Пташка

7. Солнцеворот

– Ивар, полегче! До смерти меня решил засечь? – изнеможенно хохотал, лежа на скамье, Бьярки. – На венике листьев не осталось, одни розги!

Оба были красные и потные. Они уже давно сидели в бане и никак не могли напариться вдоволь. В очередной раз бросившись с разбегу в студеную реку, нагие и обессиленные, они выбрались на берег и рухнули прямо на траву.

– Хорошо-то как, – сказал Ивар, глядя в голубое небо, забеленное легкой дымкой.

Закатное солнце понемногу проваливалось в розовую громаду облаков на западе.

– Идем, спина стынет. – Бьярки вскочил и рывком поднял друга за руку.

Они остановились у старосты, который оказался более чем гостеприимным. Он, в отличие от Гнеды, сразу смекнул, сколько могли стоить пояса, оружие и кони путешественников. Без лишних расспросов староста приказал своему сыну проводить молодых господ куда они пожелают, а сам любезно предложил им перевести дух с дороги в собственном доме.

Переодетых в чистое, освеженных и разомлевших после бани и сытного кушанья гостей хозяйка свела спать на сеновал над конюшней. Но им хотелось продлить вечер, полный простых удовольствий, особенно ярких после лишений предыдущих дней.

Друзья развели костер на откосе у реки. Ивар сидел скрестив ноги и отстраненно смотрел на огонь. Мягкий шелковистый песок приятно холодил босые ступни. Ночь стояла безветренная и тихая, запахи дыма, воды и хлева успокаивали, напоминая, что они наконец были по эту сторону леса, среди людей и под кровом.

– Если твой отец узнает, убьет меня, – весело сказал Бьярки. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и рассеянно перекусывал былинку. – Мы с тобой вдвоем, отрезанные от наших, в заброшенном хуторе.

– Ты не виноват, – негромко отозвался его друг, чуть качнув головой. По черным прядям скользнул отблеск костра. – Нагоним остальных, увидишь, все обойдется.

– Я не должен был этого допустить. Хотя я даже рад, что мы заблудились. – На губах Бьярки заиграла улыбка, от которой сердце любой девушки бы вмиг захолонуло. – Хозяйская дочь хороша, а? Прямо медовый пряник. – Глаза юноши заблестели. – А впрочем, даже чересчур приторно. Мне отчего-то с самого утра хочется полуницы[27]. – Губы Бьярки расплылись в ухмылке, и он мечтательно уставился на звезды. – Что ж, за ягодами она уже ходила, завтра покажу ей, где цветет папоротник. – Он усмехнулся и потянулся всем телом, словно лесной кот.

– Оставь ее мне, – сказал Ивар.

Он смотрел на друга через костер, и пляшущие язычки пламени, отражаясь в каре-зеленых глазах, казались болотными всполохами.

– С чего бы это? – не переставая улыбаться, удивился Бьярки, привстав на локте. – Девчонка как девчонка. И взглянуть особо не на что.

– Когда ты поднял ту девчонку на руки, мне захотелось отнять ее у тебя, – прямодушно ответил Ивар.

Бьярки коротко рассмеялся, скрывая замешательство:

– Если она тебе так глянулась, мог бы быть с нею поучтивей.

– Тебе-то не все равно, она или хозяйская дочь?

– Ну, этой-то теперь лишь подмигни, за мной на край света побежит, а хозяйскую дочь еще умаслить надо, – ухмыльнулся Бьярки.

Ивар без улыбки продолжал смотреть на друга.

– А ты отбей, – с вызовом предложил Бьярки. Усмешка задерживалась на его губах, но постепенно стала покидать глаза.

– Она так пришлась тебе по сердцу?

Бьярки огрызнулся:

– Говорю же, там и глядеть не на что. Тебя-то она чем привабила?[28]

Ивар промолчал.

– Ладно, наплевать. Подолов на свете полно, а брат у меня один. Пусть твоя будет красна ягода.

