Дворец, куда мы прошли вслед за провожатым, поражал не только своими размерами. Конечно, раньше я бывал в замках, принадлежащих различным сеньорам, но в сравнении с тем, что я увидел здесь, они показались мне лишь жалкими деревенскими лачугами. Шелк, драгоценный нефрит и бирюза, ценное дерево, золото, все присутствовало в таких количествах, что мне показалось, что я попал в одну из сказок, которые мне так нравились в детстве. Анфилады комнат, разделенные тяжелыми деревянными ширмами, украшенные изображениями драконов. Белый и золотой цвет ковров, штор и накидок, все настраивало на торжественный лад. Не показывая своего любопытства, я старался запомнить расположение комнат, но, пройдя несколько переходов, оставил это занятие, поскольку уже не был уверен в том, что смогу найти дорогу назад.
Наконец мы прошли в богато украшенный зал, где нас встретил богато одетый человек. Я подумал, что это сам император, но он снова повел нас по дворцовым переходам. Еще раз и еще, я насчитал пять больших залов, в каждом из которых нас встречал чиновник, поэтому, когда мы вошли в шестой зал, я был поражен, когда к нам вышел скромно одетый человек в белом длинном халате, с золотым поясом.
Пять сопровождавших нас чиновников почтенно склонились, и я понял, что на этот раз к нам вышел сам император.
Рассказ Есигуя произвел на императора большое впечатление, со вчерашнего дня он оброс еще большим количеством подробностей.
— Очень и очень интересно, молодой человек! Для подвигов нужна смелость, но еще большая смелость нужна для того, чтобы сказать правду. Я немного подумаю, что же мне делать с вами.
На следующий день император устроил смотр двум нашим сотням на внутреннем дворе дворца. Ребята показывали свое умение, ловко орудуя копьями и алебардами. Затем настал черед боя на мечах. Наблюдая за их движениями и стремительными выпадами, я почувствовал что-то новое, я обучил этих людей своим знаниям и теперь они понесли его дальше по жизни.
— Санори! Санори! Иди сюда! — Есигуй схватил меня за руку — Давай быстрее, тебя ждет сам император.
Мы взбежали по лестнице и вошли на террасу. Император непринужденно беседовал с князем Арудой.
— Так это и есть ваш человек Князь? Я вначале принял его за мальчишку.
— Да мой господин! На его родине воины не отличаются большим ростом, но это отнюдь не умаляет их храбрости. Мой племянник совсем не преувеличивал, рассказывая о его искусстве.
— Я и смотрю, что воины действуют мечами как-то странно. Больше похоже на древнюю школу бохайских и коресских мастеров, но не на ханьское искусство. Выпады стремительны, есть много вариантов блокировок и уходов с линии атаки, и очень экономные движения. Думаю, что некоторые вещи нужно внедрить более широко, сможешь?
Я поклонился. — Да господин!
— Хорошо, ты подготовишь мне отряд бойцов, способных сражаться и конными и пешими. Можешь делать с ними все, что захочешь, но они должны сражаться и в поле и в городе.
— Могу ли я сам набирать способных людей? Спросил я императора.
— Нет, ты будешь готовить тех, кого выберу я сам.
Император протянул мне свиток и пайцзу, подтверждавшую мой статус.
Есигуй критично осмотрел меня, и достал из сумки небольшую банку со сваренными в меду кедровыми орехами.
— Держи, сам знаешь от кого. Рассказывай как твое житье на императорской службе.
— Да рассказывать особо нечего, старюсь сделать из трех десятков именитых юнцов три десятка мастеров ближнего боя. Учу их биться в проходах, на стенах, владеть мечами и кинжалом.
Мы делились последними новостями, но у Есигуя их было гораздо больше, чем у меня. Император дал ему чин младшего советника и определил заниматься вопросами обороны города. Он дни напролет проверял работу крепостных орудий, надежность стен и обеспеченность арсенала. Все свои наблюдения и замечания он докладывал старшим императорским советникам и совету военоначальников. Его внимательно выслушивали, но чаще всего направляли на новое задание, не решив старых вопросов. Одержанная победа окончательно утвердила мнение о неприступности столицы для монгольского войска.
