Пустыня смерти

1

— А где находится Санта-Фе? — спросил Калл, когда впервые услышал, что для захвата этого населенного пункта готовится выступить специальная экспедиция.

Гас Маккрае, узнав эту новость, первым делом побежал к Каллу, чтобы предложить ему в числе первых вступить в отряд, собираемый для этой акции.

— Говорят, что отряд возглавит сам Калеб Кобб, — уточнил Гас.

Это имя ничего не говорило Каллу, как, впрочем, и название города. Вроде люди несколько раз называли в его присутствии город Санта-Фе, но вот что касается Калеба Кобба, то о нем он слышал впервые.

Гас раскрашивал салун, когда услышал эту новость, и сразу же заволновался, но не надолго.

— Да что ты! Все же знают Калеба Кобба, — воскликнул он, хотя, собственно говоря, это имя он тоже услышал впервые.

— Нет, не все знают, я, например, не знаю, — возразил Калл. — Он кто? Военный? Я не завербуюсь, если придется снова служить под началом военного.

— Калеб Кобб — тот самый человек, который захватил в «плен старого Санта-Анну, — пояснил Гас. — Вроде одно время он служил в армии, но недолго. Я слышал, что он воевал с индейцами вместе с самим Сэмом Хьюстоном.

Последнее утверждение Гаса было чистейшей воды ложью, но преподнесенной с серьезными намерениями. Ему нужно было преодолеть упорный скептицизм Вудроу Калла и убедить ею в необходимости присоединиться к экспедиции и отправиться на захват Санта-Фе. У Калла оставались неподкованными еще четыре мула, поэтому он не был расположен вести долгую пустую болтовню. После возвращения их малочисленного отряда в Сан-Антонио другой работы, достойной рейнджеров, не предвиделось, хотя жалованье им выплачивали без задержек.

Бездельничать Калл не любил. Время от времени он наведывался к старому Джизесу и занимался у него подковыванием лошадей. Гас Маккрае почти ничем не занимался, разве только шастал по проституткам, выклянчивая у них любви. Видимо, по совету известного в Сан-Антонио сутенера и владельца нового салуна некоего Редмонда Дейла Гас занялся малярными работами и раскрасил, вне всякого сомнения бесплатно, его заведение. Все свободное время Гас, если не общался со шлюхами, проводил в тюрьме. Будучи без работы, он приохотился к спиртному, а напившись пьяным, частенько вступал в споры. Редкий день проходил, чтобы Гас не подрался, а в результате, как правило, он избивал трех-четырех трезвых граждан и в конце концов оказывался в тюрьме. Даже тогда, когда не дрался, он все равно громко орал или стрелял из пистолета и вообще всячески нарушал спокойствие и порядок.

— В любом случае нам нужно вступить в отряд и как можно скорее, — убеждал Гас Калла. — По-моему, мы должны завербоваться. Мне очень не хочется упустить такой шанс. Ты что, не можешь вынуть изо рта эти чертовы подковные гвозди и разговаривать со мной?

В этот момент Калл зажал во рту четыре гвоздя. Чтобы ублажить приятеля, он вынул их изо рта и на минутку отпустил ногу мула.

— Но я все еще не знаю, где этот Санта-Фе, — сказал Калл. — Не хочу вербоваться в экспедицию, пока не узнаю, куда она направляется.

— Не вижу причин, почему бы не пойти, — настаивал Гас, который терпеть не мог нудной привычки друга задавать слишком много вопросов. — Все рейнджеры идут, — добавил Гас. — Верзила Билл уже отправился записываться, а Боб Баском вот-вот побежит. Джонни Картидж очень хотел бы. да он пока хромает — сомневаюсь, что его зачислят.

У Джонни все еще не зажила рана от стрелы команчей. Ходить он, конечно, мог. но медленно, а если придется передвигаться бегом, то это будет выше его сил.

— Санта-Фе находится примерно там, где мы были в первый раз, немного подальше, — вспомнил Калл.

— Пусть будет там, — согласился Гас. Ему было стыдно признаться в том, что он не знал, где находится поселение, завоевывать которое собирается экспедиция.

— Гас, если оно расположено среди тех гор, где мы были в тот раз, то нам никогда не добраться до него, — продолжал рассуждать Калл. — Но если даже и доберемся, то почему ты думаешь, что сможем захватить его?

— Что тут говорить. Конечно же, захватим! — произнес Гас. — Почему, черт бы тебя подрал, ты сомневаешься?

Калл недоуменно пожал плечами и снова поднял ногу мула, чтобы продолжать его подковывать

— Это же мексиканский городок и защищают его мексикашки, — принялся растолковывать Гас. — Сомневаться не приходится, что мы захватим его и довольно быстро. Калеб Кобб не допустит, чтобы горстка мексиканцев надавала ему по морде. Я и вообразить такого не могу.

— Я, может, и пошел бы, если бы знал, что с нами будет кто-нибудь из тех, кто сумеет провести нас до этого места, — в раздумье проговорил Калл. — А Длинноногий собирается записаться?

— Думаю, пойдет — да, разумеется, пойдет, — убежденно выпалил Гас, хотя кто-то говорил ему, что Длинноногий Уэллейс отправился на медвежью охоту.

— Не похоже, чтобы тебе было что-то известно, — не соглашался Калл. — Ты лишь услышал какой-то треп, а теперь рвешься в бой. Разве ты не знаешь, что до Санта-Фе отсюда две тысячи миль? У меня и лошади подходящей нет, чтобы на ней ехать в такую даль.

— Да брось ты, нам дадут верховых коней, — не унимался Гас. — Говорят, что вокруг Санта-Фе золота и серебра навалом. Мы просто прогуляемся пешком и набьем карманы золотишком, на которое купим полсотни жеребцов.

— Не верь сказкам, — не сдавался Калл. — А как насчет Бизоньего Горба? Не в его ли владениях лежит Санта-Фе? Он нас мигом разыщет и всех поубивает.

— Думаю, ему безразлично, захватим мы Санта-Фе или нет, — решил Гас, хотя и сознавал, что это слабый довод.

Мысль о Бизоньем Горбе охладила его пыл. Разумеется, захватить Санта-Фе и набить карманы золотом — перспектива блестящая, но если при этом потребуется пересекать районы, где кочуют команчи, а весьма возможно, что этого не избежать, в таком случае у всей затеи окажется и малоприятная обратная сторона. По возвращении в Сан-Антонио вместе со всем отрядом Гас и Калл не отлучались из города далее, чем на считанные мили — пару раз они ездили на расположенные вблизи холмы поохотиться на свиней и индеек, да и то без ночевок. Не проходило и недели без того, чтобы индейцы не захватывали в плен путников, причем по большей части прямо в окрестностях города. На охоту они выезжали всегда группой и не забывали надежно вооружиться. Гас теперь носил с собой два пистолета, хоть и был занят легкой работой по покраске салунов. Он не забыл, что случилось к западу от Пекоса, а в своих снах нередко видел Бизоньего Горба. Он помнил, как выронил пистолет Зик Мууди и в результате лишился скальпа. Поэтому он носил теперь сразу пару пистолетов на случай, если от страха выронит один, — тогда всегда под рукой окажется второй.

Больше всего Вудроу раздражало свойство характера его друга собирать и передавать разный треп, который и слушать даже не хочется.

— Вроде бы, — опять начал Гас, — в экспедиции намерены принять участие и кое-кто из армии. Сомнительно, чтобы индейцы осмелились потревожить нас если в отряде будут кадровые военные.

— У Бизоньего Горба тоже есть свое кадровое войско, — напомнил Калл своему легко возбуждающемуся другу. — Если у нас наберется с десяток военных, чтобы сражаться с ним, то он выставит против нас целую армию. А кроме того, он ведь живет там, — добавил Калл. — У него за спиной весь народ. Сдается мне, что он не раз нападет на нас, пока мы будем пересекать его владения.

— Черт с ним. Так ты что, не поедешь? — спросил Гас, выведенный из себя возражениями приятеля. — Тебе что, больше нравится стоять здесь и подковывать лошадей, нежели отправиться в поход с экспедицией?

— Я бы пошел в поход, будь у нас отряд посильнее. — ответил Калл. — Хотел бы я знать побольше про того человека, которого ты упоминал. Как его зовут?

— Калеб Кобб — тот самый человек, который взял в плен Санта-Анну, — пояснил Гас.

Он и понятия не имел, какие подвиги совершил Калеб Кобб, но ему хотелось выложить как можно больше всяких баек про его героические дела. Может, это склонит Вудроу Калла к мысли отправиться в экспедицию.

— А еще говорят, что вокруг Санта-Фе столько россыпей золота, что хватит, чтобы заполнить целых две церкви, — проговорил Гас, продолжая врать напропалую.

— А с чего это мексиканцы отдадут нам запросто целых две церкви, полные золота? — усомнился Калл. — Такое не похоже на мексиканцев, с которыми мне доводилось встречаться.

Хотя Каллу и очень хотелось принять участие в рискованной экспедиции (подковывать лошадей он не любил и занимался этим главным образом из уважения к старому Джизесу, который по-доброму отнесся к нему, когда он впервые оказался в Сан-Антонио), все же рассказы Гаса звучали слишком неправдоподобно. Предстояло добраться до города, о котором он никогда ранее не слышал, да еще под командой человека, о котором ничего прежде не было известно. А кто будет возглавлять рейнджеров, если они пойдут в экспедицию целым отрядом? Майор Шевалье? Но он умер от лихорадки через три недели после возвращения из неудачного похода к Эль-Пасо. Они тогда угодили в сырую погоду. Да и сам поход оказался слишком тяжелым. Майор Шевалье провалялся в постели два или три дня, ему становилось все хуже и хуже, он умер и его похоронили так быстро, что никто и очухаться не успел.

— Ты настроен слишком против, черт бы тебя побрал, — не вытерпел Гас. — Никогда еще не встречал человека, так настроенного против меня, как ты, — ты такой упрямый, черт бы тебя побрал.

— Сдается мне, что я слишком долго возился с этими мулами, — сказал Калл. — Если мы выступим, то когда примерно?

— Может, прямо сейчас, — ответил Гас. — Экспедиция отправится в любой день — мне, например, уже надоело ждать. Если нам удастся подсобрать немного золота и серебра, обеспечим себя на всю жизнь.

— Надеюсь, если доберемся, то всыплем этим мексикашкам по первое число, — заметил Калл.

— А ты сомневаешься, дурень бестолковый? — съязвил Гас.

— Мы же не всыпали им под Аламо, — напомнил ему Калл. — Нас могут выгнать в прерии, где мы будем подыхать от голода — такую вероятность тоже следовало бы обмозговать. Когда мы возвращались к Пекосу, едва находили жратвы на двенадцать человек. А как прокормить целое войско? Да еще воды нет по пути, — добавил Калл, чтобы упредить Гаса, который собирался наврать еще кое-что про золото в Санта-Фе, валяющееся прямо под ногами.

— Почему нет? Мы будем двигаться по прериям — там воды предостаточно, — возразил Гас.

— Если тебе нечем больше заняться, взял бы да подковал еще одного мула, — предложил Калл. — Вот когда подкуем всех, тогда, может, я заинтересуюсь походом на Санта-Фе.

Гас с ходу отверг предложение помочь подковывать мулов. Он понял, что настрой Калла против экспедиции ослабевает, а его собственная решимость, наоборот, усиливается при одной мысли о больших перспективах, открывающихся перед ними.

— Предлагаю бросить возиться с мулами и хочу поскорее двигаться в Остин, — пояснил он. — Пусть Редмонд Дейл ищет кого-то другого красить его салун. Но мы выкроим время для посещения борделя, если тебе надоело вкалывать.

— На бордель я раскошелиться не могу, лучше отложу деньги на покупку хорошего оружия, — отверг предложение приятеля Калл. — Если придется проезжать по индейским землям, нужно иметь надежное ружье.

И тем не менее он посетил вместе с Гасом бордель, да не раз и не два, но не ради приятного времяпрепровождения, а с иными целями. Там, в ожидании похода на Запад, работала Матильда. Ей все больше нравился молодой Калл. Гас тоже ей нравился в известной мере, но он был слишком назойлив и болтлив. С его назойливостью Матильда еще кое-как справлялась, а вот рот ему заткнуть не могла.

Молодой Калл по природе своей был, наоборот, молчалив. Монеты он отдавал без лишних слов. Матильда заметила в его глазах какую-то грусть, что затронуло ее сердце. После нескольких визитов Калла она обратила внимание на то, что ее массивная фигура пугает юношу, и подвела его к молоденькой мексиканочке по имени Роза, и та вскоре полюбила его.

Калл частенько думал о Розе, она обучала его испанскому языку: как считать, как называются разные блюда и продукты. Она была стройной, редко когда смеялась, хотя ему нет-нет да все же улыбалась. Калл вспоминал о ней обычно днем, когда работал в кузнице позади мастерской кузнеца. Вспоминал он о ней и по вечерам, под одеялом около конюшни. Ему хотелось встречаться с Розой почаще — Гас не ошибся, когда рекомендовал заглядывать к проституткам, но Гас бездумно транжирил деньги, а Калл всячески экономил их.

Гас влезал в долги, плутовал в карты, раздавал заведомо пустые обещания, лишь бы раздобыть денег для оплаты услуг шлюх.

Калл, наоборот, никогда не допускал подобного расточительства. Он отдавал себе отчет, что, поскольку вступил в ряды рейнджеров, а отряд вскоре снова выступит в поход, то стычек с индейцами рано или поздно все равно не избежать. И на случай, когда завяжется бой, он хотел быть хорошо вооруженным, насколько только позволят его сбережения. На дешевенькое ружье, которое осталось у него после первого похода, полагаться было нельзя. Если ему доведется когда-либо снова столкнуться с индейцем из команчей с большим горбом, то лучше, чтобы у него было с собой такое оружие, которое его не подведет. Чем больше Калл думал о Розе, тем сильнее ему хотелось выжить, а для этого прежде всего нужно приобрести первоклассное ружье.

Убедившись в том, что его друг намерен отправиться вместе с ним в новый поход, Гас почувствовал, будто гора свалилась с его плеч. Он выбрал тенек под повозкой, лег, вытянувшись во весь рост, прикрыл лицо шляпой и безмятежно задремал, пока Калл продолжал возиться с мулами. Последний, самый маленький мул оказался норовистым и кусачим — Калл несколько раз крепко стукнул его, но тот все равно скалил зубы и недвусмысленно показывал, что готов без промедления пустить их в ход и куснуть человека, как только тот зазевается. Наконец Калл догадался связать мулу челюсти веревкой, чтобы закончить подковку. Гас похрапывал так громко, что до Калла отчетливо доносился его храп, особенно когда он перестал стучать по гвоздям, укрепляя подковы на копытах.

Едва последний гвоздь вошел в подкову, как с улицы донесся стук копыт. Калл выглянул и увидел подъезжающих верхом на лошадях Верзилу Билла Колемана, Рипа Грина, хромоногого Джонни Картиджа и Матильду Робертс, восседающую на своем Томе, большом сером мерине.

— Седлай коня, Вудроу, и идем на Санта-Фе или выметайся из рейнджеров! — прокричал Верзила Билл. На голове он носил меховую шапочку, которую случайно нашел в туалете в борделе.

— Ну ты даешь, Билл! А я думал, что тебя нет в городе. Не слишком ли жарко в этой шапчонке? — спросил Калл. С него самого семь потов сошло, пока он подковывал четырех мулов.

— Этой шапкой я стану отвлекать гризли, если мы столкнемся с ними, — ответил Верзила Билл. — Боюсь я этих гризли, да и других медведей тоже. В ней они сочтут меня за своего и не станут нападать.

— Шапка эта принадлежала Джо Слоуи, да этого сукина сына повесили, — пояснила Матильда. — Помнится, он воображал из себя горца.

Услышав голоса, Гас Маккрае проснулся и вскочил, забыв, что спит под повозкой. Он треснулся головой о днище повозки с таким стуком, что свидетели его позора не могли удержаться от смеха.

— Да заткнитесь вы! Я было подумал, что у меня черепушка раскололась, — воскликнул Гас, обозлившись на неуместную веселость своих товарищей из-за его досадной оплошности. Тем не менее шишку он набил здоровенную. Пошатываясь, он подбежал к бочке с водой и сунул туда голову — прохладная вода освежила его и утихомирила боль.

Пока рейнджеры смотрели, как Гас охлаждает голову в бочке, подскакал Черныш Слайделл — когда все вывалились из салуна, он все еще никак не мог оторваться от своей дамы. А припустился потом вскачь потому, что боялся остаться один, а это значило бы, что и пересекать прерии до Остина ему пришлось бы в одиночку.

— Ну так как, ты с нами, Вудроу? — спросил Рип Грин. Хотя Калл был и моложе Рипа, тот считал его надежным парнем и хотел, чтобы он присоединился к экспедиции.

— Я думал, что ты, Билл, уже умотал, — заметил Калл.

— Да умотал бы, но когда собирали рейнджеров, нигде не могли сыскать Длинноногого, а Чадрашу не хотелось отправляться в поход без него. Длинноногий уже выехал в Остин, — пояснил Билл. — Стало ясно, что мы должны отъезжать без него. Думаю, он нагонит нас.

Увидев своих товарищей по оружию, уже восседавших на конях и готовых к походу, Калл колебался недолго. Да и вообще он хныкал, отнекивался и высказывал неверие лишь для того, чтобы подзадорить Гаса. В глубине души он не мог противостоять зову к приключениям.

— А кто возглавит рейнджеров? — спросил он, снимая веревку с морды кусачего мула.

— Кто-кто, вот заладил. Мы сами будем себя возглавлять, пока не решим, кто достоин быть капитаном, — сказал Верзила Билл.

— Тпру, осади назад — в разведку для Боба Баскома я не пойду, — заявил Гас. — Не нравятся мне его суровые речи, не исключено, что я отдубасю его как следует еще до конца экспедиции.

Верзила Билл засомневался в такой возможности и произнес:

— Вооружись увесистой дубинкой, когда пойдешь лупить его. Боб бравый малый. Не из трусов.

— Возьми не одну, а две дубинки, — поддержал Черныш. — Боб драчун не из робких.

— Вот уж кого я не ожидал увидеть на войне с мексиканцами, так это тебя, Матти, — воскликнул Калл, удивившись, что и Матильда присоединилась к рейнджерам.

— Мне нужно попасть на запад, пока я еще молода, — шутливо ответила Матильда. — Слышала, что от Санта-Фе на запад ведут множество дорог.

Пожитков у Калла почти не было, разве только пальто да две рубашки. У Гаса Маккрая, из-за его вечных непредвиденных расходов, и того не оказалось — вся его одежда была на нем, да еще два пистолета в придачу.

Старый Джизес, увидев, что Калл собирается в поход, тяжко вздохнул. Мысль о том. что теперь ему придется самому подковывать всех лошадей и мулов, повергла его в уныние. Всю жизнь ему приходилось вкалывать, и теперь он хотел остановиться, но не мог. Его дети выпорхнули из дома, осталась лишь маленькая дочка, подковывать лошадей она еще не научилась. И тем не менее он не осуждал Калла за его решение — когда Джизес был молод, сам любил странствовать, поэтому уехал из Солтилло и поселился среди техасцев, а вот теперь он состарился, устал, а его единственный помощник и надежда уезжает. Кроме того, в Калле было нечто такое, что ему нравилось, а он мало кого любил из молодых техасцев.

— Прощай, — сказал он по-испански, когда Калл приторачивал одеяло и рубашки к седлу.

— Прощай, Джизес, — ответил Калл. Он любил старика. За все время, пока Калл работал у него, между ними не было недомолвок и ссор.

— Ну, мальчики, трогай, — скомандовал Верзила Билл. — До Остина дорога неблизкая.

