Птица и охотник

#5. Нок

– Вечером мы помогаем маме Мабусе с посетителями. Днем тоже, когда слишком много людей. Вытираем столы, носим воду. Ты сама увидишь. Так что давай, ешь скорее и пошли. Мы нужны в главном зале. Будешь учиться, – велела Нок Малышке, когда они оказались в своей хижине.

Мама Мабуса принесла большой кувшин молока, и Нок, напоив Травку, вывела ее во двор. Достала новенькие сандалии, украшенные деревянными бусинами и ракушками, и расшитую бисером тонкую тунику, присобранную у горловины. Тщательно расчесала и переплела свои длинные косы.

– Мама Мабуса хочет, чтобы мы выглядели красиво, когда прислуживаем в зале, – пояснила Нок, – хотя от Ежа такого и не требуют. Он мальчик, и не должен никому нравиться. Дальше все просто. Обслуживать людей за столиками, приносить полные кружки пива и широкие тарелки с вяленой рыбой. Вареных крабов со специальными травами. Небольшие мисочки с рисом и с соусами. Не забывать улыбаться и быть внимательной, чтобы ничего не перепутать, не разлить, не уронить. Если приспособиться, то вполне можно управляться.

Многих посетителей Нок знала довольно хорошо. Например, вот этого моряка с густой черной бородой и красными щеками. В правом ухе у него качалась тяжелая золотая серьга, расшитый серебром пояс обтягивал огромный живот. Кошелек, прикрепленный к этому поясу, никогда не оказывался пустым. Это был Нитман, владелец нескольких лодок. Один из самых состоятельных людей города. В Корабельный двор он заглядывал нечасто, но уж если заходил, то засиживался допоздна, пил много, а говорил еще больше.

Вот и сейчас он шумно отхлебнул из кружки пива и продолжил начатый разговор:

– Те времена недаром прозвали Горькими. Сколько народу полегло в той войне? Тысячи. Города сожгли, деревни – все, что было на границе. Верхние маги тогда добрались до самой столицы Нижнего королевства. И неизвестно что было бы, если бы не Великий маг Моуг-Дган. Вот кому мы обязаны тем, что Верхние маги и орды проклятых не добрались до Свободных Побережий. И очень плохо, что у нас до сих пор нет храма Моуг-Дгана. Потому что это был могущественный маг, и таких больше не будет. Я бы принес козленка на жертвенник в его храме.

– Ну, так, может, еще построят, – ответил ему рыжеватый худощавый мужчина с подвижным длинным носом. Это был боцман всем известной «Бури», что только вчера стала на якорь в бухте Линна. – Возводить храмы – хорошее дело.

– Разленились вы, дери вас зменграхи, – из-за соседнего столика поднялся Нгац – старейший лоцман, давно уже списанный на берег и обитающий в порту. Жил он тем, что давал непрошенные, но дельные советы, да имел команду грузчиков, которые страшно ругались, но работали быстро и четко. – Ленитесь в храмы ходить, ленитесь. Когда были последний раз на горе, в храме Вакуха? Когда последний раз приносили ему хотя бы курицу, ленивые ваши брюхи? Вот к Набаре бегаете, золотишко ваше носите. Конечно, и это надо делать. Но Вакух – бог войны. А вы, значит, перебирая вонючие рыбьи потроха, совсем о нем забыли. А к кому вы ходили каждый день во время Горьких времен? К кому ползли на брюхе, таща свои кошельки? Кого просили защитить от проклятых и Верхних магов? Мир тогда сошел с ума, но много ли времени прошло с тех пор? Говорят, что Дверь проклятых закрыта, что суэмцы сняли свое проклятие и поднялись с колен, что мир пришел на земли, и что Великий дракон Гзмарданум уже никогда не потревожит города и деревни. Так что теперь можно строить на пепелищах, забыть старых богов и только и делать, что ходить к Набаре, а жрецам Вакуха и хлеба нынче себе купить не на что?! И они, значит, вместо того, чтобы возносить молитвы богу войны, на коленях грядки копают. Дери вас зменграхи! И матерей ваших бестолковых, за то, что не вколотили ума в ваши маленькие головы!

– Ну, разошелся… – пробормотал рыжий боцман «Бури».

– Ну-ну, Нгац, нечего нас обвинять, – мама Мабуса, подбоченясь, вышла из-за прилавка. В свете масляных ламп блеснули ее крупные коралловые бусы. Длинная юбка задвигалась, зашелестела, ладно обтекая крутые бедра смуглой женщины. – Сейчас мирные времена, и пусть боги войны не обижаются на людей. Когда солнце поднимается каждый день, мужчины думают о любви и усладе, а не о войне. О хорошем улове, удаче и кружке доброго пива в хорошей компании. Это правильно, Нгац. А старые боги пусть начинают покровительствовать удаче. Тогда и им понесут золото.

Старый лоцман уже был изрядно пьян, потому слегка качнулся, прижал палец к губам и зашипел:

– Ш-ш-ш-ш, глупая баба, ш-ш-ш. Не слышат вас пока рыцари Ордена. И вы их не слышите, – при этих словах он вытаращил глаза и понизил голос.

Воцарилась тишина: перестали стучать кружки, смолкли смех и разговоры.

