ПСС. Том 64. Письма, 1887-1889

1. И. Б. Файнерману.

1886 г. Декабря до 20. Москва.

Получил только нынче два письма ваши из Ясной и узнал, наконец, об исходе отбывания солдатства.¹ Получил тоже ваши два письма из Кременчуга. Все письма радостные. Вы правы о книжничестве. Я то же чувствую, живя в городе. Фарисеи, иродиане, книжники и законники — всё те же, но сознание ими своей правоты — уж не то. Сознание это расшатывается и будет расшатываться, пока не уничтожится, — не при нас, но мы служим и будем служить истине, чтобы она пробилась для других людей через эти покровы. Но не это для меня важно теперь. Важно ваше душевное состояние и работа, предстоящая вам. Успех в работе зависит не от нас, но: 1) самоотвержение, забвение себя, 2) разумность в последовательности действий и 3) совершенство орудий для работы (в настоящем случае совершенство орудия есть нежность, осторожность, кротость), — всё это зависит от нас. Успеете ли, нет тронуть сердце вашей жены² — это как бог даст, но не лишите ее всего того, что может помочь ей, т. е. вашей самоотреченной кроткой разумности. Если эта сила проявляется вполне, трудно чему кому-нибудь устоять. —

Я живу хорошо, радостно. Писал всё драму.³ Еще не вышла — цензура мешает. Потом пишу общее рассуждение о смерти и жизни,⁴ к[оторое] кажется мне нужным. Я кое-что читал вам. Чертков в деревне, задержался за нездоровьем жены. В очень хорошем духе. Вообще, не видал еще людей, ставших на путь Христов и не идущих по нем.

Вы спрашиваете об Илье.⁵ Он, бедный, страдает несоответственностью своих привычек, поддерживаемых средой и его большой слабостью, с признаваемым его разумом истиной.

Несоответствие это велико, [так] что он может представляться людям прямо обманщиком, болтуном. Жизнь дело важное и сложное. И я смотрю на него, выжидая, как, куда его выпрет.

Цельных людей в последнее время встречал мало, но разбросанного света среди тьмы, теплящих[ся] искор поразительно много в сравнении с тем, что было хоть три года тому назад. Здесь, н[а]п[ример], новый профессор философии, Грот,⁶ живой, свежий человек — очень близок к нашим взглядам, даже совпадает с ними, но, как книжник, хочет всё выразить на своем жаргоне. Когда же откинет всё лишнее, останется Евангелие, — то самое, кот[орое] и дало ему то, что он исповедует. Это приятно видеть и такого вижу много. Напишите свой рассказ,⁷ только как можно избегайте нецензурного. Всё запрещают. Крестника⁸ запретили. Старца Зосиму⁹ и того запретили. Целую вас. Передайте наш привет Эсфири.

Л. Т.

Впервые опубликовано в «Елисаветградских новостях» 1904, № 98 от 28 февраля. Датируется по содержанию упоминанием о «Власти тьмы», временем отъезда В. Г. Черткова в Петербург и пребыванием Толстого в Москве. Письмо по ошибке не было опубликовано в томе 63.

Об Исааке Борисовиче Файнермане (1863—1925) см. т. 63, стр. 412—413.

¹ Осенью 1886 г. Файнерман был призван для отбывания воинской повинности, но был освобожден по льготе первого разряда. В связи с призывом Файнерман ездил к себе на родину в Кременчуг.

² Жена Файнермана, Эсфирь, требовала от мужа развода, будучи несогласной с его толстовскими взглядами.

³ Драма «Власть тьмы» была написана в октябре — ноябре 1886 г. Сдав ее во второй половине ноября в печать и цензуру, Толстой в декабре вносил в нее исправления и дополнения и написал вариант четвертого действия.

⁴ «О жизни». См. т. 26. Работа над рукописями статьи была закончена лишь 3 августа 1887 г. (авторская дата), поэтому в последующих письмах часты упоминания об этой статье, которую Толстой называет «о жизни» или «о жизни и смерти».

⁵ Илья Львович Толстой. См. прим. к письму № 150.

⁶ Николай Яковлевич Грот. См. прим. к письму № 44.

⁷ Рассказ неизвестен.

⁸ Речь идет о запрещении в издании «Посредник» легенды Толстого «Крестник», впервые напечатанной в «Книжках Недели» 1886, 4. В издании «Посредник» была напечатана лишь в 1906 г.

⁹ Имеется в виду переработанная для «Посредника» глава из романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» под заглавием «Старец Зосима».

2. C. A. Толстой от 3 января 1887 г.

3. В. И. Алексееву.

1887 г. Января начало. Никольское-Обольяново.

Василий Иванович.

Я виделся с Сибиряковым¹ и спросил его, нужен ли ему учитель в Самарскую школу (я объяснил ему, кто вы), и он предлагает следующее место: быть учителем одного предмета, математики, то 300 р. Если вы хотите и можете быть при этом еще учителем естествен[ных] наук (самые элементарн[ые] сведения), то еще 300 р. Кроме того, 10 дес[ятин] земли. Школа эта открывается у него с весны. Если же бы вы не хотели этого, а захотели жить просто в общине, то это можно бы и теперь. Я не переговорил об этом, но если бы захотели, то можно переписаться.

Л. Толстой.

Пишите мне.

Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 12, стр. 309—310. Датируется сопоставлением писем Толстого к В. И. Алексееву от декабря 1886 г. (т. 63, № 593) и от конца января 1887 г. (см. № 16).

Василий Иванович Алексеев (1848—1919) — в 1877—1881 гг. домашний учитель в семье Толстого. О нем см. в т. 63, стр. 81—82.

¹ Константин Михайлович Сибиряков — сибирский золотопромышленник, владелец нескольких имений в Самарской губ., на Кавказе и других местах, в которых он устраивал земледельческие колонии и открывал школы с ремесленным или сельскохозяйственным уклоном. См. т. 63, стр. 239—240.

4—5. C. A. Толстой от 6 и 7 января 1887 г.

6. В. Г. Черткову от 7 января 1887 г.

7—8. С. А. Толстой от 10 и 13 января 1887 г.

9. В. Г. Черткову от 18 января 1887 г.

10. А. А. Толстой.

1887 г. Января около 20. Москва.

Милый, дорогой друг Александра Андревна,

Получил ваш привет от М. Я. Пущиной¹ и кроме того знал, что вы — несчастная — слушаете мое ужасное сочинение.² Право, это не слова: я истинно считаю это сочинение вовсе не заслуживающим тех разговоров, к[оторые] о ней идут в вашем обществе. Надеюсь, что она (пьеса) будет полезна для тех, для «большого света»,³ для которо[го] я писал ее, но вам она совсем не нужна. Я рад только был тому, что вы помните меня. — Авось увидимся еще. Ваша крестница очень мила. М[арью] Як[овлевну] я был очень рад видеть. Теперь просьба. У меня сидит А. В. Армфельд,⁴ которая едет в Петербург хлопотать о дочери.⁵ Помогите ей, что можете. А меня простите и любите, как и я вас.

Лев Толстой.

Впервые опубликовано в ПТ, № 155. Датируется на основании ответного письма А. А. Толстой от 26 января 1887 г. (см. ПТ, № 156).

Александра Андреевна Толстая (1817—1904) — двоюродная тетка Толстого. См. т. 83, стр. 165—166.

¹ Мария Яковлевна Пущина, жена декабриста М. И. Пущина.

² «Власть тьмы», которая в то время читалась в «высших» кругах петербургского общества с рукописи А. А. Стаховичем. См. А. А. Стахович, «Клочки воспоминаний («Власть тьмы», драма Л. Н. Толстого)» — ТЕ, 1912, стр. 27—47; прим. к письму № 17, и т. 26, стр. 716.

³ «Большим светом» Толстой называл трудовой народ.

⁴ Анна Васильевна Армфельд (1821—1888). О ней см. в т. 63, стр. 164.

⁵ Наталья Александровна Армфельд (1850—1887), арестованная в 1872 г. по процессу Дебагория-Мокриевича и сосланная на Кару. См. т. 63, стр. 164.

11—13. В. Г. Черткову от 19—21, 22 и 23 января 1887 г.

14. Ф. Э. и О. Н. Спенглер.

1887 г. Января 24. Москва.

Милые и дорогие Ф[едор] Э[дуардович] и О[льга] Н[иколаевна]. Очень радуюсь за вас. Дай вам бог счастья, мира и любви; больше ничего вам не нужно. Вы, милая О[льга] Н[иколаевна], не то пишите.

Никто из нас не призван к тому, чтобы уничтожить все страдания людей, а на то только, чтобы служить им. Всегда спрашивают: Зачем зло? Что такое зло? То, что мы называем злом, это вызов нам, требования, предъявленные к нашей деятельной любви. И тот человек, который будет отвечать на эти требования любовью деятельною, увидит ровно столько зла, сколько ему нужно, чтобы вызвать его к деятельности. Так я теперь в 60 лет думаю и чувствую, но еще недавно я видел очень много зла и негодовал, и отчаивался, и потому не упрекаю вас, но советую вам тот рецепт, который мне помог: как только видишь зло, хоть самое маленькое — пытаться исправить, уменьшить его. Тогда никогда не увидишь много зла сразу и не придешь в отчаяние, и руки не опустятся, и сделаешь больше.

Вы напишите мне лучше подробнее, как вы живете с своим милым мужем, чем занимаетесь. Я жив, здоров, спокоен духом и счастлив. Очень, очень радуюсь за вас. Вы меня простите, но не могу удержаться — сказать вам: будьте оба осторожны, внимательны больше всего другого к взаимным отношениям, чтобы не закрались привычки раздражения, отчужденности. Не легкое дело стать одною душою и одним телом. Надо стараться. Но и награда за старание большая. А средство я знаю одно главное: ни на минуту из-за любви супружеской не забывать, не утрачивать любви и уважения, как человека к человеку. Чтобы были отношения, как мужа с женою, — но в основе всего, чтобы были отношения как к постороннему, к ближнему, — эти-то отношения главное. В них держава.

Обнимите за меня Н[иколая] Л[укича]¹ и А[лександру] П[рохоровну]² и передайте Н[иколаю] Л[укичу], что хочу написать ему, но если не успею скоро, то на всякий случай отвечаю на его вопросы. Написал я за это время, оконченного, драму, которая на-днях будет напечатана в «Посреднике», а еще нет ничего конченного. Как будет, извещу. М[арья] А[лександровна]³ теперь в Москве, а адрес ее........⁴

Печатается по копии. Впервые опубликовано в сборнике «Спелые колосья», 3, стр. 163. Дата копии.

Федор Эдуардович Спенглер (1860—1908) — сельский учитель, знакомый В. Г. Черткова.

Ольга Николаевна Спенглер (р. 1865) — дочь Н. Л. Озмидова, с января 1887 г. жена Ф. Э. Спенглера.

¹ Николай Лукич Озмидов. См. прим. к письму № 39.

² Александра Прохоровна Озмидова (ум. 1890), жена Н. Л. Озмидова

³ Мария Александровна Шмидт. См. прим. к письму № 97.

⁴ Многоточие в копии.

15. В. Г. Черткову от января 1887 г.

16. В. И. Алексееву.

1887 г. Января конец. Москва.

Сейчас получил ваше письмо, дорогой Василий Иванович, и очень обрадовался тому, что увижу вас. Не знаю, как вы, я думаю, меньше, чем я, но мне то духовное разъединение (т. е. отсутствие общения), в к[отором] мы жили последние года, было очень грустно. Если бог даст свидеться, я очень, очень буду рад. Место у Сибирякова останется (сколько я знаю) вакантным до весны, и потому вы успеете повидаться с ним. Он живет в Петерб[урге]. Но или он проедет, либо вы съездите в П[етербург].

Он очень хороший человек, мягкий, добрый, истинно тронутый духом Христовым и только одного желающий — послужить своим богатством для добра людям. Мое мнение, как б[ыло], так и есть, что богатством нельзя служить добру. Нужно только освобождаться и помогать другим освобождаться от него; но он в моих глазах не богатый человек, а человек, к[оторому], если я могу и вы можете, мы обязаны помочь братски, если он ищет общения с нами. Ну, сами увидите. Ужасно радуюсь свиданию с вами. То, что мое первое письмо¹ дурно, холодно подействовало на вас, в этом виновато наше разъединение. Много у меня пороков, но знаю, что нет холодности к людям — есть, я знаю, нежность и любовь, и была к вам, когда я писал, а вы видели письмо, а меня забыли. Я живу очень хорошо, особенно когда помню, что научитеся от меня все, что я кроток и смирен сердцем и найдете покой душам вашим.² Это такое верное, несомненное не только лекарство от душевной боли и тревоги, но и пища души, дающая бодрость и радость. Обнимаю вас, поцелуйте за меня ваших.

Л. Т.

Что Бибиков?³ Передайте ему от меня мою неизменную любовь, если он с вами.

Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 12, стр. 309. Дата определяется по копии этого письма из AЧ.

¹ Письмо Толстого от октября — декабря 1886 г. См. т. 63, № 590.

² Цитата из Евангелия.

³ Алексей Алексеевич Бибиков (1840—1914), бывший управляющий самарским имением Толстых. О нем см. в т. 63, стр. 76—77.

17. А. А. Стаховичу.

1887 г. Января 23—31. Москва.

[Спасибо вам], дорогой Александр [Александрович], за ваши [хлопоты о драме]. Сейчас получил....¹ ее. Меня очень ра[дует т]о участие, к[оторое] вы прини[мае]те в деле пьесы, но к результатам совершенно, совершенно равнодушен. Что ни выйдет, всё отлично. Я это не говорю только, но чувствую. Очень благодарю вас за то, что вы обещали и, вероятно, прочли уже Дьякову.² Это ему и его сестрам³ милым будет большая радость. А это мои старые хорошие друзья. А. А. Толстая прелестнейшее существо. Если напишете мне, то расскажите про нее. Очень уж чужда ей среда. Вы помолодели, смотрите, как бы мне не досталось за это от Ольги Павловны,⁴ которой передайте мой душевн[ый привет] и извинен[ие за] произведенную мною тревогу....¹ Без шуток....¹ своей драме....¹ для меня мало....¹ го мне человека....¹

Дружески жму вам рук[у].

Ваш Л. Т.

Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 2, стр. 67. Датируется на основании письма А. А. Стаховича к С. А. Толстой от 22 января 1887 г., на которое отвечает Толстой.

Александр Александрович Стахович (1830—1913) — богатый орловский помещик, старый знакомый Толстого; любитель драматического искусства и чтец. Имел большие связи в аристократических кругах Петербурга. Писал С. А. Толстой о своих чтениях «Власти тьмы» в Петербурге, с целью ознакомить с драмой возможно большее число влиятельных лиц и тем оказать давление на цензуру.

¹ Подлинник поврежден. Часть листа оторвана. Проставленные многоточия означают пропуски оторванного с листом текста.

² Дмитрий Алексеевич Дьяков (1823—1891), тульский помещик, друг

молодости Толстого. См. т. 60, стр. 361.

³ Мария Алексеевна (1830—1889), по первому мужу Сухотина, по второму Ладыженская; Александра Алексеевна (1831—1890), в замужестве Оболенская. См. о них в т. 59, стр. 25. Стахович сообщал в своем письме к С. А. Толстой, что он читал драму у А. А. Оболенской в присутствии ее сестры.

⁴ Ольга Павловна (1827—1902), жена А. А. Стаховича.

18. В. Г. Черткову от 3 февраля 1887 г.

* 19. М. А. Стаховичу.

1887 г. Февраля 4. Москва.

Я не посмеялся, а умилился вашим письмом и благодарю вас за него.

Л. Толстой.

На обратной стороне открытки:

Орловской губ. Елец, село Пальна. Михаилу Александровичу Стаховичу.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

О Михаиле Александровиче Стаховиче (1861—1923) см. т. 63, стр. 190—191.

В письме от 31 января 1887 г. М. А. Стахович сообщал свои мысли, вызванные чтением «Власти тьмы».

20. П. И. Бирюкову.

1887 г. Февраля 5? Москва.

Вы меня распекали, милый друг П[авел] И[ванович], за то, что я посовет[овал] в церковь ходить — это старое существующее суеверие и пот[ому] простительно, но как же вас распекать за статью астр[ономическую] в календаре?¹ Эта отвратительная, ужасная, безбожная, дикая, злодейская статья. Во-первых, гордость — мы вот что знаем, а вы, что, сиволапые? во 2-х, невежество — выдавать за знания свои дикие, безбожные суеверия, что оторвался от солнца кусок и что солнце потухнет; в 3-х, незнание народа. Никто не поверит ни одному слову и только на смех поднимет господ (и поделом); в 4-х, главное, не любовное — не помочь человеку, не рассказать, как я что узнал, чтобы и он мог узнать, а хвастовство чужими, да еще и не усвоенными себе трудами, да еще не правдой.

Хороша эта статья только тем, что ясно показывает, каких статей не надо. Всё то наверно не годится, что хоть немного похоже на эту статью. Тут на 20 стр[аницах] всё: и спектральный анализ, и образование миров, и ничего, кроме кощунства против бога и науки. Вместо всего этого я бы занял эти стр[аницы] описанием видимого неба в разные времена года — показал бы по отношению звезд места восхождения и захождения солнца — видимые у нас звезды в разные времена года и место этих звезд — днем, и того бы много. Если не вы писали эту статью (я уверен, не вы), то не показывайте тому, кто писал, этого письма, а коли он такой, что можно ему сказать, то скажите, что я думаю, если ему интересно. Из популярных книжек в области науки (как и в области искусства) ничего нельзя брать. Надо, став на точку зрения своего читателя, самостоятельно работать. И если работа эта удалась — передать этот ход работы читателю. Главное же, науку передавать научно, т. е. весь ход мысли при исследовании какого-либо предмета, а не сказочно, как в этой ужасной статье. — Вообще календарь произвел во мне грусть, и я спрятал его подальше, чтобы не видать его. Святцы отдельно, и потому пословицы по числам не имеют уж смысла. Нельзя было совсем без святцев? Восхождения месяца нет. И злодейская статья, имеющая одно значение для народа — полемика с библией. А с библией для народа неразрывно связано и Еванг[елие]. Хорошо, если вращение земли и тем более древность за 6000 лет мира вытекает из несомненного знания, но беда, если это новое суеверие вместо старого. Старое нравственнее и умнее нового. Если это — знание, то с знанием приобретается и критическая способность, и пот[ому] знание не опасно. Но голые результаты знаний — это хуже Иверской и мощей. Простите, милый друг, если вас огорчит это письмо. Вы мучались хлопотами, а я как будто упрекаю, но всё, что я пишу, я уверен, что вы знаете так же, как и я. Вас закрутила цензура и суета жизни. Я бы на вашем месте не то бы еще наделал. Если вы не согласны со мной, тем более, что я очень бестолково пишу, то поговорим обо всем при свидании, к[оторого] жду не дождусь. Не еду никуда, ожидая этой радости. Как адрес Хилкова?²

Л. Т.

Ради бога, если есть чувство досады на меня, уничтожьте его в себе, п[отому] ч[то] я, огорчаясь на календарь изо всех сил, ни на секунду не переносил этого огорчения на вас, а, кажется, еще больше любил вас, досадуя на статью.

Впервые опубликовано в ТЕ, 1913, ПТ, стр. 116—117. Датируется на основании пометы П. И. Бирюкова на письме: «7/II 87» (дата получения письма).

О Павле Ивановиче Бирюкове (1860—1931) см. т. 63, стр. 227—232.

¹ Имеется в виду статья «О том, что видно на небе», напечатанная в «Календаре с пословицами на 1887 год», изд. «Посредник», 1887, стр. 119—140. Статья эта была написана одним из знакомых П. И. Бирюкова.

Возможно, речь идет о статье И. А. Клейбера, изданной в 1891 г. «Посредником» под таким же заглавием.

² Дмитрий Александрович Хилков. См. прим. к письму № 175.

21. В. Г. Черткову от 6—7 февраля 1887 г.

22. Т. М. Бондареву.

1887 г. Февраля 12. Москва.

Рукопись¹ вашу я получил и прочел. Я согласен с вами, что любовь без труда есть один обман и мертва, но нельзя сказать, чтобы труд включал в себе любовь. Животные трудятся, добывая себе пищу, но не имеют любви — дерутся и истребляют друг друга. Так же и человек.

Первое сочинение² ваше я стараюсь распространить и напечатать, но до сих пор ничего еще не окончено. Когда будет напечатано, в чем я не отчаиваюсь, я пришлю вам. Я с половины нынешнего лета был болен и недавно только поднялся и потому не писал вам.

Напрасно вы огорчаетесь тем, что ваше писание не печатается и что правительство не делает распоряжения соответственно вашим мыслям. Мысль человеческая тем-то и важна, что она действует на людей свободно, а не насильно, и никто не может заставить людей думать так, а не иначе, и вместе с тем никто не может остановить и задержать мысль человеческую, если она истина, с богом думана. Правда возьмет свое, и рано или поздно все люди признают ее. Только как Моисею не дано было войти в обетованную землю, так и людям не дано видеть плодов своих трудов. А надо сеять и радоваться тому, что бог привел быть сеятелями доброго семени, которое взойдет на пользу людям, если оно доброе. Так и с вашими мыслями. Они многим уже послужили на пользу, открыли им ложь и указали истину и, как свеча от свечи, будут зажигаться дальше. Скучать о том, что мысли мои не признаны сейчас, теперь, и не приведены в исполнение, может только тот человек, который не верит в истину своих мыслей; а если верить тому, что мои мысли думаны с богом, то и заботушки нет. Бог возьмет свое и слуг себе найдет, и время свое знает, а мне остается только радоваться тому, что довелось быть слугою дела божьего.

Желаю вам всего лучшего от бога, душевного спокойствия и радости.

Лев Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в ТЕ, 1913, стр. 46. Дата копии.

Тимофей Михайлович Бондарев (1820—1898) — крестьянин, сектант-субботник, сосланный в Минусинский уезд Енисейской губ. См. т. 63, стр. 277—278.

¹ Рукопись неизвестна.

² Статья Т. М. Бондарева «Трудолюбие и тунеядство, или торжество земледельца». См. т. 63, стр. 278.

23. В. Г. Черткову от 13 февраля 1887 г.

* 24. А. А. Потехину.

1887 г. Февраля 18. Москва.

Получил ваше письмо, дорогой Алексей Антипович, и не могу удержаться от того, чтобы не сказать вам, что некоторая официальность его немного огорчила меня. Не говоря о том, что я всегда чувствовал близость с вами по вашим произведениям, которые любил и люблю, и по коротким и случайным встречам нашим у меня составилось о вас представление как о вполне близком и родственном человеке. Где-то последний раз мы встретились с вами на дороге и очень обрадовались; поговорили, как бы пощупав друг друга, и, оставшись взаимно довольны, — разъехались.

Вот на основании этих-то воспоминаний я и написал Савиной, что прошу вас сделать нужные в пьесе изменения, если она пойдет, во что я не верил. От этого и не написал вам. На пункты ваших вопросов ответ мой один: будьте так добры, делайте во всем — в изменениях, в назначениях ролей как вы найдете нужным и удобным. Я ничего в театральном да и в драматическом деле не смыслю и, если буду мешаться, то только напутаю. А предполагаю, что дело должно быть трудное и сложное. Полагаю, что в драматическом и театральном деле после Островского¹ нет знатока лучше вас; то же, что в деле народного быта нет знатока равного вам, это я уж сам знаю; и потому за всё, что вы сделаете, распределяя роли, ставя, изменяя, сокращая пьесу, я буду вам всей душой благодарен.

Если будете в Москве, не забудьте меня, чтоб повидаться, мне же в Петербург ехать немыслимо — не туда я смотрю.

Дружески жму вам руку.

Лев Толстой.

На конверте:

Петербург. Казанская, д. 3, кв. 44. Алексею Антиповичу Потехину.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

Алексей Антипович Потехин (1829—1908) — драматург и писатель славянофильского направления; в 1880-х гг. — заведующий репертуарной частью императорских театров в Петербурге.

Артистка Александринского театра в Петербурге М. Г. Савина сообщила Потехину о полученном ею разрешении Толстого на постановку в ее бенефис драмы «Власть тьмы» и о просьбе Толстого, чтобы все изменения и сокращения, которые могут потребоваться ввиду цензурных условий, были бы сделаны Потехиным по его усмотрению (см. письмо Толстого к М. Г. Савиной от 22—31 декабря 1886 г., т. 63, № 609).

16 февраля 1887 г. Потехин обратился по этому поводу к Толстому с письмом, в котором, ссылаясь на его письмо к М. Г. Савиной, спрашивал, какого рода изменения и сокращения Толстой считает нужным сделать в драме «Власть тьмы» и насколько он доверяет это ему. Просил также указать желательных исполнителей ролей в драме из состава их труппы и приглашал приехать на репетицию драмы.

¹ Александр Николаевич Островский (1823—1886).

25. H. Н. Ге (отцу).

1887 г. Февраля 21? Москва.

Хоть два слова напишу вам, дорогой друг. А то всё откладываю; а стосковался по вас — брюхом, хочется общения с вашей душой. Что вы делаете? Отчего не работается? Что в душе делается? Хорошо ли вам? Мне очень хорошо; и этому хорошему состоянию содействует и украшает его наш дорогой Количка.¹ Как солнце светит и греет вокруг себя и живет всей силой своего духа. У меня то то, то сё болит, и жизнь брезжится во вне, но ищу и понемногу достигаю того, чтобы она шла в свете, и тогда нет ни меньшего, ни большего. — Да, для того, чтобы производить то, что называют произведениями искусства, надо 1) чтобы человек ясно, несомненно знал, чтò² добро, чтò² зло, тонко видел разделяющую черту, и потому писал бы не то, что есть, а что должно быть. А писал бы то, что должно быть, так, как будто оно есть, чтобы для него то, что должно быть — было бы. — Неправда ли? И у вас оба термина очень сильны и равны и потому вы должны писать, когда вам хочется и ничто не мешает. Поцелуйте от меня ваших, от меня и моих. Очень радуюсь, что К[атерина] И[вановна]³ поправилась. Теперь ей только родить хорошенько девочку хорошую, и прекрасно всё будет по внешнему; а по внутреннему это они сами устроят в душе тоже прекрасно.

Л. Т.

Впервые опубликовано в «Книжках Недели» 1897, VI, стр. 219 (отр.); полностью в ТГ, стр. 95—96. Датируется на основании пометы H. Н. Ге на письме: «23 февраля 87 г.» (дата получения письма).

Николай Николаевич Ге (1831—1894) — русский художник, друг Толстого. См. т. 63, стр. 160—161.

¹ Николай Николаевич Ге, сын художника, в то время гостивший у Толстых в Москве. См. о нем в прим. к письму № 80.

² Ударение Толстого.

³ Екатерина Ивановна Ге (1859—1918), жена второго сына художника, П. Н. Ге.

26—27. В. Г. Черткову от 22? и 23 февраля 1887 г.

28. В. П. Буренину.

1887 г. Февраля 1—25. Москва.

Виктор Петрович!

Недели две тому назад мне сообщили подписанный несколькими десятками имен известных литераторов протест против написанных вами статей о покойном Надсоне и просили меня подписать его. Я отказался подписать, во-первых, потому, что всё это дело было мне совершенно неизвестно, а во-вторых, и главное, потому, что такой протест, напечатанный в газете, представлялся мне средством отомстить, наказать, осудить вас, на что я, если бы и даже справедливы были все обвинения против вас, я не имею никакого права. На вопрос о том, признаю ли я то, что Буренин поступил дурно, я не мог ответить иначе, как признав то, что если справедливо то, что вы говорите, то Буренин поступил нехорошо; но из этого не следует то, чтобы я потому должен был постараться сделать больно Буренину; Буренин для меня такой же человек, как и Надсон, т. е. брат, которого я люблю и уважаю и которому я не только не желаю сделать больно, потому что он сделал больно другому, но желаю сделать хорошо, если это в моей власти. Я сказал, что, если бы я встретил вас или был бы в сношениях с вами, я бы высказал вам то сомнение, которое имею о вашем поступке, считая обязанным каждого из нас помогать друг другу в самом важном деле жизни — освобождаться от соблазнов и ошибок, вносящих зло в нашу жизнь. Вышло так, что третьего дня мне сообщили, что кружок писателей, не печатая протеста, заявили желание, чтобы я выразил вам свое мнение о том поступке, в котором обвиняют вас. Я счел себя не в праве отказаться и вот пишу вам. Пожалуйста, не осудите меня за мое это письмо, а постарайтесь прочесть его с тем же спокойным и уважительным чувством братской любви человека к человеку, с которым я пишу вам.

Вас обвиняют в том, что вы в своих статьях, касаясь семейных и имущественных отношений Надсона, делали оскорбительные и самые жестокие намеки и что эти статьи действовали мучительно и губительно на болезненную, раздражительную, чуткую натуру больного и были причиною ускорения его смерти.

Если человек, разряжая ружье, убьет нечаянно другого, ему будет больно, и он будет вперед осторожнее разряжать ружья; но чувства раскаяния, сознания дурного поступка у него не будет. Если в костеле шутник, не обдумав последствий своего поступка, для забавы крикнул: пожар! и задавили несколько человек, ему будет еще больнее, и он уж не будет шутить так, но раскаяния тоже почти не будет. Но если человек с злым чувством против другого, чтобы посмеяться над ним, поставив его в смешное положение, выдернет из-под него стул, и тот, упавши, разобьет себе голову и заболеет или умрет, то кроме боли будет тяжелое, мучительное раскаяние, прямо пропорциональное тому чувству зла, которое он имел против человека. Если справедливо обвинение против вас, то вы знаете лучше всех и один вы знаете: есть ли это случай только неосторожности обращения с оружием слова, или легкомыслие, последствия которого не обдуманы, или дурное чувство нелюбви, злобы к человеку. Вы единственный судья, вы же и подсудимый и знаете одни, к какому разряду поступков принадлежат ваши статьи против Надсона.

«За всякое слово праздно, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда. Ибо от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься».

Какая это простая и практическая истина; и как она кажется сначала чем-то далеким от практики жизни — не нужным; а это самое близкое, нужное в жизни правило, не только нам, писателям (особенно публицистам), но и нам, как людям житейским, беспрестанно совершающим грехи, подобные тому, о котором идет речь и последствий которых мы только не замечаем.

Повторяю, что мои слова не укор и не поучение: укорять я не могу, потому что сам грешил 1000 раз в том, в чем предполагаю ваш грех; а учить не могу человека, в разумности и нравственности которого уверен так же, как и в своей. Пишу только потому, что, так как со стороны виднее ошибки других, почему нам не помогать друг другу, указывая те ошибки, которые портят нашу жизнь?

На вашем месте я бы сам с собой самым строгим образом разобрал бы это дело. И высказал бы публично то решение, к которому бы пришел — какое бы оно ни было.

Во всяком случае простите меня за то, что пишу это вам, и постарайтесь не иметь ко мне дурного чувства, а то было бы очень больно мне, что, желая уменьшить раздражение, я только увеличил его.

Уважающий и любящий вас

Лев Толстой.

Черновое.

Недели 2 тому назад мне сообщили протест, <подписанный> более 20 выдающимися литерат[урными] именами, против вашего отношения к покойному Надсону и <ваших> статей, писанных о нем, к[оторым] приписывалось гибельное влияние даже на жизнь покойного. Мне предложили тоже подписать. Я отказался, главное, пот[ому], ч[то] такой протест представлялся мне как бы желанием отомстить, наказать, осудить вас. Не говоря уже о том, что я ничего не знал о подробностях этого дела (впрочем, знание или незнание тут не при чем), я отказался от подписи. Когда меня спросили: разве вы не признаете, что Бур[енин] поступил нехорошо, я не мог ответить иначе, что, если справедливо то, что говорится, то Бур[енин] поступил нехорошо; Бур[енин] прежде всего человек; а как человек — одинаково разумный и нравственный, как и я, и потому столь же дорогой мне, как и Надсон и все другие; и потому я не могу осуждать, а тем более — желать карать его; главное же, никак не могу, вследствие того что он сделал больно другому (если это правда), желать сделать больно ему. Я сказал, что если бы я встретился с Бур[ениным], или бы был в сношениях с ним, я бы высказал ему то сомнение, к[оторое] имею о его поступке, считая обязанным каждого из нас помогать друг другу в единственном важном деле жизни — освобождаться от ошибок, заблуждений, соблазнов, лишающих нас блага жизни. — Вышло так, что кружок писателей отложил, надеюсь совсем, свое намерение печатать протест, но заявил ко мне требование, чтобы я, что если я так думаю, то чтобы я написал вам об этом. Я счел себя не в праве отказаться. Пожалуйста отнеситесь по-братски ко мне, так же, как я отношусь к вам. Не осудите меня за мое это письмо, а постарайтесь прочесть его с тем спокойным и уважительным чувством братской любви, с к[оторым] я пишу его.

Говорят, что вы в своих статьях касались личной жизни Н[адсона], его денежных и семейных дел и что это больно заставляло страдать больного человека и даже усилило его боли. Такие дела делаем мы все беспрестанно. Сколько раз скажешь словечко меткое, и эта меткая шутка сделает человека смешным. А он хотел жениться, и это меткое слово сделало то, что та отказала ему. Шутник в церкви сказал — пожар, и — 7 трупов. Разве он виноват? Он хотел пошутить.

Если человек, разряжая ружье, убьет нечаянно человека, ему будет больно, он будет осторожнее вперед разряжать ружье, но чувства раскаяния, сознания того, что он виноват, поступил дурно, у него не будет. Если в польском костеле шутник, не обдумав последствий, для забавы крикнул: «пожар», и задавили несколько человек, ему будет еще больнее, и он вперед не будет шутить так, но раскаяния, сознанья дурного поступка у него не будет. Но если человек, презирая и ненавидя другого, чтобы посмеяться над ним, поставить его в смешное положение, вынул из-под него стул, и тот, упавши, разбил себе голову и заболел или умер, то кроме боли и сожаления, будет раскаяние тяжелое, мучительное, раскаяние не потому, что человек убился, а потому, что мотив поступка было презрение, ненависть, нелюбовь к человеку.

Вы сами знаете, если справедливо то, в чем упрекают вас, есть ли это случай неосторожного обращения с оружием, или шутка, последствия которой вы не обдумали, или было в вас дурное чувство против этого человека. Вам, я уверен, больнее всех то, что случилось, и вы в cвоей душе единственный судья того, к какому разряду поступков принадлежат ваши статьи против Надсона.

Поверьте, что эти слова не укор и не поучение. Укорять я не могу никого, потому что сам грешил 1000 раз в том, в чем предполагаю ваш грех; а учить не могу человека, в разумности и нравственности которого уверен так же, как и в своей. А мне кажется, что со стороны иногда виднее ошибки другого. И если мы видим ошибки друг друга, портящие нашу жизнь, почему нам не помогать друг другу, указывая их?

Черновой вариант окончания.

Иногда шутка без враждебности, иногда шутка окрашена желчью, так что делается ядом, убивающим людей. Если не видишь последствий, считаешь это не грехом (религиозные люди), и не негуманным поступком (нерелигиозные); а ведь это ужасный грех или дурной поступок. Если правда всё то, что говорят о влиянии ваших статей на Надсона, то это тот один несчастный случай неосторожного обращения с оружием. И вам последствия его должны быть больнее, чем всем другим. И я уверен, что это так.

От слов св[оих] опр[авдаешься и от слов своих осудишься.] За вс[якое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ.] Какая это глубокая истина, и как кажется сначала что-то далекое от практики жизни, не нужное; а оно самое близкое, самое нужное не только писателям публицистам, как вы, но и всем нам, которые беспрестанно совершаем подобные грехи.

Простите же меня за то, что пишу это вам, и не имейте ко мне дурного чувства. А то было бы уже очень мне больно, что, желая уменьшить раздражение, я только увеличил его.

Ваш Л. Толстой.

Впервые опубликовано в «Литературном наследстве», 37-38, М. 1939, стр. 240—244. Датируется на основании ответного письма Буренина от 28 февраля 1887 г.

Виктор Петрович Буренин (1841—1926) — реакционный журналист, с 1876 г. сотрудник, а позднее — член редакции «Нового времени».

Буренин поместил в «Новом времени» ряд статей о поэте Семене Яковлевиче Надсоне (1862—1887), касавшихся как творчества поэта, так и его личной жизни. В этих статьях он намекал на притворность болезни Надсона, служившей, по мнению Буренина, лишь средством получения пособий. (См. Граф Алексис Жасминов, «Урок стихотворцу» — «Новое время» 1886, № 3706; В. П. Буренин, «Критические очерки» — «Новое время» 1886, №№ 3841, 3876, 3916). Эти статьи тяжело отзывались на умирающем Надсоне и усугубляли его страдания, что и заставило некоторых его друзей литераторов составить против Буренина обличительное письмо, которое было предложено подписать Толстому.

На письмо Толстого Буренин ответил 28 февраля. См. прим. к письму № 34.

29. H. Н. Страхову.

1887 г. Февраля 26. Москва.

Сейчас получил вашу книгу,¹ дорогой Николай Николаевич, и вспомнил, как я виноват перед вами в двух письмах.² Не оттого не отвечал вам на последнее, что бы мне совестно было отвечать на хвалящее письмо, когда не ответил на осуждающее. Мне было важно и то и другое. Мне хотелось знать ваше мнение особенно п[отому], ч[то] я, право, решительно не знал и не знаю (прислушиваясь к толкам), хорошо ли это или дурно. С первым вашим письмом я был несогласен — мне казалось, что вы не с моей точки зрения судили, со вторым же еще менее согласен — вы придаете слишком большое значение. Мне всё, когда я слышу похвалы, думается: коли бы я знал, что это может понравиться, я бы хоть постарался это сделать получше. Вообще же на свою блевотину ворочаться боюсь — очень уж я до ней охотник. И потому уже давно отучил себя от этого — ввиду того, что это мешает работе. А мне всё хочется и весело работать. Вчера — вы удивитесь — я был в заседании психологического общества. Грот читал о свободе воли.³ Я слушал дебаты и прекрасно провел вечер, не без поучительности и, главное, с большим сочувствием лицам общества. Я начинаю выучиваться не сердиться на заблуждения. Много, много бы желал поговорить с вами. Коли будем живы — поговорим. Прочту непременно вновь вашу книгу. Читали ли вы книгу Бакунина?⁴ Это чтение было для меня большая радость. Обнимаю вас. Все наши вас помнят и любят.

Л. Т.

Впервые опубликовано Б, III, изд. 1-е, стр. 12 (отр.); полностью в ТТ, 2, стр. 49—50. Датируется на основании пометы Страхова.

¹ H. Н. Страхов, «О вечных истинах (Мой спор о спиритизме)», СПб. 1887.

² Письма H. Н. Страхова от 27 января и от февраля 1887 г. (см. ПС, №№ 200 и 201). В первом из них Страхов указывал на недостатки, во втором — на достоинства «Власти тьмы».

³ 25 февраля Толстой был на заседании Московского психологического общества, где слушал реферат Н. Я. Грота «О свободе воли». См. отчет о заседании в газете «Русские ведомости» 1887, № 73 от 16 марта. Реферат был напечатан там же в № 75 от 18 марта. См. также т. 26, стр. 752—753.

⁴ П. А. Бакунин, «Основы веры и знания», СПб. 1886.

30. В. Г. Черткову от 23 февраля... 1 марта 1887 г.

* 31. П. И. Бирюкову.

1887 г. Марта 1. Москва.

Милый друг Павел Иванович, Лева¹ мне говорил, что он обогнал вас, и вы улыбаетесь. Я этому б[ыл] ужасно рад. Чему вы улыбались? Посылаю письмо к вам. Книги же еще до вашей записки я выслал. Объявление² от Черт[кова] нынче получил. Прекрасно. Но хорошо бы приискать компанию. Количка напишет Эртелю,³ да еще не найдется ли кто? Хорошо бы, чтоб я не один. —

Ч[ертков] пишет о Савихине.⁴ Язык его поэмы, образы тоже превосходны. Стих хорош местами; но не мешало бы его сделать еще ровнее и лучше, но содержание не то что нехорошо, а его совсем нет. Содержание есть только подражание тому, чему не нужно подражать у Некрасова, т. е. преувеличение народной бедности и отчаянное отношение к ней, вызывающее только негодование к кому-то. Зачем попал туда г[осподи]н в очках? Что он делает? И главное, чем кормится? Сочувствие никак не может быть на стороне его, п[отому] ч[то] в нем что-то таинственное, скрытное. А сочувствие невольно на стороне мужиков, и досадуешь на то, что автор с презрением относится к ним, а с уважением к тому, что возбуждает только недоумение и подозрение. — Ни на какой вещи я давно не видал с такой ясностью, как невозможно человеку писать, не проведя для самого себя определенную черту между добром и злом. Талант большой, а художественного произведения нет. Писателю художнику, кроме внешнего таланта, надо две вещи: первое — знать твердо, что должно быть, а второе — так верить в то, что должно быть, чтоб изображать то, что должно быть, так, как будто оно есть, как будто я живу среди него. У неполных художников — неготовых есть что-нибудь одно, а нет другого. У Савихина есть способность видеть, что должно бы быть, как будто оно есть. Но он не знает, что должно быть. У других бывает обратное. Большинство бездарных произведений принадлежит ко 2-му разряду; большинство так называемых художественных произведений принадлежит к первому. Люди чувствуют, что нельзя писать то, что есть — что это не будет искусство, но не знают, что должно быть, и начинают писать то, что было (историческое искусство — картина Сурикова⁵), или пишут не то, что должно быть, а то, что им или их кружку нравится. — Оба — нехорошо. Первый недостаток Иванова,⁶ второй — Савихина. Смешать их вместе — выйдет большой художник. Но и не смешивая, каждый, выработав то, что ему недостает, может сделаться хорошим умственным работником, т. е. писателем. Так я думаю. Вы решите, зная Савихина, можно ли ему, не огорчив его, для его добра, показать ему это. Хотел уехать в деревню. Да совестно стало. Куда уезжать от себя и от людей? И остался. Придет время, и, если это нужно, и я буду делать, что должно, и здесь могу быть полезен. До свиданья. Обнимаю вас и всех наших друзей.

Л. Т.

Отрывок впервые опубликован в Б, III, изд. 1-е, стр. 37. Датируется на основании пометы П. И. Бирюкова на письме: «3 марта 1887 г.» (дата получения письма).

¹ Лев Львович Толстой.

² Заявление в газеты от книжного склада «Посредник» о разрешении безвозмездно перепечатывать изданные им произведения Толстого (см. т. 86, стр. 36).

³ Александр Иванович Эртель (1855—1908), русский писатель. См. т. 63, стр. 285—286. О сотрудничестве Эртеля в «Посреднике» см. также т. 85, стр. 310.

⁴ Василий Иванович Савихин-Иванов (1858—1912), писатель из рабочих. Свою поэму о деревенской жизни «Два соседа», написанную белыми стихами, он переслал Толстому через В. Г. Черткова. После исправления В. И. Савихиным (по указаниям Толстого) она была напечатана в изд. «Посредник», М. 1888.

⁵ Василий Иванович Суриков (1848—1915). Толстой имеет в виду

его картину «Боярыня Морозова», выставленную тогда на выставке

«Передвижников».

⁶ Николай Никитич Иванов (1867—1912), в то время сотрудник книжного склада «Посредник», автор нескольких стихотворений и рассказов. О нем см. в т. 63, стр. 352.

32. H. H. Страхову.

1887 г. Марта 3. Москва.

Прочел вашу книгу,¹ дорогой Николай Николаевич, то, что не читал прежде, и очень одобрил. Как прекрасно Сократ о естественных науках.² Какое сильное орудие невежества — книгопечатание, и эта масса книг без указания выделения того, чтò в книгах есть рост человеческого сознания — и чтò слова — и глупые часто. Ведь это читаешь, как вы умели осветить, как новое и самое, самое современное. И как несравненно хорош ваш перевод!³ Ведь это ваш? Про себя скажу, что я последнее время решительно мучим последствиями моей несчастной драмы.⁴ Если бы знал, что столько это у меня отнимет времени, ни за что бы не печатал. Чудной народ люди нашего круга! Как ни думаешь знать их, всякий день удивляют своей праздностью и неожиданностью употребления способности мысли. Вот именно как с писанной торбой. На дело боятся употребить, и болтается она у них перед ногами, бьет и их и других. А делать им, беднякам, больше нечего. До свиданья, обнимаю вас.

Л. Т.

Прекрасно и ново и поучительно для меня значение, к[оторое] вы придаете науке.

Впервые опубликовано в Б, II, изд. 3-е, стр. 633—634 (отр.); полностью в ТТ, 2, стр. 50—51. Датируется на основании пометы Страхова.

¹ См. письмо № 29, прим. 1.

² Пятая глава «Вступления» к книге H. Н. Страхова называется «Сократ о естественных науках».

³ Перевод приводимых Страховым выдержек из «Федона» Платона.

⁴ Драма Толстого «Власть тьмы» с большим трудом получила цензурное разрешение на опубликование и была запрещена к постановке. Когда же драма была напечатана, к Толстому стали обращаться многие издательства за разрешением перепечатки драмы. См. об этом в т. 86, № 136.

33. В. Г. Черткову от 4 марта 1887 г.

34. В. П. Буренину.

1887 г. Марта 4. Москва.

Благодарю вас за ваше, разъяснившее мне многое, письмо¹ и за укоры, которые вы мне делаете. Они совершенно справедливы.

Лев Толстой.

На обратной стороне открытки:

Петербург. Редакция Нового Времени. Виктору Петровичу Буренину.

Впервые опубликовано в «Литературном наследстве», 37-38, М. 1939, стр. 246. Датируется на основании почтового штемпеля.

¹ В ответ на письмо Толстого (см. № 28) Буренин 28 февраля 1887 г. писал, что статьи его о Надсоне, за которые его упрекают и которые подали повод к письму Толстого, в свою очередь, были вызваны «оскорбительными» статьями Надсона в киевской газете «Заря» («Литературно-журнальные очерки» — в № 99 от 4 июня, № 19 от 27 июня и № 131 от 11 июля 1886 г.; «Маленький урок по истории культуры г. Буренину» — в № 116 от 24 июня 1886 г.). Буренин писал: «Вам предлагали вашим авторитетным именем подкрепить обвинение неизвестного вам человека в том, что он ускорил смерть другого. Неужели.... можно подписаться под таким тяжким обвинением, выслушав только обвинителей и не выслушав обвиняемого». Этот упрек и вызвал ответ Толстого.

35. П. М. Свободину.

1887 г. Марта 5. Москва.

Павел Матвеевич!

В моем представлении Аким русый, совсем не седой и не плешивый; волосы на голове даже могут немного виться, борода реденькая.

Говорит с запинкой, и вдруг вырываются фразы, и опять запинка и «тае» и «значит». «Тае» я выговариваю «таѣ». Впрочем и «таё» возможно. Шамкать, мне кажется, не нужно. Ходит твердо; я представляю себе, вывернутыми ступнями в лаптях. Приемы — движения — истовые, только речи гладкой бог не дал.

Большая внимательность, вслушиванье во всё, что говорят, особенно ему, и одобрение всего, что говорится хорошего, но тотчас же беспокойство и отпор при дурных речах. В 3-м действии при виде безобразия сына он должен физически страдать.

Должно пользоваться контрастом комического нескладного лепета и горячего, иногда торжественного произнесения таких слов, которые у него выходят. В 5-м действии он должен упираться, гнушаясь видом сватьбы, потом начать понимать, в чем дело, потом придти в восторг от поступка сына и до конца действия оберегать даже физически, — расставляя руки и забегая со стороны нарушителей, — оберегать совершающееся торжественно покаяние от вмешательства. — Письмо ваше тронуло меня. Желаю вам успеха.

Лев Толстой.

На конверте:

Петербург, Колокольная 6. Павлу Матвеевичу Свободину.

Впервые опубликовано в сборнике «Бирюч Петроградских государственных театров», 1919, стр. 149. Датируется на основании почтовых штемпелей.

Павел Матвеевич Свободин (Козиенко, 1850—1892) — артист Александрийского театра в Петербурге и писатель.

3 марта 1887 г. писал Толстому по поводу предполагавшейся постановки «Власти тьмы» на сцене Александринского театра и просил дать указания относительно роли Акима, которую он должен был исполнять.

36. В. Г. Черткову от 12—18 марта 1887 г.

* 37. П. И. Бирюкову, А. К. и В. Г. Чертковым.

1887 г. Марта 20. Москва.

Соскучился я о вас, милые друзья (обращаюсь к вам и Чертковым), беспрестанно о вас думаю. Верно оттого, что последнее время так б[ыл] увлечен своими мыслями о жизни и см[ерти],¹ что мало думал, так теперь наверстываю. — Я всё еще не кончил и всё уясняю себе больше и больше. Когда кончу, то напечатаю у Оболенского² последнюю, по-моему, лучшую версию, если он хочет и цензура пропустит (нецензурного, кажется, нет ничего). Четвертого дня б[ыл] у меня Островский сын³ (очень полюбился мне), принес подарок от матери⁴ — сочинения отца и разрешение печатать в Посреднике «Бедн[ость] не пор[ок]» и «Не так живи».⁵ Как вы поступите? Мне кажется, что с форм[альной] стороны нужно бы подтверждение от издателя его сочинений; но когда я сказал это Островскому, он сказал, что спрашивать не надо. Судите, как вы лучше знаете. Но радуюсь очень этому. Еще 3-го дня были у меня доктора: Михайлов,⁶ Попов⁷ и Архангельская.⁸ Попов читал программу статьи о заразных болезнях ⁹ Очень широко задумано. Боюсь, что не удастся, как задумана, и или не напишет и напишет не скоро. Но дорого желанье хорошего умного человека. Арх[ангельская] читала статью женщ[ины] врача Трутовской о сифилисе.¹⁰ Прекрасная статья. Автор взяла еще исправить по нашим замечаниям и принесет через неделю. Это прекрасно и в календарь и отдельной книжкой. Еще Арх[ангельская] принесла начало своей статьи о несчастных случаях.¹¹ Хорошо, но не так; она оставила у меня, и я, что умел, поправил в изложении. Очень и это радостно. —

Признаюсь, мне жалко, что А[нна] К[онстантиновна]¹² хворает, но радуюсь, что работает. Так и надо. В такие глупости, как болезнь и смерть, будто бы могущие иметь какое-нибудь влияние на нашу жизнь, пора перестать верить. Кое-что я прибавил, уяснив себе, к моим мыслям о ж[изни] и см[ерти], что мне кажется ясно и полезно знать. Сообщу вам, когда оставлю эту работу и возьмусь за другую. Количка одобряет, и мне это радостно.

Вчера б[ыли] Сибиряков и Орлов,¹³ к[оторого] он решительно увозит.

Прощайте, милые друзья. Любите меня¹⁴ по-старому, как и я вас. И отлично.

Л. Т.

Отрывки впервые опубликованы в ТЕ, 1913, ПТ, стр. 119; Б, III, изд. 1-е, стр. 12. На письме помета П. И. Бирюкова: «22/III» (дата получения письма).

¹ См. письмо № 1, прим. 4.

² В журнале Л. Е. Оболенского «Русское богатство» статья Толстого «О жизни» напечатана не была.

³ Александр Александрович Островский (р. 1864), сын драматурга.

⁴ Мария Васильевна Островская (1848—1906), рожд. Бахметьева, по сцене — Васильева; с 12 февраля 1869 г. артистка драматической труппы московских театров.

⁵ Обе эти пьесы вскоре были изданы «Посредником».

⁶ Николай Федорович Михайлов (р. 1849, ум. после 1914), московский врач и педагог, автор брошюры: «Советы матерям», изд. «Посредник», М. 1888.

⁷ Иван Васильевич Попов (ум. после 1914), заведующий санитарным отделом Московского губернского земства.

⁸ Александра Гавриловна Архангельская (1851—1909), земский врач, основательница Петровской земской больницы при ст. Алабино, Московско-Киевской ж. д.

⁹ Была ли написана Поповым эта статья, неизвестно.

¹⁰ Вера Константиновна Трутовская (р. 1858), врач в Полтаве. Упоминаемая статья была напечатана в «Посреднике» под заглавием: «Дурная болезнь, или сифилис. Описание ее и советы о том, как уберегаться и лечиться от нее», М. 1888.

¹¹ Статья эта была напечатана в «Посреднике» под названием: «Первая помощь в несчастных случаях и при внезапных заболеваниях людей» (без указания фамилии автора), М. 1889.

¹² А. К. Черткова.

¹³ Владимир Федорович Орлов (1843—1898), учитель, бывший «нечаевец». О нем см. в т. 63, стр. 82—83. К. С. Сибиряков предлагал В. Ф. Орлову занять место учителя в одной из его школ.

¹⁴ В подлиннике: мне

* 38. С. И. Лаврентьевой. Черновое.

1887 г. Марта 23 или 24. Москва.

Рассказ ваш недурен.¹ Посылаю вам очень распространенную книгу.² Нельзя ли попытаться сделать из нее что-нибудь менее бестолковое.

Печатается по черновику (написано на письме адресата). Датируется на основании письма С. И. Лаврентьевой от 21 марта 1887 г., на которое отвечает Толстой.

Софья Ивановна Лаврентьева, прочитав письмо Толстого к «тифлисским барышням» (см. т. 63, № 587), обратилась к Толстому с просьбой прислать ей какую-либо книгу, которую она могла бы переделать для народного чтения. С целью ознакомления Толстого со своими литературными способностями послала ему свой рассказ.

¹ Рассказ неизвестен.

² «Сказка о славном и сильном витязе Еруслане Лазаревиче, о его храбрости и невообразимой красоте царевны Анастасии Вахрамеевны».

* 39. Н. Л. Озмидову.

1887 г. Марта 24. Москва.

Дорогой [Николай Лукич]. Очень рад был получить ваше письмо и узнать, что вы живы и что вы работаете, но не посетуйте на меня, что ответа не дам на ваши вопросы. Не могу вдуматься, как надо, в них; а наобум отвечать хуже, чем совсем не отвечать. Знаю только, что руководства (manuel — как говорят французы) для нравственно-разумно-религиозной поддержки себя — очень нужны, и что вы можете сделать таковой прекрасно. И потому очень рад, что вы над этим работаете.

Я живу хорошо, живу — радуюсь оттого, главное, что дела очень много, как будто нужного людям.

Не хорошо вы говорите, что письма ваши сердят людей. Этого не надо. Если сердят, то виноваты письма. Что....?¹ Теперь март, и всё поминаю о вас. Люблю вас и целую.

Л. Толстой.

Что вы как-то холодно пишете. Не описываете подробно, как

вы живете, как....² с мужем,³ ваша жена, которой передайте мою любовь.

Что у меня в разных местах иначе выражено, это неоконченность или неформальность работы. Надо обращаться со всяким писанием, как с пищей, поглощать ее и претворять в свою плоть и кровь.

Я теперь уже более месяца занят писанием о том, что есть жизнь. Хочется и надеюсь выразить совсем просто и ясно, что жизнь есть совсем не та путаница и страдания, которые мы себе представляем под этим словом, а нечто очень простое, ясное, легкое и всегда радостное.

Печатается по копии. Дата копии.

О Николае Лукиче Озмидове (1844—1908) см. т. 63, стр. 310—311.

Письмо Н. Л. Озмидова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Пропуск в копии.

² Пропуск в копии. Речь идет о дочери Н. Л. Озмидова — Ольге Николаевне Спенглер. См. письмо № 14.

³ Федор Эдуардович Спенглер.

* 40. NN («тифлисским барышням»).

1887 г. Марта 23—25? Москва.

Книжки Сытинских изданий большие — так наз[ываемые] романы все разосланы желавшим заняться их переделкой, кроме одной, кот[орую] и посылаю; остаются мелкие — листовки; переделка или замена их хорошим содержанием еще более нужна; посылаю таких 4. Если же бы вам вздумалось, независимо от посылаемых книг, составить из известных хороших романов Диккенса, Эллиота¹ и др., сокращая и опрощая их, книжки в размере той, кот[орую] посылаю, то это было бы очень хорошо. Размером, впрочем, стесняться не нужно: можно и в двух таких частях. За подробностями, кот[орые] могут вам еще понадобиться, прошу обращаться к Ив. Ив. Петрову² в Москву, Страстной бульвар, меблиров[анные] комнаты Каретниковой.

Как будет хорошо, когда дело это пойдет!

Л. Толстой.

Датируется на основании письма «тифлисских барышень» от 20 марта 1887 г., на которое отвечает Толстой.

«Тифлисские барышни» — группа женской учащейся молодежи Тифлиса, обратившаяся в конце 1886 г. к Толстому с просьбой указать им, куда бы они могли «приложить свои знания». Толстой посоветовал им заняться переделкой книг для народного чтения. См. т. 63, № 587.

¹ Джордж Эллиот — псевдоним английской писательницы Марии-Анны Эванс (1820—1880).

² О Иване Ивановиче Петрове см. прим. к письму № 62.

* 41. А. А. Волжиной.

1887 г. Марта 27. Москва.

Едва ли я успею повидаться с вами: хочу завтра уехать в деревню. На всякий случай посылаю вам для работы книгу. Попытайтесь сделать лучшее, чем то, что есть, и по форме и по содержанию.

Л. Т.

На обратной стороне открытки:

Старо-Конюшенная, д. Мазурова. Анне Алексеевне Волжиной.

Датируется на основании почтового штемпеля.

Ответ на письмо классной дамы Александровско-Мариинского института, Анны Александровны Волжиной, вызванное опубликованием письма Толстого к «тифлисским барышням». Волжина предлагала свои услуги по переделке книг для народа. Толстой послал ей лубочную повесть «Ведьма и Соловей-разбойник».

42. М. А. Новоселову.

1887 г. Марта 25—31? Москва.

Благодарю вас за ваше письмо; оно заставило еще думать о предмете, о котором не перестаю думать, и было мне полезно, как всегда правда и искренность.

Любящий вас Лев Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в Соч., М. 1911, XX, стр. 206. Датируется на основании письма Новоселова, на которое отвечает Толстой.

Михаил Александрович Новоселов (р. 1864) — учитель одной из московских гимназий. См. о нем т. 63, стр. 391. 23 марта 1887 г. писал о несоответствии жизни Толстого с его взглядами; советовал отказаться от собственности.

* 43. H. Н. Рубинштейну. Черновое.

1887 г. Марта 30 или 31. Москва.

Так называемые романы издания Сытина, в роде Милорда и других, уже все разосланы лицам, желавшим их переделывать. Очень вероятно, что многие из них возвратят назад. Но нужнее переделок их было бы перевод, сокращение и упрощение хороших классических романов Дикенса, Жоржа Элиота¹ и даже хороших романов² Бульвера,³ Вуд,⁴ Брадон⁵ и др.

Печатается по черновику-автографу, написанному на письме адресата. Датируется на основании письма H. Н. Рубинштейна от 27 марта 1887 г., на которое отвечает Толстой.

Письмо Николая Наумовича Рубинштейна (сведений о нем не найдено) было вызвано письмом Толстого к «тифлисским барышням». Рубинштейн просил прислать книг для переделок.

¹ Зачеркнуто: Гюго, Вуд, Брадон

² Зач.: Вуд, Вальтер Скота

³ Эдвард-Джордж-Чарльз Бульвер Литтон (Bulwer-Lytton, 1803—1873), английский романист, автор великосветских и исторических романов, написанных в условно-моралистическом духе.

⁴ Генри-Эллен Вуд (Wood, 1820—1887), английская романистка.

⁵ Мери-Елизабет Брэддон (1837—1915), известная английская романистка.

44. Н. Я. Гроту.

1887 г. Марта 31. Москва.

Письмо ваше очень радостно для меня; благодарю вас за него. Я сейчас еду.¹ Адрес Страхова: Публ[ичная] библиотека. С ним человеку серьезному нельзя расходиться.²

Любящий вас Л. Толстой.

Впервые опубликовано в книге «Н. Я. Грот в очерках, воспоминаниях и письмах», 1911, стр. 211. Датируется на основании письма Н. Я. Грота от 30 марта 1887 г., на которое отвечает Толстой.

Николай Яковлевич Грот (1852—1899) — философ-идеалист, профессор; председатель Московского психологического общества и редактор журнала «Вопросы философии и психологии». С Толстым познакомился в 1885 г.

¹ В Ясную Поляну.

² Грот писал о своем впечатлении от чтения книги H. Н. Страхова «О вечных истинах» (СПб. 1887) и просил сообщить его адрес.

45. А. А. Толстой.

1887 г. Март. Москва.

Правда, что очень бы хотелось повидаться с вами, милый друг Alexandrine, и если это нам на пользу, то оно и будет. Я живу хорошо тем только, что всё понемножку радостнее.

Как мне странно вспомнить теперь, что я мог с вами спорить, даже горячиться. Что же делать? Было время, что я и из пушки стрелял, но и то, и другое безвозвратно прошло. Целую вашу руку.

Л. Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в ПТ, № 157. Дата копии.

46—47. С. А. Толстой от 1 и 2 апреля 1887 г.

48. В. Г. Черткову от 2 апреля 1887 г.

49. Г. А. Русанову.

1887 г. Апреля 2. Я. П.

2 апреля. Ясная Поляна.

Адрес: Козловка Засека.

Получил ваше письмо, милый друг Гаврило Андреевич, накануне моего отъезда из Москвы,¹ от этого замедлил. Письмо ваше, радостное для меня тою любовью, кот[орая] составляет всё значение жизни, грустно и волнительно болезнью детей. Напишите, пожалуйста. Жаль вашу добрую, милую жену.² —

Женщины редко возрощают у себя в сердце истинную любовь к богу и к людям, и часто любовь к детям занимает всё место. И часто видишь ужасную казнь за это. Помилуй бог вас и жену вашу и от греха, и от последствий его. — Я знаю, что это кажется недобрым чем-то — холодным — рассуждать о боге, когда есть горе, — дети больны или умирают; и мы так привыкли к этому, что и мне это показалось совестно. А как мы забыли бога, если говорим и думаем так! Как очевидно, что мысль о боге (истине, добре, — как хотите понимайте) нужна нам только для парада, а как дело серьезное, жизненное, то нам даже совестно упоминать про такую фальшь. Надеюсь, что у вас не так.

И родятся, и живут дети и любимые люди только как некоторые подробности бога, которые без бога и не имеют смысла и которые поэтому уничтожиться не могут, — скрыться из глаз наших могут, но не уничтожиться.

Я пишу, не обдумывая слов, надеясь, что вы совпадете со мной сердцем и поймете меня.

Два чувства во мне: во-первых, жалость к вам и, главное, к вашей жене за испытание и страх, что вы или она его не выдержит, не обратит его в радость, — как всё в нашей жизни.

Я уехал из Москвы для уединения. Работаю над мыслями о жизни и смерти, переделываю то, что читал,³ и очень мне предмет этот кажется важен. Кажется, что разъяснение этого — т. е. того, что именно есть жизнь (у Хри[ста] это разъяснено), разъяснение Христово для людей, к[оторые] не хотят понимать Евангелие — это очень важно, нужно, прибавит счастья людям. Видите, какие гордые мысли. Что делать, они есть и они-то поощряют к работе.

Здоровье мое хуже после болезни: то ноги, то руки, то живот болят, но истинно, не для фразы, говорю, никак, к огорчению моей жены, не могу этим интересоваться, п[отому] ч[то] не чувствую, чтобы мне насколько-нибудь было хуже при нездоровьи, чем при здоровьи.

Так прощайте пока, целую вас и вашу жену, и детей. Напишите же поскорее.

Лев Толстой.

На конверте:

Воронеж. Старо-Московск[ая] улица, д. Либензона. Гаврило Андреевичу Русанову.

Впервые опубликовано в «Вестнике Европы» 1915, 3, стр. 11—12.

Гавриил Андреевич Русанов (1845—1907) — помещик Воронежской губ., бывш. член Харьковского окружного суда, знакомый Толстого с 1883 г. См. т. 63, стр. 217.

Упоминаемое письмо Русанова от 28 марта.

¹ В Ясную Поляну Толстой выехал 31 марта.

² Антонина Алексеевна (1855—1905).

³ Толстой 14 марта 1887 г. в заседании Московского психологического общества читал доклад: «Понятие жизни». См. т. 26, стр. 881—885 и 753—754.

50—55. С. А. Толстой от 4, 5, 7, 9, 10 и 11 апреля 1887 г.

56. H. Н. Ге (отцу).

1887 г. Апреля 11. Козлова Засека.

Письмо ваше, дорогой друг, получил я уже в Ясной с Количкой. Он привез мне его из Москвы и теперь живет со мной — меня радует. Я уехал из Москвы во вторник на страстной от суеты. Прожил я зиму хорошо. Чтение мое, о к[отором] вы спрашиваете, это мысли о жизни и смерти, к[оторые] мне дороги и нужны и к[оторые] я поэтому стараюсь себе уяснить. Может быть и другим пригодится. Количка вам расскажет, а как будет в окончательной форме, то пришлю вам. Кто знает, может и сам приеду к вам. Очень хочется. Я радуюсь передаче ваших картин Третьякову.¹ Там им место. Жалею, что вы не работали много, а потом думаю, что так надо. — Файнерман в Ясной, такой же хороший. — Слава богу, жить хорошо. Да увидимся, бог даст, все расскажу. Если бестолково письмо, то оттого, что пишу на Козловке среди шума на станции. Обнимаю вас и ваших.

Л. Т.

Впервые опубликовано в ТГ, стр. 96—97. Датируется на основании пометы на письме.

Письмо Н. Н. Ге, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ П. М. Третьяков вел переговоры с Н. Н. Ге о покупке некоторых его картин. В конце 1887 г. Третьяковым была куплена картина H. Н. Ге «Христос в Гефсиманском саду».

* 57. Е. В. Винер.

1887 г. Апреля 11. Я. П.

Да, письмо ваше очень обрадовало меня, дорогая Лизавета Владимировна. Я люблю вас обоих и не знаю, за кого больше радоваться.

Ольга Александровна¹ говорила мне о вас и всё такое, почему я заключил, что вам хорошо, что и должно быть каждому человеку, к[оторый] стал на путь жизни.

Человек должен быть счастлив. Если он несчастлив хоть немного, то он должен быть в отчаянном положении. «Зачем я живу, страдая? Кто это сделал? Чем это кончится?» являются тогда вопросы, на к[оторые] нет ответов. Единственный ответ или, скорее, состояние, исключающее эти вопросы, это: «мне хорошо, покорно благодарю», и в такое состояние человек может поставить себя. Если же нет этого состояния, то непременно виноваты мы сами, в чем-нибудь ошиблись, и надо искать ошибку и поправить ее, пока не вернемся к свойственному и предназначенному нам состоянию блаженства. Я искренно думаю так и часто достигаю этого. Вам легче, п[отому] ч[то] вы меньше испорчены. Помогай вам бог. Напишите мне и подробнее о себе, о своей жизни и отношениях к близким. Любящий вас

Л. Толстой.

Печатается по копии Е. В. Винер-Джунковской. Датируется по содержанию, касающемуся ее выхода замуж за Н. Ф. Джунковского. См. т. 84, № 381.

О Елизавете Владимировне Винер (1862—1928) см. т. 63, стр. 360.

Письмо Е. В. Винер, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Ольга Александровна Шмидт, сестра М. А. Шмидт.

58—60. С. А. Толстой от 13, 14 и 16 апреля 1887 г.

61. В. Г. Черткову от 16 апреля 1887 г.

* 62. И. И. Петрову.

1887 г. Апреля 17. Я. П.

Простите, Иван Иванович, что не сделал то, что хотел. Должно быть и не сделаю. Впрочем, завтра, 18, думаю быть в Москве. Увидимся.

Л. Толстой.

Hа обратной стороне открытки:

Москва. Страстной бульвар, д. Чижова. Меблиров[анные] комнат[ы]. Ивану Ивановичу Петрову.

Датируется на основании почтового штемпеля.

Иван Иванович Петров (1861—1892) — редактор отдела народных изданий И. Д. Сытина, позднее редактор журналов «Артист» и «Дневник артиста». См. некрологи: «Московская иллюстрированная газета» 1892, № 136 от 18 мая; «Дневник артиста» 1892, 3 (июнь), стр. 69.

Письмо И. И. Петрова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

63. Ф. Ф. Тищенко.

1887 г. Апреля 18. Москва.

Федор Федорович!

Получил вашу повесть¹ и прочел. Вы хотите искреннее мнение. Вот недостатки: всё растянуто, в особенности описание душевного состояния Семена после измены жены. Сцена перед зеркалом и длинна и искусственна. А между тем недостаточно ясны перевороты, происходящие в душе Семена: сначала злобы, потом отчаяния, потом успокоения и наконец решимость вернуть жену. Всё это надо бы, чтобы совершалось в событиях, а не только бы описывалось. У вас есть попытки приурочить эти перевороты к событиям, но не всегда удачно. —

Сцена с одеколоном длинна. Потом вы делаете ошибку, повторяя некот[орые] вещи. Это ослабляет впечатление, как н[а]п[ример], два раза упоминаете о бросании денег и разрывании гармоники. Потом Семен сначала как бы задуман не для того конца, кот[орый] теперь. Вот все недостатки, к[оторые] старательно вспоминал. Нечто еще иногда неправильность языка. Но про это не стоит говорить. И не я буду в них упрекать. Я люблю то, что называют неправильностью, — что есть характерность.

Теперь достоинства: замечательно правдиво. Это важное, большое качество. И самое важное, в последней превосходной сцене с ребенком есть задушевность. Вообще повесть хорошая. И я думаю, что у вас есть те особенности, которые нужны писателю.

Одно, главное, что я, судя по этой повести, думаю, что у вас есть или может быть, это — внутреннее содержание. Без этого нечего и браться за писанье. Писателю нужны две вещи: знать то, что должно быть в людях и между людьми, и так верить в то, что должно быть, и любить это, чтобы как будто видеть перед собой то, что должно быть, и то, что отступает от этого.

Повесть вашу я посылаю с этой почтой к Черткову в Петербург и в Посредник. Я прошу его поместить эту повесть в журнале каком-либо, как вы хотите, или прямо в Посреднике, но так, что[бы] вы получили за нее вознаграждение.

Вы спишитесь с ним об этом. Вероятно, он напишет вам прежде. Это мой близкий друг, и отношения с ним могут быть вам только приятны.

Напишите мне, как вы живете? Почему вы теперь в Ахтырск[ом] уезде² и что ваша семья и дети?

Помогай вам бог.

Любящий вас Лев Толстой.

Адрес Черткова: Владимиру Григорьевичу Черткову. Петербург. 32, Миллионная.

Черткову можете поручить сделать нужные сокращения. Сокращения, особенно те, кот[орые] сделает Ч[ертков], могут только улучшить вещь.

Впервые опубликовано в «Русской мысли» 1903, 11, стр. 66 (вторая пагинация). Датируется на основании пометы на письме рукой Ф. Ф. Тищенко: «Получ. 21 апр. 1887 г.» и упоминания об отсылке повести (см. т. 86, № 142).

Федор Федорович Тищенко (р. 1858) — писатель из крестьян. См. о нем т. 63, стр. 327.

¹ «Семен сирота и его жена». Первоначально повесть называлась «Несчастные». В такой редакции она была послана автором в сентябре 1886 г. на просмотр Толстому. Сделав замечания к ней и некоторые исправления, Толстой вернул ее Тищенко, который после переработки вторично послал повесть Толстому. В данном письме Толстой дает отзыв об этой новой редакции повести. Повесть была напечатана в «Вестнике Европы» 1888, 1. В том же году была издана «Посредником» отдельной книжкой.

² Как сообщил Тищенко в ответном письме от 24 апреля, он был вынужден уехать с прежнего места жительства, дер. Ульяновой, Сумского уезда, в Краснополье, Ахтырского уезда, из-за столкновения со старшиной и местными властями, вызванного заступничеством Тищенко за крестьян.

64. В. Г. Черткову от 18 апреля 1887 г.

* 65. Н. Л. Озмидову.

1887 г. Апреля 19. Москва.

Долго не отвечал вам, дорогой [Николай Лукич], оттого, что был очень хорошо занят своим писанием о жизни и смерти, а кроме того ездил в деревню и опять вернулся, так что письмо ваше ездило со мной.

О чужой работе (мне о вашей), и особенно о предпринимаемом, очень трудно, даже невозможно сказать свое мнение — сам работающий никогда не знает своей работы, пока он ее не кончил. Скажу о том, что вы прислали. 1-й стих ясен, 2-й неясен совсем. Разбирать теперь этого я не могу, п[отому] ч[то] я месяцами думал над этими стихами и как мог, так выразил их. Это не значит, что я выразил их наилучшим образом, но только то, что передумывать их уже не могу; и в вашей версии вижу одну из тех, которые были тогда отвергнуты мною.

Теперь скажу вообще то, что мне кажется, о вашей работе, т. е. какою она мне представляется, чтобы быть полезною. Мне кажется, надо бы как можно свободнее обращаться с текстами — не в смысле замены и дополнения их, а в смысле исключения, пропуска всего сколько-нибудь неясного, двусмысленного, требующего объяснения. Пусть скорее будет кажущаяся сначала несвязная непоследовательность (связь эта для прочитавшего до конца так сильна, что никаких дополнений не требуется, как свод: всё держится одно другим), но чтобы не было ничего такого, к чему можно бы придраться. Если уже нужными покажутся объяснения, то их делать отдельно, примечаниями; да это не нужно. Нужно оставить одно несомненное и, где можно, заменять лучшей, более простой, понятной формой выражения.

Вот мое мнение. Я всё время, как писал вам, занят своей работой, зачавшейся во время моей болезни, подбодренный психологией общественной.¹ Многое для себя уяснил. Кабы бог дал, чтобы было и другим на пользу. Передайте мою любовь вашим.... и....² хочется написать им, да едва ли успею. Как вы живете, спокойны ли и радостны ли духом, как нам нельзя не быть?

Вот я вчера приехал в Вавилон³ после трех недель уединения и каюсь — смутился было духом. Но помогает мне то, что знаю, что вся причина смущения во мне. И это уже одно, давая надежду и возможность исправить дело, многое облегчает положение. Пока прощайте.

Любящий вас.

Печатается по копии. Дата копии.

Письмо Н. Л. Озмидова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Так в копии. Однако можно предположить, что здесь ошибка, происшедшая от неправильно развернутого сокращения в оригинале. Вероятно Толстым было написано: «психолог[ическим] обществ[ом]». Толстой этими словами намекает на свой доклад в Московском психологическом обществе 14 марта 1887 г. См. прим. 3 к письму № 49.

² Пропуск в копии.

³ Толстой имеет в виду Москву.

* 66. П. И. Бирюкову.

1887 г. Апреля около 20. Москва.

Милый друг Павел Иванович,

Письма Залюб[овского]¹ я еще не получил. Очень радуюсь за него. Скажите Черткову, что мне пишет Сосновского мать.² Верно, она писала и ему. Я решительно ничего не могу сделать. Прожил я почти 3 недели в Ясной с Колечкой, большую часть времени — очень хорошо. Работал о ж[изни] и с[мерти] так, как не бывает в городе, а сделал, как наверно вам покажется, мало. Но теперь существенное кончено, расположено по частям, остаются поправки, к[оторые] можно сделать и по коректурам. Вы всё пишете о других, а ничего о себе, а мне всё хочется вас чувствовать. Если выпадет такое время, напишите о себе. Файнерман дает развод жене и едет совсем к себе. Третьего дня были в Ясной Ф[айнерман], Буткевич (вы знаете, кажется — бывший революционер)³ и Сытин Сергей;⁴ они совсем решили поселиться в деревне около Ясной, чтобы жить, как Ф[айнерман]. Я, чувствуя, что это не то, сказал кое-что настолько, насколько мне позволяло мое положение, т. е. то, что отговаривая их от этого, я как бы оберегаю свое спокойствие. Но Количка стал говорить, я слушал. Так мягко, так любовно (не фразы любовные, а настроение) и вместе с тем так сильно и строго! Он показал им, что нельзя, расходуя деньги, ехать куда-то устраиваться работать, что тут есть самообман — для людей, а не для истины. И говорил любящий истину и людей человек, и слушали такие же люди. И без самолюбия, без ложного стыда, и еще более любовно, чем прежде, они расстались и изменили свои взгляды на излюбленные ими приемы. Это было мне очень радостно. Сытин остался с Буткевичем в Туле. Не знаю, что они сделают, поедут ли каждый в свое место. У Бутк[евича] есть отец помещик,⁵ и он к нему хотел поехать и там жить, как он считает хорошим. Не знаю, что сделает Сытин. Ф[айнерман] почувствовал, да и мы с ним об этом говорили, что была ошибка в его жизни (прекрасной) — у нас. Как всё легко развязывается, когда у людей не бесчисленные дели жизни, в достижении к[оторых] они все мешают друг другу, а только одна, в стремлении к к[оторой] все помогают друг другу.

Приехал в Москву и было смутился духом, но вспомнил, что это грех, и опять стало хорошо. Думаю пробыть здесь меньше недели.⁶ Пока прощайте, милый друг.

Любящий вас Л. Толстой.

Заезжал Количка к Марье Алекс[андровне].⁷ Он хочет у нее устроить своего друга женщину. Они вышли ко мне в Иваново, и мы доехали до Серпухова и посидели, ожидая поезда. Мар[ья] Алекс[андровна] так живет, как дай бог всем. Укрепляет видеть такого человека.

Посылаю на ваше имя сказку Савихина.⁸

На письме помета П. И. Бирюкова: «4/IV 1887» (дата получения письма). Однако нужно ее считать ошибочной, имея в виду, что письмо было написано вскоре по приезде Толстого в Москву (18 апреля).

¹ Алексей Петрович Залюбовский. См. прим. к письму № 91.

² Михаил Иванович Сосновский (1863—1925), в то время революционер-террорист, в 1887 г. арестованный в связи с покушением 4 марта на Александра III; в 1888 г. был сослан в Восточную Сибирь. Впоследствии — член партии социалистов-революционеров. Письмо матери Сосновского к Толстому неизвестно.

³ Анатолий Степанович Буткевич (1859—1942), будучи студентом, принимал участие в революционном движении; впоследствии — ученый-пчеловод. О нем см. в т. 65.

⁴ Сергей Дмитриевич Сытин (ум. в 1915), младший брат книгоиздателя.

⁵ Степан Антонович Буткевич (1828—1903), помещик Тульской губернии, участник Крымской кампании.

⁶ Толстой уехал из Москвы 25 апреля.

⁷ М. А. Шмидт.

⁸ В. И. Савихин, «Два соседа». См. прим. 4 к письму № 31.

67. Ф. А. Желтову.

1887 г. Апреля 21? Москва.

....¹Я полагаю, что задача пишущего человека одна: сообщить другим людям те свои мысли, верования, которые сделали мою жизнь радостною. Радостной, истинно радостной, делает жизнь только уяснение и применение к себе, к разным условиям своей жизни евангельской истины.

Только это можно и должно писать во всех возможных формах: и как рассуждения, и как притчи, и как рассказы. Одно только опасно: писать только вследствие рассуждения, а не такого чувства, которое обхватывало бы всё существо человека. Надо, главное, не торопиться писать, не скучать поправлять, переделывать 10, 20 раз одно и то же, не много писать и, помилуй бог, не делать из писания средства существования или значения перед людьми. Одинаково по-моему дурно и вредно писать безнравственные вещи, как и писать поучительные сочинения холодно и не веря в то, чему учишь, не имея страстного желания передать людям то, что тебе дает благо.

Я не могу вам вкратце выразить то, что я считаю нужным для писания, иначе, как указав вам на мои народные рассказы последнего времени и на предисловие к «Цветнику»,² в котором я старался выразить, в чем состоит дело поэтического писания. Я очень радуюсь тому, что вы хотите писать, во-первых, потому, что вы крестьянин, во-вторых, потому, что вы свободны от ложного церковного учения, закрывающего от людей значение учения Христа.

Ваши статьи³ я прочел. Лучшее по содержанию — это путешествие и сон; но статья эта имеет неприятный для меня, литературный, фельетонный характер, и содержания мало. Сон этот мог быть эпизодом в чем-нибудь цельном, но отдельно он имеет мало значения. Статья о празднике холодна и тоже имеет литературный характер. Под литературным характером я разумею то, что она обращена к читателю газетному, интеллигентному. Желательно и я советую вам другое: воображаемый читатель, для которого вы пишете, должен быть не литератор, редактор, чиновник, студент и т. п., а 50-летний хорошо грамотный крестьянин. — Вот тот читатель, которого я теперь всегда имею перед собой и что и вам советую. Перед таким читателем не станешь щеголять слогом, выражениями, не станешь говорить пустого и лишнего, а будешь говорить ясно, сжато и содержательно. Прочтите рассказ «Раздел»,⁴ написанный крестьянином, и «Дед Софрон».⁵ Оба рассказа трогают людей, потому что говорят о существенных интересах людей, и интересы эти дороже авторских.

Если хотите прислать мне, что напишете для печатания в «Посредник», пришлите в Тулу.

Любящий вас брат.

Писать вы, как мне кажется, можете и потому, что владеете языком и, главное, потому, что вы с молодых лет всосали в себя учение Христа в его нравственном значении, как это видно из вашего письма.

Впервые опубликовано в «Сборнике Государственного Толстовского музея», М. 1937, стр. 253—255. Печатается по копии (автографы писем Толстого к Желтову, печатающиеся в этом томе, погибли при пожаре у Ф. А. Желтова). Датируется на основании письма Ф. А. Желтова от 18 апреля 1887 г., на которое отвечает Толстой.

Федор Алексеевич Желтов (р. 1859, ум.?) — из крестьян, сектант-молоканин, автор нескольких очерков и рассказов. В письме к Толстому просил написать о задачах литературы.

¹ Многоточие в копии. По объяснению Желтова, начало письма не сохранилось.

² «Цветник» — сборник, составленный сотрудниками «Посредника», к которому Толстой в апреле 1886 написал предисловие. См. т. 26.

³ Два рассказа Ф. А. Желтова: «Деревенский праздник» — «Русский курьер» 1887, № 30 от 31 января; «Трясина» — «Русский курьер» 1887, № 101 от 15 апреля.

⁴ «Раздел» — рассказ И. Г. Журавова (см. прим. 1 к письму № 104).

⁵ «Дед Софрон» — рассказ В. И. Савихина (см. т. 63, стр. 259).

68. В. Г. Черткову от 24—25 апреля 1887 г.

* 69. П. И. Бирюкову.

1887 г. Апреля 24. Москва.

Дорогой друг П[авел] И[ванович], статья моя о ж[изни] и с[мерти] всё не кончается и разрастается в одну сторону и сокращается и уясняется в другую. Вообще же я вижу, что не скоро кончу, и если кончу, то напечатаю ее отдельной книгой без цензуры, и потому не могу дать ее Оболенскому.¹ И это меня огорчает. Будьте моим посредником между ним, — чтоб он не огорчился и на меня не имел досады. Я постараюсь заменить это чем-либо другим. Пожалуйста, поговорите с ним и напишите мне. Я нынче еду назад в деревню. У меня всё очень хорошо. Повесть «Ходите в свете»² я перерабатывать не буду и отдам ее при случае, как есть, вам или Чертк[ову]. Вы уже сделайте из нее, что хотите. — Прощайте пока, милый друг, мою любовь передайте друзьям вашим.

Л. Т.

Отрывок впервые опубликован в Б, III, изд. 1-е, стр. 68. Датируется на основании слов в письме: «Я нынче еду назад в деревню» и письма к В. Г. Черткову (т. 86, № 143).

¹ См. письмо № 37 и прим. 2 к нему.

² Повесть «Ходите в свете, пока есть свет». Несмотря на бывшее у Толстого намерение работать над повестью (см. т. 86, № 140), в конце апреля он пришел к решению оставить эту работу (см. т. 86, № 143) и в дальнейшем отказался от переработки повести (см. т. 86, № 149). В России впервые была напечатана в сборнике «Путь-дорога. Научно-литературный сборник в пользу общества для вспомоществования нуждающимся переселенцам», СПб., изд. К. М. Сибирякова, 1893. См. т. 26.

70. И. И. Попову.

1887 г. Апреля 24. Москва.

Я узнал о вашем положении и старался содействовать тому, чтобы дело ваше было скорее рассмотрено и недоразумение разъяснено. Не знаю, насколько успешно. Я не мог добиться свидания с вами.¹ Нынче я уезжаю из Москвы. Если возможно, напишите моей жене (Софье Андреевне, Москва, собств[енный] дом), не могу ли я быть вам полезным. Пожалуйста, не стесняйтесь, напишите, что вам нужно. Вы ведь то же самое сделаете и делали для меня и всякого другого.

Лев Толстой.

Печатается по тексту, впервые опубликованному в ПТС, II, № 352. Датируется фразой: «Нынче я уезжаю из Москвы».

Иван Иванович Попов (1860—1925) — статистик Воронежского земства, в октябре 1886 г. арестованный как политический, во время производства подворной переписи. 25 ноября 1887 г. был выслан в административном порядке в Петропавловск, Акмолинской области. В 1892 г. получил разрешение отбыть срок надзора в Европейской России за исключением университетских городов.

¹ В Бутырской тюрьме, где в то время находился Попов.

71—73. C. A. Толстой от 26, 27 и 29 апреля 1887 г.

* 74. И. И. Петрову.

1887 г. Апреля 19—30.

Иван Иванович!

Передайте господину Ратомскому один или два романа Сытинских, подлежащих переделке.

Л. Толстой.

У Серпуховских ворот, Коровий вал, д. Сытина.

Датируется на основании пометы на письме рукой неизвестного: «после 18 апреля? 1887 г.».

¹ О Ратомском сведений нет. И. И. Петровым была послана Ратомскому для переделки лубочная повесть «Милорд». Работа эта Ратомским выполнена не была.

75—76. С. А. Толстой от 1 и 3 мая 1887 г.

* 77. П. И. Бирюкову.

1887 г. Мая 3. Козлова Засека.

Вчера отложил ваше письмо, чтобы отвечать вам, дорогой П[авел] И[ванович], но б[ыло] столько писем, что не написал, а нынче пришлось, чему очень рад. Радуюсь также, как и вы, азбуке.¹ Первое издание, я думаю, не надо печатать: редакция Посредника. Как вы думаете? Потом можно. — Письмо Оболенского автору статьи я переслал давно.² Поблагодарите Оболенского за письмо. Я всё занят тою же работой,³ и она дает мне много счастья. — Живу я один в Ясной, понемногу работаю. — Вас люблю и помню и иногда хочется общения. А теперь со мной никого близкого по душе никого⁴ нет. Количка уехал к себе. Файнерман уехал в Кременчуг к жене, к[оторая] продолжает искушать его. Он хочет к Сибирякову, о чем я писал ему. — А вот письмо от Орлова и Сибирякова о Симоне,⁵ передайте Симону милому и поцелуйте его от меня. Да напишите, как он решил. — Я не знаю его адрес. Пока прощайте. Пишу со станции Козловки. Шумят. Народу пропасть, ждут проезда царского.⁶

Л. Т.

Отрывок впервые опубликован в ТЕ, 1913, ПТ, стр. 119. Датируется на основании упоминания о «царском проезде». Об этом же Толстой писал жене 3 мая 1887 г. (см. т. 84, № 389).

¹ Речь идет об издании «Посредником» «Новой краткой азбуки». Задержанная цензурой в Москве, она была разрешена Варшавской цензурой, о чем и сообщал в письме Бирюков.

² См. прим. 1 к письму № 106.

³ Над трактатом «О жизни».

⁴ Так в автографе.

⁵ Федор Павлович Симон, бывший студент Лесного института. О нем см. т. 63, стр. 389. Упоминаемое Толстым письмо о Симоне неизвестно.

⁶ Ожидался проезд Александра III, и для охраны полотна железной дороги были согнаны крестьяне из окрестных деревень, которые несколько дней, бросив свои работы, ожидали царского поезда.

78. С. А. Толстой от 4 мая 1887 г.

79. И. Б. Файнерману.

1887 г. Мая 5. Я. П.

Спасибо, что написали мне, милый друг. Я скоро после вас приехал в Ясную и живу, как и жил при вас, с той только разницей, что изредка работаю с Конст[антином] Никол[аевичем],¹ с которым мы очень дружны. Письмо я нынче написал Сибирякову² и советовал ему ответить вам, адресуя в Кременчуг (просто). Я всё работаю над той же работой, и всё, кажется, уясняется. Вы сделали, по-моему, то, что должно, и я рад за вас.³ Только бы знать, что сделал то, что должно, тогда можно быть всем довольным.

Л. Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в «Елисаветградских новостях» 1903, № 2 от 16 ноября. Дата копии.

¹ Константин Николаевич Зябрев (1846—1896), яснополянский крестьянин-бедняк. См. о нем в т. 49. Толстой с Зябревым работали на поле яснополянской крестьянки, вдовы с троими детьми, Копыловой. См. т. 84, № 389.

² Это письмо Толстого к К. М. Сибирякову неизвестно.

³ Файнерман, уступив настояниям своей жены, дал ей развод.

* 80. H. Н. Ге (сыну).

1887 г. Мая 5. Я. П.

Обещал вам, милый друг, всегда отвечать, но и без обещания и без письма, которое ездило за мной из Москвы в Ясную, я бы писал вам, только чтобы сказать, как мне пусто без вас и как я вас люблю, и расспросить о вашем житье. Напишите, голубчик. Я пробыл в Москве ровно неделю и вернулся сюда. Сначала был один, потом приехал Сережа.¹ Живу не совсем так же. Изредка хожу на работу и очень приятно. А по утрам пишу. Всё то же и всё, как мне думается, с пользой для дела. Нынче особенно было хорошо. Чертковы теперь в Москве. Оба жалели, что не увидали вас. Обнимаю вас, вашего отца и всех ваших. Всё мечтаю побывать у вас и может быть приведется.

Л. Т.

Печатается по копии. Дата копии.

Николай Николаевич Ге (1857—1940) — сын художника H. Н. Ге, близкий друг семьи Толстого. Толстой обычно называл его Колечкой. О нем см. т. 63, стр. 208.

Ответ на письмо H. Н. Ге от 3 мая 1887 г.

¹ Сергей Львович Толстой, служивший в то время в Туле, в Крестьянском банке.

81—83. С. А. Толстой от 7, 8 и 9 мая 1887 г.

84—85. В. Г. Черткову от 10 и 13? мая 1887 г.

86. H. Н. Ге (отцу).

1887 г. Мая 14. Я. П.

Милый, дорогой друг Н[иколай] Н[иколаевич] старший. Уже три дня каждый день собираюсь писать вам, думаю же о вас беспрестанно и жалею, что не чую вас душой. Из письма Колички,¹ за к[оторое] очень благодарю его, не вывел никакого заключения о вашем душевном состоянии. — П. И. Бирюк[ов] приехал ко мне с неделю тому назад и жил до приезда наших, а теперь наши приехали,² и он скоро — завтра хочет ехать. Вспомнил и вставил о нем п[отому], ч[то] с ним говорили про вас очень важное. А именно: Все художники настоящие только потому художники, что им есть что писать, что они умеют писать и что у них есть способность писать и в одно и то же время читать или смотреть и самым строгим судом судить себя. Вот этой способности, я боюсь, у вас слишком много и она мешает вам делать для людей то, что им нужно. Я говорю про евангельские картины. Кроме вас никто не знает того содержания этих картин, к[оторые] у вас в сердце, кроме вас никто не может их так искренно выразить и никто не может их так написать. Пускай некоторые из них будут ниже того уровня, на к[отором] стоят лучшие. Пускай они будут не доделаны, но самые низкие по уровню будут все-таки большое и важное приобретение в настоящем искусстве и в настоящем единственном деле жизни. — Мне особенно живо всё это представилось, когда я получил прекрасный оттиск «Тайной вечери»,³ сделанный для Мар[ьи] Алекс[андровны]. (Соф[ья] Андр[еевна] сделала их 10 без вашего позволенья. Вы ведь позволите.) Знаю я, что нельзя советовать и указывать художнику, что ему делать. Там идет своя внутренняя работа, но мне ужасно жалко подумать, что начатое дело чудесное не осуществится. Меня затащили на выставку;⁴ так ведь ничего похожего на картины, как произведения человеческой души, а не рук — нету. Чем кончились ваши переговоры с Третьяковым? Я рад буду, когда ваши картины будут там. Я всё копаюсь в своей статье, кажется, что это нужно, а бог знает. Хочется поскорее кончить, чтобы освободиться для других работ, вытесняющих эту. — Хочется тоже вас увидать. Не знаю, как приведет бог. Чертков пишет,⁵ что он Репина уговаривал заехать к вам и ко мне. Я буду очень рад, разумеется, но мне хочется приехать к вам, чтобы увидать вас дома и всех ваших и Количку. Передайте мою любовь Анне Петровне,⁶ Катер[ине] Иван[овне],⁷ дай ей бог благополучно родить, Петруше⁸ и малышам. Наши все и П[авел] И[ванович] вас любят и целуют. —

Хотел написать хорошее письмо, а вышло не то. Я все последние дни вял, как это со мной времен[ами] бывает. —

Ваш друг и брат Л. Т.

