Пташка Мэй — королева воинов

Глава тридцатая Корень всех зол

Длинная вереница скованных цепью узников с двумя мумиями во главе просочилась в ворота крепости Бо Кливила. Они шли не поднимая глаз, понурившись, как и остальные заключенные.

С тошнотворным стуком ворота захлопнулись у Мэй за спиной. Вблизи ущелье выглядело еще кошмарнее, чем с высоты. Тропинки, змеившиеся по склонам, оказались вымощены костями, на которых были выбиты загадочные узоры. Над ними по обеим сторонам склонились скрюченные мертвые деревья, напоминавшие своим силуэтом зловещую фигуру в длинном плаще и широкополой шляпе. Кливил. Повсюду сновали вприпрыжку темные духи, по-прежнему исчислявшиеся тысячами, даже после отбытия основной массы на Землю. Они тыкали узников копьями, рычали, понукали, прикрикивали и капали слюной. Темноту то и дело прорезали вспышки молний над замком.

Мэй почувствовала, как трясутся цепи, — это задрожали от ужаса Духи свободы.

Она пощупала кандалы на запястьях и на поясе. На самом деле держались они на честном слове, и сбросить их можно было в любой момент. Главное чтобы не свалились раньше времени от дрожи.

Вокруг толпились призраки в цепях. Кого здесь только не было… Папуасы с костью в носу, стайки растерянных перепуганных школьников, древние египтяне, вавилоняне, викинги, гейши, монахи, танцовщицы кабаре, хористки… и какой-то великан в чертополоховом венце…

— Дух прошлого Рождества, — шепнул Тыквер, все еще дрожа. — Интересно, а подарки он принес?

— Тыквер, тсс! — Мэй уже знала, что в испуге Тыквер начинает молоть всякую чушь.

— Надо было остаться в Бездне скорби. У меня там все было. Бассейн, лорелея… Ой, это что, Мэрилин Монро?

— Тыквер! — прошипел идущий в цепи следом за ним Фабио.

Отовсюду слышались тяжкие вздохи и плач. Те, кто не плакал, смотрели с тоской, исподлобья. Все до единого работали за конвейером, соединяя какие-то пластиковые детальки.

— Что они там собирают? — шепотом спросила Мэй у Беа, шедшей впереди.

— Финтифлюшки. Крепость Бо Кливила — крупнейший в мире поставщик финтифлюшек, — едва слышно ответила Беа.

Финтифлюшки, как однажды объяснила Мэй мама, — это всякая дешевая дребедень, которую покупают от нечего делать. Прямая противоположность уникальным вещам, сработанным с душой, — одеялам с Северной фермы, серебряным стрелам, нечерствеющему печенью… А финтифлюшки так, ни уму ни сердцу. Их покупают просто чтобы купить. Мэй вспомнила Джона Бом-Кливера, который копил сокровища без разбору, только чтобы они у него были.

Стоило кому-то замешкаться или отойти от конвейера, как его тут же хватали и волокли в замок.

Мэй посмотрела туда, потом подняла глаза выше, к теряющимся в облаках шпилям. Где-то там, высоко-высоко, сидит Бо Кливил.

— Мне надо на самый верх, — прошептала она.

Согласно плану, они должны были подобраться как можно ближе к замку, а потом Мэй незаметно выскользнет из шеренги и прокрадется внутрь, пока остальные готовятся… к последствиям. Но при виде пятьдесяти с лишком гулей, охраняющих изъеденную жучками трухлявую дверь (сотня воздушных шаров, привязанных к ручке, возвещала, что Кливер — номер один), стало ясно: план надо менять.

Мэй задумчиво повертела головой. И вдруг увидела такое, от чего сразу забыла, о чем думала. В море призраков мелькнуло знакомое лицо. Судя по тому, как дернулся сзади Тыквер, он тоже заметил.

Где-то в середине конвейера, уныло повесив антенны, стоял пасечник Усик. Только мало кто узнал бы в нем прежнего Усика: такой он был подавленный, несчастный и угрюмый.

— А-а-а… — захлебнулся Тыквер.

— Тыквер, тсс! — Мэй чувствовала, что Тыквер из последних сил сдерживается, чтобы не завопить.

И тут цепь снова дернулась, на этот раз сильнее. Обернувшись, Мэй успела заметить закатившиеся глаза Тыквера. Всплеснув длинными руками, призрак хлопнулся без чувств прямо на Фабио.

Один за другим, словно костяшки домино, Духи свободы посыпались на землю. Разомкнулись цепи, задрались плащи, и вот уже весь отряд лежит вповалку, а вокруг россыпью валяются водяные бомбочки, рогатки и стрелы.

Мэй тоже полетела на землю, чувствуя, как распахиваются полы плаща. Черный купальник, переливающийся сверхновыми и галактиками, явил себя во всей красе, а за спиной блеснули серебряные стрелы. Темные духи застыли столбом. Узники оторвались от работы.

Действовать надо было стремительно. Мэй оглянулась на замок. Секунда на раздумья. Вперед!

За воротами крепости началось столпотоворение. Викинги повскакивали из-за верстаков и вцепились гулям в космы. Вампиры кинулись догонять танцовщиц из Вегаса, которые пустились наутек прямо в цепях. Тати, не растерявшись, выхватили водяные пистолеты и загнали в угол шайку гоблинов. Ребята с Опасных водопадов носились туда-сюда, разматывая мумий.

Тысячи призраков сбросили оковы и навалились на охрану. Не знающие страха надзиратели дали суровый отпор.

Воспользовавшись кутерьмой, Мэй расцепилась с Тыквером, потом склонилась над ним и взяла в ладони его широкое лицо. Тыквер, едва начавший приходить в себя, смотрел на нее туманным взглядом.

— Прячься! — велела Мэй, понимая, что в завязавшейся битве толку от него будет мало. А потом развернулась и понеслась к замку.

Выхватив лук на бегу, она щелкала тетивой без передышки, только успевая вытаскивать стрелы из обратившихся в камень темных духов. Наконец впереди показалась темные щелястые двери крепости, оставшиеся без присмотра — стража поспешила ввязаться в драку. Мэй оглянулась проверить, как там остальные.

Фабио улепетывал от двух гоблинов, которые швырялись в него башмаками. Люциус пристроился на закорках у зомби. Беатрис, укрывшись за надгробием, метала вопящие черепа. Тыквера нигде не было видно — наверное, внял совету Мэй и спрятался. Девочка облегченно выдохнула.

Но в спину тут же повеяло ледяным дыханием замка, и спокойствия как не бывало. Мэй выпустила последнюю стрелу в одного из гоблинов, гнавшихся за Фабио. А потом сделала два шага назад и исчезла за дверью.