– Не пожалеешь?

– Ты меня знаешь, найду об кого погреться. Это всего лишь девчонка. – Он зевнул и подошел к Ивару, обняв его. – Идем, а то меня прямо на земле сморит.

Гнеда сама не поняла, как сумела уснуть в эту ночь. Стоило смежить глаза, и перед ней будто живые вставали Бьярки, насмешливый и лучистый, и его спутник, нелюдимый и враждебный.

Девушка ничего не рассказала подруге о своей утренней встрече, но вскоре и без того вся деревня знала о чужаках. Пчелка не могла говорить ни о чем ином, описывая Гнеде каждую подробность внешности и облачения незнакомцев, которые ей удалось рассмотреть через щель в заборе или узнать со слов дочери старосты. Вот уж кому повезло так повезло. А Гнеду брала оторопь оттого, что ей вновь хотелось услышать волнующий дурман, исходивший от Бьярки, почувствовать прикосновение теплых рук и брызг воды на коже.

Чего-чего, а воды на следующий день хватило. Еще на восходе солнца даже самые ленивые селянки вышли черпать росу, которая, по поверьям, в это утро обладала чудодейственной силой даровать красоту и продлевать молодость.

С самого утра парни подлавливали девушек, норовя окатить их ледяной колодезной водой, да и те в долгу не оставались. Под всеобщий хохот самых ражих обидчиков сообща ловили и сбрасывали в реку.

По всей деревне стоял смолистый запах дыма, всюду топили бани для стариков и больных и тех, кто не отважится сегодня окунуться в реку.

Твердята запретила девушкам даже думать о работе и сама отправилась в уединенное место мыть по древнему обычаю хлебную дежу[29], не выносившуюся из избы с прошлого Солнцеворота.

Гнеда с Пчелкой и ее подругами выбрали для купания окуневый омут, прогревавшийся даже в прохладное лето. По пути они едва отбились от ватаги юношей, подстерегавших их с ушатами мутной илистой жижи.

Наплескавшись вдоволь в бурой искристой воде, девушки ушли в лес завивать венки. С песнями они понемногу разбредались в разные стороны, у каждой на уме были свои мысли и чаяния, у каждой – свои заветные травы и приметы.

Гнеда, повинившись перед березой, сорвала несколько молодых ветвей в основание венка. Затем отправилась на гряду недалеко от берега. Там она принялась выискивать пурпурные цветки чабреца, запах которого будет еще долго оставаться в волосах. Девушка добавила к своему сбору розоватые капельки медвежьего ушка, окруженные перьями кожистых листьев. На опушке она обнаружила поляну, целиком заросшую аметистово-желтыми цветками брата-с-сестрой, без которых не обойдется убранство ни одной девушки в нынешнюю ночь.

Оставался последний цветок. Гнеда еще с вечера загадала, что вплетет в венок горечавку, но теперь никак не могла ее найти. Девушка уже почти отчаялась, когда вдруг среди камней увидела то, что искала, – нежно-лазоревые цветы с темно-синими крапинками в сердцевине.

Наконец венки были увиты, а приготовления к гуляниям завершены. Все от мала до велика собрались на пригорке у реки к общей трапезе. В деревню пожаловали гости из соседних сел, и народу набралось так много, что Гнеда в сутолоке едва не потеряла Пчелку. Но молодым было не до яств. Девушки завели хоровод, юноши заиграли на струнах и жалейках, раздались песни.

Гнеда шла на косогор с замирающим сердцем. Она боялась признаться самой себе в том, что ждала и страшилась увидеть Бьярки. Когда он успел тронуть душу настолько, что теперь ноги подгибались об одной мысли о том, как она встретит его взор, как вздрогнет, если он снова коснется ее? Чувствовала ли Гнеда это взаправду, или виной всему был морок, который навел на нее дух волшебства и вседозволенности, витавший в деревне в тот вечер? Гнеда никогда не бывала пьяна, но, должно быть, именно так ощущал себя человек во хмелю. Все кружится перед глазами, хочется бежать и петь, и сердце бешено стучит, готовое разорваться от необъемного счастья.