Впервые опубликовано в «Книжках Недели» 1897, VI, стр. 219—220. На письме помета неизвестной рукой: «14 мая 87 г.»

¹ Письмо Н. Н. Ге (сына) от 10 мая 1887 г.

² Семья Толстого переехала в Ясную Поляну на лето 1887 г. 11—12 апреля.

³ Картина H. Н. Ге, написанная в 1863 г.; находится в Третьяковской галлерее.

⁴ 14-я выставка Товарищества передвижных выставок.

⁵ Письмо В. Г. Черткова от 10 апреля 1887 г.

⁶ Анна Петровна (1832—1891), жена H. Н. Ге.

⁷ См. прим. 3 к письму № 25.

⁸ Петр Николаевич Ге (ум. 1922). О нем см. т. 63, стр. 166.

* 87. И. И. Петрову.

1887 г. Мая 19? Я. П.

Пожалуйста простите меня, дорогой Иван Иванович, за то, что я вас ввел в замедление моим обещанием (условным) написать работы.¹ Я хотел, да не мог, пожалуйста не сердитесь на меня. Я через Таню² переслал вам статьи: Милорда,³ Еруслана⁴ и еще Юрья Милославского Никольского.⁵ Никольского адреса нет, а переделка его очень дельная, и надо бы воспользоваться его работой. Что вы думаете о тех статьях, Милор[де] и Еруслане? Мне кажется, не дурны. Как идет ваше дело? И как вы поживаете?

Дружески жму

вам рук[у].

Лев Толстой.

П[авлу] И[вановичу] скажите, что статью переслать можно Буткевичу для передачи Сытину.⁶ Одоевского уезда, сельцо Русаново. Нашлась ли рукопись Два брата?⁷

Датируется на основании ответного письма И. И. Петрова от 22 мая 1887 г.

¹ Описание работ на каждый месяц в сельскохозяйственный отдел календаря.

² Татьяна Львовна Толстая.

³ Лубочная повесть «О приключениях английского милорда Георга и бранденбургской маркграфини Фредерики Луизы». Толстой послал Петрову переделку повести. Автор переделки неизвестен.

⁴ «Сказка о славном и сильном витязе Еруслане Лазаревиче, о его храбрости и невообразимой красоте царевны Анастасии Вахрамеевны». Автор переделки, посланной Толстым, неизвестен.

⁵ Переделка Н. Никольского романа М. Н. Загоскина «Юрий Милославский» (1829); напечатана не была.

⁶ П. И. Бирюков увез конец статьи Толстого «О жизни», который предназначался для С. Д. Сытина, жившего в то время у Анат. С. Буткевича.

⁷ «Два брата», рукопись рассказа С. Т. Семенова. Рассказ был в том же году издан в «Посреднике».

88. H. Н. Страхову.

1887 г. Мая 20. Я. П.

Простите, что долго не отвечал, дорогой Николай Николаевич. — Я очень рад, что вы договорились с Соловьевым.¹ Вы будете спокойнее. А то он вас тревожил. Нет ничего беспокойнее, как кажущаяся духовная близость, к[оторая] никогда не переходит в настоящую и к[оторая] дразнит и большей частью есть самое большое отдаление; знаете, как на кольцах для ключей: те ключи, к[оторые] у перерыва кольца, кажутся рядом, а их надо передвинуть на всё кольцо, чтобы соединить. Таково мне казалось всегда ваше отношение к Соловьеву. Трудно представить более отдаленных по умственному характеру людей, чем вы и он. — Очень благодарю вас за Масарика.² Он б[ыл] и в Ясной, и я очень полюбил его. — Я всё работаю над мыслями о жизни и смерти — не переставая, и всё мне становится яснее и важнее. Очень хочется знать ваше отношение к этому.

Наши все здоровы, вам кланяются и вас зовут. Я же, разумеется, очень. Полюбил я тоже Данилевскую.³ —

Грота вы напрасно не любите. Если его сравнивать с Соловьевым, то оба одинаково легкомысленные; но Грот свободен и ищет истину везде, а Соловьев спутан и не может уже искать истины нигде, кроме (простите меня) в загаженном уголку церкви. — Соловьев талантливее, это правда, но Грот шире образован. Так мне кажется. Пожалуйста, разорвите это письмо.

Мне очень хорошо жить на свете, т. е. умирать на этом свете, и вам того же не только желаю, но требую от вас. Человек обязан быть счастлив. Если он не счастлив, то он виноват. И обязан до тех пор хлопотать над собой, пока не устранит этого неудобства или недоразумения. Неудобство главное в том, что если человек несчастлив, то не оберешься неразрешимых вопросов: и зачем я на свете, и зачем весь мир? и т. п. А если счастлив, то «покорно благодарю и вам того же желаю», вот и все вопросы. Ну, пока прощайте. Ваши книги и мысли, выраженные в них, много мне помогли в уяснении тех вопросов, к[оторыми] я занят теперь. Надеюсь, что я их не извергаю сырыми, а ассимилировал, и что вы мне скажете: на здоровье.

Ваш друг Лев Толстой.

Впервые опубликовано в Б, III, изд. 1-е, стр. 24 (отр.); полностью в ТТ, 2, стр. 51—52. Датируется на основании пометы Страхова.

Ответ на письмо H. Н. Страхова от 25 апреля 1887 г. (см. ПС, стр. 348—351).

¹ Владимир Сергеевич Соловьев (1853—1900), философ-идеалист, публицист и поэт. H. Н. Страхов писал Толстому, что он только что кончил «примирительное» письмо к А. А. Фету и В. С. Соловьеву. Письмо касалось их спора о спиритизме (напечатано в кн. «Письма В. С. Соловьева», I, СПб. 1908, стр. 35—37).

² Томас-Гаррик (Фома Осипович) Массарик (1850—1937), в то время профессор философии Пражского университета, впоследствии первый президент Чехословацкой республики. В Ясной Поляне пробыл 28—30 апреля 1887 г. Это свое пребывание у Толстого описал в статье «Erinnerungen an L. N. Tolstoi» — «Illustrierte Beilage der Rigaschen Rundschau», Nowember, 1910 («Воспоминания о Л. H. Толстом» — «Иллюстрированное приложение к Рижскому обозрению»).

³ Ольга Александровна Данилевская, вдова Н. Я. Данилевского. О ней см. в т. 62.

* 89. Ф. Ф. Тищенко.

1887 г. Мая 25? Я. П.

Письмо это Чертков просил меня прочесть и переслать вам,¹ что я и делаю. Я согласен со всем, что он говорит, и прилагаю начало его письма ко мне, в котором он высказывает самое верное и важное замечание, сделанное и мной. Письмо ваше второе² я тоже получил и очень благодарю вас за откровенность, с которой вы мне описали свою жизнь. Мне кажется, что в вас есть те данные, при которых никакие внешние условия не могут помешать хорошей жизни и потому счастливой, т. е. такой, при которой человек может служить людям и потому испытывать внутреннее счастие, независимое от внешних условий. Дай вам бог этого.

Л. Толстой.

Приписка к письму В. Г. Черткова к Ф. Ф. Тищенко от 21 мая 1887 г. Датируется на основании письма В. Г. Черткова к Толстому от 23 мая 1887 г., о котором упоминается.

¹ В письме к Тищенко Чертков сообщал свои замечания по поводу повести Тищенко «Семен-сирота». См. т. 86, стр. 60.

² Письмо Тищенко к Толстому от 24 апреля 1887 г. См. прим. 2 к письму № 63.

90. В. Г. Черткову от 30 мая 1887 г.

91. А. П. Залюбовскому.

1887 г. Мая 30 или 31. Я. П.

Что это вы, дорогой [Алексей Петрович], говорите мне об отвратительно слагающихся обстоятельствах и загадываете, как вам устроить свою жизнь. Вы лучше всех знаете, что дурных обстоятельств не бывает, и из всяких дурных (будто бы) можно сделать хорошие. Мне кажется, что человек должен за первое правило себе поставить — быть счастливым и довольным, — стыдиться как дурного поступка своего недовольства и знать, что если у меня что-нибудь не ладится, то мне некогда об этом разговаривать, а надо поскорее поправить то, что жмет или не ладится. В связи с этим и устройство жизни. Как найти ту форму, те условия жизни, которые наилучшие? Созвать великих мудрецов мира, они не найдут ни для одного самого известного им человека. Одно только и замечал, что, чем больше человек живет, чем больше отвечает на заявляемые к нему требования, тем меньше ему известно будущее устройство жизни и тем прочнее само устройство. Но к делу. Планы фельдшерства прекрасны, — они мне и многим приходили в голову. Устроится — хорошо, не устроится, что-нибудь другое будет. К Сибирякову если придется ехать в Самарскую губернию, тоже хорошо, и я бы был рад за вас. И люди там такие, с которыми вам было бы легко, и сам он прекрасный человек.

Жениться всякому взрослому и желающему жить хорошо человеку непременно нужно, но жениться никак не по любви, а непременно с расчетом, только понимая эти два слова как раз наоборот тому, как они обыкновенно понимаются, т. е. жениться без чувственной любви, а по расчету, не тому, где и чем жить (все живут), а по тому расчету, насколько вероятно, что будущая жена будет помогать, а не мешать мне жить человеческою жизнью. Пока прощайте.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в сборнике «Спелые колосья», 3, стр. 130. Датируется на основании письма А. П. Залюбовского от 27 мая 1887 г., на которое отвечает Толстой.

Алексей Петрович Залюбовский (р. 1863) — племянник H. Л. Озмидова. См. т. 63, стр. 305—306.

* 92. И. И. Петрову.

1887 г. Июня 11. Я. П.

Посылаю вам два письма¹ и две повести,² из кот[орых] одна, Бова Корол[евич], кажется, не дурна. Благодарю вас за ваше последнее письмо³ и дружески жму руку.

Л. Т.

На обратной стороне открытки:

Москва. Страстной бульвар, дом Чижова. Ивану Ивановичу Петрову.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

¹ О каких письмах говорит Толстой, неизвестно.

² Переделка для народного чтения неизвестного автора: «Сказка о славном, сильном, храбром и непобедимом витязе Бове королевиче и о прекраснейшей супруге его королевне Дружневне» и повесть H. Н. Рубинштейна «Заветный крестник». О них писал И. И. Петров Толстому в ответном письме от 18 июня 1887 г.

³ Письмо И. И. Петрова от 2 июня 1887 г.

* 93. Н. Л. Озмидову.

1887 г. Июня 12. Я. П.

Спасибо вам, дорогой [Николай Лукич], что вы, несмотря или вследствие моего молчания, пишете мне: не из совести пишу теперь, а из того, что чувствую вашу близость к себе, и хочется писать вам, а это-то и нужно.

Посылаю вам письмо....,¹ не первую страницу, а всё начало. Оно очень верно выражает то, что должно выражать. К определению бога для меня надо еще прибавить определение М. Арнольда,² которое я всегда подразумевал, как одну и главную сторону, с которой представляется нам бог. (М. Арнольд свое определение выводит от пророков ветхого завета; и действительно, оно до Христа достаточно полно.) Бог — это вечное, бесконечное, вне нас сущее, ведущее нас — требующее от нас праведности. Можно сказать: закон жизни человеческой — воля бога по отношению к той части жизни людей, которая в их власти. Я говорю, что это определение достаточно было до Христа, но Христом открыто нам то, что исполнение этого закона, кроме своей внешней обязательности для разума человеческого, имеет еще другое, более простое, захватывающее всё существо человека, внутреннее побуждение — именно любовь. Любовь не к жене, ребенку, отечеству и т. п., а любовь к богу (бог есть любовь), любовь любви — то самое чувство доброты, умиления, радость жизни, которая и есть свойственная человеку блаженная, истинная жизнь, не знающая смерти. Я теперь пишу или собираюсь писать об этом самом, и потому и пишу вам.

Работайте свою работу. Как спрашивать: могу ли я? Могу ли я жить? Могу ли я служить людям? Только одно это и может каждый из нас. Если человеком движет любовь и желание служить людям, то он всё может — может жизнь свою отдать другим, т. е. дойти до пределов бесконечной любви и поэтому бесконечного служения. Вопрос же о том, могу ли я дать то-то и то-то? значит, насколько я заблуждаюсь, делая то-то? Заблуждение же происходит оттого, что на место законного двигателя моей жизни-любви стала какая-нибудь гадость, ложь, кое-где засорила мою любовь. Кто же может, кроме самого меня, узнать, насколько в моей движущей силе сору, лжи и настоящей силы? Я один про себя, и вы про себя знаете. Если есть сомнения — есть сор. А есть сор — надо его выкинуть. А насколько сор выкинут, настолько всякий из нас могущественен сделать всё для служения людям.

Вот мой ответ на ваш вопрос. Мне кажется, что ваша работа будет полезна; но вы только можете знать это наверно. Книгу — подарок — я получил³ и благодарю вас. Я научился ею пользоваться и, хотя еще не пользовался, знаю, что часто бывало нужно именно это.

Получил недавно письмо от....,⁴ он, по письму судя, опустился духом. Оно так и должно быть. Обдумывает вперед жизнь и делает планы. Я отвечал ему. Нынче видел во сне вас и....⁵ и мне так хорошо было с вами, но потом что-то испортилось, и вы как-то все поссорились, т. е. случилось то, чего не может случиться.

То неполное согласие, которое существует между вами и ...., мне понятно. Грешно (т. е. ошибочно) не быть счастливым.

Ну, прощайте, милый друг, кланяйтесь вашей жене, дочери, зятю....,⁵ ....,⁵ ....;⁵ сяду за свою работу о жизни и смерти, которая всё не отпускает меня и радостно поглощает всего. Как ваше физическое здоровье?

Л. Толстой.

Рукопись Подвиг⁶ я прочел. Прекрасно. Можно бы желать лучшего изложения — большей простоты языка, но нехорошего и в изложении нет. Я прочел детям — всё поняли.

Печатается по копии. Дата копии.

Письмо Н. Л. Озмидова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Пропуск в копии.

² Мэтью Арнольд (1822—1888). См. т. 85, стр. 85. Толстой имеет в виду место в его книге «Literature and Dogma» («Литература и догма»), London 1874, стр. 386—390.

³ О какой книге здесь идет речь, неизвестно.

⁴ Пропуск в копии. Вероятно, Толстой имел в виду А. П. Залюбовского. См. письмо № 91.

⁵ Пропуск в копии.

⁶ «Подвиг» — изложение А. К. Чертковой восточной легенды. Вскоре была напечатана в «Посреднике».

94. В. Г. Черткову от 20 июня 1887 г.

* 95. И. И. Петрову.

1887 г. Июнь. Я. П.

Иван Иванович!

Посылаю вам по почте обратно рукопись о сифилисе¹ и еще переделанного Суворова² и письмо переделывателя с марками и просьбой прислать еще. Это хороший работник, надо им пользоваться. Адреса переделыват[еля] «Милорда»³ не нашел. — Когда найду, пришлю. Еще пришлите мне затменья⁴ и Азбук по 50 штук. Главная же цель этого письма следующая: пришел податель сего, мальчик,⁵ заехавший в Москву из Оренбурга, чтобы поступить в учительскую семинарию; родных, знакомых никого, а кажется, мальчик хороший. Нельзя ли ему дать работу у Сытина — переписчиком, наборщиком, чем-нибудь, только бы ему прожить год, пока он может поступить в учителя.

Пожалуйста попросите от меня очень Ивана Дмитриевича. Только бы дать ему возможность работой жить.

Жена, к[оторая] кланяется вам, говорила, что вы завалены рукописями. Пожалуйста не скучайте этим. Вам не видно, а нам со стороны виднее, какое делается важное и хорошее дело. Жму вам руку.

Ваш Лев Толстой.

Датируется на основании пометы на письме рукой неизвестного.

¹ См. прим. 10 к письму № 37.

² О чьей переделке и какой книги об А. В. Суворове говорится, неизвестно.

³ См. прим. 3 к письму № 87.

⁴ И. А. Клейбер, «Затмение солнца 7 августа 1887 г.», изд. «Посредник», СПб., 1887.

⁵ О ком здесь идет речь, неизвестно.

96. И. Б. Файнерману.

1887 г. Июнь. Я. П.

Получил ваше письмо нынче и обрадовался, и досадно стало, что все-таки вы мне прежде написали. А я всё собирался. Всегда помню и люблю вас, как и все здешние. Буткевича всё еще не выпустили,¹ несмотря на то, что прокурор² мне говорил, что он ни в чем не замешан. Я видел его брата.³ Они — его родные — не беспокоятся, но ему тяжело может быть. — Очень порадовали меня тем, что пишете о себе. Так и надо, не только надо, но иначе нельзя. Я всё за своей работой о Жизни и Смерти. Не могу оторваться, не кончив. Живу ею. Не знаю, грешу ли, но оторваться не могу.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в книге И. Тенеромо, «Живые слова Л. Н. Толстого», М. 1912, стр. 185. Дата копии.

Письмо Файнермана, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Анатолий Степанович Буткевич в мае 1887 г. был арестован как политический и заключен в тюрьму.

² Николай Васильевич Давыдов (1848—1920), в то время прокурор Тульского окружного суда. О нем см. т. 63, стр. 141—142.

³ Андрей Степанович Буткевич (1865—1948), в то время студент медицинского факультета Московского университета; позднее врач.

97. М. А. Шмидт.

1887 г. Июнь. Я. П.

Письмо вам передаст девушка,¹ тяготящаяся жизнью в ложных городских условиях и желающая упростить свою жизнь: вместо барской жизни вести трудовую жизнь учительницы сельской. Я постараюсь найти ей место учительницы, а пока она хочет жить в деревне, привыкая к предстоящим ей условиям жизни на те малые средства (15 руб. в месяц) для города и достаточные с избытком для деревни, которые у нее есть. Нельзя ли ей устроиться около вас. Стремление упростить свою жизнь, отказ от материальных благ и суеты, особенно в молодых годах, всегда верный признак доброй натуры, какою мне кажется она. Если вам неудобно, не стесняйтесь, скажите. Как вы живете? Хотя вы и не велите беспокоиться о вас, я не могу не думать часто о вас, особенно после нашего такого приятного свидания в Серпухове.²

Я всё сижу за своей работой и очень радостно живу ею. Новые книжки³ на днях получу и пришлю вам.

Л. Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в книге E. Е. Горбуновой-Посадовой «Друг Толстого Мария Александровна Шмидт», изд. Толстовского музея, М. 1929, стр. 32. На копии дата: «1887». Датируется июнем 1887 г. на основании упоминания Толстым о свидании в Серпухове и о своей работе («О жизни»).

Мария Александровна Шмидт (1843—1911) — бывшая классная дама Московского Николаевского училища; знакомая Толстого с 1884 г., его друг и последователь его учения. Кроме упомянутой выше книги E. Е. Горбуновой-Посадовой, о ней см. Т. Л. Сухотина-Толстая, «Друзья и гости Ясной Поляны», М. 1923, стр. 141—196.

¹ О ком здесь идет речь, неизвестно.

² М. А. Шмидт в то время жила в нескольких километрах от Серпухова. Толстой вспоминает свое свидание с М. А. Шмидт, о котором он писал П. И. Бирюкову около 20 апреля 1887 г. (см. № 66).

³ Издания «Посредника».

* 98. П. И. Бирюкову.

1887 г. Июнь. Я. П.

Как вы поживаете, милый друг Павел Иванович? Получил вашу записочку и порадовался. Я всё сижу за тою же работой и не могу оторваться. Кажется, что нужно. Должно быть, скоро кончу или перерву и займусь работой ручной. Пишу, чтоб просить вас сообщить Анатолию Федоровичу Кони¹ статью Хилкова о духоборцах,² если она у вас есть. Он очень любезный человек и обещал написать рассказ в «Посредник», от которого я жду многого, потому что сюжет прекрасный,³ и он очень даровит. — Вы верно уж собираетесь в деревню, если не уехали. Дай бог поскорее. Всегда, когда думаю о вас, почему-то боюсь за ваше здоровье. Если увидите Симона, поцелуйте его от меня и попросите простить за то, что не отвечаю ему. Ответы на его вопросы слишком сложны, а некогда. А хотелось бы побеседовать с ним. Бог даст, еще и доведется. Прощайте, милый друг. Наши все вам кланяются.

Л. Т.

Датируется на основании упоминания о статье Хилкова.

¹ См. прим. к письму № 243.

² Д. А. Хилков, «Краткое исповедание духовных христиан»; напечатана была в машинописном сборнике «Всходы».

³ Рассказ этот Кони думал написать на сюжет, который он потом передал Толстому и который послужил сюжетом для романа «Воскресение». См. прим. 3 к письму № 243.

99. В. Г. Черткову от 4 июля 1887 г.

* 100. П. И. Бирюкову.

1887 г. Июля 7? Я. П.

Дорогой друг П[авел] И[ванович], только что стал скучать по вас: где вы? что вы? как вы? как и получил ваше письмо. Так, так. Ах, как бы хорошо было, кабы кто изложил учения, — истинные коренные учения вер — 3-х, 6-ти. Как это осветило бы человечество — букетом света. Может, приведет бог и мне, но уж очень много другого занимает.¹ Впрочем, я никогда не знаю, что надо делать. Свою статью о Жизни и Смерти всё писал и пишу, и очень усердно, однако посылаю набирать. Страхов б[ыл]² и одобрил; это меня поощрило. Иоан[на] Златоуста взято всё из бесед его на Евангелие Иоанна.³ Вы, верно, принялись за работу. Я не ожидал, что так много и успешно буду работать на покосе. Даже очень приятно устал.

Целую вас от всей души, как и люблю. Помогай вам бог жить радостно.

Л. Т.

Отрывки впервые опубликованы в «Голосе минувшего» 1913, 5, стр. 223; в Б, III, изд. 1-е, стр. 13. Датируется на основании пометы П. И. Бирюкова на письме: «9 июля 1887» (дата получения письма).

Ответ на письмо П. И. Бирюкова от 20 июня 1887 г.

¹ Такое изложение ни Толстым, ни другими сотрудниками «Посредника» написано не было.

² H. Н. Страхов был в Ясной Поляне с 26 июня по 2 июля.

³ Речь идет о книжке «Наставления св. Иоанна Златоуста. Извлечения из его бесед в переводе С.-Петербургской духовной академии», изд. «Посредник», М. 1888. См. т. 86, письмо № 131.

101. И. Б. Файнерману.

1887 г. Июля 8. Я. П.

Давно не писал вам, милый друг, но не переставая помню и люблю вас. Последнее письмо ваше, кажется, от 8 июня¹ — месяц. Что с вами с тех пор видоизменилось во внешнем? Где, что работаете, с кем общаетесь? Чертков, кажется, пишет вам,² а Ге старый спрашивает о вас. Да, правда, что надо расти самому, как дерево, не огорчаясь тем, что при других условиях мог бы быть полезнее и людям. Не дано нам знать этого. Павла Николаевна Шарапова³ живет здесь у Макаровых, с маленькой девочкой — воспитанницею, работает и помогает людям. Хорошая девушка. Мы убирали покос с Степаном Резуновым и Осипом Макаровым⁴ — очень хорошо было. Я слабею физически, но мне лучше на душе. Много работал и продолжаю работать над писанием о жизни и смерти. Только бы делать не для славы людской, а для бога — все дела равны. Если бы в тюрьме сидел или в параличе был, делал бы еще меньше. Лепта вдовицы. Только бы отдавать, что имеешь. Пишите мне, милый друг. Количка правду пишет. Жалко иногда, что врозь живем, но мы не врозь, если мы всегда вместе идем в настоящей жизни, для которой нет пространства и времени. Мало того, и после смерти будем точно так же, нет, не так же, а гораздо больше вместе. От Буткевича получил письмо,⁵ посылаю вам его. Какой хороший.

Л. Т.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в «Елисаветградских новостях» 1904, № 113 от 14 марта. Дата копии.

¹ Оно неизвестно.

² Это письмо В. Г. Черткова к И. Б. Файнерману неизвестно.

³ Павла Николаевна Шарапова (1867—1945), с 1899 г. жена П. И. Бирюкова. В 1887 г. летом жила со своей воспитанницей у яснополянских крестьян Макаровых, помогая им в крестьянских работах.

⁴ Яснополянские крестьяне.

⁵ Письмо Анат. С. Буткевича от 24 июня 1887 г.

* 102. Ф. А. Желтову.

1887 г. Июля около 12. Я. П.

Федор Алексеевич! Повесть вашу¹ получил. По духу и содержанию она очень хороша....²

В общем радуюсь общению с вами. Дело не в том, чтобы писать, а в том, чтобы жить христианскою жизнью; вот величайшее художественное произведение, доступное человеку. Будем же стараться его производить, а по мере достижения этого и наши слова и писания будут хороши и нужны людям.

Братски целую вас.

Печатается по копии. Датируется по указанию Ф. А. Желтова.

¹ Рукопись рассказа Ф. А. Желтова «На Волге, или злом горю не поможешь», напечатанного вскоре в «Посреднике».

² Пропуск в копии. Об этом Ф. А. Желтов сообщил: «Пропущено в письме замечание Льва Николаевича относительно недостатка более художественного изложения начала повести, именно: «почему не излагается событиями и переживаниями то, что мать передает сыну в своем пересказе из всего ею пережитого» (из письма Ф. А. Желтова к В. С. Мишину от 26 августа 1927 г.). Слова, приписываемые Толстому, взятые здесь Желтовым в кавычки, воспроизводятся им по памяти.

103. В. Г. Черткову от 21 июля 1887 г.

104. Л. Е. Оболенскому.

1887 г. Июль? Я. П.

Посылаю вам, Леонид Егорович, комедию или драму, сочинения Журавова, — крестьянина, автора Раздела.¹ По-моему, хорошо и есть такие особенные черты правды, к[оторых] не найдешь в писаниях нашего брата. Грубо страшно, но правдиво. Я бы напечатал и в Посреднике, если бы можно было объяснить, что это зеркало, а не предмет поучения, как смотрят читатели Посредника. Талант же положительный. Если вы напечатаете, известите. Вознаграждение за труд ему я полагаю от 30 до 50 р. Дружески жму вам руку. Как живете? Я хорошо.

Л. Толстой.

Впервые опубликовано в «Биржевых ведомостях» (утр. вып.) 1908, № 10673 от 26 августа. Датируется на основании упоминания о комедии Журавова (см. письмо № 106).

Леонид Егорович Оболенский (1845—1906) — публицист и литературный критик, в 1880-х гг. издатель и редактор журнала «Русское богатство» либерального направления. См. т. 63, стр. 233—234.

¹ Иван Герасимович Журавов. О нем см. в прим. к письму № 328. Заглавие комедии Журавова, посланной Толстым Оболенскому, неизвестно. Напечатана она не была. Упоминаемый рассказ «Раздел» был издан «Посредником» (М. 1887) без указания автора.

105. В. Г. Черткову от 4 августа 1887 г.

106. Л. Е. Оболенскому.

1887 г. Августа 5. Я. П.

Простите, что доставляю вам хлопоты, дорогой Л[еонид] Е[горович], но перерыл все старые письма и не нашел ни адреса, ни фамилии даже авт[ора] статьи о дешевом хлебе,¹ к[оторую] забыл, и пот[ому] вынужден послать ваше письмо ему обратно: у вас, верно, есть адрес. Я жалею, что она не напечатана — оригинально, самобытно. Еще просьбу: комедию² (с мнением вашим о ней совершенно согласен) верните мне, пожалуйста. С разных сторон это очень замечательное явление. Интересна бы была критика о ней. Автор — молодой крестьянин, автор Раздела.

Л. Т.

На обратной стороне открытки:

Петербург. Редакция Русского Богатства. Леониду Егоровичу Оболенскому.

Впервые опубликовано в «Биржевых ведомостях» (утр. вып.) 1908, № 10671 от 24 августа. Датируется на основании почтовых штемпелей.

¹ Толстой посылал Л. Е. Оболенскому для напечатания в «Русском богатстве» полученную в марте или апреле от автора, Константина Ивановича Шембеля, из местечка Усвят, Витебской губ., статью «О дешевом хлебе». Оболенский нашел ее непригодной для печати, о чем сообщил Толстому в письме без даты, очевидно приложив свое письмо к Шембелю с возражениями на статью (письмо это неизвестно). Толстой, вероятно, позабыл переслать письмо Оболенского по назначению, считая, однако, что поручение это он выполнил, как 3 мая он об этом сообщал П. И. Бирюкову. См. письмо № 77.

² См. прим. 1 к письму № 104.

107—108. В. Г. Черткову от 7 и 15 (?) августа 1887 г.

109. Г. А. Русанову.

1887 г. Августа 15. Я. П.

Пишу пока только расписку в получении радостного вашего письма,¹ дорогой Гаврило Андреевич. Я жив и здоров. Надеюсь скоро получить коректуры статьи о жизни;² как только будет возможно, вышлю вам. Мой привет вашей семье.

Л. Толстой.

15 августа.

На обратной стороне открытки:

Воронеж. Воскресенская улица, д. Пожидаева. Гаврилу Андреевичу Русанову.

Впервые опубликовано в «Вестнике Европы» 1915, 3, стр. 13. Датируется на основании почтовых штемпелей.

¹ Письмо Г. А. Русанова от 13 апреля — 30 июля 1887 г.

² Статья «О жизни» была отправлена в типографию для набора 3 августа 1887 г. См. «Дневники С. А. Толстой. 1860—1891», М. 1928, стр. 145, а также т. 26.

110. Н. Д. Валову.

1887 г. Августа 16. Я. П.

Николай Дмитриевич!

Письмо ваше я получил давно и тогда же решил, что оно — одно из тех, на к[оторые] надо ответить, но за разными делами до сих пор не успел, пожалуйста, простите меня за это.

Разрешение всех вопросов в себе — в религиозном уяснении смысла жизни и смерти. Если это решение найдено, то найдены и решения всех самых сложных отношений в жизни. Вы обращаетесь ко мне за решением. Без ложной скромности и гордости скажу, что я такая чуть светящаяся лампочка при свете электрических солнц мудрецов человечества и вечного солнца истины: Конфуций, Будда, Лао-дзе, Эпиктет и, наконец, Евангелие. Всё там есть, и всё одно и то же.

Если же вы хотите знать, как именно я выбирался из мрака, то вот ответ на ваш вопрос, — я изложил это в следующих писаниях: 1) Исповедь, 2) В чем моя вера и 3) Что же нам делать? Все эти сочинения можно достать за границей, полнее на французском. Переписывать же их здесь стоит очень дорого. Переписывает их и у меня в деревне учитель¹ и одна девушка (адрес ее Московско-Курская дорога, станция Иваново, Марья Александровна Шмит).

Кроме того, есть еще мой большой перевод и соединение 4-х Евангелий и краткое изложение их.

Еще вы пишете, что вы хотите бежать, удалиться, — вообще переменить внешние условия жизни. Мне кажется, этого никогда не нужно. Насколько изменится миросозерцание, настолько само собою изменяются и внешние условия; и тогда только прочно.

Помогай вам бог.

Лев Толстой.

Впервые опубликовано в «Голосе минувшего» 1915, 11, стр. 236—237. Дата первой публикации.

Николай Дмитриевич Валов — нижегородский купец, член, а затем председатель Лукояновской уездной земской управы. В письме от 12 июня 1887 г. сообщал, что хочет познакомиться с последними сочинениями Толстого, и просил указать, где можно их достать.

¹ М. А. Новоселов.

* 111. П. И. Бирюкову.

1887 г. Августа 22. Я. П. 22 авг.

Сейчас получил ваше славное письмо, дорогой друг, и чтобы откладывая не не ответить, пишу два слова. Ваше объяснение отношения к миру совсем ясно и прекрасно. Но надо больше — не правда ли? Надо, чтоб это отношение был сам я — дорогой мне я. Я начал набирать,¹ но теперь прошу прислать мне всё, чтобы исправить. С вашим письмом получил от Ч[ерткова] и А[нны] К[онстантиновны] хорошие письма.² У меня б[ыл] Репин, писал портрет³ неделю. Я его еще больше полюбил. Много есть радостного написать. Наши все любят вас, но не так, как я.

Напишу еще. Л. Т.

На обратной стороне открытки:

Кострома. Павлу Ивановичу Бирюкову.

Год в дате определяется почтовым штемпелем.

Ответ на письмо П. И. Бирюкова от 17 августа 1887 г. К письму прилагалась заметка П. И. Бирюкова «О моем отношении к миру».

¹ Книгу «О жизни».

² Письмо В. Г. Черткова от 14 августа и письмо А. К. Чертковой, датированное августом.

³ В этот приезд (9—16 августа) И. Е. Репин сделал несколько зарисовок с Толстого на пашне и написал два портрета Толстого: за рабочим столом и в кресле. Первый из них был оставлен в Ясной Поляне, где он и теперь хранится; второй — в сентябре был отправлен в Петербург. В настоящее время этот портрет находится в Третьяковской галлерее (воспроизводится в настоящем томе).

112. В. Г. Черткову от 27 августа 1887 г.

113. М. А. Новоселову.

1887 г. Августа после 11-го. Я. П.

Получил ваше письмо, милый друг М[ихаил] А[лександрович], и очень порадовался тому, что вы проверяете перевод Евангелия. Я вперед согласен уже был вообще с теми поправками, слишком отдаленно от прежних переводов и хитро переведенных, и согласен с частными случаями — «О субботе и беседе с Самарянкой». Об изгнании из храма не согласен. Почему, долго писать, — увидимся, поговорим. Вообще в переводе моем грубых ошибок не думаю, чтобы было (я советовался с филологом,¹ знатоком и тонким критиком), но много должно быть таких мест, как те, которые вы указали, где натянут смысл и перевод искусствен. Это произошло оттого, что мне хотелось как можно более деполяризировать, как магнит, слова церковного толкования, получившие несвойственную им полярность. Исправить это — будет полезным делом.

Я всё лето много работал над сочинением о жизни — начал печатать. Здоровье слабеет, но жизнь крепнет и как будто светлеет. Как вы живете? Передайте мой братский поцелуй вашему почтенному деду.² Что А.?³

Любящий вас Лев Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в журнале «Новый путь» 1903, 1, стр. 10. Датируется на основании письма Новоселова от 10 августа, на которое отвечает Толстой.

М. А. Новоселов писал по поводу книги Толстого «Соединение, перевод и исследование 4-х евангелий», в которой находил неточности перевода с греческого.

¹ Иван Михайлович Ивакин (ум. 1903); в 1880 г. был учителем у Толстых. См. т. 63, стр. 22.

² Григорий Алексеевич Новоселов (ум. 1893), священник.

³ Так в копии.

* 114. И. И. Петрову.

1887 г. Июль — август. Я. П.

Иван Иванович!

Будьте так добры, попросите Сытина прислать мне всех вышедших Посредниковых книг по 50, но пожалуйста, скажите ему, чтобы не «даром», а за деньги или за новые издания «Сочинений»,¹ о выдаче которых я передал в конторе. Благодарю вас за присылку книг.² Пришлите, пожалуйста, «Азбуку»,³ она мне нужнее всего. И всё новое, что вышло. Я писал было, что всех книг поровну, но раздумал. Вот как:

1) Ч[ем] л[юди] ж[ивы]⁴ Л. Т. — 100

2) Б[ог] п[равду] в[идит]⁵ — 50

3) Кавк[азский] пл[енник]⁶ — 20

4) Дв[а] ст[арика]⁷ — 100

5) Уп[устишь] ог[онь], н[е] п[отушишь]⁸ — 100

6) Г[де] л[юбовь], т[ам] и б[ог]⁹ — 100

7) Хр[истос] в г[остях] у м[ужика]¹⁰ — не нужно

8) Галя¹¹ — не нужно

9) Странник¹² — не нужно

10) Ж[итие] Ф[иларета]¹³ — 50

11) Фр[анциск] Ас[сизский]¹⁴ — 50

12) Кр[ивая] дол [я]¹⁵ — не нужно

13) Сократ¹⁶ — 100

14) Дед Софрон¹⁷ — 100

15) Ж[итие] св. П[етра] М[ытаря]¹⁸ — 50

16) Ж[итие] св. П[авлина] Н[оланского]¹⁹ — 50

17) Свечка²⁰ — 100

18) Фаб[иола]²¹ — 100

19) Бр[ат] на бр[ата]²² — не нужно

20) Иоанн Воин²³ — 50

21) Царь Крез²⁴ — 50

23) ²⁵ Жадный муж[ик]²⁶ — 20

24) Три сказки ²⁷ — 100

25) Винокур²⁸ — не нужно

26) Сказка об Ив[ане] дураке²⁹ — 100

27) Мар[ья] Круж[евница]³⁰ — 20

28) Махм[удкины] дет[и]³¹ — 100

29) Вор³² — не нужно

30) Бабья доля³³ — не нужно

31) Осада Севас[тополя]³⁴ — 100

32) Ив[ан] Гус³⁵ — 50

33) Рожест[венская] сказка³⁶ — 50

34) Цветник³⁷ — 20

35) Свет жизни³⁸ — не нужно

36) Мирское дитя³⁹ — 20

37) Власть тьмы⁴⁰ — 20

38) Раздел⁴¹ — 100

39) Попутчик⁴² — 50

40) Сигнал⁴³ — 50

41) Пословицы⁴⁴ — не нужно

42) Хворая⁴⁵ — не нужно

43) Черные вороны⁴⁶ — 20

Кажется — 1840 книг

Датируется на основании пометы на письме рукой неизвестного.

¹ Толстой имеет в виду печатавшееся в 1887 г. седьмое издание его собрания сочинений, вышедшее в одиннадцати частях.

² О каких книгах идет речь, неизвестно.

³ См. прим. 1 к письму № 77.

⁴ Л. Н. Толстой, «Чем люди живы», М. 1885.

⁵ Л. Н. Толстой, «Бог правду видит, да не скоро скажет», М. 1887.

⁶ Л. Н. Толстой, «Кавказский пленник», М. 1886.

⁷ Л. Н. Толстой, «Два старика», М. 1886.

⁸ Л. Н. Толстой, «Упустишь огонь, не потушишь», М. 1886.

⁹ Л. Н. Толстой, «Где любовь, там и бог», М. 1886.

¹⁰ Н. С. Лесков, «Христос в гостях у мужика», М. 1886.

¹¹ О. И. Шмидт, «Галя», М. 1886.

¹² [Л. Е. Оболенский,] «Странник», М. 1886.

¹³ «Житие Филарета милостивого», М. 1887.

¹⁴ Е. П. Свешникова, «Франциск Ассизский», М. 1886.

¹⁵ В. И. Савихин, «Кривая доля», М. 1887.

¹⁶ «Греческий учитель Сократ», М. 1886.

¹⁷ В. И. Савихин, «Дед Софрон, или суд людской — не божий», М. 1886.

¹⁸ [П. П. Беликов,] «Житие святого Петра, бывшего прежде мытарем, и преподобного Моисея Мурина», М. 1886.

¹⁹ [П. П. Беликов,] «Житие святого Павлина Ноланского и страдание святого мученика Федора и Никифора. Составлено по Четии-минеи святого Дмитрия Ростовского», М. 1887.

²⁰ Л. Н. Толстой, «Свечка, или как добрый мужик пересилил злого приказчика», М. 1886.

²¹ «Фабиола, или древние христиане», М. 1887. (Переделка Е. П. Свешниковой романа Е. Тур «Катакомбы»; печаталась без обозначения фамилии автора.)

²² «Брат на брата», М. 1887 (Эпизод из романа В. Гюго «93-й год», в изложении Е. П. Свешниковой; печатался без обозначения фамилии автора и составителя.)

²³ «Иоанн-воин. Рассказ из времен первых христиан», М. 1886.

²⁴ «Царь Крез и учитель Солон и другие рассказы», М. 1886.

²⁵ Следующий затем № 22 пропущен в подлиннике.

²⁶ А. И. Эртель, «Повесть о жадном мужике Ермиле», М. 1887.

²⁷ Л. Н. Толстой, «Три сказки», М. 1886.

²⁸ Л. Н. Толстой, «Первый винокур, или как чертенок краюшку заслужил», М. 1887.

²⁹ Л. Н. Толстой, «Сказка об Иване Дураке и его двух братьях: Семене-воине и Тарасе-брюхане и немой сестре Маланье и о старом дьяволе и трех чертенятах», М. 1886.

³⁰ О. Н. Хмелева, «Марья кружевница. Повесть. Заимствовано из журнала «Родник», М. 1886.

³¹ В. И. Немирович-Данченко, «Махмудкины дети», М. 1886.

³² Я. Е. Гололобов, «Вор», М. 1886.

³³ [Т. А. Кузминская,] «Бабья доля (рассказ крестьянки)», М. 1887.

³⁴ Л. Н. Толстой, «Осада Севастополя», М. 1887.

³⁵ А. Эрленвейн, «Иван Гус. Рассказ», М. 1887.

³⁶ «Рождественская сказка (переделка с английского)», М. 1887.

³⁷ «Цветник». Сборник рассказов», М. 1887.

³⁸ [О. Н. Спенглер,] «Свет жизни», М. 1887.

³⁹ И. В. Засодимский, «Мирское дитя», М. 1887.

⁴⁰ Л. Н. Толстой, «Власть тьмы, или коготок увяз, всей птичке пропасть», М. 1887.

⁴¹ [И. Г. Журавов,] «Раздел», М. 1887.

⁴² П. Пэйверинт, «Попутчик», М. 1887.

⁴³ В. М. Гаршин, «Сигнал», М. 1887.

⁴⁴ «Пословицы на каждый день», М. 1887.

⁴⁵ А. А. Потехин, «Хворая», М. 1887.

⁴⁶ П. В. Засодимский, «Черные вороны», М. 1887.

115. В. В. Стасову.

1887 г. Сентября 8. Я. П.

Владимир Васильевич! Писем от Крамского¹ у меня было, кажется, два: давнишнее и мало интересное, к[оторое] едва ли найду, а другое интересное — оно в Москве. Когда приеду или жена поедет раньше меня, попрошу ее найти и прислать вам. Портрет Репина уложен и завтра отсылается.² Дружески жму вам руку.

Л. Толстой.

На обратной стороне открытки:

Петербург. Публичная библиотека. Владимиру Васильевичу Стасову.

Впервые опубликовано в книге «Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка. 1878—1906», Л. 1929, стр. 79. Датируется на основании почтовых штемпелей.

О Владимире Васильевиче Стасове (1824—1906) см. т. 62. Толстой отвечает на письмо В. В. Стасова от 31 августа 1887 г. («Лев Толстой и B. В. Стасов. Переписка. 1878—1906», Л. 1929, стр. 77—78).

¹ Иван Николаевич Крамской (1837—1887), художник. В. В. Стасов просил Толстого прислать для подготовлявшейся им тогда биографии И. Н. Крамского письма его к Толстому. В архиве Толстого имеются два письма И. Н. Крамского: 1) к Толстому от 29 января 1885 г.; 2) к C. А. Толстой от 3 сентября 1883 г. Первое из них напечатано в книге: В. В. Стасов, «Иван Николаевич Крамской. Его жизнь, переписка и художественно-критические статьи. 1837—1887», СПб. 1888, стр. 512—516.

² См. письмо № 111, прим. 3.

* 116. С. Т. Семенову.

1887 г. Сентября 9. Я. П.

Совершенно согласен с выраженными в этом письме мыслями В. Г. Черткова и очень советую вам принять их к руководству.¹ Очень желаю вам устроить свою судьбу сообразно со своими взглядами на жизнь. Не думаю, чтобы отсутствие денег могло бы мешать этому. Ищите царствия божия и правды его, а остальное приложится вам.

Л. Толстой.

Приписка к письму В. Г. Черткова к С. Т. Семенову от 9 сентября 1887 г. Дата В. Г. Черткова. См. т. 86, стр. 83—84.

Сергей Терентьевич Семенов (1868—1922) — писатель из крестьян. Толстой высоко ценил его «Крестьянские рассказы» и в 1894 г. написал к ним предисловие (см. т. 31). Познакомился Семенов с Толстым в конце 1886 г. в Москве, явившись по вызову Толстого, которому он принес на просмотр свой первый рассказ «Два брата». О своем знакомстве с Толстым написал «Воспоминания» (СПб. 1912).

¹ Чертков сообщал Семенову свой отзыв о его рассказах: «Два брата», «В город» и неизвестном. Попутно он высказывал свой общий взгляд на литературную деятельность.

117. В. Г. Черткову от 6...10 сентября 1887 г.

* 118. И. И. Петрову.

1887 г. Сентября 12. Я. П.

Возвращаю драму.¹ Она не дурна. Но и хорошего нет ничего. Нет характеров, нет даже правдивости — Андрей ненатурально сантиментален. И всё очень старо.

Л. Толстой.

На обратной стороне открытки:

Москва. Страстной бульвар, д. Чижова. Ивану Ивановичу Петрову.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

¹ И. И. Петров присылал Толстому для просмотра рукописи произведений, предназначенных для народных изданий. В письме Петрова от 21 сентября упоминается о двух пьесах неизвестных авторов, просмотренных Толстым и не одобренных им: «Сказка об Иване дураке» и «Серебряная руда».

119. С. Т. Семенову.

1887 г. Сентября 14. Я. П.

Посылая вам всё это,¹ хочется сказать и от себя несколько слов. Не сетуйте на меня, милый друг, за то, что не ответил на ваше последнее письмо² и не исполнил вашего желания: я не могу этого сделать. У меня нет денег. Мне для моей жизни они не нужны, а когда ко мне обращаются с просьбами, я обращаюсь к жене, и когда это небольшая сумма, она дает эти деньги. Но 100 р. она не даст незнакомому ей человеку, я и не спрашивал. По правде сказать, я и не жалею, что не могу удовлетворить вашему желанию. Я убежден и разумом и опытом, что деньги никогда не могут быть нужны человеку на доброе. Зла может быть много от них, а добра никогда. Вы скажете, вам нужны они, чтобы жениться, чтобы улучшить ваши отношения с семейными. А я вам скажу, что если человеку нужны деньги, чтоб жениться, то это не женитьба, а что-то другое. И если отношения могут улучшиться от ста рублей, то, значит, нет еще человеческих отношений, и люди только хотят замазать деньгами отсутствие отношений. Но это не надолго. Знаю, что тяжело бывает. Но помочь всякой тяжести можно не внешними делами, а внутренним делом — тем, что называют молитвой. Я потому говорю: «тем, что называют» молитвой, что обыкновенно под молитвой разумеют прошение к богу о своих делах. Я не о такой молитве говорю, а о молитве, в которой человек из области мелочей жизни переносится в сознание истинного смысла жизни и смерти и своего долга на земле перед тем отцом небесным, к[оторый] произвел меня. Такая молитва есть Отче наш. И если ее понимаешь, то это как бы повторение всего Евангелия. А когда восстановишь в себе евангельский дух, то всё легко и всё хорошо.

Л. Толстой.

Спасибо Вл[адимиру] Григ[орьевичу], что он так подробно пишет вам. Я думаю, что верные замечания его будут вам на пользу.

Приписка к письму В. Г. Черткова к С. Т. Семенову от 14 сентября. См. т. 86, стр. 83. Впервые опубликовано в сборник «Летописи», 2, стр. 70—71.

¹ Письмо Черткова, посвященное разбору третьего (неизвестного) рассказа Семенова, упомянутого в предыдущем письме к нему, и «примечания» Черткова к этому же рассказу.

² Оно неизвестно.

120. В. В. Стасову.

1887 г. Сентября 14. Я. П.

Владимир Васильевич!

Есть в Сумском уезде крестьянин, 25 лет, женатый, имеющий надел, который был в гимназии до 4-го класса. Он пишет и написал повесть «Грешница», к[оторая] была напечатана в Русс[ком] Богатстве, кажется, в прошлом году.¹ Я ее туда направил и тогда же был поражен признаками истинного таланта — правдивость и чувство меры, — но повесть не подходила к цели издания Посредника. В нынешнем году он написал другую повесть, к[оторую] он переделал по моим указаниям, и эта переделанная повесть: «Семен Сирота»,² по-моему, прекрасная вещь. Мы ее напечатали [бы] в издании Посредника, но Тищенко, автор, нуждается в деньгах и желал бы получать больше гонорара. Не возьметесь ли вы передать ее Стасюлевичу,³ передав ему мой привет и уверение в том, что напечатание этой повести так же желательно для его журнала, как и для автора. —

Если вы можете это сделать, то напишите, пожалуйста, о высылке вам рукописи Владимиру Григорьевичу Черткову: Крекшино. Ст. Голицыно, Московско-Брестской ж. д. Рукопись у него. Он знает, что я писал вам. И он даст адрес автора для переговоров с ним.

Л. Толстой.

На конверте:

Петербург. Публичная библиотека. Владимиру Васильевичу Стасову.

Впервые опубликовано в книге «Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка. 1878—1906», Л. 1929, стр. 80. Датируется на основании почтовых штемпелей.

¹ Повесть Ф. Ф. Тищенко «Грешница» была напечатана в «Русском богатстве» 1886, VII и VIII, под псевдонимом: «Федор Тарасенко».

² См. прим. 1 к письму № 63.

³ Михаил Матвеевич Стасюлевич (1826—1911), либеральный публицист и историк, редактор-издатель «Вестника Европы».

121. В. Г. Черткову от 14 сентября 1887 г.

122. А. А. Толстой.

1887 г. Сентября около 15. Я. П.

Боюсь, что не успею вам написать длинно, милый дру[г] Alexandrine, но больше всего боюсь — не оставить ваше хорошее, проникнутое любовью письмо без ответа. Упреки ваши, право, несправедливы, милый друг. Вы говорите — не действуйте на других, п[отому] ч[то] ваши убеждения могут быть ошибочны и вредны. Этот аргумент неправилен, а главное, может быть обращен против церковного учения, и с гораздо большим правом: если люди считают ложным церковное учение, то каково им должно быть больно видеть ту страшную сеть ложной (по их мнению) пропаганды, в кот[орую] улавливаются простые, невинные люди и младенцы. При различии мнений нельзя говорить о тех последствиях, к[оторые] производят ложные мнения; надо говорить о самых мнениях; а ложь всегда будет ложь и губительна. В пользу свою скажу только, и очень прошу вас, в том духе любви, в к[отором] вы писали мне, принять и взвесить эти слова: Я ничего не утверждаю такого, чего бы вы не признавали, и потому я имею радость знать, что вы вполне согласны со мной во всем, чем я живу. Вы же утверждаете многое такого, чего я не могу признать, и потому вы имеете огорчение знать, что не только я, но и милионы людей не признают того, что вы утверждаете. Кто же причиной несогласия? Вы несогласны с магометанами, п[отому] ч[то] они признают многоженство и др., но они согласны с вами, что закон Христа есть истина. Кто же причиной несогласия? Но это не то — главное мне хочется сказать вам вот что: «хочу делать доброе и делаю дурное». Если точно я в своей жизни всегда делаю одно дурное и не делаюсь хоть на волосок лучше, т. е. не начинаю делать немножечко поменьше дурного, то я непременно лгу, говоря, что хочу делать доброе. Если человек хочет точно не для людей, а для бога, делать хорошее, то он всегда подвигается на пути добра. А это-то движение — приближение к богу (как бы оно ни было мало, но только бы оно было) и укрепляет на пути, и дает надежду, и радость, и сознание того, что ты делаешь хоть чуть-чуть то, чего хочет бог. У китайского царя было написано на ванне: обновляйся каждый день (час) сначала и опять сначала. Толцыте, и отверзится, просите духа, и дастся вам — это самое и значит. Жизнь вся есть только движение по этому пути — приближение к богу (в этом ведь согласны). И это движение радостно, во-первых, тем, что чем ближе к свету, тем лучше; во-вторых, тем, что при всяком новом шаге видишь, как мало ты сделал и как много еще этого радостного пути впереди. Но вы говорите: мои грехи, мое несовершенство, слабость? Но ведь я иду не на Окружной суд, а на суд бога. Бог же есть любовь. Бога я не могу понимать иначе, как премудрым, всезнающим, и главное, не только не злопамятным (каким я даже стараюсь не быть), но бесконечно милосердным. Так как же мне перед таким судьей бояться моих слабостей, грехов? Всё Евангелие наполнено и прямыми, и приточными указаниями на прощение, на несуществование грехов перед богом для человека, любящего его. — Вы говорите, что бог вперед сделал такое — не знаю как сказать — распоряжение или выдумку, чтобы простить мне грехи — искупить их через сына (не могу спокойно упоминать об этом кощунстве. Простите, простите ради Христа). Не проще ли богу, к[оторому] принадлежу весь я, из к[оторого] я изшел, к[оторый] знает, любит меня, богу, к[оторый] есть любовь и милосердие, — не проще ли богу прямо простить мне мои грехи. И разве не ужасное кощунство сказать, что бог не может или не хочет простить мои грехи, когда я верю, что он этого хочет и это сделает, и когда для меня [невозможно] поверить в то, что он наказал, наказывает и накажет людей за то, что они не верят тому, что он вперед простил их, искупив сыном (не могу без ужаса повторять этих кощунственных слов), — накажет за то, что я не поверю в то, что он неразумный и злой бог. Если бы самому алчному человеку сказали: хочешь получить наследство, признай, что твоя мать (про которую человек знает, что она святая женщина) была в связи с богачом, никто бы не мог согласиться признать и неправду, и оскорбление самому святому, что только есть для него.

Наговорил много лишнего, но хотел сказать только то: все мы живем, если живем по-человечески, стремясь к богу, приближаясь через посредника его между богом и человеками И[исуса] Христа. Выходя из самого скотского, развратного состояния и достигнув самой высокой святости, мы одинаково чувствуем, что жизнь наша полна грехов. Но человек, начавши эту истинную жизнь, всегда знает и может поверить, оглядываясь назад, что он, как ни медленно, но приближается к свету, и узнает это направление, и в движении в этом направлении полагает жизнь. Грехи, слабости человека велики, и совершенство всегда бесконечно удалено от него; но он все-таки стремится к нему. И тут-то вера в благость божию, в милосердие его и любовь ко мне укрепляет силы человека и показывает ему, что кажущееся невозможным своими силами избавление от грехов и достижение совершенства, блаженства возможно с помощью бога. Вы говорите, что помощь эта произошла 1880 лет тому назад, а я думаю, что бог, какой был всегда, такой и теперь, и всегда оказывает помощь людям, и всегда милосерд и хочет их спасения, т. е. блага, и недалек от ищущих его. —

Я понимаю, как вам дорога та форма представления бога и его любви, с к[оторой] вы свыклись, но одного я не понимаю, почему вам хочется, чтобы другие точно так же бы смотрели? Еще это можно было бы понять, если бы это было что-нибудь новое, вновь открытое, а то это — давнишнее, давнишнее, всем, не только мне, очень знакомое представление и самое утешительное, как вы сами находите; так отчего же бы те люди, к[оторые] ищут бога и знают учение Христа, не принимали бы его? Я понимаю, что это учение может удовлетворить того, кто никогда не думал о боге и Христе, и я очень радуюсь за тех, к[оторые] принимают его; но почему думать, что люди, ищущие бога, так без причины отказываются от этого учения, дающего так много утешения. Очевидно, у них есть причины, к[оторые] не кажутся вам достаточными. Ну, да что же делать, вы уж их оставьте и простите, и любите, какими они есть. Если же хотите согласиться с ними, то серьезно вникните в эти причины и разберите всё дело сначала, допустив, что, может быть, и ваша вера ошибочна. Но вы не делаете этого, я знаю, вы не хотите и не можете. Вам и так хорошо. Идите по вашему пути. Все, идущие к одной цели, сойдутся в ней. От всей души люблю и целую вас.

Л. Т.

Впервые опубликовано в ПТ, № 160. Датируется на основании ответного письма А. А. Толстой от 22 сентября 1887 г.

Ответ на письмо А. А. Толстой без даты (см. ПТ, № 159), посвященное религиозным вопросам.

123—124. В. Г. Черткову от 15 сентября (два письма) 1887 г.

125. Н. Я. Гроту.

1887 г. Сентября около 20. Я. П.

Je vous prends au mot,¹ дорогой Николай Яковлевич, и прошу вас держать мои корректуры.² Воздержусь от выражений моей благодарности и пишу прямо о деле.

1) Корректуры подписывайте к печати, если не найдете ничего такого неладного, о котором бы надо списаться со мной. О цензурности совсем не думайте и не принимайте в соображение.

2) Если милость ваша будет делать синтаксические изменения и исключения (поправки), делайте, — чем больше, тем лучше.

3) По существу не делайте мне возражений. Я уже слишком много переработал эту работу, и всякие замечания, особенно одобрительные, очень путают меня.

Остальное и подробности передаст П. И.³

У нас Фет, и я заработался, и потому с трудом собираю мысли и больше не пишу.

Л. Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано (с датой «1890—1891 зима») в сборнике «Н. Я. Грот в очерках, воспоминаниях и письмах» 1911, стр. 212—213. Датируется на основании ответного письма Грота от 30 сентября 1887 г.

¹ [Я ловлю вас на слове,]

² Имеются в виду корректуры статьи Толстого «О жизни», печатавшейся в Москве в типографии А. И. Мамонтова в издании: «Сочинения графа Л. Н. Толстого. Часть тринадцатая. «О жизни».

³ П. И. Бирюков.

126. А. А. Толстой.

1887 г. Сентября около 20. Я. П.

Милый друг Alexandrine! Спешу написать не столько для того, чтобы благодарить вас за ваши милые подарки — я ужасно люблю подарки, — сколько затем, чтобы просить вашего прощенья за последнее письмо.¹ Я верно был в дурном духе: можно было высказать то же, не оскорбив убеждений любимого человека, а я боюсь, что сделал это. Пожалуйста, простите. Целую вашу руку и Sophie.² Ваш

Л. Толстой.

Впервые опубликовано в ПТ, № 161. Датируется сопоставлением с предыдущим письмом Толстого к А. А. Толстой.

¹ См. письмо № 122.

² Софья Андреевна Толстая (1824—1895), сестра А. А. Толстой.

* 127. Н. Л. Озмидову.

1887 г. Сентября 20. Я. П.

Вчера получил вашу рукопись¹ и письмо, дорогой Н[иколай] Л[укич]. Вчера пробежал, а нынче прочел внимательно. В общем всё очень хорошо; но вступление о повелителях — основах менее ясно, чем всё остальное. Деление на умственное и духовное мне кажется произвольным. Мне кажется, что то же самое свойство человеческого существа, которое открывает ему Пифагорову теорему, открывает ему и несомненную обязательность любви к ближнему. Я говорю только, что деление это произвольно и как бы излишне, но не отрицаю сущности мысли об одинаковой обязательности умственных, отвлеченных и практических, нравственных выводов. Со всем остальным я вполне согласен и нахожу, что всё выражено сильно, сжато и основательно. Мне нравится и отступление о усовершенствованной форме власти. Это очень верно и важно. Это вроде замены грубой плахи усовершенствованной гильотиной. Представляется, что при гильотине людям труднее отстать от казней, чем при плахе. Нравится мне очень и предполагаемый ход осуществления учения. Очень радуюсь тому, что вы написали эту книгу.

Дальнейшее уяснение и изложение истины жизни человеческой совершенно независимо от возможности или невозможности печатать, а распространять очень важно.

И вот в этом-то деле писания, когда пишешь то, что думаешь с богом, от всей силы своего разумения (как это делаете вы), я совершенно согласен с вами, с мыслями, выраженными в ваших заметках. Можно и должно знать истину и на основании ее мерять все дела людские, если, как это всегда бывает, предмет писания касается дел людских. Но в прямом общении с людьми, в обсуждении мелких частных поступков, которые суть результат сложнейших условий жизни, связанных с моею личною жизнью — совсем другое. — Совсем другое, что я в те лучшие минуты жизни, когда я один с богом, стремлюсь всеми силами души понять его, когда я откинул от себя, сколько мог, всё личное, живу одной божественной частью себя, когда я пишу; и я, когда в общении с людьми, подчиняюсь их воздействию на себя, когда во мне поднимаются все скверные свойства моей личности, когда не поспеваю дать себе отчета, кто я, зачем я говорю или делаю то, что говорю и делаю; эти два и очень непохожие по достоинству существа: одно стоит на высшей ступени лестницы доступного мне совершенства, другое — на низшей. И вот вам объяснение того, почему я, сколько помню, никогда не отрекался ни от одной мысли, которые я излагал в своих писаниях (с тех пор, как я пишу, имея в виду служение истине). Если я и отрекаюсь от некоторых подробностей, форм выражений, то только потому, что и во время писания я не успел отрешиться от суеты и соблазна мира. И нисколько не сожалею о том, что на меня сердятся и меня бранят за то, что я выражаю истину; но в личном общении я чувствую, что я в большей части случаев сам плох, сам вонючий сосуд, оскверняющий его содержание. Когда мы пишем, мы стараемся скрыться самим не потому, что такой прием принят, а потому, что мы знаем, что то, что свято и истинно — не мы, как личность, а то, что поняла эта личность. И когда нас читают (если мы сумеем скрыть себя), то любят или ненавидят не нас, а истину, и мы не виноваты. Но в общении сейчас же выступает личность собеседника, как бы вы ни были осторожны, он заражает вас, выступает ваша личность, и теряется возможность правильного суждения, оценки, и (что вы верно испытывали 1000 раз) видишь, что я, любя, хотел передать другому то, что я и теоретически, и практически знаю, как истину, дающую благо и которая так несомненна и ясна, что и мудрец и ребенок не могут не согласиться с ней, — и вдруг вышло, что собеседник мой озлился, не только ничего не понял, но во время разговора со мной выдумал на моих глазах еще более нелепый софизм (скрывающий от него благо), чем тот, который был у него прежде, и с этою новою нелепостью и с злобой не только ко мне, но и к тому направлению, в которое я хотел его ввести, расстался со мною. Как же оставаться равнодушным к такому страшному явлению?

В Евангелии есть: не мечите бисера....² Но ведь это жестоко, и как понять и как сметь решить, — кто свиньи?

В учении 12 апостолов сказано: одних обличай, за других молись, а третьих люби больше себя. В этом я вижу что-то похожее на руководство. По крайней мере со мною так бывает: сначала обличаешь, т. е. высказываешь свои взгляды, и этим озлобляешь; потом, чтобы не продолжать озлобления, перестаешь обличать, высказывать прямо свои взгляды и только желаешь (молишься), чтобы они поняли; а тех, кто понимают, тех искренно без всякого усилия любишь больше души своей. Вот тут-то, мне кажется, вторая стадия, самая важная, и самая трудная, и самая часто встречающаяся; как только выяснилось разногласие, выяснилось извращение умственное, вследствие которого кажется, что для вашего собеседника разум не обязателен, — что делать? По-моему, именно молиться, желать всеми силами души, но не говорить, не употреблять то средство, которое уже оказалось недействительным, желать добра этим людям всеми силами души. Что же это значит? Значит любить их делом. Впрочем, вы всё это знаете так же, как и я, и понимаете меня с полслова.

И благодаря этому достигается то, о чем нельзя было и мечтать при приеме убеждения словами. Достигается не скоро, часто не видно нам, после смерти, но достигается несомненно.

Но тут является другой, самый главный вопрос, самый важный: любить людей язычников (по вашему выражению), делать для них? Что делать, когда они требуют от тебя дел языческих? Я отвечаю: делать всё, что можешь, доходить до последнего предела того нравственного повелителя, требования, которое преступить, как вы сами знаете, нельзя, когда оно сознано вами. Тут ведь практический вопрос: у нее сын язычник; как мне поступить наицелесообразнейшим образом, чтобы привести его на путь истины — убеждать его, когда он не понимает меня, — и осуждать все проявления язычества его, чуждаться его, или, не убеждая его, итти с ним вместе, разделять его жизнь в тех проявлениях, которые возможны для меня, и невольно бессознательно страдать от его заблуждений, отражающихся на мне. Не от него требовать жертвы, а самому жертвовать всем, чем можешь. Ведь если бы он был зверь, а не человек, то он довел бы до последних пределов мои страдания; но он человек, и ему жалко станет, когда он увидит истинное и покорное страдание.

Знаю, что дьявол силен, и он ловит по обеим сторонам этого узкого пути. Он ловит на одной стороне тем, что то, что делается сначала как жертва, становится привычкой и участием в языческой жизни; с другой стороны он ловит тем, что я радуюсь на себя лично, за свою личную правоту и чистоту. Путь узкий, и будем помогать друг другу итти по нем. Вы и делаете это, когда пишете о моем положении и о воображаемом мною отношении к собственности. Последний путь — совершенное непризнание прав — самый, кажется, разумный, тем более, что по нем я и иду до сих пор.

Но еще совсем с другой стороны: передо мною разумное, любящее по своей природе существо, могущее быть счастливым только в сознании этой своей любовно разумной природы. Я вижу, что существо это несчастливо, и хочу помочь ему. Лошадь запуталась в вожжи, и я хочу распутать ее, лошадь не дается. Неужели я буду тянуть вожжи, затягивая ее? Очевидно, я что-то не то делаю. Человек не дается, он думает, что я хочу ему сделать хуже. Неужели мне продолжать то, чего он не хочет, не потому, что он не хочет себе блага, а потому, что он не верит, что я хочу ему блага. Если он поймет это, он дастся. Но поймет он это не разумом, который пока еще бессилен для него, а поймет прямым прикосновением любви. Так же, как и лошадь, когда я оглажу ее. И лев даст вынуть себе занозу. Разум выражается любовью. И там, где разум затемнен, восстановить его нельзя им самим, а только его последствием, любовью. Разум разумом поверять нельзя; но любовью (его последствием) можно. С затемненным разумом человек не поверит разуму: он, не имея настоящего, не знает, какой настоящий, какой не настоящий; но и не зная никаких доводов разума еще, он видит, что последствие его любовь, он знает, что то, что произвело эту любовь, то разумно, и тогда только исправится его искривленный разум и совпадет с настоящим. Всякий ребенок и наивный человек считает умным того человека, который его любит, и самыми разумными те причины, по которым он его любит. Только по любви к себе разумного человека познает другой и разумные основы его любви.

Так вот я и думаю, что если бы у меня была такая любовь к тем людям, которым я сообщаю свои разумные основы жизни, такая любовь, какая есть у матери к ребенку, то никто бы не усомнился в истинности этих основ. А то у меня есть одно, а нет другого. Если же мне не допустить этого, что неубедительность моих разумных доводов происходит от недостатка во мне любви, то я должен буду признать еще худшее и невозможное, для меня по крайней мере, что истины христианские не совсем истинны.

Разумное сознание истин, открытых нам в душе и кроме того Христом, есть великое и великое благо, но мы склонны приписывать этому сознанию слишком большое значение: слишком мы радуемся этому и останавливаемся, как будто уже достигли всего, что нужно. Шаг действительно огромный в сравнении с тем мраком, в котором мы жили; но все-таки это только шаг и даже крошечный шаг, за которым должно следовать шествие по тому огромному бесконечному пути, который открывается нам, по пути применения этого сознания к жизни в любви, которая не так сразу заменяет нашу жестокую зверскую личную жизнь с привычками и страстями, которыми мы жили и живем, а по капелькам вливается нам в душу, — та любовь, которая по существу своему требует бесконечного роста, увеличения. Работа моя над этим только чуть-чуть начинается. Так вот я в этом смысле и упрекаю себя за то, что не умею — не убеждать, а побеждать людей той непобедимой силой, которая дана нам. Один ходишь, думаешь и как будто чуешь в себе зарождение этой силы; кажется, сойдусь с человеком и сейчас залью его, заполню этой непобедимой силой, зарождающейся во мне, а приступишь к делу, сойдешься с ним, и вместо несокрушимого меча, который, казалось, держишь в руках, оказывается гибкий, хрупкий росточек, который тут же, при первой схватке, и сломаешь, и бросишь, затопчешь. А знаю, и вы знаете наверное, что возможно не то что овладеть, но быть участником этой силы.

Пишу, и неприятно вспоминать, что как будто пишу не вам, но читателям, что вы покажете письмо. Так это мне отравляет простое братское общение в письмах.

Писал, как приходило в голову, — нескладно; но мне мысль моя ясна. Очень бы рад был, коли вы были согласны. Да почти уверен в этом. Если же не согласны, то постарайтесь понять общий смысл, а не обращайте внимание на подробности. Ну, до следующего письма, целую вас и вашу милую старуху и ваших.

Л. Толстой.

Очень бы хотелось поскорее сообщить вам мою статью о жизни; я уверен, что она придется вам по сердцу.

Вопрос о единстве того закона разума, которого проявление мы видим вне себя в природе и который мы сознаем в себе, как закон своей жизни, который мы должны исполнять для своего блага — там, я надеюсь, изложен хорошо. Закон единый, различие только в том, что там мы видим, как он исполняется, но исполняем не мы, а в себе мы не видим его, но должны неизбежно исполнять его для своего блага.

В рукописи вашей я кое-что отметил. Вы не пишете, прислать ли ее назад.

Печатается по копии. Отрывки впервые опубликованы в сборнике «Спелые колосья», 3, стр. 145—146, 172—174; в «Елисаветградских новостях» 1904, № 373 от 25 декабря; во «Всемирном вестнике» 1907, 6, стр. 86—87; в «Единении» 1917, 4, стр. 3. Дата копии.

Письмо H. Л. Озмидова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Рукопись неизвестна. О содержании ее см. в письме № 131. По словам П. И. Бирюкова, статьи Озмидова являлись компиляцией из мыслей Толстого о христианстве. В печати они не появлялись.

² Цитата из Евангелия: «Не мечите бисера перед свиньями».

128. В. В. Стасову.

1887 г. Сентября 26. Я. П.

Очень благодарю вас за ходатайство у Стасюлевича.¹ Он будет благодарен. — Вас дружески целую, а картинка² вызвала бы внимание ко мне и последствия его — брань. А всё лучше без нее.

Л. Т.

Приписка к письму С. А. Толстой к В. В. Стасову от 26 сентября 1887 г.

Впервые опубликовано в книге «Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка. 1878—1906», Л. 1929, стр. 82.

¹ См. письмо № 120.

² Речь идет о картине И. Е. Репина «Толстой на пашне», которую Репин предполагал издать в красках, но встретил несочувствие как со стороны Толстого, так и его семьи. (См. письмо С. А. Толстой к В. В. Стасову от 5 октября 1887 г. в книге «Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка. 1878—1906», Л. 1929, стр. 83, и книгу: «И. Е. Репин и Л. Н. Толстой. 1. Переписка с Л. Н. Толстым и его семьей», изд. «Искусство», М.—Л. 1949, стр. 109—111.)

Один из рисунков этой картины Репина воспроизводится в настоящем томе. См. вклейку между стр. 80 и 81.

129. М. Л. Толстой.

1886—1887 гг. Апрель — сентябрь. Я. П.

Принеси нам кофею и чаю в бутылке на пашню, где ты была с девочками, в семь часов. Не беда и в 8 часов.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в журнале «Всемирная иллюстрация» 1923, 11, стр. 20. Датируется на основании пометы М. Л. Толстой на копии: «Записка, оставленная мне папа, когда он уходил на работу. Года не помню. Вероятно, лето 1886—1887 гг.».

Мария Львовна Толстая (1871—1906) — вторая дочь Толстого; с 1897 г. была замужем за Н. Л. Оболенским.

Переписка М. Л. Толстой с отцом издана на немецком языке под ред. П. И. Бирюкова: «Vater und Tochter. Tolstois Briefwechsel mit seiner Tochter Marie», Rotapfel-Verlag. Zürich—Leipzig. 1927 («Отец и дочь. Переписка Толстого с дочерью Марией»).

130. М. Л. Толстой.

1886—1887 гг. Апрель — сентябрь. Я. П.

Маша, если здорова, то принеси пораньше, в семь, чаю в бутылках и хлеба.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в журнале «Всемирная иллюстрация» 1923, 11, стр. 20.

131. И. Б. Файнерману.

1887 г. Сентябрь. Я. П.

Два раза начинал вам писать, друг Исаак, и два раза разорвал письмо, не дописав. Я не переменился. Про вас я тоже знаю, что вы перемениться не можете, и люблю вас, как всегда. Но потерял как будто связь. Пишите мне, пожалуйста, про себя, про семью, про то, как вы живете в Киеве. Я всегда боюсь за вас, боюсь увлечения гордостью подвига,¹ и люблю подвиг ваш и сам горжусь им. — Я живу по-старому. Работаю письменную работу. Всё кончаю «о жизни». Печатается. Верно, не пропустят.² Еще многое хочется сказать. Не знаю, велит ли бог. Связь моя с деревенскими слабее без вас, но все-таки живее, человечнее, чем прежде, и благодаря вам. В семье, в детях, во всех вижу где более быстрое, где более медленное, но безостановочное движение. Друзей много, и все друзья — те, которых любишь больше души своей, все на том же пути. — Прислали мне штундисты³ свой катехизис. Очень хорошо, только язык не прост. Я вам бы хотел переслать. — На днях был Сибиряков. У него в Самаре живут 5 человек, а на Кавказе всё не устроились. Но Орлов там хорошо живет и ладит.⁴ Озмидов написал славную книгу об уничтожении язычества и замене его христианством.⁵ Буткевичи такие же твердые и кроткие. Винер замужем. Кажется, скоро родит. Об них мало знаю. Новоселов бросает учительство и едет в деревню. Тот, в очках (забыл фамилию),⁶ прожил лето в деревне в работе и пишет, что счастлив, как никогда не был прежде. Мои семейные скоро уезжают в Москву. Я поживу один, сколько возможно будет. Здешние все вас помнят и любят. Урожай у нас плохой, особенно у некоторых у бедняков, у Осипа⁷ в том числе. Про Ге знаю, что они оба живут хорошо, но не видал с весны. Бирюков на днях был. Насилу держится в Петербурге, так его тянет в деревню, где он начал работать с зимы. 3 десятины приготовил. Должно быть, последний год. Живется мне всё лучше и лучше. Много бы поговорил с вами, да кое-как и затевать не охота, да и слишком многое сказать хочется. Не знаю, с чего начать. Пишите же мне, милый друг. Целую вас.

Л. Т.

Рисунок И. Е. Репина

Впервые опубликовано в «Елисаветградских новостях» 1904, № 126 от 28 марта. Датируется по помете Файнермана на обложке письма.

¹ Толстой имеет в виду «опрощение» Файнермана, занимавшегося в то время столярным ремеслом.

² Статья «О жизни» была запрещена и уничтожена цензурой. См. т. 26, стр. 779—781.

³ Штундисты — сектанты.

⁴ К. М. Сибиряков организовал в своих имениях несколько земледельческих колоний. В кавказской колонии жил В. Ф. Орлов.

⁵ См. прим. 1 к письму № 127.

⁶ Аркадий Васильевич Алехин. См. прим. к письму № 414.

⁷ Яснополянский крестьянин Осип Макаров.

* 132. И. Б. Файнерману.

1887 г. Сентябрь — декабрь? Я. П.

Каждый день собирался писать вам, дорогой друг — ответить на последнее коротенькое письмо из Кременчуга, да всё до сих пор не сделал. Вчера только кончил совсем свою статью о жизни. Послезавтра пойдет в цензуру. Если пропустят, пришлю вам тотчас, а нет, то несколько погодя.

Радуюсь за вас и жалею, именно любя ее, жалею вашу жену. Пишите, пожалуйста, я буду теперь аккуратнее отвечать. Передайте мой привет вашей матери. Что Розочка?¹ Как вы живете и матерьяльно и духовно? Столько хочется сказать, что в этом письме не затеваю. Скажу одно, что радость моей жизни идет последнее время в геометрической прогрессии и обратно пропорциональном уменьшении физических сил. Друзей, т. е. любви, всё больше и больше, всё глубже и глубже чувствуешь борозду своей жизни и всё тверже и тверже плуг.

Говорю это вам немножко с той мыслью, чтобы утвердить вас, если бывают сомненья и колебанья.

Я опытом жизни теперь узнал подтверждение того, что всякое усилие, самое ничтожное, в области истинной жизни несомненно вознаграждается несомненным благом сторицею. Впрочем, иногда думаю, что это я так особенно незаслуженно счастлив. —

Про Ясенских верно знаете: Петра не взяли, а Никита² пошел и страдал, кажется, за то, что не выдержал, не исполнил того, что хотел. На днях приезжал сюда ко мне мужик Воронежской губ. Крутоярск[ого] уезда Павел Иванов[ич],³ основатель общины в 500 человек. То же исповедуют и то же в жизнь вносят, что мы стараемся.

Рационализм поразительный при совершенной негибкости мысли и слова.

Ну, прощайте пока, дорогой друг, целую вас.

Любящий вас Л. Толстой.

Наши друзья: Ге, Бирюков, Чертков, Буткевичи и др. всё так же растут духов[но], как и всё растет в мире.

На копии из AЧ дата: «Сентябрь 1887 г.». Однако можно отнести письмо к декабрю на основании слов об окончании «О жизни». См. т. 26.

Письмо И. Б. Файнермана, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Дочь Файнермана.

² Петр Филиппович Егоров (р. 1866) и Никита Васильевич Минаев (р. 1867, ум. 1908—1913?) — ясенковские крестьяне; в 1887 г. призывались на военную службу.

³ Фамилии этого посетителя Толстого выяснить не удалось.

133. И. И. Попову.

1887 г. Сентябрь. Я. П.

Благодарю вас, Иван Иванович, что вы написали мне о себе. Постараюсь еще посодействовать разъяснению того недоразумения, по к[оторому] вы взяты, но никогда не надеюсь на успех. Посылаю вам книги и 15 р. — Статьи о жизни у меня нет, но я печатаю ее отдельной книгой, в кот[орую] она разрослась, и постараюсь доставить ее вам. Жена моя, кажется, сообщала вам о письме, полученном ею от Дмитрия Шаховского,¹ о вашей матушке и о вас, которого он очень любит и уважает. Желаю, чтоб вы чувствовали себя так же хорошо, свободно, т. е. любовно к людям в тюрьме, как и вне ее. Знаю, что это очень трудно в том периоде испытания, в котором вы находитесь и через который я не прошел, но не могу не желать этого вам, п[отому] ч[то] это единственное благо в жизни, к которому мы все сознательно и бессознательно стремимся.

Пожалуйста, пишите мне, когда будет можно и нужно.

Любящий вас Л. Толстой.

Письмо это было написано тотчас по получению вашего, но, по несчастному недоразумению, вернулось опять ко мне. — С тех пор я получил еще письмо от вашей жены,² на которое не отвечал, п[отому] ч[то] не знал, что ответить. Надеюсь, что, если это письмо не застанет вас на свободе, то по крайней мере дойдет до вас.

Печатается по факсимиле, впервые опубликованному в ПТС, II, стр. 80—81. Датируется на основании упоминания о статье «О жизни» и о письме жены Попова.

¹ Дмитрий Иванович Шаховской (1861—1940), общественный и земский деятель, секретарь первой Государственной думы. Письмо Д. И. Шаховского к С. А. Толстой — от 6 мая 1887 г.

² Анна Ивановна Попова. Толстой имеет в виду ее письмо от 1 сентября 1887 г.

134. Р. Роллану (R. Rolland).

1887 г. Октября 3? Я. П.

Cher frère!

J’ai reçu votre première lettre. Elle m’a touché le coeur. Je l’ai lue les larmes aux yeux. J’avais l’intention d’y répondre, mais je n’en ai pas eu le temps, d’autant plus, qu’outre la difficulté que j’éprouve à écrire en français, il m’aurait fallu écrire très longuement pour répondre à vos questions, dont la plupart sont basées sur un malentendu.

Aux questions que vous faites: pourquoi le travail manuel s’impose à nous comme l’une des conditions essentielles du vrai bonheur? Faut-il se priver volontairement de l’activité intellectuelle, des sciences et des arts qui vous paraissent incompatibles avec le travail manuel?

A ces questions j’ai répondu comme je l’ai pu dans le livre intitulé «Que faire?» qui, à ce qu’on m’a dit, a été traduit en français. Je n’ai jamais envisagé le travail manuel comme un principe, mais comme l’application la plus simple et naturelle du principe moral, celle qui se présente la première à tout homme sincère.

Le travail manuel dans notre societé dépravée (la société des gens dits civilisés) s’impose à nous uniquement par la raison que le défaut principal de cette société a été, et est jusqu’à présent, celui de se libérer de ce travail et de profiter, sans lui rendre la pareille, du travail des classes pauvres, ignorantes et malheureuses, qui sont esclaves, comme les esclaves du vieux monde.

La première preuve de la sincérité des gens de cette société, qui professent des principes chrétiens, philosophiques ou humanitaires, est de tâcher de sortir autant que possible de cette contradiction.

Le moyen le plus simple et qui est toujours sous main y parvenir est le travail manuel qui commence par les soins de sa propre personne. Je ne croirai jamais à la sincérité des convictions chrétiennes, philosophiques ou humanitaires d’une personne qui fait vider son pot de chambre par une servante.

La formule morale la plus simple et courte c’est de se faire servir par les autres aussi peu que possible, et de servir les autres autant que possible. D’exiger des autres le moins possible et de leur donner le plus possible.

Cette formule, qui donne à notre existence un sens raisonnable, et le bonheur qui s’en suit, résout en même temps toutes lés difficultés, de même que celle qui se pose devant vous: la part qui doit être faite à l’activité intellectuelle — la science, l’art?

Suivant ce principe, je ne suis heureux et content que quand, en agissant, j’ai la ferme conviction d’être utile aux autres. (Le contentement de ceux pour lesquels j’agis est un extra, un surcroît de bonheur sur lequel je ne compte pas, et qui ne peut influer sur le choix de mes actions.) Ma ferme conviction que ce que je fais n’est ni une chose inutile, ni un mal, mais un bien pour les autres, est à cause de cela la condition principale de mon bonheur.

Et c’est cela qui pousse involontairement un homme moral et sincère à préférer aux travaux scientitiques et artistiques le travail manuel: l’ouvrage que j’écris, pour lequel j’ai besoin du travail des imprimeurs; la symphonie que je compose, pour laquelle j’ai besoin des musiciens; les expériences que je fais, pour lesquels j’ai besoin du travail de ceux qui font les instruments de nos laboratoires; le tableau que je peins pour lequel j’ai besoin de ceux qui font les couleurs et la toile; — tous ces travaux peuvent être des choses très utiles aux autres, mais [ils] peuvent être aussi (comme ils le sont pour la plupart) des choses complètement inutiles et même nuisibles. Et voilà que pendant que je fais toutes ces choses dont l’utilité est fort douteuse, et pour produire lesquelles je dois encore faire travailler les autres, j’ai devant et autour de moi des choses à faire sans fin, et qui toutes sont indubitablement utiles aux autres, et pour produire lesquelles je n’ai besoin de personne: un fardeau à porter, pour celui qui est fatigué; un champ à labourer pour son propriétaire qui est malade; une blessure à panser; mais sans parler de ces milliers de choses à faire qui nous entourent, qui n’ont besoin de l’aide de personne, qui produisent un contentement immédiat dans ceux pour le bien desquels vous les faites: — planter un arbre, élever un veau, nettoyer un puits — sont des actions indubitablement utiles aux autres, et qui ne peuvent ne pas être préférées par un homme sincère aux occupations douteuses qui, dans notre monde, sont prêchées comme la vocation la plus haute et la plus noble de l’homme.

La vocation d’un prophète est une vocation haute et noble. Mais nous savons ce que sont les prêtres qui se croient prophètes, uniquement parce que c’est leur avantage, et qu’ils ont la possibilité de se faire passer pour tels.

Un prophète n’est pas celui qui reçoit l’éducation d’un prophète, mais celui qui a la conviction intime de ce qu’il est et doit, et ne peut ne pas être. Cette conviction est rare, et ne peut être, éprouvée que par les sacrifices qu’un homme fait à sa vocation.

De même pour la vraie science et l’art véritable. Un Lulli¹ qui, à ses risques et périls, quitte le service de la cuisine pour jouer du violon, par les sacrifices qu’il fait, fait preuve de sa vocation. Mais l’élève d’un conservatoire, un étudiant, dont le seul devoir est d’étudier ce qu’on leur enseigne, ne sont même pas en état de faire preuve de leur vocation: ils profitent simplement d’une position qui leur paraît avantageuse.

Le travail manuel est un devoir et un bonheur pour tous; l’activité intellectuelle est une activité exceptionnelle, qui ne devient un devoir et un bonheur que pour ceux qui ont cette vocation. La vocation ne peut être connue et prouvée que par le sacrifice que fait le savant ou l’artiste de son repos et de son bien-être pour suivre sa vocation. Un homme qui continue à remplir son devoir, celui de soutenir sa vie par le travail de ses mains, et, malgré cela, prend sur les heures de son repos et de son sommeil pour penser et produire dans la sphère intellectuelle, fait preuve de sa vocation. Celui qui se libère du devoir moral de chaque homme, et, sous le prétexte de son goût pour les sciences et les arts, s’arrange une vie de parasite, ne produira jamais que de la fausse science et du faux art.

Les produits de la vraie science et du vrai art sont les produits du sacrifice, mais pas de certains avantages matériels.

Mais que deviennent les sciences et les arts? Que de fois j’ai entendu cette question, faite par des gens qui ne se souciaient ni des sciences, ni des arts, et n’avaient même pas une idée un peu claire de ce que c’était que les sciences et les arts! On dirait que ces gens n’ont rien tant à coeur que le bien de l’humanité qui, d’après leur croyance, ne peut être produit que par le développement de ce qu’ils appellent des sciences et des arts.

Mais comment se trouve-t-il qu’il y ait des gens assez fous pour contester l’utilité des sciences et des arts? Il y a des ouvriers manuels, des ouvriers agriculteurs. Personne ne s’est jamais avisé de contester leur utilité; et jamais ouvrier ne se mettra en tête de prouver l’utilité de son travail. Il produit; son produit est nécessaire et un bien pour les autres. On en profite et personne ne doute de son utilité. Et encore moins, personne ne la prouve.

Les ouvriers des arts et des sciences sont dans les mêmes conditions. Comment se trouve-t-il qu’il y ait des gens qui s’efforcent de tout leur pouvoir de prouver leur utilité?

La raison est que les véritables ouvriers des sciences et des arts ne s’arrogent aucuns droits; ils donnent les produits de leur travail; ces produits sont utiles, et ils n’ont aucun besoin de droits et de preuves à leurs droits. Mais la grande majorité de ceux qui se disent savants et artistes savent fort bien que ce qu’ils produisent ne vaut pas ce qu’ils consomment, et ce n’est qu’à cause de cela qu’ils se donnent tant de peines, comme les prêtres de tous les temps, de prouver que leur activité est indispensable au bien de l’humanité.

La science véritable et l’art véritable ont toujours existé et existeront toujours comme tous les autres modes de l’activité humaine, et il est impossible et inutile de les contester ou de les prouver.

Le faux rôle que jouent dans notre société les sciences et les arts provient de ce que les gens soi-disant civilisés, ayant à leur tête les savants et les artistes, sont une caste privilégiée comme les prêtres. Et cette caste a tous les défauts de toutes les castes. Elle a le défaut de dégrader et de rabaisser le principe en vertu duquel elle s’organise. Au lieu d’une vraie religion — une fausse. Au lieu d’une vraie science — une fausse. De même pour l’art. Elle a le défaut de peser sur les masses, et, pardessus cela, de les priver de ce qu’on prétend propager. Et le plus grand défaut, celui de la contradiction constante du principe qu’ils professent avec leur manière d’agir.

En exceptant ceux qui soutiennent le principe inepte de la science pour la science et de l’art pour l’art, les partisans de la civilisation sont obligés d’affirmer que la science et l’art sont un grand bien pour l’humanité.

En quoi consiste ce bien? Quels sont les signes par lesquels on puisse distinguer le bien du mal? Les partisans de la science et de l’art ont gardé de répondre à ces questions. Ils prétendent même que la définition du bien et du beau est impossible. «Le bien en général, disent-ils, le bien, le beau, ne peut être défini».

Mais ils mentent. De tout temps, l’humanité n’a pas fait autre chose dans son progrès que de définir le bien et le beau. Le bien est défini depuis des sciècles. Mais cette définition ne leur convient pas; elle démasque la futilité, si ce n’est les effets nuisibles, contraires au bien et au beau, de ce qu’ils appellent leurs sciences et leurs arts. Le bien et le beau est défini depuis des siècles. Les Brahmanes, les sages des Bouddhistes, les sages des Chinois, des Hébreux, des Egyptiens, les stoïciens grecs l’ont défini, et l’evangile l’a défini de la manière la plus précise. Tout ce qui réunit les hommes est le bien et le beau, — tout ce qui les sépare est le mal et le laid. Tout le monde connaît cette formule. Elle est écrite dans notre coeur.

Le bien et le beau pour l’humanité est ce qui unit les hommes. Eh bien, si les partisans des sciences et des arts avaient en effet pour motif le bien de l’humanité, ils n’auraient pas ignoré le bien de l’homme, et, ne l’ignorant pas, ils n’auraient cultivé que les sciences et les arts qui mènent à ce but. Il n’y aurait pas de sciences juridiques, de science militaire, de science d’économie politique, ni de finances, qui n’ont d’autre but que le bien-être de certaines nations au détriment des autres. Si le bien avait été, en effet, le critérium de la science et des arts, jamais les recherches des sciences positives, complètement futiles par rapport au véritable bien de l’humanité, n’auraient acquis l’importance qu’elles ont, ni surtout les produits de nos arts, bons pour tout au plus à désennuyer les oisifs.

La sagesse humaine ne consiste point dans le savoir des choses. Et il y a une infinité de choses qu’on peut savoir. Et connaître le plus de choses possible ne constitue pas la sagesse. La sagesse humaine consiste à connaître l’ordre des choses qu’il est bon de savoir consiste à savoir ranger ses connaissances d’après leur importance.

Or, de toutes les sciences que l’homme peut et doit savoir, la principale, c’est la science de vivre de manière à faire le moins de mal et le plus de bien possible, et de tous les arts, celui de savoir éviter le mal et produire le bien avec le moins d’efforts possible. Et voilà qu’il se trouve que parmi tous les arts et les sciences qui prétendent servir au bien de l’humanité — la première des sciences et le premier des arts par leur importance non seulement n’existent pas, mais sont exclus de la liste des sciences et des arts.

Ce qu’on appelle dans notre monde les sciences et les arts ne sont qu’un immense «humbug», une grande superstition dans laquelle nous tombons ordinairement dès que nous nous affranchissons de la vieille superstition de l’eglise. Pourvoir clair la route que nous devons suivre, il faut commencer par le commencement, — il faut relever le capuchon qui me tient chaud, mais qui me couvre la vue. La tentation est grande. Nous naissons, — ou bien par le travail, ou plutôt par une certaine adresse intellectuelle, nous nous hissons sur les marches de l’échelle, et nous nous trouvons parmi les privilégiés, les prêtres de la civilisation, de la «Kultur», comme disent les allemands, et il faut comme pour un prêtre brahmane ou catholique, beaucoup de sincérité et un grand amour du vrai et du bien pour mettre en doute les principes qui vous donnent cette position avantageuse. Mais pour un homme sérieux qui, comme vous, se pose la question de la vie, — il n’y a pas de choix. Pour commencer à voir clair, il faut qu’il s’affranchisse de la superstition dans laquelle il se trouve, quoiqu’elle lui soit avantageuse. C’est une condition «sine qua non». Il est inutile de discuter avec un homme qui tient à une certaine croyance, ne fut-ce que sur un seul point.

Si le champ du raisonnement n’est pas complètement libre, il aura beau discuter, il aura beau raisonner, il n’approchera pas d’un pas de la vérité. Son point fixe arrêtera tous les raisonnements et les faussera tous. Il y a la foi religieuse, il y a la foi de notre civilisation. Elles sont tout à fait analogues. Un catholique se dit: «je puis raisonner, mais pas au delà de ce que m’enseigne notre Ecriture et notre tradition, qui possèdent la vérité entière, immuable»; un croyant de la civilisation dit: «mon raisonnement s’arrête devant les données de la civilisation: — la science et l’art. Notre science, c’est la totalité du vrai savoir de l’homme. Si elle ne possède pas encore toute la vérité, elle la possédera. Notre art avec ses traditions classiques est le seul art véritable». Les catholiques disent: «il existe hors de l’homme une chose en soi, comme disent les allemands: c’est l’eglise». Les gens de notre monde disent: «il existe hors de l’homme une chose en soi: la civilisation». Il nous est facile de voir les fautes de raisonnement des superstitions religieuses, parce que nous ne les partageons pas. Mais un croyant religieux, un catholique même, est pleinement convaincu qu’il n’y a qu’une seule vraie religion, la sienne; et il lui paraît même que la vérité de sa religion se prouve par le raisonnement. De même pour nous, — les croyants de la civilisation: nous sommes pleinement convaincus qu’il n’existe qu’une seule vraie civilisation, — la nôtre, et il nous est presque impossible de voir le manque de logique de tous nos raisonnements, qui ne tendent qu’à prouver que de tous les âges et de tous les peuples, il n’y a que notre âge et les quelques millions d’hommes, habitant la péninsule qu’on appelle l’Europe, qui se trouvent en possession de la vraie civilisation, qui se compose de vraies sciences et de vrais arts.

