Ошибся — поправляйся, опять ошибся — опять поправляйся. Опять и опять. Только дѣлай такъ, и чѣмъ дальше будешь итти, тѣмъ меньше и меньше будешь ошибаться.

Дѣло не въ томъ, чтобы быть безгрѣшному. Безгрѣшнымъ никто не можетъ быть. A дѣло въ томъ, чтобы все меньше и меньше грѣшить.

Для человека, всю свою жизнь положившаго на усиліе нѣтъ стѣсненій свободы и нѣтъ страховъ, страданій, нищеты, болѣзней, потерь, униженій, нѣтъ зла, потому что все это есть именно то, противъ чего ему нужно дѣлать усиліе, a усиліе даетъ ему благо.

Не падай духомъ и не унывай, если тебѣ не сразу удается быть такимъ, какимъ бы ты хотѣлъ быть, и исполнить все то хорошее, чтò ты желалъ бы.

Пословица говоритъ: Москва не въ одинъ день построилась. Такъ и изъ дурного человѣка нельзя сразу сдѣлать хорошаго.

Если не попалъ въ цѣль, цѣлься лучше; если упалъ, — поднимайся; если завязъ, — выпрастывайся; если не привыкъ, — пріучайся.

XXI. УСИЛІЕ САМООТРЕЧЕНIЯ.

Вопросъ: Вы признаете, что любовь — радостное чувство?

Отвѣтъ: Да.

В. Признаете, что могутъ быть условія, увеличивающія и уменьшающія ее?

О. Да.

В. Какое дѣйствіе на силу любви производитъ забота о себѣ?

О. Уменьшающее.

В. А какое дѣйствіе на силу любви производитъ отреченіе отъ себя?

О. Увеличивающее.

Давайте такъ и дѣлать. Но, можетъ быть, заботы о себѣ даютъ больше радости, чѣмъ любовь? Обсудите.

Самопожертвованіе матери ни хорошо, ни дурно, такъ же, какъ трудъ. И то и другое хорошо только, когда разумно и любовно. А трудъ для себя и самопожертвованіе для своихъ исключительно дѣтей не заключаетъ въ себѣ ничего хорошаго.

Только тогда всякое дѣло будешь дѣлать такъ, какъ должно, когда отречешься совсѣмъ отъ своей воли.

Трудно молодому человѣку понять, что благо его въ пренебреженiи къ своему тѣлу, въ отреченіи отъ себя. Да и нельзя и не нужно достигнуть этого сразу. Сначала только не дѣлай дурного, потомъ старайся дѣлать одно хорошее, а потомъ уже поймешь, что самое лучшее — отдать самого себя.

Человѣкъ, который пойметъ, что онъ можетъ и долженъ жить духовною жизнью, почувствуетъ особенную радость, такую, какая не бываетъ ни отъ чего другого.

Пойми хорошенько, что у тебя нѣтъ ничего, ничего нѣтъ, кромѣ твоей души. Богатство, вообще, всякое имущество ненадежно; тоже и то, что тебя люди хвалятъ или почитаютъ. Такъ же ненадежно и самое твое тѣло. Все это нынче есть, завтра ничего не останется. Чтò же надежно?

Одно: твоя добрая жизнь, твое стараніе доброй жизни. Стараніе это не можетъ пропасть даромъ, и никто не можетъ отнять у тебя то, что ты пріобрѣлъ. Только добро твердо и надежно. Только оно даетъ тебѣ то благо, котораго ты жаждалъ, не переставая. Все остальное — ничто.

Себялюбіе нужно для того, чтобы жить отдѣльной жизнью. А между тѣмъ, какъ только живешь для себя, такъ погибель; какъ внѣ себя, такъ спокойствіе, радость и себѣ и другимъ. Въ томъ, что это такъ — таинственная для насъ воля Его.

То, чтò ты дѣлаешь другому, ты дѣлаешь себѣ. Отъ этого и бываетъ то, что, сдѣлавъ добро, радуешься, a сдѣлавъ зло, какъ бы оно ни было выгодно тебѣ, тоскуешь.

Кажется странно, что для того, чтобы быть счастливымъ, надо заботиться не о себѣ, а о другихъ. А только начни жить такъ, и скоро почувствуешь, что чѣмъ меньше о себѣ думать, тѣмъ жизнь становится спокойнѣе и радостнѣе.

Больше давай, меньше требуй. Сначала кажется, что отъ этого будетъ меньше удовольствій, а только испытай — и увидишь, что чѣмъ больше даешь и меньше требуешь, тѣмъ больше тебя любятъ люди. А на свѣтѣ нѣтъ большей радости, какъ быть любимымъ.