– Вы их не слышите, а они о вас думают, клятые идолопоклонники. Придут, придут сюда рыцари Ордена и сожгут храм Набары, а всех девочек подстригут коротко, оденут в черное покрывало, в длинные черные юбки и заставят молиться Всем Знающим. Вот тогда, когда их кони, закованные в железо, пройдут по вашим полям и улицам… ш-ш-ш, – снова зашипел Нгац, оглянулся на дверь, словно рыцари в железе уже стояли на пороге. – Вот тогда вы вспомните о Вакухе. Но будет поздно, потому что и его храм сгорит в огне. Орден Всех Знающих – вот что ждет нас. Попомните мое слово, попомните. А Моуг-Дган больше не придет. Потому что вы даже храма ему не построили. Ни одной дрянной курицы не принесли ему в жертву, ни одного медного гроша, дери вас зменграхи! Дери вас всех зменграхи!

Последние слова Нгац прокричал хриплым голосом, рухнул на стул и поднес кружку с остатками пива ко рту.

В зале все еще стояла тишина, такая гнетущая, что Нок, взяв в руки поднос, замерла и пугливо оглянулась на дверь. Вдруг и правда стоят во дворе рыцари в железе?

– Вот что бывает, когда запиваешь стылую пивом, – проговорил кто-то в углу зала.

Нгац только поднял руку с вытянутым указательным пальцем и потряс ею в воздухе.

– Да хранят нас духи Днагао, – громко сказала мама Мабуса, – уж им мы жертвы всегда приносим. О милости всегда просим. Так что гневаться им не за что. А уж если они не смогут защитить нас от рыцарей Ордена, то никто не защитит. И нечего зря кричать во время славного вечера, когда народ отдыхает от работы. Давай, Нок, не стой, неси поднос. Нечего глаза пялить на дверь. Ночь теплая и хорошая, море спокойное. Выпьем за тех, кто завтра поднимает якорь.

– И то дело, – тут же согласился рыжий боцман, взял двумя пальцами кусочек рыбы с подноса, макнул его в соус и закинул в рот.

– Принеси мне, Нок, еще пива, – попросил Нитман, – вот на кого любо глянуть, скажу я вам всем. Отличная выросла девчонка у тебя, Мабуса. Где еще такую найдешь?

– Что, нравится моя девочка? – засмеялась женщина, и большие кольца сережек в ее ушах быстро закачались в такт смеха.

– Ох, и нравится. Но боюсь, что денег у меня не только на ее первую ночь, но и на десятую не хватит. Клянусь рыбьим королем Гуссом, дорого будет стоить любовь нашей девочки. Ишь, какие глазищи у нее, точно звезды.

Нок покраснела, опустила голову, поставила перед боцманом пару кружек пива и вернулась к прилавку.

– Подстригут ее рыцари Ордена, – вдруг снова заговорил Нгац. Он произносил слова медленно, ворчливо и глядел прямо перед собой. – Подстригут, натянут черное покрывало и заставят день и ночь молиться Всем Знающим. Никто не познает ее любви, потому что для рыцарей любовь жриц Набары – страшный грех. Черный грех. Черной грешницей назовут они Нок, помяните мое слово. И закончит она свои дни в каменном мешке, день и ночь вознося молитвы. Еще они заставят ее работать в поле. А поля у рыцарей огромные. Собирать урожай, молоть. Вот что будет делать Нок. И замаливать, замаливать свои черные грехи. Смотрите, что ждет вас! – последнюю фразу Нгац выкрикнул, точно выплюнул в зал. – Дери вас зменграхи! Всех вас!

– Вот же пьянчуга, – со злостью сказала мама Мабуса и перестала улыбаться. – Что это ты тут каркаешь? Ты что, ведунья Хамуса, что ли, почему мы должны тебе верить?

– Да-а-а, ведунья, – Нгац снова понизил голос и заскрипел, точно не смазанная телега, – а она предсказала… Помните? Помните, что она видела на празднике Золотых колокольчиков четыре года назад? Коней, закованных в железо, видела она. Вот тут, на наших улицах, у наших храмов. Кони в железе! Бойтесь их, люди!

Из дальнего угла поднялся молодой веселый моряк, обнял за плечи Нгаца и пробасил, весело и торопливо:

– Пошли, почтенный, выйдем. Ночь теплая, звезды высокие. Пойдем, вознесем молитву духам. Я проведу тебя до дома, пошли.

Нгац уперся, но моряк, несмотря на ласковый голос, обладал недюжинной силой. Сопротивляться ему было бесполезно.

– Благодарствую тебе, Дарик, – тут же спохватилась мама Мабуса, – забери ты этого болтуна, иначе того гляди переругаются все тут.

Малышка, жмущаяся в углу у прилавка, тихо спросила Нок:

– Он всегда так?

– Нет, просто напился. Что-то нашло на него. Не к добру это, ой, не к добру. Завтра на рассвете две галеры поднимают якоря. Капитаны судов сейчас в зале, и очень плохо, что перед отплытием кто-то вспоминает о прошлом. О Моуг-Дгане, например. О нем не принято вспоминать на ночь глядя. Или о рыцарях. И ты молчи, не задавай вопросы, иначе получишь тумаков от мамы Мабусы. Не вздумай ее ни о чем спрашивать. Делай вид, что тебе все понятно.

Малышка торопливо закивала и провела пальцами правой руки по браслетам.