Птичка (СИ)

1. Собеседование.

Собеседование было назначено к двенадцати.

Я припарковала свою малютку на парковке ещё неработающего ресторана, заглушила двигатель, и несколько раз глубоко вздохнула и выдохнула.

Волновалась, чего там говорить, хоть и была полностью уверенна в себе.

Да, знаю, что предварительно моё резюме уже изучили и просмотрели, поэтому и позвонили, что прошла, как говориться на следующий этап.

Но это же «Уолтерс»!

Гастропаб!

Такой, только в столице, и в Питере. И вот у нас тоже открывается. Идею выпить и вкусно поесть завёз московский олигарх Смолов из Лондона, и подкинул идею другу, бизнесмену Долохову. Тот, недолго думая, за пять лет открыл два удачных предприятия, и вот теперь и у нас в Сибири тоже.

Да я подготовилась!

Я люблю разбираться в том, что мне интересно, и поэтому прежде чем идти на собеседование, я нашла всю нужную информацию.

И о владельце Долохове Назаре Дмитриевиче. Он один из молодых предпринимателей страны, всего-то ему тридцать четыре, у которого за плечами множество прибыльных проектов, которые позволили ему стоять твёрдо на ногах, и воплощать в жизнь новые планы, как вот этот гастропаб.

И о всех аспектах именно этой концепции питейного заведения, провела даже небольшой опрос среди своих подписчиков и знакомых, насколько она им интересна, в общем, провела полный анализ, как по учебнику, мой препод по экономике был бы доволен.

Говорю же, подготовилась. Даже о цифрах, примерных конечно, которые фигурировали в журнале «Деловой мир», знала, поэтому считала гастропаб «Уолтерс» вполне выгодной идеей в нашем городе.

Эх, мне бы к ним маркетологом бы, а не администратором, но не всё сразу. Не могла я, не попытаться. Не могла упустить такую возможность.

Нет, это не по мне.

Я выпорхнула из своей малютки в апрельский хмурый день.

Сибирь, что поделать?

Вчера вот солнце ярко било по окнам, и казалось, что вот оно лето рядом только руку протяни, а сегодня стало понятно, что нет, не рядом, такое ощущение, что вспять время пошло, потому что небо тяжёлое хмурое и ветер, так и норовит спутать мои волосы, и забраться под пальто.

Я посмотрела на своё отражение, в стекло своего Ауриса, поправила распущенные светло-русые волосы, которые легли на плечи и спину, слегка завитыми локонами.

Долго думала, собрать ли их, ведь это формальная встреча, но оставила так. Вроде как уверенности мне придают. Красивые длинные, шёлковые, обожаю свои волосы, я же пока не на работу вышла, на собеседование, надо показаться во всей красе. Придала круглому личику серьёзное выражение, вздёрнув немного курносый нос. Поправив ремешок на сумке, зацокала по асфальту каблуками к по-английски сдержанному, экстерьеру здания. Грубая кирпичная кладка, видна штукатурка, старые большие окна, деревянные, не пластиковые. Блестят такой чистотой, что не небо отражается в них, а небо смотрится в них, любопытствуя, как оно выглядит в свинцовом тяжелом наряде. Над высокой тяжелой двустворчатой дверью, висит вывеска «Walters», курсивом, темным цветом, словно, большой шариковой ручкой написано. И всё, никаких пояснений, даже пока режим работы не висит.

Дверь не заперта, хоть у меня и возникает трудности в её открытии, она тяжёлая, и я уже отмечаю тот факт, что это не очень удобно. Держать её постоянно открытой, не вариант, и ставить швейцара, тоже. Всё-таки гастропаб, это по сути бар, а не ресторан, и здесь всё должно быть проще. А ещё я знаю, что идею интерьера, да и всей начинки, разрабатывал сам Смолов, не он сам лично, но всё же. А Долохов по сути купил франшизу. Поэтому внести изменения во что-либо здесь будет проблематично, особенно не согласовав с лондонским олигархом.

Сразу у входа меня встречает, высокий суровый молодой человек. Цепко оглядывает с головы до ног, и даже вопроса не задаёт. Я сама здороваюсь, улыбаюсь и поясняю, что на собеседование. Он только кивает мне в сторону высокой вешалки, мол раздевайся. Я снимаю пальто, поправляю волосы перед зеркалом, и наконец, оборачиваюсь и осматриваюсь.

Интерьер «Уолтерс» мне знаком по фотографиям из интернета, и всё же такой кайф увидеть всё в живую.

От входа тянутся ровные ряды столиков, у стены виднеется большой бар, конечно с разнообразным пивом. У окон широкие диванчики, с деревянными спинками, драпированные зелёным сукном. Позади них сделаны полки, на которых расставлены всякие милые вещицы. Старые часы в виде велосипеда, шкатулки, горшки с суккулентами, книги, рамки со старыми фото. На подоконниках тоже стоят старые песочные часы, лампы с плотным абажуром, пустые клетки. Столы уже сервированы, переливаются чистыми прозрачными бокалами, и сталью столовых приборов. На потолке в переплетении балок, виднеются кондиционеры. У противоположной стены стоит сцена. Среди столов стоят высокие вешалки, и в деревянные перекрытия вмонтированы плоские экраны. А вдалеке, еще есть тонкое перекрытие, из прозрачной шторы из стекляруса, которая переливается в свете дневных ламп. Там тоже столики, более уединенная обстановка, более дорогие места.

Я моментально представляю, как это место заполняется народом. Шумные весёлые голоса наполняют паб. Ароматы пива, солода и фирменного стейка с кровью витают в воздухе. Играет живая музыка. Она не грустная, и не весёлая. Просто живая, наполняющая это место гармонией звучания, бас гитары, и ударной обстановки, а может даже саксофона, и превосходного вокала. Официанты приветливо летают среди столов, выполняя заказы. За баром улыбчивые бармены разливают светлое пшеничное, или блонд эль, или темный айсбок. И до самой поздней ночи, паб живёт, впитывая эмоции, запахи, голоса. И вскоре это место обрастёт своей историей, заведёт традиции, и получит своих поклонников.

От раздумий и мечтаний меня отвлекают две девушки, выпорхнувшие из тонких нитей стекляруса. Одна по-деловому собрана, с планшетом в руках, в брючном модном костюме, на худощавом теле.

Вторая расфуфыренная блондинка. Светлые волосы собраны в высокую причёску, на лице слишком яркий макияж, особенно розовые губы, словно «back in the Ussr», когда вот такие светло-желтые волосы и розовый рот считались верхом красоты. Стройное тело упаковано в деловой костюм, короткий жилет и юбку с баской. Длинные ноги в лодочках.

Интересно, она что переобувалась?

Я безошибочно распознаю в ней претендентку на место админа, на которое я тоже претендую. Девушка смотрит на меня надменно и даже презрительно. Я отвечаю равнодушно, и перевожу взгляд, на ту, что явно руководит процессом.

— Жанна, в случае положительного ответа мы с вами свяжемся! — говорит она, формальность, и что-то отмечает в планшете и поднимает взгляд на меня.

— Виктория? — и взгляд её четкий и натренированный, видимо за годы работы с людьми, хотя и выглядит она молодо, становиться заинтересованный, глядя на меня.

Я отвечаю учтивой улыбкой. Знаю, что выгляжу неформально с точки зрения, традиционных предпочтений. На мне короткий белый свитшот с капюшоном, он доходит как раз до высокого пояса клетчатой серой юбки с запахом. Она до середины лодыжек, и когда разрез немного расходиться мелькает второй слой ткани. На ногах ярко розовые ботильоны-чулки, на высоком каблуке. Зато у меня сдержанный макияж, и нюдовый маникюр, здесь я сторонник классики, и уж тем более никаких розовых губ. Выраженные глаза, они у меня серо-зелёные, поэтому подчёркнуты шоколадными тенями, и персиковые губы, чуть румян.

А ещё у меня нестандартная фигура. Мне-то она очень нравиться, но вот привыкло у нас общество к таким вот стандартам, как моя оппонентка-блондинка. Я хоть и высокая, метр семьдесят между прочим, но размер ношу пятидесятый. У меня шикарная грудь, пятого размера, тонкая талия, и широкие бёдра, и конечно ляжки.

Я себя обожаю!

Не страдаю фигнёй типа, похудений, хотя и слежу за рационом, и хожу в спортзал.

Я нестандартная!

В купе с моими распущенными волосами, я понимаю, что выгляжу по традиционным меркам не по-деловому. Но послушайте, уже двадцать первый век на дворе, и нужно быть более широких взглядов, и место, которое я хочу занять, не простой скучный офис, а модный гастропаб, так что да, девушку секретаря я заинтересовала, осталось директор по персоналу.

— Добрый день! — здороваюсь я. Голос мой спокойный и уверенный.

— Добрый, — кивает моя собеседница, — меня зовут Валерия, я секретарь, Ильи Викторовича, директора по персоналу. Ваше резюме уже у нас, и если вы готовы, мы можем преступить!

— Я готова, Валерия! — киваю я, и иду за ней к стеклярусу, где видимо и устроился Илья Викторович.

По ходу снова разглядываю интерьер, и представляю, как это место заживёт своей особенной жизнью.

До зуда в пальцах хочу эту работу! Пусть даже администратором, но хочу!

Валерия отодвигает хрустальную завесу, проходит дальше, я за ней. Здесь, как и ожидала, более уединенное место, всего четыре столика, расположены за прозрачными нишами друг от друга. Всё та же стилизация старых полок, и вытертых диванов, только места больше.

За одним из таких, сидят двое.

И не может быть, чтобы это был сам Долохов!

Но это он собственной персоной. Рядом с мужчиной лет сорока, в строгом сером костюме, с небольшими залысинами, и прозрачными глазами. Они не смотрят на нас, пока мы идём к столу, и я без зазрения совести рассматриваю, одного из богатейших людей нашей страны. Здесь свет слегка приглушён, но его хватает.

Мужчины сидят за столиком, перед ними на столе, стоят кружки с кофе, перед Долоховым чистая пепельница.

Он курит?

Мне, почему-то стало неприятно от этой мысли. Просто я весь вечер штудировала информацию о нём, и про вредные привычки не было ни слова. Сейчас же всё в открытом доступе.

Все его проекты, все его владения, счет, который насчитывает много миллионов. Всякие личные подробности. Таким как Долохов не скрыться, особенно в век информации, и интернета. И фото тоже насмотрелась.

В основном он со сдержанным выражением лица, в деловых костюмах разных мастей. Но были и парочка пикантных фото, куда уж без низ. На них миллионер и красавец, Назар Дмитриевич, без костюмов.

На одной его подловили папарацци, когда он отдыхал на каком-то курорте, с длинноногой брюнеткой.

Назар Дмитриевич, был расслаблен, улыбался, а из одежды на нём были только купальные шорты. Надо ли упоминать, что он высок, и подтянут. Не перекачан, но широкие плечи, и явно проступающие кубики пресса имелись.

На другой, тоже сделанная каким-то ушлым папарацци, были запечатлены ягодицы, и широкая спина мужчины. Миллионер стоял в душе, и как изловчился фотограф, чтобы сделать этот снимок, было непонятно. Это ж надо найти такой ракурс, чтобы в окно ванной поймать такое.

То, что это был он, было понятно и без сомнения, потому что он как раз обернулся и посмотрел прямо на фотографа. Папарацци по ходу выжил, раз снимок гуляет по сети, но каких стараний ему это стоило, можно только догадываться.

Отдельно и долго можно рассказывать про взгляд Долохова.

Темные, карие глаза, смотрели, словно в прицел. Хлёстко, остро. Даже на той фотографии, где он голый, он словно обвиняет, или нет, уже обличает и наказывает. И расстреливает своими глазами.

В общем, взгляд у него тяжёлый, и характер говорят тоже не сахар. Дела Долохов ведёт чётко, и бескомпромиссно. И есть у меня даже подозрения, но это конечно только моя фантазия, что он вполне мог состоять в какой-нибудь банде. Типаж подходящий.

А ещё у него черный пояс по кудо. Погуглила вчера, это восточное боевое искусство. Поэтому тоже зачёт в мои подозрения о бандитском прошлом.

К комплекту к темным глазам идут каштановые волосы, в модной короткой стрижке, с взлохмаченными прядями, высокий лоб, прямой нос, и тонкие губы, контролируемая небритость, ровно очерченная на щеках, и обрамляющая волевой подбородок.

Красивый конечно, но уж слишком образ у него жёсткий. И к деловому стилю он тоже лоялен. Сам в чёрной футболке, сверху тёмно-синий пиджак, с закатанными рукавами, открывающие загорелые массивные запястье, и часики, которые стоят, наверное, как весь этот гастропаб.

И если Илья Викторович, обращает на меня внимание, как только я подхожу к столику и здороваюсь, и Валерия представляет меня. То Долохов даже не смотрит в мою сторону. У него пиликает айфон, и он отвечает, встаёт из-за стола и выходит.

— Так Виктория, — улыбается Илья Викторович, и тут же преображается, и я отвечаю ему учтиво, и спокойно, — присаживайтесь.

Валерия уже подсовывает ему планшет с моими данными, и он начинает вслух зачитывать мои достижения.

— Светлая Виктория Даниловна, двадцать пять лет, окончила экономический институт, так, по образованию маркетолог, — задумчиво бормочет он, и тянет пальцем по экрану, листая строчки, — не замужем, детей нет, ага, работала в «Прайс лимит», уволилась по собственному, — шелестит голос мужчины, а я спокойно слушаю его, знаю я этот приёмчик, перечислять мои достижения. Цену мне набивать, ведь давно же всё выяснили, просмотрели. Но я спокойно слушаю, слегка откинувшись на спинку стула.

— Итак, всё прекрасно, и владение нормативной базой, и знание структуры управления, и опыт по работе с персоналом, всё прекрасно — Илья Викторович, наконец, отрывается от планшета, ага вот сейчас начнётся само собеседование.

— Не мелковата ли должность администратора, Виктория?

— Мелковата, — соглашаюсь я, чего крутить, образование и опыт позволяют, замахнуться на директора, вот только я, совсем в другом направление работала, интернет-магазины, розничная торговля, это да успела, а вот с ресторацией, да ещё такого масштаба не приходилось заниматься, поэтому здраво оцениваю свои возможности, и они пока таковы, что в должности администратора, есть возможность узнать, и повариться во всём, о чем совершенно честно говорю Илье Викторовичу.

— Ну, так и шла бы официанткой, раз с низов хочешь начать, — это Долохов вернулся за стол, и совершено без обиняков перешёл со мной на ты.

И первый выстрел произведён. Вперил в меня свой тёмный взгляд.

Сердце скакнуло.

Нет не от слов, сказанных раздражённым низким голосом. А именно от этого взгляда.

Скольких он уже посмотрел?

И вообще, почему лично тут торчит, и не доверит это дело своему подчиненному.

— В «Уолтерс», я бы пошла, работать и официанткой, — пожала плечами, — тем более опыт у меня есть, а ещё у меня есть опыт руководящей должности, организации работы персонала, составление графиков, и ведение документации, да это всё есть в моём резюме, если вы потрудитесь туда заглянуть господин Долохов.

Говорила я спокойно, и смотрела в черные глаза тоже спокойно, я вообще такая флегматичная по натуре.

— И собеседование сегодня, если мне не изменяет память на должность администратора, — уже тише добавила я.

За столом повисла тишина.

Все ждали отмашки от биг-босса, и я в то числе.

Неужели Долохов из тех мужиков, которые не признают равенство женщин, и считает их удел, только готовка и уборка.

Взгляд Назара Дмитриева медленно сполз с меня на планшет, и, кажется, все выдохнули.

Если даже я его удивила, тем, что знаю его в лицо, виду не подал. Покрутил пальцем по планшету, выискивая в информации обо мне что-то интересное только ему.

Валерия и Илья Викторович, покорно ждали, пока руководитель подаст голос. А я без зазрения совести разглядывала мужчину, который бегло пробегал по электронным строчкам, взглядом.

Ноздри защекотал древесно-цитрусовый аромат, обволакивающий и тёплый, и так не вяжущийся, по крайней мере, сейчас, с его владельцем.

Я наблюдала за тем, как Долохов, склонив голову, смотрит в планшет, и отмечала про себя, какие у него густые ресницы, слегка дрожащие при моргании. И поджатые губы, при близком рассмотрений, показались мне не такими уж и тонкими. Линия мускулистой, загорелой шеи, что виднелась в треугольном вырезе футболки, с пульсирующей жилкой, заставили меня облизать пересохшие губы.

И это вывело меня из ступора, в который я погрузилась, в этой затянувшейся паузе.

Наваждение какое-то.

Я конечно падка на мужчин постарше, нравиться мне их состоятельность и стать, которой не найти у ровесников, но не флиртовать же со своим будущим, возможным работодателем.

Да и Долохов, совершенно не в моём вкусе. Слишком жёсткий взгляд. Наверняка он властный и циничный тип, при его-то положении. И в отношениях, скорее всего, ведёт себя также!

О чём я думаю? И что он там выискивает? То, что я подхожу на эту должность я не сомневалась, и не понимала его подачи.

— Все они пишут, что владеют английским языком, а как только начинаешь разговор, виновато улыбаются, — говорит Долохов, обращаясь к Илье Викторовичу.

И говорит это на английском языке. Илья Викторович только хмыкает, он совсем устранился, оставив шефа руководить процессом.

— Я владею, английским языком, — вставляю я, тоже по-английски, — а также французским, и немецким. Я полиглот. А с вашей стороны, не очень вежливо говорить обо мне в третьем лице, в моём присутствии.

Этим выпадом я заслуживаю короткого удивлённого взгляда от Долохова, изумлённого от Ильи Викторовича, и уважительного от Валерии. Но мне, честно говоря, не до их восхищения, я не совсем понимаю Долохова, и поэтому стремлюсь выяснить всё на берегу.

— Назар Дмитриевич, я знаю себе цену, и прекрасно осознаю, что подходу на эту должность. Лучше вы никого не найдёте. Не скрою «Уолтерс», мне интересен. Помимо того, что я считаю это предприятие прибыльным, и по моим прогнозам уже через полгода открытия, гастропаб выйдет в ноль. Эта концепция нова для нашего, города, но в отличии от остальных городов Сибири, у нас целевая часть населения, как раз наши потенциальные клиенты, поэтому успех обеспечен. Для меня это ещё и интересная работа, которой я планирую отдаваться полностью. Работать я привыкла добросовестно, и ответственно, но вижу, что я вас чем-то не устраиваю, и принимаю это. Это ваше предприятие, к которому вы относите, судя по тому, что лично принимает участие в собеседовании, очень ревностно, и вполне можете иметь на то личные причины, чтобы не принять на работу не понравившегося вам человека. Вы можете сказать мне это прямо, а не выискивать причины, для отрицательного ответа.

Долохов ничего не отвечает на это, и даже на то, что я выдерживаю его красноречивый взгляд. Он оценивающе скользит по мне, словно примеряясь. А я уже мысленно попрощалась с этой должностью.

Сиять «Уолтерс» будет без меня. Я, наверное, даже в качестве гостя сюда не приду.

— Виктория Даниловна, — снова переходит он на вы, — судя по всему вами сказанному, эта должность не по вам, а выше я предложить вам, не могу, и боюсь, вы быстро заскучаете.

— Вы, Назар Дмитриевич, и боитесь? — усмехаюсь я, и встаю из-за стола, и ловлю его мимолетный взгляд на моей груди.

Мужчины тоже поднимаются.

— Было приятно познакомиться, — улыбаюсь я, немного разочарованно, но чего скрывать, я и разочарованна.

Перевожу взгляд сперва на Илью Викторовича, киваю, потом уже смотрю на Валерию, ей коротко улыбаюсь.

— Всего хорошего, — роняет Долохов, равнодушный к моей улыбке.

Илья Викторович тоже прощается, и Валерия спешит проводить меня. И прежде чем покинуть уединенный зал, я прекрасно слышу слова Долохова, который и не думает приглушить свой тон.

— Фигура на тройку, и мозгов многовато, — догоняют меня, его слова.

Их прекрасно слышит Валерия, выходящая со мной, и бросает на меня виноватый взгляд.

Так вот в чем дело!

Я не котируюсь, для миллионера, и его гастропаба. Я не стандартная худышка, ещё и посмела светить своим умом.

Так гадко!

Не думала, что в продвинутый век, буду страдать от дискриминации.

Я коротко и учтиво попрощалась с Валерией, она даже кинула мне стандартную фразу по поводу обязательного звонка.

Бред, конечно!

Я села в машину, и позволила сползти со своего лица спокойствию и радушию.

Что ж, Виктория, лишний раз ты столкнулась с несправедливостью этого мира.

Блин, но как, же я была уверенна, что эта работа у меня в кармане. Прямо всеми фибрами души верила. И так нагло, меня по моське.

Не котируешься ты детка!

Я положила руки на руль, а на них голову, печально, конечно, но не смертельно.

Задумалась над тем куда податься.

Домой не охота. Мама будет кудахтать, о том, что они ещё пожалеют, что такого специалист как я надо поискать.

Может и правда в этом дело? Меньше надо выпячивать свой ум!

Но я же, хотела показать, что разбираюсь во всех аспектах!

Перестаралась!

Как часто ворчит папа, правда, пока мама не слышит, мужики не любят сильных и умных баб.

Ну а что мне делать?

Глупее я не умею казаться!

Да ещё и это замечание про фигуру. Шовинист проклятый! У меня офигенная фигура, это у тебя вкус паршивый!

Это я уже разозлилась!

Ударила по рулю руками и подняла голову, намереваясь не секунды больше оставаться, даже на парковке перед гастропабом, чтобы не терзать себя больше, и застыла.

Напротив, возле большой чёрной машины стоял Долохов, и расстреливал меня взглядом.

Он остановился, открыв дверь пассажирского сидения, и смотрел на меня, словно наслаждался моим раздраем, вроде как поставил на место зарвавшуюся бабу.

Может прав отец, это и нужно мужчинам, чувство превосходства, и власти. Всё же инстинкты, никуда от них не деется.

Я отвела взгляд первой, и завела машину, вывернула с парковки, прощаясь с работой, которую так хотела заполучить, и с циничным миллионером Долоховым.

Ладно, всё забыли, живём дальше.

2. Желание сбывается.

— Юля, я тебя настоятельно прошу, проследи, чтобы новую коллекцию выставили полностью и вовремя, и с поставками больше не портачьте! — вещаю в трубку.

— Вик, ну харе уже меня отчитывать! — взвыла Юля.

— Ну, вам хорошо говорить, а весь негатив потом я собираю от своих подписчиков, — фыркнула я, и пошла, открывать дверь, потому, что на пороге стоял Лев, отчётливо видный мне в видеофон.

— Ну, всё, всё поняла, прослежу лично! Целую! — Юлька отключается, а я спешу впустить парня.

Лев как всегда с букетом цветов, восхищённо окидывает меня взглядом.

— Привет, — протягивает мне цветы.

Много жёлтых тюльпанов. Обожаю их. Много, так, что держать, тяжело.

Лев скидывает обувь проходит в гостиную.

— Что тихо так, где все? — имеет виду мои родителей.

— Поехали открывать дачный сезон, — я пошла за вазой.

— Не рано, — смеётся Лев, и ловит меня на излёте в ванную, обнимает.

Он высокий и немного долговязый. Светлые волосы, постоянно в беспорядке, но ему идёт. С его голубыми глазами и крупными чертами лица. Они ему придают мальчишеский шарм. Лев айтишник. Мы познакомились в компании общих друзей. Он стал вторым мужчиной в моей жизни. Тогда я ещё отходила от длительных отношений, которые ранят меня, по сей день. А Лев нашёл какой-то подход ко мне. Может просто рассмешил. А потом выяснилось, что у нас много точек соприкосновения. Он немного старше, всего на пару лет, и, не смотря на то, что я предпочитаю мужчин постарше, Лев смог найти ко мне ключик. И вот уже два месяца, ухаживает за мной, а пару недель настойчиво старается перейти к более решительным действиям.

Я вроде, как и не против, и не девственница, слава Богу, в двадцать пять-то. Просто прошлые отношения мои были настолько больными, что пока мы не спим вместе, у меня есть ощущения некой несерьёзности этих. Может малодушно, но мне так легче. А ещё Лев очень нравится моим родителям, вот просто уже свадьбу планируют, и давят на меня, особенно мама.

Вот и сейчас Лев ловит мои губы, прижимает к себе. Урчит, сжимает в объятиях. Его прикосновения мне приятны, и поцелуи тоже не вызывают отторжения. Просто я всё время сравниваю свои неземные ощущения, из первых отношений, и понимаю, что Лев это полумера, и всё время задаюсь вопросом, готова ли я мириться с этим, и насколько честно это по отношению ко Льву.

— М-м-м Лёв, — отстраняюсь, всё ещё сжимая в руках букет.

— Хочу тебя, малыш, сколько ещё будешь мучить меня? — резонный вопрос, ещё бы мне кто-нибудь сказал.

— Прости, я…

Договорить не даёт, снова целует, похоже Лев настроен серьёзно, не удивлюсь, если это групповой сговор. Моя мамочка вполне могла позвонить Льву, и предупредить, что они с отцом уезжают с ночевкой. Она у меня всю жизнь на руководящих должностях, поэтому видимо папа и делится, втихаря своей мудростью, исходя из собственного опыта жизненного, чтобы не выпячивала я свою силу, была мягче, беззащитнее.

Я аккуратно откидываю букет, на кресло, чтобы освободить руки. Но не для того чтобы обнять.

— Лёва… — толкаю легонько, — …я обед приготовила, пасту твою любимую.

Ну как я. Не я, конечно. Мамочка готовила, но это сейчас к делу не относится.

— Вик, — простонал он, видя, что я снова сворачиваю все его попытки, затащить себя в койку.

— Я тебе так неприятен?

— Лев, ну я же объясняла уже, — вздохнула я, и понурила взгляд.

— Просто, мы уже два месяца встречаемся, и не дети вроде, а кроме обжиманий не зашли некуда, — голос Льва звучит обвинительно.

Он у него высоковат, и когда он повышает его, это особенно слышно.

— Обжиманий, Лёв, так ты определяешь наши отношения? — я тоже не промах, могу в наступление пойти.

— Блин, Вик, ну что ты к словам цепляешься, ведь знаешь, что люблю тебя, — бубнит парень.

Это вообще отдельная тема. И ведь просила не кидаться признаниями, нет при любом удобном случае, он мне постоянно говорит о любви.

— Ты мне нравишься Лев, — ну а что я ещё могу сказать, признаваться в любви ему что ли, — мне очень классно с тобой, но если ты тяготишься отсутствием физической близости между нами, я пойму, если ты разорвёшь наши отношения.

Чего ходить то вокруг да около. Спать я с ним не собираюсь, по крайней мере, сегодня уж точно.

— Очень мило с твоей стороны, — надулся Лев, как дитё ей Богу.

Мы так и стоим, друг напротив друга, и я всё думаю, что надо отпустить его, вот чего мучаю, но почему-то не могу, и сама первая делаю шаг навстречу.

— Ну, прости, — кладу руки на твёрдую грудь, и чувствую, как бьётся его сердце.

— Прости, что не отвечаю твоим ожиданиям. Я знаю, что со мной сложно.

— Очень, — подтверждает он, но тем не менее, кладёт свои ладони поверх моих.

— Ты, по-моему, про обед что-то говорила, — смирился он.

Поздравляю Вика, прогнула мужика, мама бы аплодировала.

— Пойдём, — я отлипаю от него, и не забываю про букет, веду на кухню.

Но не успеваю разложить пасту по тарелкам, как слышу трель телефона.

— Я сейчас, — оставляю Льва в одиночестве, и спешу в комнату.

На дисплее горит незнакомый номер.

— Алло, я вас слушаю! — говорю, нажав на ответ.

— Добрый день, — говорит вежливый женский голос, — Светлая Виктория Даниловна?

— Да это я, — подтверждаю я, ища глазами вазу, которую хотела взять для тюльпанов.

— Меня зовут Валерия, Виктория, может, вы меня помните, мы познакомились на собеседовании, в «Уолтерс».

Я замерла.

— Э-э, Виктория?

— Да, да я слушаю вас, и, конечно же, помню, — поспешно проговорила я.

Сердце забилось как сумасшедшее. Прошла неделя с моего провального собеседование. И с чего бы им мне звонить? Может я чего забыла там.

— Дело в том, что по рассмотрению вашей заявке на должность администратора, руководством принято положительный ответ.

— Что? — удивилась я.

Долохов дал ясно понять, что это не так, и что я ему не нужна.

— Да, — терпеливо поясняет Валерия, — единственно есть небольшие оговорки, и для этого вам следует подъехать в офис, если вам удобно, то желательно, через час уже быть.

— Вот как? — всё чудесатее и чудесатее, как говорила Алиса в стране чудес.

— Да, если вас заинтересует наше предложение, то приступить нужно уже с завтрашнего дня, — подытожила Валерия.

— Время на раздумья нет, — мысли в слух.

— Могу дать пять минут, и перезвонить, — мне кажется или она усмехается.

— Да нет, не надо, диктуйте адрес, сейчас приеду, — чего юлить, когда работа мечты плывёт сама в руки.

3. «Всё сам!»

Назар потёр лицо и потянулся. Как же всё неудобно в этом арендованном офисе, пусть и в самом крутом в этом городе бизнес-центр, но свой кабинет, есть свой кабинет. Когда сидишь там с десяток лет, и всё отлажено до автоматизма, и всё необходимое под рукой, начинишь ценить комфорт, особенно когда его потеряешь.

С самого утра, а если учесть что разница со столицей три час, то прямо с самого утра, начались переговоры, потом видеоконференция, вроде за десятки лет бизнес отлажен, но долгого отсутствия главного руководителя не терпит.

И здесь приходится торчать, и лично все контролировать, памятуя открытие в Питере, когда сроки переносились дважды, пока он лично не взял под контроль все процессы, и не разъеб… не разнёс, подрядчиков, которые вздумали с ним шутить.

И пусть спасибо скажут, что в леске каком не прикопал, как это было в девяностых.

Назар, конечно не был сторонником таких методов, и в те лихие годы, совсем ещё сопляком был, но слухи ходили, а он их не пресекал, дабы неповадно было всяким крысам соваться.

За окном пасмурнел, очередной весенний день.

Сколько он здесь?

Неделю.

А солнце один раз видел. Хотя он привык, тоже не на юге живёт.

Глянул на часы, почти полдень, тут же тренькнул селектор, и голосом секретаря Ирины, сообщил, что к нему Илья Викторович.

Викторович, кстати тоже с ним из столицы сюда прикатил, и ещё штат сотрудников. Не хотел Назар, да и не любил, наедятся на авось, лучше перебдеть, чем недобдеть. Наладить процессы, а потом уже спокойно и назад вернуться, и уже контролировать издалека.

— Проходи, Викторович, — кинул Назар, на кресло перед своим столом, и слегка ослабил галстук. — Чего там у нас?

— Так, в общем, — начал Илья Викторович, — повар прибыл, жильем обеспечили, транспортом тоже, — он помечает у себя в планшете что-то.

— Штат официантов набран, на замену, на всякий случай ещё столько же в запасе, — снова тыкает в планшет, — бармены…

— Я так понимаю, ты начал с хороших новостей, — перебивает его Назар, сверля лысеющую макушку директора по персоналу, — не томи, начни уже с плохой.

— Ну, в общем, либо мы платим нашему директору Юре двойную ставку, и он работает и директором и админом, либо кого-нибудь берём из запасов Москвы. Но это ещё время, пока вызовем, пока жильё, — удручённо произнёс Викторович, прямо совсем удручённо. Знал, что Назар не любил, когда подчинённые не справляются со своими обязанностями, но тут он был виноват сам.

Здешний контингент претендовавший на должность администратора в его гастропабе, был мягко говоря, не подходящий.

Если это были девушки, то с налётом какой-то провинциальности, хотя город миллионник, продвинутый и современный.

А может это он зажрался?

А если шли парни, то у всех во взгляде читалось нажива, и что делать они особо ничего не собираются, а зарплата нехилая.

Вот так, и подошли, открытие на носу, а администратора, или как сейчас модно называть эту должность хостес, нет.

И можно конечно на первых парах открыться и взвалить на Юрика Гурьева, обязанности ещё и админа, он парень старательный справится, но это неправильно. Каждый должен выполнять свои обязанности, и тогда работа будет эффективной, а сотрудник, делающий постоянно свою работу, да ещё и дополнительную, рано или поздно ошибается.

Можно как предлагал Викторович вызвать из резерва Москвы, но это действительно слегка накладно, и если повар, британец Джейми, был необходим для имиджа, и с лихвой покроет своим мастерством все затраченные на него расходы, то администратор этого не стоит.

Но и брать абы кого Назар тоже не хотел.

Имидж, мать его!

И имел право, не размениваться на полумеры, которых он терпеть не мог, но обстоятельства взяли его за яйца.

Открытие «Уолтерс» откладывать никак не хотелось. Все уже в готовности, и только эта захудалая должность, без которой впрочем, никак, тормозила всё.

— Как насчет этой, как её, вчера была, — Назар напряг память — Маша, блондиночка молоденькая, вроде нормальная была.

Викторович пожал плечами, мол, ты руководство тебе и виднее, но он не зря занимал эту должность, Викторович был профи со стажем, и Назар полностью ему доверял, хотя иногда вот как сейчас, сам контролировал подбор персонала.

— Ну что? Говори, — проворчал Назар, видя, что эйчар, мнётся.

— Мария, некомпетентна, ей нужно учиться, и набираться опыта. Если вы готовы терпимо относиться к её ошибкам, которые она будет допускать, то, пожалуйста, — Илья Викторович, исподлобья глянул на Назара, и тот моментально считал, что не всё кадровик ему сказал.

— Твои предложения Викторович, — подтолкнул его Назар.

Викторович вздохнул.

— Назар, — кадровик переходил с Назаром на ты, редко, и только когда они были одни, — среди всех кого я видел, есть только один достойный кандидат.

— Да? И кто же это? — удивился Назар.

И как это он просмотрел кого-то.

— Светлая Виктория, — отозвался Викторович.

— Кто? — Назар аж хохотнул.

— Это та матрёшка, с дипломом чуть ли не из Гарварда?

— А чем собственно тебе её диплом не угодил? Экономическое образование. Мозги на месте. На собеседовании показала себя с лучшей стороны. Чем она тебе не угодила? То что она справиться с этой должностью и обязанностями, причём легко, не вызывает у меня никаких сомнений.

Назар скептически глянул на кадровика, вспоминая невозмутимую девушку, которая не понравилась ему с первого взгляда.

Чем не угодила?

Назар и сам не мог ответить.

Вот сидит такая вся смышлёная, умная, и прямо выпячивает это, как и грудь свою пышную. Слишком пышную.

Назар не любил таких пышек. Ему нравились стройные гибкие девушки, как Алка, с которой он уже пять лет встречаются без обязательств. Или Анька, тоже одна из его постоянных любовниц, любившая игры со связыванием, и подчинением. Тоже стройная и длинноногая.

Но и не в этом дело, хотя первое впечатление, очень важно. Но и блеск её светлых глаз, настораживал очень, когда она говорила про «Уолтерс». И то как она независимо пыталась держаться, тоже не вызвало в нём отклика. И выпячивала свои способности, и умения, тем самым только отталкивая его.

И ставить её на должность, в свой, сука, гастропаб, ему не хотелось.

Промелькнуло в ней что-то человеческое, когда она за рулём своей малометражки сидела, расстроенная. Назар, даже немного, совсем чуть-чуть, совестью помучался, что резок был с девчонкой. Молодая ещё, сколько ей там двадцать пять, а ведёт себя так, словно умудрённая опытом мадам. Помучился и забыл, даже не сразу вспомнил, когда Викторович напомнил.

Вот блондиночку Машу, которая бросала на него осторожные взгляды вчера, помнил.

Краснела, каждый раз, когда он ей вопросы задавал, сбивалась, всё волосы поправляла.

Жаль, молода ещё, а так бы Назар был бы не прочь, пару раз её трахнуть. Нравились ему такие мышки, покорные, и тихие.

А вот Виктория, с её напором и семью пядями во лбу, не нравилась.

И фигура её не нравилось.

И как одевалась.

Стиль её непонятный, не понравился.

Про себя он её и вовсе окрестил булкой. Такой пышной и сдобной.

Но он конечно, не ханжа, все же, сотрудника нанимают, а не подругу ему на ночь ищут, и если Викторович проникся, значит, есть резон прислушаться к нему. Тем более что выхода то особо и нет.

— Так ладно, — вздохнул он, разглядывая сизое небо, в окно, — давай так, назначай ей ещё раз встречу, ей и этой Маше-блондиночке.

— А её то зачем? — удивился Викторович.

— Дослушай, — нетерпеливо перебил он подчиненного, — Машу на должность, а булку эту…

— Кого? — Викторович вытаращил глаза.

— Викторию твою, — пояснил Назар, — ну не знаю, младший помощник, там, или ещё чего придумай, будет на побегушках у Маши, она же говорила, что и официанткой готова, — усмехнулся Назар.

— Назар, она не согласится, а Маша не потянет одна…

— Не согласится, потом и будем решать.

— Ну а почему нельзя Вику сразу на должность определить? — удивился Илья Викторович.

— Слушай Викторович, я, почему перед тобой должен отчитываться, — спокойно, но холодно поинтересовался Назар, тоном таким, который сразу ставил всех на свои места, и начальника и подчинённого, — я так хочу. Не заинтересует её это предложение, её проблемы. Не нравится она мне, не хочу видеть её в первых рядах ресторана.

— Я понял Назар Дмитриевич, — кивнул кадровик, мигом смекнув, что задушевные разговоры закончены.

— И поторопись, завтра путь уже приступают, открытие на носу — кинул Назар уходящему директору.

Дальше по расписанию встреча с Куликовым, по вопросам пресс-релиза, потом обед.

4. «Должность»

Да, работа мечты, оказалась, мягко говоря, с душком.

Мне предлагали должность помощника администратора.

Что это за странная должность, Валерия пыталась втолковать мне, уже десять минут, сама путаясь впрочем. Потому что от обязанностей самого хостеса ничем не отличалась, просто ещё один начальник надо мной.

Даже зарплата та же.

Зачем?

Что за бред?

То есть я подхожу, или нет?

Ещё и месяц испытательный.

Фигня полная.

Я так расстроилась, что выпала из разговора, обдумывая послать «Уолтерс» ко всем чертям, и продолжить развивать своё интернет-магазин. Но как представила, стало сразу тоскливо.

Выросла уже, все отработано до автоматизма, и развивать кроме как новых путей реализации пока нечего.

А тут?

А тут какая-то ерунда. И время не дают на раздумья, мол, решайте сейчас, завтра уже надо приступить.

— Виктория, может вам дать пару минут, на обдумывание, — осведомилась Валерия.

Она, конечно, была вежлива, и вышколена, но и у неё во взгляде, я читала некое сожаление. Может, это женская солидарность, за недооценённые высшим руководством, достижения, а может она тоже прекрасно осознавал всю абсурдность ситуации.

Ну, это же бред какой-то!

Что я буду делать на этой должности, со своим неуёмным энтузиазмом.

А может это некая проверка от Долохова?

Да нужна я ему. Он уже забыл, как меня звать, величать.

Можно конечно, сейчас включить гордость, и послать их, но я вовремя вспомнила папу с его напутствиями, и все же, я мечтала работать в «Уолтерс», и может, если я покажу себя с лучшей стороны, меня повысят.

— Я согласна, — выдохнула я, сама не верила, но уволится, я всегда успею.

Следующие полчаса ушли на оформление документов, подписание договора трудоустройства. Завтра в девять утра я должна была прибыть в «Уолтерс», там меня встретит директор Юрий Павлович, и собственно теперь ещё один мой, теперь непосредственный начальник, администратор Мария.

Интересно буде посмотреть на неё. Очень интересно.

Я села в свою малышку, созвонилась со Львом, который так и остался у меня дома, предложила отметить, сомнительную конечно, победу, но всё же.

Договорились, что сходим в любимый бар пропустим по стаканчику, я ещё и Верку позвала, которая узнав про повод, тут же заверещала в трубку, что не сомневалась во мне. Я вот тоже в себе не сомневалась, а оказалось зря.

Ладно, завтра первый рабочий день, посмотрим, а там решу, уйти всегда успею.

Уже собираясь выезжать с парковки, заметила подъехавший ко входу большой темный автомобиль. С пассажирского места открылась дверца, и из машины выпорхнул сам Долохов, собственной персоной.

Он бы не увидел меня при всём желании, а вот я его разглядывала не стесняясь.

Сегодня он был по деловому в элегантном костюме, сидевшем на нем безупречно, в сочетании с яркой васильковой рубашкой и галстуком в тон, вообще был неотразим. Цвет так контрастировал с его загорелой кожей, и темными волосами, да ещё и авиаторы на носу, с чего бы это, солнца-то почти нет.

Но красавец.

И стать, и рост, и щетина эта альфа-самцовая, и крепкое тело, не скрыть модной одеждой.

И двигается легко. Ведёт беседу по телефону, и в три шага перепрыгивая через ступеньки, взлетает к самым дверям центра, глядит на часы. А потом наваждение проходит, вместе с тем, как скрывается сам Долохов за стеклянными дверям.

Я тряхнула головой, и вывернула с парковки в сторону дома.

***

Первый рабочий день, начался с опоздания.

Нет не моего.

Я себе такое никогда не позволяю. Уважаю и своё время, и время окружающих, поэтому, некогда не трачу его попусту.

Опаздывала Мария, которая администратор. Которая, теперь мой непосредственный начальник.

Зато у меня было время поговорить с Юрием Павловичем, с которым мы сразу договорились общаться без отчеств.

Юрий был невысокого роста, крепкий, улыбчивый, немного со звенящим голосом. Светловолосый, голубоглазый, очень приятный. В потёртых джинсах, и толстовке, расслаблял своим неформальным общением и стилем. И поэтому я в своих джинсах-трубах, и ярком свитшоте, пришлась к месту.

Ему было двадцать восемь, и у Долохова он работал пять лет. В нем сразу угадывалась неуёмная энергия и энтузиазм, а ещё любовь к работе, потому что пока мы ждали Марию, и пили кофе за одним из столиков «Уолтерс» он мне дал полный расклад, как всё будет. И чего он ожидает от нас.

Без устали вещал, какая это крутая идея «гастропаб». Потом долго распевался соловьём по поводу повара Джейми, который был приглашен за огромные деньги, и который с мясом творит чудеса, и что я обязательно должна попробовать.

Рассказывал про то, что на открытие позвали модную группу, и к моему торжеству, я являлась их ярой поклонницей. Я по-детски захлопала в ладоши, чем вызвала улыбку, на лице Юры. Мы многое успели обсудить, и выпить по две чашки кофе, и к моменту, когда явилась, наконец, Мария, я была полностью в курсе своих обязанностей, тонкостей работы, а ещё заручилась поддержкой Юры, который обещал не бросать в беде, и во всём помогать.

Мария оказалась тоненькой, молоденькой блондинкой. По моим прикидкам, даже моложе меня, хотя может это её хрупкая фигурка, так действовала на меня. Приятная внешность, и нежный голосок. Она в отличие, от нас с Юрой была одета в прямые брюки, и приталенный джемпер. Светлые волосы были собраны в высокую прическу, открывая узкое лицо, со сдержанным макияжем. Серые глаза, были полны раскаянья, за опоздание. Она сетовала на проклятые пробки, и клялась, что никогда не опаздывает, и впредь этого не повториться. И не смотря на то, что опоздала она на полчаса, злиться на неё ну совсем не получалась, такая она была мимишная. И не смотря на то, что она получила ту должность, на которую я претендовала, она мне понравилась.

И Юра тоже, пригрозив в следующий раз штрафовать, за такое, всё же проникся её обаянием, и вскоре замурлыкал как кот, когда устроил нам экскурсию, по гастропабу. И если Мария всё старательно конспектировала, прямо на ходу, то для меня всё было предельно понятно и просто.

В подчинений десять официантов, два бармена, штат кухни, который подчиняется шеф-повару, то есть Джейми. И ещё несколько сотрудников отвечающих за поддержание чистоты и порядка. Мы следим за порядком, контролируем работников, поддерживаем чистоту, встречаем гостей.

Коммуникабельность, терпение, и конечно же улыбка.

Для меня это всё просто и отработано до автоматизма, и проверено на многих моих клиентах, а вот судя по Машиным глазам, ей страшно.

Администратор, блин!

Вот о чём думал Долохов, нанимая её.

Она же ноль.

Я с досадой подумала, что возможно он руководствовался внешними данными, ведь как он выразился моя-то фигура на троечку.

Но кому эта фигура будет нужна, когда Маша начнёт делать ошибки, и пойдут негативные отзывы?

Ладно, не будем делать поспешных выводов, может она хватает всё на лету. Как выяснилось из беседы, она недавно закончила институт, по специальности менеджмент, и даже успела пройти практику, в компании местного разлива. Рекомендации у неё отличные, да и человек она приятный, чего уж таить, располагает к себе. Этот её тонкий нежный голосок, как будто только тебе она доверяет все свои тайны, очень даже располагает, и в глаза твои заглядывает, своими серыми проницательными. Этим и будет брать, особенно будет Маша хороша, улаживая конфликты, как посмотрит своим взглядом…

К обеду мы устроились за столиком, заказали предварительно, доставку. Юра не умолкал, рассказывал про столичный «Уолтерс», где начинал админом. Там в разы всё труднее, публика изощренная, избалованная, такие порой номера откалывали. И если меня эти истории подстёгивали, и я накидывала с ходу пару, тройку решений, то Маша округляла глаза, и терялась.

На очередной истории от Юры нас прервали.

Перед столом застыл Долохов, видимо явился лично убедиться, как продвигается процесс вовлечения новых сотрудников в работу.

Он застыл над нами тёмной скалой, равнодушно прошёлся по нам с Машей взглядом, и коротко ответил на наше приветствие. А ещё он принёс свой свежий цитрусовый аромат, и подавляющую энергию.

Захотелось шмыгнуть под стол. Вроде и глянул то коротко, а так, что захотелось тут же отчитаться о проделанной работе.

Вот и Юра тут же подскочил, предложил присоединиться к обеду, и начал сразу закидывать высокое начальство отчётами. Долохов кивнул за дальний столик, видимо речь пойдёт о нас, и чтобы мы не слышали, они удалились.

— Не знаю что со мной, но когда вижу его, трусики мокрые насквозь, — говорит тихий нежный голос Маши.

Я поворачиваюсь к Марии.

Полегче подруга с признаниями, тем более с такими!

Мы знакомы-то несколько часов, и так-то ты моя начальница, и обсуждать биг-босса, вообще не этично.

В общем, всё это проносится у меня в голове, но я только хмыкаю в ответ.

— У тебя разве не так? — хихикает Мария, видя мой скептический взгляд.

— Нет, — отрываюсь от созерцания пейзажа за окном, — мужчина, как мужчина, — пожимаю плечами, — и вообще обсуждать руководителя не хорошо, — всё же добавляю.

— Да ладно, Вик, — отмахивается Маша.

Во как! Вик!

— Можем мы же чисто по-женски обсудить этот самцовый момент, он же просто ходячий тестостерон, — Маша чуть наклоняется в бок, выглядывая из-за меня.

Они, Юра и Долохов сидят в самом углу, на одном из диванчиков, я спиной к ним, Маша лицом. Маша стремительно краснеет, видимо встретилась с объектом вожделения взглядом.

— Можешь, — кидаю я, и встаю из-за стола, не хватало ещё, чтобы Долохов, видя её взгляды, решил, что мы его обсуждаем, что в принципе мы и делаем, но мне это неприятно, поэтому я стремлюсь пресечь это, — но только без меня. Я пошла на склад, проведу ревизию.

Маша бросает на меня обиженный взгляд, но мне всё равно, и до конца рабочего дня я остаюсь на складе, пока Юра не является туда, сообщив, что я могу быть свободна, а я ему полный доклад, о проведенном учёте, и о том, что не хватает одной коробки с фужерами.

Юра обещает разобраться с этим. На этом прощаемся до завтра.

Время до открытия бежит быстро. Маша так и опаздывает, но злиться на неё нет никаких сил. Я по обыкновению отдаюсь вся работе, она же мечтаниям о Долохове. Сам же миллионер появляется редко, как всегда коротко здоровается, и ведёт общение только с Юрой.

Правильно, не престало барину с холопами речи вести.

Маша как всегда вздыхает, выпадая из рабочего процесса, в котором не особо то и участвовала, я злюсь, и продолжаю без неё.

По ходу так и будет.

Но, несмотря на всё это, мне нравиться. Всё как я себе представляла. Суета, дедлайны, кризисы, всё это придаёт мне только сил, и почву для поиска решений.

Я параллельно, инструктирую официантов, и веду переговоры с поставщиками, по поводу специального сорта телятины, для Джейми, с которым мы, накануне, познакомились и мило пообщались, на его родном языке.

Джейми оказался невысоким, коренастым бритоголовым медведем. Такой брутальный с бородой, и с татуированными руками.

Больше смахивал на мясника, чем на повара. Хотя мясником и был, он так божественно жарил стейки, хоть средней прожарки, хоть с кровью.

Я уже оценила.

В общем, мы подружились, хотя с виду Джейми был суров, внутри он оказался зайкой.

Он давно жил в России, и Долохов столько бабла отвалил, чтобы загнать его в наше захолустье, что Джейми хватит на остаток жизни. Но конечно его это не особо держало. Как и любого художника, для него было важно признание его таланта, и востребованность, и если в ближайшее время гастропаб загнётся, то Джейми никакие деньги не удержат.

Были ещё бармены Эдик, и Ника. Это уже местные звёзды. Их нашел Юра, через соцсети, ребята такое вытворяли, и хотя в «Уолтерс» не предусмотрены шоу с их участием, они был профи, и отлично разбирались в питейном производстве, и особенно в пиве, основным напитком паба.

Официанты в основном молодежь, студенты, и на первых парах половина тут же отсеялась, не относясь к работе серьёзно.

Тут уже правда я постаралась. Спустила пару раз опоздание, и ненадлежащий вид, после чего прилюдно отправила в свободное плавание сразу же четверых, не убоявшихся моих репрессий. Маша только глазами хлопала, Юра же отнёсся спокойно, тем более каждое увольнение я могла аргументировать.

Вот так я развернулась, захватив всё в свои руки, да так, что Маша, ходила за мной хвостиком, а Юра и вовсе выдохнул, и только контролировал процесс. Я была счастлива, и рада, что не взбрыкнула, и не отказалась от этой странной должности.

5. «Открытие»

Всё можно выдохнуть!

Назар сидел за дальним столиком. Рядом Федька, приехал поддержать друга.

Открытие состоялось.

Народу полно, это конечно спасибо Куликову, с его рекламой в интернете, и не только. В основном здесь сегодня почти все знакомые, элита местного разлива, с которыми, так или иначе, Назару приходилось иметь дело. Но и просто посетителей пруд пруди, все столик заняты, официанты только и успеваю летать с заказами.

Маша на своём посту встречает гостей, рассаживает. Её светлая макушка виднеется издалека, а вот Булки не видно. Как встретила она их с Федькой, проводила за их столик, виляя своими бёдрами пышными, так что у Федора аж слюни потекли.

Опять на ней какие-то непонятные укороченные брюки, обтягивающие её круглый зад, и белая блузка, на которой пуговицы вроде и застегнуты, но на её пышной груди всё равно кажутся неприличными.

И если у Феди, Булка вызвала восторг, он даже представился, и поблагодарил её за заботу, ручку пожал, удостоился её улыбки, то у Назара, Вика снова вызвала раздражение.

Она отвечала на его рабочие вопросы, и голос её звучал спокойно и размеренно, а он то и дело старался контролировать себя, чтобы не сместить глаза на её выдающийся бюст.

В ноздри вползал нежный аромат персика, и пионов, исходивший от неё. Длинные светло-русые волосы, были вновь распущены, хоть и стильно уложены.

Вся она была такая свежая, женственная, и раздражающая.

Какое-то странное иррациональное возмущение в нём вызывал Вика. Глаза видели, что девушка хороша, и все вокруг ей пели дифирамбы, вон даже Федор, всё ещё таращится ей вслед. А внутренности разъедало раздражение, что всё у неё под контролем, всё схвачено. Бесила эта уверенность, словно кроме неё никого и не нужно.

Назар, отпустил её, и попросил, чтобы она прислала Юру, бросив ей напоследок пару поручений. Она ушла, а аромат нежный, невесомый остался.

Федька, разливался соловьём, даже немного похабным соловьём, обсуждая с ним прелести девушки. Назар поморщился, не хотел он представлять Вику не в какой иной роли, кроме как его подчинённой, и уж тем более без одежды, как настаивал Федя. Слава богу подоспел Юрик, и прервал этот поток восторженной похабщины.

Чуть позже Назар расслабленно сидел за столом, и к своему стыду опять вернулся мыслями к Булке, потому что не находил её в зале, и злорадно обдумывал план, пойти поискать, застав за чем-нибудь выходящим за рабочие рамки, и отчитать.

К этому времени, они с Федором вкусно отобедали, стейком под розмариновым соусом, и выпили по кружке английского портера. К ним то и дело подходили знакомые, старые и новые поздравляли Назара с открытием.

Вот-вот должна была начать выступление, группа, которую они пригласили на открытие, а младшего помощника администратора, нигде нет.

Интересно куда она запропастилась?

Идея уличить Булку, настолько увлекла Назара, что он почувствовал некий азарт, и удовольствие, уже предвкушая, как отчитывает девушку.

— Я на пару минут, — склонился он к Федору, который не терял времени даром, уже привёл за их стол красоток местного разлива.

В этом весь Федька!

Он на пару лет старше Назара. Высокий подтянутый блондин. Красавчик, в прошлом военный. С выправкой, и статью. Магнит для женщин. Упертый холостяк.

Пошляк, правда, ещё тот. Даже Назара порой передёргивало от эпитетов, на которые был способен друг.

Они познакомились в столице, работая над одним проектом, и тесно сдружились. Так бывает, совпадают с другим человеком, взгляды и идеи. Пару раз выпили, как это принято у мужиков. Да и проект совместный выгорел. Потом, правда Федька к себе вернулся, развивать сеть отелей, и осел в Сибири, но связи они не теряли, и при первой возможности встречались.

Назар оставил Федю в компании девушек, и пошёл по залу, рассматривая разношёрстную публику.

Публика выпивала, ела, и развлекалась. Выручка обещала быть рекордной. Теперь главное закрепить успех, и поддерживать интерес. На этот случай разработан целый сценарий, с приглашёнными музыкантами и кулинарными шедеврами от Джейми, и программа лояльности, куда же без неё.

Назар добрался до стойки, за которой стояла Маша, и разговаривала по телефону. Судя по всему, записывала бронь стола на завтра, и это не могло не радовать.

А вот то, что девушка начала стремительно краснеть и заикаться при виде него, уже не очень. Она кое-как завершила разговор, воззрилась на него своими глазищами, ожидая от него действий. Назар знал, какое впечатление производил на людей, мог посмотреть так, что у оппонента, все слова в глотке застревали.

Но Маша переплюнула всех.

Трудно было понять по её растерянному взгляду, пугал ли он её, или она трепещет, потому что нравится он ей.

Последнее было бы предпочтительнее.

Фетиш у Назара, маленькие серые мышки, только и мечтавшие о подчинение.

Но Маша была очень молода, да и не любил он смешивать работу и отношения, не, то чтобы, прямо табу. Просто на данный момент, не до этого, хотя вот эти огромные серые глаза, так и хотелось увидеть под собой, когда навалишься и сожмешь в руках хрупкое тело. Может, конечно, сказывается долгое воздержание, скорее всего оно, но использовать девчонку, чтобы удовлетвориться, он не хотел.

Тем более эта должность многострадальная. В общем, всё одно к одному.

— Где Бул… — он вовремя остановился, — где Виктория? — спросил он стараясь придать низкому голосу больше мягкости, а то гляди рухнет в обморок.

— Виктория? — переспросила Мария своим нежным голоском.

— Виктория, — подтвердил Назар, и отступил на шаг, давая прйдти ей немного в себя.

— Была где-то здесь, — растерянно произнесла Маша, — по-моему, на кухню пошла, — уже закончил она.

— Спасибо, — кинул Назар и пошел, сквозь многочисленных посетителей, прямиком в подсобные помещения, где также размещалась и кухня.

На кухне, кроме Джейми и его команды, трудящихся в поте лица, никого не было. Пришлось остановиться перекинуться парой слов с поваром.

Поблагодарить его за работу, похвалить.

Британец это особенно любил, а Назару было несложно сыграть на его честолюбии. И пока они обменивались любезностями, он параллельно думал, куда же могла деться Булка.

Теперь-то он точно её прибьёт. Прямо руки зачесались.

Он двинулся дальше, заглянул в раздевалки, потом прошёл до кладовой. Открыл дверь, и застыл, уперев взгляд, в пышный, круглый зад Виктории.

Девушка стояла на коленях, и что-то тащила с самого пола.

— Ну, давай же! — пыхтела она, напрягая все силы, и так эффектно дергала бёдрами, что Назар непроизвольно сглотнул.

Она, наконец, справилась со своей задачей, и с победным кличем «Ага!», легко вскочила на ноги, развернулась, и, сжимая в руках, упаковку столовых приборов, упёрлась лицом ему в грудь, да так и замерла, ошарашенная чужим присутствием.

А Назар не удержался и вдохнул аромат с её макушки. Сладкий и нежный, персиковый запах, проник в ноздри, и в груди что-то ёкнуло.

Вика подняла на него взгляд. Испуганный и настороженный.

— Я… Тут… Там… — залепетала она сбивчиво, тяжело дыша, и касаясь его своей пышной грудью. Сжимая в руках, вилки и ножи. Её взгляд серо-зелёных глаз, был сейчас таким растерянным и смущённым, как тогда на парковке.

Перед ним сейчас была оторопелая девчонка, а не умудренная опытом выскочка. Даже в этом приглушённом свете подсобки Назар смог рассмотреть трепет и дрожь длинных ресниц. Увидеть тонкие черты красивого лица, и пухлые, влажные губы. Виктория словно и не дышала, так и замерла перед ним словно кролик перед удавом. А он не мог оторваться, смотрел и, впитывая её реакцию.

Такую незнакомую для него, и не свойственную ей.

И его вело.

Он не хотел. Но это страх, в её глазах, признание его сильнейшим, и главным, не оставляли никакого шанса Булке. Все его низменные инстинкты в этот момент обострились, усилились. Он уже даже склонился ниже, прекрасно ощущая дрожь тела, и тепло ароматной кожи, ещё мгновение и он коснётся, и тогда не остановиться. Не сможет.

А что будет потом?

Но тут, у совсем оторопевшей девушки падает из рук, её тяжелая ноша, прямо на ноги Назару, и боль слегка отрезвляет, он моргает, и отпускает визуальный контакт. Виктория выдыхает, казалось, только сейчас понимая важность кислорода. И падает на колени, быстро сгребает тяжёлую упаковку, с пола, хорошо хоть хватает ума не смотреть на него снизу, сидя у его ног.

Быстро встаёт, и, обогнув его фигуру, юркает за дверь, оставляя его одного со своими смешанными и непонятными ощущениями. И мыслями, которые скачут, сейчас черепную коробку проломят.

Что за наваждение?

Он же шел отругать её, наказать, что нет в зале, когда столько народу, и любые свободные руки нужны. А увидев её оторопелый взгляд, который словно время остановил, обо всём забыл.

Назар тряхнул головой, и привалился к стене.

Блядь, а если бы он сейчас её здесь разложил? Это же вообще край!

Вот же Булка! Какая многогранная личность.

И от этих непонятных чувств, и противоречий в Назаре снова вспыхивает гнев.

На неё.

На себя.

Вот не хотел же её нанимать. Нет же, Викторович заладил, лучше никого нет. Потом и Юрик, всё нахваливал. И вот что самое интересное, чем больше Назару не нравилась Вика, тем больше параллельно, её хвалили окружающие.

Все.

Даже Джейми, то ещё скупердяй на чувства, тепло отзывался о ней.

Блядь, как же она его бесит! Какого хрена он к ней полез? Надо избавиться от неё как можно быстрее!

6. «Моббинг»

Я обсуждала с Джейми изменения в меню. Мы сидели в его маленьком кабинете на кухне. По просьбе гостей нужно было внести некие поправки в меню, и это конечно полностью требовало внимание повара.

Джейми отнёсся к добавлению к уже привычным стейкам и бургерам, купат и сосисок, не очень вдохновенно. Но я уговорила сделать это с присущим ему мастерством и талантом, и он согласился хотя бы обсудить добавление некоторых блюд в меню.

Мы мило беседовали, я умело и завуалировано льстила мастеру, как тут шваркает дверь, и на пороге возникает Долохов.

После того непонятного случая в кладовой, прошла неделя, и мы больше не виделись, даже вскользь, потому что он не приезжал после открытия ни разу.

Все дела и отчёты вел через Юру.

Тем вечером, я всё пыталась понять, а чего это произошло то собственно? И никак не могла дать ответ.

В приглушённом свете подсобки он смотрел на меня так странно. Обволакивающе и властно. Нависал словно отвесная скала, а я уперлась в его грудь сначала, и так испугалась, что глаза вскинула, проверить он ли это.

Потому что узнала его, по всем признакам поняла кто это.

По запаху, по энергии сумасшедшей, даже по ритму пульса скачущего, бьющегося на жилке, на сильной шее, видневшийся в расстегнутом вороте синей рубашки. И тело его твердое, почти не касаясь, ощутила. И испугалась всех этих своих сигналов и вскинула взгляд. Проверить свои догадки. И застыла.

Я даже дышать забывала под этим чёрным взглядом. А он не отводил своих глаз, и запах мой воровал, втягивал, словно пещерный человек какой-то, а не современный бизнесмен. Миллионер.

Что на него нашло?

А лучше всего спросить, что нашло на меня?

Шевельнуться не могла, ошалело смотрела на него, и тоже вдыхала. Аромат его свежий, смешанный с теплом кожи. И проникая в меня, этот запах рождал непонятные отклики в моём теле. Сердце убыстряло ход, пальцы на ногах и руках закололо, в груди разливалось тепло. И взгляд его не отпускал, обещал, настаивал, подчинял. И я согласилась на всё, что мне было обещано, не смогла бы противостоять его силе, расслабилась. Потому что тоже хотела. И совсем забыла, что держу увесистый пакет из упакованных в пластик вилок и ножей. Я же собственно за ними и отправилась. Одна из официанток, сказала, что не хватает.

И вот этот свёрток, довольно увесистый падает из моих безвольных рук.

Может у него во взгляде промелькнуло что-то, а может он что-то и сказал, но гипноз прервался. И я быстро собрала остатки воли в кулак, настроилась на выполнение первого задания, и, схватив упавшие приборы, которые надо сказать, попали шефу прямо на ноги, вылетела прочь.

И ещё долго приходила в себя, всячески избегая встречаться с Долоховым взглядами. Но надо отдать ему должное, он не задержался.

Я даже прощаться не подошла, хотя видела призывные взгляды, которые на меня бросал его друг, представившейся Фёдором Михайловичем, пошутив по поводу Достоевского.

Приятный блондин. Но даже бы и он не заставил меня сейчас подойти к ним. Я сделала вид, что занята. Очень занята.

А потом долго разбиралась в своих чувствах, и никак не могла понять Долохова, до этого игнорировавшего меня, или презрительно что-нибудь хмыкающего в ответ. Он всем видом давал понять, что переступает через себя, давая мне рабочее место, и общался так, словно делал мне одолжение. Я только и ждала того дня когда он уже свалить в столицу, оставив гастропаб на Юрия, и я заживу спокойно без этого уничижительного взгляда. А сейчас я вообще в растерянности, после всего случившегося. Ведь смотрел так, словно съесть хотел, и я была не против.

Долохов прошёл в кабинет.

— Почему не в зале? — ворчит он с порога на меня.

— Добрый день Назар Дмитриевич, — встаю из-за стола Джейми, и встречаюсь с ним взглядом.

Глаза его тёмные, цвета крепкого кофе, который он так любит, и в то же время такие холодные.

Как могут они сочетать в себе такие противоречия, как могут быть такими глубокими, многогранными, и совершенно безжизненными, лютыми.

Его сильный аромат наползает вместе с ним, тоже, как и хозяин стремится подчинять, повелевать, убить остальные запахи, чтобы главенствовать самому.

И вся его поза, напряжённая, застывшая, говорит о неприязни, и антипатии.

Он хмуро оглядывает меня.

На мне вполне приличное и скромнее платье рубашка, ниже колен, перетянутое на талии кожаным поясом. Ну да расстегнуто на груди, но и там всё прилично. На ногах кроссовки. Волосы собраны в фактурную косу.

Но он кривится.

— Что за вид? Вы на работе Виктория, или пришли пропустить стаканчик? — хмыкает он, без зазрения совести отчитывает меня в присутствие Джейми.

Понятно вернулся гад начальник, и не намёка, на то, что было в кладовой.

Сам-то он в шикарном деловом костюме, белой рубашке, и выглаженными до идеальности брюках.

Весь такой брутальный и элегантный.

— Я всё поняла Назар Дмитриевич, этого больше не повториться, — включаю покорную девушку.