— Ты когда зайдешь, а то сестра о тебе каждый день спрашивает.
Я отставил бутыль с вином.
— Она до сих пор в городе? Не лучше ли было отослать ее из столицы?
Есигуй удивленно посмотрел на меня.
— А куда? Имений у меня нет, ближних родичей, тоже нет. Да и кто будет вести хозяйство?
— Куда — нибудь на восток, в богом забытую глушь, а с хозяйством экономка справится. Престарелая родственница одного из моих ребят уезжает через два дня, и ищет себе спутницу. Вот я и подумал, не отослать ли нам госпожу Айсун подальше от столицы, пока все не утихнет.
— Но ведь Айсун выросла в городе, и что она будет делать в деревенской глуши?
— Купит себе домик и будет его обустраивать.
— Но на это нужны деньги, Айсун никогда не пойдет в чужой дом приживалкой.
Я достал сверток с полученным жалованием и передал Есигую.
— Ты что? Это же твои деньги! — Запротестовал он и отодвинул сверток.
— Ну и что, жены у меня нет, хозяйство никто не ведет, живу на всем готовом.
— Нет, я так не могу.
— Можешь, скажи сестре, что покупаешь дом для меня, и просишь ее вести там хозяйство.
Есигуй кивнул, и я вновь протянул ему сверток.
— Хорошо, наконец, согласился он, наверное, ты прав. Пусть все успокоится, а там посмотрим. Но у меня еще есть дело, которое я хотел обсудить с тобой поподробнее.
Есигуй достал несколько свитков и разложил их на столе.
— Вчера я разбирал старые планы и наткнулся на нечто интересное. Смотри! Есигуй взял один из документов, который оказался детальным планом города.
— Вот здесь главные ворота, здесь соединяются основные крепостные валы. — Объяснял он. — Это улица, ведущая к запретному городу, а здесь наш дом. Я смотрел за быстро бегающей по бумаге палочкой — указкой. Создавалось впечатление, что я смотрю на город с высоты птичьего полета.
— Вот здесь дом Юшимыня.
— А за ним есть потайной ход. — сказал я указывая на соединение стен.
— Что? Откуда ты знаешь? Есигуй смотрел на меня с нескрываемым удивлением.
— Во-первых, когда я ждал вас господин в ту незабываемую ночь, то немного познакомился не только с самим домом, но и с крепостной стеной за домом, в то время я подумал, что там спрятана потерна, а во-вторых, есть и более точные сведения.
Есигуй удивленно посмотрел на меня.
— Да ты прав! Когда-то там был водосток, но сейчас он закрыт. С другой стороны стены обрыв. Вначале он довольно крут, но примерно в середине становится более пологим.
— Хочешь проверить?
— Конечно, но как ты выйдешь за пределы Запретного города, ведь пропуска у тебя нет.
Я пожал плечами, вот уже несколько дней я знал расположение всех постов и время смены караула, так, что выйти и войти в запретный город для меня не составляло большого труда.
Вскоре мы уже шли вдоль по улице, направляясь к богато украшенному дому дувэя. Ночь брала свое, и людей почти не было. Такой знакомый мне город, теперь стал чужим и холодным. Высоко в небе сверкали холодные осенние звезды, но город не спал. Стучали молотки каменотесов, обтачивающих каменные ядра для камнеметов, и плотников, готовящих легкие защитные укрытия. В кузнях ковались стрелы, и изготовлялась особые пороховые заряды. По улицам сновали носильщики, двигались повозки с досками, камнем и кольями. На стенах устанавливались в боевое положение камнеметы и большие сосуды с маслом.
Незаметно мы пробрались к задней стене особняка и спрятались под навесом.
— Ну и каков план? Спросил Есигуй. — Я что-то ничего не вижу. Где ты нашел проход?