— Мы, конечно, поедем, но я все же не мальчик, — заметила Матильда, когда они тронулись.

Голова у Гаса Маккрая просто раскалывалась из-за слишком торопливого пробуждения после сладкого похрапывания под повозкой.

2

— Ребята, надвигаются тучи, — предупредил Верзила Билл к вечеру первого дня, когда они уже покинули Сан-Антонио. — Сдается мне, что промокнем до нитки.

— По мне, так лучше скакать всю ночь напролет, чем дрыхнуть под дождем, — заметил Рип Грин.

— А по мне нет, — не согласился с ним Гас. — Если уж придется мокнуть, то перед этим не мешало бы маленько вздремнуть.

— По пути нам попадется много разных ферм, — успокоила их Матильда. — Большинство принадлежит семьям из немцев. Если найдем такую ферму, хозяева предложат нам поспать на полу. А если у них окажется пустой сарай или навес, сможем переночевать там.

Солнце заходило за горизонт. Во время заката Калл заметил, что весь юго-западный сектор неба почернел. Издалека прикатился рокот грома. Черноту на горизонте прорезали золотистые лучи заходящего солнца, но заблестевший низ облаков лишь подчеркивал их черноту вверху. Усилился ветер, он завертел, закрутил, сорвал соломенную шляпу с головы Калла и, подхватив, забросил на добрые тридцать футов. Калл разозлился — больше всего на свете он не любил, когда с него слетал головной убор.

Увидев эту сценку, Верзила Билл, захихикав, сказал:

— А тебе следовало бы заиметь модную меховую шапочку, как у меня.

Они перевалили через горный хребет и увидели то, на что возлагала надежды Матильда, — маленькую ферму. На небольшом поле стоял всего один дом, но зато большой, добротно срубленный из здоровенных бревен.

— Если хозяева настроены дружески, в нем места всем хватит, устроимся уютно, — заметил Черныш Слайделл.

— Надеюсь, если они что-то сейчас и готовят, то поросенка, — предположил Гас. — Я с наслаждением умял бы свининки за ужином.

Калл домчался до своей шляпы, но ветер поднялся такой сильный, что он не решился снова надеть ее. Все рейнджеры в этот момент придерживали руками свои головные уборы. До дома оставалась миля или две. Небо перед ними быстро темнело. Вдруг солнце резко скрылось за горизонтом, оставив их перед расстилавшимися впереди неведомыми прериями, внушающими благоговейный страх.

Громовые раскаты приближались и становились все громче. Калла уже не раз застигали грозы, и он перестал обращать на них внимание, но эта чем-то привлекла его. День выпал знойный, пригнавший тучи ветер не принес с собой прохлады. Наоборот, воздух стал еще более жарким, а ветер дул порывами, причем такими сильными, что даже лошади сбивались с равномерного шага.

Под Каллом шла тощая кляча, в последние недели ей явно не хватало корма. Еще немного, и ветер, пожалуй, сдует ее вместе со всадником, закрутит-завертит и унесет неведомо куда.

— Смотри-ка, что это? — удивился Гас. — Эта проклятая туча извивается, словно змея.

Калл глянул вверх — и впрямь, как змея. Огромная часть облака завилась в колонну, вернее, в гигантскую воронку и, извиваясь, поползла по небу под нависшими тучами.

— Проклятые несмышленыши, да это же смерч надвигается, — заторопила всех Матильда. — Нам лучше побыстрее добраться до дома.

Змееобразное облако быстро опускалось к земле, засасывая в воронку пыль, мусор, сухие листья и траву. Одинокий коршун, низко скользящий над поверхностью земли в поисках зазевавшихся мышей или перепелок, резко взмыл вверх и быстро улетел прочь. Калл заметил двух оленей, выскочивших из густых зарослей; взмахивая белыми хвостиками, они помчались в сторону, подальше от надвигающегося вихревого облака. Гул от смерча становился все более сильным и зловещим, лошади попятились назад и заметались из стороны в сторону, явно намереваясь умчаться подальше, как и промелькнувшие олени.

— Не надо прятаться в доме, лучше лечь на землю и распластаться, — посоветовал Верзила Билл. — Так всегда поступают, когда застигает смерч. Надо отыскать лощину, канаву или еще что-нибудь в этом роде, а то нас закрутит и унесет.

— Вон углубление, где любят валяться бизоны, — сказал Черныш. — А больше ничего не видать.

— Оно мелковато, — заметил Гас.

Он находился в хорошем расположении духа, предвкушая приключения, а, тут надвинулось откуда ни возьмись какое-то черное облако, закрыло все небо и испортило настроение.

До дома оставалось не более мили, но крутящийся, ревущий и засасывающий все и вся смерч надвигался на рейнджеров с бешеной скоростью. Весь день Гас ощущал прилив сил и с напряжением всматривался вдаль, надеясь обнаружить индейцев. Но увидеть горбатого команча, выскакивающего из зарослей с поднятым копьем, ему никак не хотелось. А если Бизоний Горб или любой другой краснокожий враг все же появится, Гас не замедлит подскакать поближе и выстрелить. Меньше всего он ожидал мерзких стихийных бедствий, а вот теперь смерч внезапно подкатился, до него рукой подать — всего каких-то пара сотен ярдов. Из зарослей выскочила рыжая рысь и припустилась бежать в ту же сторону, куда умчались олени.

Наконец рейнджеры подъехали к небольшому углублению и попрыгали из седел.

— Что делать с конями? — громко спросил Калл, стараясь перекричать ужасный рев.

— Черт с ними, с конями, ложись! — крикнул в ответ Верзила Билл. — Растянись и уткнись мордой в землю!

Калл так и сделал. Он скинул рюкзак со спины и растянулся на дне углубления. Остальные рейнджеры последовали его примеру.

Гас опасался в душе за Матильду — ведь она была столь здорова, что вряд ли могла надежно укрыться в углублении, где прятались бизоны. Но копать канаву времени уже не было — ей оставалось только надеяться на лучший исход. Вскоре ужасный рев еще более усилился и стал таким громким, что у всех чуть мозги не повышибало. Рубаха у Калла надулась так, что он испугался, как бы ветер не оторвал его от земли и не унес неведомо куда. Вокруг раздавался гул и какой-то свистящий звук, вроде шипения змеи, только намного громче, — это свистел песок, засасываемый вихрем из углубления. Затем на них обрушилась темнота — черная, как в безлунную ночь.

Гас подумал, что навсегда уедет из Техаса — как тут жить, если одна напасть сменяется другой? Он мечтал о домике впереди и о поросенке, и на тебе — лежишь, уткнувшись мордой в грязь, а тебя ворочает и тянет куда-то облако, похожее на гигантскую змею. В родном Теннесси тучи не ведут себя так, как здесь. К тому же лошади куда-то запропастились, а они ведь находятся в пути всего каких-то полдня. Оба его пистолета засунуты в седельные кобуры — вот будет незадача, если он и уцелеет от этого урагана, а Бизоний Горб возникнет вновь. Он же тогда окажется беззащитным.

Рев урагана стал таким оглушительным, а тучи песка, засасываемые смерчем из-под рейнджеров, столь плотными, что они на какое-то время оглохли и чуть не задохнулись. Черныш Слайделл, отличающийся проворством и гибкостью, исхитрился засунуть нос под рубашку, где дышалось немного полегче.

Но вот круговерть и рев стали потихоньку ослабевать, рейнджеры, поняв, что теперь можно поднять голову, увидели далеко на западе, под черной тучей, яркое солнечное сияние. Но над прериями по-прежнему разливался внушающий страх непонятный свет, который Рипу Грину показался даже зловещим.

— Думаю, такой же свет возникает, когда ты умираешь, — заключил он.

Матильда, почувствовав облегчение, приподнялась. Ей доводилось слышать, что смерчи, засасывая в воронку людей, уносили их и выплевывали на землю за сорок миль. Говорили также, что выжившие при таком перелете повреждались головой без всякой надежды на излечение. Само собой разумеется, маловероятно, чтобы ураган унес ее, поскольку веса в ней немало, но ведь были случаи, когда таким образом перемещались по воздуху целые повозки, а она все же никак не тяжелее повозки.

— Ну как, все живы-здоровы? — спросила она.

При странном сером свете рейнджеры казались ей какими-то не такими — многие так напугались, когда лежали, плотно прижимаясь к земле, что даже голос у них изменился, когда они заговорили.

— Живы-то мы живы, но вот лежим и не двигаемся, — сказал Калл.

Он сохранял спокойствие, поскольку времени на то чтобы испугаться, ему не хватило, — он так и не понял, что такое смерч. С индейцем можно воевать, но как воевать с ревущим змеевидным воздухом? Шляпа у него улетела, да не только у него — у всех, уцелела лишь меховая шапочка на голове Верзилы Билла Колемана, который сопел, когда песок засыпал ему нос и рот.

— Нужно поймать лошадей, — добавил Калл. — Думаю, теперь они уже на полпути обратно в Сан-Антонио.

— Лучше пусть моя лошадь сбежит, чем ее унесет смерч, — прервал его Гас. — Она стоит тридцать долларов, как-никак.

— Я бы тоже обошелся без лошаденки, да на них навьючены все наши пожитки, — заметил Черныш. — Нам осталось только дотащиться пешком до Остина и надеяться, что там выдадут ссуду.

— Наши лошади далеко не удрали, — сказал Верзила Билл. — Утром мы их найдем, во всяком случае проследим, куда они подались.

Теперь, когда Гас понял, что уцелел во время урагана, он оживился. Головная боль у него с перепугу прошла, а вот аппетит, наоборот, усилился.

— Я все еще мечтаю о свиной отбивной, — заявил он. — Давайте двинемся к дому. Хозяева, небось, там сидят и уплетают за обе щеки.

Других предложений не поступало, и рейнджеры согласились было с ним, но оказалось, что дом, в котором они рассчитывали найти убежище, ураган разрушил до основания. Добравшись до места, где он стоял, они увидели там всего лишь несколько бревен и шестерых несчастных человек, оцепеневших от ужаса и мечущихся туда-сюда: четверых детей, мужчину женщину. Взрослые, держа в руках светильники, ковырялись в каменном фундаменте, отыскивая и сваливая в кучу уцелевшие вещи. Перепуганные дети молча смотрели на них. Маленькая девчушка жевала край своего платьица.

Ее отец, крепкий малый с густой бородой, все спрашивал про крышу с таким недоуменным видом, с каким обычно интересуется сбитый с толку человек, куда это вдруг подевался его молоток.

— Да где же моя крыша, черт бы ее побрал? — говорил он. — Она же была здесь, а теперь куда-то запропастилась. Я делал ее целую неделю, а теперь ее, поди, унесло ветром прямо в лес.

— Да что там крыша. Мы вот потеряли всех своих лошадей, — сказал Гас каким-то, как показалось Каллу, бездушным тоном. У крепкого молодого человека в доме жила семья. Исчезновение лошади стоимостью тридцать долларов вместе с дешевым седлом и одеялом — ничто по сравнению с утратой крыши над головой.

Усадьба, где стоял прежде дом, находилась в полном беспорядке. Уже смеркалось, но можно было видеть, что одежда, кухонная утварь, инструменты и сельскохозяйственные орудия, уцелевшие домашние животные были раскиданы по разным углам, будто их в спешке бросали с повозки куда попало. На поваленном бревне стоял черный петух и возмущенно клокотал во все горло. Среди неразберихи, похрюкивая, рылись в мусоре два поросенка и кудахтали куры.

Никто из пострадавших при урагане не обратил внимания, когда к ним перед сгущающейся темнотой подошли Матильда и шестеро рейнджеров. Единственной, кто сохранял разумное спокойствие, была молодая хозяйка дома. Она не спеша подбирала раскиданные вещи и одежду и заботливо укладывала их в аккуратные кучки.

— Вот чертова незадача — жаль терять такую крышу, — пробормотал молодой отец. Он, похоже, говорил сам с собой, ни к жене, ни к рейнджерам не обращался.

— Хватит тебе чертыхаться, Рой, — сказала ему жена. — у нас гости, да и детям нет надобности выслушивать твои ругательства из-за того, что дом сдуло ураганом. Мы построим другой дом.

— Ты хочешь сказать, Мелли, что я в силах это сделать? Сама-то ты не так сильна, чтобы ворочать бревна.

— Я сказала, Рой, что к нам пришли гости. Почему бы тебе не быть вежливым и не пригласить их для начала присесть, — энергично насела на него молодая хозяйка. — На погоду нечего пенять, — добавила она. — Руганью ее не переменишь.

— Слушайте, а может, мы поможем вам собрать уцелевшее? — предложил Гас.

Молодая женщина по имени Мелли ему понравилась с первого взгляда. Даже в сумрачном свете он заметил, какая она хорошенькая. А муж показался ему грубияном. Гас даже подумал: жаль, что его не унесло ураганом. Тогда такая прелестная молодка запросто могла бы заставить его уйти с рейнджерской службы, моргни только.

— Вот что, парни, надеюсь, вы не воры, потому как ветер раскидал наши немудреные пожитки по всем окрестностям и любой пришедший сюда воришка может без труда подбирать их, — сказал Рой, все еще никак не смирившийся с утратой крыши.

При свете лампы рейнджеры стали помогать семье отыскивать разбросанные вещи и складывать их в кучу. Разумеется, никаких свиных отбивных им не предложили, но хозяйка угостила их беконом и лепешками из кукурузной муки. Верзила Билл Колеман оказался толковым печником, из обломков кирпичей он быстренько соорудил маленькую печурку и в ней весело затрепетал огонь. Все уплетали кукурузные лепешки с беконом и толковали, как неожиданно и странно обыкновенная грозовая туча превратилась в гигантский смерч.

— Вон с того дерева вихрь содрал даже кору, — вспомнил Рой и махнул рукой в темноту, где стояло невидимое взору дерево. — Какой же силы должен быть ветер, чтобы содрать кору с вяза?

— Главное, что мы, слава Богу, все живы, — с признательностью произнесла Мелли.

Ей было интересно, что за женщина потащилась по прериям вслед за шестеркой техасских рейнджеров, но из вежливости спрашивать об этом она не стала. Разумеется, в приграничной полосе всякие неожиданности встречаются реже, нежели в восточном штате Миссури, откуда она была родом.

Матильда в это время мечтала: вот вышла бы она замуж за крепкого бородатого фермера и у них родились бы четыре малыша и завелось несколько кур и парочка поросят. В таком случае не пришлось бы ей пресмыкаться перед вонючим подонком с торчащей шишкой в штанах и удовлетворять его похоть за пару долларов.

Ребятишки, старшему из которых, как сказала мать, было около пяти лет, сбились в кучу, словно маленькие опоссумы, на уцелевшем и не намокшем лоскутном одеяле и безмятежно заснули. Верзила Билл Колеман вынул свою губную гармошку — он не клал ее в переметную суму на седле, а всегда носил при себе — и заиграл песенку «Барбара Аллен». Каллу нравилось слушать, как играл Верзила Билл. Старая печальная песенка навеяла грустные воспоминания. Он не знал, отчего это музыка заставляет его грустить и для чего вообще на свете есть грусть. Ведь в конце концов, как сказала молодая женщина, все они уцелели, да и потеряли из-за урагана не так уж много. Досадно, конечно, лишиться лошадей, но не из-за них же он сейчас опечалился. Он почувствовал грусть из-за всего, что видел вокруг: рейнджеры, Матильда, семья, у которой ветер унес крышу. Их мало, а мир такой огромный и жестокий. Они все живы, да и поели сейчас неплохо, но на следующий день может разразиться другой ураган или же шайка индейцев нападет на них, и тогда их не будет на этом свете.

— Вот что, под эту старую песенку я танцевать не умею, — сказал Гас Верзиле Биллу. — Мне больше по душе мелодии, под которые можно сплясать.

— В таком случае вот тебе «Буффало Гэлс», — ответил Верзила Билл и заиграл веселенькую мелодию.

Гас встал и заплясал джигу, стараясь очаровать Мелли своим танцем. К нему вскоре присоединился Рип Грин, но остальные плясать отказались.

— Да будь я проклят, если стану танцевать в такой вечер, когда моя крыша улетела неведомо куда, — пробурчал Рой.

Чуть позже Рой, взяв в руки светильник, перерыл все углы вокруг и нашел целый кувшин виски, который тут же пустил по кругу. Верзила Билл Колеман перестал играть на гармошке и приготовился приложиться к кувшину, что не понравилось Гасу, поскольку он еще не натанцевался вдосталь. Он еще раз подумал о том, что мог бы стать неплохим мужем для Мелли — разумеется, гораздо лучшим, нежели неотесанный и мрачный Рой.

На рассвете Рой отыскал большую часть своей крыши на опушке небольшой дубравы, всего в сотне ярдов от места, где прежде стоял дом. Верзила Билл оказался прав насчет лошадей — все они нашлись не далее как в полумиле от углубления, где прятались рейнджеры. Бекон весь съели, но на завтрак Мелли напекла им кукурузных лепешек и сварила цикорный кофе.

Рой, сообразив, что у него под рукой оказалась великолепная рабочая сила, всячески старался убедить рейнджеров остаться и помочь ему вновь отстроить дом. Гас Маккрае не возражал. Лицо Мелли было, что называется, кровь с молоком. Утром она выглядела еще более привлекательной, нежели в полутьме сумерек. Но у всех других рейнджеров оказались срочные дела в Остине — они быстренько оседлали коней и приготовились к походу.

— Мы отправляемся завоевывать Санта-Фе, — похвастался Черныш Слайделл. — А командир у нас сам Калеб Кобб.

— Та самая Санта-Фе? — удивился Рой. — Санта-Фе, что находится в Нью-Мексико?

— Это город, а что тут такого? — сказал Рип Грин, заметив, что Рой отнесся к его словам как-то скептически.

— Как что такого? До него отсюда свыше тысячи миль, — пояснил Рой. — Вы доберетесь до Санта-Фе быстрее всего из Сент-Луиса. Оттуда идет хорошая накатанная дорога. Мой папаша торговал на ней, пока его не пришил какой-то проклятый шустрый мексиканец.

— За что его убили? — поинтересовался Джонни Картидж.

— Ни за что, просто так — шустрый мексиканец быстрее вытащил пистолет и выстрелил первым, — пояснил Рой. — Я сам еще пацаном трижды побывал в Санта-Фе.

— Вот как? Расскажи нам про него, — попросил Гас. — Слышал я, что там крутом золото и серебро просто валяются под ногами.

— В таком случае ты слушал идиота, — заметил Рой. — Золота там вообще нет никакого, а за серебро нужно торговаться до хрипа. Мой папаша предпочитал иметь дело с мехами. Жители гор довольно регулярно привозили их на продажу, они привыкли носить меха. А когда я женился на Мелли, с торговлей завязал.

— Меха, говоришь? — удивился Гас. — Ты имеешь в виду мех, как у Верзилы Билла на шапке?

— У него просто кроличья шкурка, я ее даже мехом не назвал бы, — возразил Рой. — Я имею в виду главным образом бобровый мех. Здесь на юге бобры не водятся, так что вам не понять, о каком звере я говорю.

— Раз уж мы направляемся туда, то, по-моему, стоит захватить Нью-Мексико целиком, — вмешался в их беседу Черныш Слайделл. — Думаю, население обрадуется, увидев нас.

— Они вам покажут, где раки зимуют. Да они ненавидят техасцев — разве никто из ваших ребят не знает об этом? — удивился Рой.

— Думаю, Калеб Кобб не стал бы командовать экспедицией на Санта-Фе, если бы сам не побывал там и не изучил все досконально, — сказал Верзила Билл.

Рой в изумлении смотрел на супругу. Крошечная девчушка, перепугавшись урагана, опять жевала подол своего платьица. Двое мальчишек швыряли камни в поросенка, а черный петух продолжал недовольно клокотать.