Не читать же ему лекцию о деловом этикете, и что мой вид вполне допустим и приличен. Не нравлюсь я ему. Хоть что надену, всё равно найдёт до чего докопаться.

Назар Дмитриевич, не видя моего противления, досадно вздыхает.

— А здесь мы обсуждали дополнение в меню, многие гости настаивают…

— Какие ещё на хрен дополнения! — взревело высоко руководство.

Вот и повод найден, набросится на меня.

— Вы что себе позволяете?

Я потупила взгляд.

Нет, я не испугалась. Не обиделась, и не дрогнула. Я опустила глаза для того чтобы он не заметил, как в них мелькнул ответный гнев.

Как разозлило меня его самодурство, и напускное призрение. Замолчала, давая высказать ему все, что он думает обо мне, и всё это опять же в присутствие Джейми.

Я узнала, что я выскочка, берущая на себя слишком много. И вообще у меня есть свои обязанности, которые, кстати сказать, в этом то и заключались, но вставить в этот поток низкого рычания, ничего было не возможно.

А когда он закончил и понял, что убегать и рыдать в углу я не собираюсь, а спокойно смотрю на него, выдохнул, штрафанул, гад на двадцать процентов премии, и отпустил.

Я вернулась в зал, и занялась своими прямыми обязанностями, действуя правда на автомате.

Терпеть не могу несправедливость, а то, что он сейчас несправедливо, и незаслуженно отчитал меня, только потому, что я ему не нравлюсь, итак понятно. И то, что для этого любой повод сойдёт, тоже понятно.

Потом позже, когда высокое руководство отбыло, а я отправилась на обед, подсевший Джейми, решил меня утешить, хотя я особо не страдала, не понимала это да, но муками, типа, я такая хорошая, почему он меня не любит, этого не было. Не любит и не любит. С первой минуты нашего знакомства всё понятно было.

Немного, правда, не вязалось со всем этим, то, что произошло, в кладовой, но может это чисто инстинкты у него сработали. На меня только один человек так смотрел, и он давно в прошлом.

Поэтому когда Джейми стал жалеть меня, и говорить, что он давно знает Долохова, и никогда не видел, чтобы он себя так вел, я отмахнулась.

Мне всё равно, как ведёт себя Долохов. Я даже закрою глаза на то происшествие в подсобке, плевать мне, хочет быть самодуром, его проблемы. И поэтому разговор перетёк опять к обновлению меню.

А потом и более спокойное время началось. Паб работал в штатном режиме, выручка ожидаемо снизилась, но была на уровне, новизна, и обновляемая программа, способствовали постоянному стабильному интересу.

Мы как команда сработались и уже действовали, как один организм. Маша опаздывала, но своей мягкостью и кротостью перекрывала весь негатив, поэтому она всегда кидалась на передовую, встречать, провожать, выслушивать недовольства, которые конечно случались, люди-то разные.

Я вертелась, как белка в колесе, успевая везде, впрочем, кайфуя от этого. Единственно забросила совсем Льва, и он каждый раз не упускал шанса мне об этом напомнить, когда вечером я созванивалась с ним.

Юра ходил гордый, за отличные отчёты, за которые его гладили по головке. Джейми творил. Долохов не появлялся, поговаривали, что вообще высшее руководство отбыло в столицу, и это не могло не радовать.

Правда зачастил его друг Фёдор. Маша всё нашёптывала мне на ухо, что он из-за меня сюда таскается. А мне-то что, пусть таскается, поднимает выручку, тем более он приходил не один, всегда в компании таких же солидных мужчин, и заказывали они, не стесняясь в средствах. Все при деле.

С такими стабильными показателями мы проработали месяц.

7. «Увольнение»

— Вика, загляни в кабинет к Джейми, там Назар Дмитриевич, тебя спрашивает, — Юра отвлекает меня от составление графика работы официантов.

Второй больничный за неделю, надо всё менять. Я сидела и корпела над документами. У нас с Машей был маленький кабинетик, один на двоих, где мы оставляли личные вещи, и где я хранила документацию.

— Долохов, здесь? — потёрла я глаза, не ожидая от заносчиво миллионера ничего хорошего.

Юра, стоявший всё это время в дверях, немного прошёл вперёд, и глянул на бумаги передо мной. Весь паб уже был в курсе наших высоких отношений с главным шефом, но всё было прекрасно, пока его не было. А не было его очень давно, и поэтому я даже расслабилась, не получая периодически презрительные взгляды и ухмылки.

— Да, но не переживай, он вроде в настроении, — попытался приободрить меня Юрий, и ловко подцепил график с моего стола.

— Иди, а я поколдую! Что за эпидемия то их косит, и ведь штат не сократить, все нужны!

Я встала из-за стола и мельком глянула на себя в зеркало.

По любому пройдётся по моему внешнему виду, это у него пунктик такой, носом меня потыкать, что я не такая как, ему бы хотелось.

На мне яркий, лимонный, свободный джемпер, и широкие укороченные серые брюки, бежевые лодочки. Волосы собраны в растрепанный хвост. Мне-то нравиться, но высокое руководство, блюдит мой стиль, как свой.

Нанесла на пухлые губы персиковый бальзам.

— А что он хочет-то, не говорил? — спросила у Юрия, который уже полностью увяз в графиках.

— А? — вынырнул он, рассеянно разглядывая меня.

— Нет, ничего не сказал, просто попросил тебя найти и позвать.

— Ладно, — как-то нервно вышло.

— Не дрейфь, Виктория, — улыбнулся Юрий, — всё будет ок! Может, повысить тебя вздумал, ты вон молодец какая, не нарадуюсь на тебя!

Я только вяло улыбнулась и вышла.

Легко говорить Юрию, не дрейфь!

Это не в его сторону вечно летят пренебрежение и презрение. И постоянный придирки. И чего он вообще припёрся из своей Москвы, ведь отлично же всё было. Паб работает, прибыль приносит, команда вся при деле, всё хорошо. Ничего серьёзного и стоящего внимание владельца, не произошло. Я уговаривала себя, как могла, но плохое предчувствие меня не оставляло.

Коридор, кухня, кабинет повара.

Я вошла, притворив за собой дверь.

Долохов сидел за столом и разговаривал по телефону, кивком указывая мне на стул перед столом. Тут уже всё было пропитано и его ароматом и его энергетикой.

Сегодня он оставил деловой стиль, и сидел в белой майке поло, с по-мажорски задранным воротником. Под загорелой кожей, да и под футболкой отчётливо проступали мускулы, особенно на согнутых руках.

Потом он и вовсе встал, и повернулся ко мне спиной, как раз когда я села, и вновь стал, молча выслушивать собеседника на том конце провода. А мне предстала его широкая спина, и крепкий зад, в потёртых джинсах. Я вроде, как и пялится-то не хотела, но куда ещё-то смотреть.

Ну, отвела глаза, в сотый раз, прочитывая все дипломы Джейми, развешанные по стене. Потом на незамысловатый стеллаж, с растравленными везде фарфоровыми котиками.

Хобби у повара такое, отовсюду котов везти.

И всё вернулась опять к спине начальственной, которая за всё время не проронила не единого слова, но зато внимательно слушал говорившего.

А то, что тот говорил, и говорил, было немного слышно. О чем конечно нет, но поток словесный лился бесконечно.

Вот я и разглядывала его.

Широкий разворот плеч, и макушку, с тёмными волосами, опять модно-растрёпано уложенную, и шею прикрытую воротником, и спину трапециевидную, ну и снова мой взгляд на задницу его сполз.

Подтянутую, крепкую.

Не скажу, что у меня есть фетиши по разным частям мужского тела. Как-то всегда всё вместе воспринимаю. Да и мужчина, которого я могла без одежды разглядывать, и не только, разглядывать, был в моей жизни раз.

Но вот начальственный зад, был хорош, несмотря на наличие на нём двух джинсовых карманов, и самих джинс, да ещё и белой тканью футболки сверху прикрытой.

Вот такие умозаключения были сделаны мной, пока Долохов вёл свой немой телефонный разговор. Потом он резко развернулся, я только и успела глаза скосить, чтобы не быть застигнутой на поличном.

— Ладно, — гаркнул он, и я подпрыгнула, потому что такую комфортную тишину разрушил его резкий голос.

Он насмешливо скосил на меня глаза.

Понравилось тебе меня пугать, Назар Дмитриевич?

Я обижено на него посмотрела.

— Ладно, — вновь повторил он, пресекая словесный поток на том конце провода, и уже более мягким тоном, — но если я ещё раз узнаю, Савелий Юрьевич, про то, как ты пытаешься нажиться на этой ситуации, работать будешь дворником, несмотря на два высших. Удачи.

И Назар Дмитриевич положил трубку, и обратил всё внимание на меня. Взгляд тяжёлый, сразу понятно ничего хорошего меня не ждёт.

Снова оглядывает меня. Соскучился, смотрю. Ну, давай, не сдерживайся.

Его выразительные губы с твёрдым изгибом, обрамлённые тёмной щетиной, скривились, словно он услышал мои мысли. Мы снова смотрели друг другу в глаза, только никакой подчиняющей магии с его стороны. Что-то совсем непонятное всколыхнулось на дне, но невразумительное для меня.

— Виктория, потрудитесь объясниться, по поводу ситуации, произошедшей двадцать восьмого апреля, — отчеканил он, и сел за стол, подтянул к себе планшет, и что-то там ткнул, развернул ко мне экраном.

На экране был знаменитый в интернете отзовик, где все желающие оставляли своё мнение. Мне хватило и мельком глянуть на гневный разгромный отзыв, чтобы понять, о чём идёт речь.

— Назар Дмитриевич, — начала я, не читая.

— Ну что же вы, Виктория, читайте, я подожду, — снисходительно, издевательски улыбнулся шеф.

И я снова попыталась вставить хоть слово, но он меня грубо перебил.

— Я сказал, читай…те!

Я поняла, что спорить бесполезно, и углубилась в текст, из которого, впрочем, ничего нового я не узнала.

Да случилась неприятная ситуация для гостя. Машка в облаках пролетала. Я как всегда была занята. Упустили этот момент. Не тот стол, не то блюдо, всё в итоге не то. Мужчина, попался капризный и инфантильный. Маша не справилась, и только я с ним кое-как договорилась, пообещав хорошую скидку, на последующее посещение, но вот отзыв этот гость все же, оставил, и конечно приукрасил всё.

Всем дал определение, а меня вообще обозвал решалой вселенского масштаба, которая ничего не решила. А самое плохое, что он всех запомнил по именам, даже официанта Гарика, который не так, видите ли, на него посмотрел. В общем, не гость, а одно недоразумение. Но это нормально, такие люди есть везде, и всюду. И это всего лишь капля в море. Всё это я постаралась донести Назару Дмитриевичу, который не понятно с чего вообще опускается до решения таких вопросов, это же компетенция Юры. Но всё что касалось высшего руководства, мне уже давно было непонятно. Надеюсь только, что он не для этого из Москвы летел.

Назар Дмитриевич, выслушал меня с каменным лицом.

— И кто же вас так учил проблемы решать? — вдруг спросил он, сцепляя пальцы в замок, и интуитивно закрываясь.

— Как так? — не поняла я.

— Вы пообещали ему скидки при каждом посещении паба, разницу из своего кармана платить будете? — поинтересовался он.

— Назар Дмитриевич, но ведь это стандартная ситуация…

— Вы ещё и меня учить будете, Виктория, как вести дела, — злорадно усмехнулся он, на мои потуги объяснится перед ним.

— Нет, нет, конечно, — поспешно вставила я, вздрогнув, от той стужи, то промелькнула в его взгляде, — просто… он был просто непримирим…и мы уже пробовали и извиняться…

— Так, может, нужно было изначально не косячить? — бросил он.

— Так получилось…

— Как так получилось, что гость бронировал стол, выбирал блюда, приглашал гостей, а вы всё перепутали?

Я замолчала. Это не я перепутала. Но говорить, что это Маша, как всегда витала в облаках, не стала.

— Или что, вы хотите сказать, что вы не виноваты? — он прекрасно считал все эмоции с моего лица.

— Вы опять были заняты очень важными делами?

Да, блин я была занята, подменяя заболевшую официантку, и бегала по всему залу, выполняя заказы, а потом ещё должна была разруливать эту ситуацию, которую никто не мог решить, ни Маша, горе-администратор, за которой всё нужно проверять по десять раз, не Юра, после общения, с которым гость и вовсе был в бешенстве.

Но ничего из этого я не сказала, а только снова потупила взгляд.

Кто здесь козел отпущения? Конечно же, я.

— Значит так Виктория, этот месяц без премии, и каждое посещение этого гостя, разница за скидку с вас, — холодно припечатал Долохов.

И я даже пару секунд думала, смирюсь, хрен с этими деньгами, я не бедствую, подожду, пока он свалит опять к себе в Москву, и буду жить припеваючи. Но вот в следующее мгновение, я осознала, что нет не смогу, думала что прогнусь, да хребет уже трещит, дальше только перелом.

Я подняла глаза, и смело взглянула на этого тирана.

Красивого молодого мужчину, почему-то с первой минуты не возлюбившего меня.

Да, я знаю, что порой бываю не в меру деятельной и активной, и может от меня мельтешит в глазах. Но постоянно придираться не по делу, и унижать за то, кем я являюсь, вот тут уже предел.

— Возможно, вы были правы, Назар Дмитриевич, когда не хотели брать меня на работу, нужно было прислушаться к своей интуиции, ведь она, как я понимаю, вас никогда не подводила. Я не нравлюсь вам с первого взгляда, и вы с этим ничего не можете поделать. Как бы я не старалась вам доказать свою профессиональную пригодность, вы всё равно остаётесь слепы к этому.

Он удивлённо моргнул, на мою тираду. Я же перевела дух и продолжила.

— Работа в «Уолтерс» была моей мечтой, но она как-то искажённо исполнилась. Во-первых, эта должность странная, потом эти ваши придирки по любому поводу, — он скривился, и уже открыл рот для возражения, но я опередила его, — не надо ничего говорить, просто будьте честны и со мной, и с собой, и увольте меня!

Долохов закрыл рот. С секунду помолчал. Его лицо снова приобрело непроницаемое выражение.

— Прекрасно, вы уволены. Расчёт получите сегодня, отрабатывать не надо, — как мне показалось, сказано это было с облегчением.

Я спокойно с ним попрощалась и покинула кабинет. И тоже испытала облегчение.

Потом были ошалелые глаза Юры, когда я сообщила ему эту новость. И причитания Маши, которая порывалась пойти к Долохову и взять, свою же вину на себя. И грустный взгляд, и крепкие объятия Джейми.

Всех я успокоила, и остановила, что касалось Маши, и попыталась донести, что Долохов имеет право сотрудничать с тем, с кем посчитает нужным, в конце концов, это его бизнес. Мы попробовали сосуществовать вместе, но у нас не вышло, я тоже себя уважаю, и терпеть его постоянный придирки тоже не могу.

На этом сошлись. Мне оперативно пришли деньги на карту, и даже премию оставил.

Благодетель, блин!

Я собрала немногочисленные личные вещи, и даже успела обрадовать Льва, что сегодня мы с ним обязательно вместе отужинаем. Хотелось тепла, и заботы. Всё же на душе было муторно. И я знала, что Лёва облегчит мои печали, просто обнимет, поцелует, и мне станет, наверное, легче.

Лев постарался скрыть радость, что, наконец, работа, которая нас разлучала, не стоит между нами, и подбодрил меня, предложил даже набить Долохову морду. Тут конечно было не совсем понятно, кто кому набьёт, Долохов то не промах, вон какие ручищи, но я порыв оценила, и отказалась.

Всегда считала, что в любой ситуации нужно оставаться людьми, и придерживалась этого принципа и сейчас.

Бог с этой работой. Для меня не составит труда найти новую.

Просто это же «Уолтерс»!

Я со всеми попрощалась, как раз был разгар вечера, и зал был заполнен почти полностью. Пока передала все дела Юрию, пока успокоила Марию, которой теперь предстояло полностью познать, что за должность такая администратор.

Пока пошепталась с Джейми, который мстительно, предлагал подложить Долохову слабительное в стейк. Отговорила, вдруг тоже уволит.

Потом с ребятами барменами и официантами, тоже перекинулась парой прощальных слов. В общем, суд да дело, выпорхнула в зал, таща свои скромные пожитки, к выходу. Уже у самого порога столкнулась с вошедшим Федором, который был в компании, двух девушек, которые, тем не менее, были отправлены одни в указанном направлении, занимать стол, при моём появлении.

— Виктория, рад вас видеть, — засиял он глазами, и сдавил мою ладошку.

Он, как всегда прекрасно выглядел. В черной рубашке и зауженных брюках, подчёркивающих и его стать, и оттеняя его светлые волосы и голубые глаза.

— Добрый вечер, Фёдор, — поздоровалась я, перехватывая удобнее большую сумку.

— А вы уже уходите? — удивился он, плотоядно оглядывая мою фигуру. — Не проводите меня к моему столику!

— Не провожу, — слегка отодвинулась и кивнула на Марию. — Теперь вот обращайтесь к Марии, а я с этого дня уволилась.

И поспешила его обойти, тем более что заметила высокую фигуру Долохова, двинувшуюся к нам. Ну, его на фиг, даже краем глаза смотреть на него не хочу.

Фёдор застыл на месте, а я вырвалась из гомона голосов, и пьянящих ароматов, на улицу. Ещё был ранний майский вечер. Сладкий, и тёплый. В воздухе дрожала дымка, и небо было прозрачным и таким глубоким. Я вздохнула полной грудью. Печаль тихо сменялась тоской. Сколько же вот таких вечеров я пропустила, впахивая как проклятая, и, не замечая вот такой красоты, возвращаясь, домой затемно.

Забросила Льва. Да ему памятник поставить надо за терпение. Всё пусть этот короткий отрезок остаётся позади, по крайней мере, я познакомилась с прекрасными людьми, а это, чего-то, да стоит.

Я закинула свою сумку, на заднее сидение, но не успела сесть, как меня окрикнули.

Ко мне спешил Фёдор. Странно, что ему понадобилось?

— Виктория, я сразу к делу, — начал он, подойдя ближе, — вы профессионал с большой буквы…

Я фыркнула, но он только понимающе улыбнулся.

— У меня как раз в новом отеле открыта вакансия дженерал-менеджера, давайте ко мне?

Во как! Говорят же, там где закрывается одна дверь, открываются две других.

— Условиями не обижу, давайте записывайте телефон, завтра созвонимся, встретимся и всё обсудим.

— Даже время на размышления не дадите, — усмехнулась, но телефон достала, и цифры записала.

— И не унывайте, — подмигнул мне Федор.

Я только улыбнулась в ответ, и села в машину.

8. «Поцелуй»

Назар, сидел в компании Фёдора в ресторане, при его отеле.

Дела снова привели Назара в этот город, и конечно он остановился в лучшем отеле этого города. В Федькином отеле.

Они уже давно выпивали. Долго обменивались новостями. Назара не было всего месяц, а этот прохвост, уже успел подписаться на сеть спортивных клубов, и когда всё успевает, неугомонная натура.

Так ещё и про амурные свои дела не забывает, столько скабрезных подробностей о его личной жизни Назар давно не слышал от друга.

Для самого же Назара, этот месяц пролетел словно день. Один большой рабочий день. И он всегда удивлялся другу, когда тот рассказывал, что с кем-то познакомился и успел даже выгулять девушку.

У Назара еле хватало времени на его постоянных любовниц, которые в развлекательной программе были не прихотливы, и могли просто приехать на ночь, и то не всегда. Сон и ясная голова дороже.

А Федька вон, всё успевал. Дон Жуан, бля!

Поэтому сегодня Назар, позволил себе расслабиться, выпить, в компании друга, и может даже наконец потрахаться, но признаваясь себе честно, он бы лучше выспался. Видимо он стареет.

Они разговаривали, Федя зазывал его завтра в новый клуб, обещая подогнать первоклассных красавиц. Назар как всегда прикидывал, сколько у него дел назавтра, неопределённо пожимал плечами. И тут его блуждающий взгляд выцепил из множества людей, что-то знакомое. Назар сосредоточился, вернулся глазами туда, где его что-то привлекло. И не поверил глазам.

Возле стоики ресепшена, стояла Булка.

Девушка, была одета в фирменный бордовый жакет отеля, стояла и мило беседовала с мужчиной, наверное, одним из гостей. Улыбалась ему, что-то говорила. Её длинные волосы были собраны в аккуратный пучок, открывали круглое лицо, на котором как Назар уже знал, блестели светлые, спокойные глаза, и вздёрнутый нос, с пухлыми губами, которые он тоже знал, складывались в учтивую улыбку. Помимо жакета, на Виктории была белая блузка, и прямая юбка. Как всегда всё это было приталено и чётко по пышной фигуре девушки.

— Какого хрена она здесь делает? — проскрипел Назар, возвращая взгляд на друга.

— Это за этим ты тогда кинулся за ней? Чтобы к себе затащить?

Фёдор проследил за взглядом друга.

— А Виктория? Да, я ей предложил работу сразу же, как узнал, что она ушла от тебя! — кивнул друг, и продолжил разглядывать девушку, чем почему-то покоробил Назара.

Ему до зуда в пальцах, захотелось схватить Федьку за лицо, и повернуть к себе. Он даже кулаки сжал.

— Ушла, — хмыкнул Назар.

Офигеть! Она не ушла! Он её уволил, на хрен, потому что достала мельтешить. И пусть повод для этого был тупой, и потом был недельный поток Юриной истерики, и нескончаемые косяки Маши.

Плевать!

Уволил и доволен. Потому что она его раздражала. Даже когда он не видел её, заседая в Москве, она его бесила. И вот, наконец, избавившись от неё, он испытал облегчение.

И кто бы мог подумать, что друг так подсуетится. Хотя чему удивляться, эта зараза пышная, почему-то очаровывала всех вокруг, ведь Федька, как только её увидел, сразу в стойку встал.

— Она классная. Дженерал-менеджер у меня, — он мечтательно смотрел на Викторию, которая теперь переключилась на портье, о чём-то с ними разговаривая.

— Трахнул уже? — выплюнул Назар этот вопрос, от которого, тоже неприятно заскребло на душе.

Он отвернулся и замахнул остатки коньяка.

— Нет, — удручённо покрутил головой друг, — подкатил пару раз, а она меня отшила, и вообще говорит, парень есть, и неэтично смешивать работу и личное.

Назар криво улыбнулся.

Да в этом вся Булка. Ноль легкомысленности, только рационализм. Скучная, сухая Булка. Но все же, ответ друга бальзамом разлился на сердце Назара. Даже немного зауважал её.

— Но не чего, — хмыкнул Федька, — не такие бастионы брали, — он разлил остатки коньяка, по бокалам.

— Тем более, там есть ради чего постараться, — он подёргал бровями, показывая Назару, что очень озабочен данной темой. — У меня стояк каждый раз, когда она рядом. Вся такая аппетитная, и пахнет так сладко.

Вот интересно она там так же пахнет?

Назар снова глянул на Викторию, игнорируя пошлости друга.

Да что в ней такого?

Ну, задница круглая выдающаяся, и талия такая тонкая, особенно сейчас, когда она в этой облегающей бёдра юбке, и приталенном жакетике. И грудь у неё пышная. И пахнет она и вправду сладко.

Назар помнил этот умопомрачительный аромат. Тёплый, радужный запах персиков, и свежий аромат пионов.

И взгляд её испуганный.

И он вдруг стал прикидывать, а какая Булка без одежды.

Какая в постели.

Стонет или кричит.

А может, царапается.

Да так увлёкся, что не заметил, как она вопросительно на него смотрит. Стоит там, у стойки, и, поймав его взгляд, не шевелиться.

Узнала, конечно. Но ведет себя независимо, даже не пытается улыбаться, подлизаться к бывшему руководителю.

Сучка, высокомерная. Он с удовольствием её на колени бы поставил. И моментально представив это, Назар отвернулся от неё.

Ну, на хер, такие фантазии. Терпеть её не может эту выскочку. Вон и к Федьке подход нашла. Надо расслабиться.

— У тебя не останусь, — проскрипел Назар, — а в клуб завтра пойду.

Федька поуговаривал друга, мол, и сервис у него, и ресторан тут же, и центр города, но всё перекрывало наличие Виктории, которая вообще не понятно какие чувства вызывала у Назара.

А он так не любил, всякие непонятки.

Ему было легче, когда её нет на горизонте, и он не желал себе в этом отказывать.

Поэтому по окончанию их посиделок, водитель Фёдора отвёз Назара, в пустующую корпоративную однушку, в центре города, в которой он, не раздеваясь, завалился спать.

***

Клуб, и вправду, был крутым.

Даже и не скажешь, что не в столице.

Три уровня залов.

Верхний с вип-местами и приватными кабинками, посередине были мягкие зоны, и внизу огромный бар и танцпол. Всё сверкало и переливалось. Музыка била басами. То и дело, заставляя кивать под ритм.

Девушек, которых привёл Федька, было три. Блондинка и две брюнетки. Все трое роскошные, длинноногие, красивые.

Профессионалки, не иначе.

Но Назар не стал запариваться по этому вопросу, полностью доверяя в этом плане другу.

Они прекрасно проводили время, и Назар, наконец, расслабился, за хрен знает, какой промежуток времени. Они сидели в вип-кабинке. Перед ними ломился стол от выпивки и угощений. Девушки курили кальян, тихо и мелодично посмеялись, не забывая постреливать глазками, на мужчин. Федька всё уговаривал их станцевать им с Назаром стриптиз, и видно, что согласны, и ломаются и жеманничают, цену себе набивают.

Хотя Назар был уверен, пожелай они с другом, всех троих разложить прямо здесь, никаких возражений не последует.

— Так, я в туалет, — говорит Назар, поднимаясь с дивана, — приду, чтобы здесь царил разврат полный, давай друг не подведи, я на тебя надеюсь! — и похлопал улыбающегося Фёдора по плечу.

— Девочки вы слышали моего друга? — услышал он голос Федьки, выходя из кабинки.

Спустился вниз пробираясь сквозь беснующую толпу, туда где стоял большой сверкающий бар, за которым был коридор с туалетами.

Назар ловко лавировал мимо подворачивающихся под ноги людей.

Обратно шел с такими же препятствиями, успешно протискиваясь сквозь толпу, пока не почувствовал толчок в грудь, и не ощутил мокнущее пятно на рубашке.

— Что за хрень? — выругался он, ещё не понимая, что происходит, и поднял голову.

— Ради бога, простите, — залепетал знакомый голос, и тут же осёкся.

Перед ним стояла Булка, с пустым высоким стаканам из под коктейля, который она успешно вылила на него.

Белая блузка её, светилась неоном. Под ней виднелся бюстгальтер, облегая высокую, пышную, вздымающуюся грудь. Туда и уставился Назар, не в силах отвести глаз, пока она не залепетала.

— Назар Дмитриевич, — выдохнула она испуганно, и, вытащив из сумочки влажные салфетки, стала тереть пятно на его чёрной рубашке. — Мне так жаль, меня толкнули, и я не удержала, — бормотала она.

А Назар, как завороженный смотрел теперь на её ручку, что тёрла его грудь. На тонкие, белые пальчики, что порхали по его груди.

Потом он поднял взгляд на её лицо.

Она всё бормотала и бормотала, и смотрела так испуганно и виновато. Зелёно-серые глаза на пол лица, и ресницы такие длинные, трепещут, и дрожат. Светлые волосы разметались по плечам, открывая круглое лицо. Губы пухлые, говорят и говорят, периодически Вика их закусывает от досады. И трогает его, пытаясь исправить свою оплошность.

И он почему-то зависает, видя всё словно в слоу-мо.

Все её поспешные движения, замедляются, все слова, словно растягиваются. И аромат нежный, и тонкий вползает в его ноздри. И Вика смотрит и смотрит, испуганно исподлобья, снизу вверх, на него, пытаясь понять его реакцию.

Назар и сам не понимает того, что сейчас происходит. Удивление, что он опять столкнулся с ней, раздражение опять же от этого. Плюс испорченная одежда, и её нелепые попытки всё исправить. Всё это присутствует, но берёт вверх какой-то низменный инстинкт, подчинить, покорить, усмирить, закрыть ей рот. Потому что смотрит она на него своими оленьими глазами, и сама того не понимает, что будет в душе его зверя.

Она другая сейчас. Растерянная, смущённая, и совершенно неуверенная в себе. Такая, как нужно. Такая, как тогда в подсобке, когда повело ему голову.

Назар, ещё не совсем до конца понимая, что он делает, действуя на одних инстинктах, склоняется к девушке, и обнимает за талию, прижимает к себе. Чувствует тёплое, мягкое тело, прижатое к нему.

Вика испуганно выдыхает, обрамляет его лицо свежим дыханием, и в её глазах нарастает паника.

— Что вы делаете? — шепчет она, даже не пытаясь оттолкнуть его, так и держит в одной руке пустой бокал, а вторая рука, лежит на его груди.

— Да, да, вот так и смотри, — рычит ей в ответ Назар, дурея от того страха что плещется в её взгляде.

— Боишься, зараза? — спрашивает и ответа не ждёт, за затылок притягивает ближе, и накрывает её рот своим.

Вминается властно, в нежную плоть, впитывая нежный аромат и сладкий вкус.

Вика замирает, всё так же испуганно смотрит на него, не шевелиться, но позволяет раскрыть ей рот настойчивым языком.

Назар проникает внутрь её рта, и шалеет окончательно, даже и урчит от удовольствия, пробуя её сладкий пьянящий вкус.

Давит на затылок, впечатывая в себя сильнее. Чтобы поняла, и не сомневалась, что он не отпустит, пока не насытится, не выпьет до дна, наслаждаясь её вкусом.

И она понимает, и отвечает, прикрыв глаза. Смиряется с его силой. Робко трогает его язык своим, и сжимает ладошку на его груди, притягивая за смятую в ней рубашку. И вздрагивает, когда он ещё больше зарывается пальцами в её волосы, и оттягивает маленько, просто власть свою устанавливает. И эта дрожь, ему передаётся. Весь трепет её тела ему передаётся.

Назар только крепче её прижимает, и дышать позволяет только своими кислородом, который он дозирует, греет своим дыханием и наделяет своим вкусом. И продолжает неистово её целовать, а она отвечает, тихо постанывая в его губы. Сладостью своей делиться, нежностью, пытается усмирить его, но тем самым ещё больше распаляет. Если бы они не были бы в общественном месте, он бы давно с неё стащил бы одежду, а так…

— Вика, слышишь, — отрывается он от истерзанных губ, и пытается поймать её расфокусированный взгляд. Назар и сам еле дыхание переводит. — Вика, поехали ко мне, поехали, да, ты согласна? Согласна?

Девушка смотрит на него, всё ещё плохо соображая, потому что взор её затуманен.

— Я хочу тебя, — сипит Назар, разворачивая, и обнимая вновь за талию, подталкивая её к выходу, ведя сквозь толпу, думая только о том, чтобы продлить это удовольствия, думая только о том, что это удовольствие может быть ещё слаще, острее, круче.

— Поехали ко мне? Да? Ты согласна? — склоняясь к ней, он заглядывает ей в глаза.

Она ошалело смотрит на него, и идёт увлекаемая им.

— Мне надо, подруг предупредить, — лепечет запинающимся голоском.

— А потом нельзя? — ворчит Назар, но тормозит, включает мозг, вместо ширинки.

Он же не насильник, в любом случае должно быть всё по взаимному согласию.

— Я… Я быстро, — улавливает она изменение в его поведении, хотя даже трепыхаться не осмеливается, вся под его взглядом замерла, и ему хочется наплевать на всё и всех, и снова впиться в эти губы пухлые.

Бля, это морок какой-то.

— Иди, только быстро, — разрешает Назар, и отпускает её.

Стоит и смотрит ей в след, и всё ещё чувствует на своих пальцах её тепло, и мягкость, и на губах сладкий вкус. Он прислоняется к стене и переводит дыхание. Как издалека наплывает гомон голосов и музыка.

Возвращается ощущение остального мира. Да, давно его так не вставляли женщины. Чтобы вот так вот в омут с головой, совершенно мозг отключить. Чтобы не думать не о чём, кроме губ этих мягких, и теле, дрожащем в его руках, и он почувствовал, что возбуждение возвращается, только стоит ему вспомнить недавний поцелуй.

И это пиздец! И в то же время хочется, чтобы длился этот пиздец дольше.

Он всё так и стоял возле стены, в коридоре, который вёл к выходу, и почему-то понимал, что она не вернётся.

Обманула его.

Испугалась напора непонятного.

Сучка, но ведь отвечала же, губы подставляла, стонала. Нет, не вернётся, он может тут хоть всю ночь простоять. Вика сбежала.

В кармане завибрировал телефон. Федька.

— Куда пропал Назар? — запричитал в трубку друг.

— Сейчас вернусь, — рыкнул Назар, но ещё как дурак простоял пять минут, все, же надеясь, что Булка вернётся, но её не было.

Идти искать её по клубу, тоже не комильфо. Да и наваждение отпускало Назара, оставляя в душе паршивое послевкусие. И ощущение, что он идиот нарастало и раздражало.

Он вернулся в кабинку к другу и девушкам. Как он и завещал, здесь полностью царил разврат. И главным героем был, конечно, Федька.

Все три девушки полураздетые кружили перед ним в танце, извивались, постанывали и повизгивали, когда он прикладывался шлепками к их ягодицам. Друг тоже сидел в развороченной одежде, отрывая вид на подтянутый торс, и безволосую грудь. На шее тускло блестела массивная золотая цепь, и на ней крест.

Одна из девушек, блондинка, предприняла смелую попытку, и уселась к нему на колени, стала ёрзать и извиваться, в его бесстыжих руках, которые Федька тут же запустил ей в её трусики. Девушка изогнулась, и закатила глаза, откидываясь к нему на грудь.

Две других, тут же прильнули к другу с боков, стали тереться об него грудью, лаская его и себя. И всё так слаженно у них было, и спорно, что Назар даже не стал их отвлекать и прощаться, рассудив, что всем четверым не до его кислой мины.

Низменное возбуждение прилило к паху, но хотелось не этого, хотелось того упущенного сладкого чувства, испуганных светлых глаз, и трепет мягкого тела.

Сучка! Как его так повело? Отчего спрашивается?

Назар в очередной раз в одиночестве, добрался до пустующей квартиры и завалился спать, и снилась ему Булка, обнажённая и испуганная.

9. «Я согласна!»

Планёрка быстро подошла к концу.

Надо успеть выскользнуть пока Федор Михайлович отойдя от деловых вопросов, не перешел на личные, и не выхватил взглядом меня. Терпеть очередной его подкат, у меня не было желания, и поэтому я ловко юркнула перед Аллой Юрьевной, старшим хаус-менеджером, и пока Федор отвечал на вопросы шеф-повара, который тоже обязан был присутствовать на утренних планёрках, я улизнула.

У меня работы не початый край, вот ей и займусь, и головушку свою ей же займу, чтобы не думать. Потому что думать нет больше сил, и переживать странный и волнующий момент двух дневной давности, тоже нет никаких сил.

Работа делалась, а вот мысли некуда не девались. Вроде отвлекусь ненадолго, а потом снова стою, словно опять в этом ночном клубе оказываюсь, прижата к твёрдому телу сильными руками, и губы такие жесткие с виду, мягко касаются и властно подавляют любое сопротивление.

Да какое там сопротивление! Разве я противилась.

Испугалась. Не поняла.

А потом даже во вкус вошла. Разве можно так целовать, чтобы всё вокруг прекратило своё существование. Чтобы остался только он один. Чужой, но в тоже время такой желанный. Незнакомый, но совершенно гармоничный, и идеально подошедший. Одно противоречие в этом поцелуе, но в то же, время, он был настолько сладок, что утягивал за собой в это безумство. И я утянулась, унеслась, шагнула, и растворилась, в этом вкусе, смешанным с пороком и острым желанием подчинить.

Я, сначала, когда поняла, с кем столкнулась, от досады готова была провалиться сквозь землю.

Долохов!

Его расстрельный взгляд чёрных глаз.

Почему опять он?

Серьёзно, среди множества людей, столкнуться с этим циничным ворчуном.

Чего ему в Москве-то не сидится? Таскается к нам!

Но потом опомнилась и решила извиниться, и даже предприняла попытку спасти его рубашку, а то, ещё и счёт предъявит, а одевается он явно не в масс-маркете.

Что-то бормотала ему, тёрла пятно, от вишнёвого дайкири, и пропустила нападение. Только и выдохнуть успела, когда он сжал меня в объятиях, и утонула в чёрном омуте его глаз. И это было так вероломно и неожиданно, что я и подумать не могла о сопротивлении, а когда он начал меня целовать и подавно. Настолько это было сладко и будоражаще, просто непостижимо, и поэтому ещё более остро воспринималось его желание, которое я ощутила всем телом, и ответила, потому, что не возможно не отвечать на такой требовательный поцелуй. Невозможно стоять стеной, и не откликаться на все эти сигналы тела. Только в ответ целовать и пытаться подарить хоть толику того же яркого и захватывающего наслаждения, что дарил мне он. Мне даже от царапающей кожи его щетины не было больно, все эти чувства, стыд, раздражения на коже, и сожаление, они пришли потом.

Он отстранился, и что-то говорил, а у меня всё плыло перед глазами, потому что всё это время я дышала только этим поцелуем, и теперь горький кислород, отрезвлял, и сознание нехотя, возвращалось с небес, вплывало в грешное тело, и мозг, начал посылать рациональные команды.

Он зовёт меня к себе, настойчиво зовёт, и даже уже к выходу ведёт. А я даже не разобралась, хочу ли я продолжения, а он не даёт времени на обдумывание, нашептывает, уговаривает, увлекает, прижимает к себе.

Надо вырваться!

И я, совсем ещё размякшая, сделала попытку вырваться, и он отпустил. Чем дальше я удалялась, тем трезвее становилась и понимала, что не вернусь, убегу, спрячусь, но не вернусь. Это что-то запредельное, то, что я не могу контролировать, подчинить. И мне страшно рядом с ним.

Я обошла бар с другой стороны и вышла во второй выход. На улице, втянув носом ночной прохладный воздух, я совсем почувствовала свободу, и уверилась в правильности своего решения. А когда ехала домой на такси, ещё и про Льва вспомнила, о котором вообще думать забыла.

И вот два дня я маюсь, постоянно у меня в голове Долохов, с его настойчивыми губами, и сильными руками. И много вопросов, на которые не может никто ответить.

К вечеру я настолько устала, что еле плелась за портье, чтобы лично поверить номер, из-за которого, чуть не случился скандал. Наша гостья, уверяла, что в номере противный запах, и никак не желала в него заселяться. Я настояла на том, чтобы провели полную проверку, и ещё одну уборку заменив всё, и теперь шла сама проверить, понюхать.

Алексей, молодой парнишка, приятный и улыбчивый, уверял меня, что всё сделали, и что пахнет в номере божественно. Мы поднялись на третий этаж, и пошли по длинному мягко освещённому коридору. Я уже приставила к замку ключ-карту, и он щелкнул, в унисон с соседней дверью. Обе открылись тоже одновременно, меня даже позабавила такая слаженность действий. А потом из соседнего номера, громко смеясь и разговаривая, вышли Фёдор Михайлович, и Долохов. Я только моргнуть успела, на его прицельный чёрный взгляд, нырнула в номер за Лёшей, и закрыла дверь, проявив все признаки невоспитанности. Прижалась спиной к двери, и перевела дыхание. Щёки загорели румянцем.

Да почему опять он?

Когда он уже уедет в свою Москву?

Пахло в номере или нет, я так и не поняла, но долго и с важным видом ходила и принюхивалась, тянула время, чтобы наверняка не столкнуться с миллионером.

Номер сдали, гостья осталась довольна, а Долохов поймал меня в коридоре, когда я шла переодеться и пойти уже домой. Он привалился плечом, к стене, пригвождая мне путь, и сложил на груди руки. Прожигающий взгляд был сейчас таким холодным что, я вздрогнула, когда подняла на него глаза.

— Ну что предупредила подруг, Вика? — низкое рычание, и снова оторопь во мне.

Да что со мной, я же могла смотреть на него спокойно, а сейчас, не знаю, куда деть глаза, словно нашкодивший ребёнок.

Я попыталась взять себя в руки и уже тверже глянула на него.

— Назар Дмитриевич, мы же взрослые люди, и то что произошло, вполне можно списать на действия алкоголя и располагающую обстановку клуба… — начала я, но он шагнул навстречу, за шаг покрыв почти всё то расстояние, которое разделяло нас.

— Как меня бесит твоя рациональность, твоя рассудительность, — выдал он, обдавая своим тёплым древесно-цитрусовым ароматом, — тебе не говорили, что женщины должны быть слабее, и отдавать решения в сильные мужские руки.

— Что? — моя уверенность рухнула, я подняла озадаченное лицо, и встретилась с тёмными глазами, и взгляд тут же метнулся на губы его, обрамленные тёмной щетиной.

— Расслабься, — говорят эти губы, и я поднимаю настороженный взгляд на Долохова, он смотрит слегка насмешливо, но глаза его жгут, а ноздри трепещут. Он тянет мой аромат, вероломно словно вор, крадёт его.

— Я не понимаю… — просипела я, потеряв неожиданно голос.

— Ты очень разумная, Вика, пытаешься всё контролировать, — пояснил он, и навис, подойдя совсем уж близко, так что я могла разглядеть бьющуюся жилку на его шее, и ощутить тепло его кожи, и даже сердце слышала. Или это моё выпрыгивает из груди.

И это уже слишком. Моя реакция на этого закостенелого циника, совсем мне не понятна. Я дышать рядом не могу, и думать не о чём не могу.

— Я… Мне нужно пройти… — выдохнула я и решительно толкнула его в грудь, и одёрнула руку, ощутив горячие твёрдые мышцы, и дрожь тела, от моего касания.

— Ты хочешь сказать, что не хочешь меня? — без обиняков спросил он напрямую, уперев по бокам от моей головы руки в стену.

— Что не отвечала мне на поцелуй, не вздрагивала и не стонала в ответ?

— Зачем? Зачем вы это говорите? — возмутилась я его откровенности. — Конечно, я не хочу вас!

— Вас! — передразнил он.

— Да брось, Вика, ты же не девчонка, ты же честна перед собой, и прекрасно можешь понять своё тело, — усмехнулся он, и его рука скользнула вдоль моего бока.

Шершавые пальцы, задели открытый участок кожи на шее, и там всё покрылось мурашками, и я вздрогнула.

А Долохов продолжил дальше, дотронулся до моей щеки, обвёл скулу, учащая моё дыхание, убыстряя бег сердца. Заправил выбившуюся прядь волос за ухо, наблюдая за моей реакцией на него.

— Такие сигналы, как сейчас, — теперь его голос звучал хрипло, и горячее дыхание касалось моего лица. Взгляд жёг.

— Дрожь тела, и сбившееся дыхание, покалывание в пальцах от прилива крови, и жгучий румянец, всё говорит о том, что наши желания совпадают, и сейчас они не продиктованы ни алкоголем, ни атмосферой клуба. Есть только ты и я сейчас, и какая-то странная химия между нами.

Он гладил моё лицо, обводил контур губ, слегка оттягивая нижнюю, и ловил мои вздохи, и моя вздымающаяся грудь почти упиралась в его тело.

И я таяла, под его взглядом, и не осталось во мне никакой рассудительности, только страх, перед ним. Потому что он так действовал на меня, словно мысли мои потаённые читал. А потом и вовсе, накрыл трепещущее горло ладонью и сдавил, склонился совсем низко, так что наше дыхание смешалось.

— Вот так, да. Вот так смотри, — хрипнул он снова, эту непонятную фразу, накрывая мои губы, и не отрывая своего взгляда от меня. И я смотрела, и губы послушно раскрыла под напором языка. И как два дня назад в клубе, так и сейчас, я была полностью парализованная, его глазами, и действиями. Пьянящий вкус, снова завладел мной, и руки непроизвольно сомкнулись на шее, чтобы притянуть ближе.

Что это за наваждение такое?

Но даже и об этом не было сил думать, а было одно большое желание, познать этого мужчину полностью.

— Ну, так скажи, ты хочешь меня? — спрашивает он, отрываясь от моих губ, разглядывая моё лицо.

Взгляд я так и не отвела, и между нами словно искры сверкали. Соврать я бы не смогла при всём желании.

— Хочу, — отвечаю совершенно искренне.

Назар, снова склоняется и целует, опять нежно, и чувственно. От этого просто можно сойти с ума. Раствориться, разлететься на тысячу частиц, и никогда не стать прежней. И снова так словно одни мы в мире. Всё меркнет, тонет. Только это поцелуй, который дарит мне жизнь, если оторвусь, умру.

— Вика, пойдём наверх, — Назар прижимается ко мне лбом, и тяжело дышит, а я и вовсе открыть глаза не могу.

Тону, и тону, в этой неге. Всё тело мягкое податливое. Внизу живота порхают бабочки, задевая своими крыльями кожу. Мне так хорошо, что нет сил, отказать ему. И надо бы придти в себя, вынырнуть из этого морока.

Но как? Ведь он дарит мне все эти ощущения.

— Вика, пойдём, ты же хочешь, тоже хочешь, — забормотал Назар, и его низкий хриплый голос ласкал мой слух. Он снова вжался в мой рот, словно стремясь закрепить результат, и я послушно ответила, впустила, снова закружившись в этом водовороте.

— Назар, я не могу, — простонала я, ещё не сдаваясь окончательно.

В голове проносятся мысли о работе, о Льве, об абсурдности всей ситуации. И я пытаюсь вывернуться из его рук, но он опять, завладел моими губами. Исследуя рот, переплетая наши языки. И руша все мои зыбкие крепости и бастионы. Все мои доводы против.

Всё.

Руки его осмелели, уловив мою капитуляцию. Назар смело гладил и мял мою грудь через одежду, прижимал к себе, обхватив за ягодицы, и рычал мне в рот. И все мои ощущения разгонялись от приятных, до крышесносных. В такой прострации от мужчины я была всего раз, но тогда я безумно любила, а сейчас, то что?

— Почему? Почему не можешь? — он снова отстранился, но только чтобы удобнее перехватить меня за талию.

Взгляд его плыл, он сейчас совсем не напоминал того холодного лощёного начальника. Тёмный взгляд пылал, ноздри трепетали, губы алели, чётко выделяясь на фоне тёмной щетины. Грудь вздымалась, и вся его мощная, высокая фигура словно горела. Мышцы буграми ходили по плечам и рукам, под тонкой тканью рубашки. Он был весь напряжённый, обострённый. Он был хищник, а я его жертва. Жертва, которая посмела сопротивляться.

— Ты же хочешь! Ведь хочешь? Иди, иди ко мне, прекрати всё контролировать! Вика, я так хочу тебя! Вика!

Он притянул меня к себе. Голова кружилась, и от слов и от пьянящих поцелуев, и от откровенных прикосновений.

— Пойдём со мной, Вика, пойдём, — он стал утягивать меня в сторону лифтов, видя, что я сомневаюсь и колеблюсь. Держал зрительный контакт, и не отпускал от себя.

Когда приехала кабина, Назар слегка подтолкнул меня туда, и снова полностью завладевая мной.

Я сдалась.

Так мне было сладко в его руках, так желанно, и правильно всё происходило. Не знаю, видел ли нас кто-то в коридоре, а потом и входящих в лифт, и на этаже, на который он привёз нас. Я сейчас не задумывалась над этим. И если моя репутация испорчена, так тому и быть.

И вот коридор, и дверь номера, всё как в тумане. Щелкает замок, и мы остаёмся по настоящему одни, в темноте номера.

Назар опять нашёптывает мне слова успокоения, перемежая их с поцелуями, и стягивает мою одежду.

Последний рубеж.

Если сейчас не остановлю, то потом будет поздно. Но вместо этого, я сама тянусь к нему, путаюсь в пуговицах на его рубашке, занятая поцелуем, и тем, чтобы не упасть, потому что он наступает, подталкивая меня вглубь номера, там, где есть кровать.

10. «Выше ожиданий»

— Подожди, дай посмотреть на тебя, — Назар отвёл руки девушки в стороны, и стянул с её плеч, уже расстегнутую блузку.

В номере горел ночной свет, и его вполне хватало, чтобы видеть всё.

Вика смотрела затуманенным взглядом, её пышная грудь, в белом кружевном бюстгальтере, вздымалась от частого дыхания.

Назар нежно коснулся кончиками пальцев тонкой нежной кожи на шее, и почувствовал дрожь её тела, скользнул по плавным плечам, обводя их контур, склонился и втянул сладкий аромат персиков, исходивший от неё.

Время замедлилось.

Время остановилось.

Его хотелось растягивать, потому что такая желанная девушка, наконец, стояла перед ним, и он хочет растянуть удовольствие, смаковать как дорогое вино, каждый миг рядом.

Он с ума сходил эти два дня. Не мог думать не о чём. Его это злило, и раздражало. Всегда сосредоточенный на делах, Назар теперь витал в облаках, как блядь, кисейная барышня, всё вспоминая и вспоминая сладкий миг, их поцелуя.

Не помогала ни водка, ни спорт, ни другие женщины. От которых вообще становилось тошно. Нужна была только она.

О чем только не передумал Назар за эти два дня.

Он готов был кинуться в Федькин отель, и найти её, готов был просить у друга её адрес, и тоже нагрянуть туда. Назар сходил с ума, и его это убивало, обескураживало, и бесило.

Как же его это бесило?

И он понял, что выход лишь в том, чтобы завалить Булку, и тогда его отпустит. Тут ещё и Федька, снова заладил свою песню, о том, что у него целый отель для него, а он живёт в какой-то вшивой квартирке. И Назар согласился, полагая, что так он будет ближе к Вике, и ближе к тому, что он, наконец, её трахнет и успокоится. Потому что вот так как сейчас, это же невыносимо, думать и думать, впору, идти самоудовлетворяться как юнец, представляя Булку в главной роли.

И как же ему повезло, в самый первый вечер встретить её.

Они проговорили с другом, пару часов, заказав ужин в номер, где теперь жил Назар, и он хоть немного отвлёкся.

Федька, пытался вовлечь его в партнёрство, в новый проект, с сетью спортзалов, и расхваливал все перспективы. Назар не планировавший нечего такого, пообещал подумать, на этом о делах закончили, поужинали, наконец, выпили, и решили сходить поиграть в бильярд, у Федьки как раз перед Назаром, был должок за прошлую игру. И настроение, наконец поднявшееся за два дня, моментально скатилось, когда Назар, увидел испуганные глаза Вики, когда они с Фёдором выходили из его номера, а она наоборот входила в соседний.

Она так испуганно на него глянула своими зелёно-серыми глазами, так вспыхнула, и поспешно скрылась, даже не поздоровалась, что Назар всё понял.

Девочка тоже в растерянности, и девочка тоже думала о нём. И пока Федька удивлялся, что это нашло на его лучшую сотрудницу, Назар прикидывал, как отказаться от совместного вечера с другом.

И тут помогла Ирина, его секретарь. Она звонила предупредить о изменении расписания на завтра, и Назар нагло соврал другу, что у него возникли дела, и расстроенный Фёдор отправился на игру один, а Назар остался караулить Булку.

И дождался, когда она шла в подсобные помещения, намереваясь переодеться и пойти домой.

О, как она сладко испугалась, и пыталась что-то возражать в её рассудительном стиле, и как не менее сладко Назар сломил все её сопротивления, и впился, наконец, в её пухлые губы, которые он помнил, и бесконечно, раз представлял, и не только на своих губах.

Он целовал, вырывал её вздохи, и трепет, и дрожь, и она сдавалась. Что-то пыталась говорить, но он утягивал её за собой. Не было у неё пути назад, не было. Сейчас ему было всё равно, пусть она хоть и замужем бы была, плевать. Он хотел только её, только она в голове его засела, и это нужно исправить, удовлетворить все свои желания с ней, насытится уже, наконец, и освободиться.

И поэтому сейчас он остановился, и растягивал болезненное удовольствие, усмиряя себя, чтобы не сорваться и не смять это сладкое, мягкое тело.

Он гладил, и целовал её кожу, ароматную и бархатную, такую теплую, такую горячую. Медленно раздевал, стягивая юбку, и колготки, становясь перед ней на колени, рассматривая всё до мельчайших подробностей.

Вика была великолепна.

Вика была восхитительна.

Она заливалась румянцем, стесняясь его, но в, то же, время была так распалена, что стараясь прикрываться, она тут, же отвечала на все его прикосновения.

И он гладил её тонкую талию, обнаружив сбоку маленькую татуировку крохотной птицы, и поцеловал рисунок, спустился до крутых бёдер, огладил упругие ягодицы, и вжался носом в её кружевные трусики, втянув терпкий аромат её желания. Пионы и персики перемешались с её ароматом, и звучали сейчас особенно волнительно, так что у Назара моментально рот наполняется слюной. Он втянул её запах ещё раз, вырвав из её горла всхлип, и тонкие пальцы вонзились в его плечи. Назар провёл по кромке трусиков, и чувствительно нажал на лобок, и Вика дрогнула, еле устояв на ногах, а на его пальцах осталась влага пропитавшая ткань насквозь.

Он поднялся и, глядя ей в глаза, облизал свои пальцы, собирая терпкий вкус, а потом склонился и поцеловал ее, делясь им с ней.

Назар оглаживал её контуры горячими ладонями, чередуя поцелуи и нежные покусывания, и девушка дрожала, в его руках. От возбуждения, и восторга. Она стонала, когда он обхватил, губами острый сосок на её груди, и сжал его, прямо через кружево белья. Впилась в его плечи, оцарапав через ткань рубашки, и запрокинула голову, открывая нежную шейку, и он не смог устоять, переместился туда, а потом и на чувствительное местечко за ушком, и само ушко, пуская по телу девушки дрожь, и вырывая из неё стоны. Целовал, лизал, кусал, бесконечное количество раз, умело распаляя её, раскрепощая.

Они всё ещё стояли у изножья кровати. И Назар наслаждался покорностью своей добычи, за которой он побегал, и сейчас упивался каждым мгновениям, поглощая её аромат, и вкус. Сминая, нежно и аккуратно её тело, поглощая тихие всхлипы и стоны. Назар растрепал её волосы, стянув с них резинку, и вдыхал пьянящий аромат персиков, и жаркий запах кожи. Вика подняла голову, заглянула в его глаза.

— Назар, — хрипло и возбуждённое её голос царапнул его, — я так хочу тебя!

И она, отстранившись, сняла бюстгальтер, высвободив пышную грудь, с тонкой розовой ареолой, и острыми сосками.

Высокую, круглую.

Назар тут же припал к ней, целуя и кусая, нежную кожу, оставляя красные следы. Катая между пальцев твердые соски, и зарываясь носом в горячую ложбинку, просто дурея от этой девушки.

Он слышал собственное сбившееся дыхание, и рык, вырывающиеся из горла, и всё его тело ломило, и стонало. Член болезненно дёрнулся под брюками, и Назар низко застонал.

А Вика плавилась в его руках, совсем уже потеряв ориентиры, от его ласк. Она сдирала с его плеч, так до конца не расстегнутую рубашку, и впивалась ногтями в его кожу, словно кошка, дуреющая от блаженства, вонзала свои когти, показывая своё блаженство.

— Назар, — стонала, она, и просила взять её.

Никто так сладко не стонал, кроме неё, никто так не умолял его о близости. С такой искренней реакцией, и отдачей. Она отвечала, на все его прикосновения, на все его ласки, поцелуи. Трепетала, и стонала, вскрикивала, и шептала. Терлась, и ёрзала. И сводила с ума его, сводила в тёмную пропасть, в которую они сейчас упадут вместе.

Назар легонько подтолкнул Вику, и она опустилась на кровать, села и подняла расфокусированный взгляд. Разметавшиеся волосы, опустили на плечи, и легли на грудь. Она смотрела так призывно, ожидая его. А Назар, поспешно стянул, наконец, рубашку, оголяя торс, и одним махом стянул брюки и бельё, не забыв вытащить из кармана презервативы, и бросил их на кровать. Он встал перед ней, и его вздыбленный член почти оказался перед её лицом, и она, недолго думая, легко дотронулась до его плоти.

Назар дрогнул, и шумно выдохнул, когда её ладошка, сжалась на его члене и повела слегка вверх, потом спустилась ниже, и аккуратно коснулась бордовой головки, размазывая каплю выступившей смазки. Другой рукой Вика скользила по его бедрам и ягодицам, изучая, рассматривая его.

Она продолжала наглаживать его член, подняла глаза на него.

— Ты хочешь? — спросила она и облизала губы.

И он понял, что она сделает всё, как он пожелает.

Каким-то образом она вела себя настолько правильно, полностью, так как он любил. Покорно, немного испуганно, полностью отдав инициативу ему. Толи она искусная любовница, толи действует по наитию, а может она просто такая и есть. Эта восхитительная девушка, которая сперва просто раздражала его, теперь сводила его с ума, своими светлыми глазами, и умелыми руками. Сводила с ума одним своим видом.

И Назар не мог наглядеться, всё скользил и скользил взглядом, по распущенным по белым плавным плечам и груди, волосам. По тонким рукам и умелым пальчика. Впитывал её зовущий взгляд, и закушенную губку. И жаркий аромат распаленного тела.

— Очень хочу, — хрипнул он в ответ, потому что трудно совладать с голосом, — но сперва я хочу в тебя!

Он отстранил её ладошку, и толкнул на кровать. Вика покорно легла и немного подтянулась на локтях. И пока он раскатывал по члену презерватив, стянула трусики и откинула их в сторону, но ножки свела, и Назар встав на колени на кровать, подтянул её ближе, и положил горячие ладони на её коленки, нежно провёл по бедрам, успокаивая и настраивая.

— Вика, раздвинь ножки, — сказал он, и вместе с тем надавил на её бёдра, и она послушно раскинула ноги, открываясь для него.

Вика закусила губу, и внимательно смотрела на него, а Назар всё вел горячие касания, пока не дошёл до её лона. Пальцы коснулись розовой плоти. Медленно и нежно прошлись по складочкам, коснувшись чувствительного бугорка, и девушка выгнулась, и вскрикнула. Руки её накрыли его ладонь, и Вика начала ёрзать, под его пальцами, всё шире расставляя ноги. И он ловил все её желания, все судорожные вдохи, и гладил горячую плоть, чувствуя обильную влагу, что сочилась ему прямо на пальцы.

— Назар! Назар! Прошу! — Вика выгибалась и дрожала, направляя его пальцы в себя. Тело её искаженное судорогой так призывно выставляло напоказ все её прелести.

Нежную шею, большую круглую грудь, напряжённый живот, и влажную горячую плоть, так откровенно и чувственно, что Назар уже просто не мог ждать.

Он вошёл сразу, и на всю длину. С каким-то особым удовольствием почувствовал, как она его сжала, и вся напряглась. Возможно, ей больно, но всё это потом, потому что теперь не сдержаться. Не замедлится, не остановиться. Так в ней тесно и горячо, что Назар вбивался с бешеной скоростью, ловя невероятный кайф, чувствуя, как Вика расслабляется, и он рычал от удовольствия.

Говорил что-то, успокаивал, наверное, но скорости не сбавлял, закинув её ноги на плечи, так чтобы на полную, глубже, до конца. Её скорая дрожь, и громкий вскрик, лишь только притормозили его. Он замедлился, чувствуя бешеное сокращение её мышц, и сквозь свои невероятные эмоции наблюдал, как бьётся под ним девушка. Она вонзилась ногтям в его спину, проведя болезненные борозды, хрипло шепча его имя.

Назар замер, и вышел из неё, одним махом перевернув Вику на живот, она только глухо вскрикнула. Он задрал её зад выше, поставил на четвереньки, и такой умопомрачительный вид ему открылся на её круглую задницу, и узкую спинку, и плечики прижатые, вздрагивающие, на разметавшиеся волосы, скрывающие полностью личико.

Он снова одним махом вогнал в неё член, и она тут же выгнулась под ним, реагируя на вторжение. Снова разгоняясь вместе с ним, снова загораясь, уносясь в бешеный ритм, что он задал.

И Назар нанизывал её на себя, долбил, рычал от удовольствия, и сжимал упругую плоть до синяков, пока разрядка не настигла его. Такое яркое и острое удовольствие, что у Назара потемнело в глазах, и он всем весом навалился на девушку, блаженно выдыхая.

11. «Я хочу ещё!»

Я так и лежала на животе, приходя в себя. Дыхание постепенно выравнивалось, и прохладный воздух холодил разгорячённую кожу.

В голове кружил ворох мыслей. Позвонить домой. Поговорить со Львом. Чей это номер?

И центром среди всего этого обнаженный бог.

Голый Долохов, это какой-то особенный сорт Долохова.

Все те невнятные фотографии из интернета, не передавали и толики той мужественности и стати, которой он обладал. И дело не прокачанных мышцах, и широком развороте плеч. Он обладал какой-то бешеной энергетикой, которая подавляла, и подчиняла. Ему даже не надо было тратить время на всю эту сумасшедшую прелюдию, такую нежную и тягучую, что я думала, что не выдержу, расплачусь и начну умолять его взять меня. Он мог бы сразу раздеться, и я бы не подумала отказать.

Высокая мощная фигура, загорелая кожа, весь словно оголённый нерв, весь напряженный и заведенный. И смотрит так, что плавиться всё вокруг, и я в том числе. Шепчет своим хриплым шёпотом, как будто не видит, что я уже на всё согласна. Он настолько меня поработил своими ласками, что я отважилась на откровенные действия. Коснулась его, в желании почувствовать эту мощь руками, пока она не обрушилась на меня. Гладила, усмиряла. Но разве успокоишь такого зверя?

Я даже готова была встать на колени перед ним, ему стоило только ресницами взмахнуть, и я бы покорно принял его, и ещё неизвестно кто бы больше наслаждался, я или он.

Его убийственная прелюдия, вся эта запредельная нежность, откровенные прикосновения, и жаркие поцелуи, словно расплавили меня, не оставили и сомнения, что мы что-то делаем неправильно. И даже боль проникновения, не затмила всей этой сказки, нереального блаженства. Даже эта боль была к месту. Его бешеный темп. Резкие движения, без тормозов, и оглядки. Всё это было невероятно и правильно. Начиная с его пальцев во мне, и невероятной вспышкой, от глубоких толчков его члена. Я взорвалась, я горела, и сгорала, задыхаясь придавленная невероятным восторгом. Я никогда такого не испытывала, даже с любимым мужчиной.

Никогда.

А он смог довести меня до исступления. И благодарная за волшебные мгновения, я шептала его имя, сорванным голосом. Потом и оглянуться не успела, как он перевернул меня, и сладкие мучения продолжились, поменяли градус, стали ещё глубже, откровеннее, и жёстче. Не знаю, сколько это длилось, но я потеряла всякие ориентиры. Очнулась вот только сейчас, почувствовав, лёгкость, потому что его горячее тело, накрывшее меня, больше не давило, и между ног стало пусто и немного саднило. По коже разбегались мурашки, и мысли метались в голове, словно того и ждали, когда на них обратят внимания.

— Чей это президентский люкс? — выхватила я из вереницы размышлений самую первую думу.

— Мой, — коротко ответил Назар.

Я прищурилась и оторвала голову, откидывая с лица спутанные волосы.

— Твой? — удивилась я. — Не знала, что ты заселился к нам.

— Да, сегодня, — снова короткий ответ.

Я разглядывала его расслабленную вытянувшаяся на постели фигуру. Приглушённый ночной свет делал её очертания размытыми, но всё же, было видно, как он блаженно прикрыл глаза, как спокойно его лицо, и всё тело умиротворенно.

И я опять смотрела, и не могла оторвать взгляд, и удивлялась тому, что когда-то я спокойно могла смотреть на этого мужчину, а теперь, без дрожи, даже в таком приглушенном свете, даже после того как мы были тесно и крепко сплетены друг с другом, я не могу даже косится на него.

И это раздражало.

Хотелось собрать себя. Надавать оплеух, чтобы пришла в себя, но только я отдала себе такую команду, он посмотрел на меня, застав врасплох.

— Почему птица? — вдруг спросил Назар, гипнотизируя своим тёмным взглядом, и видя, что я не уловила его мысль, пояснил: — У тебя татуировка?

— А! Это! Глупость, наверное! — смущенно улыбнулась я. — Просто в лет восемнадцать прочитала роман Ю Несбё «Красношейка», и так прониклась идеей, и, в общем…

— Так это зарянка? — удивился он.

— Ну да, а ты читал? — теперь удивилась я.

— Читал, но видимо, не так проникся вечно пьяным Харри Холле2, как ты, — усмехнулся он, и внимательно посмотрел на меня.

— Хочу ещё раз посмотреть на неё, ты позволишь?

И я вздрогнула. Таким проникновенным хрипом это было сказано, и такой быстрый переход от расслабленно-безразличного тона, до вот такого интимного, будоражащего, что я растерялась.

А потом Назар и вовсе убрал с моего лица волосы, и внимательно посмотрел своими проникновенными темными глазами.

— Я хочу ещё, — сказал он, оглаживая мою щёку, шершавыми пальцами, — ты позволишь, Вика?

И его рука заскользила по моему плечу, снова вырисовывая там сюжеты, и разгоняя по коже стаи мурашек.

Ещё.

Ещё.