Отреченіе человѣка отъ своей животной личности неизбѣжно влечетъ за собой сліяніе его съ духовной сущностью.

Люди часто говорятъ: нельзя понять, для чего самоотреченіе. А надо бы сказать напротивъ: нельзя понять, для чего себялюбіе?

Солдатъ тогда только хорошій солдатъ, когда онъ на всякій часъ готовъ умереть по волѣ начальства; такъ и человѣкъ тогда только хорошій человѣкъ и тогда только награждается радостью въ жизни, когда онъ на всякій часъ готовъ отдать свою жизнь для исполненія воли Бога.

Кто-то сказалъ: кто унизится, тотъ возвысится; кто покорится, тотъ покоритъ; кто отречется отъ счастья, тотъ получитъ благо. Всё это только то, чтò сказано: «кто погубитъ жизнь свою, тотъ получитъ ее».

Часто люди много заботятся о томъ, чтобы сберечь, не истратить свою жизнь, и печалуются о томъ, что жизнь ихъ ослабѣваетъ и проходитъ.

Хозяинъ послалъ приказчика весной въ имѣніе и далъ ему денегъ, чтобы устроить хозяйство. А приказчикъ вмѣсто того, чтобы нанять рабочихъ, пахарей, купить сѣмянъ, засѣять поле, окопать сады, поправить постройки, днемъ и ночью берегъ хозяйскія деньги, перекладывалъ, пересчитывалъ золотые, мылъ мыломъ и чистилъ щетками.

И когда пріѣхалъ хозяинъ и увидалъ, что постройки заваливаются, поля не паханы и не сѣяны, онъ позвалъ приказчика и спросилъ: «Куда же ты деньги мои дѣлъ?» Тогда приказчикъ досталъ деньги и всѣ бумажки разглаженныя и золотые вымытые принесъ хозяину.

— Всѣ твои, — говоритъ, — деньги цѣлы, только, чтò нужно было, на себя израсходовалъ.

— Дуракъ ты, дуракъ, — сказалъ хозяинъ, — зачѣмъ же мнѣ было тебя кормить, коли ты ничего не дѣлалъ и все мое имѣніе изгадилъ. Ступай, откуда пришелъ, a мнѣ такихъ дураковъ не нужно.

То же и съ людьми, которые берегутъ свое тѣло и здоровье. И тѣло и здоровье даны имъ только на то, чтобы тратить на работу хозяину — Богу. А глупые люди думаютъ, что оно дано имъ на то, чтобы беречь его.

Тѣло человѣка — то же, что ледъ весною. Тужить о томъ, что тѣло старѣется и слабѣетъ, все равно, что тужить о томъ, что солнце грѣетъ и ледъ таетъ.

XXII. УСИЛІЕ СМИРЕНIЯ.

Мы хорошо видимъ и твердо помнимъ то худое, что дѣлаютъ другіе, но не видимъ своего худого, а если что сдѣлали худого, то сейчасъ забываемъ.

Забывай поскорѣе то, чтò знаешь худого о людяхъ и чтò знаешь о себѣ хорошаго. А напротивъ, старайся помнить все то доброе, чтò дѣлаютъ другіе, и то худое, чтò самъ дѣлаешь.

Гордость не можетъ быть ничѣмъ излѣчима, кромѣ какъ смиреніемъ. Смирененъ же можетъ быть только тотъ человѣкъ, который сравниваетъ себя не съ другими людьми, а съ тѣмъ совершенствомъ, которое всегда стоитъ передъ его духовнымъ взоромъ.

Человѣка можно сравнить съ дробью. Числитель, это — достоинства человѣка; знаменатель, это — оцѣнка человѣкомъ самого себя. Увеличить своего числителя — свои достоинства — не во власти человѣка, но всякій можетъ увеличивать или уменьшать своего знаменателя — свое мнѣніе о самомъ себѣ. Увеличивая своего знаменателя, гордый человѣкъ даже при большомъ числителѣ можетъ довести дробь до самой малой величины. Смиреніемъ же человѣкъ, уменьшая своего знаменателя, даже при маломъ числителѣ можетъ довести дробь до самой большой величины.

Если сойдешься втроемъ, то навѣрно найдешь двухъ учителей. Отъ разумнаго человѣка научись его разумному сужденію. Слушая же неразумнаго, постарайся найти въ себѣ подобное и избавиться отъ заблужденій.

Ничто не облегчаетъ такъ жизнь людей, какъ признаніе своего призванія въ служеніи Богу.