Но не успел я показать ему несколько неплотно пристоящих валунов, как тяжелая дверь сама открылась, и около нее появилось несколько человек.
Один из них, недовольно проворчал:
— Так, все чисто, похоже, не обманул.
На чужаке была простая одежда, но держался он слишком властно для простолюдина. Я с трудом понял его речь, настолько она не была похожа на тот ханьский диалект, который я значительно улучшил за последние годы.
— Да никто и не знает об этом! Они все в таком восторге от своей победы, что спят как тарбаганы зимой. Через десять дней подойдет корпус артиллерии черного дракона, и тогда мы устроим хороший сюрприз.
Что-то казалось мне смутно знакомым в речи второго. Я уже слышал его раньше, но вот где? В этот момент, ветер качнул пламя факелов и говоривший быстро отошел в тень, вот это движение и выдало его полностью — Дигунай, сотник! Вот куда мячик-то закатился.
Я осторожно показал на него Есигую, но по его глазам понял, что он тоже узнал его. Через потерну пробралось еще трое, после чего тяжелая дверь бесшумно закрылась.
— Похоже, пора вернуть долг. — Одними губами произнес Есигуй. — Только не убей главного.
Ничего неподозревающие сунцы, осторожно разбирали какие-то вещи, которые принесли с собой. Сейчас они ничем не отличались от небольшой артели каменщиков, окончивших смену и делящих запоздалый ужин.
Я осторожно достал две стрелы и воткнул их перед собой, третью вложил в лук. Есигуй осторожно взвел самострел.
Звон тетивы, свист стрелы и сдавленный хрип жертвы все слилось в один звук. Не успели наши противники опомниться, как я вновь выпустил стрелу и бросился вперед. Первый из сунцев упал мне под ноги, хватаясь за разрубленное горло. Второй нападал, высоко занеся клинок, но мой короткий меч вспорол ему живот снизу вверх. Расправившись с ними, я подскочил к главному. Моя стрела торчала у него в бедре, и не давала ему свободно уходить от выпадов. Вскоре я выбил его меч из рук и приставил лезвие к горлу.
— Сдавайся.
— Ты кто такой коротышка? — Прохрипел он. — Через три дня с тебя живьем кожу сдерут!
Я не стал отвечать, в этот момент он дернулся, и я ударил его под колено вторым клинком.
Сунец попытался встать, но удар рукоятью свалил его на землю. Покончив со своим противником, я посмотрел, что же происходит у Есигуя. Хоть десятник и был на голову выше моего друга, но похоже моя помощь была ему не нужна.
— Ты нашел себе новых хозяев? Или есть другая причина?
— Какое тебе дело?
— Никакого, только интересно, что толкает таких как ты на подлость и предательство?
Дигунай перешел в яростную атаку, но ни один из ударов не достиг цели. Даже в неровном свете факела, было видно, как побагровело его лицо.
Есигуй же наоборот, был бледен как полотно. Я уже подумал, что ему понадобится и моя помощь, но в этот момент он проскользнул под клинком и обрушил удар на шею десятника, полностью отделив его голову от тела.
Схватка была закончена, я связал сунца. Есигуй подошел к одному из ящиков и попытался поднять его, но ящик упал, и из него высыпались плотно завязанные холщовые мешочки. Он с удивлением посмотрел на них, а затем осторожно взял один и поддел ножом. Из разреза высыпался мелкий порошок, словно песок, только черный. Есигуй и бросил его в пламя факела, вызвав яркую вспышку.
— Вот как. Давай этого гостя к начальнику городской стражи. Пусть разберется.
Как и было сказано, через десять дней, монголы внезапно прервали переговоры и два тумена монгольской конницы в соединении с тремя корпусами сунской пехоты вновь подошли к стенам столицы, начав методичный обстрел стен. Большие камнеметы упорно посылали свои тяжелые снаряды по опорным башням. Это показалось бы глупым, поскольку именно эти участки были самыми крепкими во всей обороне, но мы уже знали, что так они стараются оттянуть основную массу защитников в центр стены, чтобы потом перенести обрушить огонь именно на эти участки.