Глава тридцать первая В замке

Двери заскрипели и с громким стуком захлопнулись у Мэй за спиной. Она нервно сглотнула и, опустив лук, начала осматриваться. В просторном зале пахло гнилью, по стенам вились длинные плети корней.

Снаружи по-прежнему кипел бой, но толстые стены и двери заглушали почти всё. Откуда-то из глубин крепости доносились скорбные завывания. Затхлый воздух, казалось, так и лип к коже. Наверняка Бо Кливил уже почуял ее приход. Вокруг все словно напряглось в ожидании. Замок будто затаился, как живой зверь в засаде.

В дальнем конце зала виднелась широкая каменная арка. Мэй медленно двинулась туда, настороженно оглядываясь по сторонам — мало ли кто кинется из-за угла. Однако до арки она добралась благополучно. Оттуда вниз уходила темная лестница. Мэй, обернувшись, снова окинула взглядом зал. Никаких других дверей, залов и лестниц наверх не наблюдалось. Тогда Мэй осторожно зашагала вниз, скользя ладонью по стене.

Щелк-щелк-щелк, тук-тук-тук, тук-тук-тук.

Стук внизу раздавался все громче, и Мэй все плотнее прижималась к стене. Дойдя до подножия отсыревшей лестницы, она осторожно заглянула за угол. Перед ней открылась большая полутемная комната, где капало с потолка и над чем-то усердно пыхтели сотни фигурок. Мэй присмотрелась…

Нет, вряд ли. Быть такого не может.

Оказывается, может. Подвал Бо Кливила был битком набит мартышками.

Которые барабанили по клавишам пишущих машинок.

Мэй в растерянности зашла в комнату. Мартышки ее не заметили — они барабанили не поднимая головы, только иногда останавливались почесать под мышками (все-таки обезьяны есть обезьяны). Мэй взяла наугад пухлую пачку бумаг с ближайшего стола. Бо Кливил, «Мой тысяча первый бестселлер».

Поежившись, Мэй положила пачку обратно, сочувственно погладила мартышку по голове и двинулась через весь подвал к противоположному выходу. Держа лук и стрелы наготове, она проскользнула в дверь — и очутилась в помещении, откуда во все стороны расходились деревянные лестницы: вверх, вниз, вбок, влево, вправо…

Мэй понимала, что нельзя терять ни секунды, ведь битва снаружи в полном разгаре. Она метнулась по первой попавшейся лестнице, но та через два этажа уперлась в потолок. Мэй скользнула вниз и взбежала по другой. Эта привела ее в окно, выходящее на ущелье.

Перепробовав десять лестниц, Мэй наконец нашла ту, которая заканчивалась в длинном деревянном коридоре десятью этажами выше. В прогнившем полу на каждом шагу зияли сквозные дыры. Мэй обходила их, стараясь не сбавлять шаг, но вдруг остановилась как вкопанная.

Откуда-то снизу донеслось пение. Мэй прислушалась.

— Один миллиард триста тысяч семьдесят две бутылки с хлюп-газировкой на стене, один миллиард триста тысяч семьдесят две бутылки с хлюп-газировкой…

Плюхнувшись на живот и растопырив руки с луком и стрелами, Мэй заглянула в дыру. Черные волосы обрамляли ее лицо, словно кулисы.

Где-то пятью этажами ниже она разглядела несколько призрачных макушек.

— Эй, кто там наверху? — крикнул один.

Мэй, ахнув, отпрянула, но потом снова осторожно подползла. Может, это свои?

— Пташка Мэй! — закричала она в ответ. — А вы кто?

— Пташка Мэй, Пташка Мэй, Пташка Мэй… — Снизу донеслось приглушенное бормотание, а потом дружный вопль радости.

— Тсссс! — прошипела она.

— Мы слышали, что ты придешь на выручку. Но не верили.

— Как вы там, ничего?

— Если вечное заточение — это ничего, то да.

Смех заметался между высокими стенами. Мэй, правда, не поняла, что тут смешного, но как-то, видимо, им надо было скрашивать свое унылое существование.

— Сколько вас там?

— Тысячи, по всему замку.

Еще тысячи!

Внизу громко пошептались, а потом тот же голос прокричал:

— Коперник просил сказать, что мы передадим остальным насчет тебя!

Мэй нервно пожевала губу. Полный замок заточенных призраков, дожидающихся освобождения, подумать только…

— Мне надо добраться до Кливила! — крикнула она в дыру.

— Седьмой зал направо! — донеслось в ответ.

Мэй посмотрела по сторонам. Зал впереди виднелся только один. Голоса снизу снова затянули песню.

Пришлось двинуться по коридору дальше. Он вывел ее в просторные покои, сиявшие золотом, серебром и драгоценностями. Золотые статуи, золоченый сундук с ярлычком «Собственность Синей Бороды», сверкающий сапфир размером с голову Мэй… Из зала расходилось семь коридоров. Сообразив, что имели в виду призраки, Мэй выбрала седьмой справа и очутилась в зале с ярмарочными аттракционами. Карнавал на Куличках! У Мэй вырвался огорченный вздох. Бо Кливил даже ярмарку утащил к себе, в единоличное пользование.

Дальше чередой пошли комнаты, набитые разными диковинами, знакомыми и незнакомыми. В одном необъятном зале, над дверью которого значилось: «Права на данный пейзаж принадлежат Бо Кливил Энтерпрайзис», хранились похищенные Кливилом с неба мелькающие звезды. На лице Мэй заплясали разноцветные отблески, словно от дискотечного шара. Другая комната была до потолка завалена цветами с Хозяйкиной магнолии — увядшими и побуревшими.

Мэй застыла, глядя на их поблекшую красоту. Кажется, она наконец догадалась, чего хочет Бо Кливил. Не просто смотреть на прекрасное, а присвоить его все себе, целиком и полностью. Откуда в его душе такое сильное желание отобрать у других как можно больше?

— Ууууыыыыы!

Мэй, вздрогнув, обернулась. Вой, преследовавший ее от самых дверей, вдруг резко усилился. Он шел откуда-то из глубины темного деревянного коридора. Мэй ничего не могла разглядеть.

— Эй? — дрожащим голосом позвала она. — Вы ранены?

— Уууууыыыы…

Печальнее звука не было в тот момент на всем белом свете.

— Вам помочь? — прошептала Мэй и шагнула вперед.

Но пол под ней внезапно поехал, ноги подкосились, и она упала на спину, а лук со стрелами полетели в темноту. Мэй рухнула в какую-то тележку, пол в коридоре пропал, и вместо него протянулись рельсы.