Сравни землю съ небомъ, и земля — пылинка. Какъ же ты, дуракъ, думаешь о себѣ, что ты — что-то большое?

Ангелусъ Силезіусъ.

Такъ же какъ для души хорошо каяться и передъ Богомъ и передъ людьми, открывать людямъ свои дурныя дѣла, такъ же, напротивъ, вредно для души напоминать другимъ о ихъ грѣхахъ и оправдывать себя, сравнивая свои поступки съ поступками другихъ, которые ты считаешь нехорошими.

Какое губительное заблужденіе не признаваться передъ собой и передъ людьми въ своей сдѣланной ошибкѣ, въ своемъ грѣхѣ! Сколько трудовъ, усилій, изворотовъ, лжи, осужденія другихъ, озлобленія даже только для того, чтобы оправдать себя и не признать себя виноватымъ.

А только признай себя виноватымъ, даже если сомнѣваешься въ своей винѣ (всегда выгоднѣе признать себя виноватымъ, даже если не виноватъ, чѣмъ невиноватымъ, когда виноватъ), признай себя виноватымъ — и все распутано и легко, спокойно и радостно. Ошибка вся въ признаніи жизни во времени. Есть ли, нѣтъ ли ошибки, она была сдѣлана въ прошедшемъ, котораго нѣтъ. Теперь же въ настоящемъ, чтò нужно дѣлать? Понятно, одно: смириться и быть въ любви со всѣми.

Если видишь, что человѣкъ думаетъ про себя, что онъ знаетъ очень мало, что есть много людей гораздо умнѣе его, и что онъ желаетъ узнать, научиться, а не учить, знай, что это, навѣрное, и добрый и умный человѣкъ.

Вода сильнѣе всего оттого, что она течетъ и ни съ кѣмъ не споритъ. Втечетъ она въ ящикъ, — она четвероугольная, втечетъ она въ ведро, — она круглая. Покуда ничто не загораживаетъ ее, она все течетъ; притечетъ къ плотинѣ, она останавливается, но все течетъ — или прорветъ плотину или пойдетъ черезъ нее. Оттого-то вода и нужнѣе всего и сильнѣй всего.

Надо и людямъ быть какъ вода.

XXIII. УСИЛIE ПРАВДИВОСТИ.

Ложь передъ другими только запутываетъ дѣло и отдаляетъ рѣшеніе; но ложь передъ самимъ собой губитъ всю жизнь человѣка.

Дѣти и животныя не лгутъ, а говорятъ и дѣлаютъ то, чтò чувствуютъ. Имъ не нужна ложь, потому что они не заботятся о мнѣніи людей.

Ошибочно огорчаться преслѣдованіями, нападками и гоненіями противъ мудрости. Мудрость была бы не мудрость, если бы она не обличала безуміе дурной жизни. А люди были бы не люди, если бы они, не перемѣнивъ свою жизнь, спокойно могли перенести обличенія.

Ложь часто измѣняется и забывается. Истина же, какъ бы мала она ни была, никогда не измѣняется и не забывается, а остается навѣки тѣмъ, чѣмъ она была, сколько бы люди ни старались скрыть или ложно перетолковать ее.

Свѣтъ для тѣла — въ глазу, и потому, если глазъ чистъ, то и тѣло въ свѣтѣ. Если же глазъ засоренъ и не видитъ, то все тѣло будетъ во тьмѣ. То же и съ душою. Если разумъ не затуманенъ, то вся душа будетъ въ свѣтѣ. Если же разумъ заглушенъ ложнымъ ученіемъ, то вся душа будетъ во тьмѣ.

Всѣ безсмысленныя вѣрованія держатся больше всего на томъ оправданіи, которое они даютъ поступкамъ людей, исповѣдующихъ эти вѣрованія.

Какъ трудно и какъ важно чисто мыслить, независимо отъ своего положенія сказать себѣ: «хочу знать истину и исповѣдывать ее, хотя бы она и осудила меня».

Ложь безъ ошибки можно узнать по тому блеску и торжественности, которыми она окружается. Истина не нуждается во внѣшней обстановкѣ.

Часто бываетъ то, что человѣкъ добрый, умный, правдивый спокойно дѣлаетъ дурное дѣло: судитъ, убиваетъ или учится убивать людей, отнимаетъ у бѣдныхъ землю, перемѣняетъ женъ, учитъ людей тому, что нѣтъ Бога, и, дѣлая эти дѣла, не мучается совѣстью. Отчего это?

А оттого, что онъ выросъ и не переставая жилъ подъ внушеніемъ о томъ, что дурное дѣло — хорошее, и ни разу не спросилъ себя, такъ ли это.