Pour connaître la vérité de la vie qui est tellement simple, il ne faut pas quelque chose de positif: — une philosophie, une science profonde; — il ne faut qu’une qualité négative: — ne pas avoir de superstition.

Il faut se mettre dans l’état d’un enfant ou d’un Descartes, se dire: — Je ne sais rien, je ne crois rien, et ne veux pas autre chose que de connaître la vérité de la vie, que je suis obligé de vivre.

Et la réponse est toute donnée depuis des siècles, et est simple et claire.

Mon sentiment intérieur me dit qu’il me faut le bien, le bonheur pour moi, pour moi seul. La raison me dit: tous les hommes, tous les êtres désirent la même chose. Tous les êtres qui sont comme moi à la recherche de leur bonheur individuel vont m’écraser: — c’est clair. Je ne peux pas posséder le bonheur que je désire; mais la recherche du bonheur — c’est ma vie. Ne pouvant posséder le bonheur, ne pas y tendre, — c’est ne pas vivre.

Je ne peux donc pas vivre?

Le raisonnement me dit que dans l’ordre du monde où tous les êtres ne désirent que leur bien à eux, moi, un être désirant la même chose, ne peux avoir de bien. Je ne peux vivre. Mais malgré ce raisonnement si clair, nous vivons et nous cherchons le bonheur, le bien. Nous nous disons: je n’aurais pu avoir le bien, être heureux, que dans le cas où tous les autres êtres m’aimeraient plus qu’ils ne s’aiment eux-mêmes. C’est une chose impossible; mais malgré cela, nous vivons tous; et toute notre activité, notre recherche de la fortune, de la gloire, du pouvoir, ne sont que des tentatives de se faire aimer par les autres plus qu’ils ne s’aiment eux-mêmes. La fortune, la gloire, le pouvoir nous donnent des semblants de cet état de choses; et nous sommes presque contents, nous oublions par moments que ce n’est qu’un semblant, mais non la réalité. Tous les êtres s’aiment eux-mêmes plus qu’ils ne nous aiment et le bonheur est impossible. Il y a des gens (et leur nombre augmente de jour en jour) qui, ne pouvant résoudre cette difficulté, se brûlent la cervelle en se disant que la vie n’est qu’une tromperie.

Et cependant, la solution du problème est plus que simple, et s’impose de soi-même. Je ne peux être heureux que s’il existe dans ce monde un ordre tel que tous les êtres aiment les autres plus qu’ils ne s’aiment eux-mêmes.

Le monde entier serait heureux si les êtres ne s’aimaient pas eux-mêmes, mais aimaient les autres.

Je suis un être humain, et la raison me donne la loi du bonheur de tous les êtres. Il faut que je suive la loi de ma raison, — que j’aime les autres plus que je m’aime moi-même.

L’homme n’a qu’à faire ce raisonnement pour que la vie se présente à lui tout d’un coup sous un tout autre aspect qu’elle ne se présentait auparavant. Les êtres se détruisent; mais les êtres s’aiment et s’entr’aident. La vie n’est pas soutenue par la désiruction, mais par la réciprocité des êtres qui se traduit dans mon coeur par le sentiment de l’amour. Depuis que j’ai pu entrevoir la marche du monde, je vois que ce n’est que le principe de la réciprocité qui produit le progrès de l’humanité. Toute l’histoire n’est autre chose que la conception de plus en plus claire et l’application de cet unique principe de la solidarité de tous les êtres. Le raisonnement se trouve corroboré par l’expérience de l’histoire et [par] l’expérience personnelle.

Mais outre le raisonnement l’homme trouve la preuve la plus convaincante de la vérité de ce raisonnement dans son sentiment intime. Le plus grand bonheur que l’homme connaisse, l’état le plus libre, le plus heureux, est celui de l’abnégation et de l’amour. La raison découvre à l’homme la seule voie du bonheur possible, et le sentiment l’y pousse.

Si les idées que je tâche de vous communiquer ne vous paraissent pas claires, ne les jugez pas trop sévèrement. J’espère que vous les lirez un jour exposées d’une manière plus claire et précise.

J’ai voulu vous donner seulement une idée de ma manièrede voir.

Léon Tolstoy.

Дорогой брат!

Я получил ваше первое письмо. Оно тронуло мое сердце. Я читал его со слезами на глазах. Я намеревался отвечать на него, но не имел времени, тем более, что — не говоря уже о трудности для меня писать по-французски — мне пришлось бы отвечать очень подробно на ваши вопросы, большая часть которых основана на недоразумении.

Вы спрашиваете: почему ручной труд является одним из существенных условий истинного счастья? Нужно ли добровольно лишать себя умственной деятельности, занятий науками и искусствами, которые кажутся вам несовместимыми с ручным трудом?

Я отвечал на эти вопросы, как умел, в книге, озаглавленной: «Так что же нам делать?» — которая, как я слышал, была переведена на французский язык. Я никогда не считал ручной труд самостоятельным принципом, а всегда считал его самым простым и естественным приложением нравственного принципа, — таким приложением, которое прежде всего представляется уму всякого искреннего человека.

Ручной труд в нашем развращенном обществе (в обществе так называемых образованных людей) является обязательным для нас единственно потому, что главный недостаток этого общества состоял и до сих состоит в освобождении себя от этого труда и в пользовании, без всякой взаимности, трудом бедных, невежественных, несчастных классов, являющихся рабами, подобными рабам древнего мира.

Первым доказательством искренности людей, принадлежащих к этому обществу и исповедующих христианские, философские или гуманитарные принципы, является старание выйти, насколько возможно, из этого противоречия.

Самым простым и находящимся всегда под рукой способом для достижения этого является прежде всего ручной труд, обращенный на заботы о своей личности. Я никогда не поверю искренности христианских, философских и гуманитарных убеждений человека, который заставляет служанку выносить его ночной горшок.

Самое простое и самое короткое нравственное правило состоит в том, чтобы как можно меньше заставлять других служить себе и как можно больше самому служить другим. Требовать от других как можно меньше и давать другим как можно больше.

Это правило, дающее нашему существованию разумный смысл и вытекающее из него счастье, разрешает также и все затруднения, в том числе и то, которое возникает перед вами: что остается на долю умственной деятельности, науки, искусства?

На основании этого правила я только тогда могу быть счастливым и удовлетворенным, когда я имею твердое убеждение, что моя деятельность полезна другим. (Удовлетворение тех, для которых я действую, является уже прибавкой, добавочным счастьем, на которое я не рассчитываю и которое не может влиять на выбор мною моих поступков.) Мое твердое убеждение в том, что то, что я делаю, не есть нечто бесполезное и не есть зло, а есть благо для других, является поэтому главным условием моего счастья.

Вот это-то невольно и побуждает нравственного и искреннего человека предпочитать ручной труд труду научному и художественному. Книга, которую я пишу и для которой я нуждаюсь в труде наборщиков; симфония, которую я сочиняю и для которой я нуждаюсь в музыкантах; опыты, которые я произвожу и для которых я нуждаюсь в труде тех, которые делают наши лабораторные приборы; картина, которую я пишу и для которой я нуждаюсь в тех, которые делают краски и полотно, — все эти вещи могут быть полезны людям, но могут также быть, как это и бывает по большей части, совершенно бесполезными и даже вредными. И вот, пока я делаю все эти вещи, польза которых весьма сомнительна и для которых я должен еще заставлять работать других, меня со всех сторон окружает множество дел, которые нужно сделать, которые несомненно полезны другим и для которых мне не нужно ничьей помощи: понести тяжесть, чтобы помочь уставшему; обработать поле, хозяин которого заболел; перевязать рану. Но не будем говорить об этих бесчисленных делах, которые нас окружают, для которых не нужно ничьей помощи и которые доставляют непосредственное удовлетворение тем, для пользы которых вы их делаете. Посадить дерево, выкормить теленка, вычистить колодезь, — вот дела, несомненно полезные другим и которые всякий искренний человек не может не предпочесть тем сомнительным занятиям, о которых в нашем мире проповедуют, как о самом возвышенном и самом благородном человеческом призвании.

Призвание пророка есть высокое и благородное призвание. Но мы знаем, что представляют собой священники, считающие себя пророками единственно потому, что это им выгодно и что они имеют возможность выдавать себя за таковых.

Не тот пророк, который получает воспитание пророка, а тот, кто имеет внутреннее убеждение в том, что он есть пророк, должен им быть и не может не быть им. Такое убеждение редко и может быть доказано только теми жертвами, которые человек приносит своему призванию.

То же самое относится к истинной науке и к истинному искусству. Какой-нибудь Люлли,¹ который на свой страх бросает службу на кухне, чтобы предаться игре на скрипке, приносимыми им жертвами доказывает свое призвание. Но ученик консерватории или студент, единственная обязанность которых изучать то, что им преподают, не имеют даже возможности оказать свое призвание: они просто пользуются положением, которое кажется им выгодным.

Ручной труд есть обязанность и счастье для всех; умственная деятельность есть деятельность исключительная, которая становится обязанностью и счастьем только для тех, кто имеет соответственное призвание. Призвание может быть указано и доказано только в том случае, когда ученый или художник жертвует своим спокойствием и своим благосостоянием, чтобы следовать своему призванию. Человек, который продолжает исполнять обязанность поддержания своего существования трудами рук своих и, несмотря на то, лишая себя отдыха и сна, находит возможность мыслить и производительно работать в умственной области, — этим доказывает свое призвание. Тот же, который освобождает себя от общей всем людям нравственной обязанности и, под предлогом своей склонности к наукам и искусствам, устраивает себе жизнь паразита, — тот никогда не произведет ничего, кроме ложной науки и ложного искусства.

Произведения истинной науки и истинного искусства суть продукты приносимой человеком жертвы, а никак не тех или иных материальных выгод.

Но что станется с наукой и искусством? — сколько раз мне приходилось слышать этот вопрос от людей, которым не было никакого дела ни до наук, ни до искусств, и которые не имели даже мало-мальски ясного представления о том, что такое науки и искусства! Можно было бы подумать, что эти люди ничем так не дорожат, как благом человечества, которое, по их понятиям, состоит в развитии того, что они называют науками и искусствами.

Но как это случилось, что нашлись люди столь безумные, что они отрицают полезность наук и искусств? Существуют ремесленники, существуют земледельцы. Никому не приходило на ум оспаривать их полезность, и никогда рабочему не придет в голову доказывать полезность своего труда. Он производит; его продукт необходим и представляет собой благо для других. Им пользуются, и никто не сомневается в его полезности; тем более никто ее не доказывает.

Деятели наук и искусств находятся в тех же самых условиях. Как же это случилось, что находятся люди, которые изо всех сил стараются доказать их полезность?

Дело в том, что истинные деятели наук и искусств не присвоивают себе никаких прав; они отдают произведения своего труда; эти произведения оказываются полезными, и они нисколько не нуждаются в каких-либо правах и в доказательствах, подтверждающих их права. Но огромное большинство тех, которые называют себя учеными и художниками, очень хорошо знают, что то, что они производят, не стоит того, что они потребляют, и вот единственная причина, почему они так усиленно стараются — подобно священникам всех времен — доказать, что их деятельность необходима для блага человечества.

Истинная наука и истинное искусство всегда существовали и всегда будут существовать, подобно всем другим видам человеческой деятельности, и невозможно и бесполезно оспаривать или доказывать их необходимость.

Ложная роль, которую играют в нашем обществе науки и искусства, происходит от того, что так называемые образованные люди, во главе с учеными и художниками, составляют привилегированную касту, подобно священникам. И эта каста имеет все недостатки, свойственные всем кастам. Недостаток касты в том, что она позорит и унижает тот самый принцип, во имя которого она организовалась. Вместо истинной религии получается ложная религия. Вместо истинной науки — ложная наука. То же и по отношению к искусству. Недостаток касты в том, что она давит на массы и, сверх того, лишает их того самого, что предполагалось распространить между ними. А самый главный недостаток касты заключается в утешительном для ее членов противоречии того принципа, который они исповедуют, с их образом действия.

За исключением тех, которые защищают нелепый принцип науки для науки и искусства для искусства, сторонники цивилизации вынуждены утверждать, что наука и искусство представляют собой большое благо для человечества.

В чем заключается это благо? Каковы суть те признаки, по которым можно было бы отличить благо, добро от зла? Сторонники науки и искусства тщательно избегают ответа на эти вопросы. Они даже утверждают, что определение добра и красоты невозможно. «Добро вообще, — говорят они, — добро, красота, не может быть определено». Но они лгут. Во все времена человечество в своем поступательном движении только то и делало, что определяло добро и красоту. Добро определено много веков тому назад. Но это определение не нравится этим людям. Оно вскрывает ничтожество или даже вредные, противные добру и красоте, последствия того, что они называют своими науками и своими искусствами. Добро и красота определены много веков тому назад. Брамины, мудрые буддисты, китайские, еврейские, египетские мудрецы, греческие стоики определили их, а Евангелие дало им самое точное определение.

Всё, что соединяет людей, есть добро и красота; всё, что разъединяет их, есть зло и безобразие.

Всем известна эта формула. Она начертана в нашем сердце. Добро и красота для человечества есть то, что соединяет людей. Итак, если бы сторонники наук и искусств действительно имели в виду благо человечества, они знали бы, в чем состоит благо человека, и, зная это, они занимались бы только теми науками и теми искусствами, которые ведут к этой цели. Не было бы юридических наук, военной науки, политической экономии и финансовой науки, так как все эти науки не имеют другой цели, кроме благосостояния одних народов в ущерб другим. Если бы благо было действительно критериумом наук и искусств, никогда изыскания точных наук, совершенно ничтожные по отношению к истинному благу человечества, не приобрели бы того значения, которое они имеют; и особенно не приобрели бы такого значения произведения наших искусств, едва лишь годные на то, чтобы рассеять скуку праздных людей.

Человеческая мудрость не заключается в познании вещей. Есть бесчисленное множество вещей, которых мы не можем знать. Не в том мудрость, чтобы знать как можно больше. Мудрость человеческая в познании того порядка, в котором полезно знать вещи; она состоит в умении распределять свои знания соответственно степени их важности.

Между тем, из всех наук, которые человек может и должен знать, главнейшая есть наука о том, как жить, делая как можно меньше зла и как можно больше добра; и из всех искусств главнейшее есть искусство уметь избегать зла и творить добро с наименьшей, по возможности, затратой усилий. И вот оказывается, что между всеми искусствами и науками, имеющими притязание служить благу человечества, важнейшая из наук и важнейшее из искусств не только не существуют, но и исключены из списка наук и искусств.

То, что в нашем мире называют науками и искусствами, есть не что иное, как огромный «humbug», великое суеверие, в которое мы обыкновенно впадаем, как скоро мы освобождаемся от старого церковного суеверия. Чтобы ясно увидать путь, которому мы должны следовать, надо начать с начала, — надо снять тот капюшон, в котором мне тепло, но который закрывает мои глаза. Искушение велико. Мы родимся, и затем, при помощи труда или скорее при помощи некоторой умственной ловкости, мы постепенно поднимаемся по ступенькам лестницы и оказываемся среди привилегированных, среди жрецов цивилизации и культуры, и надо иметь — как это надо и брамину и католическому священнику — большую искренность и большую любовь к истине и к добру, чтобы усомниться в тех принципах, которым мы обязаны нашим выгодным положением. Но для серьезного человека, который, подобно вам, ставит себе вопрос жизни, — нет выбора. Чтобы приобрести ясный взгляд на вещи, он должен освободиться от того суеверия, в котором он живет, хотя это суеверие ему и выгодно. Это — условие sine qua non. Бесполезно рассуждать с человеком, который упорно держится за известное верование, хотя бы только на одном каком-нибудь пункте.

Если его мысль не вполне свободна от всего предвзятого, сколько бы он ни рассуждал, он ни на шаг не приблизится к истине. Его предвзятое верование остановит и исказит все его рассуждения. Есть вера религиозная, есть и вера в нашу цивилизацию. Они совершенно сходны. Католик говорит: «Я могу рассуждать, но только в пределах того, чему меня учит наше писание и наше предание, обладающие полной, неизменной истиной». Верующий в цивилизацию говорит: «Мое рассуждение останавливается перед данными цивилизации, науки и искусства. Наша наука представляет собой совокупность истинного человеческого знания. Если она еще не обладает всей истиной, то она будет обладать ею. Наше искусство с его классическими преданиями есть единственное истинное искусство». Католики говорят: «Существует вне человека одна вещь в себе, как говорят немцы: это церковь». Люди нашего мира говорят: «Существует вне человека одна вещь в себе: цивилизация». Нам легко видеть ошибки рассуждения религиозных суеверий, потому что мы не разделяем этих суеверий. Но верующий в какую-нибудь положительную религию, даже католик, вполне убежден в том, что есть только одна истинная религия, — именно та, которую он исповедует; и ему даже кажется, что истинность его религии может быть доказана рассуждением. Точно так же и для нас, верующих в цивилизацию: мы вполне убеждены в том, что существует только одна истинная цивилизация, — именно наша, и нам почти невозможно усмотреть недостаток логики во всех наших рассуждениях, которые стремятся доказать, что, из всех времен и из всех народов, только наше время и те несколько миллионов человек, которые живут на полуострове, называемом Европой, находятся в обладании истинной цивилизацией, состоящей из истинных наук и истинных искусств.

Чтобы познать истину жизни, которая столь проста, нет надобности в чем-нибудь положительном, в какой-нибудь философии, в какой-нибудь глубокой науке; нужно только одно отрицательное свойство: не иметь суеверий.

Надо привести себя в состояние ребенка или Декарта и сказать себе: я ничего не знаю, ничему не верю и хочу только одного: познать истину жизни, которую мне нужно прожить.

И ответ уже дан века тому назад, и этот ответ прост и ясен.

Мое внутреннее чувство говорит мне, что мне нужно благо, счастье, для меня, для меня одного. Разум говорит мне: все люди, все существа желают того же самого. Все существа, ищущие, подобно мне, личного счастья, раздавят меня: ясно, что я не могу обладать тем счастьем, которого я желаю; а между тем в стремлении к счастью заключается вся моя жизнь. Не имея возможности обладать счастьем, не стремиться к нему, это значит не жить.

Стало быть, я не могу жить?

Рассуждение говорит мне, что при таком устройстве мира, при котором все существа стремятся только к своему собственному благу, я — существо, желающее того же самого, — не могу достигнуть блага; я не могу жить. И, однако, несмотря на это столь ясное рассуждение, мы живем, и мы стремимся к счастью, к благу. Мы говорим себе: я только в таком случае мог бы достигнуть блага, быть счастливым, если бы все другие существа любили меня более, чем они любят самих себя. Это вещь невозможная; но, несмотря на это, мы все живем; и вся наша деятельность, наше стремление к богатству, к славе, к власти, есть не что иное, как попытка заставить других полюбить нас больше, чем они любят самих себя. Богатство, слава, власть дают нам подобие такого порядка вещей; и мы почти довольны, мы по временам забываем, что это только подобие, а не действительность. Все существа любят самих себя больше, чем они любят нас, и счастье невозможно. Есть люди (и число их увеличивается со дня на день), которые, не будучи в состоянии разрешить это затруднение, застреливаются, говоря, что жизнь есть только один обман.

И, однако, решение задачи более чем просто и навязывается само собой. Я только тогда могу быть счастлив, если в этом мире будет существовать такое устройство, что все существа будут любить других больше, чем самих себя. Весь мир был бы счастлив, если бы все существа не любили бы самих себя, а любили бы других.

Я существо человеческое, и разум открывает мне закон счастья всех существ. Я должен следовать закону моего разума, — я должен любить других более, чем я люблю самого себя.

Стоит только человеку сделать это рассуждение, и сейчас жизнь представится ему в ином виде, чем раньше. Все существа истребляют друг друга; но все существа любят друг друга и помогают друг другу. Жизнь поддерживается не истреблением, но взаимным сочувствием существ, которое сказывается в моем сердце чувством любви. Как только я начал понимать ход вещей в этом мире, я увидал, что одно только начало взаимного сочувствия обусловливает собой прогресс человечества. Вся история есть не что иное, как всё большее и большее уяснение и приложение этого единственного принципа солидарности всех существ. Рассуждение, таким образом, подтверждается опытом истории и личным опытом.

Но и помимо рассуждения человек находит в своем внутреннем чувстве самое убедительное доказательство истинности этого рассуждения. Наибольшее, доступное человеку, счастие, самое свободное, самое счастливое его состояние есть состояние самоотречения и любви. Разум открывает человеку единственно возможный путь счастья, и чувство устремляет его на этот путь.

Если мысли, которые я пытался вам передать, покажутся вам неясными, не судите их слишком строго. Я надеюсь, что вы когда-нибудь прочтете их в более ясном и более точном изложении.

Я хотел только дать вам понятие о моем взгляде на вещи.

Лев Толстой.

Печатается по фотографии с подлинника (написано рукой T. Л. Толстой с поправками Толстого; в архиве Толстого сохранились черновики этого письма). Впервые по-русски опубликовано в «Неделе» 1888, 46, стр. 1461—1465 (см. прим. 1 к письму № 271); по-французски — в ПТСО, М. 1912, стр. 64—70. Датируется на основании почтовых штемпелей.

Ромэн Роллан (Romain Rolland, 1866—1944) — прогрессивный французский писатель-реалист, драматург и историк музыки.

О Толстом Р. Роллан написал: «Tolstoï («Толстой») — «La revue de Paris» 1911, 4, p. 673—707; «Vie de Tolstoï» («Жизнь Толстого»), Paris, 2-me éd., 1911; «Tolstoï, l’esprit libre» («Толстой — свободный мыслитель») — «Les tablettes» 1917, 9, p. 3—4.

К Толстому P. Роллан обратился, будучи учеником Высшей нормальной школы в Париже, с письмом от 16 апреля н. с. 1887 г. Он ставил ряд вопросов, связанных с наукой и искусством, и, в частности, спрашивал: «Почему вы осуждаете искусство?» (Письмо опубликовано в отрывках по-русски в «Литературном наследстве», 31-32, М. 1937, стр. 1007—1008.) Не получив ответа, Роллан написал вторично, прося Толстого разъяснить его сомнения об истине, о благе, о самопожертвовании, об умственном и физическом труде, говоря, что он не может примириться с «незнанием нравственной сущности вещей», что для него «это значит — не жить». (Письмо без даты; опубликовано по-русски там же, стр. 1008—1009.)

¹ Люлли (Lully, 1633—1687) — французский композитор; мальчиком попал в Париж и вначале был поваренком у m-lle Монпасье. Своей игрой на скрипке обратил на себя внимание Людовика XIV, который поставил его во главе придворного оркестра.

135. В. Г. Черткову от 3 октября 1887 г.

* 136. П. И. Бирюкову.

1887 г. Октября 5. Я. П.

Хоть словечко припишу. Жду от вас письма. Я пишу кое-что,¹ про к[оторое] вам, кажется, и не говорил. Степан шурин² измучал нас, но старался я очень помочь ему. Не знаю, успел ли. Очень меня заняла последнее время еще Гоголя переписка с друзьями.³ Какая удивительная вещь! За 40 лет сказано, и прекрасно сказано, то, чем должна быть литература. Пошлые люди не поняли, и 40 лет лежит под спудом наш Паскаль.⁴ Я думал даже напечатать в Посреднике выбранные места из переписки.⁵ Я отчеркнул, что пропустить. Обнимаю вас.

Приписка к письму С. А. Толстой.

Отрывок впервые опубликован в ТЕ, 1913, ПТ, стр. 119—120. Дата С. А. Толстой.

¹ Толстой в то время начал работу над «Крейцеровой сонатой».

² Степан Андреевич Берс (1855—1909), брат С. А. Толстой. См. т. 83.

³ Н. В. Гоголь, «Выбранные места из переписки с друзьями». Книга эта, выпущенная уже больным Гоголем, в последний период его жизни, является по существу глубоко реакционной. Появление ее в печати вызвало сокрушительную критику В. Г. Белинского, резко высказанную им в известном письме к Гоголю от 15 июля 1847 г.

⁴ Блез Паскаль (1623—1662), французский математик, физик и философ-идеалист.

⁵ В извлечениях переписка Гоголя была издана «Посредником» в книге: «Н. В. Гоголь. 1809—1852», М. 1888 (в обработке А. И. Орлова и Толстого).

137. H. Н. Ге (отцу).

1887 г. Октября 5. Я. П.

Соскучился о вас, милые, дорогие друзья. Не соскучился, а очень сердцем хочется чуять, слышать вас. Так много хочется сказать, и ничего не нужно сказать, п[отому] ч[то] вы всё знаете. — У нас живется очень хорошо и внешне и внутренне. Надеюсь, что мне не кажется, но что так и есть, растет в других в близких мне и во мне горчишное зерно. Знаю только, что всё больше и больше света и радости становится в моей жизни. Я всё время работал над своей книгой о жизни и дошел уж, кажется, до того предела, даже перешел, что всякая работа над ней портит. Она печатается. Буду стараться меньше копаться. Тем более, что затеял другое, художественное.¹ Только затеял. Что-то мне чуется, что вы, милый друг дедушка, тоже работаете. Дай бог. Если работаете, то от всей силы души. А от всей силы души, то хорошо и нужно. Был Репин, написал хороший портрет. Я его еще больше полюбил. Живой, растущий человек и приближается к тому свету, куда все идет, и мы грешные. Количку вспоминаю каждый, каждый день и с такой любовью. — Все наши вас любят и шлют привет. Напишите, друзья. —

Обнимаю вас. Всем вашим поклон от всех наших.

Л. Т.

Файнерман в Киеве. Не знаю, что делает. Друзья старые Ч[ертков], Б[ирюков] и другие всё ближе и дороже, и новых друзей много.

Впервые опубликовано в ТГ, стр. 104—105. Датируется на основании пометы на письме: «7 окт. 87 г.» (дата получения письма).

¹ «Крейцерова соната».

138. Н. Я. Гроту.

1887 г. Октября 7. Козлова Засека.

Спасибо за ваше письмо и замечания,¹ дорогой Николай Яковлевич. Первую фразу об Аристотеле я хотел изменить по вашим указаниям,² но прилаживался, прилаживался, и не мог. Оставьте ее, как есть. Ведь я это самое думаю. Вы скажете: Я не знаю Аристотеля. Да не знаю-то я его потому, что там нет того, что мне нужно знать. А знаю более недалекого от него — Лао-дзы и Конфуция, и не мог их не узнать.

Надо бы сказать: «по ложной постановке вопроса», но ведь тут слишком много пришлось бы разъяснять. Во всяком же случае, каждый не может не видеть просто с исторической точки зрения, что между Аристотелем и Буддой, Христом — бездна. И не оттого, что этих обоготворили, а тех нет; а их обоготворили, а Аристотеля не обоготворили потому, что между ними бездна в постановке вопроса и в содержательности учения. — Остальные поправки ваши превосходны, и не могу вас достаточно благодарить за них, особенно имея в виду ваше занятое время и продолжительность предстоящей работы.

Примечание, о котором вы говорите,³ что оно неясно, я не помню (я отвечаю вам со станции, куда я пришел за письмами, чтоб не задержать), но если милость ваша будет, выкиньте его, если оно неясно.

Если я, придя домой, прочтя это примечание, пожалею его, то напишу вам. Передайте поклон мой вашей жене. Надеюсь, все ваши здоровы.

Ваш Л. Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в сборнике «Н. Я. Грот в очерках, воспоминаниях и письмах», 1911, стр. 218—219. Дата копии.

¹ Замечания к третьей главе статьи «О жизни», корректуру которой держал Грот.

² 4 октября 1887 г. Грот писал Толстому: «В начале III главы (сегодня я получил и прочитал первые корректуры) у Вас есть место» меня затрудняющее. Вы говорите: «То, что ничтожные учения Аристотеля, Бэкона, Конта и других остались и остаются всегда достижением малого числа их читателей и почитателей и по своей поверхности (поверхностности?) никогда не могли влиять на массы и потому не подверглись суеверным искажениям и наростам, этот-то признак ничтожества их признается доказательством их значительности». Мне кажется, что следовало бы заменить выражения 1) «ничтожество» словом «менее глубокие» или хоть «ничтожные в нравственном отношении», ибо многое в учении Аристотеля даже с Вашей точки зрения не было ничтожно, так как касается самых глубоких вопросов о смысле жизни; 2) слово «поверхности» (поверхностности) не заменить ли выражением «сухой отвлеченности».... 3) к слову «суеверным искажениям» не прибавить ли «таким значительным суеверным искажениям».... слово же «наростам» не выпустить ли вовсе.... слово «признается».... для благозвучия не заменить ли словом «понимается»?»

³ Грот писал об этом: «В 7-м столбце, в 1-й строке текста снизу слова: «основывают свое учение» надо бы заменить словами: «основывают свои лжетолкования» (ибо в предыдущей строке «учения» сказано в другом смысле). Примечание же тут так неясно во 2-й своей половине, что его надо исправить, но как?»

Примечание это в окончательной редакции было выпущено. Слова «основывают свое учение» были заменены: «основывают свое толкование».

139. В. Г. Черткову от 10 октября 1887 г.

* 140. П. И. Бирюкову.

1887 г. Октября 11 или 12. Я. П.

Милый, дорогой друг Павел Иванович, письмо это вам передаст Л[изавета] А[нтоновна] Симон.¹ Она, бедная, в великом горе о своей дочери.² Мы говорили с матерью. И матерьяльно я ничего не могу, да и никто не может ничего сделать. Всё, как всегда, дело в той области истинной жизни, к[оторая] находится вне условий временных. И как ни странно отвечать словами на просьбы и желания матерьяльной помощи, но делать больше нечего и нельзя и не должно. Мне кажется, что ей надо жить с тем мужем, с к[оторым] она живет, любя его, сколько она может, давая возможность ему поступить с ней добро. И оставить его только тогда, когда он ей прямо скажет, чтобы она уходила. Тогда ей будет нужна помощь, и она найдет ее; но и тогда она победит его, и ей не нужна будет помощь. Разумеется, она этому не поверит, если не полюбит истину, бога, и тысячи страстей и соображений подскажут ей другое. Но я больше ничего не вижу. Если бы я б[ыл] в Москве, я бы поехал к ней. Она вас знает и просит приехать к ней. Помоги вам бог. —

Я не совсем здоров, кашляю и сижу дома и не могу писать — читаю. Много испытал радости, прочтя в 1-й раз Канта Критику практического разума.³ Какая страшная судьба этого удивительного сочинения. Это венец всей его глубокой разумной деятельности, и это-то никому неизвестно. Если вы не прочтете в подлиннике, и я буду жив, переведу или изложу, как умею. — Нет ли биографии Канта в Публ[ичной] библиотеке, попросите от меня и пришлите. Письмо ваше с переводом⁴ получил; хотел кое-что исправить, да не успел. Вы на себе заметили репья — самообмана дела, когда главное: душевное желание. Меня это всегда радует тем, что не я один этим занят, и с другими случается то же, что и со мной. Набрался репьев и начинаешь отдирать их, а они пристают к рукам, к рукавам; но все-таки понемногу очищаешься. — Гроту, пожалуйста, скажите, что «Вступление»⁵ я отнес к примечаниям, но потом думаю, что надо оставить его «Вступлением». И колеблюсь. Не будет ли он так добр решить это за меня. А еще то, что я желал бы просмотреть то, что идет после тех глав, к[оторые] мы с вами переправили. Пожалуйста, скажите то же и в типографии. Они теперь мне ничего не присылают. Представьте себе, что у Канта всё то же самое сказано. И чудесно во многих местах. — Что Чертковы? Целую их и люблю крепко. Еще, мой друг, дело — общее. Есть Калужинский.⁶ Посылаю вам его письмо. Увижу его, тогда всё переговорить можно. Человек этот мне кажется очень живым, и потому хотелось бы, чтобы вы увидали его и помогли, в чем можете.

Л. Т.

Скажите ему, что я очень рад б[ыл] его письму и часто о нем думал. Отвечать ему сейчас не могу, но надеюсь видеть его в Москве. Наши сбираются в субботу. ⁷ Я остаюсь с девочками.

Учитель⁸ кончил один экземпляр. Что с ними делать и как ему платить?

Отрывок впервые опубликован в Б, III, изд. 1-е, стр. 14—15. Датируется на основании упоминания о письме П. И. Бирюкова (см. прим. 4).

¹ Елизавета Антоновна Симон, мать Ф. П. Симона.

² Судя по ответному письму Бирюкова от 22 октября 1887 г., дочь Е. А. Симон, Е. П. Гимер, хотела развестись со своим мужем, объясняя невозможность их совместной жизни ее болезнью и тяжелыми материальными условиями. Судебное дело супругов Гимер послужило сюжетной основой драмы Толстого «Живой труп». См. т. 34.

³ Иммануил Кант (1724—1804), немецкий философ-идеалист. Упоминаемое сочинение Канта: «Kritik der praktischen Vernunft» («Критика практического разума»), 1788.

⁴ Письмо Бирюкова от 9 октября 1887 г. с переводом письма Толстого к Р. Роллану на русский язык.

⁵ См. прим. 5 к письму № 141.

⁶ Гавриил Павлович Калужинский (р. 1865), московский учитель. Какое письмо Калужинского послал Толстой Бирюкову, неизвестно.

⁷ Речь идет о переезде на зиму семьи Толстого из Ясной Поляны в Москву.

⁸ М. А. Новоселов.

141. Н. Я. Гроту.

1887 г. Октября 13? Я. П.

Сейчас только получил ваше заказное письмо из Тулы, дорогой Николай Яковлевич. Очень вам благодарен за поправку,¹ как вы сделали: мысль остается та же, но выражена умереннее, что всегда лучше.

Вы меня ловите на слове: я не знаю Аристотеля² в том смысле, что не читал его сочинений в подлиннике, но изложение его взглядов читал много и много раз и никогда не был привлечен к тому, чтобы прочесть его. Мало того, прочтя и вникнув самым тщательным образом в смысл и связь учения его (тоже с большинством философских, книжнических учений), я в состоянии выдержать из них экзамен в продолжение не более недели после прочтения — и потом совершенно забываю их (за что, признаюсь, и благодарю бога). Но не то бывает со мною по отношению к тем, которые мне представляются не книжниками, а мудрецами: я не могу их забыть, за что еще больше благодарю бога. Очень может быть, что это мое личное свойство, связанное с неправильностью моих мыслей; но таково свойство всех нас, не имеющих профессионального отношения к философии. Мне кажется, что в этой разнице — мы и вы имеем свои выгоды и невыгоды. Мы теряем из вида ту общую связь мысли человеческой, которая всегда ясна вам, много знающим, но вы зато склонны смешивать боковые, случайные течения мысли с коренным, основным потоком. Поэтому общение таких людей, как вы и мы, которое вы так охотно вызываете, очень полезно для обеих сторон. И я очень, очень благодарю вас за ваш труд и за ваши совершенно верные замечания.

Я нездоров эти дни и поэтому читал и прочел в 1-й раз «Критику практического разума» Канта — и пришел в радостное восхищение. Мне кажется, что вы в своей работе о свободе воли,³ указавши на нелепые определения свободы новейших, напрасно оставили определение Канта, которое нельзя обойти. Выделение свободы воли, как единственной постигаемой нами вещи в самой себе, из критики всего остального познания, есть венец всей его философской деятельности, как он и сам говорит это. Если несправедливо его определение свободы, то несправедлива и вся его работа критики познания, на которой зиждется вся новая философия. Нельзя ведь сказать: nous avons changé tout ça.⁴ И потому мне кажется, что для изложения нового определения свободы воли необходимо показать: или что Кантовское — неудовлетворительно, или что вы признаете его.

По последнему же письму, которое вы мне писали из деревни, о том, что доказательство свободы воли должно быть построено на доказательствах неправильности всех отрицаний ее, я заключаю, что вы признаете в сущности определение Канта, хотя и чувствуете необходимость изложить его вновь соответственно тем возражениям и недоумениям, которые возникли после Канта. Читали ли вы и давно ли читали «Критику практического разума»?

Я писал П. И. Бирюкову, прося его передать вам мои некоторые просьбы о печатании, но так как он может не скоро быть в Москве, то повторю их. Есть «вступление», напечатанное мелким шрифтом: я надписал на нем, чтобы его печатать, как прибавление в конце книги, но потом усомнился, не лучше ли оставить его вступлением. Будьте добры, прочтите это вступление и решите — оставить ли его вступлением или отнести к прибавлениям. В пользу его говорит то, что оно наводит читателя на главный смысл книги; против него говорит дурной тон его. У меня весы стоят совсем ровно, так что ваше мнение пускай перевесит в ту или другую — т. е. решите вы.⁵ Еще я просил о том, чтобы следующие после 20-й главы или около того (после тех корректур, которые я последние вернул), мне бы присылали корректуры сюда. Это последнее вероятно сделает П. И. Бирюков, когда приедет, а до его приезда до этой главы не дойдет дело, и вам не надо будет беспокоиться. Очень, очень благодарю. Наши все вам посылают приветы.

Ваш Л. Толстой.

Пишите мне на Козловку. Из Тулы, особенно заказные, долго не доходят.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в сборнике «Н. Я. Грот в очерках, воспоминаниях и письмах», 1911, стр. 219—221. Датируется на основании письма Н. Я. Грота от 10 октября 1887 г., на которое отвечает Толстой.

¹ Поправка эта касалась фразы Толстого об Аристотеле. См. прим. 2 к письму № 138. В редакции Н. Я. Грота фраза эта и была напечатана.

² Толстой отвечает на следующие слова Грота: «Вы осуждаете книжников за то, что они не заглядывают в сочинения Конфуция и Христа и все-таки, не зная их, осуждают их учение, а сами, не заглядывая в сочинения Аристотеля, произносите над ним строжайший приговор».

³ Имеется в виду реферат «О свободе воли», прочитанный Гротом в заседании Московского психологического общества 25 февраля 1887 г., на котором присутствовал Толстой.

⁴ [мы всё это изменили.] Цитата из комедии Мольера «Le médécin malgré lui» («Лекарь поневоле»).

⁵ В напечатанном тексте «Вступление» было оставлено на своем месте.

* 142. H. Н. Страхову.

1887 г. Октября 16. Я. П.

Дорогой Николай Николаевич!

Я в большом волнении. — Я был нездоров простудой эти несколько дней и, не будучи в силах писать, читал и прочел в 1-й раз Критику практического разума Канта. Пожалуйста, ответьте мне: читали ли вы ее? когда? и поразила ли она вас?

Я лет 25 тому назад поверил этому талантливому пачкуну Шопенгауеру¹ (на днях прочел его биографию русскую и прочел Кр[итику] спекулятив[ного] разума,² к[оторая] есть не что иное, как введение полемическое с Юмом³ к изложению его основных взглядов в Кр[итике] пр[актического] разума) и так и поверил, что старик заврался, и что центр тяжести его — отрицание. Я и жил 20 лет в таком убеждении, и никогда ничто не навело меня на мысль заглянуть в самую книгу. Ведь такое отношение к Канту всё равно, что принять леса вокруг здания за здание. Моя ли это личная ошибка или общая? Мне кажется, что есть тут общая ошибка. Я нарочно посмотрел историю философии Вебера,⁴ к[оторая] у меня случилась, и увидал, что Г. Вебер не одобряет того основного положения, к к[оторому] пришел Кант, что наша свобода, определяемая нравственными законами, и есть вещь сама в себе (т. е. сама жизнь), и видит в нем только повод для элукубраций Фихте,⁵ Шелинга⁶ и Гегеля⁷ и всю заслугу видит в Кр[итике] чистого разума, т. е. не видит совсем храма, к[оторый] построен на расчищенном месте, а видит только расчищенное место, весьма удобное для гимнастических упражнений. Грот, доктор философ[ии], пишет реферат о свободе воли, цитирует каких-то Рибо⁸ и др., определения которых представляют турнир бессмыслиц и противоречий, и Кантовское определение игнорируется, и мы слушаем и толкуем, открывая открытую Америку. Если не случится среди нашего мира возрождения наук и искусств через выделение жемчуга из навоза, мы так и потонем в нашем нужнике невежественного многокнижия и многозаучиванья подряд.

Напишите мне, пожалуйста, ваше мнение об этом и ответы на мои вопросы.

Давно не знаем ничего про вас. Даже и Кузминские⁹ не пишут. А то напишут: обедал Н[иколай] Н[иколаевич], и я рад, что знаю, что вы живы здоровы. Надеюсь, что ваше хорошее мрачное расположение, о к[отором] вы писали в последнем письме, прошло и что вы подвинули свои не к слову только, а истинно очень интересующие меня работы.¹⁰ Я называю хорошим то расположение, к[оторое] усмотрел из вашего письма, п[отому], ч[то] по себе судя, знаю, что таковое предшествует напряжению деятельности. Дай вам бог ее. Я живу хорошо, очень хорошо. Коректуры мне не присылают, а их держит Грот.¹¹ Я начал было новую работу,¹² да вот уже недели две не подвигаюсь. С работой лучше, но и так хорошо. Не сметь быть ничем иным, как счастливым, благодарным и радостным, с успехом иногда повторяю себе. И очень рад, что вы с этим согласны. Прощайте пока, дружески обнимаю вас.

Л. Т.

Еще сильное впечатление у меня б[ыло], подобное Канту — недели три тому назад при перечитывании в 3-й раз в моей жизни переписки Гоголя. Ведь я опять относительно значения истинного искусства открываю Америку, открытую Гоголем 35 лет тому назад. Значение писателя вообще определено там (письмо его к Языко[ву], 29)¹³ так, что лучше сказать нельзя. Да и вся переписка (если исключить немногое частное) полна самых существенных, глубоких мыслей. Великий мастер своего дела увидал возможность лучшего деланья, увидал недостатки своих работ, указал их и доказал искренность своего убеждения и показал хоть не образцы, но программу того, что можно и должно делать, и толпа, не понимавшая никогда смысла делаемых предметов и достоинства их, найдя бойкого представителя¹⁴ своей низменной точки зрения, загоготала, и 35 лет лежит под спудом в высшей степени трогательное и значительное житие и поученья подвижника нашего цеха, нашего русского Паскаля. Тот понял несвойственное место, к[оторое] в его сознании занимала наука, а этот — искусство. Но того поняли, выделив то истинное и вечное, к[оторое] б[ыло] в нем, а нашего смешали раз с грязью, так он и лежит, а мы-то над ним проделываем 30 лет ту самую работу, бессмысленность к[оторой] он так ясно показал и словами и делами. Я мечтаю издать выбранные места из Переписки в Посреднике, с биографией. Это будет чудесное житие для народа. Хоть они поймут. Есть ли биография Гоголя?

Отрывок впервые опубликован в Б, III, изд. 1-е, стр. 15—16. Датируется на основании пометы Страхова.

¹ Артур Шопенгауэр (1788—1860), немецкий философ-идеалист. Толстой впервые читал Шопенгауэра в 1869 г. См. об этом письма Толстого к Фету от 10 мая и 30 августа 1869 г. (т. 61).

² И. Кант, «Kritik der reinen Vernunft» («Критика чистого разума», 1781).

³ Давид Юм (1711—1776), шотландский философ-идеалист и историк.

⁴ Георг Вебер (1808—1888), немецкий историк и историк философии, идеалист.

⁵ Иоганн-Готлиб Фихте (1762—1814), немецкий философ; по определению Ленина, был «классическим представителем субъективного идеализма» и вместе с тем развил активную, диалектическую сторону мышления.

⁶ Фридрих-Вильгельм Шеллинг (1775—1854), немецкий философ-идеалист, в последние годы жизни мистик.

⁷ Георг-Фридрих-Вильгельм Гегель (1770—1831), немецкий философ-идеалист.

⁸ Теодуль Рибо (р. 1839), французский психолог и философ экспериментальной школы.

⁹ А. М. и Т. А. Кузминские.

¹⁰ Страхов писал Толстому по поводу своей работы над статьей «Всегдашняя ошибка дарвинистов», См. прим. 1 к письму № 157.

¹¹ Корректуры статьи «О жизни».

¹² «Крейцерова соната».

¹³ Письмо к Н. М. Языкову, № 29.

¹⁴ Толстой имеет в виду известное письмо В. Г. Белинского к Гоголю по поводу «Выбранных мест».

143. В. Г. Черткову от 16 октября 1887 г.

144. Е. И. Попову.

1887 г. Октября 1—20? Я. П.

Ваше письмо доставило мне большую радость. Вы говорите: «защитить истину перед людьми, нападающими на нее». Да если она истина, что ей могут сделать нападки лжи? А то, что на нее нападают, — есть один из признаков того, что она истина. И если гонят вас, радуйтесь и веселитесь, так гнали и всегда будут гнать исповедники лжи исповедников истины.

Есть период (степень веры — разумения), при котором гонение истины многими заставляет сомневаться в истине, потом наступает такая уверенность, что является равнодушие к гонению, а потом уже гонения радуют, показывая до очевидности слабость лжи, сознаваемую ею самой. Иисус, сын Давидов, кричат они ей (несмотря на то, что он не трогает их), уйди от нас, зачем ты пришел мучать нас. И, покричав, убегают, — не так быстро, как нам хочется, но убегают. Если даст вам бог прожить в своей вере год, два, вы увидите, как перейдут эти стадии, и как, пока вы их будете переходить, вы вокруг себя увидите со всех сторон всё больше и больше подтверждения истины и падения лжи и отречения от нее. Если вы говорите только о непротивлении злу, то подтверждение жизненности, как вы пишете, этого принципа вы найдете хоть бы во всех более истинных, чем католическая, православная, протестантская, исповеданиях христианства (называемых сектами), начиная с павликиан и кончая теперь существующими квакерами, от которых я имею радость часто получать письма и сочинения. Посылаю вам, между прочим, одно из последних. Если вы не знаете по-английски, вам кто-нибудь переведет.

Вы говорите о поддержке. Поддержка — в себе, и в том, чего мы постигнуть не можем. «И никто не придет ко мне, если отец не привлечет его», сказал Христос, и я опытом убедился, что это так. При самых выгодных для того условиях, человек не пробуждается к жизни, и наоборот. Но вы скажете — общение с единоверными людьми. О, да. Это великое благо, и я его ищу, и радуюсь, и желаю его вам.

Вопрос о деньгах — действительно, представляется трудным для решения, но таковым он особенно кажется, когда мы хотим решить его внешним образом. Решение его в себе: в своем отношении к ним. Если это решено, то внешнее решение найдется само собой. Беда, и вы остерегайтесь, решать внешним образом, когда есть колебания внутренние.

Прощайте пока, дорогой брат. Помогай вам бог.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в ПТС, I, № 127. Датируется сопоставлением с письмом № 145.

Евгений Иванович Попов (1864—1938) — воспитанник второй Московской военной гимназии, один из друзей Толстого. В конце 1880-х гг. и в 1890 г. сотрудничал в «Посреднике»; написал ряд статей и книг по сельскому хозяйству и педагогике. Автор воспоминаний, напечатанных в сборнике «Летописи», 2, стр. 363—369. Письмо его к Толстому неизвестно.

* 145. П. И. Бирюкову.

1887 г. Октября 1—20? Я. П.

Вот письмо Попова, не Ив[ана] Ив[ановича], а другого,¹ к[оторого] я с трудом вспомнил. Но когда вспомнил, вспомнил как о человеке серьезном, правдивом и горячем, но находившемся тогда в самом неопределенном состоянии. Мы побеседовали часа два той непроизводительной беседой, когда человек вперед решил не согласиться с тем, о чем он спрашивает. И вот это письмо. Я отвечал ему и указал на вас, чтобы он спросил вас у нас в доме. Посылаю один лист корректуры и прошу типографию пересылать впредь один лист мне сюда, а один в Москву для пересылки Черткову. Я виноват перед ним, что не ответил. Скажите им, что очень жалею.

Л. Т.

Датируется на основании ответного письма Бирюкова от 22 октября и упоминания о корректурах («О жизни»).

¹ Е. И. Попов.

* 146. Н. Л. Озмидову.

1887 г. Октября 20. Я. П.

Уже недели две тому назад получил ваше большое письмо, дорогой брат [Николай Лукич], и очень был рад ему. Нынче только собрался отвечать. И чтобы отвечать толком, вновь перечел его, и сделал то, чего вы желаете, — вникнул, как мог, в смысл главного. Я во всем с вами согласен — в главном без оговорок, а в подробностях только с той оговоркой, что если бы мы — вы, и я, и всякий другой, согласные в основах, в разумном, — были бы согласны в подробностях, то одному из нас незачем было бы жить, надо бы умереть — мы бы повторяли друг друга и ничего бы не могли выработать настоящего для себя и дать другим. Такое согласие было бы ложь, как было бы ложь согласие всех людей о том, что представляет лошадь для смотрящих на нее одного спереди, другого сзади: один бы говорил, что у нее большой хвост над дырой, а другой бы говорил, что у нее маленький хвост над глазами. Если мы знаем, что такое лошадь, то мы не будем отрицать того, что каждый, видя одну и ту же лошадь, видит ее разные стороны. В самом существенном даже, в ваших делениях закона, которому подчиняется человек, я, при первом чтении письма, хотел возражать; но теперь, прочтя внимательно, не буду. Ведь это то же, что отрицать то, что арбуз, разрезанный вдоль или поперек, не тот же арбуз. Если из всех кусков складывается целый, полный арбуз, то как бы он ни был резан, он тот же арбуз. Дело в том, чтобы он [был] полный, целый. И я вижу, что у вас он такой же целый, и те же семячки и всё то же. Только мне непривычно, несвойственно такое деление, а привычно, свойственно и кажется проще другое — того же самого. Если это правда, что можно то же самое резать с разных сторон, не нарушая целости всего, то ведь это только радость. Есть умы, родственные по характеру одному типу и родственные другому. И как бы человек ни начал резать (я разумею мыслить), с какой бы ни начал стороны, он найдет предшественников, делавших то же и достигнувших цели, облегчающих ему работу.

Я совершенно понимаю вашу мысль, исходную точку ее и ее ход, и признаю ее правильность; но я, по свойству своего ума, режу с другой стороны. Когда прочтете последнее мое печатающееся писание,¹ то скажете, кажется ли оно вам правильным и ясным.

Мои заметки на вашей рукописи² так незначительны, что истинно не стоит их сообщать вам. Рукопись переписывается учителем для Сибирякова, и я было поручил Маше, которая, как всегда, хороша, списать их для вас, но там ничего нет. Если хотите все-таки, она сделает.

Подумав же сейчас, оторвавшись от письма, мне пришли в голову следующие, кажущиеся мне очень важными, замечания. Жизнь должна быть руководима тремя повелителями (она и подчиняется им волей-неволей), но для личной жизни является вопрос: каким требованиям и в какой мере должен для своего блага отдаваться человек, когда все требования заявляются вместе: ему хочется есть и для этого пойти за картошками, обдумать наилучшее устройство орудия для выкапывания его и для этого сделать расчет и рисунок — и пойти высушить намокшего и зябнущего ребенка, и для этого взять его к себе в избу? Ведь вся жизнь составлена из таких трилем. Чем руководствоваться в них? Воля бога проявляется трояко; какому из этих проявлений преимущественно подчиняться? Распределить этого нельзя по %. Надо сейчас решать. Я, становясь на вашу точку зрения, решил бы так (вероятно и вы также). Главный повелитель есть повелитель общения с людьми — благоволения; ему подчиняются оба остальные. Двигатель главный (единственный по-моему) есть служение другим. Служение же это может совершаться двояко: умственной работой и материальной. Решение же о том, какая в данный момент предпочтительнее, законнее, решает опять только высший двигатель, который не есть одна любовь, но любовь и разумение, т. е. разумение, дошедшее до любви, или любовь, просвещенная разумением.

Напишите мне, как вы разрешаете вопрос: чем должен и может руководствоваться человек, подчиняя себя одному из трех повелителей жизни? Так ли, как я, или иначе?

Про затеянные вами работы ничего не могу сказать, как не мог сказать и о конченной, не видав ее. Теперь же знаю, что это очень хорошая и полезная книга, как всё, что делается не для себя, а для служения людям.

Пока прощайте, братски целую вас, вашу жену, дочь и зятя. Маша благодарит за память.

Ваш друг и брат Л. Толстой.

В сочинении вашем одно мне не нравится: это то значение, которое вы приписываете мне: кроме того, что совесть моя страдает от этого, я думаю, что это отталкивает многих от истины.

Печатается по копии. Дата копии.

Ответ на письмо от 27 сентября 1887 г., в котором Озмидов, отвечая на письмо Толстого от 20 сентября (см. № 127), писал о своем единомыслии с Толстым и пытался разъяснить неясные места своей статьи (см. прим. 1 к письму № 127); просил Толстого поставить ряд вопросов к тем местам статьи, которые вызывают сомнения.

¹ «О жизни».

² Заметки Толстого на рукописи статьи Озмидова неизвестны.

147. С. А. Толстой от 22 октября 1887 г.

148. В. И. Алексееву.

1887 г. Сентябрь — октябрь. Я. П.

Глебов¹ нам передал грустное известие о вашей болезни, дорогой, милый друг Василий Иванович. Пожалуйста, извещайте меня, хотя знаю, что любящих вас людей много, но как бы хотел быть с вами и ходить за вами. А я только что говорил про вас с Сибиряковым,² к[оторый] заезжал к нам. Он очень рассчитывает на вас с будущей осени и испугался, когда ему сказали, что вы хотите — взять место. Он преоригинальный человек; так степенно, не торопясь, но упорно ведет свое дело. На Кавказе у него идет школа, а в Самаре теперь есть пять человек живущих и, по его рассказам, очень хорошо. Хотелось бы мне вам послать свою статью о жизни. Я начал с заглавием о жизни и смерти, но когда кончил, то вычеркнул слова «и смерти», п[отому] ч[то] слова эти потеряли свой смысл. Знаю, что многие и наш милый друг А[лексей] А[лексеевич],³ к[оторого] целую, посмеются над этим и скажут страшное слово: мистицизм? но вы, вероятно, согласитесь со мной. Много и много, пиша и думая, представлял себе вас, ваше суждение, и казалось, что мы должны вместе понимать одно и то же. У нас все живы здоровы. Все вас помнят и любят. А я наверно больше всех.

Мой привет Л[изавете] А[лександровне].⁴

Ваш брат и друг Л. Т.

Статья печатается, да еще коректур всех нет. А когда будет, пошлю вам.

Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 12, стр. 400. Датируется на основании упоминания о печатании статьи Толстого «О жизни».

¹ Семен Глебов, управляющий самарским имением Толстых.

² В. И. Алексеев просил Толстого поговорить с К. М. Сибиряковым об устройстве его в одном из имений Сибирякова.

³ А. А. Бибиков.

⁴ Елизавета Александровна, жена В. И. Алексеева.

149. Неизвестному.

1887 г. Сентябрь — октябрь. Я. П.

Мне так бывает трудно отвечать на такие письма, как ваше, что большей частью я вовсе не отвечаю на них, но ваше письмо так искренно, так верно вы ставите вопросы, так близко сами находитесь от решения их, что попытаюсь ответить. Под словами: «такие письма, как ваше» я разумею письма лиц, знающих обо мне по искаженным отрывкам моих писаний, выписанных или переданных в статьях богословско-консервативных и революционно-либеральных моих критиков. Ведь я скоро 10 лет только тем и занят, чтобы отвечать себе и другим на те самые вопросы, которые вы ставите, и отвечаю я вовсе не тем, что надо быть здоровым и трудиться на земле.

Ответы на эти вопросы есть в моих писаниях «В чем моя вера?», «Что ж нам делать?» и в том, что я пишу и печатаю теперь. Я стараюсь ответить на эти вопросы соответственно ложному складу мысли, царствующему теперь, тому самому, который привел вас в этот тупик, из которого вы ищете выхода.

Но ответы на эти вопросы давно есть и давно известны человечеству. Позвольте вас побранить, или скорее посмеяться над вами. Вы нашли, что жизнь личная, для себя, не есть жизнь, а что должна быть другая, настоящая. Это очень хорошо, — но не хорошо то, что вам представляется, что это именно вы открыли такую необыкновенную вещь и только в себе. Это вроде того, что если бы человек увидал у себя в зеркале язычок в гортани, считал бы, что он сделал великое открытие и нечто свойственное ему одному. У всех людей есть этот язычок, потому что все люди одинаково устроены, и наблюдательные люди всегда это знали. То же и с нравственным вопросом о жизни. То противоречие жизни, на которое вы указываете, есть свойство жизни всех людей, как разумных существ, и не только известно людям за тысячи лет тому назад, но за тысячи лет тому назад указано великими учителями человечества разрешение этого противоречия — указано, в чем состоит истинная жизнь человека.

Знаю я, что есть смягчающие вашу вину обстоятельства — именно то, что все эти решения с одной стороны затемнены, скрыты ложными позднейшими толкованиями и приращениями; с другой — прямо отрицаются царствующим в нашем обществе так называемым научным (в сущности же самым невежественным) взглядом, но все-таки решения эти есть и вы найдете их и в учении браминов, и в учении Будды, и в учении Конфуция и Менция, и в учении Лаотзы, и у Эпиктета, и у Платона,¹ и в Евангельях, и в христианских свободных мыслителях и писателях, и у Спинозы,² и у американца Паркера,³ и у англичанина — Робертсона,⁴ Матью Арнольда и многих, многих других. Знаю я, что вы не виноваты за то, что из того тупика, в который вас завели люди, вы не видите света, но свет есть, и тоже не виноваты в том, что вы его не видите.

Вы говорите, что жизнь ваша, как я понимаю, жизнь личная, не имеющая, кроме своей приятности, никаких других целей — не жизнь, а что должна быть настоящая, такая, которою не скучно жить, и цель, которая всегда достигается и всегда стоит перед нами. Жизнь такая только и есть. Жизнь, в которой нет сознания бесцельности личной жизни (та, которою вы жили прежде), не есть жизнь, а животное существование. Жизнь, в которой вы теперь находитесь, в которой является разлад и отрицание личной жизни, — есть начало жизни — рождение ее. Жизнь же настоящая есть та, в которой вся прежняя энергия, вся страстность существования переносится вне себя, на служение тому процессу единения, согласия, большей и большей разумности отношений существ, в котором и состоит жизнь мира. Жизнь истинная есть жизнь разума и любви. И стоит человеку понять так жизнь, родиться к этой жизни, чтобы для него уничтожилось и главное, прежде представлявшееся препятствие к этой жизни — страх смерти.

Жизнь настоящая не знает смерти. И стоит родиться к этой жизни, чтобы уничтожились и все вопросы о том, как, где жить? что делать? Для истинной жизни все условия хороши, потому что при всех возможна разумная любовь и служение богу, т. е. закону мира. Но это вам не понятно. Оно так и должно быть. Только так и говорите, что это еще не понятно вам, но не говорите, что это неправда, пока не испытаете. Идите только без спеха и без отдыха по тому пути, на котором вы стоите, и вы придете.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в «Биржевых ведомостях» 1907, № 10085 (утр. вып.) от 6 сентября. Датируется на основании слов: «Ответы на эти вопросы есть в моих писаниях «В чем моя вера?», «Что ж нам делать?» и в том, что я пишу и печатаю теперь» (заключительные слова фразы относятся к книге Толстого «О жизни»).

¹ Платон (428—347 до н. э.), древнегреческий философ-идеалист.

² Барух Спиноза (1632—1677), голландский философ-материалист и атеист.

³ Теодор Паркер (1810—1860), американский богослов.

⁴ Фридрих-Вильям Робертсон (1816—1853), английский богослов и проповедник.

150. И. Л. Толстому

1887 г. Октябрь. Я. П.

Милый друг Илья.

Всё мне кто или что-нибудь да мешает отвечать на твои два важные и дорогие для меня письма, — особенно последнее. То был Бутурлин,¹ то нездоровье, бессонница, то сейчас приехал Д[жунковский],² товарищ Х[илкова], о котором я писал³ тебе. Он сидит за чаем и говорит с дамами (всё не понимая друг друга), а я ушел и хочу хоть что-нибудь написать из всего, что я о тебе думаю.

Положим, что С[офья] А[лексеевна]⁴ запрашивает, но подождать не худо — главное, с той стороны, чтобы укрепить ваши взгляды, веру. Всё в этом. А то ужасно от одного берега отстать, к другому не пристать.

Берег, собственно, один — честная добрая жизнь себе на радость и на пользу людям. Но есть не добрая жизнь, так услащенная, такая общая всем, что если держаться ее, то не заметишь того, что это не добрая жизнь и мучаешься одной совестью, если она есть; но если отстать от нее и не пристать к настоящему берегу, то будешь мучиться и одиночеством, и упреками, что отстал от людей, и совестно. Одним словом, я хочу сказать, что нельзя желать быть немножко добрым, нельзя прыгать в воду, не умея плавать. Надо быть правдивым, желать быть и добрым во-всю. А чувствуешь ли ты это в себе? Всё это я говорю к тому, что суждение кн. Марьи Алексевны⁵ о твоей женитьбе известное: жениться молодым без достаточного состояния. Пойдут дети, нужда, прискучат друг другу через 1—2 года, 10 лет, пойдут ссоры, недостатки, — ад. И во всем этом княгиня Мар[ья] Ал[ексевна] совершенно права и предсказывает верно, если только у этих женящихся людей нет другой одной единственной цели, неизвестной кн. Мар[ье] Ал[ексевне] — и цели не головной, не рассудком признаваемой, а составляющей свет жизни и достижение которой волнует более, чем всё другое. Есть это у вас — хорошо, женитесь сейчас же, и Мар[ья] Ал[ексевна] останется в дураках. А нет этого, из 100 шансов 99, что кроме несчастья от брака ничего не выйдет. Говорю тебе от всей души. И ты также всей душой прими мои слова и взвесь их. Кроме любви моей к тебе, как к сыну, есть еще любовь к тебе, как к человеку, стоящему на распутьи. Целую тебя, Лелю,⁶ Колечку и Сережу, если он вернулся. Мы живы и здоровы.

Печатается но тексту, впервые опубликованному в «Русском слове» 1913, № 273 от 27 ноября. Датируется по содержанию, касающемуся предложения И. Л. Толстого С. Н. Философовой. Об этом И. Л. Толстой сообщал в письмах от 30 сентября и 22 октября 1887 г.

Илья Львович Толстой (1866—1933) — второй сын Толстого. О нем см. т. 63, стр. 170. 28 февраля 1888 г. женился на Софье Николаевне Философовой (1867—1934).

¹ Александр Сергеевич Бутурлин (1845—1916), кандидат Московского университета по отделению естественных наук, бывший революционер. См. т. 63, стр. 156, и C. Л. Толстой, «Очерки былого», Гослитиздат, М. 1949, стр. 361.

² Николай Федорович Джунковский. См. о нем в прим. к письму № 293.

³ Это письмо Толстого неизвестно.

⁴ Софья Алексеевна Философова, мать С. Н. Философовой.

⁵ Толстой взял образ «княгини Марьи Алексевны» из комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» как символ общественного мнения.

⁶ Лев Львович Толстой.

151. И. Л. Толстому.

1887 г. Октябрь. Я. П.

Получили твое письмо к Тане,¹ милый друг Илья, и вижу, что ты идешь всё вперед к той же цели, которая поставилась тебе, и захотелось мне написать тебе и ей (потому что ты верно ей всё говоришь), что я думаю об этом. А думаю я об этом много и с радостью и страхом вместе.

Думаю я вот что: жениться, чтобы веселей было жить, никогда не удастся. Поставить своей главной, заменяющей всё другое, целью женитьбу — соединение с тем, кого любишь, — есть большая ошибка. И очевидная, если вдумаешься. Цель — женитьба. Ну, женились, а потом что? Если цели жизни другой не было до женитьбы, то потом, вдвоем, ужасно трудно, почти невозможно найти ее. Даже наверное, если не было общей цели до женитьбы, то потом уж ни за что не сойдешься, а всегда разойдешься. Женитьба только тогда дает счастье, когда цель одна — люди встретились по дороге и говорят: «давай, пойдем вместе». «Давай», и подают друг другу руку; а не тогда, когда они, притянутые друг к другу, оба свернули с дороги. В первом случае будет вот так: [См. вклейку между стр. 116 и 117.]

Во втором так: [См. вклейку между стр. 116 и 117.]

Всё это потому, что одинаково ложное понятие, разделяемое многими, то, что жизнь есть юдоль плача, как и то понятие, разделяемое огромным большинством, понятие, к которому и молодость, и здоровье, и богатство тебя склоняют, что жизнь есть место увеселения. Жизнь есть место служения, при котором приходится переносить иногда и много тяжелого, но чаще испытывать очень много радостей. Только радости-то настоящие могут быть только тогда, когда люди сами понимают свою жизнь как служение: имеют определенную вне себя, своего личного счастия, цель жизни. Обыкновенно женящиеся люди совершенно забывают это. Так много предстоит радостных событий женитьбы, рождение детей, что кажется, эти события и составляют самую жизнь, но это опасный обман. Если родители проживут и нарожают детей, не имея цели в жизни, то они отложат только вопрос о цели жизни и то наказание, которому подвергаются люди, живущие не зная зачем, — они только отложат это, но не избегут, потому что придется воспитывать, руководить детей, а руководить нечем. И тогда родители теряют свои человеческие свойства и счастье, сопряженное с ними, и делаются племянной скотиной. Так вот я и говорю: людям, собирающимся жениться именно потому, что их жизнь кажется им полною, надо больше чем когда-нибудь думать и уяснить себе, во имя чего живет каждый из них. А чтобы уяснять себе это, надо думать, обдумать условия, в которых живешь, свое прошедшее, расценить в жизни всё, что считаешь важным, что неважным, узнать, во что веришь, т. е. что считаешь всегдашней несомненной истиной и чем будешь руководствоваться в жизни. И не столько узнать, уяснить себе, но испытать на деле, провести или проводить в свою жизнь, потому что пока не делаешь того, во что веришь, сам не знаешь, веришь ли или нет. Веру твою я знаю и вот эту веру или те стороны ее, которые выражаются в делах, тебе и надо, больше чем когда-нибудь, именно теперь уяснить себе, проводя ее в дело. Вера в том, что благо в том, чтобы любить людей и быть любимым ими. Для достижения же этого я знаю три деятельности, в которых я постоянно упражняюсь, в которых нельзя достаточно упражняться и которые тебе теперь особенно нужны. Первое — чтобы быть в состоянии любить людей и быть любимым ими, надо приучить себя как можно меньше требовать от них, потому что если я много требую, и мне много лишений, — я склоняюсь не любить, а упрекать, — тут много работы.

Второе, — чтобы любить людей не словом, а делом, надо выучить себя делать полезное людям. Тут еще больше работы, особенно для тебя в твои года, когда человеку свойственно учиться.

Третье, чтобы любить людей и б[ыть] л[юбимым] и[ми], надо выучиться кротости, смирению и искусству переносить неприятных людей и неприятности, а в случае невозможности не оскорбить никого, уметь выбирать наименьшее огорчение. И тут работы еще больше всего, и работа постоянная от пробуждения до засыпания. И работа самая радостная, потому что день за днем радуешься на успехи в ней и, кроме того, получаешь, незаметную сначала, но очень радостную награду в любви людей.

Так вот, я советую тебе, вам обоим, как можно сердечнее и думать и жить, потому что только этим средством вы узнаете, точно ли вы идете по той одной дороге и вам хорошо подать друг другу руки или нет, и вместе с тем, если вы искренни, то приготовите себе будущее. Цель ваша в жизни должна быть не радость женитьбы, а та, чтобы своей жизнью внести в мир больше любви и правды. Женитьба же затем, чтобы помогать друг другу в достижении этой цели.

Les extrêmes se touchent.² Самая эгоистическая и гадкая жизнь есть жизнь двух людей, соединившихся для того, чтобы наслаждаться жизнью, и самое высокое призвание людей, живущих для того, чтобы служить богу, внося добро в мир и для этого соединившихся друг с другом. Так ты не спутайся — то, да не то. Почему же человеку не избирать высшего. Но только, избрав высшее, надо точно всю душу положить в него, а не немножечко; немножечко ничего не выйдет. Ну вот, устал писать, а еще хотелось сказать. Целую тебя.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в «Русском слове» 1913, № 273 от 27 ноября. Датируется по содержанию, касающемуся женитьбы И. Л. Толстого.

¹ Письмо это неизвестно.

² [Крайности сходятся.]

152. И. Л. Толстому.

1887 г. Октябрь. Я. П.

....¹ Ее² связывает с тобой две вещи: убеждения — вера и любовь. По-моему и одной довольно. Настоящая истинная связь — это любовь человеческая, христианская; если эта будет, и на ней еще вырастет любовь — влюбленье, то прекрасно и твердо. Если будет любовь одна — влюбленья, то это не то что дурно, но и хорошего нет, но все-таки возможно. И при честных натурах с большими борьбами можно прожить и с этой. Но если ни того, ни другого, а только prétexte³ того и другого, то это наверно плохо. Тебе советую быть как можно строже к себе и знать, во имя чего ты действуешь.

Отрывок письма, печатается по копии. Впервые опубликован в «Русском слове» 1913, № 273 от 27 ноября. Датируется по содержанию.

¹ Многоточие в копии.

² Софья Николаевна Философова.

³ [вид]

153. A. А. Толстой.

1887 г. Ноября начало. Москва.

Пишу вам, милый и дорогой друг Alexandrine, с Пав[лом] Иван[овичем] Бирюковым, которо[го] вы знаете, о том же несчастном Попове.¹ Он 2-й год сидит в одиночном заключении, 2-й год в одиночном заключении: т. е. в таком положении, из кот[орого] только самый сильный и редкий человек выходит без умственного, душевного повреждения, — и сидит, по всем вероятиям, по недоразумению. У П[авла] И[вановича] есть его трогательное письмо ко мне.² Простите, что я всё пишу это вам. Я пишу это не для вас: я знаю, что вашему сердцу для того, чтобы жалеть, любить и служить другим, не нужно никаких стимулов, но, может быть, на других можно подействовать. — Помогите, как можете. —

Какое славное письмо вы мне написали — последнее.³ Как радостно чувствовать себя в тех ничем не затемняемых любовных отношениях, в к[оторых] я со времени нашего свидания чувствую себя к вам. Тысячу раз благодарю вас за него (и за письмо, и больше за свиданье). Еще большее спасибо вам за письмо к Таничке.⁴ Вы ей добро сделали. Мы все здоровы и от большого до малого согласно очень любим вас. Братски целую вас.

Л. Т.

Впервые опубликовано в ПТ, № 163. Датируется на основании ответного письма А. А. Толстой от 19 ноября 1887 г. и упоминания о П. И. Бирюкове, который в конце октября 1887 г. приезжал к Толстому и в первых числах ноября вернулся в Петербург.

¹ Иван Иванович Попов.

² Письмо это неизвестно.

³ Письмо А. А. Толстой от 22 сентября 1887 г.

⁴ Письмо А. А. Толстой к T. Л. Толстой неизвестно.

154—155. В. Г. Черткову от 2 и 8 ноября 1887 г.

* 156. П. И. Бирюкову.

1887 г. Ноября 8? Москва.

Получил ваше письмо, дорогой Павел Иванович!

Всё, что вы пишете, очень хорошо, даже и то, что вы не сказали то, что так верно подумали об Ал[ександре] Анд[реевне] ¹ Надо приспособляться к этому общему столь многим хорошим людям пунктику. Мы живем очень хорошо; жена хворает, но не опасно, и духом хороша. Немножко нас тревожат известия о Чертковых. Она слаба и с трудом переносит кормление² — они ищут, хотя на время, помощницу. Теперь это устроилось. — Сейчас была Ольга Алекс[еевна],³ Мар[ья] Ал[ександровна] только теперь вернулась из Иванова;⁴ она там проболела и приехала больная и послала за Ольг[ой] Ал[ексеевной] и хочет завтра ехать. Вероятно, О[льга] А[лексеевна] задержит ее, и тогда я завтра поеду к ней. Были ли вы у Попова?⁵ Евг[ений] Попов теперь сидит у меня. Такой хороший человек. Я не пишу еще свой секрет,⁶ а поправляю и довольно много и с увлечением последние главы о жизни. Должно быть на следующей неделе всё будет отпечатано.

Помогай вам бог работать ваши работы и поменьше делать то, что вы и не любите и чего никому из нас не нужно — говорить несерьезные разговоры.

Любящий вас Л. Толстой.

Датируется на основании пометы Бирюкова на письме: «ноябрь 1887» и его письма от 5 ноября 1887 г., на которое отвечает Толстой.

¹ Бирюков писал, что А. А. Толстая, у которой он был по делу И. И. Попова, упрекала его в неверии в «искупление» и что он подумал при этом, как может она, «такая старая», верить в это.

² А. К. Черткова 1 ноября родила дочь Ольгу (ум. 1889).

³ Ольга Алексеевна Баршева (ум. 1895), подруга М. А. Шмидт.

⁴ М. А. Шмидт жила в то время в Иванове, близ ст. Тарусская, Московско-Курской ж. д.

⁵ Свидание с И. И. Поповым Бирюкову не было разрешено.

⁶ Вероятно, речь идет о «Крейцеровой сонате».

157. H. Н. Страхову.

1887 г. Ноября 10. Москва.

Получил вчера ваше письмо, дорогой Николай Николаевич, и как всегда с большой радостью увидал ваш изящный почерк. — О жизни печатается. Грот с удивительным усердием держит коректуры; на будущей неделе должно быть всё будет набрано и к концу месяца, вероятно, наступит решение вопроса для цензуры — сжечь или нет. Жалко будет, — я имею смелость думать, что многим эта книга будет утешением и опорой. Разумеется, употреблю все старания, чтобы в случае непропуска оставить вам экземпляр. — Где вы печатаете статью ответ Тимирязеву?¹ За книги² очень вас благодарю, я их получил в день отъезда из Тулы³ и прочел тотчас указанные вами страницы из кн[иги] О Тург[еневе] и Т[олстом]⁴ и разумеется очень одобрил, книгу же Б[орьба] с З[ападом] оставил в Ясной и возьму ее у Фета и прочту не только отмеченные, но и другие страницы.⁵ Я помню, она и тогда мне дала много новых мыслей, а я уже знаю, что перечитывать вас можно и должно. У нас живет студент филолог,⁶ кончающий курс, к[оторый] меня порадовал тем, что открыл вас; купил и читает.

Всё, что вы пишете о Репине, совершенно справедливо; и то, что вы пишете о нелепости и непоследовательности запрещения распространять его картинку. Вы очень верно описываете мое отношение к толкам обо мне: оно сознательно, и я не перестаю держаться всё того же самого покойного для меня правила, но тут случилось так, что когда мы получили от Стасова известие о затеянном Репиным распространении этой картинки, всем нам это показалось неприятно: жена написала в этом смысле Стасову, и я ему тоже приписал, но потом, когда получилось 2-ое письмо от Стасова и Репина, где они писали, что у них начата работа и что это запрещение огорчает их, я увидал, что это наше несогласие было неправильно, но жена, желая избавить меня от того, что мне было неприятно, написала им, объяснив мотивы отказа и подтверждая его. Теперь же я вижу, что я сначала поступил неправильно и вы совершенно правы. Главное же то, что во имя этих пустяков я как будто огорчил Репина, которого я так же высоко ценю, как и вы, и сердечно люблю. Поэтому будьте добры, передайте ему, что я отказываюсь от своего отказа и очень жалею, если ему доставил неприятное. Я знаю, что он меня любит, как и я его, и что он не будет сердиться на меня.⁷ —

Еще просьба: простите. — Есть некто, бывший революционер, врач Богомолец,⁸ он был под надзором, теперь освобожден, но только с запрещением жить в столицах; жена⁹ его приговорена в 1881 г. в Кару на 10 лет. Она пыталась бежать, возвращена и ей прибавлено 6 лет. Муж ее желает хлопотать о ней в Петербурге у начальства, — главное желание его то, чтобы ему разрешено было жить с ней, ему и их ребенку¹⁰ — в Каре. Не можете ли вы узнать или даже попросить кого нужно — можно ли ему приехать в Петербург для этого.

Заключаю письмо, как и вы, словами «простите» и напоминанием о своей любви к вам.

Л. Т.

Как хорошо и верно всё, что вы пишете о Канте и мистиках!¹¹ Как бы хорошо было написать об этом. Зиждущие оставили камень, кот[орый] должен быть во главе угла.

Отрывок впервые опубликован в Б, III, изд. 1-е, стр. 35; полностью в ТТ, 2, стр. 53—55. Датируется на основании пометы Страхова.

Ответ на письмо H. Н. Страхова от 5 ноября 1887 г. (см. ПС, № 209).

¹ Статья H. Н. Страхова «Всегдашняя ошибка дарвинистов» (ответ на статью проф. А. К. Тимирязева: «Опровергнут ли дарвинизм?» — «Русская мысль» 1887, 5 и 6) появилась в «Русском вестнике» 1887, 11 и 12. Статья относится к полемике, которую вел идеалист и антидарвинист H. Н. Страхов с А. К. Тимирязевым.

² Книги H. Н. Страхова, вышедшие тогда вторым изданием: «Борьба с Западом в нашей литературе», кн. І, и «Критические статьи об И. С. Тургеневе и Л. Н. Толстом» (см. ПС, № 208).

³ В Туле Толстой был по дороге из Ясной Поляны в Москву, куда он уехал 24 или 25 октября.

⁴ В письме без даты (см. ПС, № 209) Страхов писал: «В критических статьях взгляните, прошу Вас, на стр. 126 и 127 и сделайте милость прочтите последнюю статью со стр. 458-й. Тут мои задушевнейшие мысли». Последняя статья — «Французская статья о Л. Н. Толстом», разбор очерка М. де Вогюэ.

⁵ Н. Н. Страхов просил обратить внимание на стр. 66 и 67 (статья о Герцене) и на статью «Историки без принципов» (о Тэне и Ренане).

⁶ Фамилию учителя выяснить не удалось.

⁷ Речь идет о картине Репина «Толстой на пашне». См. прим. 3 к письму № 128, а также письма: В. В. Стасова к Толстому от 31 августа 1887 г. и С. А. Толстой к В. В. Стасову от 26 сентября 1887 г. в книге: «Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка. 1878—1906», 1929, стр. 77—78 и 81—82. Упоминаемое второе письмо Стасова неизвестно.

⁸ Александр Михайлович Богомолец (р. 1850), привлекался по делу «о преступном кружке» в Киеве в начале 1880 г. 3 апреля 1883 г. административно выслан на три года в Семипалатинскую область. О нем см.: Белоконский, «История политической ссылки 1880-х годов» — «Каторга и ссылка», 1927, 11.

⁹ Софья Николаевна Богомолец (1856—1892), была арестована в Киеве в 1881 г. по обвинению в принадлежности к «Южнорусскому рабочему союзу»; в 1882 г. осуждена в ссылку на Кару на 10 лет, где и умерла от чахотки. О ней см.: Адриан Михайлов, «К портрету С. Н. Богомолец» — «Каторга и ссылка», 1923, 7; Е. Н. Ковальская, «Южно-русский рабочий союз» — «Былое», 1904, 6 (заграничное изд.).

¹⁰ Александр Александрович Богомолец (1881—1946), впоследствии выдающийся русский ученый, академик, президент Украинской Академии наук. См. о нем в т. 53.

¹¹ См. ПС, № 208.

158—160. В. Г. Черткову от 13, 15 и 20 ноября 1887 г.

161. Н. А. Полушину.

1887 г. Ноября 20. Москва.

Я не отвечал вам, Николай Абрамович, п[отому], ч[то] надеялся сам зайти, да нездоровится. Эта вторая вещица ваша мне не понравилась. Ненатуральна слишком большая жестокость с песней, и еще более ненатурален быстрый переворот. Чертков мне пишет, что ему нравится 1-я вещь, и он предлагает «30—50 р.» (это его слова) за право неограниченного числа экземпляров. Я не видал ни его, ни Сытина с тем, чтобы выговорить более выгодные для вас условия, и сделаю это, т. е. буду выговаривать более выгодные условия, при первом случае. Теперь пишу Черткову, чтобы он выслал вам 40 р. Не отчаивайтесь неудачей 2-й вещи. Мне кажется, что в вас есть данные для того, чтобы написать и лучше первой.

Ваш Л. Толстой.

Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 2, стр. 68. Датируется на основании упоминания о письме к В. Г. Черткову, которое было написано 20 ноября 1887 г. (см. т. 86, № 165).

Николай Абрамович Полушин — автор многих рассказов и сцен из народного быта, с 1889 г. сотрудник изд. И. Д. Сытина. 17 октября 1887 г. послал Толстому свою пьесу «Сермяжная мученица». Толстой просмотрел ее, сделал ряд исправлений и дал указания, чтò нужно изменить. 2 ноября Полушин вторично прислал эту пьесу Толстому, уже в исправленном виде. Толстой, проредактировав вновь, изменил заглавие на «Что такое жена». В таком виде она была напечатана в 1888 г. В ноябре 1887 г. Полушин прислал вторую свою пьесу «Мироед». Напечатана она не была. Об этих пьесах и пишет Толстой в своем письме.

* 162. П. И. Бирюкову.

1887 г. Ноября 20. Москва.

Получил ваше письмо, дорогой П[авел] И[ванович], и не п[отому], ч[то] исполняю обещание отвечать, а п[отому], ч[то] хочется, — пишу вам. Я живу так же, как и при вас. Занят преимущественно исправлениями и добавлениями «о жизни», к[оторая] вся набрана и более ³/₄ напечатана. Начинал и продолжал новое,¹ но нет еще ни досуга, ни полного погружения в одно. Вижу много хороших людей и получаю от таких же письма. Вчера получил от Ге (старшего) и Файнермана.² У Ге была очень больна жена, теперь поправляется. Он едет в Одессу к своей сводной сестре, к[оторая] при смерти. Оттуда м[ожет] б[ыть] приедет в Москву. Колечка, пишет отец, заболел тоже, как отец пишет: от изнурения; не хотел ничего принимать и поправился. Живут, кажется, по письму, все вполне мирно и радостно теперь. Ф[айнерман] в Кременчуге с матерью и дочерью. (Вы знаете, что отец его умер.) Жена оставила его и требует от него, чтобы он б[ыл] адвокатом, тогда она будет жить с ним. — Я вам говорил о «Christian science»,³ учении, к[оторое] недавно возникло в Америке. Они очень сочувствуют моим взглядам и пишут мне и присылают книги и брошюры. В этом учении есть много гораздо более важного, чем мне показалось сначала. Слабая сторона их, усиливаемая их женщинами, в том, что можно лечить болезни духовно, и это глупо, но основная мысль, прекрасно выраженная, к[оторую] я дал племяннице⁴ перевести, такая: болезни и грехи это всё равно, что движение и тепло: одно переходит в другое. Болезни большею частью последствия греха, и чтобы избавиться от них, надо избавиться от греха — заблуждения. И живя в заблуждении, надо знать, что живешь в болезни, к[оторая], если еще не появилась, то неизбежно появится. Важно еще то, что всякий человек, подвергаясь болезням, несет ответственность за заблуждения других: предков и современников, и что каждый, живя в заблуждении, вносит болезнь и страдания в других — в потомков и современников. И что каждый, живя безболезненно, обязан этим другим — и предкам и современным добрым людям, и что каждый, освобождаясь от заблуждений, излечивает не одного себя (одного и нельзя), а и потомков и современников.

Еще принес мне Новоселов⁵ книгу Simon (в русском переводе) о Китае.⁶ Непременно достаньте и прочтите. Меня это чтение привело в восторг, и вам, именно вам, по тому, как там описано земледелие, да и вся жизнь китайцев, — чтение это будет очень радостно и полезно. Вот книга, к[оторую] надо, необходимо изложить для Посредника. Помогай вам бог в вашей работе жизни, да не введет вас во искушение, а от лукавого, кажется, вы умеете избавляться. От Чертковых последние известия — дня за 4 — хорошие. М[арья] А[лександровна] там. Мои все вам кланяются. Кланяйтесь от меня, пожалуйста, вашей матушке.⁷ С[офье] А[ндреевне] теперь лучше.

Репину я передал всё, что нужно было,⁸ через Страхова. Вы, верно, знаете. О Попове⁹ я знаю — что его ссылают. Вышел ли он теперь? Любящий вас очень Л. Толстой.

Отрывок впервые опубликован в Б, III, изд. 1-е, стр. 16. Датируется на основании пометы П. И. Бирюкова: «получ. 22 ноября 1887».

Ответ на письмо П. И. Бирюкова от 11 ноября 1887 г.

¹ «Крейцерова соната».

² Письма художника H. Н. Ге и И. Б. Файнермана, о которых упоминает Толстой, неизвестны.

³ «Christian science» («Христианская наука») — американская секта.

⁴ Вера Сергеевна Толстая (1865—1923), дочь С. Н. Толстого.

⁵ М. А. Новоселов.

⁶ Имеется в виду русский перевод книги французского консула в Китае Симона «La cité chinoise» — «Срединное царство», СПб. 1884. Была в извлечениях издана «Посредником» под заглавием: «Как живут китайцы», М. 1889.

⁷ Варвара Васильевна Бирюкова (1831—1895).

⁸ Речь идет об издании картины И. Е. Репина «Толстой на пашне» (см. прим. к письмам 128 и 157).

⁹ И. И. Попов.

163. В. Г. Черткову от 22 ноября 1887 г.

* 164. И. И. Петрову.

1887 г. Сентябрь — ноябрь.

Иван Иванович!

Передайте, пожалуйста, эту записку Ивану Дмитриевичу и мою просьбу исполнить желание этих господ. Я их знаю как людей серьезно занятых этим делом и много уже сделавших для него. —

Дружески жму вам руку

Лев Толстой.

Датируется на основании пометы на письме неизвестной рукой: «Осень 1887 г.».

Автограф письма представляет собой приписку к письму (без даты) Толстому группы неизвестных лиц, сообщавших, что в Москве существует несколько кружков, поставивших своей целью «доставку народу недорогого и хорошего материала для чтения». Для этого, с общего согласия, кружки решили организовать собственную библиотеку. Но ввиду ограниченности средств инициаторы этого дела вынуждены обратиться к книгоиздателям с просьбой пожертвовать в их фонд по одному экземпляру всех изданий. Корреспонденты просили Толстого «подкрепить их просьбу своим авторитетом».

О судьбе этих кружков и их деятельности сведений нет.

165. В. Г. Черткову от 27 ноября...1 декабря 1887 г.

* 166. Н. Н. Ге (отцу).

1887 г. Декабря 1. Москва.

Получил ваше хорошее письмо в Москве и теперь вижу, что долго не отвечал, простите. Пожалел я о вас за болезнь Анны Петровны,¹ я и все наши. Хорошо ли теперь ее здоровье. Передайте ей мою любовь и всех наших. Если вы в Одессе, письмо это вероятно распечатает Количка, а вас мы скоро увидим в Москве.² У нас всё хорошо, особенного ничего нет в жизни для меня, ни для вас, а того, о чем хочется говорить, так много, что в письме нельзя и начинать. — Мы живем попрежнему. Мне кажется, что все понемногу растем не в бок, а прямо. Я всё переделываю и кончаю почти уж отпечатанную книгу о жизни, но чувствую себя слабым для этой работы, и потому идет дело медленно. Вижу много близких, хороших людей и чувствую себя счастливым. О вас думаю часто и очень люблю. Хотел написать Количке давно, да всё не могу. Надеюсь, что то, что он мне не пишет, не показывает того, чтобы он меня любил меньше.

Наши поклоны всем вашим.

Вчера говорил Сибирякову о Покрасе³ (у меня денег его нет, да и нельзя посылать, не зная куда). Он напишет вам и пришлет деньги. Я дам ему адрес. Спасибо за письмо. Лева собирается,⁴ и я жалею, что не я. Обнимаю вас всех.

Л. Т.

Впервые опубликовано, без последнего абзаца, в TГ, стр. 107. Датируется по копии из AЧ. Дата была проставлена на основании почтовых штемпелей на конверте, который не сохранился.

Письмо Н. Н. Ге, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Анна Петровна, жена художника Н. Н. Ге.

² См. письмо № 162.

³ Толстой, вероятно по просьбе Н. Н. Ге, хлопотал об устройстве знакомого Ге, Покраса, в одной из сибиряковских колоний.

⁴ Лев Львович Толстой собирался к Н. Н. Ге на хутор Плиски Черниговской губернии.

167—171. В. Г. Черткову от 6, 15, 19 и 20 (два письма) декабря 1887 г.

* 172. П. И. Бирюкову.

1887 г. Декабря 20. Москва.

Дорогой друг Павел Иванович!

Стихи Горбунова хорошие стихи; в них чувствуется искренность, которую редко встречаешь в стихах. Я отметил некот[орые] стихи слабые — очевидно вследствие условий размера и рифмы — напр, «озарив» «нив», «светляки не на нивах аркады» и т. п. Но стихотворение это нравится мне и с своими слабостями и даже по слабостям. Чувство пробивается сквозь путы формы. Почему именно это самая мысль не могла бы быть выражена прозой¹, но не стихами? Я отвечаю вам на письмо Горбунова, в к[отором] он спрашивает мое мнение о значении стихотворной поэзии. Это мы все знаем. Еще Буало² сказал, чтоб мысль не калечилась рифмой. Если может поэт так сказать стихами, чтобы мы и не заметили, что это стихи — хорошо, а без этого лучше говорить, как умеешь, во всю. — Ведь всё, и самое хорошее, так испошлилось в мире, что надо всё начинать сначала. Стихи? Мне кажется так, если совсем серьезно относиться к поэзии: хоть эта мысль Светло-Христова Воскресения — я бы начал говорить — писать, как вижу, чувствую, не стихами, а потом пришло бы место, где моя мысль потребовала бы больше сжатости, силы, законченности, и вышли бы стихи; может быть, так и кончилось бы стихами, а может быть, несколько строф, а потом опять проза. — Только для этого надо забыть хорошенько всякие стихотворения, места, где они помещаются, и пиитику, а хорошенько вспомнить свою душу.

Я так и знал, что вы побоитесь общества трезвости,³ но вы сами высказали всё самое главное за него. (Чертков тоже чурается. Вчера была Мар[ья] Алекс[андровна] и говорила. Она приезжала за детским доктором. Их девочка очень плоха. Очень жалко их, и хочется съездить к ним, не знаю, удастся ли.) Для меня за общество трезв[ости] то, что кроме его практич[еской] пользы (уж теперь десятки людей в продолжение 10 дней не дурманились, не тупили свой разум), то, что в том распущенном мире, в к[отором] мы живем, оно призывает людей хоть к крошечному проявлению нравственной деятельности, указывает на то, что в нашей обыденной жизни всякие вещи: есть, спать, передвигаться, говорить, читать, глядеть и пить можно нравственно и безнравственно. Тут резкий случай, и потому его видят. И удивительно: как лакмусова бумага, такие вещи, как вегетарианство, трезвость, разделяют людей. — Есть добрые люди, к[оторые] из себя выходят и злятся на общ[ество] трезвости, злятся неожиданно, очевидно, на проявление такой какой-то забытой ими силы, к[оторая] требует от них чего-то. — То же, что это общество или согласие, то это только имя, и бояться этого нечего. Я первое, что всегда всем говорю, что листок есть только то случайное выражение моих мыслей о вреде пьяного, кот[орое] мне пришло в голову. А пускай каждый, и вы, выражает свое отношение к этому, как он хочет, только бы было желание противодействовать злу. У нас уж и есть несколько версий. Газеты сделали то, что письма получаются. Мы посылаем свою редакцию. Очень, очень радуюсь известию о солдате.⁴ «Барабан»⁵ переводный, разумеется, я только рад.

О Попове Ив. Ив. пожалуйста сообщите, когда что узнаете.

Поблагодарите Оболенского⁶ за присылку мне его книги. Я всё прочел, и многое мне понравилось.

Я свою статью совсем кончил, до праздника будет отпечатана.

Отрывок впервые опубликован в Б, III, изд. 1-е, стр. 38—39. Датируется на основании пометы П. И. Бирюкова: «Получено 21 декабря 1887 г.».

Ответ на письмо П. И. Бирюкова от 13 декабря 1887 г., вместе с которым Бирюков прислал Толстому стихотворение И. И. Горбунова-Посадова (см. о нем в прим. к письму № 267) «Христова ночь» и его письмо к Толстому от 12 декабря 1887 г.

¹ В подлиннике: не прозой

² Буало Николя (1636—1711), французский поэт-сатирик и критик.

