– В чем дело, мальчик?
– Мама, ты слышала?
– Что именно? Ну, говори!
– Послушай.
Мэлори слушает. Перестает грести и слушает. Она слышит ветер. Она слышит реку. Она слышит пронзительный крик птиц в небесной выси и возню мелких зверьков среди деревьев. Она слышит собственное дыхание и бешеный стук сердца. За всеми этими звуками – внутри их – слышится другой, которого она тут же пугается.
Что-то плывет за ними по реке.
– Молчите! – шипит Мэлори.
Дети молчат. Мэлори кладет весла на согнутые колени и замирает.
Перед лодкой в воде есть что-то большое. Оно периодически выныривает и плещется.
Мэлори так старалась защитить детей от безумия, а вот к реалиям старого мира не подготовила. Например, к тому, что дикие звери могут вернуть себе реку, которую бросил человек. Лодка кренится влево. Мэлори чувствует, как что-то горячее касается борта, где лежат весла.
Птицы на деревьях затихают.
Мэлори не решается вздохнуть, думая о детях.
Что играет с носом лодки?
«Это какое-то существо? – паникует Мэлори. – Только бы не тварь! О господи, пусть это будет зверь!»
Мэлори знает, если дети снимут повязки, если закричат, теряя рассудок, она глаза не откроет. Лодка снова движется, хотя Мэлори не гребет. Она берется за весло, чтобы махнуть им, но слышит плеск: существо рассекает водную гладь и, судя по звукам, уплывает. У Мэлори аж дыхание сбивается. Слева от нее шуршат прибрежные кусты: похоже, существо выползло на берег.
Выползло или вышло?
Вдруг оно стоит на берегу? Вдруг смотрит на деревья и на ил у себя под ногами?
Такие мысли напоминают о Томе. Миляга Том дни напролет размышлял, как выжить среди ужасов нового мира. Эх, сюда бы его! Он определил бы, кто издает тот звук. «Это барибал», – уверяет себя Мэлори.
Птицы снова начинают петь. Лесная жизнь продолжается.
– Вы молодцы, – потрясенно сипит Мэлори.
Она начинает грести. Шорох кусочков пазла, которые перебирает Девочка, сливается с ударами весел о воду.
Мэлори представляет, как плывут по реке ее дети в черных повязках, как солнце дразнит, распаляет им глаза. У самой Мэлори повязка сидит плотно, ткань влажная, возле ушей натирает. Порой Мэлори не обращает на это внимания, порой думает лишь о мерзкой царапающей материи. Периодически Мэлори погружает пальцы в ледяную воду и смачивает повязку там, где трет. Над ушами. На переносице. Узел на затылке. Влажная ткань коже приятнее, но привыкнуть к ней все равно трудно. «От повязки устают глаза, даже ресницы устают», – думает Мэлори, работая веслами.
«Барибал», – снова говорит она себе. Только уверенности нет.
Подобные самоувещевания предшествуют любому поступку Мэлори уже четыре с половиной года, с тех пор, как она откликнулась на объявление и приехала в Ривербридж. Каждый услышанный ею шорох страшнее любого зверя.
– Вы молодцы, – хвалит детей дрожащая Мэлори. Хочется подбодрить их, но голос звенит от страха.