Долбилось в моей голове. И не укладывалось. Вся эта ситуация не укладывалась. Я просто смирилась с положением дел. Но ещё один раз никак не рассчитывала. Ни на что не рассчитывала. И вообще нужно было встать и уйти, а не вести эти глупые разговоры…

Назар уже придвинулся ближе, и снова навис надо мной. Его смазанный разгорячённым телом цитрусовый аромат, защекотал мои ноздри. Жар тела опалил. Он склонился и поцеловал меня в плечо, и так это было сладко, что я забыла, как дышать. Одной рукой он опёрся о кровать, а второй заскользил вдоль моего позвоночника, а губы, горячие и влажные продолжили дорожку наверх, по плечу, к шее, и к ушку.

— Ты молчишь, — обдал он его горячим дыханием, и слегка прихватил зубами мочку, и я против воли застонала, от приятных и горячих импульсов, что понеслись по телу. — Тебе не понравилось?

Это что шутка, или он себе цену набивает.

— Ты же знаешь, что это не так, — выдохнула я.

— Знаю, — тихо засмеялся он, — но ты сомневаешься сейчас. Опять включила свою рациональность?

— А это плохо? — я дёрнулась, осознав, куда метят его пальцы. Широкая ладонь, так приятно оглаживающая мою спину, постепенно спустилась вниз, на ягодицы, и пальцы его скользнули ниже между ног, аккуратно, но чётко продвигаясь глубже, пока не достигли желанной плоти.

— Не буду лгать, тебе Вика, — забормотал Назар, вернувшись к моим плечам, стал их покусывать, и тут же сцеловывать следы зубов. Вместе с тем усилил напор на моё лоно, пока ещё только поглаживая влажную плоть, и импульсы мои множились, копились внизу живота, и закручивались в тугую пружину, которая грозилась в скором времени разжаться, феерично так, унося меня опять на вершину того блаженства, на которой, я сегодня уже побывала.

— Твои мозги меня не возбуждают, — продолжил Назар, и говорить и действовать, — твои доводы, такие сухие, практичные, обдуманные, и совершенно верные. И они так не вяжутся с тем, что я сейчас чувствую.

— Что ты чувствуешь? — сглотнула я, ощутив в полной мере тяжесть его тела, потому что он лёг сверху, убрав пальцы из моего лона, и прижался, так что его член упёрся мне в ягодицы.

— Открой рот, — сказал он, и я послушно раскрыла губы, и он тут же просунул мне в рот те самые пальцы, что побывали во мне.

И терпкий, сладковатый вкус собственного желания растворился на моём языке.

— Это ты мне скажи, что ты чувствуешь? — ворковал меж тем Назар, но пальцы продолжал держать в моём рту, и я оглаживала их языком и посасывала, просто действовала по наитию. По какому-то древнему инстинкту подчинялась сильному самцу, покорялась ему. Ёрзала ягодицами, терлась о твёрдую плоть, и прижималась.

Что говорите? Рассудительность? Нет, не слышала!

— Так-то лучше, — похвалил меня Назар, и, вынув пальцы из моего рта, размазал влагу, по контуру моих губ, потом медленно сполз ниже, продолжая нацеловывать спину, плечи, и скользил и скользил, а я параллельно скользила в пропасть.

Мы же не будем после этого разговаривать, и видится, тоже не будем, и конечно у нас не будет никаких отношений. Только этот вечер останется, но разве сейчас можно отказаться от этого? Нет никакой возможности совладать с собой. И я зарываюсь лицом в подушку, и закусываю край, и глухо стону, когда чувствую его губы, на своих ягодицах, и они скользят ниже, туда, где сосредоточено всё моё желание.

Я сама выгибаюсь навстречу, и сама раскрываюсь ему, когда его горячий рот накрывает мои влажные складки.

Это невыносимо, это нестерпимо, это невозможно. Это сладко и великолепно. Это так восхитительно хорошо, что я поминаю бога всуе, и ёрзаю по горячим губам, и влажному языку этого невозможного мужчины. Что он вытворяет, зачем так ошеломляюще и умопомрачительно.

Втягивает в рот горячую плоть, посасывает, отпускает, и снова втягивает. Лижет шёлковые складочки, проникая языком глубже, а пальцами массирует клитор. Ну как тут не сойти с ума от вожделения. От жуткой похоти.

— Ах, ты ж Булка, — хрипит Назар, — сладкая, сдобная, горячая, мягкая.

Мне не совсем понятно, да я и не вслушиваюсь, сейчас я не полагаюсь на слух. Сейчас всё моё существо сосредоточено там, где его губы, там, где его язык, и пальцы.

А потом я чувствую вторжение его члена, который входит с таким влажным шлепком, что мне непроизвольно становиться стыдно и в то же время жарко, от очередной волны возбуждения.

Он снова наполняет меня собой, и растягивает, до боли, сладкой мучительной, и такой гармоничной. Дарит мне удовольствие снова и снова, натягивая на себя, действуя сейчас медленно с раскачкой, смакуя свои ощущения, и растягивая моё мучение. Я выгибаюсь ещё сильнее, и потягиваюсь на локтях, сама толкаюсь в него бёдрами, но он придерживает меня, замирает, не даёт доминировать. Его рука медленно скользит по вздрагивающей спине, и я жду, чем закончится это затишье. Он оглаживает тяжёлую грудь, что сейчас свисает круглыми сферами. Щиплет сосок, и я дёргаюсь, непроизвольно двигаюсь на нём, и крупная дрожь пронизывает меня, оказалось, этот толчок стал финалом, и меня сотрясает спазм оргазма. Назар ждёт, поглаживает моё спину, грудь, склоняется, целует взмокшую кожу между лопаток. С губ летит какой-то бред, я не контролирую это, я снова умираю под ним.

Прихожу в себя лежащая на спине, Назар снова склонился надо мной, гладит лицо, убирая прилипшие пряди. Я фокусирую на нём взгляд.

— Я больше не смогу, слышишь, — шепчу ему, прекрасно чувствую, где его член. Он склоняется ниже, кусает за губу, и одновременно мягко входит.

— Я в тебя верю, Вика, — хрипит он, и толкается уже сильнее, встаёт на колени, и закидывает мои лодыжки к себе на плечи, скрещивает их, и продолжает движения.

И я снова плавлюсь.

Я знаю это невозможно.

Но это происходит.

Почему?

Разве сейчас время для таких вопросов. Сейчас я снова пытаюсь уловить затихнувшее удовольствие. Настроится на получение кайфа. Да это возможно. Когда рядом такой неутомимый мужчина, возможно всё. И третий оргазм за вечер тоже возможен.

12. «Птичка»

Да, это была зарянка, а ещё её называли малиновкой. Маленькая большеглазая птаха, с яркой красной грудкой.

Никогда Назар не видел их в живую, хотя повидал половину мира. Хотя разве разменивался ли он на то, чтобы смотреть на каких-то там птах?

Он гладил пальцами по тёплой коже, рассматривая, весьма талантливый рисунок. Птица была запечатлена на излёте с расправленными крыльями. Прорисовано было каждое пёрышко, и чёрточка, если учесть что сама татуировка маленькая, аккуратная, уместилась на левом боку девушки, то мастер профи. И ведь наверняка больно было, здесь не самое удачное место для тату, мягкое и нежное.

Она вообще вся мягкая и нежная, эта странная девушка, читающая Ю Нёсбе, и делающая нетипичные тату. Пытающаяся быть такой правильной, рациональной, скрывающая, свою истинную суть под этой бронёй.

А суть её прекрасна, как впрочем, и она сама.

Таких Назар не встречал никогда, а встречал он много женщин, и переспал со многими, и только с единицами у него были какие-то отношения.

Но вот такой противоречивой, в, то, же время чистой натуры он не встречал никогда. Ведь задела она его с самого начала, раздражила, возмутила, но не осталась незамеченной.

И о том, что он её уволил, не жалел. Куда такой неуёмной натуре, копошиться на такой мелкой должности. Он прекрасно понимал, что всё делала она одна, потому что по-другому она не может. Ей нравиться быть деятельной, включённой, вовлечённой. И здесь ей лучше, здесь она развернётся, а потом когда он решит открыть новый ресторан, возможно, позовёт её, на самую высокую должность.

Да, завели рассуждения Назара!

Голова как всегда после хорошего секса, начинала включаться, и думать о делах. Он поднял взгляд, всё ещё наглаживая рисунок, на теплом боку Вики. Она смотрела, своими нереальными светлыми глазами. Странно он думал, она заснула. Настолько он вымотал её. Он подтянулся на локтях, и заглянул в озадаченное личико.

— Ты очень красивая, Вика, — пробормотал он, рассматривая, как дрогнули длинные ресницы, и на короткий миг лицо её озарила улыбка.

— Да, помниться при первой встрече, ты сказал, что моя фигура на троечку, и мозгов многовато, — припомнила она ему.

И смотрит так испытывающе, что Назар только досадно поморщился.

— Ну что тут скажешь, я заносчивый, зажравшийся гад, — признал он, — но мозгов у тебя и вправду многовато.

— Поэтому ты меня и уволил? — Вика приподняла бровь, но смиренно лежала, не пытаясь шелохнуться, и позволяя его рукам снова наглаживать плавные линии её фигуры.

Вот как так, вроде лежит вся такая покорная, но линию свою прогибает.

— Уволил я тебя, потому что раздражала ты меня, — откровенно ответил он, зная, что девушка поймёт любую фальшь, да и зачем ему врать.

— Так раздражала, что ты меня в постель затащил? — не унималась зараза.

— Да Вика, да, так раздражала, что пока не трахнул тебя сегодня, не о чём думать не мог, — может и грубо, но так оно и есть.

— Но со мной, то всё понятно, а вот ты почему ответила? Пошла со мной?

Вот теперь он почувствовал, что она напряглась. Отстранилась, пытаясь отвоевать немного личного пространства, но Назар не позволил, потому что еще, не решил, сыт ли он до конца, и потому что не хрен задавать провокационные вопросы, он тоже так умеет.

Да и ему действительно интересно, ведь это же Вика. Если бы шла речь о ком-то другом, возможно, он бы понял, и не лез бы.

Назар лет с шестнадцати прекрасно знал, как действует на женщин. Высокий подтянутый спортсмен. Рекордсмен по кудо. С возрастом он только закреплял успех, и чего уж таить греха, мог посмотреть на любую, и она бы не отказала, но Вика… Она была особенная, потому что смотрела холодно и прагматично, совершенно не проникшись всей этой его славой, и деньгами, и брутальными замашками.

Может поэтому и бесила, чисто на подсознательном уровне. А потом вроде сломил сопротивление, а она сбежала. И поэтому Назару стало интересно, что сыграло решающую роль в том, что она сдалась.

— Ну же, как ты мне говорила, будь честной с собой и со мной, — подначивал он её, и мягко взял за подбородок, заставляя смотреть в глаза.

— Назар, зачем тебе это? — вместо ответа, задала вопрос.

Ох, эти женщины! Ну, простой же вопрос.

— Хочу знать, — Назар слегка отстранился, но много свободы не дал, так иллюзию.

Вроде я сделал шаг, теперь и ты давай.

— Назар, я не пойму, ты себе цену набиваешь, неужели ты не понимаешь, как действуешь на женщин? — возмутилась Вика.

— Но на тебя-то не особо я действовал, — фыркнул Назар.

— Да потому что ты изводил меня своими придирками, я тебя терпеть не могла, и не понимала чего тебе нужно, а потом в клубе… — она вдруг замолчала.

— Не знаю, что-то во мне сломалось, перевернулось, от того как ты меня поцеловал… со мной такое только однажды было, но ты… — она вздохнула, — я не о чём не жалею, это было классно, надеюсь тебе тоже понравилось.

Вот так Назар! Шах и мат тебе.

Искренняя.

Ранимая.

Честная.

— Я в восторге от тебя Вика, — признался он, склонился, коснулся тёплых губ. Нежный рот, раскрылся навстречу, тонкие пальчики нырнули в его волосы, привлекая ближе. Юркий язычок сам ринулся ему навстречу, заскользил, наполняя своим вкусом. Мягкие губы, сомкнулись на его губах, захватывая больше плоти. И говорить нечего ей не стоило, сам поцелуй её уже признание. И Назар ответил тоже, позволяя ей руководить, самой выбирать темп и глубину, заводясь от осторожных движений девушки. Нет, она не Булка, она пташка, птичка, Малиновка, такая же, как у неё на татушке.

Живая.

Искренняя.

Свободолюбивая.

И красивая, какая же она красивая.

Назар позволил себе снова раствориться в ней, расслабиться, отпустил все тормоза. Снова неистово целовал её, везде, гладил, сжимал. Погружался в это блаженство по имени Виктория. С ним такого не было никогда, чтобы так самозабвенно. Чтобы не только телом, но и душой. Так хорошо, невыносимо, нестерпимо. Хочется вжать её в себя, и растворить в каждой клетке своего тела. Обладать ею хочется. Словно птичку запереть в клетку. В свою клетку.

Всё это Назар понял, когда сжимал затихающую девушку в своих объятиях, снова доведенную до пика. Наблюдал, как она доверчиво расслабляется, успокаивается, и снова от усталости погружается в сон.

Понял и обомлел. И испугался, неготовый к такому развитию событий.

И как любой зверь, почувствовав неволю, понял, что нужно бежать, пока не поздно, если ещё не поздно.

13. «Возвращение миллионера»

Пот застилал мне глаза, но впереди ещё десять минут. Не знаю, как у кого, а у меня они самые тяжёлые. Надо включить в плеере что-то поритмичнее, чтобы настрой не спал, и добежать эти оставшиеся десять минут, из сорока пяти.

И тут я чуть не слетела с элипсойда! Даже Гарик спохватился, видя мои виляния. Но я тут, же выровнялась, он мне только кулак показал. Ну да техника безопасности, и если со мной что-нибудь случиться, будет отвечать мой тренер, который он. Просто я увидела того, кого и не надеялась увидеть.

Долохова.

Тренажёры располагались на втором этаже спортивного клуба, а сам обширный зал на первом. И стояли они так что, бегая можно было наблюдать за другими спортсменами на первом, вроде как мотивацию повышает.

Вот я и наблюдала, как по залу идут Долохов и Фёдор Михайлович.

Друзья же блин!

Фёдор что-то рассказывает, Долохов слушает. Крутятся, вертятся, замечают меня. Потому что я одна кто сейчас на кардио.

Потому что мне удобно заниматься именно в обед, когда нет толп, и очередей на те же самые тренажёры.

Потому что утром и вечером я не люблю этого делать, но если бы я знала, что увижу его здесь, то конечно бы сменила время.

Скосила глаза, смотрят, я бегу. Через минуту, опять скосила, теперь только Долохов таращиться.

Что нужно то? Как сбежал тогда, месяц назад, так и вестей никаких от него. Вот от кого не ожидала, так это от него.

Проснулась утром, в часов пять. Одна. В номере даже вещей не осталось его. На телефоне уйма пропущенных от родных.

Отдельная история, как я вымаливала прощение у мамы, которая всю ночь не спала, потому что, не знала где я. И да вроде, не дитя, как сказала мама, но предупредить могла.

А от него вообще ничего.

Съехал.

Не через день, не через два.

Да я понимала, что это не к чему не обязывающая ночь, но мы же цивилизованные люди, и вот так сбегать, без слов. Стало так противно, от него, от себя, от всей этой ситуации. Так хотелось, чтобы эта ночь запомнилась мне сказкой, а вот уже месяц прошёл, а я помню, только ту горечь поутру.

Разогналась так, что вместо десяти минут, пятнадцать пробежала, и дальше бежала бы, если бы Гарик не спохватился.

— Стоять! — гаркнул он, так, что я сквозь ритмы, которые бились в уши, через наушники, услышала.

Я замедлилась и сползла на негнущихся ногах. Вытянула наушники.

Маленькое торжество, в который раз, за много лет, что не спасовала, что выдержала.

Кто молодец? Я молодец!

Тело отозвалось болью. Приятной такой. Натруженные ноги подрагивали. Мокрая майка, говорила о том, что всё верно. Пульс разогнался, в крови кислород.

Хорошо!

— Решила сегодня рекорд побить? — подколол Гарик, и протянул бутылку воды.

Я вымученно улыбнулась, утерла пот с лица, и сделала глоток воды, выглянула за перила, посмотрела вниз. Их не было. И облегчение и разочарование. Вот что за паскудство.

Какого хрена ему опять у нас понадобилось?

— Так давай на растяжку, сегодня умничка, так держать, — Гарик протяну ладонь верх и я шлёпнула по ней, потопала к зеркалам, где лежали мягкие маты.

Откинула полотенце, потянула спину, потом ноги, руки, встала в асану «собака, мордой вниз», чувствуя, как тянуться все мышцы, начиная от лопаток на спине, до лодыжек на ногах.

Вот интересно, а что им тут понадобилось? Обоим сразу?

И удастся ли мне улизнуть, чтобы не наткнуться не на босса, не на бывшего босса.

Я медленно подняла голову, не до конца распрямив спину, и посмотрела в зеркало. Нет, не удастся. Позади стоит Долохов, без зрения совести пялится на мой зад, который виден во всей красе, ведь и поза подходящая и леггинсы тоже для разглядывания подходящие.

— Отличная поза, — говорит он, видя, что я его заметила.

Я выпрямилась.

— Это вместо приветствия? — спросила я, не оборачиваясь, мне вполне хватало его отражения в зеркале. Оно же от пола и почти до потолка. В нем всё прекрасно видно. И волосы его темные отросшие, но все равно по-модному взлохмаченные, и глаза пронзительные, глубокие, словно горький шоколад, и неизменная щетина, от которой у меня потом раздражение по всему лицу, шее и груди было. И губы, сжатые в одну линию. И рубашка лёгкая, светлая на груди расстегнутая, открывая вид на загорелую кожу и тёмные волоски. И плечи широкие, такие, что стоя позади свет загораживает от ламп. И руки сильные с закатанными рукавами, открывающие массивные запястья и широкие ладони. И ноги длинные, сильные в узких, отглаженных брюках. И даже аромат его просачивается сквозь, запах железа, резины и пота, что царит в каждом спортивном зале.

Древесный тёплый, цитрусовый. И взгляд пронизывающий, и голодный.

Долохов собственной персоной и натурой.

— Какая поза, такой и привет, — ухмыляется он.

Понятно, делаем вид, что ничего особенного не произошло. Ну и отлично! На что я собственно рассчитывала, на объяснения, или может вообще на извинения. Хотя да, рассчитывала! Считала, что миллионеры хорошо воспитаны. Что мужчины в тридцать четыре ведут себя, как мужчины, а не как мальчишки!

Видимо всё это отразилось в моём взгляде, потому что Назар потупил свой взгляд.

— Послушай, Вик… — начал он, но тут подоспел Федор Михайлович. Улыбающийся, не унывающий красавчик. Тоже по-летнему, и по-модному одетый в расслабленный, деловой стиль. В лёгкий пиджак, простую майку, и потёртые джинсы. Пришлось развернуться, ещё и его плотоядных взглядов мой зад точно не выдержит. Но тут всю нагрузку приняла на себя моя грудь. И вроде затянута в спортивный бюстгальтер и плотную майку. Только одному и это не помеха, а второй знает, какая она под всей этой бронёй. Повесила на шею полотенце, хоть чем-то отвлечь.

— Виктория, добрый день! — Федор склонился и сам взял меня за руку, поцеловал тыльную сторону ладони.

— Добрый день, — натянуто улыбнулась, потому что вот совсем мне не до любезностей. Спрятала поцелованную ладошку за спину.

— Вы ходите в спортзал? — удивился Фёдор.

— Да, знаете ли, хожу, нужно держать себя в форме, некоторые считают, что фигура моя на троечку, надо подтянуть, до десяточки! — съязвила я, складывая руки на груди, чем опять привлекая к ней внимание.

Да, блин! Поспешно опустила руки.

— Кто так считает? — возмутился Фёдор. — Плюньте тому в лицо! Вы прекрасно выглядите, Виктория!

Я коротко и ехидно глянула на Долохова. Миллионер сложил руки в карманы, буравил меня тяжёлым взглядом.

— Плюну, — пообещала, глядя на Назара.

— А я вас тут раньше не видел, — продолжал тем временем Фёдор.

— Я раньше в другом клубе занималась, сюда перешел мой тренер, Гарик Терентьев, я за ним, — пояснила я, отворачиваясь от Долохова устав от безмолвной пикировки.

— Да Гарик хорош, еле к себе его затащил, — кивнул Фёдор.

— Так это ваш зал? — удивилась я, хотя чему удивляться, когда деньги есть, они должны работать.

— Да, вот вашего бывшего руководителя тоже на бизнес подбиваю, — подмигнул мне Фёдор.

— Удачи вам в этом, а я с вашего позволения пойду, у меня ещё есть дела, — я попрощалась с мужчинами, и, проскользнув мимо, пошла к раздевалке.

Нет, есть всё же прелесть, именно в этом времени. Народу мало, никто не мельтешит, и раздевалки пустые. Вот только, это клуб Фёдору принадлежит, да и по фиг, ему и отель принадлежит. Он уже извёл меня своими подкатами. Сходить что ли с ним на свидание, назло Долохову. Я с некоторых пор свободная девушка. Со Львом я порвала сразу после проведенной ночи с Назаром. Просто это не честно, по отношению к парню, который со мной два месяца встречался и надеялся на что-то. Дома была вселенский траур по моим отношениям, но я так не умею. Обманывать, лицемерить. Поэтому и с Фёдором естественно никуда не пойду.

Вот с Назаром было какое-то наваждение, которое впрочем, ни чем хорошим не завершилось. И чего таить, отзывается болью в груди. Поэтому и обидно на него смотреть, и видеть ухмылки его. Лучше даже было бы, если бы он сделала вид, что мы не знакомы. Переспал, забыл. А сейчас всколыхнул в душе моей всю горечь и обиду, так что настроение совсем стекло, и даже мысли посетили, сменить клуб. Ну, тут же вспомнила мороку, пока найдёшь толкового тренера. А Гарик очень толковый. И он отсюда не уйдёт, ему Фёдор столько пообещал, что он теперь в этом клубе засядет навечно.

— Вика подожди!

Я почти дошла до раздевалки и подпрыгнула от неожиданности, от этого голоса.

Ко мне размашистым шагом шел Долохов.

Я остановилось, хотя и было большее желание скрыться от него в раздевалке. И я может так и сделала, если бы была уверенна, что его это остановит.

— Вика, я понимаю, я обидел тебя, — начал он, приблизившись почти в плотную. Приём у него такой любимый, нервничать заставлять, давить своей энергетикой.

— С чего ты взял? — я отступила, упёрлась спиной в дверь.

— Неужели это не в порядке вещей у тебя, спать с девушкой, и сбегать?

Тёмные глаза сверкнули. Не нравиться Назар Дмитриевич, когда вас отчитывают.

— Всё в порядке Назар, можешь оставить всё как есть, мне плевать, — я постаралась проскользнуть мимо, и спрятаться, наконец, в спасительной раздевалке, потому что, вот нет никаких сил, сейчас играть в эти гляделки, но он чувствительно прихватил меня за локоть, вернул на место.

— Вика, да послушай ты…

— Назар, что за замашки пещерного человека? — возмутилась я, пытаясь вырвать свой локоть.

— Давай, блядь ещё поотчитывай меня, — рыкнул он, и я тут же замерла, и испуганно воззрилась на него.

— Прости, прости, — тут же затараторил Назар.

Он вообще казался каким-то взбудораженным и растерянным. Словно не он самый брутальный самец на земле.

— Давай поужинаем Вик, поговорим.

— Я не хочу Назар, — отчеканила я.

— Не хочешь, — повторил он, и вдруг склонился и втянул аромат с моей макушки.

— Птичка ну прости меня за малодушие, я был не прав, — выдавил он из себя. Понятно, что тяжело вышло, но и этого как оказалось, мало. Потому что ему снова поиграть захотелось, а я, увы, сломалась.

— Назар, я тебе никакая не Птичка, отпусти меня, мне нужно идти… — пытаюсь вывернуться из его рук, а он только сильнее сжимает меня, уже за талию к себе подпирает. Я только в грудь его упираюсь.

— Что ты … Назар… Нет! — вот и всё собственно что я могу сказать, перед тем, как он начинает терзать мои губы.

Как в каком-то любовном романе, в котором героиня сопротивляется, а её воздыхатель всё равно напирает. Никогда не думала, что буду на подобном месте. Он словно сломить меня пытается своим грубым поцелуем. Проталкивает язык насильно мне в рот, и чуть ли не до горла мне достаёт. Жмёт, так что кислорода не хватает, и рычит словно животное. И это просто отвратительно. Больно и унизительно. Все мои силы уходят на сопротивление. Я сдавлено кричу, пытаюсь царапаться, оттолкнуть его.

Что на него нашло, что за сумасшествие?

Ему надоедает моё трепыхание, и он перехватывает мои руки, и заводит за спину.

— Хочу тебя Птичка, хочу тебя, прямо сейчас, — горячо шепчет в мои истерзанные губы, и вжимается своим стояком, чтобы я не сомневалась что это так.

— Назар, то, что ты делаешь, это отвратительно, я тебе не кукла какая-то. Не смей меня трогать подобным образом, — выплевываю эти слова, со всем презрением на которое способна.

— Научись сперва ухаживать, а не хватать без разрешения! За кого ты меня принимаешь?

Назар замер, по его лицу пробежала тень, на скулах заиграли желваки. Он прикрыл глаза на мгновение, приходя в себя, хотя руки мои всё ещё держал, и прижимался тоже, вдавливаясь в меня своим твердым телом.

— Сучка рассудительная, учишь всё-таки, — процедил он.

— Отпусти меня, — трепыхнулась я, — должен же кто-то тебя учить, если ты элементарных правил приличия не знаешь, дожив до своих лет!

Он, наконец, разжал мои руки, и я растёрла запястья, и оттолкнула его от себя, потому что всё равно стоит скалой, и дышит так жарко.

— Ты со всеми женщинами так себя ведёшь? — возмутилась я, поправляя задранную одежду. Хорошо, что никто этого не видел.

— В том то и дело, что только с тобой всё так, — выдал он, и можно даже было уловить по его выражению лица досаду. По тому, как утер он свои губы, и взъерошил волосы. Словно, сожалеет о своей вспышке.

— Ну, прости, что провоцирую на то, чтобы быть говнюком, — совсем уже не сдержалась я.

— Ты права, права, блядь во всём, так тебе легче, ты довольна? — зарычал он, и упёр руки в стену по бокам от моей головы, я тут же сложила руки, на груди закрываясь от него.

— Давай скажи тогда, что дальше делать? Ты же умная Вика, всё знаешь.

— Назар, это не я сбежала от тебя после проведенной совместно ночи, и не давала о себе знать целый месяц. Делай что хочешь, просто знай, что этого больше не повториться, тем более с такими методами, — выпалила я, чувствуя, как болят губы от его нападения.

— Я понял, — смирил всё-таки он свой нрав, и отошёл, — прости.

Я молча проскользнула за дверь, и опёрлась о неё спиной. Дотронулась дрожащей рукой до истерзанных губ, и почувствовала вдруг влагу на щеках. Не знаю, по какому случаю мои слёзы. Назар весь полностью, взбудоражил меня, и не только его действия грубые. Но и само присутствие его разбередило зарубцевавшиеся раны. Поэтому причин было много, а вернее одна.

Брутальная, ненормальная, сумасшедшая причина.

14. «Сбор информации»

Назара повело.

Вот вроде только, что был адекватный, спокойный, а увидел её, и всё, пропал.

Очнулся только сейчас, когда, наконец, слова её дошли до него. А до этого словно в тумане. И что за подстава от судьбы, в этом городе и шагу ступить нельзя, чтобы не наткнуться на неё.

Федька, затащил в свой новый спортивный клуб, показать, рассказать, завлечь, обрисовать все перспективы. Назар прямо ему сказал, что очень холоден к этой идее, ему и так хватает проектов.

Этот месяц для него словно один день, пролетел. Отдыху опять было отведено мало времени. По сути, конечно, сделано это было с умыслом, не думать, не размышлять, по поводу одной животрепещущей темы.

Он никогда не был трусом, и не страдал малодушием, но в ту ночь, почувствовал такую необходимое и непреодолимое желание, сбежать, после всех своих умозаключений, что никто бы его не остановил. И даже осознание того, что выглядит это, мягко говоря, бесхарактерно и мягкотело, не остановило его.

Потом, уже в Москве, в свое квартире, когда он, наконец, успокоился, он почувствовал укор затыкаемой до этого совести, и сожаление. Но он предпочёл заткнуть все эти чувства, обозвать их бредом, и не принимать их в расчёт. Зарылся в работу, по горло, отвлекался как мог, встречаясь со своими любовницами, бегал по утрам, и делал всё что угодно, лишь бы эти грёбаные мысли о распластанной на белых простынях Птичке, его оставили. О её маленькой татушке, и светлых глазах, приоткрытых, влажных губах, и изогнутом в судороге экстаза теле.

И имя его, что повторяла сорванным голосом.

Не думать.

Не мусолить в голове. До того что всё внутри горело.

Стремилось.

Лететь.

Бежать.

Делать что-то. Только не зависать опять с мыслями о Вике.

И вроде справился, так он считал, и спокойно согласился приехать в этот город, чувствуя уверенность, что теперь он устоит, потому что всё.

Прошло.

Он справился. Пошёл дальше. И даже если они встретятся, он сможет быть спокойным.

И что?

Стоило только увидеть её, бегущую на тренажере, раскрасневшуюся и взмокшую, с убранными в хвост светлыми волосами, и в этом охренительном спортивном костюме, который обтягивал её как перчатка, и выставлял напоказ все её соблазнительные формы, всё полетело к чертям. Всё его самообладание и выстроенная до этого логика.

И понял Назар, что и не жил до этого дня, пока её не видел, а так впал в анабиоз, и ждал. Потому что, как объяснить то, как встрепенулось его тело, и мозг размяк просто.

И вот он уже рядом стоит, и что-то говорит. Ерунду какую-то. И ведь видит, что обижена она, смотрит холодно, с затаённой горечью, а тут ещё и Федька подоспел, как всегда балагуря и шутя, а Вика и давнюю обиду припомнила, слова его, про её фигуру, так и не забыла, а потом и вообще технично смылась, так, что он не успел ничего сказать.

И он помчался за ней, что-то сказал офигевшему от такого расклада Федьке, и поспешил за ней.

Догнал.

Пытался извиняться, донести свою вину, хотел по-хорошему. А она стерву рассудительную включила, и разозлила его. И он грубил, мял, вжимал в себя, снова чувствуя её сладкий аромат, и мягкое тело под руками, и целовал насильно, истязал губы сладкие, вкусные. Потому что они это уже проходили, и она сдастся, вот-вот капитулирует под его напором. И он утянет её дальше, потому что вот нет никаких сил, вести эти разговоры, когда горит всё внутри при виде неё. И руки сами тянуться, подавить её сопротивление, заставить. И тело её мягкое и сочное вжать в себя, пометить, заклеймить, никому не отдавать. И снова это желание закрыть Птичку в клетку, подрезать резвые крылышки, заткнуть рот.

А Птичка сопротивляется, и не думает таять от его грубости, и напора. Трепыхается, и взывает к его совести, которая кажется, была у него. И холодный рассудок. И стальные яйца, которые не горели огнём при виде смазливой бабы. И голова ясная.

Куда всё подевалось?

Ведь она права, нельзя так, нельзя, хоть и хочется, и руки снова тянуться к ней. И глаза её нереальные, красивые, сейчас потемневшие от гнева и испуга, только усиливают его желание, его жажду. И аромат её взмокшей кожи, смешавшийся с персиками и пионами, манит, тянет. И совсем не способствует прояснению разума.

Но она права, права, блядь, во всём.

Он не насильник. Никогда не позволял себе обижать женщин, просто с ней срабатывает какой-то инстинкт «хватай и тащи». И сам он виноват, ведь мог остаться месяц назад, развить их отношения, и не пришлось бы сейчас наскоками действовать.

Дурак!

Но он исправит, всё это исправит. Теперь он утвердился в одном, Птичка будет в его клетке. А для этого надо разжать пальцы, отпустить пташку, пусть почувствует мнимую свободу, которой впрочем, нет у неё, но пусть вздохнёт полной грудью.

И он отступил, и отпустил.

***

— Виктор, приветствую, — Назар занял кабинет, в офисе Фёдора, любезно согласившегося на недолгую аренду, рабочего места, — это Долохов.

— Конечно, Назар, чем обязан? — ответил низкий голос в трубке.

Виктор Егорович Коротков, был полковником полиции, и дела вёл вполне легальные. Знакомы они были давно. Он был значительно старше Назара, и даже иногда по-отечески давал советы. Имел право, исходя из их совместного прошлого. И Назар знал цену этой дружбе, никогда не злоупотреблял ей, и всегда прислушивался к мнению Короткова.

— Я ненадолго, мне нужна полная информация на Светлую Викторию Даниловну, — и Назар продолжил диктовать Виктору, всю информацию, что знал о Вике.

— Сроки, — только и поинтересовался Виктор, выслушав Назара.

— Чем раньше, тем лучше.

— Хорошо я понял Назар, думаю, двух дней будет достаточно, — отозвался Коротков.

— Благодарю, — и Назар попрощался со своим собеседником, положил трубку.

Назар отложил трубку, и подошёл к панорамному окну.

Высотка, в которой располагался Федькин кабинет, стояла в центре города. А сам кабинет, на пятнадцатом этаже. И такой вид открывался с этого пятнадцатого этажа.

Простор. Бесконечный, воздушный. Словно стоишь на персональном облаке и наблюдаешь за копошением землежителей.

Сейчас зажигающиеся фонари, освещали улицы, по дорогам тоже мчались огоньки от фар машин. Небо темнело, стало темно-синим, с оранжевыми проблесками, в облаках, от заходящего солнца, и тёмным контуром на нём вырисовывались дома. И есть в этом какая-то своя прелесть.

Черные контуры города на бескрайнем небе…

Затихающий душный летний день…

Назар, первым делом, когда вернулся из спортивного клуба, чётко и понятно объяснил другу, что все его подкаты к Вике должны закончиться, потому что она только его.

Фёдор опять немного офигел, за этот день, во второй раз, и даже углубился в тему, коснулся того что его, даже как друга не касалось.

Но Назар был непримирим. Данная тема его не касалась. К Вике не лезть. Узнает, больше не друзья они. Федька повздыхал, но согласился, тем более, что за такой длительный срок, девушка ни разу не соблазнилась на его флирт. Оставалась холодной, доброжелательно, отличной сотрудницей.

Потом Назар поднял её личное дело, которое ещё хранилось по работе в «Уолтерс», и уже довольно подробно изучил его. Оказывается, у Птички два дня назад был день рождения.

Так к этому он ещё вернётся.

Экономический институт, ну кто бы сомневался, с красным дипломом, закончила. Предыдущее место работы. Ушла по собственному. Надо выяснить чего там произошло.

Родители.

Сухие факты.

Что ещё нужно для рабочего досье?

Скоро он выяснить о Птичке всё. Нет, он не сомневался в ней. Просто Назар привык знать о людях, с которыми общается всё. А пока и этого хватит. Тем более что здесь остался её номер телефона, который он тут же вбил в свой.

После встречи в спортзале прошёл день. Пока он улаживал свои дела, потом выяснял информацию о ней.

Странно, но сейчас, приняв, всё как есть, Назар почувствовал, что всё верно. Что всё складывается, как и должно быть. Так всегда бывало, когда он принимал верное решение.

Конечно впереди ещё много всего, но Птичку он завоюет. Он был в этом уверен. Хотя бы потому, что она злилась и обижалась. Было бы хуже, если была безразлична, а так шанс ещё есть. Как вспомнит блеск её глаз, так внутри всё скручивается, все нутро наружу. Главное, чтобы не возникло никаких форс-мажорных ситуации, и не пришлось срочно вернуться в Москву.

А сейчас нужно подумать, что подарить Вике, на прошедший день рождения.

15. «Бабочки в штанах»

— Викушка, там тебе подарки приволокли, — стучит мама в ванную. Я уже при макияже, но ещё в пижаме, собираюсь на работу.

— Подарки? — удивилась я, но не отвлеклась, потому что сейчас был самый ответственный момент, правильно крутануть утюжком, чтобы получить красивый локон.

— Да подарки. Иди, глянь, — всё также из-за двери вещает мама, — непонятно от кого, но оригинально.

— Сейчас, — отозвалась я, заканчивая причёску. Поправила локоны, откинула за спину, пусть остынут.

День моего рождения был три дня назад, и выпал он так удачно на выходные. Мы по-семейному, отметили его на даче, поели шашлык, и искупались в речке. Чисто семейным составом, конечно, звучали сожаления, что нет с нами Льва, но я пропустила их мимо ушей, дабы не продолжать эту тему.

И сейчас, кто-то решил додарить мне подарки.

Странно.

Но когда я зашла в прихожую, стало ещё страннее.

— А с чего, ты взяла, что это мне? — спросила я у мамы, разглядывая дары.

— Потому что курьер, который их принёс, назвал твоё имя, — подошла мама, и встала рядом, тоже с интересом разглядывая подарки.

Потом и папа подоспел.

Стоим втроём смотрим на огромную корзину персиков. Просто невероятно больших, сочно-розовых, бархатных. С виду спелых, приспелых. У меня даже слюна скопилась во рту.

А аромат от них какой! Просто невероятный. Сладкий, душистый.

— Ух ты! — первым подал голос папа.

— Ага, — это мама.

А я так вообще ничего не могу сказать. Потому не понимаю ничего.

— А это что? — спрашивает папа, указывая на большую квадратную лиловую коробку, перевязанную пышным голубым бантом.

— Открывай Викуш, — подталкивает меня мама, — тебе же принесли.

Подхожу к коробке, присаживаюсь, и тяну за бант, потом открываю крышку, и с моих губ слетает восхищённый вскрик. Под крышкой притаились бабочки, которые тут же срываются с сочных бутонов цветов, и выпархивают наружу. Кружат по всей прихожей. Невероятно красивые большие, яркие. Мама даже в ладоши захлопала, когда одна из них села папе на нос.

Я склонилась к нежным бутонам пионов и втянула нежный аромат, такой легкий и свежий. Круглые цветы, розовые, белые, лиловые.

Что же это за волшебство такое?

— Викуш, там нигде карточки нет, кто прислал-то? — мама зачарованно смотрит на бабочку, сидевшую у неё на руке.

— Да вроде нет, — я даже на колени встала, чтобы лучше рассмотреть букет. Но нет. Ничего.

Тут пиликнул телефон.

— Может это Лёва, — предположила мама.

Ну конечно, ей бы очень этого хотелось. Хотя если это ото Льва, придётся всё вернуть. Говорить пока этого не стала. Оставила родителей развлекаться с живностью, и поспешила на кухню, где оставила телефон.

О, живность и сюда просочилась. Сидит разноцветным рисунком на занавесках. Я улыбнулась и открыла сообщение, в месенджере.

«С прошедшим днём рождением, Птичка!» — гласило сообщение.

Назар!

Сердце сделало кульбит, и забилось, задробило. Румянец выступил на щеках, и я как дурочка разулыбалась. Польщённая до глубины души, и чего уж таить, мне было невероятно приятно получить эти подарки от него.

Несмотря ни на что.

Мне даже не интересовало, откуда у него мой номер. Потому что неважно это. Важны такие вот поступки. И не то чтобы я растаяла сразу, и кинулась к нему на шею. Нет.

Но было приятно. От него. В сто раз. Чем от кого-то ещё.

«Спасибо» — послала сдержанное слово.

«А почему пионы, персики и бабочки?» — это уже следом.

Реально стало интересно.

«Потому что пахнешь ты сладко персиками и пионами, так, что бабочки летают… у меня конкретно в штанах, от твоего запаха!»

Я прыснула со смеху. Поэт.

«Очень мило, Назар, и бабочки и штаны!»

«И персики?»

«В том числе»

«Я рад, что тебе понравилось! Птичка»

«А почему Птичка?»

«Остальное при личной встрече»

«Шантаж?»

«Он самый»

За этим делом, а именно с улыбкой до ушей, и тыкающей в телефон, меня застали родители.

— Это не от Лёвы, — пояснила маме, и убежала переодеваться, так и опоздать можно.

— А от кого? — мамочка не унималась, мамочка любила всё знать. Догнала меня в прихожей.

— От поклонника, — загадочно протянула я, — и оттащите персики на кухню, и мне хоть парочку оставьте.

— Ты издеваешься, — возмутилась мама, — здесь на две войны!

Ну да корзина, килограммов пять, шесть вмещает. Мамочка её вон только волоком тянет.

— Викуша, а ты мне так и не скажешь, кто у нас такой оригинальный? — не унималась родительница.

Я поправила перед зеркалом легкое платье.

Спущенные рукава фонарики открывали плечи. Волан на груди. Приталенное, с пышной юбкой до колен. И яркого бирюзового цвета. Откинула волосы назад. Открывая плечи и шею с тонкой цепочкой с крестиком, и брильянтовой капелькой, которую подарили родители. Она пряталась в ямке, между ключиц.

И последний штрих. Нанесла аромат любимых духов, от которых у некоторых миллионеров в штанах бабочки летают.

— Мамуля, ну, конечно же, когда-нибудь скажу, — наконец обратила я внимание на маму. — А сейчас мне пора бежать, и не забудьте, что я сегодня задерживаюсь.

Мамочка осталась недовольна. Ну что сделаешь. Я прытко напялила белые конверсы, и схватила сумочку, быстро выскочила из дома.

Моя малютка не стала капризничать и завелась сразу. Настроение было отличным. Просто улыбка с лица не сходила. Я честно думала, что он отступиться тогда. И никак не ожидала получить подарки, да ещё и со смыслом.

Ну, надо же мой аромат! Учуять ноты пионов и цветка персика в моих духах!

Назар полон сюрпризов. Я не обольщалась на его счёт, особенно после тех грубостей, и странного поведения, после месяца отсутствия.

Но, блин, как, же это было приятно!

И весь день я словно на крыльях летала. А ещё с Фёдором что-то произошло, и он перестал бросать на меня сальные взгляды, и постоянные его подкаты прекратились. Теперь мы могли спокойно обсудить рабочие моменты, без комплементов мне, и отдельным частям моего тела.

А жизнь-то налаживается!

К вечеру, я снова переоделась в платье, и распустила волосы. Отдала последние распоряжения и поспешила на выход. У ресепшн, правда, пришлось тормознуть. У стойки стояли Фёдор и Назар, мило беседуя. И Фёдор всё же не удержался от восторженного взгляда. Да и Назар следом одарил меня жарким взглядом.

Я попрощалась с одним, и поздоровалась с другим, и выпорхнула в летний вечер. Мне не до них.

Правда, далеко уйти мне не дали. Назар догнал меня на стоянке, преградив дорогу к моей малышке. Он был весь такой расслабленный. В авиаторах, правда, тут же их снял, уставился тёмными глазами, которые в свете заходящего солнца, казались глубокими, многогранными, с золотистыми крапинками. С неизменной щетиной на щеках, вокруг губ. В лёгкой светлой рубахе, расстегнутой на груди, так что мелькали тёмные волоски и массивная золотая цепь. Такие же лёгкие брюки, и светлые мокасины.

— Что так и упорхнёшь, Птичка? Может, поужинаем? — ответил он на мой вопросительный взгляд.

— Я не могу, я с подругами сегодня встречаюсь, мы отмечаем мой день рождение в караоке, — дала полный расклад, откидывая с плеча волосы.

Глаза его тут же огладили обнаженный участок кожи, и я прямо физически ощутила, как зажгло плечо от его взгляда.

Я закусила губу, но потом одёрнула себя, почувствовав аромат малины. Бальзама для губ.

— Я бы мог составить вам компанию, я прекрасно пою, — улыбнулся Назар, демонстрируя ровный ряд белых зубов.

Даже не знаю, какой Долохов круче. С улыбкой или без. Сердечко трепыхнулось в груди. Подумать только, я когда- то спокойно могла смотреть на него, а теперь каждое его движение вызывает во мне отклик.

— Серьёзно, — заинтересовалась я таким заявлением, незаметно перевела дыхание. — Я же могу проверить?

— Проверяй, — хмыкнул он и состроил безразличную мину.

— Ну, хорошо, но учти, нас будет трое, а ты один! — сдалась я.

— Обещаешь? — снова улыбнулся он.

— Позёр, — фыркнула я, и постаралась его обойти, чтобы сесть в свой Аурис.

— Прыгай, довезу с ветерком!

Назар развернулся, и скептически осмотрел, мою машину, потом повернулся и глянул на стоящий рядом большой внедорожник.

— Я свою крошку не брошу! — отмела я все его намёки.

— А я в неё помещусь, — заворчал Назар, видимо решив бросить своего гиганта.

Какой послушный миллионер пошёл!

Он обошёл мою крошку, и открыл дверцу со стороны пассажирского сидения, заглядывая внутрь. Я уже удобно уместилась за рулём, расправила платье, пристегнулась.

— Не знаю, она у меня девочка, не один мужчина на ней не ездил, ты будешь первым, — выдала я, прекрасно осознавая двусмысленность фразы.

Назар сморгнул. Его глаза сверкнули, губы растянулись в кривой усмешке.

— Ну, тогда я буду нежен, — подхватил он мой настрой, и, кряхтя, уселся на сидение.

Честно говоря, смотрелся он комично. Голова чуть ли не упиралась в потолок, и высокая фигура заняла всё пространство. Колени уперлись в бардачок.

Красота!

— Может мы всё-таки на моей, — жалобно протянул он.

— Тихо, ты обидишь мою малютку, — притворно ужаснулась я, и скомандовала, — пристегнись.

Он еле развернулся, чтобы достать до ремня безопасности, пришлось немного помочь. Склонилась ближе, и хапнула аромата его жаркого, и зависла на секунду. Тело вспомнив, этот запах, затрепетало каждой клеточкой, встрепенулось. Сердце застучало. Да зря я так опрометчиво подпустила его близко. Потому что, не только тело, но и голову повело.

— Так, всё в порядке, — голос дрогнул, но я не подала вида и защелкнула его ремень, правда глаз не подняла, сразу отвернулась.

Не знаю, понял ли что-нибудь Назар, проверять не стану.

— Не против музыки? — коротко глянула на мужчину.

Назар спокойно наблюдал за мной.

Конечно, его выдержке надо ещё поучится, да и вовсе может он не страдает как я, то улыбка его, меня в дрожь бросает, то аромат. Сидит себе спокойно, раскорячился на всю мою малютку.

— Не против, страдать так с музыкой, — усмехнулся он и нацепил свои авиаторы, отвернулся.

Я включила свою любимую группу. Салон тут же наполнили спокойные ритмы ритм-н-блюза, и Шадэ затянула своим чарующим голосом «Smooth Operator».

Я выжала газ, и мы выехали на дорогу, вклинились в оживленный поток машин.

— Я знаком с Шаде, а вернее с Хелен — вдруг сказал Назар, когда закончилась песня.

— Правда? — вырвалось из меня.

Я даже от дороги отвлекалась, перевела на него удивлённые глаза.

— Внимательней, Птичка, — Назар указал на дорогу, и когда я снова перевела своё внимание вперёд, он продолжил.

— Да, правда, Познакомились в одном клубе Лондона. У нас была вечеринка, и они выступали.

— Обалдеть! — не могла я скрыть восхищения. — Просто обалдеть! И какая она?

— Какая? — повторил задумчиво Назар, как раз играла «By Your Side» — Такая же, как песни её, тягучая, плавная, красивая! — в его голосе сквозило восхищение. — Ну и умная конечно!

— Ты, конечно, не одобряешь наличие мозгов у женщин? — зацепилась я.

— Я не одобряю выпендрёж, — парировал он.

— Ой, кто бы говорил! — фыркнула я.

— Мне по статусу положено, — отрезал он.

— И что ты предлагаешь, занижать свои способности? — не унималась, ловко лавирую в потоке машин.

Водить меня папа учил, он у меня бывший каскадёр, поэтому прежде чем на права сдавать, я ему вождение сдавала, поэтому и лихачила немного.

Назар смотрел неодобрительно на мои выкрутасы.

— Предлагаю быть немного хитрее, и не вскрывать все свои карты при первой встрече, — тем не менее, спокойно ответил он.

— Оставим этот вопрос, — примирительно сказала я, — всё равно не сойдёмся на одном мнении!

— Глуп тот человек, который никогда не меняет своего мнения, — важно процитировал он Черчилля.

— И кого Черчилль имел в виду, тебя или меня? — не осталась я в долгу.

Тоже могу поважничать!

— Удивила, — присвистнул Назар, потешив моё самолюбие. — Ты помимо Нёсбе, и Черчилля читала.

— И много всего прочего, но не буду раскрывать все карты, — очаровательно улыбнулась я, и свернула на парковку к караоке клубу. — И я поняла, почему ты меня Птичкой зовёшь, — я остановилась, и хитро глянула на Назара.

— Вот, а могла бы и у меня спросить, — Назар, опять стянул очки, и выглянул через окно, на улицу разглядывая неоновую вывеску, самого весёлого клуба в нашем городе «Пой, пей».

— Ну, может, ты меня удивишь, вдруг я ошибаюсь, и это не из-за татуировки, — отстегнула свой ремень, и снова опрометчиво нагнулась к нему, помочь отстегнуть и его. И в этот момент он обернулся, и хитрая улыбка сползла с моего лица. Потому что его взгляд опять был такой острый и голодный, того и гляди снова кинется. Столько жажды и желания там. И губы, которые я теперь знала, могут дарить и нежность, и боль, совсем рядом, и дыхание свежее, жаркое, на моём лице. И конечно древесный теплый аромат, с примесью цитруса, который дурманит не хуже наркотика, проникая в кровь через рецепторы, через поры. Я вздохнула, потому что, оказывается, затаила дыхание, и почувствовала, что голова кружится.

— Конечно из-за татуировки, — хрипнул Назар, и осторожно отвёл с моего лица упавшую прядь, коснулся кончиками пальцев кожи щеки и скулы, — но ведь смысл в том, что ты такая же необычная, искренняя, живая. Птичка.

И губы его совсем близко, согревают своим дыханием, и я почти чувствую его вкус. Сладкий, пьянящий. И глаза его не врут, он хочет этого, так же как и я. Он так же очарован, этим моментом, этой близостью…

В моё окно громко стучат, и я вздрагиваю, отстраняюсь.

Назар несдержанно матерится.

Я выглядываю, а потом и вовсе выхожу на улицу.

— Привет подруга, с кем ты там обжимаешься? — Верка как всегда нагрянула неожиданно. Вся такая внезапная, не могла позже подойти, минут так через пять, десять.

По телу ещё дрожь проносится, как только представлю этот поцелуй. Вот же соблазнитель, блин. Все мысли из головы улетучились, никак не соберусь.

— Тори, я с кем разговариваю?

Блин, Верка же!

— Прости, дорогая, но я не одна, — поспешно отрапортовала я.

— Да вижу я уже! Блин, Тори, мы же договаривались, только девоч… — Вера не договорила, потому что Назар, наконец, пусть и с кряхтением вылез из моей машины. Ну и встал во весь свой рост.

А Верка, она очень высоких мужиков обожает, и я, наверное, неосторожно позвала Назара с собой, потому что Вера та ещё роковуха. Высокая, гибкая пантера. Брюнетка, с длинными волосами.

Красотка!

Прямо чётко моему миллионеру подходит.

Моему?

Вот это мысли!

— Вера познакомься это Назар, — представила я подругу, подошедшему мужчине.

Он галантно пожал её руку, улыбнулся.

— Назар это Вера, — вздохнула я, видя, как загорелись глаза подруги.

Да улыбка у него улёт.

— Очень приятно, — пропела Вера.

— Одна из трёх, — прокомментировал Назар.

— Из трёх? — не поняла Вера.

— Это я предупредила Назара, что нас будет трое, он видимо считает, — недовольно протянула я.

— Оу! — томно потянула Вера.

Всё включила режим соблазнения.

Я глянула на Назара. Он спокойно взирал на все прелести подруги, так выгодно выставленные в ультракоротком и тесном платье.

Ну ладно.

— Ну что идём! — как-то пискляво вышло у меня.

— Конечно, — кивнула Вера, — вы позволите Назар, — и она заграбастала моего миллионера, под руку, потащила к клубу.

Опять моего! Да что такое-то!

Я поплелась следом, преодолевая желание вернуться в машину и уехать. Ну что ж, сама виновата, знала, куда тащу мужика.

В клубе нас уже ждала ещё одна моя подруга, Женя, тоже воспарявшая духом при виде альфа-самца Назара.

Их, конечно же, можно понять, они красотки, а с мужчинами никому не везёт. Толи мужчины у нас в провинции такие, толи, конечно не точно, виноваты мои подруги.

В общем Назар был окружен лаской и заботой, и даже повод нашей встречи слегка забылся, от такого внимание одному мужчине.

— Назар, а чем вы занимаетесь?

— Ой, вы из Москвы!

— А как вам наш город!

И пока весело щебечут мои подруги, а Назар любезно терпит их напор, я совсем скучаю. Закинув пару рюмочек текилы, Верка включает тяжёлую артелерию, ставит свою коронную песню.

Ария, «Штиль», получается у неё особенно круто. Вытягивает она все ноты на отлично, и то и дело поглядывает на наш столик, ну и так понятно на кого глядит.

— Забавные у тебя подруги, — шепчет мне Назар, пока девушки ослабили внимание.

— А они в курсе, что мы вместе?

— А мы не вместе, — отрезаю я, и конечно сразу же жалею о своей резкости, потому, что ловлю его досадный взгляд. По лицу пробегает тень, и улыбка его стекает. На нем снова маска, холодная непреступная.

— А, ну тогда отдыхаем, — Назар отстраняется, и снова погружается во всеобщее женское внимание, а я параллельно, в уныние.

Вместе?

То есть он считает нас парой что ли?

Я может чего-то не понимаю? Или упускаю? Когда это мы стали парой?

Когда он бросил меня, переспав со мной! Или когда вернулся через месяц и насильно пытался поиметь?

Ну и что, что подарок подарил? Это ещё не о чем не говорит. Думает поулыбался, пыль в глаза пустил, своим аромат обаял. И всё можно всё забыть.

Так я и размышляла, все больше теряя хорошее настроение.

Подруги мои развлекались.

Назар тоже не скучал.

Всем весело.

16. «Коза»

Настроение Назара скатилось на ноль.

Вот же упрямая Птичка.

Нет не Малиновка. И не Птичка.

Коза.

То подпустит, то назад сдаёт.

И ведь видит он, что сидит вся такая насупленная.

Ревнует что ли?

Но нет, они не вместе.

И подружки у неё не промах. Одна прямо во вкусе Назара, ну, по крайней мере, была.

Гибкая брюнетка, так и ластится.

И вторая симпатичная тоже. Хрупкая блондинка.

Но Птичка лучше всех. Только она упрямо делает вид, что всё равно ей. Ну, вот пусть и помучается.

Вика тихо проговорила, что отойдёт припудрить носик, и Назар зорко наблюдал, чтобы не смылась. Она вернулась, но уселась у бара.

Ну, пусть посидит, главное чтобы в поле его зрения была.

Упрямая, упрямая Птичка. Неужели не понимает, что уже всё решено, не улететь ей от него. А всё трепыхается, машет крылышками.

А вообще Вика Назара уделала.

В очередной раз поразила. И видом своим цветущим, свежим, в этом платье, что выгодно её плечи плавные открывало, и тут же вспомнил он, как целовал их, и кусал нежную плоть. И снова дураком себя обозвал, что упустил момент, растерял всё своё преимущество.

Даже Федька снова завис, увидев Вику.

Хороша! Вся такая юная, порывистая, свежая! Сладкая!

И флиртом своим, уделала, и вождением лихим, и знанием Черчилля.

Всем.

Снова Назар был поражён ей, очарован, околдован. Снова в глаза эти нереальные заглядывал, искал что-то понятное только ему. Найти хотел эту искру, что в ней скрывается, озаряет всю её.

Ведь неземная какая-то! Чудесная!

Пока ехали руки не знал куда деть, и всё косился из под очков на профиль мягкий, на шейку нежную, на ямку между ключиц, реально чувствуя вкус её сладкий, с нежным ароматом. Только разговоры и отвлекали от картинок перед глазами мелькавшими. Как гладит он её стан плавный. Как собирает губами вкус с кожи бархатной. Прямо в этой тесной машине, платье задирает, и по бедрам, трепещущим, горячий след тянет, до самой плоти влажной, жгучей, и смотрит, впитывает как, захватывает её желание. Ловит губами, сбившееся дыхание, и первые стоны…

Так размечтался, что стояк обеспечен, хорошо, что в этой малометражке, так неудобно, что вынырнув из своих мечтаний, сразу стало не до этого. Потому что и спина затекла, и зад, от тесного сидения, сводило.

Назар выглянул, посмотреть, куда они приехали, когда Вика свернула на парковку, отметил про себя, что знаком с владельцем этого клуба.

Было дело, выпивали с Прониным, и не раз, сделки нехилые закрывали. Не так чтобы близко, но местный бизнесмен, на хорошем счету, конкретно у него, как деловой партнёр, выполняющий все свои обязательства в срок, и чистый на руку.

Только отвлёкся от своих горячих фантазий, как Птичка к нему сама нырнула, ещё и про татуировку напомнила. Теперь главное не спугнуть, памятуя свою грубость, Назар хотел быть с ней максимально нежным и терпимым, потому и медлил, волосы назад отводил, согревал дыханием манящие губы, впитывал её реакцию, и не успел.

Подруга, так не вовремя явившаяся, испортила момент. Птичка упорхнула.

А теперь и вовсе нахохлилась и сидела одна. А подружки её развлекались, забыв, что поводом их встречи является её день рождение.

Хорошие подружки, ничего не скажешь!

Брюнетка уже чуть ли, к нему на колени не уселась, а блондинка, всё норовит его невзначай, то за спину, тронуть, то за плечо.

Назар, глянул в сторону бара и напрягся, моментально растеряв всё напускное благодушие, призванное позлить Вику.

К Вике склонился, и что-то говорил высокий мужик. Она отворачивалась, всячески демонстрируя ему свою незаинтересованность, но он не отставал, и она видимо понимая, что не справляется, решила уйти. Соскочила с высокого барного стула, но хрен этот, не унимался, дорогу преградил, да так что закрыл полностью своей фигурой.

Назар так резко ломанулся к бару, что небрежно оттолкнутая Вера, с визгом отлетела на диванчик. Он за секунды преодолел расстояние, и оттеснил мужика от испуганной Вики, которая пыталась тому втолковать, как всегда в своей рассудительной манере, что он ей не интересен.

— Мужик иди на хрен! — рявкнул Назар, и схватил Вику за руку, завел за свою спину.

— А ты кто такой? — развязно протянул гигант, обдав Назара перегаром.

Он выше его на голову, хотя в Назаре было почти под метр девяносто росту. И в плечах тоже шире. Небритая рожа, колючие глаза, и затхлый запах.

Вообще странно, что его сюда пропустили! Какой-то бродяга!

Но, тем не менее, имеем, что имеем.

— Какая разница кто я, иди просто на хрен! — отозвался Назар, удерживая, Птичку порывающуюся выглянуть из его плеча.

— Твоя что ли, пышечка? — плотоядно облизнулся мужик.

— Твоё какое дело? — Назар спокойно вёл беседу, не рефлексируя, и холодно оценивая противника. И понимал, что миром они не разойдутся это точно. И поэтому пока они вели пустой разговор, он, в уме прикидывая, куда будет бить.

— Иди куда шел!

— Вика вернись за стол, — велел он Птичке.

Назар понимал, что назревает конфликт, хотя вокруг ещё всё было спокойно, люди веселились, пели, выпивали. Всё как заложено в названии клуба. И даже бармен, находившийся рядом, ещё не тревожил охрану, просто поглядывал, наблюдая, чем закончится этот разговор. А вот Назар понял сразу, что разговора не выйдет, потому что мужик не отступал, видимо очень жаждал получить по роже, или почесать кулаки.

Он проследил за покорно отошедшей Викой, узрев за столом ещё двоих девушек.

— А у тебя харя не треснет от трёх девах? — хмыкнул он, зло, щурясь, видимо тоже прикидывая, куда бить с начала, потому что, понимал, видимо, что если Назар не отступает, то не так он прост.

— Моя харя, не твоя забота, — выплюнул Назар, уперев в противника тяжёлый взгляд.

— Ну, хорошо, но имей в виду, когда я тебя вырублю, пышечку заберу себе, очень уж у неё задница сочная! — хмыкнул мужик.

— Я в курсе, — оскалился Назар.

— Выйдем, — предложил мужик, и Назар кивнул.

Но вот только противник не стал дожидаться ответа, резко выкинул свой кулак, и Назар на мгновение выпал из реальности.

Оглох.

Сморгнул.

Удар, стремительный и резкий пришёлся на скулу, и вскользь задел нос. Во рту наплыл металлический привкус крови. Вместе с ним, пришла ярость, и бешенство.

Назар резко выдохнул, выровнялся, не замечая теперь никого вокруг кроме подлого оппонента. Мужик ухмылялся.

Назар сплюнул, улыбнулся, и пошёл в атаку. Как давно он не дрался. Хотя спортзал посещал исправно, а вот на спарринги забил, и вот тебе, пропустил удар. Но мышечная память, воспитываемая и тренируемая годами, никуда не делась. И народная мудрость, что чем больше шкаф, тем он громче падает, всегда верна. И к тому времени, когда к ним подоспела охрана клуба, Назар тремя точными ударами, в горло, уши, и солнечное сплетение это доказал. Хотя надо признать башка у мужика была крепкая, поэтому пришлось ещё и контрольный нанести, закрепит, как говорится результат.

Ярость постепенно отступала, и стали возвращаться окружающая среда. Музыки не было. Все кто был в клубе, таращились на него, и поверженного гиганта. Издалека уже бежали два амбала. И Вика скачет возле него с платочком, вытирая кровь с его лица.

Кровь?

Он поднёс руку к лицу. Пощупал, нос вроде цел, а вот скулу обожгло огнём и, похоже, губа рассечена.

— Убери руки Назар, — стонала Птичка, и промачивала платочком его губы.

А кровь лилась на его рубашку и на платье её красивое. А она не замечала, всё заглядывала в его глаза, и бормотала, что не надо было, нельзя всё решать кулаками, что они цивилизованные люди.

Включила опять свою рассудительность.

И Назар повинуясь инстинкту и всё ещё под адреналином, заткнул ей рот, через боль треснутой губы, вжался грубо в мягкую плоть. И она замерла, и всхлипнула, и он краем сознания испугался, что снова напирает, и может оттолкнуть её этим, но Вика ответила, и руки сомкнула на его шее. И тогда он сильнее вжал её в себя, растирая и наглаживая её спину, и талию, погружаясь в сладкую плоть, впитывая её вкус, смешанный с его кровью.

Она сейчас была, как глоток воды, как амброзия. Он целовал её, он поглощал её, он съедал все её стоны, разрешая дышать только своим кислородом. Растворялся в ней сам без остатка, выпивая до дна, до суха.

И она отвечала. Робко и нежно, водила своим язычком, больше подчиняясь его напору, покоряясь ему. И ему вело голову. Он забыл про реальность, про окружающих людей, и даже боль в разбитой губе, всё было фоном сейчас. Только Птичка был реальна. Со своим охренительным вкусом и сладким запахом. Только она сейчас была центром его вселенной. И неизвестно куда бы он зашёл, если бы его не окликнули.

— Назар? Долохов?

Назар нехотя отстранился, и, придерживая осоловелую Вику, оглянулся.

Рядом стоял Пронин, в компании своих охранников, которые скрутили давешнего противника Назара, и смотрел удивлённо и весело.

— Охренеть, в моём клубе, получил по морде Долохов, — заржал Виктор.

— Привет, Вить, — слегка криво улыбнулся Назар, и протянул тому руку. Витя крепко пожал руку Назару, и обратил внимание на смутившуюся Вику, которую Назар всё держал в объятиях, хоть она и пыталась отстраниться. Но фиг, он её не отпустит, а то опять выпорхнет, найдёт приключения на жо… на зад…, в общем не выпустит, и всё.

— Пойдем, выпьем, поговорим, — мотнул головой Виктор, указывая наверх, там, где были вип-кабинки.

— Прости, Вить, не сегодня, давай завтра… — он опять надежнее перехватил Вику.

Птичка покорно замерла.

— Хорошо, — хитро улыбнулся Пронин, и обратился к бармену, — Виталик организуй-ка лёд, — и повернулся к Назару, — надо приложить, а то ты завтра будешь совсем красавчик!

Бармен быстро насыпал в полиэтиленовый пакет лёд, и отдал Пронину. Он передал его Назару, который тут же приложил к горящей скуле, и почувствовал облегчение.

— Ладно, Назар, завтра жду звонка, и не парься по поводу счёта, — Виктор снова пожал Назару руку и они распрощались.

— Домой? — спросил он у Вики.

— Хотя бы на улицу давай выйдем, а то нас на все телефоны этого клуба засняли, — раскрасневшись, пробормотала она, — позор, миллионера Долохова побили в клубе в центре Сибири…

— Что значит, побили? — возмутился Назар, и удобнее перехватил пакет. — Тогда уж миллионер Долохов подрался в клубе в центре Сибири!

— Да, да, Назар, — Вика всё же выкрутилась из его рук, и пошла вперёд, — во всех газетах завтра так и напишут.

— Для начала пусть напишут, — фыркнул Назар.