Но Бьярки не было ни за кушаньем, ни в кругу пляшущих. Гнеда так надеялась увидеть юношу, что он стал мерещиться ей среди местных парней, но все попытки разыскать его в толпе оказались тщетными. Гнеда даже решилась спросить Пчелку о чужаках.

– Где же твои красавцы хваленые? – как можно более равнодушно и насмешливо спросила она названую сестру, стараясь заглушить дрожь в голосе.

– Как в воду канули, – разочарованно пожала плечами та. Пчелкин Горазд был здесь, поэтому пришлые молодцы перестали волновать ее. – Смотри, костры разжигают! – крикнула Пчелка, указывая на взгорье.

Медное блюдо солнца медленно закатывалось за небосклон, утопая в потемневших купах дальнего леса. Наступала самая короткая ночь года.

Первые пары стали собираться, чтобы начать излюбленную забаву Солнцеворота, и Гнеду захлестнуло разочарованием и горечью. Чего она ждала? Что помстилось ей в мимолетной встрече? Откуда взялась уверенность, что этот день принесет счастье и повернет ее судьбу? И в этот миг Гнеда наконец увидела его.

Бьярки шел стороной, ведя за руку девушку в нарядном венке из ромашек и макового цвета. Ее пушистые волосы рассыпались по плечам, она смеялась, и Гнеда невольно залюбовалась ямочками на по-детски округлых щеках. В золотистых сумерках белая, перехваченная поясом рубаха почти светилась, подчеркивая ладность и гибкость стана юноши. Закудрявившиеся от недавнего купания пряди небрежно украшала ромашка из венка его избранницы.

Гнеда замерла, прижавшись спиной к дереву. Хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы он не заметил ее, жалкую и одинокую, но в то же время девушка не могла отвести от Бьярки глаз.

Он словно почувствовал ее взор. Лучистые очи, осыпавшие ее теплыми искрами в утро накануне, вдруг показались двумя льдинками, блеснувшими с необъяснимой неприязнью. Взгляд юноши был настолько недружелюбным, что Гнеда, не выдержав, опустила ресницы. Внутри нее что-то оборвалось.

Когда Гнеда подняла голову, Бьярки и его подруги уже не было. Парни возводили огонь, языки которого поднимались выше и выше, и девушки, только что набравшиеся смелости для прыжка, в страхе прятались на груди своих любушек.

Гнеда опустилась на траву, и перед ее невидящим взором в вихре танцев и смеха завертелись тени. Мимо проносились волны девичьих волос, мелькали подолы рубах, сплетенные руки и цветы. Тут и там вдоль реки загорались новые костры. Вдалеке у отмели слышались голоса мальчишек, ведших лошадей на ночное купание.

Гнеда сидела в стороне, чувствуя себя чужой и лишней.

Резкое и неожиданное прикосновение вывело ее из оцепенения. На доли мгновенья девушку озарила радость надежды, которая тут же уступила место разочарованию. Перед ней стояла Пчелка.

– Гнедушка, вот ты где! Ты что, не рада меня видеть? Идем играть!

И она кинулась в водоворот праздника, словно в черное обманчивое лесное озеро. Девушка запретила себе думать о голубоглазом чужаке. Гнеда заставила себя смеяться, бегать, играть и петь вместе с остальными, влилась в общий поток легкости и веселья, в котором не должно быть места унынию и печали.

Бьярки скрылся, и Гнеда убеждала себя, что рада этому. Правильнее всего было забыть юношу вместе с небрежно подаренной им несбыточной надеждой. Но во время горелок, когда настал черед бежать двойке Гнеды, девушка, цепенея, узнала в ведущем Бьярки. Следуя обычаю, он стоял спиной к играющим и под всеобщий смех старался подсмотреть, кого ему предстоит догонять, пока остальные шутливо угрожали ему.