Над головой ярко вспыхнул и замигал знак: «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН! ВСЕГО ХОРОШЕГО!»

Мэй забарахталась, пытаясь выкарабкаться, но было поздно. Тележка покатилась вперед, потом вниз, под уклон, постепенно разгоняясь, и взлетела на какой-то холмик. Желудок у Мэй ухнул в пятки. Тележка замерла над пропастью. Внизу открывался головокружительный вид: огромный стоэтажный колодец, обрамленный витражами, словно какой-нибудь собор. За тот миг, что тележка висела на краю, Мэй успела разглядеть рисунок на витражах — темный силуэт с горящими красными глазами, пытающийся ее схватить. Через секунду тележка сорвалась вниз. Встречный ветер дул так, словно хотел содрать кожу с ее щек.

Тележка падала, падала и падала, но перед самой землей вдруг резко изменила курс и снова понеслась вверх на немыслимой скорости, все выше, выше и выше, к самому высокому острию замка, на квадратную площадку, залитую светом, многократно отраженным зеркалами. По всем зеркалам вилась надпись: «Я НА СВЕТЕ ВСЕХ МИЛЕЕ!» А потом надпись пропала, и тележка понеслась прямо на глухую черную стену, которая в самый последний момент отодвинулась.

Уши Мэй заложило от гомерического хохота, сотрясающего тележку вместе с рельсами.

— ПТАШКА МЭЙ! — грохнул голос — его голос.

Стена распахнулась.

Мэй не успела ахнуть, как тележка замерла на полном ходу и, взбрыкнув, выкинула пассажирку в открывший просвет. На миг Мэй зависла в воздухе, в милях от земли, безо всякой опоры. Внизу копошились, наскакивая друг на друга, крошечные фигурки. Еще миг — и земля стремительно полетела навстречу.

Глава тридцать вторая Вкус поражения

Мэй не просто шлепнулась на землю. Она пробила в земле дыру. Несколько секунд она лежала навзничь и, моргая, смотрела в темное небо. Всё, разбилась насмерть?

Однако, пошевелив руками и ногами, Мэй убедилась, что они все еще двигаются. Тогда она выкарабкалась из пробитой собственным телом дыры, постояла на подкашивающихся ногах — и снова слегка воспарила над землей. Нигде ничего не болело и не ломило. Ну да, конечно! Она же и так мертвая. Чему там болеть?

Мэй оглянулась на проделанную в земле ямку с собственными очертаниями. Похоже на снежного ангела. От ликования закружилась голова. Хотелось прыгать и скакать от радости.

Но долго радоваться не пришлось. Пролетевшее мимо тело призрака в парашютном костюме моментально вернуло Мэй к реальности. Она осмотрелась.

Духов свободы теснили со всех сторон.

Повсюду, куда ни глянь, бунтарей запихивали в клетки, где им оставалось только беспомощно дрыгать просунутыми сквозь прутья руками и ногами. Зеро и несколько его соплеменников, связанные одной огненной веревкой, отчаянно извивались, пытаясь освободиться. Тати, решившие дать деру, лезли на ворота, но гоблины стряхивали их оттуда по одному. Темные духи, которых вдруг стало больше раз в двадцать, сметали противника, словно цунами. Где-то в толпе мелькнул Люциус, окруженный шайкой зомби. Выставив кулаки, он бесстрашно готовился к схватке, но видно было, что дела у него плохи.

— Нет… — прошептала Мэй.

В вышине что-то треснуло, и она подняла глаза. Там, словно змея, свивалась в кольца тонкая плеть черного тумана, затемняя и без того мрачное небо.

Мэй потянулась к колчану, но рука влипла в какую-то слизь. Почувствовав, что ее засасывает, девочка обернулась и едва успела заметить гуля, который обхватил ее и попытался поднять в воздух. Мэй принялась лягаться, вырываясь.

Другой гуль вылетел из замка с ее луком и стрелами и начал ломать их пополам, одну за другой. Последним пришел черед лука. Раззявив в ухмылке слюнявую клыкастую пасть, гуль расщепил его надвое.

Мэй потащили к замку. Она успела увидеть, как двое гоблинов вертят в воздухе Люциуса, словно скакалку. Рядом катили по земле связанных спина к спине Фабио и Беатрис. Примерно так же враги расправлялись с остальными товарищами по оружию. Безуспешно пытаясь вырваться, Мэй вспомнила слова Хозяйки: «У тебя ничего не выйдет».

Темные духи готовились праздновать победу. Мэй волокли к замку.

Глава тридцать третья Привет из древности

— Хгбыбылгыбл.

— Гргыблбыбл.

Даже не зная гульского, Мэй догадывалась, о чем они спорят: съесть ее сейчас или приберечь на потом? Внизу что-то зарокотало, земля затряслась, но Мэй заметила неладное только тогда, когда волочивший ее гуль, оступившись, качнулся вперед.

Зловещий рокот нарастал, земля тряслась все сильнее, призраки — хорошие и плохие, — не удержавшись на ногах, падали друг на друга. Отовсюду неслись вопли и вой. И вдруг землетрясение прекратилось, так же внезапно, как и началось. Все замолчали, в замешательстве озираясь по сторонам. Потом подняли глаза к небу, где туже и туже свивался кольцами черный туман.

Темные духи, придя в себя, огласили ущелье радостным гоготом и гвалтом.

— Хблгблбыблгыбл! — торжествующе вскрикивали они, что, несомненно, означало: «Ну теперь-то хлюпики попляшут».

Однако тут затряслось и зарокотало снова — только уже не в небе. Задрожали черные ворота крепости. Кованые черепа разразились отчаянным воплем.

Что-то приближалось к воротам такое, от чего содрогалась земля. Темным духам моментально стало не до смеха.

С оглушительным грохотом что-то долбануло по воротам с той стороны, оставив в них странной формы вмятину. Зловещая пауза — и новый удар. Не выдержав натиска, ворота с протяжным воем приоткрылись, и дожидавшееся за ними нечто протаранило остатки створок.

Остолбенев, все смотрели, как на замок надвигается пятидесятиэтажная громадина с покачивающейся в вышине гигантской головой. Однако, едва миновав ворота, махина остановилась. Гули почесали в затылке. Гоблины залопотали озадаченно. Потрясение было полным и всеобщим.

Только Мэй да горстка древних египтян знали, что это за штука. Затаив дыхание, Мэй заскользила взглядом по махине. Колеса, тело — и на самом верху какая-то маленькая фигурка. Мэй прищурилась. Да, точно.