— Ты не всё можешь контролировать, — отозвалась на это Вика, оглянувшись на него, — гуляют же по сети твои голые ягодицы.

— Серьёзно?

— А ты не знал! — улыбнулась она загадочно.

Интересно, его ягодицы вспоминает.

Они вышли на улицу, и ночной прохладный воздух холодил разгорячённую кожу. В воздухе пахло свежестью, а асфальт блестел лужами, под фонарями парковки. Видимо пока они были в клубе, прошёл дождь. Назар поднял голову вверх. Но небо было чистое, и виднелись далёкие звёзды.

— Нет, — искренне удивился Назар, — не знал. Надо этим заняться.

— Зачем? Не стоит, — не одобрила Вика, — знаешь ли, даёт представление о…

— О моей заднице? — хохотнул Назар.

— Ну, можно и так сказать, — смутилась Птичка, — просто вот такие моменты, они немного тебя очеловечивают. Ты же миллионер, небожитель. Я когда к собеседованию в «Уолтерс» готовилась, собирала информацию, и эти фотографии…

— А их много? — теперь Назар напрягся.

Надо дать задание Ирине, отследить источник.

— Ну, на одной ты неглиже принимаешь душ. Я всё гадала, как бедняга папарацци вывернулся, чтобы заснять тебя, — усмехнулась Вика, и покраснела.

Охренеть, Птичка смутилась, хотя месяц назад и не такое видела, у него, и даже не просто видела, а всё равно смутилась.

— А на других? — отвлёк её Назар.

— На другой, — поправила она.

— На ней ты, где-то отдыхал, с шикарной брюнеткой, — уже тише добавила она.

Ой, как интересно посмотреть Назару на эти фото. И брюнетка, с которой он отдыхал, могла быть только одна.

Они уже давно дошли до машины, и тут Вика вспомнила, что со всей этой суетой не попрощалась с подругами.

— Подождёшь меня я быстро… — метнулась она в сторону клуба.

— Нет, Птичка, даже не проси, — Назар убрал от своего лица лёд, положив пакет на крышу Ауриса, и притянул её за руку, привлёк к себе.

— Вдруг там с тобой снова что-нибудь случится.

Он облокотился на машину, а Вику облокотил на себя.

— Хватит на сегодня сенсаций, — проворковал он, сжимая руки на её талии.

Девушка робко глянула на него снизу верх, положила ладони на его грудь.

Вот может же быть вот такой покорной Птичкой. Стоит в глазки заглядывает. Так что всё у Назара оживает под эти взглядом, и гляди того, совсем скоро Вика почувствует животворящую силу своего взгляда.

— Хорошо, — соглашается она, — я скину им сообщение, и спасибо Назар, я правда испугалась, и его, и за тебя, — она уткнулась ему в грудь, и Назар втянул аромат её макушки, кайфанул, и пропустил момент, поздно поняв, что Птичка плачет.

— Ты чего Вика? — растерялся он, поднимая её лицо.

Как и любой мужчина, он не знал, что делать с плачущими женщинами.

— Всё же нормально, хорошо же всё.

— Да… да… я вижу же… не слепая, всё хорошо, — всхлипнула она, и, размазывая черные слёзы от потёкшей туши по лицу, — говорю же, испугалась. Это страшно когда ты чувствуешь чужую силу, и понимаешь, что при всём желании не вырвешься, и тебя заставят, сделают больно, сломают…

Назар потупился, и всё его возбуждение тут же пропало, а нутро обожгло стыдом. Он сжал челюсти, вспоминая своё вероломное нападение на неё. Как давил, жал, впечатывал в себя, и как она беспомощно трепыхалась под ним, а он кайфовал, от своей силы, и от её беспомощности.

— Вика, ты прости меня, прости, — он стирал её черные дорожки с щёк. — На меня затмение тогда нашло, сам собой не управлял. Я никогда бы не причинил тебе вреда, никогда слышишь. Я виноват перед тобой, и это гложет меня. Я был не прав…

— Спасибо, — слабо улыбнулась она, и потупила взгляд, а потом и вовсе отстранилась, и он выпустил её из своих объятий.

— За что спасибо? — удивился он, находя пакет со льдом, который теперь больше вода, но всё же, холодная, и приложил к ноющей скуле.

— За искренность, — отозвалась она, достала из сумочки салфетки и утерла слёзы, и следы туши, — сам же понимаешь, что нелегко быть открытым, за это и благодарю.

И Назар снова завис. Вот так, раз, и на лопатки. Простой истиной. Элементарными вещами.

Невозможная девчонка. Искренняя. Настоящая.

Это кто ещё кого в клетку запер. Он её только собирается или она его уже.

— Садись, довезу тебя, — начала Вика, и запнулась, — а где ты кстати остановился? У нас ты не регистрировался.

Он бы конечно с удовольствием ей показал, свою одинокую квартиру, но после вот таких слов, это было бы кощунство.

— Нет уж, давай, я тебя провожу, — Назар откинул бесполезный пакет в урну, — а потом вызову такси, заберу машину от отеля.

— Хорошо, — не стала спорить Вика.

Они уселись в малометражку девушки.

Назар опять кряхтя, втиснулся на переднее сидение, с унынием вспомнил, что забыл в караоке любимые очки, но возвращается, точно не будет.

— На следующее свидание едим на моей машине, — заворчал он.

— Это было свидание? — фыркнула Вика, выворачивая со стоянки. — Я то думала, что ты в наглую напросился со мной, а потом целый вечер развлекал моих подруг.

Назар глянул на неё. В уголках губ, затаилась улыбка. Стерва всё же, Птичка.

Коза.

— Да такие вот свидания у нас миллионеров, — вздохнул он, — зато запомнилось.

— Ещё как, — поддакнула Вика.

Ночная дорога была свободная, и девушка уверенно наращивала скорость, спокойно обгоняя встречающие машины.

— Кто тебя учил водить, гонщица? — усмехнулся он, хотя если честно, ему было не до смеха, если они попадут в аварию, здесь же даже подушек безопасности нет.

— Отец, — ответила Вика и немного снизила скорость, — он у меня каскадёр бывший, трюки ставил.

Теперь понятно, откуда этот стиль лихаческий. И характер отчаянный.

— Круто, — тем не менее, сказал Назар, потому что действительно так считал.

— Сейчас чем занимается?

— Как говорит сам папа, отдыхает под каблуком мамы, а мама обожает дачу, поэтому дачу мы любим все, — усмехнулась Вика.

— А мама кроме дачи, чем занимается?

— Мама всю жизнь на руководящих должностях, — ответила Вика, — поэтому она у нас в семье авторитет нерушимый, и незыблемый. А твои родители?

— А мои давно живут в Израиле, в далеком прошлом, отец был военным, а мама верной женой при нём, — ответил Назар, с нежностью вспоминая своих стариков, и думая о том, что нужно им позвонить, и ещё совсем, короткая мысль мелькнула, что Вика бы им понравилась.

— А братья, сёстры? — снова спросила Вика, сворачивая к темнеющим высоткам.

— Брат. Был. — Два коротких слова, а всё равно тяжело. Много лет прошло, а боль всё ещё живёт, только уляжется, а стоит вспомнить и всколыхнётся, заполнят собой всё.

Назар сглотнул, выдохнул. А Вика больше не затронула эту тему, чувствуя по этим коротким словам, что больно ему, и теребить, не стала. Сегодня он, похоже, по-полной, как она сказала, очеловечился.

Она припарковалась у одной из высоток.

— Знаешь, я совсем забыла тебе сказать спасибо, за подарки, — она развернулась к нему.

Назар только брови удивлённо приподнял. Так вроде сказала, когда переписывались, и он выдумывал на ходу, сидя на совещании, всякую чушь.

— Нет, я помню, про переписку, — поняв его взгляд, сказала Вика, — а вот так в живую…

— Ну, уговорила, я слушаю, — улыбнулся Назар.

— Это так оригинально и мило, и если представить, что ты выдумал это сам…

— Эй, попрошу, — перебил Назар, — ты считаешь у меня целый комитет по охмурению девиц?

— Нет, я считаю, что у тебя очень креативный помощник, который помогает тебе решать вот такие вопросы, не забывай про мои мозги, — она постучала пальцем по своему виску.

— Ах да, — Назар страдальчески скривился, потом скривился ещё раз, когда дёрнуло скулу болью. — Твои мозги! Подвели тебя твои мозги! Я сам придумал, так, что благодарность твоя должна быть глубокая и искренняя.

— Какой нынче меркантильный миллионер пошёл, — хмыкнула Вика, и наклонилась к нему.

Назар зачарованно наблюдал за девушкой. За тем как она закусила губу, и взглядом пробежалась от груди его, до губ, потом посмотрела выше, где на скуле расцвел синяк, коснулась рассеченной губы. Сам он старался тоже держать глаза на её лице, хотя взгляд его то и дело съезжал к её плечам оголённым, что белели в тусклом свете подсветки машины, и на ямку, между ключиц, со сверкающим камнем, и ниже в ложбинку, прячущуюся за вырезом платья. Он стоически поднимал взгляд, на её лицо, стараясь понять, что она задумала, вглядываясь в припухшие от слёз светлые глаза.

— Назар, почему ты сбежал тогда? — вдруг спросила она, нахмурила лоб, пытливо заглядывая в его глаза.

Блядь, вот тебе и благодарность!

Он шумно выдохнул и отстранился. Ему стало душно, в этом тесном пространстве. Он неловко расстегнул ремень безопасности, и вышел из машины, блажено потянулся, вдохнул ночной прохлады. Потом склонился, к открытой двери и заглянул в машину.

— Пойдём, до подъезда доведу, — позвал он Вику.

Девушка вышла, закрыла машину, и они, молча, побрели к горящему фонарём подъезду. И нет, Назар не подбирал слова, чтобы ответить на это вопрос. Чего подбирать то, и так понятно, что повёл себя как дурак, а сейчас из кожи вон лезет, чтобы исправить это. Вот об этом и скажет. Сейчас только дойдут до дверей, и он всё это озвучит, но первой начала Вика.

— Назар, ты мне очень нравишься, и не, потому что ты миллионер, — Назар постарался скрыть улыбку, от этого заявления, чтобы не смутить её.

— Для меня бы наоборот было бы легче, если ты был, ну, не знаю сантехником или поваром, — Назар опять сдержал улыбку, — всё же твой статус, он обязывает тебя, и ты не всегда свободен, я понимаю, это. Но ты проявляешь симпатию ко мне, заинтересованность.

Назар всё же, хмыкнул.

Да он из штанов готов выпрыгнуть, только за один её взгляд, и Вика, говорившая до этого, глядя немного в сторону, посмотрела на него, но, не уловив ничего криминального, продолжила.

— Пойми для меня важно это, ведь тогда всё было сказочно, и я не ждала от тебя никаких признаний, но ведь можно было просто расставить все точки над «i», и просто объяснится. А теперь ты появляешься вновь, и просто сбиваешь меня с толку своим непонятным напором. И я не понимаю… — она выдохнула не договорив.

— Да всё ты понимаешь Вик, ты же умная девочка, и правильные выводы сделала, — Назар, снова скривился от боли, чувствуя, как стрельнула губа. — И думая, что я поступил малодушно, трусливо, как идиот какой-то, ты будешь на правильном пути. Я действительно такой. Идиот, каких надо поискать. Испугался чего-то, — вздохнул Назар, и посмотрел на Вику, ловя её взгляд, потом нашел её ручку, и стиснул тонкие пальчики, холодные почему-то. — Смотрел тогда на тебя, и понимал, что влип по полной, и сбежал, считая, что поступаю правильно. А потом увидел тебя снова, и сорвало мне крышу, и понял, что на всё пойду, лишь бы вернуть тебя…

— Куда вернуть Назар? — Вика выдернула свои пальцы из его руки, — не куда возвращать. У нас кроме совместной ночи ничего общего.

Назар уловил горечь в её словах, и перемену настроения.

— Это можно исправить, — предложил он, — и сегодняшний вечер в зачёт остальным, которые будут…

— Значит, ты просто испугался? — перебила она его.

— Да, — просто ответил Назар.

— Спокойной ночи, Назар, — Вика нажала на кодовый замок, и зашла в подъезд, скрываясь за тяжёлой дверью.

— Спокойной, — ответил Назар, когда та закрылась.

Он развернулся и от досады прошёл пару кварталов пешком, чтобы немного проветрится от этого разговора, и понять, что понять?

А нужно ли ему всё это?

Но только поздно уже для этого вопроса, теперь впору продумывать следующий шаг, чтобы выпорхнувшая Птичка, опять в клетку вернулась.

17. «Не так»

Я лежала без сна, и прислушивалась к ночным звукам в квартире. К посапыванию отца, в соседней комнате. К тиканью маминых часов, которые всю жизнь провесили на кухне. И сколько себя помню, каждую ночь этот звук сопровождает меня.

Звук заехавшей машины во двор, хлопок дверей, тишина.

Год назад, я жила в своей съёмной квартире, и постоянно засыпая, мне не хватало, вот этих звуков, и когда я вернулась в родные пенаты, то первую ночь просто лежала и слушала все эти звуки, просто наслаждаясь, оттаивая, залечивая раны.

Вот и сейчас, все эти звуки, словно бальзам, некий атрибут для спокойствия. Комфортная зона.

Моя маленькая комната, с окном, выходящим во двор. Комната, в которой я выросла. Комната, которая видела разную меня.

Вот я стою в углу, и плачу. Разбила мамину вазу. Плачу от стыда, что расстроила маму.

Вот я готовлюсь к танцам. Танцую перед зеркалом, представляю, как приду в этом платье на школьную дискотеку, из которого уже не вылезаю час, и все обалдеют.

Вот сдала все экзамены, и поступила в институт. И мы стоим, крепко обнявшись с родителями. Они горды. И я горда.

Вот я собираю свои вещи, все самые нужные. Мама стоит на пороге. Она не одобряет, что я буду жить одна. Мама не знает, что я буду жить с мужчиной. Самым лучшим, самым чутким, нежным. Моим первым и последним.

Вот я возвращаюсь спустя три года, снова жить в своей комнате. Она встречает меня, всё такая же маленькая со светлыми обоями. Полуторной кроватью в углу, с торшером, и тумбой. Большой шкаф, с зеркалом. Мягкий ковёр под ногами. Туалетный столик возле окна. Уютная, родная, моя.

И я лежу в кровати, разбитая на множество осколков, и слушаю тихие ночные звуки, каждую ночь, и прихожу в себя. Нахожу силы на новую жизнь. Жизнь после него. Жизнь без него.

А вот, совсем недавно, месяц назад, я снова лежу в тишине, и пытаюсь понять уже другого мужчину. Мужчину, который совершенно случайно непонятно, непостижимо просто насильно ворвался в мою жизнь. Я, конечно, не снимаю с себя всей ответственности, и, наверное, начни я отбиваться, Назар, бы вряд ли меня заставил, но всё же, он действовал профессионально. Учат их, что ли, миллионеров этих.

И вот я лежу, и не могу его понять. Почему он сбежал. Гадаю, варианты подбираю. Вспоминаю, что я сделала такого, что заставило его, как вора, посреди ночи, скрыться, и не найти в себе смелости, посмотреть мне в глаза.

А сегодня эта загадка разгадана. Он просто струсил. Что-то там уразумел себе. Надумал и решил сбежать. Испугался привязанности. А сейчас, стало быть, не боится. Сам хочет этой привязанности.

А я?

В голове миллион мыслей, хотя на слово миллион у меня скоро будет аллергия.

В голове прокручивается сегодняшнее утро, день, вечер. Потом снова поцелуй во всех его подробностях. Такой внезапный, что я даже очухаться не успела. Раз и прихватил. Вжался, так что только им дышать могла, и я сдалась, как когда-то давно, также подчинилась его силе. Пьянящий вкус усилился вкусом его крови, и это настолько пробирало. Пронизывало. Прошивало. Словно обряд какой-то языческий. И я дань победителю, сильному самцу. Защитнику. Вся реальность исчезла. Только мы вдвоём во всём мире, и этот ритуал единения, тел и душ. Я в себя еле пришла, хорошо, что Назар меня держал, а то я бы так и на пол не постеснялась сесть, чтобы дух перевести.

На что я рассчитывала, задавая этот вопрос, что он найдёт благовидный предлог, почему ему пришлось исчезнуть, и не как не обозначаться целый месяц. И ведь если бы у него не возникло здесь дел, он бы не приехал. Так бы и жил себе спокойно, умаслив свою совесть.

Противно. Очень. Я могла уличить его в жесткости, и в цинизме, но только не в трусости. Не в отсутствии смелости взглянуть правде в лицо. И огромное разочарование накрывает меня с головой, потому что, конечно же, я его идеализировала. Ведь он весь такой решительный, мужественный, да он нереальный. С ним интересно, с ним весело. И, наверное, это мои проблемы, что я наделила человека несуществующими качествами. Придумала того, чего нет.

Надо остановить это всё. Тоже иметь смелость сказать ему в лицо, что мы не будем вместе. Я тоже не ангел, раз позволяю потешить своё самолюбие за его счет. Потому что это так приятно, когда за тобой ухаживает такой мужчина, когда он смотрит на тебя так прожигающе, когда он кидается на твою защиту, когда у твоих подруг, вытягиваются лица, когда предмет их мечтаний обращает своё внимание только на тебя. Всё это, несомненно, подкупает. И конечно собственная реакция на него обескураживает. Когда зависаешь, разглядывая его глаза, которые могут менять оттенок, быть глубокими шоколадными, с золотистые крапинками, или темнеть, так что становится почти черными непроглядными, голодными, непримиримыми, страшными.

Когда впадаешь в оторопь, хапнув его аромата жаркого, свежего, тёплого, которой и сейчас мне кажется, на моей коже.

Когда от вкуса губ его уходит земля из под ног.

От звука голоса дрожь по телу бежит.

А от улыбки, сердце вскачь срывается.

Что делать, если стремишься быть рядом с ним, потому что только рядом живёшь. Только с ним хочется поделиться и радостью и печалью.

Я откинула одеяло, села, схватила телефон. Почти четыре утра.

Что-то порываюсь написать ему, потом стираю всё снова. В месенджере так и висят непрочитанные сообщения от девчонок.

Не до них.

Не до кого.

Я и сама-то хороша. Сама-то трезво оценить не могу всю ситуацию. Признать, что нравиться он мне, очень нравиться, даже не смотря на проявленную слабость, я горю, я сгораю, плавлюсь. Я же это понимаю, что Назар Долохов, запал в моё сердце, ещё тогда когда нежно и ласково соблазнил, не оставив шанса на противление, на отказ. Поэтому и больно было нестерпимо, что тогда, что сейчас.

Почему мои отношения всегда сопровождает боль?

Я так долго восстанавливалась после прошлых отношений, и теперь вот, опять увязла. Смогу ли я вырваться, не ободрав кожу, не оставив ошмётки мяса, на прутьях его клетки.

Он же называет меня Птичкой!

А чтобы приручить Птичку нужно запереть её в клетку. Да только эта Птичка, сама рада лететь в неволю, потому что только там для неё жизнь, простор, свобода, даже за прутьями этими, потому что он рядом.

***

Утром я была хмурая, не выспавшаяся, и даже злая, срывала свой поганый настрой на родителях, что позволяла себе очень редко, поэтому они прочувствовали важность момента, и с расспросами отстали.

Даже кофе не остудил мой нрав, а не выспавшийся мозг, запустил процесс самоуничтожения, призывая послать всё к чертям, лечь и умереть.

Но я, превозмогая, малодушные посылы, скрепя всеми частями тела настраивалась на работу, медленно, но верно оделась, сделала макияж, собралась. Попрощалась с родителями, и вышла, чуть не сбив подходившего к нашим дверям парнишку.

Он, кряхтя, тащил целую корзину желтых тюльпанов. Огромное количество цветов. Я их приняла, и как мне не улыбался курьер, натянуть на себя благодушие не удалось. Почему-то от этого жеста Назара стало ещё муторнее, неприятно.

Во-первых, я понимала, что даря мне мои любимые цветы, он пробил информацию обо мне. С его-то связями, узнать какие цветы нравятся одной заинтересовавшей его особе, очень легко. Он если захочет, узнает всё вплоть, что я делала от рождения по нынешний день. И вот этот его прагматизм лишал всякой радости от пышного яркого букета.

Во-вторых, мог и лично спросить, узнать какие цветы я люблю.

И, в-третьих, пионы тоже были хороши, и они были от души.

Я поехала на работу, цветы остались дома. Под удивлёнными взглядами родителей, я втащила их в прихожую, и попросила не о чём меня не спрашивать, ушла.

По дороге всё ждала, что Назар проявиться, напишет или позвонит, и вот тогда я оторвусь. Прямо предвкушала, как выскажу его миллионерскому величеству, все, что о нём думаю. Но он молчал, и я молчала, даже вежливого «спасибо», от меня не последовало. Только девочки вновь активизировались, и пришлось всё же ответить на их многочисленные расспросы. В топе, конечно, был вопрос, кто же всё-таки такой Назар, и какие у нас отношения. Ответила честно, что Долохов зарвавшийся столичный миллионер, а по совместительству, тот самый гадский босс, так его Верка тогда называла, когда узнала, что я уволилась с работы своей мечты, который изводи меня.

А отношения у нас сложные, почти никакие.

И после этого моих подружек прорвало. Отбрыкивалась даже на утренней планёрке, чего вообще себе никогда не позволяла, но бесконечно вибрирующий телефон, не давал расслабляться, благо завоеванная репутация не дала скатиться в глазах подчиненных и коллег, и все конечно понимали, что если у Виктории Даниловны, вибрирует телефон, и она бесконечно строчит что-то, то это исключительно по работе. Никто и не усомнился.

Вот она сила дисциплины, и самовоспитания. Пожинаю плоды, так сказать.

К обеду немного раскидавшись с работой, и утихомирив подруг, которые обещали обязательно нагрянуть накануне, чтобы получить полный расклад, как будто тысяча сообщений в Ватсап, не полный расклад, я устало откинулась в кресле своего кабинет.

Утренний запал немного скис.

Видимо, все эти перепады вызваны недосыпом, и тяжкими мыслями. По большому счёту ничего страшного не произошло. Не буду кривить душой, но внимание Назара мне нравилось. Да поступил он отвратительно, но разве неважно то, что он признал свою ошибку, пытается исправиться. И вообще вчера вступился за меня. А вот интересно, где-нибудь мелькнула новость о вчерашней драке. Я, недолго думая, вбила в поисковике ноутбука его имя и фамилию, но помимо видимой раньше информации, с обсужденными голыми фото ничего не нашла.

Интересно!

Как ему удалось замять это, так что в интернете ничего нет. Хотя чему я удивляюсь, сила денег безгранична.

Я не удержалась, и открыла одну из его фотографий, где он на курорте с девушкой. На ней он стоит в полный рост, в купальных шортах. Яркое солнце высвечивало рельефы подтянутой фигуры. Руки сложены на груди, на губах блуждает улыбка. Он смотрит на свою спутницу, немного снисходительно, как мне кажется, свысока. После того как я узнала его поближе, очень ближе, сейчас это фото открывается в другом ракурсе для меня. Если раньше я видела только поверхностно, видя альфа-самца, миллионера, вершителя судеб. То теперь вот различаю мимику его, и взгляд острый, и позу слегка напряжённую, словно между ним и девушкой разговор нелёгкий идёт.

Высокая брюнетка, стоит напротив, полностью открытая поза. Великолепная фигура, в крошечном бикини. Идеальные пропорции. Темные волосы, собраны в пучок, пухлые губы поджаты.

Да, их явно застали за выяснением отношений.

Интересно кто это? И присутствует ли она сейчас в его жизни?

От размышлений меня отвлекает стук в дверь. Я быстро сворачиваю окна на экране, и отзываюсь, приглашаю войти.

И это очередной курьер, с очередным сюрпризом от Назара.

Мой любимый кофе из ближайшей кофейни, в которую я хожу исправно, каждый день.

Мокко, с молочным шоколадом, и взбитыми сливками, и десерт пирожное Эстерхази, которое я себе позволяю очень редко. Всё это ставит передо мной улыбчивая девушка и выходит.

И вот вроде бы вернувшееся благодушие снова затапливает раздражением.

Вот зачем он так?

И если с тюльпанами, я ещё думала, что Назар просто угадал, то теперь уж понятно точно, навел справки.

Я поддаюсь гневному порыву, и, схватив телефон, набираю его номер. Он берёт через два гудка.

— Да Вик, привет, — голос сухой, деловой, и это немного меня сбивает.

Я выдыхаю.

— Назар, это конечно всё мило, но так не честно. Вероломно воровать информацию обо мне, подсовывать мне мои любимые вещи, выдавать за сюрпризы. Ты бы мог спросить, я бы тебе рассказала, что я люблю тюльпаны, и какой кофе я люблю, и когда у меня день рождения, и про цвет, и время года. Для этого люди и общаются. А ты, похоже, не представляешь уже по-другому, сразу нужно знать о человеке всё и сразу. Ну и как тебе? Всё выяснил? Не передумал? А может, есть моменты, которыми я не хочу делиться ни с кем! Это только моё. Для меня! А ты словно вор без спроса взял! — выдала на одном дыхании, вцепившись побелевшими пальцами в столешницу.

На том конце послышалась возня, и какие-то фразы, шуршание.

— Что, я не во время? — всё ещё в образе, спросила я.

— Немного, — коротко бросил он, — у меня совещание, и ты на громкой связи… была… и все мои подчинённые узнали много интересного, но всё уже хорошо, продолжай.

Я опешила от такой новости.

— Почему ты не остановил меня, и вообще…

— Хватит меня отчитывать Вик, я тебе не мальчик, — разозлился Назар.

— А ведёшь себя именно так, и прошу, давай закончим всё это.

— Что это?

— Всё это. Не надо меня очаровывать подарками, и вниманием, сюрпризами. Ничего не надо.

— Даже так? — процедил в трубку Назар. — Настолько я тебя разочаровал, что даже не достоин личного разговора. Ну что ж спасибо, что хоть не в сообщении это сказала.

Я почувствовала укол совести.

— Прости, так вышло, — уже тише добавила я.

— Всё в порядке, Птичка, я это заслужил, жаль только тебя не заслужил.

Я сглотнула ком. Почему-то почувствовав, вместо облегчения, разочарование и сожаление.

— Мне тоже жаль, — сказала напоследок и положила трубку.

Вот теперь можно поддаться на уговоры мозга и сдохнуть. Стало так паршиво, что остаток дня я провела в своём кабинете, забив на все обязанности, вяло отбиваясь от деятельных подчинённых, и сидела, зависнув в окно.

Я сожалела о поспешном решении. Причем сразу, как, только мы поговорили. Во мне просто жила обида, и жёсткий недосып. И потому что, от правильного решения не становиться так тоскливо, словно тебе кусок плоти выдрали. Правильное решение, приносит удовлетворение, даже через боль, как это было в моих прошлых отношениях. Тебе больно, но ты понимаешь, что больше никак, никуда, не за что. А здесь мне кажется, что мы ещё о стольком не успели друг другу сказать.

И на следующий день, мучимая, всё это время совестью, я вновь набираю Назара, я хочу извиниться, и чего-то ещё хочу, сама не знаю, просто надо поговорить с ним не по телефону, он прав. Хочу донести до него свои переживания, а там пусть сам решает, что делать.

Но Назар не берёт. И я тоскливо смотрю на тюльпаны, которые поселились в моей комнате, рядом с пионами. А бабочек мы выпустили, как я свои не начавшиеся отношения.

На работе встретила Фёдора, теперь очень учтивого, но так и не решилась задать не единого вопроса про Долохова, ограничилась рабочими вопросами.

А в обед Назар сам перезвонил. Я как раз закончила сверку отчётности и подумывала сходить на обед, как увидела его номер, так и не подписанный, просто цифры его запомнила, которые высветились на экране телефона. И зависла.

Раз вибрация, два вибрация.

Вытерла вспотевшую ладошку о юбку, и после третьего трепыхания трубки всё же приняла вызов.

— Да, — вышло пискляво.

Блин!

— Вика, ты звонила, у меня пропущенный от тебя, — его голос кажется мне уставшим, и вдали много шума.

— Да Назар, я звонила…

— Прости тебя плохо слышно, я сейчас в аэропорту, только, что приземлился в Москве.

— Ты улетел? — я даже не стала скрывать разочарования.

— Да, что-то случилось? — он говорил, громко перекрикивая гвалт, царивший на заднем плане.

— Нет, нет, всё нормально извини, что потревожила…

— Вика говори уже, — немного резко перебил Назар.

— Я просто хотела извиниться за вчерашнюю несдержанность, и думала встретиться и всё же поговорить…

— Поговорить, — переспросил Назар, — мы не достаточно поговорили, хочешь сказать?

Я молчала. Что тут скажешь, его самолюбие уязвлено.

— Вик, мне некогда, если у тебя всё, то мне пора, — отчеканил Назар в трубку.

— Всё, — выдохнул я и сглотнула.

— Тогда пока, — и он сбросил.

А я стояла и слушала гудки. И никак не могла прийти в себя.

Вот он настоящий Долохов, совсем, такой каким был при нашем знакомстве.

Жесткий, практичный, сухой.

Нужны ему мои извинения. Он уже и думать забыл обо мне. Это я тут совестью мучаюсь, а у человека работа, дела, его миллионерские. Я же вчера всё чётко обозначила, чего ещё спрашивается надо.

Всё Вика упустила ты свой поезд, меньше выпендриваться надо. Думала, услышит твой голос и растает.

Не растаял.

Он таких лохушек на завтрак по десять штук есть.

Вот только разъедает нутро горечь обиды. Жжет внутри. Ведь дал понять, что важна я для него, и так легко сдался. Самоустранился.

Не закрыл клетку, освобождая Птичку.

18. «Насильно мил не будешь! Или…»

Какого хрена он делает? Что с ним происходит?

Все эти вопросы Назар задаёт себе уже постфактум. Когда просит Ирину заказать ему билет на ближайший рейс, чтобы снова метнуться к ней.

Когда переносит дела, чтобы эта поездка состоялась.

Когда снова срывается, скоро собирает дорожную сумку, все, прокручивая и прокручивая в голове их последний разговор.

Она приняла решение, донесла до него его.

Что ещё?

Насильно мил не будешь!

Да немного переусердствовал, когда выяснил всё до деталей о ней, хотел удивить и цветами и мелочами всякими.

Может и зря. Птичка не прониклась. Снова стервочку включила, отчитала его прямо при всех его сотрудниках.

Разозлила своей рассудительностью. Но не думал он, никак не думал, что она всё свернёт. Ведь видел же, что тянется к нему. Трепещет от прикосновений. Плывёт от поцелуев. Улыбается застенчиво, и робко. Глазками своими стреляет. И на тебе, режет всё, рвёт. Ведь ещё толком не началось у них. Только раскачивалось.

А он не хотел ей врать. Зачем?

Для Вики важна честность, открытость. Он думал, она оценит.

Оценила, блядь!

Порвала по телефону. Мол, всё не то, и всё не так, прощай.

Ну, прощай, так прощай. Что Назару оставалась. Нет, конечно, можно было поехать поваляться в ногах, но как-то не захотелось, гордость, что ли сыграла. Переживет не маленький.

Ну да вызывает Птичка в нём неведомые до этого чувства. Хочется сжать, держать, не отпускать, и в то же, время нежно оберегать даже от себя порой, потому что иногда такое умопомрачение находит, от одного запаха её сладкого, что стоит только себе волю дать, и Птичке конец. Распластает под собой, вожмёт в себя, и пискнуть не успеет.

Но всё, теперь всё. Нужно просто переключиться. Нужно просто принять это. Она отдельно от него. Летает на свободе, потому что не хочет быть с ним. Он ей не нужен. Потому что неидеален, наверное. Одна допущенная им ошибка перекрывает всё. И она имеет на это права.

Имеет.

А у него итак много проблем и забот, и он не может, в конце концов, прыгать перед ней с бубном.

И Назар, решает улететь в Москву, потому что, по сути, здесь он был ради неё, хотя и приехал по делам.

Утром следующего дня, после их свидания, к нему на почту упало её полное досье от Короткова.

Назар курил редко, но тут расстроенный ссорой с Викой, достал пачку Мальборо со дна дорожной сумки. Уселся на кухне, своей корпоративной однушки, закурил и стал читать подробные сведения о Птичке.

Он крутил, пальцем листая её жизнь, сплошь состоящую из побед и достижений. Сильная, целеустремленная, деятельная. Был у неё правда один момент, оказывается, Птичка встречалась три года со своим преподавателем по истории искусств. Они даже жили вместе. Мужик был старше Птички на двадцать лет. Кочетков приложил даже фотки препода этого, и минимальное досье. Вахрушев Илья Денисович, преподаватель истории искусств в экономическом институте. Тридцать девять лет.

Вот на хрена в экономическом институте, искусство!

На Назара с фото смотрело породистое гладко выбритое лицо Вахрушева, высокий лоб, широкие брови, глубоко посаженые серые глаза. Пухлые губы, и римский нос с горбинкой. Светловолосый, серьёзный.

Что в нём привлекло Птичку?

Мужик как мужик.

Но Назар понимал, что Вика не поверхностная вертихвостка, скорее препод смог очаровать её, раз они прожили вместе три года.

Назар и сам не заметил, как подкурил уже третью сигарету, и неприязнь к бывшему любовнику Вики нарастала, как нарастало раздражение, потому что воображение, сука, живое, так и видеться ему, как она под этим боровом стонет, и имя его шепчет.

Он отложил на время телефон, и включил кофе-машину, затушил окурок, приоткрыл окно, подышал, успокоился.

По кухне расплылся горький бодрящий аромат, над городом занимался рассвет. Назар даже не ложился, и не планировал.

Помнится лет пять назад, аккурат в кризис очередной, они так со своей командой впахивали сутками, только на кофе и держались. И друг на друге.

Назар тогда на семь килограмм похудел, но из кризиса вышли с минимальными потерями, и поэтому Назар тренированный. Он вообще подготовленный, на собственной шкуре всё дерьмо прочувствующий. И не валилось на него ничего с неба, сам зубами выгрызал.

С десяти лет в спорте.

После армии, бизнес свой открыл, и все тяготы познал тоже сам.

И проверки, и захваты, и предательство и подлость.

Подготовленный, вот только появилась одна Птичка, и вся его подготовка куда-то делась. Так, наверное, всегда бывает, когда кого-то важного в жизни встречаешь. Вон родители его сорок лет вместе, многое довелось вместе пережить, даже такое, что сломить может, а они вместе, потому, что друг на друга опираются.

Назар выпил кофе, принял душ. И уже окончательно взбодрённый и посвежевший, продолжил читать досье Вики.

Расстались они с Вахрушевым, спустя три года, о причинах ни слова. Птичка к родителям переехала, на работу устроилась в «Прайс лимит» вскоре уволилась, помогла подруге раскрутить интернет — магазин, потом говорилось, о новом воздыхателе Вики.

Некий Семёнов Лев Андреевич, айтишник, в одной торговой компании, уже почти её ровесник, вместе были три месяца, расстались месяц назад, как раз когда они с Викой…

Блядь, вот Назар не пацан уже давно, а вот такой Птички у него в жизни не было ни разу.

Чтобы до темноты в глазах, до дрожи.

Чтобы видел её, и аромат сладкий на расстояний чувствовал.

Чтобы ловил все её эмоции, и малейшие переживания.

Чтобы улыбка её важнее других, а слёзы, словно иголки по сердцу. И ревность жгучая к этим мужикам, что её касались, целовали, запах её воровали, затопила Назара. Он, не читая, листал страницы на смартфоне, выхватывая отдельные детали, пока не успокоился, и решил подарить с утра цветы её любимые, с кофе тоже придумал. Приятно же на работе будет в обед напиток бодрящий выпить.

И уж никак он не рассчитывал, что Птичка его за это отчитает, да ещё и пошлёт.

А сейчас то, что он делает, решив, оставить всё как есть, он вдруг срывается, поговорив с ней в аэропорту, уловив в интонации её голоса, печаль и сожаление. Или он себя обманывает, что расстроилась она, что он улетел, не ожидала на тон его такой отстранённый и холодный. Занят он был тогда и спешил, да и устал жуть. Да и лицо, помятое в драке болело. Ещё и с самого утра дал распоряжение Ирине, чтобы отследила все источники возможной мелькнувшей заварушки в кафе. Не хватало ещё действительно, появиться на каком-нибудь новостном канале, с сенсацией о драке. И вот всё это наложило отпечаток на настроение, и Вика попалась под руку. Он и сейчас не особо отдохнул, но только лететь готов хоть экономом, потому что скорее увидеть её надо и понять, передумала или нет.

19. «Парадокс»

И вот он стоит перед её дверью, с пакетом из итальянского ресторана, с полным сервированным ужином, и цветами.

Купил опять тюльпаны.

Звонит в звонок. Приехал внезапно, неизвестно ещё ждёт ли, дома ли. Действовал наудачу. И когда Вика открыла дверь, мягко говоря, охренел.

— Назар? — удивилась она.

Вика стояла вся такая домашняя. С лохматым пучком, и немного бледная. В простой футболке, и трикотажных шортах, открывая ножки от коленок. Босиком, и на аккуратных пальчиках алел лак.

А на руках она держала мелкого пацана, лет так, трех. У Назара даже дар речи пропал. Он так и стоял на пороге, и двинуться не мог, всё рассматривал эту картину.

— Что в моём досье не было такой информации, — не преминула его подколоть Вика, видя всё смятение которое у него было написано на лице.

— Нет, — только и вымолвил Назар.

— Сюрприз, — продолжала она издеваться, — заходить не передумал?

Назар переступил порог, и молча, протяну Вике букет. Она спустила с рук мальчишку, который тут же поскакал по своим делам, и взяла цветы. Глаза её сверкнули в тусклом свете прихожей. Она улыбнулась, втянула аромат.

— Ладно, Назар расслабься, — сказала она, разглядывая его вытянувшееся лицо, — это сын моей соседки, она попросила посмотреть за ним пару часов. Но твоё выражение лица я никогда не забуду, это того стоило.

Назар выдохнул, и протянул ей пакет.

— Ты не Птичка, Вика, — проговорил он, и прокашлялся, потому что охрип. — Ты коза!

— Но-но, попрошу без оскорблений, проходи, давай, — и она, развернувшись к нему спиной, вильнула аппетитной попкой, и прошла вглубь.

А Назар снова выдохнул. Это действительно был шок. И за эти несколько секунд, столько в голове мелькнуло безумного. Но самое главное не гонит, и это уже плюс жирный.

Он скинул свои туфли. Прошел.

Типичная трёшка, когда-то давно, они всей семьей в такой же, похожей жили.

Свежий ремонт. Приятный обжитой аромат. В гостиной нашелся мальчишка, лазил среди игрушек, смотрел телевизор.

Назар был не против детей. Он к детям вообще был никак. Не понимал что им надо, и никогда не задумывался над этим. Поэтому когда пацан глянул на него, и назвал дядей, Назар только плечами пожал, стянул свой пиджак, кинул его на спинку дивана, и пошел искать Птичку.

Вика нашлась на кухне. Она хлопотала над подаренными цветами, определяя их в вазу. Параллельно что-то готовила, потому что на плите стояла сковорода, и Вика туда периодически поглядывала. На столе стоял пакет, который он принёс. Назар прошел, закатал рукава рубашки, сполоснул руки в мойке, и вытер хрустящим вафельным полотенцем.

Обалдеть, такие ещё бывают!

Вообще кухня, да и квартира вся, была сплошь женская. Это чувствовалось в стиле. В нежных обоях с цветами. В шторах с рюшами и воланами. Во всяких милых безделушках. В часах керамических, висевших на стене над столом. Так обустраивать быт могли только женщины.

А ещё здесь вкусно пахло, и было чисто и тепло. Приятное жилище.

Назар подошел к пакету и выложил на стол контейнеры с минестронни, равиоли, ризотто, и канноли. Поставил на стол бутылку красного вина. Всё еще было свежим, и теплым.

— Я принес ужин, — сказал Назар, расставляя блюда.

— А я пеку блины, — улыбнулась Вика, и ловко перевернула румяный кругляш, — правда пока немного, потому, что завёлся тут один маленький прожорливый мальчик, и всё время их таскает.

В подтверждение слов, в кухню вбежал пацан и потребовал блин.

Вика свернула угощение и всучила ему, тот довольный, ринулся назад.

Назар сел на табурет возле стола накрытый мягкой яркой подушкой, и посмотрел на Вику.

Вот вроде стремился поговорить с ней. Расставить все акценты, Потребовать ответа окончательного. А сейчас сидел и смотрел. Просто наблюдал с удовольствием. На то, как она ловко разливает по раскаленной сковородке тесто, крутит, заполняет всё дно. Ставит на плиту. И так у него на сердце тепло становится, словно он долго отсутствовал, и наконец, вернулся домой, а здесь его ждут, готовят еду.

И Птичка такая ладная домашняя, приятная. И видно, что рада ему. Молчит пока загадочно, ему позволяет начать первым, а он не хочет говорит. Он хочет смотреть на шейку её, волосами светлыми припорошенную. На плечики плавные под белой тканью футболки. На спинку узкую, и ягодицы круглые, на икры гладкие и лодыжки узкие. Всю её взглядом обласкал, так соскучился, что просто рад с ней одним воздухом дышать. Просто смотреть за тем как она суетится, над готовкой. Вся такая ладная, мягкая, нежная.

— Поужинаем позже, ты не против, я с блинами закончу, — и голосок её тоже такой певучий.

Птичка.

— Не против, — отвечает Назар, и скрывать не собирается, что смотрит на неё, пусть знает, пусть чувствует.

Вика смущенно поглядывает из-за плеча, но не одёргивает его.

— Ты же в Москве был? — бросает между делом.

И тон вроде бы беззаботный, да только понятно, что задел её тогда.

— Да ещё утром был в Москве, — не стал отрицать Назар.

— К нам по делам? — хитрая Птичка, подбирается к сути, маленькими шагами.

— Конечно, есть одно неразрешённое, — говорит Назар и встает, подходит ближе и видит, как вздрагивает Вика, чувствуя его приближение.

Она замирает, когда он кладёт ладони на её плечики.

— И нужно его решить уже. Окончательно. Вика.

Он склоняется и тянет её пьянящий аромат, и блаженно прикрывает глаза, слегка прижимает её к себе.

В кухню снова влетает пацан.

— Вика, пись! — пищит малец и прыгает на месте.

Вика отмирает, и, скинув готовый блин на тарелку, отставляет сковороду, и упархивает с пацаном, оставив только свой запах и ощущение тепла на пальцах Назара. Он так и стоит склоненный к ней.

Свободолюбивая Птичка. Раз и выпорхнула из его рук.

Да, разговор затянется. Назар выпрямился, и задумчиво помешал блинное тесто, в большой кастрюле. Желтая маслянистая масса приятно пахла ванилью, перетекала с поварешки, тягучими струями, и Назар, как зачарованный смотрел на это действо, все крутя и крутя в руках половник.

— Дать мастер-класс? — в кухню вернулась Вика.

Назар, криво улыбнулся.

Она сполоснула руки и вытерла их полотенцем. Подошла к нему со спины, и, обняв за талию, вложила ему в одну руку сковороду, накрыла своей ладошкой. Такой умильно маленькой по сравнению с его. Другой рукой, накрыла вторую руку, и, выглядывая с бока, налила его рукой тесто в сковороду, стала управлять его рукой, раскатывая тесто, пока оно не заполнило всё дно.

— Вот так, — бормотала она, вжимаясь всем телом в него.

Он не видел ни черта, и не слышал тоже, из-за громыхающего пульса в ушах. Как сопляк, Назар возбуждался от прижатого упругого тела, и мечтал, чтобы этот проклятый блин был бесконечный.

Вика, наконец, отстранилась, и он выдохнул.

— Признаться честно, — говорит она, как ни в чём не бывало, — готовить совершенно не умею. Мой предел это блины, ну может ещё омлет. Мама говорит, что замуж мне нужно выйти либо за повара, либо за миллионера, — и глазками хитрыми стреляет.

Назар честно не понял, шутка это, или намёк, он сейчас чересчур возбуждён.

— Обожаю блины, — говорит он, повернувшись к ней, — не против есть их каждый день.

— То есть покусится на свои миллионы, не дашь? — притворно возмутилась Птичка, и ловко крутанула готовый блин, снова сократив между ними расстояние.

— Какие нынче меркантильные Птички пошли, — припомнил он её шутку.

— Угу, — кивнула девушка, наливая следующую порцию, — И Птички, и козы, — вот же злопамятная, — времена то нынче тяжёлые!

— Вот, — подхватил её настроение Назар, — времена тяжёлые, а ты миллионерами разбрасываешься! — упрекнул он её, и поймал в объятия, прижал, потому что вот нет больше сил, терпеть. Ловить скупые касания, и нежный аромат. Пальцы зудели, как хотели прикоснуться к ней. Дотронуться, дотянуться, схватить и держать, и вдыхать эту мягкую, нежную женщину. Наполняясь её до краёв.

Вика замерла, сложила ручки на его груди, и испытывающе заглянула в его глаза.

— Так если миллионеры пошли невоспитанные, — совсем уж приглушённо сказала она, словно тайной делилась.

И почему-то раскраснелась и заёрзала, возможно, ощутила, как Назар рад её видеть.

— Воспитывать надо, — настаивал Назар, склоняясь к её лицу, к губам, и не думая стыдиться за своё желание к ней, пусть знает, что он хочет её.

— Находить способы влиять. Мотивировать.

— Упрямый попался, — не сдавалась Вика, но к губам все же, потянулась, — трудновоспитуемый.

Он только коснулся её губ, только ощутил их мягкость, даже уже поцелуй представил долгожданный, как позвонили в дверь.

Назар выматерился и Вика накрыла его рот ладошкой, сетуя, что здесь ребёнок.

Она выбралась из его рук, снова выпорхнула, быстро отставила сковороду, со сгоревшим блином и поспешила открывать дверь.

А Назар выдохнул и взъерошил волосы.

Что творит с ним эта девчонка? Он сейчас от вожделения с ума сойдёт.

Он встал у окна упёрся ладонями в подоконник, и прислонился лбом к стеклу.

И жать не хочется. Боялся Назар спугнуть её своим напором. И сил терпеть нет. Он же её при первой возможности на любой удобной поверхности разложит и трахнет.

— Это соседка Аня, приходила за Тимофейкой, забрала его, — отчиталась Вика, зайдя в кухню.

Назар развернулся, поняв, что они одни.

— Иди ко мне, Вика! — хрипнул он, и, выкинув руку, притянул её ближе, прижал, стянул руки на талии.

— Назар, — попыталась вставить она.

— Вика, хочу тебя. Одну тебя хочу, — зашептал он, захватывая губами её губы, скользя по лицу, уходя к ушку.

— Позволь мне, позволь ласкать тебя. Позволь касаться.

Назар захватил в рот мягкую плоть мочки её ушка, блаженно услышав её стон, сжал несдержанно спинку узкую, в себя впечатывая.

— Целовать тебя хочу всю, гладить девочку мою, нежную, — бормотал он, а сам продолжал продвигаться вперёд, опасаясь, что сейчас вот придёт в себя Птичка, оттолкнет, припомнит обиды. Обхватил ладонями её лицо, и взгляд её поймал. Глазки её блестели, зрачки расширились.

— Ты же чувствуешь, как я хочу тебя, Птичка? Видишь, как владеешь мной, — шептал ей в губы, и тут же сминал их в поцелуе, ныряя языком глубоко, несдержанно, неистово, потому что выдержка закончилась, вся вышла.

— Хочу тебя всю, — продолжал он, спускаясь к нежной шейке, и прихватывая там кожу, сцеловывая красный след, и пальчики девичьи зарывались в его волосы, поощряя его действия. И дыхание ее, сбившееся, и стоны несдержанные, всё это вселяло уверенность, что девушка не оттолкнет, не испугается его.

Назар, снова накрыл мягкие губы, и Вика обняла его руками, прижалась, прогибаясь в талии, и отвечала также оголтело, словно тоже сдерживалась из последних сил, и сейчас, наконец, дорвалась до вожделенной плоти.

Они сплелись, не в силах оторваться, и насытится друг другом. Назар задрал её футболку, накрывая ладонями упругие груди, стянув вниз чашки бюстгальтера, чувствуя ладонями острые соски, на мягкой плоти, и Вика застонала в его губы, вибрируя в его руках дрожью. А он всё перекатывал пальцами острые вершинки, впитывая стоны, и хрипы, плавящейся от блаженства Птички.

Назар оторвался от её губ и склонился, накрыл горячим ртом, нежное полушарие, и Вика запрокинула голову, выгибаясь ему навстречу, хватая воздух ртом. А он не мог остановиться, слизывая с кожи её вкус неповторимый, сладость, зубы сводящую, патоку сахарную, и сжимал стан нежный, всё ещё боясь её отказа, прекрасно осознавая, что если запротестует она, он остановится, каким бы возбуждённым не был. Не заставит больше, не обидит насилием, сдохнет, но вреда не причинит.

— Вот так, моя сладкая, вот так, — бормотал он, растирая руками нежную кожу, — скажи мне, ты хочешь, чтобы я тебя целовал, чтобы трогал тебя?

— Да, — сладко выдыхает Вика, и за плечи его притягивает, ножкой, обхватывает, и трётся, совсем разомлев от его ласк, — хочу тебя Назар!

Назар резко крутанулся с ней, и упер бёдрами в подоконник, навалился, снова в губы впечатываясь, заглушая стоны, своими рыками несдержанными.

Вика отвечала, порывисто и безрассудно, уже забыв обо всём. Расстегивала его рубашку, путаясь в пуговицах, и ручками своими по его груди водила, плечи сжимая.

И так эти её касания его заводили, что он на мгновение отстранился, уперев свой лоб в её, и просто наслаждался этими ручками нежными, что гладят его кожу горячую, и слушал её прерывистое дыхание, и стоны сладкие. И тянул разгорячённый аромат, волнительный и влажный, что идёт от её кожи и волос. И снова не совладав с собой, губы её находит, в сотый раз хочет ей влажный рот накрыть своим, согреть мягкие уста, и дыханием своим поделиться.

— Птичка моя, Птичка моя, — шепчет нежно Назар, и его слова оседают на её губах, на её лице, на шейке тонкой, сползают на груди полные, вместе с его губами, что тянут влажную дорожку, плавя её плоть, топя в нежности и ласке, лишая всяких мыслей, только жаждой неутолимой заражая.

И руки его губам вторят, гладят нежный стан, искры высекая на её теле, от прикосновений откровенных, порочных, горячих. И горит Птичка, вжимаясь в него всё сильнее, выгибаясь навстречу, так восторженно, и упоённо доверяясь ему наконец. Сама в его руки отдаётся.

Назар стягивает её шорты вместе с бельём, и садит Вику на подоконник, разводит ножки, обнажая и раскрывая её. И встаёт перед ней на колени, как раз оказываясь лицом перед разгоряченной плотью.

— Назар, — робеет Вика от такой откровенности.

— Тихо милая, тихо — шепчет он, целуя гладкие бёдра, — позволь мне, — и губы его накрывают горячую, гладкую плоть, что сочится влагой, прямо на его губы.

Вика кричит его имя, и подаётся бёдрами к нему, несдержанно совсем одурев от откровенных ласк. Зарывается пальчиками в его волосы, и больно натягивает их, совсем не замечая того, полностью отдавшись на волю чувств. А Назар продолжает пить её желание, удерживая вздрагивающие бёдра, и поглядывая затуманенным взглядом вверх, на напряженный животик, и вздрагивающие груди, и метающуюся головку, с растрепанными волосами. Вика закусывает губки, чтобы громко не кричать, но не сдерживается, и, то и дело зовёт его по имени, бесконечно и так чувственно повторяет его, зажмурив глаза.

И Назар ощущает такое острое удовольствие, от того что его девочке так хорошо, под его губами и руками. Что горит она от его ласк, и сдержаться не может, хоть и старается. Что плавиться с его именем на устах, и истекает соком для него.

Член уже давно болезненно натягивает ширинку, но Назар продолжает терзать розовую плоть, доводя Вику до исступления. До безумия, скользя языком по гладким складочкам, шелковым и мягким. Сжимая губами упругий бугорок, втягивая его в рот, и отпускает, остужает своим дыханием, и снова вбирает в рот. Раз за разом, пока тело девушки не напрягается, и пальчики особо болезненно, не натягиваю его волосы.

Вику бьёт крупная дрожь, она кричит, не стесняясь теперь, и Назар чувствует, как сокращается её плоть под его языком, и новая порция влаги вытекает из неё. Девушка вибрирует всем телом, пытается свести бёдра, и Назар придерживает их, наслаждаясь её разрядкой не меньше её.

Наслаждается её криками и стонами, когда всё её тело натянуто как струна, через которую пропустили ток, и этот ток бьёт ее, и она сотрясается в конвульсиях, не владея собой. Её эмоции настолько сильны, что на её глазах выступают слёзы.

Вика всхлипывает, пытается утереть их, испугавшись такого сильного проявления своих чувств, но совладать сейчас с ними не может. Назар быстро поднимается с колен и сжимает её в объятиях.

— Ну что ты Птичка моя, не плачь, — шепчет он в её волосы, и гладит вздрагивающие плечики.

— Не плачь моя сладкая, какая же ты сладкая Вика, горячая, шелковая, мокрая, — бормочет он, всё ещё с её вкусом на губах, который дурманит, манит, тянет, снова насладиться её плотью теперь по-другому, так чтобы ему тоже крышу снесло.

— Назар, — подаёт сиплый голосок Вика, уткнувшись в его грудь, — я никогда… — пытается подобрать слова, — мне никто… — снова замолкает, — это было так хорошо, — наконец говорит и снова всхлипывает.

— Чего тогда плачешь? — улыбается Назар и поднимает её личико, сейчас расслабленное, с дорожками слёз.

— Потому что до слёз прямо… — смущённо говорит она, и глазки тупит.

Назар в ответ ловит её губы, и погружает в рот язык, делясь с ней её вкусом и ароматом, и она отвечает, сжимает ручками его шею, и впускает глубже его язык, что кружит у неё во рту, оглаживая, собирая сладкий вкус, и снова дыхание её ворует, своим подменяет.

В штанах член просто кипит, и ждать уже, нет никаких сил.

Он отрывается от разомлевшей вновь Вики, и немного притормаживает, выравнивает дыхание, рассматривая, как дрожат ресницы Птички, как трепещут крылья носика, и как опухли её губки.

Вика понимает, чувствует, что он на пределе.

Он вжимается в её оголенные бёдра своим стояком, и низко стонет, зарывшись на её плече, притягивая её за талию. И её ручки скользят по его оголённому торсу, к ремню на брюках, к ширинке, к широкой резинке боксеров. Ладошка ныряет в трусы, и сжимает горячий ствол, и Назар дёргается, толкается, и рычит, прикусывая нежное плечико.

Вика ахает от неожиданности и сжимает его член сильнее, и он не выдерживает всей этой осторожной и тягучей ласки. Резко отстраняет её от себя, разворачивает и ставит к себе спиной, прогибает, и уже предвкушает, как входит в горячее и тесное лоно девушки, как из прихожей слышаться бряцанье и скрип замка.

Вика замирает, напрягается, и резко выпрямляется. Разворачивается к Назару, который так и стоит, со спущенными штанами, на изготовку.

В её глазах паника. Она поспешно одёргивает футболку.

— Родители, — пищит она и ищет глазами шорты.

— В смысле, — туго соображает от перевозбуждения Назар, и медленно начинает оправляться.

— В прямом, Назар, мои родители, вернулись с дачи, прошу быстрее, — скачет она, по кухне приводя себя в порядок.

А в прихожей уже слышится скрип открываемой двери и голоса.

— Боже, Назар, — стонет Вика, и смотрит на его топорщившуюся ширинку.

Назар старается поправить стоящий колом член. Ну, куда там!

— Сядь за стол, — командует она, — и застегни рубашку.

Блядь, рубашка!

Назар быстро застёгивает пуговицы и садится за стол.

Вика, приведя себя в порядок, выскакивает из кухни.

Назар слышит голоса, и переводит дыхание, ещё всё в плену возбуждения, всё ещё чувствуя вкус Птички, на своих губах и напряжение держит его. В ушах звенит, и до него как через вату долетают голоса из прихожей.

— Мам, пап! — это Вика излишне радостно встречает родителей.

— Викуша, держи! — мягкий голос женщины.

— Смотри, кого мы встретили по дороге. Лев согласился нам помочь, а то пришлось бы делать две ходки.

— Привет, Лёв, — говорит Вика.

— Привет, Вика, — отвечает высокий мужской голос.

И у Назара, наконец, кровь приливает к голове, и мозг, наконец, начинает работать.

Лев. Это её бывший парень.

Назар встаёт, проверяет пристойность своего состояния, разочарованно вздыхает, давно с ним такого облома не случалось, но об этом потом, сейчас разберёмся со Львом, и познакомимся с родителями Птички.

Он ещё раз осмотрел себя и пошёл в прихожую. Встал позади Вики и положил ладони ей на вздрогнувшие плечи.

— Ой, здравствуйте! — это его заметила её мама, а за ней и остальные обратили на него внимание.

Крепкий седовласый мужчина, чуть ниже его ростом, с изрытым морщинами лицом и серыми глазами.

И высокий блондин, топтавшийся в пороге, тоже напрягся, увидев Назара.

Но больше всех его изучала женщина. Её цепкий взгляд зелёных глаз, обсмотрел его с ног до головы. Она была невысокая, пухленькая, ладненькая блондинка. На её приятном лице застыла властная маска, и сеточка тонких морщинок залегли под глазами и в уголках губ.

Вика покосилась на Назара.

— Вот познакомьтесь это Назар, — представила она его, и немного отошла. — А это мои родители и Лев!

Мужчины пожали руки, представились, маме же Назар учтиво улыбнулся, и забрал тяжёлые сумки из её рук.

— Куда? — только и спросил

— В кухню, — ответила Ольга Владимировна, и он послушно понёс их на кухню.

Вика тоже с сумками, видимо с урожаем с дачи, прошла следом.

— Поставь здесь, пожалуйста, я потом разберу, — сказала Вика, быстро скидывая в мусорку, сгоревший блин со сковородки и поджигая газ. Было видно, что она нервничает. Её движения были резкими, поза напряженная.

— Вика, где тарелки взять? — спросил Назар, стараясь разрядить обстановку.

Она обернулась к нему с закушенной губкой.

— Тарелки? — не поняла она.

— Ужин, — указал он на стол, она метнулась от сковороды, и он поймал её за напряжённые плечики.

— Успокойся, всё же хорошо, — заглянул в её светлые глаза, но она нервно улыбнулась, мягко но настойчиво сняла его руки со своих плеч.

— Я… мне стыдно… — призналась она, и полезла в кухонный шкаф, за тарелки.

Он перехватил из её рук, стопку, и поставил на стол.

— Мы потом это обсудим, а сейчас просто расслабься, у тебя такой вид, как будто ты кого-то убила, — спокойно напутствовал Назар, раскладывая принесённую еду.

— Кстати, мальчик этот, к нам присоединится?

Вика глянула на Назара. В глазах её и вызов был, и беспокойство.

Но Назар ответил невозмутимым взглядом, ожидая её ответа.

— Не знаю я, — пожала плечами, — я его не звала.

Ещё бы ты его звала Птичка, подумал Назар и расставил всё же четыре тарелки на столе, не учитывая незваного гостя.

Хотя, по сути, он тоже им являлся.

Вика как раз налила второй блин, а Назар разложил блюда, когда в кухню прошли родители Вики.

— Пожалуйста, присаживайтесь, мы тут ужин затеяли, Вика меня блинами угощает, — сказал Назар и отставил стул для Ольги Владимировны, и помог её сесть.

— Ага, — хмыкнула Вика, — а Назар меня ризотто.

Оттаяла Птичка, и Назару легче стало.

— Да блины у нашей Викушки, просто класс, — кивнул Данил Петрович, и сел рядом с женой.

Назар тоже сел за стол.

— Я уже оценил, — улыбнулся он.

— Вика да бросай ты свои блины, — это уже мама, Ольга Владимировна, — тут такие канноли.

— Ну вот, — фыркнула Вика, — променяла блины родной дочери на десерт иностранный, — но к столу все, же подошла, и села напротив Назара, улыбнулась ему.

И снова в сердце его стало теплее. Нет, он, конечно, понимал её смущение и нервозность. Быть почти застигнутой, за развратными действиями. И кем? Родителями.

Но вот когда она такая закрытая и колючая, ему становится тревожно, ещё нарешает чего-нибудь в своей головке, надумает, потом разбирайся с этими таракашками. Нет, уж пусть выдохнет, всё нормально, никто ничего не понял.

— А где, кстати, как его… Лев, — вспомнил он, и лукаво посмотрел на неё.

— Ой, и правда, — воскликнула Вика, — совсем про него забыла!

— У Льва, оказывается, есть дела, — потупилась Ольга Владимировна, — он ушёл.

Назар снова глянул на Вику, она не заметно показала ему язык.

Вот же зараза! Коза!

Вот уж действительно, кто бы сказал Назару, что он попадёт в такую ситуацию, никогда бы не поверил. Будет бегать за девчонкой, думать о её удовольствии больше чем о своём, а потом ещё и оптом познакомится с её родителями. Не поверил бы. А вот сидит за столом со своей Птичкой, и её мамой и папой. Мило беседует, ужинают, вино пьют. Назару правда кусок в горло не лезет, а вот вино, пожалуйста, хоть немного пожар внутри бушующий затушить. И хорошо у них ему. Тепло по-семейному. Хотя может он просто по своим родителям соскучился. Давно их не видел, только по скайпу. Но никакие продвинутые технологии не заменят вот такого семейного ужина.

Говорит в основном Ольга Владимировна, Данил Петрович очень редко вставляет что-либо. Вика тоже редко вступает в разговор, и почему-то нервно поглядывает на окно. Назар скашивает туда взгляд, пытаясь понять, что так волнует Птичку, и замечает черную резинку трусиков, торчащую за радиатором.

Интересно, это как они так смогли их туда?

Назар вообще тогда зрением мало что воспринимал, всё больше полагаясь на тактильные ощущения. И вот теперь Птичка, стреляет глазиками, на место их стихийного секса, переживая видимо опять о нравственности в глазах родителей.

Ольга Владимировна тем временем методично и чётко, зная какие вопросы задавать, выяснила про Назара, самое главное, видимо по её мнению. То, что он не женат, его возраст, его благосостояние, тут Назар решил скромно умолчать, сказав, что вполне успешный бизнесмен, чем заслужил хитрую улыбку от Птички. Спросила Ольга Владимировна и про родителей Назара, и про вредные привычки, в общем, в светской беседе, выяснила всё её интересующее.

— Ну, хорошо, — подытожил Данил Петрович, наконец, подал голос, — какие намерения у тебя насчет нашей дочери?

Вика посмотрела на Назара, скрывая улыбку, закусывая губы.

— Да Назар, ты думал, что двадцать первый век, ан нет, средневековье, так что отвечай, — веселилась она.

Данил Петрович, тоже не особо серьёзный, смотрел с хитрецой на него.

— Перестаньте, что вы устроили! — вдруг заступилась за него Ольга Владимировна, было видно, что он ей понравился, потому что она тепло ему улыбалась, и всё интересовалась, почему он ничего не ест, порываясь, доложить в его тарелку побольше еды.

— Всё нормально, Ольга Владимировна, — успокоил он женщину, — я отвечу, конечно. Виктория стала очень важна для меня, и если она позволит мои намерения будут самыми серьёзными, — это говорил, уже глядя в её светлые глаза, нереальные красивые, сочетавшие в себе цвет глаз и отца и матери. Сказал это серьёзно, нисколько не кривя душой. И Птичка смутилась, зарделась, потупила взгляд.

— Хороший ответ, — одобрил Данил Петрович.

— Вот именно Даня, — подхватила Ольга Владимировна, — а ещё они взрослые люди и разберутся сами. Давайте лучше чай пить! — и она встала, включила газ, и поставила на огонь чайник.

— Я, пожалуй, уже пойду, — Назар поднялся из-за стола.

— Ну как же, а канноли? — расстроилась Ольга Владимировна.

— Вы обязательно мне расскажите при следующей встрече, понравились ли они вам, а я честно устал, был долгий день, — и Назар пожал руку вставшему за ним Данилу Петровичу, поблагодарил за гостеприимство Ольгу Владимировну.

— Птич… — осёкся, — Вика проводишь?

— Конечно, — улыбнулась плутовка.

И ещё раз, попрощавшись, он, вышел из кухни, и пошел в прихожую, чувствуя рядом идущую Вику.

И как только они скрылись за стеной в тёмной прихожей, Назар тут же притянул к себе Вику, и вжал в стену, накрыл своим телом, впечатался в рот. Хоть так немного погасить пожар внутри. Хоть немного остудить пожирающий огонь.

— Назар, — Вика покорно приняла его, не сопротивляясь, и совсем не страшась его напора, — ты прости, я понимаю, что ты хочешь большего, но я не могу, сейчас поехать с тобой, на глазах родителей, это будет слишком для меня, пойми… — забормотала она, прекрасно ощущая, как под брюками восстал его член.

— Вика прекрати оправдываться, — оборвал он её, — всё в порядке, — выдохнул он, отпуская её, — я завтра заеду. Когда ты будешь свободна?