Ди-шу стоял на стене позади от сотника. Старик с первой встречи произвел на него сильное впечатление.
— Ну вот, сейчас начнут мешать нас с землей! Всем вниз! В укрытие!
Едва команда была выполнена, как большие камнеметы разом задробили огонь. Повисла гнетущая тишина, а потом мощный удар обрушился на ворота и центральную часть бруствера, ломая и сметая деревянный парапет. Когда земляной вал оголился, монголы начали штурм, стремясь проникнуть в образовавшуюся брешь. Лишенные укрытий стрелки становились легкой добычей монгольских лучников, а нападавшие лезли на вал, словно бурный речной поток.
— Зажигай!
В гущу нападавших устремились большие громовые копья. Они взрывались с оглушающим грохотом, оставляя после себя удушливые облака смрада и пороховой гари, но казалось, это мало действовало, место павших, тотчас занималось новыми и новыми бойцами. Но вскоре этот поток начал постепенно уменьшаться, и вскоре защитникам удалось очистить стены от врагов.
— Интересно, это все или нет? — Ди-шу оглянулся, услышав знакомый голос. Стоявший позади воин, вытирал лезвие клинка полой своего красного шелкового плаща. Но ответ на его вопрос нашелся сразу. Со стороны монгольских войск начался новый обстрел, но теперь на город обрушился град зажигательных снарядов. Жир и смола вспыхивали чадящим пламенем, поджигая деревянные постройки. Вскоре занялись все постройки нижнего города, и черный дым понесло на стены. Монголы вновь пошли на штурм.
— Похоже у них людей без счета. Да откуда они их только берут?
Ди-Шу вновь посмотрел вниз.
— Господин! Да у них нет оружия, они просто лезут на вал, словно овцы на заклание! Смотрите! Среди них женщины и дети!
Монголы изменили тактику, теперь они направили на стены пленных, заставляя защитников города стрелять по своим. Тысячи пленных, словно кроты подкапывали валы и стены, заваливали ров землей. Посылая пленных на стены, монголы берегли свои силы и изматывали защитников, сея в их рядах страх и отчаяние. Под прикрытием пленных монголы вновь начали штурмовать стены, на этот раз атаки следовали одна за другой. Монголы разделили штурмовые отряды, и каждый раз стену атаковали новые силы, в то время как защитники не могли позволить себе лишних минут сна.
К исходу второго дня это стало приносить свои плоды. Защитники стен просто валились с ног от усталости. Стрелки уже не могли точно посылать стрелы в нападавших, которые все новыми и новыми волнами обрушивались на валы.
На третий день по возведенным пленниками земляным пандусам монголы подтянули осадные башни, и сунская пехота ринулась на стены.
— Ну что приуныли! — Собутэ повернулся к бойцам. — Крепость не в прочности стен, а в храбрости ее защитников!
На гребне вала два потока столкнулись, словно два разъяренных зверя. Три раза сунские знамена поднимались над стенами, но их удавалось сбросить вниз. Наконец атаки прекратились. Сунцы отошли под прикрытие монгольской конницы. Пороховые заряды подожгли осадные башни, превратив их в огромные костры.
Солнце зашло за дальние горы, но вместо того, чтобы отойти, монголы все продолжали и продолжали атаковать стены. Огни на стенах, делали защитников легкими мишенями для монгольских стрел, в то время как самих стрелков скрывала тьма.
— Так нас надолго не хватит, — проворчал сотник. Они не дают нам ни мгновения передышки, все лезут и лезут, словно муравьи.
Как только удавалось отразить очередную волну нападающих, сразу же стены накрывали залпы метательных орудий, заставляя защитников прятаться в укрытиях, но, тем не менее, ни сунцы, ни монголы не могли подняться даже на первую линию стен.