³ Общество трезвости, или «Согласие против пьянства», было организовано в конце 1887 г. по инициативе Толстого. См. В. Д. Бонч-Бруевич, «Итоги «Согласия против пьянства» — «Известия Толстовского музея», 1911, 3-4-5, стр. 22—24 (там же напечатан текст «Согласия» («листка») и список членов этого общества — стр. 6—29).

⁴ Бирюков в письме сообщал рассказ своего дяди, командира полка, об отказе от присяги и от ношения оружия одного солдата его полка.

⁵ Бирюков передавал просьбу одного своего знакомого переводчика разрешить перевести на немецкий язык сказку Толстого «Работник Емельян и пустой барабан».

⁶ О какой книге Л. Е. Оболенского идет речь, выяснить не удалось.

* 173. А. В. Жиркевичу.

1887 г. Декабря 27. Москва.

Александр Владимирович!

Наше согласие против пьянства вызывает много вопросов и недоумений. Ваше письмо, за кот[орое] я вам очень благодарен, дает мне случай ответить на некоторые из них. Многие находят, что не только совершенно бесполезно записываться членами общества, имеющего целью противодействие пьянству, зло кот[орого] понятно каждому, но и нехорошо, п[отому] ч[то] в деле нравственного совершенствования всякая внешность, формальность ослабляет силу самодеятельности и подменяет нравственный мотив внешними, часто безнравственными мотивами тщеславия, самолюбия, гордости. Из людей, говорящих это, одни искренно и прямо боятся внести ложный внешний элемент в свою душевную работу, другие вовсе и не работая над собой приводят эти же доводы как отговорку, чтобы не лишить себя привычного удовольствия. Я совершенно согласен с первыми и знаю, что всякая внешность, формальность в деле нравственном бывает вредна.

Другие находят также, как и вы, что простое соединение в согласие, имеющее общую цель, недостаточно, ничем не обязательно и не нужно, т[ак] к[ак] не представляет ничего более сильного, чем и несоединенное в согласие единичное действие отдельных лиц, сознающих зло пьянства. С этим я не совсем согласен, «не совсем», п[отому] ч[то] я согласен с тем, что деятельность лиц, соединенных мыслью, положим, о том, чтобы заменить увеселения пьянства трезвыми, или учреждением больниц, или лечений для пьяниц, или изданием книг против пьянства и т. п. принесла бы еще большую пользу делу; но не согласен с тем, чтобы простое согласие людей, желающих не пить и отговаривать других, соединенное только сознанием того, что мы не одни, а что нас много, желающих того же — не согласен, чтобы такое общество, как я себе его представлял, — не было бы полезно. — Мне кажется даже, что в этом — в знании того, что я один, а есть другие, мало или много желающие того же и работающие в том же направлении — что в этом и вся сила. Такой взгляд на общество включает возможность всякого рода деятельностей, соединяющих отдельные группы людей с своими уставами, и не исключает тех людей, для кот[орых] формальность служит препятствием вступления в общество. Я представляю себе, что нас всех в большом согласии соединяет желание своей жизнью и воздействием на других противодействовать злу пьянства: мы подаем друг другу руки и знаем, что нас много, и это поощряет нас в этой работе. Некоторые из нас составляют себе такие-то правила по отношению к своей этой деятельности, другие — другие. Одни находят для себя пока неудобным не угощать, не покупать, другие находят неудобным не пить по предписанию врача и не отогреваться и не отогревать водкой в известных случаях, третьи отказываются от водки и от вина, но не от пива, четвертые находят, что необходимо работать над заменою пьяных удовольствий трезвыми и над устройством больниц и для этой цели собирать деньги. Каждый из нас пристает к тому, к[оторое] он считает наиболее соответствующим своим взглядам, привычкам и другим условиям. Желательно, мне кажется, одно, чтобы члены были руководимы нравственным стремлением помочь людям в борьбе с этим совершенно исключительным злом. Этим я и отвечаю на ваш вопрос о детях. Дети и старше, и моложе одни не примкнули, другие примкнули и после нравственной борьбы и сознания того, что они делают, к которым они способны, по моим наблюдениям, как и большие. Повторяю: значение по-моему нашего согласия в том, чтобы люди, желающие служить другим уничтожением этого исключительно губительного соблазна пьянства, знали бы всех тех людей, которые хотят служить тому же. В среде этого общего согласия могут и будут образовываться общества, соединяемые единством того средства, кот[орым] одни с одной, другие с другой стороны, найдут более удобным служить делу, но и одно общее согласие своей взаимной поддержкой нравственной друг другу будет всегда сильным и даже самым могущественным средством борьбы с соблазном. Наше согласие, в кот[орое] вы записались, есть и общая программа и частный случай. Общее там недостаточно ясно выражено и смешано с частным случаем: той формы, кот[орая] для нас оказалась удобною; но надо будет выразить общую цель и очень бы был вам благодарен, если вы согласны со мною, если бы вы помогли мне. Главное же, как бы нам поменьше мудрить. Ведь цель и деятельность общие понятны. Хочется и мне и вам как-нибудь избавить этих несчастных, теперь бродящих в зверином образе людей от греха и страданий, кот[орых] они набираются благодаря вину, и понятно, что я буду искать все средства противодействия этому, из кот[орого] первое есть то, чтобы не содействовать этому своим примером питья и угощенья. В приискании же остальных средств ум хорошо, а два лучше. Вот затем и согласие, что мы не сразу в заседании каком-нибудь всё решили и подписали, а все сознавши одну и ту же цель, каждый в своем уме, и, собираясь, сталкиваясь вместе, будем придумывать и испытывать всякие средства и нынче, и завтра, и 100 лет, как в Америке. —

Хотел писать еще, но некогда больше.

Любящий вас Л. Толстой.

Датируется на основании пометы А. В. Жиркевича на письме: «С. П-г, 28 дек. 87 года» (дата получения письма).

Александр Владимирович Жиркевич (1857—1927) — военный юрист, поэт и беллетрист, писавший под псевдонимом А. Нивин. С Толстым познакомился 19 декабря 1890 г. в Ясной Поляне. См. его дневник, опубликованный в «Литературном наследстве», 37—38, М. 1939, стр. 421—439. В письме от 23 декабря 1887 г. просил объяснить задачи и цели «Согласия против пьянства» и высказывал сомнение в действенности общества, основанного только на «нравственных истинах», без других «обязательных начал».

174. А. П. Залюбовскому.

1887 г. Июль — декабрь.

....Мы не можем поступать просто, находясь в сложных условиях греха, потому что, разрывая насильственно эти условия, а не развязывая их, мы делаем больно другим....

....Дело брака совсем не так просто само по себе, как оно кажется. Влюбление есть отступление в одну сторону, но холодный расчет еще худшее отступление в другую. Если, как вы говорите, следовало бы обратиться к первой девушке, т. е. не следует выбирать для своего счастья, то следует отдаться той случайности, судьбе, которая руководит внешними явлениями, подчиняя свой выбор выбору меня. Чувство спутает, но рассудок напутает еще больше, а это самое великое дело в жизни. Я помню, вы уже писали мне о женитьбе как-то так рассудочно, и я тогда заметил, что вы не так, как я, смотрите на женитьбу, на самый процесс, как жениться.¹ По-моему, как и во всем, и в жизни больше, чем во всем другом, надо не задавать себе задачу жениться, а задавать себе одну всегдашнюю задачу — жить хорошо и терпеть и ждать, и тогда придет время, и обстоятельства сделают то, что нельзя не жениться. Так вернее не ошибешься и не согрешишь. Ну, до свидания....

Отрывки из письма (полный текст не сохранился), печатаются по копии. Впервые опубликованы в журнале «Единение» 1917, 2, стр. 3. Дата копии.

Письмо А. П. Залюбовского, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Толстой имеет в виду письмо А. П. Залюбовского от 25 июня 1887 г., в котором он, отвечая на письмо Толстого (см. № 91), писал: «Жениться надо по расчету. Да, я с этим очень согласен, даже и думал об этом, только не мог так оформить свою мысль».

* 175. Д. А. Хилкову.

1887 г. Декабрь. Москва.

Джунковский прочел мне ваши два письма¹ и по просьбе моей оставил их мне. Я сейчас перечел их и опять испытал то же чувство, как и в первый раз, читая их, только с большей силой: я давно уж знаю вас, любуюсь, радуясь на вас, эгоистически радуюсь, чуя товарища работника, облегчающего, ускоряющего работу моей жизни, но тут в первый раз я полюбил вас по-настоящему, попросту, т. е. в первый раз я перенесся в вас, в вашу душу и понял то, что кроме того, как во вне выражается ваша жизнь, есть еще ваша внутренняя жизнь со всеми страданиями (страдания не в смысле мучения, но в смысле претерпевания), к[оторые] я переносил и к[оторые] вы переносите. Я пожалел, полюбил вас, и мне захотелось быть полезным, помочь вам, облегчить вашу жизнь. Не думайте, чтоб я хотел научить вас — учитель у нас один — истина, а мне хочется сделать для вас то, чего мне так часто хотелось и теперь и всегда хочется, чтобы другой человек со мной вместе нес мои радости и горести, просто жалел и любил меня. И я это чувствую к вам и знаю, что это чувство более плодотворно и радостно, чем то — чувство уважения, admiration,² к[оторым] я прежде заслонял всё. — Мне ужасно хочется и видеть вас и то, чтобы вы виделись с нашими общими друзьями и братьями, не в том смысле, что мы чем-либо отличаемся от других людей, а в том, что у нас у всех (я это опытом знаю) на пути жизни встречаются одни и те же затруднения, вопросы, и каждый из нас решением этих вопросов (у одного одни раньше, другие позже) облегчает работу друг другу. — Я уже около года всё собираюсь к вам и приеду, если бог велит, вы же, если можно и должно, постарайтесь свидеться. Как бы хорошо вам было свидеться с Чертковым, а еще очень бы хорошо бы вам было взаимно свидеться с Ге отцом и сыном, к[оторые] живут от вас в 2-р[ублевом] расстоянии по жел. дор. Плиски, хутор Ге, в 5 верстах. Золотые сердца. На вопросы ваших писем думаю, что Дж[унковский] отвечал вам, если же нет, то я отвечу; но вы знаете, как неполно передается мысль в письме. Или книга, в к[оторой] на выражение мысли положена вся возможная сила — или устная беседа. —

Отвечайте: Москва, Хамовники 15.

Любящий вас очень Л. Толстой.

Одного я не понимаю в вашем письме — это того, что вы говорите, что не стали лучше за 10 лет. В каком смысле? И еще того, что вы разумеете под внешними причинами, мешающими вам застрелиться? Книга моя, жизнь, к[оторая] через 2 недели выйдет (если не сожгут),³ отвечает для меня на многое из этих вопросов.

Печатается по копии, сделанной Е. В. Винер-Джунковской. Датируется на основании упоминания о печатании книги «О жизни» и слов: «Джунковский прочел». Джунковский в декабре заезжал с женой к Толстому проездом в Петербург.

Дмитрий Александрович Хилков (1858—1914) — воспитанник Пажеского корпуса, гусарский офицер, в то время близкий по взглядам Толстому. Выйдя в отставку, отдал землю крестьянам, оставив себе небольшой надел, на котором и вел крестьянское хозяйство. Неоднократно подвергался преследованиям как со стороны духовенства, так и со стороны правительства. Позднее изменил свои взгляды, возвратясь к православию. В 1914 г. вступил в ряды войск добровольцем и погиб в бою в Галиции. См. о нем т. 85, стр. 414—415.

¹ Упоминаемые письма Хилкова к Н. Ф. Джунковскому неизвестны.

² [восхищение,]

³ См. прим. 2 к письму № 131.

176. Н. Л. Озмидову.

1887 г. Декабрь. Москва.

Дорогой Н[иколай] Л[укич]. Прочел всё то, что вы прислали мне. Прежде скажу о том моем участии в ваших работах, на которое вы меня вызываете. Работы ваши это всё та же работа, кот[орой] посвящена моя жизнь. Работы такого рода совершаются отдельно и независимо в душе каждого человека и в такой глубине, в какой не может быть сотрудничества. Я — по крайней мере — в таких работах руковожусь тем, что сознаю в самой глубине своей души: отыскиваю наисильнейшие доводы против того, в чем чувствую свою слабость, в том порядке, кот[орого] требует особенность моей души. То же делаете и вы. И наши работы полезны именно людям, подобным нам по душевному складу, и потому, если мы различны (мы всегда различны), то и работы наши нужны различные для различных людей.

Кроме того, действует на других только полнейшая искренность, а искренность тогда только достигается, когда человек выкладывает только свою душу и руководится в этом изложении только своими мотивами. И потому я над вашими работами работать не могу. Могу делать замечания, и сделал некоторые, которые и сообщу вам, но кот[орые] неважны и с кот[орыми], очень вероятно, вы не согласитесь.

Напишу же на всякий случай главные мои мысли о ваших работах.

1) Об изложении Евангелия:

а) Изложение это хорошо, но характер изложения, [тон]¹ его, неопределенный: оно не держится подлинника, не оправдывает всех прибавок и измененно указывает на стихи; и вместе с тем, не есть свободное изложение сущности вывода из Евангельского учения.

б) Пословицы не подходят в большинстве² случаев, и тон их и отрывочность не подходит уже совсем.

2) О трилогии. Если выбирать мысли писателей, подходящие задаче, то нельзя ограничиваться Вольтером. Тут можно собрать томы, если подбирать всё то, что вы выбирали из Вольтера. А если выбирать всё из всех наилучшее, то это будет огромный труд (очень нужный), но не благодарный, ибо опять каждый писатель говорит то же, но с своей отдельной точки, как радиусы к центру могут быть проведены из всех точек (бесчисленного количества), и понимание этого-то различия точек, приводящих к одному центру, и есть самое нужное.

«Что я узнал от людей»² мне понравилось, но, разумеется, выиграет от переработки.

Я высказываю вам отрицательное, положительное же в том, что все эти работы во всяком случае есть дело и, по моему суждению, должны быть на пользу людям.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 12, стр. 13. Дата копии.

¹ В копии: так

² Эта статья Озмидова сохранилась в архиве Толстого.

177. И. Д. Сытину.

1887 г.

Иван Дмитриевич! Если вы можете дать работу Николаю Ивановичу Бунину,¹ готовому и способному на всякую работу, вы окажете мне одолжение и сделаете добро. —

Лев Толстой.

Ивану Дмитриевичу Сытину.

Датируется на основании пометы на полях неизвестной рукой.

Иван Дмитриевич Сытин (1851—1934) — книгопродавец и издатель. О нем см. т. 63, стр. 414—416.

¹ Кто был Н. И. Бунин, выяснить не удалось.

178. И. Б. Файнерману.

1887 г., конец.

Получил ваше письмо, милый друг, поручил Илье¹ написать. Очень занят и телом слаб. Но хочется самому сказать, что люблю вас. Напишите обстоятельно, что думаете нужно сделать для Эсфири. Трудное дело. Надо с богом думать. Я не еду от нездоровья. Подняться неохота. Как справлюсь, приеду. Поклоны всем.

Впервые опубликовано в «Елисаветградских новостях» 1903, № 1 от 14 ноября (факсимиле). Датируется приблизительно, по содержанию.

Письмо И. Б. Файнермана, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Илья Львович Толстой.

179. В. Г. Черткову от 10 января 1888 г.

180. М. И. Семевскому.

1888 г. Января 17. Москва.

Уважаемый Михаил Иванович!

....Рукопись Бондарева очень стоит того, чтобы быть напечатанной,¹ и вы сделаете доброе дело, издав ее.... «Русскую Старину» я всегда читаю с интересом и удовольствием и потому очень благодарен вам за предложение присылать ее.

Любящий вас Л. Толстой.

Отрывок письма (полный текст неизвестен), печатается по тексту, впервые опубликованному в сборнике «Знакомые», альбом М. И. Семевского, 1888, стр. 396. Датируется на основании слов ответного письма М. И. Семевского от 18 января 1888 г.: «Сегодня получил письмо Ваше от 17 января и в бандероли корректуру статьи Вашей о сочинении Бондарева».

Михаил Иванович Семевский (1837—1892) — либеральный общественный деятель и писатель-историк, с 1870 г. — издатель журнала «Русская старина».

В письме от 18 декабря 1887 г., на которое отвечает Толстой, Семевский писал, что доставленная С. А. Венгеровым для напечатания в «Русской старине» рукопись статьи Т. М. Бондарева «Трудолюбие и тунеядство, или торжество земледельца» с предисловием Толстого слишком неразборчива, и просил выслать новый список ее; просил также разрешения высылать Толстому в 1888 г. «Русскую старину».

¹ Статья Т. М. Бондарева с предисловием Толстого была напечатана в № 2 «Русской старины» за 1888 г., но была запрещена цензурой и вырезана. Впервые статья Бондарева в значительно сокращенном виде и предисловие к ней Толстого были напечатаны в газете «Русское дело» 1888, №№ 12 и 13. За помещение их издатель С. Ф. Шарапов получил от министерства внутренних дел предупреждение. См. т. 25.

181. H. H. Страхову.

1888 г. Января 24. Москва.

Кругом виноват перед вами, дорогой Николай Николаевич. До вас верно уже дошло от Семевского то предисловие, к[оторое] я его просил доставить вам,¹ а сам же я еще не написал вам, прося вас продержать эту коректуру. Очень прошу вас не столько об этом, но и о том, чтобы выключить или изменить там всё то, что вы найдете нужным. О том, что вы по этому сделаете, спорить и прекословить не буду. Не писал еще вам, благодаря вас за вашу статью о Дарвине.² Я много приобрел из нее. — Не писал я п[отому], ч[то] был нездоров — желчь и упадок деятельности. Теперь лучше. Книга «о жизни» всё в духовной цензуре. Едва ли пропустят. Во всяком случае пришлю вам. Теперь хочется написать предисловие к статье о Гоголе, прекрасной, одного Орлова,³ а еще статью о пьянстве, к[оторая] мне представляется очень важной.⁴ Так простите меня. Целую вас. Любящий вас очень

Л. Толстой.

Впервые опубликовано в ТТ, 2, стр. 56. Датируется на основании пометы H. Н. Страхова.

¹ Первую корректуру предисловия к статье Бондарева Толстой держал сам и отправил ее вместе с письмом от 17 января (см. № 180). Вторая корректура предназначалась для H. Н. Страхова. См. т. 25, стр. 864—865.

² См. прим. 1 к письму № 157.

³ А. И. Орлов, «Н. В. Гоголь, как учитель жизни», изд. «Посредник», М. 1888. В архиве Толстого сохранилась неоконченная статья о Н. В. Гоголе, приблизительно относящаяся к 1888 г. Возможно, что это и было начало предисловия к книге А. И. Орлова. См. т. 26, стр. 648—651.

⁴ Статья эта Толстым была написана в 1888 г. и напечатана под заглавием «Пора опомниться». См. т. 26.

182. В. Г. Черткову от 24 января 1888 г.

183. С. Т. Семенову.

1888 г. Января около 25. Москва.

Прочел я ваши две статьи: «Чуж[ое] д[обро] в прок не и[дет]»¹ и «Солдатка».² Первое мне понравилось — хорошо составлено. Это лучшее, что вы писали. А солдатка плохо. Задумано хорошо, но это только начало, а конца нет. Чтобы описать несчастие и гибель солдатки, надо описать длинный ход падения ее во внутренней жизни. И это очень интересная и важная тема, но вы только взялись за нее, но ничего не сделали. Всё это случается очень скоро и неправдоподобно, и само[го] главного — нет, — того, как супружество заменяется для нее похотью. А я бы хотел, чтобы это было описано верно и страшно и потому поучительно.

Как вы поживаете, женившись? Желаю вам любви и согласия: в этом всё счастье супружеской жизни. — Напишите мне о себе. —

Здесь у нас составилось согласие против пьянства. Я уверен, что вы захотите присоединиться к нам и вербовать членов. Дело это очень большое и важное. Хочется написать об этом книжечку. Переводные книги об этом печатаются; я тогда пришлю вам.

Любящий вас Л. Толстой.

Впервые опубликовано в «Сборнике Государственного Толстовского музея», М. 1937, стр. 261—262. Датируется на основании приписки В. Г. Черткова к этому письму: «Я вам сообщу на этих днях мои соображения по этому поводу» (т. е. о рассказе «Солдатка») и письма В. Г. Черткова к Семенову от 27 января с подробным отзывом об этом рассказе.

¹ Рассказ напечатан под заглавием «Не в деньгах счастье, или неразумный отец», изд. «Посредник», М. 1889.

² После значительной переработки рассказ был напечатан под заглавием «Жена без мужа» в «Книжках Недели» 1889, сентябрь, стр. 1—35. В «Посреднике» отдельным изданием он не был пропущен цензурой.

184. В. Г. Черткову от января 1888 г.

185. Ф. Н. Бергу.

1888 г. Январь? Москва.

У меня есть прекрасная статья о Гоголе под заглавием: Гоголь, как учитель жизни, выставляющая с поразительной ясностью и силой высоту христианско-нравственную жизни и смерти и писаний Гоголя. Статья идет в разрез со всем тем, что в продолжение вот уже скоро 50 лет лжется в нашей литературе о Гоголе; но выставляет всё это так, что спорить нельзя, а можно только устыдиться. Я дал мысль об этой статье ее автору для составления народной (в самом широком смысле) книжки о Гоголе, и автор исполнил эту мысль сверх моего ожидания превосходно. Хотите ли вы напечатать эту статью? Скоро ли можно ее напечатать, если она вам понравится? Какой гонорар вы определите автору, самому бескорыстному человеку, но живущему только своим трудом? Вот вопросы, на которые очень прошу вас ответить.¹

Уважающий вас Л. Толстой.

Да, забыл, — если статья вам понравится, то после какого времени, после ее появления в журнале, вам не помешает ее напечатание отдельно? Хочется мне написать хорошенькое предисловие к этой статье, но не знаю, удастся ли, и потому не обещаю и буду просить вашего мнения — независимо от этого.

Впервые опубликовано в «Сборнике Государственного Толстовского музея», М. 1937, стр. 244. Датируется на основании упоминания о намерении написать предисловие к статье А. И. Орлова о Гоголе (см. письмо № 181).

Федор Николаевич Берг (1839—1909) — поэт, переводчик и беллетрист, в 1880-х гг. издатель журнала «Нива»; в 1905—1906 гг. участник многих монархических организаций.

¹ Статья А. И. Орлова «Гоголь, как учитель жизни» в журнале «Нива» напечатана не была. Появилась в 1888 г. в изд. «Посредник».

186. М. М. Чернавскому.

1888 г. Январь? Москва.

Михаил Михайлович!

Я долгим и тяжелым опытом пришел к убеждению, что аргументировать с людьми, которые не видят того, чего они не могут видеть, — бесполезно, потому что такие люди руководимы в своих рассуждениях не исканием правды, а защитой своего положения, своего прошедшего и настоящего. Аргументировать с такими людьми всё равно, что доказывать строителю, который, поставив дом, в котором он полагает всю свою гордость и жизнь, и найдя, что углы его дома не прямые, не хочет знать и видеть того, что прямой угол есть ¹/₂ углов по одну сторону прямой.

Ему нужно, чтобы тот угол, который он построил, считая прямым, был бы прямой, и потому он, умный, серьезный человек, не хочет и не может понять свойств прямого угла. То же и с теми возражениями, которые я слышу постоянно против такой же несомненной и очевидной нравственной истины непротивления злу насилием, с двух враждебных друг другу сторон: правительственной консервативной и революционной.

Одна сторона начала строить тупой угол, другая по этому самому стала строить острый. Обе стороны негодуют друг на друга, а еще более на угольник, который показывает им, что обе неправы. Вы защищаете против очевидности и самих себя тот угол, который вы завели и который не сходится с прямым, кот[орый] вы очень хорошо знаете. И потому я не стану доказывать вам того, что вы знаете так же, как и я; но только попрошу вас на время усумниться в том, что всё, что вы делали, было то самое, что должно было делать, и что то самое, что вы намерены делать, есть то, что должно быть, и с этой отвлеченной точки взглянуть хоть бы на доводы вашего письма и ясную, прямую цель их.

Доводы ваши сводятся к тому, что человек, во имя любви к людям, может и должен убивать людей, потому что есть какие-то для меня таинственные или самые непонятные рассуждения, во имя которых люди всегда и убивали друг друга; те самые, по которым Каиафа нашел, что выгоднее убить одного Христа, чем погубить целый народ. Цель же всех доводов есть оправдание убийства. Вы даже как будто негодуете на то, что есть люди, утверждающие, что никогда не надо убивать, точно также как я встречал негодующих на людей, которые утверждают, что жен и детей не надобно бить.

Человечество живет, нравственное сознание растет в нем и оно доживает сначала до того, что сознает невозможность нравственную есть своих родителей, потом убивать излишних детей, потом убивать пленных, потом держать рабов, потом битьем приводить в согласие своих семейных и потом — одно из главных приобретений человечества — невозможность убийством и вообще насилием достигать своего совокупного блага. Есть люди, дожившие до этой стадии нравственного сознания, — есть люди, не дожившие до нее. Спорить и доказывать друг другу нечего. Как бы убедительно ни доказывали мне, что я достигну большего блага для своих детей и для всего человечества, если я поучу плетью своего сына,¹ я никак не могу этого сделать, как и не могу убивать. Я знаю только то, что, как я не могу драться, бить детей, я не могу убивать. И спорить не о чем. Одно могу сказать, что тем, которые хотят защитить насилие и в особенности убийство, не следует говорить о любви, как людям, хотящим доказать, что острый угол их здания — прямой, не следует говорить о перпендикулярности сторон, потому что, утверждая это, они сами себя отрицают. Если уже говорить о любви, то никакие примеры разбойников никак не приведут к необходимости убийства другого, а приведут только к самому простому и неизбежному выводу из любви — к тому, что человек защитит другого своим телом, отдаст свою жизнь, а никак уж не возьмет жизнь другого.

Я не хотел было доказывать, но как будто начинаю доказывать. Ну и пускай. Письмо ваше не только заинтересовало, но и тронуло меня: под толстой корой (простите меня) ваших суеверий я увидал серьезный ум и доброе сердце и мне бы хотелось братски поделиться с вами тем пониманием жизни, которое дает мне благо.

Вы прекрасно говорите о том, что основная заповедь есть заповедь любви, но неправильно говорите, что всякие частные заповеди могут нарушать ее. Вы тут неправильно смешиваете две разные вещи: заповедь — не есть свинины и хоть бы заповедь не убивать. Первая может быть в разногласии с любовью, потому что не имеет предметом любви. Но вторая есть только выражение той степени сознания, которой достигло человечество в определении любви. Любовь очень опасное слово. Вы знаете, что во имя любви к семье совершаются самые злые поступки, во имя любви к отечеству еще худшие, а во имя любви к человечеству самые страшные ужасы. Что любовь дает смысл жизни человеческой, — давно известно, но в чем любовь? Этот вопрос не переставая решается мудростью человечества и решается всегда отрицательным путем: показывается, что то, что неправильно называлось и проходило под фирмой любви — не есть любовь. Убивать людей — не любовь, мучить их, бить их во имя чего бы то ни было, предпочитать одних другим — тоже не любовь. И заповедь — не противиться злу насилием есть такая заповедь, указывающая тот предел, на котором прекращается деятельность любви. И в этом деле можно итти вперед, но не назад, как вы хотите.

Ведь выходит удивительное дело — вы человек, признающий то, что смысл жизни в служении другим во имя любви, вы негодуете на то, что вам указан верный и несомненный путь этого служения, вроде того, что человек негодовал бы на то, что определен среди мелей и подводных камней верный путь для его плавания. «Зачем это стеснение? Может случиться, что мне надобно будет сесть на мель?» Разве не то же самое вы говорите, когда возмущаетесь на то, что нельзя убивать убивающего воображаемого разбойника. «Ну, а если нельзя иначе?» Ну, а если нельзя иначе, как сесть на мель? Может быть, я сяду на мель, но я не могу не радоваться тому, что у меня есть путь, и не могу не стремиться всеми силами души итти по нем.

Вы приводите сравнение о том, что правило не противиться злу насилием подобно правилу не бросать детей в окно, а между тем это может понадобиться, и потому делаете заключение, что положение о том, что не надо бросать детей в окно — неправильно. Но ведь это прямо против вас. Положение это вполне правильно и необходимо. Настаивать на том, что нельзя запрещать бросать детей в окна, потому что надобность эта может встретиться при пожаре, ведь может только тот, для кого нужно мучить вообще детей, тому, кто занят такой деятельностью, при которой эта необходимость беспрестанно встречается. Простите меня, ведь это так и есть в вашем случае. И это-то и ужасно! Вы, несомненно умный человек, идете прямо против здравого смысла и, несомненно добрый и самоотверженный человек, отстаиваете насилие и убийство.

Насилие и убийство возмутило вас, и вы увлеклись естественным чувством, положим стали противодействовать насилию и убийству насилием и убийством. Такая деятельность, хотя, и близкая к животной, и неразумная, не имеет в себе ничего бессмысленного и противоречивого; но как только правительство или революционеры хотят оправдать такую деятельность разумными основаниями, тогда является ужасающая бессмыслица и необходимо нагромождение софизмов, чтобы не видна была бессмысленность такой попытки. Оправдания такого рода всегда основываются на предположении того воображаемого разбойника, не имеющего в себе ничего человеческого, который убивает и мучает невинных, и этот-то воображаемый зверь, как будто находящийся постоянно в процессе убивания невинных, и служит основанием рассуждений всех насильников о необходимости насилия; но ведь такой разбойник есть самый исключительный, редкий и даже невозможный случай; многие люди могут прожить сотни лет, как я прожил 60 лет, никогда не встретив этого фиктивного разбойника в процессе совершения своего преступления. Зачем же я буду правило своей жизни основывать на этой фикции? Рассуждая о действительной жизни, а не о фикции, мы видим совсем другое: мы видим людей и даже самих себя, совершающих самые жестокие дела, во-первых, не одиночно, как воображаемый разбойник, а всегда в связи с другими людьми, и не потому, что мы звери, не имеющие ничего человеческого, а потому, что мы находимся в заблуждениях и соблазнах. Мало того, рассуждая о жизни, мы видим, напротив, что самые жестокие дела, как побоища людей, динамиты, виселицы, гильотины, одиночные тюрьмы, собственность, суды, власть и все ее последствия, все происходят не от воображаемого разбойника, а от тех людей, которые основывают свои правила жизни на нелепой фикции воображаемого зверя разбойника. Так что человек, рассуждающий о жизни, не может не видеть, что причина зла людей никак не лежит в воображаемом разбойнике, а в заблуждениях своих и других людей, из которых одно из самых жестоких состоит в том, чтобы во имя воображаемого зла совершать действительное, и потому такой человек, направив свою деятельность на причину зла, на искоренение заблуждений в себе и других и посвятив на это свои силы, увидит перед собой такую огромную и плодотворную деятельность, что никак не поймет даже, зачем ему для его деятельности фикция о разбойнике, на которого по всем вероятиям он никогда и не наткнется. Если же и наткнется, то сделает и по отношению к разбойнику по всем вероятиям совсем другое, чем тот, который всю свою жизнь, еще никогда не видав разбойника, злобится на него.

Теперь я прошу и вас простить меня, если я написал что-либо резкое, и постараться понять меня там, где я неточно выражался, а, главное, верить, что побуждение мое при писании этого письма было одно — любовь и уважение к вам и желание быть вам полезным.

Любящий вас Лев Толстой.

P. S. Очень желал бы вас видеть. Письменно нельзя и бесполезно рассуждать.

Письмо это я написал тотчас по получении вашего, но не посылал, боясь, с одной стороны, что что-нибудь в нем вызовет в вас недоброжелательность, с другой — п[отому] ч[то]²

Печатается по черновику, написанному Т. Л. Толстой, с поправками и подписью Толстого (экземпляр, посланный адресату, отобран у последнего при обыске; местонахождение его неизвестно). Впервые опубликовано в «Свободной мысли» 1900, 3, стр. 38—40 («О борьбе со злом. Письмо к революционеру»). В изд. «Окто» (М. 1912) печаталось как письмо «Г-ну Л.». Датируется по указанию М. М. Чернавского.

Михаил Михайлович Чернавский (р. 1855) — бывший землеволец, впоследствии член партии социалистов-революционеров. В 1876 г. был арестован как политический и приговорен к пятнадцати годам каторги. В 1886—1900 гг. жил в Нерчинске ссыльно-поселенцем. См. его автобиографию в энциклопедическом словаре изд. «Гранат», т. XL, стр. 563—577.

Письмо Чернавского, на которое отвечает Толстой, неизвестно. По сообщению Чернавского, оно было написано весной 1887 г. и послано с оказией из Читы.

¹ Слова: своего сына исправлены Толстым из: свою злую жену.

² На этом черновик обрывается.

187. И. Е. Репину.

1888 г. Февраля 1—2. Москва.

Дорогой друг Илья Ефимович. Как я рад, что разные старые кошки — чьи-то чужие — бегавшие между нами,¹ скрылись, и между нашей дружбой нет никаких теней. В сущности же, как с моей стороны, так, я уверен, и с вашей не было и не может быть никакого изменения в тех чувствах уважения и любви, какие мы друг к другу имели. Мне особенно живо напомнила вас голова безносой женщины на виньетке о сифилисе.² Ужасное производит впечатление. И вот у меня к вам просьба, совет, предложение. У меня издаются уже книжки о пьянстве. Две — доктора Алексеева³ (на днях выйдут), другая в цензуре, третья⁴ будет перепечатываться, и я всё обдумываю книжечку об этом предмете. Вот мне и пришло в голову: чтобы вы нарисовали две вещи: одну картину с виньетками, изображающую все формы и во всех состояниях пьянство, и другую маленькую на обертку книжки, которую я пишу,⁵ и третью общую для всех книжек нашего издания о пьянстве. Сюжеты и того, и другого, и третьего избирайте сами, но сделайте, чтобы это было так же страшно, сильно и прямо касалось предмета, как это вышло в картинке о сифилисе.

Мне последнее время нездоровится, и оттого долго не могу кончить о пьянстве статью, а хочется под корень взять. Вот огромной важности предмет. Поощрите меня. Я набросал уже давно тот рассказ о Петре великом солдатки,⁶ о котором вам говорил и о котором помню ваше обещание. Но это впереди. Что вы делаете? Как живете? Верно, много работаете. Ведь вы не из талантливых, а из «трудолюбивых». Мы часто с дочерьми повторяем это ваше о себе изречение. Вы тем-то и сильны, что искренно верите, как и следует, в это.

Наше согласие против пьянства, мне кажется, несмотря на свою неопределенность формы, расширяется и захватывает людей, т. е. действует.

Любящий вас очень Л. Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в «Жизни для всех» 1912, 1, столб. 79—80. Датируется содержанием и ответным письмом И. Е. Репина от 3 февраля 1888 г.

Об Илье Ефимовиче Репине (1844—1930) см. т. 63, стр. 223.

¹ Толстой имеет в виду недоразумения, явившиеся следствием издания И. Е. Репиным картины «Толстой на пашне». См. письма №№ 128, 157, 162 и примечания к ним.

² Эта картинка И. Е. Репина была помещена на обложке книжки А. К. Трутовской «Дурная болезнь, или сифилис». Оригинал картинки хранится в Музее Л. Н. Толстого в Москве.

³ В 1888 г. были напечатаны книжки П. С. Алексеева: «О вреде употребления крепких напитков», М. 1888; «Чем помочь великому горю? Как остановить пьянство?», М. 1888.

⁴ А. Т. Соловьев, «Вино для человека и его потомства — яд» (см. прим. к письму № 193). Толстой просил автора разрешить перепечатать его статью в изд. И. Д. Сытина.

⁵ «Пора опомниться».

⁶ Так в копии. Однако такое произведение Толстого неизвестно. Несомненно, здесь ошибка переписчика. В ответном письме Репин упоминает о «Бетховенской сонате» («Крейцерова соната»). Неразборчивое написание Толстым этого названия, вероятно, и вызвало ошибку.

188. Ф. А. Желтову.

1888 г. Февраля 1—2. Москва.

Любезный брат [Федор Алексеевич]. Вопросы, которые вы мне делаете, касаются таких важных предметов, что я не надеюсь ответить вам удовлетворительно, да еще в письме.

Ваши оба вопроса: о воспитании и об отношении к людям, сводятся для меня в один вопрос, именно в последний: как относиться к людям не на словах только, а на деле: имею ли я право владеть какою-нибудь собственностью и защищать ее от своих братьев, имею ли я право подразделять своих братьев на ведущих дурную жизнь и на ведущих хорошую. Если этот вопрос решен и жизнь отца идет по такому или другому решению, то в этой жизни отца и будет всё воспитание детей. А если решение правильно, то отец и не введет соблазна в жизнь детей; если же нет, то будет обратное. Знание же, которое приобретут или не приобретут дети, — это дело второстепенное и ни в каком случае не важное. К чему будут способности у ребенка, тому он научится, хотя бы жил в захолустьи. То же, что принято называть образование, содержит больше чем наполовину зла и обмана и потому, чем дальше от такого образования (даваемого во всех наших заведениях), тем лучше для ребенка. Вопрос, стало быть, весь в том, как для себя решит отец вопрос практической жизни.

Любезный брат мой, будьте осторожны в том, как вы решите вопрос этот в своем сознании. Согрешить может всякий человек и всякий грешит, но беда в том, когда человек ложно судит, сам себе отводит глаза. Если свет, который есть в тебе, тьма, то какова же тьма? Нельзя служить богу и маммону. — Вопрос об отношениях к людям давно решен Христом и решен не только отвлеченно, но и в практическом смысле. «Нельзя богатому войти в царство божье». «Горе богатым. Просящему дай. Продавайте имение и раздавайте и т. п.». — Собственность не может признавать христианин и потому у него излишка не должно быть и нет вопроса о том, как делиться излишком. Если же есть излишек, то прежде, чем много судить о достоинстве того, с кем я поделюсь, мне надо судить себя, и судить строго за то, что у меня есть излишек, и признать, что я в грехе и виноват. Для христианина не может быть вопроса о том, как сделать добро своим излишком, а только один вопрос о том, как избавиться от того греха, который заставил меня собрать и сохранить этот излишек.

Так я сужу, но понимаю вполне и вашу мысль: вам больно видеть то, что люди живут языческой жизнью — далеки от блага. Чувство ваше самое законное и доброе, но вы напрасно смешиваете с ним собственность, желание поделиться излишком под известными условиями. Действуйте на людей всеми силами, которые вам даны от бога, и из этих сил главная не есть ваша собственность, а та степень отречения от личной жизни и от собственности, до которой вы дошли. Если бы вы свою собственность просто бросили бы, не давая никому (разумеется не соблазняя людей тем, чтобы губить ее напрасно) и показали бы, что вы не только так же, но еще более радостны, спокойны, добры и счастливы без собственности, чем с собственностью, то вы гораздо сильнее подействовали на людей и сделали бы им больше добра, чем если бы вы приманили их дележом своего избытка.

Не думайте, милый друг, чтобы я осуждал вас, я далек от этого, потому что сам с болью сердца прошел через те мысли и чувства, которые вы теперь испытываете. Я много думал об этом и пришел к тому, что я выразил в статье «Что ж нам делать?». Часть их, которая не запрещена цензурой, напечатана в XII томе моих писаний.¹

Я не говорю, что не надо действовать на других, помогать им, напротив, я считаю, что в этом жизнь, но помогать надо чистым средством, — а не нечистым — собственностью; а для того, чтобы быть в состоянии помогать, главное дело, пока мы сами не чисты — очищать самого себя.

Простите, если неясно или недружелюбно что сказал. На ваше хорошее письмо хотелось ответить, как умею.

Любящий вас.

В конце прошлого года у нас затеялось согласие против пьянства. Много людей всяких положений и сословий пристают к нам. Я уверен, что вы присоединитесь к нам и потому посылаю вам наш листок. Зло это такое страшное и такое особенное и до таких размеров доходит, что против него надо и бороться особенным образом и для поддержки браться рука с рукою, знать каждому, что он не один.

Печатается по копии. Датируется по указанию Ф. А. Желтова в письме к В. С. Мишину от 26 августа 1927 г.

Ответ на письмо Ф. А. Желтова от 28 января 1888 г.

¹ «Сочинения графа Л. Н. Толстого. Часть двенадцатая. Произведения последних годов», М. 1886. На стр. 177—371 напечатана статья «Мысли, вызванные переписью», представляющая собой выдержки из книги «Так что же нам делать?». См. т. 25.

189. П. И. Бирюкову.

1888 г. Февраля 2. Москва.

Хотел в догонку вам писать, дорогой П[авел] И[ванович], что затея моя о печатании Палкина¹ глупая, лучше оставить. Прочел комедию «Пить до дна...».² Много фальшивого, но так много достоинства, что хорошо бы напечатать. Что с ней было делано? И что с ней делать мне? Вчера после вашего отъезда я решил отдать перевести статью Бондарева по-английски³ и предложил сделать это нашей гувернантке.⁴ Она это хорошо сделает с помощью Маши. Очень уж меня пробрал Бондарев, я не могу опомниться от полученного опять впечатления. Вчера был у меня Семенов. Какой хороший человек. Жаль, что вы не видали его.

Пишите мне и о делах и о себе. Очень любящий вас Л. Т.

Забыл главное: попросите Семевского прислать мне исправленный экз[емпляр] Бондарева⁵ для перевода, чтобы не делать эту работу другой раз. Еще вспомнил: Семевский пишет мне о гонораре.⁶ Скажите ему, что я деньги считаю истинно злом, и потому никогда не желаю получать их. Мне неловко было писать это, а вы, к слову м[ожет] б[ыть], скажите, как попроще.

Не напечатает ли Обол[енский] рассказ Семенова?⁷ Ему нужда, и рублей 50 было бы ему нужно на лошадь. — Я написал Бондареву,⁸ и пишу, что вы вышлете ему его рукопись. Хорошо бы б[ыло], если б вы написали ему словечко.

Что бы предложить Сибирякову напечатать Бондарева за границей? Хлопоты по печатанию я бы взял на себя; за одно с «Жизнью» присылались бы коректуры к Гроту.

Отрывки впервые опубликованы в ТЕ, 1913, ПТ, стр. 120; Б, II, изд. 3-е, стр. 609; Б, III, изд. 2-е, стр. 45. Датируется на основании пометы Бирюкова: «2 февр. 1888 г.» и слов «в догонку вам писать». Бирюков уехал от Толстого 1 февраля 1888 г. См. т. 86, № 176.

¹ По воспоминаниям П. И. Бирюкова, предполагалось напечатание рассказа Толстого «Николай Палкин» в подпольном издании или же за границей (П. И. Бирюков, «Воспоминания», стр. 177—178, рукопись). Впервые «Николай Палкин» напечатан в Женеве в изд. М. К. Элпидина в 1891 г.

² Комедия Д. Д. Кишенского «Пить до дна — не видать добра» напечатана не была.

³ Когда печатание статьи Бондарева и предисловия к ней было запрещено в «Русской старине», Толстой решил печатать их за границей. См. т. 26, стр. 865—866.

⁴ Miss Kate Hopcraft (Кэт Гопкрафт), англичанка, гувернантка у Толстых. Перевод статьи Бондарева на английский язык ею не был сделан.

⁵ То есть оттиск статьи Бондарева.

⁶ Письмо Семевского с предложением гонорара за предисловие Толстого к статье Бондарева неизвестно.

⁷ Какой рассказ С. Т. Семенова хотел Толстой предложить Л. Е. Оболенскому, не установлено. В письме к В. Г. Черткову от 2 февраля 1888 г. (см. т. 86, № 176) он упоминает о двух рассказах Семенова: «Ошибка» и «Наследство», в том же году изданных «Посредником» (первый под заглавием «Вино»).

⁸ Это письмо Толстого к Бондареву неизвестно.

190—192. В. Г. Черткову от 2, 7, 9 февраля 1888 г.

193. А. Т. Соловьеву.

1888 г. Февраля 12. Москва.

Александр Титович!

Очень благодарен вам за разрешение печатать вашу книгу. Мы тотчас же воспользовались им, и Сытин хотел послать вам корректуры. Я позволю себе выразить о ней только два желания: 1) чтобы слог был еще проще и доступнее массам, и 2) чтобы заключение обращено было не к властям, а к обществу, к отдельным лицам, указывая всем нравственную обязанность воздержания. Посылаю вам при этом две книжечки доктора Алексеева¹ о том же предмете и желал бы знать ваше о них мнение. Надеюсь выпустить еще несколько изданий с тою же целью.

Уважающий вас Л. Толстой.

12 февраля.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в ТЕ, 1912, стр. 151. Дата копии.

Александр Титович Соловьев (1853—1919) — в 1880-х гг. председатель Казанского общества трезвости и редактор-издатель «Справочного листка». Толстой обратился к Соловьеву через свою дочь Марию Львовну с просьбой разрешить перепечатать из «Справочного листка» его статью «Вино для человека и его потомства — яд». Соловьев дал разрешение в письме от 24 января 1888 г. (на имя Марии Львовны).

¹ См. прим. 3 к письму № 187.

194. Н. Н. Ге (отцу).

1888 г. Февраля 13. Москва.

Спасибо, что порадовали меня письмом и такими хорошими вестями, что нашел на вас период работы. Помогай вам бог. Давно пора! Я это говорю больше себе, чем вам. И вместе с тем знаю, что никак нельзя заставить себя работать, когда привык работать на известной глубине сознания и никак не можешь спуститься на нее. Зато какая радость, когда достигнешь. Я теперь в таком положении. Работ пропасть начатых и всё любимых мною, а не могу нырнуть туда, всё выносит опять наверх. У нас всё хорошо, — очень хорошо даже. Жена донашивает будущего ребенка¹ — остается месяц. Илья женится на Философовой (вы, верно, знаете: славная, простая, здоровая, чистая девушка) 28 февраля и находится в том невменяемом состоянии, в котором находятся влюбленные. Жизнь для него остановилась и вся в будущем. Много вижу людей и всё хороших, и это общение мне радостно. Количку все ждут и грустят, что его нет. Все, потому что все его любят как-то особенно хорошо и сильно. У нас на днях была скоропостижная смерть Оболенского² — мужа племянницы. Всё это как должно быть и хорошо. Человек был очень хороший — простой, добрый. Теперь вдова с 7-ю детьми осталась — бедная, долгов много, но и это всё хорошо и много вызывает доброго в людях. — Не могу никак видеть дурного, а всё только разнообразный материал для самого прекрасного, к[оторое] от нас зависит из него выработать. Всё последнее время читал и читаю Герцена и о вас часто поминаю. Что за удивительный писатель. И наша жизнь русская за последние 20 лет была бы не та, если бы этот писатель не был скрыт от молодого поколения. А то из организма русского общества вынут насильственно очень важный орган. Передайте мою любовь А[нне] П[етровне] (радуюсь, что ей теперь лучше) и молодым вашим и самым маленьким. Не нарисуете ли картинку о пьянстве. Нужно две. Одну большую, да еще виньетку для всех изданий по этому предмету под заглавием «Пора опомниться». Ну, прощайте пока. Братски целую вас.

Что хотите привезти на выставку?

Любящий вас Л. Толстой.

Впервые опубликовано в «Листках Свободного слова» 1899, 7, стр. 1—2. Датируется на основании пометы H. Н. Ге на письме.

Письмо Н. Н. Ге, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ 31 марта 1888 г. у Толстых родился сын Иван (ум. 1895).

² Леонид Дмитриевич Оболенский (1844—1888). Женат был с 1871 г. на племяннице Толстого Елизавете Валерьяновне (1852—1935), дочери М. Н. Толстой.

195. В. Г. Черткову от 17 февраля 1888 г.

196. Г. А. Русанову.

1888 г. Февраля 28. Москва.

Дорогой Гаврило Андреевич, не писал вам долго п[отому], ч[то] ничего не писал всё это время: живу не думая или очень мало; но очень обрадовался вашему письму и тому, что вы бодро вернулись.¹

1) Вопрос о «жизни» всё еще не решен: не дают ответа из духовн[ой] цензуры.² Я надеюсь, что пропустят, а нет, то закажу списать для вас. Если же пропустят, оставлю вам экз[емпляр].

2) О фотографии сказано Стаховичу,³ к[оторый] б[ыл] здесь, и он обещал вам выслать.

3) Эпиктет — издание новиковское,⁴ больше не знаю.

4) Вопрос о том, что читать доброе по-русски? заставляет меня страдать укорами совести. Давно уже я понял, что нужен этот круг чтения,⁵ давно уже я читал многое, могущее и долженствующее войти в этот круг, и давно я имею возможность и перевести, и издать, — и я ничего этого не сделал. Назвать я могу: Конфуция, Лаодзы, Паскаля, Паркера, М. Арнольда и мн. др., но ничего этого нет по-русски.

5) Про речь ничего не знаю. Сказана была глупая речь об искусстве для искусства, но напечатана была ли — не знаю.⁶ Кажется, — в «Моск[овских] Вед[омостях]».

6) О Бондареве — не знаю, будет или нет.

Я и мои все здоровы. Нынче женил сына.⁷ Жена очень вам кланяется, а я целую вас, вашу жену и детей.

Любящий вас Л. Толстой.

На конверте:

Воронеж. Воскресенская ул., д. Пожидаева. Гаврилу Андреевичу Русанову.

Впервые опубликовано в «Вестнике Европы» 1915, 3, стр. 13. Датируется на основании почтовых штемпелей и слов в письме: «Нынче женил сына» (см. прим. 7).

Ответ на письмо Г. А. Русанова от 18 февраля 1888 г.

¹ Г. А. Русанов 8 февраля возвратился в Воронеж из Москвы от Толстых, где он пробыл 5 и 6 февраля.

² Статья «О жизни» пропущена цензурой не была. См. т. 26, стр. 781.

³ М. А. Стахович сделал несколько снимков с Толстого и его семейных, которые и просил выслать Русанов.

⁴ «Епиктетовы речи» — «Московское ежемесячное издание» (Н. И. Новикова), М. 1781, 2 (июль), стр. 208—221.

⁵ Об этом же есть запись в Дневнике Толстого 15 марта 1884 г. (см. т. 49). Осуществил свою мысль Толстой лишь в 1906—1907 гг., когда составил и напечатал в изд. «Посредник» «Круг чтения».

⁶ Речь об искусстве, произнесенная Толстым 4 февраля 1859 г. в 117 заседании Общества любителей российской словесности, напечатана в то время не была. В отчете общества значилось: «Речь Толстого постановлено было напечатать в Трудах общества, но издание самых трудов не состоялось. Рукопись была возвращена автору» (см. «Общество любителей российской словесности при Московском университете. Историческая записка и материалы за 100 лет», М. 1911). См. т. 5.

⁷ 28 февраля 1888 г. состоялась свадьба И. Л. Толстого и С. Н. Философовой.

197. П. И. Бирюкову.

1888 г. Февраля 29. Москва.

Виноват.. винов.. вино. вин. ви. в.. в.... А главное, что мне всё время хотелось вам писать, милый друг П[авел] И[ванович]. Я все письма от вас получал, но б[ыл] и теперь продолжаю быть в таком тихом тупоумии, что не только статей, но писем писать не хочется. — Мастерские что устраиваются — это очень, очень хорошо. Чтение о пьянстве тоже;¹ то, что вы приедете в марте, лучше всего. Бондарева хотел напечатать в «Русск[ом] Деле», но теперь заробел. «Жизнь» до сих пор в дух[овной] ценз[уре], и, так как нет ответа, то и не посылается еще для печатания за границей. Тогда заодно пошлю и Бондарева. Ms Hapgood вчера прислала мне статьи и двух американок; и то и другое не интересно.² Вообще, если можно, скажите ей 1) что статьи ее не интересны мне — я всё знаю об этом, а 2) то, что я боюсь, судя по поправкам франц[узского] перевода «о жизни», к[оторый] я делаю, чтобы в ее переводе не было неточностей. Виноват тут я неясностью своего языка, и потому хорошо бы проверить ее перевод. Это, верно, не отказался бы сделать Страхов. —

Теперь я буду делать вопросы. Что статьи Полушина?³ Отчего не печатаются? Что Гоголь?⁴ Что Семен Сирота? и мн. др. —

Илюшу вчера обвенчали, и сватьба была самая глупая, т. е. настоящая. Никто этого не хотел, и сделалось само. У нас все здоровы и вас любят.

Л. Толстой.

Отрывок впервые опубликован в ТЕ, 1913, ПТ, стр. 120; полностью в Б, III, изд. 1-е, стр. 54—55. Датируется на основании упоминания в письме о женитьбе И. Л. Толстого.

¹ В письме от 26 февраля 1888 г. Бирюков писал об организации в Петербурге кружком сотрудников «Посредника» ремесленных мастерских; сообщал также об устройстве лекций в Соляном городке о вреде пьянства.

² Изабелла Хэпгуд (Hapgood), американская писательница; в то время переводила статью Толстого «О жизни». См. т. 26, стр. 782—783. О статьях, присланных ею Толстому, сведений нет.

³ Комедия и «рассказ в лицах» Н. А. Полушина: «Седьмая репка» и «Омут, или в город на чалочке, а из города на палочке». Рассказ издан «Посредником» (М. 1889).

⁴ См. прим. 3 к письму № 181.

198. В. Г. Черткову от 29 февраля 1888 г.

199. Е. И. Попову.

1888 г. Марта 1. Москва.

Получил ваше письмо, дорогой Евгений Иванович, и тотчас же отвечаю, потому что мне было радостно получить ваше; пускай же и вы тоже будете иметь то же.

Вы очень уж много захватываете — глубоко слишком сразу запускаете соху. Ответа на вопросы, которые возникают в вас, не бывает такого, чтобы взял, да и ответил, а бывает такое состояние, при котором ответы эти, не высказанные словами, живут в душе и дают ей спокойствие. Это состояние души, при котором ничто не страшно и всё ясно. И состояние это приобретается жизнью. И вы, как я вас понимаю, имеете это состояние большею частью, но бывают минуты требования, большого требования, рассудочного уяснения, и тогда — ищешь, работаешь и, получив известное решение, опять успокаиваешься. Так, я думаю, и у вас. Главный вопрос — это вопрос о бессмертии. Вы говорите, что бывают минуты, когда вы не верите в жизнь духа. Но это не неверие, это периоды веры в жизнь плоти. Это со мной бывает. Вдруг я начинаю бояться смерти, это всегда бывает, когда я отуманен чем-нибудь и опять поверил в то, что эта жизнь плотская есть жизнь: точно, как в театре, можно забыться и поверить, что то, что видим, точно и есть. И можно испугаться за то, что случается там на сцене: то же случается и в жизни. После того, как понял, что жизнь моя не на сцене, а в партере, т. е. не в личности, а вне ее, случается, что, по старой привычке, опять подпадаешь соблазну иллюзии, и делается жутко. Но это не может меня все-таки убедить, что то, что происходит предо мною (в моей плотской жизни), происходит взаправду.

Вам лучше бы поселиться в деревне. Гораздо лучше. — Табак тоже бросил, две недели совсем не курил, раз только.

Определение бога Арнольдом¹ верно; он говорит: вне нас. Но это вне нас не исключает внутри нас, напротив, оно признает, что внутри нас есть то, что достигает праведности. Вне нас употреблено затем, чтобы не было понято то, что бог есть только то, что в нас: нет, он говорит, что он есть и вне нас....² NN² уехала и виделась с вашей женой³ перед отъездом. Всё хорошо. Если буду жив, схожу к вашей жене.

У нас сына женили 3-го дня, и он уехал. Я не пишу ничего пристального, но дела много и радостного, и сапоги без табаку принялся шить. Согласие растет и серьезнеет. — А вы пишете мне в упадке духа? Верно, теперь уже прошло. А если не прошло, то помните, что в период упадка духа надо обращаться с собой, как с больным — не шевелиться. NN⁴ пишет хорошие письма, он устроил мастерские в Петербурге.

Ну, до свидания, милый друг. Любящий вас.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в ПТС, I, № 136. Датируется на основании письма Попова от 27 февраля 1888 г., на которое отвечает Толстой, и слов в письме Толстого о женитьбе сына.

¹ См. прим. 2 к письму № 93.

² Так в копии.

³ Елена Алексеевна, рожд. Зотова.

⁴ Так в копии. Имеется в виду П. И. Бирюков. См. прим. 1 к письму № 197.

200. А. Т. Соловьеву.

1888 г. Марта 2. Москва.

2 марта 1888.

Александр Титович!

Прибавление ваше из справочного листка¹ я решил не печатать, так как оно в некоторых частях повторяет сказанное в статье, а кроме того можете составить новую статью более популярную, которую, я надеюсь, вы еще напишете. Очень бы нужно было бы в самой сжатой и популярной форме изложить тоже так, чтобы составился листок вроде объявлений, который бы можно бы было распространять при книгах и газетах. Я попытаюсь это сделать, а вы пытайтесь с своей стороны. Одно другому не помешает. Судя по вашим писаниям, вы имеете нужные для этого качества. Искренность убеждения и горячность чувств. В Петербурге чтение хотят устроить в Солян[ом] городке о пьянстве, я попытаюсь в Москве.

Число членов согласия всё увеличивается и, как мне кажется, людьми серьезно убежденными.

Любящий вас Л. Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в ТЕ, 1912, стр. 151.

¹ Речь идет о печатании статьи А. Т. Соловьева «Вино для человека и его потомства — яд». См. письмо № 193.

201—204. В. Г. Черткову от 4 (три письма) и 11 марта 1888 г.

205. Л. Ф. Анненковой.

1888 г. Марта 11. Москва.

Очень был рад получить ваше письмо, добрая Леонида Фоминична, но, к сожалению, никак не могу теперь исполнить ваше желание. Книга о жизни всё еще находится официально на рассмотрении духовной цензуры (скоро три месяца), и экземпл[яры] продолжают быть запечатаны; те же, к[оторые] у нас с женою есть, все расхватаны и тотчас же берутся, как только возвращаются. — Как только будет свободный экз[емпляр], то пришлю вам. — Наше согласие против пьянства, как мне кажется, имеет будущность: членов всё прибывает, и получаются письма очень хорошие из глуши деревенской, от простых людей. — Вышли теперь только 2 книжки Алексеева,¹ к[оторые] посылаю вам, но готовятся еще три лучше этих.² —

Семенова адрес не знаю, но узнаю и пришлю вам. Мне для него этого очень хочется. В лечение пьянства, как лечение, как матерьяльное исправление, я, разумеется, не верю, но вера в то, что лекарство облегчит борьбу с соблазном — вера эта может быть полезна. Хотя в сущности — это обман, да кроме того и глупо: зачем человеку самому себя обманывать, да еще в деле таком простом и легком, что и хитрить незачем. Всё равно, как если бы человеку давали принимать капли какие-нибудь для того, чтобы он не ел белены. Капель не нужно, а нужно только ясно совсем, без всякого сомнения убедиться, что белена яд и что от нее добра нет, а зло, и человек не станет есть белену, как бы он ни воображал прежде, что привык к ней. Людям так свойственно впадать в обман матерьялизма, что они всегда во всем попадаются на это, и им кажется, что бросить пить (и вообще делать глупое, дурное) можно от какого-нибудь матерьяльно сильного яда или еще чего очевидного, но никак нельзя от мысли, к[оторой] не видно. Людям понятно, что матерьяльно вещи бывают большие и малые, и такие же силы, но то, что мысли бывают большие и малые, сильные и слабые, им кажется неясным — мысли все не видны, невесомы и потому все они по-ихнему одинакие, небольшие, и большое действие по-ихнему не может произойти от мысли. Но дело в том, что как сила самая слабая может относиться к самой больш[ой] как 1 к бесконечности, так и мысль³ может быть доведена до бесконечного могущества, и ей никакой матерьяльной помощи не нужно: ее надо утверждать и усиливать. Радуюсь, читая про ваши отношения с вашими детьми. Поцелуйте их от меня. Любящий вас

Л. Толстой.

На конверте:

Г. Льгов. Курской губернии. Село Ивница. Леониле Фоминичне Анненковой.

Впервые опубликовано в ПТС, I, № 140. Датируется на основании почтовых штемпелей.

Леонила Фоминична Анненкова (1844—1914) — курская помещица, близкая знакомая семьи Толстого. Письмо Анненковой, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ См. прим. 3 к письму № 187.

² А. Т. Соловьев, «Вино для человека и его потомства — яд», М. 1888 (напечатана без указания автора); «Пора опомниться! О вреде спиртных напитков. Составлено по изложению бывш. профессора химии А. П. Пакина», М. 1888; и, вероятно, Г. Бунге, «Борьба с алкоголизмом», М. 1889.

³ В подлиннике слова: и мысль повторены два раза.

206—209. В. Г. Черткову от 13, 19 (телеграмма и письмо) и 20—25 марта 1888 г.

210. H. Н. Страхову.

1888 г. Марта 26. Москва.

Дорогой Николай Николаевич.

Я у вас в долгу по письмам, но вы простите меня. Благодарю вас за книгу Данилевского.¹ —

Письмо это передаст вам Pagès² (Пажес), мой молодой французский друг. Он перевел между прочим очень неполное и неточное издание «Что же нам делать», сделанное в Швейцарии под заглавием: «Какова моя жизнь».³ — Он мне очень понравился: умный, образованный и, что редкость, — свободный человек. Будьте к нему добры, пожалуйста, и не столько поруководите по Петербургу, сколько сами серьезно побеседуйте с ним. Ему это будет интереснее всего; и я с этой целью его и направляю к вам.

Любящий вас Л. Толстой.

Впервые опубликовано в газете «День» 1913, № 302 от 7 ноября. Датируется на основании упоминания о Пажесе. См. письмо № 211.

¹ Н. Я. Данилевский, «Россия и Европа», СПб. 1888, изд. H. Н. Страхова.

² Эмиль Пажес, профессор философии Сорбоннского университета в Париже, переводчик.

³ «Quelle est ma vie?» Traduit par E. Pagès et A. Gatzouk, Paris 1888.

211. A. A. Толстой.

1888 г. Марта 26. Москва.

Хотя мне никто и не мешает писать вам без всякого случая, милый друг, я все-таки обрадовался случаю написать вам и благодарить за ваши, такие хорошие, добрые письма к Тане и Соне (все получили), кот[орые] я, каюсь, с большим удовольствием принимаю немного на свой счет. Мы всё еще ожидаем,¹ и я буду помнить ваше доброе участие и извещу вас. Как ваше здоровье? Что вы делаете? Чем больше живете? Что милая Sophie? и ее воспитанники? Я живу прекрасно и могу смело рекомендовать всем следующий и единственный рецепт для этого: готовиться умереть. Чем более готов умереть, тем лучше жить, тем легче и расстаться с жизнью, и оставаться в ней.

Письмо это передаст вам Emile Pagès, professeur de philosophie,² переводчик, несмотря на то, что он ни слова не знает по-русски, части моей книжки «Что же нам делать?». Ему переводил русский mot à mot,³ а он излагал. Он очень милый, молодой, но серьезный и образованный человек. Впрочем, je suis payé pour le trouver tel:⁴ он большой сторонник моих взглядов. — Я его рекомендовал в Петерб[урге] людям специальным (и плохо знающим по-франц[узски]), но думаю, что ему желательно бы и общий взгляд, и придворный, может быть. Он очень деликатный и скромный молодой человек, и если вы примете его и поговорите с ним ¹/₄ часа, то и за то и я и он, мы будем благодарны; если же случится возможность помочь ему в чем-нибудь, как путешественнику, то вы верно не откажете.

Очень любящий вас Л. Толстой.

Впервые опубликовано в ПТ, № 194. Датируется на основании ответного письма А. А. Толстой от 28 марта 1888 г.

¹ См. прим. 1 к письму № 194.

² [профессор философии,]

³ [слово в слово,]

⁴ [я подкуплен, чтоб быть о нем такого мнения:]

212. В. Г. Черткову от 29? марта 1888 г.

213. И. Л. и С. Н. Толстым.

1888 г. Март. Москва.

Ну как вы, милые мои дети? Живы ли? Живы ли духом? Важное вы переживаете время. Всё теперь важно, всякий шаг важен, помните это; слагается ваша жизнь и ваших взаимных отношений — новый организм — homme-femme’a, одного существа, и слагаются отношения этого сложного существа ко всему остальному миру, к Марье Афанасьевне,¹ к Костюшке² и т. п. и к неодушевленному миру, к своей пище, одежде и т. д., — всё новое. Если чего хотите, — то хотите теперь. А еще, главное дело, будут у вас теперь состояния mauvaise humeur³ и всё, и вы друг перед другом окраситесь в несвойственные цвета, — не верьте этому, не верьте дурному, — а переждите, и опять будет хорошо.

Не знаю, как Соня, а Илья склонен к этому, и ему надо тут быть осторожным. А ты, Соня, вот что: станет тебе вдруг скучно, скучно, скучно, скучно. А ты не верь этому и не поддавайся, а знай, что это вовсе не скука, а простое требование твоей души работы, какой бы то ни было, физической, умственной — всё равно.

Главное, еще главнее, будьте добры к людям, добры не издалека, а доступны вблизи. Если это будет, — то будет жизнь полна и счастлива. Ну, держитесь. Целую вас и очень люблю обоих. Нынче узнал, что Хилков женится на сестре жены Джунковского.⁴ Я ее не знаю.

Печатается по тексту, опубликованному в книге: И. Л. Толстой, «Мои воспоминания», М. 1914, стр. 212. Впервые опубликовано в «Русском слове» 1913, № 279 от 4 декабря. Датируется по указанию И. Л. Толстого.

¹ Марья Афанасьевна Арбузова, няня у Толстых.

² Константин Николаевич Зябрев. См. прим. 1 к письму № 79.

³ [дурного настроения]

⁴ Д. А. Хилков женился на Цецилии Владимировне Винер (1860—1922), сестре Е. В. Винер-Джунковской.

214. А. Т. Соловьеву.

1888 г. Апреля 6. Москва.

6 апреля 1888 года.

Александр Титович!

Получил вашу статейку о вине,¹ она мне очень понравилась, и я предложу ее напечатать. Желательно бы было одно: немножко сократить да еще не слишком преувеличивать описаний состояния пьяницы. Преувеличение подрывает доверие, да и не нужно. Дело само за себя говорит. Если вы вздумаете поправить — поправьте, а нет — я и так постараюсь напечатать. Это хорошо, горячо написано и будет полезно. Да еще, не удобнее ли вам проводить через цензуру статью в Казани. Очень радуюсь за ваше энергическое участие в нашем деле. Книжки ваши вышли.

Любящий вас Л. Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в ТЕ, 1912, стр. 152.

¹ О какой статье Соловьева говорит Толстой, неизвестно. В 1888 г. Соловьевым было напечатано несколько статей на эту тему в «Справочном листке» (№№ 72, 76, 85, 86, 91).

215. В. Г. Черткову от 6 апреля 1888 г.

216. П. И. Бирюкову.

1888 г. Апреля 14. Москва.

Дорогой П[авел] И[ванович], первое дело о том, что вы пишете: мне думается, что высшее доступное человеку благо жизни это то, когда его личное стремление влечет его к любовной деятельности, т. е. к такой, цель к[оторой] не я, а другие, когда нет ни борьбы, ни напоминаний со стороны разума, ни малейшего остатка силы жизни, не поглощенного деятельностью для других. И это состояние бывает (сколько я знаю) только в двух случаях: в любимой работе нужной и разумной и в любви к избранным лицам, в деятельности для них нужной и разумной. И потому боюсь, не слишком ли вы боитесь того, чего не надо бояться. — Я понимаю вас и сам то же испытывал, боясь деятельности писательской, как бы она не была эгоистичной, но знаю, что в ней, когда она истинная, высшее мое благо, и потому и дело. То же и в любви к ближним, к семейным, к детям. Лескова легенду прочел в тот же день, как она вышла. Эта еще лучше той. Обе прекрасны.¹ Но та слишком кудрява, а эта проста и прелестна. Помогай ему бог. Получаю я письма о сборнике для Гаршина.² Помогите мне, милый друг, в том, чтобы не обидеть людей. Не говоря уже о том, что нет никакого повода и причины составлять сборник и собирать на что-то деньги по случаю смерти Г[аршина], я-то никак не могу быть в этом участником, несмотря на мою большую любовь к Г[аршину], к[оторую] я желал бы выразить. И если бы пришлось написать о нем, что я думаю, то разумеется отдал бы в самое для этого приличное место — сборник. Если увидите Кузмин[ского] или Кони, спросите его — Кони, начал ли он писать обещанный рассказ³ для П[осредника], а если нет, то отдаст ли он мне тему этого рассказа. Очень хороша и нужна. Писать головой очень хочется и знаю, что нужно, а не могу — сердцем не тянет. Колечка не поехал к Ч[ерткову], а еще у нас. У нас всё хорошо; все, включая Ив[ана], здоровы, и молодые приехали на два дня. Броневского⁴ письма не нашел. Остальное все исполню. Попов б[ыл] здесь и уехал к Озмидову с Залюбовским. До свиданья, милый друг. Целую вас.

Л. Т.

У Чертковых все здоровы, и всё хорошо.

Отрывок впервые опубликован в ТЕ, 1913, ПТ, стр. 121; полностью в Б, III, изд. 1-е, стр. 57—58. Датируется на основании пометы Бирюкова на письме: «15-го апр. 1888 г.» (дата получения).

Письмо П. И. Бирюкова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Легенды Николая Семеновича Лескова (1831—1895) — «Прекрасная Аза», изд. «Посредник», М. 1887, и «Совестный Данила», изд. «Посредник», М. 1887.

² Говорится о готовившемся в то время сборнике «Красный цветок», посвященном памяти Всеволода Михайловича Гаршина (1855 — 24 марта 1888). Толстой специальной статьи о Гаршине для сборника не написал. См. прим. 1 к письму № 238.

³ См. прим. 3 к письму № 243.

⁴ Глеб Павлович Броневский (р. 1864), помещик Тульской губернии, ученый лесовод. Письмо его, упоминаемое Толстым, — от 29 января 1888 г.

217. В. Г. Черткову от 14 апреля 1888 г.

* 218. В. К. Истомину.

1888 г. Апреля 17.

Дорогой Владимир Константинович!

Ник[олай] Владим[ирович] Арсеньев,¹ мой давнишний знакомый, просит меня написать вам с тем, чтобы вы посодействовали рассмотрению его дела, что я с удовольствием и исполняю, вполне уверенный, что вы и так сделаете, что можно и должно.

Любящий вас Л. Толстой.

Датируется на основании пометы адресата на письме.

Владимир Константинович Истомин (1848—1914) — племянник севастопольского адмирала, в то время управляющий канцелярией Московского генерал-губернатора В. А. Долгорукова; реакционер и монархист. Толстой знал его как знакомого Берсов.

¹ Николай Владимирович Арсеньев (1846—1907), помещик Тульской и Костромской губ., брат Валерии Владимировны Арсеньевой (см. т. 60). Дело его касалось контракта по продаже железа и стали с одной бельгийской фирмой, представителем которой состоял Арсеньев в компании с двумя лицами. Вследствие спекуляций его компаньонов Арсеньев разорился, потеряв в этом деле почти всё свое состояние. Об этом он писал Толстому 13 октября 1887 г.

219. В. Г. Черткову от 17 апреля 1888 г.

220—223. С. А. Толстой от 17, 19, 21 и 23 апреля 1888 г.

224. П. И. Бирюкову.

1888 г. Апреля 24. Я. П.

Получил ваше письмо,¹ милый Поша, в Ясной, куда мы с Колечкой благополучно, весело и поучительно дошли.² Спасибо вам за исполнение моих просьб.³ Смирягин⁴ мне очень понравился. Сейчас с нами Дунаев; он нагнал нас в Серп[ухове], и с нами шел и Сытин С. Д. Вот кабы удержался в согласии пр[отив] п[ьянства], к которому присоединился.

Целую вас и пересылаю это письмо.⁵

Л. Т.

Впервые опубликовано в Б, III, изд. 1-е, стр. 61—62. Датируется на основании пометы Бирюкова о получении: «25/IV 88».

¹ От 20 апреля 1888 г.

² Толстой вышел из Москвы в Ясную Поляну в сопровождении H. Н. Ге, сына художника, и С. Д. Сытина 17 апреля. В Ясной Поляне они были 22 апреля.

³ См. об этом в письме № 216.

⁴ О Смирягине сведений нет.

⁵ Публикуемое письмо Толстого написано на письме к нему В. Г. Черткова, который просил переслать Бирюкову письмо Гаврышева.

Сведений о Гаврышеве нет.

225. C. A. Толстой от 25 апреля 1888 г.

226. В. Г. Черткову от 26 апреля 1888 г.

* 227. Т. Л. Толстой.

1888 г. Апреля 26. Я. П.

Спасибо, Таня, за твое письмо. Очень хорошо сделаешь, коли устроишь концерт¹ без меня. Получили ли они разрешение? Пришли мне, пожалуйста, бандеролями в Козловку или посылкой в Ясенки пьянственных книг.² Данило и Сытин С. Д. присоединились.³ Последний очень бы важное дело было, если бы удержался. Он нынче пришел и очень жалок своим раскаянием, в к[оторое] не имеем права не верить. Вчера в ночь уехали молодые. От мама еще не получал. Очень радуюсь на твою работу с малышами,⁴ так и надо. Обещал мама писать правду, и пот[ому] сообщаю, что вчера заболел живот, но недолго, и нынче совсем здоров. Должно быть от щей. Вперед не буду есть. Нынче куриный бульон. Целую мама и вас всех.

Л. Т.

На обратной стороне открытки:

Москва. Хамовники 15. Татьяне Львовне Толстой.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

Татьяна Львовна Толстая (1864—1950) — старшая дочь Толстого; с 1899 г. замужем за М. С. Сухотиным (1850—1915). Подробнее о ней см. в т. 63, стр. 294—295.

Ответ на письмо Т. Л. Толстой от 22 апреля 1889 г.

¹ О каком концерте идет речь, неизвестно. Татьяна Львовна сообщала в своем письме, что предполагается привлечь к участию в концерте В. Н. Андреева-Бурлака, В. М. Лопатина и Н. И. Горбунова.

² Книги по вопросу о вреде спиртных напитков и табака.

³ Даниил Давыдович Козлов (1848—1918), яснополянский крестьянин, бывший ученик Толстого, и Сергей Дмитриевич Сытин вступили в члены «Согласия против пьянства».

⁴ Михаил и Андрей Львовичи.

228. М. Л. Толстой.

1888 г. Апреля 28. Я. П.

Скажи Полушину или напиши, что его сочинение¹ недурно и что я послал его Черткову, упоминая о его нужде.

Целую тебя.

Л. Т.

На обратной стороне открытки:

Москва. Хамовники 15. Марье Львовне Толстой.

Впервые опубликовано в журнале «Всемирная иллюстрация» 1923, 11, стр. 20. Датируется на основании почтовых штемпелей.

¹ Речь идет о комедии Н. А. Полушина «Без любви всё ничто», о которой Чертков дал отзыв в письме к Толстому от 21 июня 1888 г. (см. т. 86, стр. 164). Комедия эта напечатана не была.

229—230. С. А. Толстой от 28 и 29 или 30 апреля 1888 г.

231. А. А. Толстой.

1888 г. Апрель.

Письмо вам это передаст или сначала перешлет Лизанька Оболенская — племянница, дочь Машеньки,¹ нынче зимой схоронившая мужа и оставшаяся без матерьяльных средств с 7-ю детьми. Она едет в Петербург, чтоб устроить помещение одной из дочерей в институт. Помогите ей. Она очень милая и хорошая женщина, и дети ее прелестные. Так вот, милый друг, опять я к вам просителем. Благодарю вас за последнее письмо. Нынче написал бы больше, да в эту минуту нездоровится. У нас все от матери до Ивана, включая вашу милую крестницу, здоровы и благополучны.

Очень любящий вас Л. Толстой.

Дай бог Sophie спокойно, т. е. не полагая в ней блага жизни, перенести операцию и с одинаковой благодарностью богу принять результаты ее, какие бы они ни были.

Впервые опубликовано в ПТ, № 165. Датируется на основании упоминания о «последнем» письме А. А. Толстой — от 28 марта 1888 г., — в котором она писала о болезни своей сестры.

¹ Мария Николаевна Толстая (1830—1912), сестра Толстого.

232. И. Б. Файнерману.

1888 г. Апрель.

Получил ваше письмо, дорогой друг Исаак Борисович, и оно произвело на меня грустное впечатление.

Ну разве может это быть, чтобы божье дело оставалось и даже вовсе не вышло от недостатка денег?

Много я думал, и не только думал, но выживал этот вопрос и пришел к тому несомненному положению, что потребность в деньгах показывает неправильность положения, и, чем больше потребность, тем больше неправильность, и что когда испытываешь эту потребность, то дело не в том, чтобы добыть деньги, а в том, чтобы уничтожить эту потребность.

Всё равно как при чесотке, надо не чесать, а прекратить болезнь.

И в самом деле, разве возможно, чтобы люди, не признающие ничего своим, хотели бы посредством денег сделать своей...¹ собственность земельную? Эту ошибку делают очень многие: так противна жизнь городская, так радостна деревенская, так хочется поставить себя в такие условия, чтобы можно было учесть себя, установить свой баланс с людьми, сказать себе: — я живу своим трудом и им же служу другим, — как будто это возможно, как будто везде и всегда мы не будем в неоплатном долгу?

Дело только в том, чтоб мы его чувствовали, этот долг, всегда и везде. Ах, милый друг, как всё это просто и как всё, казавшееся мне столь трудно разрешимым, теперь кажется ясным!

В денежном вопросе всё сводится к тому, что деньги есть та злая, антихристианская сила, которая заменила владение рабов.

Что же нам делать?

Никогда не пользоваться рабами, т. е. деньгами.

Что делать, чтоб не было нужды в пользовании деньгами?

Уменьшить свои потребности.

Какие потребности самые денежные, т. е. для удовлетворения которых нужно больше всего денег?

Потребность...¹ не свободы (познаете истину, и истина освободит вас), а того, что называется свободой, возможностью изменять свое положение. — Это самая большая роскошь.

И эту-то роскошь дьявол представляет в виде обратном, в виде опрощения. — Надо не попадаться на это.

Что ж плохого в том, что христианин живет в городе?

Он принимает участие в городской эксплоатации? Да ведь он знает, радуют его или нет выгоды городской жизни.

Он поглощает больше, чем дает? Да кто это счел?

Разве христианин дает что-нибудь материальное?

Он дает то, что велено, чтобы свет наш светил перед людьми и они прославляли бы...¹

Дело это для искреннего человека всегда будет выражаться в форме материальных дел, но само оно не материально.

Да вы всё знаете, как и я.

Нужно одно, что я последнее время постоянно повторяю себе: радостно исполнять волю Отца в чистоте, смирении и любви, т. е. 1) жить, избегать нечистоты душевной (похоти, тщеславия и другого греха против людей); 2) в смирении, т. е. как бы вперед готовясь на то, что люди будут презирать, или хоть не понимать и ставить в неловкое положение тебя, и 3) в любви, т. е. затишая в себе всё то, что может вызвать нерасположение, и возбуждая всё, что может вызвать любовь.

И когда удается так жить, то в каких бы ты ни был условиях, — радость всегда будет непрестанная, вечная.²

Л. Толстой.

Печатается по тексту, впервые опубликованному в «Елисаветградских новостях» 1904, № 120 от 21 марта. Датируется на основании письма Файнермана, на которое отвечает Толстой: в письме (без даты) Файнерман сообщал о получении номеров «Русского дела» с статьей Т. М. Бондарева и предисловием к ней Толстого (№ 12 от 20 марта и № 13 от 27 марта) и упоминал, что работы «Комиссии гр. Палена по еврейскому вопросу» должны «войти с 1 мая на рассмотрение Государственного совета».

Ответ на ту часть письма И. Б. Файнермана, где он писал о сборе средств для устройства еврейской земледельческой общины.

¹ Многоточие в опубликованном тексте.

² Обилие абзацев в данном письме обязано публикатору. Толстому был несвойствен такой способ письма.

233—234. С. А. Толстой от 3 и 5 мая 1888 г.

235. И. Л. и С. Н. Толстым.

1888 г. Апреля конец — мая 6. Я. П.

Как вы доехали, милые друзья, нам без вас скучно, т. е. жалко, что вас с нами нет. Получили эту телеграмму и ничего по ней не сделали. Я думаю, что не беда. Напишите, как вы устроились и какие планы. Мое здоровье теперь совсем хорошо. Наше общество трезвости имеет большой успех, подписались многие, но зато один, Данило,¹ успел подписаться и напиться. Я ничего не робею от этого, а жду тебя, Илья, и очень жду, и буду очень рад за тебя, когда ты бросишь эти две скверные привычки: алкоголь и табак, привившиеся вне правильной жизни. Жизнь дело не шуточное, особенно теперь для тебя всякий шаг твой важен. Много хорошего есть у вас — самое главное чистота и любовь, которые берегите всеми силами, но многое-многое угрожает вам, — вы не видите, а я вижу и боюсь. Ну, до свиданья, целую вас, все вам кланяются. Пиши. В Москве всё по последним письмам благополучно, торопятся сюда.

Л. Т.

Печатается по тексту, опубликованному в книге: И. Л. Толстой, «Мои воспоминания», М. 1914, стр. 213—214. Впервые опубликовано в «Русском слове» 1913, № 279 от 4 декабря. Датируется по содержанию: И. Л. и С. Н. Толстые уехали из Ясной Поляны в Никольское 26 апреля 1888 г., а 7 мая Толстой получил уже от них письмо (см. т. 84, № 404).

¹ Д. Д. Козлов.

236—237. С. А. Толстой от 7—8 и 9 мая 1888 г.

*238. П. М. Третьякову.

1888 г. Мая 11—12. Я. П.

Уважаемый Павел Михайлович,

Правда, что когда ко мне обратились молодые писатели, я действительно смешал их с тем сборником, о котором вы мне говорили, и я написал им, что если бы мне пришлось написать что-нибудь о Гаршине, то никуда не отдал бы этого, как в сборник о нем.¹

Как вы видите, это очень далеко от обещания. Теперь же, судя по предстоящим мне занятиям и по состоянию моего здоровья, я даже совершенно уверен, что не буду в состоянии написать ничего ни в тот, ни в другой.

Очень жалею, что не мог исполнить вашей просьбы.

Теперь о нашем согласии против пьянства. Вы пишете о брошюрах о вине, что они хороши и что применять их возможно.

Желал бы думать, что вы под этим разумеете то, что присоединяетесь к нашему согласию. На всякий случай посылаю вам листок, надеясь, что вы, подписав его, присоедините и других членов. В особенности же желательно было бы вербовать членов между рабочим народом — фабричными. Книжки эти можно иметь у Сытина по 1 р. 25 к. сотню и поэтому не убыточно и удобно раздавать рабочему народу. Как вы об этом думаете?

Передайте мой душевный привет Вере Николаевне² и надежду на то, что и она с дочерьми сделается деятельным членом нашего согласия.

Искренно уважающий вас Л. Толстой.

Печатается по подлиннику (написано рукой T. Л. Толстой; последняя фраза и подпись — рукой Толстого). Черновик письма впервые опубликован в «Литературном наследстве», 37-38, М. 1939, стр. 252. Датируется на основании письма П. М. Третьякова от 10 мая 1888 г., на которое отвечает Толстой (опубликовано там же, стр. 251—252).

Павел Михайлович Третьяков (1832—1898) — основатель художественной галлереи в Москве, носящей его имя. Познакомился с Толстым в 1884 г. Переписка Толстого с Третьяковым почти полностью (за исключением двух писем Толстого) опубликована в «Литературном наследстве», 37-38, М. 1939, стр. 247—267.

¹ В 1888 г. готовились два сборника, посвященные памяти В. М. Гаршина. Один из них вышел из печати под названием «Памяти В. М. Гаршина» под ред. Я. В. Абрамова, П. О. Морозова и А. Н. Плещеева (СПб. 1888); другой (сборник «молодых писателей») под названием «Красный цветок» под ред. М. Н. Альбова, К. С. Баранцевича и В. С. Лихачева (1889). Статей Толстого о Гаршине в этих сборниках нет. Письмо Толстого к «молодым писателям» о сборнике также неизвестно. Толстой, очевидно, ошибся, имея в виду свое письмо об этом к П. И. Бирюкову от 14 апреля 1888 г. См. № 216.

² Вера Николаевна Третьякова (1844—1899), жена П. М. Третьякова.

239. В. Г. Черткову от 12 мая 1888 г.

* 240. Т. Л. Толстой.

1888 г. Мая 15. Я. П.

Милый друг Таня!

Прежде чем отвечать тебе и писать вообще, перепишу все о делах, к[оторых] набралось много и боюсь забыть. Вы же с Машей всё, смотрите, сделайте.

1) Подписанное объявление¹ посылаю, по нем получите.

2) Посылаю письмо Желтова — запишите членов и вышлите ему экземпляра по 3 пьянственных книг, да по одному № «Рус[ского] Дела».²

3) Прилагаю письмо Щербакова из Сибири.³ Вышлите ему по 1 экз[емпляру] книжек и листок.

4) Прилагаемый печатный листок,⁴ поправленный, перешлите Сытину, требуя от него еще коректуру.

5) Если мы успеем переписаться, то скажите, куда уставлять вашу девочкину мебель и кровати: на терасу, в комнату с образами или в балконную?

6) Имейте в виду, что курьерский поезд останавливается всегда на Козловке и потому можно ехать хоть части вас до Козловки на машине.

Казалось бесчисленное количество дел, а вышло, что больше никаких не вспомню теперь, да и нет, кажется.

Ну, каша в доме со всей предшествовавшей путаницей, да еще при белении стен и потолков. Но так как всё «образовывается», то и то тоже. Количка еще со мною. Всё медлит. Были неприятные холода и дожди, нынче тепло и весело, и я ободрился.

Прощайте, милые, если вы отложите отъезд, то напишите о себе и о мама, и о мальчиках, Лева и Ваня включительно.

Л. Т.

Адресую письмо Леве с тем, чтобы, если вас не застанет, он с Осипом Петр[овичем]⁵ сделал бы порученное. Вместо писем Щербакова и Желтова — пишу, что сделать: 1) В гор[од] Тару, Тобольской губ., Федору Ивановичу Щербакову выслать листок и по 1 экз. 4-х пьянств[енных] книг.

2) Желтову, Нижегород[ской] губ. село Богородское по 3 экз[емпляра] пьянств[енных] книг и 2 № 12 и 13 «Рус[ского] Дела».

Не нужно ли кому переписка? Озмидов и Залюбовской просят работы. Вспомни, Таня.

Письмо Полушину⁶ перешли.

На конверте:

Москва. Долгохамовнический переулок, дом № 15.

Льву Львовичу Толстому. Для передачи Тане.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

Письмо Т. Л. Толстой, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Почтовая повестка.

² Ф. А. Желтов в письме от 2 мая 1888 г. просил выслать книг о борьбе с пьянством и записать в члены «Согласия» двух крестьян с. Богородского. В №№ 12 и 13 «Русского дела» за 1888 г. была напечатана статья Т. М. Бондарева с предисловием Толстого (см. прим. 1 к письму № 180).

³ Федор Иванович Щербаков, из города Тара, Тобольской губернии, в письме от 15 апреля 1888 г. просил Толстого записать его в члены «Согласия» и выслать «устав».

⁴ Сокращенное изложение статьи А. Т. Соловьева «Вино для человека и его потомства — яд».

⁵ Осип Петрович Герасимов (ум. 1920), кандидат Московского университета, в то время заведующий складом издания сочинений Толстого, помещавшимся в доме Толстых, во флигеле; позднее учитель, а с 1901 г. директор Дворянского пансиона; был дважды товарищем министра народного просвещения.

⁶ Письмо неизвестно.

241. А. Т. Соловьеву.

1888 г. Мая 20. Я. П.

20 мая 1888 г.

Дорогой Александр Титович!

Получил нынче только и прочел брошюру «о табаке».¹ Прекрасно. Очень радуюсь тому, что она распространяется, и надеюсь, что она принесет свою пользу. Если вы разрешите ее напечатание Сытину, то сделаете этим доброе дело, т[ак] к[ак] через Сытина она получит еще большее распространение.

Притом надо постараться, чтобы было разрешено цензурой (она ведь всё запрещает) издание согласия против пьянства.

Листок ваш против пьянства² я просмотрел, кое-что сократил и послал Сытину. Это будет очень хорошее издание, и прекрасно бы было также сокращение сделать и против табаку.

Любящий вас Л. Толстой.

Печатается по тексту, впервые опубликованному в ТЕ, 1912, стр. 125.

¹ А. Т. Соловьев, «Табак. Средство избавиться от многих болезней», Казань 1888.

² См. прим. 4 к письму № 240.

* 242. H. H. Ге (сыну).

1888 г. Мая 29. Я. П.

Спасибо, милый друг, за письмо. Я хорошенько не понял, как вы устраиваетесь. Помогай вам бог; с большим, каюсь, волнением буду ждать результатов. Целую милого, милого друга Ник[олая] Ник[олаевича] старшего. Это не письмо, а заявление в получении. Мои все приехали и Кузминские — полон дом, и все хорошо. О Булыгине¹ еще не слыхать. Ну прощайте, целую вас и Анну Петровну, если позволите. Таня получила письмо от Кати,² а я завтра посылаю вам о жизни. Все вас всех любят.

Л. Т.

Печатается по копии. Дата копии.

Письмо H. Н. Ге, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Михаил Васильевич Булыгин (1864—1943), бывший гвардейский офицер, владелец небольшого хутора Хатунка, Крапивенского у. Тульской губ., один из близких друзей Толстого.

² Екатерина Ивановна Ге. См. прим. 3 к письму № 25.

* 243. А. Ф. Кони.

1888 г. Мая 15—31. Я. П.

Уважаемый Анатолий Федорович,

Благодарю вас за присылку книги.¹ Я почти всю прочел ее. Так интересны дела и освещение некоторых из них.

Если живы будем, очень рады будем вас видеть в августе.

Историю Они² и ее соблазнителя я одно время хотел написать, т. е. воспользоваться этим сюжетом, и о разрешении этого просил узнать у вас. Но вы ничего не написали об этом.³

Так до свиданья.

Любящий вас Л. Толстой.

Печатается по подлиннику (написано рукой T. Л. Толстой; последняя фраза и подпись рукой Толстого). Датируется на основании писем А. Ф. Кони: от 14 мая 1888 г., на которое отвечает Толстой, и от 1 июня 1888 г. — ответного письма Кони.

Анатолий Федорович Кони (1844—1927) — судебный деятель и писатель-мемуарист, знакомый Толстого с 1887 г.

¹ А. Ф. Кони, «Судебные речи», СПб. 1888.

² Ударение Толстого.

³ В бытность у Толстого Кони рассказал историю из своей судебной практики о Розалии Они и обещал на этот сюжет написать рассказ для «Посредника». См. письмо № 98. Толстого заинтересовал этот сюжет, и у него возникла мысль самому использовать его. См. письмо № 216. Кони, отвечая Толстому на публикуемое письмо, сообщал, что он не только разрешает, но сам «обращается с просьбой» о том, чтобы Толстой написал такой рассказ. На основе этого сюжета Толстым впоследствии был написан роман «Воскресение». См. тт. 32 и 33.

244. С. Т. Семенову.

1888 г. Июня 2. Я. П.

Дорогой С[ергей] Т[ерентьевич], получил ваше письмо и был очень рад ему, тому, что вы так верно поняли смысл статьи Бондарева и так приняли ее к сердцу; еще тронуло меня в вашем письме ваше доброе отношение к вашей жене:¹ поддерживайте его всеми силами и спокойно, без ответа, переносите нападки на нее, — чем дольше вы будете выдерживать, тем больше будет вам награда — не на небе только, но здесь, тем радостнее будет ваша жизнь. Претерпевый до конца спасен будет. Это великое слово. И я на опыте сколько раз видел и вижу, что человек, делая доброе и разумное, но не получая похвалы и награды, бросает это доброе дело в то самое время, когда дело должно бы начать приносить плоды. То же с земледелием: стоит отнестись к нему, как к тяжести, и оно будет мука; стоит понять, что это радость, и оно будет радость и будет давать высшую награду, к[оторую] может получать человек. Не знаю, как вы, но я ни в каком другом деле не испытываю такого удовлетворения, как в земледельческой работе (особенно люблю косьбы, а еще больше пахоту), и главное п[отому,] что во всяком другом деле нужно, хочется одобрения людей, а в этом нет. В писании, в мастерстве всяком, в охоте даже, нужно и приятно одобрение людей, а в земледельческом труде ничего не нужно, кроме произведения труда и сознания хорошо, с пользой и нравственно, по закону божьему проведенного времени. — Если бы только люди, — большинство, поняли так, как это понимаете вы и я, совсем разных привычек люди, что радость и счастие не в пользовании чужими трудами, а в произведении труда, как бы много уничтожилось несчастий. А дело к этому идет, и надо помогать своей жизнью тому, к чему идет дело.