Спасеніе отъ этого только одно: спросить себя, истинно ли то, къ чему онъ привыкъ и въ чемъ выросъ, и провѣрить все это своимъ разумомъ.

Чтобы свѣча горѣла и свѣтила, надо поставить ее въ защиту отъ вѣтра. На вѣтру же и свѣча сгоритъ скорѣе, и свѣтъ будетъ слабый, а то и вовсе потухнетъ. Такъ же и жизнь человѣческая. Чтобы она хорошо шла на пользу себѣ и людямъ, надо, чтобы человѣкъ жилъ своимъ свѣтомъ, своимъ умомъ и не слушалъ бы всего того, чему будутъ учить его посторонніе люди.

Какъ пьяный человѣкъ, стоя на краю пропасти, только бранится съ тѣми, кто хочетъ предостеречь его, такъ и человѣкъ, подпавшій суевѣріямъ, не слушаетъ доводовъ разума и отвѣчаетъ или смѣхомъ или недобрыми рѣчами тѣмъ, кто хочетъ вызвать въ немъ разумное отношеніе къ жизни.

Когда мы вполнѣ увѣрены, что заняты дѣлами, заслуживающими нашего уваженія, мы очень часто бываемъ хуже всего обмануты. Такъ это бываетъ при государственныхъ, церковныхъ, научныхъ торжествахъ. И потому, для того, чтобы не быть обманутымъ, надо тамъ, гдѣ представляются вещи достойными нашего особаго уваженія, оголить ихъ, снять съ нихъ всѣ те слова, которыми ихъ прославляютъ, и тогда обсудить ихъ.

Жизнь есть сила движенія. Не просвѣщенная разумомъ это есть только сила. Просвѣщенная разумомъ это есть любовь. Разумъ есть указатель пути жизни. И путь этотъ есть только одинъ — любовь.

Говорить всегда правду не легко. Надо освободиться отъ заботы о мнѣніи людскомъ для того, чтобы быть въ силѣ всегда говорить правду.

Ложь тѣмъ вредна, что, если сказалъ одну ложь, надо, чтобы поддержать ее, сказать еще десять лжей.

Истина — только отрицаніе лжи. Она сама въ себѣ — ничто, но она — великое добро, и добро это не дается само собою, а достигается усиліемъ.

XXIV. УСИЛІЕ ВОЗДЕРЖАНІЯ ВЪ ПОСТУПКАХЪ.

Намъ часто кажется, что для того, чтобы улучшить свою жизнь, намъ надо найти наилучшее положеніе и стать въ него. Въ этомъ большая ошибка. Положенія ни лучшаго ни худшаго никакого не можетъ быть, а всякое положеніе есть извѣстное въ свое время послѣдствіе отношенія человѣка къ Божьему дѣлу, и положенія нѣтъ и не можетъ быть одного постояннаго, а оно текучее, и измѣняется оно не вслѣдствіе поступковъ человѣка, а главное, отъ воздержанія моего отъ поступковъ, противныхъ волѣ Бога.

Когда ты знаешь, что нехорошо то, чего тебѣ хочется, а тебѣ кажется, что нельзя не сдѣлать того, чего тебѣ такъ хочется, вспомни, сколько разъ въ прежней жизни многое казалось тебѣ такъ же заманчивымъ, и какъ теперь тебѣ ясно, какъ дурно было то, чтò тогда казалось такимъ прекраснымъ. Вспомни, какъ тебѣ было худо отъ того, что ты тогда не удержался.

Невоздержаніе съ двухъ сторонъ ослабляетъ человѣка: тѣмъ, что увеличиваетъ его зависимость отъ внѣшнихъ условій, и тѣмъ, что отучаетъ его отъ борьбы съ похотями.

Доля вниманія и потому возможности усилія ограничена въ каждомъ человѣкѣ, и потому, чѣмъ меньше привычекъ удовлетворенія всякаго рода похотей, тѣмъ легче воздерживаться.

Такъ это будетъ для человѣка, живущаго духовной жизнью. Для людей же, живущихъ только тѣломъ, чѣмъ больше привычекъ для удовлетворенiя похоти, привычки эти, наполняя жизнь, скрываютъ пустоту ея.

Для того, чтобы знать, чтò нравственно, надо знать, чтò безнравственно. Для того, чтобы знать, чтò дѣлать, надо знать, чего не должно дѣлать.

Жизнь человѣка улучшается не отъ того, что онъ дѣлаетъ, а всегда отъ того, чего онъ не дѣлаетъ, когда онъ удерживается отъ того, чтò ему хотѣлось бы сдѣлать, но онъ знаетъ, что то, чего ему хочется, дѣло дурное.