На носу исполинской деревянной мыши, с видом полководца, оглядывающего поле битвы, гордо вытянулся знакомый силуэт.

Сверху донеслось едва слышное «миэй».

Деревянные створки в брюхе мыши распахнулись, и оттуда посыпались…

…лошади, утки, обезьяны, слоны, кенгуру, змеи, двупалые ленивцы, тигры, антилопы… Вся призрачная фауна Навсегда. Словно кто-то решил разыграть в лицах все до одного куплеты «У Пегги был веселый гусь».

Вопли темных духов слышно было, наверное, за многие мили. Гули, гоблины, зомби и вампиры, побросав дела, бросились врассыпную. Но животные, раздувая ноздри в праведном гневе, неслись следом. Затоптанным темным духам оставалось только беспомощно дергать торчащими из земли руками и ногами.

С криком «мама!» злодеи разбегались кто куда.

Над их головами бешено крутилась в небе туманная воронка.

В шесть вечера, когда на планете Земля сгустились сумерки, по седьмому каналу прошел странный выпуск новостей. По свидетельствам нескольких очевидцев, передавал диктор, на праздник закалывания свиньи в Колючей долине вломилась мумия и, прихватив свинью, скрылась в неизвестном направлении.

Все решили, что это журналистская «утка».

К семи вечера, когда похожие новости стали поступать со всех концов мира, уверенности у скептиков поубавилось.

В Токио шайка гоблинов заявилась на гаражную распродажу коллекций Билла Бласса, цапнула, что плохо лежит, и с улюлюканьем погнала продавцов по улицам. В Северной Калифорнии банда гулей забрела на вегетарианскую пирушку и слопала одного из участников. В Мехико несколько вампиров на глазах изумленных очевидцев вылетели из могил на местном кладбище и помчались к ближайшему киоску с тако, прихватив по дороге парочку подвернувшихся под руку туристов на гарнир.

Высоко в небе замигала и погасла яркая точка, известная под названием Навсегда.

К тому времени, как начали поступать звонки от перепуганных продавцов из Фенхейвена (Нью-Джерси), Грин-Уиллоу (Висконсин) и Плезантвилля (Флорида), мир уже осознал: шутки в сторону.

Зомби наводнили торговые центры.

Глава тридцать четвертая Пташка расправляет крылья

Мэй потянулась за стрелами, но вспомнила с болью в сердце, что их больше нет. Вокруг царила полная неразбериха. Услышав пронзительный свист над головой, девочка подняла глаза — туманный вихрь, сгустившись, начал принимать очертания бешено крутящейся воронки, касающейся хвостом земли. У Мэй все оборвалось внутри, и она едва успела увернуться от летящего на нее носорога, на носу которого болтался лепечущий гуль. У входа в замок какой-то гоблин пытался откупиться от ламы парой дизайнерских бриллиантовых сережек. Гориллы пачками развязывали пленных. Всем этим руководил со своего «капитанского мостика» Пессимист, а из-за самого дальнего и неприметного валуна показался дрожащий желтый чубчик.

Окинув взглядом мельтешащих призраков, не подозревающих о нависшей над ними опасности, Мэй оглянулась на двери замка. Шарики с надписью: «Бо Кливил — номер один!» — бодро подпрыгивали на крепчающем ветру. Мэй глубоко вздохнула и еще раз подняла глаза к небу.

Придется. Иначе не успеть.

Через несколько минут все было готово.

Примотав шнурок кроссовки к дверной ручке, Мэй по одному цепляла к себе воздушные шары, пока гроздь не потащила ее в небо, натянув шнурок до отказа.

С протяжным прерывистым вздохом Мэй посмотрела вверх. Потом, неуклюже изогнувшись, развязала кроссовку и скинула ее с ноги. То есть на самом деле она слетела сама, когда Мэй понеслась в облака — все выше и выше, а ущелье начало стремительно таять внизу. Она не слышала вопросительного «миэй?», которое вырвалось у Пессимиста при виде летящей хозяйки. И не видела, как один знакомый с перекошенной головой-тыквой и дрожащим желтым чубчиком выскочил из-за своего валуна, увидев ее полет, и помчался к замку.

Одиноко паря в вышине, Мэй не знала, что подмога близка. Пташка Мэй наконец-то обрела крылья.

Глава тридцать пятая Мост Душ

Мэй перебирала руками по сгнившим деревянным стенам замка, цепляясь за выступы и трещинки. Она не сводила глаз с черного вихря в небе. Сердце застряло где-то в горле. Над головой показалось пылающее алым окно Кливила, вот оно уже напротив, и Мэй, вцепившись в подоконник, одним махом перевалилась внутрь. Вглядываясь в красноватый полумрак, она поспешно принялась отцеплять шарики.

Зря торопилась. В комнате было пусто.

Если в Вечном здании все переливалось яркими красками и лучилось светом, здесь стены тонули в густом мраке. Посреди комнаты стоял единственный предмет обстановки — изысканно накрытый стол. На дальнем его конце краснело на блюде глянцевое яблоко. А посередине лежал толстый фолиант. Даже не читая название, Мэй догадалась, что это за книга.

Озираясь по сторонам, она скользнула к столу. Но стоило ей протянуть руку, как книга раскрылась и страницы стали перелистываться сами.

— Хочешь посмотреть, не изменилась ли та запись? — раздался голос из темноты. Мэй развернулась, прижавшись спиной к столу. — Где сказано, что ты спасешь мир?

Мэй замерла, вглядываясь в темноту, но ничего не видя. Послышался шелест, дуновение воздуха. Она сглотнула, еще крепче вжимаясь в стол. Высмотрев краем глаза темную прогнившую дверь, она сделала шаг туда.

— Глянула бы сперва в окно.

Мэй повернулась:

— Зачем?

Ответа не последовало. Бросив тоскливый взгляд на дверь, она медленно двинулась к окну. И застыла в ужасе.

Темный вихрь превратился в самый настоящий торнадо высотой с замок. Перегнувшись через подоконник, Мэй посмотрела вниз. Вихрь гулял по ущелью и, словно хоботом пылесоса, засасывал попадающихся на пути призраков, поднимая их на головокружительную высоту.

— Нет! — задохнулась Мэй.

Вихрь продолжал заглатывать призраков одного за другим, плохих и хороших — без разбора. Исполинская деревянная мышь, казавшаяся отсюда игрушечной, задрожав всем корпусом, тоже исчезла в круговороте. Скоро воронка превратилась в сплошной вихрь из вопящих и стонущих призраков.

— Забавно было смотреть, как ты пыжишься.

