Леон
Подрываюсь с дивана от детского смеха, что звучит в ушах. Спросонья ничего не понимаю.
Но в голове криком раздаётся одно имя. Матвей!
Разлепив глаза, в панике осматриваюсь по сторонам.
Какого чёрта я уснул?! Не помню, как это произошло. Я покормил его? Уложил спать? Да, должен был. Уверен, что сделал это. Не мог я спокойно лечь и накрыться пледом, что сейчас съезжает с плеча.
Картинки мелькают вспышками в голове, но… ничего подобного не помню.
Нет. Вчера пришла Вероника с Полиной. Я отдал бывшей жене ребёнка, искупался, спустился вниз, где царила тишина, позвонил заму по работе, и… Помню, как отключил и кинул смартфон на диван, а потом… Всё. Уснул нафиг.
Что с Матвеем? Чёрт-чёрт-чёрт!
И Джека нет!
Из кухни, вход в которую находится в конце гостиной, раздаётся женский смех. Или я спятил, или вновь вернулся в прошлое, где просыпаюсь от запаха вкусных оладий, а затем обнимаю со спины жену, колдующую над плитой.
Как зомбированный, направляюсь на кухню, улавливая детские голоса. Полина что-то говорит, но совсем тихо, слышны только самые высокие нотки.
Останавливаюсь посреди арки. Первым делом в глаза бросается Пуговка, которая с ложечки кормит Матвея. Подъедает какие-то лепёшки из своей тарелки, а потом, снова черпая кашу, суёт мальчику в рот. Он, не сопротивляясь, размыкает губки и послушно лопает.
А со мной выё… Выёживался, сорванец.
Зато сейчас уплетает за обе щёки.
– Ма, усна, – параллельно жуёт Пуговка творожник с повидлом.
Не верю своим глазам. За большим столом, за которым обычно завтракаю и обедаю один, сидят два ребёнка. Джек, видимо, смирившись, что ему ничего не дадут, лёг поспать у них под ногами.
На кухне витают ароматы еды.
А у плиты стоит Ника. Плавно оборачивается, ставит тарелку творожников в центр стола. Так грациозно, словно танцовщица. Или принцесса из мультиков.
Долбануться можно. О чем я думаю?
– Да? Сладкий? – заботливо спрашивает у дочки. – Он без сахара. Думала, будет пресным.
– Татко.
Слюнки текут от запаха и вида. Не только еды. Но и Васильевой.
Опять вспоминаю наш брак.
Хочу ударить себя по лицу с размаха. Будь у меня возможность вернуться в прошлое и что-то исправить – я бы так и сделал. Вмазал бы себе.
Я всё просрал. Семейную жизнь, которую обожал, легко потерял. А теперь снова хочу её.
Вероника, заметив меня, стоящего в арке, взмахивает ресницами.
– О, ты проснулся. Доброе утро.
И опять порхает как бабочка. Отворачивается, достаёт из ящика тарелку.
– Ли-он! – восклицает радостно Пуговка, чем вызывает у меня улыбку. Она хочет спрыгнуть со стула, но замечает под ногами Джека и растерянно смотрит на меня.
Меня так ни один ребёнок не встречал. Вообще никто. Только Джек.
– Сиди-сиди, – делаю шаг вперёд, подхожу к ней и глажу по светлым волосам. – Доброе утро, принцесса.
– Добо, добо, – радостно отвечает мне и кивает на тарелку. – Кусь быфта.
– Да, присаживайся, – вдогонку говорит Вероника, ставит тарелку напротив Полины. – Прости, что хозяйничаю здесь.
– Я не против, – усмехаюсь.
Каждый день смотрел бы на это.
– Творожники на рисовой муке, жарила на сковородке с небольшим добавлением масла, – начинает объяснять. Понимаю, почему. Помнит, что стараюсь правильно питаться. Хоть сейчас и незачем, в бокс точно не вернусь. Но и становиться обладателем пуза желания нет. – О, и джем нашла, кстати. Без сахара.
– Вкусный? – спрашиваю у Поли. Она как раз пробовала его, смакуя.
– Та, – отвечает, уплетая творожники. – Отень.
– Тебя, я смотрю, тоже покормили, – не могу удержаться от того, чтобы не потрепать пухлую щёчку Матвея. – Он у меня так кашу не ел, как у тебя.
Получаю хлопок по руке и недовольный взгляд со стороны Новака-младшего.
Характерный. Придётся мне с ним пободаться.
– Думаю, дело не в каше, – смеётся Ника, обходя меня и присаживаясь рядом. – Как выспался?
Мне впервые хочется провалиться сквозь землю от стыда из-за банального вопроса. Как я мог уснуть и повесить ребёнка на Веронику? Да узнай об этом кто-то – не поверил бы.
– Извини. Не знаю, как так вышло, вырубило меня мгновенно, – говорю честно, даже не помня этого. – Надо было разбудить.
– Я будила, – смеётся заливисто. Невольно залипаю на ней. Красивая, чёрт возьми… Весёлая хохотушка. Я и забыл, какая она настоящая. Странно, что этот образ полностью пропал из головы. Больше всего запомнился тот, в котором она беспощадно бьёт меня словами о разводе, смотрит с ненавистью.
– Ты не просыпался. Пришлось остаться у тебя. Стало страшно, вдруг что-нибудь случится, а ты не услышишь. Мы там заняли одну комнату… Она вроде ничья была.
– Ничья, – уверенно киваю, накладывая творожники в тарелку. Я живу один. Тут все комнаты свободны. Ах, да, уже с Матвеем. – А утром как я вас не услышал?
– Это ты у себя спрашивай. Мы шумели так, словно рота солдат мимо проходила.
– Не заметил, – начинаю злиться на самого себя. Никогда таким не был, а тут… Капец.
– Ребёнок умотал. Ты кушай, кушай, – подгоняет меня. – Мы сейчас позавтракаем и пойдём. У меня сегодня выходной, но мы ещё бабушку хотели навестить.
– Баба, – подтверждает Пуговка, довольно размахивая хвостиком.
– Спасибо, что помогла, – выдавливаю из себя вместе с комом в горле.
После всего того, что я заставил её сделать…
С Матвеем посидела. Завтрак приготовила. И дала мне выспаться. Я теперь не буду мучиться… Аж жить хочется.
Нужно будет созвониться с агентством, узнать, нашлась ли няня. А пока что в приподнятом настроении хватаю творожник, макаю в сметану, одиноко стоящую на столе, и мычу от удовольствия.
– Лучше домашней еды ничего нет. Я так не питался тысячу лет. Очень вкусно.
У Вероники особый вкус.
– Сам же готовить умеешь, – упрекает меня. В этом вся она. Не умеет принимать комплименты, а сразу бьёт в ответ.
– Ты делаешь это вкуснее.
– Ешь уже, – бубнит она, скрывая половину лица в чашке.
Улыбаюсь, отворачиваясь и наслаждаясь сегодняшним утром.