Я живу очень хорошо. Теперь много работаю в поле и ничего не пишу, чего и вам желаю. Если будет потребность высказаться, если сложатся стоящие того и нужные людям мысли, то они не пропадут. Прощайте, пишите, дава[йте] о себе знать.

Любящий вас

Л. Толстой.

На конверте:

Волоколамского уезда, Московской губ. Сергею Терентьевичу Семенову.

Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 2, стр. 71. Датируется на основании почтовых штемпелей.

Письмо С. Т. Семенова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Фекла Платоновна Семенова.

245. В. Г. Черткову от 10? июня 1888 г.

246. Г. А. Русанову.

1888 г. Июня 28. Я. П.

Простите, дорогой Гаврило Андреевич, что пишу на карточке. Занят я всё больше полевыми работами, и писать много некогда. Спасибо вам за письмо.¹ Мне особенно радостно всегда получать ваши письма. Ал[ександр] Петр[ович]² уже давно у меня и рассказал про вас — с тою любовью, к[оторую] вам свойственно вызывать в людях, — и про вашу милую семью, к[оторую] вспоминаю всегда с любовью. Получил радостное письмо от Б[уланже].³ Я жив, здоров и счастлив. Мои все вас помнят и любят.

Л. Толстой.

Если я не ответил на что, то простите, я отвечу, если нужно. —

На конверте:

Г. Землянск. Гаврилу Андреевичу Русанову.

Впервые опубликовано в «Вестнике Европы» 1915, 3, стр. 14. Датируется на основании почтовых штемпелей.

¹ Письмо Г. А. Русанова от 28 мая 1888 г.

² Александр Петрович Иванов (ум. 1911), переписчик Толстого. См. о нем т. 63, стр. 214. Русанов писал Толстому о посещении его Ивановым.

³ Письмо П. А. Буланже от 18 июня 1888 г. (см. прим. к письму № 249).

* 247. Н. Н. Страхову.

1888 г. Июня 28. Я. П.

Спасибо, дорогой Николай Николаевич, за письмо и статью.¹ Несмотря на сельские работы летом, я проследил ваш спор с Соловьевым и, простите, нашел, что и правы и не правы вы оба. Ведь вы знаете, как выгодно со стороны смотреть и разбирать. Против Данилевского² за ист[орическое] отрицание народности я с Соловьевым, но в осуждении его узких, пошлых, односторонних исторических взглядов я за вас и Данилевского. В особенности я за вас в осуждении его недобросовестности, злоупотреблен[ия] бойкости слова, легкомыслия и осуждении и осмеянии жестоком его защиты спиритизма. Вам должно быть радостно было на этом случае видеть, как твердо поставлены ваши положения о вечных истинах. Мне было очень приятно. Я здоров, счастлив, ничего не пишу, но... живу и мыслю. Все вас помнят и любят.

Когда же вы к нам? Все и я очень вас желают и ждут.

Любящий вас Л. Толстой.

Датируется на основании пометы Н. Н. Страхова.

Ответ на письмо Н. Н. Страхова от июня 1888 г. (см. ПС, № 214).

¹ Н. Н. Страхов, «Наша культура и всемирное единство» — «Русский вестник» 1888, 6, стр. 173. Статья эта написана в ответ на статью В. С. Соловьева «Россия и Европа» — «Вестник Европы» 1888, 2, стр. 742—761, и 4, стр. 725—767.

² Николай Яковлевич Данилевский (1822—1885), публицист славянофильского направления, естествоиспытатель-антидарвинист и практический деятель в области сельского хозяйства; близкий друг Н. Н. Страхова.

248. П. И. Бирюкову.

1888 г. Июня 28. Я. П.

Что вы поделываете, дорогой друг? Из деревни¹ не было еще от вас писем. Я живу очень хорошо для себя и, думаю, для бога. Много работаю руками и меньше пером² и языком, и пот[ому] на совести чище. Ничего не пишу, но не скажу, чтобы не работалось само собой внутри. На днях приехать хочет Ге старший.

Л. Толстой.

На обратной стороне открытки:

Кострома. Павлу Ивановичу Бирюкову.

Впервые опубликовано в Б, III, изд. 1-е, стр. 65. Датируется на основании почтовых штемпелей.

¹ П. И. Бирюков в то время жил в Костромской губернии в имении своей матери.

² Слово: пером написано по слову: головой

*249. П. А. Буланже.

1888 г. Июня 28. Я. П.

Очень, очень был обрадован вашим письмом, дорогой друг. Поцелуйте за меня вашу жену¹ и новорожденного.

Постараемся меньше упрекать тех несчастных заблудших людей, которые по неразумию своему чуть не лишили вас ребенка, слишком уж грубо их заблужденье, несмотря на всю их самоуверенность.² Но да будет это и нам уроком: верить разуму, совести, а не авторитетам.

Любящий вас.

Печатается по копии. Дата копии.

Павел Александрович Буланже (1864—1925) — в то время служащий в управлении Екатерининской ж. д. в Екатеринославе; близкий знакомый Толстого. См. т. 63, стр. 350. В письме от 18 июня 1888 г. сообщал Толстому о рождении сына Николая.

¹ Мария Викторовна Буланже.

² Толстой имеет в виду врачей, предсказывавших неблагополучные роды.

250. Н. Н. Ге (отцу).

1888 г. Июня 30. Я. П.

Получили ваше письмо,¹ дорогой друг, и радуемся мысли увидать вас. У нас всё очень хорошо.

Любящий вас Л. Толстой.

На обратной стороне открытки:

Курско-Киевская ж. д. Ст. Плиски. Николаю Николаевичу Ге.

Впервые опубликовано в ТГ, стр. 111. Датируется на основании почтовых штемпелей.

¹ Письмо Н. Н. Ге к М. Л. Толстой (без даты). См. там же, стр. 110—111.

251. В. Г. Черткову от 5 июля 1888 г.

* 252. Е. М. Бутурлиной.

1888 г. Июня конец — июля начало. Я. П.

Дорогая Елизавета Михайловна.

Получил я ваше письмо короткое, в к[отором] вы извещаете меня о своем намерении приехать, прежде чем большое страховое: оно долго замешкалось в Туле. — Вы не приехали, и потому могу надеяться, что не случилось того, чего вы боялись, и что нравственная болезнь вашего бедного мужа прошла. Что болезнь эта пройдет и что он вернется к жизни (я разумею нравственную, духовную жизнь) и к вам, это так же верно, как и то, что мы все умрем. Дело только в том, чтобы вам иметь силы выждать это без злобы против него и нее и, главное, без сожаления к себе, а с сожалением к ним — к заблуждающимся, а в особенности к нему, что должно бы быть вам легко. Простите меня, но я заметил в вашем письме черты сожаления к себе и боюсь этого за вас. Не думайте, чтобы я не понимал вашего положения и боли вашего страдания. Я понимаю, всей душой сочувствую, но, именно п[отому], ч[то] сочувствую и знаю эту ужасную боль, именно поэтому и прошу вас всю силу своей души, всё свое внимание употреблять на то, чтобы думать о них — о нем хоть одном (он ужасно жалок, был ужасно жалок уже в Москве), а не о себе. Чем больше вы будете достигать этого: думать о нем, переноситься в него, и меньше о себе, тем вам будет легче и легче. Семья? Дети? Да тут-то и надо вам думать о них и заместить собою, своей добротой, прощением, высотой душевной всё то, что теряют в отце. Помогай вам бог, дорогая Елизавета Михайловна.

Любящий вас Л. Толстой.

Датируется на основании писем Е. М. Бутурлиной от 10 и 12 июня 1888 г., на которые отвечает Толстой, и ответного письма Бутурлиной от 8 июля.

Елизавета Михайловна Бутурлина (ум. 1918) — с 1872 г. жена Александра Сергеевича Бутурлина. Писала Толстому о предполагаемом разрыве с мужем.

253. И. Б. Файнерману.

1888 г. Июля начало. Я. П.

Очень обрадовался вашему письму, милый друг, и тому, что вы о себе пишете. Рад, что вы в елисаветградской общине и не одиноки. Передайте мою любовь вашей жене и всем братьям. Хотя вы и много писали мне про них, напишите еще подробнее, главное, о том, верят ли они и исповедуют ли жизнью то, что по плодам узнается дерево, что единственное мерило жизни христианской, т. е. любовной — в отношении между тем, что человек берет от людей, и тем, что отдает им. И что для того, чтобы достигнуть такой жизни, нужно: 1) как можно ниже оценивать то, что даешь, и как можно выше то, что берешь, и 2) для того, чтобы не ошибиться, — стараться давать людям самые простые и потому несомненно полезные им вещи и те, которые делаются с наибольшим напряжением труда и при наинеприятнейших внешних условиях и потому встречающих наименьшее число конкурентов. Впрочем, вы всё это знаете так же, как и я. Я только упоминаю об этом потому, что в последнее время всё более и более убеждаюсь в том, что в этом одном различие между истинными, искренними христианами, или живыми людьми, и фарисеями самых разных сортов, или ходячими мертвецами. Чем проще дело и чем труднее и унизительнее оно по мирской оценке, тем с большей радостью за него хватается христианин, считая это дело тем самым хлебом насущным, о котором он просит Отца, и тем с большей хитростью и умствованиями отворачивается от такого дела фарисей, отыскивая самое легонькое высоко-ценимое мирскими людьми дело, дающее ему оправдание лжи и праздности.

Посылаю вам две прекрасные книжки «Посредника» и «О жизни».¹ Если перепишете «О жизни», то пришлите назад.

Л. Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в «Елисаветградских новостях» 1903, № 7 от 21 ноября. Датируется сопостановлением с письмом Толстого к И. Б. Файнерману от 1—2 августа 1888 г.

В письме без даты, на которое отвечает Толстой, Файнерман сообщал о переезде в Елисаветград, в общину духовно-библейского братства, и о своей женитьбе на Анне Львовне Любарской.

¹ Список статьи или гектографированное издание ее.

254. Н. Я. Гроту.

1888 г. Июля 15. Я. П.

Простите, пожалуйста, дорогой Николай Яковлевич, что долго не отвечал вам. На словах, глядя вам в глаза, ответил бы и знал бы, про что сказать; но в письме трудно. Мне трудно особенно теперь, особенно потому, что я каждый день и целые дни на работе в поле и не беру пера в руки и не скажу, что мало думаю, но совсем иначе думаю. Попробую, однако, нынче в выдуманный и обязательный праздник 900-летия крещения ответить по пунктам.

Первый и второй пункт сходятся к одному: вы считаете, что нехорошо жениться на женщине, имея в виду ее состояние, или избрать друга, имея в виду выгоды, могущие быть от этой дружбы. Отчего? Оттого, что вы считаете брак и дружбу такими важными и драгоценными отношениями, что вы боитесь нарушить чистоту их соображениями о выгоде? Но не в тысячу ли раз важнее духовная деятельность, ученье и учительство, и в этих делах мы ставим на первый план не только выгоды, но хуже этого. Мы прежде всего решаем, что вся наша жизнь с семьей будет держаться на материальных условиях известного места, а потом уже, сообразно с условиями этого места, устанавливаем нашу духовную деятельность. Что же может быть ужаснее этого? Помоги вам бог утвердиться в вашем сознании. А выйти матерьяльно из ложного положения всегда легко. В 3-х, ваше желание писать социальный роман¹ очень вероятно есть ложные потуги. Если бы они были настоящие, ничто бы не помешало вам. В конце этих пунктов вы делаете вопрос: неужели изменить жизнь? Семья, лишения? Как может человек, спасающийся от беды, заглядывать вперед, что он запачкает или разорвет платье или даже свое или даже чужое тело. Ведь дело всё в том, чтобы ясно сознать беду и деятельность, нужную для избавления от нее. А там всё пойдет точно так же, как идет теперь, как идет у всех, т. е. вперемежку дурное и хорошее....²

Наши все живы, здоровы и довольны и вам кланяются.

Любящий вас Л. Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в сборнике «Н. Я. Грот в очерках, воспоминаниях и письмах», 1911, стр. 211—212. Датируется на основании упоминания о «празднике 900-летия крещения» («крещения Руси»), который праздновался 15 июля 1888 г.

Ответ на письмо от 23 июня 1888 г., в котором Грот писал о внутреннем разладе, вызванном сознанием, что он «учит людей за деньги» и что весь строй университетской жизни ненормален; что он портит людей, «наполняя их головы ненужным хламом».

¹ Об этом Грот писал: «Меня настойчиво преследует мысль о большом социальном романе, который должен раскрыть новые стороны людских отношений, новый мир идеалов и общественных задач. И я чувствую, что нет у меня теперь ни времени, ни права засесть за эту работу, не совместимую с моим теперешним положением».

² Многоточие в копии.

255. И. Б. Файнерману.

1888 г. Августа 1—2. Я. П.

Спасибо, милый друг, что извещаете, но напишите подробнее, кто ваша жена? Будучи сам в вашем положении, я бы не старался разорвать с прежней женой и жениться, и вы не старайтесь; и не советовал бы вам и всякому это делать, но когда уже факт совершился, то я по слабости своей этому рад, рад потому, что мне кажется, что вам будет легче жить. Очень мне жалко, что вы не получили моего письма:¹ я писал вам с месяц тому назад в ответ на письмо из Елисаветграда, и адресовал на почту, и по совету Колички или Бирюкова или обоих, с которыми мы читали ваше письмо, надписал: «а если нет, то в Кременчуг». Может, оно и найдется. Но хорошо то, что вы пишете и верите в мою и всех наших друзей к вам, как и ко всем людям, любовь. Теперь у нас гостит Ге-старший. Хотел сказать, что он такой же, но это была бы неправда, не такой же, но много ушедший вперед, как и все люди живые. Я живу хорошо: очень много, больше всех годов работаю в поле с девочками, особенно с Машей, которая самая большая моя радость, и ничего не пишу. Здешние все помнят и любят вас. Вчера я после обеда копал с Титом² и Павлом Ш[ентяковым]³ могилу для Гани⁴ и поминали вас. Передайте мою любовь вашей жене и всем братьям.

Целую вас, любящий вас Л. Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в ПТС, ІІ, № 363. Датируется на основании ответного письма Файнермана с почтовым штемпелем 5 августа 1888 г.

¹ См. № 253. Оно задержалось в пути, и в ответном письме Файнерман сообщал о его получении.

² Тит Иванович Пелагеюшкин (Полин), яснополянский крестьянин, буфетчик у Толстых.

³ Павел Федорович Шентяков, кучер Толстых.

⁴ Ганя, нищенствующая крестьянка Ясной Поляны.

256—259. В. Г. Черткову от 15, 28 августа, 13 и 20... 28 сентября 1888 г.

260. П. И. Бирюкову.

1888 г. Сентября 29. Я. П.

Сейчас написал Чертковым длинное письмо¹ в ответ на разные его задиранья (самые хорошие), и зазрила совесть, что вам не ответил на последнее. Радуюсь за вас, что вы в деревне. На долго ли? Верно заедете проездом. Мы здесь, говорят, до ноября. Несмотря на то или, скорее, благодаря тому, что веду всё ту же рабочую жизнь, не вижу, как идет время. Крышу только покрыл² с немым еще одно звено по-уфимски, а остальное прикрыли просто до будущего года. Теперь понемногу подсобляю в лесной постройке Прокофью³ и Семену.⁴ Садами тоже мужицкими начал заниматься. Дела всегда много. Хочется и писать иногда, но думаю, что это соблазн, п[отому] ч[то] хочется головой, т. е. говорю себе: как бы приятно по примеру прежних лет иметь работу, в к[оторую] бы уходить по уши, хочется голов[ою], а не всем существом. И пот[ому] думаю, что это соблазн. Вообще, я с нынешнего года ступил на новую ступеньку, — может быть, она покажется вниз для других, п[отому] ч[то] не хочется писать и говорить не хочется и засыпаешь часто — старческое ослабление, но для меня оно вверх, п[отому] ч[то] меньше зла к людям и радостнее жить и умирать.

Мар[ья] Ал[ександровна] б[ыла] нынче и пошла домой в Тулу. Она там прекрасно живет с сестрой. Она спрашивала, где ваша матушка, и я не мог сказать, с вами в деревне или уж в Пет[ербурге]. Кузминские, кроме двух девочек,⁵ уехали. Ну, прощайте пока, милый друг. Наши, как и все, вас всегда любят.

Л. Т.

Отчего вы не нужны в Петербурге? Что Сибиряков?

Впервые опубликовано в Б, III, изд. 1-е, стр. 66. Датируется на основании пометы П. И. Бирюкова: «1 окт. 1888» (дата получения письма).

¹ См. т. 86, № 200.

² Речь идет о постройке избы для бедной вдовы, крестьянки Ясной Поляны, Анисьи Копыловой.

³ Прокофий Власович Власов, яснополянский крестьянин.

⁴ Семен Сергеевич Резунов, яснополянский крестьянин.

⁵ М. А. и В. А. Кузминские. См. прим. к письму № 281.

261. Н. Н. Ге (отцу) и Н. Н. Ге (сыну).

1888 г. Октября 8. Я. П.

Соскучился я по вести о вас, милые, дорогие друзья Н[иколаи] Н[икола]евичи старший и младший. Хорошо ли у вас? Что-то мне жутко за вас. Последнее, что я знаю о вас, оставил я вас обоих, как мне кажется, в процессе борьбы или ломки. Напишите, как и что вы. Дай бог, чтобы беспокойство мое было напрасное. Причина одна, что очень вы мне дороги, а другая, что трудно, особенно со стороны глядя. Для себя не трудно то, что делаешь, а за другого всегда жутко. Жизнь наша вот какая. Кузминские уехали уже недели две, девочки остались с нами. Жена занята маленькими, особенно Ваней, а мы с 4 девочками и П[авлом] И[вановичем], к[оторый] тоже недели две уже живет у нас, держимся вместе и хорошо работаем, читаем, беседуем. Нынче Таня и Маша уехали с Пироговскими¹ к Илье,² вернутся в середу. Я не пишу, и сначала было скучно, а теперь рад. У меня сделалась привычка от жизни уходить в раковину моего писания — пренебрегать жизнью (отношениями с людьми) из-за писания, и это нехорошо. Теперь не пишешь, некуда спрятаться, и серьезнее относишься к жизни, всякую минуту ее стараешься прожить во-всю — лучше, и этак лучше. — Прощайте, милые друзья, не совсем берите с меня пример и напишите мне подлиннее и поподробнее о себе. Мих[аила] Вас[ильевича]³ поцелуйте. М. В. Булыгина видел 2 раза. Я был у него. Он дом построил. Много не так делает. Я ему говорил, да видно, так надо было. Он такой кроткий и серьезный.

Любящий вас очень Л. Т.

Отрывок впервые опубликован в Б, III, изд. 1-е, стр. 73; полностью в ТГ, стр. 112—113. На копии письма дата, проставленная с несохранившегося конверта.

¹ Толстой имеет в виду дочерей Сергея Николаевича Толстого: Веру Сергеевну (1865—1923) и Марию Сергеевну (р. 1872).

² Илья Львович Толстой жил в то время на «Александровском хуторе», являвшемся частью имения Толстых Никольское, Чернского у. Тульской губ.

³ Михаил Васильевич Теплов, художник, ученик Н. Н. Ге. См. т. 63, стр. 336.

262. В. Г. Черткову от 9? октября 1888 г.

*263. Д. А. Хилкову.

1888 г. Октября 12. Я. П.

А мне кажется, дорогой друг и брат [Дмитрий Александрович], что определять словами ничего не надо и незачем. Зачем? Зачем мне проводить ту черту, которая отделит для меня одних и приблизит других людей? Ведь мы только одного хотим: любить и считать братьями всех людей, зачем же лишать себя этой возможности, или, по крайней мере, затруднять это.

Вы скажете, чтоб не было ложных братьев; да и они тут-то и будут, когда будет формула, под которую им можно будет подделаться (а нет такой формулы, под которую нельзя подделаться). Он откажется от военной службы, от суда, а будет ходить по ночам с револьвером от людей. Одно средство не иметь ложных братьев это всех считать братьями, заблудшими, спящими на время, но способными всякую минуту проснуться. Но как относиться к правительству? церкви? А как относиться к деньгам, к связям с родными и к их ложной жизни, к жене и 1000 таких же вопросов, которые я бы вам сделал, если бы мы говорили, а не переписывались. Разрешение всех этих вопросов одинаково важно, и никто из живых людей не разрешит их вполне чисто. А каждый искренно идущий по пути истины разрешает в одном важном, а в другом менее важном погрешает. Как от репьев отдираешься не сразу, но откидывая большую долю, цепляешься за меньшую. И судья этому он один и бог, живущий в нем. Нам не надо его судить и не надо устанавливать тех форм, по которым судить его. Но для себя, скажете вы, для себя нужно знать, что я могу и чего не могу делать. На это могу отвечать только по личному опыту. Вот что я знаю по личному опыту: я всегда знал и знаю, чего не должно делать и что не хорошо. Правда, рядом с истинно дурными делами, которые я знаю, что не должно делать, стояли прежде много безразличных дел, кот[орые], мне казалось, тоже не должно делать. И эта ложная совесть затемняла истинную совесть; но с того времени, как у меня открылись глаза, с одной стороны, отпали предметы ложной совести и заметнее стали предметы истинной, с другой — я разумно понял кое-что из того, что и почему не должно делать, и потому сомнения в том, что не должно делать, для меня нет и, я думаю, не может быть ни для какого правдивого человека. Всякий знает, что предаваться похоти не должно, что приобретать и платить деньги доктору, что прописывать свой паспорт и мн[огое] др[угое] — не должно, это мы все знаем еще прежде, чем сознательно поняли это.

Когда же сознательно поняли это, то ни для кого из нас не может быть сомнения в том, чего не должно делать. Но мы часто все-таки продолжаем делать то, чего не должно — одни — одно, другие — другое. Вот это отчего происходит и как с этим быть? Представляется вопрос: не нужно ли раз навсегда определить, как вы говорите, что должно делать и чего не должно делать? Я думаю, что нет, и вот отчего. Я опять говорю только по личному опыту. Я всегда знаю всё то, чего не нужно делать и что нужно делать и желаю не делать одного и делать другое всё, но я никогда не знаю, что я могу и чего не могу, до тех пор, пока не наступило время действовать, и только само дело, жизнь показывают мне, что я могу, чего не могу делать и чего не могу не делать, показывают мне, насколько выросла и жива во мне духовная сила. Духовная сила эта выражается в известных поступках и в известных отречениях от поступков, и когда она настоящая, то всегда в такой форме: я не могу того-то сделать или не могу того-то не сделать. Не могу присягать, не могу покупать именье, не могу венчаться и т. п. И когда это выражается так, то, во-первых, я действительно никогда уже не могу сделать таких поступков или не могу не сделать, и, во-вторых, не могу сделать или не могу не сделать целый ряд поступков, находящихся в том же порядке, как и один, к[оторый] я сделал или не сделал. Но определение поступков, к[оторые] должно или не должно делать для того, чтобы принадлежать к известной общине, может заставить человека сделать или воздержаться от поступка, когда бы он мог поступить и иначе и когда он может поступить иначе в области равной по своей нравственной обязательности тому поступку, к[оторый] он совершает или от к[оторого] воздерживается. Вот это-то и опасно. Например: я сейчас могу оставить свою семью и могу остаться с ней. Если бы для того, чтобы исполнить устав, я бы оставил семью, я бы не совершил нравственного поступка, скорее напротив, нравственный поступок б[ыл] бы тогда, когда я из одних нравственных мотивов не мог бы поступить иначе, как оставить семью. Нравственный, добрый и плодотворный поступок есть тот, кот[орый] нравственно необходим, если же была нравственная возможность поступить иначе, и если поступок совершен только п[отому], ч[то] я рассудил так поступить, то он нехорош, безнравственен и неплодотворен.

Боюсь, что неясно вам будет, что я говорю. Я чувствую, что не удалось выразить коротко и ясно, но я неделю целую над этим думал и знаю, что мысль, к[оторую] хочу выразить, мне дорога.

Нынче получил письмо от Н. Н. Ге, он пишет о вас и о вашей жене, и мне так радостно б[ыло] через него узнать и полюбить ее. Передайте ей мою любовь и Джунковскому и его жене.¹ —

Мне казалось, что у вас есть «о жизни», если нет, напишите, я достану и пришлю.

Л. Толстой.

Начало письма, до слов: «Но мы часто» (третий абзац) печатается по копии; далее по автографу. Дата копии.

Письмо Д. А. Хилкова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ О Н. Ф. и Е. В. Джунковских см. прим. к письму № 293.

*264. А. М. и Т. А. Кузминским.

1888 г. Октября 15. Я. П.

Девочки ваши, милые друзья Саша и Таня, очень милы — обе, каждая в своем роде, и живут прекрасно, не праздно. Вера переписывает усердно библиотеку, а Маша пишет, шьет, читает, и нынче с ней мы учили, bitte, Машиных учениц и учеников¹ и оба, кажется, разохотились — так милы эти дети. По вечерам — чтение вслух, то б[ыл] Дост[оевский], то Merimée,² то Руссо, то Пушкин даже (Цыгане), то Лермонтов, и предстоит многое — одно естественно вызывает другое. Посетителей у нас мало. П[авел] И[ванович] да нынче Мар[ья] Ив[ановна], акушерка,³ и Богоявленский. Поцелуйте за меня Сережу, спасибо ему за письмо, пусть пишет. Да книги Менд[елеева] что ж не присылает.⁴ Они ведь должны просветить меня.

Приписка к письму М. А. Кузминской к Т. А. Кузминской от 15 октября 1888 г.

Александр Михайлович Кузминский (1843—1917) — в то время председатель Петербургского окружного суда, и его жена Татьяна Андреевна, рожд. Берс (1846—1925) — сестра С. А. Толстой. См. о них в т. 60, стр. 448.

¹ М. Л. Толстая организовала школу для крестьянских детей деревни Ясная Поляна.

² Проспер Мериме (1803—1870), известный французский писатель.

³ М. И. Абрамович.

⁴ С. Л. Толстой, окончивший естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, был большим почитателем Д. И. Менделеева. См. С. Л. Толстой, «Очерки былого», 1949, стр. 128, 168—182.

*265. П. Ф. Вейхерт.

1888 г. Октября 21. Я. П.

Вопросы, которые волнуют вас, суть самые основные вопросы человеческой жизни, и я старался как мог разрешить их и высказал их, и высказал это в тех сочинениях, которые запрещены в печати. Вы можете их достать в Воронеже, а именно, у друга моего Гаврила Андреевича Русанова, живущего в Воронеже. (Если найду его адрес, напишу, а если нет, вы и так узнаете.) Подите к нему с этим письмом и скажите, чего желаете. Он отнесется к вам наверное так серьезно, как к тому вызывает та ваша серьезность и искренность, поразившая меня и в вашем письме. Очень был бы рад, если бы узнал, что мои мысли послужили вам на пользу.

Любящий вас Л. Толстой.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

П. Ф. Вейхерт, гимназистка восьмого класса Гоголь-Яновской гимназии в Воронеже, в письме от 2 октября 1888 г. писала о преследующем ее страхе смерти и задавала ряд вопросов, касающихся смысла жизни, «загробной жизни» и т. п.

*266. T. A. Кузминской.

1888 г. Октября 23. Я. П.

Целую вас всех и вновь свидетельствую о благополуч[ии] и нравст[венности] дочерей. Маша тиха и ясна, Вера шумна и весела, но ясна. В самом деле, они премилые и им, кажется, хорошо среди нашей тишины.

Л. Т.

Приписка к письму М. А. Кузминской к Т. А. Кузминской от 23 октября 1888 г.

267. И. И. Горбунову-Посадову.

1888 г. Октября 1—25. Я. П.

Дорогой Иван Иванович.

Ваш проект переделки или дополнения Бовы¹ мне очень нравится. Если вам и Баранцевичу,² или вам, или Бирюкову удастся сделать то, что вы предположили, то это будет хорошее дело. Куйте железо, пока горячо. В этих вещах надо сейчас же писать то, что придумал, а то разрастается и перерастает замысел: так со мной бывало. Так со мной б[ыло] с битвой Рус[ских] с Каб[ардинцами].³ Я начал и бросил, потом поручил одному человек[у] в Москве, тот написал очень много, бездарно и нецензурно, и рукопись его не пошла. Тэма очень хороша. Кавказский герой ранен, попадает в плен к врагам, любит их, вылечивает и уезжает к себе. Кабардинка бежит за ним и делается христианкой, и герой оставляет военную службу и уезжает с ней в деревню. Всё это так в оригинале.

П[авел] И[ванович] живет с нами, и нам жить очень хорошо. Не только надеюсь, но уверен, что вам так же хорошо и в Петербурге.

Любящий вас Л. Толстой.

Впервые опубликовано в «Сборнике Государственного Толстовского музея», М. 1937, стр. 247—249. Датируется по указанию И. И. Горбунова, который относит письмо к осени 1888 г.; слова же «Павел Иванович живет с нами» дают основание пометить 1—25 октября, т. е. временем пребывания Бирюкова в Ясной Поляне.

Иван Иванович Горбунов-Посадов (1864—1940) — поэт, близкий друг Толстого, редактор и издатель «Посредника»; редактор-издатель журналов «Свободное воспитание», «Маяк», издатель «Сельского деревенского календаря» и др.; автор многих статей о Толстом. См. о нем: «Сорок лет служения людям. Сборник статей, посвященных общественно-литературной и книгоиздательской деятельности И. И. Горбунова-Посадова», М. 1925.

В 1888 г. Горбунов был заведующим конторой «Посредника».

¹ Проект переделки и дополнения лубочной повести «Бова королевич» для народного чтения Горбуновым выполнен не был.

² Казимир Станиславович Баранцевич (1851—1927), писатель-народник.

³ «Битва русских с кабардинцами, или прекрасная магометанка, умирающая на гробе своего мужа» — лубочная повесть. Переделка Толстого этой повести и черновики ее неизвестны.

268. Р. Сайяну (R. Saillens).

1888 г. Октябрь? Я. П.

Monsieur. Je suis vraiment désolé de vous avoir causé de la peine et je vous prie de me pardonner ma faute, qui est bien involontaire, comme vous allez voir. Il parait en Russie une feuille mensuelle très peu répandue: le Rabochie,¹ c’est à dire: L’Ouvrier. Un de mes amis² me donna le numéro de ce journal dans lequel se trouvait une traduction et une adaption à la vie russe de votre récit le père Martin, sans nom d’auteur, en me proposant de profiter de ce récit pour en faire un conte populaire.³ Le récit me plut beaucoup; je ne fis que changer un peu le style et ajouter quelques scènes et le remis à mon ami pour le publier sans mon nom, comme cela était convenu non seulement pour le père Martin mais même pour les récits, qui étaient de moi. Pour la séconde édition l’éditeur me pria de lui accorder le droit de mettre mon nom aux récits qu’il avait reçus de moi. J’y consentis sans penser que parmi ces récits dont huit étaient de moi le récit Martin ne l’était pas. Mais comme il avait été réfait par moi, l’éditeur y mit mon nom comme aux autres. — Dans l’une des éditions redigées par moi je fis ajouter au titro: L’à où est l’amour, là est Dieu la parenthèse: emprunté de l’anglais, l’аmі qui m’avait donné le journal m’ayant dit que le récit était d’un auteur anglais. Mais dans mes oeuvres complètes on a omis la parenthèse et le traducteur a fait la même faute. — C’est ainsi, monsieur, qu’à mon grand regret je me suis rendu coupable envers vous d’un plagiat involontaire, et c’est avec le plus grand plaisir que je constate içi par cette lettre que le récit: Là où est l’amour, là est Dieun’est qu’une traduction et une adaption aux moeurs russes de vorte admirable récit Martin.

Je vous prie, Monsieur, d’excuser ma négligence et de recevoir l’assurance de mes sentiments fraternels.

Léon Tolstoi.

Милостивый государь. Я очень огорчен, что причинил вам неприятность, и прошу вас простить мне мою ошибку, совершенно невольную, как вы увидите из дальнейшего.

В России выходит очень мало распространенный ежемесячный листок «Рабочий».¹ Один из моих друзей² дал мне номер этого журнала, где находился перевод с переделкой, применительно к русской жизни, вашего рассказа «Le père Martin», но без фамилии автора, предложив мне использовать его для переработки в народную сказку.¹ Рассказ мне очень понравился; я лишь немного изменил стиль, прибавил несколько сцен и отдал моему другу для издания без моего имени, как то было условлено между нами не только относительно «Le père Martin», но и вообще рассказов, мною написанных. При втором издании издатель просил у меня разрешения выставить мое имя на полученных от меня рассказах. Я дал согласие, упустив из виду, что среди рассказов, из которых восемь были мои, находится и не принадлежащий мне — «Le père Martin», но так как он был мною переделан, издатель поставил и на нем мое имя. Редактируя одно из изданий, я прибавил к заглавию: «Где любовь, там и Бог» в скобках: «заимствовано с английского», так как друг, давший мне журнал, сказал, что это рассказ английского автора. Но в полном собрании моих сочинений эта прибавка была опущена; ту же ошибку допустил и переводчик.

Вот каким образом, милостивый государь, я, к моему великому сожалению, оказался виновен перед вами в неумышленном плагиате, и настоящим письмом с величайшим удовольствием подтверждаю, что рассказ «Где любовь, там и Бог» есть не что иное, как перевод и приспособление к русским нравам вашего чудесного рассказа «Le père Martin».

Прошу вас, милостивый государь, простить мне мою небрежность и принять уверение в моих братских чувствах.

Лев Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в «Голосе минувшего» 1913, 3, стр. 53. Датируется на основании письма Р. Сайяна от 26 сентября 1888 г., на которое отвечает Толстой.

Рубен Сайян (Ruben Saillens) — пастор и проповедник в Тулузе, автор ряда рассказов, изданных отдельной книгой под заглавием: «Récits et allégories», 1888.

«Я был удивлен и несколько огорчен, — писал Р. Сайян Толстому, — обнаружив в одном из томов ваших последних произведений, под названием «Иван Дурак» (в переводе Е. Гальперина-Каминского), рассказ «Где любовь, там и бог», заимствованный вами от одного французского писателя.

Автор, без сомнения, не отказал бы вам, если бы вы обратились к нему за разрешением переделать эту рождественскую сказку в русский рассказ. Но поставьте себя на его место и сознайтесь, что вам было бы неприятно встретить в иностранной печати одно из созданных вами лиц, и притом за подписью другого автора! Правда, одна и та же мысль может возникнуть в двух различных умах, хотя бы один и превосходил значительно другого. Но совершенно невозможно, чтоб два автора, не заимствуя друг у друга, могли бы дать своему герою одно и то же имя (Мартин), одно и то же ремесло (сапожник), одно и то же семейное положение (бездетный вдовец); невозможно, чтоб они цитировали одни и те же места из Евангелия и изображали бы тех же второстепенных лиц (подметальщика улиц, мать с ребенком).

Имею честь послать вам мою сказку, под названием «Le père Martin», появившуюся в печати 13 декабря 1882 г. в «Народном листке г. Марселя», и выпущенную отдельной книжкой в следующем году фирмой Моннера, Париж.... Я не сомневаюсь, милостивый государь, что вы, с присущей вам честностью, признаетесь, что, случайно напав на мой рассказ, не зная, где меня найти, сочли возможным воспользоваться понравившейся вам темой. И я не сомневаюсь также в том, что вы сделаете всё от вас зависящее, чтоб исправить нанесенный мне матерьяльный и нравственный ущерб» (перевод с французского).

¹ «Русский рабочий» — ежемесячный листок, издававшийся при поддержке «пашковцев» в 1875—1886 гг. в Петербурге; издательница-редактор М. Г. Пейкер, а после ее смерти А. И. Пейкер.

² В. Г. Чертков.

³ Рассказ Р. Сайяна «Le père Martin» («Отец Мартин») появился в «La feuille populaire de Marseille» 1882, номер от 13 декабря. В переводе на русский язык напечатан в «Русском рабочем» 1884, 1, стр. 3—6 под заглавием «Дядя Мартын» (без фамилии автора). По предложению В. Г. Черткова Толстой занялся его переделкой, которая и была издана в «Посреднике» (без указания источника рассказа) под названием «Где любовь, там и бог», М. 1885. См. т. 25.

269. В. Г. Черткову от октября 1888 г.

*270. Е. П. Свешниковой.

1888 г. Ноября 2—5. Я. П.

Очень, очень вам благодарен за ваше письмо. Я знал, что дорогой Фрей очень болен, и ждал этого известия. Вы не ошиблись, говоря, что это был один из лучших людей, которых мне привелось знать. И какая хорошая смерть! Так и должно было быть. Если есть еще подробности об его последних не только днях, но месяцах и годах, то очень хотелось бы знать. Дружески жму вам руку.

Л. Толстой.

Датируется на основании письма Свешниковой от 31 октября 1888 г., на которое отвечает Толстой.

Елизавета Петровна Свешникова — писательница, сотрудница изд. «Посредник», занимавшаяся переделкой и сокращением книг для народного чтения. В письме сообщала о смерти Вильяма Фрея (Владимир Константинович Гейнс, р. 1839), последовавшей 24 октября. О Вильяме Фрее см. т. 63, стр. 340—341.

271. П. И. Бирюкову.

1888 г. Ноября 6. Я. П.

Спасибо, что написали, милый друг. Мы еще в деревне. Жену задержали холода, но теперь оттепель, и послезавтра она хочет ехать, мы же останемся еще на несколько дней. Я всё в том же состоянии, как и при вас: писать по рассуждению хочу и надобно, да не пишется. Письмо французу два раза еще принимался, да не идет. Пусть печатает так.¹ Нынче только я расписался и Черткову написал длинное письмо,² но бестолковое, всё о том же предмете — о супружеских отношениях. Хотелось бы внести свою лепту в разъяснение этого страшно запутанного и во всеобщем прогрессе отставшего дела, кажущегося неважным, а в сущности самого коренного. Мар[ья] Алекс[андровна] показала мне ваше письмо и поговорила что-то с М[ашей]. Я спросил у М[аши], говорила ли ей что Мар[ья] Ал[ександровна]. Она сказала, что да, она понимает, о чем. Тогда я ей сказал про то, что вы со мной говорили, и она сказала: очень хорошо, что ничего не надо ни говорить, ни делать теперь, а пускай всё идет, как шло. Но когда я ее спросил, считает ли она возможным — она сказала: да. И я то же думаю.³ Книжки Иоа[нна] Зл[атоуста]⁴ и Гоголя⁵ мне прислали, и я благодарю (но если у вас есть цветник⁶ и гусляр,⁷ пришлите мне немного, хоть по 5 экземпляров]). Впрочем, не надо, я возьму в Москве, коли буду. Ходили мы после вас пешком в Тулу. Я хотел видеть Сытина,⁸ но он уже отбыл срок и вышел. Получил я от Хилкова хорошее письмо и записку — как бы исповедание веры;⁹ посылаю ее вам. Я еще не отвечал ему.

А еще поразительные две английские книги «Modern Pharisaism» от того англичанина Albert Blake,¹⁰ письмо к[оторого], помните, мы вместе читали. Христианство, отрицающее (с слишком большой злобой) всю церковность и требующее не только непротивления злу, но и нищеты. Только недостаточно ясно, слишком задорно и в некоторых пунктах, как, н[а]п[ример], о супружестве, для к[оторого] он допускает расторжимость брака, — необдуманно. Надо ему написать. Очевидно, он в Англии забит и раздражен и больше боец за свою партию, чем христианин. Постараюсь написать. Но знаменательно и радостно. Да, да, нельзя стоять на том пути, на к[отором] мы стали — движет вперед. Напишите про Булыгина, про Броневского. Он написал очень возбужденное письмо; тоже отвечу, а вы повидайте. Ив[ана] Ив[ановича] целую. Хорошо вы устроились, помогай вам бог. Наши все вам кланяются. Нынче пришла пешком Мар[ья] Алекс[андровна] из Тулы и теперь сидит с Машами, проверяет «о жизни», а я рядом в комнате француза, куда я перешел.

Любящий вас Л. Толстой.

Посылаем 2-ю статью Рескина;¹¹ об оригинале писали Мамоновой.¹²

Впервые опубликовано в Б, III, изд. 1-е, стр. 73—74. Датируется на основании пометы Бирюкова о получении письма «10 ноября 1888» и упоминания о письме Черткову.

Ответ на письмо Бирюкова от 29 октября 1888 г.

¹ П. А. Гайдебуров выразил желание напечатать в «Неделе» письмо Толстого к Ромэну Роллану (см. № 134). Толстой занялся исправлением письма, думая придать ему форму статьи. Однако работу эту не довел до конца. Письмо было напечатано в прежнем виде, лишь без обращения и заключительной фразы, под заглавием «О ручном труде и умственной деятельности» — «Неделя» 1888, 46, стр. 1461—1465. Под таким заглавием (с подзаголовком «Письмо к французу») оно неоднократно перепечатывалось.

² Письмо к В. Г. Черткову от 6 ноября 1888 г.

³ Речь идет об увлечении П. И. Бирюкова М. Л. Толстой. В то время Бирюков думал сделать ей предложение.

⁴ «Поучения св. Иоанна Златоуста», изд. «Посредник», М. 1888. (Составлена Л. П. Никифоровым.)

⁵ «Н. В. Гоголь как учитель жизни», изд. «Посредник», М. 1888. (Составлена А. И. Орловым.)

⁸ «Цветник. Сборник рассказов», М. 1887.

⁷ «Гусляр. Сборник стихотворений», СПб. 1887.

⁸ С. Д. Сытин.

⁹ См. прим. 2 к письму № 274. Письмо Хилкова не сохранилось.

¹⁰ См. письмо № 275.

¹¹ Джон Рескин (1819—1900), английский моралист и историк искусства. Речь идет о его книге «Начало политической экономии». Отрывок из нее под заглавием «Мораль в политической экономии» был напечатан в «Русском богатстве» 1888, 12, стр. 3—20. Второй статьи в «Русском богатстве» не появилось.

¹² Ольга Александровна Дмитриева-Мамонова, вдова художника Э. Д. Дмитриева-Мамонова.

272. В. Г. Черткову от 6 ноября 1888 г.

273. С. А. Толстой от 10 ноября 1888 г.

*274. Д. А. Хилкову.

1888 г. Ноября 10. Я. П.

Написал вам письмо и, отправляя посылку, безнадежно потерял. В посылке: «О ж[изни]», две на днях присланные мне книги A. Blake и списанная декларация Гарисона,¹ поданная 50 л[ет] тому назад в конгресс, с 130 подписями. Всё это, т. е. последние две, отвечают на предмет вашего письма, о кот[ором] я много думал, думаю и буду думать. Предмет большой важности. Я начал поправлять, изменять вашу записку,² но не кончил, увидав, что это надо больше обдумать. Об этом и напишу.³ И вы пишите.

Л. Т.

На обратной сторот открытки:

Сумского уезда. Белополье. Дмитрию Александровичу Хилкову.

Датируется на основании пометы Бирюкова на копии этого письма: «почт. шт. 10 ноября 1888».

Письмо Хилкова, на которое отвечает Толстой, неизвестно. Упоминание о нем см. в письме № 271.

¹ Уильям Ллойд Гаррисон (1804—1879), американский общественный деятель, боровшийся за уничтожение рабства в США; автор трактата «Declaration of sentiments» («Декларация чувств»). См. трактат Толстого «Царство божие внутри вас» (т. 28).

² «Катехизис духовных христиан».

³ См. письмо № 488.

* 275. А. Блэку (A. Blake).

1888 г. Ноября 12. Я. П.

Thank you for the books you sent me. I read them through immediately and was very pleased to find in them, especially in Modern Pharisaism, a conception of Christ’s teaching, as he intented it to be understood, and the indignation against those who try to hide it. By many signs of the times I think that «verily, verily I say unto you the hour is coming and now is, when the dead shall hear the voice of the son of God». I think so because not only in you but in many people of different culture I see this awakening consciousness that we are deceived, that the organization of our life is a mockery of the teaching of Christ which we profess. That this life is miserable and sinful, and that it could he blissful and holy. And that for to attain this end we have only to shake off the ancient imposture in which we now live. Do you know the writings of Matthew Arnold? His «Literature and Dogma», Parker’s discourse on religious subjects, Garrison’s «Non-resistance» and his «declaration of sentiments»? All this and many others is the same that you and I speak and write of, viz. that Christ gave us a programme of life as an architect would have given the plan of a building and a deceiver would have stolen the plan and put a false one in it’s stead, to compromise the architect.

I think that many people over the world are begining to get aware that they are Labouring under a mistake and turn to the true teaching of Christ. I think that the hour is coming, but that we must remember the words said by Christ to his disciples. «Be ye therefore wise as serpentes, and harmless as doves». We must remember that every fault of ours destroys God’s work. And therefore according to your wish I do the following comments upon your book. The faults in your book are: 1) That you affirm the dogmas of creation, redemption, resurrection and of the reality of hell and eternal torments. This affirmation cannot be proved, and cannot help to lead a Christian life and must be repulsive to reasonable people. 2) That you admit divorce, which Christ most peremptorily prohibited. Divorce cannot be admitted because it cannot be left to the will of every man to decide when he not more can live with his wife and shall repudiate her.

Please receive my remarks with the same brotherly feeling with which I write them to you. I need not tell you that I wish to be in communion with you, this communion established itself without our will through the sameness of our thought and purpose.

I wish with all my heart real success to your book and beg you to write me about it and yourself.

Благодарю вас за книги, которые вы мне прислали. Я тотчас же прочел их и был рад найти в них, в особенности в «Современном фарисействе», то самое понимание учения Христа, которое он хотел в него вложить, и негодование против тех, которые стараются скрыть его. По многим признакам я думаю, что «истинно, истинно говорю вам, наступает время и настало уже, когда мертвые услышат глас сына божия». Думаю так, потому что не только в вас, но и во многих людях различных культур я вижу это пробуждение сознания того, что мы заблудились, что устройство нашей жизни — насмешка над тем учением Христа, которое мы исповедуем, что такая жизнь несчастна и греховна, а между тем могла бы быть радостной и святой. Чтобы достигнуть этого, нужно только скинуть с себя тот старый обман, в котором мы все живем теперь. Знаете ли вы писания Мэтью Арнольда, его книгу «Литература и догма», рассуждения Паркера на религиозные темы, «Непротивление» Гаррисона и его «Декларацию чувств». Во всех этих книгах и многих других говорится то же самое, о чем говорите и пишете как вы, так и я, т. е. что Христос дал нам направление жизни совершенно так же, как архитектор дал бы план постройки, но вор украл этот план и подменил его другим — поддельным, чтобы скомпрометировать архитектора.

Я думаю, что многие люди по всему свету начинают убеждаться в том, что они страдают напрасно, и возвращаются к истинному учению Христа. Я думаю, что время приближается, но что мы должны помнить слова, сказанные Христом его ученикам: «Итак, будьте мудры, как змии, и кротки, как голуби». Мы должны помнить, что всякая наша ошибка разрушает дело божие. И потому, по вашему желанию, делаю о вашей книге следующие замечания. Ошибки в вашей книге: 1) вы признаете догматы сотворения, искупления, воскресения, существования ада и вечных мук. Эти утверждения не могут быть доказаны и не могут помогать вести христианскую жизнь и должны оттолкнуть многих разумных людей; 2) вы допускаете развод, который Христос самым решительным образом запрещает. Развод нельзя допускать потому, что нельзя предоставить произволу каждого человека решать, когда он больше не может жить с своей женой и должен с нею разойтись.

Пожалуйста, примите мои замечания с таким же братским чувством, с каким я пишу вам их. Нечего говорить, что я хотел бы продолжать общение с вами, тем более, что это общение установилось само собой, помимо нашего желания, благодаря общности наших мыслей и целей.

От всего сердца желаю полного успеха вашей книге и прошу вас писать мне об этом и о себе.

Печатается по копии. Датируется на основании слов в ответном письме А. Блэка (без даты, почтовый штемпель: «Москва, 29 ноября»): «Я был очень рад получить Ваше письмо от 12 ноября» (перевод с английского).

Альберт Блэк (Albert Blake) — английский религиозный писатель, автор книг: «Modern pharisaism» («Современное фарисейство»), 1888, и «Marriage» («Брак»), присланных автором Толстому. В письме от 9 ноября н. с. 1888 г. просил дать отзыв об этих книгах.

276—277. В. Г. Черткову от 12 и 17 ноября 1888 г.

*278. П. М. Третьякову.

1888 г. Ноября 19. Москва.

Павел Михайлович!

Г-жа Рындина¹ желает копировать мой портрет,² находящийся в вашей галерее; я против этого ничего не имею.

Л. Толстой.

19 ноября 1888.

¹ О Рындиной сведений нет.

² Портрет Толстого работы И. Н. Крамского, написанный в 1873 г.

279. Е. В. Святловскому.

1888 г. Ноября 20. Москва.

Не могу и не хочу ответить вам двумя словами: предмет, о к[отором] вы пишете, слишком важен. Человек — мужчина или женщина — женщина особенно, — к[оторый] пойдет в деревню, поселится среди народа, в условиях жизни народа и поставит себе хоть не исключительной, но главной целью следить за воспитанием, уходом, кормлением младенцев и детей, и будет помогать правильному воспитанию, словом и делом, — разумным советом и присмотром, обмывкой, расческой заброшенных, — такой человек будет делать такое дело, лучше, нужнее и важнее которого нет и быть не может, и будет чувствовать это. Дело это очень трудное с точки зрения эгоистической и барской, и самое легкое (п[отому] ч[то] исключает всякую возможность сомнения в важности и пользе дела, и несет с собой свою награду) и радостное с точки зрения человека, имеющего нравственные требования. И нет ничего легче, как приняться за него. Стоит только приехать из города в первую попавшуюся деревню и, если не имеешь средств, то избрать какое-нибудь ремесло, чтобы кормиться (шить, переплетать, переписывать, переводить, учительствовать) и свободное время всё посвящать на это дело. С некоторой смелостью и малыми потребностями можно даже рискнуть и на то, что родители, детям к[оторых] лицо будет служить, будут кормить. Но это уже было бы исключение. С некоторым ремеслом же это очень легко и естественно. Я счастлив тем, что знал и знаю таких женщин. Ведь для этого ни перед кем из тех, к[оторые], вы думаете, посвятят себя¹ этому делу, не стоит никаких препятствий, ведь всё, что нужно, это только желание и грамотность, чтобы прочесть книжку о детской гигиене. Так зачем же дело стало: пускай они идут. Пойдя теперь, они покажут, что ими руководит искреннее желание служения людям, а не жалованье (как бы скромно оно ни было, получение определенного, обеспеченного жалованья есть великий соблазн), не положение, не мода. Вы скажете, что люди не знают, как взяться, никогда не слышали про возможность такой деятельности, и я соглашусь с вами. Вам пришла эта благая мысль и надо распространять, уяснять ее, развивать подробности ее исполнения. И давайте это делать. Я, по крайней мере, лично вам очень благодарен за сообщение мне вашей мысли, к[оторая] уяснила мне одну из форм служения людям, и готов служить, как умею, к ее распространению; но не только не желаю того, чтобы земство учреждало что-нибудь, но боюсь этого: как только земство возьмется, напечатает первый циркуляр, так этот зародыш добра будет убит.

Так вот вам мое мнение; пожалуйста, примите его с тем же чувством доброжелательства, с к[оторым] я принял ваше, и верьте, что я сказал от всей души всё, что умел и мог сказать.

Л. Толстой.

Впервые опубликовано в ТЕ, 1911, 2, стр. 6—7. Дата копии из AЧ.

Евгений Владимирович Святловский (р. 1853 — ум.) — доктор медицины, губернский земский врач в Чернигове; автор книги: «Материалы по вопросу о санитарном положении русского крестьянства», Харьков 1887. В письме от 13 ноября 1888 г., на которое отвечает Толстой, писал о «беззащитности» детей в деревне, о большой заболеваемости и смертности их; сообщал свои мысли об организации помощи детям посредством земства. «Я убежден, — писал он, — что это дело можно устроить и что на призыв откликнется масса молодежи».

¹ В подлиннике: себе

280. М. М. Лисицыну.

1888 г. Ноября 21. Москва.

Я прочел те печатные рассказы, к[оторые] вы мне прислали, и прочел местами (конец, начало) и пробежал всю рукопись,¹ к[оторую] вы мне прислали, и как ни неприятно мне это говорить, я должен сказать, что и в том, и в другом я не заметил и признака того, что называют неправильно талантом, и что я называю самобытностью. Всё это не нужно. Я, должен вам сказать, не признаю деления людей на людей с талантом и без него: все люди одинаково могут и физически, и духовно служить людям, когда они к этому призваны. Дело в том, что физически мы знаем, что люди служат другим бесчисленно разнообразными способами; в духовном же служении у нас установилось мнение, что мы можем служить другим только наукой, искусством (литературой). Это всё равно, как если бы люди вообразили себе, что физически служить другим можно только тем, чтобы делать телеги и чемоданы. Очевидно, что их наделали бы столько, что они бы не употреблялись и потому сделались бы плохи и, главное, что они были бы никому не нужны. То же самое происходит вообще с произведениями так называемых наук и искусств вообще и с литературой и повестями и романами в особенности. Если бы вы знали, как я, сколько пишется этих никому не нужных и разнообразно-однообразных пустяков. — Бросьте это занятие. Старайтесь быть хорошим человеком, живущим сообразно с тем светом, к[оторый] есть в вас, т. е. с совестью, и тогда вы неизбежно будете действовать духовно на других людей — жизнью, речами или даже писаньем, — я не знаю, но будете действовать. Таков закон человеческой жизни, что человек, как губка, только сам насытившись вполне добром, может изливать его на других; и не только может, но неизбежно будет. А то что же? Зачем не называть вещи по имени? Ведь я прошел через это: не говоря о тех пишущих, к[оторые] прямо пишут для репутации и денег и даже и самих себя не обманывают, — самые искренние писатели, если пишут и печатают, то кроме потребности высказаться, иногда желания добра, они все-таки желают славы и денег. И эти два желания так скверны, особенно в соединении с духовным делом, что отравляют своим ядом всё. Писатель делается тщеславным, жадным, не переносящим осуждения, озлобляется не только на хулителя, но на нехвалителя, делается равнодушным к важнейшим явлениям внутренней жизни; в отношениях к людям — гордость, злость, зависть — все дьяволы просыпаются. Скверное состояние — я его испытал. И зачем вступать в него. Так вот мое мнение, высказанное любя.

Л. Толстой.

Впервые опубликовано в Б, III, изд. 1-е, стр. 82—83. Датируется на основании почтовых штемпелей.

Михаил Михайлович Лисицын (р. 1862) — в то время студент ветеринарного института в Дерпте. В 1891—1892 гг. издатель «Дерптского листка», а в 1894—1895 гг. — издатель-редактор «Прибалтийского листка»; автор нескольких рассказов и повестей. Подробнее о нем см. в т. 63, стр. 209.

¹ Какие рассказы прислал М. М. Лисицын Толстому, неизвестно. О «рукописи» есть упоминание в ответном письме Лисицына от 24 ноября 1888 г.: «Рукопись «Человек», которую я Вам посылал и которую Вы просматривали, заключает в себе всю внутреннюю мою жизнь. С маленькими изменениями описал там я себя сам».

* 281. В. А. и М. А. Кузминским.

1888 г. Ноября 27. Москва.

Здравствуйте, милые девочки. Вы, говорят, как-то стали очень хороши, я не находил, но если мама и папа находят, то вы постарайтесь оправдать их ожидания. Нет, без шуток, без вас мне скучно, и я вас очень люблю и крепко целую. Кабы Сережа не курил папироски, я бы и его велел целовать, а теперь нельзя. Скажите ему, что его письмо мы читаем вслух гостям, а я ему в награду за такое письмо собираюсь писать, чтобы он продолжал.

Не читал Маш[иного] письма; она верно описывает подробности. Могу только подтвердить, что мы живем хорошо, хоть бы б[ог] привел век так.

Мама и папа целую и всю мелюзгу.

Приписка к письму М. Л. Толстой к В. А. Кузминской от 27 ноября 1888 г.

Мария Александровна Кузминская (р. 1869) — старшая дочь А. М. и Т. А. Кузминских, с 1891 г. замужем за И. Е. Эрдели.

Вера Александровна Кузминская (р. 1871) — вторая дочь Кузминских.

* 282. П. И. Бирюкову.

1888 г. Ноября 29. Москва.

Дорогой Павел Иванович!

Анат[олий] Оттович Элснер,¹ к[оторый] написал одну вещь — повесть народную — для Посредника, очень недурную (она у Черткова) — «Вино»,² написал теперь роман «Под сенью креста»,³ в к[отором] он выставляет лица, преданные христианским идеалам, и желает его напечатать в Рус[ском] Богат[стве] или в Неделе. Предложите редакторам, пожалуйста. Он пришлет рукопись прямо вам. Живем хорошо. Напишу другой раз.

Любящий вас Л. Толстой.

Очень хороший человек, бывший офицер Разумков,⁴ казанский, очень желает — и я очень ему желаю — иметь «О жизни» гектографиров[анную]. Он будет писать вам об этом. Если можно, дайте ему за деньги. У них в Казани нет.

Привет Ив[ану] Ив[ановичу].

Отрывок впервые опубликован в ТЕ, 1913, ПТ, стр. 121. Датируется на основании пометы Бирюкова: «1 дек. 1888 г.» (дата получения письма).

¹ Анатолий Оттович Эльснер — писатель, автор нескольких романов и поэм в стихах. См. о нем в т. 50.

² А. О. Эльснер, «Деревня потонула в пьянстве».

³ В печати этот роман Эльснера не появлялся.

⁴ Сведений о нем не найдено. Упоминание о нем см. в Дневнике Толстого 26 ноября 1888 г. (т. 50).

283. Н. Н. Ге (отцу) и Н. Н. Ге (сыну).

1888 г. Ноября 26? и 30. Москва.

Как вы живете, дорогие друзья, отец и сын Н[иколаи] Николаевичи? Пожалуйста, напишите мне всё и поподробнее о себе. Пишете ли, рисуете ли евангельские картины, старший? Пишите и рисуйте, это должно, если только тянет к этой работе и голос совести велит. Младший, как устроили материальную жизнь? Я замечал, что когда трудно, тяжело и все-таки работаешь в том же направлении, то и награда соответственна положенному труду. Я с неделю, как переехал в Москву. Как в деревне, так и здесь продолжаю не работать пером, и это воздержание, представьте себе, удовлетворяет, радует меня. Хочется по привычке, по себялюбию, по желанию отуманиться, уйти от жизни, по этим причинам хочется, но нет той непреодолимой силы, которая привлекла бы меня к писанию, нет того снисходительного суда к себе, который, как прежде, одобрял все, и не пишешь и чувствуешь какую-то чистоту, вроде как от некурения. Продолжаете ли не курить? Я не нарадуюсь на то, что избавился от этого. — Так мы отвыкли от естественного понимания жизни¹

30 ноября. Начал дня три тому назад это письмо, да оторвали, и забыл конец фразы. Откликнитесь, милые друзья, надо чувствовать друг друга — переписываться. У нас заболел Лев — вроде тифа. Целую вас.

Л. Толстой.

Отрывок впервые опубликован в «Книжках Недели» 1897, VI, стр. 220—221; полностью в ТГ, стр. 114—115. Год написания письма определяется содержанием.

¹ Фраза не кончена.

284. М. М. Лисицыну.

1888 г. Ноября 30. Москва.

Получил ваше письмо и с истинной душевной радостью прочел его. Не знаю, есть ли у вас «талант», и, признаюсь, и не интересуюсь этим и вам советую тоже — но по письму вашему думаю не ошибиться, сказав, что у вас есть та главная сила души, к[оторая] дает цену жизни для себя и для других — сила самосознания, суда над собой. Письмо ваше и тронуло и порадовало меня. Помогай вам бог итти вперед по тому же пути; а вопрос о том, будете ли вы писатель или нет, обманете ли вы ожидания людей, и вам будет стыдно перед ними или нет, это вопрос столь же мало интересный и важный, как и вопрос о том, проносятся ли ваши сапоги еще месяц или нет. И вы сами, я надеюсь, через год, два (может, и больше), оглянувшись назад, скажете это. — Я одно время хотел быть героем и получить георгиевский крест, и когда эта возможность, совсем уже было готовая осуществиться, исчезла, я был в самом большом отчаянии. Теперь же я часто делаю тщетные усилия для того, чтобы в воображении своем воскресить то состояние, в к[отором] я находился тогда. Я не помню, что я писал вам, но во всяком случае лучше — не печатать. Пишите мне.

Любящий вас Л. Толстой.

На конверте:

Дерпт. Михаилу Михайловичу Лисицину.

Впервые опубликовано в «Литературной мысли» 2, 1923, стр. 200—201. Датируется на основании почтовых штемпелей и записи в Дневнике Толстого 30 ноября (см. т. 50).

Ответ на письмо от 24 ноября 1888 г., в котором М. М. Лисицын благодарил за откровенное мнение, высказанное Толстым в письме от 21 ноября о его рассказах. Описывая далее свою «исковерканную, изуродованную» жизнь, просил помочь ему «выбраться» из этой жизни. В заключение просил разрешить опубликовать письмо Толстого к нему от 21 ноября.

* 285. А. Стокгэм (A. Stockham).

1888 г. Ноября 30. Москва.

Dear Madam.

I have received your book «Tokology» and thank you very much for sending it to me. I have examined it and found that it is, as far as I am competent, truly a book, not only for woman but for mankind. Without labour in this direction mankind cannot go forward; and it seems to me especially in the matter treated in your book in chapter XI, we are very much behindhand. It is strange, that last week I have written a long letter to one of my friends¹ on the same subject. That sexual relation without the wish and possibility of having children is worse than prostitution and onanism, and in fact is both. I say it is worse, because a person who commits these crimes, not being married, is always conscious of doing wrong, but a husband and a wife, which commit the same sin, think that they are quite righteous.

Therefore your book (not speaking of its great merits) was very welcome to me.

I should very much like to have your book sold in M[oscow] and P[etersburg].

L. T.

Милостивая государыня,

Я получил вашу книгу «Токология» и очень благодарю вас за ее присылку. Я просмотрел ее и нахожу, что она, насколько я в этом компетентен, действительно книга не только для женщин, но для всего человечества. Без работы в этом направлении человечество не может итти вперед; и мне кажется, что мы очень отстали, особенно в вопросе, разбираемом в XI главе вашей книги. Странно, но на прошлой неделе я как раз написал длинное письмо одному из моих друзей¹ на ту же тему. Половые отношения без желания и возможности иметь детей хуже проституции и онанизма и фактически являются и тем и другим. Говорю — хуже, потому что человек, совершающий эти преступления, не будучи женатым, всегда сознает, что поступает дурно, но муж и жена, отдающиеся тому же греху, воображают, что они совершенно нравственны.

Поэтому книга ваша (не говоря о ее больших достоинствах) была мне очень приятна.

Очень желал бы, чтобы ваша книга продавалась в Москве и Петербурге.

Л. Т.

Печатается по копии. Датируется на основании слов в ответном письме Стокгэм от 3 февраля: «Ваше доброе письмо от 30 ноября уже получено некоторое время тому назад» (перевод с английского).

Алиса Стокгэм (Alice Stockham, p. 1839) — американка, врач, активная деятельница по борьбе с проституцией. В конце 1889 г. приезжала в Ясную Поляну. См. т. 50.

В ноябре 1888 г. прислала Толстому свою книгу: «Tocology. A book for every woman». М. Д. Revised edition, Chicago 1888. Русский перевод: «Токология, или наука о рождении детей. Книга для женщин. Д-ра медицины Алисы Стокгэм. С предисловием графа Л. Н. Толстого. С портретом автора и с рисунками. С разрешения автора перевел с английского С. Долгов», М. 1892.

¹ В. Г. Черткову от 6 ноября 1888 г. Говоря: «на прошлой неделе» — Толстой, видимо, ошибся.

286. Е. И. Попову.

1888 г. Январь — ноябрь. Москва.

Спасибо, дорогой друг Евгений Иванович, за хорошее письмо и за хорошие в нем вести. Оно очень порадовало меня, да и не одного меня.

Когда живешь мирскою жизнью, то успех и неуспех ее интересует только тебя, а когда пытаешься жить по-божьи, то успех радостен, а неуспех печален для всех людей, теперь живущих и после имеющих жить. Разумеется, не из-за этого, не для людей, стараешься жить получше, но нельзя закрыть на это глаза.

Не могу, милый друг, дать вам определенного ответа о постройке, о том, как отнестись к вопросу найма рабочих и распоряжения деньгами жены. Одно могу сказать, это то, что распоряжение деньгами (так же, как распоряжение, положим, даже солдатами) само в себе не имеет ничего дурного, — дурно пользование чужими трудами и такого рода распоряжение, которое имеет в виду это пользование. Дурно только есть, и было, и будет всегда одно: деятельность, направленная на других и не для их, а для своего личного блага.

И потому, если вам совершенно всё равно (или даже лучше) жить и работать без своего дома и устройства хозяйства, то вопрос о том, помочь ли жене осуществить ее планы постройки дома, не может быть для вас вопросом, — разумеется, в тех пределах, где вам не нужно ни на кого сердиться, укорять, обижать. Кроме того, постройка дома и устройство хозяйства имеет еще другое значение: оно помогает вашей милой жене (я искренно говорю) двигаться вперед по пути упрощения, т. е. улучшения жизни, и потому ваше содействие ей имеет еще воспитательное любовное значение. Дело только в том, чтобы вас не утешали и не соблазняли планы земледельческой жизни в своем устроенном крестьянском хозяйстве. Если вы совершенно отрешитесь от личного желания, то вам легко будет решить.

Еще одно советую вам и вашей жене: при этой постройке выбирать всё самое дешевое и плохое и не скорое, а долгое. А то деньги в банке большой соблазн; всё можно и сейчас можно. Но дело-то в том, что чем скорее и богаче (т. е. больше чужими трудами) вы построите дом, тем меньше вы его будете любить, и наоборот.

А вот что я бы посоветовал вам, кроме того, что вы очень хорошо решили отдать остальную землю на повинности или на другое дело; главное в том, чтоб без греха избавиться от излишка, так кроме того не сделаете ли вы так: вы, верно, загадывали, сколько вам будет стоить дом и двор, так уменьшите эту сумму вдвое, отдав половину бедняку или беднякам на постройку, или еще лучше обстроив их самим, а половину стройтесь так, чтобы это было с натугой. И вообще строиться надо так, чтобы было только необходимое, а потом уже прибавлять, а не так, чтобы было место запасом. Кроме того, хорошо в постройке ввести как можно больше нового, такого, что могло бы пригодиться соседям мужикам, им не по силам рисковать опытом нововведения, а вам по силам. Я построил нынче избы из земли с соломой и крышу ковровую с глиной. — Вот не хотел давать советов, а сколько наговорил. Возьмите то, что годится. Только помогай вам бог, обоим с женой, идти по тому пути, по которому вы идете, и всё будет хорошо.

Я живу очень хорошо, никогда так много не работал, как нынешнее лето, и так легко и радостно. Любить есть кого, и работать есть над чем — над своими грехами и людей, всё любящих меня больше и больше, так что жить очень хорошо и умирать не хочется.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в ПТС, I, № 138. Датируется приблизительно — по содержанию и сопоставлением с письмом к Е. И. Попову от 25 декабря 1888 г.

Е. И. Попов писал (письмо без даты) о своих хлопотах по устройству хозяйства в деревне и постройке дома.

287—288. В. Г. Черткову от 15 и 21 декабря 1888 г.

289. П. И. Бирюкову.

1888 г. Декабря 21. Москва.

Получил ваше письмо, милый друг, и прочел то, к[оторое] вы пишете Маше¹ (она велела читать). Спасибо, что извещаете меня. Мне радостно знать всё, что с вами делается. Она теперь в Туле² и, верно, получила ваше письмо. Ждем их теперь. Приедет, расскажет мне всё. — Мне жутко. Не знаю, отчего, но жутко. А по мысли и чувству хорошо. Жене я не говорил только потому, что она не спросила о вашем письме и случая еще не было. При первом случае скажу. Хорошо очень, что она, кажется, в душе ожидает этого и согласна.³ Сейчас прочел прекрасного Эпиктета,⁴ полученного от Черткова, и пишу⁵ ему. Здесь же Сытин купил журнал «Сотрудник»⁶ и просил меня помочь и руководить. И я чувствую, что обязан, не могу не помочь, и планы есть довольно определенные, но нет помощников, и у самого мало сил работать. — Выйдет ли, или нет из этого дело, а главное, что надо стараться помогать, т. е. из дурного стараться делать хорошее. Если вы приедете, то поговорим, а если нет, то я вам напишу, что я думаю. Целую вас.

Л. Т.

Впервые опубликовано в ТЕ, 1913, ПТ, стр. 121. Датируется на основании пометы П. И. Бирюкова о получении письма и записи в Дневнике Толстого 21 декабря (см. т. 50).

Ответ на письмо П. И. Бирюкова от 16 декабря 1888 г.

¹ Письмо Бирюкова к М. Л. Толстой неизвестно.

² М. Л. Толстая гостила у М. А. Шмидт, которая в то время жила у своей сестры О. А. Шмидт в Туле.

³ См. прим. 3 к письму № 271.

⁴ «Римский мудрец Эпиктет. Его жизнь и учение», в изложении В. Г. Черткова; была издана «Посредником» (1889).

⁵ См. письмо к В. Г. Черткову, т. 86, № 207.

⁶ «Сотрудник» (вначале «Сотрудник народа») — литературно-научный журнал, выходивший с 1887 г. в издании и под редакцией П. В. Залесского. Издание Сытиным этого журнала не состоялось.

290. В. Г. Черткову от 25 декабря 1888 г.

291. Е. И. Попову.

1888 г. Декабря 25. Москва.

Много, много, любя, думал о вас и вашем положении и духовном, и материальном, которое есть не что иное, как последствие духовного. Нехорошо мне кажется одно: это то, что вы недовольны не собой, а своим положением. Кто вы и что вы? Вы молодой муж богатой и милой и доброй любящей жены. В этом положении вас застает сознание того, что есть требования главные жизни истинной и что требования эти несовместимы с жизнью широкой, т. е. роскошной, богатой и эгоистичной жизнью, поедающей жизнь других. Что надо делать такому человеку? — Коротко и грубо, но существенно верно, в практическом приложении можно сказать: уменьшить сколько возможно требования на себя труда других людей, т. е. свои потребности, и увеличивать, или, если не был, начинать свой труд для других людей. Делать же всё это с чистотою, т. е. избегая пороков, оскверняющих тело и душу (пьянство, разврат) и любовно, т. е. делая это, не делать больно людям, связанным со мною или стоящим на дороге моего дела.

Что же, сколько я знаю, вы не сделали всё это, но делали, что умели, в этом направлении. Если вы нагрешили в чем, то покайтесь и исправляйтесь. И каяться и исправлять легко потому, что то, что вы делали, делали не для себя. Если бы вы, как вы писали раз, делали бы для славы людской, то это все-таки не для себя, а это есть тот соблазн, который угрожает при всяком добром деле.

Вот что, милый друг. Проверьте себя на основании этой программы, чего вы не сделали, что переделали; в чем ошиблись вы, как мне кажется, в том, в чем все мы склонны ошибаться, о чем третьего дня я рассуждал с Н.¹ и многими другими молодыми, желающими жить по-божьи. Да, надо освободиться от рабовладельчества, т. е. денег, главное, нужды в деньгах, от многих потребностей, и надо увеличить свой труд, труд самый простой, презираемый; такой труд — черная работа. Всё это правда и всё это хорошо. Но ведь дело не в том, чтобы во что бы то ни стало пахать, чистить нужники и никогда не переменять рубашку, если сам ее не вымоешь.

Всё это то самое, к чему нельзя не стремиться тому, кто не на словах только признает людей братьями; но, стремясь к этому, нельзя отступать от других двух требований совести — чистоты и любовности. Можно и должно подвигаться, не нарушая этих требований.

Мирской человек считает, что хорошо быть богатым, но по законам мирским нельзя вдруг сделаться богатым, украв, т. е. нарушив ту безопасность богатства, без которой богатство не в прок. То же и с богатством духовным — достичь того, чтобы не жить трудами других, а самому служить — хорошо, но нельзя достигнуть этого, как делал Алексей божий человек, уйдя и заставляя мучаться и страдать и жену, и родителей.

Если допустить нечистоту, или жестокость, или нелюбовность при достижении справедливого положения между людьми, то положение это уже несправедливо. И вот я боюсь, что вы ошиблись в этом. Нам так хотелось (этим все мы страдаем) достичь такого положения, в котором бы вы могли сказать: «смотрите, я чист перед людьми», что, достигая его, вы нарушили любовь, сделали больно. Помогай вам бог поправить то, что нарушено. Главное, не думайте о своем положении: похоже ли оно на то, что люди считают справедливым для вас при ваших убеждениях, а думайте об одном, чтобы не отступить, достигая цели, не переставая никогда достигать ее, — от чистоты и любви. А о людях надо помириться с тою мыслью, что как бы вы ни жили по Христу, люди, не следующие Христу, будут осуждать вас.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в ПТС, II, стр. 364. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 25 декабря (см. т. 50).

¹ О ком здесь идет речь, неизвестно.

292. И. Л. и С. Н. Толстым.

1888 г. Декабря 25. Москва.

Поздравляю вас, дорогие и милые молодые родители. Не на словах поздравляю, а сам так неожиданно обрадован внучке, что хочется поделиться своей радостью и поблагодарить вас, и понимаю вашу радость. Я теперь на всех дев и женщин смотрю с соболезнующим презрением. Это что? а вот Анна¹ — вот это будет настоящая. Нет, а без шуток. Впрочем, что я пишу — не шутка, а только еще с большей степенью серьезности я хочу сказать вот что: внучку, а вы дочь, смотрите же, воспитайте хорошо, не сделайте тех ошибок, которые делали с вами, ошибок времени. Я верю, что Анна будет лучше воспитана, менее изнежена и испорчена барством, чем вы. Что здоровье Сони? Страшно писать, когда думается, что может быть что-нибудь неладно. Впрочем, всё будет ладно, когда в душе ладно, что, главное, вам желаю. Как я рад, что Софья Александровна² с вами, поцелуйте ее за меня и поздравьте. Целую вас.

Л. Т.

Печатается по тексту, впервые опубликованному в книге: И. Л. Толстой, «Мои воспоминания», М. 1914, стр. 214. Датируется по содержанию. О рождении внучки Толстой узнал 25 декабря (см. т. 50).

¹ Анна Ильинична Толстая (р. 1888), первая внучка Толстого; с 1926 г. замужем за П. С. Поповым.

² Толстой описался: Софья Алексеевна — теща И. Л. Толстого.

* 293. Н. Ф. и Е. В. Джунковским.

1888 г. Декабря 29. Москва.

Письмо ваше, дорогой Николай Федорович, очень было мне радостно, радостно всегда слышать искренние звуки из глубины сердца, п[отому] ч[то] только по мере глубины, до к[оторой] мы доходим в сознании себя, мы и сближаемся с другими. Я хочу сказать, что человека, к[оторый] будет обращаться со мной только внешними светскими приемами, нельзя полюбить; а человека, к[оторый], хотя бы я никогда не видал его, к[оторый] выложил перед вами свою душу до дна, вам нельзя не полюбить. То, что вы пишете о себе, милый друг, мне казалось таковым, но я боялся и сам себе сказать это и вам сказать это, п[отому] ч[то] думаю, что вы о себе другого мнения, т. е. я думаю, что вы хотите жить свыше своей совести, свыше того сознания добра, без к[оторого] нельзя жить спокойно, которое лежит в вашей совести; но по этому письму вижу, что вы живете ниже своей совести, т. е. хотите жить, нуждая себя. Это лучше, с одной стороны, вызывая смирение вместо самодовольства, но хуже п[отому], ч[то] не вызывает работы над собой. Можно привыкнуть бранить себя и продолжать делать то, за что бранишь. Самым лучшим мне кажется то, чтобы жить немножко выше своей совести, т. е. ставить себе задачей жизнь немножко получше, впереди той, к[оторую] ведешь, и постоянно в жизни достигать этого и опять ставить себе цель впереди. Так чтобы идти маленькими шажками и, ступив одной ногой, уже заносить другую. Да я уверен, что вы так и живете. Простите меня, голубчик, если я ошибаюсь, но мне показалось, что в вашем письме я заметил тень недоброжелательства к [Хилкову]. Если это есть, боритесь с этим так: В мыслях не позволяйте себе относиться к нему иначе, как с любовью. Я это говорю по опыту. Если я ошибаюсь, то простите меня, но во всяком случае не пишите мне об этом.

Ну а вы, милая и дорогая Лизавета Владим[ировна], уже совсем неправду пишете о себе. Чего же вам еще, как не ту животную любовь к ребенку — животную любовь, на кот[орой] уже из ваших слов видно, что привита и привилась почка любви человеческой. Только одно позволю себе посоветовать вам. Критически относитесь к своим поступкам относительно ребенка с тем, чтобы животная любовь не захватила место челов[еческой] любви, с тем, чтобы не пропустить тех повертков, когда должны появляться признаки челов[еческой] любви. Признаки этого одни я знаю. Если я делаю для своего ребенка то, что я не делала бы для всякого ребенка, то начинается это захватывание животной любовью места любви человеческой: наряды, украшения, увеселения, игрушки, перепитывание, кушанье и т. п. Впрочем, как и во всем лучший помощник, так и в воспитании — нужда.

Так прощайте, милые друзья — все трое. Знайте, когда запутаешься в жизни и трудно станет, есть еще одно всем нам данное средство, разрешающее все затруднения: сейчас начать желать добра, любить всех тех, с кем сталкиваешься. Ведь всё остальное в жизни: устройство ее и экономическ[ие], и вопросы церкви и гос[ударства], и все другие, ведь всё только затем, чтобы быть добрыми к людям — любить, и это можно иногда, если очень плохо сделается. Можно просто сразу, без подготовления.

Печатается по копии. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 29 декабря (см. т. 50).

Николай Федорович Джунковский (1862—1916) — воспитанник Пажеского корпуса, офицер лейб-гвардии уланского полка, в то время оставивший военную службу; позднее (с 1905 г.) член Совета наместника на Кавказе. Его жена — Елизавета Владимировна Винер.

В письме от 23 декабря Джунковский сообщал о своей встрече с Д. А. Хилковым; писал о его «разумности» и ясности в его мировоззрении, о своей зависти к нему и о «бессилии своей мысли». К его письму сделана приписка его жены, которая жаловалась на свою жизнь, сосредоточенную лишь на воспитании сына.

* 294. Неизвестному (Василию Федоровичу).

1886—1888 гг.?

Дорогой Василий Федорович,

Письмецо это передаст вам Константин Михайлович Сибиряков, желающий помочь своими средствами учреждению христианской общины. Он хочет посоветоваться с вами. Он очень почтенный человек.

Обнимаю вас от всей души.

Ваш брат Л. Толстой.

Датируется по содержанию (учреждение общин К. М. Сибиряковым).

295. В. И. Алексееву.

1888 г.

Получил вчера ваше письмо, милый, дорогой друг Василий Иванович, и, хоть и нездоровится (живот болит), хочу хоть словами откликнуться. Я надеюсь, что найдется вам что-нибудь более вам приятное, подходящее, чем железная дорога, и ищу и буду искать. К Самарск[ому] губ[ернатору] к Свербееву¹ пустим через его брата² увещание (не знаю, не поздно ли), Воейкову³ дал письмо к вам. Послал ли он его вам? А впрочем, что ж плохого — для вас, — и думаю себе и для меня, если бы привелось — в железной дороге? Всё яснее и яснее становится перед концом то, что казалось сложно и трудно — жизненное применение истины Христовой. Застало нас наше сознание (меня, по крайней мере) в разгар эгоистичной жизни, к[оторая] держалась посредством сознания пота и крови рабов через деньги. — Что же делать? Одно: освободить себя от нужды в деньгах, от пользования рабами, сколько могу, и увеличить или начать свой труд для других. Это ясно всегда было; но одно б[ыло] мне не совсем ясно, это — то, как, при каких непременных условиях это должно и можно делать. Освобождать себя и увеличивать свой труд — да, — но при наибольшей чистоте душевной и телесной (без пьянства, разврата и чего бы то ни б[ыло] подобного) и любовно, дружелюбно. Вот это я забываю, и это изменяет весь вид дела; оно становится не так прямолинейным, как оно кажется юношам: надел лапти, взялся за соху, не пью чаю, и готово. Всё это нужно, но не нарушая чистоты и дружелюбия. Не правда ли, что так? Ну, а если так, то чем же плоха и железная дор[ога]? Я, правда, не знаю, да и потом всё это матерьяльное вне нашей власти да и не важно.

Помогай вам бог не в матерьяльном (это не его дело), а в духовном. Целую вас, жену и детей ваших. У нас всё хорошо. Я ничего не пишу и рад. Всё стараюсь получше жить.

Очень любящий вас

Л. Толстой.

Впервые опубликовано в книге: В. А. Жданов, «Любовь в жизни Льва Толстого», 2, М. 1928, стр. 87. Дата В. И. Алексеева.

Письмо В. И. Алексеева, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Александр Дмитриевич Свербеев (1835—1917), в 1878—1891 гг. самарский губернатор, впоследствии сенатор.

² Дмитрий Дмитриевич Свербеев (1845—1920), в 1885—1891 гг. тульский вице-губернатор, впоследствии курляндский губернатор.

³ Дмитрий Иванович Воейков, симбирский помещик, директор канцелярии Министерства внутренних дел. Толстой рекомендовал В. И. Алексеева Воейкову в качестве домашнего учителя. У Воейкова Алексеев прожил около двух лет.

* 296. Л. Л. Толстому.

1888 г. ?

....Все самые важные шаги в жизни этак-то и делаются — не треском, заметно, а именно так — нынче не хочется, завтра не сел за работу, а глядь уже стоишь в безвыходном положении....

Делать то, что считаешь дурным, не только свойственно, но неизбежно человеку, потому что по мере того, как человек живет, нравственно растет, он открывает, что дурно то, что он прежде делал, и у него остается привычка дурного. Человек хочет провести прямую, но рука у него трясется, и выходит ломанная. Но если человек скажет себе: что ж, прямая не выходит, нечего и стараться, поведу, куда рука ведет, тогда у него выходит очень скверно. Осуществление того, что хочешь сделать, есть неизбежное условие всякой деятельности; но фальшивые рассуждения о том, что то, что я делаю дурно (и знаю, что это дурно, в глубине души), — хорошо, это очень, очень опасно....

Есть одно важное дело, всем нам одно: жить хорошо. Жить же хорошо, значит не делать сейчас того дурного, которое видим и можем не делать. Какие бы ни были те задачи, над которыми работает человек, все они наверное объясняются правильной постановкой жизни, точно так же, как улучшение моего почерка будет зависеть оттого, что я сяду хорошо и твердо, и я никак не скажу, что не могу я заботиться о своем сиденьи, когда я занят тем, чтобы писать хорошо....

Убирание своей комнаты и выношение горшков никому не может мешать, кроме тех, которым стыдно, что они этого не делают. Если сравнивать два дела, совсем не подлежащие сравнению, учение крестьянских детей и убирание комнаты, то несомненно второе гораздо предпочтительнее. Первое может служить средством выказаться перед людьми и наверное служит средством оправдания своего неуважительного и негуманного отношения к людям; второе же ничего не вызывает, кроме насмешек, всегда тяжело и неловко, но¹ только удовлетворяет самым простым и первобытным требованиям нравственной чистоты.

Отрывки из писем, печатаются по копии из AЧ. Дата копии.

Лев Львович Толстой (1869—1945) — третий сын Толстого. См. о нем т. 63, стр. 199—200.

¹ В копии: не

297. В. Г. Черткову от 2 января 1889 г.

* 298. П. И. Бирюкову.

1889 г. Января 10. Москва.

Только теперь, дня два после вашего отъезда, совершенно оправившись от физического и духовного волнения, я пришел в спокойное состояние и могу верить своим суждениям и чувствам, и вот пишу вам, дорогой друг. Первое чувство мое, что мне «жутко», было верно — оно осталось. Относится оно с одной стороны к молодости Маши, к почти детскому, незрелому, преимущественно физическому состоянию, и с другой — к той высоте требований, к[оторые] заявляются ею. — Ужасно подумать: что, как требования эти навеяны извне, а не идут изнутри. Она сама этого не знает и не может знать, пока время не проверит. Чем выше ее требования, тем жутче мне. И общее мнение всех в этом случае справедливо. Она молода — ребенок, и надо ждать и ждать чем дольше, тем лучше. В теперешнем сближении вашем есть нечто искусственное, рассудочное, а надо, чтобы оно стало сердечной необходимостью. И оно станет таковою, надо только не портить и не путать. Спрашиваю себя: желаю ли я чего другого, лучшего для Маши? Нет. Так чего же жутко? Молодость, почти ребячество. Что-то как будто жестокое, неестественное мне представляется, если бы она теперь вышла замуж. Как будто меня щемит совесть, когда думаю об этом. Я вас, как любил, так и люблю, и потому, чем ближе мы будем, тем мне лучше, и потому желаю вашего общения с Машей. Я думаю, что ей это хорошо, что ей хорошо будет духовно и телесно расти и крепнуть при этих условиях. Но брак отложить на года, на два года, скажем, отложить до тех пор, пока это сделается естественным и для всех радостным. А это будет. Целую вас.

Л. Толстой.

Покажите это письмо Варв[аре] Васильевне¹ и спросите, что она думает, насколько согласна со мною.

Л. Т.

Датируется на основании пометы П. И. Бирюкова о получении письма и записи в Дневнике Толстого 10 января (см. т. 50).

Письмо Толстого касается отношений П. И. Бирюкова с М. Л. Толстой. См. прим. 3 к письму № 271.

¹ Мать П. И. Бирюкова.

* 299. В. А. Алексееву.

1889 г. Января 15. Москва.

Василий Алексеевич!

Я очень и очень одобряю вашу мысль издания и желаю ему успеха.

Самое важное и трудное это выбрать авторов и из авторов тех мест, кот[орые] должны быть выпущены, и тех, кот[орые] должны быть напечатаны. Важен тоже, разумеется, язык переводов: простота и доступность его наибольшему кругу читателей, но в этом деле надо довольствоваться тем, что есть. —

Кое-что делается в этом направлении редакцией Посредника — напечатан Марк Аврелий,¹ печатается Паскаль² и готов к печати Эпиктет.³

Буду очень рад, если могу чем-либо помогать начатому вами делу.

Л. Толстой.

15 янв. 89.

Василий Алексеевич Алексеев (р. 1863) — переводчик древних классиков с греческого и латинского языков. См. А. К., «Библиотека греческих и латинских классиков в русском переводе» — «Исторический вестник» 1889, XXXVI, стр. 431—435.

В письме от 13 января 1889 г., на которое отвечает Толстой, сообщал о своих работах и планах по переводу древних классиков.

¹ «Размышления о том, что важно для самого себя», изд. «Посредник», М. 1888.

² А. И. Орлов, «Французский мудрец Влас Паскаль. Его жизнь и труды», изд. «Посредник», М. 1889.

³ «Римский мудрец Эпиктет. Его жизнь и учение», изд. «Посредник», М. 1889.

300. А. С. Пругавину.

1889 г. Января 18. Москва.

Александр Степанович!

Федор Алексеевич Желтов, духовный христианин (молокан) Нижегородской губернии, заехал ко мне в Москве. Вам хорошо познакомиться.¹

Л. Толстой.

Впервые опубликовано в «Вестнике Европы» 1911, 2, стр. 272. Датируется по указанию Ф. А. Желтова в письме к В. С. Мишину от 31 декабря 1929 г. и по записи в Дневнике Толстого 18 января о посещении его Желтовым (см. т. 50).

Александр Степанович Пругавин (1850—1921) — этнограф и исследователь старообрядчества и сектантства, знакомый Толстого с 1881 года; автор ряда статей о Толстом.

¹ Знакомство А. С. Пругавина с Ф. А. Желтовым состоялось в этот же приезд Ф. А. Желтова в Москву.

* 301. П. И. Бирюкову.

1889 г. Января 23. Москва.

Всё хорошо, милый друг Поша. Сроки, ведь я знаю, что нельзя назначать. Разве можно говорить о завтрашнем дне, а не то, что о годе или двух. Скажите только вашей милой матери, что перед богом не то, что клянусь, а люблю перед богом вас и Машу одинаково и счастья и блага вашего не могу [не] разделять. Я писал только, что теперь лучше не вступать в брак, и это мы все знаем. — На Машу я радуюсь: она и серьезна, и весела, и, главное, добра и проста, но физически очень плоха нынешнюю зиму. Нынче в первый раз вышла. Что статья?¹ Пишите, если у вас лежит к этому сердце. Очень нужная и хорошая будет статья. А я всё ничего не делаю. И всё не каюсь. Напротив, на душе радостно и хорошо. Передайте мою любовь вашим сожителям.

Л. Т.

Датируется на основании пометы П. И. Бирюкова о получении письма и записи в Дневнике Толстого 23 января (см. т. 50).

¹ О какой статье П. И. Бирюкова идет речь и была ли она написана, неизвестно.

302—304. В. Г. Черткову от 23, 26 и 31 января 1889 г.

305. А. С. Суворину.

1889 г. Января 31. Москва.

Очень сожалею, что вы не заехали ко мне, Алексей Сергеевич, поговорили бы о вашей драме¹ и о другом. Об Ершове² ничего не знаю. Предисловие к его книге я написал было, но оно не годится; желаю переделать или написать вновь и поскорее прислать вам.³ Книга Стэда⁴ у меня есть. Желаю вам самого хорошего, боюсь, что не того, что вы сами большей частью желаете: разориться матерьяльно и богатеть духовно.

Любящий вас Л. Толстой.

Впервые опубликовано в сборнике «Письма русских писателей к А. С. Суворину», Л. 1927, стр. 180. Датируется на основании письма Суворина от 30 января и записи в Дневнике Толстого 1 февраля (см. т. 50).

Алексей Сергеевич Суворин (1834—1912) — издатель реакционной петербургской газеты «Новое время». См. т. 61. Обратился к Толстому с письмом от 30 января (см. т. 27, стр. 729—730), на которое и отвечает Толстой.

¹ А. С. Суворин, «Татьяна Репина. Комедия в 4 действиях», СПб. 1889.

² Андрей Иванович Ершов (1834—1907), сослуживец Толстого по Севастопольской кампании; автор книги «Севастопольские воспоминания артиллерийского офицера», СПб. 1858. В 1889 г. книга печаталась вторым изданием у А. С. Суворина.

³ Первая редакция предисловия Толстого к воспоминаниям А. И. Ершова была написана 14 января 1889 г. Законченное 10 марта 1889 г. предисловие впервые было опубликовано в книге: Л. Н. Толстой, «Против войны», изд. «Свободное слово», Christchurch, Hants, England, 1902. См. т. 27.

⁴ Уильям Томас Стэд (Stead, 1849—1912), английский путешественник, неоднократно бывавший в России. В свой приезд в мае 1888 г. посетил Толстого. Автор книги: «Truth about Russia» («Правда о России»), London, Paris, New-York and Melbourn 1888, где три главы посвящены его пребыванию в Ясной Поляне. Одна из этих глав, в переводе А. С. Суворина, была напечатана под заглавием «Неделя в Ясной Поляне. (Из книги г. Стэда «Truth about Russia»)» — «Новое время» 1889, № 4637 от 25 января.

* 306. Е. И. Попову.

1889 г. Января 31. Москва.

Помогай вам бог, главное, в том, чтобы видеть в жене и ее родных существа, которые не могут мыслить и чувствовать иначе, как так, как они мыслят и чувствуют. Сердиться на них ведь все равно, что сердиться на слепого за то, что он столкнулся с вами. Помогайте им сделать их мерку более точною, помогайте им понять, что ¹/₁₂ сажени не пустяки, а целые 4 вершка, если мы меряем вершками, и потому не считать их нельзя.

Печатается по копии. Датируется на основании пометы на копии и записи в Дневнике Толстого 1 февраля (см. т. 50).

Письмо Е. И. Попова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

307. H. Н. Ге (отцу).

1889 г. Января 31. Москва.

Спасибо за письмецо, дорогой друг, и за хорошие вести — а то, что вы пишете картину,¹ к[оторая] хороша не потому, что я ее люблю, а всем хороша будет, п[отому] ч[то] очень задушевна. Радуюсь и на Количку, и на Мих[аила] Вас[ильевича],² только не совсем ясна их жизнь. Пусть милый друг Количка напишет. Эпиктета Чертков мне присылал в рукописи, чудо как хорош. Истинная пища для души. Паскаль вышел, тоже удивительно хорошо. Я пришлю вам. Я живу хорошо, ничего не пишу, оттого, что слишком хочется — не по силам хочется. Ну, что б[ог] даст. Мне и так хорошо, коли удается поменьше грешить. — Бирюков с Машей хотят жениться. Мы отложили подальше, пусть она поокрепнет. Были грехи неудовольствия, и потому про это лучше не говорить и не писать. Друзей и людей близких много, а всё хочется вас, милых, видеть. Ну, да как будет, так и хорошо. —

Пока прощайте, нынче у меня живот болит, 2-й раз во всю зиму. Домашние же все хворали, сильнее всех маленький Ваничка, но теперь всё здорово. Анну Петровну целую, дай бог ей поправиться и душевного спокойствия и радости. —

Любящий вас очень

Л. Толстой.