— У меня завтра тренировка, и Гарик очень строг… — она включила свет, и мягкое свечение озарило коридор.

— Гарик, Лёва, — перебил Назар, обуваясь, — возле тебя так и вьются мужики, — проворчал он.

— Назар, раз уж у тебя серьёзные намерения, — она сделала акцент именно на этом, и посмотрела в зеркало, поправив кокетливо волосы, — так и быть, скажу, что Гарик всего лишь мой тренер, уж на протяжении четырех лет, и он профессионал, а Лёва, — Назар недовольно на неё взглянул, — Лев, — тут же поправилась она, — он в прошлом, уже давно. И наверняка ты это знаешь, — добавила уже тихо.

— Да Птичка, знаю, но предпочитаю спрашивать у тебя, сама учила, и у меня серьёзные намерения, поэтому пусть всё так и остаётся, — и не то что бы грозил, но акценты обозначил.

Вика спокойно восприняла это.

— А ты оказывается ревнивец? — лукаво улыбнулась она.

— Нет, Птичка, я не ревнивец, это с тобой просто инстинкты древние срабатывают, и мне пора, потому, что дышать твоим ароматом и не касаться тебя выше моих сил, — устало вздохнул он.

— В шесть вечера завтра, подходит?

Вика потупилась, кивнула.

— Давай Птичка принеси мне пиджак, я его в гостиной оставил, и я пойду, поскорее забудусь сном, — он вытащил из кармана телефон, намереваясь вызвать такси.

Вика снова смутилась, и тихо выскользнула из прихожей.

Назар успел вызвать такси, и даже просмотреть почту, когда Вика вернулась немного испуганная.

— Назар, а у тебя сильно дорогой пиджак? — спросила она, пряча его за спиной.

— Что? — не понял он вопрос.

— Ну, понимаешь, видимо пока Тимошка, был в гостиной, он добрался до него, и немного… вот, — она вытащила его светло серый пиджак, от Тома Форда, и показала один из рукавов, который был весь усеян разноцветными линиями от фломастера.

— Прости, пожалуйста, это я виновата, не уследила за ним, я обязательно верну тебе деньги, — затараторила Вика.

Назар усмехнулся. Двести тысяч за пиджак, для Птички это многовато.

— Художник растёт, — он забрал у неё вещь, натянул на плечи, — не переживай Птичка он недорогой.

— Назар, я не дура, Том Форд, не может быть дешёвым, — возмутилась она его обману, и постучала по виску. — Мозги!

— Что ж сделаешь с тобой, — вдохнул Назар, — будешь отдавать натурой, извини, но деньги, конкретно от тебя меня не интересуют.

— Вероломный миллионер, как ты свои миллионы-то сколотил, раз от денег отказываешься, — Птичка сложила на груди руки, и в них сверкнули его авиаторы.

— О, это мои очки? — удивился он.

— А, да, — она протянула их ему, — девочки просили тебе передать.

— Спасибо, — Назар забрал очки и снова подтянул Птичку к себе.

— До завтра, Викуша, — назвал он ее, так как мама, чмокнул в нос.

Вика сморщила носик.

— Если ты меня так будешь звать, то никакой натуры, — пригрозила она.

— Хорошо, — не стал, спорит Назар, — тогда останавливаемся на Птичке, — и его рука легла на левый бок, там, где у неё жила Зарянка.

— Да, так называешь меня только ты, — тихо призналась она, — и мне нравится.

— Так всё мне пора, ещё одного поцелуя я не переживу, — сдавленно взвыл Назар.

Вика тут же отстранилась и виновато улыбнулась.

— До завтра, — попрощалась она.

— До завтра. Птичка, и не забудь про трусики, — улыбнулся он, и вышел, прикрыв за собой дверь.

Назар с тоской подумал о своей одинокой однушке, пока ехал в такси

Пиздец.

Теперь точно в пору самоудовлетворяться.

Дожил блядь!

Но в, то, же время он понимал, что Птичка этого стоила. Хоть и с удовольствием он бы утащил её к себе, и не выпускал из койки сутки.

И Назар вдруг чётко осознал свой статус.

Он влюблённый дурак!

Самый настоящий. Потому что только настоящий влюблённый дурак, чувствует себя вот именно так, как он сейчас. Неудовлетворённым, усталым, голодным и в то же время счастливым от того что некая Птичка, приняла его, не прогнала, и ответила взаимностью.

Вот такой парадокс, блядь!

Он глянул на разрисованный рукав пиджака, надо же, хрен обманешь!

И он решил что, пожалуй, оставит на память каракули Тимофея, пацан был занят, не мешал им, и в этом он молодец.

20. «Свидание»

— Вер, ну не могу я сегодня, не настаивай, — вещала я в трубку, закидывая спортивную сумку на заднее сидение.

— Заканчивай ломаться Тори, — ныла Верка, — Женька занята, мне не с кем вечер провести, пошли со мной!

— Да, блин, Вер, свидание у меня, — вынудила всё же признаться.

Ей бы допросы вести, нытьём своим.

— Свидание? — переспросила Верка, в миг, поменяв тон, со страдальческого, на жуть какой заинтересованный.

— Да, Верочка, — вздохнула я, и села за руль, — свидание, и до него всего два часа, а я вместо того чтобы к нему готовиться, треплюсь с тобой, вся потная после тренировки.

— Это с ним? С Назаром? — подруга совсем не прониклась моими проблемами.

— Да, — коротко ответила я, — и я кладу трубку, мне пора.

— Подожди, Тори, расскажешь потом, как у вас всё прошло, — ох уж любопытная Варвара, эта Вера.

— Расскажу, но только в общих чертах, знаю я тебя, начнёшь подробности всякие выспрашивать, — пообещала я.

— Так в подробностях вся соль, — парировала подруга.

— Ну, вот считай бессолевая диета у тебя, — фыркнула, и наконец, попрощалась с ней.

Глянула мельком на часы, отметив, что время осталось меньше двух часов. Завела машину, и помчалась домой.

Если бы Верка знала, какие это подробности, какая это соль.

Вспоминая вчерашний вечер, я непроизвольно краснела. Меня, почему-то зациклило, на том, в каком порочном и откровенном виде я предстала перед Назаром, там на подоконнике. Да что там, я теперь на него вообще спокойно смотреть не могу. На подоконник этот. И когда я призналась вчера ему что мне стыдно, это было именно поэтому. Ведь это очень-очень развязно предстать вот так перед мужчиной, ещё и дрожать от ласк откровенных. И да он уже касался меня там, и не он был первым. Но тогда в номере было темно, и я немного захмелела, от ласк его и слов. А вчера в свете вечернего солнца, когда всё видно предельно чётко, на нашей милой и уютной кухне, и Назар на коленях предо мной.

Сам Долохов на коленях!

Низ живот моментально простреливает томной судорогой, стоит только вспомнить ласки его нежные тягучие, такие порочные. И слова его, словно отдельный вид наслаждения, для души, для сердца. Слова такие сладкие, вселяющие уверенность, что только одна нужна, необходима, только ему.

Я выдохнула, вот не стоит предаваться этим мечтам за рулём, бдительность теряется, могу не доехать. Представила, как попав в аварию, составят протокол, и причиной укажут, любовную кому, в которой я прибывала за рулём.

Эх! И о том кто был до Назара, не хотелось думать. Впервые те воспоминания не ранят меня, он перекрыл их. Полностью завладев мной. Захватив в свой плен. Такой он добрый, ласковый, предупредительный, спокойный. Голова идёт кругом, когда признаётся, что держится из последних сил. Понимает, не торопит, не настаивает. И покоряет, потихоньку, пленяет, захватывает.

Я снова выдохнула.

Надо сосредоточиться на дороге. Так, где мы, ага ещё пять минут, и буду дома.

Вот почему влюблённые люди такие дураки!

Как поселилась вчера на губах моих улыбка, так до сих пор, там. И ведь, думала, что всё. Не увижу больше, даже какое-то смирение наступило. И каково же было моё удивление, увидев его вчера на пороге. Он, правда, тоже мягко говоря, обалдел от увиденного, даже моё изумление превзошёл. Эти его ошалелые глаза не забуду никогда. Ведь уже выяснили, что нарыл на меня он всю информацию, и так на его лице читалось смятение, и работа мысли. Как такое пропустили. Ребёнок? От кого? Чей?

Прелесть!

Я даже рассмеялась, вспоминая охреневшего миллионера.

Но всё это перекрыло радость от его присутствия. Еле сдерживалась, чтобы не скакать вокруг него, так счастлива была, что он внезапно передумал, ведь передумал же. Ведь тогда зачем всё это было?

Ладно, можно опустить секс, но знакомство с моими родителями, намерения его серьёзные, движения осторожные, слова сладкие, патокой по сердцу моему растекающиеся.

Блин не доеду!

Я вчера то уснуть не могла, вся в мечтаниях откровенных. Извертелась, искрутилась. Даже прохладный душ, не ослабил пыл моего тела.

Проник под кожу миллионерище!

И не только мне. Папа скупо выдал свой вердикт, что Назар самый серьёзный из всех моих, как, будто их много у меня было, поклонников.

Мама мечтательно назвала его, интересным мужчиной, и захрустела канноли.

Интересный!

Это мягко сказано. Высокий, статный, в стильном сером костюме, как теперь знаю от Тома Форда, эх Тимоша, Тимоша, вогнал в долги тётю Вику!

Весь такой печальный, уставший, с припухшей скулой, смотрит пристально своими глазами тёмными проницательными, до мурашек меня пробирающих. Загорелая кожа на контрасте с белой рубашкой, и щетина эта самцовая вокруг губ чувственных, порочных, таких мягких. Ведь с ума сойти можно! Прост смотреть и плавиться. А он ещё и говорит, всякие нежности, и непристойности, что щёки горят!

Я, наконец, припарковалась у дома, и поскакала козочкой собираться, ведь скоро пребудет миллионер.

С утра уже доставили от него и букет цветов очередной, теперь это были красные розы, в небольшой круглой коробочке, перевязанной розовой, атласной лентой, и коробочка бархатная загадочная, сама по себе намекающая, что там что-то более серьезное, чем персики и бабочки.

Я только проснулась и вышла на звонок, открывать дверь, вся такая взлохмаченная, помятая, в пижаме и с кружкой кофе в руках. Родители уже умотали на дачу, поэтому выбора не было не у меня, ни у того, кто пришёл. На пороге стоял парень из службы доставки, с цветами, и коробкой. Я даже начала приглаживать волосы, потому что, нужно оправдать выбор миллионера, цветы то абы кому не дарят. Подтвердила личность, поулыбалась, приняла дары, закрыла дверь, выдохнула.

Расположилась на кухне. Хлебнула кофе, и открыла заветную коробочку. На атласной, алой подкладке лежал тонкий браслет из белого золота и два шарма были прикреплены к нему, маленькая птичка, с красным камешком на грудке, и клетка, тонкими прутьями переплетенная. И так это мило, и со смыслом, что я немного зависла, рассматривая этот браслет, всё так и лежавшей на алой подложке. Маленькие намеки, которые понятны только нам двоим, только наше, только для нас.

Немного совладав с голосом и эмоциями, набрала его номер. Назар взял после второго гудка.

— Да, Вика, привет, — этот деловой тон, я уже знала, и поэтому поняла, что он уже весь в делах.

— Привет, Назар, не буду долго отвлекать, просто хотела сказать спасибо, это мило, очень, — смущенно проговорила я.

Словно этот подарок, был даже интимнее того, чем мы занимались вчера, так он меня поразил.

— Слышу по голосу, что угадал, — а я слышу, что он улыбается.

— Когда ты только успел? — удивилась я.

— Интернет, высокие технологии, двадцать первый век, — парировал он.

— А всё-таки он, — пошутила я, вспоминая вчерашнюю шутку.

— Да, как ни крути… да проходи, я сейчас, — это уже явно не мне.

— Ладно, — поспешила свернуть разговор, — слышу, ты уже вершишь там дела свои миллионерские, ещё раз спасибо и до встречи!

— До встречи, — коротко попрощался Назар и я отключилась.

И вот теперь, стоя перед зеркалом в прихожей в лёгком коралловом платье, длинною в пол, без рукавов, с высоким вырезом на груди, облегающее на талии, и пышной юбкой. Простое, элегантное. Я когда его увидела, влюбилась с первого взгляда, а выгулять так и не получалось, видимо миллионера ждало.

Волосы собрала в высокую прическу, открыв шею, сделала лёгкий макияж, и добавила капельку духов, так нравившихся Назару.

И вот стояла перед зеркалом, вертела на запястье подаренный им браслет и волновалась.

Серьёзно.

Смотрела на себя в зеркало, и холодела от беспокойства. Всё выискивала в своём отражении, какие-то изъяны, крутилась, поправляя подол. В общем, занимала себя хоть чем-то, потому что сесть и ждать его спокойно, было выше моих сил. Природу своего волнения объясняла себе просто, совершенно точно, сегодня осознав, что я в него влюбилась по уши. И теперь всё связанное с ним меня волнует в сто раз больше. Вот и маюсь, не могу расслабиться. И когда звучит трель видеофона, я подпрыгиваю, и пытаюсь унять задробившее сердце.

На экране высвечивается Назар, спокойно смотрящий в камеру.

— Привет, поднимайся, — взяв трубку, стараюсь говорить спокойно.

И пока он едет до моего пятого этажа, успеваю надеть белые босоножки, и проверить содержимое сумочки.

Дверь приоткрываю заранее, и жду.

Боже, да как же это волнительно!

Прямо четко отслеживаю все звуки. И шум едущего лифта, и то, как он останавливается на моём этаже, как разъезжаются двери. И ещё не видя Назара, чувствую аромат его парфюма, что доносит небольшой сквозняк из открытой двери. А вот и он, и сердце прыгает в груди. Стук такой ощутимый, что закладывает уши. Я ненароком вспомнила Машу-администратора, которая всё время терялась при нём, так вот это каково, оказывается. Очень мешает. И нервозность, и ладошки вспотевшие, и улыбка дурацкая, и отсутствие мыслей в голове.

Просто жуть!

— Привет, — говорит Назар, зайдя в прихожую.

И голос его низкий и бархатный, словно нектар, разливается, ласкает мой слух. И улыбка на моих губах становится ещё шире. В руках Назар держит букет цветов. Такой милый. Ромашки, хризантемы, физалис.

И сам он очень милый. В белой футболке поло, подчёркивающей рельефные плечи и открывая загорелые руки. На запястье Лонжин, часы из последней спортивной коллекции. В узких бежевых брюках, с широким ремнём, в тон, и белых кедах. На лице щетина, и всё ещё немного припухшая скула, на носу любимые авиаторы. На голове модно уложенные волосы.

Мы по ходу на вечер в Канны прогуляться собрались, такой он неотразимо стильный.

— Привет, — отвечаю, немного отвиснув от вида божества, — цветы мне?

— Прости, — улыбается Назар, и снимает очки.

Ох, эти глаза, прожигающие моё сердце!

— Это для Ольги Владимировны.

— О, а они с папой на даче, — отзываюсь я, — могу передать позже.

По лицу Назара пробегает тень, глаза в момент темнее становиться, и я сглатываю.

— Тогда давай, Птичка, забирай скорее букет, и выпроваживай меня, если хочешь, чтобы мы куда-нибудь сходили, потому что вот с твоей стороны, было неосторожно делиться такой стратегически важной информацией! — Назар подошел ближе и вручил букет, и по этому низкому баритону я поняла, что не шутит.

Воззрилась снизу верх, кивнула безмолвно, и отступила, выходя из зоны действия взгляда тёмного, обволакивающего.

Метнулась на кухню, поставила цветы в воду, вернулась.

— Готова, Птичка? — Назар стоял уже у дверей, пропустил меня вперёд.

Я, схватив ключи, вышла, и он захлопнул дверь. Лифт так и остался на этаже, и поэтому тут же распахнул свои двери.

— Я не знаю, куда мы пойдём, надеюсь, я уместно оделась, — говорю, потому что надо что-то говорить, потому что свихнусь эти пять этажей, так тесно с ним, только взглядами обмениваться.

— Ты прекрасно выглядишь, Вика, — низкий голос, заметно снова хрипнул, и Назар стоявший до этого у самых дверей, сделал маленький шажок, и сразу же преодолел всё расстояние между нами, — даже если бы мы пошли на пятичасовой чай к английской королеве, лучше бы никого не было.

Я прямо физически чувствовала, каких усилий ему стоит сдерживаться. Потому что, судя по эти потемневшим глазам, не о каком свидании он не думает. Склонился, совсем рядом губы. Ну как тут устоять, и я потянулась, а он вдруг придержал меня, обхватив ладонью за подбородок, и медленно эта ладонь, на горло нежное переползла.

— Нет во мне выдержки больше Вик, — низко и утробно проговорил он, — если не остановишься сейчас, здесь и останемся.

И эта его откровенность, и взгляд тягучий, и дыхание горячее, и рука, сжимающая моё трепещущее горло, всё вместе, всколыхнули во мне все, что я так старательно упаковывала, успокаивала со вчерашнего вечера.

И плевать мне уже на всё. На свидание, на платье красивое, на причёску, не могу противостоять зову плоти. Вот только увидела его, аромат вдохнула, от глаз жгучих расплавилась, и тут же пропала. И всё это Назар прекрасно читает в моём взгляде, и медлит.

Почему он медлит?

— Молодёжь, вы выходите? — скрипучий женский голос, раздается за спиной Назара, и отрезвляет.

А мы-то, оказывается, приехали уже.

Выдыхаем, и Назар отпускает меня.

Под недовольным взглядом бабы Дуси, мы выходим из лифта. Она ворчит про нравственность, и уезжает наверх. А мы смотрим, друг на друга и прыскаем со смеху. И становится немного легче, спокойнее. Напряжение, повисшее между нами, постепенно сходит на нет.

— Похоже, я испортил твою репутацию, Птичка, — сетует Назар, придерживая для меня дверь подъезда, когда мы выходим на улицу.

— Да, — вздыхаю я, — баба Дуся, знаменитая поборница нравственности в нашем доме. Мне несдобровать!

На улице прекрасный летний вечер. Воздух наполнен, ароматами нагретой земли и душистой зелени. Небо глубокого синего оттенка, солнце путается в ветвях высоких клёнов. И гуляет шаловливый ветерок, слегка раздувая мою лёгкую юбку. Во дворе носится ребятня, всех возрастов, стоит гвалт голосов. На лавочках приютились старушки, те, что из поборниц нравственности. По дорожкам с колясками гуляют молодые мамочки. У подъезда стоит большой чёрный внедорожник. Назар открывает дверь, достает с сидения, букет тюльпанов, протягивает.

— А вот это тебе, — улыбается и надевает очки, жестом приглашая в салон.

— Спасибо, — я польщена, и на эмоциях прижимаюсь и чмокаю в колючую щеку.

Он тут же прихватывает меня за талию, и стискивает, губами по скуле проходится. Сердце моё в момент разгоняется, но второй рукой Назар сжимает моё предплечье, и я тихо охаю и морщусь.

— Что? — пугается Назар и тут же отпускает. — Сильно сжал?

— Нет, — спешу его успокоить, — просто сегодня на силовых с Гариком, потянула, переусердствовала с упражнениями.

Назар мрачнеет совсем. И я пугаюсь такой перемены.

— А он точно, профессионал, — ворчит он, помогая мне залезть в машину, и садится следом, — раз допускает, чтобы его подопечные травмировались?

— Да я сама виновата, задумалась, — оправдываюсь я, — и Гарик профи, знаешь, сколько у него наград, он в конкурсах постоянно участвует… я с ним уже четыре года… — мой голос начинает стихать, под пристальным взглядом Назара, который снял очки, и бровь свою густую приподнял.

— В общем, он не виноват, — добавляю в конце, и замечаю, что за нами безмолвно с водительского места наблюдают.

— Ой, простите, здравствуйте, — киваю я мужчине.

Назар тяжело вздыхает, и взгляд, наконец, отводит.

— Познакомься, Вика это Денис, сегодня он наш водитель…

— А мы знакомы, — улыбаюсь я Денису, — вы работаете у Фёдора Михайловича, мы пару раз пересекались в отеле.

— Да, я помню, здравствуйте Виктория, — кивает Денис.

Назар опять многозначительно замолчал, и я затравленно глянула на него. Он недовольно поджал губы.

Боже, это воздержание на него так действует? Или у него сегодня просто настроение плохое?

Денис тем временем заводит мотор и выезжает со двора.

Я в попытке смягчить его плохое настроение, накрываю ладошкой, лежащую рядом со мной руку. Глажу. Провожу по длинным пальцам. Рассматриваю синие венки. Надо же миллионер, а руки такие натруженные, сильные, кожа на пальцах шершавая. Запястье массивное, переплетённое жилами. Веду пальчиками выше, вырисовываю восьмёрки, легко касаюсь загорелой кожи, дохожу до широкого предплечья, с выступающим бицепсом, и поднимаю, наконец, глаза.

Назар смотрит, не отрываясь на мою руку, на пальцы. На моём запястье подаренный им браслет, он накрывает другой рукой, как раз там, где птичка и клетка касаются моей кожи и теперь сам гладит горячими пальцами моё запястье, разгоняя стаи мурашек, и посылая тёплые импульсы, по моей коже. Это так приятно, что я тихо мурлыкнула и подалась вперёд, улыбнулась.

Взгляд его оттаял, стал теплее, он вернул мне улыбку.

— Не против музыки? — спросил Денис, отвлекая нас, от безмолвного переглядывания.

— Нет, давай, — отвечает Назар, и переплетает наши пальцы, и отстраняется, смотрит в окно.

А мой взгляд невзначай падает на его ширинку, просто проскользила им от груди и животу, и зацепилась. И теперь понятно почему.

У него эрекция, от всех наших безобидных касаний и переглядываний, он вполне так, серьёзно возбудился, и я, краснея, отворачиваюсь.

Я и сама, честно говоря, не спокойна рядом с ним, а он, после вчерашнего, и вовсе на пределе, и честно говоря, мне немного стыдно. Потому что, вот нельзя так издеваться над людьми, но я, же не специально его возбуждаю, не танцую в нижнем белье, не трусь голым телом, а ему хватает и этих мимолётных прикосновений. И помимо стыда, есть ещё некое чувства власти, над таким сильным и большим мужчиной. И он в подтверждении моих слов сжимает пальцы, оглаживая, ямку с пульсом. И может мне кажется, но я чувствую дрожь, пронёсшуюся по его руке, когда поправляю локоны, упавшие на моё лицо, и мой аромат взметается за моей рукой.

В салоне начинает звучать джаз. Лёгкий, приятный, ненавязчивый.

— Ты любишь джаз? — спрашиваю у Назара, радуясь нейтральной теме. Смотрю на него, стараясь, не делать лишних телодвижений, и не косится вниз.

— Я не причём, — говорит он, — это музыка Дениса.

— Прекрасная песня, — как раз играла песня Дианы Крэлл, под неспешный аккомпанемент фортепиано, — голос Дианы просто завораживает!

— Вы разбираетесь в джазе? — Денис более заинтересовано посмотрел на меня в зеркало.

Я смутилась. Назар снова нахмурился.

— Денис смотри на дорогу, — недовольно скривился он, и, осадив водителя, который тут же потерял интерес к нам, перевёл взгляд на меня.

— Что ещё и в джазе разбираешься? — совсем уж поражённо от него прозвучало.

— В институте интересовалась, — кивнула я, — преподаватель по искусству, увлекался и нам передал свою любовь к музыке.

Назар вдруг расцепил наши пальцы, и шумно выдохнул, через сжатые зубы, и я запоздало поняла, что он всё же знает. И про Илью тоже.

Всё.

Я поджала губы.

Сам виноват. Нечего было лезть в мою жизнь без спроса. И стыдиться я не собираюсь. Я любила. Это эпизод моей жизни. И вообще так не честно. Он обо мне знает всё, а я о нём, тоже конечно знаю, но мне тоже интересно, может, сколько у него было женщин.

За этими мыслями меня застигает трель моего телефона. Я поспешно вынимаю трубку из сумочки, отложив в сторону букет. На экране высвечивается номер Федора.

— Да, Фёдор Михайлович… — говорю я, но он даже не дослушивает меня, начинает рассерженно вещать в трубку.

— Виктория Даниловна, это, что за бардак у тебя! Никто нечего не знает. Мне самому приходится тут со всем разбираться. Приехали китайцы, и уже хренову тучу времени их не могут заселить, потому что, видите ли, бронь не готова. Вика! Это что за работа такая? — и ещё долго в том же духе, потому, что Фёдор Михайлович, конечно шутник и балагур, но когда его разозлят, лучше молчать и слушать, и поэтому я молчу и слушаю, всё что накопилось у начальства, даже не пытаюсь вставить в оправдание пару слов.

Назар поглядывает на меня подозрительно и тревожно, не удивлюсь, что не только ему, но и Денису всё прекрасно слышно.

— В общем, приезжай и разруливай ситуацию, или пеняй на себя, увольнять конечно не буду, но премии лишу, и парочку твоих подчиненных, которые смотрят на меня как бараны, выкину! — закончил Фёдор и положил трубку.

— Я так понимаю Вершинин в гневе? — сразу спрашивает Назар, когда я ещё и не успеваю что-либо сказать.

— Да, какой-то форс-мажор, и мне надо в отель, — подтвердила я.

Была, конечно, взвинчена, после разговора с руководством, но всё же уверенна, что там произошла какая-то ошибка.

— Мы можем заехать в отель? — спросила я, словно разрешения спрашивала, ей Богу.

Но, а с другой стороны, мы вроде как в отношениях, и наше свидание откладывается, так почему бы не быть вежливой.

— Конечно, — спокойно отреагировал Назар и опять сжал мою ладошку, поддерживая видимо, — Денис разворачивайся!

До отеля доехали быстро. Я, оставила Назара в лобби, сам решит, где меня ждать, поспешила тут же на ресепшн. Там на диванчиках, сидели уставшие китайцы, в количестве пяти человек, и их так никто не расселил. И следующие полчаса, я задабривала китайцев, кстати, сносно говорящих, на русском, извинялась, провела в ресторан, угостила, ужином за счёт заведения. Потом пошла, строить подчиненных, которые действительно, оказались, как выразилось высшее руководство «баранами», тупо перепутать даты, и мариновать людей, когда для них всё готово, и можно было обойтись без скандалов, это надо уметь. Раздала по заслугам, а вернее оштрафовала, чтобы неповадно было, сделала пометки в рабочем ежедневнике, лично повела всех китайцев по номерам, пообещав завтра каждому завтрак в номер, опять же за счёт отеля. Потом снова вернулась на ресепшн, отдала распоряжение портье, и глянула на время.

Вот тебе и полчаса.

Прошло полтора часа!

Где же мой миллионер всё это время сидит-то, я честно про него забыла, со всей этой беготнёй. А нужно ещё к Фёдору зайти, наверняка сидит в кабинете, ждёт отчёта. Поднялась на второй этаж, стукнула в дверь, и вошла.

На меня уставились две пары глаз. Вершинин и Долохов, устроились в кабинете первого, сидели, попивали коньяк, пока смертные работают.

— Вика, вы очаровательны! — тут же растянулись губы Фёдора в улыбке.

— Спасибо, Фёдор Михайлович, — холодно поблагодарила я, отметив, что Назар, недовольно глянул на друга.

Он встал из кресла, отставив почти полный бокал. Значит, не пил, всё же приятно, что намеривается, продолжит вечер.

— Китайцев, я расселила, все претензии утрясла, должны быть довольны, — продолжила я, — с подчиненными внушительную беседу провела. Есть ещё поручения ко мне.

— Нет, ну что вы Виктория, не смею вас задерживать, — растянулся в улыбке Федор, оглядывая меня, снова этим масляным взглядом.

— Тогда до завтра, — и я вопросительно глянула на Назара, подошедшего ко мне.

— Конечно, конечно, — всё ещё светясь улыбочкой, кивнул Фёдор.

— Вик ты иди, подожди меня внизу, — сказал Назар, открывая мне дверь, — я пару слов Фёдору Михайловичу скажу, и пойдём.

— Хорошо, — кивнула я, ещё раз попрощалась с Фёдором, вышла и прикрыла дверь.

Я никогда не подслушиваю чужих разговоров, никогда, никогда! Но вот сейчас, не удержалась, и прильнула к двери.

— Федь, какого хрена! Я же просил! — услышала, как заворчал Назар.

— Прости, друг, но она просто восхитительна! — отозвался Фёдор. — Не могу перестать представлять, какая она под платьем!

Я скривилась от этого замечания. Вот же нахал!

Послышался шорох, и скрип сдвигаемой мебели, потом воскликнул Фёдор:

— Назар, да чего ты, в самом деле? — как то сдавленно вышло.

— Советую, даже в мыслях не касаться Вики, если дружбой нашей дорожишь, не смотреть, не думать о ней не смей! — рычал Назар.

— Да что так, всё серьёзно? — обиженно проговорил Фёдор.

— Вот именно, — подтвердил Назар, — серьёзно!

— А как же…

— Федь, ты готов просрать нашу дружбу, ради того чтобы указать мне сейчас, моё место? — насмешливо вдруг произнёс Назар.

Не очень поняла в этом моменте, да и приближающийся голос Назара, говорил о том, что пора ретироваться, и я быстро поспешила на лестницу, а оттуда в лобби, встала возле зеркала, и поправила причёску, обновила блеск на губах. И тут же сзади показалась высокая фигура миллионера, и я не смогла скрыть улыбку, потому что рада была его видеть, и за слова его, о которых вроде и не должна была знать, была благодарна.

— Идём, Птичка? — спросил он, подойдя сзади, и огладил мои плечи, спустился ладонями вниз. Сжал запястье с браслетом, при этом пристально разглядывая меня своими карими глазами.

Сейчас они были темны, видимо он ещё не отошёл от разговора с Фёдром, и разговор этот был ему не приятен. И взгляд его немного жёгся, словно отголоски гнева, это искорки костра, которые разлетаются повсюду. Но в тоже время, руки его нежно гладили мои, и горячее тело позади, посылало возбуждающие импульсы, и мне впору замурчать, как кошке, и прижаться, но я стойко приняла эту ласку.

— Идём, — кивнула я и переплела наши пальцы.

И Назар только сжал их, совсем не стремясь разжать руку, даже когда мы вышли на улицу.

— Наш столик в ресторане ещё ожидает нас, — напомнил он, и уверенно повёл меня к припаркованному автомобилю. Но я слегка притормозила.

— А может, прогуляемся, такой чудесный вечер! — предложила я.

Вечер и в правду был шикарный. Теплый, неспешный, летний. Отель стоял в центре города, в исторической его части. Здесь даже на дорогах сохранилась брусчатка. И вокруг было много красивых зданий, конца восемнадцатого, девятнадцатого веков. Дворянские особняки, переделанные сейчас в магазины, и рестораны, тем не менее, не утратили свой истинный вид, и выглядели, как и тогда, только в современном антураже. И целая длинная улица выстроилась из них. С каменными дорожками, и коваными перилами на ограждениях и лестницах. До самой широкой набережной, можно было неспешно идти в вечерних лучах солнца, и наслаждаться беседой. И пусть наше свидание началось не очень удачно, думаю, что дальше будет лучше.

— Почему бы и нет? — согласился Назар, и наши пальцы так и остались, переплетены, когда мы двинулись, к виднеющейся на горизонте, узкой полоске белеющих перил набережной.

— Я читала, что ты родом из маленького подмосковного городка? — спросила я, когда молчание затянулось, хотя с ним и молчать было приятно. Мы медленно шли по красочным вечерним улочкам, разглядывая витрины магазинов, и просто наслаждаясь, обществом друг друга.

— Читала, — усмехнулся Назар, кинув короткий взгляд на меня, — это когда мои ягодицы разглядывала?

— Нет, разглядывала я их позже, — тоже улыбнулась я, — сперва изучила весь устный материал.

— Да интернет! Нигде не скрыться, — посетовал он.

— Да, мы долгое время с семьёй жили в закрытом военном городке, — всё же ответил он. — Хороший такой светлый, уютный, где все друг друга знали. Потом когда в Москву переехали, я был в шоке от её размеров. Помню, ездил от школы на тренировку, по часу на метро, потому что расстояние было огромным. Но человек такое существо, ко всему привыкает, и уже Москва, воспринимается мной как родная, и не кажется такой большой.

— А наш город тебе и вовсе маленьким кажется, наверное, — вставила я.

— Он напоминает мне мой родной город, такой же уютный и зелёный, — ответил Назар, и это было так приятно, что у такого человека, повидавшего, скорее всего большую часть мира, в сердце живёт память о родном уголке.

— Ты сентиментальный, — рассмеялась я.

— Это ты так на меня действуешь, — признался он, притягивая меня за талию, и чуть сжимая, — я уже и забыл, когда вот так гулял, и что в простой прогулке, столько удовольствия.

— Ну, это понятно, — фыркнула я, — тут либо миллионы, либо прогулки!

— Точно, — хохотнул Назар, руки обнимающей меня за талию он так и не убрал, просто ослабил, чтобы мне было удобнее идти.

А мне было и так удобно, когда он боком своим прижимался, и телом опалял, и я совсем не против была, более этого тесного контакта.

Рядом сновали люди. Кто-то спешил по своим делам, кто-то как мы прогуливался, радуясь погожему вечеру. И мы шли поглощенные друг другом. Да определённо прогулка была отличной идеей.

— Ну а ты? — вдруг спросил Назар, когда мы остановились перед витриной одного из магазинов, торговавшим фарфором.

— Я? — переспросила, двинувшись дальше, и потянув Назара за руку.

— Ну, тебе же наверняка здесь тесно, — пояснил он, утянувшись за мной, и снова приобнял за талию. — Почему ты до сих пор не уехала, хотя бы в ту же Москву, ведь явно там возможностей больше!

— Ну, вообще-то я собиралась, — призналась, я улыбнулась ему, — просто в нашем городе, один миллионер решил открыть гастропаб, и это меня остановило, решила, что попробую себя там…

— Хочешь, я верну тебя в «Уолтерс»? — совершенно серьёзно спросил он. — Будешь, кем хочешь, администратором, директором, директором сети…

— Официанткой, — не преминула подколоть его, на что он поморщился.

— Ну, давай вспоминай все мои ошибки, — профырчал Назар.

— Да всего-то напомнила, какой ты порой бываешь хам, — слегка оттолкнула его, — а если серьёзно, Назар, может оно и к лучшему, что не сошлись мы профессионально.

— Ну да, — кивнул он, — рано или поздно я бы всё-таки снова подловил тебя в той подсобке.

Я смутилась и покраснела.

— Можешь объяснить, что тогда произошло? — робко спросила его, поправляя выбившийся локон.

Назар снял очки и гляну на меня. Непроизвольным движением поправил часы на запястье.

— Кто бы мне Вика объяснил, что тогда произошло, — совершенно серьёзно ответил он.

Мы продолжали, не спеша идти по улице, только сейчас не держались за руки.

— И всё же! — допытывалась я.

— Не знаю, — рассуждал он, рассматривая брусчатку под ногами, — разозлился тогда в очередной раз на тебя, народу полно, тебя нет, пошёл искать, с намерением наказать, — как-то сдавлено у него получилось, словно стыдно за те поступки.

Он помолчал.

Мы миновали ещё два магазина. Я тоже молчала, не давила, хотя любопытство разбирало! Поглядывала на задумчивого мужчину, который похоже вообще выпал из реальности, вспоминая те события.

— Назар, ты со мной? — спросила его, и поймала его руку и сжала горячие пальцы.

— Слушай, Птичка, — совершенно серьёзно произнёс он, — я не горжусь теми поступками, и возможно, да что там возможно, точно был груб с тобой, но Вика, это было какое-то наваждение, — выдохнул он растерянно, — увидел твои глаза оторопелые, и завис, и все инстинкты пробудились, так меня повело. Прости, если напугал тебя!

— Боже, за что же мне такая благодать! Сам Долохов у меня прощение просит! — издевалась я, пытаясь разрядить обстановку.

Ну, было и было. В конце концов, это всё звено, одной цепочки, всё это привело к нашим отношениям, вот конкретно, к сегодняшней прогулке.

— Хватить ёрничать! Язва! — рассмеялся Назар, и совсем бесцеремонно резко притянул к себе, и в губы впечатался.

И так всё быстро это произошло, что я только ахнуть успела, и тут же впустила настойчивый язык в свой рот, и всё. Весь мир перестал существовать. Весь мир, был рядом, держал крепко в объятиях, и сладко, до дрожи во всём теле, целовал.

— Ну что вопрос закрыт, идём дальше? — спросил Назар, рассматривая моё лицо, отрываясь от губ.

— Угу, — кивнула я, продолжая держать руки на его шее, совсем не стремясь покидать его объятия.

— Тогда пошли, — улыбается он, видя, что у меня уже нет желания никуда идти, и его явно веселит то, как он вывел меня из равновесия всего лишь одним поцелуем.

Я всё же нехотя отлипаю от него.

Вот же вредный миллионер, сперва целует, потом пошли!

Впереди показалась набережная, и мы подошли, к белым перилам. У причала ходили теплоходы.

— Давай прокатимся, сто лет не каталась на теплоходе! — предложила я, загоревшись идеей.

Назар, видимо моего энтузиазма не разделял, но согласился, скорее из желания угодить мне.

Заминка возникла, когда надо было оплатить купленные билеты. У Назара как, у любого современного человека, особенно у миллионера, нет наличных денег, и даже нет карт, всё в телефоне. И вот в этом и случилась вся загвоздка. Не принимала кассир Жанна, безналичные платежи, особенно по бесконтактной технологии. Назар, при всей его циничности, немного завис, когда ему грубо указали, на невозможность потратить миллионерские деньги.

— Вот миллионеры пошли, хитрые, — рассмеялась я, доставая тысячу рублей, — пригласил на свидание, а платить не хочет!

Кассир приняла деньги, выдала два билетика, и подозрительно осмотрела Назара.

— Что и вправду, миллионер? — недоверчиво спросила она у меня, как будто Назар, не человек, а экспонат безмолвный.

— Правда, — проскрипел Назар.

— Да по ходу обманул, видите, денег-то нет! — веселилась я, подмигивая женщине. — Заморочил голову бедной наивной девушке!

— Птичка, ты за это ответишь, — прорычал мне на ухо Назар, сжимая в объятия и утягивая к причалу.

Кассир, ещё долго выглядывала, рассматривая нас, стоящих в очереди таких же желающих прокатится на последнем рейсе теплохода «Ракета». А народу надо сказать оказалось много, и когда начали пускать на причаливший теплоход, нам, как почти самым последним, достались места только на открытой палубе, и то стоя.

— Надеюсь, это корыто не потонет, — ворчал Назар, сжимая меня в объятиях, пытаясь оградить от давки, когда теплоход повёз нас по водной глади, рассекая волны корпусом, — потому что это будет бесславный конец.

А я стояла, обхватив его руки, которыми он сжимал мои плечи и хмелела. От бриза речного, что забрался в мои волосы. От солнца вечернего, такого большого и оранжевого. От неба прозрачного, с полосками тонких облаков. И, конечно же, от мужчины, что стоял позади меня, и держал в объятиях, охранял от всяких посягательств, словно скала, большая и монолитная. От аромата его, от близости, от сильного, твёрдого тела, прижатого ко мне. С ним я чувствовала себя такой хрупкой, хотя совсем таковой не являлась, а с ним вот ощущала свою женственность в полной мере. И думала, что с ним я готова даже потонуть, настолько он во мне, настолько мне хорошо, просто рядом быть.

А Назару тоже было хорошо, потому, что в его прижатом со спины, ко мне теле, я отчётливо почувствовала, более твёрдую часть, и немного поёрзала.

— Ну, прости, Птичка, — склонился он к моему уху, почувствовав моё напряжение — с тобой только так!

— Назар, — я попыталась немного отстранится, не потому что мне было противно, и неприятно, я переживала за него, — мне жаль, что я так действую на тебя, наверняка тебе неловко…

— Вика, выключи свою рассудительность, и прекрати ёрзать, — шикнул он на меня, — просто знай, ты за всё ответишь, Птичка, — утробно и тихо-тихо, пробормотал он мне в самое ухо, так интимно и обжигающе, и ведь ничего особенного не сказал, а я чётко представила, как буду отвечать.

С огоньком, и энтузиазмом, выкрикивая его имя.

— Доволен Долохов, — проворчала, чувствуя возбуждение, мурашками поползшее по телу, — мы с тобой на равных.

— Что ты, Птичка, ты даже не представляешь, насколько мы с тобой не на равных, — хрипнул он, — и в следующий раз, давай выберем более комфортный способ передвижение по воде.

— Привереда, — фыркнула я.

— Могу себе позволить, — отозвался он, — и не говори, что вот так стоять по десять человек, на метр, тебе нравится!

— С тобой мне нравится всё, — вырвалось у меня.

Хорошо, что лица хоть не видит, как я смутилась от собственной смелости.

Он немного помолчал, потом склонился к моему уху.

— Ну, так представь, как нам бы было хорошо, на отдельной яхте, только вдвоём, — пробормотал он.

— И всё же ты позёр, — хмыкнула я, и развернула голову, заглянула в тёмные глаза.

— Возможно, — пожал он плечами, — когда, постоянно живёшь в мире, где твой статус, обозначен вещами, привыкаешь к такой жизни, и соответственно, уже чувствуешь дискомфорт, из-за отсутствия привычных благ.

— То есть ты хочешь сказать, что уже бы не смог жить как простой смертный? Вдруг ты обанкротишься?

— А ты думаешь, мне не приходилось начинать всё с начала? Как же ты про меня информацию собирала? — усмехнулся он.

— Я не знала, — искренне удивилась я.

— И не раз, Птичка, — отозвался Назар. — Всё с самого начала, налаживая все сожженные мосты, и нарабатывая, всё что потеряно. Сейчас конечно, уже есть репутация, и опыт, и такая ситуация, почти не возможна, но лет десять назад, мне приходилось скидывать на аукцион все те статусные вещи, чтобы снова подниматься. Закладывать дома и машины. Без сна и отдыха.

— Всё, всё, мне стыдно! — вздохнула я. — Не буду больше тебя подкалывать!

— Можно подумать тебя надолго хватит, — усмехнулся Назар, и подтолкнул меня к освободившемуся месту, перед перилами, ближе к воде.

Впереди плыл вечерний город, в летней дымке. Расслабленный и неспешный. Волны от теплохода бились о далёкий берег набережной. На проплывающем мимо пляже люди провожали нас взглядами. По дороге мчались автомобили. Равнодушно стояли высотки. Я нагнулась, немного через ограждение. Вода за бортом бурлила, и билась о стальные бока. Зелёная, речная, переливалась, искрилась в вечерних лучах солнца.

— Птичка, ты хорошо плаваешь? — спросил Назар, склоняясь рядом.

— А что борешься с желанием выкинуть меня за борт? — рассмеялась я.

— Я борюсь с желанием, только не с этим, — вогнал меня в краску Назар, — ответь.

— Нормально, — пожала плечами, — среднестатистически.

— Ну, слава Богу, — улыбнулся Назар, — а то, думал и здесь будешь впереди всей планеты.

— Ой, можно подумать! — фыркнула я, и развернулась к нему лицом, а он так технично меня к перилам прижал своим телом, руки в них упер по бокам. — Тебя так бесят мои достижения?

— С самого первого дня, когда ты, хвастливая Птичка, по-английски со мной заговорила, — невозмутимо подтвердил он, — и всё-то ты знаешь, и во всём разбираешься! И в джазе, и в экономике, и в искусстве!

Я сморгнула. Он что серьёзно?

— Не позволишь мне иметь прошлое? — спросила я, понимая, куда он клонит.

— Позволю, конечно, — его взгляд смягчился, — но это не значит, что меня это не задевает.

— Но у тебя, же тоже оно есть, — вглядывалась в его глаза, пытаясь понять его.

Иногда с ним было трудно, кажется что открыт, и не скрывается. Но вот такие моменты, словно отражали мрачную часть его души, которую он утаивает, но отголоски темной стороны, вырываются наружу, и я тогда понимала, что совершенно его не знала.

— Моё прошлое, Вика, слишком насыщенно, для того чтобы не понять, какое сокровище передо мной, и от этого ты становишься, совершенно бесценна, и посягательства на тебя, даже бывших мужчин, болезненно воспринимается моим эго, — говорил Назар, глядя в даль, словно размышляя, сам с собой.

А я смотрела на его подбородок, заросший щетиной, и крепкую загорелую шею, на кадык, который дёрнулся, когда он сглотнул словно от горечи, и на ямку между разлёта ключиц, видневшуюся в расстегнутом вырезе белой «Лакост». И руки мои сами поползли, по его груди, сжались на плечах, и нос сам нырнул ближе, втянуть хмельной аромат его кожи, чтобы в очередной раз за этот вечер ощутить непреодолимое желание, остаться наедине, и познать этого мужчину, исследовать его тело…

— Прошлого больше нет, — шепнула я, — будущее ещё не наступило, есть только сейчас.

Назар тут же отвлёкся от своих размышлений, и притянул меня за талию.

— Мудрая Птичка, — мурлыкнул он в мои губы, и поцеловал, и мы отпустили эту тему.

Он свои амбиции, и претензии на мои прошлые отношения, я обиды, за его бесцеремонное вмешательство в мою жизнь. Можно сколько угодно пикироваться, а можно процеловаться весь оставшийся путь, прямо на палубе теплохода, где на один метр, приходится десять человек.

21. «Экстрим»

— Птичка, может, всё же вернёмся в ресторан, я проголодался! — признался Назар, когда мы вышли с набережной, оставив позади наше речное путешествие.

— Конечно, — согласилась, это я привыкла не ужинать, ну или максимум что-нибудь лёгкое перехватить, а Назар, наверняка рассчитывал на полноценный ужин, который отложился на не определённый срок.

— Сейчас скину геолокацию Денису, пусть нас подберёт, — Назар достал телефон. Другая рука его была занята мной, идущей рядом и крепко прижатой к нему.

Миллионер видимо оценил мою сговорчивость и отсутствие стервозности, и что выяснять отношения не начала, а уж что целоваться первая сама полезла, так вообще воодушевила его, и он мне опять слова волнующие шептал, поднимая из самых глубин моей души, такой жар, который опалял и дыхание заставлял сбиваться, и забывать что мы в общественном месте, и люди же вокруг.

Мы шли вдоль улочек. Тут везде были летние веранды, и народ веселился. Одна мелодия перетекала в другую. Один гомон, переходил в другой. Вечер только набирал обороты. И было так тепло и хорошо, улыбка так и затаилась на моих исцелованных губах.

— Мы можем подождать в кафе, если ты устала, — предложил Назар.

— У меня утомлённый вид? — удивилась я.

— Нет, вид твой вполне цветущий, но мы час простояли на палубе, и до этого прошагали несколько кварталов, можно и отдохнуть, — рассудительно отозвался Назар.

— Отобрал мой хлеб, — рассмеялась я, — рассудительность мой конёк!

— С кем поведёшься, — вздохнул Назар.

— Хорошо, — кивнула я, и вправду чувствуя усталость в ногах, — давай до следующего кафе!

Как раз за углом показалась увитая плющом веранда. И мы неспешно пошли туда. Назар рассказывал про Неаполь, а я с упоением слушала про узкие улочки, и панорамные виды на город, и набережную, всё заставленную яхтами. И так он красочно описывал, что я словно и видела, высокие дома, и узкие окошки с цветочными горшками, и лавочки и магазинчики, ютившиеся друг к другу, и снующих повсюду людей.

Мы как раз проходили проулок, небольшой зазор между двух домов. Прошли, но я тут же, вернулась назад. Назар остановился, глядя вопросительно на меня.

В этом проулке трое парней, совсем недвусмысленно окружили парнишку.

Знаю, может это не моё дело, и нечего лезть. Но такой затравленный взгляд был у паренька, что мимо пройти я не смогла, и вступила в тень проулка.

— Послушайте, что происходит? — громко окрикнула я, и все четверо воззрились на меня.

Трое с хищным оскалом, парнишка с надеждой.

— Тебе какое дело? — сплюнул на землю плечистый, видимо вожак, и тут же перевёл взгляд за меня, как и его дружки.

За спиной возник Назар, от которого, я отстала.

— Вик, что происходит? — он раздражённо повел плечами.

— Назар, ну они же явно хотят учинить расправу, но разве трое на одного это справедливо? — возмущенно проговорила я.

— Вам чё надо? — это уже другой, худой, и длинный, с лицом и замашками стопроцентного гопника. — Хватай свою телку, и идите мимо!

— Нежнее в обращение к девушке, — процедил Назар, и загородил меня спиной, потому что все трое оставив свою жертву, двинулись к нам.

— Да не вопрос, — хихикнул третий, наконец, подав голос, противный и сиплый, — щас тебя уработаем, втроём будем нежничать с ней! Как ты детка, на три хера сразу, согласна?

— Да что вы себе позволяете? — возмутилась я, выглянув из-за широкой спины миллионера, за которую Назар меня тут же дёрнул назад.

— Вика, выйди отсюда, пожалуйста, и подожди меня в кафе, — глянул на меня грозно.

Оно и понятно я опять ему неприятности принесла. Но не могла я пройти мимо такого беспредела, когда одного бьют втроём.

— Не пойду! — упрямо заявила она.

— Да, да, — хмыкнул тощий, — не уходи далеко, здесь мы тебя и поимеем.

— Мужчина, а вы вообще в курсе, что не средневековье, и есть закон? — смело я взглянула на гада.

— Разговорчивая у тебя бабёнка, — ухмыльнулся здоровый, остро глядя на Назара.

— Да, есть немного, — поморщился он, — и упрямая, зараза!

Теперь уже возмущённо посмотрела на него, я. Но Назар не реагировал на мои обиженные гляделки, он очень зорко отслеживал как, к нам приближалась опасная троица. Вроде идут вразвалочку, но смотрят цепко. И в Назаре скорее не видят опасного противника. Так мажора избалованного, которого вывести из стоя, ничего не стоит.

— Ну, так чё, свалите мож по хорошему? — предложил сиплый, и в руке его блеснуло тонкое лезвие ножа, и тут мне стало плохо.

Теперь я очень чётко почувствовала опасность ситуации, прямо как это лезвие в руках бандита. Холодное и острое. Я вцепилась в локоть Назара, чувствуя, как он весь напрягся, теперь чётко представляя, чем может завершиться мой благородный поступок.

— Парня с нами отпустите, — предложил Назар, не сдавая позиции.

— А тебе, что до него? — сплюнул сиплый.

— Мне до него есть дело, по одной простой причине, что он человек и я тоже, и оставлять его на растерзание такого зверья, как вы, бесчеловечно, — Назар ещё пытается им что-то объяснить, а парнишка, медленно стекает в сторону, под шумок хочет проскользнуть мимо.

— Слышь, чёрт, ты человек, — ржёт плечистый, и легко хватает паренька, за грудки его футболки отбрасывает назад, и ржёт.

— Вика, блядь! — слышу рёв миллионера, когда кидаюсь к лежавшему кулем парню.

Он совсем напуган и смотрит ошалело и затравлено. Шарахается от меня, когда я присев рядом пытаюсь осмотреть его. Ему на вид-то лет шестнадцать. Чумазый, правда, и от него резко пахнет потом. Под глазом расползается синяк.

Что он сделала этим зверям?

— Что с тобой? Что болит? — запричитала я над ним.

Он только головой вертит, и переводит сумасшедшие глаза, то на меня, то мне за спину.

— Вставай, пойдёшь с нами, — скомандовала я, помогая ему встать на ноги. Но тут меня саму поднимают, причём резко и за волосы.

— Ты блядь бесстрашная что ли? — рычит здоровяк, но тут же, выпускает меня из рук, отлетев на землю, сбитый с ног. Назар склоняется над ним, и пару раз от души бьёт по лицу, потом поворачивает ко мне гневный взгляд.

— Это что на хрен за самодеятельность? — рычит он, и, подлетев, встряхивает меня за плечи. А я смотрю по сторонам, никак понять не могу, куда делись эти гопники. Да вот же они, валяются на земле.

А они живы?

Признаков жизни не подают. Назар ещё раз встряхивает меня за плечи.

— Ты вообще понимаешь, что такое опасность, или нет, — орёт он на меня. — У него же нож был! Ты слепая? Или дурная?

Я перевожу взгляд на его разгневанное лицо. Немного помятое, хоть бы опять синяка не было, это же скандал, в нашем городе то и дело избивают миллионера. И на сбитые костяшки его рук, что сжимают мои плечи. И на рваный ворот его футболки, теперь не совсем белой. И снова в глаза тёмные, страшные сейчас, смотрю, и сглатываю.

— Назар мне больно, — пискляво получилось.

— Больно тебе, — рявкает он, и так резко меня отпускает, что еле удерживаюсь на ногах, оперившись о стену, — а мне блядь, страшно стало, когда ты не взирая ни на что, кинулась очертя голову. А если этот ублюдок тебя бы прирезал. Вика! О чём ты думала?

— Я… Прости… — я всё ищу слова оправдания и никак не нахожу их.

Вот с его точки зрения я точно больная.

— Ты, наверное, сто раз пожалел, что со мной связался? — выдохнула я, потупила взор, и поняла, что парнишка-то сбежал, пока мы тут выясняли отношения.

— Не сомневайся даже, что это так! — холодно произнёс он, и я тут же обиженно надула губы. — Это, уже, не в какие ворота!

— Назар…

Но нас прервал подъехавший наряд полиции. И сперва я обрадовалась, пока не поняла, что нас решили задержать. Всех. И этих охающих бандитов, что собрали с асфальта, и нас с Назаром тоже.

Я возмущенно пыталась донести до стражей порядка, что это мы пострадавшие, хотя так, со стороны и не скажешь. На что лейтенант полиции Беляков, спокойно и даже равнодушно взирал на меня, и повторял только одно: «Разберёмся», и методично распихивал всех нас по машинам, для отгрузки в отделение полиции.

Назар тоже безуспешно пробовавший объяснить нашу позицию, поняв, что всё бесполезно, попытался договориться с полицией, чтобы хотя бы меня отпустили. Когда и это всё прошло мимо, хотел позвонить, но телефон у него резко отняли, и запихали в машину, к стонущим бандитам.

Меня усадили во вторую машину, и вежливо попросили заткнуться, когда я снова завела тему, о том, что мы не виноваты.

Встретились мы снова только в отделении, и то ненадолго. Поймав мой испуганный взгляд, Назар опять начал вести переговоры со стражами порядка, чтобы меня отпустили. Отпустить меня пообещали, только после выяснения личности, и обстоятельств драки, и быстро распределил по камерам. Правда, по соседним. У меня изъяли сумочку, описав при мне нехитрое имущество, и отвели в камеру. Как раз, на входе и встретились с миллионером, которого заводили в соседнюю.

— Вик, посмотрит на меня! — позвал он меня.

— Разговоры, — гаркнул дежурный полицейский, который заводил его в камеру, тоже всего какого-то взъерошенного, и развороченного. Не было в нём сейчас того лоска, с которым он предстал передо мной сегодня, но зато прямая спина, и широкие плечи, говорили, что он не сломлен подобной ситуацией, ещё и меня пытается поддержать. Я вздрогнула, посмотрела на Назара, и он одними губами сказал «всё будет хорошо», пока дежурный, грубо не втолкнул его в камеру, а потом и меня.

В камере были ещё три женщины. Две молоденькие девчонки, совсем развязно одетые, и пожилая пьяная женщина, бормотавшая, что-то бессвязное, привалившись к стене, сидя на лавке. Девушки тоже сидели на ней. Они равнодушно посмотрели на меня, и я уместилась на единственно свободное место на этой лавке.

Обняла себя руками, потому что было холодно, и я замерла. Было страшно. Мне как человеку, никогда не бывшему в такой ситуации было просто жутко. То, что мне пытался втолковать Назар, ругая за беспечность, отступило на второй план, над вот этим беспределом, когда тебя не выслушав, не поняв просто, сажают в камеру. Вот уж, правда, от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Мозг мой лихорадочно пытался вытеснить всё это, пытаясь впасть в анабиоз, абстрагироваться, уйти от реальности. Голова кружилась, и холод и вонь казённого помещения воспринимались мной, как сон. Как страшный, сон. Кошмар. На задворках сознания ещё жил тёплый летний вечер, и оранжевое солнце, и ощущения чуда. И ласковая улыбка, и горячие пальцы, и мягкие губы. Я и вправду задремала, пытаясь уйти от страшной реальности, и не сразу поняла, а вернее услышала, что меня зовут.

— Птичка! — приглушённо звал меня Назар.

Я опомнилась, и под удивлённые взгляды соседок подошла к решетчатой стене.

За столом, где дежурил полицейский, никого не было, и вообще было темно, только настольная лампа светила за его столом.

Было холодно, и я передёрнулась, крепче обхватила себя руками.

— Птичка! — снова услышала Назара.

— Назар, — ответила, но получилось тихо и плаксиво.

— А ты бедовая, — усмехнулся он, видимо, тоже стоя за стеной, хоть и не видно, но хорошо слышно.

— Прости, — вышло ещё жалостливее, и я всхлипнула.

— Ты чего там, ревёшь? — осведомился Назар.

— Нет, — ответила я, заливаясь слезами, и снова всхлипнула.

— Ну, прекращай, — начал утешать он меня, — тут перед тобой хотят извиниться.

— Что? — опешила я, и даже реветь забыла.

— Девушка, — засипел противный голос, — ты это, прости нас!

— Да, красотка, не обижайся, — низкий голос.

— Мы больше так не будем, — подключился третий.

— Ты что, Назар, заставил их? Как? — удивилась я, и даже икнула от неожиданности.

— Нет, ребята сами изъявили желания, покаяться, — хмыкнул Назар.

— Да мы сами, — засипел сразу голос бандита.

— Просто вот, в следующий раз…

— Заканчивай, — оборвал Назар.

Бандит послушно замолчал.

— Птичка, ну как, тебе лучше? — спросил Назар.

Я вздохнула, чувствуя себя непроходимой дурой.

— Назар, прости меня! Вечно ты из-за меня влипаешь, а ведь тебе нельзя, а я… Ты прав, тогда был, что отчитал меня… Я и вправду не подумала, когда увидела того парнишку…

— Да чёрт он… — вставил грубый голос.

— Тихо, — скомандовал Назар.

Я вздохнула.

— Назар, в общем, если ты решишь порвать со мной, я пойму! — выдала на одном дыханий.

— Вика, что у тебя за привычка, серьёзные вещи говорить, совершенно не в подходящей обстановке! — посетовал Назар.

Я потупилась и посмотрела на соседок, с интересом слушающих наш диалог.

Ну да, глупо!

Замолчала, не ожидая продолжение нашей беседы, но Назар, как, ни странно продолжил.

— Не дождёшься, Птичка, — хмыкнул Назар. — У нас с тобой ещё много дел незавершённых! Ты мне ещё за пиджак должна!

— Меркантильный, жадный миллионер, — недовольно пробормотала, но улыбка уже затянула лицо.

— Ты знаешь, мне кажется, Тимофею обязательно нужно посещать художественную школу, есть, знаешь ли, в его каракулях, задатки импрессионизма. Я когда в Лувре был, похожее видел, точь-в-точь Моне, — урчал в тишине голос Назара.

Я согласилась, конечно, и сказала, что обязательно передам Ане, о его рекомендациях. Так мы и болтали, порой обменивались колкостями. Потом Назар, начал рассказывать про поездку, в Париж, и про сам Лувр. Я слушала, и расслаблялась, понимая, что всё хорошо, даже в этой камере, потому, что он рядом. А вместе со мной слушали мои соседки, притихшие на лавке, а пьяная женщина, наконец, заснула.

А потом загорелся яркий свет, и вернулся дежурный, а вместе с ним шёл Фёдор. Он обалдел, видимо, увидев нас с Назаром, в камерах, и даже дар речи потерял на короткий срок. Ну а далее нас освободили, под завистливые взгляды наших кратких сокамерников, перед нами долго извинялись, в основном перед Назаром. Вернули все наши вещи, снова извинялись, и даже лейтенант Беляков, проявил эмоции, лично принёс слова раскаянья.

Фёдор начал балагурить и подшучивать над нами. Оказалось, что Денис, приехавший за нами, наблюдал всё картину нашего задержания, и тут же доложил Фёдору, ну а тот поспешил к нам на выручку.

Я честно так вымоталась, что вяло, улыбалась, и брела за Назаром. Куда там он меня тянул? Туда и шла.

Оказалось, отказавшись от услуг Фёдора, как извозчика, Назар, вызвал такси, и когда на краткий миг, оставшись одни, когда Фёдор уехал, а такси ещё не приехало. Назар поймал мой подбородок, больно его сжал, заставив сфокусировать взгляд на нём, убедившись, что я вся во внимание, он ещё и за талию меня притянул.

— Слушай внимательно Вика, — рыкнул он, сжимая меня, стоя в темноте улицы, рядом со следственным изолятором, — скажу только раз!

Я кивнула.

Испугалась чего уж!

Сейчас в нем вполне осязаемо клокотала ярость. В свете уличного фонаря, видно было и трепещущие ноздри, и ходящие по скулам желваки, и глаза тёмными провалами смотрящие на меня. И выражение его лица было далеко от добродушного. Оно было жёстким и строгим.

— Ещё раз ты выкинешь, что-нибудь подобное, кинешься на амбразуру грудью, помчишься сама, не посчитавшись со мной, я так вылуплю тебя по твоей прекрасной заднице, сидеть не сможешь! Поняла меня? Отвечай!

— Да, — пропищала я, вцепившись в его футболку, сжав в кулаках ткань.

— Я чуть с ума не сошел, за ту дою секунды, что ты метнулась к этому мальчишке, в голове столько исходов пронеслось, — продолжал Назар, совершенно не смягчившись, моей капитуляцией.

— Прости, — просипела испуганно, совершенно отчетливо понимая, что он прав, я поступила безрассудно, и опрометчиво.

— Поверь на слово, шлёпать я умею, — пригрозил он снова, и я уже собиралась ответить, что верю, как он нажал на мои щёки пальцами, раскрывая насильно рот, и погрузил в него свой язык, захватил полностью всю плоть. Чувственно прикусил нижнюю губу, и я вздрогнула, и видимо запустила цепную реакцию, потому что, Назар что-то неразборчивое прорычал, больше похожее на ругань, и накинулся на мои губы с новой силой. Выгибал меня назад, своим напором, так низко, наваливаясь всем телом, удерживая за талию, и беспощадно терзая мой рот.

Больно, властно, алчно.

Мне даже отвечать не надо было, меня наказывали, и я принимала смиренно свою долю. Всю его ярость впитывала, растворяясь в нем полностью, дурея от этой грубости, и вседозволенности. Ведь если бы ему вздумалось сейчас зайти дальше, я бы не остановила, не смотря на то, что мы на улице, и на то, что это очень грубо, и противоречит всем моим принципам.

Нам посигналила машина, и Назар медленно отстранился, оглядывая мой ошалелый вид.

— Такси, Птичка, поехали, — хрипнул он.

И я снова, послушно, пошла за ним. Мы сели на заднее сидение. Назар назвал мой адрес, и притянул меня к себе. Я устроилась у него на груди и прикрыла глаза, всё ещё переживая этот поцелуй. Но он теперь гладил нежно мою спину, а я слушала мерно бьющееся сердце в его груди, и умиротворялась, засыпала. Последней моей мыслью было, что нет, я совершенно его не знаю.

22. «Глупый, глупый миллионер»

Я открыла глаза, и сначала не поняла, где я нахожусь.

Замерла, озираясь, сканируя окружающую обстановку. Серый низкий потолок, лобовое стекло, из которого выглядывает розовеющее небо, и часть знакомой высотки, две спинки кресла впереди, и руль. И я лежу, свернувшись калачиком, головой на чём-то твёрдом, и укрыта каким-то пледом.

Всё же я решила пошевелиться. Повернула голову, на своей жесткой подушке, и наткнулась на насмешливый взгляд карих глаз.

— Я… Ты… Я что… — сформулировать мысль никак не получалось.

— Да, с утра у тебя запас словарный скудноват, — рассмеялся Назар, смотря в мои ошалелые глаза.

Я так и лежала не его коленях, изумлённо рассматривая уставшего миллионера, и не менее изумлённо осознавая, что мы в такси, и уже утро.

И такая меня волна стыда накрыла, хоть беги отсюда.

— Почему ты меня не разбудил? — всё же, наконец, нашла я в своей голове ускользающую мысль, и озвучила её.

Голос мой хрипел со сна, да и затёкшая шея, отзывалась болью.

— Ты слишком сладко спала, не хотел тебя тревожить, — отозвался Назар, и поправил сбившийся локон, упавший мне на лицо.

Я вновь посмотрела на него. Лицо усталое, на лбу залегли морщины, растрепанные волосы, и помятая и рваная футболка.

— Ну, я-то спала, а ты-то как? — я опёрлась о сидение, и медленно поднялась, села.

Тело отозвалось болью в затёкших мышцах, и я с удовольствием расправила ноги.

— И где водитель?

Назар наблюдал за мной с какой-то затаённой улыбкой.

— Водитель, был столь любезен, что одолжил нам свою машину до утра, — ответил Назар, не сводя с меня взгляда, мне стало даже немного не по себе, и я глянула в зеркало.

Мама дорогая! Чего же он так восхищённо смотрит?