Мэй обернулась. Голос раздался прямо за спиной, но там никого не было. В ушах, словно ветер, засвистел шепот, отбрасывая волосы за спину.

— Я был рядом всегда, даже когда тебе казалось, что меня нет. В вагоне номер сто семьдесят восемь, в поезде, идущем по Мерзкому нагорью… — У Мэй скрутило желудок. — На корме корабля посреди Мертвого моря, когда ты обменивалась новостями с приятелями. В Селении неупокоенных душ. В гостинице Фокус-Покуса. Я слышал все разговоры с этим твоим никчемным жалким домовым. Я был рядом. Я заглядывал через плечо. Смотрел. Корчился от смеха. Такая умора!

Мэй потеряла дар речи. Ее бил озноб.

— И в Болотных Дебрях я тоже был. Я слышал, что ты шептала своему коту, думая, что никого поблизости нет. — Мэй тряхнула головой. — Да… — У нее заложило уши от этого свистящего шепота, в котором послышалась саркастическая усмешка. — Бедняжка. Ты еще не поняла? Я повсюду. Непонятный стук в темноте — это я. Мороз по коже — это я. Я — то, что крадется во мраке. Я — глухая ночь. Признавайся, песчинка, ты боишься темноты?

Уловив шорох за спиной, Мэй обернулась. На фоне окна темнела тень, которая, постепенно сгущаясь, обернулась призраком. Он стоял на подоконнике в черной шляпе, глядя на раскинувшееся внизу ущелье. Из-под полей шляпы зловеще сверкнули красные глаза, но лица по-прежнему не было видно. Он понуро — почти что потерянно — опустил плечи.

— Бывает, кажется, что вот произойдет что-то — и станешь ощущать себя по-другому. Ан нет, ничего не меняется. Не замечала?

Мэй не ответила. Но подумала про Тыквера, который, несмотря на громкую славу, по-прежнему чувствовал себя маленьким и незаметным. Да и она сама… В Болотных Дебрях ей так отчаянно хотелось, чтобы остальные ребята заметили ее и приняли. А когда приняли и заметили, лучше все равно не стало. Или вот сейчас. Она теперь настоящий воин, а все равно боится хуже прежнего.

— Я — победившее зло, вот в чем дело, — заявил Бо Кливил. — Темные духи обожают меня. Весь загробный мир в моей власти. Земля… — он небрежно повел рукой, — тоже, считай, у меня в кармане. И все равно я не могу заполнить пустоту, — с театральным вздохом закончил Кливил.

Горящие красным глаза едва заметно увлажнились. Мэй закусила губу, прикидывая, не напасть ли прямо сейчас. Можно вытолкнуть Кливила в окно. Можно…

Он простер к ней руку, и Мэй почувствовала, как запястья скрутила гибкая, будто лоза, тень. Девочка попыталась разорвать оковы, но не смогла даже пошевелиться. У нее захватило дух от того, как легко он с ней справился.

— Больше не вздумай перебивать. — Глаза Кливила вспыхнули алым огнем и прожгли Мэй насквозь. — На чем я остановился? — продолжил он, смягчаясь. — Ах да, на пустоте. И вот я вижу тебя. Такая уйма идей, ярких идей… уникальных. — Взгляд раскаленных, словно угли, глаз заскользил по коротким черным волосам Мэй, по скелетному камуфляжу, по переливающемуся звездами купальнику и пижамным штанам. — Просто невероятно, что ты все это время прозябала в Болотных Дебрях, пытаясь скрыть свою уникальность. Избавиться от главного источника своей силы. — Он задумчиво склонил голову. — Как я уже говорил, мы с тобой не так уж отличаемся. Мы оба — единственные в своем роде духи. И мы оба одиноки. Вместе мы можем дать что-то качественно новое. Мы больше никогда не будем ощущать себя мелкими и незначительными.

Мэй онемела. Взгляд ее метнулся к окну, за которым свирепый вихрь заглатывал ее друзей. Ни Хозяйки рядом, ни Пессимиста. Никого рядом. Но почему-то Мэй совсем не чувствовала себя одинокой. Наоборот, все любящие друзья и все собственные храбрые поступки словно окрыляли ее и поддерживали.

И тогда Мэй почувствовала: что-то в ней изменилось, чего она раньше не замечала. Да, она боится. Но этот страх ее больше не пугает.

— Ничего я не одинока!

Рванувшись, она высвободилась из теневых тисков на запястьях, но вместо того, чтобы метнуться к двери, бросилась к Кливилу. Однако гибкая тень захлестнула ее снова и вздернула в воздух.

— Это хорошо, — заявил Кливил. — Потому что сейчас будет очень страшно.

Взмахом руки он поднял Мэй еще выше и, сойдя с подоконника, двинулся к ней. За спиной раздался шорох, и они с Кливилом разом обернулись. Книга Мертвых лихорадочно перелистывала тысячи своих тонких страниц.

Кливил, остановившись, посмотрел на Мэй снизу вверх:

— Если ты такая всезнайка, скажи — чем, по-твоему, все закончится?

И тут посреди комнаты сверкнула вспышка. Слепящий белый свет мгновенно разогнал все тени, и Бо Кливил попятился от изумления. Ворвавшийся в окно порыв ветра отбросил Мэй с Кливилом в сторону. Вися в воздухе, Мэй закрыла лицо руками от яркого сияния и осторожно глянула сквозь ресницы.

Мост Душ. Переливаясь всеми цветами радуги, он упирался нижним концом в пол и уходил туда, где раньше был потолок. Теперь там сверкали на черном небе мириады звезд. Протяжно завыл ветер.

Бо Кливил, не выпуская Мэй, расхохотался:

— Ну вот и ответ. Жаль, конечно. Но кажется, пришел твой черед отправляться.

Он подошел к мосту. У Мэй остался какой-то миг на раздумья. Качнувшись вперед, она приземлилась Кливилу на плечи, повиснув на закорках. Но злодей отцепил ее, словно репей, и швырнул на пол. Увидев, что он протягивает к ней руки, Мэй схватилась за полы шляпы и, стащив ее с головы, по-крабьи поползла назад. Но открывшееся под шляпой заставило ее замереть.

Пустота. Красные глаза, полыхающие во мраке. Вместо лица у Кливила оказалась сплошная пустота.

Воспользовавшись замешательством, злодей схватил ее за руки и, снова подняв в воздух, подтащил к краю моста. Беспомощная и растерянная, Мэй брыкалась и извивалась, с ужасом глядя в темноту на том конце.

— Нет! — закричала она.

— Пока, песчинка.