— Этих людей ввели в заблуждение, — обратился Рой к Мелли. — Они думают, что техасцы, как только захватят Санта-Фе, начнут там лопатами выгребать золото и серебро и грузить их на повозки. Калеб Кобб, видать по всему, ловкая бестия и отъявленный мерзавец. По-моему, он задумал завести вас неведомо куда, чтобы вас всех перебили или захватили в плен. Я даже сомневаюсь, что он когда-либо бывал в Санта-Фе — может, самое лучшее для вас заблудиться по пути, — продолжал Рой. — Когда кончатся прерии, придерживайтесь реки Арканзас. Как только найдете ее, знайте — вы на верном пути.

Рейнджеры поскакали вперед, оставив фермерскую семью перебирать и укладывать вымокшие во время грозы пожитки. Пессимизм Роя несколько охладил их восторженный настрой.

— Думаю, что он все врет, — предположил Гас. — Кто он такой? Простой фермер. Небось, ноги его никогда не было в Санта-Фе.

— Говорил он с таким видом, будто все знает, — сказал Калл.

— Нет, нельзя все же доверять людям из Миссури, — заметил Рип Грин.

— Почему нельзя? Я, к примеру, из Миссури, — обиделся Джонни Картидж. — Миссурийцы так же честны, как и выходцы из других штатов.

— С чего бы этому человеку врать нам? — в недоумении спросил Калл. — Он же никогда не встречался с нами прежде.

— Постыдился бы Гас говорить, что лгут беспричинно, — не удержалась Матильда. — Сам он то и дело врет, рассказывая людям, в первую очередь девушкам, всякие сказки про места, которых в жизни не видел.

Замечание Матильды заставило Гаса покраснеть. Одной из главных проблем при общении с женщинами была их привычка выкладывать все, о чем следовало бы помалкивать. Конечно же, он врал напропалую, чтобы покрасоваться перед девушками, но какое до этого дело Матильде?

— Посмотрите, это не Длинноногого лошадь? — выкрикнул Черныш Слайделл. — Вроде его гнедой.

Мысль о том, что к отряду присоединится Длинноногий Уэллейс, сразу же подняла настроение рейнджеров. Чадраш был, разумеется, разведчиком что надо, он знал пути-дороги по нехоженным местам даже лучше Длинноногого, но он отличался прескверным характером, рычал и ругался, когда к нему подходили с разговорами, если ему не хотелось вступать в беседу. Вообще он не любил говорить и не желал делиться своими знаниями с людьми, которым недоставало его опыта. В зависимости от настроения он мог помочь, а мог повернуться и ускакать прочь.

Длинноногий Уэллейс, наоборот, любил поговорить. Он умел толково объяснять непонятное — как-то раз, будучи немного «под мухой», он битый час разъяснял Каллу и Гасу особенности следов трех разных лошадей, которые они обнаружили в пути. Он рассказал им все, что знал про эти следы: почему он считает, что прошли мексиканские лошади, сколь тяжелы на них всадники, когда они проходили в этом месте, каково, по его мнению, состояние лошадей, оставивших следы. Гас и Калл попытались тогда применить на практике полученные от Длинноногого знания, ничего не получилось. Единственное, что им стало известно про найденные новые следы, это то, что они лошадиные, а что касается веса всадников, их национальности или общего состояния здоровья, об этом они могли лишь догадываться. По сути дела, они оставались такими невеждами в деле изучения следов, что не могли определить даже, ехал ли кто-нибудь на лошадях верхом. Уверенно они могли сказать лишь, что здесь паслись кони. Разумеется, оба в один голос заявили, что лошади не подкованы, но и это утверждение не соответствовало действительности.

— Может, он подстрелил дикую свинью? — предположил Гас. — Мы бы с удовольствием съели ее.

Лошадь Длинноногого стояла довольно далеко от них, а самого ее длинноногого хозяина нигде не было видно.

— Я бы предпочел, чтобы он ухлопал оленуху, — заявил Рип Грин. — Тогда я жрал бы нежную оленятину, а не старую жесткую свинину.

— Они кукурузные лепешки на ребрышки не накалывали, — вспомнил Гас. — И все же Мелли — миленькая бабенка.

— Я даже заметила, что ты не прочь сбежать с ней, — сказала Матильда. Хотя тогда было уже довольно темно, от нее не ускользнул повышенный интерес Гаса к молодухе.

— А может ураган и Длинноногого унес? — высказал предположение Верзила Билл. — Это все-таки его лошадь. А его, должно быть, ветром сдуло.

— Не похоже, — не согласился Гас. — Думаю, он залег где-нибудь в бизонью лежанку, как и мы.

— Но могло случиться так, что поблизости от него не оказалось бизоньей лежанки, — возразил Джонни Картидж. — Смерч мог застичь Длинноногого на ровной земле.

Охватившее всех облегчение от одной только мысли о том, что у них теперь появится надежный проводник, который поведет их через прерии на Остин, сменилось разочарованием и даже страхом. Поход за Пекос оставил свой след на всех — даже на обжитой (хоть и слабо) территории между Сан-Антонио и Остином нет-нет да похаживали индейцы из племени команчи и кайова и угоняли лошадей и рогатый скот.

Расстилавшаяся перед ними равнина, на которой паслась лошадь Длинноногого, казалась дикой и пустынной — заросли и рощицы остались у них за спиной, там, где стоял снесенный ураганом домик фермера. Один только вид живого Длинноногого Уэллейса придал бы всем рейнджерам отряда уверенность, что они непременно доберутся до Остина.

— Проклятие, это же точно его лошадь! — произнес Рип Грин. — Готов спорить, что ураган лишь напугал его гнедого, как и наших коней. А теперь Длинноногий, видимо, бродит где-то и разыскивает его.

Рейнджеры пришпорили лошадей и поскакали по бескрайней прерии, которая оказалась не такой уж гладкой, как виделась с первого взгляда. Кое-где приходилось взбираться по склонам, в других местах, наоборот, спускаться вниз. Не доехав до гнедого жеребца ярдов сто, они заметили неглубокую впадинку. А в ней человека, о котором только что говорили, -Длинноногого Уэллейса. Он стоял на коленях около двух повозок и копал землю длинным охотничьим ножом.

— Что это он копает среди прерий? — в недоумении произнес Верзила Билл. — Как по-вашему, он выкапывает лук, а может, картошку?

Заметив приближающихся рейнджеров. Длинноногий перестал копать. Все замахали ему руками в знак приветствия, хотя до него оставалась еще сотня ярдов. Длинноногий в ответ не поднял руки. С минуту он вглядывался в подъезжающих, а затем опять принялся копать. Калл немного вырвался вперед — он почувствовал в воздухе незнакомый запах — какой-то горелый, с тошнотворно-сладкой примесью, напоминающий дух свежего мяса, жарившегося на сковородке. Такой же запах он иногда ощущал, когда старый Джизес поджаривал на открытом огне целого ягненка в шкуре.

Поняв, чем занят Длинноногий, Калл резко осадил коня, поджидая ехавшего сзади Гаса.

— Тпрру, что там такое? — спросил сбитый с толку Гас.

— Длинноногий копает вовсе не лук, — сказал Калл.

— А что же он тогда копает? — спросил Верзила Билл. Он был близорук — и не разглядел как следует то, что увидел молодой Калл.

— Он роет могилу, — ответил Калл.

3

Отряд рейнджеров подъезжал, но не так споро, как хотелось Длинноногому Уэллейсу. Он уже успел освободить от пут тела двух обгоревших погонщиков мулов, привязанных к колесам повозки. Ему доводилось и раньше вдыхать тошнотворный запах обгоревшей человеческой плоти, но все же он не привык к этому. Теперь он торопился поскорее похоронить тела, а то вдруг индейцы, которые убили и сожгли погонщиков, вернутся и примутся за него.

— Вы что там, парни, молитесь, что ли? Слезайте и помогите мне, — в нетерпении крикнул Длинноногий.

— Боже мой, смотрите! — воскликнул Рип Грин. Едва он слез с лошади, его тут же начало рвать. Гас даже не осмелился смотреть — он лишь бросил беглый взгляд на два обгорелых трупа и тут же отвел глаза. Но все равно в животе у него похолодело, и он отъехал в сторону, надеясь, что противный запах не коснется ноздрей, когда он соскочит с седла, и его не вырвет, как Рипа.

Только Калл без раздумий слез с лошади и сразу же принялся помогать Длинноногому. Он старался не смотреть на трупы, но все же не мог не заметить зубы, оскаленные в предсмертных муках. Перед колесами повозки, к которым были привязаны погонщики, тлели головешки. Над ними все еще курился дымок.

Старый Джизес сделал Каллу хороший нож. Он сам выковал его, тщательно заточил и крепко обвязал рукоятку сыромятной кожей. Калл исступленно копал — только так он мог отвлечься и не думать о том, что произошло с погонщиками. Одна повозка все еще тлела и дымилась. Оглядевшись, он увидел, что земля вокруг побелела: погонщики везли на повозках муку, индейцы вспороли мешки и рассыпали ее по траве.

— Боже мой, как не повезло этим ребятам, — в раздумье произнес Верзила Билл, обходя место, где разыгралась трагедия.

— Такого конца они не предвидели, — сказал Длинноногий. — Видимо, у них на двоих было только вон то старенькое ружье. — Он кивнул в сторону дробовика, разломанного пополам на большом камне, вросшем в землю.

— Никогда не взялся бы перевозить муку без охраны, с одним только охотничьим ружьем — во всяком случае, в этих краях, — заметил Черныш Слайделл.

— В повозке, которая не сгорела, лежат пустые мешки, — произнес Длинноногий. — Возьми, Гас, несколько и заверни в них трупы. Надо побыстрее уматывать, здесь побывали девять индейцев, которые поджарили этих погонщиков, а один из них — Бизоний Горб.

— Ты видел его? — спросил Картидж, побледнев с перепугу. Рейнджеры схватились за оружие, мигом вспомнив, где они находятся.

— Нет, не видел. Но он разъезжает на своей раскрашенной кровью лошадке, на которой сидел, когда убил Джоша и Зика, — ответил Длинноногий. — Я изучил следы вокруг повозок и обнаружил, что он и здесь крутился.

— Боже мой, неужели? Боюсь, это он. — Рип Грин побледнел и затрясся с перепугу.

Джонни Картидж немного знал сапожное ремесло. В Сан-Антонио он нередко предлагал свои услуги для пошива или починки обуви. Он смотрел на двух обгоревших погонщиков, на их распухшие тела, на оскаленные в жуткой гримасе зубы, а голову его сверлила одна мысль: почему, в соответствии со здравым смыслом, он не взялся всерьез за сапожную работу. Добрая слава о его мастерстве распространилась далеко в низовьях реки Сан-Антонио. Работенка, конечно, не ахти какая, но зато нет никакого риска, что тебя схватят в голых прериях, привяжут к колесу повозки и сожгут. И думать нечего, он вернулся бы назад и взялся за это ремесло (благо, старый сапожник полюбил его), да больно далеко они отъехали от Сан-Антонио, и теперь слишком велик риск погибнуть, если возвращаться в одиночку.

— Жаль, что на этом пути больше нет лесов, — заметил Черныш Слайделл. — Не знаю, сумеем ли мы отбиться от девятерых мерзавцев, если они нападут на нас, но спрятаться будет негде.

— Девять человек — наилучшее количество для подвижной группы, совершающей набеги, — пояснил Длинноногий. Он заканчивал копать могилу. Она получилась неглубокой, но с этим приходилось мириться.

— Почему? — поинтересовался Калл.

— Что почему? — не понял Длинноногий.

Он считал Калла уравновешенным и надежным соратником, да и могилу тот копал споро и умело. Из всех рейнджеров он один не отшатнулся при виде истерзанных погонщиков. Еще лишь Верзила Билл не трясся с перепугу и не блевал, но все знают, что он плохо видит. Вероятно, он не подходил близко к трупам и толком ничего не разобрал.

— Почему девять наилучшее число? — переспросил Калл.

Гас передал ему кипу мешков, и он завернул в них убитых. Трупы окоченели, ноги у них были словно деревянные.

— Девять — наилучшее число, — повторил Длинноногий. Ему понравилось, что Калл не забывает учиться даже во время довольно неприятной работы. — Девять прекрасно знающих местность индейцев могут незаметно прошмыгнуть мимо укрепленных поселений. Они же могут спокойно наблюдать за поселенцами и выбирать, на какую ферму лучше всего напасть. Если они увидят, что в семье фермера четыре-пять взрослых здоровых сыновей, которые, по всей видимости, умеют стрелять, то эту семью оставят в покое и пойдут искать другую, где большинство женщин.

Матильда Робертс стояла и смотрела, как Калл и Гас заканчивают заворачивать обгоревшие тела в мешки. Она опознала одного из погибших: его звали Илай, он не раз наведывался к ней.

— Вон того, что поближе, зовут Илай Бейкер, — сказала она. — Он работал на мельнице. Я «узнала его по уху.

— А что у него особенного с ухом? — спросил Длинноногий.

— Посмотри на ухо, пока его не закопали, — ответила Матильда. — Ему оторвало пол-уха, когда он бы еще мальчишкой, — нижнюю половину. Да, это наверняка Илай Бейкер. Мы должны сообщить его семье. Помнится, у него несколько детей.

— А жена есть? — спросил Длинноногий.

— Конечно, он же сам не мог их нарожать, — проговорила Матильда. — Я не видела его год или два, но твердо уверена, что это Илай Бейкер.

Наконец могилу зарыли. Все толпились вокруг и с минуту молчали. Вокруг расстилались бескрайние пустынные прерии, слышался лишь тихий шелест травы. Солнце ярко светило. Длинноногий взял сломанное ружье и прикладом плотно утрамбовал насыпанное над могилой погонщиков холмик земли.

— Если кто-то помнит молитву или фразу из Священного Писания, пусть произнесет ее, — предложил Длинноногий. — Нам нужно смываться отсюда. Сегодня мне не хочется состязаться в скачках с команчами — у меня конь захромал.

— Я помню одну фразу про зеленые пастбища, — сказал Верзила Билл. — Это как Бог был пастухом.

— Ну так говори, Билл, — попросил Длинноногий. Он ухватил свою лошадь за узду и нетерпеливо ждал, когда можно будет вскочить в седло.

Верзила Билл стоял и молчал.

— Ну вот, были зеленые пастбища, — произнес он наконец. — А дальше не помню. Ведь прошло много времени с тех пор, как я читал Библию.

— Может, кто-нибудь еще что-то скажет? — спросил Длинноногий.

— Поведи меня в тихую заводь, — произнесла Матильда. — Сдается мне, Билл про это говорил.

— Как так? Билл вроде про зеленое пастбище говорил? — удивился Длинноногий. — Оно еще больше зеленеет, если пройдут дожди.

— Интересно, а почему люди, когда хоронят кого-то, любят произносить фразы из Библии? — спросил Калл Гаса, когда они поскакали крупной рысью к Остину. — Мертвые ведь все равно не слышат слова из Священного Писания.

Гас опять почувствовал в душе тревогу. Тот индеец, который чуть было не угробил его копьем, вновь шастает где-то поблизости. А что, если он уже читает их следы или даже следит за ними? Он может оказаться где угодно, да вдобавок со своими воинами.

Они подъезжали к густой рощице молодых дубов, где вполне могла сидеть в засаде группа команчей. А что, если Бизоний Горб и его головорезы внезапно выскочат из рощи и с ужасными боевыми кличами кинутся на них? Сможет ли он стрелять по ним в упор? Хватит ли у него духу пустить себе пулю в лоб, если бой будет проигран? Сожгут ли его потом, распухнет ли, одеревенеет он, как те два погонщика, которых они только что похоронили? Вот какие важные вопросы возникают, когда едешь по прериям, где обитают дикие индейцы. Гас теперь не задумывался над вопросом о том, почему люди произносят фразы из Библии над мертвыми, но чувство страха не покинуло его. Даже если бы у него сейчас была свиная отбивная, при мысли о которой накануне вечером слюнки текли, он не был на сто процентов уверен, что мог бы съесть ее.

— Это обычай такой, — наконец проговорил он. — При приближении смерти люди привыкли думать о небесной жизни.

Калл ничего не сказал в ответ. Он пытался представить, о чем думали погонщики волов и что они переживали, когда команчи привязывали их к колесам повозки и разводили под ними костер. Думали ли они об ангелах или просто желали скорой смерти?

— Как только доберемся до Остина, первым делом куплю там хорошее оружие, — сказал он. — И потренируюсь в стрельбе. Если нас возьмут участвовать в экспедиции, нам нужно научиться метко стрелять.

Ближе к вечеру небо на юго-западе опять потемнело. Снова оно приобрело черный, как уголь, цвет, лишь на самом горизонте виднелась тоненькая светлая полоска. Раздались раскаты грома, да такие, что рейнджеры вынуждены были прекратить всякие разговоры.

— Нас может застичь еще один смерч, — громко крикнул Черныш. — Нужно поискать лощину или овраг.

На этот раз, слава Богу, обошлось без развивающегося змееобразного смерча, хотя на них и обрушилась гроза с проливным дождем, длившаяся целых четверть часа. В результате все промокли до нитки. Рейнджеры приготовились к холодному сырому вечеру, но по счастью на пути попался огромный дуб, в который только что угодила молния. Дерево раскололось надвое. Дождь уже стихал, а дерево все еще продолжало гореть ярким пламенем. При таком пылающем естественном костре они сняли с себя одежду и хорошенько просушили ее. Матильда, которая вообще никого не стеснялась, разделась первая; Калл в ее присутствии не стал раздеваться, А вот Гас стыда не испытывал. У него, как всегда, не было ни цента в кармане, но он надеялся, однако надежды его не оправдались.

Длинноногий ни на минуту не переставал думать о Бизоньем Горбе — наступило наиболее подходящее время для неожиданного нападения, поэтому надо было смотреть в оба. Никто из рейнджеров не сомкнул глаз, но при ярком пламени можно было дремать. В самую глухую полночь, когда подошла очередь Калла заступить в дозор, облака рассеялись и на небе засверкали яркие звезды.

4

Калеб Кобб и его помощник, мрачный капитан Билли Фолконер, не мешкая, зачислили шестерых рейнджеров в свой отряд, выступающий в поход против Нью-Мексико. Рейнджеры подъехали к гостинице, где им быстро оформили бумаги о зачислении на службу, и дело было сделано.

Билли Фолконер был темноволосым маленьким человечком с быстрыми шныряющими глазками, Калеб Кобб, напротив, внушительным и высоким. Каллу он показался каким-то заторможенным. Рост его достигал шести футов и пяти дюймов, на голове развевались длинные светлые волосы. Ленивым взглядом он смотрел на парней, пришедших проситься в экспедицию, а на столе, за которым он сидел, лежали два пистолета «Уолкер кольт» последней модификации. Каллу понравились пистолеты, ему захотелось подержать в руках хотя бы один из них. но он понимал, что такое дорогое оружие ему не доверят.

— Платы за службу не будет, дело сугубо добровольное, — с ходу предупредил их Калеб Кобб. — Мы дадим вам только боеприпасы и жратву.

— Как мы полагаем, вы сами по силе возможностей будете добывать себе харч, — уточнил капитан Фолконер.

Калеб Кобб говорил низким грудным голосом, в руках он держал колоду карт и без конца тасовал их.

— Наше войско не правительственное и целиком составлено из добровольцев, но мы не хотим называть его войском, — уточнил Калеб.

— Я бы тоже не назвал его войском, во всяком случае если солдатами в нем служат те типы, которые околачиваются у гостиницы, — заметил Длинноногий.

Калеб Кобб улыбнулся, вернее, чуть ухмыльнулся. Билли Фолконер так и шнырял глазами повсюду, а Калеб в этот момент сидел, полузакрыв глаза. Он лениво откинулся на спинку стула и наблюдал происходящее будто в полусне.