— Господин Собутэ, кажется, они прекращают штурм! — Ди-Шу заметил, что атаки на стены начали слабеть. Сунцы и монголы больше кричали, но не старались подняться на стены. Обстрел стен тоже почти прекратился.
— Наверное, они тоже устали, ведь не может человек без еды и без сна. — Предположил Агунай, робко выглянув за парапет. Смотрите! Их стало меньше, костры горят, но теней между ними почти нет.
— Что за лихо такое! — Собутэ сам посмотрел. — Действительно, только кричат, но их самих почти не видно. Наверное, снова задумали какую-нибудь пакость. Не в их обычаях прекращать начатое дело.
Ди-шу повернулся посмотреть на город, и в этот момент земля содрогнулась. Сверху посыпались обломки камней и куски черной земли. Над крепостью поднялось черное облако. Все оцепенели, еще несколько взрывов обрушили южные ворота. В одно мгновение город стал беззащитным перед наступающей армией.
Конница ворвалась на улицы, и сражение закипело с новой силой. Что делать и куда бежать Ди-шу не знал. Он искал сотника или хоть кого-нибудь из своих командиров, но в общей свалке было трудно понять кто свой, а кто чужой.
— Нужно пробиваться к Запретному городу. Его цитадель наверняка еще держится! — прокричал Агунай, и они бросились вниз по улице.
В нижнем городе началась паника. Люди метались вокруг в приступах безумной паники, настигаемые копытами монгольских коней и их длинными стрелами.
Но, когда они достигли запретного города, то увидели, что дворцовые постройки были объяты огнем, яркое пламя пожирало пагоды и дворцы. Братья в нерешительности остановились. Идти вперед было бессмысленно, бежать назад тоже. Не зная, что делать они повернулись и остались стоять на месте, ожидая, когда из-за поворота улицы покажется первый монгольский всадник.
— Тебе страшно? — спросил Агунай, втыкая перед собой стрелы.
Ди-шу тяжело вздохнул:
— Все когда-нибудь кончается, это судьба, но мы отдадим долг предкам.
Братья переглянулись, и в это время из переулка появился первый всадник.
Когда монголы взорвали ворота и ворвались в запретный город, генерал Хэлу отдал приказ десяти тысячам северной кавалерии прорваться единым ударом за стены и нанести ответный удар по захватчикам. Большой пожар должен был отвлекать монголов от этого маневра.
Передовой отряд вырвался за стены, отвлекая на себя основной удар нападавших, а за ним двинулась и основная конная лава, сметая все со своего пути.
Монголы не ожидали такого поворота событий, ворвавшись в город, они рассчитывали на то, что осажденные будут до конца сражаться на стенах и улицах, сдавая одну позицию за другой, пока весь город не окажется в их власти. Пожар, вспыхнувший в городе, они сочли за признак скорой победы, но мощный удар чжурчжэньской конницы опрокинул нападавших, и очистил все пространство перед городом. Монголы в панике бежали от стен, бросая осадные машины и камнеметные орудия.
Над городом повисла гнетущая тишина. Монголы отступили за реку, но звуки барабанов и труб говорили о сборе нового наступления.
Победа досталась очень тяжелой ценой. Отвлекавший монголов отряд был полностью уничтожен, из десяти тысяч всадников, нанесших степнякам основной удар, вернулось около трех. Нижний и внутренний города были уничтожены огнем, и только редкие каменные постройки, да цитадель императорского дворца оставались в относительной сохранности. Крепость Субинь перестала существовать. Ценой жизни семи тысяч воинов была получена всего лишь небольшая отсрочка перед неизбежным концом.
Ворота запретного города были открыты. Уцелевшие в битве, всадники, пехотинцы и простые горожане собрались на центральной площади, заполнив все ее пространство, ожидая выхода императора. Чиновники в парадных одеждах стояли возле крыльца, но императора не было. По толпе пронесся легкий ропот, уже не оставил ли их владыка, подобно Ай-Цзуну Цзиньской империи, принявшему яд в пылающем дворце, но в этот момент император вышел из внутренних покоев.
