Пудя

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ КОРНЕЯ ЧУКОВСКОГО

С Борисом Житковым я познакомился в детстве, то есть ещё в 19 веке. Мы были однолетки, учились в одном классе одной и той же Одесской второй гимназии…

Мне нравилось, что он живёт в порту, над самым морем, среди кораблей и матросов; что все его дяди — все до одного! — адмиралы; что у него есть собственная лодка, кажется даже под парусом, и не только лодка, но и телескоп на трёх ножках, и скрипка, и чугунные шары для гимнастики, и дрессированный пёс.

Обо всём этом я знал от счастливцев, которым удалось побывать у Житкова, а дрессированного (очень лохматого) пса я видел своими глазами: он часто провожал своего хозяина до ворот нашей школы, неся за ним в зубах его скрипку.

…Характер у Житкова был инициативный и властный, и так как его, третьеклассника, уже тогда распирало буквально от множества знаний, умений и сведений, которые наполняли его до краёв, он… жаждал учить, наставлять, объяснять, растолковывать. Именно потому, что я ничего не умел и не знал, я оказался в ту пору драгоценным объектом для приложения его педагогических талантов, тем более что я сразу же смиренно и кротко признал его неограниченное право распоряжаться моей умственной жизнью.

Он учил меня всему: гальванопластике, французскому языку (который знал превосходно), завязыванию узлов по-морскому, распознаванию насекомых и птиц, предсказанию погоды, плаванию, ловле тарантулов… Под его руководством я прочёл две книги Тимирязева и книгу Фламмариона об устройстве вселенной. У него же я научился отковыривать от биндюгов (то есть длинных телег, запряжённых волами) при помощи молотка и стамески старые оловянные бляхи и плавить их в чугунном котелке на костре.

…К тому времени я стал бывать у него в доме и познакомился со всей его семьёй.

Радушие семьи изумляло меня. Оно выражалось не в каких-нибудь слащавых приветствиях, а в щедром и неистощимом хлебосольстве. Приходили к Степану Васильевичу какие-то обтёрханные, молчаливые, пропахшие махоркой явно голодные люди, и их без всяких расспросов усаживали вместе с семьёю за длинный, покрытый клеёнкой стол и кормили тем же, что ела семья (а пища у неё была простая, без гурманских причуд: каша, жареная скумбрия, варёная говядина).

…Кроме литературы в семье Житковых любили математику, астрономию, физику. Смутно вспоминаю какие-то электроприборы в кабинете у Степана Васильевича…

Мать Житкова была пианистка. Маленькая, худощавая женщина, преданная музыке до страсти. Почти всегда, подходя к дому, где жили Житковы, я ещё издали слышал очень громкие звуки её экзерсисов, наполнявшие собою весь дом.

…Раньше я никогда не видел подобной семьи и лишь потом, через несколько лет, убедился, что в сущности, то была очень типичная русская интеллигентная трудовая семья того времени, каких было немало в столицах и больших городах — в Саратове, в Киеве, в Нижнем, в Казани, — щепетильно честная, чуждая какой бы то ни было фальши, строгая ко всякой неправде. В ней не было ни тени того, что тогда называлось мещанством, и этим она была непохожа на все прочие семьи, которые довелось мне в ту пору узнать.