— По большей части, мистер Уэллейс, наша экспедиция носит торговый характер, — стал пояснять Калеб Кобб. — У Сент-Луиса уже давно завязаны деловые отношения с Санта-Фе. Некоторые из наших, проживающих здесь, в Республике Техас, считают, что нам следует отправиться в поход на север и захватить этот город для своих целей.

— Ваши солдаты по большей части картежники да брадобреи, — кивнул головой в сторону толпы Длинноногий. — Если они вознамерились торговать, прекрасно, но как они будут воевать, если мексиканцам не понравится их внешний вид?

— Это наша забота, — отрывисто произнес капитан Фолконер.

— И моя тоже, если я понесу свой скальп вместе со всеми в том же направлении, — возразил Длинноногий.

— Ну и что такого? У нас будут бойцы из местных и там наберем, — заметил Калеб. — Один капитан Билли Фолконер чего стоит, он управится с целой армией мексиканцев.

— Если он такой герой, пусть идет и обломает рога Бизоньему Горбу, — предложил Длинноногий. — Этот индеец и его банда вчера поджарили двух погонщиков мулов не далее как в тридцати милях отсюда.

— Проклятый шельмец! — воскликнул Фолконер, хватаясь за новый кольт. — Я сейчас же соберу группу и кинусь его искать. Вы, ребята, тоже можете пойти со мной, если не боитесь.

— Осади назад, Билли, — одернул его Калеб Кобб. — Ты, конечно, можешь охотиться за дикими команчами сколько тебе влезет, но мои новые пистолеты не получишь. Этот проклятый горбун может прикончить тебя, а я тогда лишусь пистолетов.

— О, я думал, один из них мой, — проговорил Фолконер и со сконфуженным видом положил пистолет обратно на стол.

— Нет, — отрезал Кобб.

Затем он опять оглядел Длинноногого и перевел взгляд полусонных глаз на рейнджеров. Каллу не понравилось поведение Калеба — он счел его высокомерным. Но он понимал, что они с Гасом самые молодые в отряде и его мнение никого не интересует.

— Когда мы выступаем в поход? — спросил Длинноногий.

— Послезавтра, если появится генерал Ллойд, — ответил Калеб. — Говорят, что дороги из Хьюстона развезло — они вечно раскисают. Думаю, что генерал завяз в грязи.

— Генерал Ллойд? — удивленно переспросил Длинноногий. — Я служил у него разведчиком несколько лет назад. А для чего нам понадобился генерал, если мы едем с торговыми целями?

— Никогда нелишне прихватить с собой генерала, особенно если собираешься иметь дело с мексиканцами, — пояснил Кобб. — По собственному опыту знаю, что они любят больших начальников. Если они станут задираться, мы навешаем генералу медалей и пошлем его на переговоры с губернатором Санта-Фе — тем самым избежим кровопролития, — рассуждал Калеб, тасуя карты, и добавил: — Я предпочел бы по возможности избегать кровавых стычек.

— Я тоже предпочел бы избегать их. Соотношение сил будет не в нашу пользу — их пятьдесят на одного нашего, — поддержал Длинноногий. — А генерал Ллойд все еще не приехал, потому что он вдрызг пьяный и заблудился. Когда я был у него разведчиком, он не просыхал, и каждый раз, когда выходил из палатки помочиться, не мог найти дорогу обратно. Да если ему даже указать, где юг, и установить срок целый год, он все равно Мексику не найдет. А самое главное, он и на лошади ездить не умеет.

Калеб Кобб, рассмеявшись, заметил:

— Ну что же, он поедет в пролетке, а если и там станет трепыхаться, привяжем его.

— У нас лошади мелковаты, да и слабоваты, — вмешался в разговор Верзила Билл. — Что с ними делать?

— А ты поднаторел в этом деле, как видно, — заметил Калеб. — Республика Техас предоставит вам каждому по лошади. Билл, оформи им расписки. В Остине полгорода торгуют лошадьми — думаю, вы без труда подберете там надежных.

— А как насчет оружия? — спросил Гас. — У меня оно никудышное. — Я хотел бы заменить его перед отъездом.

— Оружие — это ваша забота, — с раздражением ответил капитан Фолконер. — Если вы рейнджеры, то вам за службу платят. Можете покупать себе любое оружие за свои денежки.

— Постой, Билл, я думаю, что новое оружие — неплохое вложение капитала, — прервал его Калеб. -Мне кажется, мексиканцы примут нас с распростертыми объятиями, возможно даже, зарежут несколько коз и устроят обжираловку. Но тамошний люд все же непредсказуем. Если мексиканцы начнут упираться, на этот случай мы должны быть хорошо вооружены и без раздумий стрелять в проклятых подонков. Скажи нашему интенданту, чтобы помог бы этим джентльменам вооружиться подобающим образом.

— Каков будет маршрут, полковник? — спросил Длинноногий.

— Слишком много задаешь вопросов, мы еще не разработали маршрут, — снова сердясь, выпалил Фолконер. — Нам дня не хватит, если стоять тут и болтать без толку.

Калеб Кобб при этом слегка усмехнулся.

Капитан Фолконер быстренько начиркал им какое-то подобие расписок на получение лошадей, которые, как он сказал, без звука принимают к оплате все торговцы лошадьми в Остине, а потом послал их к человеку по имени Брогноли, ответственному за хозяйственные дела и боеприпасы. Когда они разыскали Брогноли, тот занимался закупкой скота. Ему пригнали двадцать голов крупного рогатого скота. Они неторопливо прогуливались вокруг городской площади, где в это время находился самый центр торговли. Там же тележник мастерил новую повозку, несколько шорников чинили и шили седла добровольцам, а зубодер тащил больной зуб у рейнджера прямо посреди площади. Тот орал благим матом, но зубодер, не слушая его, продолжат свое дело и вытащил в конце концов больной зуб вместе с длинным окровавленным корнем.

— Будь я проклят, если позволю этому зубодеру когда-нибудь засунуть мне в рот щипцы и тащить заболевший зуб, — сказал Гас. когда они пробирались сквозь толпу.

Площадь заполнили лошади, мулы, овцы, свиньи и куры. Каллу никогда прежде не доводилось бывать в такой оживленной круговерти. Он чувствовал, как его теснят и толкают со всех сторон. Все вокруг было так интересно, что он успевал только рот открывать от удивления. А интендант Брогноли был так занят составлением расписок на закупку скота, что прошло не менее получаса, прежде чем он вспомнил о просьбе помочь подобрать надежное оружие. Когда он наконец обратил на них внимание, то оказался довольно благожелательным человеком.

— Мушкеты — вот что вам надо покупать, — посоветовал он. — Пистолеты я бы не взял. Из мушкета можно подстрелить и бизона, и индейца, и кого хочешь.

Он повел их на оптовый склад позади большого магазина — там один на другом громоздились ящики с нераспакованными мушкетами. Пока Калл и другие рейнджеры перебирали ружья и щупали патронташи и подсумки с патронами, Гас заглянул вглубь склада — там у прилавка стояла такая очаровательная девушка, что он сразу забыл про патроны для мушкетов, про патронташи и подсумки и про все на свете. Судя по всему, девушка эта работала на складе — она помогала пожилой женщине примерять шляпку от солнца. Девушка была довольно стройной, она, казалось, целиком ушла в работу, но в то же время держала ушки на макушке. Гас стоял и глазел на нее, думая, что она слишком занята и не замечает его, но она перехватила его взгляд и посмотрела так строго, что у него даже затряслись поджилки. Он уже намеревался рвануть обратно к мушкетам, но она улыбнулась ему совсем по-дружески.

Обалдев от ее улыбки, Гас напрочь забыл про своих товарищей и без раздумий шагнул на склад. Помещение оказалось огромным, с высоким потолком, забитым разнообразными товарами, начиная с молотков и гвоздей и кончая изящными головными уборами — Гас не удержался от соблазна и примерил новую серую шляпу с аккуратно загнутыми полями, хотя и знал, что такую роскошь позволить себе не может. Он услышат, как что-то щебечет пожилая дама — объясняя, что ей не к спеху покупать шляпку. Гас, считая, что девушка слишком занята обслуживанием старой мегеры, осмелился пару раз взглянуть в ее сторону, но оба раза продавщица отвергала пылкий взгляд, который он бросал на нее. Она не позволяла ему отвлекать себя от работы, но в то же время давала понять, что видит его знаки внимания.

Гас принялся рассматривать ящик с ножами — он всегда любил ножи. Некоторые из них в любой другой день привели бы его в восхищение своими матово поблескивающими лезвиями, ручками из слоновой кости или из рога. Но в сравнении с очаровательной девушкой, продающей дамскую шляпку от солнца, ножи не значили ничего.

Когда старая ведьма наконец выбрала себе шляпку и расплатилась, Гас собрался было с духом и хотел поздороваться с девушкой, но тут случилось неожиданное: на склад проскользнул вертлявый маленький человечек в длинном черном плаще и подбежал прямо к прилавку с сигарами.

— Доброе утро, мисс Форсайт, — произнес вертлявый. — Я пришел за своими любимыми сигарами.

— Вот они, доктор Морис, — ответила девушка. — Мы уже рассортировали сигары. Этим занимался мой отец.

— Он обращается с ними очень деликатно, — заметил низенький доктор, срывая обертку с маленькой пачки сигар, которую протянула ему девушка. Быстро вытащив длинную сигару, он поднес ее к носу и понюхал. — Я никогда не покупаю сигары, предварительно не понюхав их, — сообщил он девушке и, прикоснувшись пальцами к полям шляпы, вышел со склада, зажав сигару в зубах.

— Знаю, что совет хорош, — сказала девушка, оборачиваясь к Гасу, — но я ему не следую.

— Вот как? Почему же? — поинтересовался Гас, немало удивившись тому, что молодая девушка запросто подошла к нему и заговорила первая.

— Потому что сигары меня не прельщают, — ответила, слегка улыбнувшись, девушка и сунула в руки Гаса тугую обертку от пачки сигар доктора. — Забирайте эту дрянь с собой, сэр, — предложила она с соблазнительной улыбкой.

— А на кой она мне сдалась? — спросил Гас в недоумении и подумал, не сделал ли он что-нибудь такого, что отпугнуло девушку, хотя, судя по всему, ее не так легко было напугать.

— Забирайте эту бумагу. Я вижу, вы смелый парень, но не знаю, на что вы способны, — сказала она. — Меня зовут Клара. А вас?

— Август Маккрае, — представился Гас. Хоть он редко называл себя полным именем, но сейчас чувствовал, что это будет к месту.

— Август. Вы слышали о такой личности? Он был римлянином. Как и вы, мистер Брогноли, — сказала Клара, обращаясь к интенданту, который как раз в эту минуту входил на склад, чтобы передать ей расписки за купленные мушкеты.

— Я так не думаю, мисс Форсайт, — ответил Брогноли, слегка прикоснувшись к шляпе в знак приветствия. — Считаю, что молодой повеса из Теннесси.

— Лучше забрал бы свой мушкет да мотал отсюда — он тебе понадобится, когда выступите в поход, — добавил он, глядя прямо на Гаса. — А что это у тебя в руках? Надеюсь, ты ничего не украл у мисс Форсайт?

— Ничего он не украл. Это просто оберточная бумага, которую я сама ему дала, — объяснила Клара. — Мне нравится быстро вычислять, на что способен мужчина. Пока еще он не принял в подарок эту бумагу. По-моему, это значит, что он какой-то заторможенный.

— Ах, эта бумага, — я буду держать ее в руках вечно, — залепетал Гас, покраснев от смущения.

Брогноли повернулся и вышел. Теперь Гас остался наедине с Кларой Форсайт, и она внимательно оглядывала его проницательным взглядом.

— Ну что ж, держите вечно этот хлам, — сказала она. — К чему городить такие глупости, мистер Маккрае? Вы находитесь на важной военной службе — и. как я полагаю, вам понадобятся обе руки.

— Я буду хранить бумагу, потому вы мне ее подарили, — напыщенно ответил Гас.

С лица Клары сошла улыбка, и она спокойно смотрела на Гаса. Его слова, похоже, не удивили ее, но его они основательно сбили с толку Он сначала не собирался говорить ничего подобного, но при взгляде на Клару Форсайт его охватило такое чувство, что он не мог двинуть ни рукой, ни ногой и даже язык у него не шевелился.

— Вот ты где! И даже не собираешься выбирать себе оружие? — воскликнул Калл, сунув голову в дверь склада. Он заметил Гаса, стоящего около девушки, и подумал, что, не имея денег, тот приценивается к чему-то совсем ненужному, в то время как в первую очередь следовало приобретать оружие.

— Подбери мне сам что-нибудь — думаю, ты сможешь, — ответил Гас, твердо решив не отходить ни на шаг от мисс Форсайт до самого последнего момента

— Мы собираемся покупать лошадей, тебе что, не хочется подобрать себе лошадь по душе? — Калл был немного озадачен необычным поведением приятеля. Он еще раз посмотрел на молоденькую продавщицу и заметил, что та необыкновенно хороша собой, — может, этим и объясняется поведение Гаса.

Но как бы там ни было, они ведь вот-вот должны отправиться в дальнюю и опасную экспедицию, так что выбор подходящего оружия и соответствующей лошади — это вопрос жизни и смерти, поскольку придется пересекать дикие прерии. Если Гас по уши втюрился в продавщицу, он может прийти к ней после экспедиции и болтать сколько душе угодно, правда, сейчас тот не болтал, а больше помалкивал. Гас просто стоял посреди склада, будто вросший в пол, и держал в руках обрывки бумаги. Нет, его поведение очень даже необычно. Калл вошел в помещение склада, подумав: а не заболел ли его друг? Подойдя к хорошенькой девушке, он приподнял в знак приветствия свою соломенную шляпу.

— Привет, а вы, сэр, тоже римлянин? — с улыбкой спросила Клара.

Калл не знал, что ответить — он не понял суть вопроса. Прямой взгляд девичьих глаз сильно удивил его. Что значит быть римлянином и к чему она это спрашивает?

— Нет же, это Вудроу Калл, и он чистокровный техасец, — объяснил Гас. — Никах не пойму, откуда этот малый прознал, что я из Теннесси?

По правде говоря, ему очень не понравилась реплика Брогноли — по какому такому праву этот паршивый интендантишка обсуждает с мисс Форсайт его происхождение?

— А что тут удивительного? Мистер Брогноли много разъезжает по стране, — объяснила Клара. — Он мне рассказывает даже про Европу. Я мечтаю поехать туда когда-нибудь и полюбоваться ее достопримечательностями.

— Если Европа расположена еще дальше, чем Санта-Фе, то сомнительно, чтобы у меня хватило времени на поездку туда и обратно перед тем, как отправиться в поход, — сказал Калл.

Он почувствовал, что не испытывает неловкости в разговоре с этой молоденькой продавщицей: она была так по-дружески расположена, что беседовать с ней оказалось легко, хотя он и представления не имел, где находится эта Европа и что там может быть интересного для молодой леди.

Каллу не терпелось — они должны запастись всем необходимым снаряжением для длительного и трудного Похода, и на все это у них в распоряжении всего один день. Он оглядел огромный склад и увидел, что в нем хранятся товары самого разнообразного назначения, многие из них, по всей видимости, оказались бы нужными для экспедиции, да вот незадача — на их расписки можно приобрести лишь оружие и лошадей А раз у них нет денег, чтобы купить еще что-нибудь, то и времени тратить нечего, тараща глаза на товары, лежавшие на огромном складе. И тем не менее Гас, похоже, не собирается уходить отсюда.

— Я еще здесь побуду немного, Вудроу, — умоляюще попросил Гас. — Прихвати мой мушкет, если ты собрался уходить.

— Что тут поделаешь, я чувствую, что мистер Маккрае влюбился в меня по уши, — громко смеясь, заметила Клара. — Сомневаюсь, мистер Калл, чтобы я могла бы соблазнить и вас — разве только под угрозой отлупить дубинкой.

Затем она отошла в сторону и, не говоря ни слова, принялась распаковывать большой ящик с тканями и одеждой.

Калл повернулся и ушел, несколько озадаченный репликой продавщицы. Почему ей хочется соблазнить его посредством дубинки? Она, похоже, добрая девушка, но смысл ее реплики довольно трудно разгадать.

Распаковывая большой ящик с мануфактурой и одеждой, Клара насвистывала веселый мотивчик. Подняв на минутку глаза вверх, она увидела, что молодой парень из Теннесси Август Маккрае стоит на том же самом месте, где стоял, когда они разговаривали.

— Идите-ка отсюда, — сказала она. — Вас ждет друг, мистер Калл.

— Нет, не ждет, — ответил Гас. — Он ушел вместе с другими ребятами.

— А вы в самом деле техасский рейнджер? — спросила Клара. — Я мало видела техасских рейнджеров. Мой отец говорит, что все они плуты и повесы. А вы, мистер Маккрае, тоже такой?

Гас не сразу сообразил, что отвечать на подобный град вопросов.

— Ну, может, мне и приходилось поплутовать разок-другой, — наконец нашелся он.

Клара была искренняя и открытая, так что он считал, что в этих обстоятельствах лучшей политикой стала бы откровенность. Она глядела на него и улыбалась, что его немало озадачивало.

— Раз вы все еще здесь, поставьте этот тюк с мануфактурой на ту скамью, — попросила она — В дороге его изрядно порастрясли и перепачкали. Перед продажей товара его нужно очистить от грязи, привести в порядок. Здешние люди не станут покупать вещи из хлопка, если они грязные.

Гас подхватил кипу хлопчатобумажной одежды и положил туда, куда она велела. Пока он нес кипу, на склад вошел пожилой человек в коричневом пальто. На нем была серая шляпа, а один глаз прикрыт повязкой. Увидев незнакомца, тащившего охапку хлопчатобумажных товаров, он немного удивился.

— Привет, па. Это мистер Август Маккрае из Теннесси, — весело произнесла Клара. — Он техасский рейнджер, но у него сейчас есть свободное время, поэтому я попросила его помочь мне.

— Вижу, — заметил мистер Форсайт и, пожав руку Гасу, взглянул с нежностью на свою дочь. — Она быстра на поступки и слова, не так ли? — заметил он, обращаясь к Гасу. — Вам не надо думать, что и как сказать, если поблизости Клара. Вы и дух не успеете перевести, как она подскажет, что говорить.

Клара в это время продолжала распаковывать ящик, насвистывая песенку. Она засучила рукава рубашки, обнажив прелестные ручки.

— Я должен идти посмотреть лошадей, — наконец выдавил из себя Гас. — Премного благодарен за дружескую беседу.

— А разве была беседа? — удивленно спросила Клара, вновь одаряя его беглым лукавым взглядом.

— Да вроде, — ответил Гас, чувствуя, что ляпнул что-то не то, но других слов не нашлось.

— Эта дверь не запирается, мистер Маккрае. И если у вас найдется свободное время, приходите распаковывать ящики, — предложила Клара.

Старый Форсайт усмехнулся.

— Если у него даже не найдется свободного времени, он сам организует его, — сказал он, нежно обнимая дочку за плечи.

Гас приложил руку к шляпе, отдавая им на прощание честь, и вышел через парадную дверь, так и не выпуская из рук обрывки оберточной бумаги. Как только Клара исчезла из виду, он аккуратно сложил коричневую бумагу и спрятал ее в нагрудный карман.

Гас покинул огромный склад и шел среди мелких торговцев и солидных коммерсантов, не теряя надежды разбогатеть от участия в предстоящей экспедиции. Но в его мыслях главное место теперь занимала картина склада, где он стоял около большого ящика с мануфактурой, ожидая, когда Клара передаст ему следующую упаковку одежды. Находящийся в двадцати ярдах от него вместе с Верзилой Биллом и Чернышом Слайделлом Калл трижды окликнул Гаса, прежде чем тот обратил на него внимание.