Собравшиеся на площади ахнули и опустились на колени, император был одет в красный генеральский доспех, и шел совершенно один, без личной охраны, но Есигуй увидел, что это не совсем так, в тени портика встали два малоприметных человека, одетых в коричневые одежды, еще двое оказались перед собравшимися чиновниками. Это были те молодые люди, которых обучал Санори. Его самого никто не видел, но понял, что он где-то рядом, готовый в любой момент отдать приказ своим людям атаковать.
Император обвел взглядом всю площадь, и, подняв руку, призывал народ к тишине.
— Мои славные подданные! Сегодняшний день будет восславлен в песнях и стихах. Каждый из вас прославил свое имя, защищая город и сражаясь с врагом!
Толпа одобрительно загудела, раздались крики, и хлопанье, выражавшие готовность подданных следовать за своим вождем.
В этот момент Есигуй почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. Рядом стоял юноша, из отряда Санори. Он приложил палец к губам и знаком позвал Есигуя за собой. Они быстро прошли через толпу, которая каким-то непостижимым образом сама расступалась на их пути, и оказались возле дворцового портика. Скрывшись в тени колонны, они прошли через малоприметную дверь, и попали в один из малых залов дворца. Несколько больших светильников освещали центр зала, разгоняя тени по углам, в зале было несколько человек, среди которых Есигуй сразу же узнал князя Аруду и множество узких черных ящиков.
Они отошли в дальний конец зала.
— Здесь государственный архив и наиболее ценные рукописи из императорской библиотеки. Ты должен вывезти их из города и спрятать в горах. Думаю, что больше всего подойдет Чертово урочище, там много пещер, а добраться до них трудно.
— Князь снял с пальца родовое нефритовое кольцо и передал его Есигую.
— С этого часа ты мой законный наследник, позаботься о продолжении рода.
Есигуй с поклоном принял родовой знак.
— Но что, же будет с вами? Вы будете сопровождать императора?
— Нет, я останусь здесь.
В этот момент глаза князя потеплели, и он по-отечески обнял племянника.
— Не теряй времени мой мальчик, на рассвете ты должен быть далеко от стен.
Закипела работа. Писцы императорской библиотеки знали свое дело, и в ящики попадали только самые ценные рукописи. Бумага, пергаменты, полосы шелка все было тщательно завернуто в кожаные чехлы и уложено в деревянные просмоленные ящики, которых оказалось ровно двадцать. Ящики были вынесены во двор и навьючены на пять небольших выносливых лошадок.
Когда солнце взошло над лесом, Есигуй со своим маленьким отрядом шел по узкой тропе. Он оглянулся назад и прочитал несколько строчек:
Писатель спокоен в мирные годы
Он пишет, творит, восхищая народы
Но в пламень войны, попадая — сгорит
Лишь тьма пещеры его труд сохранит.
До Чертова урочища, писцы добирались пять дней. За время пути никто не произнес ни единого слова. Каждый по-своему переживал одну общую трагедию. Есигуй пытался что-то написать, но казалась, что послушная некогда кисть превратилась в грубую и тяжелую палку.
Наконец, они достигли гремящего ключа и вошли в Чертово урочище. Стремительный горный поток, веками сражаясь с твердыми черными скалами, пробил глубокое ущелье. Тропа сузилась, и лошади с трудом пробирались по ней, цепляясь вьюками за ветки.
— Господин! — Обратился к Есигую один из писцов, как мы поступим с бумагами? Мы спрячем их все в одном месте или разделим архив?
После небольшого совета решили, что все бумаги будут разделены на пять основных частей, каждая часть будет спрятана отдельно, после чего писцы разойдутся по всем пяти провинциям.
— Помните, — Сказал Есигуй, — Каждый из вас знает о тайнике. Передайте это знание своим детям и детям своих детей. Я верю, что придет то время, и наш народ возродится.