По Лао-Тсе.

Жизнь всякаго человѣка проходитъ такъ, что чѣмъ моложе онъ, тѣмъ больше въ его жизни заботъ, тревогъ и всякихъ стараній. Чѣмъ старше становится человѣкъ, тѣмъ больше онъ успокаивается. И потому хорошо, если человѣкъ знаетъ, что дѣло его жизни — не въ томъ, чтобы становиться всё безпокойнѣе и тревожнѣе, а напротивъ, всё тише и спокойнѣе. Только въ тишинѣ и спокойствіи можетъ человѣкъ исполнить то, зачѣмъ онъ живетъ на свѣтѣ: волю Бога.

Въ душѣ каждаго человѣка есть вѣрный судья о томъ, чтò хорошо и чтò дурно.

Судья этотъ — духъ, живущій въ человѣкѣ.

Духъ этотъ укажетъ каждому человѣку, что ему должно и чего не должно дѣлать. Но укажетъ это духъ, живущій въ человѣкѣ, только тогда, когда человѣкъ хоть на время откажется отъ своихъ желаній.

XXV. УСИЛIE ВОЗДЕРЖАНІЯ ВЪ СЛОВѢ.

Главное дѣло жизни отдѣльнаго человѣка и всѣхъ людей это то, чтобы соединиться съ другими людьми. Для этого, чтобы люди могли соединиться, имъ надо знать то, чтò чувствуютъ и знаютъ другіе люди. Знать же это можно посредствомъ рѣчей, и потому для того, чтобы люди могли соединяться, нужно, чтобы рѣчи были правдивы.

Правда въ рѣчахъ — не шуточное, а большой важности дѣло.

XXVI. УСИЛIЕ ВОЗДЕРЖАНІЯ ВЪ МЫСЛЯХЪ.

Блага, даваемыя мудростью, въ сравненіи со всѣми остальными знаніями такъ же важны, какъ важенъ въ пустынѣ сосудъ съ водою въ сравненіи съ пудами золота.

Чья бы ни была мысль, хотя бы самаго великаго, знаменитаго, святого человѣка, нужно самому обсудить ее и откинуть, если она не согласна съ истиной, и принять ее, хотя бы высказалъ ее самый ничтожный человѣкъ.

Насколько ты позналъ истину въ ученіяхъ святыхъ и мудрыхъ людей, какъ она выражена словами, повторяй эти слова, чтобы утверждать себя въ истинѣ. Повтореніе такихъ словъ есть настоящая молитва. И такая молитва полезна для души.

Когда общія дѣла кажутся тебѣ дурными, то знай, что причины ихъ не въ дѣлахъ людей, а въ ихъ мысляхъ.

Думай хорошо, и мысли созрѣютъ въ дѣла, и нельзя знать, какія великія дѣла могутъ произойти отъ нихъ.

Нельзя всегда быть спокойнымъ, да пожалуй и не нужно. Но когда бываешь спокоенъ, то старайся, чтобы это подольше такъ было, и дорожи этимъ временемъ. Въ такія времена приходятъ, уясняются и укрѣпляются самыя нужныя для жизни мысли.

Надо стараться улавливать и запоминать тѣ хорошія мысли, которыя приходятъ къ намъ вдругъ въ голову и просвѣтляютъ нашъ умъ и трогаютъ наше сердце. Такія мысли дороже сотенъ чужихъ мыслей, которыя мы вычитываемъ изъ книгъ. Надо дорожить такими мыслями и стараться уяснять ихъ себѣ.

Молись, когда почувствуешь влеченіе къ молитвѣ. Если сдѣлалъ привычку молиться въ извѣстное время, то не оставляй ея, но бойся, чтобы молитва не сдѣлалась мертвой привычкой. Молитва есть усиліе мысли. A усиліе мысли могущественно, когда оно направлено на доброе.

«Молитесь же такъ: Отче нашъ, сущій на небесахъ! Да святится имя Твое; да пріидетъ царствіе Твое; да будетъ воля Твоя и на землѣ, какъ на небѣ; хлѣбъ нашъ насущный дай намъ на сей день; и прости намъ долги наши, какъ и мы прощаемъ должникамъ нашимъ, и не введи насъ въ искушеніе, но избавь насъ отъ лукаваго, ибо Твое есть царство и сила и слава, во вѣки. Аминь.»