— Пойдем! Надеюсь, тебе понравится мушкет, — похвалился Калл, когда Гас неторопливо подошел к ним. — Он совсем новый и довольно увесистый Не знаю, как с пистолетами. Мистер Брогноли говорит что они дороговаты.

— Не хочу я никуда идти, — решительно отказался Гас, — мне хотелось бы знать, наймет ли меня работать на складе отец той девушки.

— Чего? — спросил изумленный Калл. — Ты не хочешь идти в поход?

— Нет. Я предпочел бы жениться на той девушке, — ответил Гас.

Верзила Билл и Черныш Слайделл восприняли его слова как самую удачную шутку года. Они заржали так громко, что зубодер, приготовившейся тащить зуб у очередного пациента, прекратил работу, пребывая в крайнем изумлении.

В отличие от них Калл был весьма смущен решением своего друга. Поход на Санта-Фе представлял собой серьезное мероприятие. Они служили рейнджерами и потому обязаны были защищать Республику Техас. А Гас что учудил? Зашел на минутку на склад, чтобы подобрать себе мушкет, встретил там смазливую девушку с развязными манерами и на тебе — задумал уйти с рейнджерской службы.

— Ну и женись на ней — без цента за душой, — сказал ему Калл. — Но почему ты думаешь, что она согласна? Ты же знаешь ее не больше десяти минут.

— Десяти минут вполне достаточно, — ответил Гас. — Я хочу жениться на ней И я это сделаю

— Надо же, — рассуждал Верзила Билл, — только повстречался с девчонкой, сразу же бежит искать пастора.

— Да ладно вам. Все слышали, что я говорил, — настаивал Гас. — Я твердо намерен взять ее замуж, и этим все сказано

— Теперь ты не можешь уйти, это будет дезертирство, — заметил Черныш Слайделл. — Ты же подписал сегодня утром бумагу у Калеба Кобба. Если попытаешься удрать со службы, он повесит тебя на месте.

Замечание Черныша несколько отрезвило Гаса. Он напрочь забыл о своей подписи на документе, согласно которому отдавал себя полностью в распоряжение военного командования. Он забыл и многое из своей прежней жизни, до встречи с Кларой. Мысль о том, что его могут казнить за измену, не приходила ему в голову.

— Та расписка ничего не значит, — запротестовал Гас.

Ему не хотелось быть повешенным, но в то же время не хотелось покидать Остин, особенно теперь, когда он повстречал девушку, на которой намерен жениться.

— Тебе нужно прогуляться в бордель. Это прочистит тебе мозги, — предложил Верзила Билл. — У меня мозги тоже запудрены. Предлагаю всем отправиться туда, раз мы уже подобрали себе лошадей.

— Не хочу я никаких шлюх, — заявил Калл.

Но поскольку они уже выбрали себе лошадей и каждый приобрел по непромокаемому плащу, все гурьбой пошли к реке, где несколько проституток соорудили хибарку. В ней было шесть кабинок, разделенных развешанными одеялами. Гас выбрал молоденькую мексиканочку и быстренько сделал свое дело, и пока натягивал и застегивал джинсы, не переставал думать о Кларе Форсайт и о ее прекрасных оголенных руках.

Калл предпочел молодую белую женщину по имени Мэгги, она молча взяла у него деньги и также без звука удовлетворила его желание. У нее оказались зеленые глаза, похоже, она была чем-то опечалена. Взгляд ее глаз, когда он надевал штаны, чем-то смутил его — это был грустный взгляд. Ему хотелось сказать что-нибудь, может, поговорить с ней немного, но он не знал, о чем говорить, не знал он и откуда взялось такое чувство.

— Спасибо тебе, до скорого свидания, — сказал он, наконец, проститутке.

Мэгги даже не улыбнулась. Она стояла в кабинке возле стеганого одеяла, на котором спала и исполняла свою работу, и ожидала, когда войдет следующий рейнджер.

Джонни Картидж занял очередь за Каллом. Джонни принципиально отвергал мексиканок после того, как одна мексиканская шлюха выбила ему глаз, пытаясь ограбить.

— Как она? Хороша? — спросил он Калла, когда тот наконец появился.

— Не знаю, — ответил Калл, все еще встревоженный грустью в глазах Мэгги.

5

Гас Маккрае хандрил и бездельничал весь день Калл же, который к тому времени стал заправским кузнецом, сам возложил на себя обязанности подковывать новых лошадей рейнджеров. Одного из коней он забраковал, поскольку тот прихрамывал и потому не годился для длинного и опасного перехода. Во время подковки неожиданно заявился Чадраш — весь в грязи и здорово поседевший. Когда его спросили, где он околачивался, он ответил, что охотился на ягуаров на западе.

— Черт возьми, я, когда охотился, старался подстрелить что-нибудь более съедобное, чем ягуар, — сказал ему Длинноногий.

— А я у них вырезал только печень, — пояснил Чадраш.

— Печень ягуара? — удивился Длинноногий. — Я слышал, что команчи жрут печень ягуара, но они лопают также и вонючих скунсов. Пока мне не доводилось отведать скунса и, надеюсь, никогда не придется дотронуться до печени ягуара — этого черного льва.

— Я ел для здоровья, — пояснил Чадраш. — Неплохое лекарство. Может, мне повезет повстречать ягуаров, когда будем ехать по прериям.

— Ого, Чад, я вижу, ты начинаешь думать, как прирожденный индеец, — подзадорил его Длинноногий.

— По мне, лучше воевать с ними, — отрезал Чадраш и, повернувшись, сунул голову в большущее корыто с водой, чтобы смыть грязь с длинных всклокоченных волос.

Гас наконец-то решился помочь своему приятелю подковывать лошадей, но мысли его витали где-то далеко и о работе он не думал. Если Калл спрашивал рашпиль, Гас передавал ему подвернувшееся под руку шило или гвоздь. Дважды он наведывался на склад, но оба раза Клара уходила куда-то по поручению отца. Мистер Форсайт был с ним любезен, но когда вернется дочь, не говорил.

— Не могу же я угадать, когда Клара придет, — объяснил он. — То ей нравится прогуливаться на свежем воздухе, то она предпочитает покой, а то, наоборот, шум и суету.

Раздосадованный поведением девушки — почему она не может быть там, где ему легко найти ее? — Гас не нашел ничего лучшего, как надраться до отупения. У мексиканского разносчика он купил кувшин спиртного, присел под навесом и принялся за «дело», пока Калл заканчивал подковку. В это время мимо проезжала легкая двухместная коляска, в которой дремал пожилой человек в военной шинели. Лицо у него покраснело, а храпел он так громко, что слышно было, даже когда коляска отъехала на порядочное расстояние.

— Вот те на! Да это же сам Фил Ллойд, чертов пьяница! — воскликнул Длинноногий. — Он теперь генерал, но военачальник хреновый. Сомнительно, чтобы у нас хватило запаса виски поддерживать Фила Ллойда в приятном расположении духа на всем пути до Санта-Фе, если только не поскачем туда, как одержимые.

Калл решил, что приехавший военный — личность незаурядная. Иначе почему же произвели в генералы дряхлого старика, который не может даже найти нужную дорогу? Он попытался заинтересовать Гаса этим вопросом, но того такие проблемы не волновали.

— Нет ее там, — твердил он, как попугай, имея в виду Клару. — Я дважды туда заглядывал, она сама сказала, чтобы я заходил, и каждый раз ее там не было.

— Думаю, она появится там ранним утром, — утешал его Калл. — Ты туда быстренько смотаешься и скажешь адиос. Говорят, мы выступаем завтра.

— Вы можете уходить, а я нет, — упорствовал Гас. — Не уйду я завтра и вообще никогда.

Калл понимал, что его друг пьян в стельку и ничего не соображает, поэтому уговаривать его бесполезно.

— Пойдем прогуляемся к реке, мне что-то тревожно, — предложил Гас чуть позднее. — Склад теперь закрыт, до утра в него никак не попадешь.

Калл с готовностью принял приглашение друга прогуляться вместе. Вечер был лунный, звезды сияли ярко, за ужином рейнджеры до отвала наелись вкусной кукурузной болтушки с мясом и жгучим перцем, которую купил у какой-то мексиканки Черныш Слайделл. Небольшая прогулка принесет одно только удовольствие. На всякий непредвиденный случай он все же прихватил с собой мушкет. Все знают, что команчи заявлялись прямо в Остин, хватали и уводили детей, а то и молодых женщин. Так что не вредно иметь при себе оружие.

Они прошли изрядное расстояние по крутому берегу Колорадо, когда увидели на реке свет. Кто-то плыл в лодке.

— Думаю, рыбачат, — сказал Калл.

Гас, все еще не протрезвевший, тем не менее не согласился с ним.

— Какой идиот станет удить рыбу ночью? — спросил он. — Рыба в темноте и наживку не разглядит.

И тут, не сделав и шага, он внезапно полетел куда-то в пустоту. Он напился до такой степени, что даже испугаться не успел: такое с ним уже не раз случалось — будучи пьяным, он понимал только, что куда-то падает. В голове промелькнула мысль, что он, должно быть, выключается и теряет сознание. Свет лампы на воде мелькал и крутился, такое также виделось ему, когда он бывал изрядно пьян.

Гас почувствовал, что вертится в воздухе, что тоже бывало, когда он напивался; затем снова увидел реку, но ему почему-то показалось, что река течет выше него. Теперь он стал понимать, что падает в такой кромешной темноте, в какой ему еще не приходилось бывать Он не мог даже припомнить, что делал перед самым падением.

— А рыбе смотреть на наживку не надо, она ее чует по запаху, — ответил Калл и тут, к своему ужасу, увидел, что рядом никого нет.

Гас Маккрае, чей локоть он только что ощущал, исчез бесследно. Калл сразу подумал, что Гаса схватили индейцы, но он не видел их, хотя его отделял от Гаса всего один шаг. Но Бизоний Горб захватил же Джоша Корна, а тот тоже был совсем рядом.

Калл, вертясь в разные стороны, сам чуть было не упал с обрывистого берега. Видеть кромку он не мог, но реку в лунном и звездном свете все же различал. Река текла далеко внизу — он догадывался, что Гас, должно быть, упал с обрыва. Калл не знал, что делать, может уже и поздно что-либо предпринимать. Гас уже, возможно, вот-вот умрет или даже умер. Калл понимал, что нужно спуститься вниз и искать друга там, но он боятся, как бы не загреметь с обрыва самому. Веревки у него не было, а стояла такая темень, что бесполезно было пытаться сползать по крутому склону вниз.

Тут он вспомнил, что еще днем видел, как по тропинке, протоптанной по откосу, к реке пробирался какой-то старик с удочкой в руках. Так что путь вниз проложен, но, чтобы отыскать его, надо иметь хоть какой-нибудь светильник.

Калл повернулся и побежал обратно в город, придерживаясь освещенных мест на берегу — там он надеялся встретить кого-нибудь. Ему казалось, будто он опять очутился на бескрайней долине за Пекосом. Пока он бежал до места, где ночевали рейнджеры, ему не попалось ни души. Добежав до ночлежки, он увидел, что единственным трезвым человеком там был хромоногий Джонни Картидж, самый большой тугодум из всех рейнджеров. Черныш Слайделл и Рип Грин надрались до такой степени, что не могли даже вспомнить, кто такой Гас Маккрае. Хорошо хоть Джонни Картидж не отказался помочь; они разыскали лампу и отправились обратно к реке. Там они наконец нашли место, откуда можно было спуститься вниз с крутого обрыва.

Проблема заключалась в том, что Калл не запомнил, сколько они прошли по краю обрыва до места, где свалился Гас. Посветив лампой, он убедился, что склон обрыва не так уж высок, чтобы при падении разбиться насмерть, если только Гас не сломал себе шею или позвоночник.

Джонни Картидж был настроен довольно решительно, пока они шли по береговому обрыву. Но при спуске по отвесному склону к реке, без всякой помощи от товарищей сверху, страх перед индейцами возрастал с каждым шагом. И он начал вздрагивать и шарахаться от любой тени.

— А ведь индейцы и плавают неплохо, — заметил он, вглядываясь в темную воду реки.

— Кто плавает? — переспросил Калл.

Он решил было окликнуть Гаса, но побоялся: а вдруг индейцы притаились где-то вблизи. Он опасался также, что Джонни может удариться в панику, если возникнет реальная угроза.

— Индейцы, вот кто, — ответил Джонни. — Тот здоровенный с горбом на спине может сейчас затаиться в воде.

— Что ему там делать в ночную пору? — пытался разуверить его Калл. Он старался отвлечь Джонни от мыслей об угрозе, задавая для этого здравые вопросы

— Еще как может, — не соглашался Джонни. Его так и подмывало пальнуть из пистолета, хоть он и не видел цели. Просто у него возникло такое ощущение, что если он выстрелит, страх ослабеет.

Джонни все же выстрелил в никуда, отчего Калл вздрогнул и здорово испугался. Он подумал, что Джонни заметил индейцев, может, даже самого Бизоньего Горба, затаившегося в воде. Джонни Картидж был на целых десять лет старше его и гораздо опытнее — может, он каким-то образом засек сидящих в реке индейцев.

— Попал в него? — спросил Ката.

— В кого? — переспросил Джонни.

— В индейца, в которого ты стрелял, — ответил Калл.

Джонни был так напуган, что уже забыл, что он только что стрелял. Он помнил только, что хотел стрелять, думая, что от выстрела нервишки у него успокоятся, но вот выстрелил ли он на самом деле, вспомнить толком не мог.

Гас Маккрае лежал на спине, ощущая ужасную боль в лодыжке левой ноги. Звезды на небе двоились и троились у него в глазах. Он никак не мог сообразить, пьян он или уже умер. Потом подумал, что если бы умер, то боли в лодыжке не чувствовал. Но вслед за этим пришла другая мысль: а что если и мертвые ощущают боль? Никакой твердой уверенности ни в чем у него не было, зная только одно — левая лодыжка сильно болит. Он слышал плеск волн о берег, и это значило, что он, по всей вероятности, все еще жив. Он не ощущая сырости вокруг — и это уже хорошо. Больше всего, будучи рейнджером, он не любил оставаться беззащитным перед силами стихии. Еще во время первого похода за Пекос он несколько раз попадал под проливной дождь, а однажды, переплывая через небольшую речушку, набрал полные сапоги воды, а когда снял их, чтобы вылить воду, заметил, как бывалые рейнджеры смеются над ним, но понял почему, лишь когда попытался натянуть сапоги обратно на ноги. Он никак не мог снова напялить их — они не налезали на ноги, с которых он только что их снял. И потом они не налезали целых двое суток, пока основательно не высохли. Гасу вспомнился этот эпизод главным образом потому, что страшно болела лодыжка — он понимал, что при такой боли ему нипочем снова не надеть сапог, если его снять с ноги. И теперь он обречен ходить босиком до тех пор, пока не заживет лодыжка.

Пока он прикидывал, какие могут возникнуть трудности, если его вымочит дождь, где-то поблизости грохнул выстрел. Первой мыслью его было, что это индейцы. Поэтому он попытался перекатиться в кусты, но на речном берегу кустов не оказалось. Ему очень не хотелось попасть под дождь, а еще больше не понравилось отсутствие кустов, да и мысль попасть в лапы индейцев тоже была не из приятных. Тогда он покатился в сторону воды, решив, что сможет отплыть на порядочное расстояние, так что индейцы не сумеют найти его, но тут же услышал поблизости голоса Джонни Картиджа и Вудроу Калла, которые говорили о той самой опасности, о которой и он думал — об индейцах.

— Эй, ребята, это я! — крикнул он. — Идите быстрее — я прямо у подножия склона.

К его превеликой радости Калл и Джонни быстро наткнулись на него.

— А я так боялся, что тут шастает тот огромный горбун, — сказал Гас, когда они подошли к нему и осветили лампой. — Он проткнул бы меня насквозь своим большущим копьем, увидев распростертым на берегу.

Хоть Калл и обрадовался, найдя Гаса живым, тем не менее не был до конца уверен, что обстановка в целом спокойная. Джонни тоже не мог никак приглушить страх. Его выстрел смутил Гаса и Калла. Хоть Джонни и не упился в стельку, все же он был не такой уж и трезвый, каким ожидал его увидеть Калл, когда они возвращались в отряд. Конечно, по сравнению с Чернышом или Рипом Джонни выглядел трезвее, но теперь его развезло и он стал по виду таким же, как они. Он не мог припомнить, стрелял ли из пистолета, потому что ему померещился индеец, или же пальнул просто так, а могло быть, что пистолет выстрелил сам, случайно.

Калл выходил из себя. Никогда еще не встречал он человека, который не помнил бы о своих действиях и не отдавал отчета в поступках.

— Ты стрелял из пистолета, — напомнил он Джонни уже в третий раз. — В кого метил — в индейца, что ли?

— Матильда ела ту большущую черепаху, — невпопад ответил Джонни, он все быстрее утрачивал контроль над своим поведением и мыслями. Теперь он вспомнил из всех прежних событий эпизод, когда Матильда Робертс жарила на костре каймановую черепаху в лагере рейнджеров у реки Рио-Гранде.

— Но это же было не сегодня ночью, Джонни, — требовательно говорил Калл. — Это было давным-давно, а я спрашиваю про сегодняшнюю ночь. Разве ты стрелял в каймановую черепаху?

Джонни Картидж в растерянности молчал. Калл, естественно, не мог не обозлиться. Они находились в ситуации, когда решается вопрос жизни или смерти, а этот рейнджер не может вспомнить, в кого он стрелял.

— В кого ты стрелял сегодня? — снова спросил Калл.

Гас все яснее понимал, что все же жив и в целом здоров, не считая, разумеется, ушибленной лодыжки.

— Надеюсь, что моя лодыжка все же не сломана. Хотя и повреждена, — сказал он. — Тебе лучше оставить Джонни в покое. Он даже не соображает, зачем стрелял из пистолета.

— Нужно быть уж очень голодным, чтобы жарить ту проклятую черепаху, — пробормотал Джонни Картидж.

Это были его последние слова в ту ночь. К бурному негодованию Калла он впал в пьяное оцепенение и вскоре шлепнулся лицом вниз и растянулся без движения, как прежде Гас.

— Ну, теперь у меня двое лежачих, — озабоченно проговорил Калл. — Вот такая проклятая незадача.

Гас, поняв, что жив, несколько успокоился. Но теперь его тревожило мрачное настроение приятеля.

— Хотел бы я знать, появится ли завтра на складе та девушка? — громко спросил он. — Мне невтерпеж увидеть ее снова, хотя лодыжка здорово болит.

— Ладно, сходим, навестим, — грубым тоном пообещал Калл. — Может, она продаст тебе костыль.

6

Калл помог Гасу дотащиться до места ночлега (Джонни Картиджу помощь не требовалась, ибо он валялся в полной «отключке» около того места, где Гас свалился под обрыв); там в это время сидели Длинноногий, Верзила Билл и Рип Грин и пьянствовали. Потыкав и пощупав несколько раз лодыжку Гаса, отчего тот вскрикивал от боли, Длинноногий поставил диагноз: лодыжка не сломана, а только ушиблена и растянута. Гас пал духом — он опасался, что из-за этого ему не позволят идти в экспедицию.

— Да ты ведь и не собирался никуда, ты же намеревался остаться здесь и жениться на той девчонке, — напомнил ему Калл.

— Нет, я должен идти в поход, — упорствовал Гас. — Если бы мне удалось раздобыть хоть немного серебра, мы после свадьбы жили бы припеваючи.

По правде говоря, его раздирали противоречия. С одной стороны, у него возникло сильное желание жениться на Кларе; но с другой — мысль о том, что его боевые товарищи отправятся в великий поход, полный приключений и риска, без него, повергла его в уныние и печаль.