Впервые опубликовано в ТГ, стр. 116—117. Датируется на основании пометы Ге о получении письма и записи в Дневнике Толстого 1 февраля (см. т. 50).

¹ Н. Н. Ге работал над картиной «Последняя беседа». Картина окончена не была.

² М. В. Теплов.

308. Л. П. Никифорову.

1889 г. Январь. Москва.

Мысль вашу, дорогой Лев Павлович, о составлении извлечения из написанного мною я не могу ни одобрять, ни неодобрять, потому что она касается меня; у меня же давно составилось и выработалось не без труда такое отношение к моим писаниям, критикам, переводам, что я не позволяю себе иметь какое бы то ни было об этом суждение и избегаю думать и говорить об этом. Происходит это от сознания своей слабости и падкости к тщеславию. Поэтому вам показалось, что я холодно отнесся к вашему плану. Я думаю, что вы прекрасно сумеете сделать то, что вы хотите.

Из того, что вы желаете иметь, у меня есть только номера Century («Чентерэ») со статьями Кенана,¹ которые и посылаю.² Кука, я знаю, трудно составить, но не худо бы попытаться.³ Иллюстрации сделать при этом. Журнал⁴ будет выходить с 1-го июня. Редактора еще не нашли; вчера был Сытин и обещался быть у Златовратского и переговорить с ним.⁵ Жаль, что не пишете, как живете. Помогай вам бог, главное, в согласии.

Любящий вас Л. Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в «Ежемесячном журнале, издаваемом В. С. Миролюбовым» 1914, I, стр. 88. Датируется на основании упоминания о «журнале» (см. прим. 4).

Лев Павлович Никифоров (1848—1917) — бывший народоволец, переводчик, знакомый Толстого с 1884 г. Подробнее о нем см. т. 63, стр. 318—319.

В письме, без даты, Никифоров писал о своем желании изложить в краткой форме основы того, что составляет «святое святых» мыслей Толстого; сообщал о планах своих работ.

¹ Джордж Кеннан (р. 1845 — ум.?), американский путешественник, трижды побывавший в России; автор книги «Siberia and the exile system» («Сибирь и система ссылок»), London 1891. Кеннан дважды был у Толстого. О своих посещениях Толстого напечатал статью в «Century», извлечения из которой перепечатаны в статье «Американец в гостях у Л. Н. Толстого» — «Неделя» 1887, 28, стр. 889—891.

² В яснополянской библиотеке номера журнала «Century Magazine» со статьями Д. Кеннана не сохранились.

³ Джемс Кук (1728—1779), английский путешественник. Никифоров предполагал составить книжку о Куке.

⁴ «Сотрудник». См. прим. 6 к письму № 289 и письмо № 312.

⁵ 17 и 19 января 1889 г. Толстой сам посетил H. Н. Златовратского, приглашая его быть редактором журнала «Сотрудник». См. записи в Дневнике Толстого (т. 50) и Л. П. Никифоров, «Воспоминания о Л. Н. Толстом» — «Юбилейный сборник. Лев Николаевич Толстой», Гиз, 1928, стр. 232.

*309. П. И. Бирюкову.

1889 г. Февраля 5. Москва.

Каждый день собираюсь написать вам, милый друг, и всё что-нибудь мешает. Ваше письмо с притчей и гектограф получил. Заключенье притчи — смысл ее я всегда не так думал. Стрелок, пославший стрелу, это Отец, пославший меня в эту жизнь. Мне не допрашиваться надо о том, какая стрела, лук, даже кто стреляет, а лечиться от этой жизни — перестрадывать ее. Это прелестная притча, но не христианская, а периода предшествовавшего христ[ианству] — буддизм[а], — когда жизнь только представлялась как страдание. Она и осталась этим страданием (испытыванием), но как только она была сознана страданием, она и перестала им быть. И вот будийской момент сознания страдания и воображаемого избавления от него — там, христианское же сознание показывает избавление от него теперь и вечно.

¹ Живем по-старому. Маша хороша, мало работает, сама на себя кается, но я рад, она здорова, спокойна и не изменяется духовно и потому и в чувстве к вам. Я так ее понимаю и вижу и рад. Если бы случилась какая-нибудь перемена, могущая огорчить вас, я вам напишу. Про вас как-то молчаливым соглашением, боясь, вероятно, розни, говорят мало, но когда говорят, то хорошо и не подразумевая никакой перемены в установленных отношениях. И это хорошо. — Я вчера получил очень хорошую статью от Желтова о пьянстве — обращение к братьям.² Статью Бунге — можно ли печатать у Сытина?³ Я последние два дня усердно поправлял статью Покровского и вписал там о соске, из к[оторой] надеюсь сделать отдельное.⁴

Предисловие Ершову надеюсь, что напишу.

Целую вас.

Л. Толс[той].

Отрывки впервые опубликованы в ТЕ, 1913, ПТ, стр. 122; в Б, III, изд. 1-е, стр. 92—93. Датируется на основании упоминания о статье Ф. А. Желтова и записи в Дневнике Толстого 4 февраля (см. т. 50).

Ответ на письмо без даты, в котором П. И. Бирюков сообщал о посылке Толстому буддийской притчи «Ядовитая рана» (перевод с китайского).

¹ Абзац редактора.

² Ф. А. Желтов, «Перестанем пить вино и угощать им», М. 1889.

³ См. прим. 3 к письму № 332.

⁴ Статья Е. А. Покровского «Краткие наставления простому народу. Об уходе за детьми», исправленная Толстым, была напечатана в изд. «Посредник», М. 1890, под заглавием, данным Толстым: «Об уходе за малыми детьми». Глава седьмая этой статьи «Полезна ли соска» с четвертого абзаца (со слов: «За границей в Англии») написана Толстым. См. т. 27, стр. 265—266.

310. В. Г. Черткову от 5 февраля 1888 г.

311. М. Л. Толстой.

1889 г. Февраля 9. Москва.

Вот, милый друг Маша, письмо от Поши и письма к нему,¹ к[оторые] он тебе посылает. Видел целую ночь во сне Илюшу и Соню. Что это я мало их наяву вижу и мало знаю о них. Ты расскажи про них хорошенько. Должно быть, очень хорошо у них.

Без тебя интересный для меня посетитель б[ыл] один Е[вгений] Попов. Жена посоветовала ему уехать, чтобы не смущать ее своим файнерманством (ты меня понимаешь), и он приехал сюда в Москву к матери.² Сейчас Таня с Леночкой (с к[оторой] мы переводим)³ поехали в концерт Лавровской и Танеева,⁴ а Лева в концерт балалаешников. Я предпочитаю Левин. А у нас сидит, Соня,⁵ твоя мать, с Сашей, и мы с ней беседовали очень хорошо. Еще новость, что Толстые⁶ все приехали и в гостинице Рим (на Тверской). Их, благодаря их полушубкам, встречали по платьям. О это встречание по платью! Теперь они устроились в квартирке Миллера прекрасно. — Я все эти дни уныл скорее. Умереть очень иногда хочется. Еще б[ыл] у меня Бедекер,⁷ проповедник Пашковский, очень добрый, и мы хорошо говорили, особенно п[отому], ч[то] с ним был юноша Щербинин⁸ — хороший пашковец. Целую вас всех четверых и желал бы быть с вами.

Впервые опубликовано во «Всемирной иллюстрации» 1923, 11, стр. 20—21. Датируется на основании упоминания о концерте Е. А. Лавровской.

¹ Толстой имеет в виду письма М. Л. Толстой к П. И. Бирюкову, очевидно, присланные Бирюковым для передачи М. Л. Толстой.

² Толстой называет поведение Е. И. Попова «файнерманством» по аналогии с обстоятельствами, вызвавшими развод с женой И. Б. Файнермана из-за несогласия во взглядах.

Мать Е. И. Попова — Анна Панкратьевна Попова (1842—1914).

³ Е. С. Толстая переводила на французский язык тексты для иллюстрированного альбома русских писателей (изд. Сытина).

⁴ 9 февраля 1889 г. в Малом зале Российского благородного собрания состоялся концерт певицы Елизаветы Андреевны Лавровской, с участием пианиста и композитора Сергея Ивановича Танеева (1856—1913), А. И. Зилоти и И. В. Гржимали.

⁵ Здесь Толстой обращается к С. Н. Толстой.

⁶ Семья брата Толстого, Сергея Николаевича.

⁷ Фредерик Вильям Бедекер (1823—1906), миссионер-евангелик, послуживший Толстому прототипом Кизеветтера и англичанина в «Воскресении». См. тт. 32 и 33.

⁸ Александр Щербинин, знакомый Чертковых.

312. П. А. Оленину.

1889 г. Февраля 12. Москва.

Петр Александрович.¹

Журнал для крестьянства очень, по-моему, хорошее дело. Здесь в Москве Сытин купил фирму журнала (никому неизвестного) «Сотрудник» и просил меня помочь ему. Я составил себе в голове ясную программу этого журнала и даже стал готовить матерьял. Он станет выходит с 1-го июня. Я делаю, что могу, но боюсь, что журнал этот не будет, чем должен и мог бы быть, п[отому,] ч[то] Сытин издатель, заинтересованный преимущественно матерьяльной стороной. Нужен бескорыстный труд. —

Если вы затеете свой журнал, я буду помогать ему сколько могу, но обещать писать вперед не могу, и поэтому никогда никому не обещал вперед. Имя же мое таково, что если оно и привлечет подписчиков, оно повредит журналу перед цензурой. — Да и не хорошо заманивать подписчиков. Будет хорош журнал, будут и подписчики. Так давайте постараемся сделать журнал как можно лучше; и в этом я очень рад буду, насколько могу, помогать вам.

Желаю вам успеха, главное, хорошему делу.

Л. Толстой.

На конверте:

Ряз[анской] губ[ернии], г. Касимов, село Истомино. Петру Александровичу Оленину.

Впервые опубликовано в сборнике «Материалы к характеристике рязанских уроженцев», вып. VII, Рязань 1927, стр. 4. Датируется на основании почтовых штемпелей и записи в Дневнике Толстого 12 февраля (см. т. 50).

Петр Алексеевич Оленин (Волгарь, 1864—1926) — беллетрист, драматург и режиссер. 6 февраля 1889 г. писал об организации им народного журнала и просил сотрудничества Толстого, указывая, между прочим, что его имя привлечет подписчиков.

¹ Ошибка Толстого в отчестве Оленина.

313. В. Г. Черткову от 13 февраля 1889 г.

*314. П. И. Бирюкову.

1889 г. Февраля 13. Москва.

Как вы живете, м[илый] д[руг]? М[аша] уехала к Илье и в четверг приедет. Пишу, чтоб вам веселее было. У нас всё хорошо.

Л. Т.

Помогай вам бог не переставая радоваться тому, чему ничто никогда нигде не может помешать: радости исполнения воли его, если только исполнять ее в чистоте, смирении и любви.

На обратной стороне открытки:

Петербург, Греческий проспект 33. Павлу Ивановичу Бирюкову.

Отрывок впервые опубликован в Б, III, изд. 1-е, стр. 88. Датируется на основании почтовых штемпелей и записи в Дневнике Толстого 13 февраля (см. т. 50).

*315. П. И. Бирюкову.

1889 г. Февраля 14. Москва.

Милый друг! Сходите к Ал[ександре] Анд[реевне] Толстой и спросите ее: может ли она попросить кого-нибудь сильных мира об разрешении нам согласия пр[отив] пьянства.¹ Хоть как оно есть: разрешение печатать такие листки и раздавать и записывать в книгу. Если бы нужно б[ыло] иначе написать, можно и иначе; но устава никакого не нужно. Нынче написал одному студ[енту] Пожалостину,² чтобы за некот[орыми] разъяснениями, к[оторые] он спрашивает, обратился к вам. Простите, коли утрудил.

Л. Т.

На обратной стороне открытки:

Петербург. Павлу Ивановичу Бирюкову, Греческий проспект 33.

Датируется на основании почтовых штемпелей и упоминания о письме Пожалостину (см. т. 50).

¹ «Согласие против пьянства» не было утверждено ввиду того, что оно не имело устава.

² Сергей Иванович Пожалостин (р. 1866?), сын художника-гравера И. П. Пожалостина (1837—1909), в то время студент-юрист C.-Петербургского университета. В письме от 6 февраля 1889 г. писал о неудовлетворенности своей жизнью. Ответ Толстого неизвестен.

316. Е. М. Ещенко.

1889 г. Февраля около 15. Москва.

Любезный брат [Емельян Максимович.]

Очень благодарен вам за письмо и за наставление о курении. Оно мне было на большую пользу, и я надеюсь написать о вине и табаке полезную книгу, если бог даст самому исправиться. Великое дело — любовь. Если нет любви, то смотрит брат на слабости брата и не страдает за него и не наставляет его, а когда слабости и пороки брата станут ему мешать жить, тогда начинает сердиться, браниться, наказывать, и только этим еще больше увеличиваются пороки брата. Если бы больше было любви, все бы мы болели о слабостях и о пороках друг друга и любовным советом и наставлением помогали бы друг другу. А то другой заброшенный человек (много таких и из богатых и из бедных) век проживет и брани, и угроз, и наказаний узнает много, а поучения от любви никогда не услышит. А ласковое слово кость ломит. — Наше согласье трезвости распространяется, и кажется мне, что есть от этого польза.

Любящий вас брат.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 12, стр. 17. Дата копии.

Емельян Максимович Ещенко (р. 1848) — крестьянин Острогожского уезда Воронежской губ., ранее состоявший в секте хлыстов; в конце 1880-х гг. вышел из секты. В письме от 8 февраля 1889 г., на которое отвечает Толстой, писал о вреде курения и просил написать об этом статью.

*317. Н. В. Михайлову.

1889 г. Февраля 16. Москва.

Ник. Вас. Михайлову.

Николай Васильевич!

Я бы очень был счастлив, если бы мог ответить на ваш весьма важный — самый важный в деле умственного и духовного развития — вопрос так, чтобы быть самому довольным ответом. Но до сих пор, несмотря на то, что я уже давно чувствую необходимость ответить на этот вопрос, я еще не в состоянии этого сделать. Но я думал довольно много об этом и потому постараюсь хоть вкратце передать вам самое главное:

Первое общее правило: не делайте того, что делает большинство — не читайте современного, считая таковым всё то, что появилось за последнее полстолетие.¹ То, что из современного есть действительно замечательного хоть сколько-нибудь, вы невольно узнаете; вам прожужжат им уши: и в школе, и в литературе, и в разговорах. Но тратить время на изучение современного невыгодно и опасно, во 1-х, п[отому], ч[то] значение всего видимого вблизи современного невольно всегда преувеличивается; во-2-х, п[отому], ч[то] сплошь да рядом оказывается, что современное, непросеянное сквозь критику веков, казавшееся очень значительным, через 10 лет оказывается пуфом, к[оторый] все забывают. — Читайте древних. Из древних же читайте прежде всего учителей жизни, основателей религиозных учений. Мысли людей, легшие в основу верований и руководства² жизни миллионов и миллионов людей, суть самые нужные и самые важные мысли. Таковы учение Конфуция и Менция. Не знаю, есть ли хорошие русск[ие] переводы, но франц[узская] есть хорошая книга «Les livres sacrés de l’Orient, Pothiér»,³ потом учение браминов и Будды. Есть и Веды и книга немецкого ученого (забыл имя), переведенная по-русски лет пять назад о буддизме,⁴ и есть прекрасные книги Макса Мюллера⁵ по-французски и английски. Того же Макса Мюллера о Зендавеста — учении персов. Потом Лаодзы по-французски Julien.⁶ Потом учение стоиков, Марка Аврелия, особенно Эпиктета, Сенеки. Потом учение еврейских пророков, особенно Исайя, потом Евангелие. Человеку, желающему положить прочные основы истинного образования, надо прочесть и узнать — понять те учения, по к[оторым] жило и живет человечество. Из этих учений особенно доступны по ясности самих книг: Конфуций, Менций, Будда, стоики и пророки и евангелия. Читать эти книги я бы советовал подобно тому, как я советую читать четвероевангелие — главную из этих книг, позднейшую — и ту, в атмосфере к[оторой] мы воспитались, а именно вот как: читать, если возможно, в подлиннике, т. е. 4 евангелия — по-гречески. Читая, зачеркнуть сначала все те места, в к[оторых] говорится о Христе, оставив те, в к[оторых] говорит сам Христос. Самые речи Хр[иста] опять разделить, отчеркивая всё непонятное, неясное, противоречивое или кажущееся таким, оставив места вполне ясные. Эти-то места надо прочесть не раз и не два, стараясь соединить их в одно целое, и потом уже, усвоив это целое, усвоив дух учения, вновь прочесть и неясные места, стараясь понять и их, но никак не насилуя смысла; скорее оставляя непонятное, чем делая натяжки. Таким образом прочесть религиозные книги других народов. Изо всего составится одно целое миросозерцание. Это основа всего. Уже после этого можно и не бесполезно читать и философов (т. е. составителей теорий философских), как Платоны, Аристотели, Декарты, Лейбницы, Канты и т. д., читать и историков и поэтов. Только тогда, когда будет ясно учение о жизни, чтение философов, поэтов и историков может быть полезно и нужно, освещая действительность. Это всё мои общие советы на ваш вопрос; частный же ответ должен бы был заключаться прямо в перечислении книг, их распределении по степени их важности. Это я давно уже хочу сделать и если не умру очень скоро, постараюсь сделать как умею. —

В указании что читать я вам называл франц[узские], англ[ийские] и немецк[ие] книги. Может быть, вы не знаете всех этих языков, может быть не знаете ни одного, как это часто бывает с молод[ыми] людьми, кончающими гимназию. Если это так, то займитесь изучением языков новых во время вашего университет[ского] курса. Ведь на каком бы факультете вы ни были, мы все знаем, что студентам делать почти нечего, особенно на юрид[ическом], филолог[ическом] и естествен[ном]. И потому советую вам прежде всего выработать в себе орудия для чтения — приобрести знание языков. Это самое гуманное знание. Ничто так не содействует единению людей, как это знание.

Ну, вот сказал, что умел.

Желаю вам всего хорошего.

Любящий вас Л. Толстой.

На конверте:

Харьков. Скрипницкая ул., д. Калита. № 4. Николаю Васильевичу Михайлову.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

Ответ на письмо от 11 февраля 1889 г. харьковского студента Николая Васильевича Михайлова, с вопросом о том, «что читать и как читать».

¹ В Дневнике 1896 г. Толстой высказывает противоположный взгляд на современное искусство. Он утверждает, что «в каждый данный момент оно должно быть — современное — искусство нашего времени... Искать его надо не в прошедшем, а настоящем» (т. 53, запись от 27 февраля).

² В подлиннике: руководство

³ «Les livres sacrés de l’Orient». Traduits ou revues et corrigés par G. Pauthier («Священные книги Востока»), Paris 1840 (и 2-е изд. 1852).

⁴ Какую книгу имеет в виду Толстой, выяснить не удалось.

⁵ Макс Мюллер (1823—1900), языковед, санскритолог, исследователь в области мифологии и древних религий Востока.

⁶ St. Julien, «Lao Tseu Tao Te king. Le livre de la voie et de la vertu» (С. Жюльен, «Лao Тзе Tao Te кинг. Книга пути и добродетели»), Paris 1841.

* 318. М. А. Шмидт.

1889 г. Февраля 16. Москва.

Мы живы и теперь все здоровы. Маша у Ильи, завтра приедет. Помогай вам бог служить бедным больным.

Лев Толстой.

Печатается по копии. На копии дата: «1889 г.» Датируется 16 февраля 1889 г. на основании слов: «Маша у Ильи, завтра приедет».

319. В. Г. Черткову от 17 февраля 1889 г.

320. И. В. Файнерману.

1889 г. Февраля 18. Москва.

Давно уже получил ваше письмо, дорогой друг, и хотел тогда ж ответить, а потом задвинулось другими делами, и забыл. Спасибо, что извещаете о себе и братьях.¹ Я всё мало понимаю их. — Пишите еще. Напрасно вы думаете или слышали, что я уныл. Напротив, давно не чувствовал себя так хорошо, свободно, как теперь. Живу, как умею и могу, исполняя волю Отца, как я понимаю ее, и большею частью мне очень радостно. Говорят, Ан[атолий] Буткевич едет к вам, я очень рад. Друзья наши все те же и немного новых. Очень многое мне хочется писать; но не успеваю. Нынче писал в Тверь, отвечал одному еврею X. А.² Он думал креститься. Я не советовал ему и сказал, чтобы он обратился к вам. Целую вас и вашу семью.

Любящий вас.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в «Елисаветградских новостях» 1903, № 1 от 14 сентября. Датируется на основании даты на копии письма и записи в Дневнике Толстого 18 февраля (см. т. 50).

¹ И. Б. Файнерман жил в то время в Елисаветграде, в общине духовно-библейского братства.

² Это письмо Толстого неизвестно.

321. Н. Н. Ге (отцу) и Н. Н. Ге (сыну).

1889 г. Февраля 19. Москва.

Очень рад был получить от вас письма, дорогие друзья. Обращаюсь сначала к Н[иколаю] Н[иколаевичу] старшему. Вести ваши очень хорошие и мне радостные — буду ждать выставки¹ с интересом большим, а вы мне еще напишите, как подвигается ваша теперешняя работа — «последняя беседа».² Хотелось бы и мне тоже за зиму сделать кое-что по своей выработанной специальности, да не велит, видно, бог. Хотелось бы, но и без этого живу радостно. Часто себе говорю: жить не переставая радуясь тому, чему ничто, никогда, нигде помешать не может — радость исполнения воли бога в чистоте, смирении и любви. И бывает чаще и чаще, что удается испытывать эту радость. При исполнении того дела, к кот[орому] чувствуешь себя непреодолимо и несомненно призванным, как вы в своей теперешней работе — это бывает чаще всего. Только бы в чистоте, т. е. чистым от всяких похотей — объядения, вина, курения, половой похоти и славы людской; в смирении, т. е. готовым всегда на то, чтобы мой труд ругали и меня срамили; и в любви, т. е. при этом без злобы, досады, желания удаления от какого бы то ни б[ыло] человеческого существа. — Тогда очень хорошо. И мне часто бывает так, и кажется мне, чего желает мое сердце, что и вам теперь так. —

У меня хорошо — с женой тихо, дружно. Правда, что обидно казалось иногда, что их подвергают соблазнам, но когда решено раз навсегда, что вырвать их из этих соблазнов насилием для меня так же невозможно, как вырвать из соблазнов детей китайцев, живущих в неизвестных мне городах и деревнях, тогда это не больно. Даже иногда видишь, что это лучше — сильнее, чище работа в них — лучше, как лучше всё, что есть. — Жизнь моя полна и радостна. Писать много бы хотелось вам, но не знаешь с какого конца начать.

Теперь Количке отвечу. Да, милый, дорогой друг, самое простое, ясное и хорошее то, что вы сделали.³ Удивительно даже, как прежде вы не сделали этого и никто не научил вас, что так надо. Одно, милый друг, хочется сказать вам: животные отдаются половому общению только тогда, когда может родиться плод. Человек непросвещенный, каковы мы все, готов на это всегда и даже выдумал, что это потребность. И этой выдуманной потребностью губит женщину, — вызывая ее в то время, когда она носит или кормит, на непосильную и неестественную деятельность любовницы. Мы сами загубили в женщине этим требованием ее разумную природу, а потом или жалуемся на ее⁴ неразумность, или развиваем ее книгами и курсами. Да, во всем животном человеку надо сознательно дойти до животного. И это делается само собою, когда разумение начинает жить, а то разумная деятельность направляется только на извращение животной жизни. Я много думал об этом и потому пишу вам об этом и вашей жене. — Напишите мне, как вы проводите время, что и как работаете. Если можно, то и про отношения с матерью и братом. Что Мих[аил] Вас[ильевич]?⁵ Не пишете про него. Целую вас всех и его.

Л. Т.

Отрывок впервые опубликован в «Книжках Недели» 1897, 7, стр. 233—234; полностью в ТГ, стр. 117—120. Датируется на основании пометы H. Н. Ге на письме и записи в Дневнике Толстого 19 февраля (см. т. 50).

Письма H. Н. Ге-отца и H. Н. Ге-сына, на которые отвечает Толстой, неизвестны.

¹ На XVII выставке (1888—1889 гг.) «передвижников» была выставлена картина H. Н. Ге «Выход Христа с учениками в Гефсиманский сад» («Выход из тайной вечери»).

² См. прим. 1 к письму № 307.

³ В Дневнике 18 февраля 1889 г. Толстой записал: «Получил письма от Поши и Ге обоих.... Ге Количка сделал прекрасно, что сошелся супружески с матерью Параси, как он ходил около, а как ясно» (см. т. 50).

⁴ Зачеркнуто: отсталость

⁵ М. В. Теплов.

322. В. Г. Черткову от 19—20 февраля 1889 г.

323. С. Т. Семенову

1889 г. Февраля 22. Москва.

Посылаю вам, Сергей Терентьич, деньги от Черткова.¹ Вы, верно, помните наши разговоры про деньги. Верьте мне, милый друг, что нужда в деньгах есть признак неправильности жизни, и потому, чувствуя нужду в деньгах, разумный человек должен стараться не о том, чтобы добыть их, а о том, чтобы так уставить свою жизнь, чтобы не нуждаться в них. Всё равно как чесотка; если чешется, то не чесать надо, а делать так, чтобы не чесалось. Подумайте получше, с богом, о том, как бы устроить так, чтобы не нуждаться в деньгах. Отстаивайте, сколько можете, разумную жизнь и не поддавайтесь пересудам, не заботьтесь о том, что люди скажут. Только бы знать, что, живя, как живешь, исполняешь волю божью, и исполняешь ее, соблюдая чистоту телесную и душевную, в смирении, т. е. готовым на всякое унижение перед людьми, и в любви к тем, с кот[орыми] сводит судьба, тогда всё легко и радостно. Помогай вам бог. Леон[ила] Фом[инична] уехала, поминая о вас, и все, узнавшие вас, вас полюбили.

Любящий вас Л. Толстой.

Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 12, стр. 72. Датируется содержанием и записью в Дневнике Толстого 22 февраля (см. т. 50).

¹ Чертков высылал деньги за принятый к печати в «Посреднике» рассказ Семенова «Немилая жена». См. т. 86, прим. 3 к письму № 210.

* 324. Э. Роду (Е. Rod).

1889 г. Февраля 22. Москва.

Cher confrère.

Je suis très reconnaissant à Mr. Pagès de la bonne idée qu’il a eu de vous envoyer mon livre,¹ grâce à quoi j’ai reçu le votre.² Ne connaissant pas même de nom l’auteur, j’ai commencé à le feuilleter, mais bien vite la sincérité et la force de l’expression de même que l’importance du sujet m’ont gagnés, j’ai lu et relu le livre surtout à certains endroits. Sans parler de la peinture des sentiments intimes du mariage et de la paternité, deux endroits surtout m’ont frappé: celui où vous parlez de la guerre, — c’est un endroit admirable et que j’ai relu plusieurs fois à haute voix, — et sur le fléau de notre civilisation que vous nommez dilettantisme. J’ai rarement lu quelque chose de plus fort comme analyse de l’état mental d’une grande partie de notre société, mais je vous avouerai franchement, cher confrère, que la conclusion est une chute et n’est pas en rapport avec la hauteur de cet endroit et de plusieurs autres du livre. La conclusion à mon avis, n’est qu’une manière de se tirer tant bien que mal des problèmes si franchement et si nettement posés dans le livre. Le pessimisme m’a toujours paru, celui de Schopenhauer, par exemple non seulement un sophisme, mais une sottise, et qui plus est une sottise de mauvais genre. Un pessimiste qui mot son opinion sur le monde et prêche sa doctrine à des hommes qui se trouvent très bien dans la vie, ressemble à un homme reçu en bonne société, qui a le mauvais gout de deranger le plaisir des autres par l’expression de son ennui qui ne prouve[nt] que [de] ce qu’il n’est pas au ni veau de la société dans laquelle il se trouve. J’ai toujours envie de dire à un pessimiste: «si le monde n’est pas à ton gré, ne fais pas parade de ton mécontentement et quitte le et ne dérange pas les autres». Au fond votre livre m’a procuré l’un des sentiments les plus agréables que je connaisse — celui de rencontrer un compagnon inatendu, energique dans la voie que je suis. Vous aurez beau dire et avoir écrit sur Léopardi³ jeune ou vieux, riche ou pauvre bien — vigoureux ou faible de corps, je suis convaincu que vous trouverez, si vous ne l’avez fait déjà, la vraie réponse au titre de votre livre.

Дорогой собрат.

Я очень благодарен г-ну Пажесу за то, что ему пришла в голову добрая мысль послать вам мою книгу,¹ благодаря чему я получил вашу.² Не зная автора даже по имени, я принялся ее перелистывать, но вскоре искренность и сила выражения, так же как и важность самой темы меня захватили, и я прочел и перечел книгу, в особенности некоторые ее места. Не говоря уже об описании интимных переживаний брака и отцовства, два места особенно поразили меня: то, что вы говорите о войне — это место замечательно, я прочел его несколько раз вслух, а также о биче нашей цивилизации, называемой вами дилетантизмом. Я редко читал что-либо более сильное в смысле анализа умственного состояния большинства нашего общества; но, признаюсь вам чистосердечно, дорогой собрат, что заключение — слабо и совершенно не на высоте этого и многих других мест книги. Заключение, на мой взгляд, попросту способ как-нибудь развязаться с вопросами, так смело и ясно поставленными в книге. Пессимизм, в особенности, например, Шопенгауэра, всегда казался мне не только софизмом, но глупостью, и вдобавок глупостью дурного тона. Пессимизм, высказывающий свое мнение о мире и проповедующий свое учение среди людей, отлично чувствующих себя в жизни, напоминает человека, который, будучи принят в хорошем обществе, имеет бестактность портить удовольствие других выражением своей скуки, доказывая этим лишь то, что он просто не на уровне того круга, в котором находится. Мне всегда хочется сказать пессимисту: «если мир не по тебе, не щеголяй своим неудовольствием, покинь его и не мешай другим». В сущности я обязан вашей книге одним из самых приятных чувств, которые я знаю, — а именно то, что я нашел себе неожиданного единомышленника, бодро идущего по тому пути, по которому я следую. Что бы вы ни говорили или ни писали о Леопарди,³ молодом или старом, богатом или бедном, очень крепком или слабом телом, я убежден, что вы найдете, если уже не нашли, настоящий ответ на заглавие вашей книги.

Печатается по копии. Впервые опубликовано (не полностью) в «Литературном наследстве», 31-32, М. 1937, стр. 1021—1022. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 22 февраля (см. т. 50).

Эдуард Род (Eduard Rod, 1857—1910) — швейцарский романист, критик и историк литературы; по взглядам — спиритуалист.

¹ Э. Пажес послал Э. Роду французский перевод «Так что же нам делать?» («Quelle est ma vie?», Paris [1889]). См. т. 50.

² E. Rod, «Le sens de la vie» («Смысл жизни»).

³ Леопарди Джакомо, граф Мональдо (1798—1837), итальянский поэт и философ-пессимист.

325. Л. Ф. Анненковой.

1889 г. Февраля 27. Москва.

Ваше хорошее письмо к Дунаеву,¹ дорогая Леонила Фоминична, порадовало меня за вас и вместе с тем заставило опять себя спросить: нет ли равнодушия, холодности к людям в моем молчании на письмо Леб[единского].² Я вновь прочел его письмо, и оно еще больше меня оттолкнуло. Не только писать, но всячески работать, униженно работать на человека, когда это ему нужно, — радостно и не может в этом отказать тот человек, радость кот[орого] только в том и состоит, чтоб быть нужным другим, но резонерство с людьми, набравшими[ся] слов (вроде кузена³ вашего мужа.⁴ Рассуждать с таким человеком есть одно из ужаснейших умственных страданий), и в этом облаке слов ничего не видящими, кроме опять своих же слов, это невозможно, п[отому] ч[то] это никому не нужно. Помочь ему? да я очень рад словом и советом и всеми силами старался, когда он б[ыл] у меня, и теперь вероятно можно, избрав счастливую минуту, когда у него раскроется душа, но уж никак не по случаю его письма и в ответ на его письмо, п[отому] ч[то] ему нужна не помощь, не ответ, а нужно подтверждение своих догматов, в к[оторые] он, бедный, верит и не может перестать верить. Как излечиваются такие духовные страдания? — не знаю, но знаю наверно, что не рассуждениями. Вот отчего мне неприятно (праздно) писать в этих случаях. Вам это может быть непонятно, но мне, занятому всю жизнь наблюдением таких и подобных явлений, это, т. е. то, что изменение его душевного состояния не может произойти от моих рассуждений, ясно так же, как вам, то, что пятку нельзя вязать так же, как носок. Ему нужна доброта, а для того, чтобы возможна б[ыла] доброта, нужно смирение, а чтобы было смирение, нужно усумниться в несомненности того, что он начитал себе в гимназии. А усумниться в этом он не может, п[отому] ч[то] он и поверил-то так сильно оттого, что сам лишен критической способности или имеет ее в самой слабой степени и верит всегда более громкому большинству, а большинство, кричащее громче, литературно-научное, поддерживает его. Я все-таки написал ему,⁵ тем более, что он писал еще мне. И мне б[ыло] очень неприятно писать и боюсь и ему будет неприятно читать, но я помнил о нем, писавши, и писал для него. Да, это тип очень несчастных людей и помочь им нельзя нам. Поможет им бог, мы же можем делать одно: по отношению их, как всех других, стараться исполнять волю Отца в чистоте, смирении и любви, чего если я не сделал, особенно в последнем по отношению его, то прошу его простить меня. Не знаю, что вам неясно в этой прекрасной шутке Брюлова,⁶ что лучше ничего не делать, чем делать ничего. Смысл этого для меня тот, что когда человек делает ничего, т. е. пустяки, визиты, туалеты, процессы, обедни и т. п., то это гораздо хуже, чем когда он сидит просто сложа руки, п[отому] ч[то] в первом случае он собой бывает очень доволен, а во втором напротив.

Любящий вас Л. Толстой.

Медведев⁷ еще был у меня. И я еще больше полюбил его.

Впервые опубликовано в ПТС, I, № 132. Датируется на основании почтовых штемпелей и записи в Дневнике Толстого 27 февраля (см. т. 50).

¹ Письмо это неизвестно.

² Иван Филиппович Лебединский, в то время гимназист, приезжавший к Толстому в Ясную Поляну летом 1888 г. См. И. Ф. Лебединский, «Последователи Л. Н. Толстого» — «Курский листок» 1889, № 100 от 29 августа. В письме от 25 января 1889 г. возражал Толстому на его учение о непротивлении и между прочим говорил, что достигнуть мира и благополучия можно будет лишь тогда, «когда каждому человеку будет предоставлена полнейшая свобода: свобода слова, мысли, свобода печати».

³ О ком здесь говорит Толстой, выяснить не удалось.

⁴ Константин Никанорович Анненков (1842—1910), юрист и писатель по вопросам гражданского права.

⁵ Письмо Толстого к И. Ф. Лебединскому неизвестно.

⁶ Карл Павлович Брюллов (1799—1852), русский художник.

⁷ Василий Васильевич Медведев, в то время студент Московского университета, познакомился с Толстым через Л. Ф. Анненкову и в течение весны и лета 1889 г. несколько раз был у Толстого.

326—327. В. Г. Черткову от 28 февраля и 12 марта 1889 г.

328. И. Г. Журавову.

1889 г. Марта 12. Москва.

Любезный друг Иван Герасимович!

Как вам не скучно, зная меня столько лет, обращаться ко мне всё с теми же просьбами, которых я исполнить никак не могу. Вперед пожалуйста не огорчайтесь, если на ваши просьбы словесные или письменные о деньгах я буду молчать. Признаюсь, что обидно становится за вас, что вы не можете понять того, о чем я много раз говорил вам, что я деньги считаю таким же и еще больше злом, чем вино и всякий другой яд, и, считая их так, не могу держать их у себя. И если бы я их нашел на улице, то ни в коем бы случае не дал их другому человеку, зная, что от них, кроме вреда, ничего не может быть. Рассказ я ваш прочитал, он мне понравился. Я его послал в редакцию и просил выслать вам деньги.¹ Не знаю, удастся ли? Помогай вам бог понимать его святой закон. Научитесь от меня, я кроток и смирен есть сердцем, и обрящете покой душам вашим, говорит Христос. Если так будете поступать и жить, то легко и радостно будет вам на душе. Газету «Неделю» с книжками вам будут высылать. Любящий вас Лев Толстой.

Печатается по тексту, впервые опубликованному в воспоминаниях И. Г. Журавова (см. ниже), стр. 1243—1244. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 12 марта (см. т. 50).

Иван Герасимович Журавов — тульский крестьянин, служивший половым в одном из трактиров вблизи Тулы; автор нескольких рассказов, напечатанных в изд. «Посредник», и воспоминаний о Толстом: «Как я познакомился с графом Львом Николаевичем Толстым и о чем с ним разговаривал и что мне про него другие говорили и рассказывали» («Миссионерское обозрение» 1911, стр. 975—1248).

Ответ на письма Журавова от 22 февраля (почтовый штемпель) и от 5 марта 1889 г. В первом из них Журавов просил выписать на его имя какой-нибудь журнал или газету, во втором сообщал, что послал Толстому для напечатания свой рассказ, и просил денег.

¹ Заглавие рассказа неизвестно; напечатан он не был. См. т. 86, письмо № 213.

329. С. Т. Семенову.

1889 г. Марта 12. Москва.

Сергей Терентьевич! Я вышлю вам Русское Богатство за нынешний год и еще надеюсь выслать вам Неделю. Из моих сочинений каких у вас нет и какие вы желали бы иметь? Напишите мне, я постараюсь их доставить вам. Написанное вами для журнала,¹ я думаю, будет годиться, но, признаюсь, о журнале теперь, так как он отложен до 1-го июля, я мало думаю. Когда определит[ся] редактор, тогда сообщу вам подробнее. Радуюсь тому, что у вас в семье хотя не тот мир, к[оторый] вы бы желали, но хотя не раздор. Помните, друг мой, что установление этого мира, поддержание его, избежание всего того, что может нарушить его, что это есть главное дело вашей жизни, что всегда надо быть готовым всем пожертвовать, только бы был мир. Главное же препятствие для мира всегда наша гордость. Только смирение: готовность перенести унижение, быть оклеветанным, ложно понятым, только при такой готовности человек может вносить мир в отношения свои с другими людьми и людей между собою.

Помогай вам бог узнавать его волю и исполнять ее.

Любящий вас Л. Толстой.

Впервые опубликовано в книге С. Т. Семенова «Воспоминания о Л. Н. Толстом», СПб. 1912, стр. 19. Датируется на основании письма Семенова от 25 февраля 1889 г., на которое отвечает Толстой, и записи в Дневнике Толстого 12 марта (см. т. 50).

¹ Толстой имеет в виду корреспонденции, написанные С. Т. Семеновым для журнала «Сотрудник».

330. Г. А. Русанову.

1889 г. Марта 12. Москва.

На днях получил от Черткова ваше письмо к нему,¹ дорогой Гаврило Андреевич. Он знал, что мне это будет радостно. Если вам тяжело писать, то попросите вашу милую жену написать мне о вас, о себе и о ваших детях. Я живу очень хорошо, искренно говорю, что дальше, то лучше, и улучшение, т. е. увеличение радости жизни, происходит в роде закона падения тел — обратно пропорционально квадратам расстояния от смерти. Писать многое хочется, но еще не пишу ничего. Нет тех прежних мотивов тщеславия и корысти, подстегивавших, и потому (знаю, как вы за меня ревнивы, но не могу не сказать, что думаю) производивших незрелые и слабые произведения. Но и зачем писать. Если бы я б[ыл] законодатель, я бы сделал закон, чтобы писатель не смел при своей жизни обнародывать свои сочинения.

Странное дело, есть книги, к[оторые] я всегда вожу с собою и желал бы всегда иметь, — это книги неписанные: Пророки, Евангелия, Будда (Биля),² Конфуций, Менций, Лаодзы, Марк Аврелий, Сократ, Эпиктет, Паскаль. — Иногда хочется все-таки писать и, представьте себе, чаще всего именно роман, широкий, свободный, вроде «Ан[ны] Кар[ениной]», в который без напряжения входило бы всё, что кажется мне понятым мною с новой, необычной и полезной людям стороны. Слух о повести³ имеет основание. Я уже года два тому назад написал начерно повесть действительно на тэму половой любви, но так небрежно и неудовлетворительно, что и не поправляю, и если бы занялс[я] этой мыслью, то начал бы писать вновь. Никому так не рассказываю и так не пишу о своих литерат[урных] работах и мечтах, как теперь вам, п[отому] ч[то] знаю, что нет человека, к[оторый] так бы сердечно относился к этой стороне моей жизни, как вы.

Карамзин где-то сказал, что дело не в том, чтобы писать «Ист[орию] Гос[ударства] Рос[сийского]»,⁴ а в том, чтобы жить добро.⁵ И этого нельзя достаточно повторять нам, писателям. И я опытом убедился, как это хорошо: не писать. Как ни верти, дело каждого из нас одно — исполнять волю пославшего. Воля пославшего же в том, чтоб мы были совершенны, как отец наш небесный, и только этим путем, т. е. своим приближением к совершенству, мы можем воздействовать на других, — налиться должна лейка доверху, чтоб из нее потекло, — и воздействие будет через нашу жизнь и через слово устное и письменное, насколько это слово будет частью и последствием жизни, насколько от избытка сердца будут говорить уста. Целую вас и жену и детей.

Любящий вас Л. Толстой.

На конверте:

Воронеж. Введенская ул[ица], близ Алексеевского монаст[ыря], д. Андреевой. Гаврило Андреевичу Русанову.

Впервые опубликовано в «Вестнике Европы» 1915, 3, стр. 14—15. Датируется на основании почтовых штемпелей и записи в Дневнике Толстого 12 марта (см. т. 50).

¹ Письмо Г. А. Русанова к В. Г. Черткову от 27 февраля 1889 г., в котором он между прочим писал: «Очень интересует меня, что пишет он (Толстой. — Ред.) теперь? Ha-днях я прочитал в «Пантеоне литературы», что будто он пишет повесть, посвященную анализу любви. Правда ли это?»

² Beal, «Outline of Buddhism from Chinese sources», London 1870.

³ «Крейцерова соната». См. т. 27.

⁴ Николай Михайлович Карамзин (1766—1826), писатель и историк-монархист, автор «Истории Государства Российского» (1-е изд., 1816—1824 гг.).

⁵ Перифраза мысли, высказанной Карамзиным в письме к А. И. Тургеневу. См. М. П. Погодин, «Н. М. Карамзин по его сочинениям, письмам и отзывам современников», т. II, М. 1866, стр. 134.

331. В. Г. Черткову от 18 марта 1889 г.

* 332. А. И. Ярышкину.

1889 г. Марта 18. Москва.

Александр Иванович! Очень радуюсь устройству общества против пьянства и всей душой желаю содействовать ему. Есть только одно средство против всех заблуждений и соблазнов людских и в том числе и против пьянства, это уяснение разумного сознания и потому, по моему мнению, главные силы, вся энергия общества должна быть направлена на популяризацию, распространение того, что сделано по этому вопросу в Европе и Америке и на самое простое, ясное, неоспоримое, до очевидности доведенное изложение зла, безумия, греха пьянства.

Для этого есть два средства: 1) устное убеждение людей и привлечение их к согласию против пьянства. Посылаю вам наш листок.¹ У нас теперь около 1200 членов, и 2) печатание листков, брошюр, чтение лекций. Посылаю вам наши брошюры и [1 неразобр.]² тех, кот[орых] нет сейчас у меня. Брошюра Бунге, напечатанная в 1-м № «Русск[ого] Бог[атства]», теперь еще печатается.³ Брошюры эти, как вы увидите, мало популярны. Желательно изложить то же более доступно. На это надо обратить силы. Устройству лечебницы, по правде вам скажу, я не очень сочувствую. Устройство таких лечебниц есть дело и обязанность правительств, но не частных обществ. Частное общество должно иметь более широкие и плодотворные цели, чем пальятивы. Надо хоть стараться под корень подсечь зло. И мне кажет[ся], что это очень возможно. Главное в этом деле личная инициатива и пример. Путь этот кажется только медленным, но он самый радикальный и [1 неразобр.]² самый быстрый, но единственный. Во всяком случае желаю вам успеха.

Лев Толстой.

Печатается по копии. Датируется на основании пометы на копии о дне получения письма и записью в Дневнике Толстого 19 марта (см. т. 50).

Александр Иванович Ярышкин — организатор и председатель Одесского общества трезвости; автор нескольких брошюр, посвященных борьбе с алкоголизмом.

¹ Листок «Согласия против пьянства», для подписи его.

² Пометы в копии.

³ «Лекция Бунге, профессора физиологической химии в Базельском университете» — «Русское богатство» 1889, 1, стр. 121—138. В «Посреднике» была издана под заглавием: «Борьба с пьянством. Речь профессора физиологической химии Г. Бунге», М. 1890.

333. А. С. Суворину.

1889 г. Марта 18—19? Москва.

Вот, Алексей Сергеич, письмо моего большого друга Черткова. Он просит меня от себя прибавить несколько слов о деле Посредника, что я охотно и делаю, надеясь, что вы сделаете, что можно. Посылаю это письмо, не дожидаясь вас, пот[ому] что думаю уехать из Москвы.

Любящий вас Л. Толстой.

Впервые опубликовано в сборнике «Письма русских писателей к A. С. Суворину», Л. 1927, стр. 180. Датируется на основании письма B. Г. Черткова от 17 марта 1889 г., о котором здесь упоминается. В письме этом (хранящемся в архиве А. С. Суворина в Ленинградской публичной библиотеке) Чертков просил о помещении объявлений издательства «Посредник» на страницах газеты «Новое время» и о разрешении продажи изданий «Посредника» в книжных магазинах и киосках А. С. Суворина.

334. Л. Е. Оболенскому.

1889 г. Марта 22. Москва.

Посылаю вам, дорогой Леонид Егорович, несколько слов об искусстве.¹ Я написал для Гольцова,² потом поправил, дополнил, потом уже слышу, хотят напечатать. Думаю себе: уж если печатать, то не пригодится ли вам. Вот и посылаю. Если пришлете коректуру, хорошо, если же нельзя, то нечего делать. Вы сами тогда исправьте. —

Любящий вас Л. Толстой.

Впервые опубликовано в «Биржевых ведомостях» 1908, № 10673 (утр. вып.) от 26 августа. Датируется по содержанию. Письмо было написано и статья об искусстве была послана в день отъезда Толстого к С. С. Урусову в Спасское. Корректура статьи помечена 24 марта 1889 г.

¹ См. т. 30 и письма 344 и 345.

² Виктор Александрович Гольцев (1850—1906), либеральный публицист и литературный критик, редактор «Русской мысли» (см. т. 50).

335. Н. Н. Ге (отцу).

1889 г. Марта 22. Москва.

Хоть два слова припишу, милые друзья, чтоб сказать, что люблю вас и думаю о вас часто и о вашей работе, Н[иколай] Н[иколаевич] (старший). Надо делать и выражать то, что созрело в душе. Никто ведь никогда этого не выразит, кроме вас. Я жду всей серии евангельск[их] картин. Слышал о той,¹ к[оторая] в Пет[ербурге], от Прянишн[икова]² по словам Маковск[ого],³ очень хорошо, говорили. Вот поняли же и они. А простецы-то и подавно. Да не в том дело, как вы знаете, чтобы NN хвалил, а чтоб чувствовать, что говоришь нечто новое и важное и нужное людям. И когда это чувствуешь и работаешь во имя этого — как вы, надеюсь, теперь работаете, — то это слишком большое счастье на земле — даже совестно перед другими. Сейчас с Пошей едем, он в Кострому, я в уединен[ие] к Урусову,⁴ недели на две. Целую вас. Что вы мне не ответили о Теплове?

Л. Т.

Приписка к письму П. И. Бирюкова к H. Н. Ге от 22 марта 1889 г. Впервые опубликовано в «Книжках Недели» 1897, 7, стр. 224.

¹ Картина Н. Н. Ге «Выход из тайной вечери».

² Илларион Михайлович Прянишников (1840—1894), художник.

³ Владимир Егорович Маковский (1846—1920), художник.

⁴ Сергей Семенович Урусов. О нем см. в прим. к письму № 350. Толстой ездил к нему в имение Спасское и прожил там с 22 марта 1889 г. по 8 апреля 1889 г. См. Н. С. Родионов, «Москва в жизни и творчестве Л. Н. Толстого», М. 1948, стр. 112—115.

336. М. Л. Толстой.

1889 г. Марта 22. Спасское.

Вот видишь, как мы доехали. Мне также очень покойно духом. Тебе же, уверен, что будет хорошо у милых Пироговских.¹ Вы, молодые, едва ли умеете ценить так, как я, старый, — их, пироговских, всех за ясность и чистоту их. Постарайся только себе работу устроить на время, пока там будешь. А я хочу, хочу работать, и никак не задается.

Л. Т.²

Испытание твоему любопытству.

Приписка к письму П. И. Бирюкова к М. Л. Толстой от 22 марта 1889 г.

Печатается по копии. Впервые опубликовано во «Всемирной иллюстрации» 1923, 11, стр. 20.

¹ М. Л. Толстая уехала к С. Н. Толстому в Пирогово, в 40 км. от Ясной Поляны.

² Вслед за подписью сделано примечание переписчика: «Целая линейка в письме зачеркнута».

337—342. С. А. Толстой от 22, 24, 25, 27, 29 марта и 1 апреля 1889 г.

* 343. Т. Л. Толстой.

1889 г. Апреля 2. Спасское.

Спасибо, голубчик Таня, за присылку всего. Американцы были,¹ и князю было очень, кажется, приятно. Они хороши, только водку очень пьют. Особенно плешивый кн[язю] понравился. Поправлял коректуру, напутал и не кончил.

Получил нынче письма и объявления посылаю. Maмà письмо² меня очень, очень порадовало. Это лучшее лекарство от живота. Кстати он и не болит. Поцелуй мамà и всех. Не на словах, возьми, да поцелуй. «Ударь дважды тою».

Правда, что гимназистка³ мила. Надо ответить.

Л. Т.

Как груди мама? А ты всё в струне. Это хорошо.

На конверте:

Москва. Хамовники, д[ом] гр. Толстого. Татьяне Львовне Толстой.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

Ответ на письмо T. Л. Толстой от 26 марта 1889 г., в котором она между прочим писала: «Посылаю тебе заказное письмо, два объявления и очень трогательное письмо одной девочки».

¹ Речь идет об американцах пасторах Вильяме Вильберфорсе Ньютоне (Newton) и Кёрриле и писателе Батчельдере Грине. Они были направлены к Толстому А. А. Толстой. Об этом посещении В. Ньютон напечатал воспоминания: «А run through Russia, or the story of a visit to count Tolstoy» (отд. изд. Student C°, Harpford 1894). См. также т. 50.

² От 28 марта. См. С. А. Толстая, «Письма к Л. Н. Толстому, 1862—1910», изд. «Academia», М. — Л. 1936, стр. 431—432.

³ О ком здесь идет речь, неизвестно.

* 344. Л. Е. Оболенскому.

1889 г. Апреля 2. Спасское.

Получил коректуру,¹ перечел и убедился, что в таком виде печатать невозможно. Начал поправлять, но не кончил; если кончу, то пришлю. В этом же виде, пожалуйста, не печатайте. Простите за беспокойство.

Л. Толстой.

Продолжение

На обратной стороне открытки:

Петербург. Редакция Русского Богатства. Леониду Егоровичу Оболенскому.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

¹ Имеется в виду статья Толстого «Об искусстве». См. т. 30.

345. Л. Е. Оболенскому.

1889 г. Апреля 4. Спасское.

Я изменил всё, как кажется, значительно к лучшему, но не посылаю, п[отому] ч[то] некому переписать.¹ Я к субботе буду в Москве и оттуда на святой² пришлю. Если не поспеет к этому №, то не беда к следующему.

Л. Т.

Впервые опубликовано в «Биржевых ведомостях» 1908, № 10675 (утр. вып.) от 27 августа. Датируется на основании почтовых штемпелей.

¹ Статью «Об искусстве». См. письма №№ 352 и 375.

² Пасхальная неделя.

* 346. С. Т. Семенову.

1889 г. Апреля. 10. Москва.

Дорогой Сергей Терентьевич,

Получил оба ваши хорошие письма с последними рукописями,¹ я их еще не прочел, прочтя пошлю их Ч[ерткову] и напишу вам, теперь же, главное, хочу ответить на ваш вопрос о деньгах и семье. Напрасно вы меня, друг мой, спрашиваете о том, ответ на что для вас столь же доступен, сколько и для меня; ответ находится в учении истины, в учении Христа. Ведь, кажется, не может быть для вас сомнения в том, что деньги есть средство пользования трудами других людей, есть безличное рабство, и потому для христианина, желающего жить и трудиться для других, не может не быть тяжелым и мучительным (противоречие с его основой жизни) пользование деньгами. И потому христианин старается уменьшить свои потребности, сделать себя нужным для других, так чтобы его малые потребности удовлетворялись бы без денег или при наименьшем посредстве денег. Так это для одного, но так ли это для христианина, имеющего семью? Я думаю, что семья нисколько не изменяет этого. Как одиноким я старался уменьшить свои потребности и сделать себя нужным и приятным другим, так и семейным я буду стараться делать то же самое, внушая то же моей семье. Но семья моя не хочет уменьшать своих потребностей, хочет увеличивать их и не хочет делать себя нужной и полезной другим, а хочет деньгами, т. е. силой заставить других служить себе. Что мне делать? На этот вопрос ответить может только тот, кому он поставлен, и то не на словах, а делом, п[отому] ч[то] только тот, перед кем стоит этот вопрос, знает, с одной стороны, силу своей веры в учение истины и с другой — силу своей личной привязанности к семье и к ее требованиям. Из этих двух, почти противуположных сил выйдет среднее. Вот так: если за две веревки тянуть что-нибудь, например [см. вклейку между стр. 240 и 241], то, что тянут, пойдет посредине вот так [см. вклейку между стр. 240 и 241]. Так будет в действительности. Если же вы спрашиваете меня, как поступать, то я не могу ответить о том, как подготовить себя к наилучшему поступку. И отвечаю так: сила привязанности личности, мирская сила соблазна не может быть сама собой уменьшена, она дана нам с рождением и воспитанием, но другая сила — сила веры или разумного сознания, может быть увеличена обращением силы жизни на нее. И вот это-то надо делать. Надо стараться делать так, чтобы эта сила так увеличилась, чтобы другая стала ничтожна в сравнении с ней и чтобы направление поступка приблизилось к первой линии так [см. вклейку между стр. 240 и 241]. Вы говорите: бросить ли семью и работать на других? Не знаю. Думаю, что бросать семью не нужно, но решить это можете только вы сами, и то только тогда, когда вы всей душой будете стремиться к тому, чтобы исполнить волю бога вполне. Никто из живых людей никогда не исполнит волю б[ога] вполне. Но из того, что мы будем видеть и знать, что вполне воля б[ога] не исполняется, не следует то, что надо вперед задаваться мыслью исполнять волю б[ога] не вполне, а отчасти (это самый и обычный и ужасный грех людской), а напротив, постоянно и всегда стремиться к тому, чтобы исполнить ее вполне. Ищите ц[арствия] б[ожия] и правды его, а остальное приложится. Знаю, что семейный человек всегда между двух зол: одно зло, исполняя требования семьи, добывать деньги для нее, для прихотей, суеверий; другое зло — нарушить любовь семьи, не исполняя этого. Выбрать средний путь нельзя вперед, можно одно в этой задаче: искать одного, исполнения своей жизнью воли бога. В этих задачах мне всегда помогала мысль о том, как бы я разрешил это затруднение, если бы я знал наверное, что нынче умру.

Л. Т.

Рукописи я ваши прочел. Немилая жена лучше, но еще грубо. Другая тоже имеет этот же недостаток и вся слабее. Я их посылаю обе Черткову.²

Датируется содержанием и записью в Дневнике Толстого 10 апреля (см. т. 50).

Письма С. Т. Семенова, на которые отвечает Толстой, неизвестны.

¹ Повести С. Т. Семенова: «Немилая жена» (издана «Посредником». М. 1891) и «Назар Ходаков» (напечатана не была).

² См. т. 86, № 220.

347. П. И. Бирюкову.

1889 г. Апреля 10. Москва.

Спасибо за письмо, милый друг, главное — за побуждение письма. Мне б[ыло] оч[ень] радостно получить его. Я пробыл у Ур[усова] больше 2-х недель, и мне б[ыло] оч[ень] хорошо. Я много писал — едва ли хорошо, но много;¹ и теперь, 3-го дня вернувшись в Москву, продолжаю быть в том же пишущем настроении. М[аша] осталась на неопределен[ное] время в Пирогове], и я радуюсь за нее. У нас всё хорошо.

Л. Т.

На обратной стороне открытки:

Костромского уезда. В имение Бирюкова. Павлу Ивановичу Бирюкову.

Впервые опубликовано в Б, III, изд. 1-е, стр. 97. Датируется на основании почтовых штемпелей и записи в Дневнике Толстого 10 апреля (см. т. 50).

Ответ на письмо П. И. Бирюкова без даты, с пометой: «апрель 1889».

¹ В Спасском Толстой работал над комедией «Исхитрилась» («Плоды просвещения»), статьей об искусстве (в корректуре) и «Крейцеровой сонатой».

* 348. П. И. Бирюкову.

1889 г. Апреля 10. Москва.

Узнав ваш почерк, распечатал письмо Тани¹ и отвечаю. Я в Москве с субботы страстной.² Маша всё еще в деревне. Таня уехала к Олсуфьевым. Думаю, что М[аша] скоро приедет. Я живу и ничего не предпринимаю. Хорошо бы было дожить до приезда В[арвары] В[асильевны].³ Целую вас.

Л. Т.

На обратной стороне открытки:

Кострома. Павлу Ивановичу Бирюкову.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

¹ Письмо П. И. Бирюкова к Т. Л. Толстой неизвестно.

² В 1889 г. «страстная» суббота приходилась на 8 апреля.

³ В. В. Бирюкова, мать П. И. Бирюкова.

349. Е. И. Попову.

1889 г. Апреля 10. Москва.

Физический труд, как разрешение вопроса жизни, — разумеется, что это нелепость, разумеется, что не род труда, не самый труд даже, а то, во имя чего трудишься, разрешает вопрос. Вы говорите: во имя сострадания, любви. Но и тут сами себе возражаете и видите возможность такого положения, при котором некого жалеть, любить, не на кого трудиться, или есть кого жалеть и любить и нельзя трудиться. Стало быть, может быть положение, в котором жизнь бессмысленна, и есть бесцельное страдание, от которого разумно избавиться, как и говорили стоики. Всё это совершенно справедливо, но только при определении смысла жизни в труде во имя любви. Но это не полное и не Христово определение. Христово определение есть исполнение воли Отца; исполнение этой воли при условиях чистоты, смирения и любви.

В чем воля? На этот вопрос иногда, когда человек ясно сознает ту роль, которую он играет в содействии установления царства божия на земле, есть прямо несомненный ответ в душе; иногда, когда нет такого ответа, стоит только соблюдать условия чистоты, смирения и любви (т. е. не предаваться похотям всякого рода, не искать одобрения людей и не иметь враждебного чувства ни к кому) и сама жизнь — сама плотская жизнь в труде или вынужденной праздности будет исполнение воли бога. И потому-то освобождение от плотской жизни есть поступок, несогласный с учением истины. Трудовая же жизнь есть не пустяки, а есть одно из условий чистоты.

Отрывок письма, печатается по копии. Впервые опубликовано в ПТС, I, № 143. Датируется на основании даты на копии и записи в Дневнике Толстого 10 апреля (см. т. 50).

Письмо Е. И. Попова, на которое отвечает Толстой, неизвестно. О получении его Толстой записал в Дневнике 9 апреля (см. т. 50).

350. С. С. Урусову.

1889 г. Апреля 10. Москва.

Исполняя обещание, пишу вам, милый друг, хотя Соня, вероятно, всё написала.¹ Нынче отдал письмо Ал. Аф.² через человека, но сам не вошел. Увидал очень много верхних одежд гостей и убоялся. У нас хорошо; но так хорошо, духовно хорошо, как было у вас, уже не будет. Редко проводил так хорошо время, спокойно, серьезно, любовно, как то, что провел у вас, и очень вас благодарю. Радостно тоже, что мы сблизились опять и теснее, по-моему, чем прежде. Надеюсь, что уж до гроба. Многое я понял, чего не понимал из ваших мыслей, главное же, понял то стремление к добру, к богу, которым вы живете. И это-то больше всего влечет меня к вам. Нет ли поручений, пожалуйста давайте. Книжку³ пришлет Таня, как только почта откроется. Надеюсь, что вы не поедете в Ярославль, а будете продолжать ту хорошую жизнь, к[оторую] ведете в своем уединении. Помогай вам бог. Передайте мой поклон Герасиму Павловичу⁴ и его сестре.

Любящий вас Л. Толстой.

Впервые опубликовано в «Вестнике Европы» 1915, 1, стр. 17—18. Датируется содержанием и записью в Дневнике Толстого 10 апреля (см. т. 50).

Сергей Семенович Урусов (1827—1897) — генерал-майор в отставке; сослуживец Толстого по Севастопольской кампании. Жил в своем имении Спасское, близ Сергиевского посада, Московской губ. Подробнее о нем см. в т. 61.

¹ Это письмо С. А. Толстой к С. С. Урусову неизвестно.

² О ком здесь идет речь, неизвестно.

³ О какой книжке говорит Толстой, неизвестно.

⁴ Герасим Павлович, слуга у С. С. Урусова.

351. В. Г. Черткову от 10 апреля 1889 г.

352. Л. Е. Оболенскому.

1889 г. Апреля 14. Москва.

Дорогой Леонид Егорович!

Всё еще не кончил статью,¹ всё уясняю, добавляю. Надеюсь кончить скоро и тогда пришлю. Напишите, пожалуйста, к какому номеру вы ее готовите. — Еще вот что: мой хороший знакомый Герасимов,² кандидат, прошлого года написал статью о Лермантове, весьма замечательную. Он показывает в Лермантове самые высокие нравственные требования, лежащие под скрывающим их напущенным байронизмом. Статья очень хорошая. Он читал ее в психологическом обществе. Я предложил ему напечатать ее у вас. Он согласен. Как человек женатый и живущий своим трудом, гонорар ему не лишний. 40 р. за лист ему обещали в «трудах психол[огического] общества». Впрочем, если вы не хотите, то напишите прямо ему, Москва, Хамовники, № 15, Осипу Петровичу Герасимову. Пожалуйста, вы на меня не сердитесь за то, что я опять задержал статью об искусстве. Какая-то странная судьба. А уж как хочется быть вам приятным и полезным вашему журналу.

Любящий вас Л. Толстой.

Впервые опубликовано в «Биржевых ведомостях» 1908, № 10675 (утр. вып.) от 27 августа. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 14 апреля (см. т. 50).

¹ «Об искусстве».

² Упоминаемая статья О. П. Герасимова была напечатана под заглавием: «Очерк внутренней жизни Лермонтова по его произведениям. (Психологический этюд)» — «Вопросы философии и психологии» 1890, 3, стр. 1—44.

353. С. С. Урусову.

1889 г. Апреля 14. Москва.

Третьего дня писал вам. Очень благодарю за присылку, хотя не стоило 7 марок.¹ — Петра² вполне рекомендую. Хорошего семейства, ловкий, умный и не пьющий малый.

Л. Т.

На обратной стороне открытки:

Троице-Сергиевский посад. Село Спасское. Князю Сергию Семеновичу Урусову.

Впервые опубликовано в «Вестнике Европы» 1915, 1, стр. 18. Датируется на основании почтовых штемпелей и записи в Дневнике Толстого 14 апреля (см. т. 50).

¹ О чем здесь идет речь, неизвестно.

² Урусов просил Толстого подыскать ему работника в помощники Герасиму Павловичу.

354. В. Г. Черткову от 11...16? апреля 1889 г.

355. Н. П. Овсянникову.

1889 г. Апреля 16. Москва.

Очень сожалею, что никак не могу исполнить вашего желания; как я вам говорил,¹ я всю свою жизнь по отношению к писаниям обо мне, к переводам, извлечениям и т. п. поступал всегда одинаково: ничего не запрещал и не разрешал. Иначе я никак не могу поступить и по отношению к вашей статье. Пожалуйста, не сердитесь на меня за это. Право, мне невозможно иначе.

Ваш Л. Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в «Русском обозрении» 1896, 11, стр. 8. Датируется на основании пометы адресата на письме.

Николай Петрович Овсянников (р. 1848) — помещик Веневского уезда Тульской губ., автор очерка: «Эпизод из жизни гр. Л. Н. Толстого» — «Русское обозрение» 1896, 11. С Толстым познакомился в 1889 г., приехав в Хамовники для переговоров по поводу печатания своих воспоминаний о суде над рядовым Василием Шибуниным (в 1866 г.), давшим пощечину полковому командиру. Шибунин был приговорен к смертной казни и расстрелян. Н. П. Овсянников, служивший в том же полку, был свидетелем происшедшего эпизода. Толстой защищал В. Шибунина в военном суде.

В письмах от 3 и 15 апреля 1889 г. Овсянников просил разрешить напечатать свои воспоминания о суде над Шибуниным и подтвердить правильность рассказа.

¹ Во время посещения Толстого Н. П. Овсянниковым в Москве 13 апреля 1889 г.

* 356. A. H. Хабарову.

1889 г. Апреля 19. Москва.

Александр Николаевич!

Больной задержанием мочи крестьянский мальчик из деревни Никольское¹ будет привезен к вам в Детскую больницу в пятницу. Будьте так добры, обратите на него внимание и скажите мне при случае о нем.

Лев Толстой.

Датируется на основании воспоминаний А. К. Чертковой и записи в Записной книжке Толстого (см. т. 50).

Александр Николаевич Хабаров (р. 1862) — врач детской больницы в Москве; был лично знаком с Толстым.

¹ Никольское-Вяземское, Чернского уезда Тульской губ.

357. В. Г. Черткову от 20 апреля 1889 г.

358. H. Н. Ге (отцу).

1889 г. Апреля 21. Москва.

Вот спасибо, милый и дорогой друг, за письмо. Иногда и у вас и у меня бывают письма так только, чтобы сделать задуманное — написать, а иногда, как ваше последнее — от души, и тогда очень радостно. Постоянно думаю о вас обоих и всё почему-то чего-то боюсь за вас обоих. Должно быть, оттого, что люблю. В любви нет страха. Не боюсь, что вы меня обидите, не боюсь, что вы заболеете и помрете, а боюсь, что вы не будете делать того, что хотите, и будете страдать, и я с вами. Устроилось у вас очень хорошо в крупных чертах, но знаю, что много мелочей, к[оторые] мелочи для людей, а важное для бога. Помогай он вам не устроиться в них — устроиться нельзя, а устроять их ежедневно. — Картину¹ вашу ждал и видел. Поразительная иллюстрация того, что есть искусство, на нынешней выставке:² картина ваша и Репина.³ У Р[епина] представлено то, что человек во имя Христа останавливает казнь, т. е. делает одно из самых поразительных и важных дел. У вас представлено (для меня и для одного из 1000000 то, что в душе Хр[иста] происходит внутренняя работа, а для всех) — то, что Хр[истос] с учениками, кроме того, что преображался, въезжал в Ерус[алим], распинался, воскресал, еще жил, жил, как мы живем, думал, чувствовал, страдал, и ночью, и утром, и днем. У Репина сказано то, что он хотел сказать, так узко, тесно, что на словах это бы еще точнее можно сказать. Сказано, и больше ничего. Помешал казнить, ну что ж? Ну, помешал. А потом? Но мало того: так как содержание не художественно, не ново, не дорого автору, то даже и то не сказано. Вся картина без фокуса, и все фигуры ползут врозь. У вас же сделано то, что нужно. Я знал эскиз, слышал про картину, но когда увидал, я умилился. Картина делает то, что нужно — раскрывает целый мир той жизни Хр[иста], вне знакомых моментов, и показывает его там таким, каким каждый может себе его представить по своей духовной силе. — Единственный упрек, это зачем Иоанн, отыскивая в темноте что-то, стоит так близко от Хр[иста]. Удаленная от других фигура Хр[иста] мне лучше нравилась. Настоящая картина, т. е. она дает то, что должно давать искусство. И как радостно, что она пробрала всех, самых чуждых ее смыслу людей.

⁴ Я гостил 3 недели у Урусова. Есть такой генерал, мой кум, математик и богослов, но хороший человек. В уединении у него пописал. Здесь опять иссяк. Начал писать статейку об искусстве, между прочим, и всё не могу кончить. Но не то, не то надо писать. А надо писать. Кое-что есть такое, что я вижу, а никто кроме меня не видит. Так мне кажется, по крайней мере. У вас тоже такое есть. И вот, сделать так, чтобы и другие это видели — это надо прежде смерти. Тому, чтобы жить честно и чисто, т. е. не на чужой шее, это не только не мешает, но одно поощряет другое. Целую вас, Анну Петровну, Количку и его семью.

Когда буду в Ясной, не знаю. Живу здесь п[отому], ч[то] уход мой сделает боль и раздражение. А жить мне хорошо. Друзей много, всё прибавляются и все растем вместе. Очень радостно.

Впервые опубликовано в «Книжках Недели» 1897, 7, стр. 224—226, с пропусками; полностью в ТГ, стр. 122—124. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 21 апреля (см. т. 50).

Письмо Н. Н. Ге, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ См. прим. 1 к письму № 335.

² XVII выставка Товарищества передвижных выставок (1888—1889).

³ Картина И. Е. Репина «Св. Николай избавляет от смерти трех невинно-осужденных в городе Мирах-Ликийских».

⁴ Абзац редактора.

359. H. H. Страхову.

1889 г. Апреля 21. Москва.

Спасибо, что написали, дорогой Николай Николаевич, и что присылаете свои статьи:¹ я их тотчас же прочитываю и с пользою. Возражения ваши Фаминицыну² очень слабы, т. е. не то что они неверны, а то, что Фаминицын, по-моему, подлежит уничтожению совершенному. Я еще до вас читал где-то торжествующие выписки из Фам[иницына]. «Фаминицын сам сказал, что Дарвин великий челов[ек] и его теория вел[икая] теория»; но почему это так и почему я обязан верить тому, что гов[орит] г-н Ф[аминицын], ни в вашей, ни в той статье нет, так что я заключаю, что Ф[аминицын] должен быть какой-нибудь научный первосвятитель. Те пошлости, к[оторые] приводятся из его статьи, подтверждают это. Впрочем, бог с ним и с Дарвином. Надеюсь, что вы не обидитесь, что я скажу, что это всё, т. е. то, что мы думаем о том, как произошли виды, не только не важно, но что даже совестно нам, старым людям, готовящимся предстать там Тому, даже стыдно и грешно говорить и думать об этом. Спасибо, что думаете побывать у нас. Исполните, пожалуйста. Все вам, начиная с меня, будут очень рады.

Любящий вас Л. Толстой.

Что Хельчицкого Сеть Веры³ была ли напечатана в журнале академии и если была, то в каких номерах?

Впервые опубликовано в «Современном мире» 1913, 12, стр. 380. Датируется на основании пометы H. H. Страхова и записи в Дневнике Толстого.

Ответ на письмо Н. Н. Страхова от 13 апреля 1889 г. (см. ПС, № 217).

¹ H. H. Страхов: «Последний ответ Вл. С. Соловьеву» — «Русский вестник» 1889, 2, стр. 200—212, и «А. С. Фаминцын о «Дарвинизме» Н. Я. Данилевского» — «Русский вестник» 1889, 4, стр. 225—243.

² Андрей Сергеевич Фаминцын (1835—1918), один из выдающихся физиологов растений, академик. Толстой имеет в виду его статью: «Н. Я. Данилевский и дарвинизм. Опровергнут ли дарвинизм Данилевским?» — «Вестник Европы» 1889, февраль, стр. 616—643.

³ Петр Хельчицкий (1390—1460), чешский религиозный писатель. Упоминаемое сочинение П. Хельчицкого «Сеть веры» в России впервые было напечатано в 1893 г. в изд. Академии наук (полностью по-чешски, и в сокращенном изложении по-русски). Приехав 30 мая 1889 г. в Ясную Поляну, Страхов привез часть не напечатанных, но сверстанных листов книги. См. в Дневнике Толстого запись 31 мая (т. 50) и письмо № 389.

360. В. Г. Черткову от 29 апреля 1889 г.

* 361. А. Н. Дунаеву.

1888 или 1889 гг. Апрель. Москва.

Едва ли еще мы пойдем: если же соберемся, то извещу вас и буду рад вашему сообществу.

Любящий вас Л. Т.

На конверте:

Алек[сандру] Никиф[оровичу] Дунаеву.

Датируется по содержанию: Толстой имеет в виду пешеходное путешествие из Москвы в Ясную Поляну. В 1888 г. Толстой вышел 17 апреля вместе с H. Н. Ге (сыном художника); А. Н. Дунаев присоединился к ним в Серпухове. В 1889 г. Толстой отправился из Москвы 2 мая с Е. И. Поповым. Дунаев встретился с ними в день их прихода в Ясную Поляну, 6 мая.

Александр Никифорович Дунаев (1850—1920) — директор Московского торгового банка, близкий знакомый семьи Толстого.

362. И. И. Попову.

1888 г. Октябрь — 1889 г. апрель.

Очень рад был получить ваше письмо, дорогой Иван Иванович, потому, что узнал про вас, и тому, что вы собой недовольны, но жаль, что вы как будто отчаиваетесь. В том, что в жизни своей не соответствуешь тому идеалу, к[оторый] ставишь себе, нет ничего дурного и потому мучительного; дурно то, когда, оглянувшись назад, не видишь ни малейшего приближения к идеалу, когда перестаешь примеривать свою жизнь к идеалу. Когда идеал самый становится неподвижным, а не отдаляется еще и еще по мере приближения к нему, представляя новые и новые черты. Вот этого бойтесь, того, что на монашеском языке называется грехом уныния. —

Рукописи¹ я получил и просмотрел их. Состояние их автора очень знакомо мне и очень тяжелое положение. Во всем написанном нет ни малейшего ни смысла, ни связи, ни толка, что вы и сами могли видеть, и чем скорее автор убедится в этом, тем для него лучше. Что делать с рукописями? Пишите мне о себе. — Поклон А[нне] И[вановне].² Что мальчик?³ Любящий вас

Л. Толстой.

Впервые опубликовано в ПТС, II, № 373. Датируется на основании писем Попова: от 23 сентября 1888 г., на которое отвечает Толстой, и ответного — от 5 мая 1889 г.

И. И. Попов писал, что он поселен в Петропавловске на пять лет, описывал свою жизнь, «первые житейские столкновения» по выходе из тюрьмы и связанное с ними разочарование.

¹ Попов прислал Толстому рукописи статей своего нового знакомого по Петропавловску Ивана Акимовича Желтышева под общим заглавием «Дыхание жизни». Как сообщал Попов в письме от 5 мая, Желтышев оказался душевнобольным человеком.

² Жена И. И. Попова.

³ Сын Попова — Коля.

363. С. С. Урусову.

1889 г. Мая 1. Москва.

Спасибо, что не забываете меня и напоминаете своими письмами то чудесное время, к[оторое] провел у вас. О Петре С[оня] написала. Я живу здесь и с тех пор, как приехал от вас, не подвинулся ни на шаг. Видно, так надо. Здесь всегда суета и грех, у вас всегда тишина и благодать. Помогай вам бог спокойно работать и жить, никуда не уезжая пока. Те, к[оторые] вас любят, сами к вам приедут, из к[оторых] первый я. Тут б[ыли] свадьбы Шидловской¹ за Мещерин[ова]² и Львовой³ за А. Бобринского,⁴ и приезжали для этого Сер[гей] из Пет[ербурга] и Илья из дер[евни]. Теперь разъезжаются. Часть нас уезжает 5.⁵

Л. Т.

Простите, что пишу на карточке. — Поклон Гер[асиму] и его сестре.

На обратной стороне открытки:

Троицо-Сергиевской Посад. Е. С. князю Сергию Семеновичу Урусову.

Впервые опубликовано в «Вестнике Европы» 1915, 1, стр. 19. Датируется на основании почтовых штемпелей.

¹ Вера Вячеславовна Шидловская, дочь В. И. и В. А. Шидловских, родственников С. А. Толстой.

² Александр Григорьевич Мещеринов (ум. 1896), полковник.

³ Варвара Николаевна Львова (1864—1944?), подруга Т. Л. Толстой.

⁴ Алексей Алексеевич Бобринский (1864—1911), сын помещика Богородицкого уезда Тульской губ.

⁵ Толстой ушел пешком из Москвы 2 мая. См. прим. к письму № 361.

364—368. C. A. Толстой от 3, 4, 7 (два письма) и 9 мая 1889 г.

369. В. Г. Черткову от 9 мая 1889 г.

* 370. Н. Л. Озмидову.

1889 г. Мая 9. Я. П.

О заказах вам по переписке рукописей постараюсь, но боюсь, что не успею — рассчитывать на это нельзя.

На какую бы то ни было работу, которая бы кормила известным образом, так же мало можно рассчитывать, как и на право собственности, земли или капитала — еще гораздо меньше, п[отому] ч[то] рассчитывающий на право собственности прямо рассчитывает на насилие и не брезгает им, а рассчитывающий на работу постоянную как будто отрицает насилие. Но все мы так испорчены и слабы, что есть minimum удобств жизни, ниже которых мы страдаем и нарушается наша способность быть полезным, а работу обеспечить нельзя. И тут является трагизм. Если у меня нет 100000 в банке, я не буду сердиться, но если у меня нет работы, дающей мне minimum, я считаю всех виноватыми. Никуда не уйти христианину от того, чтобы жить ради Христа. Одна эта и есть для него законная жизнь: брать ради Христа от тех, кто дает, от кого попало, и отдавать свои труды, кому попало — не сводя баланса, а только чувствуя всегда свою вину, непрестанно желая больше отдать, чем взять, в этом полагая жизнь — только эта одна и есть форма жизни законная.

Отрывок письма, печатается по копии. Датируется на основании пометы на копии и записи в Дневнике Толстого 9 мая (см. т. 50).

Письмо H. Л. Озмидова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

371. С. А. Толстой от 10 или 11 мая 1889 г.

* 372. Т. Л. Толстой.

1889 г. Мая 12. Я. П.

Я жив, здоров, собираюсь ехать за Машей. Нынче была Марья Александровна и просила о Филипчике, а именно то, чтобы найти бумаги мальчику, сыну Московского мещанина Алексея Владимирова Лукина.¹ Будь добра, голубушка, съезди к Голицыну² к губернатору, ты знаешь его жену³, и попроси его помочь в этом деле, найти бумаги мальчика, или как-нибудь узаконить его.

Целую тебя, мама и всех. Что ж вы не едете? Нынче прелестно.

Л. Т.

На конверте:

Москва. Долгохамовнический пер[еулок], № 15.

Татьяне Львовне Толстой.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

¹ Об этих лицах сведений нет.

² Владимир Михайлович Голицын (р. 1850 — ум. ?), в то время московский губернатор.

³ Софья Николаевна Голицына, рожд. Делянова.

* 373. А. Н. Хабарову.

1889 г. Мая 9—15. Я. П.

Дорогой Александр Николаевич,

Вы мне обещали осмотреть кормилицу, если я пришлю к вам. Вы мне оставили впечатление такого сердечного человека, что я не боюсь просить вас об еще большем и уверен, что вы не откажете. Мой приятель Чертков, в Воронежск[ой] губ[ернии] живущий, боится, что у жены его недостанет молока для недавно родившегося ребенка.¹ Брать кормилицу от живого ребенка они не хотят, а если возьмут, то только от умершего ребенка. Пока я был в Москве, я был в состоянии найти им такую. Теперь же меня нет; могу я рассчитывать на то, что вы не откажетесь помочь им в этом, если они напишут вам? Я дал им ваш адрес и обнадежил писать вам. Так простите меня, если я утрудил вас, и не откажите помочь Чертковым. Это прекрасные люди и знакомые тоже Егор Арсеньевича.²

Дружески жму вам руку.

Любящий вас Л. Толстой.

Датируется на основании воспоминаний А. К. Чертковой и письма Толстого к В. Г. Черткову от 9 мая 1889 г. (см. т. 86, № 224).

¹ 23 апреля 1889 г. у Чертковых родился сын Владимир.

² Егор Арсеньевич Покровский (1835—1895), главный врач детской больницы в Москве. См. о нем т. 86, стр. 106—107.

374. Н. А. Полушину.

1889 г. Мая 16. Я. П.

Очень рад был получить от вас известие и вперед буду рад. Книги получил. Будьте так добры, попросите И[вана] Д[митриевича] выслать мне: 30 Паскаля, 100 Азбук новых¹ по ¹/₂ к., Житие и избр[анные] мес[та] Макария² 40, Гусляр 10 и Что так[ое] жена³ 20. Будьте здоровы. Передайте поклон вашему семейству.

Л. Толстой.

Да попросите еще И[вана] Д[митриевича] поторопиться печатанием Эпиктета и Как жив[ут] Кит[айцы]. Это такие прекрасные книги, что чем раньше они выйдут, тем лучше.

На обратной стороне открытки:

Москва. Воздвиженка, д. Арманд. Меблир. комнаты, № 9. Николаю Абрамовичу Полушину.

Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 2, стр. 68—69. Датируется на основании почтового штемпеля.

Ответ на письмо от 6 мая 1889 г., в котором Н. А. Полушин извещал Толстого о посланных ему книгах изд. «Посредник» и просил разрешения впредь посылать Толстому сообщения о работе издательства.

¹ «Новая краткая азбука, самым легким и скорым способом обучающая церковной и гражданской печати», М. 1887.

² «Житие и избранные места из творений преподобного Макария египетского». Составлено А. Аполловым, М. 1889.

³ Н. А. Полушин, «Что такое жена. Комедия», М. 1888.

* 375. П. И. Бирюкову.

1889 г. Мая 17? Я. П.

Маша приехала со мной в Ясную 15-го. Я за нею ездил. Она много писала вам. Верно, вы уже получили. О вас мы молчим с С[офьей] А[ндреевной]. И это лучше. Как Гамалиил говорил: если это не от бога, то не будет, а если от бога, то помешать нельзя. Очень жалею, что Ругин¹ не застал меня в Москве, судя по письму, адресованно[му] на его имя мне,² он имел это намерение. Завидую вам, что вы работаете, т. е. не завидую, а радуюсь за вас. Держитесь работы, как можно. Не насилуйте себя, не уставайте очень, но не выходите из привычек работы. Я вижу по Булыгину, к[оторый] очень хорош и тверд, как это трудно и как без этого неловко. Надо в нашем положении делать усилие, чтобы стать в эти условия работы — усилие небольшое, но усилие. И когда это сдела[ешь], то хорошо. Я не сделал еще его нынешний год. Приехал я поздно: всё б[ыло] вспахано, да и хотелось писать, да и слабей себя чувствовал, так меня и охватила барская жизнь, из к[оторой] надо вырваться с Машей, и вырваться, не раздражив никого. Надеюсь это сделать, как ни кажется плохо, а я вижу признаки приближения к моему свету и молюсь об этом. Передайте мою любовь доброй Варваре Васильевне. Что ваш сердитый мужик?³ Представьте себе, что мне неприятно стало за вас после того, как и В[арвара] В[асильевна] сказала, что он ей неприятен. Напишите о нем, а главное, победите его христовым оружием. Здесь был в Туле один Долнер,⁴ воронежск[ий] молодой человек, знакомый Черткову, был в акад[емии] худ[ожеств] и бросил, очень умный и серьезный человек. У Чертковых всё хорошо, до сих пор кормление мальчика идет без помощи кормилицы. Я всё писал об искусстве. Всё разрастается, и я вижу, что опять не удастся напечатать в «Русском Богатстве». Вопрос-то слишком важный. Не одно искусство, а и наука: вообще, вся духовная деятельность и духовное богатство человечества — что оно, откуда оно и какое настоящее истинное духовное богатство. Я нынче бросил на время и стал писать Крейц[ерову] Сонату. Это пошло легко. Попов⁵ уехал к матери в Москву, но хочет приехать к Булыгину, когда у него устроится. А теперь Булыгин еще живет у чужих людей. Ну, прощайте, милый друг. Целую вас любя и вашего сотоварища.

Л. Т.

Маша здорова, свежа, сильна, спокойна и тверда. Тат[ьяна] Андр[еевна]⁶ вчера говорила мне, что она поражена была ее твердостью.

Отрывок впервые опубликован в Б, III, изд. 1-е, стр. 133—134. Датируется на основании письма П. И. Бирюкова от 11 мая 1889 г., на которое отвечает Толстой. О получении этого письма Толстой записал в Дневнике 16 мая 1889 г. (см. т. 50).

¹ Иван Дмитриевич Ругин. См. прим. к письму № 437.

² Это письмо неизвестно.

³ Об этом П. И. Бирюков рассказывает: «Сердитый мужик», о котором упоминает Лев Николаевич в письме, был мой сосед, из деревни Евлево, в полверсте от меня. Это был разбогатевший мужик, церковный староста, то, что принято называть «кулаком».... Вся моя жизнь и моя вера были отрицанием всех его стремлений, и он не мог этого переварить и потихоньку доносил на меня губернатору, архиерею и жандарму. От этого и происходили те «неприятности», на которые намекает Лев Николаевич» (П. И. Бирюков, «Воспоминания». Рукопись).

⁴ Анатолий Владимирович Дольнер (р. 1867), воспитанник Академии художеств; одно время учительствовал в Воронежской губ.

⁵ Е. И. Попов. См. письмо № 311.

⁶ Т. А. Кузминская.

376. В. Г. Черткову от 18 мая 1889 г.

377. H. Н. Страхову.

1889 г. Мая 28. Я. П.

Просьба, дорогой Н[иколай] Н[иколаевич]. Об искусстве, об истории этого понятия, что есть? Об искусстве в широком смысле, но также и о пластическом в частности. Нет ли истории и теории искусства, кроме Куглера,¹ к[оторого], если у вас есть, привезите, пожалуйста. Да вообще помогите мне, пожалуйста, в предпринятой работе: нужно, прежде чем высказать свое, знать, как квинтесенция образованных людей смотрит на это. Есть ли такой Катихизис. Надеюсь, что вы меня поймете и поможете мне, а главное, сами скоро порадуете приезд[ом].

Л. Толстой.

На обратной стороне открытки:

Петербург. У Торгового моста, дом Стерлигова. Николаю Николаевичу Страхову.

Впервые опубликовано в «Современном мире» 1913, 12, стр. 380—381. Датируется на основании почтовых штемпелей.

¹ Франц-Теодор Куглер (1808—1858), немецкий историк искусства и поэт. Толстой имеет в виду его «Handbuch der Kunstgeschichte» (1853—1854), в русском переводе Е. Корша — «История искусств» (5-е изд., 1872).

* 378. П. И. Бирюкову.

1889 г. Июня 1. Я. П.

Уже дней 6, как получил ваше письмо, дорогой друг П[авел] И[ванович], и боюсь, что вы огорчились, не получив еще ответа. Не писал оттого, что б[ыл] нездоров — желчное состояние, вызывающее если не мрачное, то подавленное состояние, в к[отором] не хотелось отвечать на последнее важное письмо ваше. — Не будем судить о чувствах — поводах, — вызвавших письмо С[офьи] А[ндреевны] к вам.¹ Чувства человеческие так многообразны, текучи, так перемешанно окрашены добром и злом, что разобраться в них с божьей помощью может только тот, кто испытывает их, нам же со стороны можно видеть только то, чего желает или не желает человек, и потому так должны относиться наши поступки к этим желающим. Видно, что она теперь страстно не желает, боится этого брака, считает своим долгом теперь противодействовать ему и готова будет теперь на проявления самые крайние в случае противления ей. Думаю, что если бы ее желание б[ыло] презрено, она бы сделала такие поступки, к[оторые] отравили бы вам жизнь. — Другое бы было дело, если бы желание ее или нежелание относилось бы к прямому исполнению или неисполнению воли божьей: никакие посторонние соображения не могли и не должны бы были остановить вас. Но теперь — напротив — ваше не отречение от своего решения соединить свою жизнь, а терпение, воздержание не только не противны воле бога, но напротив — суть исполнения ее. И потому, как вы и пишете и как думает и чувствует Маша, надо терпеть и ждать — и не ждать только, а жить с твердым сознанием того, что вы, если принадлежите кому, как муж и жена, то только друг другу. Боюсь, что вы и милая, добрая Вар[вара] Вас[ильевна] спросит: когда же? Думаю, что не надо и ставить этот вопрос, а жить хорошо и твердо. И тогда будет то, что должно быть и когда должно быть. По письму вашему вижу, что вам живется хорошо. Помогай вам бог. На Машу не перестаю радуюсь.² С утра она с своими 6-ю школьниками до 12 учит разумно, любовно, терпеливо. Потом поработает около себя или ковры на крышу, потом письма свои и мои, переписка, доение коров и только ждет работ со мною; потом отношения со всеми домашними простые, ровные, дружелюбные, но не шуточно пустячные, как между другими. Все так и привыкли, что она не такая, как все, но другой, чудной, нелегкомысленный, но добрый человек. И все любят ее. Не говоря уж о том, что все нужды до меня или до жены всегда почти идут через нее. Она после письма вашего точно такая же, как была. Она хотела говорить с своей матерью о том, чтобы после года испытанья, по крайней мере, б[ыло] бы согласие ее; но до сих пор не нашла времени и случая. Вообще жена как-то против своей привычки молчит. Она, н[а]п[ример], не сказала мне ничего о письме, к[оторое] получила от вас. Всё это, по-моему, хороший знак. Целую вас. Черкните. Передайте мою любовь Вар[варе] В[асильевне] и Ругину.

Отрывок впервые опубликован в Б, III, изд. 1-е, стр. 134—135. Датируется на основании пометы П. И. Бирюкова и записи в Дневнике Толстого 1 июня (см. т. 50).

Ответ на письмо П. И. Бирюкова без даты.

¹ Оно неизвестно.

² В подлиннике после этого слова вымарано около семи слов.

379. В. Г. Черткову от 1 июня 1889 г.

* 380. Л. Л. Толстому. Непосланное.

1889 г. Июня 1—3? Я. П.

Сейчас мне мама рассказала, что ты приедешь не 5, а 8-го. Это очень удивило и даже огорчило меня. Если ты поищешь хорошенько, то найдешь дел, подобных пломбированию зубов и заказыванию платьев, не только до 8 и[юня], но и до 8-го октября. Мне рассказывал Красовский,¹ заведывавший сумашедш[им] домом, что он раз вывел с собой на прогулку за ворота сумашедших. Пройдя улицу, они попросились назад: им неловко б[ыло] не среди сумашедших. Неужели ты уж дошел до этого состояния. И вместо того, чтобы спешить стряхнуть дурь, желаешь коснеть в ней. Пишу тоже оттого, что хочется тебя видеть скорее.

Л. Т.

Стряхнись поскорее.

На обратной стороне открытки:

Москва. Долгохамовнический пер[еулок], дом Толстого. Льву Львовичу Толстому.

Датируется на основании слов в следующем письме Толстого к Л. Л. Толстому (см. письмо № 381): «Написал тебе письмецо открытое, да не послал».

¹ Федор Красовский, московский врач психиатр, основатель психиатрической лечебницы в Плетешковском пер. в Москве. Умер в конце 1880-х годов.

* 381. Л. Л. Толстому.

1889 г. Июня 4. Я. П.