Кливил принялся раскручивать ее, чтобы забросить на мост. Волосы и саван развевались на ветру, который гулял по комнате, гудя, как пылесос. Стулья вокруг стола закружились в вихре. Тарелки со звоном посыпались на пол.

И вдруг за спиной раздался грохот. Кливил обернулся.

В распахнутую дверь влетела, размахивая длинными руками, словно мельница, нелепая фигура. Над бледным, как луна, лбом подпрыгивал желтый чубчик. Увидев Бо Кливила и Мэй, трепыхающуюся над мостом, Тыквер распахнул черные глаза и понесся в атаку.

На полном ходу он врезался в Бо Кливила.

Мэй швырнуло в сторону. Перекатившись по полу, она вскочила и успела увидеть, как Тыквер с Кливилом, сцепившись, летят на мост. Взвыв так, что заложило уши, ветер мощным порывом сдул их на ту сторону.

— Тыквер! — закричала Мэй.

Но комната вновь озарилась белой вспышкой. На глазах Мэй два силуэта на том краю стали превращаться в два ослепительных шара. А потом, взорвавшись, словно фейерверк, они понеслись ввысь, на немыслимую высоту, сжимаясь в крохотные точки. Ветер в комнате улегся, наступила тишина, и два белых огонька застыли, мерцая во тьме.

Мэй, запрокинув голову, смотрела на них с восторгом и трепетом.

Мост исчез так же внезапно, как и появился, однако замок Бо Кливила остался стоять, распахнутый навстречу ночному небу. В котором засияли две новые звезды.

Мэй стояла в растерянности, ошарашенная, перепуганная, опустошенная и изумленная.

И тут за окном раздался странный шум. Она кинулась туда и увидела, как торнадо, вывинчиваясь из-за гор, постепенно теряет силу и скорость. Плотный серый вихрь начал расплываться, расслаиваться.

Оттуда кубарем полетели на землю самые странные персонажи.

Мэй прищурилась, напрягая зрение. Вот кто-то в поварском колпаке. Призрак в тоге. Кто-то рогатый и бородатый. Вопя, визжа и улюлюкая, с неба сыпались тысячи призраков. Под громкие «хей-хо!» и «эге-гей!» обитатели Навсегда возвращались на землю.

Ливень из призраков. Мэй не смогла сдержать улыбку.

И только раздавшийся за спиной шорох заставил девочку оторваться от окна и посмотреть на стол посреди комнаты. Вихрь сдул с него все, кроме Книги Мертвых. Она лежала раскрытая, плавно шелестя страницами.

Мэй медленно подплыла к столу, то и дело оглядываясь на небо за окном. Ее переполняли смешанные чувства — такие смешанные, что сразу не разберешь. Остановившись у края стола, она осторожно наклонилась над книгой, словно боясь того, что прочтет там. Книга долистала до буквы «Т», и у Мэй в горле встал ком. Шелест утих. Мэй уткнулась взглядом в правую страницу. Там, посередине столбца, между Трусливым полтергейстом и Тягомотной тянучкой, светилось имя, на которое никто до сих пор не догадался взглянуть, — Тыквер. И запись напротив:

«Чуть больше Мэй Эллен Берд

заслуживает лавры спасителя мира».

Глава тридцать шестая Любовь, терпение, милосердие

— Тук-тук-тук!

Все Селение неупокоенных душ еще спало, Мэй оказалась единственной ранней пташкой. Гадая, кому вздумалось ходить в гости по утрам, она пошлепала открывать дверь.

Осторожно высунув голову, она с изумлением уставилась на странное зрелище. Над песком парила труппа разряженных в пух и прах персонажей. Пышные бархатные береты с пером, парчовые куртки-колеты и бочкообразные панталоны с колготами… У одного имелись завитые усы и остроконечная бородка.

— Исканья долгие к порогу твоему нас привели, — возвестил бородатый. — Хотим мы видеть мужа досточтимого, чье имя Тыквер. Не знаешь ли, где скрылся сей домашний призрак? Его талант нам сделал бы большую честь.

Мэй присмотрелась к бородатому. Знакомое лицо. Как из учебника. И тут до нее дошло. В горле встал комок. Захотелось заплакать и засмеяться одновременно. Но вместо этого она пригласила труппу войти и за чашкой чая объяснила гостям из Шекспировского варьете, почему они не смогут видеть Тыквера, что с ним случилось и чем ему обязан загробный мир.

С того дня, как на землю обрушился ливень из призраков, прошло три месяца.

Нет, все не вернулось на свои места по мановению волшебной палочки. Глубокие раны так быстро не затягиваются. На это нужно время, терпение и надежда — только тогда, постепенно, год за годом, все зарастет и станет как прежде. Может, даже чуть лучше. Жители Навсегда уже потихоньку принимались за свое — города наполнялись суетой, смехом, слезами, нытьем и жалобами. Всем, чем жили и живут обитатели загробного мира. На поля и луга вернулись животные. Некоторым из призраков даже удалось осознать перемены — и решить, что меняться не так уж плохо.

Кливилграды постепенно приходили в упадок, а на обломках прорастали живописные, сумбурные, кривобокие городки. И если какой-нибудь городской баламут утаскивал на память о былых невзгодах щит с надписью: «СКОРО НА ЭТОМ МЕСТЕ…», никто особенно не горевал.

Росток, пустивший корни на развалинах замка Бо Кливила, вытянулся, по слухам, в прелестное магнолиевое деревце. Хозяйка Северной фермы вернулась в снежную долину за Окаменелым перевалом, и обитатели Навсегда ломали голову, пытаясь припомнить, хорошая она, плохая или и то, и другое сразу.

Темные духи, лишившиеся наставника (что поделать, мозгов во Вселенной на всех не хватает), потянулись обратно из славного похода на Землю. Растерянно посмотрев друг на друга и почесав в затылке, уже на следующий вечер они снова засели в Южном местечке — там им всегда нравилось больше, чем на Земле. Однако еще много-много лет они по сотому разу рассказывали всем, кто подворачивался под склизкую руку, о том, как однажды выбрались пугать живых. Внучата-гули зевали от скуки.

В Селении неупокоенных душ устраивали пикники под мелькающими звездами, танцы в главной пещере и пижамные вечеринки на заново отремонтированной крыше. Берта Бретуоллер, Лисичка Лекси и остальные поселенцы с радостью принимали погостить Мэй, Беатрис с Изабеллой, Люциуса, Фабио и кошек. Долгими ночами они сидели вместе, вспоминая былые приключения. И долгими часами молчали, думая о Тыквере. Недели складывались в месяцы. И вот теперь Мэй рассказывала труппе Шекспировского варьете то, от чего до сих пор щемило сердце.