Лицо помятое, под глазами тушь, губы припухли, на голове гнездо.

— Какие любезные водители пошли, — скрипнул мой голос, и я постаралась привести волосы в порядок, просто скинув все заколки, чтобы хотя бы петухи не торчали по всей голове.

Красотка, ничего не скажешь.

Вообще не помню, как отрубилась вчера. Вот вышли из следственного изолятора, попрощались с Фёдором, поцелуй этот дикий, помню, что даже сейчас отозвался во мне прострелом судорожным внизу живота.

Как сели в такси помню. Прижалась к груди тёплой, и словно выдохнула. Успокоилась, весь ужас последних часов, всё напряжение отпустили, и всё. Мозг вырубился, ещё и рядом с вожделенным мужчиной, от которого так и веет надёжностью, и вот только сейчас начинает соображать, чего это всё стоило этому мужчине.

— Не переживай, ты прекрасно выглядишь. Такая милая, помятая Птичка, — посмаковал он, слово помятая.

— А ты весел, для человека почти не спавшего, — заметила я, недовольно оглядывая себя в зеркало, уже совсем не таясь, — и проведшего вечер в изоляторе!

— А ты очень мрачна, для человека, проспавшего всю ночь, — парировал Назар, и мягко притянул меня к себе. — Ну же не хмурься Птичка! Всё же в порядке!

— У тебя неосознанная эйфория от недосыпа, — пропыхтела я, — если ты не помнишь, я по глупости запорола наше свидание, и мы провели полночи в тюрьме. А ты ещё и не спал, как следует, жалея, глупую меня. Нужно было выкинуть меня у подъезда и ехать спать.

— Как ты воинственна и непримиримая к себе, — Назар, попытался поймать мои губы, но я увернулась, потому что надо зубы сперва почистить.

Он только бровь задрал, взирая на такое своеволие.

— И, по-моему, вчера я тебе сделал внушение и ты меня поняла! Поняла? — вздёрнул он моё лицо за подбородок, и заглянул в глаза. Требовательно и властно. И другой рукой за талию ближе притянул, так что в грудь его впечаталась, своей грудью.

Я потупилась. Это вчера в темноте ночи, и после всех этих волнующих событий, которые притупили моё здравомыслие, я была, словно не в себе, получала болезненное удовольствия, подчиняясь его силе, и принимая всё безропотно, потому что была раздосадована своей виной. А сейчас его напор, смутил меня, и чувства эти, что горячей волной, от движений его властных прокатились по моему телу, тоже вызвали замешательство.

— Вика? — Назар, ловил мой отведенный взгляд.

— Назар, я всё поняла, пожалуйста, мне и так стыдно! — пробормотала сдавлено. — Давай поднимемся ко мне, умоемся и я напою тебя кофе.

— Это, заманчиво, — вздохнул Назар, — но у меня через два часа встреча, потом ещё куча дел, и скоро вернётся наш водитель, который довезёт меня до дома, потому что надо успеть принять душ, и переодеться! Поэтому давай отложим до вечера.

— А тебе не страшно? — вдруг развеселилась я. — Вдруг снова втяну тебя в какую-нибудь историю?

— Я прямо уверен, что так и будет, — кивнул Назар, нехотя разжимая руки, отпуская, и не настаивая, видя что, я не настроена сейчас на нежности.

— Поэтому надо максимально минимизировать контакт с внешней средой.

— Что, посидим дома, и посмотрим сериал? — я хитро стрельнула глазками.

— Да, запросто, — усмехнулся Назар, доставая из кармана пиликающий телефон.

— Сто лет не сидел просто так на диване, и ничего не делал.

— Да, а больше тридцати тебе не дашь, — плохое настроение постепенно оставляло меня. Если он не злится, то и мне не стоит.

— Постараюсь не запороть, хотя бы это простое занятие.

— Надеюсь никому не понадобиться срочная помощь, и никто из соседок не попросит тебя посидеть с ребёнком, — перечислял Назар, что-то высматривая в экране своего телефона, — Не будет никаких не запланированных визитёров…

— Вообще я думала этот вечер, мы проведём у тебя! — пробурчала я.

Ну да, весело со мной, что тут попишешь. Приношу неприятности, так ведь, я не со зла.

Назар оторвался от своего телефона, посмотрел на меня.

— Хочешь ко мне? — спросил он напрямик, и так проницательно посмотрел, словно сканируя.

И вообще скорее этот вопрос звучал, как «хочешь меня?». Так мне показалось.

— Хочу, — ответила я.

А что ходит вокруг да около. Я прекрасно понимаю, чем закончится посещение его квартиры. Мы, по-моему, оба этого хотим.

— Ну хорошо, тогда заеду за тобой после работы? — уточнил он, словно желая получить ещё одно подтверждение, того что я не передумаю.

— Хорошо, — немного смутилась под его пламенным взглядом, — буду ждать.

Назар было потянулся снова ко мне, и я поняла, что даже нечищеные зубы, не помешают ему меня поцеловать, но тут дверь машины открылась, и за руль сел наш давешний водитель.

Мужчина средних лет, уже седой, хоть и лицо было молодо. Он подозрительно посмотрел на нас, потом осмотрел машину, на предмет целостности.

Интересно сколько Назар ему заплатил, чтобы он оставил нас на ночь?

— Доброе утро! — совсем недобро прозвучало, видимо не смотря на полученные деньги, водитель не одобрял такого, непонятного времяпрепровождения в его машине.

— Доброе, — ответили мы в один голос с Назаром.

Я тут же отстранилась. Коротко попрощалась, и с водителем и с миллионером, вышла в прохладу летнего утра.

А уже через три часа, свежая, и бодрая, была на работе.

***

Но Назар позвонил ближе к обеду.

Я была, честно говоря, польщена, что уж говорить, выкроил время в своём плотном графике, чтобы услышать мой голос. Это было приятно.

— Привет, Птичка, можем, сейчас встретится? — сразу начал он с главного.

— Привет! Да, наверное, можем, — я пыталась соображать на ходу, смогу ли я слинять из отеля, хотя бы на час, — а что за срочность?

— Есть важный разговор, который не терпит отлагательства, — деловой тон Назара настораживал, и я понимала, что что-то произошло.

Неприятно засосало под ложечкой. Но допытываться по телефону о причинах такой спешки не стала.

Назар попросил приехать в «Уолтерс», извинившись и сославшись на загруженность. Ехать в гастропаб, честно, мне не улыбалось, но что-то в его голосе настораживало, и я согласилась. Вырвалась, правда, через полчаса только, предупредив, Фёдора, что уеду на час. Он очень учтиво попросил быть на связи, и отпустил.

Дорога занял пятнадцать минут, и вот я на знакомой парковке. Тяну всё так же, тяжёлую дверь, и вхожу.

В обед посетителей мало, и зал почти пустует. Всё те же стройные ряды столиков, и потёртые диванчики. Пряный запах пива, и специй. Приятный, и будоражащий, и совсем не вяжущийся с английским пабом, а больше отдающий Индией.

У стоики стоит, высокая брюнетка. Не Маша. Она мило улыбается, приветствует меня, и интересуется, заказывала ли я стол или просто желаю перекусить.

Она собранная, и взгляд её профессионален. Сдержанный стиль одежды, такой же макияж. Говорит очень грамотно, и чётко. Я здороваюсь в ответ, и говорю, что меня ждёт Долохов. На долю секунды, в её глазах отражается, как мне кажется, зависть, и горячий интерес, но уже в следующие мгновение, она берёт себя в руки, и кивает.

Не знаю, какие распоряжения дал по поводу меня Назар, что она так живо заинтересовалась моей персоной. Мы идём по проходу, и за баром я замечаю Эдика, и машу ему рукой. Он удивлённо улыбается, и зовет поболтать. Я показываю на время, мол занята.

Проходим во второй зал, и тут я сталкиваюсь с Джейми, который спешит на кухню.

— О, Вика, привет, слава Богу, ты вернулась! — орёт он на весь зал, по-английски, и сгребает меня в объятия.

Девушка администратор немного зависает от такой сцены, а я смеюсь, в объятиях бородача, тоже обрадованная нашей встречей.

— Она не вернулась, — это Назар подошёл к нам, привлеченный шумом.

Джейми тут же выпустил меня из рук.

— Жаль, очень жаль, — всё так же по-английски хмыкнул он.

— Спасибо, Александра, — Назар, бросил короткий взгляд на девушку, дав ей понять, что она может идти.

Она кивнула, видимо всё ещё под впечатлением от увиденного, и вышла.

— Джейми, дорогой, как ты? — я погладила его по плечу.

— Плохо, Вика, этот тиран, не даёт мне творит, загоняет в рамки, — нагнулся ко мне повар, вроде делясь секретом, но прекрасно понимая, что стоящий рядом Назар нас прекрасно слышит.

Я покосилась на миллионера, проверяя насколько благосклонен сейчас Назар, на вот такие реплики. Лицо Назара было непроницаемым, и отстранённым.

— Так, иди, работай, — рявкнул он, — и не забывай, о чём мы говорили!

Сейчас конечно, миллионер мной воспринимался по-другому, слишком много между нами теперь. Но вот если, вспомнив, как он, вначале, вот так смотрел на меня, и припечатывал чёткими командами, стало не по себе, даже сейчас.

Назар, был собран и строг. И не скажешь по нему, чем он занимался ночью, если только не обращать внимание, на покрасневшие глаза, и морщинку между бровей.

На нем деловой костюм, тёмно-синего цвета, как всегда идеально на нём сидящий, серая рубашка, правда, ворот расстегнут на две пуговицы, весь официоз прошел видимо утром, и он снял галстук.

Весь он такой сдержанный и деловой, и взгляд его сейчас, острый и цепкий. И он не смягчается, даже когда уходит Джейми, и он приглашает меня за столик. И я начинаю беспокоиться ещё больше.

Назар подзывает официанта, и заказывает нам кофе, спрашивает, голодна ли я. Но я отказываюсь, прибывая вся в тревоге.

— А где Маша? — решаю спросить для начал что-нибудь нейтральное.

— Машу пришлось уволить, почти следом за тобой, — ответил он, и объяснять дальше не стал, и так понятно, что Маша не справилась.

Я не злорадствовала по этому поводу. Я это предвидела. И поэтому спокойно выдержала его взгляд. Никак не пойму чего он такой хмурый, все же недосып сказывается на нём.

— Назар, что происходит? — всё же задала интересующий меня вопрос.

Он откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза. Он точно устал, и новый укол совести, кольнул под рёбра.

Но причитать и оспаривать принятое им решение не позволила себе. Мне кажется, это унижает, особенно такого мужчину как Назар.

— Вик, — выдохнул он, и глянул слегка прищурившись, словно боль испытывает глядя на меня, — обстоятельства сложись таким образом, что мне нужно улететь в Москву.

О, а вот этого я не ожидала, никак.

Я потупила взгляд, стараясь скрыть свои чувства, что всколыхнула эта новость.

И сожаление, и боль, и разочарование.

Всё сразу.

— Когда? — спросила, не глядя на него.

Разглядывая винтажную птичью клетку, стоявшую на широком подоконнике.

Как символично.

— Через три часа рейс уже, — ответил Назар, и стал объяснять что, возникли обстоятельства, при которых он никак не может отложить возникшие дела. Оправдывался передо мной, пояснял, что без него никак, и что ему очень жаль, что нам приходится расстаться, но даже в его налаженном бизнесе, порой случаются ситуации, при которых его присутствие необходимо.

И говорил, говорил, а потом так рыкнул, на не вовремя подошедшего Юру, обрадованного моим присутствием, что тот не успел ничего и сказать, и я только кивнула ему в знак приветствия, и он тут же сбежал, продавленный тяжёлым взглядом Назара.

— Пойми, Птичка, — Назар поймал мою руку, что теребила чайную ложку, лежащую на столе, накрыл своей, горячей, и сжал шершавыми пальцами, — это очень важно, так бы я не стал…

— Ты дурак, Назар, — выдала я, вырвала свою руку из тёплого плена.

Назар сморгнул.

— Что? — переспросил он, опешив от моих слов.

— То, — ответила я, — у тебя три часа до рейса, и ты улетишь не понятно, насколько времени, а зовёшь меня в «Уолтерс»! Ты мог хотя бы приехать за мной в отель, или на худой конец, уже показать свою квартиру, но ты зовешь меня сюда, где мы даже поцеловаться не сможем нормально, — я сложила руки на груди, недовольно взирая на него.

Конечно, я расстроена его таким скоропостижным отъездом, но мы могли бы простится и более приятно.

Сколько продлится его отъезд? Когда мы теперь увидимся?

Ошеломлённое выражение на лице Назара, сменилось, грустной улыбкой.

— Мне тоже жаль, Птичка…

Я встала из-за стола, приняв решение за секунду.

— Пойдём, — позвала его.

— Куда? — удивился он, но все, же поднялся.

Я протянула руку, и, прихватив его крупную ладонь, потянула за собой.

— Увидишь, — только и сказала.

Мы вышли из зала, и нырнули в подсобные помещения.

Назар послушно шёл следом, утягиваемый мной всё дальше, и, по-моему, уже понял, что я задумала.

Встречные люди провожали нас удивлёнными взглядами, особенно на кухне, но все хорошо знали Назара, поэтому кто помалкивал, а кто сдержано здоровался.

Миновали кухню, и узкий коридор, и наконец, дошли до той самой подсобки, где когда-то Назар, застал меня врасплох.

Я втянула его в тёмное помещение, и тут же прильнула, обвила руками шею, как только за нами закрылась дверь.

Не знаю, откуда взялась смелость, не знаю, что вообще на меня нашло, но осознание что я его скоро потеряю, пусть это всего лишь и поездка, всколыхнули внутри такую потребность прочувствовать его на себе, в себе, что я решила поддаться зову плоти, может потом и пожалею, хотя думаю, что навряд ли.

Назар жарко ответил на мой поцелуй, тут же перехватил инициативу, и прижал меня к закрытой двери, совсем не нежно стал терзать мои губы. Не сдерживаясь теперь, срывая, с меня одежду. Блузку, что жалобно трещала под сильными пальцами, юбку, которая сразу сдалась, под напором, его рук, уползла вверх на талию, оголяя бёдра.

— Вик, ты уверенна? — шептал он с придыханием, в темноте, скользя губами по моей шее.

Он ещё и спрашивает.

— Да. Хочу тебя Назар, — шепнула в ответ, и тоже начала избавлять его поспешно от одежды.

Пиджак канул в темноту, за ним рубашка, полурасстегнутая, и полустянутая оголяя широкие плечи.

Я, как сумасшедшая накинулась, на его грудь с поцелуями. Скользила по ароматной, горячей коже, и пьянела ещё больше.

В этой душной темноте, слушая наши шорохи и стоны, и опираясь только на тактильные ощущения, словно этот только наш мир, только для нас.

Меня вело от его аромата, от его хриплого дыхания, от шепота поощряющего мои движения. От прикосновения к горячей коже и ощущения мощи, под ней. От того как сама плавилась в его умелых руках, что совсем не стесняясь, сжимали мою, уже оголённую грудь, перебирая пальцами твёрдые соски. От губ мягких, касание которых уже дарило мне такое блаженство, что я скулила, о своём желании.

— Назар, — шептала беспрестанно, зарываясь пальцами в его волосы, когда он приникал горячим ртом к шее, скользил по плечам, кусал нежно кожу, и тут же сцеловывая. И вскрикивала когда руки его совсем осмелев, касались моего влажного лона, надавливая пальцами через кружево трусиков.

А когда я потянулась к его брюкам, он резко подхватил меня, и на что-то усадил, широко расставив мои ноги, так удачно подходящее, ему по росту, что я сразу же ощутила его твердый член своим трепещущим лоном, и задрожала ещё больше, и снова дёрнула ремень, но он, почему то отстранил мои руки.

— Вика, подожди, — сдавленно выдохнул он, сжимая мои ладошки.

— Что? — не поняла я разгорячённая нашими игрищами.

— Подожди, Птичка, — повторил он, и прижался, но как-то совсем по-другому. Нежно заключил в объятия, и погладил по голове. Я уткнулась в его голую грудь, в мягкие волоски на ней, вдыхая его разгорячённый аромат.

— Назар…

— Вика, ты же знаешь, что я очень хочу тебя, видишь, как действуешь на меня, — заговорил он, в мою макушку, и всё так же поглаживая теперь уже плечи и спину.

— И я не хочу размениваться на такой посредственный перепих! — выдал он, и помолчал, видимо ожидая моего ответа.

Но я молчала, придавленная его отказом.

— Я видеть тебя хочу, касаться, целовать всю с ног до головы, гладить тебя хочу! На кровати разложить, и скользить губами, по бархатной коже, впитывая твоё желание, твой вкус!

Он хрипло шептал, всё это, наглаживая меня, а я чувствовала горький привкус разочарования.

Молчала.

Выдыхала весь жар накопленного желания, которое сменялось пустотой.

— Птичка, приезжай ко мне, — снова заговорил Назар.

— Что? — я отстранилась, и посмотрела, наверное, в лицо, здесь же темно.

— Я понимаю, что, наверное, поспешно, но Вика, — он обхватил ладонями моё лицо, надо же, сориентировался в темноте, — я так хочу, чтобы ты была рядом. А моё отсутствие может затянуться. Всё же здесь я всё-таки проездом, и основной бизнес у меня в Москве.

— Ты зовёшь меня жить с тобой? — переспросила, немного офигев от такой постановки дел.

Даже разочарование от не случившегося секса отступило на второй план. Да что там на второй, оно вообще скрылось под слоем новых чувств, что всколыхнулись во мне от его предложения.

Блин, включите кто-нибудь свет!

Хотя зачем мне видеть его глаза, когда его голос прекрасно передаёт, всю глубину его просьбы.

Вкрадчивый, хриплый, проникающий под кожу. А ладони, лежащие на моём лице, нежны, и трепетны. И горячее дыхание совсем рядом, словно он ловит малейшее движение воздуха от моих ответных слов и действий.

— Да, — только и отвечает он, и тут вспыхивает свет, и в подсобку насвистывая, входит Юрик. Я только успеваю пискнуть, и прячусь за Назара, который стоит спиной ко входу.

Не передать, как обалдел Юрий, увидев как между моих разведенных ног, стоит Назар.

И пусть я спряталась, вжавшись в грудь миллионера, увидеть меня он успел. Да и сам Назар, стоял сейчас без рубашки, обхватив меня руками.

Хорошо, хоть его брюки остались на месте.

— Юр, ну чё застыл? — гаркнул Назар, оборачиваясь.

— Я… Я… Простите… — он попятился назад.

— Прощаю, — коротко ответил Назар, — выйди, и свет оставь!

Дверь за Юрием закрылась, потом мигнул свет. Сперва погас, и Назар тихо выматерился, но тут, же включился, видимо директор вспомнил просьбу руководителя, пусть и поздно.

Но его можно понять не каждый день встретишь в подсобке, того самого руководителя, который забавляется с бывшей сотрудницей.

Назар посмотрел на меня, и я не сдержалась, расхохоталась, воскрешая в памяти лицо директора.

— Боже, какой позор! — проговорила я, вытирая набежавшие от смеха, слёзы.

— Зато все вопросы отпали, — хмыкнул Назар, разглядывая моё лицо, хотя я сидела перед ним, в совершенно развороченной одежде. С оголённой грудью, и разведёнными ногами. Но он смотрел мне в глаза, ждал. Немой вопрос застыл в них.

— Назар ты серьёзно, хочешь видеть меня каждый день рядом? — уточнила, словно не верила в его слова.

— Очень, — сжал он руки, — только не обольщайся, видится мы будем, в лучшем случае вечерами, а то и ночами. Но зато они все будут наши.

— Умеешь ты озадачить сентиментальный миллионер! — буркнула я и отстранилась, потому что, нет никаких сил, уже сидеть, прижимаясь, кожа к коже. Да ещё и свет добавляет чёткости нашему приключению.

— Это совсем не просто, — продолжила я, одеваясь.

— Я понимаю, и готов ждать, сколько потребуется, — Назар тоже поднимает с пола свою рубашку, натягивает на плечи, прячет от меня свой божественный торс.

— И даже если я решусь, это же… — я не договариваю, потому что, каша в голове. Вот совершенно.

— Давай так, — Назар снова притягивает меня к себе, смотрит в глаза, — приезжай просто, скажем так в отпуск, посмотришь, попробуешь.

— А в себе ты, значит, уверен? — возмутилась я. — В том, что я не буду тебе мешать, напрягать своим присутствием. Я жила с мужчиной и это не просто! — выпалила напоследок и пожалела. По лицу его тут же побежала тень, но он быстро справился со своими чувствами.

— Я очень этого хочу, — сказал он чётко, игнорируя видимо последнее моё высказывание. — Если согласна, то решайся, я буду ждать, когда ты сможешь вырваться.

Сумасшедший какой-то, немыслимый, невероятный. Я смотрела на него, и понимала, что согласна, сто раз согласна. И пусть это страшно, и неожиданно, но я согласна.

— Я согласна, Назар, — шепнула в его губы, и он тут же накрыл мои, своим ртом, целуя жарко и вкусно, и так благодарно.

23. «Москва»

В Москву я смогла вырваться только через неделю.

Пока уладила все дела с заменой, на время отпуска, который мне никто не хотел давать. Еле выпросила у Фёдора несчастные две недели.

Потом предстоял разговор с родителями. И не то, что разрешения просить, но поговорить-то следовало, рассказать о планах, о том, куда вообще направляюсь. Выслушать лекцию от мамы, о том, как следует себя вести, ох уж эта мама! Получить благословение от папы. Узнать совсем неожиданно, что Назар уже звонил им, и всё поведал, что позвал погостить к себе в Москву, что жить мы будем у него, что он обо мне позаботиться, что надеется, что я останусь с ним.

Вот откуда такие мужчины берутся?

Что это за сорт такой? Их как-то родители по-особенному воспитывали, или код ДНК у них определённый.

В общем, родители были непротив, я и подавно. Осталось дело за малым, собраться. И это не так просто. Потому что это чужой город, чужая территория, и другой мир.

Как только сообщила Назару о том, что готова, он тут же настоял на покупке мне билета, и как я не упиралась, не отступил. И поэтому в Москву, я, впервые летела бизнес-классом.

Удобно, что сказать. Все три часа полёта, просидеть в мягком просторном кресле, и на любой твой взмах ресниц, тут же летела стюардесса, тут же предлагая из перечня услуг, то, что тебе необходимо.

В общем, полёт прошел комфортно и благополучно.

Я всё это время читала, иногда поглядывая в иллюминатор, и конечно старалась унять волнение, которое нарастало по мере того как мы приближались к столице.

А ещё я скучала.

Сердце моё плавилось от тоски. Я так и представляла, как обниму его в аэропорту, не стесняясь людей поцелую и прижмусь к груди, вдохну родной аромат и признаюсь ему в этом. Хотя мы созванивались, вот только перед моим вылетом, и все эти сентиментальные слова звучали, как от меня, так и от него, я всё равно чувствовала тоску.

Москва встретила меня хмурой погодой. Ещё не дождь, но скоро затянет небо, хорошо, что успели прилететь и приземлится.

Как только прошла паспортный контроль, и пошла на выдачу багажа, набрала Назара, как мы и договаривались. Он ответил не сразу, и был опять по-деловому холоден.

— Прости, Вик, вырваться не могу, послал Олега, это мой водитель он тебя встретит и отвезёт в квартиру. Ни о чем не беспокойся, располагайся, и отдыхай, буду вечером, — быстрая инструкция, я даже «пока» не успела сказать, как Назар, отключился.

Сердце неприятно сжалось, и всколыхнулось чисто женская стервозность.

Обещал встретить, и не встретил!

Но загонять себя не стала.

Назар занятой человек, и если не смог встретить, значит, действительно очень занят, хотя осадок остался.

Я получила багаж. Свой лиловый чемодан, который привезла год назад из Турции, купила прямо в дьюти фри.

Теперь мы с ним не разлучены. Очень удобный и вместительный.

Пошла за народом по длинному коридору, у выхода которого стояла толпа встречающих.

Я растерялась, а как же я узнаю этого Олега, я ведь его ни разу не видела.

Но тут ко мне подошёл высокий седой мужчина средних лет с выправкой военного, такой статный, что ему на параде нужно в первых рядах вышагивать. На нём был строгий темный костюм. Лицо в морщинках, тоже было серьёзно. Голубые, пронзительные глаза смотрели спокойно, и даже равнодушно.

— Добрый день, Виктория Даниловна, меня зовут Олег, я водитель Назара Дмитриевича. Позволите, — выдал он всё это и протянул руку за чемоданом.

— Добрый день, — растерянно улыбнулась ему, и отдала ему ручку, за которую держала чемодан.

Это как же Назар так меня ему описал, что он сразу меня узнал, а может фото показал, хотя мы с ним ни разу не фотографировались вместе.

Почему-то меня сейчас занимали глупые мысли, может от того что я волновалась.

Олег пригласил меня следовать за ним, и я пошла, осматриваясь по сторонам. С интересом разглядывая большой аэропорт, людей, разных, и чувствуя себя очень одинокой, среди всей этой толпы, потому единственно ставший мне почти родным человек, в этом городе, сейчас отсутствовал.

Мы вышли на парковку перед аэропортом, и Олег уверенно повел меня к чёрному седану, открыл дверцу, со стороны пассажирского сидения, помог сесть, и закрыл дверцу. Потом уложил в багажник мой чемодан и сел за руль. Мы поехали.

Я придавленная немного своими грустными чувствами, рассеянно смотрела на открывающийся за окнами незнакомый пейзаж, и вяло отвечала на вопросы Олега, который уловив моё подавленное настроение, отстал, и дальше мы молчали.

Москва была огромной. Разноцветной, старинной, современной, разной. Когда планировала поездку, составляла список обязательных для посещения мест. Большой театр, Красная площадь, музей «Царицыно», и многое другое. Но сейчас что-то моя эйфория немного притупилась.

Возможно, когда я увижу Назара, поговорю с ним, всё наладится.

Через тридцать минут пути, и небольшого стояния в пробках, машина свернула к зелёному парку, в центре которого раскинулся городской комплекс. Фактурные высотки стояли посреди живописных природных пейзажей, мы даже мимо озера проехали. Потом мы подъехали к большим воротам, ограждающим дома, и когда те отъехали, спустились вниз, в подземный паркинг.

— Приехали, — отчитался Олег, и вышел первым, потом открыл мне дверцу, и, достав мой чемодан, повёл к лифту.

Прозрачная кабин взмыла вверх, и я в полной мере насладилась видом открывшегося зелёного ландшафта, а где-то вдали виднелся серый город.

Кабина всё летела и летела, пока на немыслимой высоте не застыла.

— Это какой же этаж? — вырвалось у меня.

— Пятнадцатый, — отозвался Олег, пропуская меня вперёд в открывшиеся створки лифта.

Впереди был просторный коридор, с высокими окнами. Светлые стены, каменный пол, чистота и пустота.

Всего две двери на этаже. К одной меня подводит Олег и открывает тяжёлую железную дверь, и пропускает вперёд. Я несмело ступаю в просторную прихожую, тут же загорается свет. Олег входит следом, ставит у стены мой чемодан.

— Было приятно познакомится Виктория Даниловна, всего доброго, — говорит он.

— Всего доброго, — киваю я.

Он кладёт ключи на подставку, у стоящей возле двери тумбы, выходит, оставляет меня одну, и я осматриваюсь.

Просторная прихожая. Высокий шкаф, с тёмным матовым стеклом, и стена с грубой кирпичной кладкой. Рядом галошница и высокая кованая вешалка.

Кожаные пуфы, темного коричного цвета, блестят в свете светильников матовыми боками. Потолок высокий с встроенными светильниками, на нем стилизованные деревянные балки. Под ногами паркет. Я скидываю свои конверсы, поставив их на совершенно пустую полку галошницы, и прохожу дальше.

В широком проходе показывается огромная комната, залитая дневным светом из двух панорамных окон.

Я тут же подлетаю к ним, и смотрю на улицу. Но за ними огромная терраса. Нет не балкон. Потому что балконы не бывают такими просторными и широкими. И на них не помещаются мотоциклы.

Реально посреди терассы стоит мотоцикл. Выхожу через стеклянную дверь, рядом с окнами, в пасмурный день. Подхожу к железному коню.

Старый, насколько могу судить. Обшарпанная краска, потёртое сидение. На бензобаке стёртые буквы.

«Harley Davidson»

Название угадывается еле-еле.

Рядом стоит, ротанговое кресло, и такой же стол, а на нем пластиковый ящик, видимо инструменты.

Я провожу ладошкой по холодной коже сидения. Мотоцикл меня заинтересовал и поразил.

Интересно, зачем он Назару, и как вообще его сюда затащили?

Всё-таки странные прихоти у миллионеров.

Оглядываюсь вокруг, подхожу к каменному борту. Вид такой, что захватывает дух. Воздух, простор, свобода, и город за зелёным горизонтом. И небо, пусть сейчас и хмурое, но такое близкое. Словно только сейчас, я могу вздохнуть полной грудью, поднявшись на эту высоту. Втягиваю свежий воздух. Тяну и тяну. Надышаться не могу. Голова кружиться, но мне так вкусно, что я зависаю на несколько минут, прежде, чем вернуться в квартиру.

На окнах, сейчас раздвинутые, тяжёлые портьеры.

Я осмотрелась дальше.

Сразу заметила у дальней стены, кровать, необычайных размеров. С кованым изголовьем, низкая, и заправленная темным блестящим покрывалом. Рядом стоял высокий торшер на гибкой телескопической ноге.

Над кроватью на стене висела черно-белое, панорамное фото какого-то города.

Стильно.

Такая же кирпичная кладка по стенам.

Посередине стоит угловой, низкий диван, тоже большой, тёмный и плюшевый. С края небрежно свисает серый плед, и россыпь подушек по всему периметру. Он повёрнут к стене, на которой висит большая плазма, сейчас матово блестит тёмным экраном. Под ней на низкой длиной полке, из тёмного дерева, лежат ноутбук, и какая-то вытянутая колонка.

Рядом виднеется дверь. Я подхожу и толкаю её. Оказываюсь в кабинете. Понимаю это, потому что рядом с таким же панорамным окном, как и в гостиной, стоит письменный стол, на нем аккуратно покоятся стопки бумаг и письменные принадлежности, лампа. Позади у стены, высокие стеллажи из дерева, полностью заполненные книгами. Возле стола удобное офисное кресло. На противоположной стене, тоже голая кирпичная кладка, и фото, похожее, на то, что висит над кроватью.

Я возвращаюсь в гостиную.

Напротив дивана, на противоположной стене от плазмы висят большие, обрамленные белыми рамами фотографии, стильно собранные в коллаж.

На одном сам Назар, заснят близко, одно лицо и вполоборота. Задумчиво смотрит с фото. Красивый профиль на фоне чего-то размытого. Пару фото, просто мутный фон, видимо призванный поддержать общую композицию. А вот на следующем заснята пара.

Мужчина стоит спиной, но оглядывается, он держит за руку, невысокую хрупкую женщину. Она лицом, но смотрит на мужчину. Они стоят на фоне берёз. Мужчина высокий, широкоплечий, и взгляд его такой характерный, тёмный прицельный. Сразу вспомнилось то фото, на котором Назара подловил папарацци в душе. Он так же смотрел, обернувшись, проницательно и испытывающе. И сомневаться в родстве этих мужчин не приходится.

А ещё на одном фото был размытый мужской силуэт. В сером непроглядном фоне, растворялся тёмный контур. Завораживает. Я так и застыла, рассматривая это фото.

Дальше высился стеллаж, заполненный книгами, снизу доверху. Я пробежала пальцами по корешкам книг, изучая пристрастия моего миллионера.

Современная литература, в основном зарубежная, но были и отечественные писатели. Проза. Так же были книги на английском. А ещё много фотоальбомов. Широкоформатных с панорамными фото городов.

Милан, Париж, Бангкок, Прага.

Они лежали стопкой, в твердых переплётах. И я отметила, что обязательно все их рассмотрю.

На полу был паркет, только возле кровати и дивана, лежали мягкие коврики. Такой же высокий потолок, с балками. На стенах крепились хромированные светильники. Весь этот сдержанный и строгий стиль, так легко отражал Назара. Запросто могу представить его, сидящем на этом диване, или стоящим возле окна наблюдающим за дождём.

Я прошла дальше, за стеной с фото и книгами было ещё одно помещение.

Я толкнула дверь, и вошла в гардеробную.

Огромную, в половину от основного помещения.

Сразу же зажёгся мягкий свет.

Посередине стоял широкий комод с узкими отделениями. Я открыла одно из них, и наткнулась на галстуки, свёрнутые улитками, каждый в своей нише.

Ниже отделение с часами.

Сколько их?

Я вытащила одни, оказавшимися Радо. Покрутила в пальцах стоимость своей квартиры и положила назад, закрыла.

У стен на кронштейнах висели бесчисленные пиджаки и рубашки, по низу шли полки для обуви. Туфли, ботинки, кроссовки, кеды, и даже сапоги. По верху на полках лежали коробки. Два зеркала в красивой кованой оправе, в полный рост, стояли друг напротив друга. Мечта, а не организация пространства!

Дойдя взглядом до противоположного края, я увидела пустые полки, и кронштейны.

Можно конечно, вообразить, что у миллионера закончилась одежда, и это место ждёт своего часа, но все же, кажется мне это место освобождено для меня.

И это так мило!

Он ждал меня, планировал место в своей квартире для меня. И я неосознанно растянул губы в улыбке, и поймала своё отражение в одном из зеркал. На мне простой свитшот и джинсы. Удобная и практичная одежда, для перелёта. Волосы в хвосте, неброский макияж. И глаза лихорадочно блестят и губы сами прикусываются.

Я снова разволновалась, особенно осознавая насколько серьёзен Назар.

Я покинула гардеробную, намереваясь, утащит туда свой чемодан, как в заднем кармане завибрировал телефон. Я давно записала Назара, как миллионер, вот только ни фото, ни картинку не установила. И сейчас именно это слово высвечивается на экране.

— Привет! — говорю я, и оставляю свой чемодан, и подхожу к окну.

— Привет, Птичка, — голос его теперь мягче, и на сердце становиться легко, на губах играет улыбка.

— Ну как, ты обустроилась?

— Не совсем, пока только добралась до гардеробной, — ответила я, водя по окну пальцем.

— Не стесняйся, располагайся, и отдыхай с дороги, в холодильнике обед для тебя, — ворковал Назар.

— Даже обед! — присвистнула я. — Хорошо я посмотрю, что ты мне приготовил!

— Ну, я только заказал, но с мыслями о тебе, — рассмеялся Назар.

— Обещаю, попробовать, — улыбаюсь я.

— Не стесняйся, я скоро буду, — сказал Назар и, попрощавшись, отключился.

А я ещё пару минут простояла, мечтая о миллионере, потом спохватилась и набрала маму, которой вообще-то обещала позвонить по прилёту.

Поговорив с родительницей, забросила чемодан в гардеробную и пошла на исследование остальной части квартиры.

Сперва заглянула в кухню. Большую, блестящую чистыми, хромированными поверхностями, напичканную всевозможной техникой. С круглым деревянным столом, и стульями с высокими спинками.

Заглянула в холодильник.

В керамическом лотке лежала, румяная лазанья. Красивая, с томатными боками, и мясным ароматом. К ней я ещё добыла свежий салат, и помидоры черри.

Потом опомнилась и пошла на поиски ванной, прежде чем разогревать еду, надо бы помыть руки.

В ванной я в очередной раз зависла, войдя туда и не озаботившись включением света, который загорелся сам. Большая и красивая, и роскошная. Сама ванная, стояла на возвышение, и поместится, в неё могли человек так, трое.

Потом ещё была душевая, тоже просторная, огороженная матовым стеклом ниша.

Возле стены была подвесная тумба с двумя раковинами, и зеркалом, в котором сейчас отражалась я.

На хромированных держателях висели белые полотенца. Всё было в сером — стальном цвете. И плитка, и декор в идее посеребренных ракушек и морских звёзд, что притаились на полках с всевозможными баночками, и коробочками.

И ещё один сюрприз. Прямо на тумбе с раковинами лежало два полотенца, сверху на них, новая электрическая щётка.

Для меня!

Такая же стояла в углу, у дальней раковины, и я поставила свою у этой. Снова разулыбалась польщённая его заботой. И решила, что перед обедом вполне можно и душ принять, тем более так и тянет попробовать постоять под этой широкой лейкой, что возвышается над ширмой.

Посвежевшая и разомлевшая я вывалилась из ванны, мечтая об обеде. Живот урчал уже в душе, но я настырно стояла под упругими струями все, кайфуя, от ощущений обволакивающего тепла.

Завернулась в полотенце и, откинув назад мокрые волосы, я прошлепала босиком на кухню, наложила себе солидный кусок лазаньи, нашла микроволновку, порыскав по шкафам.

Она притаилась в одной из ниш.

Быстро сполоснула овощи, и уселась за стол. Ела и понимала, что я таки вполне могу привыкнуть к такой миллионерской жизни, вот только бы ещё и миллионер поскорее вернулся.

После обеда, все, прибрав за собой, разведала дальше обстановку, найдя не менее шикарный туалет, и прачечное помещение, в которой стояли стиральная и сушильные машины, гладильная доска, и всякие хозяйственный принадлежности.

Посмеялась, представляя миллионера за глажкой, конечно прекрасно понимая, что для всего этого у него есть люди, но в фантазиях Назар с утюгом был забавный.

Потом разобрала чемодан, потому что ходить постоянно в полотенце неудобно. Разместилась на отведённых полках. Переоделась в длинную шелковую тунику, которую когда покупала, не понимала вообще для чего. Ну, вот и пригодилась, не в халате же перед Назаром ходить.

Время уже перевалило за пять вечера, и я, устроившись на диване, включив стоящий рядом торшер, сперва просидела в телефоне, потом поизучала один из фотоальбомов про Бангкок, с его индустриальными видами и дорожными развязками, с переплетением современной архитектуры и домами прошлого столетия.

Увлеклась, а когда оторвалась и потянула затёкшие мышцы, то поняла что на улице идёт дождь, и время почти восемь.

Восемь!

Я подошла к окну и посмотрела на мелькающие вдали огоньки. Капли дождя не долетали сюда, из-за широкой террасы, но отчетливо виднелась серая завеса, вдалеке.

Я отвернулась от окна, гипнотизируя телефон, думая о том, набрать ли ему. Но мне ужасно не хотелось быть навязчивой, и надоедливой. И я досадно сжала кулаки, видимо, чтобы не соблазнится, и не позвонить ему.

Снова отвернулась к окну и тут же подпрыгнула от трели телефона.

Назар звонил сам.

Я подлетела к дивану, схватила трубку, и, успокоив дыхание ответила.

— Да? — простое выразительное и короткое.

— Птичка прости, но не жди меня, встреча затягивается, буду поздно, ложись спать, — снова деловой и даже уставший голос.

— Хорошо, — не удалось мне в этот раз скрыть сожаления.

— Вик, давай там не грусти, лучше отдохни, — подбодрил меня Назар, и снова отключился.

А я осела на диван, и позволила себе окончательно расстроится.

Вот прямо раскиснуть.

Мало того что не встретил, как обещал, так ещё и домой не идёт.

А я соскучилась. Сама не понимаю, когда это началось, но я словно жила всё это время только этой встречей. Только и мечтала как в объятия его упаду, да и чего таить, очень хотела его.

Вспоминала все наши моменты близости, и просто порой не выносимо становилось от разлуки.

А он?

А он миллионер, бизнесмен, он говорил, что будет занят, и я, в общем-то, верила, что так и будет, но как же я, по нему соскучилась.

Я переоделась в шелковую черную сорочку, и такой же пеньюар. Выключила везде свет. Подошла к огромной кровати, и, скинув прямо на пол халат, нырнула под шелковое покрывало, которое сперва холодило кожу, но потом нагрелось от моего тела, и стало комфортным.

То, что я не усну, я не сомневалась, но я упорно стискивала веки, и гнала от себя все унылые мысли. Чем быстрее я засну, тем быстрее он придёт.

И я ворочалась по всей кровати, то раскрывалась, то укрывалась, вела внутренний монолог, потом вообще вспомнила про родителей. Но вскоре забылась тревожным сном.

Он рядом.

Я поняла это каким-то шестым чувством. Просто ощутила его взгляд, почувствовала аромат, услышала шаги… Не знаю.

Я поняла он здесь и открыла глаза. В темноте комнаты Назар стоял на фоне окон, и его высокий темнеющий силуэт нависал. Он был у самого изножья кровати и, наверное, смотрел на меня, а может, прислушивался к дыханию, гадая, сплю ли я. Я протянула руку к стоящему рядом торшеру, и включила свет. Мягкий и приглушённый, он осветил его усталое лицо, и он вымученно улыбнулся, глядя на меня.

— Птичка, — прошелестел его голос, и я, откинув одеяло, выскользнул из кровати, бросилась к нему, и прижалась к крепкой груди, как и хотела, как мечтала.

Он был всё такой же, как неделю назад, вкусно пахнущий, твердый и горячий, даже через рубашку чувствовался жар его кожи.

— Я так соскучилась, — призналась я, и подняла, наконец, лицо.

Назар смотрел так жадно, словно тоже вспоминал все мои черты лица, а руки его беспрестанно гладили мою спину, поднимались выше, зарывались в волосах, и он тянул мой аромат, так же как и я, балдея от нашей близости.

— Я тоже. Прости, что не смог вырваться раньше. Прости, что не встретил в аэропорту. Прости. — Он говорил всё это и осыпал моё лицо поцелуями, а я старалась поймать его губы, притягивая за лацканы пиджака, ближе. И когда мне это удалось, и он накрыл мои губы своими, я даже застонала от радости и эйфории, от такого долгожданного поцелуя.

Он ворвался языком в мой рот, и скользил, сплетался с моим. Я отвечала, отдавалась, растворялась в этой сладости, в этом лакомстве. Впитывая его вкус, и запах.

Я нетерпеливо скинула его пиджак, и потянулась к пуговицам на его рубашке, в порыве скорее добраться до вожделенной плоти. Ощутить руками всё твёрдость его мышц, впитать губами вкус его кожи. Назар же перешёл на мою шею, потом заставил дрожать от укуса за мочку уха.

— Птичка моя, сладкая моя, нежная моя девочка, — шептал он, стягивая бретели моей сорочки, и она скользнула, вниз оставив меня полностью обнажённой перед ним.

— Красивая, какая же ты красивая, Вика, — хрипел его голос, и губы спускались ниже, прихватывали нежную плоть, втягивали в горячий рот острые соски, и дарили блаженство.

— Наконец-то!

Я цеплялась за его плечи, и тоже стремилась попробовать его на вкус. И когда он отстранился, наоборот прильнула к твердой груди, продолжая стягивать рубашку, лизала ароматную кожу, под которой переплетались канаты мышц, слышала его хрип, чувствовала дрожь, бегущую по его телу, и продолжала спускаться ниже, пока не встала на колени.

— Вика, — рыкнул Назар, и я подняла голову из своего положения и встретилась с ним взглядом.

Он смотрел так хищно, словно я добыча, которую он загонял, и теперь я попалась. Я вздрогнула от этой алчности, и по моим бёдрам пронеслась дрожь. От такого взгляда можно сгореть, от такого взгляда можно в ногах валяться, и просить о милости. Но я выбрала умилостивить зверя и дернула ремень, на его брюках, расстегнула ширинку, и стянула вниз боксеры, вытаскивая наружу его уже затвердевший член.

— Птичка, — уже мягче захрипел Назар, когда я сжала его плоть в ладошке и провела верх вниз по горячему стволу, ощущая его дрожь, трепет. Чувствуя, как он весь напрягся и подтянулся. Оторвала взгляд от гладкой плоти в своих руках, посмотрела вверх.

Назар смотрел, не отрываясь за моими действиями, на моё лицо, на мою руку, что сжимала его член, на мои закушенные губы. Он смотрел и ждал. И терпеть не мог, потому что толкался уже в мою ладонь, и громко шипел сквозь сжатые зубы. И сжимал мои плечи, неосознанно подталкивая меня к себе.

И я не отводя глаз, коснулась алой головки губами, просто решила попробовать на вкус. Лизнула, коротко и мягко, чувствуя терпкий аромат мужского тела, и завелась, от этого запаха. Словно выключатель сработал. Меня прострелила судорога, и между ног затянуло. Я выдохнула и в следующее мгновение, погрузила его член в свой рот. Вобрала полностью, и замерла, исследуя солоноватый вкус, и аромат, смешанный с капелькой ментола.

— Вика, твою мать, как же хорошо, — простонал Назар, и толкнулся сам, несильно, просто направляя, и я сжала губы плотнее, задвигалась на его плоти, вырывая хриплые стоны из его груди, и сбивая его дыхание.

Я скользила по жилистой плоти, ощущая все венки, ощущая, как он становиться ещё тверже под моим языком, как набухает его страсть, растёт под моими губами.

И я старалась, понимая, что это доставляет несравнимое удовольствие моему миллионеру.

Его руки легли ко мне на затылок и настроили на темп, и я подчинилась, делая так, как он хочет. Двигалась с той скоростью, с какой он хочет, и брала глубже, стараясь расслабить горло, и он стонал под моими ласками, шептал моё имя, и плавился. А я плавилась от ощущения его кайфа, от дрожи его тела, от твердости его плоти, что заполняла мой рот.

Я гладила его бёдра, и притягивала его ближе сама, смотрела на его запрокинутое лицо, на сжатые губы, на вздымающуюся грудь, и понимала что вот это тоже удовольствие, неимоверное, дарить блаженство другому.

Никогда не получала именно от этой ласки кайф, но сейчас, видя как Назар весь вскипает и тает от моих действий, я понимала, что это удовольствие не меньшее, чем то, когда сам получаешь.

Но он вдруг резко отстраняется, покидает мой рот, разрывает наш союз, и вскидывает меня за подмышки, толкает на кровать.

Я приземляюсь на спину, а он тут же накрывает меня своим телом, умещаясь между разведённых ног.

— Назар? — всхлипнула я, всматриваясь в его лицо.

— Тише, Птичка, всё хорошо, милая, всё хорошо, — говорит нежно, а сам в противовес словам, резко толкается, входя одним толчком.

Я выгибаюсь. Болезненно, хоть я и успела возбудится, но резкие толчки неприятны.

Ловлю его взгляд и никак не могу понять смены настроения.

Его глаза блестят хищно, губы сжаты. Он двигается во мне резко и быстро, словно я была так медлительна и нежна, и у него не хватило терпения.

Я хочу отстраниться, но Назар переносит свой вес на одну руку, а другой накрывает моё горло и сжимает. Я мечусь в стороны, мне становиться страшно. Хватаю руками покрывало, потом пытаюсь его оттолкнуть. И он чтобы успокоить меня склоняется и целует, продолжает движение. Погружает глубоко свой язык, вторит движениям члена, и кислорода становится ещё меньше.

В голове полный сумбур и логика отключается. Остаются только инстинкты. Низменные, и простые.

И он.

Самец, который продолжает яростно вбиваться в меня, и всё держит моё горло под контролем, и смотрит, словно впитывает мой страх.

И его глаза затягивают, обволакивают и лишают воли.

И совсем внезапно, я чувствую отклик от своего тела, на эту яростную атаку, на эти бешеные рывки.

Как только страх отступает, на смену ему приходит, неведомое раньше чувство подчинение его силе, его власти. Оно будоражит, и волнует, и обостряет ощущения до предела.

Я в его руках, и он сделает со мной все, что посчитает нужным. И я стону, но из горла вырывается сип. Выгибаюсь и подаюсь бёдрами вперёд, выше, неконтролируемо возбуждаюсь от этого опасного положения.

На лице же Назара, застыла жесткая маска, он втягивает воздух через сжатые зубы, и давит своими глазами, наваливается сильнее, тараня бёдрами моё лоно. Он меняет угол, и теперь задевает меня теснее, и доводит до исступления всего за пару толчков.

Кислорода почти ноль, а мой тело выгибается от оргазма, вибрируя в припадке блаженства. Эйфория такая, что я закатываю глаза и ухаю в пропасть.

Прихожу в себя от тяжести, снова нечем дышать, но теперь горло моё не стиснуто железными пальцами. На мне лежит тяжело дышащий Назар. Его взмокшее тело придавило меня своим весом. И между ног я чувствую, как пульсирует его член, и внутри горячо от его семени.

Я пытаюсь пошевелиться и отползти, но Назар приподнимается на руках и ловит мой затравленный взгляд, гладит мою голову, и нежно касается моих губ, потом переходит на шею, что сжимал только что.

— Я напугал тебя? Прости, мне просто снесло крышу, — шепчет он слова раскаянья. — Я так давно тебя хотел, Птичка! Моя девочка. Только и думал о тебе!

— Я… Я… — я честно даже и не знала, что сказать.

Вот сейчас это был Назар, к которому я привыкла. Добрый, терпеливый, и обходительный.

До этого я не знаю, кто был.

Он душил меня, и так жестко вбивался, и самое главное ему нравилось так, именно так.

И мне вроде, как тоже…

— Я сделал тебе больно? — спросил он, позволяя мне выползти из под него.

Я подтянулась на руках, и поднялась выше.

Между ног стало пусто и саднило. Всё тело сейчас было в дрожи, словно находясь в похмелье, после загула, после ярких переживаний.

И голова тоже туго соображала. Я так долго и страстно к нему стремилась, и вот, наконец, получила, только не ожидала такого.

Не порыва его жёсткого, безудержного, безумного совсем.

Не эмоций своих, которые плескались, через край и впадали в крайность, от страха, до безумной эйфории, на грани сумасшествия, помутнения разума.

Как вспомню своё положение…

Все чувства обостренны до предела, до черты, до края.

Его глаза хищные, голодные, жесткие. Нет другого выхода, кроме как сгорать от огня, под ним. Нет других вариантов, кроме как принимать его. Вбирать в себя. Захлёбываться эмоциями, хватать остатки крупиц кислорода, и гореть, гореть…

И поэтому я не знала, сделал ли он мне больно.

Страшно.

Непонятно.

Странно хорошо.

Ярко и грешно. И даже грязно.

Но больно?

И не понятно, нравится ли мне эта его сторона, ведь раньше он был очень нежен и обходителен, только иногда мельком проглядывала эта его натура.

А если она и есть его основная, и он просто сдерживался в угоду мне?

— Ну что ты молчишь, Вика? — Назар смотрел испытывающе.

Его обнаженная фигура напряженно застыла. Всё тело словно из камня высечено.

— Я не знаю, Назар… — промолвила я, подтягивая колени к груди.

Он резко подтянулся и обнял меня за ноги, уткнулся в колени носом, поцеловал.

— Я не за что не причиню тебе вреда, Птичка, — пробормотал он, — не надо меня бояться.

— Я не боюсь, я не понимаю…

— Чего? — он поднял глаза, и в них снова мелькнул опасный огонёк, и губы сжались в линию.

— Чего не понимаешь? — переспросил он.

— Того что я безумно хочу тебя? Того что я только и думаю о тебе? Чего не понимаешь? Того что я хочу обладать тобой? Хочу тебя! Вот именно, как сейчас! Хочу!

Он говорил, а у меня от его взгляда жар по телу разливался. Слова его такие откровенные заставляли вздрагивать, словно раскалённые буквы к коже обнажённой прикасались.

— Ты раньше не был столь… — я замолчала, подбирая слова, и сглатывая подступивший ком к горлу.

Назар так и сверлил меня взглядом. Тёмным и обволакивающим. Всё так же держал мои бёдра в руках, сжимая их.

— Каким? — хрипнул его голос, и я вздрогнула.

— Таким жестким и неумолимым, — наконец нашла в себе силы сказать это, — ты так смотрел на меня… я… мне было страшно, и одновременно… это заводило за грани…

— Тебе было хорошо? — снова хрипнул он, и поднялся выше, развёл мои ноги в стороны, и навис надо мной, на вытянутых руках.

И я почувствовала, что этот безумный акт, нисколько не остудил его. Мне в лоно снова упирался его твёрдый член.

— Да, — шепнула я, не сумев слукавить под этим пристальным взглядом.

— И мне с тобой всегда хорошо, — Назар склонился к моим губам, — ты просто будишь во мне зверя, и порой он вырывается наружу, но даже он приручен тобой, Птичка!

Назар накрывает своим горячим ртом мои губы, и медленно целует. Тягуче и ласково водит языком по губам, сплетается с моим языком. Сладко и жарко. Его вкус снова со мной, во мне. И жаркий аромат тела, забивает ноздри.

— Я хочу быть с тобой собой, — шепчет он, — покусывая мои плечи и шею, — и иногда мне хочется быть вот таким, жестким. Брать тебя быстро, и грязно. Ты моя женщина, и я не хочу лицемерия и компромиссов между нами.

— Я тоже, — выдохнула с дрожью, потому что заводилась, оттаивала. Прогибалась вновь под ним. Загоралась от ласк нежных. От губ горячих, что скользили по моей коже.

Он всё же чувствовал вину, потому что в этот раз делала всё максимально медленно и тягуче. Считывал мою реакцию, и дарил вновь блаженство.

И я отвечала ему, и понимала, что если он снова захочет быть грубым и не сдержанным, я не буду возражать.

Я его женщина, а он мой мужчина.

24. «Развлекательная программа»

Назар проснулся, не ощутив тепла под боком. Вскинулся, и прислушался. В тишине квартиры он различил тихие шорохи и шипение, и перевёл дух.

Он напугал вчера Птичку, своим напором, и, потеряв её тепло, сразу же проснулся, опасаясь, что Вика сбежала.

Он и сам не ожидал, что его так накроет. Но с Викой так всегда. Он не ожидает, а она бьёт по всем болевым точкам.

Во-первых, он соскучился по ней неимоверно, и только прагматичный склад ума, не давал совсем сойти с ума от тоски. Он думал только о делах, он почти и не спал всё это время, пока ждал её.

Во-вторых, она завела его просто не на шутку. Встала на колени, и сама откровенно его распалила, разгорячила, воспламенила. Её рот, такой горячий и влажный. Пухлые губки кольцом сомкнувшиеся на его члене. И стоны её приглушённые, тихая дрожь, и ручки, что гладили его и притягивали, не оставляли ей не единого шанса.

Ведь он не хотел её будить. В планах было, завалиться рядом, обнять теплое тело, и зарыться носом, в персиковый рай, и успокоится, наконец, но…

Назар и сам не понял, как это произошло.

Затмение.

Вот она стоит перед ним на коленях, а в следующее мгновение, он уже беспощадно долбится в неё. Вбивается в тугое, горячее лоно. Погружается раз за разом.

Мозг отключен полностью.

Есть только кайф. От тесного проникновения. От глаз её испуганных. От власти над ней. Он сжимал её горло, дозируя кислород, и смотрел в ошалелые глаза, и ловил, как её простреливают искры удовольствия. Таранил её своим языком одновременно с членом, и чувствовал дрожь взмокшего тела, под собой. Ловил в глазах, и страх, и непонимание, и сменившее их удовольствие, когда они стали закатываться. А тесные стенки её лона, стали сдавливать его член, вибрируя от удовольствия. И он больше не держал, позволяя ей выгибаться. Впитывал эту неповторимую реакцию, и сам кончал. Сладко и долго, наполняя её собой до краёв, не думая на тот момент не о чем.

А потом пришлось отвечать за свой порыв. Птичка испугалась. Смотрела недоверчиво и затравлено. И это был край.

Назар любил страх, от признания его силы. Любил когда женщины смотрели снизу и с придыханием.

Но Вика испугалась реально.

И не только его.

Она испугалась своей реакции на такой разнузданный секс. Своего возбуждения. Своего ответа на его действия. И ему пришлось её успокаивать, донести до неё, что так тоже бывает, и это не мене сладко, чем тягучие и нежные прикосновения, и осторожные движения. И она поняла вроде. Но он всё же, решил закрепить результат, и в следующий раз был таким как ей привычно. Ласковым и мягким. Все его движения были направлены на то, чтобы её успокоить, и расслабить. И она отвечала ему, отдавалась.

И потом, когда он просыпался посреди ночи, ощущая её теплое тело, и снова брал её сонную и мягкую. Целовал, гладил, бормотал пошлости, и входил медленно, растягивая удовольствие, Вика не противилась. Прогибалась, подставляя ему все, что он хочет. Поворачиваясь, так как ему нужно, и отдавалась с его именем на устах.

И поэтому, не ощутив её под боком, он реально испугался, что Птичка сбежала. Но услышав тихие шорохи на кухне, он облегченно откинулся на подушки и перевёл дыхание.

Нет, потерять её подобно смерти, и если ради её спокойствия ему придется следить за собой, сдерживать свою натуру, он готов и на это.

Назар встал с постели, и, не озаботившись одеждой, пошел на звуки в кухне.

Из окон смотрело хмурое утро. Серое и неприветливое. Такое, когда проснуться тяжело, а проснувшись, всё равно не понимаешь, явь или сон, настолько пасмурно.

Но для Назара это было самое лучшие утро, за много дней, ведь где-то здесь была Птичка.

Его нежная зарянка.

Вика и в правду нашлась в кухне, стояла спиной к нему, лицом к плите. Что-то готовила, и тихо мурлыкала под нос какую-то песенку.

Её ладная фигурка, была спрятана в черный шёлковый халатик, и влажные волосы откинуты за спину.

И Назар испытал сожаление, при мысли, что она успела сходить в душ, и смыть весь тот аромат секса, что исходил от неё всю ночь. Его аромат, запах, которым он пропитывал её, окутывал, помечал её. Свою Птичку. И вдыхая эту сумасшедшую смесь из персиков, пионов, пота и его собственного терпкого аромата, он дурел. Как кобель на случке. Рычал и урчал, вдавливая её в себя. Подминал, и брал раз за разом, эту сладкую женщину.

Его женщину.

Назар подошёл сзади и обнял вздрогнувшую Вику, за талию, зарылся носом на макушке.

— Испугал? — вместо приветствия поинтересовался он, прижимаясь обнажённым телом.

— Не ожидала, — отозвалась Вика, — задумалась.

Она обернулась и посмотрела на него. Её серо-зелёные глаза, смотрели с интересом, словно спрашивая, что дальше. Исцелованные губы, алели на бледном личике, и в вырезе халата, на шее и груди виднелись его отметины на нежной коже.

Назар стянул шёлк с плавного плечика, на котором тоже расцвели фиолетовые цветки от его пальцев и зубов, и нежно коснулся изгиба губами, вдохнул свежий аромат её кожи. Еле уловимый аромат персиков и пионов смешался с его ментоловым гелем для душа, и это тоже было будоражаще, возбуждающе.

Ведь Птичка пахла как он, но оставалась собой.

Рука его проникла в вырез, и сжала упругую плоть груди, поглаживая пальцами напрягшейся сосок, и Вика сладко выдохнула, откинулась к нему на грудь.

— Назар, я тут завтрак затеяла, — вроде как протестовать собралась, но глазки закатила, и прижалась.

— Одно из двух твоих знаменитых блюд? — усмехнулся Назар, узрев на сковороде омлет.

— Да, — выдохнула она, — ты не голоден?

— Голоден, — ответил Назар стягивая шёлк, уже со второго плечика, — по тебе голоден, Птичка моя.

Он тянул тонкую ткань, освобождая больше обнажённого тела. Ласкал губами, ароматную кожу, скользил вдоль позвоночника. Сцеловывал все свои предыдущие следы, наслаждаясь её вкусом, и тихим придыханием и стонами Вики.

Она, откинувшись на него, шалела от его прикосновений, и извивалась в его руках. Вздрагивала, когда его пальцы, сжимали острые соски, и прижималась упругой попкой, в уже восставший и затвердевший член.

— Назар! Назар! — шептала она. — Да, да, да!

Назар развернул её лицо к себе, впился в её рот, захватывая больше плоти, и погружаясь языком, заглушая её стоны, съедая их.

Её сладость разъедала его, распространялась по крови, въедалась в его кожу. С каждым глотком её кислорода, с каждым прикосновением к её плоти, Назар терял себя. В ней. Растворялся, исчезал в этой мягкой, нежной девушке, которая также отдавалась на его милость, делилась собой. Беззаветно, и бескорыстно. И эта её открытость, реакция на него, сводила с ума. Стоило ему только прикоснуться к ней, как она уже горела, забывала обо всём. Стремилась только к нему. И Назар брал, поглощал, черпал ее, словно голодный зверь, и наполнял собой до краёв.

Он стянул, наконец, с неё халат, огладив плавную фигуру, и снова вжал в себя. Её влажные волосы разметались по плечам. Щёчки зарозовели от нахлынувшего желания, и глаза стали такими тёмными и глубокими.

— Пообещай, что не испугаешься больше, — шептал он, исследуя губами нежную шейку, — я не причиню тебе боли, никогда. Только ласкать тебя буду. Оближу каждый миллиметр твоего тела. Твоей гладкой кожи. Исцелую тебя всю, девочка моя.

— Да, да, — застонала Вика, — обещаю.

Он поспешно выключил, наконец, плиту, и потянул её за собой. Уложил на большой обеденный стол, на спину. Словно главное блюдо разложил, обласкивая взглядом, все изгибы её фигуры. Нежную бледную кожу. Плавные переходы плеч и ключиц. Округлые линии упругой груди с нежными розовыми торчащими сосками. Напряжённые мышцы живота, и выгнутой поясницы. Маленькую птичку сбоку. И ножки. Красивые, длинные с тонкими щиколотками. Разведенные сейчас для него. И ярко-розовая плоть между ними. Влажная и зовущая. Ароматная. Назар сглотнул набежавшую слюну, и резко дёрнул Вику на себя. Она вскрикнула от неожиданности, и вцепилась в края столешницы.

— Тише, тише, Птичка, — забормотал Назар, опускаясь на колени перед ней, и закидывая её ножки себе на плечи, склоняясь ниже к жаркой плоти, — сейчас будет хорошо, сейчас будет сладко, жарко, — и он тянет носом аромат её желания, её истекающей по нему плоти, и дуреет, ещё больше, от терпкого, сладкого запаха.

Ему нравится касаться её здесь. Нравиться пробовать на вкус её сок. Лизать горячую плоть, втягивать в рот чувственный бугорок, и видеть, как она плавиться, пылает от его ласк. Слышать её бессвязный шепот, и чувствовать, как её пальчики путаются у него в волосах, и она выгибается ему навстречу. С самого их первого раза, когда он попробовал её там, он стал одержим её вкусом. Вот и сейчас вбирая её плоть, слизывая капли влаги, погружая глубоко в её лоно, и чувствуя дрожь, и трепет её тела, слыша несдержанные крики, Назар кайфует, от её удовольствия, может даже больше чем Вика под ним.

Он, не отрывая языка от её складочек, вводит внутрь два пальца, и тут же чувствует дёрнувшиеся пальчики в его волосах, и слышит вскрик, и Вика начинает вибрировать, двигаться, сама несдержанно насаживаясь на его пальцы.

— Назар, ещё, — она вся напряжена, изогнулась под ним, на жёстком столе, обняла своими ножками, и стремится навстречу наслаждению.

— Ну, давай же, Птичка, кончай, — обжигая горячим дыханием её плоть шепчет Назар, и продолжает погружать в неё пальцы, умело сгибая их, чтобы задеть все чувствительные точки, а языком всё кружит по клитору, легко и нежно касаясь его.

Вика содрогается под ним, вцепляется снова в столешницу, и кричит.

Всё её тело напряжено, выгнуто, и лоно пульсирует, сжимает его пальцы, и новая порция влаги бежит в его рот.

Она так сладко кончает.

Всё никак не может придти в себя, и дрожит от каждого движения и прикосновения. Снова всхлипывает, как тогда, у неё дома. Назар поднимает лицо, и действительно видит влажные дорожки на её щеках.

Он поднимается с поцелуями вверх, по расслабленному животику, не забывает обласкать, татуировку, и прикусить её соски, проходится по мягкой линии плеч, и нежной шейке. Потом слизал с её щек соленые дрожки. Заглянул в затуманенные глаза.

— Доверься мне, ты обещала не бояться, — шепнул он перед поцелуем, и вжался в её раскрытые губы.

Птичка тут же обвила его руками, и ответила на его поцелуй.

Её разгоряченное тело тесно прижималось к нему, и бёдра так и стремились обнять теснее, и насадиться на упирающийся в разгоряченное лоно, твёрдый член, но Назар отстранился, встал.

Вика ещё не поняла в чём дело, когда он снова подтянул её к краю и прижал к себе вынуждая встать. Она снова обняла его за шею, но он высвободился из её объятий, и развернул к себе спиной, уложил на стол животом.

— Вика, расслабься, — шепнул он, склоняясь к ней, и заводя её руки назад, соединяя их. На глаза ему так удачно попался шелковый поясок от её халатика, и он, наклонившись, вытащил его из шлиц, и стал методично и медленно связывать руки Птички. От локтей до тонких запястий.

Крепко, туго, но без фанатизма.

Он не хотел оставлять на её запястьях алых борозд, ну может слегка, и всё ещё переживал, что она снова испугается. Но Вика затихла. Лежала покорно, позволяя себя связывать, стягивать узлы на её тонких ручках. Замерла в той позе, в которую он её поставил. Ждала. И Назар надеялся, предвкушала.

Он закончил и отошёл, созерцая плод своих трудов.