Написал тебе письмецо открытое, да не послал и решил лучше запечатать. Что за глупости — обед с Фуксом?¹ Одно разумное и радостное выражение радости об окончании² — это то, чтобы уйти как можно скорее, не замазывая новой фальшью старую фальшь. Да еще обед с вином! Нынче еще получил очень приятное письмо из Одессы с брошюрой под заглавием: «Общественные отравители»³ — о пьянстве, в к[оторой] описывается, как старшие спаивают молодых. Делай как получше и приезжай поскорее. У нас всё тихо, спокойно и кому в душе хорошо, то может быть очень хорошо; к таковым принадлежу я, несмотря на нездоровье. Как и что ты решил об университете и факультете? Ведь теперь, кажется, это надо решать. Это, — не столько самое дело, сколько твое решение в этом деле, — очень занимает меня. Ты вообще теперь очень интересен, п[отому] ч[то] на распутьи. И всегда на распутьи человек, но иногда, как ты теперь, особенно. И со всеми вами я в эти времена с волненьем жду, воздерживаясь от вмешательства, к[оторое] бывает не только бесполезно, но вредно. Ну, прощай, голубчик, целую тебя, не делай худого и приезжай скорее.

На конверте:

Москва. Долгохамовнический пер[еулок], д[ом] № 15. Льву Львовичу Толстому.

Датируется на основании почтовых штемпелей и записи в Дневнике Толстого 4 июня (см. т. 50).

¹ О ком здесь идет речь, выяснить не удалось.

² Л. Л. Толстой окончил гимназию Поливанова в Москве.

³ Брошюра и письмо, от 30 мая, были присланы А. И. Ярышкиным. См. прим. к письму № 384.

* 382. П. И. Бирюкову.

1889 г. Июня 12. Я. П

Спасибо за ваше доброе письмо, дорогой Поша. Вы молоды и мало испытали, а я опытом узнал и могу уверить, что всё, что только идет против наших желаний, что только называется горем, всё это — самое настоящее добро, к[оторое] посылается нам. Это не только экзамен испытаний, проверка того, насколько мы тверды в том, что знаем и исповедуем, но и утверждение нас в самом важном для нас. Говорю вам то, что говорил Маше, что думаю и чувствую за вас. Если вы точно и всей душой понимаете и верите, что благо истинное не в чем-либо внешнем, не в каком-либо положении вещей и вас, а в вашей деятельности, в прямоте того пути, по к[оторому] вы идете, то и вы будете, в настоящем, находить в нем удовлетворение требованиям своего духа и будете отгонять мысль о будущем, как соблазн. Я постоянно делаю это, и чем искреннее, тем мне лучше. — Вижу, что и вы делаете это, и радуюсь, тем более, что Маша, сколько я ее понимаю, живет именно так: хорошо, спокойно, твердо и кротко. Она всё хотела говорить с матерью о том, что она готова ждать, но просит, чтобы после года, в к[оторый] будут исполнены ее (матери) требования, уже она перестала оказывать препятствия. Она всё не выбрала время поговорить, да, кажется, и очень ей не хочется этого. С[офья] А[ндреевна] говорила как-то раз при мне Страхову, к[оторый] у нас гостит.¹ Стр[ахов] молчит, он на стороне добра и разума и на вашей, и я молчу спокойно всегда. М[аша] всё так же работает просто, тихо, для удовлетворения своей совести. Хотели мы с ней возить навоз, но оставили, чтоб не раздражать. Вот наступает покос, к[оторого] ждем, как удовольствия. — М[аша] мне большая радость дома. Часто тяготит тоже роскошная безнравственная жизнь, тем более, что чувствуется всеми, что неправда ее известна, и нет в ней прежней невинности, бессознательности, и только на М[аше] отдыхает душа. — Вчера получил письмо ваше и от Черткова² со вложением письма Аполлова.³ Представьте, что этому священнику 24 года. Очень серьезный человек, много внутренно работающий. Про себя покаюсь, что всё больше и больше, чаще и чаще хочется умереть. Как раз Черт[ков] пишет про это и доказывает мне, что это грех. Я согласен и знаю, что это так, и каюсь в этом. Происходит это оттого, что от нездоровья или от годов прежняя деятельность уменьшилась, а хочется попрежнему работать, недоволен своей работой, и заглянули как будто уже за дверь туда, и манит. Надеюсь пережить это. Знаете, при достижении каждой степени возраста, отрочества, юности, возмужалости, трудно не радоваться и не заглядывать вперед. Так и достигнув старости с раскрывающеюся будущностью. Но, разумеется, это не надо. Всё пишу Кр[ейцерову] Сон[ату]. Нехорошо. Попов уехал к Алехину.⁴ Привет Вар[варе] В[асильевне] и Ругину.

Л. Т.

Датируется на основании упоминания о получении письма от В. Г. Черткова и Аполлова. См. Дневник, запись 11 июня 1889 г. (т. 50).

Ответ на письмо П. И. Бирюкова от 8 июня 1889 г. о его отношениях с М. Л. Толстой.

¹ Н. Н. Страхов пробыл в Ясной Поляне с 30 мая по 14 июля.

² Письмо В. Г. Черткова от 7 июня 1889 г. (см. т. 86, стр. 241—243).

³ Александр Иванович Аполлов (1865—1893), священник в Ставрополе, в 1892 г. под влиянием взглядов Толстого снявший сан. Подробнее об Аполлове см. т. 86, стр. 239—240.

⁴ Аркадий Васильевич Алехин. См. прим. к письму № 414.

383. В. Г. Черткову от 12 июня 1889 г.

* 384. А. И. Ярышкину.

1889 г. Июля 14. Я. П.

Александр Иванович! Очень радуюсь тому, что вы продолжаете работать против пьянства. Брошюра ваша не дурна. Недостатки ее: литературный мало понятный язык — «конкурировать» и т. п. (этим недостатком страдают и наши брошюры, но надеемся исправиться в этом отношении), и другая ошибка — это описание хозяина, спаивающего непьющего рабочего. Этого, я думаю, не бывает. Бывает, что работник и не думает пить, а стакан хозяина наводит его на пьянство. Хорошо бы переделать брошюру, поправить недостатки и другие, к[оторые] всегда найдутся, и вновь напечатать у Сытина в Москве. Я тогда предложу ее ему. Народное чтение против пьянства может содержать в себе: 1) краткое, понятное, не очень обремененное цифрами изложение истории обществ трезвости в Англии, Швеции, Америке или в одной из этих стран и указание на возникающие у нас такие общества: наше, ваше, Рачинского.¹ 2) Описание за 20, 30 или 50 лет бюджета пьющего и непьющего семейства. Вывести в цифрах и что стоит вино на праздниках, свадьбах, крестинах и т. п. и потом среднее пропиваемое членами семьи и еще вытекающие из того прогулы. И под конец несчастные случаи болезней, преступлений, смертей в том и другом семействе. Это была бы очень хорошая и полезная работа. Только надо стараться быть сколько возможно более правдивым и не преувеличивать. Всей душой желаю успеха вашей прекрасной деятельности; насмешки, о которых вы говорите, есть самый лучший признак того, что деятельность достигает цели.

Лев Толстой.

Знаете ли вы статью Бунге в 1-м № Русск[ого] Бог[атства], хорошо бы ее изложить популярным языком.

Печатается по копии. Дата копии.

Ответ на письмо от 30 мая 1889 г., в котором Ярышкин сообщал о высылке Толстому брошюры о вреде пьянства («Общественные отравители») и просил «указать программу лекций для народного чтения против пьянства».

¹ Сергей Александрович Рачинский (1833—1902), известный педагог и деятель народного образования (см. о нем т. 63, стр. 79); в конце 1880-х годов организовал в Татеве, Смоленской губ., общество трезвости.

* 385. Д. Ф. Щеглову.

1889 г. Июня 16. Я. П.

Дмитрий Федорович!

Благодарю вас за присылку вашей книги. Очень бы желал исполнить ваше желание, но книги мои, могущие интересовать вас, запрещены, и те экземпл[яры], кот[орые] есть у меня, постоянно в чтении, и я не могу сразу удовлетворить вашему желанию. Книги религиозно-философск[ого] содержания: — «В чем моя вера?» и «О жизни» у меня есть теперь здесь; первая по-немецки¹ и вторая по-французски.² Книга же, наиболее подходящая к содержанию вашего труда, «Что ж нам делать?», у меня есть в Москве по-английски.³ Две первые — я вышлю, если вам угодно, теперь; третью же осенью. XII же том, в к[отором] напечатаны выдержки, допущенные цензурой, из книги «Что ж нам делать?» я высылаю вам. Еще существуют два сочинения: критика догматического богословия и перевод и соединение 4-х евангелий с примечаниями, кот[орые] не напечатаны и составляют две большие рукописи. Эти рукописи я не могу доставить вам, но полагаю, что их можно будет достать на время для прочтения в книжном складе Посредника в Петербурге, если не теперь, то осенью, когда вернутся заведующие складом.

Книгу вашу я еще не успел прочесть, но надеюсь сделать это, так как предмет ее огромной важности, очень интересует меня и, за[гля]нув в нее, я убедился, что найду в ней много для себя нового и поучительного.⁴ —

Желаю от души успеха в вашем полезном труде.

16 июня.

Лев Толстой.

Дмитрий Федорович Щеглов (1830—1902) — педагог и писатель, член Императорского археологического общества; автор книги «История социальных систем», СПб. 1889 (два тома).

Ответ на письмо Щеглова от 10 июня 1889 г. (см. о нем запись от 15 июня 1889 г. в Дневнике Толстого — т. 50).

¹ «Worin besteht mein Glaube». Aus dem russischen Manuscript übersetzt von Sophie Behr, Leipzig 1884.

² «De la vie. Seule traduction revue et corrigée par l’auteur». Paris. C. Marpon et E. Flammarion, éditeurs, s. a.

³ «What to do?». Translated from the russian by Jsabel F. Hapgood. New York, 1887.

⁴ Щеглов послал Толстому второй том своей книги. О чтении ее см. запись в Дневнике Толстого 16 июня (т. 50).

386. В. Г. Черткову от 18 июня 1889 г.

387. Л. Ф. Анненковой.

1889 г. Июня 18. Я. П.

Большое спасибо вам, дорогая Леонила Фоминична, за письмо ваше и за письмо Маше,¹ и за носки. Это такие носки, лучше, приятнее которых ничего нельзя желать. Ношу и поминаю вас. —

Как странно, ваше письмо с укором меня в том, что я желаю смерти, пришло почти в одно время с письмом с такими же укорами от Черткова.² Черт[ков] прочел это у Стэда,³ но я не помню, когда говорил вам. Но страннее всего, что письмо ваше пришло в то время, когда я действительно часто думал об этом, желая смерти и упрекая себя за это. Вы совершенно правы, и то, что вы мне говорите, я сам говорю себе, и когда говорю, то освобождаюсь от этого соблазна. — Вас как будто удивляет это; но вы не удивляйтесь, а думайте обо мне, как о человеке слабом, исполненном пороков, тех долгов, кот[орые] прошу Отца отпустить мне, чтобы они не мешали мне служить ему; и бывают минуты, именно те, когда вполне ясно, сознательно отпустишь должникам своим, т. е. вступишь в то состояние, когда никого не можешь осуждать, когда и сам освобождаешься. Но часто давит всё прошедшее, все долги. Вы думайте обо мне, как об очень дурном человеке, желающем быть очень хорошим, и тогда вы не будете удивляться, и всё вам будет понятно.

Радуюсь на ваши письма и на ваше душевное состояние, выражающееся в них. Что милый В[асилий] В[асильевич]?⁴ Напишите о нем поподробнее, если вы видаете его.

Лебединский огорчает вас. Это напрасно. Мир зажжен Христом и горит. Если каждый из нас сознает то, что он горит, не препятствует, а радуется и содействует своему горению, то это всё, что нужно. Нечего огорчаться о том, что от меня не зажигается та свеча или те дрова, к[оторые] рядом со мной. Если мир горит и я горю, то они загорятся, не от меня, но загорятся. Я замечал даже, что только сомнение в том, что я горю, вызывает особенную заботу о горении другого. Только делай по отношению себя то, что тебе свойственно, люби бога твоего всем сердцем, всем разумением....⁵ и будешь любить ближнего, и дело божие совершится. Ведь Лебединским имя легион. Они пропитаны каким-то особенным составом (либерализм), препятствующим горению. И когда знаешь это, то и не огорчаешься за них, не тревожишь их, а служишь им, как служишь детям. Так я думаю. Я себе так говорю, несколько изменяя слова учения XII апостолов: одним помогай плотски (в области животной жизни), других обличай, молясь за них, т. е. не перед людьми, не из самолюбия, а перед богом (в области мирских соблазнов), а третьих люби больше души своей (в области божеской жизни). Разумеется, что к Л[ебединскому] и всем сначала пытаешься отнестись, как к 3-м, но видишь, что этого нельзя, относишься, как к 2-м, если видишь, что и этого нельзя, относишься, как к 1-м. Это всегда можно, и всегда готов будь перейти к 2-му и 3-му.

Любящий вас Л. Т.

Поклон вашему мужу.

Впервые опубликовано в ПТС, I, № 145. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 18 июня (см. т. 50).

¹ Письма неизвестны.

² См. прим. 2 к письму № 382.

³ См. прим. 4 к письму № 305.

⁴ В. В. Медведев. См. прим. 7 к письму № 325.

⁵ Многоточие в подлиннике.

388. Г. А. Русанову.

1889 г. Июня 18. Я. П.

Вчера получил ваше письмо, дорогой Гаврило Андреевич, и очень рад был видеть ваш почерк. Всё по-старому. Пора убедиться, что нет никакой ни смерти, ни болезней. Ну какая разница между мной теперь и 30 лет тому назад — та, что я ни пройти, ни поднять, ни сделать руками и ногами того не могу, что я делал, но как мне особенной (даже никакой) радости не доставляло в детстве увеличение моего роста, так и уменьшение моей силы мне не доставляет огорчения и я его не замечаю; а знаю одно, что всё мое здоровое или больное, сильное или чуть двигающееся тело я как тогда, так и теперь мог употребить на служение себе или богу, но что тогда я не знал, что не выгодно употреблять его на служение себе, а теперь знаю, что оно затем только существует, чтобы служить богу. Богу же служить, я знаю, что совершенно одинаково можно, поднимая 12 пудов одной рукой или имея силу только кивнуть головой, что для себя только, для служения себе нужно побольше здоровья, силы, а для служения ему не только не нужно, но часто — напротив. Только перенести смысл своей жизни из достижения внешних, во времени и пространстве поставляемых целей в служение Отцу теперь теми силами, какие в моей власти, и как отпадают, как ничтожные, безразличные вещи, всё то, что называется в мирской жизни счастьем и несчастьем. Сколько лет я вас знаю и только вижу в вас увеличение, а не уменьшение жизни. — Что вы мало пишете мне об Алмазове?¹ Я слышу про него и очень интересуюсь им, но не имею ясного представления о его внутренней жизни. Дольнер мне очень полюбился. Серьезный и сильный человек. Шембеля я знаю и статью его.² И он, и статья его мне очень нравятся. Я бы написал ему, да затерял его адрес. Пришлите мне, если узнаете. — Писать я только собираюсь, но не пишу. Ничего не подвигается. Но я не тужу и вы не тужите. Вы дайте в себе преобладание другу и брату над читателем. Карамзин сказал лучше всего, что он написал: дорого не написание «Ист[ории] Гос[ударства] Рос[сийского]», а добро жить. Вот этого-то я желаю вам, всем людям и себе. И вы того же желайте. А пути божьи мы не знаем. Может быть, именно не нужно писанье, нужно молчанье, нужно дело. Только бы целей не было вне служения богу. Поцелуйте за меня вашу добрую жену и детей. Маша вам кланяется. Она достанет группы.³ Целую вас.

Любящий вас Л. Толстой.

Буланже передайте мою любовь. Одним помогай (в области животной жизни), других, молясь за них (т. е. перед богом), обличай (в области соблазнов мирской жизни), а третьих люби больше души своей (в области божеской жизни). И как я счастлив, что так много тех людей, к кот[орым] не могу чувствовать ничего иного, как любить. Кажется, что так.

На конверте:

В г. Землянск, Ворон[ежской] губ. Гаврилу Андреевичу Русанову.

Впервые опубликовано в «Вестнике Европы» 3, стр. 15—17. Датируется на основании почтовых штемпелей и записи в Дневнике Толстого 18 июня (см. т. 50).

Ответ на большое письмо от 16 мая — 11 июня 1889 г., в котором Г. А. Русанов писал о получении им от П. И. Буланже статьи А. И. Шембеля «О дешевом хлебе» и между прочим сообщал о посещении его А. В. Дольнером и его товарищем, сыном врача-психиатра А. И. Алмазова.

¹ Судя по ответному письму Русанова от 14 августа, Толстой здесь имеет в виду отца юноши Алмазова, посетившего Русанова, — Александра Ивановича Алмазова (ум. 1901), московского врача-психиатра, который под влиянием взглядов Толстого оставил свою профессию, уехал в свое имение в Воронежской губ. и стал заниматься сельским хозяйством.

² См. прим. 1 к письму № 106.

³ Русанов просил прислать фотографию семьи Толстого.

* 389. П. И. Бирюкову.

1889 г. Июня 18. Я. П.

Сейчас получил ваше письмо, милый друг Поша, а у меня уж было записано в числе тех, кому надо писать: Поша. Письмо ваше я передам Маше.¹ Я говорю: передам, п[отому] ч[то] теперь 6 часов вечера, воскресенье, и письмо я получил за столом, а Маша обедает у Кузмин[ских]² и еще не возвращалась. Письмо я передам, но вычеркнул те последние слова из моего письма: они слишком как бы склоняют ее в пользу брака, а надо полную свободу. До сих пор я не сомневаюсь в том, что вы соединитесь, и вы пишете хорошо. Маша живет всё так же хорошо, твердо. Нынче жаловалась мне на себя, что она всё злится на всех. Значит, есть главное — высокое требование от себя и стремление к удовлетворению его. Она всё так же делает всё, что может: стирает, доит, месит и учит своих 6-х учеников, и всё так, чтобы никого этим не укорять. Я, впрочем, так же, как вы, пристрастен к ней. Лева приехал недавно, в студенческой фуражке, хочет поступать на медицинский факультет. Он после Маши ближе всех ко мне и он искреннее всех на вашей стороне. Был у нас Страхов и уехал,³ привез мне Сеть Веры Хельчицкого, напечатанная вся в листах, вся напечатана по-чешски, но по-русски приложенный перевод не кончен печатанием — около ¹/₃. Очень замечательное сочинение. Хотя я и многого ожидал от него, я не был разочарован. От Черткова получаю часто письма⁴ и сейчас буду писать ему. Работы мои письменные не подвигаются. Либо оттого, что здоровье хуже, либо оттого, что этого вовсе и не нужно, что я часто думаю.

Только бы избавил нас бог от лукавого, от дьявола. Он же «я» в Л[ьве] Н[иколаевиче] и в П[авле] И[вановиче]. Только бы не забывать, что жизнь моя ни завтра, ни на будущий год, ни в Ясной, ни в Москве, ни с Машей, ни без нее, а в служении Отцу везде, всегда и со всеми, — и хорошо. — Пишите про себя подробнее и о ваших гостях, и о соседях, и мужиках, и о себе и своих работах. Ну, прощайте, милый друг. Целую вас. Мой привет Вар[варе] Вас[ильевне].

Л. Толстой.

Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 18 июня (см. т. 50).

¹ Письмо неизвестно.

² А. М. и Т. А. Кузминские лето проводили у Толстых и жили во флигеле, получившем название «дома Кузминских».

³ H. Н. Страхов уехал 14 июня.

⁴ В подлиннике: письмо.

390. A. A. Толстой.

1889 г. Июня 1—20? Я. П.

Тронуло меня, милый, дорогой друг, наше свиданье в Москве,¹ тронуло ваше письмо, тронул ваш заезд к нам² и, наконец, карандаш, к[оторый] мне сейчас передала Kate! Это уже переполнило чашу моей нежности к вам, и вот пишу этим розовым листком — карандашом. Пишу, хотя писать нечего, кроме сообщения о нашем матерьяльном положении. Нечего, потому что духовное общение — разговор — не затеялось. Так вот затейте.

Я хотел вам писать из деревни, когда б[ыл] один. Хотел писать о Бирюкове, к[оторый], как вы верно знаете, хочет жениться на Маше. Они любят друг друга и так хорошо, как я желал бы, чтобы любили друг друга все женящиеся люди, т. е. они оба любят добро, одинаково понимают его и одинаково хотят жить не для себя, а для бога. Не скажу, чтобы меня радовал этот брак предполагающийся. Ce n’est pas le mot.³ Я нахожу, что это хорошо, что тут дурного ничего нет, но радости, восторга, как это бывает, не испытываю. Напротив, скорее опасения, но опасения только физические, за то, что Маша слаба и молода. К сожалению, жена смотрит на это враждебно и с раздражением, от к[оторого] страдают и другие, но больше всего она сама. Я надеюсь, что это пройдет. Насчет же брака думаю, что если это дело божье, то он совершится, а если нет, то тем лучше, что он не совершится.

Про себя скажу, что я нынешний год хотел посвятить тому, чтобы написать всё то, что у меня в голове и сердце. Иногда кажется, что мне хотелось написать п[отому], ч[то] думается, что я очень скоро умру. Я не противлюсь этой мысли, п[отому] ч[то] она, во всяком случае, очень выгодна. Прекрасная пословица: живи до веку и до вечера. Но до сих пор ничего еще не написал. Всё вожусь с писаньем об искусстве и значении его, к[оторое] представляется мне очень важным и к[оторое] всё более и более разрастается. И эта работа стоит на дороге другим, просящимся наружу; но есть внутренняя полиция, к[оторая] знает очень определенно, кому первому надо проходить, и ни за что не пропустит без очереди. — Вообще же про себя скажу, что я очень, очень счастлив, очень благодарен богу за его милости ко мне и с каждым годом и часом делаюсь счастливее. Мое желание писать всё только оттого и происходит, что хочется передать другим людям то, что нам всем дано и чего я так долго не знал и что делает всех нас счастливыми. «И научитесь от меня, что иго мое благо». Вот это-то, как я научился, хотелось бы передать. Целую вас, любя.

Л. Толстой.

Напишите о себе, о своих душевных интересах. Целую Софи.

Впервые опубликовано в ПТ, № 166. Датируется на основании упоминания о «заезде» А. А. Толстой и ее ответного письма от 21 июня 1889 г.

¹ 18 апреля Толстой приезжал на вокзал Николаевской ж. д. встретить А. А. Толстую, ехавшую в Воронеж.

² На обратном пути из Воронежа А. А. Толстая заезжала в Ясную Поляну, где она провела 26—29 мая.

³ [Это не то слово.]

391. Л. Ж. Вильсону (L. G. Wilson).

1889 г. Июня 22. Я. П.

Iasnaya Polyana

Tula, Russia

Iuly 5, 1889

Dear Sir.

I have seldom experienced so much gratification as I had in reading Mr. Ballou’s¹ treatise and tracts. I cannot agree with your opinion that Mr. Ballou «will not go down to posterity among the immortals...» I think that because he has been one of the first true apostles of the «New Time» — he will be in the future acknowledged as one of the chief benefactors of humanity. If, in his long and seemingly unsuccessful career, Mr. Ballou has experienced moments of depression in thinking that his efforts have been vain; he has only partaken of the fate of his and our Master.

Tell him please, that his efforts have not been vain, they give great strength to people, as I can judge from myself. In those tracts I found all the objections that are generally made against «non-resistance» victoriously answered and also the true basis of the doctrine. I will endeavor to translate and propagate as much as I can, the works of Mr. Ballou, and I not only hope, but am convinced, that the time is come, «when the dead hear the voice of the Son of god; and they that hear shall live».

The only comments that I wish to make on Mr. Ballou’s explanation of the doctrine, are, firstly, that I cannot agree with the concession that he makes for employing violence against drunkards and insane people, the Master made no concessions, and we can make none. We must try, as Mr. Ballou putsit, to mave impossible the existence of such persons, but if they are — we must use all possible means, sacrifice ourselves, but not employ violence. A true Christian will always prefer to be killed by a madman rather than to deprive him of his liberty. Secondly, that Mr. Ballou does not decide more categorically the question of property, for a true Christian not only cannot claim any rights of property, but the term «property» cannot have any signification for him, all that he uses, a Christian only uses till somebody does not takes it from him, he cannot defend his property, so he cannot have any. Property has been Achilles heel for the Quakers, and also for the Hopedale Community.²

Thirdly, I think that for a true Christian, the term «government» (very properly defined by Mr. Ballou) cannot have any signification and reality. Government is for a Christian only regulated violence; governments, states, nations, property, churches, — all these for a true Christian are only words without meaning; he can understand the meaning other people attach to those words, but for him it has none, just as for a business man if the ground, and regulations of the game, could have no importance or influence upon his activity. No compromise! Christian principles must be pursued to the bottom, to be able to support practical life. The saying of Christ that, «If any man will come after me, let him deny himself, and take up his cross daily and follow me», was true in His time, and is true in ours; a follower of Christ must be ready to be poor and suffer; if not he cannot be his disciple, and «non-resistance» implies it all. Moreover, the necessity of suffering for a Christian is a great Good, because otherwise, we could never know, if what we are doing, we are doing for God, or for ourselves.

The application of every doctrine is always a compromise, but the doctrine in theory cannot allow compromises; although we know we never can draw a mathematically straight line, we will never make another definition of a straight line as «the shortest distance between two points».

I will take care to send you my book on «Life» and would be very glad to know that you and Mr. Ballou approve of it.

«I am come to send fire on the earth, and what will I, if it be already kindled?» I think that this time is coming, and that the world is on fire, and our business is only to keep ourselves burning; and if we can communicate with other burning points, that is the work which I intend to do for the rest of my life.

Many thanks for your letter, and for Mr. Ballou’s portrait and books. Please tell him that I deeply respect and love him, and that his work did great Good to my soul, and I pray and hope that I may do the same to others.

Your brother in Christ

Leo Tolstoy.

Милостивый государь.

Я редко испытывал такое удовлетворение, как читая трактат и брошюры г. Баллу,¹ и не могу согласиться с вашим мнением, что г. Баллу «не останется бессмертным для потомства». По-моему, как один из первых истинных провозвестников «новых времен», он будет признан в будущем одним из величайших благодетелей человечества. Если в течение своей долгой и с виду не успешной жизни г. Баллу испытывал периоды уныния, думая, что все его усилия напрасны, то в этом отношении он только разделил участь своего и нашего учителя.

Передайте ему, пожалуйста, что усилия его не были напрасны; они придают силы другим людям, насколько могу судить по себе. В этих писаниях, кроме изложения истинных основ учения, блестяще опровергнуты все возражения, которые обыкновенно делаются против непротивления. Я постараюсь перевести произведения г. Баллу и распространить их, насколько могу, и я не только надеюсь, но убежден, что настало время, когда «мертвые услышат глас сына божия и, услышавши, оживут».

Единственное замечание, которое я могу сделать относительно толкования им этого учения, во-первых, то, что я не могу согласиться с уступкой, допускаемой им для употребления насилия против пьяниц и сумасшедших. Учитель не делал уступок, и мы не должны делать ни одной. Мы должны стараться, как говорит г. Баллу, сделать невозможным существование подобных лиц, но если они существуют — мы должны употребить все возможные для нас меры, пожертвовать самими собой, но не употреблять насилия. Истинный христианин всегда предпочтет быть убитым сумасшедшим человеком, нежели лишить его свободы.

Во-вторых, г. Баллу не достаточно определенно решает вопрос о собственности. Истинный христианин не только не может считать что-либо своим, но даже самое понятие «собственности» не может иметь для него какое-либо значение. Всё, чем пользуется христианин, остается в его пользовании только до тех пор, пока никто не берет это от него; христианин не может защищать свое имущество, и потому у него не может быть собственности. Собственность была Ахиллесовой пятой для квакеров, а также для Хопдэйльской общины.²

В-третьих, я считаю, что понятие «правительства» (очень верно определенное г. Баллу) не может ни существовать, ни иметь какого-либо значения. Для христианина правительство есть только узаконенное насилие. Слова: правительства, государства, нации, собственность, церкви — всё это для истинного христианина не имеет никакого смысла; он может понимать смысл, приписываемый этим словам другими людьми, но для него они не имеют никакого; точно так же, как для делового человека, пришедшего в середине игры в крикет, все эти разделения поля и всякие правила игры не оказали бы никакого влияния на его деятельность. Никакого компромисса! Христианские принципы должно проводить до конца, для того, чтобы на них можно было возможно основывать практическую жизнь. Слова Христа «Если кто хочет итти за мною, отвергнись себя и возьми крест своей и следуй за мною» были справедливы в его время и таковы они и в наше; последователь Христа должен быть готов к бедности и страданиям, иначе он не ученик его; и в этом заключается непротивление. Более того, необходимость страдания есть великое благо для христианина, иначе мы никогда не знали бы, для кого мы делаем — для бога или для себя. Применение учения на практике всегда есть компромисс, но учение в теории не должно допускать компромиссов; хотя мы знаем, что не можем провести математически точной линии, мы не можем дать другого определения прямой линии как только то, что она есть «кратчайшее расстояние между двумя точками».

Я постараюсь доставить вам мою книгу «О жизни» и буду рад, если вы и г. Баллу одобрите ее.

«Огонь пришел я низвесть на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» Я думаю, что время это пришло, и что мир уже горит, и дело наше только в том, чтоб гореть и, по возможности, соединяться с другими горящими точками, и это я намерен делать весь остаток моей жизни.

Очень благодарю вас за ваше письмо и за портрет Баллу и его книги. Пожалуйста, передайте ему, что я глубоко уважаю и люблю его и что труд его принес большое благо моей душе, и я молю бога и надеюсь в свою очередь сделать то же другим людям.

Ваш брат во Христе

Лев Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в журнале «The Arena» 1890, XIII, p. 4—5. Дата копии (нового стиля) подтверждается ответным письмом Вильсона от 16 июля и записью в Дневнике Толстого 22 июня (см. т. 50).

Черновой набросок письма Толстого к Вильсону был сделан в Записной книжке (см. т. 50, стр. 208—209).

Льюис Жильберт Вильсон (Lewis Gilbert Wilson, 1858—1921) — американский пастор-унитарианец и писатель-богослов.

¹ Адин Баллу (Adin Ballou, 1803—1900), американский писатель, апологет учения о непротивлении злу насилием. См. о нем в трактате Толстого «Царство божие внутри вас», т. 28. Вильсон прислал Толстому сочинение А. Баллу «Non resistance» («Непротивление») и несколько небольших брошюр его.

² «Hopedale» («Долина надежды») — община, основанная А. Баллу в 1811 г.; пастором в 1880-х гг. был Л. Ж. Вильсон.

392. H. Н. Ге (отцу) и H. Н. Ге (сыну).

1889 г. Июня 23. Я. П.

Дорогие друзья, дня не проходит, чтобы я не думал про вас, и что дальше, то всё чаще и сильнее и с большим желанием ощущать ваше существование и свою связь с вами. За духовную жизнь вашу я никогда не боюсь, как и нельзя бояться за то, что одно есть. Она есть и должна расти и растет, но условия, в к[оторых] вы оба находитесь, представляются мне иногда трудными, трудными, разумеется, только для минут слабости и соблазна (для хороших минут нет трудного), и потому часто по слабости своей боюсь за вас, боюсь за ваши страдания. — Во всяком случае, напишите мне, дорогие, милые друзья. Прежде всего вы, старший, если плохо что и тяжело и можно высказать, то напишите мне; если нет ничего такого, как я и думаю, то напишите о своей работе. Я думаю, что она есть. А думаю п[отому], ч[то] желаю этого очень, как я писал вам в последнем письме. Желаю п[отому], ч[то] знаю, что того, что сидит в вас (как я увидал по картине выхода из Тайн[ой] Веч[ери],¹ собственно вспомнил только), нет ни в ком, и долго ни от кого не дождаться, и потому надо думать, что вы это сделаете, т. е. картинами выскажете простое, ясное, понятное и нужное людям христианство. —

Количка же смущает меня в минуты моей слабости тем, что, думается, он недоволен своей семейной жизнью, раскаивается в добром, законном поступке. Помилуй бог. Поверьте, да вы это знаете, милый мой голубчик, что хороших самих по себе внешних условий нет, и неразумный человек, женатый на ангеле, и другой, женатый на дьяволе, одинаково недовольны, и что много, не только много, но почти все недовольные своим супружеством люди (а они все недовольны), все считают, что хуже их положения не может быть, стало быть, всем ровно. Еще боюсь за вас, что или много физически зарабатываетесь, мало читаете (общаетесь с миром духовным), или опустились как-нибудь. А вернее, что ничего, кроме хорошего, нет. Напишите, голубчик, да смотрите, по своей привычке не клепите на себя. Я живу хорошо, немного работаю — пашу, собираюсь косить и довольно много пишу или, скорее, прилаживаюсь писать, т. е. пишу и мараю. Пишу и комедию,² и повесть,³ и об искусстве.⁴ На душе большей частью хорошо. Да и грех бы был, коли бы не было. Редкий день проходит без радостных доказательств того, что тот огонь, к[оторый] Хр[истос] низвел на землю, разгорается всё сильнее и сильнее. В семье радостнее всех мне Маша. С ней у нас одни радости. В последнем письме⁵ вы писали, кажется, что приедете; я не отвечал на это; надеюсь, что молчание это вы не истолковали как-нибудь. Я не говорю про себя, но домашние примут вас с той радостью, к[оторая] остается за вычетом неприятного чувства — приезда союзника мне, с к[оторым] все воюют, хотя я давно сложил оружие. Любящий вас

Л. Т.

Отрывок впервые опубликован в «Книжках Недели» 1897, 7, стр. 226; полностью в ТГ, стр. 125—127. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 23 июня (см. т. 50).

¹ «Выход из Тайной вечери», картина Н. Н. Ге.

² Комедия «Плоды просвещения», которая в то время носила заглавие «Исхитрилась». См. т. 27.

³ «Крейцерова соната». См. т. 27.

⁴ См. т. 30.

⁵ Письмо это неизвестно.

393. Е. Н. Любичу.

1889 г. Июня около 23. Я. П.

Ефим Николаевич!

Пожалуйста, напишите мне, когда получите вы это письмо и прилагаемое письмо Хилкова, из которого вы узнаете о своей семье. Я думаю, что мне не нужно говорить вам как вы мне близки и как мне радостно будет служить вам чем могу. Помогай вам бог. Я тотчас же поехал в Тулу, получив письмо Хилкова (я получил 13-го), но нигде не нашел вас. Если вы не проходили, то известите меня, и бог даст свидимся; если же вы прошли, то, пожалуйста, пишите, и если вам может быть приятно знать, в чем, я думаю, вы не сомневаетесь, что я люблю вас всей душой, то знайте это. Мало ли, что может быть нужно в глуши и дали — книги, известия, вещи. — Я рад за вашу дружбу с Хилковым и за то, что ваша жена¹ с ним. Если бы я был в вашем положении, я бы был совершенно спокоен за судьбу ее. Обнимаю вас братски.

Лев Толстой.

Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 12, стр. 18. Датируется на основании пометы на копии: «Июнь 1889» и упоминания о получении письма Хилкова.

Евдоим (Ефим) Николаевич Любич (1865—1923) — бывший студент юридического факультета Киевского университета; в 1889 г. за отказ от военной службы был выслан в Семипалатинскую область на два года. Автор статьи «Взгляд назад. По поводу кончины Толстого» — «Жизнь для всех» 1911, 2, стр. 264—266.

В начале июня 1889 г. Любич должен был этапом проследовать через Тулу на место ссылки, о чем сообщил Толстому Д. А. Хилков. См. в Дневнике Толстого запись от 13 июня (т. 50).

¹ Федосья Павловна Любич.

*394. Д. А. Хилкову.

1889 г. Июня 23. Я. П.

Благодарствуйте, дорогой Д[митрий] А[лександрович], за письмо ваше и письма Любича. И то и другие порадовали и подбодрили меня, а бодрость часто бывает нужна каждому из нас. Мы все склонны думать друг про друга, как про героев, а лучше думать друг про друга, как про слабых людей. (Я, разумеется, говорю про тех, кот[орых] любишь; про тех, кот[орых] не любишь, надо стараться думать как можно лучше.) Впрочем, это ни к чему. Письма Л[юбича] очень меня порадовали. Помоги ему бог, — сильный и серьезный — правдивый должен быть человек. Я узнал теперь, что он прошел через Тулу — прибыл в конце мая, а ушел 6-го. Письмо ваше и деньги ему пошлют через воинского начальника, тогда, когда по расчету он будет на месте, т. е. на днях. —

¹ Вы пишете, что никак не приладитесь в хозяйстве, так чтоб не было заботы о корме скота и своем. Я очень понимаю вас и думаю, что на вашем месте поступал бы (хотя, может быть, и слабее) и думал бы точно так же, но теперь со стороны мне кажется, что видна ошибка, состоящая не в поступках ваших, не в жизни, а во взгляде на свою жизнь. Ведь дело в том, что мы всё хотим устроиться (так сильна эта привычка, и я грешен в том же), а этого-то и нельзя и не должно. Вы пишете еще: оступишься в одну яму, только что справишься, — в другую. Ну так что ж? В этом нет ничего дурного. Устроиться так, чтобы всё пошло по маслу, нельзя; а в том-то и жизнь христианская, чтобы выбиваться из одной ямы в другую, чтобы трудиться, нести крест и не думать о том, что выйдет из моего труда и несения креста.

² Притча о талантах, о виноградарях, вообще ту мысль, что жизнь наша не в достижении каких бы то ни было (хоть самых кажущихся законных скромных условий, как, н[а]п[ример], кормиться честно с семьею), но в выращивании порученного мне таланта, моей божеской жизни, в служении богу, в выплачивании ему оброка (за сад), так мысль эту я давно уже понял, но по ней жить я всё еще учусь; и чем больше выучиваюсь, тем чувствую себя тверже и радостнее. Вот этого и вам желаю. Вы не тужите о том, что жизнь ваша не устраивается так, чтобы вы могли показать пример крестьянам, чтобы могли жить без нехватки и помогать другим, а только не спускайте постромки, тяните во всю, но заботясь не о том, чтобы достало корму или хлеба, а только о том, чтобы порученный вам талант, как няньке ребенок, вашу жизнь, не потратить даром, а соблюсти и возростить ее. И когда это будете иметь в виду, то и корма, и всего достанет и выскакивание из одной ямы и попадание в другую представится (оглянувшись назад) тем самым, что и должно было быть. Насчет общины Алехина я согласен, что правило об общем воспитании детей нехорошо, как правило. Это должно само свободно выходить из взгляда на жизнь. Я бы никогда не одобрил условия принятия в общину или просто в сожительство — не пить вина или не курить (как и был случай у одного моего друга Золотарева под Москвой,³ к[оторый] не берет к себе жить людей курящих и пьющих), тем более такое условие, как не воспитание самой матерью своих детей. Но, впрочем, эти недостатки или ошибки, я уверен, что Алехин сам уже видит или увидит и не может не увидать того же, что и мы, п[отому] ч[то] мы ищем все одного же — истины. То, что вы пишете о намерении крестьян отказаться от своих языческих обычаев, не отказываясь от церкви, то это очень мудро. Мудро, п[отому] ч[то] тут именно начинается по порядку с того, с чего следует начинать. А только стоит начать думать своим умом и жизнь свою устраивать самому по разуму, а не по обычаю, и далеко пойдешь. Стоит только задрать в кромке, а потом уж раздерешь все легко. О том, как помогать один день у единомышленника, а в праздник у того, кто позовет, это прекрасно, если только естественно устроится, а этого предвидеть никак нельзя. Со мной сколько раз бывало, что то, что кажется самым естественным и простым, не улаживается, а самое кажущееся странным устраивается и никого не удивляет. Ах как хотелось бы поговорить с вами о многом! Бог даст и доберусь до вас и узнаю вашу жену,⁴ к[оторой] передайте мою любовь. Борис⁵ в каком положении? Сколько ему времени? Поцелуйте его за меня. Если успею, то с этим письмом пошлю вам очень хорошую статейку о пьянстве, составленную молоканином Нижегород[ским] Ж[елтовым]⁶ и поправленную мною. Она может пригодиться вам и вашим друзьям, а ее еще, пожалуй, цензура запретит, так как в ней много текстов. Письма Л[юбича] посылаю или пошлю вам. Мне хочется их переписать. В тот день, как я получил ваше письмо, у меня было два человека: один Буткевич, бывший петровец и революционер,⁷ он едет в Елисаветград в библейское братство (знаете ли вы про него? это евреи, признающие Христа и его учение). Он там будет столярничать с общим и моим другом Файнерманом, про к[оторого] вы слыхали; и еще один, Пастухов, из академии худож[еств],⁸ бросивший очень успешный курс и поступающий в сельские учител[я], где надеется и учить и работать. С вашим письмом мне привезли письмо из Америки от некоего [1 неразобр.] Wilson, к[оторый] прислал мне книги и брошюры некоего A. Ballou, теперь еще живого — ему 85 лет, и 50 лет писавшего и проповедовавшего истинное христианство, к[ак] они называют non-resistance. Сочинения эти замечательной силы. Я их намерен перевести и попытаюсь распространить. Когда переведу, пришлю их вам. Как радостно видеть и знать, что ты не один ни в пространстве, ни во времени, и что огонь, к[оторый] Христос низвел на землю, загорается и захватывает всё больше и больше людей. Не проходит дня, чтобы у меня не было новых доказательств этого. Я боюсь радоваться этому, п[отому] ч[то] не радуйтесь этому, а ищите того, чтобы имена ваши были записаны на небесах, а все-таки радуюсь.

Пишите, когда захочется. Мне это радостно. Что ваша мать?⁹ Ну, пока прощайте.

Любящий вас Л. Толстой.

Датируется записью в Дневнике Толстого 23 июня (см. т. 50).

Письмо Д. А. Хилкова, на которое отвечает Толстой, неизвестно. См. запись о нем и о присланных Хилковым письмах Любича в Дневнике Толстого 21 июня 1889 г. Письмо Д. А. Хилкова к Толстому было переслано Любичу.

^{1, 2} Абзацы редактора.

³ Максим Петрович Золотарев имел хутор близ деревни Алачково, Серпуховского уезда.

⁴ Цецилия Владимировна Винер (1860—1922).

⁵ Сын Хилкова.

⁶ Ф. А. Желтов, «Перестанем пить вино и угощать им», М. 1888.

⁷ Анатолий Степанович Буткевич.

⁸ Алексей Алексеевич Пастухов. См. прим. к письму № 416.

⁹ Юлия Петровна Хилкова.

395. М. А. Шмидт.

1889 г. Июня 23. Я. П.

Давно поджидал от вас весточки, дорогая М[арья] А[лександровна], и вот получил и хорошую и дурную: хорошую потому, что из нее вижу, что вы живы в настоящем значении этого слова, а не то что дурную, но не совсем хорошую потому, что из нее же вижу, что вы как будто жалеете, что поехали на Кавказ,¹ как будто отсутствие Старка² изменяет все ваши намерения и как будто вы от этого хотите вернуться назад. — Не делайте планов, не предполагайте, что есть время, место и люди, которые могут быть нужны и важны для вашей жизни, и что есть время, место и люди, среди которых вы не можете быть вполне хорошей и потому вполне счастливой. Я знаю это давно, но постоянно всё больше и больше приучаюсь к тому, чтобы не предпочитать никаких одних внешних условий другим и не заботиться о них, а заботиться о том, чтобы в данных условиях соблюсти данную мне божественную искру и исполнить всю волю Отца. Этого же желаю вам, потому что знаю, что в этом одном и успокоение и разрешение всех и отвлеченных и самых практических задач, как, например, так представляется вам теперь: уезжать ли с Кавказа или оставаться? Напишите нам, пожалуйста, еще и поскорее и попросите о том же Ольгу Алексеевну, которой передайте мою любовь и тот же, как и вам, совет: как можно меньше действовать. Чем затруднительнее кажется положение, тем меньше надо действовать. Действиями-то мы обыкновенно и портим начинающие складываться наилучшим для нас образом условия. Пожалуйста, Ольга Алексеевна, напишите мне, и поподробнее, о вашем положении, намерениях и финансовых условиях. Вас это не должно интересовать, а я имею право этим интересоваться. — Про себя, кроме хорошего, ничего не могу сказать. С каждым днем становится радостнее жить и по внутреннему улучшающемуся состоянию и по внешним самым радостным условиям. Дня не проходит, чтобы я не получал доказательства распространения того огня, который Христос зажег на земле. И у нас, и в Америке, откуда вчера получил удивительное письмо и статьи,³ которые непременно переведу и постараюсь распространить. — Три условия исполнения воли Отца, по-моему, такие: 1) Чистота, т. е. отсутствие всего того, что оскверняет человека — объядение, пьянство, роскошь, всякая похоть. 2) Смирение, т. е. отсутствие заботы о том, как обо мне будут судить люди, даже готовность прослыть между ними за шута или дурака, и 3) доброжелательство, т. е. отсутствие враждебного чувства к кому-либо, недовольства на что-либо. Если человек соблюдает эти три, то, что бы он ни делал, он будет делать волю бога.

Лев Толстой.

Печатается по копии. Отрывок впервые опубликован в «Голосе минувшего» 1919, 5, стр. 176—177; полностью в кн. Е. Е. Горбуновой-Посадовой «Друг Толстого Мария Александровна Шмидт», М. 1929, стр. 29—30.

Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 23 июня (см. т. 50).

Письмо М. А. Шмидт, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ В 1888 г. М. А. Шмидт со своей подругой Ольгой Алексеевной Баршевой (ум. 1893) поселились в Уч-Дере (близ Сочи) и занялись садоводством.

² Старк, швед, управляющий одного имения в Уч-Дере, знакомый М. А. Шмидт.

³ См. письма №№ 391 и 396.

* 396. Т. Ван Нессу (Van Ness). Черновое.

1889 г. Июня конец. Я. П.

Van Ness’у написать, что с удовольствием вспоминаю о его приезде и очень бы одобрил его описание, если бы оно не было преувеличено в похвалах. Радуюсь очень тому, что вы пишете о распространяющемся более истинном понимании учения Хр[иста]. Книг, к большому сожалению, о non-resis[tance] не получил. Получил от Вильсона книги Balou и б[ыл] очень рад им. Но это вероятно другое.

Конспект для ответа, написанный на конверте письма Е. Романовой к Толстому от 31 мая 1889 г. Датируется на основании упоминания о получении книг от Вильсона о Баллу.

Томас Ван Несс (Thomas Van Ness) — американский пастор-унитарьянец. Письмо его было переслано Толстому через Е. Романову (сведений о ней нет), которая сообщала, что Ван Несс писал о посылке ей книг для Толстого, которые она, однако, не получила и думает, что они пропали в пути.

397. С. Т. Семенову.

1889 г. Май — июнь. Я. П.

Получил ваше письмо и рукописи, Сергей Терентьич. Помогай вам бог жить так, как вы намереваетесь. Помощь от общения с людьми и чтения книг, разумеется, есть, но всё ничто, если нет в душе источника воды живой. То наборная вода, а то ключевая. И потому я всегда того мнения, что если можно иметь общение и книги, то это очень хорошо и надо пользоваться этим, но важности в этом нет. Важно одно — это внутренняя работа над собой, состоящая, главное, в соблюдении чистоты своей жизни, в избавлении себя от всякого рода пьянства — вина, женщин, тщеславия, и всякой суеты, в соблюдении себя чистым сосудом. Если только душа человека чиста, то бог поселяется в ней. Бог наполняет всё, и если вынешь из души то, что не божье, то бог наполнит ее, и наполнит в той мере, в к[оторой] вынуто не божье. Книга «В ч[ем] м[оя] в[ера]?» у меня есть, но я боюсь вам посылать ее. Как бы не подпасть вам ответственности из-за этого. Подумайте. А то теперь везде делают обыски. Повесть ваша совсем слаба. Мысль хорошая, но она не выражена художественно. Не видно, какие силы перемогли для молод[ого] человека удовольствие женитьбы на чистой девушке, не видно всех тех страданий душевных, к[оторые] он должен б[ыл] перенести, женившись на той. Вообще не хорошо. Сцена же не дурна, но однообразна. Сцену я пошлю Черткову, а повесть советую совсем уничтожить. —

Напишите, когда будете писать, как живется у вас в семье. —

Прощайте. Укрепи вас бог на том добром пути, на к[отором] стоите.

Л. Толстой.

Впервые опубликовано в книге С. Т. Семенова «Воспоминания о Л. Н. Толстом», СПб. 1912, стр. 21—22. Датируется на основании письма С. Т. Семенова, на которое отвечает Толстой; письмо Семенова без даты, но, судя по содержанию, оно было написано между письмами от 18 апреля и 2 июля 1889 г.

Семенов писал о своей жизни и общении с местными крестьянами; просил выслать ему «В чем моя вера?». При письме посылал два своих новых произведения: повесть (заглавие ее неизвестно) и комедию «Престольный праздник» (напечатана не была).

*398. Е. И. Попову.

1889 г. Июнь. Я. П.

....скажите, что всякие недоразумения, противоречия, неясности происходят только оттого, что люди хотят нечто совершить хорошее, нечто узнать, понять истину. — Этого ничего не нужно. Так мне показал мой разум и опыт. Нужно жить, отвечая на все заявляемые ко мне потребности наилучшим образом, не стараться совершить нечто хорошее, а стараться только не делать дурного, и не стараться понять истину, а только не лгать....

Отрывок письма (полный текст неизвестен), печатается по копии. Дата копии.

399. Л. Е. Оболенскому.

1889 г. Июнь. Я. П.

Дорогой Леонид Егорович,

Посылаю вам статью крестьянина молоканина Ф. Желтова.¹ Я знаю этого Желтова. Он человек очень хороший и очень оригинальный по своему развитию — крестьянин, христианин, удержавший всю нравственную твердость и вместе с тем усвоивший литературный склад мысли и речи. В статье есть много недостатков, но есть и хорошее, настоящее. — Сделайте с нею, что найдете нужным, и войдите с ним в сношение по его адресу. Он может быть вам интересным сотрудником и без неприятного условия необходимости гонорара (мне кажется). Очень, очень вам благодарен, дорогой Леонид Егорыч, за ваше последнее письмо,² простите, что не ответил. Я отвыкаю совсем от пера. Что дольше живу, то больше и больше сближаюсь с вами, хотя и не виж[у].

Любящий вас Лев Толстой.

Впервые опубликовано в «Биржевых ведомостях» 1908, № 10675 (утр. вып.) от 27 августа. Дата первой публикации.

¹ Ф. А. Желтов, «Как я колол дрова и что из того вышло». Статья эта напечатана не была.

² Какое письмо Оболенского имеет в виду Толстой, неизвестно.

400. Л. Е. Оболенскому.

1889 г. Июнь. Я. П.

Дорогой Леонид Егорович! Верьте, что очень бы хотел помочь вам, не разбирая, на пользу для вас эта помощь или нет, а просто по сердцу хочется сделать то, чего вы желаете, кроме того, правда, что журнал хороший и, кажется, полезный, но никак не могу теперь, сейчас. Я не знаю, что будет через неделю, через день, но редко я бывал в столь отдаленном от всякого писания состоянии, как теперь. Я имел в виду, если напишу что-нибудь художественное, отдать вам, и теперь сделаю, если придет возможность.

Напишу ли, или не напишу я для вас, будет или не будет существовать ваш журнал, это неважно; важно то, чтобы с вами мы любили друг друга. И затем я и пишу. Писал совсем другое письмо и вспомнил о вас, оторвал[ся] и вот написал. Так, пожалуйста, не то что не сердитесь, а будьте добры ко мне. Целую вас.

Л. Толстой.

Впервые опубликовано в «Биржевых ведомостях» 1908, № 10675 (утр. вып.) от 27 августа. Дата первой публикации.

В письме (без даты) Л. Е. Оболенский просил Толстого дать какую-нибудь статью в его журнал, сообщая, что журналу угрожает закрытие из-за отсутствия средств.

401. В. Г. Черткову от 17 июля 1889 г.

* 402. П. И. Бирюкову.

1889 г. Июля 21. Я. П.

Ах, на совести у меня письмо вам, милый друг Поша; да то очень зарабатывался, а то нездоровится. Но дело в том, что не переставая думаю о вас и люблю. Получил прежде всего милого Ругина.¹ Не только я, но все мы были поражены его сходством с вами — приемами, отчасти и характером. Я полюбил его, человек без лукавства. — Мы с ним славно прожили, и уехал он с Романовым² к Алехину. Интересные были разговоры с Романовым,³ повторение тех, к[оторые] б[ыли] с Файнерм[аном]. В разговорах этих мне очень уяснилась ошибка этих общинников. Я бы никогда не вздумал разыскивать их отступления, если бы они не были так строги к другим. — Коренное дело для верующего христианина — это не только не употреблять насилия, но и не пользоваться насилием других, а потому, как неизбежное следствие этого, не приобретать собственности и не удерживать приобретенную или признаваемую другими моею. Это основная обязанность и на нее должна быть направлена вся энергия, а не на то, чтобы стать в положение кормящегося своими трудами земледельца. Первое, т. е. отречение от собственности, ведет к положению чернорабочего и земледельца, но положение обеспеченного земледельца не только не ведет к отрицанию собственности, но часто напротив — к утверждению ее. Главное же дело в осуждении. Я всей душой радуюсь на жизнь общинников и на жизнь вашу и Чер[ткова], а они осуждают. Ром[анов], кажется, понял. Второе, что я получил от вас, это письма крест[ьянина] Сам[арского]⁴ и Дужкина.⁵ Дужкина очень хорошие письма. Еще большое спасибо за варианты об искус[стве].⁶ Они мне б[ыли] полезны очень и будут. Напишите мне подробнее о том, чем кончился эпизод с девицами.⁷ Надеюсь, что они не уехали и, главное, что Вар[вара] Вас[ильевна] успокоилась. Вы, верно, знаете о горе Чертк[овых], о том, что их девочка умерла от кровавого поноса или тифа, продолжавшегося 9 дней — жар и ничего не ела. Мне очень жаль ее⁸ бедную и очень надеюсь, что она перенесет это по-христиански. Я писал им,⁹ но не получил ответа еще. Я немного пишу Кр[ейцерову] Сон[ату], пишу и о вас думаю и желаю вам прочесть, и много довольно работаю; теперь кошу рожь вместе с М[ашей], к[оторая] жнет то у Анисьи,¹⁰ то у Осипа.¹¹ Нынче дождь, и я кстати не совсем здоров, и мы дома. У нас гостит Урусов.¹² Нынче приехали Стахович — старик и две девицы.¹³ Живем хорошо и вас помним.

Целую вас. Л. Т.

Отрывок впервые опубликован в Б, III, изд. 1-е, стр. 123—124. Датируется на основании пометы Бирюкова на письме: «Июль 1889 г.» и упоминания о приезде Стаховича, о чем Толстой отметил в Дневнике 21 июля (см. т. 50).

¹ И. Д. Ругин пробыл у Толстого с 8 по 17 июля.

² Сергей Дементьевич Романов (ум. 1922—1924), в то время студент-юрист, оставивший университет и поселившийся в общине Алехина. Позднее жил на своем хуторе в Харьковской губ., где и умер.

³ См. в Дневнике Толстого запись от 17 июля (т. 50).

⁴ Егор Кисляков. Сведений о нем нет. В Дневнике 17 июля Толстой отметил получение письма «крестьянина Самарского, сидевшего в сумашедшем доме».

⁵ Леонтий Евсеевич Дужкин, знакомый П. И. Бирюкова. О нем см. в т. 50.

⁶ Отрывки из статей Толстого об искусстве 1882—1889 гг., переписанные П. И. Бирюковым.

⁷ В письме от 6 июля Бирюков сообщал, что вблизи от него поселились на лето четыре девушки, его петербургские знакомые, которые вызвали подозрения у местных властей, что повело к «дознаниям», обыскам и проч.

⁸ Толстой имеет в виду А. К. Черткову.

⁹ См. письмо Толстого к В. Г. Черткову от 18 июля 1889 г., т. 86, № 228.

¹⁰ Анисья Копылова, яснополянская крестьянка.

¹¹ Осип Макаров, яснополянский крестьянин.

¹² С. С. Урусов пробыл у Толстого с 11 июля по 9 августа.

¹³ А. А. Стахович и его дочери Софья Александровна и Мария Александровна.

*403. А. А. Евдокимову.

1889 г. Июля 22. Я. П.

Я буквально не могу отвечать на такие вопросы, как ваш, которые мне делают по три, по крайней мере, в день. Если бы отвечать, то вся жизнь моя проходила бы в одном этом праздном занятии. Что я знаю и думаю, я излагаю в своих сочинениях, и потому-то меня-то спрашивать ни о чем нельзя. Что я знаю, то пишу. Вы, например, спрашиваете то, с чего начинается мой перевод и толкование Евангелия. Там сказано всё, что я об этом думаю, и я теперь не в состоянии сказать того, что я об этом думал тогда, когда все силы души посвятил пониманию этого.

Печатается по копии. Дата копии.

Алексей Андреевич Евдокимов — в то время студент Киевского университета; позднее оставил университет и занялся сельским хозяйством.

Письмо А. А. Евдокимова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

404. Е. И. Попову.

1889 г. Августа 2 или 3. Я. П.

Милый друг Е[вгений] И[ванович], пишу вам и всем вашим сотоварищам. Р[оманов], приехав, много рассказывал про вашу жизнь, и мы много говорили за и против общины, о том самом, о чем вы пишете в своем письме. Я думаю так: нельзя достаточно ценить то положение, в котором вы находитесь, и тот опыт, который у вас производится. Мы все, откинув кое-что от мирской людской жизни, сделав кое-какие усилия для участия в общем труде, поддерживающем жизнь людей, очень склонны думать, что мы сделали всё, что нужно, что мы чисты перед людьми и можем успокоиться, и потому нельзя достаточно ценить того строгого опыта, который производится в общине и который показывает, какую степень суровости жизни и напряжения труда надо держать для того, чтобы быть более или менее чистым от людоедства (мне очень нравится точность этого выражения). Я говорю: «более или менее», потому что собственность земли и инвентари нарушают полную чистоту. Нельзя достаточно ценить того положения, при котором нет места лжи христианского сентиментальничанья. «Я люблю, жалею и отдаю, что имею», а имею-то я незаконно, так что мне без всякого сострадания и милосердия надо бы было отдать то, что я имею. Это сентиментальничанье невозможно у вас, где всякий поступок жалости и милосердия неизбежно выражается лишними часами работы, и меньшей и худшей пищей, или другими неудобствами. Такое положение драгоценно для проверки себя и нельзя достаточно дорожить им.

Но Бондарев не прав, говоря, что хлебный труд включает в себя любовь, а любовь не включила. Любовь не только к богу, но и к ближнему, которая есть только последствие любви к богу (об этом скажу после), включает в себя хлебный труд, так что хлебный труд есть только частный случай любви к ближнему, не говоря о любви к богу. Любовь к ближнему ведь требует, кроме накормления и одежды, еще посещение заключенного и больного, слова, под которыми нельзя не понимать всех тех духовных утешений, которые могут быть поданы страдающим. Любовь же к ближнему требует того, чтобы свет ваш светил перед людьми, т. е. сообщения им той истины, которую вы знаете. Все эти требования любви к ближнему, и думаю, что еще многие другие, не включены в хлебный труд. Требования же любви к богу еще менее включаются в него. «Люби господа бога твоего всем сердцем и т. д.» я понимаю как закон любви к богу моему, к тому, что во мне божественно. И любовь эта обязывает или влечет ко многому, никак не включающемуся в хлебном труде. Она влечет к чистоте, к соблюдению и возращению в себе божественной сущности. Это и, думаю, еще многое другое не включено в хлебный труд. Да, человек, который будет любить бога своего, будет любить неизбежно ближнего (как и сказано у Иоан[на]), а, любя ближнего, будет чутко следить за собой, чтобы, скрываясь за христианским сентиментальничаньем, не поедать братьев, и будет дорожить поверкой хлебного труда. Но человек, поставивший себе целью хлебный труд, очень легко может нарушить во многих отношениях и любовь к ближнему (может не утешить страдающего, не просветить темного и мн. др.), и любовь к богу (может быть распутником, может не двигаться и не расти духовно и мн. др.)¹

Печатается по копии. Впервые опубликовано в ПТС, II, № 371. Датируется на основании пометы на копии: «Август 1889 г.» и недатированного письма Попова, на которое отвечает Толстой и получение которого он отметил в Дневнике 2 августа (см. т. 50).

Е. И. Попов писал Толстому о своей жизни в общине Арк. В. Алехина, в Шевелеве, Дорогобужского уезда Смоленской губ., и о взаимоотношениях членов этой общины.

¹ Окончания нет.

*405. О. H. Кармалиной.

1889 г. Августа 4—6. Я. П.

Письмо ваше, О[льга] Н[иколаевна], лежало долго в разряде писем, которым можно ответить и не ответить, но потом, освободившись от других дел, я вновь прочел его и решил, что надо ответить. 1) Вы сомневаетесь в том, что деньгами нельзя сделать доброго, и как раз приводите пример употребления денег (покупки земли для поселенцев из города), доказывающий противное. Я знаю несколько таких поселений (есть такие у богача С[ибирякова], где недостатка в средствах нет), и все такие поселения, т. е. жизнь поселенцев, идет хорошо или дурно совершенно независимо от того, есть ли много или мало земли или хоть какая-нибудь земля, а успех зависит только от того, насколько искренно верят люди в закон Христа. Ищите же прежде всего царства божьего и правды его, а это всё приложится вам. Сказано в Евангелии М[ат]ф[ея] VI, 33, и это подтверждается во всем и в устройстве людьми своей жизни. Чтобы жить правильно, по-божьи, человеку не может быть нужно ничего внешнего, а всегда всякому дана эта возможность жить по-божьи. Иначе бы бог был страшно несправедлив, требуя от людей того, чего они одними силами исполнить не могут. Человек, который начнет жить, исполняя закон Хр[иста] любви к богу и ближнему, где бы он ни был, во дворце или в крестьянской избе, может одинаково достичь доброй жизни: разница будет только в том, что живущему во дворце надо будет положить больше силы на избавление себя от самого обычного греха в среде богатых, от праздности и пользования чужими трудами; а живущему в крестьянской избе больше силы на избавления себя от самого обычного греха в среде бедных, от раздражения, зависти или презрения и осуждения богатых. Из этого не следует того (что многие любят выводить), что христианин может жить в роскоши, пользуясь ею, но только то, что он, живя в роскоши, будет стараться не пользоваться ею, а постоянно бороться против нее и стремиться прочь от нее; и еще менее следует, что живущему в бедности не следует дорожить простою и бедною жизнью, но что простая, трудовая, бедная жизнь не должна составлять цели, предмета гордости, и что в трудовой крестьянской жизни искреннему христианину столько же труда совершенствования, как и во всякой другой. В этом, т. е. в приближении к богу (М[ат]ф[ей] V, 48), и состоит благо, неотъемлемое ни при каких условиях, всякого христианина. Цель жизни христианина — сохранить и разжечь в себе до наибольшего света и огня ту искру божью, которая вложена в нас и поручена нам, как дитя няньке. 2) Назначение женщины есть прежде и важнее всего назначение человека, то самое, о котором я и говорил. Замужество и дети в сравнении с безбрачием это то же, что условия деревенской жизни в сравнении с городской роскошной: условия жизни — безбрачие или семья сами по себе не могут влиять на человека. Может быть святое и греховное безбрачие, может быть греховная и святая семья. Девушке же всякой и вам в особенности, как человеку, в котором начинается внутренняя духовная работа, советую как можно больше удаляться от всего, что в нашем обществе поддерживает в девушке мысль о необходимости и желательности брака и располагает к нему: романы, музыка, праздная болтовня, танцы, игры, карты, даже наряды. Право, приятнее выстирать себе рубаху (а уж для души насколько полезнее), чем проиграть вечер в secrétaire¹ даже с самыми остроумными людьми. Главное же, распространенное в свете понятие, что не выйти замуж, остаться в девках стыдно, так же и совершенно противоположно истине, как и все светские суждения о вопросах жизни. Безбрачная жизнь, наполненная делами добра, безбрачная потому, что дела, наполняющие эту жизнь, все выше брака (а такие дела все дела любви к ближнему, напоения чашей воды), в бесконечное число раз выше всякой семейной жизни. М[ат]ф[ей] XIX, 11: не все вмещают слово это, но кому дано. И так и смотрели всегда все люди всех народов и всех веков с величайшим уважением и умилением на безбрачных не по неволе, ради бога, людей: мужчин и женщин. А в нашем мире это самые смешные люди. Оно и правда. Это так же, как бедные ради бога и такие, которые не умели нажить. Всякой девушке и вам советую поставить себе идеалом служение богу, т. е. соблюдение и возращение в себе искры божьей, и потому безбрачие, если брак мешает этому служению; если бы же случилось, поддавшись себялюбивому чувству к одному человеку, выдти замуж, так не радоваться и не гордиться, как это обыкновенно бывает, своим положением жены и матери, а не упуская из виду главной цели жизни — служения богу, всеми силами стараться о том, чтобы исключительная и эгоистическая привязанность к семье не мешала бы служению богу. Ну, пока прощайте, помогай вам бог найти путь к нему, — путь-то указан, да много очень соблазнов сбивают. —

Печатается по копии. Датируется на основании записей в Дневнике Толстого 4 и 6 августа (см. т. 50).

Ольга Николаевна Кармалина (р. 1871) — позднее жена В. Ц. Гедройца, управляющего Петербургской контрольной палатой. Ответ на письмо Кармалиной от 24 июня.

¹ [в секретари]

406. И. И. Горбунову-Посадову.

1889 г. Августа 4—6. Я. П.

Спасибо вам за письмо, дорогой друг Ив[ан] Ив[анович]. Я теперь только удосужился отвечать и перечел его.

Мысль ваша мне не только понятна, но и очень близка. Заповеди люби бога и ближнего всегда кажутся сначала не ясными, не точными, разрозненными и только на известной ступени, к[оторую] я недавно проходил, сознаешь не только связь, но единство обеих зап[оведей]. Сначала кажется, что центр тяжести в любви к ближнему, и что любовь к богу только риторическая фигура. Но потом наступает просветление, т. е. поднимаешься на точку повыше, с к[оторой] виднее, и ясно, что сущность заповеди, как и сказано, в одной любви к г[осподу] богу твоему, а другая только подобная ей. Я бы перевел: подобие, тень ее, неизбежное последствие, могущее служить поверкой первой. Есть тень — есть и предмет.

Любовь к богу — направление, а выражение его внешнее есть любовь к ближнему. Любовь к ближнему одна сама по себе и не имеет смысла. Зачем мне любить ближнего, когда я себя люблю? Только любовь к богу твоему имеет тот смысл, кот[орый] вполне удовлетворяет и при кот[ором] ни о чем дальше спрашивать нельзя. Люблю я себя, и если в себе я люблю находящегося во мне бога моего, только тогда всё ясно, и разрешается та задача потребности и эгоизма, и самоотвержения, к[оторые] борются в душе проснувшегося человека. Бог мой любит всех людей, и только потому я люблю людей, что люблю его. И только тогда я люблю истинного его, когда я люблю людей, п[отому] ч[то] он любит людей и весь мир. Любовь к ближнему, как и сказано в посл[ании] Иоанна, есть поверка того, что я знаю и люблю бога, но это, т. е. любовь к ближнему, не включает в себя всего того, что вытекает из любви к богу своему: из нее вытекает многое и многое меньше любви и многое и многое больше любви к ближнему. Меньшее видимо и понятно, но большее чувствуется, хотя и не может быть ясно выражено.

Меньшее — есть почитание бога своего, уважение к нему, соблюдение чистоты своей, соблюдение справедливости по отношению к ближнему (не делать зла), проявление его (да светит свет ваш), признание того же бога в других и многое другое, что вытекает из сознания своей божественности.

Большее любви к ближнему есть то последствие от любви к своему богу, к[оторое] не выражается здесь в любви к ближнему, но должно выразиться там, за пределами моего духовного зрения. Человек один, безвестно погибший ради любви к своему богу, знающий и любящий своего бога, знает, что эта любовь есть одна истинная действительность, и потому, если бы он и не видал последствий действия этой действительности, он не может сомневаться в этом действии, хотя оно за пределами его взора духовного.

Я не сомневаюсь. Всё Еванг[елие] Иоанна говорит об этом, о том, что сказано в VI гл., 38, 39, 40 стихи, что дело мое творить волю отца, воля же отца в том, чтобы не погубить ничего из того, что он мне дал, но воскресить это вложенное в нас божественное начало. То же сказано и в причте о талантах. И это определение смысла жизни, состоящего в том, чтобы исполнять волю отца, именно ту, чтобы соблюсти, возростить и воскресить ту искру божию, к[оторая] вложена в меня, или иначе в том, чтобы любить бога своего всем сердцем, всею душою и всем разумением своим, это определение самое широкое и, вместе с тем, для меня самое ясное и радостное.

Разница для меня этого взгляда и прежнего та, что установление ц[арства] б[ожия] на земле через любовь к ближнему, к[оторая] прежде представлялась мне почти целью, теперь представляется только одним из бесконечного ряда последствий любви к богу своему. Последствия эти в установлении ц[арства] б[ожия] видимы и нам даны, как поверка и руководство, вот вроде, как компас, но никак не как цель. Это всё равно, как если бы мореплаватель не сказал бы, что цель его приплыть в известную или неизвестную страну, а сказал бы, что цель его та, чтобы на корабле во всё время его плавания стрелка стояла под таким-то углом к направлению севера. Богу моему непременно нужны те условия, при к[оторых] устанавливается ц[арство] б[ожие], но последствия эти далеко не достаточны для него. Они составляют ¹/∞ всех последствий, к[оторые] (говоря во времени) вытекают из этой любви.

Получил радостное письмо В[ладимира] Г[ригорьевича]¹ с словами Гали о том, что если бы Оля выросла и разошлась с нею духом, ей бы б[ыло] много горше, и радуюсь за них, дорогих друзей. Помогай им бог. Передайте им мою любовь, пока не написал. Ругин на днях будет. Письмо ваше очень хорошее, но в нем есть черта излишней возбужденности. Если я ошибаюсь, простите меня, но если я прав, то утишайте себя, милый друг. Истина спокойна.

Передайте мою любовь Спенглеру, Иванову,² Емельяну,³ Макару.⁴ Что Спенглер и что Макар?

Впервые опубликовано в книге «Л. Н. Толстой. Полное собрание сочинений, запрещенных в России», X, изд. «Свободное слово», Christchurch 1904, стр. 148—150. Датируется на основании записей в Дневнике Толстого 4 и 6 августа (см. т. 50).

Письмо И. И. Горбунова-Посадова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Письмо В. Г. Черткова от 22 июня 1889 г. о смерти дочери Ольги. См. т. 86, стр. 248—249.

² Николай Никитич Иванов (1867—1912), в то время сотрудник при книжном складе «Посредника»; автор нескольких стихотворений и рассказов (псевдоним Андрей Болконский).

³ Емельян Максимович Ещенко.

⁴ Макар Прохорка, крестьянин Воронежской губ.; в мае 1889 г. привлекался по обвинению в кощунстве и оскорблении «императорского величества»; работал при складе «Посредника».

407. Н. Н. Страхову.

1889 г. Августа 6. Я. П.

Очень, очень вам благодарен, дорогой Николай Николаевич, за Арнольда.¹ Сколько я мог понять, пролистовав, понюхав его, эта книга очень хорошая и мне нужная. Но дал топор, дай и топорище — не будет ли ваша милость при случае сделать и сообщить мне справку о нем — кто он, где, когда был и как о нем судят ученые? Самую коротенькую. За обещание справки об искусстве (о понятии его) очень благодарю.² Если случится, то сделайте, а нарочно не трудитесь. В Платоне я посмотрю сам: у меня есть. Последнюю статью Тимирязева³ прочел. Очень дурно, нравственно дурно, а потому наверно и всячески дурно.

Непременно сличу, п[отому] ч[то] всё это дело — двояко: и в частности (о вас) и в общем интересует меня. — И еще просьба. Жена три письма писала Сереже⁴ и, не получая ответа, беспокоится. Родных никого в П[етер]б[ур]ге нет. Будьте так добры, сделайте это для нас, напишите ему или зайдите и известите нас, а его распеките, т[ак] к[ак] по всей вероятности — от беспечности. Я живу очень радостно; много бог дает радостно[го] со всех сторон; да и научаешься понемногу смотреть, по совету Эпиктета, на вещи так, чтобы всё обращалось в радость. — Макарий — это Сушкин?⁵ — Ну пока прощайте.

Любящий вас Л. Толстой.

Впервые опубликовано в «Современном мире» 1913, 12, стр. 386—387. Датируется на основании пометы Н. Н. Страхова и записи в Дневнике Толстого 6 августа (см. т. 50).

Ответ на письмо Н. Н. Страхова от 24 июля 1889 г., в котором последний между прочим писал: «Арнольда я Вам прислал не на время, а в подарок; я выписал для Вас этот экземпляр из-за границы.... Другое обещание исполню сегодня. После долгих поисков у всех знакомых, пришлось отправить к Вам всю книжку, где первая часть Всегдашней ошибки. Тимирязев сделал сравнение очень удобным: он на каждую мою главу отвечает главою под тем же заглавием. Если Вы всё еще этим интересуетесь, то сравните несколько глав.... Что касается до искусства, то справка не готова — я только заглянул кой-куда и наметил книги, которые нужно просмотреть. Думаю, что понятие об искусстве, как об особой области, явилось у греков и что у Платона нужно искать рассуждений об таком уже установившемся понятии».

¹ Готфрид Арнольд (1666—1714), лютеранский богослов и мистик. Страхов прислал его книгу «Unparteiische Kirchen und Ketzerhistorie», s.a.

² Об этом Толстой просил Страхова в письме от 28 мая 1889 г. (см. № 377).

³ К. А. Тимирязев, «Бессильная злоба антидарвиниста. (По поводу статьи г. Страхова: «Всегдашняя ошибка дарвинистов»)» — «Русская мысль» 1889, V, стр. 17—52; VI, стр. 65—82; VII, стр. 58—78.

⁴ C. Л. Толстой жил в то время в Петербурге.

⁵ Макарий Сушкин (1821—1889), духовный писатель, игумен Афонского монастыря.

*408. П. И. Бирюкову.

1889 г. Августа 6. Я. П.

Мы все живы, здоровы, понемножку плетемся по дороге к богу и вспоминаем ваш совет не спускать требований, а напротив. Да и рад бы, но нельзя иначе. Ругин не только мне и Маше понравился, но даже и всем светлым¹ людям. — Я жду его каждый день. У них были жандармы в Алехинск[ой] общине и забрали всё писанное. Подробностей не знаю.² — От Чертковых получил хорошие письма.³ Радостно знать, что они так переносят. Галя говорит, что ей бы тяжелее было выростить Олю и потом разойтись с ней в убеждениях. Это хорошо, очень хорошо. Ваше разделение труда радостно. Мы с М[ашей] работаем всё еще в поле, она вяжет у Осипа (помните), у него жена родила, а я кошу. Нынче после обеда еду сеять.

Калуженский опять пишет, чтоб прислать ему письмо его.⁴ Если у вас, найдите. Есть много статей и книг хороших из Америки⁵ и Арнольда 17-го века история церквей замечательная. Напишу, когда будет свободнее. —

Сам всё работаю над повестью о браке.⁶ —

Маша живет очень хорошо. Прощайте, милый друг. Целую вас. Передайте мой привет Вар[варе] Вас[ильевне].

Л. Т.

Датируется на основании пометы Бирюкова на письме: «август 1889», записи в Дневнике Толстого 6 августа о получении писем П. И. Бирюкова и Г. П. Калужинского (см. т. 50) и слов: «после обеда поеду сеять».

¹ Так Толстой называл в отличие от «темных» (последователей его религиозно-нравственного учения, происходивших обычно не из высших классов общества) всех прочих посетителей и обитателей Ясной Поляны.

² В ночь с 27 на 28 июля в Дорогобужской общине (Шевелеве) Арк. В. Алехина был произведен обыск. Однако никто из общинников арестован не был, и община продолжала свое существование.

³ Письма В. Г. Черткова от 22 июля и 1 августа 1889 г. о смерти дочери Ольги. См. т. 86, стр. 248—249 и 250—251.

⁴ Письмо Г. П. Калужинского от 3 августа 1889 г.

⁵ Сочинения Баллу. См. письмо № 391. В Дневнике 1 августа Толстой отметил также получение американского религиозно-спиритического журнала «The world’s advance thought». См. т. 50, стр. 478—479.

⁶ «Крейцеровой сонатой».

* 409. Е. С. Дэвису (E. S. Davis).

1889 г. Августа 20. Я. П.

Пишите мне о медицине без лекарств. Это важное дело, и я почти согласен с последователями Christian science, от которых получаю часто письма и книги.

Печатается по копии. Дата копии.

На копии это письмо обозначено как письмо к неизвестному. Однако оно несомненно адресовано Е. С. Дэвису, стороннику американской секты «Христианское учение» («Christian science»), приславшему Толстому письмо от 3 августа 1889 г., получение которого Толстой отметил в Дневнике 19 августа (см. т. 50). Очевидно, это копия с черновика для ответа на английском языке.

410. В. Г. Черткову от 21 августа 1889 г.

411. Е. П. Свешниковой.

1889 г. Августа 21. Я. П.

Благодарю вас, уважаемая Лизавета Петровна (если я ошибся, пожалуйста, простите), за сообщение адреса М. Фрей.¹ На памятник я посылать денег не буду, но хотел воспользоваться адресом написать ей, прося сведений о жизни ее мужа, глубоко уважаемого и горячо любимого мною человека, о к[отором], если буду жив, напишу, как умею, с тем, чтобы познакомить русских людей с одним из замечательнейших людей нашего и не только нашего времени, по самым редким нравственным качествам. До сих пор не было времени, но осенью надеюсь это сделать, п[отому] ч[то] это дело лежит у меня на совести, и я за него возьмусь² прежде многого другого. Затем до свиданья. Желаю вам успеха и радости в вашей прекрасной деятельности.

Любящий вас Л. Толстой.

Впервые опубликовано в журнале «Минувшие годы» 1908, 9, стр. 91. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 21 августа (см. т. 50).

Письмо Е. П. Свешниковой, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Мария Евстафьевна, рожд. Славинская, с 1868 г. жена В. Фрея.

² Этого намерения Толстой не исполнил.

412. Н. Я. Гроту.

1889 г. Августа 21. Я. П.

Дорогой Николай Яковлевич! И получил я ваше письмо поздно, в конце июля, и ответ промедлил, так что пишу в Кочеток,¹ в который вы, вероятно, вернулись полны парижскими впечатлениями.² На выраженные вами положения о воле и ее свободе не стану делать замечаний. Это невозможно в письме. Я понял вас, и многое мне понравилось; но всё рассуждение слишком обще и требует постановки точек на і, что мы и сделаем при личном свидании, если бог велит. Мы, говорят, пробудем зиму в деревне. Это не помешает нам видеться, потому что вы, кажется, мимо едете и, верно, заедете. Мы все живы и здоровы; я и в поле работаю и на письменном столе; но ничего еще не кончил; надеюсь сделать это осенью. Наши вам кланяются. Передайте мой привет вашей жене.

Любящий вас Л. Толстой.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в сборнике «Н. Я. Грот в очерках, воспоминаниях и письмах», 1911, стр. 212. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 21 августа (см. т. 50).

Ответ на письмо от 9 июля 1889 г., в котором Н. Я. Грот писал, что принялся за переработку своего реферата «О свободе воли», и сообщал Толстому свои мысли по этому вопросу.

¹ Кочеток, село близ г. Чугуева, Харьковской губ., где было имение Грота.

² Н. Я. Грот ездил в Париж на Всемирный психологический конгресс и пробыл там с 23 июля по 5 августа 1889 г.

413. Л. Ф. Анненковой.

1889 г. Августа 22. Я. П.

Благодарствуйте, дорогая Леонила Фоминична, за ваши носки и платки и полотенца: всё превосходно и всего так много, что, вероятно, не успею до смерти износить их. Пишу вам несколько слов, п[отому] ч[то] устал нынче писать, а откладывать не хочется. Хочется вас попрекнуть за то, что пишете, что кроме Маши никто не будет рад вашему приезду. Я наверно рад.

Всё, что вы пишете про Медведевых, очень радостно, помогай им бог. Мы живем хорошо, и умирать мне хочется только очень редко, и я всегда себя браню за это. У меня теперь гостит Ге старший,¹ и нам очень хорошо вместе. Радуюсь, что ваша жизнь идет хорошо и что вы всё недовольны ею.

Любящий вас Л. Толстой.

На конверте:

Курской губ[ернии]. Льгов. Леониле Фоминичне Анненковой.

Впервые опубликовано в ПТС, II, № 375. Датируется на основании почтовых штемпелей.

Письмо Л. Ф. Анненковой, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Н. Н. Ге пробыл в Ясной Поляне с 20 августа до 2 сентября.

414. А. В. Алехину.

1889 г. Августа 22. Я. П.

Вчера получил ваше письмо, дорогие друзья, и рад был очень тому духу, в котором оно написано. Это тот дух, которым мы живы и которым мы живим друг друга. Такое оживление и подъем я почувствовал от вашего письма. Кроме того, я просто рад общению с вами, которое прошу поддерживать. Р[угин], спасибо ему, не то что сблизил, а знаете, по сухому провел мокрым, и потекло по этому месту. Я последнее время часто думал об одном давно известном соображении, но которое с особенной живостью мне приходит всё это время в голову и бодрит меня, а именно: Если выразить только одним наипростейшим и яснейшим предложением — смысл, сущность, цель жизни, то я для себя ее выражаю так, как сказано Ин. VI, 38 и в особенности 39, возрастить в себе, довести ее до высшей возможной степени божественности ту искру, то разумение, которое дано, поручено мне, как дитя няньке. Это определение смысла жизни шире всех других, включает все другие.

Что же нужно для того, чтобы исполнить это, возрастить это дитя? Не нега, а труд, борьба, лишения, страдания, унижения, гонения, то самое, что сказано много раз в Евангелии. И вот оно самое, то, что нужно нам и посылается нам в самых разнообразных формах и в малых и больших размерах. Только бы мы умели принять это, как следует, как нужно нам, а потому радостную работу, а не как нечто досадное, нарушающее нашу, столь хорошо устроенную жизнь. Помогай бог вам всем именно так принять не столько то посещение,¹ но и то, если бы вас разогнали и нарушили бы вашу столь радостную для меня и для всех нас хорошую жизнь. Обыкновенно в этих случаях делается такая ошибка — говорят: «вот обстоятельства, которые нарушают или грозят нарушить нашу хорошую жизнь; надо как-нибудь поскорее обойти, превозмочь эти обстоятельства, с тем, чтобы продолжать свою хорошую жизнь». В действительности же надо смотреть на дело совершенно обратно: «Вот была жизнь, которую мы установили с большой внутренней борьбой и трудами, и жизнь эта удовлетворяла нашим нравственным требованиям, но вот являются новые обстоятельства, заявляющие новые нравственные требования: давайте же постараемся ответить наилучшим образом на эти требования». Эти обстоятельства не случайность, которую можно устранить, но требования новых форм жизни, в которых я должен испытать себя и к которым должен приготовить себя, как я готовил себя к предшествующей форме жизни. Я говорю про ту возможность, что вас разгонят, запрут, сошлют (хотя это не может быть). Впрочем, вы всё это знаете так же, как я. Как только центр один, то и все радиусы совпадают, я это много раз замечал. Пишу это потому, что люблю всех вас и хочу наибольшего с вами общения. Напишите, кто составляет ваши 15 человек. Напишите и то, как идут работы.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в Б, III, изд. 1-е, стр. 127—128. Дата копии совпадает с записью в Дневнике Толстого 22 августа (см. т. 50).

Аркадий Васильевич Алехин (1854—1918) — из богатой купеческой семьи в Курске, бывший студент Петровской сельскохозяйственной академии, одно время увлекшийся религиозно-нравственными взглядами Толстого. Весной 1889 г., совместно с своими братьями Митрофаном и Алексеем, организовал земледельческую общину в Шевелеве, Дорогобужского уезда Смоленской губ., которая, просуществовав около двух лет, распалась. С Толстым познакомился в 1889 г. в Ясной Поляне. В 1892—1893 гг. работал с Толстым, оказывая помощь голодающим крестьянам. Позднее, в 1905—1914 гг., был курским городским головой.

¹ См. прим. 2 к письму № 408.

415. В. И. Алексееву.

1889 г. Августа 22. Я. П.

Спасибо вам, дорогой друг Василий Иванович, что написали о себе и о своей жизни. Часто и всегда с большою любовью думаю о вас. — Вы говорите, что вы как будто плачетесь на жизнь. Нет, вы не плачетесь, а вы недовольны — не ею, — но собою в ней, как и я всегда в хорошие минуты недоволен. А вы всегда недовольны, п[отому] ч[то] всегда стремитесь к лучшему и с одной ступени всегда переставляете ногу на другую. И помогай вам бог. Только на днях приехал один бывший морской офицер Ругин, друг и товарищ теперь по жизни Бирюкова и рассказывал про Алехинскую общину в Смоленской губ[ернии], Дорогоб[ужского] уезда. Живут они там 15 человек — 8 мужчин, 7 женщин — прекрасно, трудолюбиво, воздержно — картофель, горох, снятое молоко не всегда, а чай два раза в неделю, и чисто и любовно, помогая окрестным бедным, но одно не совсем хорошо, это то, что некот[орые] из них думают и говорят, что христианину нет другой жизни, как в общине, что во всякой другой жизни, н[а]п[ример], такой, как вы, как я, мы участвуем в людоедстве — сработаем на 30 к., съедим на рубль. И мне это нравится — нравится то яркое выставление греха, про к[оторый] мы так склонны забывать, но в ответ на это и в связи с воспоминанием о вас приходит в голову следующая воображаемая история, к[оторую] я бы желал написать, коли бы б[ыли] силы и время. Живет юноша, поступает в учебное заведение, предается науке; но скоро, увидав и тщету и незаконность досуга и жира научников, бросает, идет в революцию; но познав гордость, жестокость, исключительность революционеров, бросает, идет в народ. В народе суеверия, эгоизм борьбы за существование отталкивают его. Может даже пойти на время в православие, в монастырь — лицемерие. Попадает в общину — тоже находит не то — выходит. Тут сходится с женщиной, к[оторою] увлекается, тем более, что она как будто разделяет его стремления — сходится, родит детей, находит в ней совсем другое, не то, чего он ждал, мучается с ней. Она бросает его. Он остается один и живет у приятеля, сам не зная, что делать, как жить, но, как и всегда, везде любя людей вокруг себя и помогая им, и тут умирает. И умирая говорит себе: неудачник я, пустой, дрянной человек, никуда не годился, за что ни брался, ничего не мог доделать, никому даже не нужный, никого не умел даже привязать к себе. И, ударяя себя в грудь, говорит: Пустой, дрянной я человек, боже, милостив буди мне грешному.¹ Я думаю, что ему хорошо, и я желал бы быть им. Такой спасется и вне общины. —

² Живу я хорошо. — Из детей моих близка мне по духу одна Маша. А те, бедные, только тяготятся тем, что я торчу перед ними, напоминая им о том, чего требует от них и совесть. Но живем дружно. Я стар, и мне легко так думать, но думаю, что и вам можно и даже должно так думать, а именно: Жить мне здесь остается очень недолго — есть поступки, последствия к[оторых] проявляются только в этой жизни и даже в этой очень скоро уничтожаются — это поступки себялюбивые, устройства себе приятностей и материальных и отвлеченных, как-то — удовлетворение похотей и славы людской; и есть поступки, последствия к[оторых] отражаются на моей душе (бессмертной душе), к[оторая] куда-то пойдет, и к[оторые] делают ее лучше, более готовой к переходу туда, или хуже и менее готовой к переходу. Очевидно, не стоит делать первые — для себя и для людей, а прямой расчет делать вторые — для своей бессмертной души и для бога. И как только рассудишь так, так легко станет.

Прощайте пока, целую вас, вашу жену и сына.

Наши все кланяются. От меня привет Воейкову. Ему бы надо не курить и не пить вина совсем. Я, любя его, прошу попытаться сделать это.

Любящий вас Л. Т.

Впервые опубликовано в Б, III, изд. 1-е, стр. 132—133. Датируется по содержанию и ответному письму В. И. Алексеева от 31 августа 1889 г., а также на основании даты на копии письма, проставленной по почтовым штемпелям на конверте (конверт не сохранился).

Письмо В. И. Алексеева, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Этот замысел Толстого остался неосуществленным.

² Абзац редактора.

* 416. А. А. Пастухову.

1889 г. Августа 25. Я. П.

Рад был получить ваше письмо. Скажу одно, что вызвало во мне и свидание с вами, и ваше письмо: будьте тише, спокойнее, помните, что бога нет ни в громе, ни в молнии, ни в порывах ветра, а он в тишине. Не ищите подвигов, не бойтесь осуждения людей и еще меньше ищите их одобрения, а ищите удовлетворения в самой внутренней душевной глубине.

Печатается по копии. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 25 августа (см. т. 50).

Алексей Алексеевич Пастухов (р. 1868) — товарищ А. В. Дольнера, студент Академии художеств, позднее учитель в Туле и Белеве. С Толстым познакомился через Дольнера 5 мая 1889 г. в Туле, куда Толстой заходил по пути из Москвы в Ясную Поляну. (Об этой встрече с Толстым А. А. Пастухов написал воспоминания; не напечатаны.) У Пастухова в Белеве Толстой был в июне 1889 г., когда ездил навестить свою сестру Марию Николаевну, жившую в то время в Белевском женском монастыре. Об этом свидании и упоминает Толстой в письме.

Письмо А. А. Пастухова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

417. В. Г. Черткову от 27 августа 1889 г.

418. Л. Е. Оболенскому.

1889 г. Июль — август. Я. П.

Как грустно, дорогой Леонид Егорович, знать, что вы в таких запутанных материальных условиях, и, главное, что поддаетесь и приписываете им важность. Разумеется, что я очень желаю помочь вам, но сомневаюсь, чтоб мое писание могло это сделать. Сотрудником я не могу быть, а случайно появившаяся у вас статья едва ли поможет делу журнала. Вознаграждения мои семейные никакого не требуют за мои писанья. И даже скажу вам, что жена, прочтя ваше письмо, очень огорчилась и в первый раз при этом определенно выразила, что она впредь и не желает никакого вознаграждения за мои писанья. Это мне было очень приятно. Но неприятно, что она огорчилась вашим письмом. Это я вам говорю между нами. Вы не пишите ей и не говорите ничего. Увидитесь с нею, если бог приведет, и всё будет по-хорошему. —

На вопрос ваш не могу отвечать утвердительно. Обещать ничего не обещаю. А как всякому другому, так и вам, которого знаю и люблю, желаю сделать приятное и, вероятно, сделаю, если будет возможно.

Л. Толстой.

Впервые опубликовано в «Биржевых ведомостях» 1908, № 10675 (утр. вып.) от 27 августа. Датируется по содержанию (см. письмо Толстого к Л. Е. Оболенскому от июня 1889 г., № 400). Написано было, очевидно, на повторное обращение Л. Е. Оболенского с просьбой помочь журналу «Русское богатство».

На какое письмо Л. Е. Оболенского отвечает в данном случае Толстой, выяснить не удалось. В одном из писем (без даты), по содержанию близкому к настоящему письму Толстого, Л. Е. Оболенский писал о запутанных делах журнала «Русское богатство», которому угрожало закрытие.

* 419. М. А. Новоселову.

1889 г. Август. Я. П.

Очень обрадовали меня, дорогой М[ихаил] А[лександрович], написав о себе. Беспрестанно вспоминаю о вас, а последнее, что о вас слышал от Ф[айнермана], это то, что вы остались одни и что вам очень трудно. Об А[лехине] и его сожителях знаю всё, и всё радостное. Теперь и за вас радуюсь. Как бы желал вам передать всё то радостное, те признаки приближения весны, которые чувствую в доходящих до меня проявлениях жизни со всех сторон. Дайте, свалит рабочая пора, и вечера станут длиннее, я сообщу вам. Жалко и жутко за вас, что очень тревожат вас. В этих делах я всегда себе желаю преследования, а за других боюсь. Я думаю, также и вы и все мы. А я писал, что и о вас думаю: главное, постарайтесь не смотреть на всякие преследования и вмешательства в вашу жизнь и нарушения ее течения как на нечто случайное, от которого надо как-нибудь поскорее избавиться, а как на самое важное дело жизни (на отношение к урядн[ику], поп[у], губерн[атору], на которое надо употребить всё внимание, чтобы поступать с этими людьми по-божьи и по-божьи же с теми учреждениями, которых они служат представителями, т. е., чтобы не нарушить любви, или хоть готовности любви к людям, и не признать того заблуждения, которому они служат). Прекрасно подразделение, которое делает один живой еще американец, современник Гарисона, Балу, приславший мне свои брошюры о непротивлении, между повиновением и покорностью властям. Повиноваться не должно, говорит он, и власти, основанной на насилии, прибавляю я, потому что, если она основана на насилии, она имеет предметом зло, но надо покоряться ей, т. е. не противиться. Ко мне приедут, как к А[лехину], и скажут, чтобы я показал им свои бумаги, или поехал бы с ними, или подписал бы что-либо, я считаю справедливым и желаю во всем этом отказать им в повиновении, но не буду и противиться им. Они будут брать мои бумаги, будут нести и сажать и везти меня куда бы то ни было. Я даже не желал бы отвечать им, как только они спрашивают меня в силе власти, признаваемой ими, но отрицаемой мною.