— Так вы полагаете, что полковник Кобб не возьмет меня в экспедицию из-за лодыжки? — спросил он.

— Почему не возьмет? У нас полно повозок и фургонов, на чем-нибудь и поедешь — растяжение связок обычно проходит через неделю, — ответил Длинноногий. — Думаю, тебя уложат в легкую пролетку вместе со стариком Филом Ллойдом, если только не решат везти его в фургоне.

— Ехать вместе с генералом? — удивился Гас. — Я же даже не знаю, о чем можно с ним говорить?

— Тебе не придется и слова сказать Филу Ллойду. Он упьется так, что говорить не сможет, — заверил его Длинноногий.

На следующее утро поврежденная лодыжка распухла так, что Гас не мог даже ступить на ногу, что здорово огорчило его — он так надеялся появиться на складе к открытию, чтобы помогать мисс Форсайт распаковывать товары. Ни секунды не мог он стоять на поврежденной ноге — боль пронизывала лодыжку словно иголками.

— Может, у них на складе найдется лечебная мазь? — сказал ему Калл. — Я пройдусь туда и куплю тебе мази.

— Вот как?! — воскликнул Гас, решив, что Калл задумал повидаться с Кларой. — Ты, наверное, решил заодно помочь ей распаковывать товары?

— Что-что? — спросил Калл, не поняв, почему Гас окрысился на него. — С чего это я буду помогать ей? Не хочу я вкалывать на этом складе.

— При растяжениях хорошо помогает медвежий жир, — посоветовал Верзила Билл.

— Вот как? А у нас он есть? — спросил Гас, которому совсем не хотелось, чтобы Калл шел на склад.

— У меня его нет, — ответил Верзила. — Может, сообща и наскребем немного, а в следующий раз убьем медведя.

— Как-то раз я видел медведя — он жрал лошадь, — вспомнил Гас. — К сожалению, я не убил его.

Каллу надоело слушать пустопорожние разговоры, он вышел и направился к складу. Девушка была уже там, проворная и смышленая. Она вовсе не распаковывала ящики с товарами, а подсчитывала выручку в кассе, при этом насвистывая задорную мелодию.

— Сидите тихо и не сбивайте меня, — сказала она, одарив Калла веселым взглядом. — Если я собьюсь со счета, придется пересчитывать все с начала.

Калл сидел и терпеливо ждал, пока она подсчитала и разложила по стопкам все монеты, а затем записала общую сумму на листочке бумаги.

— Стало быть, пришли вы, — сказала она, закончив подсчеты. — А я ждала мистера Маккрае. Видимо, он влюбился в меня совсем не так, как мне казалось.

— Да что вы! Он влюбился по самые уши, — заверил ее Калл. — Он даже думал нагрянуть сюда с утра пораньше, да вот незадача — упал и растянул лодыжку.

— Похоже на мужчин, но не сломал? — встревожилась Клара. — Наверное, подвернул ногу, танцуя с какой-нибудь сеньоритой? Мне показалось, что он из породы тех техасских рейнджеров, что крутят напропалую с сеньоритами.

— Да нет, что вы! Он упал с обрыва, — стал рассказывать Калл. — Я был тогда вместе с ним. Он здорово растянул ногу и думает, что немного лечебной мази помогло бы ее вылечить.

— Может и помогло бы, если я сама разотру ее, -предложила Клара.

Калл смутился и не знал, что и сказать. Ему еще не доводилось слышать, чтобы женщина втирала мазь в ногу мужчине. Ему подобная помощь казалась неуместной, но он подумал, что, может, в Остине принято так поступать.

— Если я куплю мази и принесу ему, думаю, он сам сумеет втереть ее, — произнес он.

— Вижу, что в медицине вы ничего не соображаете, сэр, — заметила Клара и подумала, что еще в жизни не встречала таких самонадеянных дурачков, каким оказался мистер Вудроу Калл.

— Так можно купить мази? — спросил Калл. Он чувствовал себя неловко от такого разговора, особенно его смущали манеры девушки и ее острый язык.

— Да, да, пожалуйста — у нас лучшие мази, какие только можно сыскать в городе, — предложила Клара. — Мой отец сам пользуется вот этой — она изготовлена из корешков растений.

Она передала Каллу большую банку с мазью, взяв за нее двадцать центов. Калла привела в недоумение такая высокая цена — он полагал, что мазь будет стоить от силы центов десять.

— Передайте мистеру Маккрае, чтобы он лучше следил за своим здоровьем и без моего разрешения не ходил гулять по обрыву, — говорила Клара, заворачивая банку с мазью в коричневую оберточную бумагу. — Если бы он не был таким беспечным, мог бы сегодня быть весьма полезным для меня,

— Да он и понятия не имел, что так близко подошел к краю обрыва, мисс, — объяснял Калл, считая, что обязан защищать от нападок своего приятеля.

— Никаких извинений я не принимаю, скажите ему, что я очень расстроилась, — решительно произнесла Клара. — Если уж мужчина влюбился в меня, то я требую от него более осмотрительного поведения.

Когда Калл передал содержание разговора Гасу, тот обрушился на него с нападками.

— Подозреваю, что первым делом ты сказал ей, что я был вдрызг пьян — да ты, видно, сам хотел бы жениться на ней, — напустился Гас на друга.

Калла удивили абсурдные нападки приятеля.

— Да я даже не знаю, как ее зовут, — оправдывался он.

— Брось ты, узнать ее имя труда не составляет, — наседал Гас. — Нет, скажи: ты задумал жениться на ней, правда?

— У тебя, должно быть, мозги свихнулись, когда ты сверзился с обрыва, — отбивался Калл. — Да я вообще ни на ком жениться не собираюсь. Ухожу в поход на Санта-Фе.

— Ну и иди, я тоже пойду, но хочу, чтобы ты и носа не показывал на складе, — решил Гас.

Его неотступно преследовала мысль, что Клара Форсайт, возможно, положила глаз на Калла. Кто ее знает, может она решила отдать предпочтение его приятелю? Эта мысль причиняла ему такое страдание, что он встал, чтобы попытаться доковылять до склада. Но на больную ногу даже ступить было нельзя, пришлось скакать на одной ноге, но, прыгнув несколько раз, он понял, что так далеко не ускачешь. Да даже если бы и доскакал, то что подумала бы Клара о нем, прыгающем на одной ноге?

Он поневоле был вынужден лежать в лагере весь день и хандрить, в то время как другие рейнджеры занимались своими делами. Верзила Билл Колеман потерял бдительность и не приглядывал за бутылкой виски, которую раздобыл еще с вечера. Пока он возился со стременами, пытаясь починить их, Гас незаметно подобрался к его скудным пожиткам, спрятанным под матрасом, схватил бутылку, откупорил и отхлебнул изрядный глоток. Затем, мгновенно опьянев, пополз обратно к себе на койку и лег как ни в чем не бывало.

В это время пришел интендант Брогноли, выискивая незанятых рейнджеров, чтобы грузить на повозки снаряжение и боеприпасы. На глаза ему попались Калл и Рип Грин. Гас опасался, как бы Брогноли не отчислил его из отряда, поскольку тому стало известно про его лодыжку, но тот лишь мельком глянул на него и сказал:

— Через несколько дней догонишь любого бизона, мистер Маккрае. Все же хочу предупредить тебя: будь поосторожнее в походе, полковник Кобб терпеть не может тех, кто отстает в пути. Если не сможешь переносить тяготы и идти со всеми, он отчислит тебя из отряда.

Гас исхитрился сделать еще несколько вылазок к бутылке Верзилы Билла и теперь безмятежно спал с пьяной улыбкой на лице. Внезапно в лагере появилась девушка, и он мигом стряхнул с себя легкий сон. К своему ужасу, он увидел, что это была Клара Форсайт. Было от чего прийти в ужас — он не только напился допьяна и сделался калекой, который не может даже обслужить самого себя, но вдобавок ко всему и выглядит омерзительно, потому что катался ночью у подножия обрыва по жидкой грязи.

Он быстро огляделся вокруг в поисках какой-нибудь повозки, под которой можно спрятаться, но их не оказалось. В лагере никого не было, лишь Джонни Картидж храпел, положив голову на седло.

— Так вот вы где — а я надеялась, что вы придете пораньше помогать мне распаковывать эти тяжеленные ящики с товарами, — сказала Клара. — Теперь вижу, что на вас рассчитывать не приходится — мне бы следовало такое предвидеть.

Она упрекала его с улыбкой на губах, но Гас так разволновался, что она увидела его в пьяном и грязном виде, что не мог даже сообразить, что делать дальше.

— Ну-ка, посмотрим вашу ногу, — проговорила Клара, опускаясь перед ним на колени.

Гас не на шутку испугался. Хотя Калл и предупреждал его, что Клара хотела сама растереть мазью поврежденную лодыжку, он, тем не менее, не воспринял его слова всерьез. Он подумал, что Калл нарочно придумал это, чтобы еще сильнее заставить его страдать. Да ни одна порядочная девушка, вроде мисс Форсайт, ни за что не взялась бы втирать мазь в его грязные ноги.

— Ш-ш-што, ч-ч-что? — спросил Гас. Он был настолько пьян, что начал заикаться.

Теперь он проклинал себя за то, что по дурости осушил бутылку Верзилы Билла. Но потом подумал: а откуда ему было знать, что сюда явится мисс Форсайт? Вокруг лагерей рейнджеров обычно рыскают одни проститутки, а разве Клару отнесешь к их разряду?

— Я сказала: ну-ка посмотрим вашу ногу, — повторила Клара. — Вы что, от падения еще и оглохли?

— Да нет, слышу я нормально. А что вы намерены делать с моей ногой? — спросил он.

— Я хочу знать, собираетесь ли вы быстро поправиться, мистер Маккрае, — ответила Клара, многозначительно улыбаясь. — И если всерьез собираетесь, то я должна наметить план действий, ну а если вы обречены и на поправку надежд нет, то мне не хотелось бы попусту тратить время.

— А что за план действий? — спросил Гас.

— Как вам сказать? У нас имеется множество нераспакованных грузов, которые нужно разложить по всему складу, — пояснила Клара. — Вы могли бы стать моим помощником, если будете прилично себя вести.

Гас без звука оголил поврежденную ногу, которая оказалась довольно грязной, и вытянул перед Кларой. Та нежно прикоснулась к ней и подняла за пятку.

— Дело в том, что я рейнджер, — напомнил ей Гас. — я подписал контракт на участие в экспедиции на Санта-Фе. Если поверну на попятную, полковник может счесть мой поступок дезертирством и повесить меня.

— Ерунда какая-то! — заметила Клара, ощупывая распухшую лодыжку. Она отпустила ногу, увидела банку с мазью, стоящую рядом на камне, и открыла крышку.

— Мало того, и вас могут повесить, если уличат в пособничестве мне, — предупредил Гас.

— Знаю, молчите! — рявкнула на него Клара, набирая в ладонь немного мази. Она принялась втирать мазь в распухшую лодыжку, изредка слегка похлопывая по ней. — Мой папа считает эту экспедицию дурацким мероприятием, — продолжала она. — Он говорит, что вы можете умереть с голоду, как только попадете в прерии. А еще он говорит, что вы вернетесь назад через месяц. Ну что ж, я могу подождать.

— И я надеюсь на это, — сказал Гас. — Но мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь еще делал эту работу в мое отсутствие. Эта мазь воняет как-то нехорошо, — заметил он. — Пахнет каким-то паршивым самогоном.

— Вроде я велела вам молчать, — напомнила Клара. — Если бы вы не были сильно травмированы, то как считаете: мы могли устроить небольшой пикничок?

Гас решил не отвечать на такой сложный вопрос: во-первых, он был сильно травмирован, а во-вторых, не знал, что такое пикничок. Он подумал, что это как-то связано с церковным обрядом, но он в церковь не ходил и не хотел выставлять себя невеждой.

— А что, если нас не будет два месяца? — спросил он. — Вы же, надеюсь, не предложите работать кому-то еще, не так ли?

Клара с минуту подумала, улыбаясь при этом, но не ему, а так — вообще. Похоже, она улыбалась по большей части самой себе.

— Что говорить, желающих поработать немало, — призналась она.

— Вот, вот. Догадываюсь, что и этот проклятый Вудроу Калл в их числе. Я не просил его идти к вам на склад и покупать мазь. Он потащился туда не спросясь, по собственной инициативе.

— Нет, только не капрал Калл, — запротестовала Клара. — Не думаю, что мне хотелось бы нанять Калла в качестве распаковщика. На мой вкус, он какой-то слишком степенный и нудный. Думаю, его не так-то легко одурачить.

— Это правда, он себе на уме, — заметил Гас, а про себя подумал, что Клара дала его другу довольно причудливую оценку, но разубеждать ее не стал.

— Мне нравятся ребята, которые сразу же начинают вести себя непринужденно, — сказала Клара. — Как вы, мистер Маккрае. Вы, как только пришли, сразу повели себя свободно и дурашливо.

Гас решил промолчать. Ему еще никогда не приходилось встречать человека такого загадочного, как молодая девушка, стоящая перед ним на коленях и положившая на них его больную ногу. Она, похоже, даже не обращала внимания на то, что нога у него грязная, да и весь он не очень-то чистый.

— А вы вроде выпили, сэр? — напрямую спросила она. — Мне кажется, от вас попахивает виски.

— Немного, — признался Гас. — У Верзилы Билла был виски, ну, я принял внутрь, вроде как лекарство.

Клара ни взглядом, ни словом не отреагировала на эту ложь.

— О чем вы думали, когда прогуливались по кромке обрыва, мистер Маккрае? — спросила Клара. — Помните об этом?

По правде говоря, Гас ничего не помнил. Главное, что сохранилось в его памяти из всех эпизодов того дня, это как он стоял возле Клары и глазел, как она распаковывает товары. Вспоминались ее изящные ручки и пылинки, плавающие в лучах солнечного света, льющегося из большого окна во фронтальной стене склада. Вспомнил он и свои мысли о том, что Клара — самая прекрасная женщина из всех, с которыми ему приходилось общаться. И что ему хотелось все время быть рядом с ней. Кроме этих мыслей, других не было. О том, как падал с обрыва, он вообще ничего не помнил, как, впрочем, и о чем разговаривал перед падением с Вудроу Каллом. Припомнил он пистолетный выстрел и как Калл и Джонни нашли его у самого берега на дне обрыва. Но вот что произошло до того или о чем он говорил во время прогулки, — вспомнить никак не мог.

— Кажется, я беспокоился насчет индейцев, — сказал он, поскольку Клара не сводила с него взгляда, явно ожидая ответа.

— Ерунда какая-то. А я думала, что вы вспоминали обо мне, — проговорила Клара. — Я заметила, что вы влюбились в меня, но теперь поняла, что ошибалась. А капрал Калл в меня не влюблен, будьте уверены.

— Да не капрал он вовсе, а рядовой рейнджер, — уточнил Гас, сердясь на то, что она опять свернула разговор на Калла. Он не полагался на него, по крайней мере, в тех делах, о которых вела речь Клара.

— Ну и что из того, зато я, наверное, очаровала вас. — Она закрыла крышкой банку с мазью, положила его ногу на постель и встала. — Да, пахнет дрянным самогоном, это точно, — заметила она. — А чем стирают носильные вещи ваши люди в лагере? — спросила она.

— А ничем, вообще никто ничего не стирает, — признался Гас. — Иногда мы прополаскиваем вещи в ручье или заливчике, если они попадаются по пути. А так ходим в грязном белье и рубашках.

Клара подняла чью-то брошенную на землю рубашку и вытерла о нее пальцы.

— Надеюсь, хозяин рубашки не будет возражать, если от нее будет попахивать самогоном, — сказала она.

— Нет, нет. Это рубашка Калла, у него есть и другие, так что возражать он не станет, — заверил ее Гас.

— А-а, капрала Калла, а, кстати, где он сейчас? — поинтересовалась Клара.

— Да не капрал он вовсе, я ведь уже говорил, — раздраженно проворчал Гас.

Он обиделся, что она упорно называет так Калла, но Клара на его обиду особого внимания не обратила и дерзко сказала, проявив свой характер:

— Как бы там ни было, я намерена по-прежнему называть его капралом Каллом, и не ваше дело, как я буду его величать. Полагаю, что я свободна выбирать имена и названия для своих поклонников.

Гас обиделся не на шутку и даже не знал, что ответить. Он надулся, думая, что если бы Калл оказался здесь, он задал бы ему хорошую взбучку, несмотря на больную лодыжку.

— Ну что ж, мистер Маккрае, до свидания, — стала прощаться Клара. — Надеюсь, ваша лодыжка вскоре заживет. Если вы и завтра будете в лагере, я опять приду и полечу ногу. Мне не нужен хромоногий помощник, в то время как на складе масса нераспакованных товаров.

К его удивлению, Клара наклонилась и пожала ему руку — пальцы ее все еще пахли мазью, которой она только что натирала его ногу.

— Все считают, что мы отправляемся в поход завтра. Но я все же надеюсь, что задержимся, — сообщил Гас.

— Вам известно, где находится склад, — напомнила ему Клара. — Я очень надеюсь повидаться с вами еще раз до вашего ухода из города.

Она пошла из лагеря, но по пути обернулась и опять посмотрела на него.

— Передавайте мой привет капралу Каллу, — сказала она. — Жаль, что его не так-то легко одурачить.

— Ну, если он капрал, то и мне нужно быть капралом, — произнес Гас, все более раздражаясь от непринужденных манер девушки.

— Капрал Маккрае? Нет, не звучит, — не согласилась Клара. — Капрал Калл — в этом чувствуется какой-то металл.

И, махнув на прощание рукой, она пошла из лагеря.

Когда вечером вернулся Калл, весь в поту после погрузки снаряжения и боеприпасов, он увидел, что Гас опять пьян и так и клокочет от возмущения. Казалось, он совсем рехнулся, лицо у него побагровело, а в носу пульсировал какой-то сосуд.

— Она зовет тебя капралом, ты, подлый мошенник! — с гневом в голосе воскликнул Гас. — Я же говорил тебе не шастать на склад, пока я болен. Теперь я задам тебе такую трепку, что век будешь помнить.

Калл стоял в недоумении, а Верзилу Билла, Рипа Грина и новенького рейнджера по имени Джимми Твид, высокого паренька из Арканзаса, — всех встревожил драчливый настрой Гаса. Джимми Твид никогда не видел Гаса, поэтому его удивила необычная задиристость того.

Калл не мог придумать, что сказать, поэтому стоял молча. Он знал, что у людей иногда возникает нервное возбуждение и они даже теряют голову, и предположил, что такой припадок случился с Гасом. Калл подошел к нему поближе, чтобы убедиться, что его приятель не бредит, и был тут же вознагражден за заботу увесистым тумаком по голени. Гас, хоть и находился в лежачем положении, исхитрился здорово стукнуть его.

— Да он помешался! — воскликнул Джимми Твид. — Если бы у него не болела нога, нам пришлось бы связать его.

— Я тебя знать не знаю, отойти отсюда! — предупредил Гас. — Если бы я мог, я бы с тобой еще не то сделал, что с Каллом.

— Думаю, у него нервное возбуждение, — предположил Калл, не найдя других объяснений буйному поведению Гаса.

Скандал не успел принять более угрожающие формы, когда в лагерь прискакал на только что купленном крупном сером коне Длинноногий.

— На ферму под Бастропом напал Бизоний Горб, — сообщил он. — Один старик спасся и сообщил новость. Мы формируем отряд для преследования индейцев. Всем предлагают влиться в него, за исключением Гаса и Джонни. Торопитесь. Нужно выступать поскорее, пока еще свежи следы.

— А почему меня не включили? — спросил Джонни Картидж. Он только что приплелся, хромая, в лагерь

— А потому что тебя оставили для погрузочных работ. Экспедиция вскоре отправляется. Нужно уложить все необходимое в повозки, усадить Гаса и следовать за нами. Встретимся в пути, если уцелеем.

