Эй, ухнем!

Из случайно случившихся случаев попытаемся сочленить как бы цепь, отметив сперва, что в людях все меньше проклевывается повадка жить общественно плохо, а все больше их тянет жить общественно хорошо. И случаем первым здесь помянем, что четыре года назад в московских Новых Бубенчиках был построен превосходный микрорайон.

Но, понятно, так сразу не окультуришь территорию диковидного московского холерного кладбища времен столыпинской реакции и крепостного права. И ушли строители, соединив дома гигантского жилмассива с городом чем-то таким, что сродни индейской военной тропе, но не в начале войны, а в самом разрушительном ее конце.

Долго, может, даже два года ничто дизельное и грязечерпательное не заглядывало в эту местность, отчего даже были два смертных случая утопления. Тогда сами жильцы вышли толпами из подъездов: впереди военнослужащие, как наиболее сознательный и сдруженный отряд, а за ними, обоеполо, все остальные категории наших квартиросъемщиков: государственные нотариусы, слесари, дипломаты, настройщики роялей и арф...

И всем миром в Новых Бубенчиках был дан бой непролазным грязям.

Так были в придомовых пространствах обузданы трясины, истреблены чертополохи и лебеда, и на складчинные деньги приобретена трава «персидский ковер», детские городки веселья и проч. А один даже жилец — ну, просто Финист — ясный сокол, а не человек! — перевернулся, ударился оземь и со своей южной родины, упакованные в дерюгу, доставил в московский двор горделивые туи!

Так красиво зажил самодеятельный микрорайон. Но еще много дальше пошли в сознательности автомобилисты домов.

— Негоже, — сказали они, — табуниться нам под самыми окнами зданий, негоже стартерной скрежетней истоньшать нервную систему жильцов. А надо своими силами строить в отдалении от домов культурные автостоянки. И милиция это приветствует, потому что со стоянок не прут машины угонщики, и машины не мешают жить населению, и преобразится антисанитарный пустырь.

И, признаем, сильны нынче правовые знания в массах. Сильна эстетическая подкованность. Однотипные, согласованные с архитекторами, ухоженные возникли перед домами стоянки. Любо для глаз и совершенно даром для государства.

Но как раз в этот момент перед домом номер пять затормозил жабьего цвета автофургон. Офицер милиции выпростался из него, за ним рядовой, за ними четверо в кацавейках. Рядовой напечатал три шага в сторону и как бы на посту встал во фрунт.

— Теперь рушь! — батально повел рукой офицер.

Созидателям, надо сказать, в их благородной работе никогда не удается достичь такого самозабвения, как разрушителям. Православный инок Паисий, доносит летопись, командированный в глубину Васюганских болот для сокрушения языческого идолища железного, построенного многолетним прилежанием многих, без подручных, один сокрушил его во мгновение ока. Но даже Паисия переплюнули в рвении кацавеечники, белым днем и единым махом разнеся автостоянку дотла.

Белым днем — в этом есть свой резон: население белым днем в основном на работе, а старушки воспрепятствовать разрушителям поопасутся.

Но все же скатились во двор несколько жильцов, а среди них один очень не рядовой в ряду советских тяжелоатлетов тяжелоатлет. Собственно, люди культурные, не самосудные, выбежали они задать вопрос: кто вы такие, варвары? Кем уполномочены сокрушать? По какому праву? Ваши документы?

— Не подходить! Уйдить! — закричал в ответ на это офицер. — Не твоего ума дело, кто мы есть. А разуй глаза, что находимся мы при исполнении, и попробуй встрять — тебе холку намнут! Подтверди, рядовой: ты при исполнении?

— Это самое... точно так, — потоптался рядовой на останках стоянки. И затем отбыл анонимный грозный отряд, не оставив уверенности, что вновь не вернется.

И лишь много впоследствии выяснилось: так бывает. Сидючи в нарукавниках за переучетом унитазных бачков, самовозгораний мусора и короблений конфорок, жэковский вершитель судеб, ожесточаемый жалобами жильцов и всегдашними выкриками в свой адрес: «Шишка на ровном месте!» — однажды вскакивает с блуждающим взором.

— Значит, на ровном месте? — говорит он зловеще. — Ну, будет вам ровное место. Это мы в силах, это мы разровняем, правое нам отпущено.