До слуха Гнеды как из-за стены стал доноситься хор дружных голосов:

И когда последняя присказка сбилась в общий веселый выкрик, подруга бросила ее руку и кинулась вперед. Побежала и Гнеда. Сравнявшись с юношей, она краем глаза увидела (или ей только почудилось?), что он слегка растерялся, отступив на полшага, прежде чем сорваться с места…

У него было не больше мгновения, чтобы выбрать, кого из двоих догонять. Узнал ли он ее?

Гнеда неслась изо всех сил, но Бьярки мчался не за ней. Задыхаясь, она остановилась возле меты, после которой горельщик не имел права преследовать их дальше. Но у ее товарки не было ни малейшей надежды добраться туда. Сколько ей удалось пробежать, прежде чем сильные руки обвились вокруг пояса железным кольцом? Юноша торжествующе смеялся, обнимая беглянку со спины и касаясь щекой ее волос. Он посмотрел на Гнеду поверх головы своей хохочущей, лишь для виду вырывающейся добычи, крепко прижимая ее к себе. В глазах цвета горечавки была насмешка.

Постепенно игры стали сходить на нет, охотников прыгать через огонь более не находилось, и матери потихоньку несли к кострам сорочки, снятые с хворых детей.

Мужчины подожгли обвязанное берестой старое колесо от телеги и дружно спустили его с пригорка. Под одобрительные возгласы оно плюхнулось в реку и, потухнув, отправилось вниз по течению.

Гнеда сидела вместе с девушками и парнями, которые, отдыхая от игр, напевали тягучие, задумчивые песни. На душе было тоскливо. Хотелось отыскать Бьярки. Найти, налететь и ударить по щекам, стереть улыбку со смеющихся губ. Гнеда вздрогнула. Все это было похоже на наваждение. Разве он обещался ей? Разве обманул или обидел?

– Я пойду, – шепнула она Пчелке и, не дожидаясь ответа, поднялась с земли.

Людей на взлобке оставалось все меньше. Некоторые шли к воде ворожить, иные, как и Гнеда, отправлялись в лес. Девушка постаралась отойти подальше от остальных. Последнее, чего ей хотелось, – это натолкнуться на схоронившихся от чужих очей влюбленных, поэтому она свернула с тропы и двинулась по перелеску вдоль высокого каменистого берега.

– Негоже девице одной ходить в такую ночь, – раздалось прямо за ее спиной, и Гнеда едва не подскочила от испуга.

Темноволосый друг Бьярки смотрел на нее, изо всех сил стараясь не улыбнуться. Гнеда ни разу за вечер не видела юношу, успев позабыть о самом его существовании.

– Что тебя так потешает? – гневно спросила она, заметив его плохо скрываемое веселье.

– Сердитая ты тоже красивая, – сказал он.

Гнеда вспыхнула. Она знала, что не была красивой.

– Не злись, ты… – парень замешкался, подбирая слова, – ты глянулась мне.

– И когда только успела? – нахмурилась Гнеда и нырнула под распущенные косы березы.

Юноша последовал за ней.

– Я смотрел на тебя весь вечер.

– И решил подойти, только когда я осталась совсем одна? Для чего же?

Гнеда ускорила шаг, но друг Бьярки не отставал.

– Ты боишься? Я не трону тебя, клянусь! Только если сама не захочешь, – вкрадчиво добавил он.

Гнеда остановилась в изумлении от его дерзости. Она хотела было разозлиться, но юноша обезоруживающе приподнял свои соболиные брови, и девушка увидела, что глаза его были темно-зеленые у краешка и ореховые у самой зеницы.

– Побудь со мной немного, – тихо попросил он. – А потом я отведу тебя к матери.

Его пальцы незаметно нашли руку девушки, но Гнеда отдернула ее.

– У меня нет матери.