— Да тут целая куча всякого барахла — одному не управиться, — понуро запротестовал Джонни. — От Гаса проку мало — он же нездоров.

— Еще как здоров — чуть мне ногу пополам не сломал, — заметил Калл.

Чем больше он думал о стычке, тем сильнее расстраивался и чувствовал себя несправедливо обиженным. Весь день он только тем и занимался, что грузил боеприпасы и снаряжение — за что же его так саданул друг, может, девушка ему что-то наговорила?

Прискакал и Чадраш, держа поперек седла длинное ружье. Он ничего не сказал, но по всему было видно, что он еле сдерживается.

— Ну, ребята, по коням! Бизоний Горб теперь на полпути к Бразосу, — скомандовал Длинноногий.

Каллу в тот день дали нового коня. Хотя он к нему еще и не успел приноровиться, через минуту уже сидел в седле. Невысокая гнедая лошадка скакнула вперед так резво, что он чуть не вылетел из седла; но после этого других прыжков, чтобы сбросить седока, лошадь не предпринимала. Калл успел прихватить с собой ружье и полный патронташ. Чадраш уже умчался вперед. Верзила Билл, Рип Грин и Джимми Твид садились на лошадей. Только один Длинноногий сохранял спокойствие. Он, не слезая с коня, наклонился, схватил оставленный кем-то кусок бекона и быстро запихнул его в переметную суму.

— Тут целая куча всякого барахла, — опять захныкал Джонни Картидж, глядя на внушительную гору одеял, кухонных котлов и кастрюль и различные хозяйственные принадлежности, разбросанные по всему лагерю.

— Кончай нытье! — прикрикнул на него Длинноногий.

Прискакал взмыленный Черныш Слайделл — в седле он сидел без рубашки, поскольку, помогая упаковывать грузы на повозки, снял рубашку, а когда объявили тревогу, боясь опоздать, вскочил в седло, а рубашку накинул на спину, не надевая, да еще вывернутую наизнанку.

Калл посмотрел на лежащего Гаса — ют уже успокоился немного.

— Ума не приложу, с чего это ты взбесился? — сказал Калл. — Может увидимся потом, в пути.

— До скорого свидания, — ответил Гас, ему вдруг стало стыдно за свой безобразный поступок.

Не успел он добавить что-нибудь еще, как Длинноногий повернул свою лошадь и помчался вслед за Чадрашем. Остальные рейнджеры, даже не построившись как следует, врассыпную кинулись за ним.

Гасу внезапно страстно захотелось скакать вместе со всеми, но он понимал, что это пока невозможно. На глаза его навернулись слезы, когда он смотрел на удаляющихся товарищей. Теперь и поговорить будет не с кем — торчи тут весь вечер и болтай с этим недоумком Джонни Картиджем.

Но прошло несколько минут и ему стало легче. В лодыжке все еще чувствовалась острая боль, но Клара Форсайт заверила, что придет снова и опять вотрет мазь в его больную ногу, если он не уедет вместе с экспедицией на рассвете. Теперь надо переждать всего одну ночь, и он опять увидит ее.

Еще больше его ободряла мысль, что на этот раз Клара будет принадлежать только ему. Калл уехал. Это обстоятельство здорово подняло его настроение, и уже минут через десять он, как репей, прицепился к Джонни и стал уговаривать его сгонять к мексиканцу-разносчику и купить бутылку виски.

— Нельзя мне напиваться, надо все это упаковать и погрузить, — отбивался Джонни, но Гас и слышать не хотел его увещеваний.

— Ты только купи виски, — наказывал он. — А сам можешь не пить.

7

Ночью разразилась жестокая буря с проливным дождем, сильным ветром и громовыми раскатами грома. Чадрашу и Длинноногому было наплевать на непогоду — они взяли быстрый темп и скакали без остановок. Смеркалось. У Калла возникли опасения, как бы не отстать от них и не заблудиться. Когда они продирались сквозь небольшие рощицы, состоящие из дубов и кустарников, он боялся, что его гнедая лошадка не сумеет пробиться сквозь чашу и они останутся одни. Поэтому он старался держаться как можно ближе к лошадям бывалых рейнджеров. Ему очень не хотелось отстать и заблудиться в первой в его жизни погоне за индейцами. В их группе насчитывалось пятнадцать всадников, большинство он не знал. Каллу сперва казалось, что за пятнадцатью лошадьми легко уследить, но он не учел погоду и надвигающуюся темноту. Временами он не мог разглядеть даже голову своей лошади и ехал интуитивно, словно ночной хищный зверь.

На душе стало легче, когда занялся туманный рассвет и он убедился, что скачет вместе с остальными бойцами отряда. Все они вымокли до нитки. Ручейки воды стекали с их шляп и волос. Скакали без передышки, не останавливаясь даже чтобы перекусить. Чадраш отделился от отряда и помчался на север. Его не было примерно час, но когда они наконец подъехали к сгоревшей ферме, он был там и изучал следы.

Сперва Калл не увидел жертв: он даже подумал, что членам семьи удалось убежать. Дом сгорел дотла, лишь несколько бревен еще тлели. Вокруг пожарища валялись раскиданные вещи, втоптанные в грязь: одежда, кухонная утварь, сломанные стулья, изорванная Библия и несколько бутылок. Матрасы, набитые листьями кукурузных початков, были вспороты, а листья втоптаны в грязь.

Длинноногий соскочил с седла, на минутку зашел в глубь сгоревшего дома и тут же вышел.

— Где они? — спросил он Чадраша, а тот бросил на него быстрый взгляд и молча кивнул на ближайшее кукурузное поле.

— Калл, возьми вон те мокрые простыни! — крикнул Длинноногий.

Среди раскиданных вещей валялось несколько грязных простыней.

— Зачем они нужны? — спросил в недоумении Калл.

— Завернуть их, зачем же еще? — ответил Длинноногий, снова вскакивая в седло.

На поле, между двумя рядами кукурузы, лежала женщина — шесть стрел пронзили ее грудь и живот. У невысокого каменного заборчика Калл увидел мужчину с рубленой раной — с него сняли скальп и большой кусок кожи на спине, оставив кровавый след. Рядом лежал мальчик лет десяти, пронзенный тремя стрелами, голова его была разбита огромным камнем. У другого мальчика лет шести-семи в спине зияла огромная рана.

— Его проткнули копьем, — пояснил Длинноногий. — Помнится, еще должна быть девочка.

— Они похитили ее, — сказал Чадраш. — Они увели и мула. Думаю, на нем ее и увезли.

Калла трясло, но тошноты на этот раз не было. Он заметил, что Длинноногий и Чадраш, стоя на краю кукурузного поля, внимательно смотрят на него. Рейнджеры ожидали увидеть результаты кровавой расправы, но многие не были готовы натолкнуться на распухшие, растерзанные трупы: разбитые вдребезги и раздавленные головы, разодранные животы и вывалившиеся внутренности.

— Заверни их в простыни как можно аккуратнее, — приказал Длинноногий. — А когда возьмешься за женщину, обломай на ней стрелы. Они. впились слишком глубоко и просто так их не выдернуть.

Чадраш слез с лошади, подошел к телу женщины и, присев на корточки, стал внимательно рассматривать стрелы. Затем он осторожно обломал стрелу, вошедшую в самый центр грудной клетки.

— Вот эта пронзила ее насквозь и вошла даже в землю, — пояснил он. — Это стрела Бизоньего Горба.

— Как ты узнал? — удивился Калл.

Чадраш показал ему на перышки на тупом конце стрелы и сказал:

— Перышки от степного тетерева. Он всегда вставляет в свои стрелы перья этой птицы. Он встал над женщиной, лежащей навзничь, и всадил стрелу прямо в грудь.

Подошел Длинноногий и тоже взглянул на стрелу. Тело женщины нельзя было стронуть с места, оно словно было прибито к земле гвоздями. Но это была всего лишь коротенькая, тоненькая стрелочка, древко из ветки низенького вереска. Калл попытался представить себе, с какой силой должна быть выпущена эта веточка дерева, чтобы она прошила насквозь тело женщины, да еще впиявилась в грязную землю.

Несколько новобранцев тоже подошли к ним и молча стояли вокруг тела убитой женщины. Двое бросили лишь беглый взгляд и тут же заспешили прочь. Некоторые схватились за оружие и так крепко сжали рукоятки, что у них даже костяшки пальцев побелели. Каллу вспомнилось, что подобное происходило и во время похода за Пекос — тогда рейнджеры тоже сжимали рукоятки оружия с такой силой, что костяшки пальцев становились белыми.

Новичков охватил нешуточный страх: они уехали из Остина и попали в мир, где господствуют другие правила, не те, которых придерживаются белые люди, в мир, где слабых, доверчивых и медлительных ожидают изуверские пытки и мучительная смерть.

Длинноногий вместе с Чадрашем поскакали вперед изучать следы, оставив Калла заворачивать трупы в грязные простыни. Стоявший посреди кукурузного поля маленький домик, теперь сожженный, с тлеющими кое-где бревнами, наводил на Калла тоску и печаль. Его построила маленькая семья, приложив немало труда для того, чтобы жилье было чистым и уютным. Они трудились, выращивали кукурузу и снимали урожай. И вот в течение какого-то часа или даже меньшего времени все оказалось разрушенным: четверо членов семьи убиты, маленькая дочка угнана в плен, домик сожжен. Даже дойную корову и ту убили, всадив в нее тучу стрел. Она лежала теперь, раздувшаяся, в грязи, задрав ноги вверх.

Калл постарался как можно лучше завернуть трупы, но Когда подошел к женщине, вынужден был попросить помощи у Черныша Слайделла. Черныш ухватил ее за ноги, Калл за руки, и вдвоем они едва оторвали ее от земли — так крепко пригвоздила тело к земле стрела Бизоньего Горба. Каллу, когда он работал у старого Джизеса, не раз приходилось забивать коз и овец, теперь он увидел, что женщину, которую он заворачивал в сырую простыню, зарезали словно овцу.

— Боже мой, надеюсь, мы разорвем их в клочья, если только нагоним, — произнес Черныш дрожащим голосом. — Не хотел бы я попасть в их дьявольские лапы.

К Каллу подошел Верзила Билл и стал копать могилу.

— Я помогу, — сказал он. — Лучше работать, чем ломать себе мозги.

Вдвоем они выкопали четыре узкие могилы, уложили в них трупы и забросали камнями, взятыми из невысокого каменного заборчика, возведенного семьей фермера.

— Им заборчик теперь ни к чему, — заметил Рип Грин. — Делали, делали, а теперь лежат мертвые.

Не успели они завершить погребение, как вернулись Длинноногий и Чадраш. У Длинноногого через хребет лошади был перекинут труп девочки.

— А вот и последняя — похороните и ее тут же, — сказал Длинноногий, передавая труп Каллу. — Мул захромал в нескольких милях отсюда. Думаю, у них не оказалось запасной лошади для девочки. Они размозжили ей голову, а мула пристрелили.

Немного позднее, когда весь отряд уже скакал на север, они проехали мимо убитого мула. Из его задней ноги был вырезан изрядный кусок мяса.

— Это Чадраш постарался, — пояснил Длинноногий. — Он сказал, что охота в этом году была неудачной, а мул оказался жирным.

Они двигались весь день на север по пересеченной местности с невысокими известняковыми холмами. Низко нависли облака. Накрапывал мелкий дождик. Вдали серые тучи накрыли, словно шапками, низкие холмы. Время от времени Чадраш или Длинноногий откалывались от отряда и быстро скакали в сторону, но всякий раз ненадолго. В полдень они сделали привал и стали готовить мясо мула. Чадраш нарезал сырое филе на куски и раздал всем, чтобы каждый жарил, как ему нравится. Калл насадил свою долю на палочку и стал поджаривать на огне, пока она не покрылась корочкой. Прежде ему и в голову не приходило, что когда-то придется есть конину, он даже не интересовался, какая она на вкус, поэтому весьма удивился, что мясо оказалось сочным и довольно вкусным.

— Когда же мы настигнем их? — спросил он Длинноногого, улучив подходящий момент.

Следов команчей больше не было, единственное, что Калл знал: они где-то близко, в какой-то каменистой долине, затерянной между холмов По мере продвижения на север он в пути не раз обращал внимание на почву, пытаясь разглядеть следы. Но каждый раз не видел ничего, кроме голой земли. Ему очень хотелось узнать, какими приметами руководствовались оба следопыта, направляя отряд в погоню, но они сами ничего не говорили, а лезть с расспросами он не хотел, поскольку считал, что его сочтут несмышленым и незрелым. По правде говоря, он и был таким, и это его отнюдь не радовало. Спасибо хоть, что Чадраш научил его, как определять стрелу Бизоньего Горба — теперь, когда он увидит снова такую стрелу, сразу узнает ее. Но это единственное, что ему удалось познать, пока они продолжали погоню.

Когда он спросил Длинноногого, когда, по его мнению, они смогут настичь команчей, тот на минуту задумался.

— Мы их не настигнем, — наконец ответил он.

Калл был в недоумении. Если рейнджеры никогда не догонят врага, то к чему вообще преследовать его?

Ответ Длинноногого отбил у него охоту задавать другие вопросы. Когда они стояли биваком на берегу Рио-Гранде, Длинноногий с охотой рассказывал о разных возможных способах самоубийства, а вот теперь, когда они мчатся в погоню за команчами, он почему-то замкнулся и перестал быть общительным.

Несколько миль Калл ехал молча, но потом не вытерпел и все же спросил:

— Если нам не настигнуть индейцев, зачем же мы их преследуем?

— Ты опять про них? Я просто имел в виду, что мы не сможем обогнать их, — ответил Длинноногий. — Они передвигаются быстрее нас. Но догнать мы их все же догоним.

— Каким же образом? — смущенно поинтересовался Калл.

— Есть только один способ настичь индейца — это выждать, когда он сделает привал, — стал разъяснять Длинноногий. — Переправившись через Бразос, они почувствуют себя в безопасности. И могут остановиться на привал.

— Тогда мы и перебьем их? — выпалил Калл, он подумал, что теперь понял замысел.

— Тогда-то мы попытаемся, — уточнил Длинноногий.

8

Приказ выступать в поход на Санта-Фе пришел в три часа ночи, что привело Гаса в жуткое смятение. По лагерю, гарцуя на фыркающем коне, проехал капитан Фолконер, приказывая людям побыстрее собирать свои манатки.

— Полковник Кобб уже готов, — предупредил он. -Не задерживайтесь. Покидаем город на рассвете.

— Проклятие, сейчас же глухая ночь, — выругался Джонни Картидж.

Несмотря на то, что ему выделили двух мулов и большую тяжелую повозку, он пренебрег распоряжением упаковать и уложить все как следует и вместо этого основательно напился с Гасом. Так что ничто не было упаковано и уложено, а тут еще пошел дождь и сгустилась темнота.

Приготовления Гаса к крупной экспедиции на Санта-Фе ограничились тем, что он, прихватив оружие и одеяло, кое-как дотащился до тяжелой повозки и плюхнулся в нее. Там он, пьяный, свернулся калачиком и уснул, не чувствуя, как Джонни Картидж наваливает на него сверху всякие вещи, которые только мог дотащить: кухонные котлы и кастрюли, запасные седла и упряжь, одеяла и ружья, веревки и ящики с медикаментами — все это сваливалось в повозку, без всякой прикидки, хватит ли на все места.

— А почему мы должны отправляться среди ночи? — то и дело спрашивал Гас. Но Картидж что-то невнятно бормотал и кашлял — он не знал, что сказать в ответ. Со старой лампой в руке он обходил лагерь, разыскивая имущество, зная, что его обвинят черт знает в чем, если он что-то не заметит и оставит. Но собрать вещи целого отряда в полной темноте, под непрерывным дождем ему, одноглазому и хромоногому, а еще имея такого помощника, как одноногий и пьяный в стельку Гас, было невыполнимым делом.

Незадолго до рассвета в лагерь заглянул интендант Брогноли и увидел там пятнадцать или двадцать группок проходимцев и воришек, по большей части мелких торговцев или будущих разносчиков, готовящихся чем-нибудь поживиться после ухода рейнджеров. Гас высунул из-под одеяла голову, чтобы переговорить с интендантом.

— Почему мы уходим, когда такая темнота? — спросил он. — Почему бы не дождаться восхода солнца?

Брогноли пришелся по душе этот высокий парень из Теннесси. Он хоть и был еще незрелым, но дружелюбным, быстрым в действиях и мыслях. Потратив целые годы на подготовку солдат в полевых условиях, Брогноли отрицательно относился к тугодумам и медлительным людям.

— Полковнику Коббу наплевать на свет или тьму, — сообщил он Гасу. — Ему наплевать на час, месяц или даже год. Когда он решает выступать, мы выступаем.

— Но три часа ночи — довольно странное время для начала экспедиции, — возражал Гас.

— Нет, время вполне нормальное, — не согласился Брогноли. — Если мы начнем поход примерно в три, то все проспавшие и отставшие покинут Остин только часов в шесть-семь. Сам полковник Кобб уже выехал с час назад. Мы собираемся сделать привал на завтрак на берегу речушки Буши-Крик, так что нам пора двигаться. Если нас не окажется там, где ожидает полковник, отряд останется без завтрака.

Мулов запрягли, и повозка с пожитками рейнджеров покатила по центру Остина. И тут Гас вдруг вспомнил про Клару Форсайт. Сквозь запрудившие улицы города толпы с трудом продирались более тридцати повозок, небольшое стадо овец и коров и свыше сотни всадников самых разных возрастов и профессий. У некоторых погонщиков мулов в руках были лампы. Кое-где случались отдельные стычки, а еще больше разражалось словесных перепалок. Раза два раздавались пистолетные выстрелы. На западе сверкнула одиночная молния, а на востоке посеревшие облака осветили первые лучи занимающейся зари

Гас вспомнил про Клару потому, что повозка, которой управлял вымокший, усталый, предчувствующий недоброе Джонни Картидж, как раз в этот момент проезжала мимо главного входа на оптовый склад. Гас вспомнил, что хорошенькая молодая девушка, на которой он страстно хотел жениться, намеревалась еще раз зайти к ним в лагерь в течение дня и втереть мазь в поврежденную лодыжку, а сейчас как раз занимался рассвет. Он находился в пьяном состоянии уже немало часов — по сути дела, почти все время с того момента, как свалился с обрыва, — и теперь дошел до такой степени, что даже позабыл самое важное: Клара его будущая жена.

— Стой, мне нужно повидать ее! — крикнул он Джонни, который погонял мулов, чтобы проехать по разбитой и грязной дороге и в то же время не зацепить пролетку, в которой лежал в бесчувственном состоянии генерал Ллойд. Он знал, что эта пролетка генерала, потому что над ней был сооружен небольшой тент, чтобы защитить генерала Ллойда от солнечных лучей или от дождя, пока он спал там.

— Что-что? — переспросил Картидж.

— Стой, черт бы тебя побрал, стой, говорю! — выругался Гас. — У меня есть дело на этом оптовом складе.

— Но он же еще не открыт, — запротестовал Джонни. — Если я остановлюсь здесь, нам нипочем не выбраться из этой непролазной грязи.

— Стой или я задушу тебя, проклятый! — выкрикнул Гас.

Это была не пустая угроза, он так безумно хотел увидеться с Кларой, что мог на деле осуществить ее. Джонни Картидж, однако, не услышал его слов, потому что именно в этот момент один из мулов пронзительно заржал, а задиристый петух, забравшийся в повозку генерала Ллойда, поддержал ржание громким кукареканьем.