Выслушав, шекспировцы молча стянули береты и скорбно склонили головы.

— Не слышал на своем веку я голоса чудесней, — горестно вздохнул бородатый (Мэй он представился как Уилл). Труппа, которую Бо Кливил схватил сразу после прослушивания Тыквера, согласно закивала. Посокрушавшись, они отправились в обратный путь через пустыню.

В тот день Мэй и приняла решение. Тут ей больше делать было нечего.

Кое на что у нее по-прежнему не хватало храбрости. Когда пришло время прощаться, они с Люциусом долго стояли друг перед другом, словно хотели что-то сказать, но не решались.

— Еще увидимся, — наконец проговорил Люциус неуверенно.

Мэй кивнула. Она протянула руку, чтобы коснуться его плеча, но в последний момент просто ущипнула и высунула язык. Он рассмеялся и сделал вид, что сейчас даст сдачи, но вместо этого чмокнул ее в щеку. А потом умчался прочь сияющей вспышкой.

Фабио прощаться не пришел. Беатрис проводила подругу до самой кромки Пустынного плато. Там она стиснула руку Мэй, изо всех сил притворяясь, что не собирается плакать.

— Мы скоро приедем погостить, — пообещала она. — На поезде, как только его запустят снова.

Девочки улыбнулись, вспомнив то давнее путешествие, и обнялись на прощание.

В Белль Морт Мэй стала помогать Усику по хозяйству и на пасеке. Там она чувствовала себя ближе к Тыкверу. И еще ей казалось, что это ее долг перед другом — позаботиться о дорогом ему доме. И она заботилась, иногда, правда, по недосмотру оставляя лишние дыры в костюмах Усика или случайно выпуская всех пчел. Часто, оставив дела, она с рассеянной улыбкой наблюдала за Пессимистом. Он уже успел стать счастливым отцом шестерых призрачных котят, которые разгуливали по всему Пчелиному домику и участку, не ведая, что когда-то животных изгоняли из Навсегда и что был такой злой дух по имени Бо Кливил. Глядя краем глаза, как Пессимист пестует свой выводок, Мэй часто гадала, тоскует ли он по дому на Земле. Из ее мыслей ни дом, ни мама никогда не уходили. Но Мэй бодрилась.

Иногда при виде могилы Тыквера девочке казалось, что можно попробовать пробраться через нее на Землю — хотя бы одним глазком, пусть даже призрачным, взглянуть на маму. Но она боялась стать потерянной душой. Ей не хотелось больше теряться.

По вечерам они с Усиком сидели у камина в уютной гостиной, погрузившись в дружеское молчание. Пессимист с Фасолькой и котятами сворачивались у них на коленях. Иногда они вспоминали Тыквера и его смешные выходки. А иногда Мэй выходила на задний двор, когда Усик отправлялся спать, и ей казалось, что кто-то за ней наблюдает. Тогда она поднимала глаза к мелькающим звездам, пытаясь угадать, какая из них Тыквер. Теперь, конечно, она сама должна была стать себе путеводной звездой, но ей нравилось думать, что иногда ее ведет Тыквер.

Как раз в такую ночь с Мэй Эллен Берд случилось — впервые за долгое время — что-то необычное. В очередной раз посмотрев на звездное небо, она заметила какой-то странный объект. Сперва она ничего такого не подумала. Но потом поняла, что он приближается. На Белль Морт падал с неба огромный огненный шар.

— Все в дом! — закричала она, подхватывая котят и загоняя Пессимиста с Фасолькой в кухню, где хлопотал Усик.

Земля снаружи затряслась. Все попрятались под столы и шкафы, но тряска так же моментально прекратилась. Обитатели дома смотрели друг на друга в тихом ужасе. У Мэй в голове роился миллион предположений, однако ни одно из них и рядом не стояло с тем, что она увидела, когда наконец отважилась подкрасться к окну и выглянуть наружу.

Посреди лужайки торчала длинная белая ракета с надписью «НАСА» на борту. Не успела Мэй опомниться, как с шипением откинулся круглый люк, и оттуда выкарабкалась старая знакомая — Берта Бретуоллер. Углядев Мэй в окне, она исполнила несколько коленец радостной джиги и махнула девочке рукой, чтобы выходила. Мэй с разинутым от изумления ртом выскочила наружу. Берта тут же развернула бурную деятельность:

— Давай, лапуля, запрыгивай. Времени в обрез!

— Запрыгивай? — эхом повторила Мэй.

— Ну да, собирай манатки, ноги в руки, вперед и с песнями! Я их еле уговорила за тобой заскочить. Им ведь не терпится поскорей попасть на Землю и рассказать про здешний загробный мир. Похоже, звезда, населенная призраками, еще способна наделать шуму.

Сердце Мэй взмыло, как на крыльях, куда-то к самой верхушке ракеты. И тут же рухнуло обратно.

— Но, Берта… — Она посмотрела на старушку и огорченно поникла. — Мы же с Пессимистом… Мы же умерли.

Берта раздраженно фыркнула в ответ:

— Я, по-твоему, сама не дотумкала? Конечно, я ж всего сто лет с хвостом живыми в Навсегда командую. Думаешь, у меня не найдется пары фокусов в запасе? — Она вытащила из комбинезона бархатный кисет с наклейкой «ОМОЛАЖИВАЮЩИЙ ЖИВОТВОРНЫЙ ПОРОШОК, ИЗГОТОВЛЕН ВРУЧНУЮ ДУХАМИ СЕВЕРНОЙ ФЕРМЫ». — Дорогуша, — наклонившись поближе, доверительно шепнула Берта, — я уже двадцать три раза успела помереть с тех пор, как сюда прибыла. Дерут они, конечно, за свое снадобье втридорога, но оно того стоит. Если старушка Лекси узнает, что я умерла, она меня в два счета со свету сживет. Так что давай залезай, попудришься по дороге.

Мэй вопросительно оглянулась на Усика, который при всем этом присутствовал.

— Ж-ж-ж, конечно, езжай, даже не думай. Воительница из тебя куда лучшая, чем домовой призрак.

На сборы ушли считаные минуты. Саваны — свой и Пессимиста — Мэй аккуратно свернула и убрала. Сколько их не будет? Год? Больше?

Она обняла на прощание Усика, потом Фасольку, потом по очереди всех котят. Берта уже нетерпеливо махала ей из иллюминатора.

— Пойдем, киса, — позвала Мэй Пессимиста, направляясь к люку.

— Миэй.

Мэй обернулась.

Пессимист с жалобным видом прижимался к Фасольке.

