Птица-пересмешник

Эпилог

– Ты можешь притиснуться ко мне поближе? – спросил он.

– Никак, Питер. Ты и так умудрился втиснуть два тела в спальный мешок, рассчитанный на одного. Куда уж ближе?

– Ну, еще поближе, – сказал он, довольный.

Лунный свет струился на причудливо толстые переплетающиеся фигуры деревьев омбу, хранивших покой влюбленных, а ветви окружающих их кустов мерцали от множества светлячков.

– Когда ты в первый раз решила, что любишь меня? – спросил Питер, не боясь показаться банальным.

– Сразу, как только увидела, – с удивлением сказала Одри. – А почему ты спрашиваешь?

Питер осторожно поднялся на локте и взглянул на ее лицо.

– Сразу? – переспросил он, потрясенный услышанным. – Напомни, когда ты меня впервые увидела?

– Как когда? В то утро, когда ты пришел к Ганнибалу. Ты был таким лапочкой… Ну как брошенный щеночек.

– Вот спасибо, – холодно сказал Питер. – Это самый романтический комплимент, который я когда-либо слышал.

– Так я же не в том смысле. Я имела в виду – хорошенький щеночек, – запротестовала Одри. – Ну, такой, как в зоомагазинах, что невозможно удержаться!

– Понятно. Такой же кудлатый?

– Ну да. И такой же вислоухий и беспомощный. Он тебе на полу будет лужу делать, будет туфли грызть, а все равно – такая лапочка!

– Да что ты говоришь! Разве я в твоем присутствии когда-нибудь заикался о желании сделать лужу на полу? Или погрызть твою обувь – туфли, тапки, сапоги или что там еще?

– Да нет, ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, – сказала Одри. – Не притворяйся тупицей.

Пауза.

– Ну, хорошо. Ты знаешь, что происходит с этими очаровательными щенками после того, как их приносишь из зоомагазина? – продолжал Питер.

– А что?

– Из них получаются волкодавы.

– Я всегда мечтала о собственном волкодаве! – мечтательно сказала Одри.

– Ну а я вот не влюбился в тебя с первого взгляда, – заговорщицки сказал Питер. – Ты показалась мне привлекательной, но не более того.

– Что-что, а я-то хорошо запомнила, как ты посмотрел на меня в первый раз. У тебя был взгляд похотливого развратника – точь-в-точь как у молодца-итальянца, только-только ставшего мужчиной, – сказала Одри.

– Ну уж нет! – раздраженно сказал Питер. – Я не глядел на тебя взглядом похотливого развратника.

– Глядел. И своим первым же взглядом не только раздел, но и затащил в постель, – сказала Одри. – Что я пережила, одному Богу известно.

– Позвольте с вами не согласиться, – сурово сказал Питер. – Я в жизни не позволял себе бросить такой взгляд на женщину.

– Я так и поняла, – сказала Одри. – Вот почему мне это так понравилось.

– Вот уж не думал, что наша первая с тобой ссора будет в спальном мешке, – сказал Питер. – Здесь и места-то маловато! Даже подушками не побросаешься!

– Согласна. В спальном мешке маловато места – и не только для ссоры, – жалобно сказала Одри.

– Ничего. При желании найти можно. Я покажу.

Воцарилась тишина.

– Ты мой маленький, мой миленький волчонок, – наконец сказала Одри.

– Да еще такой, который проявляет ловкость в стесненных обстоятельствах, – сказал Питер.

– Да еще какую ловкость! – согласилась Одри.

…Луна совершала свой неслышный путь по небу, и под ее лучами словно оживали деревья омбу – казалось, будто они переходили с места на место или собирались в группы, словно заговорщики. Светляки, будто крохотные карманные фонарики, освещали свой замкнутый мирок зеленым пульсирующим светом. На бескрайней черноте небосвода оставляли следы падающие звезды, а неподвижные сияли, словно сосульки, освещенные солнцем. Луна, прежде золотая, как лепестки подсолнуха, стала бледной, словно поганка.

Вдруг из глубины рощи омбу раздался голос – полусонный, словно первый утренний крик петуха:

– Послушай! – сказал Питер. – Как ты думаешь, что это такое?

– Как что? – спросила она.

– Пересмешники, – сказал Питер. – Хорошо смеется тот, кто смеется последним. ЭТО ВЫПАЛО ИМ!