Ничего более возбуждающего, чем связанная Птичка он ещё не видел. Вся её покорная поза была будоражащей, волнительной, вызывающей. Его так и тянуло, тут же врезаться изнывающим членом в тесный жар между её ног. Но он растягивал болезненное удовольствие.

Гладил её плечи, и спинку, успокаивая и шепча ей, какая она красивая. Расслаблял. И когда Вика, начала подрагивает под его руками, и стонать его имя, снова распаляясь, он понял, что она готова.

Назар намотал на кулак её влажные длинные волосы, рывком задирая голову, выгибая её в пояснице. Также резко расставил её ноги, и, помогая себе рукой, наконец, ворвался в тесное лоно. Рывком, толчком, одним ударом до самого основания.

Это было дикое удовольствие. У него даже в глазах потемнело, и в ушах зазвенело. Тесное лоно так туго обхватило его член, что ему двигаться было страшно, он мог кончить только от одного этого давления. Дрожь Птички вывела его из ступора. Она сама двинула бёдрами.

— Ещё, — шепнула она.

И Назар сорвался. Натянул её ещё круче, возможно причиняя боль, и стал вбиваться внутрь, снова теряя весь человеческий облик. Снова ведомый только одними инстинктами. Забывая обо всём, желая только быть в этой тесноте как можно больше. Птичка несдержанно кричала под ним. Он и сам глухо рычал, стягивая одной рукой её волосы, а другой до синяков её белую ягодицу, направляя только на себя, и смотрел на её спинку, и связанные ручки, и вбивался, в неё.

— Блядь, как же ты хороша, какая же ты тугая, горячая, — рычал он, — скажи, хочешь меня? Хочешь вот так? Вот так?

— Да, — стонала в ответ Вика, и убивала наповал своим откликом, своей реакцией.

Принимала его. Принимала такого его. Несдержанного, грубого, жесткого. И кончала под ним, снова сжимая своим лоном, снова крича и растягивая его имя. Снова билась под ним. И он последовал за ней, изливаясь в неё, освобождаясь, расслабляясь, и теряясь в этом неземном удовольствии, что дарила ему она.

***

— Почему именно жёлтые тюльпаны? — спрашивает Назар, поглаживая красную кожу на тонких запястьях Птички.

Они лежали на кровати, куда Назар унёс Вику из кухни. Бережно развязал путы, и, прижав к себе, гладил и целовал её руки.

Вика немного помолчала.

— Эти цветы мне впервые принёс отец, — ответила она, — мне тогда исполнилось семь, и он подарил первый мой букет в жизни. Жёлтые тюльпаны. Как сейчас помню, семь штук. Яркие бутоны, настолько поразили меня. Это была любовь с первого взгляда.

Он ничего не ответил на это.

Потому что тут скажешь? Всё у неё со смыслом. Она и сама вся наполненная, цельная.

— Ты сегодня не спешишь по своим миллионерским делам? — теперь Вика подала голос.

Назар вроде задремал, прижимая к себе теплое мягкое тело Птички.

Ему было так хорошо. Так спокойно. Все его инстинкты спали. И он испытывал только удовлетворение и покой. Вдыхал её аромат, и сжимал в объятиях, и безмятежно и расслабленно лежал, слушая её дыхание.

— На сегодня все мои дела здесь, — пробормотал он, даже глаз не открывая.

— Только на сегодня? — мурлыкнула Вика, шевельнувшись в его руках.

— Да, к сожалению, — вздохнул Назар, и искоса глянул, чего она там ворочается, — завтра, увы, я занят весь день.

— Жаль, — вздохнула Вика, — у меня целая программа.

— Да, — заинтересовался он, — и что там, в этой программе?

— ВДНХ, Красная площадь, конечно, — начала перечислять Вика, зажимая пальчики, — музей Булгакова, Большой театр, Манеж, Третьяковка, и ещё хочу в зоопарк, — вроде бы закончила, а потом продолжила, — и всё это с тобой, конечно.

— Обширная программа, — усмехнулся Назар, и поймал её кулачёк, куда она зажимала пальчики, и поднёс его к губам, — тогда тебе не на две недели нужно было приезжать, тем более, если ты хочешь, всё это посетить со мной.

— Ну ладно тебе, — фыркнул Вика, вырвав свою ручку, — неужели не выкроешь для себя недельку отпуска?

— Я бы с удовольствием, Птичка, — грустно улыбнулся Назар, — но я, же тебя предупреждал, что буду занят.

— Вредный, занятый миллионер, — насупилась она.

Такая милая.

Назар завис, разглядывая её круглое личико, с припухшими губами, и яркими глазами. Розовый румянец на щёчках, придавал ей ещё больше очарования. Немного взлохмаченная, но такая по-домашнему притягательная, нежная.

Сейчас, когда он в полной мере утолил свой голод, на смену низменным чувствам возбуждения и похоти, пришло умиление.

Вику хотелось рассматривать. Хотелось бережно обнимать. Нежно касаться. Вызывать улыбку. Баловать, дарить подарки. И сделать для неё всё, что она пожелает. Ведь она такая бескорыстная и открытая, искренняя. Только его.

— Если мы сейчас быстро соберемся, то, пожалуй, можем попасть в зоопарк, — вздохнул он.

Не хотел он никуда сегодня ехать. Он вообще из постели выбираться не хотел. Но ради неё готов.

— А остальное попробую согласовать со своим графиком.

Вика тут же прильнула. Прижалась.

— Спасибо, — снова мурлыкнула она в его щёку.

И вот всё что ему надо было для полного счастья. Её удовольствие, её радость, её улыбка, и он сам доволен.

Поймала его Птичка в клетку, а он думал, что её туда посадил.

— Только, пожалуйста, давай поедим, — простонала она, — как ты живёшь? У тебя почти нет продуктов!

— Я не готовлю. Либо ем в ресторанах, редко заказываю на дом, — отозвался Назар.

— Последние продукты я угрохала на омлет, поэтому будет только вчерашняя лазанья, — Вика аккуратно выпуталась из его объятий, и встала, и совсем не стесняясь своей наготы, прошла через всю гостиную, встала возле окна, выглянула на улицу.

А Назар закинув руки за голову, просто любовался её силуэтом на фоне пасмурного неба.

Мягкими обтекаемыми линиями ладной фигуры. Длинными волосами, что спускались ниже лопаток. Профилем лица, со вздёрнутым носиком. И вспоминал, когда же ему было так хорошо? Так умиротворённо? И совсем всё равно, на всё окружающее, кроме вот этого маленького мирка.

С ней, пожалуй, этот рай был, как не похабно и изъезжено звучит, даже в шалаше. Потому что она, сама рай. Его персональный рай.

— Зачем тебе мотоцикл? — спросила она, всё так же стоя вполоборота.

— Это раритетная модель Харлея. Я на досуге люблю покопаться в моторе. Правда, давно времени не находил.

— Как же ты его сюда занёс? — усмехнулась Вика, и повернулась к нему. В такт её движениям качнулась округлая грудь, и Назар почувствовал отклик в своём теле.

— В разобранном виде, — терпеливо отвечал Назар, и жадно разглядывал, как она медленно двинулась к нему.

— Если ты сейчас не оденешься, мы никуда не пойдём, — хрипнул он, предупреждая.

— Назар! — затормозила Птичка. — Ты вообще, имеешь чувство насыщения? И вообще пока не накормишь, и не выгуляешь, я тебе не дамся!

— Давай, давай, продолжай в том же духе, — рыкнул Назар, ловко соскочил с кровати, и походкой хищника стал приближаться к ней.

Вика сразу оценила всё положение дел, и поспешила скрыться в гардеробной. Назар не стал преследовать её, боясь снова спугнуть её своим напором. С ней у него стояк, как после армии. Постоянный и жёсткий.

Он поспешил в душ, немного охладиться и дать девушке привести себя в порядок, хотя для него она была в самом, что ни наесть порядке.

Голая, растрепанная, вся в его следах.

25. «Ревность»

— Вика, что случилось? Олег сказал, что вы заезжали в клинику, — звонок от Назара меня застал в дверях, когда я входила в квартиру, и вводила заветные цифры на табло, об отмене сигнализации, держа при этом два пухлых пакета, с логотипами известных брендов одежды.

Я закатила глаза.

— Ох, уж этот Олег, — вздохнула, справившись с охранной техникой, и разуваясь, — водитель первоклассный, а подружка так себе.

— И всё же! — В голосе Назара отчетливо слышала беспокойство, что конечно, польстило мне.

— Назар, — начала я, оставив пакеты в гостиной и пошла на кухню, — у нас с тобой уже неделю незащищенный секс, я, конечно, предохраняюсь, но всё же, не лишним было посетить гинеколога, мои таблетки не стопроцентная защита.

— И как? — прозвучало настороженно.

— Все в порядке, — ответила я, не стала вдаваться в подробности, что сдала анализы. Беременность отмели, контрацептивы подтвердили.

— Надо было согласовать со мной, я бы нашёл лучшего специалиста…

— Назар, я справилась, и ты бы вообще про это не узнал, если бы не болтливый Олег, — отпила из стакана воды.

— Вика, ну что за секреты, тем более касающиеся твоего здоровья? — вознегодовал он.

— Хорошо, прости, — сдалась я, — в следующий раз расскажу полностью про всю диспансеризацию, в подробностях.

— Буду ждать, — хмыкнул он.

Ну что за невыносимый миллионер! Всё-то ему надо контролировать!

— А если серьёзно, Вика, ты считаешь меня это не касается? — не унимался он.

— Назар, ну я же извинилась, поняла… Конечно, тебя это касается…Прости, что скрыла, ну попыталась скрыть.

— «Прости» не отделаешься, — оборвал он.

— А я так рассчитывала, — притворно вздохнула я, и решила сменить тему, — ты помнишь, что я сегодня встречаюсь с одногруппниками?

— Да уж помню, — заворчал он.

— Назар, ну я же ненадолго, — услышала недовольство в его голосе.

— Да, да я помню, — не смягчился он.

— К тому времени, как ты вернёшься, я уже буду дома, пьяненькая, и согласная на всё, — пошутила я, дабы смягчить обстановку.

— На это вся надежда, — сдался он.

Мы распрощались.

Вообще Назар оказался собственником. Ну да это конечно не новость. Но вот когда это конкретно тебя касается, не очень приятно.

Ромку и Толика, мы встретили в очередном, вырванной с корнями из расписания Назара, вылазке, по достопримечательностям Москвы. А именно в новой Третьяковке, на выставке авангардистов.

Каково же было моё удивление, когда за тысячу километров, я встретила своих верных товарищей по институту.

Вот только Назар не оценил нашей радости. Сухо поздоровался с парнями, и не мог, по виду, дождаться пока мы покинем их общество. А уж когда я сказала, что мы договорились встретиться и немного поболтать вспомнить прошлые годы, это вызвало волну непонимания, и простерта.

Непонимание у Назара, у меня протеста.

Потому что я свободный человек. Даже если у нас с ним серьёзные отношения, а я надеюсь что это так, у меня есть свои интересы. Но Назар стремился контролировать меня во всём. Даже вот сегодня, не скрылось от него посещение клиники, хотя по большому счёту, я могла и промолчать, ведь всё же отлично.

Парни выбрали кафе в центре, и конечно меня повёз Олег. Это даже и не обсуждалось. Да я особо и не возражала. Москву я знала плохо, поэтому водитель это самое то.

В шесть мы сидели за столиком и предавались весёлым воспоминаниям.

Ромка, так вообще пришёл с девушкой.

Этакая столичная штучка. Стильная блондинка, одетая в модный полосатый комбинезон, с таким вырезом на груди, что даже я постоянно туда косилась. А в вырезе, совершено не стесненная бельём виднелась высокая грудь.

Девушка Эльвира, совершенно не смущалась этого, была улыбчива и раскрепощена. Я в своей персиковой блузе, с глухим воротом с коротким рукавом и яркой мятной юбке, до колена, чувствовала себя рядом с ней провинциалкой, впрочем, которой и являлась.

Но всё это не омрачало вечер. Было весело и немного хмельно. Мы пили вкусное пиво, и закусывали снеками. Толик так и норовил приобнять меня, подсаживался всё ближе, я же отползала по диванчику дальше, но скоро он закончится и придётся прямо послать Толика, раз он не понимает, что не интересует меня.

Парни рассказывали, что открыли здесь, ночной клуб, и теперь гребут деньги лопатой. Звали к себе. Я задумалась. Ведь это реальное предложение. Если я останусь здесь с Назаром, то хочу заниматься чем-то интересным, а не сидеть целыми днями в квартире, поджидая его.

Конечно, сейчас нам интересно.

Очень.

Особенно, после того, как Назар, открыл свою натуру, а я приняла это. Каждый наш секс был настолько волнующим, и ярким, что назвать какой был самый лучший трудно.

Может всё же тот, ещё тогда на кухне, когда я уже смирилась, но не знала чего ожидать. И получила за покорность, такой фейерверк, такой взрыв, что при воспоминании о нем захватывало дыхание.

Но всё это не может продолжаться вечно, хотя с Назаром, я уверена, возможно, всё. И если он предложит мне остаться, я бы хотела наладить привычное для меня течение своей жизни. Сейчас всё это я воспринимала, как каникулы.

Поэтому, предложение парней меня заинтересовало, и я обещала подумать.

Ближе к восьми Ромка с Эльвирой засобирались, и я тоже, подумывала уже слинять, собиралась позвонить Олегу. Всех уговорил посидеть ещё полчасика Толик, пеняя на то, что мы и так давно не виделись, и на прочие мозоли нашей совести наступил. И таки заключил меня в объятия под предлогом, что очень по мне соскучился.

Я конечно, из них выбралась, но было поздно, возле столика стоял Назар.

Вот же неугомонный. Приехал лично. Даже не переоделся, так и стоял в своём темно-синем итальянском костюме от Лучано Фотти, и белой рубашке, только галстук стянул.

Стоял, недовольно прожигая меня взглядом. Весь такой разгневанный бог. У меня даже мурашки по телу забегали.

Я подскочила, чувствуя неловкость, от той сцены, что он созерцал.

— Привет, — робко встала на цыпочки, и чмокнула в щёку.

— Привет, — отозвался он.

— Ребят, Эльвира, познакомьтесь это Назар, — представила я хмурого миллионера, затягивая его к нам за столик. В ответ представила парней, которым он неохотно, особенно Толе пожал руку. А Эльвира, которая на меня взирала с превосходством, от изумления открыла рот.

— Вы Долохов? — переспросила она потрясённо.

— Да, — кивнул он, мельком глянув на девушку, и притянул меня за талию, зарылся в моей шее.

— Это что за нахуй? — рыкнул так, что я вздрогнула.

— Назар, — я постаралась сохранить лицо, — может выпьешь? — голосок так и дрожал.

И ведь ни в чём не виновата, а чувствую совсем наоборот. Ну, Толик, зараза. Назар как раз сел между нами, стискивая меня в объятиях.

Но Эльвира не унималась.

— Ребята, Ром, вы, что совсем из леса! — воскликнула она, и стрельнула в Назара глазками. — Это же сам Долохов! Сеть ресторанов быстрого питания «Fast Eat», кофейни «Anywhere», гастропаб «Walters». Охват, практически по всей стране. Это же один из богатейших людей старны!

Я немного зависла, от такой информированности неких особ, а мои одногруппники оттаяли, и стали наперебой рассказывать Назару про свой только что открытый клуб, и как я поняла склонять его к сотрудничеству, а именно к инвестициям на партнёрских условиях.

Назар сидел теперь, расслабленно попивая тёмное пиво, и в основном слушал парней. Коротко отвечал на их вопросы, и всё так же сжимал меня в объятиях. А Эльвира смотрела на меня с завистью, и даже включила режим обольщения, всё что-то выспрашивала у моего миллионера, и наклонялась так низко, что даже Ромка, обалдевал от своей подружки, и совсем скоро потянул её восвояси.

За парочкой, быстро ретировался Толик, заручившись таки обещанием Назара, на встречу.

И как только мы остаёмся одни, настроение Назара снова меняется. Он не говорит ни слова, проглядывает что-то на телефоне, и я растерянно подбираю в голове слова, не понимая его.

— Назар… — решаюсь я на диалог.

— Поехали домой, Вика, — устало говорит он, подзывая официанта, жестом, и просит счет, и молчит, пока мы выходим из кафе.

Потом молчит в машине, когда мы сидим на заднем сидение, а за окном мелькает вечерняя Москва. И вроде разбираться при Олеге, не очень тактично, но это затянувшее молчание, меня убивает.

Я не знаю, что и думать. Неужели этот невинный, по сути, жест, со стороны Толика, так разозлил его, что он даже говорить не может.

Новую попытку заговорить я предприняла в лифте, когда он стоял ко мне своей широкой спиной. Я потянулась и легко коснулась его плеча.

— Назар, поговори со мной, — попросила я, почувствовав, как он напрягается от моего прикосновения.

— Что ты хочешь услышать? — он слегка обернулся, мазнув по мне тяжёлым взглядом. Я даже вздрогнула.

Лифт долетел до этажа и раздвинул створки. Он вышел, а я так и не успела ответить, потому что и не знала, что я хочу услышать, желательно хоть что-то, чтобы прояснить ситуацию.

Но Назар шел, не оглядываясь к дверям квартиры, а я замерла в лифте. И только когда он открыл дверь, Назар всё же обернулся.

— Пожалуйста, зайди в квартиру, — проговорил он, хмуро разглядывая мою застывшую фигуру.

— Назар, я не понимаю… — я сделала шаг.

— Зайди в квартиру, Вика, — всё так же спокойно, проговорил Назар. Но тяжёлый взгляд, говорил, что он, мягко говоря, не в настроении.

Капризничать далее не было смысла. В конце концов, он взрослый мужчина, и уговаривать его я больше не стану.

Назар зашел следом, закрыл дверь, ввёл код на панели безопасности, и прошел мимо, опять молча.

Я скинула туфли и поплелась следом, совсем подавленная его поведением.

— Ложись спать, я ещё поработаю, — обронил он, не оборачиваясь, и ушёл в кабинет.

26. «Новая реальность»

Назар сидел на террасе. Развалился в кресле, кутаясь в тёплый плед, и курил, вглядываясь в далёкие огни.

Он не включил свет, хотя и планировал полазить в движке Харлея, чтобы хоть немного отвлечься, занять голову другим. Но по итогу заткнул уши наушниками, врубил музыку, и уставился во тьму.

Никотин насыщал кровь, успокаивал.

Был уже второй час ночи, а Назар всё никак не мог уснуть.

Сперва он действительно занялся делами, проштудировал отчёты, потом изменил расписание, созвонился с Ириной, потом ещё пара моментов, требующих его внимания. И всё это время он ждал, что непослушная Птичка переступит порог, начнёт выяснять отношения, задавать вопросы…

Но Вика послушалась его, и когда он наконец вышел из кабинета, мирно спала, правда, как-то сиротливо съёжившись на своей половине.

Он смотрел на её фигурку накрытую одеялом и боролся с желанием подойти, встряхнуть её, и заставить отвечать за этот, по сути, нелепый жест, этого её одногруппника.

Но как Назара взбесила эта ситуация!

Когда он увидел руки чужого мужчины, обнимающего его Птичку. Он готов был учинить расправу прямо там. Только растерянный вид Вики немного остудил его.

В нем настолько взыграла ревность, что он сперва вообще никого не видел и не слышал, только прижал её к себе, словно зверь, полагаясь на запах, вдыхал, пропитывался её теплом и мало-помалу успокаивался, даже вёл беседу.

Птичка прижималась к нему, укрощала своим теплом, умиротворяла его с этим миром, но как только отвлекающие факторы исчезли, он снова окунулся в эту муть.

Снова почувствовал горечь во рту. Невозможно забыть то острое чувство потери, когда он наблюдал, как её лапал другой мужик. Нельзя откинуть желание рвать зубами за свою самку, за свою женщину. Не уйти от этого помрачения, потому что он с ума сойдет, если потеряет её, и его накрыло.

Накрыло таким осознанием пропасти. Такой неосознанный страх, от того что он теряет себя в ней.

Опять, как тогда после первой их ночи, ему захотелось бежать со всех ног от неё, и в то же время, он понимал, никуда бы он не смог скрыться от неё. Она была в нём. Полностью захватила его разум, поработила его. Жизнь без неё казалась Назару настолько тусклой и безрадостной, что хоть волком вой. Ему как самодостаточному человеку, сильному мужчине, привыкшему встречать все проблемы лицом к лицу, это её власть над ним казалась настолько инородной, ненормальной, и признавать её было сложно.

И он молчал, пытался осознать сей факт, совладать со своими эмоциями, придти хотя бы в мыслях к чему-то. И возможно задевал её, ведь Вика не понимала его, обижалась на скупость эмоций. Но как не парадоксально звучало, ему было не до неё, хотя причиной его раздрая была именно она. Завладела им полностью. Оккупировала. Проросла.

Как же он так попал, что даже в мыслях, она не отпускает. Ведь это ненормально, так хотеть другого человека, так жаждать его. Не иметь возможности представит себе жизнь без неё…

Его щеки касаются теплые пальцы, и он выныривает из своих дум, поднимает глаза.

Птичка стоит рядом поджимает голые ножки. На ней шелковая сорочка, и от прохлады ночи, её кожа покрывается рябью, и она дрожит. А острые пики сосков, тут же привлекают его внимание. Они бесстыдно топорщатся под тонкой тканью, прямо перед его лицом, и он чувствует нарастающее желание, подстёгнутое паршивым настроением. Низ живота тяжелеет, а во рту разливается её вкус. Ему даже трогать её не надо, касаться, просто смотреть, и тело воспроизводит её вкус, который навсегда запечатан в его памяти.

Назар тушит сигарету, и сгребает Птичку в свои объятия, накрывает пледом, прижимает холодное тело, и гладит, разогревая кожу. Она сжимается в его руках и утыкается в грудь носом, жадно вдыхает его аромат, и они затихают, соединенные вместе. И тугая пружина, которая всё это время стягивалась внутри Назара, вдруг ослабевает, не выстреливает, потихоньку разжимается. Он выдыхает и понимает, что возможно он загоняется, потому что вот она рядом в его руках, теплая и послушная.

Его. Только его.

Вика вытягивает из его уха один наушник и вставляет в своё ушко. Начинает подпевать, узнав песню. Мурлычет, уткнувшись носом в его шею, и приятно щекочет губами кожу. Назар тоже поёт, собирает её аромат, вдыхая его с её макушки, и гладит уже тёплую кожу.

Вика водит пальчиком по его подбородку, спускается ниже, к разлёту ключиц, и снова возвращается, и тихо мурлычет слова песни.

И он дуреет от нежности, от этой мягкости и сентиментальности.

От неё.

Голову ведёт, и все его крамольные мысли сейчас кажутся глупыми и смешными. Да он не сможет без неё, но кто сказал, что это нужно. Она рядом. Вот в его руках.

Птичка осела в его клетке, и не рвётся наружу. Она с ним.

— Назар, — шелестит её голос, когда песня заканчивается.

Она поднимает личико, и он в который раз всматривается в её тонкие черты, любуется неземными глазами.

— Ты ревнуешь?

Ревнуешь?

Это слово не передаёт всего того спектра бешенства, которое он испытывал.

— Да, — коротко отвечает он, — очень.

— Не стоит, — она гладит его впалые щеки, и он прикрывает глаза, целует её пальцы.

— Для меня есть только ты! — продолжает журчать её голосок.

И так приятно это слышать. Так необходимо ему это знать.

— Я… Я люблю, тебя Назар, — совсем тихое признание, и робкий взгляд, из под ресниц.

И он набирает полную грудь кислорода, словно заново учиться дышать с этой новой реальностью, где есть её признание. И воздух этот сладок, пропитан радугой и солнцем, персиками и пионами.

— Я тоже, Птичка, — хрипит он в ответ, — люблю тебя!

Она несмело улыбается, и так же несмело тянется к нему, целует его губы. И Назар оставляет все свои тяжёлые думы, страхи и опасения этой ночи, и подхватывает свою Птичку на руки, несёт в дом.

Там на светлых простынях, он медленно выцеловывает каждый сантиметр её ароматной кожи. Оглаживает все её изгибы. Не спешит, словно растянуть хочет этот волшебный момент, когда они стали близки, на новом уровне.

Вика гнётся под ним, упиваясь его лаской, и отдаёт взамен всё свою нежность и тепло. Отвечает, отзывается, со всей искренностью, и шепчет беспрестанно, что любит его, только его.

Он доходит с поцелуями до самых кончиков её пальцев ног, и медленно и тягуче возвращается назад, ловя всю её дрожь, впитывая все её стоны, собирая их губами с гладкой кожи, стирая шершавыми пальцами, слизывая горячим языком.

Вика дрожит, когда он наваливается на неё, уже и сам не в силах терпеть, распалившись не меньше её. И когда он входит одним толком Птичка всхлипывает и кончает, прямо сразу. Вибрирует под ним, сжимает, сокращаясь вокруг его плоти, и расслабляется.

— Ты ж моя торопыга, — смеётся Назар.

— Я… не… хотела… — оправдывается она.

Такая смешная. Растрепанная и плавная, красные щёчки и припухшие губки.

— Не хотела? — загибает Назар бровь.

— То есть хотела, — смущается она, — торопиться не хотела… Ах, — это Назар продолжил движение, не дослушав её.

Толкается в горячую и влажную плоть, и гнёт её под себя, так чтобы ещё острее и глубже. Ещё сильнее. Забывает обо всём, подминая под себя, и ловит в её глазах вновь зарождающееся удовольствие. Ловит её ручки и сжимает своей, заводит за голову, и жадно впивается в её дрожащие губы, потом спускается к плавным плечам и мягким грудям. Втягивает в рот кожу, снова оставляя на ней свои следы, и хмелеет от вкуса её неповторимого, от упругой плоти, по которой он скользит языком, и губами.

Она нереальная.

Она словно для него заточена.

Она его часть.

И сердце вторит плоти. Душа парит от счастья обладания этой женщиной.

Назар кончает, казалось только от этих мыслей восторженных, и чувствует себя абсолютно счастливым, когда устало привалившись к плавному стану Птички, чувствует её пальчики в волосах, и тихий голосок, что нашёптывает ему ласковые слова. И он спокойно засыпает, с чётким ощущением эйфории.

27. «Выход в свет»

Тонкое, шёлковое платье от Валентино, черное, лаконичного покроя, с длинной юбкой и нюдовыми большими цветами на юбке, и на одном из сетчатых рукавах.

Его купил мне Назар, за баснословные деньги, и как я не упиралась, не помогло.

Под предлогом прогуляться миллионер заманил меня в какой-то закрытый шоурум, и предложил выбрать платье, потому что — сюрприз! — мы с ним приглашены на шикарную вечеринку его партнёра.

И именно от этого творения именитого кутюрье моё сердце замерло.

А потом замерло ещё раз, когда я услышала его цену, но Назар был, не умолим, а я не могла себе позволить учинить скандал прямо в магазине, потому что нельзя перечить своему мужчине при посторонних, особенно когда, эти посторонние, подобострастно смотрят на него.

Ну, ещё бы он отдавал такие деньги!

А потом мы пошли в ювелирный и там тоже не особо поспоришь, когда тебе выбирают жемчужные серьги, и милый платиновый шарм, на браслет.

На это раз птичка была в клетке.

Потом ресторан, и тут я уже окончательно разомлела, потому что Назар повел разговор, о том, где бы нам отдохнуть, и когда я смогу окончательно к нему переехать.

И конечно не нашлось места для скандала, когда мы приехали домой, потому что, там было место только тому, чтобы сгорать от страсти, плавиться в его руках, и шептать бесконечно о своей любви.

В тот злополучный вечер, когда он просто замолчал, я нереально испугалась, просто физически почувствовала, как теряю его. Ведь он сдерживал эмоции. Не злился, не кричал. Молчал и думал. И я с ума сходила от одиночества в постели, но не смела, противиться его желанию побыть одному.

Я винила себя за малодушие, проклинала Толика, за его необдуманный поступок, и искренне недоумевала от такой реакции Назара.

Мне было стыдно, и в то же время я злилась на него, потому что он не мог мне высказать всё прямо. Он словно был растерян, сам от себя. Словно не ожидал такой глубины своих чувств. Так мне казалось.

Я промучилась час, в пустой постели, а он так и не пришел. Всё сидел в кабинете, и, судя по приглушенному голосу, действительно занимался делами.

И я заснула. Забылась тревожным сном, а когда снова открыла глаза, и поняла, что его нет, и везде темно, очень испугалась. Именно тогда ощутив тревожное чувства точки невозврата, и поняла, что если сейчас не найти его, не переломить ситуацию, эта стена только окрепнет, и пусть не сразу, она разделит нас.

Заглянула в темный кабинет, потом на кухню, снова вернулась в гостиную, уже не на шутку, подумывая, что он просто ушёл, когда увидела, мельканье оранжевого огонька сигареты на террасе.

Вышла, намереваясь учинить разборки, а он сидел такой отстраненный и одинокий сейчас. И в темноте ночи, только смазанные черты его лица видны, когда он в очередной раз затягивается, да только и этого хватает, чтобы понять, что скандал сейчас последнее дело.

И я потянулась к нему, а он не оттолкнул, принял, обнял, обдал своим теплом и ароматом, смешанным с сигаретным дымом, и я прижалась, замерла. Потому что только в его руках жила, только рядом с его сердцем оттаивала и совсем чётко осознала одну вещь.

Я люблю его.

И как я этого раньше не понимала. Как? Ведь это ясно как день.

И я призналась ему, пусть что хочет, с этим то и делает.

И он сделал. Сделал меня ещё счастливее, тем, что ответил взаимность, тем, что отпустил своих демонов, не стал выяснять нечего, тем, что доверился и стал ещё ближе.

Та ночь для меня словно какое-то знаковое событие. Словно черта после, которой всё настолько серьёзно, и основательно, словно клятвы мы какие-то друг другу дали, и повязаны теперь.

Назар и сам потом признался, что чувствует тоже, как раз в тот вечер, когда купил мне это дорогое платье, в ресторане, когда строил планы на совместное будущее.

И вот я стою в платье, от самого Валентино!

Само одно это осознание уже заставляет сердце порхать, а если учесть безупречный покрой, тонкость линий, и мягкость невесомой ткани, то это полный восторг.

К платью я добавила серьги, которые мне подарил в тот же день Назар, и наш браслет с новым шармом.

Волосы разделила на ровный пробор и вытянула утюжком, убрала за спину. Лёгкие макияж, совсем небольшой акцент на скулы, и губы. Подходящие туфли и я готова.

Фотографирую себя в полный рост, и отправляю Назару, который должен заехать за мной, как знак того что жду его.

Телефон тут же оживает.

— Птичка, ты великолепна! — начинает Назар, и его приглушенный низкий голос говорит, что он не один.

— Ты опаздываешь, — догадываюсь я.

— Немного, не могу уйти, пока не закончим переговоры, — говорит он всё так же приглушённо.

— Я подожду, — вздыхаю я.

— Давай встретимся там, — предлагает Назар, — дежурный смокинг у меня есть в офисе и чистые рубашки тоже. Я не буду заезжать домой, чтобы не тратить время, а тебя довезёт Олег.

— Я не уверенна, что мне будет там комфортно без тебя…

— Я не заставлю тебя долго ждать, а может, приеду и раньше, — перебивает Назар.

— Хорошо, — соглашаюсь я, тем не менее, ощущая недовольство, от сложившейся ситуации.

— Вика, не дуйся, — он чувствует это, слышит по голосу.

— Когда-нибудь, Назар ты будешь в полном моём распоряжении, и тогда только посмей пискнуть, — грожу я, рассматривая свою унылую физиономию.

— О, это будет занимательно, — смеётся Назар.

— Ещё как, — фыркаю я, и выхожу из гардеробной, — не буду перечислять всего того, что я намерена с тобой сделать, иначе ваши переговоры зайдут в тупик.

— Я люблю тебя Птичка, — нежно шепчет Назар, совсем не убоявшись моего мстительного тона.

— И я люблю тебя, — вздыхаю я, весь мой воинственный настрой сбил, — постарайся сильно не задерживаться!

— Хорошо, и он кладёт трубку, а через минуту звонит Олег, обещая быть на месте, через пять минут, и я собираюсь одна.

Но я зря переживаю, когда мы подъезжаем к огромному особняку, залитому огнями, Олег сообщает что Назар уже здесь и ждёт меня внутри.

Вхожу в распахнутые двустворчатые двери, и попадаю в сказку роскоши и богатства.

Везде ослепительное великолепие.

Мраморный пол под ногами, позолоченные балясины лестницы, широкой, убегающей полукругом наверх. Потолок в вестибюле, куда я сперва попадаю, из красивой фрески, и с него свисает хрустальная многогранная люстра. По стенам висят картины, и стоят шикарные вазоны, с пышными цветочными композициями.

Неужели это дом кого-то из людей, здесь определённо должны жить боги, так здесь красиво, просто ослепительно. Из широкого арочного проёма, слышны голоса и музыка. Тихий джаз очень тонко вписывается в обстановку всеобщей роскоши. И я ведомая густым тембром саксофона и бархатным низким хрипом контрабаса, иду в следующий зал.

Здесь ещё красивее и роскошнее, всё блестит и переливается, так, что глаза прикрываю. Замираю на пороге, не в силах сосредоточится, на чем-нибудь одном. В глаза сразу же бросается огромная пирамида из бокалов с шампанским, которое искрится, и золотиться сквозь хрусталь. И тот самый джазовый ансамбль, с яркой девушкой певицей, застывшей у микрофона, отсчитывая такт, тонкими пальчиками. На ней блестящее платье с высоким вырезом на бедре, и оттуда кокетливо виднеется ножка, обутая в алую туфельку. Длинные золотистые волосы перекинуты через одно плечо, открывая другое острое плечико. Вишнёвые губы растягиваются в полуулыбке, и она начинает петь знаменитую джазовую песню «Fever». Её чарующий низкий голос словно обволакивает весь этот роскошный зал, хоть и звучит он не громко.

Везде развешан стеклярус и гирлянды из цветов. Огромные арочные окна, украшены огнями, и сейчас уже горят, погружая зал в золотистое сияние, и добавляет бликов от сверкания и блеска стекла и хрусталя. Накрытые столы, уставленные разными яствами.

Везде насколько хватает глаз народ. Дамы сплошь в роскошных платьях, и я в своём Валентино, вполне вписываюсь в ансамбль знаменитых кутюрье, которые надеты на дамах.

Мужчины в строгих костюмах и смокингах.

Все статные, богатые, влиятельные. Они красивые и расслабленные, купаются в своей великолепии, и излишествах, принимая их за должное. Да что там они и не замечают это изобилие, принимая его за данность.

Это я замечаю всё это, потому что словно Золушка попадаю на бал в замок принца.

Кстати, а где мой принц?

Я прохожу медленно вперёд, обходя стайку дамочек, что обсуждают новую коллекцию Дольче и Габбана, потом передо мной медленно прохаживается официант, с подносом с шампанским. Он склоняет голову передо мной, и я благодарю его и беру высокий бокал, иду дальше, и пью, чтобы немного унять нервы.

В воздухе плывёт какой-то сладкий аромат, словно цветочный, но такой неуловимый, что не могу понять, что это.

Здесь тоже есть лестница, вдоль неё идёт небольшая галерея картин, и я решаюсь посмотреть их ближе.

Надо же Моне!

И я улыбаюсь, вспоминая маленького Тимофейку, и его каракули на рукаве пиджака Назара. Поднимаюсь выше, рассматривая картины, и оборачиваюсь, кинув взгляд на зал.

Всё меркнет. Свет, блеск, сияние. Гул голосов, становиться тише, не слышу песен, и инструментов.

Я вижу своего миллионера.

Он стоит у распахнутого окна. С ним рядом красивая брюнетка. Стройня, высокая. Назар ко мне спиной, она лицом. Красивым, с чётко выверенным макияжем. Элегантное платье бежевого цвета, не даёт простору фантазии. Оно так и кричит, смотрите какая у моей хозяйки фигура, не грамма жира. Она идеальна.

Они тут впрочем, все такие, идеальные.

Продолжаю разглядывать их.

Брюнетка откидывает длинные шелковые волосы, за спину, а Назар смотрит на часы, и оглядывает зал. Она что-то говорит и трогает его, а потом и вовсе проводит пальцами по небритой щеке. Он перехватывает её руку, и даже отстраняется, только её глаза всё равно блестят собственнически и жадно.

Нет, они не друзья. Слишком уверенный и собственнический жест для дружбы, слишком яркий огонь в глазах.

Назар что-то говорит и отходит, опять смотрит на часы и рассматривает толпу. Берёт с подноса проходящего мимо официанта бокал с коньяком, и направляется к бару, выуживает из кармана брюк телефон.

Он хорош.

Он всегда хорош.

Но вот сейчас, когда он не знает, что я за ним наблюдаю, он особенно красив. И конечно ему идёт темный смокинг. Его высокая фигура прекрасна в любой одежде, но смокинг и белая рубашка только подчёркивает его мужественность и смуглость его кожи, и тёмную щетину на лице. Этакий разгильдяй, на один вечер, решившийся стать примерным аристократом.

Он задумчиво потирает большим пальцем нижнюю губу, тыкает в телефон. Тут же оживает мой. Я достаю его из сумочки.

Я не истеричка, и не склона делать поспешных выводов, но скрывать, что меня покоробило, то, что я видела, я не собираюсь, и специально благодушно улыбаться, и делать вид, что всё нормально, я не хочу.

— Да, Назар, — выдыхаю я, всё ещё топчусь на лестнице.

— Где ты, Птичка? — низко шелестит его голос.

— Я уже здесь, минут как десять, здесь, — отвечаю.

Назар поворачивается, ищет меня глазами.

— А точнее, — он тут же улавливает тон моего голоса, не понимая ещё причины моего недовольства.

— На лестнице рядом с Моне, — уточняю я, и его взгляд тут же взметается, встречается с моим.

Мы смотрим друг на друга, через расстояние. Он пытливо проходиться по моему лицу, по моей застывшей позе, ищет причины плохого настроения. Отключается и идёт ко мне.

— Вика, в чём дело? — сразу переходит он к делу, как только оказывается рядом, и у меня проносится в голове картинка того, как это сейчас будет выглядеть.

Я буду дуть губы, а он будет меня уверять, что ничего страшного не произошло. Что я ошибаюсь, и делаю поспешные выводы.

И это отвратительно. Всё же он ещё ни разу не давал повода сомневаться в нем.

— Всё хорошо, никак не могла тебя найти, — говорю первое, что приходит в голову, и его лицо расслабляется, и губы трогает улыбка.

— Иди ко мне, больше не отпущу тебя, — и Назар притягивает меня к себе, и целует в губы. И я оттаиваю окончательно.

Он весь вечер не отпускает меня, всё время держит за руку, обнимает, знакомит со всеми своими друзьями, представляет своей девушкой. И я вспоминаю, как он говорил моему папе о серьезных намерениях, вот видимо демонстрирует именно их.

Все новые знакомцы благодушно мне улыбаются. Одна дама интересуется у меня, буду ли я в Милане этой осенью, на что я отвечаю ей, что не планирую, так как работаю. Она очень удивляется, правда не понятно чему, тому, что у меня есть работа, или тому, что Милан можно променять на неё.

Назар смеётся, когда я делюсь своими умозаключениями с ним, и говорит что Марго, так звали эту даму, уже давно не знает что такое работа, живя на дивиденды, которые ей приносят акции её покойного мужа.

Вечер течет плавно и тихо, как джазовая музыка, под которую мы танцуем, и на зависть всем целуемся, посреди зала.

— Назар, ты же понимаешь, что теперь тебе не отвертеться, все эти толстосумы в курсе наших отношений, — подначиваю его, когда он высвобождает меня из своих объятий.

— Толстосумы, — передразнивает он меня, и подводит к одному из столиков, на котором расставлены закуски.

— Ой, прости, твои соратники и друзья, — делаю я невинные глазки, когда он садиться рядом.

— Нарываешься на второе своё прозвище, — фыркает он.

— Какое же? — не понимаю я.

— Коза, — напоминает он, как назвал меня однажды, и подносит к моим губам маленькую закуску амюз буш.

Я послушно открываю рот, и жую пряно-сливочную микроскопическую тарталетку, делая большие глаза, от его слов.

Назар тоже закидывает пару штук в рот, и целует меня.

— Сама напросилась, — отвечает он, на мой взгляд, — и отверчиваться я не собираюсь, и скрывать тебя в принципе не собирался! С чего бы?

От одной крошечной закуски мало толку, и я тянусь ещё к одной.

— Ну как же! — нарочито удивляюсь. — Ты миллионер, я простолюдинка, мы должны скрывать наши отношения!

Он смеётся. Красиво так, музыкально, и громко.

— Тоже мне простолюдинка, — приподнимает он густые брови, — знающая английский в совершенстве, и разбирающаяся в современной литературе и джазе! Ты тут половине фору дашь, и не только в этом, Вика, — это он уже хрипло шепчет мне на ухо.

И я поддаюсь его игре, возможно третий бокал шампанского был лишним, но мне нравиться и, то, как его хриплый голос царапает мой слух, и, то, как горячая ладонь ложиться на мою коленку, сжимая её через тонкую ткань платья.

— Да и в чём же? — придвигаюсь я ближе.

Назар уже нежно покусывает мочку моего уха, и греет горячим дыханием щеку.

— Искренностью своей, и отзывчивостью, и честностью, — перечисляет он, а сам поспешно задирает под столом подол моего платья.

Это очень волнительно, ведь мы посреди зала забитого народом, и за нами наверняка наблюдают, но я не останавливаю его, и его шершавые пальцы нежно и волнительно поглаживают моё бедро. Я вздрагиваю, когда он слегка щипает меня за тонкую кожу, и невинно улыбается.

Его глаза искрятся весельем и затаённой тьмой. Там в их глубине я отчётливо вижу, что он не прочь зайти дальше, даже здесь посреди всего этого роскошного пира. Ему совершенно плевать. Он видит только меня. И это в очередной раз подкупает, и привязывает меня к нему. И я тону в этом черном взгляде.

Сжимаю в руках салфетку, комкаю её, и тихо выдыхаю.

— Назар, — и неосознанно шире расставляю ноги.

— Какая ты горячая, Птичка, — журчит его голос.

Он снова склоняется ко мне и со стороны может показаться, что мы обмениваемся любезностями, делимся секретами. Только я из последних сил сдерживаю стон, потому что он продолжает движение вверх.

— Назар, не надо, — шепчу я, зажмурившись, — не здесь.

И он притормаживает. Его пальцы делают обратное движение, и вскоре он совершенно пристойно, кладёт свою ладонь, на мою, что комкает салфетку.

— Трусишка, — подначивает меня Назар.

Я отстраняюсь от него, и осматриваюсь.

Вечер продолжался и даже если кто-то, что-то заметил, то не придал этому значение.

— Всем все равно, поверь мне, Птичка, — усмехается моим покрасневшим щекам Назар.

— И вообще я думаю, что мы уже можем улизнуть, потому, что мой голод только нарастает, я бы не прочь персиками отужинать.

— Ты очень распущенный миллионер! — сетую я.

— Ну что тут скажешь, — улыбается он, — есть такое, — он встаёт и привлекает меня за талию, ведёт на выход, — есть ещё много чего, чтобы я хотел с тобой попробовать.

— Я даже боюсь спрашивать, — внутри гуляет возбуждение и воображение подкидывает всякие пикантные картинки, и от этого становиться нестерпимо горячо.

— А ты не бойся, спроси, — провоцирует Назар.

Мы выходим в вестибюль.

— Я на минутку в дамскую комнату, — отстраняюсь от него, — без меня не начинай! — смеюсь, на его растерянный взгляд.

Я скрываюсь за дверью, и тут же понимаю что не одна здесь, и только хочу выйти, как слышу слова, которые останавливают меня.

— … что в ней такого, скажи мне, — требовал визгливый женский голос, — когда у него была Анька, я мирилась, знала что он трахает и меня и её, нравилось ему эти замашки садистские со связыванием, а я как-то не очень…

— Ну что ты Алла, тебе нет равных, ну ты же знаешь мужиков, они кобели!

— Линочка, я на всё готова, прямо так ему сказала, а он с этой… что мне жопу отпустить, или сиськи увеличит?

Я топталась как дура у закрытой двери туалета и слушала, и прекрасно знала о ком идёт речь.

— Он даже не порвал со мной… Просто забыл…Интересно она ему тоже сосёт так, что у него звезды в глазах летают, или может как Анька, любит все эти игры с подчинением, потому что, не понимаю, как он вообще обратил внимание на эту пухлую дуру! Я в спортзале пропадаю, а он из какого-то мухосранска привозит вот это.

— А мне она симпатичной показалась…

— Ты издеваешься Лина! — взвизгивает, как я уже теперь знаю, Алла.

— Нет, ты то несравненна, но Назар явно знает толк в красоте, — возражает подруга Аллы и дверь щёлкает, они выходят и натыкаются на меня.

Девушки замолкают, но потом Алла выходит вперёд.

— Вика, кажется? — спрашивает она.

Я настолько придавлена всей этой грязью, что даже не в силах кивнуть, да и не хочу я ей кивать.

— Я рада, что ты всё это услышала, — продолжает брюнетка, и просто слепит меня своей идеальностью и красотой.

Вот и вправду, как это Назар на меня позарился?

— Когда он с тобой наиграется, ко мне вернётся, а если ты думаешь, что что-то серьёзное у вас, так у него для этого более подходящая партия есть, и это не ты и не я.

И девушки выходят из туалета.

И я выхожу.

Бреду на выход, подавленная совершенно. На широком крыльце меня ловит Назар, и ещё не замечая моего настроения, обнимает за талию и ведет к автомобилю.

— Сейчас приедем домой, — говорит он, продолжая нашу игру, — я раздену тебя догола, и привяжу к кровати… — и на слове «привяжу» меня, переклинивает, я толкаю его, и он растерянно смотрит на меня.

— Птичка… — начинает он.

— Кто она Назар, та брюнетка, с которой ты разговаривал в начале вечера? — спрашиваю я, закусываю от досады губу, потому что вижу, как мрачнеет его лицо.

— Кто такая Анька, которая любит, чтобы её связывали. И что за подходящая партия у тебя есть?

Все эти вопросы сыплются из меня, вместе с дрожью, что пробирает тело. Я смотрю на него и никак не могу собраться, включить свою рациональность. Самообладание оставляет меня.

Я слишком доверилась ему. Проросла в него, и отдирать теперь только с мясом.

— Блядь, — только и матерится Назар.

Он подходит к машине и распахивает дверцу.

— Садись Вик, поговорим дома.

Большое желание убежать, пройти мимо, исчезнуть, но так не бывает.

Боль топит так, что тяжело дышать. И я словно не я, иду на негнущихся ногах, подхожу к машине и игнорирую его руку, комкаю длинный подол платья, сажусь на заднее сидение машины, и отползаю подальше, потому что Назар садиться рядом. Недаром у меня были ассоциации с Золушкой вначале веера. Вот стукнуло двенадцать, и я осталась с тыквой, вместо всего.

Машина трогается, выворачивает за кованые ворота. Я смотрю в окно, просто физически ощущая на себе взгляд Назара.

— Вик, — он касается меня.

Трогает за руку, и я сбрасываю её. Он снова берёт меня за руку, и я опять стряхиваю её, отодвигаюсь подальше.

— Вика, — уже глухо рычит Назар, и его пальцы впиваются в моё плечо. Я резко разворачиваюсь. Всё моё самообладание, которого и не было как такого, насмарку.

— Убери от меня руки! — цежу сквозь зубы, и удивляюсь, какой короткий путь от любви до ненависти.

— Что так? — видимо Назар думает об этом же, — ты же только что млела от моих прикосновений.

Его глаза горят опасным огнём. Крылья носа трепещут, желваки гуляют по скулам. Он сдирает с шеи галстук, и отшвыривает подальше.

Олег косится на нас, но молчит, следит за дорогой.

— Тогда я ещё не знала, какой ты лицемер! — бросаю ему.

— Лицемер? — переспрашивает он в своей манере. — И в чем же я лицемер, Птичка?

— Ты сам знаешь! — не хочу снова говорить вслух все эти грязные вещи.

— Нет уж скажи, — он хватает меня за основание шеи и грубо поворачивает к себе лицом.

— Да что ты себе позволяешь, Назар! — взвизгиваю я.

— Давай Птичка не томи, — не обращает никакого внимание на мои метания Назар. Смотрит жестко и требовательно.

— Не хочу, слышишь, говорить об этом. И с тобой не хочу! Как ты мог?

— Что? Иметь прошлое?

— Оно не прошлое, а вполне себе реальное настоящее. Девушка страдает. И их у тебя много. Так что утешь их всех, сделай милость. А меня оставь в покое.

— Ты дура, Птичка, — выдыхает Назар, — никто мне не нужен, кроме тебя! — он отпускает меня, и я снова отворачиваюсь.

— Успокоишься и мы поговорим, — говорит напоследок, и тоже замолкает.

28. «Только ты»

Блядь!

Другого слова Назар просто не находил.

Он настолько разнежился в своём мирке с Птичкой, что совершенно забыл обо всём, и обо всех. Строил планы на совместное будущее, прикидывал, когда сможет познакомить Вику с родителями, и просто напрочь забыл, про двух своих любовниц, одна из которых сегодня напомнила о себе.

А ведь была ещё одна проблема, и от неё как от Алки не отмахнёшься, но сейчас в первую очередь надо успокоить Птичку, и разобраться с теми тяжкими мыслями, что одолевали её головку.

Назар так и не понял, говорила ли она с Аллой, или просто что-то подслушала, но вопросы задавала правильные.

И ведь выяснили с ней всё вначале вечера, когда она напала на него с обвинениями, что он её совсем забросил. И да, он забросил их всех, потому что зачем они ему нужны, когда он нашел в одном человеке всё, что ему было нужно, всё сочетание, весь спектр чувств и ощущений.

Птичка для него стала целым миром, и поэтому грустить и вспоминать о бывших любовницах Назар даже и не думал. Об этом он сказал Алле, когда она его подловила, не успел он явиться в особняк Проскурина. И подозрение, что их двоих видела Вика, только подтвердились теперь.

Видела, но решила сдержаться, и вечер вроде удался. Она была великолепна, как впрочем, и всегда. Где бы она ни появлялась, она ослепляла, может конкретно только его, хотя судя по взглядам, которые бросали на неё другие мужчины, не только. Птичка умела очаровывать, особенно когда она сама светилась от счастья, так и тянуло встать под лучи её персонального солнца.

И как, блядь, он не уследил, ведь отслеживал весь вечер, чтобы Алка и близко не подходила к ним. Но не в туалет же, ему было с ней идти?

И сейчас Вика себя вела так не типично для неё.

Ноль рассудительности, ноль спокойствия. Просто ревнивая баба, и это злило, и сердило. Хотелось, чтобы она подчинилась его силе, по умолчанию, просто потому, что он мужчина, и это её сопротивление вообще сбивало все барьеры на хрен, чуть не размазал её по сидению.

За то, что проявляет такие приземлённые чувства, ведёт себя, как обиженный ребёнок.

Неужели не видит, как он влип в неё?

Как теряется каждый раз в её нереальных глазах, отмечая палитру оттенков, от светлой зелени до прозрачного серого.

Не замечает что ли, что сердце его скачет, стоит только ощутить аромат её сладкий.

Он даже присутствие её ощущает, не видя её.

И сейчас своей ревностью, она бесит его, потому что, допускает, пусть хотя бы в мыслях его измену. А значит, не доверяет.

Они, так молча, и доехали до дома. Потом поднялись на лифте. Вика демонстративно отвернулась от него, разглядывая тёмный город, за прозрачной стеной лифта. А он разглядывал её спинку, и поникшие плечики, и изящные кисти рук, и пальчики что сжимали юбку платья.

Он вспомнил как она, в ужасе узнав цену этого платья, умоляла не покупать его. Назара тогда позабавила её реакция. Впервые увидел у женщины не алчный блеск от обладания брендовой шмоткой, а ужас, и запретил ей вообще вести разговоры на эту тему, и сомневаться в его решениях, и видел, как упрямо блестят её глаза, но подчинилась, совладала с собой. И платье это носила так словно, всю жизнь одевалась от именитых дизайнеров.

А сейчас, что произошло?

Неужели её так выбили из колеи слова Аллы?

И что она вообще там наговорила?

Они, молча, заходят в квартиру, и Вика скрывается в гардеробной. Даже стук каблучков о паркет какой-то грустный.

Назар даёт ей немного времени. Стягивает смокинг, расстегивает рубашку. Идёт в ванную, умывается, пытается настроиться на серьёзный и неприятный разговор.

Возможно, сейчас самое время выложить вообще всё?

Он смотрит на себя в зеркало, оценивая, сможет ли он после этого вернуть её. Ведь если Вику так задело наличие бывших любовниц, что будет после этого?

Назар ещё раз плещет себе в лицо холодной водой, и принимает решение поговорить обо всём.

Но когда он тихо заходит в гардеробную, в которой скрылась Вика, все эти мысли вылетают у него из головы.

Она стоит к нему спиной. На ней только черный, кружевной боди, который почти и не скрывает ничего. Круглые ягодицы в обрамлении кружева, спинка только по контуру припорошена чёрными завитками ткани, светлые волосы ниже лопаток. На ногах всё ещё туфли, и они кажутся бесконечными. Она стоит и гладит тонко платье, раздумывает о чём-то.

Ну, понятно о чём. Вернее о ком.

Назар сглатывает от подступившего желание. Низ живота тяжелеет, когда он представляет, как стискивает это упругое тело, через тонкий шёлк ткани. Как впитывает её сладкий аромат, что плывёт в воздухе. И во рту снова её вкус. И он бьёт по нервам и действует как самый сильнейший афродизиак.

Наркотик.

И он на все готов ради очередной дозы.

Вика оборачивается, как раз в тот момент, когда он делает навстречу ей шаг. Ловит его алчный взгляд, и отступает.

— Назар, нет, — протестует она, когда он подступает ближе, и, не отрываясь, смотрит, на торчащие соски, которые выделяются из под черного кружева.

— Назар, — она тормозит его, когда он, подойдя вплотную, склоняется к ней ближе, и пытается ловить и останавливать его руки, оглаживающие её.

Назар с силой водит по её изгибам, не обращая внимание, на сопротивление. Сминает ткань, впиваясь в нежную кожу. Втягивает её аромат. У него ведёт голову так, что он почти и не слышит ничего, так понимает, что она не довольна, но он это исправит.

— Назар, не своди всё к сексу, — продолжает она противиться, и уворачивается от его касаний, и губ, и тем самым ещё сильнее разжигает в нем жажду.

И не секс это вовсе.

Это потребность на физическом уровне почувствовать, что она принадлежит ему, что она всё ещё с ним.

Это необходимость сейчас. Это важно. И поэтому он не остановиться, пока не почувствует её ответа.

Назар ловит её подбородок, и грубо проникает в рот, потому что, нет больше сил терпеть. Хочется ощутить её вкус, губами, языком.

Он смотрит пристально в её глаза, и видит, как там нарастает протест, бунт, против его действий.

Вика упирается в его грудь, пытается оттолкнуть.

Глупая! Она же его Птичка. Никуда ей не деется от него!

Он стискивает её крепче, прижимая за талию к разгорячённой коже, и продолжает таранить её рот.

Давай же сдайся! Ответь! Птичка моя!

Вика впивается в плечи ногтями, на краткий миг, в её глазах полыхает гнев, и они прикрываются, и её язычок, несмело скользит навстречу ему, обвивает, отвечает.

А ладошки уходят вверх, на его шею, потом зарываются в волосы, и тело её расслабляется, становиться податливым, и Назар выдыхает от блаженства.

Сдалась, ответила!

Он жадно спускается с поцелуями к её шее. Оттягивает вниз, тонкую бретель боди, и освобождает одну грудь, тут же накрывает горячей ладонью, и Вика стонет, запрокидывает голову.

Назар пропускает меж пальцами твёрдый сосок, сжимает мягкую плоть, и, склонившись, втягивает в рот ареолу. Всасывает, царапая зубами, и кружит языком, вокруг, наслаждаясь вкусом. Рычит от удовольствия, слыша стоны своей Птички, и чувствуя ответ её тела.

Он нетерпеливо тянет её на пол, прямо на серый ковёр, которым застелен пол гардеробной. Укладывает, и накрывает своим телом. Разводит ноги, продолжая жадно целовать её губы, потом спускается ниже, к тонкой нежной шее, прикусывает в изгибе кожу, и чувствует дрожь её тела, и ногти её сильнее вонзаются в его плечи.

Очередной стон срывается с губ Птички, и Назар снова их накрывает. Ему жалко их, он хочет владеть всем, и даже её стонами. Вика выгибается под ним, прикрыв глаза, и притягивает ближе. И он уже не медлит. Ему просто необходимо попасть в неё. Заполнить собой до краёв. И он поспешно расстегивает брюки, и даже не проверяя её готовность, тут же входит освобождённым из белья членом, отодвигая с пути полоску кружева.

Вика вскрикивает и сводит брови.

Неужели больно? Больно? Потерпи Птичка! Потому что остановиться сейчас, он не в силах. Он закидывает её ножки ещё выше, чтобы ещё глубже в неё, ещё слаще.

— Моя, моя Птичка, — шепчет он, в её губы, — только ты мне нужна, слышишь, никто больше… Вика… я люблю тебя…

— Назар, — она обнимает его за шею, — я тоже люблю… тебя… очень…люблю

И он срывается в такой бешеный ритм, словно опаздывает, и надо срочно поймать удовольствие. Он врезается в мягкую плоть, дурея, и шалея, не видя ничего вокруг, только ощущая, тугую плоть, и аромат сладкий, и её.

Везде она.

Везде.

Его прекрасная, мягкая, нежная Птичка. Сжимается вокруг него, и кричит. И он кричит вместе с ней, потому что, удовольствие топит.

Он почти захлёбывается от переполняющих его эмоций.

Кислорода не хватает, сердце дробит, и эйфория разрастается, достигая апогея.

Он кончает, и падает в тёплые руки своей Птички, растворяясь в очередной раз в ней, теряет себя.

29. «Подходящая кандидатура»

Земля стремительно удаляется.

Я смотрю в иллюминатор, и поглаживая свои губы. На них до сих пор горит прощальный поцелуй Назара. И слова о том, что он очень будет скучать, тихим шорохом шелестят у меня в ушах. Я тоже грущу, но эта грусть светлая, наполненная яркими воспоминаниями.

Особенно живы последние два дня, перед отъездом, когда он оставил все дела, и мы провели их, не отрываясь друг от друга.

После того вечера, после того бешеного секса, Назар клялся мне в преданности. Он говорил, что есть только я, что ему никто не нужен, просил прощение за то, что мне пришлось так узнать про Аллу, и был бесконечно нежен и ласков.

И словно в подтверждение своих слов мы не расставались не на минуту, эти два дня. Гуляли по городу, сидели в ресторанах, успели даже посетить Большой театр. А в последний вечер, танцевали почти до утра в одном баре, стилизованном под Кубу. Спали всего два часа, а потом долго занимались любовью, вплоть до сборов в аэропорт.

Родной город встретил погожим вечером. Приятным и тихим, особенно после суеты Москвы.

Первым делом я позвонила Назару, сообщить, что удачно долетела и приземлилась. Тон его был серьёзным, и стало понятно, что он снова весь в делах. Он отвечал коротко, и спокойно, и меня даже это покоробило, как он легко переключается, ведь всего каких-то пять часов назад, мы лежали рядом, не в силах разорвать объятия, а он уже снова, собран и серьёзен, и даже намёка нет на романтику между нами.

Возможно, я бы так и скисла, я была настолько разнежена его вниманием, и заботой, и всеми этими бесконечными словами любви, что даже такое спокойное проявление меня ранило, я расценивала его, как равнодушие. Но в конце разговора, Назар, признался, что не знает, как сегодня заснёт без меня, и что очень любит, и я растаяла, в очередной раз.

***

— Виктория Даниловна, вас хочет видеть гостья из двести пятого люкса, — вещает мне по телефону портье, пока я поднимаюсь из ресторана.

— Хорошо, Алексей, я надеюсь, там без претензий? — осведомляюсь я.

Дорабатываю последнюю неделю, и мне разгребать проблемы совсем не хочется.

Федор, когда узнал, что я увольняюсь, сильно расстроился, и без отработки не отпустил, и можно было бы надавить, на то, что я переезжаю в другой город, но он был добр ко мне, по сути, не смотря на все его сальные взгляды, границы не переходил.

Правда Назар, рвал и метал, узнав, что мне придется задержаться вместо нескольких дней на две недели, но поступить подло я не могла.

— Нет, нет, она хочет поговорить с вами по личному вопросу, — отвечает Алексей, и я иду к лифтам, на ходу отключаясь, и пока жду кабину, снова начинаю мысленно прикидывать, что осталось сделать до переезда.

Родители, как ни странно, очень обрадовались, видимо не только меня очаровал миллионер. Что он таковой, я так и не призналась им. Главное, что они уверенны, что он хороший человек, хотя видели его всего-то один раз, но оказалось достаточно.

По большому счёту, меня здесь держала только работа, уехать я могла когда угодно.

У меня всё было собрано, и я была собрана, вот только доработаю оставшихся четыре дня. Уже даже билеты куплены. И Назар обещал, прежде съездить куда-нибудь, отдохнуть, и поэтому я предвкушала, своё будущее, как дорогой десерт. Пока только удовлетворялась ароматом, но уже подбиралась и к тому, что скоро съем его до крошки.

Я постучала в дверь двести пятого, и мне тут же открыла дверь высокая брюнетка.

Её густые темные волосы, плотным и ровным каскадом лежали за плечами. Девушка была восточных кровей. Это выдавали и густые красивые брови, карие, слегка раскосые глаза, и треугольное лицо с выраженными скулами.

Из косметики на ней был бежевый блеск на пышных губах. И ей этого было достаточно. Она была сногсшибательна.

Возможно старше меня года на три.

И мне почему-то смутно показалась она знакомой. Возможно это медийное лицо?

На ней был просторная длинная туника, впрочем, несколько не скрывающая, что под тонкой светлой тканью, имеется великолепное стройное тело.

Осанка и грация завораживали.

Мы смотрели друг на друга, и изучали.

Она была чуть выше меня. Внимательно смотрела на меня, и я тоже, почему-то была не в силах отвести от неё взгляда.

— Вы Виктория? — подала она первой голос.

Он был низкий и бархатный, с едва уловимым акцентом.

— Добрый день, да я дженерал-менеджер, Виктория, портье передал, что вы желаете поговорить со мной, — кивнула я в ответ.

— Да, проходите, пожалуйста, — она отступила и я прошла.

В нос тут же ударила волна духов Шанель, исходивших от неё.

Я прошла вглубь, и обернулась.

— Пожалуйста, присаживайтесь Виктория, — проговорила хозяйка номера, и указала на диван, стоявший позади меня.

Я села, а она заняла место напротив, сев в кресло, и изящно перекинула ногу на ногу. Из под тонкой ткани туники, мелькнули бордовые ноготки и ухоженные пальчики.

— Меня зовут Гелла. Гелла Амикян, может, слышали, моей семье принадлежат сети отелей по всему миру, — она горилла это спокойно и без хвастовства, а я, конечно, знала корпорацию Амикян, и сети их отелей были самыми престижными во всём мире.

Если бы рядом был Назар, он бы закатил глаза и сказал, что конечно я знаю. Улыбка тронула мои губы.

— Очень приятно Гелла, — ответила на это я и вопросительно посмотрела на неё.

— И мне, Виктория, очень приятно, — она тоже мягко улыбнулась, — может, желаете чего-нибудь выпить? — она обернулась к бару, а я невольно залюбовалась блеском её волос.

— Спасибо, честно говоря, нет, — ответила я.

— Честно, это хорошо, — бросила Гелла, и снова с интересом посмотрела на меня.

— Вы красивы Виктория, — вдруг выдала она, и её наманикюренные пальчики, постучали по подлокотнику кресла.

— Благодарю, а если конкретнее, — усмехнулась я.

— Конкретнее, и честнее, да? — снова не особо понятно, сказала Гелла, и кивнула сама себе.

— Так уж вышло, что я знакома с владельцем этого отеля, Вершининым Фёдором, — начала она, — и он поделился со мной, что вы в ближайшем будущем собираетесь переехать в Москву, и покидаете пост дженерал-менеджера? — последняя фраза была вопросительной, словно она ждала моего подтверждения.

— Да это так, — согласно киваю я, не особо понимаю, куда она клонит.

— Федор, даёт вам самые лестные рекомендации, — продолжает Гелла, — и я бы хотела предложить вам работу.

— В Москве? — вырывается у меня.

Гелла снова улыбается, как мне кажется, слегка снисходительно.

— Сначала да, но возможно, в дальнейшем, это будет Лондон.

Я шумно выдыхаю, и растерянно кручу браслет, подаренный Назаром на руке.

— Позволите, — Гелла тянется к нему, и я протягиваю кисть, чтобы ей было удобно рассматривать украшения. Она проводит холёными пальчиками по шармам.

— Как интересно, — воркует она, рассматривая клетку, из платины, потом яркий камешек на грудке птички, — наверное, это символично для вас? — она поднимает на меня свои тёмные глаза, и в них мелькает холод, всего на долю секунды, и снова вежливая заинтересованность.