Въ этой молитвѣ выражено отношеніе человѣка къ Богу и къ миру. И повторять ее полезно, но только тогда, когда ты можешь сознательно повторять ее. Повторяя эту молитву, ты пріучаешь свою мысль думать о томъ, чтò важнѣе всего на свѣтѣ. А если ты будешь помнить о томъ, что во всемъ отдаешься волѣ Бога, ничего не хочешь для себя, прощаешь всѣмъ, кто обидѣлъ или обидитъ тебя, и боишься только грѣха и соблазна, то тебѣ легче будетъ жить доброй жизнью.

Почти всегда и во всѣхъ народахъ, когда молятся, то дѣлаютъ это въ обстановкѣ и съ торжествомъ. А между тѣмъ настоящая молитва всегда въ смиреніи, потому что есть не что иное, какъ признаніе своего ничтожества, своей плохоты, своего положенія раба, слуги Бога.

Когда человѣкъ молится, то онъ говоритъ съ Богомъ. Какъ же странно, когда онъ считаетъ, что для того, чтобы говорить съ Богомъ, надо это дѣлать въ опредѣленное время въ домѣ — въ церкви и быть для этого одѣтымъ въ извѣстное платье, и чтобы при этомъ пѣли или играла музыка. (Пѣвчіе, органы.) Изъ этого видно, что церкви и богослуженія устраиваются не для Бога, а для людей. Если я, говоря съ человѣкомъ, буду заботиться о томъ, какъ понравятся мои слова тѣмъ, кто стоитъ около меня и того человѣка, то ясно, что мнѣ важенъ не мой разговоръ съ человѣкомъ, а то, какъ понравятся мои слова тѣмъ людямъ, которые стоятъ тутъ же. Развѣ не то же самое при разговорѣ съ Богомъ — при молитвѣ, когда я для этой молитвы устраиваю то, чтò не Богу, а людямъ нужно.

Христосъ говорилъ: молитесь ежечасно. Хорошо жить человѣку, если онъ всегда молится, если душа его всегда въ молитвенномъ настроеніи — помнить, что въ немъ живетъ Богъ.

Если хочешь молиться, то уйди туда, гдѣ ничто не развлекало бы тебя. Тогда только можно молиться. Онъ сказалъ такъ потому, что по его же ученію (какъ сказано Самарянкѣ) Богъ есть духъ, и молиться ему надо въ духѣ и истинѣ. Для этого надо отрѣшиться отъ всего тѣлеснаго, чтобы ничего не видѣть и не слышать. А это можно только въ уединеніи. Но и въ уединеніи многое можетъ развлекать насъ. И потому самая лучшая молитва тогда, когда потушенъ свѣтъ, ты легъ спать и закрылъ глаза. Если ты въ это время вспомнишь о Богѣ и вспомнишь, что ты Его сынъ и хочешь во всемъ исполнять Его волю, то это будетъ самая для души полезная молитва.

То, что въ нашемъ мірѣ считается молитвой, только насмѣшка надъ молитвой.

Для того, чтобы начать молиться по-настоящему, т.-е. въ молитвѣ возстановить въ себѣ высшее разумное сознаніе, надо прежде всего отвыкнуть отъ привычной, затверженной молитвы или пріучиться понимать истинный и высшій смыслъ ея.

Молиться значитъ вызывать въ себѣ тотъ высшій разумъ, который составляетъ свойство Бога, живущаго въ насъ.

Вызывать этотъ разумъ легче всего въ уединеніи.

Какъ вредны для души бываютъ слова соблазнителей, такъ благотворны для души слова мудрыхъ и святыхъ людей. Хорошо знать эти слова на память и повторять ихъ.

Мы боимся злыхъ людей, какъ бы они не повредили намъ, и ищемъ среди людей покровителей и благодѣтелей. Мы думаемъ, что люди могутъ помочь и повредить намъ. Но помогаютъ и вредятъ намъ не люди, а наши мысли, то, какъ мы смотримъ на міръ, чтò считаемъ важнымъ и хорошимъ и чтò — неважнымъ и дурным. Какъ помочь человѣку, если онъ несчастливъ отъ того, что онъ не богаче и не сильнѣе всѣхъ людей? И какъ повредить тому, кто доволенъ своимъ положеніемъ, какое бы они ни было, и желаетъ только одного: чтобы все больше и больше приближаться къ Богу? Все въ насъ самихъ.

Если ты дѣлаешь что-нибудь и не можешь объяснить, зачѣмъ ты это дѣлаешь, знай, что ты дѣлаешь это по внушенію. А всякое внушеніе опасно. Опасно потому, что, дѣлая безъ разсужденія, ты можешь по внушенію сдѣлать самый дурной поступокъ. И потому всякій человѣкъ долженъ стараться какъ можно меньше отдаваться внушенію другихъ людей.