И, обуреваемый периодическими вспышками грозности (вполне уже зарегистрированное профзаболевание громовержцев из жэков), выбегает громовержец к летучке жабьего цвета. С ним верные слесаря при баграх и ломах, а для важности и поскольку милицию уважают — громовержец втискивается в мундир офицера милиции, где в младые годы работал. После чего — айда на блицкриг какого ни есть устрашения. Ну, а что касается рядового милиции, так он просто поверил мундиру офицера, просто первый попавшийся на улице рядовой был прихвачен в машину при следовании к месту карания:

— Рядовой, влезайте в машину, поедем искоренять, что я укажу.

...Некрасивости, понятно, бывают. Непозволительно, скажем, портить лик городов произвольным зарешечиванием первоэтажных лоджий.

С другой стороны, можно понять и жильцов. Когда сидят жильцы за вечерним чаем с брусникой и требуховыми пирожками, мирно ведут беседу о найденном где-то в Сибири трехтонном образчике астрокультуры древних — как вдруг вместе с карнизом отдирается занавеска, в комнату всовываются три не в салоне «Чародейка» причесанные мужские башки, и одна башка голосом, в котором дружелюбие трижды подспудно, говорит:

— Вечеряете, цуцики? А вот щас мы вас вдоль ушей!

Точно так не раз и не два на окраинной улице Розы Люксембург в Баранске потемну всовывались внутрь жилищ диковинные хулиганские хари.

— Надо стеклиться, — тревожилось население. — Вы глядите, что происходит: по Розе Люксембург от испугов образовалось в домах больше всего детишек-заик.

Но, опять же, сильны правовые знания в массах. И пошли по инстанциям баранские люксембуржцы: мы понимаем, что, всяк на свой лад зарешетившись, мы фасадную испортим эстетику. Так приведите нас к общему знаменателю, адресуйте нас в мастерские для изготовления однотипных решеток и рам.

Да, за многие годы положительно надоели своими хождениями насчет решеток и рам жители баранского Юго-Запада. Никаких мастерских им не дали, но озлобление от их притязаний возникло.

И накануне лета затосковал А. Петтух, начальник баранского домоуправления номер двенадцать. Да, знавал он лучшие времена. Бывало, что на сто встреч с жильцами наблюдалось от них восемь раболепии, тридцать семь вскриков ужаса и пять шараханий в сторону, — а где все это теперь?

— По машинам! — выплеснул протуберанец гнева Петтух. — Будем прищучивать!

И грузовик известного жабьего цвета пронесся по улицам Воронежской, Героизменной, Розы Люксембург. Конечно же, белым днем проводилась акция, когда взрослые на работе. К стене дома, где возможен подъезд, подпячивал грузовик, и кацавеечники, стоя в кузове, с уханьем вырывали стальными баграми остекление лоджий и рамы. А в домах, к которым подъезд затруднителен, петтуховцы с короткой дистанции высаживали рамы булыжниками.

— Стойте! — закричал ветеран войны В. Настасьин. — Кто вы? Что вы делаете? Ваши документы!

— Мать честная! — ужаснулись люди из жэка. — Вот до чего дошло. Он спрашивает, кто мы. Выходит, он позволяет себе не знать товарища Петтуха? А ну, не то зашибем! Мы при исполнении!

И, с мясом вырвав остекление в квартире Настасьина, грузовик двинулся дальше, осыпая стеклянно-булыжным крошевом дома, стариков и детей.

Тогда как в городах Киеве, Броварах, Саратове, Ростове-на-Дону давно уже планово и архитектурно-ансамблево людям остеклили первоэтажные лоджии. Тогда как Пенза продает специальные рамы для лоджий. Тогда как Хабаровский горисполком просто ввел в современное домостроение эстетическое обрешечивание лоджий, и дома с этим видом удобств поступают прямо с домостроительных комбинатов. И хотя в ведении горисполкома находится много грузовиков и много багров, хотя есть даже повод для вспышки грозности (представляете? в школьном спектакле дочери ответственного сотрудника исполкома отвели роль феи червей и лягушек) — грузовики исполкома выезжают на местность исключительно для созидательных целей.



Загрузка...