— Да, — отвечаю я, и медленно отвожу руку, — мой мужчина, подарил мне его, он мне очень дорог.

— Ну, так что, Виктория, нужна вам работа, в самой престижной сети отелей? — спрашивает она, чуть склонив голову на бок.

— Не скрою, это очень заманчиво, но прежде чем соглашаться, я бы хотела обдумать всё, а перед этим узнать все условия, да и преступать к работе я планировала не сразу…

— Что так? — снова холод, и я не понимаю своих чувств к этой женщине, она ведёт себя корректно и даже дружелюбно, но в то же время словно тайно презирает меня, и от того мне не по себе.

— Я… с моим мужчиной, — неловко поправилась я, — мы планировали немного отдохнуть, у него очень напряжённый график, и если он сможет вырваться, это нужно использовать, пока получается, поэтому, мне нужно всё обдумать.

— И то верно, — соглашается она, — давайте завтра поужинаем, и я изложу вам условия работы, и возможно даже отпущу в отпуск, если вы согласитесь, — Гелла встаёт, и я за ней.

— Хорошо, — киваю я.

— Тогда в семь в вашем ресторане, вы непротив? Фёдор нахваливал здешнего повара? — Гелла проходит первой, и открывает мне дверь.

— Договорились, и да шеф у нас талантливый, — улыбаюсь я, и жму протянутую руку, прощаюсь, выхожу, и ещё долго не могу отделаться от неприятного чувства и аромата Шанель.

А вечером следующего дня мы встречаемся с ней в ресторане, как и было договорено.

Она в модном коктейльном платье богатого бордового оттенка. Элегантная длина, только подчёркивающая длину её ног, в открытых туфлях Маноло Бланик. На тонкой кисти браслет с логотипом Шанель, она видимо поклонница знаменитой француженки. Опять минимум косметики. Свежая, здоровая кожа, губы чуть тронутые блеском. Волосы на этот раз собраны в высокий хвост. Гелла выглядит великолепно. Она садится за стол и приносит с собой аромат сандалового дерева, ванили и ветивера.

Классические Шанель номер пять. Вечерние, и дерзкие.

Я не возлагаю на эту встречу почти никаких надежд, хотя найти в Москве работу, ещё и получить должность в крупной сети отелей это было бы здорово. Каким бы богатым не был бы Назар, но жить на его содержании я не хочу. Я даже не говорила ему о встрече с Геллой, потому что, не придаю пока этому особого значения, да и разговоры наши далеки от деловых. Разлука даётся тяжело нам обоим, и, говоря вначале на отстранённые темы, мы все равно сходимся к тому, что очень жаждем друг друга увидеть.

Для этой встречи я тоже переоделась. На мне брючный серый костюм в тонкую полоску. Брюки прямые и широкие. Жакет тоже свободный. Под ним серо-жемчужный топ. Туфли на высоком каблуке. Темный клатч. Волосы собраны в низкую небрежную шишку. Макияж ограничила стрелками на глазах, и румянами. На губах прозрачный бальзам. Из аксессуаров, только любимый браслет.

Я встаю на встречу подходящей Гелле, и она снова цепко и заинтересованно меня оглядывает.

— Добрый вечер, — улыбается она, — очень стильно!

— Спасибо, вы тоже прекрасно выглядите.

Мы садимся, за наш столик. Делаем заказ.

Я ограничиваюсь салатом, не очень люблю, есть вечером, и потом всю ночь слушать переваривания своего желудка, поэтому чтобы не показаться ханжой, беру салат, из которого планирую съесть только зелень, и бокал белого сухого вина.

Гелла впрочем, тоже не особо чревоугодничает. Правда её выбор падает на куриную грудку, запеченную под сливочным соусом, и тоже бокал вина.

Мы осуждаем посторонние темы, в основном Гелла рассказывает о гастрономических предпочтениях жителей различных стран, где её посчастливилось побывать, потом разговор перетекает к количеству отелей в этих странах, принадлежащих её семье, ну и соответственно к самой причине ужина.

— Найти толково управленца тяжело, несмотря на многочисленные регалии и дипломы некоторых, им всё равно не хватает таланта, — сетует Гелла.

— Ну, это конечно спорно, — не согласилась я, — многого можно добиться и простым прилежанием и упорством.

— Возможно, — она делает глоток вина, — но не хочется размениваться на полумеры. Наша репутация, создавалась годами, и когда потом где-нибудь читаешь, о хамстве своих же подчиненных, это знаете ли, мягко говоря, коробит.

— Ну, от этого никто не застрахован, — я тоже делаю глоток вина, — и никакой диплом и наличие таланта не даст вам гарантию, что в той или иной ситуации человек поступит определённым образом.

— Опять же согласна, Виктория, но хочется иметь в своей команде профессионалов, — кивает Гелла, и её красивые губы трогает улыбка.

— И вы лично разыскиваете их по всем странам? — иронично улыбнулась я в ответ.

— Нет, конечно, — отмахнулась Гелла, — здесь я по делам, и так совпало, что один талантливый и красивый дженерал-менеджер, решил сменить работу, поэтому и пытаюсь ухватить вас быстрее.

— Вы так доверяете мнению Вершинина? — удивилась я.

Гелла совсем не выглядела легкомысленной. Я даже укорила себя мысленно, что не поискала о ней информацию в сети, чтобы быть хоть немного в курсе.

Всё свободное время я провела за разговорами с Назаром.

— У Фёдора есть определённый опыт, — ответила она на это, — ну конечно, я не полностью полагаюсь на него, мне хватает и своего мнения о вас.

— Мы с вами почти незнакомы, — скептически жму плечами, не пойму почему, но она совершенно не располагает меня к себе, и соглашаться на её предложение не спешу.

— Я полагаюсь на первое впечатление, которое редко бывает обманчивым. В отеле царит полный порядок, работа отлажена, вы не выглядите загнанной, и ваш работодатель не хочет, с вами растраться, это ли говорит о вас как о профессионале?

Мне льстит её высокая оценка.

— И это не лесть, — тут же произносит Гелла, поигрывая янтарной жидкостью в бокале, — когда вы меня поближе узнаете, то поймёте, что я очень прямолинейна и даже порой бываю, жестка, и сейчас я трезво оцениваю ваши заслуги.

— Спасибо, Гелла, — отвечаю я.

— Не за что Виктория, это так и есть, — она допивает вино, — поэтому я в вас заинтересована. У вас будет время на освоение, но в основном требования останутся прежними, а условия лучше, и конечно зарплата, в два раза больше.

— Ну а как же моё условие про отпуск? Неужели будете ждать? — последний мой аргумент, и если она согласиться, то я тоже.

Будет здорово не тратить время на поиски работы, а сразу преступить к своими обязанностям, по возвращению из отпуска.

— Да, тут конечно, есть небольшая загвоздка, но если вы выполните одно самое главное условие, так и быть, отпущу вас, — странное замечание.

Я вскидываю на неё глаза. Раньше ни о каком главном условии не было и речи.

— Да я знаю, что не до конца открыла все карты, — кивнула Гелла на мой вопросительный взгляд. — Но послушайте, что я вам предлагаю. Место управляющего отелем «Плац», в центре Москвы, возможность обучения, и стажировки в Италии и Англии, и это помимо прочих бонусов и привилегий, а уж о зарплате я молчу.

Да это было прекрасное предложение. Оно было великолепным, и поэтому оно меня настораживало.

Нет, я не сомневалась в себе как в профессионале, но откуда Гелла, может знать об этом, чтобы так щедро раздаривать такую хлебную должность. И не верю я в её интуицию.

— А что за главное условие? — спросила я, понимая, что здесь и кроется вся соль.

Гелла посмотрела на меня, снова холодно и оценивающе, словно сопоставляла смогу ли я справиться со следующей информацией.

— Понимаете Виктория, дело в том, что корпорация Амикян, детище моего отца, и он был долго одержим появлением сына, желая ему передать в наследство правление всеми этими миллиардами, но как водиться, у матери родилась я и всё, больше Бог не дал детей. И что делают с дочерью, чтобы укрепить тылы? — спрашивает она, поигрывая пустым бокалом, крутя его за ножку.

— Выдают замуж, — подсказала я.

— Правильно, но не за простого смертного, вы же понимаете, отдать миллиарды можно лишь тому кто уже доказал своим примером, что умеет обращаться с деньгами.

Тревога затопила меня моментально. Предчувствие конца, необратимости, холодили руки.

Я смотрела на Геллу, и вдруг отчётливо вспомнила, где я её видела.

— С Назаром Долоховым меня помолвили в шестнадцать лет, и наш союз дело времени, — говорит тем временем Гелла, а я вижу перед собой, то фото, с отдыха, где она совсем ещё молодая стоит перед ним.

— Я закрывала глаза на его любовниц, он всё же горячий и темпераментный мужчина, но вы неожиданно получили новый статус, и это неприемлемо. В определённых кругах, знают о нашем союзе, и о том, что наша свадьба должна состояться через полгода. Да это скорее договорный брак, но я не позволю ему иметь любовниц, и сама собираюсь быть ему верна, поэтому ваше наличие нужно устранить.

Говорит, говорит, а я словно в ступоре. Словно стою рядом и смотрю на своё побледневшее лицо, на пальцы, что с силой сжались в кулаки, и нет у меня ни мыслей, ни сил возразить ей. Сижу словно пустая оболочка, и продолжаю смотреть на неё, и слушать низкий бархатный голос, женщины, которая только что низвергла меня в пропасть.

— Я понимаю, Виктория, вы девушка честолюбивая, и я понимаю Назара, вы умны, хороши собой, и вам наверняка льсти его внимание, и статус ваш совсем другой рядом с ним, но это должно прекратиться, и желательно без огласки, поэтому я хочу, чтобы вы приняли моё предложение, и спокойно устранились.

Что, замолчала?

Нужно отвечать?

А что сказать?

Про то, как его безумно полюбила?

Про ту невыносимую боль, что принесли мне её слова.

Про что говорить-то?

— Виктория, я понимаю, для вас это неожиданно, но должна вас предупредить, вам лучше со мной не связываться, я растопчу вас, если вздумаете ввязаться со мной в войну.

— В войну? — вяло удивляюсь я. — Зачем?

Она озадаченно оглядывает меня.

— Ваша реакция немного меня озадачивает, должна признаться, — холод в её глазах меняется, там вспыхивает сожаление, — вы действительно его любите?

Нет, только не это. Жалость от неё!

Я смаргиваю и призываю все силы.

— Нет, вы правы, я хотела его на себе женить, и получить, как вы выразились высокий статус, всегда к этому стремилась, — выдаю я, — но вижу что вы мне не по зубам, поэтому я устраняюсь.

Я встаю, но ноги не слушаются, и кислород какой-то горький. Она что-то говорит.

Что тебе ещё-то надо?

— … может всё-таки согласитесь на должность, — сосредотачиваюсь я на её словах, вижу, как она тянет ко мне визитку, — позвоните в течение недели если согласны. Москва перспективный город.

— Да, конечно, вполне вероятно я так и сделаю, — я беру её визитку, отхожу, но потом вспоминаю, не расплатилась за ужин, огромным усилием воли возвращаюсь, обратно, кладу купюру на стол.

— Всего доброго, госпожа Амикян, — звучит жалко, но что сказано, то сказано.

Гелла одаривает меня натянутой улыбкой, и что-то строчит в телефоне.

Я иду, словно в параллельном мире, не видя и не слыша никого, просто вперёд рвусь, словно там мне станет лучше, словно там сердце отомрёт от сковавшей его боли.

Меня кто-то зовёт, я оборачиваюсь.

Фёдор.

— Виктория, что с вами? — он обеспокоенно заглядывает в мои глаза, а потом переводит взгляд выше, сзади грациозно вышагивает Гелла, и в его глазах вспыхивает понимание ситуации.

— Мне пора Фёдор Михайлович, — ещё и его жалости я не вынесу, и обхожу его, быстро мчусь на улицу.

Дышу, дышу, пульс стучит в висках.

Иду, куда не знаю, просто несусь, потому что, если замру, то мысли меня догонять, и я растекусь, прямо посреди улицы, сяду на асфальт и буду рыдать.

— Вика, стой, — я оборачиваюсь.

Опять Фёдор.

Он спешит подойти. Я смотрю вопросительно.

— Давай подвезу до дома, пешком далеко, — и он, не дожидаясь ответа, тянет меня за локоть, к своей машине, возвращая к отелю.

Сопротивляться, сил нет.

Усаживает в свой Мерседес, потом падает рядом и заводит мотор.

Я отстранённо смотрю на вечерний город, и стараюсь не думать, не анализировать.

Только не здесь, только не сейчас.

— Вик, мне очень жаль, — вдруг говорит он.

— Мне тоже, — апатично смотрю на проплывающие за окном улицы.

— Я не мог сказать, Назар мой друг, — продолжал он оправдываться.

— Хорошо, — снова безэмоционально произношу я, даже не делая попытки посмотреть на него.

— Вик, пойми, здесь всё решают большие деньги, Назар вряд ли, пойдёт на нарушение договора с Амикян.

— Я понимаю, — снова отвечаю я.

Федор замолкает, но обеспокоенные взгляды, бросать не перестает.

— Вик давай через недельку позвони мне, решим что-нибудь насчет работы, пока оформим отпуск, — говорит он, когда мы подъезжаем к моему дому.

— Спасибо. До свидания, Фёдор Михайлович, — я неуклюже выхожу из машины, потому что мышцы вновь словно атрофировались, бреду к подъезду.

В комнате стоит два собранных чемодана. Я не раздеваюсь, падаю на кровать, сворачиваюсь клубочком, и приказываю себе не думать о нём больше никогда.

Приказываю вырвать его из своего сердца, пусть даже с мясом, пусть даже с самим сердцем.

Разжать прутья клетки и стать свободной.

Пусть даже эта свобода с горьким привкусом.

Пусть даже она отравляет собой.

Лучше так, чем жалеть себя, и бесконечно вести мысленные разговоры с ним.

Из транса меня выводит трель телефона.

Назар.

Не могу заставить услышать его низкий глубокий голос. Не могу вынудить себя представлять, как его красивые губы скривиться в сожалеющей улыбке. Не могу принудить себя, вообразить, как его карие глаза заволакивает холод, и он говорит мне слова сожаления и прощания. Не перенесу, разрыдаюсь в трубку, и не прощу себе этого.

Он звонит и звонит. Вызов сменяется вызовом. А я раздеваюсь и ухожу в душ, чтобы согреть заледенелые руки, отогреть холодное тело, и может хоть немного застывшее от стужи сердце.

Когда я выхожу из душа на экране телефона двадцать пропущенных.

В двери поворачивается ключ, и в прихожую входят родители. Снова с дачи вернулись.

— Викуша, мне Назар звонил, мы с папой переполошились, думали, с тобой что произошло, он срочно просил тебя перезвонить, — с порога начинает мама, и спотыкается о мой стеклянный взгляд.

— Нет меня, — говорю, и ухожу в комнату, беру телефон, и заношу контакт Назара, в черный список. Удаляю все наши фотографии, на которые мне даже смотреть больно.

Всё.

— Викуша, что произошло. Назар был очень обеспокоен…

Я делаю над собой усилие, понимаю, что нужно объяснится с родительницей, набираю в лёгкие воздух.

— У Назара есть невеста, наследница многомиллионного состояния, поэтому больше Назара в моей жизни нет.

Вот так озвучила факт, и сердце дёрнулось, по крови побежал огонь, словно отрава, и спазм скрутил лёгкие.

Дальше не слышу, что говорит мама, падаю ничком на кровать, и сжимаюсь, чтобы унять эту боль, что разливается по всем моим членам.

У него есть невеста.

Есть невеста.

Опять комната моя, и снова эти ночные звуки. Я и сама не заметила, как уснула. Просто провалилась в темноту. Видимо мозг отключился, пытаясь защитить меня от истерики.

Снова храп папы и тиканье часов. Я снова разбитая на части. Разломанная, и брошенная истекать кровью.

Поднимаюсь и стягиваю с головы полотенце, которое так и осталось на мне после душа, и скидываю сбившеёся махровый халат. Переодеваюсь и, прихватив телефон, иду на кухню. Делаю кофе, и захожу в свои соц. сети. Везде, послания от Назара, с просьбой связаться с ним. Я удаляю все страницы, без жалости, и грусти.

Потом нахожу в интернете первое попавшееся турагентство, кручу пальце ленту, выбираю наугад, остров Корфу, и бронирую тур на две недели. Вылет завтра, и поэтому менеджер связывается со мной прямо, посреди ночи, хотя уже четыре утра. Всё оплачиваю онлайн, мне также пересылают билеты. Паспорт готов, деньги есть. Чемоданы собраны. Предупреждаю родителей, и уже в семь утра, мой самолёт взлетает в небо.

В основном брожу по пляжу, езжу на экскурсии, лежу на лежаке, и постоянно давлю в себе мысли о Назаре.

Народ вокруг расслаблен, беззаботен, со мной даже пытаются пару раз завязать знакомство, но мне так плохо, что я даже не в силах говорить, просто отворачиваюсь и ухожу.

Периодически звонит мама, просто узнать как дела, получает один и тот же ответ и отстаёт.

Вот и сегодня её звонок застигает меня на обеде в ресторане.

— Да мама, — отвечаю я, — со вчерашнего дня ничего не изменилось, всё нормально.

— Птичка, — шелестит в трубке низкий голос, и сердце пропускает удар.

Я молчу, не в силах не вымолвит ни слова, не оторвать от уха трубку, потому что хочу ещё услышать его низкий хрипящий голос.

Хочу.

— Не бросай трубку, Вика, — просит Назар, — я кое-как вымолил у твоей мамы возможность позвонить тебе. Они с отцом молчат как партизаны, не говорят где ты.

— Что тебе нужно? — слова даются с таким трудом, словно я только что освоила их, и ещё не до конца могу говорить.

— Вика, ну почему ты сбежала? Я всё объясню тебе!

— Не стоит, Назар, я всё поняла с первого раза.

— Да что ты поняла, — злится он, — ничего ты не поняла! Вика, ты решила всё по умолчанию, за себя, за меня!

— Хорошо, — сглатываю я ком в горле, — Гелла Амикян, не твоя невеста?

— Не всё так просто…

— Ответь!

— Да, это давний договор…Вика

— Не надо больше ничего говорить. Ты сделал выбор уже давно. Оставь меня в покое, Назар, я больше не хочу тебя знать.

— Это твоё последнее слово? — голос его леденеет, совсем такой, когда мы только познакомились.

— Да.

— Прощай, Птичка, — и он отключается.

И тут меня накрывает истерика. Я плачу так сильно, что весь ресторан переполошен. Кто машет на меня полотенцем, кто толкает воду, кто вызывает скорую. Я не могу остановиться, захлёбываюсь рыданиями, которые, наконец, прорвались, и затопили меня.

Прихожу в себя только в греческой больнице, куда меня увезла вызванная скорая, в сопровождении гидов. Там мне ставят успокоительный укол, и держат до вечера.

30. «Никто»

Странно, но ему казалось, что без неё он сдохнет.

Он чётко это осознавал, уже давно погрязнув в ней.

Потонув.

Растворившись.

Приняв всё, то, что сулит ему будущее вместе с ней, и совсем не видя его без Птички.

И самое странное, что он не сдох.

Продолжал жить, функционировать, и даже эффективно работать.

И это было странно, потому что Назар опасался, что без Вики не выживет.

Но каждое утро, исправно, уже на протяжении трёх месяцев, с момента, как они расстались, он просыпался, открывал глаза, и был жив.

Он спрашивал сам себя.

Что с ним не так?

Ведь он так горел рядом с ней. Он впервые осознал для себя тот факт, что нашёлся человека, с которым он готов провести остаток жизни. Он хотел этого. Он думал о совместном будущем. О детях. Он любил её, как никого больше.

Так почему же он не сдох без неё.

Почему продолжает жить, как будто ничего не произошло?

Не чувствует боли.

Одиночества.

Тоски.

Он до сих пор помнит, тот день, когда всё сломалось, разрушилось.

Ему позвонил Фёдор. Сбивчиво объяснил, что Вика, всё знает про Геллу, причем из уст самой Геллы.

Назар тогда почувствовал только лёгкую досаду. И то, потому что сам не рассказал обо всём этом Вике. Но был уверен, что она поймёт его. Его рассудительная Птичка, выслушает его обязательно.

Но…

Уже когда он не смог до неё дозвониться, он понял что рассудительности в его Вике не осталось.

А он никак не мог сорваться тогда к ней, хотя если бы сразу поехал, то успел бы поймать свою Птичку, а так…

Выпорхнула зарянка из клетки на волю.

И всё же до последнего Назар лелеял надежду, что Вика остынет, и они поговорят, как взрослые люди.

Но разговора так и не вышло.

Не понимала она его, и понимать не хотела, и знать его больше не хотела.

Да, возможно стоило бы настоять, но Назара тогда так резанула её холодность. Безразличие.

Неужели он не заслужил быть хотя бы выслушанным?

И он отпустил свою Птичку. Пусть летит.

***

Сегодня он спешил в аэропорт, встретить родителей.

Сергей исправно и аккуратно провез его свободными дорогами, по припорошенной снегом Москве, так что он успел немного поработать, не отвлекаясь на время.

Только возле самого аэровокзала образовалась небольшая пробка, но это была всего лишь минутная заминка, поэтому, когда родители в обнимку вынырнули из зала прибытия, он стоял в первых рядах, встречая их.

Отец первым заметил его, и повёл в его сторону маму.

— Назар, милый, — мама растянула губы в улыбке, и обняла его за шею.

— Как же я соскучилась, — забормотала она в изгиб его шеи, а Назар, на мгновение позволил быть себе не взрослым мужчиной, а маленьким мальчиком, окунулся в родной аромат, и крепко сжал мать в объятиях.

— Я тоже, мам, — улыбнулся он, когда она отстранилась.

Она словно и не менялась. Ну, может морщинок стало больше. А так, всё такая же миниатюрная, стройная, и всё равно молодая.

Они с отцом рано поженились, и детьми тоже рано обзавелись, поэтому в свои тридцать четыре, Назар имел довольно таки, молодых родителей. Маме недавно исполнилось пятьдесят два, а отец на три года старше неё.

Отец оставался крепким, высоким, статным. Лет двадцать назад он бросил курить, и выпивал теперь очень редко. Мама подсадила его, на своё правильное питание, и выглядели они оба великолепно.

— Назар, — отец протянул ему руку для рукопожатия, но, потом, не совладав с чувствами, притянул и крепко обнял.

Всё же они очень давно не виделись. Год прошёл.

Они все дружно загрузились в автомобиль, тепло, поприветствовав Сергея. Сидели, обсуждая последние новости, обрадованные тем, что снова вместе.

Назар, сидел на переднем, рядом с Сергеем, но почти всё время в пол оборота.

— Мне звонил Георг Амикян, — вдруг сказал папа, когда мама закончила восхищаться современной архитектурой Москвы.

Назар устало вздохнул.

Семья Амикян, не те люди, от которых можно легко отмахнуться, особенно, когда есть многолетнее сотрудничество, и договорённости. Но, тем не менее, Гелла, больше не его невеста.

Далось это решение Назару, легко, исполнение его, тяжелее. Гелла, мягко говоря, была обескуражена. Георг Амикян, её отец, и глава корпорации «Амикян», вообще взбешен, осыпал Назара, сперва угрозами, потом оскорблениями.

Вот сейчас решил видимо действовать через родителей.

— Будешь делать внушение? — спросил Назар, разглядывая зимнюю хмарь, за окном машины.

— Георг, конечно, очень горяч, — подала голос, мама, видимо присутствовала при телефоном разговоре.

— Внушение, — усмехнулся отец. — Я думаю, что это мера воспитания не эффективная, тем более в твоём возрасте, Назар.

Отец вздохнул и отвернулся.

Мама обеспокоенно стрельнула глазками сперва на сына, потом на мужа.

— Дим… — попыталась она сгладить ситуацию.

— Не пойму я, Вер, — повернулся он, и Назар поймал в зеркале его взгляд.

Прямой, хлёсткий. Так как, и он сам умел смотреть. Жёстко и бескомпромиссно.

— Не пойму, чего он с Амикянами рассорился. И ведь не объясняет. Моё дело говорит.

— Но Дим, это действительно его дело, — пожурила его мама, и погладила по плечу.

— Пап, ну что ты хочешь от меня услышать, — Назар тоже недовольно скривился.

Как пацан, ей богу! Оправдывается!

— Да, хоть что-нибудь Назар, кроме того что ты так решил, — проворчал отец.

— Да, отец, я так решил, — Назар развернулся, и сел прямо.

Досадуя на упрямый характер отца, на эту ситуацию, которая затронула и его родителей, и его бизнес.

Но поступить по-другому он не мог.

Гелла, конечно, достойная партия во всех отношениях, но в последнее время у него резко сменились вкусы. И лучше он будет один, чем с той, к которой не чувствует и половины того, что чувствовал к Вике.

Надо же, не вспоминал о ней давно, старясь дозировать и контролировать свои мысли, а тут непроизвольно вползла.

Перед его мысленным взором, тут же появился её образ. Светлые глаза, вздёрнутый носик, светлые волосы, пухлые губы.

И откуда-то из глубин, зажужжала тихая боль.

Ну вот! Он не совсем бесчувственный чурбан значит!

— Мальчики мои, давайте опустим эту тему, — примирительно проговорила мама. — Не хочу, чтобы вы ругались, тем более в годовщину смерти Дани.

Этот аргумент подействовал на обоих мужчин, и они притушили свои взгляды, потупились оба, и Назар примирительно улыбнулся отцу.

— Прости пап… мам.

— Да ладно уж, — махнул отец, но было видно, что тоже оттаял.

Назар, смотрел на пролетающий мимо город, и теперь думал о брате, вернее вспоминал.

Данька пошёл полностью в маму. Весь светлый, тонкий, лёгкий. Стихи сочинял, песни пел. Талантливый и одарённый. И поэтому когда внезапно ушёл, утонул в шестнадцать, это стало таким ударом для них всех, что Назар, долго не мог принять смерть брата. Просто отказывался верить, предпочитая думать, что тот уехал, далеко и надолго.

Они были с Даней погодки. Он младше, Назар старше. Был вечной крышей в любой компании. Все знали что, у Долохова младшего, есть Долохов старший.

А в тот день, Назар задержался на тренировке, а Данька сбежал с друзьями на озеро местное. Они тогда жили в закрытом военном городке. И эти обалдуи решили на коньках покататься, по только что вставшему льду.

Никто толком и объяснить не смог, из его компании, что с ним произошло. Просто раз, и ушёл под лёд. И никто из присутствующих там, ничего не смог сделать.

Да и так ли это важно, если брата в тот день у Назара не стало.

Семнадцать лет прошло, и боль, конечно, притупилась, и осознание, что брата он больше никогда не увидит, пришло. Но стоило только копнуть. Подумать на эту тему. Чувство несправедливости, недосказанности, упущенного времени, всё это наваливалось, вместе с апатией.

Мама тогда слегла надолго. Отец был похож на тень. Как они справились, пережили, и даже нашли силы жить, Назар не знал. Он и сам, то время вспоминает как какое-то затмение. Помог не сойти с ума спорт, потом они переехали в Москву. Смена обстановки, пошла им всем на пользу.

Родителям помогла вера. Они стали чаще посещать церковь, находя в беседах с батюшкой утешение. Они все продолжили жить. И теперь, вот раз в год встречались, чтобы помянуть, вечно молодого Даньку.

На эти дни Назар отменял все дела, а вернее старался не назначать ничего серьёзного. Они с родителями, ездили в церковь, на панихиду, потом на кладбище, в тот городок, который казалось, застыл во времени. Ничего там не менялось, и порой казалось, сейчас из-за знакомого поворота вывернет Даня, и рассмеётся, увидев всех них.

От размышлений, Назара отвлёк, резкий сигнал, и их машина дёрнулась, тормозя.

Сергей, несдержанно выругался, правда, в полголоса, памятуя, что в машине дама.

— Ну что же ты творишь, ведь красный же!

Крикнул он девушке перебегающей дорогу.

Она обернулась.

— Простите, спешу… — крикнула она, и резко спешить перестала.

Медленно остановилась пред машиной.

Птичка.

Назар не верил своим глазам. Но это была она.

Даже в шапке, и объемном пуховике, он сразу узнал её. И даже Сергей растерянно замолчал, тоже видимо вспомнив Вику.

Красивая, свежая. Румянец играет на щеках, и эти глаза её и губы.

Он под удивленными взглядами родителей, словно под гипнозом выходит из машины.

— Привет, Вик, — говорит, и сам слышит, как хрипит его голос.

— Привет, Назар, — лёгкая, несмелая улыбка, трогает её пухлые губы, и именно сейчас у Назара внутри прорывает плотину.

Его топит осознанием потери, и той боли, что она приносит. Эта лёгкая улыбка, которой она, возможно, теперь улыбается другому, не ему, вскрывает в нём все те чувства, на которые он думал, что не способен.

Печаль.

Тоска.

Ревность.

Злость.

Грусть.

Обида.

Его кроет так, как раньше крыло от любви к ней.

И его корёжит от того, что она живёт дальше. Вся вот такая красивая, молодая, цветущая. Без него.

Неужели всё между ними было настолько несерьёзно, что порознь, они могут жить. Могут быть счастливыми?

Вика смотрит на него с каким-то ожиданием. И он отмечает, что лицо её всё же немного осунулось. Щёчки сдулись. И тогда он окидывает взглядом всё её фигуру, которая скрыта слоями одежды. И ему кажется, что она похудела всё же. И это замечание, проносит ему эгоистичное удовлетворение.

Но в следующее мгновение их немой диалог, прерывают сигналы машин, стоящих на светофоре. Горит красный для пешеходов, и зелёный для машин.

— Пока, — первой отмирает Вика, и стремительно перебегает дорогу, теряется в потоке людей. Назар так и провожает её взглядом, игнорируя, рассерженные сигналы авто, позади их машины.

— Назар, — мама выглядывает со своего места, — что случилось? Кто эта девушка?

— Никто, — вздыхает Назар, и садится, наконец, в машину, — уже никто.

31. «Дежавю»

— Вик, как думаешь, стоит развить всё это, или остановим на начальном этапе? — спрашивает Толик, листая отчёт за прошедший месяц.

— Можно и оставить пока, — рассеянно проговорила я, рассматривая за окном, праздничную иллюминацию, слушая его вполуха.

— Вик, ну где ты витаешь? — всплеснул руками Толик. — С нас с тобой, Ромка три шкуры спустит, если эта затея не выгорит. Так уже и слышу, как он талдычит: «Я же говорил, на хрена нам это караоке!»

Я выныриваю из своих мыслей.

— Не понимаю, чем ты не доволен, и чего боишься? — я отвернулась от окна. — Перед тобой же отчёт, и ты видишь цифры…

— Они не такие высокие, как ты обещала, — ввернул Толик.

— Но и не такие низкие, которых ты боялся, — не осталась я в долгу. — И вообще, судить о предприятии, всего через месяц его существовании, это нецелесообразно. Караоке-зал, пользуется популярностью, и привлекает ту часть клиентов, которые раньше к нам не приходили. Нужно поднажать на рекламу, напрячь ssm-щиков, вот и всё. А с Ромой я могу сама поговорить, если ты так боишься его ворчания.

— Да не боюсь я его ворчания. Он просто мне всю плешь проел. Вообще не знал, что он такой дотошный, пока бизнес не стал с ним вести, — Толик ожидаемо выдохнул. — Вспомни, какой он был, когда учились. За любой кипишь! А сейчас?

— Он просто серьёзно относиться к делу, — согласилась я.

— А я значит, не очень, — насупился Толик.

— И ты очень, — успокоила его я, — иначе бы не переживал сейчас по поводу караоке-зала.

Толик тут же просеял.

Всё же мужчины тщеславны, и похвалу любят.

— Правильно мы директора выбрали, — тут же решил он ответить мне взаимностью, — за те два с половиной месяца, что ты на должности, Вик, доход ощутимо растёт.

— Спасибо, — я улыбнулась Толе, — приятно конечно, но Толь, я просто делаю свою работу.

— Просто, да не просто, Вик, — Толик встал из-за стола, и походкой хищника пошёл ко мне.

О! Нет! Опять включил режим обольщения.

И ведь обозначила все границы, когда согласилась работать с ребятами, но Толик никак попыток своих не оставит.

— Толь, заканчивай, мы же договорились! — глянул на него как можно укоризненнее.

— Вик, ну что ты такая неприступная? — и не думал он успокаиваться. — Я ведь с института тебя люблю, и всё шанса никак не было. То ты с одним, то с другим. Но ведь сейчас свободна, же! Почему бы не попробовать? Что, я так тебе противен?

Я обречённо вздохнула, и посмотрела на Толика.

Нет, он не был мне противен. Он был довольно симпатичным молодым мужчиной. С хорошей спортивной фигурой. Высокий голубоглазый блондин. Не красавчик, но с приятными чертами лица.

Да нормальный он был.

Дело то не в этом. Не во внешности же дело.

Тебя либо тянет к человеку, либо нет.

— Толь, ты мне не противен, но больше чем друг и начальник, ты мне не станешь, — отрезала, не желая размениваться на благозвучные эпитеты.

— Заноза, ты Светлячок, — грустно улыбнулся Толик, вспомнив моё прозвище, — хоть бы шанс дала.

Он протянул руку, видимо желая убрать локон с моей щеки, но я отстранилась.

— Даю. Шанс остаться друзьями.

Его рука зависла на уровне моего лица, а потом безвольно упала.

— Как скажешь, Вик, — проговорил Толя.

Я видела, что мои слова уязвили его, но беречь чувства взрослого мужчины мне не улыбалось. Пусть сам с этим разбирается, не маленький.

— Если мы закончили, то мне пора. У нас сегодня новая группа играет, надо всё проверить. Я пойду?

— Иди.

— Если что, на связи, — я показала на телефон в своей руке, и вышла.

Наш офис располагался рядом с клубом, и соединился, стеклянным переходом на уровне второго этажа.

Я шла по тёмному переходу, рассматривая мелькающий огнями город, и в очередной раз воскрешала в памяти, встречу, двухдневной давности.

Назар.

Он так смотрел.

Так…

Как?

Он словно и рад был видеть меня. И, конечно же, не ожидал этой встречи.

Оглядывал так, словно не веря до конца, что я, это я. И так много было намешано в его взгляде.

Его карие глаза мне в самую душу заглянули. Мне вдруг показалось, что всё ещё живо между нами.

А может я всё это себе придумала, потому что ещё иррационально на что-то надеялась.

Ещё когда я порвала с Ильёй, я всё думала, почему человек становиться так зависим от другого человека.

Почему, ему становиться так важно, быть любимым именно этим определённым человеком. Искать одобрения, симпатии, любви.

Почему?

Ведь я самодостаточный человек. Не являюсь ни чьим придатком, чтобы страдать от отсутствия благосклонности с другой стороны.

Тогда почему так происходит, что расставание с определёнными людьми, нас заставляет страдать.

С Ильёй у нас не сложилось, потому что его устраивало, что я являюсь его любовницей. Молодая, неопытная, заглядывала ему в рот. Делала все, что он не пожелал, но во время опомнилась, захотела большего, захотела статуса при нём. Тут- то мы и не сошлись.

Но навряд ли та боль, что причинил мне Илья, когда признал, что кроме постели, я для него ни на что не гожусь, сравниться с той болью, что причинил мне Назар. Ведь я же сопротивлялась. Не хотела, но погружалась в него с головой. Он позволил погрязнуть в нём, а потом вероломно выкинул. Он, как и Илья не собирался присваивать нашим отношениям новый статус. У него для этого всё время была другая.

И почему я страдаю от отсутствия в своей жизни такого человека.

Глупость, какая!

Но, наверное, чувства, это не то, что можно понять логикой, и разложить на части, чтобы изучить.

Это происходит, потому что происходит, и всё.

И увидев Назара, спустя три месяца, я снова испытываю весь спектр боли, словно это только вчера Гелла Амикян, раскрыла передо мной карты.

У них совсем скоро должна состояться свадьба, и от этого тоже больно.

Я, возможно, сама виновата, приняв предложение ребят о работе, и переехав в Москву. Ведь существовал мизерный шанс, что мы встретимся на огромных просторах столицы. И мы встретились, спустя два месяца, моего обитания в Москве. Но на тот момент, когда я принимала решение о переезде в столицу, я думала о том, что мне надо отвлечься. А новая работа это самое то, чтобы не думать бесконечно, о несправедливости судьбу, и о том, как могло бы всё быть.

И надо же что из всей тысячной вероятности, что мы сможем столкнуться здесь, в этом многомиллионном городе, нашёлся один процент, и совпал.

Но разве он что-то меняет?

Ничего.

****

Ночной клуб «Zolotto», был так назван в честь его главного учредителя, моего одногруппника Ромки Золотарёва. Он же был гендиром. Но и второй его владелец Анатолий Отто, нашёл в названии клуба своё отражение.

Получилось очень даже символично.

И в связи с названием ребята декорировали клуб в золотой цвет, поэтому, когда попадаешь в него, тебя ослепляет блеском и пафосом. Потом привыкаешь, но первое впечатление незабываемо.

Ребята молодцы, очень уверенно начали. Клуб зарекомендовал себя, как одно из пафосных и дорогих мест столицы, с высоким сервисом и классом.

Но в последнее время стала хромать концепция, да и ожидаемо, эффект новизны спал, и прибыль снизилась.

В таких случаях нужен грамотный арт-директор, который будет составлять развлекательную программу, и, конечно же, рекламщики, которые будут завлекать клиентов различными заманчивыми предложениями.

Всё это я изложила ребятам, когда изучила статистику и всю документацию, а Ромка предложи мне этим заняться, заняв должность директора. А я согласилась.

***

К двенадцати, найденная новым арт-директором группа отыграла на ура. Это были каверы, но исполнение было настолько великолепным, что ребят ещё долго не отпускали со сцены.

Я похвалила Мину, нашего нового арт-директора. Молодой парнишка, по происхождению египтянин, но с рождения, живший в России.

Я наняла его сразу после собеседования, после того как он накидал мне, миллион идей для привлечения народа.

Мина учился в институте кино и телевидения, на факультете музыкальная звукорежиссура. Его египетский папаша, так он сам его называл, имел сеть отелей, и оплачивал его обучение. И работу Мина искал, не из нужды, а по сердцу, поэтому и взяла.

Что-то было в этом высоком, смуглом парне.

Широкая улыбка с белым рядом зубов.

То, как он спокойно и без нервов, перешёл на ты, оставив официоз.

Как спокойно рассказал о себе, и пообещал, что сделает из этого пафосного места, лучший клуб в городе.

Пока так и было. Не одного промаха.

Я оставила толпу бесноваться и подозвала Иру, администратора зала.

— Всё в порядке? — задала дежурный вопрос.

— Да, — кивнула она, пропуская лавирующую между людьми официантку, — единственное, поставки джина задержали, может не хватить. Народу много, и всем сегодня подавай «Бронкс», да «Джин-тоник».

— Так, понятно, я разберусь с поставщиками, — я отметила в телефонной записной книжке себе напоминание. — Заменить чем-нибудь можно? Не хотелось бы отказывать гостям.

— Я тот же вопрос задала Саше, нашему бармену, сказал что можно и водкой, но не желательно.

— Так, Ир, если совсем припечет, заменяйте, но пожалуйста, предупреждайте гостей.

— Хорошо, — кивнула Ира, — вы уже уходите, Виктория Даниловна?

— Да, — кинула я взгляд на часы, — начало первого. Мне уже пора.

— Тогда до свидания!

— До свидания.

И я развернулась в противоположную сторону, и тут же впечаталась в чью-то грудь.

— Ой… Простите…

Остальные слова застряли у меня в горле.

Передо мной стоял Назар.

И вся эта обстановка вокруг. И он рядом.

Было уже у нас такое.

Просто дежавю какое-то.

32. «Веришь или нет?»

Её он увидел сразу.

Как только зашёл в этот клуб, офигивая просто, от блеска золота, которое казалось, было везде.

Просто с порога всё было отделано в золото.

Двери, пол, стены.

Всё сверкало, переливалось, и уж точно оставалось в памяти. Запечатлевалось.

Именно в этот клуб, тогда предлагали ему вложиться, Викины одногруппники.

Ну что ж! Впечатляет! Не совсем в стиле Назара, но потенциал есть. Особенно сейчас, когда чрезмерности в моде.

Большой зал был битком, но почти с порога, Назар увидел Вику. Она разговаривала с худым пареньком, смахивающего на араба.

На ней была яркая свободная жёлтая кофта с высоким воротом, только на груди девушки натягивалась, длинная плиссированная юбка, и грубые ботинки.

И почему то ему стало приятно видеть её неизменный, какой-то бунтарский стиль.

Сколько раз он глядел на неё, ещё в самом начале, и не понимал, как вообще она могла вот так вот одеваться.

А сейчас у него потеплело в груди.

Птичка, остается собой, и это здорово. Не смотря ни на что. Её личность, её внутренний мир, то, что она несёт, всё оставалось на месте. Разве что, немного короче стали волосы, и всё же она похудела, правильно он тогда заметил на дороге.

Его обтекал народ, а он всё смотрел на неё, растягивая это мгновение, когда ещё ничего не произошло. Никто никому ничего не сказал, и они остаются в тех плоскостях, ещё не пересекаясь.

Они остаются порознь.

И он ещё может уйти, и так и останется. Но что-то не давало Назару, это сделать. Зудящее чувство, не давало покоя вот уже два дня. После того как он увидел её снова, там на дороге. Всё в нём всколыхнулось, и Назар понял, что он не был спокоен всё это время, он просто ждал.

Чего?

Он и сам не знал.

Может вот такой встречи.

Того что подтолкнёт его к действиям.

Тогда два дня назад он понял, что хочет с ней поговорить, о том, что произошло, объясниться, о том, что они отложили на три месяца.

Вполне вероятно, что для неё уже не имеет значение, всё, что он ей скажет, но это имело значение для него. И поэтому на следующий день, после встречи, он дал задание службе безопасности, выяснить, где сейчас обитает Птичка, и вот он здесь. В пафосном клубе, в котором она работает, директором, и которым владеют её одногруппники. А ещё он помнил, что один из них не ровно дышал к Вике.

Всё это мелькает в голове, ровно до того момента, пока он не видит её. Смотрит и чувствует какую-то оторопь.

Впервые Назар не хочет знать что будет, если…

Если она не захочет вовсе с ним разговаривать.

Или выслушает и пошлёт.

Или скажет, что несвободна.

В этой, пока ещё существующей реальности, есть шанс, что она также скучала по нему. Думала. Вспоминала.

Ведь что-то было в её взгляде, там на дороге.

Что-то непонятное, больное, живое.

То, ради чего Назар решил рискнуть.

Он чуть не пропустил момент, в своих раздумьях, когда Вика поменяла дислокацию, и поэтому решил пойти ей наперерез, и немного перестарался. Птичка резко развернулась, и точно попала в его объятия.

Её аромат, на мгновение, отключи весь остальной мир.

Её глаза, светлые, невероятно красивые, в которых он всегда терялся, и сейчас действовали также.

Прикосновение к тёплой коже рук, словно током пробило его пальцы.

Они смотрели друг на друга, и молчали, переживая это мгновение, и думая наверняка об одном. Так уже было, и закончилось всё это поцелуем.

И только Назару пришла эта мысль, он перевёл свой взгляд на её губы, и Вика тут же прикусила нижнюю, заставив его мысленно застонать.

По телу тёплой волной разлилось волнение и трепет.

Он забыл все, что хотел сказать, просто, как идиот, какой-то всё смотрел и смотрел на неё, и чувствовал что оживает.

Какой же дурак он был, думая, что не сдох без неё.

Сдох.

И понял он это сейчас, когда рядом была она. Потому что кровь застучала в висках, быстро несясь по веном. Сердце задробило, заставляя дышать порывисто и быстро. И он наполнялся жизнью, с каждым вдохом кислорода наполненного персиками и пионами.

— Назар? Ты здесь? Зачем? — Вика первой подала голос, и попыталась отступить, но он не дал. Положил её ладони к себе на грудь, накрыл своими.

— Поговорим, Вика, — склонился к ней, ещё ближе привлекая к себе, и окончательно теряясь в её теплоте и сладости.

— О чём мы можем говорить? — запротестовала она, и против близости и против предложения.

Но Назар не отпустил. Только удобнее перехватил её за талию.

— Ты считаешь не о чем? — он заглянул в её глаза, чтобы понять, она серьёзно сейчас.

— Зачем? Не пойму, — дёрнулась снова.

— Не хочешь узнать правду, — настаивал Назар.

— Правду, — грустно улыбнулась она, и отвернула голову.

— Ту правду, что ты был помолвлен с одной женщиной, а встречался с другой. Эту правду?

— Возможно, — не стал отрицать Назар, — но до конца, и со всеми подробностями. Мелочами. Ведь даже правильно поставленная запятая меняет дело. А в отношениях людей, их чувств, тем более.

— Виктория Даниловна, вам нужна помощь?

Перед ними выросли два бугая, в черных пиджаках. Охрана.

— Нет, всё в порядке, — отозвалась Вика, и снова предприняла попытку выбраться из его объятий.

— Отпусти, Назар, — попросила она, и он с неохотой разжал руки.

Вика тут же отступила на два шага назад, и сложила руки на груди.

Вокруг было шумно и многолюдно, но её вопрос он расслышал отчётливо.

— Зачем? — спросила она.

Назар посмотрел на свои ладони, которые ещё хранили тепло её кожи, и снова поднял взгляд на Вику.

— Сделай одолжение, Птичка, выслушай меня. Неужели я этого не заслужил?

Вика тут же потупилась.

— Хорошо, — кивнула она.

— Уйдём отсюда, — предложил Назар, понимая, что в такой обстановке, говорить будет нелегко.

— Мне надо одеться, — сказала на это Вика.

— Не сбежишь, как в прошлый раз, — усмехнулся Назар.

Но Птичка не разделяла его, пусть и секундной, радости.

— Встретимся на парковке, минут через десять, — отчеканила она и, развернувшись, пошла вглубь зала.

***

Вика пришла, не через десять минут, а пятнадцать, когда Назар, стал подозревать, что она всё же смылась.

Он стоял на полупустой парковке, рядом со своим автомобилем, и, не отрываясь, смотрел на вход. И сам себе мысленно дал зарок, что если продинамит его Птичка, он больше её не потревожит. Переживёт как-нибудь. Но больше не подойдёт.

И какого же было его облегчение, когда он увидел её фигурку, запрятанную в пуховик.

Она быстро приблизилась к нему, и вопросительно посмотрела, выдыхая горячий воздух на морозе.

Назар даже не замечал того, что холодно, пока не увидел клубы пара, вырвавшиеся из-за рта Вики. Так он был сосредоточен на её ожидании.

— Садись, — он открыл перед ней дверцу машины.

Она хотела что-то сказать, он видел, как она замешкалась, но потом видимо передумала, и села на переднее сидение, и Назар закрыл дверцу. Обошёл, сел рядом, завел мотор, настраивая климат контроль, чтобы салон наполнился теплом.

— Куда мы? — подала голос Вика, наблюдая, как он выворачивает на свободную ночную дорогу.

— Ко мне, — ответил Назар, и продолжил, сразу пресекая все её протесты, — время позднее, мы сейчас, можем только этот клуб сменить на другой. Не очень располагающая обстановка для разговора, не находишь.

— Мы можем поговорить здесь, — передёрнул она плечами.

— Позволь, раз уж у нас так это затянулось, мне самому выбрать обстановку для этого. Было время, когда ты могла на это повлиять, но ты не воспользовалась этим.

— Это когда же? — Вика с прохладой посмотрела на него. — Когда твоя невеста, попросила меня самоустраниться. Или когда твоя любовница поливала меня грязью?

— Оказывается, Птичка ты была так несчастлива со мной, — усмехнулся Назар, чувствуя, как в нём нарастает раздражение.

Вика только фыркнула и отвернулась.

Правильно, молчи, пока. Ещё не время.

Они быстро домчались до места. Двор, лифт, и вот они уже в его квартире.

Вика стоит у тёмных окон, видимо ждет, что он начнёт первым. А Назар, не знает с чего начать. Их небольшая перепалка сбила настрой, и он не хотел звучать оправдательно, и поэтому всё подбирал слова.

Он снова наблюдал за ней, отмечая мелкие подробности её внешности.

Как она сжимала тонкие запястья, явно волнуясь.

Как рассматривает знакомую обстановку его квартиры.

Как тонкая ткань её юбки облегает её бёдра.

И медлил, медлил. Наслаждаясь её присутствием.

Вика обошла его по кругу, и присела на край дивана.

— Кто это? — взяла со столика фотографию Даньки, которую оставила мама.

— Брат мой, Даня.

— У тебя есть брат? — удивилась Вика.

— Был, — Назар присел рядом и взял из её рук рамку с фото, на котором улыбался брат.

Вечно молодой.

— Дане было шестнадцать, когда он утонул. Они с друзьями пошли кататься на коньках, на озеро. Лёд только встал. Он провалился, и его затянуло под лёд. У озёр оказываются, бывают омуты. Туда-то его и засосало.

Назар говорил всё это, и ему становилось легче, потому что он делился этой тягостной информацией, отдавал часть её, а вместе с ней и боль.

— Мне так жаль, Назар, — глаза Вики наполнились слезами.

— Два дня назад, была как раз годовщина. Мы с тобой в тот день встретились. Я родителей встречал. Они каждый год приезжают на годовщину.

Вика смотрела с таким сочувствием. Неподдельным. Ей действительно было больно.

— Ты как-то упоминал, я помню, в самом начале, — проговорила она, и посмотрела на фото в его руках. — На кого он похож? На тебя только общими чертами.

— Да, — грустно улыбнулся Назар, — весь в маму. Я на отца. Хочешь, познакомлю вас.

— Назар… — Вика поспешно встала, и он за ней.

Повинуясь порыву, обнял со спины, вжался носом в изгиб шеи, дурея от сладкого запаха.

— Вика, моя Птичка, — зашептал горячо, всё крепче сжимая её в своих руках.

— Назар, ты обманул меня, — простонала она, пытаясь выбраться из его рук, хотя он отчётливо почувствовал, как она вздрогнула, когда горячее дыхание коснулось её шеи.

— Вика, да я думать не о ком не мог, и забыл про всех рядом с тобой, — он развернул её, впившись взглядом в её лицо.

— Понимаешь? Никого не было, даже в мыслях у меня, когда ты была рядом!

— Ты должен был мне рассказать, — упрямо отворачивалась она.

— Я просто не успел. А потом ты мне и шанса не дала.

— Не обвиняй меня!

— Да не обвиняю я тебя, — раздраженно выдохнул он. — Я виноват. Только я. Но это не отменяет того, что я люблю тебя.

— Любишь? А Геллу, ты тоже любишь?

— Причём тут Гелла, Вика? Речь обо мне и о тебе. О нас!

— Нет нас, Назар, — она дернулась, и Назару пришлось выпустить её, чтобы не причинить боли.

Он спрятал лицо в ладонях, с силой массируя его пальцами.

— Этому договору много лет. Мне было тогда двадцать два, Гелле и того меньше, девятнадцать. Я тогда только начинал. Взаимное сотрудничество привело к этой помолвке. Тогда мне казалось это правильным. Гелла достойная партия, плюс капитал её семьи. Но всё это поменялось, когда появилась ты, Вика. Путь не сразу, но поменялось.

Вика, молча, слушала его, буравя холодным взглядом, и не оттаивала, не отступала.

— Вот тебе, правда, Вика. Я, как и все люди несовершенен, неидеален. И ты знаешь это. Я поступал с тобой порой несправедливо. Но я люблю тебя, и в этом, правда. Да эти месяцы, я не умирал с тоски. Не дох от печали. Но я и не жил, слышишь. И понял это только сейчас, когда тебя увидел, когда коснулся тебя, когда твоё тепло почувствовал. Я не умру без тебя. Но я останусь неполноценным, ущербным.

— А свадьба, Назар?

— Ну, какая свадьба, Вика. Не будет никакой свадьбы.

— Ты разорвал помолвку? — удивилась она.

— Я разорвал и помолвку, и все дела с семейством Амикян приостановлены.

Она недоверчиво посмотрела на него.

— Мне жаль, наверное, это ударило по твоему бизнесу.

— Да разве это важно, — он снова рискнул подойти к ней.

— Не важно?

— Не важно.

— А что важно? — она спросила это с такой надеждой, что Назар понял, что поступил верно, что решил поговорить с ней.

— Ты важна. Конкретно для меня, — проговорил это, уже почти касаясь её губ. — Я никогда тебя не обманывал, говоря, что люблю тебя, Птичка. Веришь мне?

— Так хочу поверить, — прошелестел её голос.

Он осмотрел всё её лицо, заключив его ладони.

Красивая, гордая Птичка.

— Ну, так решайся, — погладил её губы, большими пальцами, — веришь, или нет?

— Верю, — выдохнула Вика, и сама потянулась к его губам.

Эпилог.

Назар, утягивает меня в каюту, беспрестанно целуя, и наглаживая моё тело.

— Назар, все подумают, что мы с тобой озабоченные, — вырываю с боем слова, потому что он даже и не думает притормозить.

— Кто все? — всё же интересуется, аккуратно проталкивая меня в дверной проём каюты и закрывая дверь.

И всё это, он делает, не ослабляя хватки, всё также прижимает к своему полуобнажённому телу, и, продолжая целовать.

— Капитан… да вся команда, — отвечаю, когда он даёт мне секундную передышку.

— Плевать, Птичка, — Назар освобождает мою грудь из купальника, тут же перемещаясь на неё губами.

— Это наша яхта! — бормочет. — И надо полагать, если мы молодожёны, то будем часто уединяться.

Часто!

Это в понятии Назара, чуть ли не каждый час.

То взгляд ему мой, на завтраке, показался зовущим и горячим. Так, что всему обсуживающему персоналу, пришлось срочно ретироваться из столовой, потому что мы, прилипнув друг-другу, никуда уже уходить, были не способны.

То, купальник на мне очень сексуальный! Такой, что верхняя палуба оказалась, опорочена нашим ярким и коротким сексом.

Сейчас вот, я попросила намазать кремом от загара спинку и вот мы в каюте. И я уже на кровати, совершенно голая.

Назар так вожделенно сжимает меня, так горячо целует, словно всё у нас впервые. Столько страсти в его тёмном взгляде, я просто плавлюсь, каждый раз, когда он вот так смотрит.

И ворчу я только для видимости. Всё что происходит мне безумно нравиться.

И это море средиземное.

И солнце ласковое.

И неимоверно огромная, белая яхта.

И Назар!

Красивый, загорелый, полураздетый, и с нисходящей с лица улыбкой.

Если и есть рай на земле, то он рядом с ним.

— Как там наш пузожитель? — Назар спускается с поцелуями до моего живота.

— Он, ещё совсем крохотный, и пока ему невдомёк, что его родители не могут оторваться друг от друга, — отвечаю, млея под его нежными прикосновениями.

— Пусть привыкает, потому что я в принципе не собираюсь от тебя отрываться, — и он спускается ниже, и, раскрыв меня максимально, жалит своим ртом.

Так, что я не могу сдержать вскрика, потому что это сейчас то, что мне нужно. То, что я хочу! Очень хочу!

Я впиваюсь пальцами в его волосы и виляю бёдрами. А он продолжает мастерски доводить меня до пика своим языком и губами.

Целует.

Жалит.

Лижет, дует, и снова жалит, и я сдаюсь.

Выгибаюсь на встречу и кричу его имя.

И наверняка, весь экипаж яхты, слышит, как мне хорошо.

— Я так люблю тебя, Назар, — шепчу сорванным голосом, приходя в себя.

Его довольное лицо, ровняется с моим, и тут же я чувствую вторжение его члена. И затихающие вспышки моего фееричного оргазма оживают снова.

— Птичка, моя любимая, — обжигает губы горячим дыханием и тут же целует, прижимая меня ещё ближе, и толкается медленно и глубоко, так что я не в силах смолчать, и отзываюсь стоном на каждый толчок.

— Моя, только моя, — шепчет Назар сбивчиво и хрипло. И держит крепко, словно боится, что могу сбежать.

Но мне некуда бежать.

Незачем.

Нет мне ни свободы без него, ни жизни.

Он моя клетка.

И я в ней. Его Птичка.

***

Синхронное пиликанье наших телефонов, выводит из сладкой дрёмы, в которую мы оба провалились после нашего бурного секса.

Я смотрю на экран.

— Странно, мама звонит, — говорю вслух, подтягивая трубку ближе.

— И мне, мама, — говорит на это Назар, беря свою в руку.

Мы принимаем вызовы.

Не знаю, зачем звонит Вера Михайловна, мама Назара, моя звонит, чтобы предъявит мне, что я нерадивая дочь, которая не пригласила родителей на собственную свадьбу.

— Мам… ну мам… — пытаюсь вставить в поток маминой речи, хоть слово, и одновременно, накинуть что-нибудь на себя. Потому что расхаживать по каюте голой, мне как-то неудобно, потому что я тут же привлекаю внимание Назара, который в отличие от меня, слушает свою собеседницу молча, цепко отслеживая моё передвижение.

— Вика, неужели мы с отцом, так тебя воспитали, что ты всё утаиваешь от нас, — продолжала тем временем мама, когда я, рискнув, отложила трубку, и быстро натянула футболку Назара.

— Мам, да мы вообще никому не хотели говорить пока… — вставила я очередное оправдание.

— Да я в курсе, уже созвонилась, с Верой Михайловной, и Дмитрием Эдуардовичем, — съехидничала мама, и я перевела взгляд на спокойного Назара, который за весь диалог со совей родительницей, произнёс пару раз «да».

— Ну, зачем ты? Мам, — простонала я, понимая, что оставить нашу свадьбу инкогнито, на время отпуска, не получилось.

— Вика, ты считаешь, что нас, родителей это не касается? — строго вопросила она.

— Да, конечно, касается, — вздохнула я, понимая, что пока мама не выговориться её не остановить, — мы бы всё вам рассказали, позже.

— А свадьба?

— И свадьбу бы отметили позже. У Назара, образовалось свободное время, и мы решили его провести с пользой.

— И кстати, насчёт твоего мужа, теперь. Когда ты нам с папой собиралась сказать, что он у тебя олигарх?

— Мам, ну это-то при чём?

— При том, что мы должны знать за кого вышла наша дочь.

— Я вышла за самого лучшего, доброго, красивого, умного мужчину! Только и это имеет значение!

— Ох, Викушка, — вдруг смягчилась мама, видимо прониклась, моими словами. — Да, разве мы против. Назар и нам очень нравиться, просто мы хотим быть немного причастны к твоей жизни. Ты же наша дочь! Мы тебя очень любим!

— И я вас люблю! И обещаю, как только мы вернёмся, то обязательно, отметим свадьбу.

— Ладно, ладно, — мама успокаивалась, как и всегда выговорившись, — всё хорошо у вас?

— Всё прекрасно, — я тоже успокоилась и присела на кровать. Сзади меня обняли крепкие руки, и я, развернувшись, чмокнула Назара в колючую щёку.

— Кстати, мам, а откуда вы узнали про то, что мы с Назаром расписались?

— Да встретили, на днях, одного молодого человека, представился Фёдором Михайловичем. Сказал, что друг Назара, и твой начальник бывший. Вот он и поздравил нас с твоим бракосочетанием, — на последнем слове мама сделала акцент, опять намекая на несправедливость со стороны собственного ребёнка.

Ну, Фёдор!

И ведь он сам оказался на нашей скромной свадьбе, случайно. Был в этот момент в Москве, и Назар позвал его, разделить с нами это событие.

Всё было скромно.

У Назара, наконец, наметился отпуск, и почти перед самым отъездом, дня за два, он предложил мне поехать в отпуск, в другом статусе. Стать его женой. А я согласилась. И конечно, связи Назара, и его деньги, позволили сделать это буквально через день.

Ну, кто же мог подумать, что мои родители, которые совершено, не знали Фёдора, встретят его, и он всё им выложит. Вот же трепло, этот Фёдор Михайлович!

— А когда, вы нас знакомили с родителями Назара, я, конечно же, обменялась номерами телефонов с Верой… — продолжала мама.

— И, конечно же, тут же ей всё рассказала, — закончила я за неё.

Теперь понятно, их синхронный перезвон.

— Вика, мы родители, — начала мама по новой.

— Всё мамочка, я поняла, — перебила её, понимая, что по новой, лекцию на тему потерянного поколения, не выдержу.

— Мы обязательно, когда вернёмся, закатим пышную свадьбу, и созовём всех родственников, — при этих моих словах Назар скривился.

Он уже давно был свободен, и только я всё успокаивала свою родительницу.

— Хорошо, милая, и давай договоримся, что ты не будешь утаивать от нас с папой такие важные вещи, — напутствовала мама.

— Обещаю, — сказала я, а сама скрестила пальцы на руке, ведь именно этим сейчас и занималась. Но объявлять о беременности по телефону не хотелось.

Мама, наконец, успокоилась и мы попрощались.

— Не завидую я тебе Назар, тёща тебе досталась дотошная, — вздохнула я и легла рядом, и он тут же подтянул меня к себе, обнял.

— Прорвёмся, — только хмыкнул он.

— А ты подозрительно, спокоен. Ведь мои позвонили твоим. И что? Ты не получил лекции о том что ты неблагодарный сын?

— Нет, Птичка, — усмехнулся он, — с меня взяли обещание, что я не зажму свадьбу. И я его дал.

— А чего тогда кривился, при упоминании родственников?

— Просто представил весь этот разгул.

— Ну, можно же и скромно, — возразила я.

— Уже нельзя, — вздохнул Назар.

— Ну, тогда, пусть это будет самая большая и весёлая свадьба за последнее время, — вдруг зажглась я, прикидывая в голове план.

В мыслях пронеслись картинки, с красивым парком, и зелёной лужайкой. Белый шатёр посреди красиво остриженных кустов. Каменная дорожка, ведущая к украшенной цветами арке. Наряженные гости. Живой оркестр. И бескрайнее, синее небо над головой.

— А ты знаешь, — поговорила я, — я вполне бы могла бы стерпеть всю эту помпезность, пафос и роскошь.

— Ах, ты всё же меркантильная Птичка, — усмехнулся Назар, наваливаясь сверху, — так уже и прикидываешь, как спустить мои капиталы.

— Ну, дорогой, разве ты не знал, что ты всю жизнь работал только ради этого дня, — и я ловко выбралась из под него, и наоборот забралась сверху.

— Теперь ты мой раб навеки, — сверкнула я глазами, и склонилась, для поцелуя, как опять зазвонил мой телефон.

— Снова, мама? — озадачилась я и неуклюже сползла с Назара.

— Да, мам… — только и успела я сказать.

— Вика, ты что беременна! И снова скрыла!

Я в ужасе посмотрела на Назара, который отчетливо слышал мамины вопли. Он, почему то виновато улыбнулся.

— Откуда ты, мам?

— Вот Вере Назар рассказал, а ты нам… — дальше я не слушала, снова воззрилась на мужа.

— Значит, только свадьбу пообещал, да? — прошипела я, убрав трубку от уха.

Назар уже потихоньку стекал с кровати.

— Птичка ну пойми, должен же я был как-то реабилитироваться, — начал он оправдываться, потихоньку отходя к выходу.

— Куда ты собрался Назар? Я хочу напомнить, что ты голый!

— У тебя сейчас такой взгляд, что я лучше голым пробегу по палубе, — и он реально, завозился с замком.

— Ну что ты, дорогой! — я растянула губы в притворной улыбке. — Тебе ничего не грозит.

— Вика, ты впервые пугаешь меня, — Назар нервно улыбался, но убегать видимо передумал.

Я подошла к нему вплотную, и, прищурив глаза, посмотрела снизу верх.

— Теперь ты от пышной свадьбы точно не отделаешься. Я такой пир закачу!

Я припечатал свои ладони на его груди. Он тут же накрыл их своими.

— Боже, я женился на чудовище!

— И это ещё не всё, — я склонилась и куснула его плечо. Назар ощутимо вздрогнул, и взгляд его поплыл. Он наливался темнотой, и сердце под моими пальцами, забилось быстрее.

— Два раза в год, у тебя будет отпуск, — проговорила я, тоже начиная сдаваться и тонуть в его взгляде, и запахе, и тепле.

— Ну, это вообще, ужас, а не условия, — пробормотал Назар, пытаясь поймать мои губы.

— И это ещё не всё, — упрямо отворачивалась я.

— Не всё? — Назар поменял тактику. Резко поменял нас местами, и зарылся в изгибе моей шеи, чувствительно прихватив кожу зубами, а потом нежно сцеловывая горячий след.

— Ещё… ещё… ты… будешь… — я, честно говоря, забыла, что ещё там хотела сказать. Что-то про командировки. И про то, что надо проучить Фёдора.

Всё забыла, потому что Назар переместился с поцелуями на мою грудь, и мысли путались.

— Ну же продолжай, — оторвался от меня этот коварный соблазнитель.

— Я люблю тебя, — выдохнула единственное, что действительно имело значение.

И его тёмный, хлёсткий, такой порой жёсткий взгляд, наполнился такой нежностью.

— И я люблю тебя, моя Птичка, — ответил он, обнимая меня крепко.

И разве имеет значение весь остальной мир, когда он рядом. Мой жаркий, красивый, любимый миллионер. А я, навсегда его Птичка.