Главная причина суевѣрій — въ внушеніи, состоящемъ въ подавленіи разума и слѣпомъ подражаніи тому, чтò дѣлается другими. И потому тѣ люди, которымъ нужны суевѣрія, всегда стараются не уменьшить, а усилить внушеніе.

По степени сложности и величію организаціи, приспособленной для внушеній, можно судить о вредности ея. Церковные обряды, военныя и государственныя торжества представляютъ самыя рѣзкія и грубыя проявленія внушенія.

Готовясь къ совершенію преступленія, люди обыкновенно напиваются.

Люди же, живущіе преступно, впередъ напиваются, чтобы не сознавать неправды и зла своей жизни.

XXVII. ЖИЗНЬ ТОЛЬКО ВЪ НАСТОЯЩЕМЪ.

Какъ только думаешь о томъ, чтобы улучшить свою будущую жизнь, такъ неохота дѣйствовать; а какъ только думаешь о томъ, какъ улучшить свою жизнь въ настоящемъ, — а можно улучшить ее только любовью, — такъ спокойствіе, радость, благодарность.

Какъ трудно угодить людямъ: однимъ нужно одно, другимъ другое, имъ нужно и мое прошедшее и будущее. Богъ же одинъ, ему нужно только одно мое настоящее, то, чтобы я сейчасъ сдѣлалъ, чтò Онъ хочетъ. А что было, — то было а чтò будетъ, — не мое дѣло.

Когда тебѣ тяжело, ты страдаешь отъ воспоминаній о прошедшемъ или тревожишься о будущемъ, вспомни, что жизнь только въ настоящемъ, направь на него всѣ твои силы, и всѣ страданія твои о прошедшемъ и тревоги о будущемъ исчезнутъ, и ты почувствуешь свободу и радость.

Чѣмъ больше думать о томъ, чтò выйдетъ изъ того, чтò дѣлаешь, чѣмъ дальше заглядывать впередъ, тѣмъ жизнь кажется труднѣе, a чѣмъ меньше заглядываешь впередъ и дѣлаешь только то, чтò сейчасъ надо и должно, чѣмъ больше стараешься дѣлать нужное для души дѣло сейчасъ, въ эту минуту, тѣмъ легче.

Правила въ жизни, устанавливающiя порядокъ, очень хорошая привычка. Но бываютъ времена, когда нужно бросить всѣ правила и порядки и дѣлать то дѣло, которое требуется Богомъ и совѣстью. Такъ, напримѣръ: ты привыкъ работать твою обычную работу, или отдыхать, или спать отъ такого часа до такого, но человѣкъ въ нуждѣ проситъ тебя помочь ему, близкій или знакомый человѣкъ заболѣлъ, и некому ходить за нимъ, или ребенокъ или даже животное страдаетъ, и ты можешь помочь ему: брось свой привычный порядокъ и дѣлай то, чего требуетъ отъ тебя Богъ и твоя совѣсть. Человѣкъ долженъ помнить, что главное его дѣло въ жизни — исполненіе воли Бога, и потому долженъ быть всегда готовъ бросить всякое дѣло, какъ бы люди ни считали его важнымъ, для того, чтобы исполнять эту волю (волю Бога).

XXVIII. НѢТЪ ЗЛА.

Когда грустно, тяжело, стыдно, стоитъ только подумать, что для души не можетъ быть ничего ни грустно, ни тяжело, ни стыдно, а что это значитъ только то, что мое животное беретъ верхъ надъ духовнымъ, постараться побороть его, и все пройдетъ, и отъ этого самаго сдѣлается радостно.

Какъ бы худо ни было человѣку, всё поправится, если только онъ сумѣетъ перенести заботы о тѣлесной жизни въ жизнь духовную, ту самую, для которой мы и живемъ плотской жизнью.

Есть только одно зло на свѣтѣ. Зло это — то, чтò мѣшаетъ освобожденію души отъ стѣсненій тѣла.

Всѣ несчастья голода и пожара и болѣзни могутъ миновать человѣка. Только одно несчастіе такъ же, какъ смерть, никогда не минуетъ человѣка. Не минуетъ человѣка то зло, какое онъ самъ себѣ дѣлаетъ, когда вмѣсто любви дѣлаетъ зло людямъ.

XXIX. НѢТЪ СМЕРТИ.

Жизнь можетъ быть радостна для людей, живущихъ личной жизнью, не видящихъ пустоты ея. Такіе люди безсознательно служатъ общей жизни. Становится же жизнь всегда радостна, когда человѣкъ, отрекшись отъ личной жизни, сознательно служитъ жизни общей. Но жизнь становится ужасна во время перехода отъ одной жизни къ другой, когда человѣкъ ясно видитъ тщету и погибельность личной, семейной, общественной жизни, а не понимаетъ еще жизни сознательно божеской — служенія общей жизни. А переходъ этотъ неизбѣжно долженъ пережить всякій. Я думаю — даже ребенокъ, умирая.