Мэй поставила котомку и опустилась на колени рядом с Пессимистом. Как она сама не подумала? Даже мысль в голову не пришла… У нее задрожала нижняя губа.

— Хочешь остаться?

Пессимист посмотрел на нее, потом на Фасольку.

— Миэй, — повторил он.

Мэй оглянулась на космический корабль. Улететь без Пессимиста? Может, такая у нее доля? Она сглотнула душившие ее слезы.

Подхватив Пессимиста на руки, она прижала к себе теплое маленькое тельце. Потерлась щекой о его лысую шкурку. Прошептала на ухо тайны, известные только им двоим. Хорошо бы стоять вот так и не выпускать его никогда-никогда. Но Мэй все-таки заставила себя опустить кота на землю.

— Передай остальным, что я с ними еще увижусь, — обнимая Усика, пообещала Мэй. А потом, словно вырвав кусок сердца и оставив его с Пессимистом, не оглядываясь влезла в люк, где дожидалась Берта. Они пристегнулись. Двигатели взревели. Люк начал закрываться.

И тут с громким визгом в щель почти закрывшегося люка влетел темный комок.

— Киса!

Мэй схватила Пессимиста в охапку и потерлась мокрым от слез лицом об его шкурку, а потом осторожно втиснула кота под пристегнутый ремень безопасности, и они оба стали смотреть в иллюминатор на мир, который вот-вот покинут.

— Прокатимся с ветерком, — усмехнулась Берта, оглядываясь через спинку переднего кресла. Она рассмеялась Мэй в лицо, и девочка привычно отшатнулась — однако дыхание Берты на этот раз отдавало свежей мятой.

Двигатели взревели еще сильнее, и ракета рванула ввысь. Все вокруг затряслось. Только через минуту-другую Мэй смогла собраться с духом и снова выглянуть в иллюминатор.

Звезда под ними делалась все меньше и меньше. Вот она превратилась в крошечную светящуюся точку. А вот уже пропала в хороводе других звезд.

И больше смотреть было незачем — потому что Навсегда затерялась, словно песчинка, в просторах космоса.

Эпилог

Неисповедимы пути славы.

Когда Земля осознала (спасибо НАСА), что призраки не просто существуют, но и обитают на отдельной планете за несколько световых лет от нашей, про Мэй Берд просто забыли в поднявшемся переполохе. Только один журналист наведался в Седые Мхи брать у Мэй интервью. Ушел он разочарованным, хотя мама Мэй и надела майку с надписью: «Мэй Берд привезла мне из Загробного мира только эту вшивую футболку». Слишком много о спасении планеты и почти ни слова о призраках знаменитостей, поэтому интервью так нигде и не вышло.

Мэй с мамой не переживали. Оно и хорошо, что без лишней шумихи.

По вечерам они пекли печенье, или устраивались под пледом на диване перед телевизором, или разговаривали часами, гладя примостившегося между ними Пессимиста. Мама жадно слушала рассказы Мэй о Навсегда, и глаза ее то расширялись от изумления (когда речь шла про Карнавал на Куличках), то искрились смехом (от чудачеств Тыквера), то закатывались (когда Мэй декламировала по памяти стихи Фабио или разбойничьи песни татей). В такие моменты Пессимист мурлыкал от удовольствия, и Мэй с мамой понимали, что он на краткий миг забывает о Фасольке, живя и наслаждаясь настоящим.

Однако мир не стоит на месте. Следующей весной после возвращения Мэй в городке начали рыть котлованы под ослепительно белый коттеджный поселок, и в Болотных Дебрях вдруг проснулась новая жизнь, отвоевывающая пространство у лесов. А потом, не успели обитательницы Седых Мхов оглянуться, как Мэй стала старшеклассницей. Теперь, вместо того чтобы по вечерам пристраиваться к маме под бочок перед телевизором, она усаживалась с друзьями под звездами, или холодным солнечным днем скандировала на футбольном стадионе с одноклассниками, или отправлялась знакомиться с новыми интересными людьми на костюмированную вечеринку или на поэтический вечер в кафе «Все сюда» в Кабаньей Лощине. Временами на нее совершенно неожиданно и некстати вдруг накатывала прежняя застенчивость, но Мэй только кивала ей приветливо, как надежной старой подруге. Оказалось, когда открываешься с какой-то смешной или дурацкой стороны, остальные просто улыбаются и делятся собственными бредовыми мыслями. У каждого из нас в душе найдутся свои причуды.

Леса вокруг Седых Мхов постепенно редели, переставая таинственно шептаться под окнами усадьбы. Вместо Бесконечных Дебрей протянулась полоса коттеджей. Такие же коттеджи повырастали, словно грибы, вокруг вновь появившегося озера, которое темнело круглой монеткой под безоблачным небом.

Потом Мэй уехала в колледж. По вечерам миссис Берд с Пессимистом, устроившись на крыльце в кресле-качалке, гадали, что она сейчас делает, и надеялись, что она счастлива. Однажды вечером, когда Мэй готовилась к выпускным экзаменам, Пессимист тихо скончался во сне. Ему снились пирамиды. На следующий день Мэй примчалась домой, и они с мамой похоронили Пессимиста в саду, рядом с Фасолькой. Мэй не стала надевать траур. Зачем как-то специально одеваться, чтобы выразить сердечную тоску и боль утраты?

В тот год пропало без вести несколько жителей окрестных коттеджей. На озеро никто не подумал. Однако пара семей все же решили съехать от беды подальше. С непонятной и почти сказочной быстротой дома опустели, а компания-застройщик разорилась. Участки снова начали зарастать лесом. Еще несколько лет, и он поглотит их без остатка.

Выстоят только Седые Мхи.

Как ни крути, Болотные Дебри всегда были глухоманью.

Одним сумеречным вечером в Белль Морт на далекой звезде Навсегда вернулся после долгих странствий лысый большеухий призрак, покрытый едва заметным пушком. Кого он никак не ожидал там увидеть, так это Фабио, Люциуса, Беа и Изабеллу. Все они постепенно стянулись в Белль Морт, словно в ожидании чего-то им самим пока неведомого.

Жилось им весело. Они играли в прятки по всей деревне, помогали Усику на пасеке, играли в «Скраббл» за уютным кухонным столом (постоянно ловя Фабио на жульничестве).

Но по ночам Пессимист порой выскальзывал из дома, усаживался на краю двора под звездопадом и устремлял взгляд к горизонту, словно надеясь разглядеть бредущего через пустыню путника. Иногда он просиживал так всю ночь, нетерпеливо подергивая хвостом в ожидании.

Он ждал, когда Мэй вернется домой навсегда.