Печатается по копии. Отрывок впервые опубликован в журнале «Голос Толстого и Единение и Истинная свобода» (соединенный номер) 1920, стр. 16.

Датируется по содержанию (обыск в общине Алехина) и ответному письму М. А. Новоселова от 10 сентября 1889 г.

В письме (без даты), на которое отвечает Толстой, М. А. Новоселов сообщал, что получил от А. В. Алехина письмо с описанием обыска в их общине, высказывал свои мысли в связи с этим событием и писал о преследованиях его самого со стороны местных властей.

420. В. Г. Черткову от 9 сентября 1889 г.

* 421. П. И. Бирюкову.

1889 г. Сентября 12. Я. П.

Уже больше месяца нет от вас известий. Напишите, пожалуйста, да поподробнее о себе и своих. У нас всё хорошо. Переходим с наружной жизни на внутреннюю в обоих смыслах. Таня нынче едет в Москву, а оттуда с Сережей в Париж¹ на месяц. Я посылаю к Гайд[ебурову] то, что почти кончил.² Руг[ин] вам, верно, всё сказал. Пишите же, милый друг. Целую вас.

Л. Т.

На обратной стороне открытки:

Кострома. Павлу Ивановичу Бирюкову.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

¹ C. Л. и T. Л. Толстые ездили в Париж на восьмую Всемирную выставку.

² Толстой предполагал послать П. А. Гайдебурову для напечатания в «Неделе» повесть «Крейцерова соната» (см. т. 27, стр. 591).

422. H. Н. Страхову.

1889 г. Сентября 12. Я. П.

Дорогой Николай Николаевич!

Свое писанье,¹ к[оторое] я почти кончил, я с Тат[ьяной] Андр[еевной]² посылаю в П[етер]б[ург] для напечатания у Гайдебурова. Я выбрал Гайд[ебурова] п[отому], ч[то] его издание бесцензурно и не враждебно христианству. Условия мои одни — то, чтобы не б[ыло] условий и чтобы тут же заявить, что это сочинение не составляет ничьей собственности, и я прошу всех перепечатывать и переводить его. —

Говорят, что оно опять нецензурно, принимая во внимание нашу теперешнюю. Вообще вы поможете, я надеюсь и прошу вас, в этом деле, в печатании, в исключении, изменении чего нужно. Посылаю вам присланную мне моими кореспондентами по общ[еству] трезвости Бунге брошюру. Мне она очень понравилась, б[ыла] интересна, и показалось, что вам она также будет приятна, потому посылаю вам. Понравилось мне особенно то, что, по его мнению, совершенно обратно тому, что проповедуется всеми, всякий шаг физиологии вперед всё больше и больше рассеевает заблуждение об механическом объяснении всех явлений мира.

Ну, пока до свиданья, на том или этом свете. У нас всё хорошо, несмотря на то, что дети осенью хворают. Обещание вам проследить, сличая вашу статью и Тем[ирязева], еще не исполнил, но намерен. В каком положении ваше это дело? Да и все ваши писательские дела?

Любящий вас Л. Толстой.

Впервые опубликовано в «Современном мире» 1913, 12, стр. 391. Датируется на основании пометы Страхова и записи в Дневнике Толстого 12 сентября (см. т. 50).

Ответ на письмо от 31 августа 1889 г. (ПС, № 225), в котором Страхов просил отдать «Крейцерову сонату» в «Русский вестник».

¹ «Крейцерова соната».

² Т. А. Кузминская.

* 423. В. В. Майнову.

1889 г. Сентября 13. Я. П.

Я внимательно прочел присланный вами учебник междунар[одного] языка¹ и нахожу, что этот язык вполне удовлетворяет требованиям международного европейского (Европа с колониями, включая Америку) языка. О всемирном языке, включающем Инд[ию], Кит[ай] и Африк[у], еще далеко думать; и считаю дело это — усвоение европейцами одного языка — делом первой важности, и потому очень благодарю вас за присылку и буду по мере сил стараться распространять этот язык; и, главное, убеждение в его необходимости.

Л. Толстой.

Я не знаю волапюка.² В каком отношении находится этот язык к нему, т. е. в чем преимущества того или другого.

Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 13 сентября (см. т. 50).

Владимир Владимирович Майнов (р. 1871) — сын географа и литератора Владимира Николаевича Майнова; эсперантист, переводчик на язык эсперанто; литератор, сотрудник русских, французских и американских газет.

¹ Д-р Эсперанто, «Международный язык. Предисловие и полный учебник», Варшава 1888.

² Волапюк — название международного языка, изобретенного в 1879 г. И. М. Шлейером.

424. А. Стокгэм (A. Stockham).

1889 г. Сентября 20. Я. П.

Dear Madam.

Александр Никифорович Дунаев, директор Торгового банка, на Ильинке. This is the ad[d]ress of M^r Doonaieff a friend of mine who will tell you all about tokology which is being translated by a friend of his M^r Dolgoff.¹ I am very sorry that I am not in Moscou and will not have the opportunity of making your personal acquaintance, if Toula is not on your way and you will not come to us. We would be very happy to see you. M^r Dona[i]eff will tell you all what you can wish to know about the journey.²

Yours truly

L. Tolstoy.

P. S. If it could happen that M^r D[oonaieff] should not be in town or you could not see him please call at our house in Moscou Хамовники, д. № 15 where you will find my son³ who will be happy to be useful to you.

Милостивая Государыня. Александр Никифорович Дунаев, директор Торгового банка, на Ильинке. Это адрес г. Дунаева, моего друга, который будет рад помочь вам при посещении Москвы, а также скажет вам всё относительно токологии, которую переводит его друг г. Долгов.¹ Я очень сожалею, что я сейчас не в Москве и не буду иметь возможности познакомиться с вами лично, если Тула вам не по пути и вы не сможете заехать к нам. Мы были бы очень рады повидать вас. Г. Дунаев сообщит вам всё, что вам понадобится относительно поездки к нам.²

Искренно ваш Л. Толстой.

P. S. В случае, если г. Д[унаев] не в Москве или вам не удастся повидать его, то, пожалуйста, побывайте в нашем доме, Хамовники, д. № 15, где найдете моего сына,³ который будет рад быть вам полезным.

Печатается по факсимиле, напечатанному в книге A. Stockham «Tolstoi а mаn of peace» («Толстой человек мира»), Chicago 1900, стр. 14—15. Дата копии из AЧ.

¹ См. прим. к письму № 285.

² А. Стокгэм посетила Ясную Поляну 2—3 октября 1889 г. См. письма №№ 435—437.

³ Лев Львович Толстой.

* 425. T. Л. и C. Л. Толстым.

1889 г. Сентября 21. Я. П.

Здравствуйте, милые мои! Смотрите, старайтесь, чтоб у вас вышло. Узок путь всякий настоящий. С одной стороны — боязнь, как бы не пропустить чего и оттого беспокойство, торопливость, мешающие получению хороших, здоровых впечатлений, с другой стороны апатия, привычность — играть в винт в Париже и оттого отсутствие всяких новых впечатлений. Так вот желаю вам середину — и не торопиться и не зевать, и, главное, держать себя в порядке, не объедаться, не уставать, не делать эксесов никаких. Главное же, уважать всё неизвестное и доходить до конца. Пишите оттуда. Целую вас.

Л. Толстой.

Приписка к письму С. А. Толстой к Т. Л. Толстой от 21 сентября 1889 г.

Письмо адресовано в Париж. См. прим. 1 к письму № 421.

426—427. В. Г. Черткову от 21 и 25 сентября 1889 г.

428. В Главное управление по делам печати.

1889 г. Сентября 25. Я. П.

В этом виде пьеса эта разрешается мною для представления.

Лев Толстой.

25 сентября 1889 г.

Печатается по тексту, впервые опубликованному в «Красной нови» 1928, № 11.

Написано на рукописи переделки драмы «Власть тьмы» (из-за цензурных условий) А. Морозовым. Однако и в переделанном виде драма была запрещена к постановке. См. т. 26, стр. 724.

429. T. Л. Толстой.

1889 г. Сентября 25. Я. П.

Боюсь я очень, что у вас в Париже будет Никольское.¹ Как оно ни прекрасно само по себе, Париж интереснее. А то случится, что в Пар[иже] кто-нибудь из вас проиграется в винт и отыграетесь только в Неаполе. Пожалуйста, пиши поподробнее, голубушка, нам ведь это большое очень удовольствие и всё интересно. Я твое письмо прочел два раза и выжал до суха. Пиши в роде дневника. В наш век есть одна сторона — главная — жизни, к[оторой] никто не интересуется. — А ты поинтересуйся непременно. Это религиозная сторона. Послушай наилучших проповедников и в Madelaine² католиков и протестантов, и рационалистов — должны быть. Это сторона меньше всех шумит, а важна. — Сестер милосердия St. Vincent de Paul³ и др., что можешь, узнай. Целую вас, приветствую сожителей.

Приписка к письму С. А. Толстой к T. Л. Толстой от 25 сентября 1889 г. Впервые опубликовано в «Современных записках», Париж 1928, стр. 196.

¹ Никольское-Обольяново — имение Олсуфьевых. В Париже Татьяна Львовна встретилась с Олсуфьевыми и об этом писала С. А. Толстой.

² Церковь св. Магдалины в Париже.

³ Община сестер милосердия в Париже, названная по имени основателя ее Винцента де-Поля (1576—1660).

* 430. Т. А. Кузминской.

1889 г. Сентября 25. Я. П.

Сейчас вечер, 8 часов. Я походил, б[ыл] на деревне у больного. Чудная месячная ночь, тепло, пахнет листом, подошел к окну девочек:¹ сидят по местам, читают и пишут. Всегда заняты, спокойны, добры, веселы — хорошие девочки, сердце на них радуется. У Маши твоей спина болит, но не очень, и она не смущается. Я подошел к их окну, они отворили, и мы поговорили про самые серьезные в мире вещи, про то, как жить хорошо. Маша твоя показала мне свои выписки из Гоголя² — хорошие. Поговорили об этом и о тебе — поругали. Целую Сашу, Веру и малышей, включая Мит[ичку].

Приписка к письму С. А. Толстой к Т. А. Кузминской от 25 сентября 1889 г.

¹ М. Л. Толстая и Мария Александровна Кузминская, гостившая у Толстых.

² Выписки, сделанные М. А. Кузминской из «Выбранных мест из переписки с друзьями» Гоголя.

431. В. Г. Черткову от 26 сентября 1889 г.

* 432. П. И. Бирюкову.

1889 г. Сентября 27. Я. П.

Получил еще ваше письмецо, милый друг, но думаю, что точно пропало ваше одно и мое одно,¹ в котором я пишу вам между прочим о статье Алексеева.² Я прошу прислать ее ко мне. Я непременно прочту и пошлю к Сытину. Я вперед уверен, что она в своем роде хороша. Наша жизнь вот какая: в доме у нас теперь я с женой, две Маши, два малыша,³ Ваничка, Саша и miss Kate. Таня с Сережей уехали на Парижскую выставку. Мне истинно жаль ее. Это, знаете, как ослабевающему больному дают всё более и более сильные возбуждающие. Но она очень мила и добра. Лева в Москве на медицинском факультете и храбрится тем, что у него под столом кости человеческие. Тоже мил и добр. Илья нынче уехал.⁴ Малыши у него были, он их привез назад и пробыл здесь два дня, охотился. Он совершенно спит и видит во сне экипажи, лошади, охота, хозяйство. Удивительное это дело, как каждый человек живет в своей атмосфере, везде носит ее за собой и ревниво блюдет за тем, чтобы ее кто-нибудь не разрушил. И пробить эту атмосферу нельзя, он все силы души направляет только на соблюдение ее, чтобы не остаться без нее голым. Есть люди голые, вот эти-то хороши. Мы с женой живем недурно. Она мягче; иногда мне кажется, что она хочет быть мягче; но суеверия ужасно тверды в ней. И не суеверия, а инерция. Кроме того, духовная сила имеет мало влияния на нее, не двигает ею, а одни физические низшие силы. Кроме того, тут много напутано и напорчено мною. Смотрю так: если я могу передать ей то, что может облегчить ей жизнь, считаю нужным передать (это редко, никогда не бывает до сих пор); если она дает отпор, утруждает жизнь, говорю себе: это тебе работа, ну-ка покажи, насколько ты веришь в то, что исповедуешь. И это тоже редко, почти никогда не делаю. А все-таки идет лучше. О вас говорит всегда с желанием оттолкнуть от вас Машу. Я всё поправляю, изменяю, дополняю Кр[ейцерову] Сон[ату]. Но мало, лениво пишу. Пишу много писем и пилю и рублю лес. Маши очень хороши обе. Живут внутренней жизнью, т. е. истинной. Маша моя учит детей по утрам, пишет мне письма и переписывает и читает и хочет языками заняться, англ[ийским], франц[узским] и немецким. Все ее любят, и везде ей хорошо. О вас, о женитьбе, мы ничего не говорим с ней, но о вас, разумеется, вспоминаем и говорим. Пускай живет сама. Я боюсь с ней всегда, как бы не влиять на нее в какую бы то ни было сторону. Одно знаю, что никогда я от нее не видал попытки компромисса, ослабления требований от себя. Попов у Алехина, на днях получил от него письмо. Он доволен своей жизнью. Зовите его. А если одни поживете, и то очень хорошо. Целую вас.

Любящий вас Л. Т.

Датируется на основании пометы Бирюкова на письме: «сент. 1889 г.» и упоминания об отъезде Ильи Львовича (см. прим. 4).

Ответ на письмо П. И. Бирюкова от 17 сентября 1889 г.

¹ См. Список писем Л. Н. Толстого, текст которых неизвестен.

² П. С. Алексеев, «О пьянстве».

³ Михаил и Андрей Львовичи.

⁴ И. Л. Толстой уехал в Никольское 27 сентября.

433. Левенсону.

1889 г. Сентября 29—30. Я. П.

Lieber Freund!

Es war mir eine grosse Freude dein Schreiben zu erhalten. Es muss uns nicht wundern, dass wir dieselbe Gedanken über unser Leben haben. Unser Leben, das sich eins vom andern unterscheidet und über welches wir verschiedene Gedanke haben, ist nur ein Schein; das wahre Leben ist bei allen und überall dasselbe, und es kann auch nicht anders sein, weil alles, was wirklich lebt, lebt nicht von selbst, aber es lebt (so wie wir es in uns fühlen) in allen Dingen und in uns oder durch alle Dinge und durch uns ein und derselbe Gott. Die Uebersetzung des Evangelium¹ ist nicht gedrückt und sehr voluminös und ausser dem habe ich vorläufig kein Exemplar. Aber ich möchte gern, dass du mein Buch «Ueber das Leben» lesen könntest. Es ist in Deutschland erschienen,² aber ich habe kein Exempl[ar]. Wenn es dir schwer ist es zu bekommen, so kann ich beim Uebersetzer fragen und das schicken. — «Das Vater unser» habe ich noch nicht erhalten.

Es wundert mich du es erklärst.

Dein Bruder L. Tolstoy.

На конверте:

Дания. Левенсону. H-r Leerer v. Levenson, Ilvilsted Skole, ps. Odder Danmark.

Дорогой друг!

Мне было очень радостно получить твое письмо. Нас не должно удивлять то, что мы имеем одни и те же мысли относительно нашей жизни. Наша жизнь, которая отличается одна от другой и о которой мы имеем различные мысли, есть только видимость; истинная жизнь во всех и повсюду одна и та же, и это не может быть иначе, так как всё, что действительно живет, живет не само по себе, но живет (как мы это чувствуем в себе) во всем и в нас, и через всё и через нас живет один и тот же бог. Перевод Евангелия¹ не напечатан, он очень обширен, и, кроме того, у меня пока нет ни одного экземпляра. Но я очень желал бы, чтобы ты мог прочесть мою книгу «О жизни». Она появилась в Германии,² но у меня нет ни одного экземпляра. Если тебе трудно ее получить, то я могу спросить у переводчика и послать. — «Отче наш» я еще не получил. Меня удивляет, что ты объясняешь его.

Твой брат Л. Толстой.

Печатается по фотокопии (подлинник находится в Дании). Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 12, стр. 24. Датируется на основании почтового штемпеля.

Об адресате сведений нет. Письмо его, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Л. Н. Толстой, «Соединение, перевод и исследование четырех Евангелий».

² Graf Leo Tolstoj, «Ueber das Leben». Uebersetz von Вehr. Leipzig.

434. П. Г. Хохлову.

1889 г. Сентября 29—30. Я. П.

Дорогой друг П[етр] Г[алактионович], сейчас получил ваше письмо, и слеза прошибла меня, и теперь пишу со слезами на глазах. Друг мой. Как бы я счастлив был, коли бы мог помочь вам, но то, что предстоит вам решать, вы решите тем лучше, чем более будете одни, т. е. с богом. Мне-то хочется видеть вас, и потому, в отношении приезда ко мне, делайте так, как бог на сердце положит. Паскаль говорит, что умирать приходится одному (но не один, ибо Отец со мной), и жить истинной жизнью тоже всегда приходится одному. Вы каетесь, говорите, что не по-христиански разрешили вопрос с родителями, вы сами знаете лучше и один только знаете, в чем согрешили, и что могли сделать иначе, и что вперед в таких случаях будете делать иначе, но я только хочу сказать вам, чтобы вы не думали, что разрешение семейного вопроса, как я его разрешаю, я считаю хорошим. Я знаю свои грехи и каюсь и стараюсь вперед не делать их. Каждый разрешает это по-своему, и истина о мече и разделении остается одинаково истиной для всех, как ни разрешай. Я одно хочу сказать вам — то, что я опытом изведал — чем руководствоваться в сложных случаях, — в тесноте жизни, когда попадешь в нее и чувствуешь, что один, только один есть путь, и что будет всё дурно, если не попадешь на него. Я вот что думаю: волю отца, в чем она состоит, что ему нужно, зачем он всё сделал и делает (если так по старой привычке и для образности выразиться), какая цель вашей и моей жизни — этого не дано нам знать, и когда мы воображаем, что знаем цель отца, мы путаемся самым жестоким образом. Знать мы его цели не можем уже потому, что она бесконечна, но мы знаем и можем всегда знать, делаем ли мы его волю, то, зачем мы живем, то, чего он от нас хочет. Он как на вожжах держит нас, и мы, как лошадь, не знаем, куда придем, зачем, но знаем по боли, когда идем не туда, куда надобно, и по свободе, отсутствию стеснения, что идем, куда надо. И потому опытом и всем существом узнаем, что первый, главный и единственный (п[отому] ч[то] остальные включены в него) признак исполнения воли божьей это то, что нам легко, не больно, даже радостно. Он этого хотел, любя нас, и мы знаем, что это нужно. Второй признак, но в зависимости от первого, это то, чтобы другим было не больно, чтобы моя деятельность не вызывала стона страдания. Вот тут-то и задача: одно как будто исключает другое. Но «как будто». Когда это кажется, это признак только того, что жизнь совершается в тесноте, что безразличной ширины тут мало, что истинный путь тесен, тесен, как острие ножа, но он есть. Чувствуя чужие страдания, как свои, что вы и делаете, можно и должно найти тот путь, при котором будет легко. И это будет тогда, когда я сделал всё, что мог, для облегчения страданий других, зависящее от меня. Есть этот путь, милый друг. Молиться надо, т. е. общаться с богом, и путь этот находится. И чем труднее его отыскивание, тем он радостнее. Да, человек должен быть свободен и всемогущ, и есть одно направление, по которому он свободен и всемогущ, и можно найти его. Но есть и 3-ий признак, кот[орый] я нашел для себя. Это не уменьшение, а увеличение души. Этот признак дорог тем, что он поверяет выбор. Если поступок, род жизни, плоть принижает и умаляет душу, это не тот. Не то, чтобы можно было этот признак принять за руководство, помилуй бог, но все силы употребить на отыскание пути между страданиями от меня других и стеснением, испытываемым мною, и, наметив себе этот путь, можно проверить справедливость его этим признанным. Писал бы еще, но мне помешали. Тронуло меня в письме вашем то, что я узнал свои духовные борьбы. Целую вас и люблю очень, очень, очень.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 12, стр. 20—21. Дата копии: 29 сентября 1889 г. В Дневнике 2 октября Толстой отметил, что написал Хохлову 30 сентября (см. т. 50).

Петр Галактионович Хохлов (1863—1896) — студент Московского инженерно-технического училища, оставивший училище, не кончив курса, и поселившийся в общине А. В. Алехина в Шевелеве. Заболел психическим расстройством. Умер в больнице для душевнобольных. С Толстым познакомился летом 1889 г. в Ясной Поляне. О нем см. в письме Толстого к жене от 25 октября 1894 г., т. 84, № 624.

В письме (без даты) П. Г. Хохлов писал о своем выходе из Технического училища, разрыве на этой почве со своими родителями и о сомнениях, связанных с его поступком.

435. T. Л. Толстой.

1889 г. Октября 2. Я. П.

Мама велит тебе писать, и я очень рад это сделать, но боюсь не сумею. Тут же сидят и болтают американки.¹ Они, т. е. М. Stockham, очень мне была полезна, не в медиц[инском], а в религиозном, в сведениях о религиозном движении в Америке, к[оторым] она сама занята. Погода удивительная, а мне всё чем дальше, тем больше хочется и нужно писать и всё помехи, но я все-таки очень счастлив. Тебе каково? Ты верно набираешься впечатлений, как закупают нужный материал, не разбираясь.

Дома увидишь, годится ли он и стоил ли заплаченного. Письма твои хороши. Это я поощряю тебя, чтоб ты еще больше писала. Кланяйся Гельбигам² и Олсуфьевым. Маши живут очень хорошо. Уже тем хорошо, что без всяких удовольствий не скучают. Целую тебя.

Л. Т.

Приписка к недатированному письму С. А. Толстой к T. Л. Толстой. Впервые опубликовано в «Современных записках», Париж 1928, стр. 196. Датируется на основании упоминания о Стокгэм (см. т. 50).

¹ 2 октября к Толстому приехала А. Стокгэм со своей компаньонкой шведкой Бемиш.

² Надежда Дмитриевна Гельбиг, рожд. Шаховская (1845—1924), пианистка, жена немецкого профессора В. Гельбига, знакомая семьи Толстого. Летом Гельбиги жили в своей вилле под Римом. У них и гостила Татьяна Львовна.

* 436. П. И. Бирюкову.

1889 г. Октября 2. Я. П.

Получил ваше последнее письмо, милый друг, с письмом Ругина и Черткова¹ и тотчас же хотел отвечать, но и гости и письма замучили и до сих пор — три дня — нет, больше, — не успел, а теперь, боюсь, уж не успею — так Маша сейчас сказала — вы уедете к Черткову. А я так радуюсь на ваше сиденье одинокое! Очень, очень хорошо для души одиночество для того, кто может переносить его, а я думаю, что вы можете. То, что пишет вам Ругин, он мне — спасибо ему — тоже пишет.² Я боюсь, что он смотрит слишком мрачно. Нехорошо, разумеется, когда из-за ближайшей конечной цели забывается бесконечная, т. е. направление, но это естественно нам. Главное же, тут нет потворства себе, а напротив. А если есть, то это дело того, кто грешит с богом, наше же — только учиться тому хорошему, к[оторое] есть в них, а во мне нет.

Гости были всякие, но больше светлые, после Ге³ и боевых Хохлова и Золотарева. От Хохл[ова] получил письмо, к[оторое] Маша хотела списать для вас и к[оторое] стоит того. (От Новоселова и Вл[адимира] Вас[ильевича]⁴ (забыл его фамилию) было письмо очень довольное жизнью своею. Говорят: легче, чем ожидали.) Гости были Феты,⁵ а теперь две американки, одна автор Tokologie.

Не успею более писать. Но всё лучше, чем ничего, и пот[ому] посылаю это. Обнимаю вас от души. Скучаю по вас. Давайте переписываться лучше.

Л. Т.

Датируется на основании упоминания о «двух американках» и записи в Дневнике Толстого 2 октября (см. т. 50).

Письмо П. И. Бирюкова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Письма неизвестны.

² Письмо И. Д. Ругина от 26 сентября 1889 г. См. прим. к письму № 437.

³ См. прим. 1 к письму № 413.

⁴ Владимир Васильевич Рахманов (1865—1918), врач, в 1889 г. окончивший Московский университет; в 1889—1890 гг. жил в земледельческих общинах А. В. Алехина и др. Упоминаемое письмо В. В. Рахманова и М. А. Новоселова неизвестно.

⁵ А. А. и М. П. Феты провели в Ясной Поляне 29 сентября — 1 октября.

* 437. И. Д. Ругину.

1889 г. Октября 3. Я. П.

Спасибо, дорогой друг Иван Дмитриевич, за письмо и за посылку. Я было боялся, не получая ничего из Тулы, но нынче получил в Ясенках. Так это не Кудрявцева¹ работа? Ведь его печатная. —

Об Алехинском житье я рад был узнать еще до вашего письма от Попова. Он пишет радостное, светлое письмо,² примиренное. На всё можно посмотреть светло и мрачно; и вы сами видите и выставляете светлые стороны Алехинской жизни; да и нельзя их не видеть. И я, признаюсь вам, не быв там, и не вижу темных сторон. Так я чувствую себя виноватым. — Мне очень понравилось ваше замечание о девицах и перемене их взгляда.³ Много раз я испытывал это, и это очень здорово. — Нынче была и уехала Штокгем американка. Умная и серьезная женщина, бывшая квакерша и желающая писать книгу о религиях Америки. Она во многом дополнила мои сведения об америк[анском] религиозном движении, и очень хочется написать мне то, что я о нем знаю и думаю. Получил от Дужкина хорошее письмо,⁴ поблагодарите его за него и скажите ему, что я его люблю, и свидание с ним оставило во мне самое хорошее впечатление. Если не пишу ему теперь, то п[отому], ч[то] очень занят. И не занят, а расхожусь как-то весь по мелочам и ничего не успеваю.

Поше писал и от него получил. Не уехал ли он к Черткову? Я желаю ему уединения. Это здорово тем, к[оторые] в силах переносить его, как он. Ну, до следующего письма.

Любящий вас

Л. Т.

Датируется на основании упоминания об отъезде Стокгэм.

Иван Дмитриевич Ругин (р. 1866) — бывший воспитанник Кронштадтского морского училища; в конце 1888 г. и начале 1889 г. работал в общине А. В. Алехина в Шевелеве; позднее — сотрудник книжного склада «Посредник» и затем изд. А. С. Суворина. С Толстым был знаком с весны 1889 г.

¹ Ругин отправил Толстому посылку с нелегальными изданиями произведений Толстого. Под словами «Кудрявцева работа» Толстой разумеет гектографированные издания Дмитрия Ростиславовича Кудрявцева.

² См. прим. к письму № 404.

³ В письме от 26 сентября 1889 г. И. Д. Ругин описывал жизнь в общине А. В. Алехина, а также сообщал, что, вернувшись в Петербург, он побывал в «Посреднике». Рассказывал о встречах с знакомыми. Упоминание Толстым замечания Ругина «о девицах» было вызвано словами в письме Ругина о том, что он испытал приятные чувства только при встречах с мужчинами. «С женщинами же, — писал он, — случилось что-то такое, чего я понять не могу.... они стали не теми откровенными, как были ко времени моего отъезда в деревню.... Я заговорил об этом к тому, чтобы сказать, что нам надо быть осторожными в увлечении сочувствием, преданностью других людей к нашей жизни и убеждениям».

⁴ Письмо Дужкина от 24 сентября.

* 438. Е. Н. Воробьеву.

1889 г. Октября начало. Я. П.

Е[фим] Н[иколаевич]! продать или дать вам земли я не могу, потому что не имею ее, не имею уже потому, что считаю всякую собственность злом и помехой для христианской жизни, а тем более собственность земельную. По этому же самому и не желал бы покупать для вас землю. Вы пишете, что разделяете мои взгляды на жизнь. Взгляды мои на жизнь не мои, но Христа. По учению же Христа весь закон и пророки в любви к богу и ближнему и один из главных соблазнов в осуществлении этого в устройстве своей жизни, в заботе о завтрашнем дне. М[ат]ф[ея], VI, 19—34. Если вы позволите мне дать вам совет, то я дал бы вам следующий: не изменяйте своей жизни во внешнем, а изменяйте, чем больше, тем лучше, во внутреннем, приближайтесь, сколько можете, к идеалу Христа, устанавливайте царство бога внутри себя чистотой жизни, смирением, любовью к людям, и жизнь ваша устроится наилучшим образом. Если бы вы были офицером, прокурором, исправником, попом, я понимаю, что вы, уразумев Христа, истину, необходимо старались бы изменить жизнь; но в вашем положении начальника станции разве нельзя быть христианином? Трудиться за других, переносить оскорбления даже, всегда со всеми быть терпеливым и добрым? Я уверен, что можно. Трудная будет жизнь, труднее, чем если бы вы работали на своей земле; я думаю, что да? Но для истинного блага, которого вы ищете, тем лучше. Цель ведь ваша не та, чтобы жить трудами рук своих, непосредственно, а та, чтобы жить по-божьи, «спасти душу», как прекрасно говорит народ, и это можно всегда и везде. Приведет вас бог жить на земле — прекрасно, а нет, и так можно жить, и еще лучше.

Так вот как я думаю, и советую перед богом. Очень рад буду во всяком случае служить вам, чем могу.

Печатается по копии. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 1 октября о получении письма Воробьева (см. т. 50).

Ефим Николаевич Воробьев (1852—1914) — уроженец Ставрополя, железнодорожный служащий, участник нескольких земледельческих общин на Кавказе и в Донской области. Письмо его к Толстому неизвестно.

* 439. О. Н. Спенглер.

1889 г. Октября 17. Я. П.

.... Так немного, недолго нам жить временной жизнью, что, право, не стоит того — не жить хорошо, если только особенно сильные соблазны или страсти не сбивают в сторону.

.... У меня теперь сделалось вот что: прежде, бывало, хотелось совершить подвиг — удивить и людей, и бога даже, и себя даже, всё натуживался, всё придумывал, как бы чем бы пожертвовать, а теперь боишься подвигов, блеска, треска, сторонишься от всего такого; а только как-нибудь, как-нибудь потихоньку, не слишком скверно, чтобы стыдно не было слишком перед богом или перед совестью, прожить эти годочки, которые остались. Ну, у вас немножко больше остается, побольше у вас и соблазнов, но ведь всё то же. Прежде я говорил себе: я сделаю нечто важное и значительное из моей жизни; а теперь говорю, — как бы только не совсем изгадиться и не напортить в то короткое время, которое остается. Я так думаю и чувствую и этого же и вам желаю. Очень покойно и радостно. Выгода главная та, что для совершения подвигов другие люди могут мешать, и всегда есть такие мешающие люди, а для того, чтобы как-нибудь прожить не постыдно только, ничто не мешает.

Отрывки письма, печатаются по копии. Полный текст письма неизвестен. На копии дата «1889». Датируется предположительно 17 октябрем на основании записи в Дневнике Толстого под этим числом (см. т. 50).

* 440. В. В. Майнову.

1889 г. Октября 17. Я. П.

Я получил и второе ваше письмо; сочинения мои не напечатанные я думаю, что вам можно будет получить для прочтения в Петербурге: Лиговка, близ Невского, дом № 31, склад Посредник, у И. Д. Ругина. Передайте ему эту записку, и я надеюсь, что если у него есть, он не откажет ссудить вас. Отсюда же пересылать далеко, да у меня и многого нет. —

Адрес мой — не Москва, а Московско-Курск[ой] ж. д. станция Козловка-Засека.

Л. Т.

Вы спрашивали, какое сочинение из своих я считаю более важным? Не могу сказать, какое из двух: В ч[ем] м[оя] вера? или О жизни.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

Ответ на письмо В. В. Майнова без даты, с почтовым штемпелем: СПб. 10 октября 1889. Майнов спрашивал, где можно достать нелегальные издания сочинений Толстого, а также просил разрешения перевести какое-либо из произведений Толстого, которое он считает наиболее важным, на язык эсперанто.

441. П. Г. Хохлову.

1889 г. Октября 18. Я. П.

Дорогой П[етр] Г[алактионович]. Я сейчас получил письмо от вашего отца,¹ которое очень тронуло меня. Это не шутка, милый друг, надежды и труды, направляемые этими надеждами, в продолжение 20 лет. Ему должно быть больно, больно, ужасно больно. И не могу я примириться с тою мыслью, чтобы учение о благе, исполняемое в жизни, могло иметь такие последствия. Что-нибудь тут не так. Если тянешь и затягиваешь узел на шее близкого человека, надо перестать тянуть. Посмотрите, дорогой друг, хорошенько себе в душу: всё ли то, что вы делаете, вы делаете для бога. Нет ли тут доли славы людской? Это желание славы людской до такой степени похоже подделывается под дело божье, что ее часто не узнаешь. Но вы найдете, коли поищете, потому что вы искренни, а если найдете и откинете прочь, может быть и в силах будете окончить училище. Отец может умереть в то время, когда страдает от вас, страдает недоброжелательством к вам, ко мне наверное, может быть и к Христу. Только можно несомненно утверждать верность пути, когда шествие по нем не заставляет страдать никого. Предписывать, даже советовать я не могу, дело это слишком важно, и решение его только в глубине вашей души. Но на весы я кладу песчинку того, что если вы огорчите отца, мне больно будет. Выходите из училища, но тогда, когда это не будет заставлять страдать отца. Еще песчинка. Р[ахманов] теперь у нас, и он не слыхал моего мнения, сказал: «напрасно он выходит». Знаете еще что? Зачем эта поспешность? поспешность подвига, страдания? Как будто вы сомневаетесь в том, что и после 2-х лет в училище вы будете точно такой же нравственно. Откладывать, самому откладывать исполнение воли бога, своих нравственных требований — нельзя и не хорошо, но здесь нет ясных, определенных нравственных требований, а есть дилемма нравственная же. Ах, не поддавайтесь желанию совершить подвиг. Имейте прежде всего в виду отрицательное, т. е. то, чтобы не сделать дурно, не сделать такое, в чем бы пришлось раскаиваться. Если стремитесь к первому, всегда встретятся люди мешающие, и придется им делать больно. Для второго же никто мешать не может и никому не придется делать больно.

Помолитесь и думайте с богом, милый друг.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 12, стр. 21—22. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 18 октября (см. т. 50).

¹ См. прим. к письму № 442.

* 442. Г. И. Хохлову.

1889 г. Октября 18. Я. П.

Учение Христа есть учение о благе и потому, если последствие учения Христа нарушает благо людей, то надо предполагать, что в понимании учения Христа есть ошибка и надо искать эту ошибку до тех пор, пока не будет найден такой путь, при котором не нарушается ничье истинное благо. Позвольте мне дать вам совет. Если он не понравится вам, пожалуйста, простите меня и верьте, что я пишу то, что пишу, только руководствуясь желанием блага вам и вашему сыну. Совет мой вот в чем: постарайтесь не сердиться на вашего сына, подавить в себе чувство оскорбления, если вы его испытываете, вызовите в себе самые лучшие чувства ваши к сыну и только в таком миролюбивом и любовном настроении говорите с ним. Вы покорите его любовь[ю]. Ведь всё, что он делает и хочет делать, он делает только из желания исполнить волю бога, главная заповедь [которого] есть любовь. Если вы будете руководиться тем же, то не может быть, чтобы вы вместе не нашли того, что следует сделать, и не согласились бы. Пожалуйста, примите эти слова не за фразу, а сделайте так, или еще лучше, как сказано в Ев[ангелии] М[атфея], XVIII, 15, 16, 17. Во всяком случае прошу вас не иметь ко мне дурного чувства, так как это было бы несправедливо, потому что я не имею к вам, ни к вашему сыну никакого другого чувства, кроме самой искренной братской любви.

Печатается по копии. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 18 октября (см. т. 50).

Галактион Иванович Хохлов (р. 1842) — московский биржевой маклер, отец П. Г. Хохлова. 5 октября 1889 г. писал Толстому, что сын его под влиянием взглядов Толстого решил выйти из училища, и просил Толстого отговорить его от этого «необдуманного» шага. «Мы, его родители, — писал он, — я, отец, старый и больной человек, и мать его, жена моя, слабая, болезненная женщина, и он у нас единственная опора».

* 443. А. Г. Холлистеру (A. G. Hollister).

1889 г. Октября 18. Я. П.

Dear friend,

Last spring I was busy writing a book about marriage¹ and I got quite new views of the matter. At the same time I was reading the books I could get about communiti’s in America. I read Noyes² book and a book of a German³ whose name I forgot. In those books I found quite new notions for me about the Shakers. At the same time I received a letter from a Shaker with books, treats and three photographs. I read the books and was very thankfull to the brother, ⁴ who sent me them, but infortunally I lost the letter with the address, so that I could not answer and thank him. Now I received your books, and treats and letter. I read it all and thank you for it. All this strengthens my vews on marriage, which I expose in my book that I am just now finishing. I think that the ideal of a christian always was and must be complete chastity and appreciate very much your books about that matter.

I know that you, shakers, speak always the truth and therefore expect the same from others. So I will tell you frankly all what I think of your religious views. I think that you profess the true christian religion and the true christian life, but you believe in two things in which I never can believe and you ought not: firstly, in the saintity of the whole Bible, including in it the old Testament, the Epistles and the Revelation of mother Ann,⁵ and secondly that you believe in manifestation of spirits.

The true revelation of God is only in the words of Jesus which are recorded in the Evangeliums and those only can guide us. There are no other spirits than our spirit, which is always battling with matter. Spirit is only the opposit of matter and can manifest itself only in matter. All manifestations of spirits without matters are delusions.

Please do not deprive me of your love for my boldness; I very much appreciate your good disposition to me and love you.

Leo Tolstoy.

Дорогой друг,

Прошлую весну я был занят писанием книги о браке¹ и пришел к совершенно новым взглядам на этот вопрос. Одновременно я читал книги, которые смог достать об общинах в Америке. Прочел книгу Нойс² и книгу одного немца,³ имя которого запамятовал. В этих книгах я нашел совершенно новые для меня сведения о шекерах. В то же самое время я получил письмо от одного шекера с книгами, трактатами и тремя фотографиями. Я прочел эти книги и был очень благодарен брату,⁴ приславшему их мне, но, к несчастью, потерял письмо с адресом, так что не смог ответить и поблагодарить его. Теперь получил ваши книги, трактаты и письмо, прочитал всё это и благодарю вас. Всё это подкрепляет мой взгляд на брак, излагаемый в книге, которую сейчас кончаю. Я думаю, что идеалом христианина всегда было и должно быть полное целомудрие, и очень ценю ваши книги на эту тему.

Знаю, что вы, шекеры, всегда говорите правду и того же ожидаете от других, и потому скажу вам совершенно откровенно всё, что я думаю о ваших религиозных взглядах. Я думаю, что вы исповедуете истинную христианскую религию и ведете истинную христианскую жизнь, но вы верите в две вещи, в которые я никогда не смогу уверовать и в которые вам не следовало бы верить: во-первых, в святость всей библии, включая ветхий завет и послания и откровения матери Анны,⁵ и, во-вторых, в воплощение духов.

Истинное откровение божие содержится лишь в словах Иисуса, которые приведены в евангелиях, и только они могут руководить нами. Нет других духов, кроме нашего духа, который всегда борется с материей. Дух есть противоположность материи, но проявляется только в материи. Всякое проявление духов без материи есть обман.

Пожалуйста, не лишите меня вашей любви за мою резкость. Я очень ценю ваше доброе расположение ко мне и люблю вас.

Лев Толстой.

Печатается по копии. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 18 октября (см. т. 50).

Алонзо Холлистер (Alonzo G. Hollister, p. 1830) — американец, сектант-шекер; в письме к Толстому от 23 сентября 1889 г. из Mount Lebanon излагал учение шекеров, писал, что основное их правило — безбрачие.

¹ «Крейцерова соната».

² Noyes, «History of american socialism» («История американского социализма»). См. т. 50.

³ О какой книге идет речь, не установлено.

⁴ Толстой ошибся, говоря, что он получил письмо «от брата». В архиве Толстого сохранилось письмо женщины-шекера А. Стикней (Ascenath Stickney) от 30 марта 1889 г., при котором имеются фотографии лидеров общины шекеров и извещения о посылке Толстому брошюр: «The shaker answer» («Ответ шекера») и «Plains talks» («Простые речи»).

⁵ Анна Ли, руководительница шекеров.

444—446. С. А. Толстой от 18, 21 и 22 октября 1889 г.

* 447. С. Т. Семенову.

1889 г. Октября после 15. Я. П.

Получил ваше письмо, дорогой Сергей Терентьич, и хочется ответить на некоторые статьи. Спасибо, что пишете и сообщаете о своей жизни и своих мыслях. Ваши наблюдения над народом и их воззрениями очень грустны; но я знаю, что это правда и что истинная христианская проповедь между нашими крестьянами теперь труднее, чем если бы они никогда не слыхали про Христа. Среди народа существует представление о том, что есть две веры — одна неученая, глупая, мужицкая в то, что Христос смирялся, прощал, жалел людей и нам так велел, но что эта вера старая, нынче уже оставленная умными людьми, тем более, что по этой вере нельзя ни богатеть, ни судиться, ни воевать, ни драться, ни пить, ни распутничать, а без этого нынче нельзя. Так это глупая вера одна, а другая вера попов, господ, купчая, вера ученая по книгам, по кот[орой] всё можно, только уметь соблюдать все законы перед правительством и церковью. Я знаю, что таковы мнения огромных масс, и это ужасно. — Ужасно, если знать это и смотреть на это, праздно ужасаясь; но дело в том, что никто из нас не должен и не может быть празднен, если признает то, что он живет не по своей воле, не для своего удовольствия, а для исполнения воли божьей, вложенной ему в сердце. Если человек не видит той страшной дикости, в к[оторой] живет народ, то он и не страдает от этого, если же он видит и страдает, то это страдание неизбежно призывает его к деятельности, а деятельность утишает страдание. Только лже-либералы любят расчесывать свое сострадание к бедности и невежеству народа, продолжая жить на его шее и чуждаясь его. Да, надо проповедывать всеми средствами, к[оторые] даны нам, но прежде всего своей жизнью. Чем больше живу, тем больше убеждаюсь, что голод матерьяльный ничто в сравнении с голодом духовным, и потому не столько грех не подать хлеба телесного, чем хлеба духовного, тем более, что последнего люди не просят, полагая, что они сыты.

Радуюсь, очень радуюсь тому, что вы так держитесь за земледельческий труд и так избегаете делать себе доходн[ую] статью из писанья. Так и надо. Написал я повесть о браке и семье. Должно быть, напечатается в Неделе. Очень хочется сообщить вам. Пишите чаще.

Целую вас.

Любящий Л. Т.

Отрывок впервые опубликован в «Вестнике Европы» 1909, VI, стр. 771—772. Датируется на основании письма С. Т. Семенова от 15 октября 1889 г., на которое отвечает Толстой.

С. Т. Семенов писал о своей жизни, работе и результатах своих наблюдений над жизнью крестьян. «У всех и каждого, — писал он, — почти одно и то же стремление к легкой, беззаботной жизни, к довольству, почету — и тому подобное».

448—450. В. Г. Черткову от 28... 29, 30 октября и 1 ноября 1889 г.

451. П. И. Бирюкову.

1889 г. Ноября 1. Я. П.

Милый друг Павел Иванович! Представьте себе, что я вчера в своем дневнике писал почти то же, что вы пишете; и потому не нужно вам говорить, что это мне близко сердцу. Я пишу, с другой стороны, как должен писать старик, а вы, как молодой человек. Попрошу Машу списать вам это,¹ а сам хоть еще что-нибудь напишу. Во 1-х, о книге Ballou. Я очень рад, что она на вас произвела такое же впечатление, как на меня — восторга, желания общения с ним, выражения ему своей благодарности и любви, что я и исполнил.² И вы, пожалуйста, не оставляйте своего намерения и напишите ему. Еще чувство, к[оторое] я испытал при этом чтении — это б[ыло] чувство недоумения: каким образом эти мысли, самые важные для людей, мысли, которые восторжествуют неизбежно и сделаются общими, каким образом такие мысли, так сильно выраженные, напечатанные, изданные, так замолчены, что ни Гаррисон сын,³ к[оторого] я спрашивал, ни все те америк[анцы], которых я видел (человек 10, и всё люди религиозные), даже не слыхали ничего про это и не знают имени Ballou. Совершенно то же, что в первые времена христианства, образ[ованные] римл[яне] 50 лет после и не слыхали. Только тогда была одна ступень, а теперь другая. И кажется мне, что наше участие в деле будет состоять в том, чтоб уже сделать невозможным замалчиванье. Помогай бог.

⁴ Международный посредник.⁵ Вот Черт[кова] прогонят заграницу, и будет международный посредник. —

Ну, пока прощайте, целую вас и всех собравшихся.

Любящий вас Л. Т.

Не знаю, пошлю ли вам выписку из дневника, хотя М[аша] списала ее. Не пошлю, п[отому] ч[то] это слишком задушевное, не сложившееся еще вполне, не выразившееся душевное движение. Ход его нарушится. Но в связи с тем, что вы пишете, скажу вам другое, что прежде приходило мне в голову: понятия бесконечности пространства и времени сами в себе содержат противоречия и не укладываются в человеческом уме, а они есть, без них нельзя думать. Но ведь это противоречие происходит только оттого, что мы думаем о том, о чем нам вовсе не нужно думать, для забавы думаем. Нам о времени и пространстве думать совсем не нужно. Нам нужно думать только о своей жизни; и в жизни думать только о том, как быть совершенным, как Отец. Что если бы мы представили себе не то, что мы счастливы, но что мы совершенны, что мы совершенно довольны собой: ведь это было бы нечто ужасное. Ведь одно это предположение уничтожает всякое понятие о добре. Стало быть, как бы мы ни шли вперед совершенствуясь, необходимо, чтобы впереди нам открывалось бы бесконечное поле совершенства. Без бесконечности совершенствования не было бы жизни. Стало быть, бесконечность, когда мы думаем о том, о чем следует думать, не только не противоречива, но необходима. Без нее нет понятия жизни. Живем же мы и мыслим в пространстве и времени, а потому нам и необходимо мыслить пространство и время бесконечными.

Впервые опубликовано в Б, III, изд. 1-е, стр. 110—112. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 1 ноября (см. т. 50).

Ответ на письмо П. И. Бирюкова от 27 октября 1889 г., к которому Бирюков приложил выписку из своего дневника.

¹ При письме Толстого приложена выписка из его Дневника 31 октября, переписанная М. Л. Толстой, с поправками автора. Начало: «По этому самому»; конец: «помоги мне бог» (см. т. 50).

² См. письмо № 391.

³ Вендель Гаррисон (1844—1907), сын американского общественного деятеля, борца за отмену рабства, Уильяма Ллойда Гаррисона.

⁴ Абзац редактора.

⁵ Об организации «Международного Посредника», ставящего целью издание книг для народа на русском, французском, немецком и английском языках, Толстой писал В. Г. Черткову 29 марта 1888 г. (см. т. 86, № 189). Организация эта осуществлена не была.

* 452. В. В. Майнову.

1889 г. Ноября 1. Я. П.

Владимир Владимирович!

Очень радуюсь выраженному вами желанию работать общее дело Христово; но не берусь указать вам какое-либо определенное дело, во 1-х, п[отому], ч[то] не знаю вас, ни вашего возраста, ни образования, ни положения, а во 2-х, п[отому], ч[то] работу эту указывает каждому человеку его внутренний голос, т. е. совесть. В 3-х, и главное, п[отому], ч[то] богу, по моему понятию, не нужно от нас никакого дела, так, к[ак] не нужно и никаких жертв — богу нужно одно: то, чтобы мы соблюли и возростили тот талант, ту божественную сущность, к[оторая] поручена нам как дитя няне, к[оторая] дана нам, разумея под этим талантом не какое-либо увеличение умственное или образования, а увеличение только нашей любви к богу и его твари. Так что человек, исполняющий это дело божие, всегда неизбежно исполняет и всё остальное и будет, сам не зная того, многообразно полезен всем людям.

Любящий вас Л. Толстой.

Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 1 ноября (см. т. 50).

В письме от 25 октября 1889 г. В. В. Майнов просил Толстого сообщить ему, чем он мог бы быть полезен для людей.

453. Т. Л. Толстой.

1889 г. Ноября 1. Я. П.

Письма твои всё так же хороши, милая Таня. Ты как будто выражаешь сомнение в их достоинствах. Немножко последние похуже, менее обстоятельны, да и как д[ядя] Костя¹ говорит: «натуры» много. Но я шучу. Я радовался на все описания, особенно ночью лунной в Римской кампаньи. — Неаполь слишком хорош, приторен; но Флоренция верно понравится, как и мне, скромностью и приятностью. В мое время она было стала портиться, — была столицей. Но все-таки мне было там всегда хорошо. Писать тебе, пожалуй, уже не придется после этого письма. — У нас очень хорошо и, кажется, не одному мне, но всем и мамà, как ты видишь из письма, и Маше, несмотря или вследствие того, что она ходит за Сашей в карантине, и малышам, к[оторые] очень милы под влиянием нас и Новик[ова],² учителя, очень оригинального, умного, и доброго, и ласкового к детям человека. Только бы бог избавил от гостей и темных и светлых. Я кое-что пишу — отрывочные мысли³ — но длинного ничего не затеваю, хотя и желаю. Целая куча получена Harper’s⁴ с прекрасными иллюстрациями и ничтожным, как кажется, текстом. Зато я продолжаю получать прекрасные американские издания World’s advance thought.⁵ Это спиритический журнал; М. Гельбиг должна бы его знать. Ты так описала Гельб[иг], что я ее полюбил, а, главное, за то, что тебя они любят или делают как бы любят. Да и за что не любить вам, да и всем людям, друг друга. Мне всё чаще и чаще благочестивые размышления приходят, именно в этой форме: так недолго тут жить, и так не особенно-то привлекательна эта жизнь, несмотря даже на красоту Неаполя, что не стоит того делать дурное, а, главное, разрывать столь свойственные, радостные (единственно радостные) любовные отношения. Непременно надо улыбаться душою не переставая, а этого невозможно делать, как только вообразить себе, что сердишься или не любишь кого-то. Ты что-то подобное раз написала, и это мне б[ыло] радостно. Да только ты не в Риме или в вилле, где тебе все льстят, выучись, а в своей комнате, у колодца, где дымит или стучит. А стоит только, чтоб в душе улыбалось, и у колодца будет не хуже Рима. Я улыбаюсь, думая о тебе. Ну, до свиданья, милая, целую тебя.

Л. Т.

Впервые опубликовано в «Современных записках», Париж 1928, стр. 197—198. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 1 ноября (см. т. 50).

Письма T. Л. Толстой, на которые отвечает Толстой, неизвестны.

¹ Константин Александрович Иславин (1827—1903). См. т. 83.

² Алексей Митрофанович Новиков (1864—1927), в 1889 г. студент, учитель Андрея и Михаила Львовичей Толстых; позднее врач, доцент и ассистент проф. Снегирева; автор статьи «Л. Н. Толстой и И. И. Раевский» — «Международный толстовский альманах, составленный П. Сергеенко», М. 1909.

³ Толстой в то время возобновил работу над статьей об искусстве, начатую в марте 1889 г., решив писать «каждый день сначала», независимо от написанного прежде.

⁴ «Harper’s new monthly magazine», нью-йоркский журнал.

⁵ «The world’s advance thought and the universal republic» — американский журнал, орган спиритов, издававшийся в Портлэнде Л. Малори.

* 454. Н. А. Зиновьеву.

1889 г. Ноября 1. Я. П.

Многоуважаемый Николай Алексеевич,

Податель сего очень оригинальный и жалкий проситель.

Надеюсь, что вы простите меня за то, что утруждаю вас, и поможете ему. Он приговорен к церковному покаянию (ему 17 лет; на вид же он дитя) за покушение на самоубийство; но приговорен он в своем родном приходе, где ему не при чем жить, а жил он в лавке у дворника в другом приходе. Так вот он и просит, чтобы его перевели в этот другой приход — именно из Лопатковского в Кочаковский.

Не будете ли вы так добры попросить об этом архиерея.¹ —

Прошу передать мой привет вашему семейству.

У нас, у Саши, болезнь, которую жена определила скарлатиной, и Маша отделилась с ней в карантин.

Ваш Л. Толстой.

Он сын крестьянина, умершего, сельца Гайкова, Крапивенского уезда; имя его: Алексей Шмакин.

Датируется содержанием и записью в Дневнике Толстого 1 ноября (см. т. 50).

Николай Алексеевич Зиновьев (1839—1917) — в 1887—1893 гг. тульский губернатор, позднее сенатор, член Государственного совета.

¹ В то время тульским архиереем был Никандр (Николай Иванович Покровский, 1816—1893).

* 455. Неизвестному.

1889 г. Ноября 5. Я. П.

Я чувствую, что вы много перестрадали нравственно, и мне хотелось понять вас, но с одной стороны вы были расстроены, с другой я не сумел достаточно добро обратиться с вами; и я только догадывался, но не понял то, что происходит в вас.

Я пережил тот же переворот, который описываете в своем письме, и знаю, что после того совершенного изменения, которое происходит внутри, кажется, что необходимо должно произойти соответствующее изменение и внешней жизни. Но это несправедливо. Внутренняя перемена делает то, что человек относится иначе к внешнему, так что те же внешние условия получают совершенно другое значение.

Со мной, по крайней мере, было это. Мне хотелось всё изменить; но оказалось, что изменить всего я не мог, именно на основании тех самых основ, во имя которых я хотел изменить, т. е. я хотел устроить себе такую жизнь, в которой я мог бы любовно служить людям, но для этого я должен был нарушить любовные отношения, прежде установившиеся, и заменить их ненавистью. И кончилось тем, что я не изменил свою внешнюю жизнь, но мое отношение к этой жизни невольно изменилось, вследствие моей внутренней перемены. И вот прошло несколько лет, и я увидал, что то, что мне так хотелось изменить, — незачем изменять. Желал бы очень, чтобы вы испытали то же самое.

Главное же, не знаю, говорил ли я вам про это, — это то, чтобы понимать то, что сказано (М[ат]ф[ей], XXV), что и я, и вы (и не говорите, что между мною и вами есть разница), жизнь наша не дана нам для нашего увеселения или радости, а мы рабы, орудия, органы бога, которым предназначено делать его дело (а дело, кажущееся незаметным, которое вы сделаете, может быть в тысячу раз важнее громких дел нам известных), и, ежели мы делаем это дело, нам хорошо, где бы ни были, в каких бы условиях ни были, больные или здоровые, старые или молодые. Дело же его есть одно: возрастить порученный мне талант, божественную искру, возращать же его нельзя иначе, как любя ближних и служа им, как и сказано в конце той же главы.

Отрывок письма, печатается по копии. Дата копии.

456—457. В. Г. Черткову от 7 и 7? ноября 1889 г.

* 458. Е. И. Попову.

1889 г. Ноября 1—10. Я. П.

Я веду довольно правильную жизнь. Утром пишу, всё переделываю, дополняю то, что при вас писал.¹ Я и прежде говорил и чувствую справедливость, что надо говорить не «скоро сказка сказывается, а не скоро дело делается», а наоборот — «скоро дело делается, а не скоро сказка сказывается». Я решил давно, что так как мне остается жить недолго, а кажется, что нужно еще кое-что сказать, чего, по всем вероятиям, я не успею сказать самым наилучшим образом, то надо оставить авторское кокетство, а писать, как напишется, но вот никак не могу. Так по утрам пишу, а после обеда работаю в лесу. За сапожную работу, которая даже очень нужна, никак не могу взяться. Еще занятие — это переписка, чтение и общение с людьми, которые приходят и приезжают.

Отрывок письма, печатается по копии. Цитата из него впервые опубликована в ПТС, II, № 376. Датируется на основании упоминания о пребывании Попова в Ясной Поляне («при вас писал» — Попов был у Толстого 18—22 октября) и отметки о письме Попова в Дневнике Толстого 27 октября (см. т. 50).

Письмо Е. И. Попова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ Статью об искусстве.

459. В. Г. Черткову от 10 ноября 1889 г.

* 460. В. П. Золотареву.

1889 г. Ноября 10. Я. П.

Письмо ваше, дорогой Василий Петрович, всё лежит передо мной неотвеченное. Это одно из тех писем, на к[оторые] мне хочется ответить, но не чувствуешь себя всегда готовым на это. Напишу хоть несколько слов на самый главный вопрос ваш о вере в свое бессмертие. Боюсь говорить фразы, придумывать о таком важном, задушевном для всех и особенно для вас вопросе, скажу то, что я испытал и испытываю:

Было время, что я, как прежде вы, совсем не только не верил, но не понимал возможности бессмертия. Помню, на меня находил тогда ужас при одном представлении о смерти. Потом изменилась моя жизнь, главное — мое воззрение на благо в жизни, и я перестал думать о смерти; если же и думал, то страха не было, как теперь у вас, хотя и не было уверенности в бессмертии; но потом пришло время, когда я опять стал думать о смерти, и уже без страха, а с радостью, — особенно в тяжелые, запутанные минуты. Есть в этой жизни такое состояние, при котором не видишь смерти, а видишь и сознаешь только жизнь вечную. Как бы в тунеле есть такое положение, в котором видишь свет, — это положение по направлению тунеля. И в жизни то же, если стоишь по направлению воли бога, то видишь жизнь вечную, станешь к ней боком — и видишь мрак. Вера в бессмертие дается не рассуждением, а жизнью. — Признак того, что живешь той жизнью, к[оторая] приводит к сознанию своего бессмертия, это то, когда живешь только перед богом, можешь себя привести в общение с богом, совершенно независимо от мнений людских, когда можешь сказать себе, что то, что я делаю, я точно так же делал бы, если бы никто, никогда и не знал этого. Это-то главное я и хотел сказать: пытайтесь почаще жить только перед богом, и вы почувствуете, как утвердится ваша вера. Собственно это не вера утверждается, это только разрушается напущенное на нас ложной жизнью суеверие смерти, — человек повернется лицом к свету.

Вы видаете Попова, поблагодарите его за письмо. Я точно так же думаю, скажите ему, только с той разницей, что не говорю: «пока соединюсь с Отцом». Соединения этого не может быть — оно кончило бы жизнь, а жизнь — движение, совершенствование, увеличение блага всегда будет.

Передайте мою любовь Попову и Хохлову и напишите мне подробнее о себе.

Любящий вас Л. Толстой.

Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 10 ноября (см. т. 50).

Василий Петрович Золотарев (р. 1866) — сын черниговского купца, в то время сочувствовавший взглядам Толстого; в 1889 г. жил под Москвой у своего брата Максима Петровича Золотарева, занимаясь сельским хозяйством. С Толстым познакомился в 1888 г. в Ясной Поляне. В письме от 7 октября спрашивал об отношении Толстого к вопросу «о бессмертии».

461. А. Н. Дунаеву.

1889 г. Ноября 10. Я. П.

Все мы подвержены тем же периодам упадка духа, дорогой Александр Никифорович.

Не надо давать ходу своему чувству осуждения людей и мира, а вы даете ход не только в мыслях, но в письме. Есть средство умерять это недовольство, это страдание — как-то сжаться, как-то умственно зажмуриться. И это нужно выучиться делать.

А я так на днях б[ыл] в Туле и видел всё, что давно не видал: войска, лавки, полицию и т. п., и захотел было осердиться на всё это, как бывало, да потом опомнился. Что это всё такое? Не что иное, как кипение или закисание, движение, перемещение частиц, страдания, наслаждения, убегание от одних и погоня за другими, и всё от подлежащего закону истины и добра. Что же тут дурного? Не только нет ничего дурного, но это радостно. Ведь это творится то, чего я желаю, для чего живу здесь. Царство божие на земле. Если я знаю, во имя чего это творится, к чему это неизбежно приведет, то я не могу не радоваться, глядя на это кипенье. Ведь разве может постигнуть тщету наслаждений плоти человек, не испытавший наслаждений, и благость страданий, тоже не прошедший через них. И сами люди себя учат и других, и предки — потомков. И нет той судороги во всей этой кишащей жизни, которая бы не имела смысла и не вела бы к тому, во имя чего мне хочется осуждать эту кашу. Вот если бы кончилось это кипение, вот тогда точно ужасно было [бы] и можно отчаяться.

Отчаиваешься, когда мало веры. Утверди в нас веру, говорили ученики Христу, а он рассказал им притчу о работнике, пришедшем с поля. Мне всегда ужасно нравился этот кажущийся несвязным ответ. Чтобы утвердить веру, надо работать и, работая, знать свое место. Удивительно верно. —

Нынче пришел ко мне мелочный разносчик, прося продать ему книжечек. Я набрал кое-что, что у меня было, и дал ему на 60 копеек.

Теперь же хочется запастись для него побольше книжек, и вот прошу вас помочь мне. Отберите мне, пожалуйста, у Сытина рубля на три (которые вам отдаст Соф[ья] Анд[реевна], около 20) и пришлите мне. Из посредник[овских] книг пришлите мне побольше азбук, Тихона,² жизни древн[их] хр[истиан],³ Житья Мак[ария],⁴ Златоуста,⁵ двух победителей,⁶ Марк[а] Авр[елия],⁷ Эпикт[ета], Фабиолу, Лесковских⁸ и моих. Кроме того подражанье Христу,⁹ Мучеников и еще кое-чего из крупных, хоть не хороших, но безвредных. Ну, пока прощайте, целую вас.

Любящий вас Л. Толстой.

На 3 мало. Рублей на 6.

Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 2, стр. 26—27. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 10 ноября (см. т. 50).

В письме от 7 ноября 1889 г. Дунаев писал Толстому о недовольстве своей жизнью и жизнью окружающих и о своем «бессилии в осуществлении поставленных идеалов».

¹ В автографе: подлежащее

² «Житие св. Тихона Задонского и преподобного Трифона», М. 1886.

³ «Иоанн-воин. Рассказ из времен первых христиан», М. 1886.

⁴ [А. Аполлов], «Житие и избранные места из творений преподобного Макария Египетского», М. 1889.

⁵ «Поучения св. Иоанна Златоуста», М. 1888 (составлено Л. П. Никифоровым).

⁶ «Два победителя», М. 1889 (сборник рассказов).

⁷ «Марк Аврелий. Размышления о том, что важно для самого себя», М. 1888.

⁸ Н. С. Лесков, «Христос в гостях у мужика», М. 1885 и 1886; «Совестный Данила и прекрасная Аза». Две легенды по старинному прологу, составлены Н. С. Лесковым. М. 1889.

⁹ Фома Кемпийский, «О подражании Христу», М. 1888.

* 462. В. П. Золотареву.

1889 г. Ноября 11 и 12. Я. П.

Вчера написал вам письмо, а нынче думал о том же.

Да, сравнение это для меня вполне выражает мое понимание жизни вечной. Наше положение в этой жизни — как положение удлиненного тела в трубе, в тунеле. Воля бога в том, чтобы мы шли по направлению тунеля, и как скоро мы идем по нем (как идут дети), мы, во-1-х, идем, движемся, живем и видим впереди себя бесконечный свет. Но стоит нам стать поперек, и нам нельзя уже идти, мы останавливаемся и перед собой видим мрак. (Это положение почти всех нас, вследствие соблазнов нашей жизни потерявших смысл, сознание истинной жизни, и на место ее получивших ложное сознание того, что наша плотская земная жизнь есть наша настоящая жизнь.)

Надо повернуться — стать лицом к богу. (Иоан[н], XVII, 3.) Познать истинного бога. В этом познании жизнь вечная. — Так что и выходит то, что никто не может придти к Христу, т. е. понять, полюбить его учение так, чтобы исполнение его было радостно, как только тот, который привлечен будет к этому отцом — познанием бога, — тем светом, к[оторый] он увидит из тунеля, став в нем прямо. —

Без текстов, без связывания своей мысли со словами евангелия, скажу так: Полюбить жертву своей плотской жизни, отречение от нее, находить счастье в этом отречении нельзя — только п[отому], ч[то] узнаешь учение Христа — только оттого, что поймешь разумом его истинность. Это недостаточно. Для того, чтобы жертвы эти перестали быть жертвами и отречение было бы благом, нужно увидать бога из своей тунели, установить общение с ним, чувствовать его и итти на его свет. Когда же это случится после остановки жизни и мрака, в к[отором] находился, когда потерял его и стал поперек, тогда это делается особенно радостным и неудержимым. — Не желайте чувствовать это, если вы не чувствуете, но дожидайтесь того, когда это придет. —

Л. Толстой.

Что ваш брат? И каковы ваши отношения с ним? Надеюсь, что хорошие.

Датируется на основании записей в Дневнике Толстого 11 и 12 ноября (см. т. 50).

* 463. П. И. Бирюкову.

1889 г. Ноября 13. Я. П.

13 ноябрь.

Пишите, пишите, Поша! Это нужно, непременно нужно, и вы можете. Только просевайте хорошенько. Всё, что покажется не совсем ясным, натянутым, у вас это бывает в рассуждениях, выбрасывайте и дожидайтесь, чтоб созрело. У вас бывает часто и очень ясно и образно. Уже созревшего и вполне ясного для нас много, и это многое остается неизвестным и невыраженным. Так много злоупотребляют словом говоренным, писанным и печатным, что иногда совестно становится заниматься таким пустым и загаженным делом, а между тем это из всех практических дел несомненно самое великое. Я думал, что на меня одного подействовал так Ballou, но, вот, оказывается, что и на вас, и Чертк[ова], и Горб[унова], и Руг[ина] он подействовал так же, точно нашел новую точку опоры, когда карабкаешься в трудном месте. Можно отдохнуть и подниматься дальше. — Хохлов пугает меня. Что у него в душе? На сколько это перед людьми и на сколько перед богом? Помоги ему бог. Так пишите, Поша; а я только этого одного и желаю перед смертью, т. е. того, чтобы высказать то, что знаю о боге и его законе. — Что вы не зашли к Леве: он очень еще сыр, и ему хорошо, нужно общение с такими людьми, как вы. — Чертковым напишу; жалею, что не увидал их проездом. Напишите мне про Ругина, про его болезнь. Как мне жалко его! Мне про то, что он болен и опасен для других, писал уж Лева, про то же писала Маша Кузм[инская] из Петерб[урга]. Он, вероятно, ужасно мучается. Напишите тоже про Озмидова ваше впечатление. —

Да чем Чертков мучается? Отчего нет спокойствия душевного? Знаете, я сам часто говаривал, что надо быть счастливым, что если ты в истине, то ты будешь покоен и радостен. Нельзя так говорить. Спокойствие и радостность для нас, грешников, несущих на себе грехи и предков и современников и свои (как я — кучу целую), есть случайность счастливая. Спокойным и радостным будет только святой, и я буду стараться и стараюсь быть им; но не могу я быть спокойным и радостным, когда борюсь с грехами. И драгоценно указание евангелия, что Христос не всегда б[ыл] радостен, а страдал, внутренно мучался. Я знаю, да и вы верно тоже, что некоторые внутренние страдания, от к[оторых] б[ываешь] не радостен, а мрачен, ни за что не отдашь и не желал бы миновать. — Если растешь, если рожаешься, то не может быть легко, а муки. Всегда радостен, ненарушимо спокоен по отношению мирских внешних дел — да, но не по отношению внутренней борьбы с грехом. Стараться быть святым — да, но не радостным, а то будет притворство. И таков Ч[ертков]: он правдив и борется с грехом с напряжением. Так ли я понимаю его? Так напишите ответы на все вопросы. На днях я думал, что в обращениях в письмах и в подписях: «дорогой», «брат», «любящий» есть что-то ненатуральное, и решил оставить это.

Л. Толстой.

Год в дате определяется содержанием письма.

В письме от 10 ноября 1889 г. П. И. Бирюков писал о своей жизни и жизни общих с Толстым знакомых, о предстоящем призыве Н. Г. Хохлова к отбыванию воинской повинности и его намерении отказаться от службы (см. письмо № 469); сообщал свои планы написать статью о непротивлении.

464. В. Г. Черткову от 16 ноября 1889 г.

465. Н. Н. Страхову.

1889 г. Ноября 17. Я. П.

Спасибо, Николай Николаевич (я так запутался в разных эпитетах при обращении, что решил отныне не употреблять никаких), за письмо. Я очень дорожил вашим мнением и получил суждение гораздо более снисходительное, чем ожидал. В художественном отношении я знаю, что это писание ниже всякой критики: оно произошло двумя приемами, и оба приема несогласные между собой, и от этого то безобразие, к[оторое] вы слышали. Но все-таки оставляю, как есть, и не жалею. Не от лени, но не могу поправ[л]ять: не жалею же оттого, что знаю верно, что то, что там написано, не то что небесполезно, а наверное очень полезно людям и ново отчасти. Если художественное писать, в чем не зарекаюсь, то надо сначала и сразу.

Очень радуюсь слышать о вас хорошие вести и о здоровьи и о работах — главное, что ответ Тимир[язеву]¹ и краткий и кроткий. Это высши[й] идеал. Посмотрим с интересом большим. У нас всё благополучно. Живем в деревне, жена не скучает.

Учитель² очень удачный и русский — дарвинист большой. — Швейцарец³ — из армии спасенья. Дети хворают, но немножко. Я занят и здоров. Чего и вам желаю.

Л. Толстой.

Впервые опубликовано в «Современном мире» 1913, 12, стр. 317. Датируется на основании пометы Страхова и записи в Дневнике Толстого 17 ноября (см. т. 50).

Ответ на письмо H. Н. Страхова от 6 ноября 1889 г. с отзывом о «Крейцеровой сонате» (см. ПС, № 229).

¹ Речь идет о подготовленной в то время к печати статье H. Н. Страхова «Спор из-за книг Н. Я. Данилевского», появившейся в «Русском вестнике», 12, стр. 186—203.

² А. М. Новиков.

³ Гольцапфель (Holzapfel), гувернер в семье Толстого, член религиозно-филантропической секты «Армия спасения».

466. С. А. Толстой от 21 ноября 1889 г.

467. А. С. Суворину.

1889 г. Ноября 27. Я. П.

Если можно избавить меня от скульптуры, то, пожалуйста, избавьте. Я всё надеялся увидеть вас, но теперь, как мы не в Москве, кажется мало надежды. (Если будете проезжать однако, заезжайте.) Кузминским я напишу, но кажется у них не точный экземпляр.

Просьба моя к вам вот какая: есть доктор Алексеев,¹ написавший две книжки о пьянстве и путешествии по Америке; теперь он написал основательную и полную богатого и совершенно нового для нашей публики материала статью о борьбе с пьянством и прислал ее мне из Читы, где он инспект[ор] врачебн[ого] упр[авления], с тем, чтобы я напечатал и выговорил бы ему гонорар. Хорошо бы было, если бы вы напечатали ее в своих фельетонах.² По моему расчету, в ней листа 4 печатных. Хорошо бы было, п[отому] ч[то] желательно просветить большое количество наших невежественных читателей о том, что сделано и делается по этому вопросу в Европе и Америке, а статья вполне достигает этого.

Знаете ли вы про книгу американского писателя Bellamy, Looking backwards?³ Это замечательная вещь и имеющая огромный успех и теперь переводящаяся на все европейские языки. Я бы советовал вам напечатать ее, она переводится одним моим знакомым.

Так, может быть, до свидания.

Лев Толстой.

Впервые опубликовано в сборнике «Письма русских писателей к А. С. Суворину», Л. 1927, стр. 179—180. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 27 ноября (см. т. 50).

Ответ на письмо от 21 ноября 1889 г., в котором А. С. Суворин просил разрешить скульптору Леопольду Адольфовичу Бернштаму сделать бюст Толстого, для чего Бернштам готов был приехать из Парижа в Ясную Поляну; просил также написать Кузминским, чтобы ему дали на один день для прочтения список «Крейцеровой сонаты», которую, как он слышал, у них читали.

¹ Петр Семенович Алексеев (1849—?), врач, в 1889 г. врачебный инспектор в Чите, позднее губернский инспектор в Риге. Упоминаемые Толстым две его книги: «О вреде употребления крепких напитков», М. 1888 и «По Америке. Поездка в Канаду и С. Штаты», М. 1888.

² Статья эта в «Новом времени» напечатана не была. Впервые появилась с предисловием Толстого «Для чего люди одурманиваются?» в изд. журнала «Русская мысль» под заглавием «О пьянстве», М. 1891.

³ Буржуазно-утопический роман Edward Bellamy, «Looking backward. 2000—1887», Boston 1888. В русском переводе был напечатан в сокращенном виде в «Книжках Недели» 1890, май — июль, под заглавием «Эдуард Беллами. В 2000-м году».

* 468. Е. С. Толстой.

1889 г. Ноября 27. Я. П.

Милая Леночка, если Таня передала тебе то, что я велел сказать тебе, именно то, чтобы ты не верила в свою болезнь, ты, верно, или посмеялась, или осудила меня, а это напрасно, п[отому] ч[то] я серьезно думаю это, а о тебе и твоей болезни часто думаю, п[отому] ч[то] тебя очень люблю.

Я думаю, что всей нашей жизнью управляет духовная сила, и что потому от того, в каком состоянии наше духовное существо, зависит в большей степени и наше телесное состояние. Стоит, как твоя мама, вообразить себя больной, верить в то, что ты больна, и будешь больна. Она, твоя мама, действительно и мучительно больна; и стоит вообразить себе обратное, что ты здоров, и верить в это и будешь здоров. Но entendons nous:¹ я помню и понимаю то, что когда у человека боли, или нога распухла, высохла, или даже ее оторвало ядром, он не может вообразить себе, что он здоров. И если бы вообразил себе, то вообразил бы хуже, чем глупость — ложь. А надо вообразить правду и верить в правду. Правда же в твоем положении та, что если бы ты даже была принуждена лежать, у тебя все-таки есть глаза, уши, язык, руки, к[оторые] действуют и могут служить богу и людям, а этого у многих нет, и потому твое положение не только не дурно, а очень хорошо; боли же твои начались недавно, и так как их и всякой болезни не должно быть, то они непременно пройдут (если даже с смертью, то все-таки пройдут), и потому надо верить, что они пройдут, а пока они есть, сколько возможно меньше о них говорить и думать, а пользоваться вполне тем, что есть. Кроме того, вообще надо помнить и думать, что мы очень счастливы и всеми теми удобствами и матерьяльной и духовной жизни, к[оторые] нас окружают, и теми людьми, к[оторые] нас любят и к[оторых], главное, мы можем любить, и, главное счастье, что мы можем во всех возможных условиях быть добрыми и потому счастливыми. — Так вот что я тебе хотел сказать, милая Леночка, и не для того, чтобы что-нибудь поговорить, а для того, чтобы указать тебе на то счастье, к[оторое] около тебя и в тебе и к[оторое] я хоть по слабому и редкому опыту, но знаю, что всегда можно найти. Пока прощаюсь и целую тебя. Пиши мне.

Л. Толстой.

Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 27 ноября (см. т. 50).

Елена Сергеевна Толстая (1863—1942) — дочь сестры Толстого, Марии Николаевны (1830—1912) и Гектора Виктора де-Клена (1831—1874); с 1893 г. была замужем за Иваном Васильевичем Денисенко (1851—1916). Подробнее о ней см. в т. 83, стр. 531.

¹ [согласись:]

469. H. Н. Ге (отцу).

1889 г. Ноября 27. Я. П.

Ай, ай, ай, ай! Хотел писать, да отложил письмо вам последнему, а теперь уже устал и много не напишу. Ну вот: живем в деревне, я так же, как вы, живу, как чистый господин — пишу, а кормить себя предоставляю другим. Чувствуется, что не хорошо, что есть тут доля потакания себе, но знаю и то, что хочу, всеми силами хочу, когда я сам в себе, хочу только одного — служить богу, — которому нельзя служить иначе, как служа людям, — и потому, когда я пишу в хорошем состоянии, то совесть радостна. Слышали ли вы про одного из Хохловых, не того, к[оторый] был при вас, а тот, к[оторый] жил с Алехиным, его брат, он должен б[ыл] отбывать воинскую повинность и отказался. Его отвели в сумашедший дом и заперли, и все притворяются, что верят, что он сумашедший.¹ Помоги ему б[ог]. Он уже недели две сидит, и никого к нему не пускают. Читаю газеты, празднество 500-летия русской артилерии,² молебствия, речи, пальба, величие торжества, или еще 50-летие Мольтке ордена pour le mérite³ и торжество это. Всё так важно, импозантно. Или дипломатические речи — быть или не быть войне и кому с кем. Всё тоже так глубокомысленно, серьезно — и с другой стороны, какой-то мещанин трясется, волнуется и заикаясь говорит, что он присягать и служить не будет по закону Христа — и все говорят: да, сумашедший, ведите следующего и следующ[его], а потом поедем обедать, играть в винт. И ceci tuera cela.⁴ Это так же верно, как то, что когда забрезжет только свет утра, что взойдет солнце и tuera темноту. Был у меня Алехин осенью. Живет он и они все удивительно. Например, вопрос половой они все решают полным воздержанием, жизнь святая. Но — господи, прости мои согрешения — осталось мне тяжелое впечатление. Не оттого, что я завидую чистоте их жизни из своей грязи, этого нет, я признаю их высоту и, как на свою, радуюсь на нее, но что-то не то. Душа моя, не показывайте этого письма, это огорчит их; а я, может быть, ошибаюсь. Я ведь сказал ему всё, что хотел. Количку люблю и согласен с ним, что ездить не надо. Нужда приведет, тогда другое дело. Радуюсь тому, что вы пишете. Мы с Мар[ьей] Ал[ександровной] (она пишет с Кавказа, где вполне счастлива) ждем от вас, как она выражается, иллюстраций евангелия. Да, ждем.

Л. Т.

Отрывок впервые опубликован в Б, III, изд. 1-е, стр. 123; полностью в ТГ, стр. 127—129. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 27 ноября (см. т. 50).

¹ Николай Галактионович Хохлов, брат П. Г. Хохлова, сельский учитель.

² Пятисотлетие русской артиллерии праздновалось 8 ноября 1889 г.

³ Геллмут-Карл-Бернгардт Мольтке (1800—1891), германский фельдмаршал и военный писатель; играл одну из главных ролей в деле милитаризации Германии. Толстой прочел телеграмму в «Новом времени» 1889, № 4931 от 19 ноября о праздновании пятидесятилетия получения Мольтке почетного ордена «Pour le mérite» («За заслугу»). См. т. 50. стр. 180—181.

⁴ [это убьет то.]

* 470. М. В. Алехину.

1889 г. Ноябрь. Я. П.

Вчера получил письмо от Попова Ев[гения] Ив[ановича],¹ в котором он между прочим пишет, что Исаак Файнерман в остроге. Я слышал прежде неопределенно известие, что он отправлен на место жительства, а теперь это известие. Что в этом правда? Как это сделалось? Где он и что он? Хочется знать, любя его и его семью. Думается, не могу ли чем служить ему. Пожалуйста, напишите, дорогой Митрофан Васильевич, я вас никогда не видал, но знаю и люблю.

Печатается по копии. Дата копии.

Митрофан Васильевич Алехин (1857—1935) — художник, брат А. В. Алехина. В 1888—1889 г. работал в общине в Шевелеве; в 1890 г. основал общину в Харьковской губ. («хутор Байрачный»), просуществовавшую до 1892 г. Позднее жил в Нальчике. С Толстым познакомился в 1892 г., приехав в Рязанскую губ. для участия в организации помощи голодающим крестьянам.

¹ Письмо Е. И. Попова об аресте И. Б. Файнермана неизвестно.

* 471. Т. А. Кузминской.

1889 г. Декабря 2. Я. П.

Буду отвечать по пунктам, милый друг Таня. 1) Отношение мое ко всему, что я пишу теперь, такое, как будто я умер, и я потому ничего не разрешаю и ничего не запрещаю. Личное же мое желание об этой повести¹ то, чтобы ее не давать читать, пока она не исправлена. Исключение — Суворину. Он писал, прося на день взять у вас, а так как я его просил напечатать одну вещь, нельзя б[ыло] отказать.² 2) Всё, что ты писала и пишешь о суждениях о повести,³ мне очень интересно. Жалею только, что я увлекся теперь другими занятиями и не так занят этой повестью, как прежде. 3) Статью Страхова об Афоне⁴ я не читал; но не говори этого ему, а пришли мне эту статью: я прочту и напишу ему, а то, сколько помнится, он прислал мне, а я отложил, чтоб прочесть, да так хорошо отложил, что теперь не могу найти. Можешь ему вместо всего этого сказать, что я его очень люблю. 4) Disciple⁵ очень скверно. Нагромождено всего куча, и всё это не нужно автору — ничего ему сказать не нужно. Прочти Fort comme la mort.⁶ Это написано прекрасно и задушевно, оттого и тонко, но горе, что автору кажется, что мир сотворен только для приятных адюльтеров. 5) Машу милую, о которой часто вспоминаю, целую и прошу ее забыть про спину и голову. Никакой у нее нет ни спины, ни головы, а есть разные чувства и мысли, которыми ей и надо заниматься, п[отому] ч[то], я знаю, и чувства у нее хороши и мысли умные. Веру милую также целую и очень ею интересуюсь и жалею, что не знаю ничего об ее внутренней жизни, к[оторая] всегда меня интересует. Попроси ее написать мне страницу дневника. 6) В шахматы я много играю, но как-то стыдно и стало скучно, и я хочу бросить. Сережа,⁷ понятно, что огорчился твоим суждением о том, что он никого не пожалел. Это самое жестокое суждение о человеке, и он его не заслуживает. Мы получили от него вчера обстоятельное и остроумное письмо. Поцелуй его от меня. 7) Таня приехала, очень весела и довольна. Хочет театр играть⁸. Это напрасно, но это я говорю по секрету. 8) М-me Менгден,⁹ если увидишь, спроси мою книжку Looking backward. Она хотела переводить. Что она сделала? лучше если бы не перевела. Ерошенку я, разумеется, очень рад буду видеть, но портрет — неприятно.¹⁰ За Сашу рад, что он очень занят, интересуюсь его делом.

Всех целую Л. Т.

Датируется на основании ответного письма Т. А. Кузминской от 4 декабря 1889 г. на имя С. А. Толстой.

Письмо Т. А. Кузминской, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

¹ «Крейцерова соната».

² См. об этом в письме № 467.

³ Т. А. Кузминская, вероятно, писала о впечатлении, произведенном чтением А. Ф. Кони в их доме «Крейцеровой сонаты» в присутствии многих гостей. Об этом см. в письме H. Н. Страхова к Толстому от 6 ноября 1889 г. (ПС, № 229).

⁴ H. Н. Страхов, «Воспоминания о поездке на Афон» — «Русский вестник» 1889, 10, стр. 120—144.

⁵ Поль Бурже, «Le disciple» («Ученик»).

⁶ Гюи де Мопассан, «Fort comme la mort» («Сильна как смерть»).

⁷ C. Л. Толстой. Упоминаемое его письмо неизвестно.

⁸ T. Л. Толстая затевала постановку в Ясной Поляне силами любителей «Плодов просвещения». См. т. 27, стр. 653—655.

⁹ Елизавета Ивановна Менгден, рожд. Бибикова (1822—1902).

¹⁰ Николай Александрович Ярошенко (1846—1898), художник, член Товарищества передвижников. Портрет Толстого им был написан только в 1894 г.

* 472. И. Д. Ругину.

1889 г. Декабря 7. Я. П.

Получил ваше письмо, Иван Дмитриевич, и очень был рад ему: рад и тому, что здоровье ваше хорошо, а главное, тому духу, в к[отором] оно написано.

Я не в Петербурге, не с вами, но я очень люблю вас и потому вы не скучайте и верьте, что много есть людей, к[оторые] и любят и будут любить вас.

Крест дается по силам, и вам выпал страшно тяжелый. Радуюсь слышать, что вы уже чувствуете силы легко нести его, если нужно продолжать нести его. Благодарите бога за это; то, что вы приобретаете и приобрели в душе от этого испытания, то, что передумали, перечувствовали из-за этого, дало или дает вам такую силу и радость, в сравнении с кот[орой] ничто ваши страдания. Верите ли вы в это? Я верю и не могу не верить, п[отому] ч[то] опытом знаю, что чем тяжелее были страдания — если только удавалось в христианском духе принимать их, а вы так принимаете ваши — тем полнее, сильнее, радостнее, значительнее становилась жизнь. — Так часто повторяется не искренно, что страдания нужны нам и посылаются богом, что мы перестали верить в это. А это самая простая, ясная и несомненная истина. Страдания, то, что называется страданиями, есть условие духовного роста. Без страданий невозможен рост, невозможно увеличение жизни — от этого-то страдания и сопутствуют всегда смерти. Если бы у человека не б[ыло] страданий, плохо бы ему б[ыло]. От этого и говорят в народе, что того бог любит, кого посещают бедствия. В этом смысл и Полюкратова кольца.¹ Я понимаю, что человеку может сделаться грустно и страшно, когда долго его не посещают страдания. Нет движений роста жизни. Страдание есть страдание только для язычника, для непросвещенного истиной и в той мере для нас, в к[оторой] мы не просвещены. Но страдание перестает быть им для христианина — оно становится муками рождения, как и обещал Хр[истос] избавить нас от зла. И это всё не риторика, а всё это для меня и по разуму и по опыту так несомненно, как то, что теперь зима. — Напишите мне, пожалуйста, поподробнее про себя, про свою жизнь, свои отношения, свои мысли. Напишите мне еще про Майнова. Какое он на вас производит впечатление? Я боюсь, чтобы он не огорчился холодным тоном моего последнего письма. По правде скажу, мне очень тяжело писать, когда западает сомнение, что человек несерьезен и вызывает на переписку для препровождения времени. Если можно, по вашему мнению, о нем сказать ему это, то скажите. Притом же я очень теперь занят и пишу, и многое хочется писать. — Я решил Кр[ейцерову] Сон[ату] отдать в Юрьевск[ий] сборник,² и меня мучает то, что это огорчит Гайдебур[ова]. Если можно, смягчите это как-нибудь. Если что еще напишу цензурное — на что надеюсь — то напечатаю у него. Оболенс[кого] не забываю.³

Л. Т.

Видайте почаще Чертковых. Как ее здоровье? Передайте им, И[вану] И[вановичу] и Дужк[ину] мой привет. На днях б[ыл] у нас Чистяков.⁴ Какой хороший!

Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 7 декабря (см. т. 50).

Ответ на недатированное письмо И. Д. Ругина, в котором он писал об улучшении своего здоровья и страданиях, перенесенных в связи с болезнью.

¹ Толстой вспоминает древнее сказание о самосском тиране Поликрате. Ср. балладу Шиллера «Поликратов перстень».

² Сборник, подготовлявшийся друзьями умершего 26 декабря 1888 г. Сергея Андреевича Юрьева (р. 1821), писателя, переводчика и основателя журнала «Русская мысль»; вышел под названием: «В память С. А. Юрьева», М. 1891. В сборнике была напечатана комедия Толстого «Плоды просвещения». Повесть же «Крейцерова соната», запрещенная в сборнике цензурой, в России впервые появилась в тринадцатой части Собрания сочинений, М. 1890, стр. 521—624.

³ Толстой имеет в виду свое обещание написать что-нибудь в журнал Л. Е. Оболенского «Русское богатство».

⁴ Матвей Николаевич Чистяков (1854—1920), в 1889—1893 гг. управляющий имением В. Г. Черткова в Воронежской губ.; друг А. И. Эртеля.

* 473. В. В. Майнову.

1889 г. Декабря 8. Я. П.

Словари я получил и благодарю за них. На второй вопрос не могу ответить, п[отому] ч[то] не помню, в чем состояло ваше мнение об искус[стве]. Письма же этого не мог найти. Помню только, что в письме вашем не было ничего такого, с чем бы я был несогласен. Форму обращения я не изменяю, п[отому] ч[то] замечал, что измененная форма обращения стесняет более, чем не измененная, а значения не имеет как та, так и другая.¹ Так зачем же стеснять себя?

Л. Т.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

Ответ на письмо от 4 декабря 1889 г. (почт. шт.), в котором Майнов спрашивал, получил ли Толстой словарь д-ра Эсперанто и список книг на языке эсперанто; просил также сообщить, как отнесся Толстой к изложению его взглядов на науку и искусство (в письме от 7 ноября 1888 г., почт. шт).

¹ В начале письма Майнов предупредил Толстого, что он будет впредь обращаться к нему на «ты», так как находит «странным называть одно лицо «вы».

474. В. Г. Черткову от 12 декабря 1889 г.

* 475. А. С. Зонову. Черновое.

1889 г. Декабря до 20. Я. П.

Издавать журнал бесполезно. Издание журнала — денежн[ое] дело. Если кому что есть сказать, то можно напечатать в существующих. По вопросу о люб[ви] отец высказал, что умел, в «О жиз[ни]». Отец сочувствует вашему настроению уяснения нравственн[ых] вопрос[ов] и желает вам успеха. То, что он имел сказать об этих вопр[осах], он сказал в написан[ных] им книгах.

Конспект для ответа дочери. Датируется на основании писем Зонова: встречных — от 6 ноября 1889 г. и без даты и ответного от 21 декабря 1889 г.

Алексей Сергеевич Зонов (1870—1919) — сотрудник «Посредника»; позднее издатель «Календаря для всех».

В письме от 6 ноября 1889 г. сообщал о намерении издавать журнал в религиозно-нравственном духе; просил помощи Толстого. Кроме того, просил разъяснить некоторые религиозные вопросы.

476—477. В. Г. Черткову от 22 и 23? декабря 1889 г.

* 478. П. А. Буланже.

1889 г. Декабря 25. Я. П.

Как всегда был очень рад получить ваше письмо, Павел Александрович (я последнее время так запутался в употреблении разных эпитетов при обращении в письмах, что решил не употреблять никаких). Рад очень узнать, что вы духом бодры, несмотря на телесные недуги, свойственные всем нам. Страдания от болезней и препятствия к занятиям, которые мы испытываем от болезней, происходят не от болезней, а от нашего отношения к смерти. Если мы признаем, что смерть есть необходимый конец нашего плотского существования и что в этом предстоящем конце, так же, как и в продолжении этой жизни, нет ничего ни хорошего, ни дурного, то страдания перестанут быть мучительны и не будут препятствовать жизни. Если бы человек не сомневался нисколько в неразрушимости своей жизни после смерти, то все болезни представлялись бы ему только условиями перехода из одной формы жизни в другую, перехода скорее желательного, чем нежелательного, и тогда он переносил бы боль от болезни так же, как мы переносим боль от напряжения труда, которая, мы знаем, кончится добром. И не было бы страдания, и не было бы сознания прекращения деятельности, потому что во время болезни мы имели бы определенную деятельность — готовиться к новому состоянию; что это так, мы все в состоянии испытать это, хотя отчасти. Но как же не страдать ужасно людям, когда вся жизнь их состоит в попытках осуществления желаний в этом мире в будущем, в постоянном желании того, чтобы скорее наступило будущее, и когда они все-таки знают, что в конце этого будущего стоит то, чего они боятся так, что не смеют даже об этом думать, — смерть. Как же не страдать, находясь постоянно в этом внутреннем противоречии, когда приходит болезнь, ведущая за собою смерть, как ведет ее всякая болезнь. От этого — мучительность страданий. От этого и то, что мы называем прекращением всякой жизни от болезни. Как же не казаться, что жизнь всякая прекратилась, если я от болей не могу продолжать бухгалтерские счеты или сочинение книги, занятия, которые я считаю жизнью?

¹ Повесть свою я кончил и думаю напечатать в сборнике, издающемся в память Юрьева, но все говорят, что ее запретят. Тогда мы примем меры, чтобы вам доставить ее caмым дешевым способом. Мы все живы, здоровы. Мне в деревне очень хорошо и много пишется. И больше душевного спокойствия нынешний год, чем прежде, разумеется не от деревни. Перевод прекрасный,² я попытаюсь напечатать через Суворина, но еще не отослал. Передайте мою любовь Гавриилу Андреевичу,³ что он? Ну дай бог вам наибольшей близости и единения с ним. Привет вашей жене.

Л. Толстой.

Печатается по копии. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 25 декабря (см. т. 50).

Ответ на письмо П. А. Буланже от 20 декабря 1889 г.

¹ Абзац редактора.

² Перевод писем Сенеки, сделанный П. А. Буланже.

³ Г. А. Русанов.