Въ смерти нѣтъ ничего страшнаго; смерть кажется страшной только тѣмъ, кто живетъ не такъ, какъ должно.

XXXI. ЖИЗНЬ — БЛАГО.

Не вѣрь себѣ, когда тебѣ все и всѣ кажутся дурными, виноватыми, и тебѣ хочется всѣмъ сдѣлать злое. Когда ты въ такомъ состояніи, ты все равно, что пьяный, ничего не затѣвай и дожидайся, когда пройдетъ этотъ дурной духъ. Чѣмъ меньше будешь дѣлать въ дурномъ духѣ, тѣмъ скорѣе перестанешь злиться. Это такъ же нужно, какъ пьяному сонъ.

Кажется, что безстыдному человѣку, хвастуну, хитрецу, ругателю, грабителю, мошеннику живется легко; что тяжела жизнь того, кто хочетъ жить по божьи, кто смирененъ, правдивъ, всегда со всѣми кротокъ и любовенъ, но это только кажется. Если бы только мы могли заглянуть въ души и того и другого, мы бы увидали, какъ несчастенъ злой, какъ онъ всегда безпокоенъ, онъ всегда всего боится, и какъ счастливъ добрый, какъ онъ всегда радостенъ и спокоенъ и никого и ничего не боится.

Люди пашутъ, шьютъ, строятъ, куютъ и дѣлаютъ другія полезныя дѣла и часто изъ-за этихъ дѣлъ забываютъ самое важное и нужное для всякаго человѣка дѣло: то, чтобы улучшать свою душу. Все другія дѣла, если они полезныя, хорошо дѣлать, но, и дѣлая ихъ, надо помнить, что есть одно дѣло важнѣе всѣхъ другихъ: жить для души. А то, что это дѣло одно назначено человѣку, видно изъ того, что во всѣхъ другихъ дѣлахъ можетъ быть помѣха, вмѣсто ожидаемаго добра можетъ быть горе, а только въ одномъ дѣлѣ, въ томъ, чтобы жить для души, любить Бога и ближняго, не можетъ быть никакой помѣхи, и дѣло это всегда даетъ благо.

Счастье есть такое состояніе, котораго человѣкъ желаетъ для себя одного; благо есть такое состояніе, котораго человѣкъ желаетъ для себя вмѣстѣ со всѣми. Счастье добывается борьбой; благо, напротивъ, покорностью. Счастье можетъ быть недоступно человѣку, благо же всегда во власти всякаго человѣка.

Ты — какъ лошадь на колесѣ. Дѣлать, работать будешь. Задача твоя только въ томъ, чтобы дѣлать, работать то, чтò тебѣ велѣно. Велѣно же тебѣ только то, чтобы себя сдѣлать лучше. А лучше тебѣ будетъ только тогда, когда ты будешь исполнять то, чего Онъ хочетъ; а хочетъ Онъ того, чтò и для тебя самое лучшее: то, что ты любишь людей и будешь любимъ ими.

Кто дѣлаетъ добро другимъ, тотъ добръ. Если ему худо отъ того, что онъ дѣлаетъ добро, онъ еще лучше. Если ему худо отъ тѣхъ, кому онъ дѣлаетъ добро, то это еще лучше, и чѣмъ дольше онъ терпитъ отъ другихъ и не сердится на нихъ, тѣмъ онъ всё лучше и лучше. Если человѣкъ и умретъ за это, то это не зло, а добро для него.

Если человѣкъ понимаетъ то, что въ немъ живетъ Богъ, то у того человѣка есть все то, чего онъ можетъ желать для своего блага.

Когда дѣлаешь добро другому, то можешь ошибиться, и можетъ случиться, что то, чтò ты сдѣлалъ для блага ближняго, повернется такъ, что станетъ на время зломъ для него. Для тебя же, если ты сдѣлалъ добро по душѣ, не думая о наградѣ, доброе дѣло всегда и навѣрное будетъ добромъ.

Цѣль жизни — благо. Благо — только въ служеніи Богу. Служеніе Богу — въ увеличеніи любви въ мірѣ. Увеличеніе любви въ мірѣ достигается только увеличеніемъ и проявленіемъ любви въ себѣ. Любовь же въ себѣ даетъ намъ то высшее благо, къ которому мы стремимся.