Писцы поклонились и тихо разошлись. Унося с собой свою тайну.
Есигуй посмотрел им вслед и пошел на юг вдоль течения, гремящего ручья.
Монголы начали новое наступление, атаковав город сразу с двух направлений. Огромные баллисты, прицельно посылали снаряды, расширяя бреши и снося наспех возведенные завалы. Князь Аруда, в красно-золотом парадном доспехе стоял на стенах императорской цитадели и смотрел, как монгольские воины почти беспрепятственно занимают улицу за улицей, квартал за кварталом. Сопротивление было отчаянным, но что могли поделать измотанные до предела люди против свежих монгольских войск. К полудню начался штурм цитадели.
Император покинул столицу слишком поздно. Монголы заметили его отряд. Единственная надежда была в том, что часть успела добраться до леса. Хотя был ли среди них император или нет, князь не знал.
— Господин! Вы должны спуститься со стены! — Князь Аруда посмотрел на слугу и только махнул рукой. — Неужели ты думаешь, что там внизу безопаснее, или монголы испугаются красных стен? Лучше я приму смерть здесь, чем подобно трусливому псу прятаться в горящей конуре!
Степняки единой серо-коричневой массой лезли на стены. Лучники посылали стрелы почти вертикально, на головы нападавших сбрасывалось все, что только было под рукой, тяжелые бревна, камни. Взрывные снаряды окутывали все вокруг удушливым дымом, но это мало помогало. Место каждого убитого занимал другой, а то и двое, и вскоре, битва закипела на гребне дворцовой стены.
Аруда Ваньян сражался вместе с простыми воинами и видел как они падали один за другим, уступая натиску степняков. Парадные доспехи были добротно сработаны мастером, но все же монгольская стрела попала в слабое место и левая рука почти не двигалась.
— Хорошо, что кровь не видна на красном, — подумал про себя Аруда, но в тот же миг перед ним возник низкорослый лохматый монгол.
Князь отразил удар кривой сабли и одним движением снес противнику голову, но сразу же за упавшим монголом возник второй, не успев замахнуться, Аруда нанес колющий удар, и почувствовал, как клинок прошел между ребер монгола.
— Ах, как некстати, — подумал он. — Лезвие застряло, и в этот момент его шею захватила петля. Потеряв равновесие, князь рухнул на лестницу, несколько монголов навалилось на него, связывая по рукам и ногам. Свет померк, и он провалился в небытие.
— Чжэньхан! Чжэньхан! — Неслось со всех сторон. Аркан натянулся, и монгол потащил князя за конем.
Князь Аруда лежал на земле перед белой монгольской юртой. Двое степняков плескали на него водой. Князь пошевелился, но пронзившая тело боль вырвала из горла сдавленный стон.
— А он очнулся! Дуодай! Ставь его на ноги!
Монголы разрезали веревки и, подхватив князя с двух сторон, втащили его в юрту.
— На колени пес! На колени перед светлым Ханом!
Полумрак юрты показался князю непроглядной тьмой. Он скорее угадывал, где стояли и сидели монгольские военноначальники, чем видел их.
— Я Ваньян Аруда, Ван и советник царства Дунчжэнь.
Послышался ропот, кто-то вскочил со своего места, но властный окрик вернул всех на место.
— Так ты не Чженьхан? А всего лишь грязный лицедей, изображавший хана. Знаешь ли ты, что следует за подобный обман?
Радостная мысль вспыхнула в терзаемом болью сознании князя, император смог уйти от погони, значит, его хитрость удалась.
Глаза князя немного привыкли к темноте. Властный голос принадлежал молодому человеку, одетому в белый суконный халат, украшенный золотым шитьем. Черные волосы, заплетенные в две небольшие косицы, оттеняли бледное лицо с острыми злыми глазами. По правую руку от молодого хана сидел пожилой дородный сунец в синем с золотом доспехе.
— Да это же сам генерал Мынгун, — подумал Аруда, Что ж, давно мы с ним не виделись, с тех пор когда он клялся в верности Цзиньскому императору, а на утро увел свой корпус к монголам.
— Ты что не слышишь? На колени перед великим Ханом!
Последняя фраза сильно позабавила князя, он лично знал Великого Хана монголов.
— Неужели Великий Хан Угедей оставил земные дела, передав их непочтительному юнцу?
Слова князя произвели должное впечатление. Монголы повскакали со своих мест, зазвенела сталь, один из нукеров подскочил к князю и ударил его саблей по коленям. Аруда упал, но, превозмогая боль, постарался встать, но второй удар полностью разрубил правое колено.
— Я прикажу своим нукерам содрать с тебя шкуру, и посыпать солью до тех пор, пока ты не взмолишься о пощаде, гордый чжурчжэнь. Ты понял меня?
Князь Аруда ничего не ответил. Свое сражение он выиграл, задержав монгольские войска возле города на целый день, он дал возможность уйти императору с остатками армии.
— Мой хан! Бесполезно пытаться вразумить этого человека, — Мын Гун поднялся со своего места и заглянул в лицо князя. — Это действительно Ваньян Аруда, самый хитрый из советников Чжэньхана. Если мы оставим его в живых, то пригреем у себя змею. Лучше сразу же казним его.
— Да ты прав генерал, — ответил сунцу Аруда. — Я никогда не предам своих и не буду подобно тебе убивать тех, кому клялся в вечной верности.
— Замолчи! Что ты знаешь о верности! Я все делал ради своего народа, ради великой Сун [13], которую вы растоптали копытами ваших коней. Но великое небо дало мне силы покарать вас.
Князь усмехнулся.
— Великая Сун, да ты сам ее предал Мын-Гун, завтра же твои друзья проглотят ее словно удав крысу, и не будет ни Сун, ни Ся, ничего кроме империи монголов.
Сунец вызватил меч и бросился на князя.
— Стой! Сунец! Не смей!
Голос принадлежал седовласому монгольскому воину.
— Нельзя проливать благородную кровь на землю. Яса запрещает это.
Бледное лицо хана напряглось, еще больше. Казалось, сейчас он снесет голову старику, но старый военноначальник смотрел на своего хана совершенно спокойно.
— Ты смеешь оспаривать ханский приказ?
— Приказ Хана противоречит закону Ясы. Нельзя проливать благородную кровь на землю и заставлять Великое Небо гневаться. Тот, кто поступит так, должен быть казнен.
По залу пробежал ропот.
— Хорошо! Никто не может нарушать Великую Ясу, дарованную монголам самим Чингисханом. Никто! Тогда реши сам судьбу этого чжурчжэня.
Монгол медленно перевел взгляд на князя.
— Наши люди думают, что пленили Чжэньхана, так не будем же их разочаровывать. Мы должны казнить этого пленника как их императора, на глазах у всех.
— А ты совсем не глуп монгол, — подумал Аруда, — совсем. Весть о пленении императора и его публичной казни полетит вперед, словно охотничий сокол лишая народ воли к борьбе, и это облегчит тебе победу.
Ханские нукеры выволокли князя на площадь перед юртой и привязали его к длинной жерди. Два всадника взяли концы и понеслись галопом через лагерь, намереваясь сломать князю спину, но жердь не выдержала, и правый конец надломился.
Монгольский всадник сделал круг и бросил тело князя к ногам хана.
— Чжэньхан мертв! — объявил он. — После такого не выживают.
Молодой хан подошел к князю и носком сапога повернул его окровавленную голову. Но князь Аруда был еще жив, он открыл глаза и, взглянув на монгола, прошептал:
— Через сто лет монголы вернутся к своему убогому варварству, наши потомки сделают это.
Он сказал и испустил дух. Молодой хан, встал и повернувшись к своим нукерам приказал:
— Похороните его по обычаям его страны рядом с его людьми. Пусть шаман попросит его дух не мстить нам.