Грязь лежала толстым слоем — повозка медленно двигалась вперед, поэтому Гас решил выпрыгнуть из нее. Страстно желая повидаться с Кларой, он забыл о своей больной ноге, но как только ступил на землю, острая боль напомнила ему об этом. Боль была так сильна, что он решил снова завалиться в повозку, но та уже уехала вперед, и он хлопнулся лицом прямо в жидкую грязь. Слой грязи оказался довольно толстым. Гас ушел в нее по самые локти, пытаясь встать на здоровую ногу, и в этот момент он услышал звонкий девический смех над самым ухом.

— Смотри, па, это же мистер Маккрае. Думаю, он пришел делать мне предложение, — весело смеялась Клара.

Гас поднял глаза и увидел белую фигуру у окна, выходящего на улицу. Хоть он и понимал, что весь вывалялся в грязи, сердце его бешено забилось от радости: он все же увидел Клару. Да, это была она и искренне смеялась над ним — но разве в этом дело? Он посмотрел вверх, желая, чтобы солнце взошло выше и он мог получше разглядеть ее. Но Гас и без того знал, что это она, он узнал ее по голосу и по тому, что она стояла у окна над входом на склад. Мысль о том, что ее отец увидит его в столь неприглядном виде, смутила Гаса, но он не заметил отца поблизости. Возможно, она только поддразнивает Гаса — она и в самом деле, похоже, любит подшучивать.

— А не спуститесь ли вы вниз? — попросил он. — У меня все еще сильно болит нога.

— Ерунда, какой же Ромео станет падать с обрыва и растягивать себе ногу, когда приходит время идти и предлагать руку и сердце Джульетте? — сказала Клара. — Я ожидала, что вы споете мне серенаду, а то и две, а потом полезете сюда по стене и предложите выйти за вас замуж.

— Что, что? — спросил Гас. Он никак не мог понять, о чем говорила девушка. Зачем ему карабкаться вверх по стене оптового склада, если ей гораздо легче спуститься вниз по лестнице? Он сам видел эту лестницу, когда находился на складе и помогал ей распаковывать товары.

— Как? Вы не читали Шекспира? Что-то не в порядке с вашим школьным образованием, — заметила Клара.

В голове у Гаса немного прояснилось. Он был настолько пьян, что когда вставал на ноги (вернее, на ногу), перед глазами все плыло. Теперь свою ушибленную ногу он поднял и держал на весу над пластом грязи. Приняв вертикальное положение, он вспомнил, что в свое время его сестры были без ума от писателя Шекспира, но вот что там конкретного произошло между Ромео и Джульеттой, припомнить не смог.

— Не могу я карабкаться по стене, может, вы спуститесь? — попросил Гас.

С чего Клара взяла, что стоящий на одной ноге в куче грязи человек сумеет вскарабкаться по стене, и почему она упоминает Шекспира, когда он вот-вот отправится в длительную экспедицию? Гас чувствовал, как в нем растет раздражение, и кроме того, не мог же он стоять на одной ноге целую вечность.

— Ну что ж, я могу спуститься вниз, хотя сейчас и слишком рано, — сказала Клара. — Обычно мы покупателей в такое время не принимаем.

— Я вовсе не покупатель — я хочу жениться на вас да вот незадача — нужно срочно уезжать, — взмолился Гас. — Неужели не спуститесь? Джонни не станет ждать меня долго.

По правде говоря, Джонни приходилось нелегко. Участники похода в полном составе проходили по улицам Остина; слышался скрип повозок, шуршание и стук колес. Джонни хотел подъехать к краю улицы, но там не оказалось свободного места — толстый погонщик мула клял его на чем свет стоит за задержку экипажа.

— Неужели не спуститесь — мне нужно уезжать, — умолял Гас. — Мы торопимся на встречу с полковником Коббом, а он не любит ждать.

Клара не отвечала, но от окна отошла. А минутку спустя открыла дверь оптового склада. На себя она накинула халат и сошла со ступенек крыльца босиком, шагнув прямо в уличную грязь.

— Боже мой! Вы же перепачкаетесь! — воскликнул Гас. — Он никак не ожидал, что она так дерзко и без раздумий выскочит из дома босой и ступит прямо в грязь.

Клара не обратила внимания на предупреждение — молодой мистер Маккрае сам был в грязи по самые локти и колени. Она могла бы сделать ему упрек, что он опять пьян. Но ведь он не забыл навестить ее перед отъездом. Она знала, что все мужчины не без недостатков, даже ее отец: хоть он и добрый, но по меньшей мере раз в месяц начинает психовать, обычно когда подводит баланс доходов и расходов.

— Не вижу что-то капрала Калла — что с ним стряслось? — спросила она.

— О… вы им интересуетесь, — с унылым видом ответил Гас. — Он умчался в погоню за индейцами. Да не капрал он вовсе — я говорил вам.

— В моих мыслях он капрал, — возразила Клара. — Не дуйтесь на меня.

— Не хочу, чтобы он был даже в ваших мыслях, — предупредил Гас. — Теперь он для вас убит и оскальпирован.

И тут же Гас осознал, что ему не хотелось бы, чтобы подобное стряслось с Каллом. Хоть он и сердился на него, Калл как-никак оставался рейнджером и другом. Гаса вывел из себя острый язычок Клары — она не удержалась и упомянула Калла даже на грязной улице, на рассвете, когда экспедиция уже выступила в поход.

— Ну вот что, нельзя так немилосердно относиться к своему другу, — пожурила его Клара. — Как я вам уже говорила, он никогда не пришел бы ко мне — он слишком серьезен для этого. А вы легкомысленны или, по меньшей мере, можете стать таким, поскольку получили какие-то зачатки воспитания и смогли вспомнить, кто такой Ромео и что он намеревался делать.

— У меня мало времени, поэтому спрошу напрямик: пойдете за меня замуж, когда я вернусь? — спросил он.

— Да как вам сказать? Не знаю, — ответила Клара. — Откуда мне знать, кто зайдет ко мне на склад, пока вы будете странствовать по прериям? Может, я встречусь с джентльменом, который станет читать мне часами по памяти Шекспира или даже Мильтона.

— Это не важно — важно, что я люблю вас, — настаивал Гас. — Я не буду счастлив, пока не узнаю, что женюсь на вас, как только вернусь из похода.

— Боюсь, что с твердой уверенностью ответить не могу, по крайней мере в данную минуту, — решила Клара. — Но я поцелую вас — может, от этого полегчает?

Гас был так озадачен, что не мог ничего сказать в ответ. Прежде чем он сдвинулся с места, она подошла к нему вплотную, положила руки на его грязные плечи, потянулась к его лицу и поцеловала. Ему захотелось покрепче прижаться к ней, но он боялся ее перепачкать. Единственное, что Гас смог сделать, — поцеловать ее в ответ, всего какую-то секунду. Затем Клара, смеясь, быстро подбежала к крыльцу склада, ноги ее по самые колени были в грязи.

— До свидания, мистер Маккрае, если можете, не давайте себя оскальпировать, — сказала она на прощание, — а пока вы будете рыскать по прериям, я сама буду воевать с товарами и распаковывать их.

Гаса переполняли разные чувства, он не мог ничего ответить, а просто стоял и смотрел на нее. Закричал Джонни Картидж, грозясь уехать без него. Гас заковылял к повозке, все еще не сводя глаз с Клары. Облака пронизывали яркие лучи солнца, Клара махала на прощание рукой, улыбаясь. Махнув в ответ, Гас поскользнулся и едва не упал. Он было направился опять по грязи к складу, но чья-то сильная рука схватила его за запястье. Это Крутая Рейнджерша Матильда Джейн Робертс, сидя верхом на своем сером мерине Томе, вовремя заметила порыв Гаса и ухватила его за руку.

— Ну-ка, цепляйся за седло — ухватись и запрыгивай позади меня. Я подвезу тебя до Джонни.

Гас поступил так, как она велела. Он тревожно оглянулся, не зная, что молодая девушка, с которой он только что целовался, подумает, увидев, как известная в городе шлюха помогает ему забраться на лошадь, когда после поцелуя и минуты не прошло.

Но на крыльце оптового склада уже никого не было — Клара Форсайт успела войти внутрь.

9

Отряд рейнджеров подошел к реке Бразос; она широко разлилась, с севера катили тяжелые коричневые волны, завихряясь в низине среди невысоких холмов. Окрестные горки были густо покрыты дубравами и рощами вяза. Каллу припомнилось, как команчи ухитрялись прятаться и становиться совершенно невидимыми на открытой местности. Найти же их в чащобе на другом берегу реки — дело совершенно безнадежное.

Верзила Билл, увидев, что на реке Бразос полноводье, не на шутку встревожился.

— Если половина наших ребят не потонет при переправе туда, — мрачно заметил он, — то по возвращении потонем все. Я плавать далеко не умею. Ну, от силы ярдов десять проплыву.

— Тогда держись за своего коня, — посоветовал Длинноногий. — Соскользни с седла и уцепись за хвост. И не отпускай руку. Если отцепишься, конь шибанет тебя копытом — и поминай как звали.

При виде широкой реки гнедой Калла затрясся. Чадраш без задержки направил своего коня прямо в реку и уже доплыл до середины. Одной рукой он уцепился за седло. А в другой высоко держал свое длинное ружье. Следующим вошел в воду Длинноногий; его гнедой плавал хорошо. Остальные рейнджеры замешкались, встревоженно всматриваясь в бурные воды.

— Очень уж широкая река, — заметил Черныш Слайделл. — Проклятые команчи! Как бы они нас не перебили во время переправы.

Калл огрел своего коня ружьем по бокам, пытаясь загнать его в воду. Раз надо перебраться на ту сторону, значит, надо. Лошадь сделала большой прыжок в реку и поплыла короткими толчками, Калл держался рядом. Лошадь поплыла быстрее, и Каллу удалось ухватиться за ее хвост, держа над собой ружье, отчего он быстро устал. Время от времени он бросал взгляд на противоположный берег — тот казался таким далеким, что у Калла появились сомнения, а доплывет ли до него его конь. Красноватые волны покрывали его с головой. На минуту или две он потерял из виду других рейнджеров. Может, он теперь переплывает реку в одиночку, кто знает? Но так или иначе, он плыл и плыл: единственное, что он мог делать, — не выпускать из руки лошадиный хвост и всячески стараться удерживаться на плаву.

Когда Калл достиг середины реки, он заметил, что к нему что-то приближается, покачиваясь на красноватых пенистых волнах. Похоже, плывет лошадь. Как раз в эту минуту волна накрыла его, а когда он вынырнул, то увидел, что к нему подплывает дохлый мул. Его маленький гнедой стал загребать ногами сильнее — на какое-то мгновение Каллу показалось, что мертвый мул накроет его своим туловищем. Калл подумал, что ему лучше всего оттолкнуть мула дулом ружья. Он подогнул колени к груди и приготовил ружье. И неожиданно заметил, что между растопыренных ног мула на него смотрят чьи-то глаза, но не мертвые глаза мула, а чьи-то живые. В пяти футах от него проплывали дохлый мул и живой индейский паренек. Калл выстрелил в тот момент, когда паренек поднял руку с ножом, чтобы пырнуть Калла, и в этот момент пуля попала ему прямо в горло. И тут же мул и тело мертвого парня обрушились на Калла, он скрылся под водой и выпустил из рук хвост гнедого мерина. Тело индейского паренька, которого Калл только что застрелил, тянуло его с собой на дно. Красные волны перекатывались через его голову, Калла сверлила лишь одна мысль — нельзя ни в коем случае бросать мушкет. Он крепко сжимал в руках ружье, хотя и понимал, что может утонуть. На какой-то момент он совершенно утратил ориентировку и не знал, где дно, а где поверхность воды. Ему показалось, что он нырнул слишком глубоко: кругом царил красноватый мрак, в котором плавали ветки и куски дерева. Но вот он почувствовал, что его выносит вверх, и наконец-то смог хватить ртом воздух.

Пока Калл барахтался под водой, облака разошлись, на небе засияло яркое солнце, бросая золотистые лучи на пенистые воды, над головой расстилалось голубое небо — это был самый прекрасный для него вид в жизни.

— Не пытайся плыть, я потяну тебя на буксире, — раздался чей-то голос. — Если не будешь дергаться, дотащу тебя до мелководья, но если начнешь брыкаться, потонем оба.

Калл узнал своего спасителя — это был высокий парень из Арканзаса Джимми Твид. В отличие от остальных рейнджеров, Джимми не стал слезать с лошади и пересекать реку, держась за ее хвост. Он так и остался сидеть в седле, уйдя довольно глубоко в воду. Но его вороная кобыла оказалась смелой и продолжала плыть, держа над водой нос и уши.

Джимми Твид подплыл к Каллу и крепко ухватил его за ворот рубашки. Калл исхитрился вцепиться в гриву кобылы, после чего почувствовал себя в относительной безопасности.

— Посмотри на дохлого мула — за ним маскировались команчи, — сообщил Калл. Джимми Твид взглянул на мула совершенно спокойно, будто сидел в церкви.

— Я видел, как ты застрелил одного, — ответил Джимми. — Влепил ему прямо в горло. Это был великолепный выстрел, учитывая, что ты находился в воде и уже тонул.

В этот момент что-то плеснуло в воде, совсем близко от плеча Калла, с каким-то булькающим звуком. Они уже плыли недалеко от восточного берега. Калл посмотрел туда и увидел вьющийся дымок у ствола дерева, стоящего на берегу.

— Они стреляют! — крикнул Калл. Вторая пуля вспорола воду поблизости. — Не следует сидеть так высоко в седле — ты становишься хорошей мишенью.

— Думаю, меня скорее застрелят, чем потопят, — проговорил в ответ Джимми Твид. — Больше всего я не люблю, когда вода льется мне в ноздри.

В следующую минуту Калл ощутил, что его ноги коснулись дна. Вода доходила до подбородка, но он, почувствовав себя уверенно, сказал Джимми, чтобы тот отпустил его воротник. Калл заметил, как упал какой-то рейнджер. Кто-то из новичков вышел на берег и стал с трудом продираться по вязкой грязи, но тут его сразила пуля и он рухнул на спину.

— Боже, это же Берт! — воскликнул Джимми Твид, немало удивившись. — Немного же ему пришлось пройти по земле после переправы.

— Нам нельзя выходить здесь из воды, нас перестреляют как сусликов, — предостерег Калл. — Слезай с седла и заворачивай лошадь.

— Думаю, что Берт уже готов, — спокойно произнес Джимми и не ошибся — спустя минуту к грязному берегу побежали два команча и мигом сняли с убитого скальп.

Калл направил вороную кобылу ниже по течению — сам он плыл вслед за ней, держась за седельные ремни, а затем за хвост лошади. Таким образом он приблизил вороную к берегу, а сам спрятался за нее. На поверхности воды виднелась лишь голова Калла, так что даже отличный индейский стрелок вряд ли попал бы в него. Джимми Твид, тем не менее, наотрез отказался слезать с седла и плыть рядом с лошадью.

— Ни за что, если уж рисковать жизнью, то только сидя в седле, — сказал он, однако постарался прильнуть пониже к шее вороной.

С берега послышались выстрелы, и они увидели, что Чадраш, Длинноногий и Черныш Слайделл, переплыв реку, укрылись за грудой выброшенных на берег деревьев и ведут оттуда огонь. Калл посмотрел на реку и заметил недалеко от того места, откуда стреляли рейнджеры, нечто похожее на ондатру. Приглядевшись, он понял, что это вовсе не ондатра, а меховая шапочка, которую раздобыл Верзила Билл Колеман перед отъездом из Сан-Антонио. Сам он медленно брел по дну, по горло в воде, так что на поверхности виднелась лишь шапочка. Его коня, на котором он переплывал Бразос, поблизости видно не было.

Пока Калл и Твид боролись с течением и наконец смогли выйти на берег, где нашли укрытие за беспорядочной грудой бревен и деревьев, стрельба стихла. Длинноногий прошел вниз по реке несколько ярдов и стал вытаскивать из воды чье-то тело. Сначала Калл подумал, что это убитый рейнджер, и весьма удивился, увидев, что Длинноногий вытащил из Бразоса мальчишку команча, которого застрелил Калл. Еще несколько рейнджеров выходили на берег, преодолевая сильное течение и держась за уздечку или за хвост коней. Некоторые были без лошадей, не удержавшись рядом с ними во время переправы.

— Видишь, ты его прикончил, — произнес Длинноногий, глядя на Калла. — Я забыл напомнить, чтобы ты внимательно следил за мертвыми животными — команчи используют их как плавучее средство, а заодно и для маскировки.

Калл весьма удивился, увидев, что убитому мальчишке на вид было всего лет двенадцать.

— Тебе повезло, что ружье выстрелило, — заметил Чадраш. — Обычно старые мушкеты разрываются при выстреле, когда в них попадает вода.

Калл промолчал. Он понимал, что ему повезло -опоздай он на секунду, и команч вонзил бы в него нож. Из памяти не выходили горящие ненавистью глаза мальчишки, смотревшие на него между ног дохлого мула.

Каллу не хотелось глядеть на труп, он повернулся и зашагал прочь, заметив, что Чадраш и Длинноногий с любопытством смотрели ему вслед. Калл в недоумении остановился — их вид говорил о том, что он сделал что-то не так.

— А разве ты не собираешься оскальпировать его? — спросил Длинноногий. — Ведь это ты его убил. Так что и скальп твой.

Калл удивился. Ему никогда не доводилось скальпировать команчей. А тут перед ним лежал мальчик. Калл был рад, что благополучно избежал смерти, но все же гордости за свой поступок не испытывал — мальчик не побоялся плыть по разлившейся реке, вооруженный одним лишь ножом, держась за мертвого мула и надеясь захватить врасплох и убить вооруженного рейнджера. Наградой же за его храбрость стала пуля, чуть не оторвавшая ему голову. Больше он никогда не будет рыскать по прериям и нападать на фермы. Хотя Калл и убил его, он понимал, что мальчишка за свою храбрость заслуживает похвалы. Хоронить времени не было, а скальпирование его не привлекало.

— Нет, я не хочу скальпировать его, — ответил Калл.

— Да он, если бы мог, не задумываясь, проделал бы это с тобой, — заметил Длинноногий.

— Я тоже не сомневаюсь, — заверил Калл. — Скальпирование — это в натуре индейцев, но не в моем характере.

— Станет чертой твоего характера, парень, когда ты повзрослеешь на пару лет, если выживешь, — сказал Чадраш. Затем он опустился на колени и снял с мальчишки скальп. После этого столкнул его тело в реку и пустил плыть по воле волн.

— Мне следовало бы похоронить его — ведь это я его убил, — произнес Калл.

— Нет, никогда не хорони индейцев, — возразил Длинноногий. — Они сами подбирают своих убитых, когда могут, конечно. Думаю, Чад захотел задать им на этот раз подобную работенку.

Не успел Чадраш повернуться и поскакать к обрывистому берегу, как издалека с реки послышался какой-то вопль.

— Боже мой! Да это же Рип — течение отнесло его слишком далеко вниз, — воскликнул Верзила Билл. — По-моему, он тонет.

— Лошадка у него хилая, — заметил Длинноногий, поднимая ружье.

Видимо, лошадь Рипа тоже тонула ярдах в двадцати от него. Из зарослей кустарников выскочили пятеро команчей и, издавая воинственные кличи, кинулись к реке. Длинноногий выстрелил. За ним выстрелил и Чадраш, но расстояние было слишком велико и оба они промахнулись. Тут же налетел шквалистый порыв ветра с дождем, затрудняя видимость, и с такого расстояния рассмотреть цель стало совсем невозможно. Рип снова вскрикнул и, заколотив по воде руками и ногами, двинулся к своему коню, но тот совсем выбился из сил и не мог плыть в густом речном иле. Первый команч уже добежал до берега и помчался по воде, вздымая тучу брызг. Калл перезарядил свой мушкет, тщательно прицелился и выстрелил, попав в первого команча, но из-за дальнего расстояния пуля летела уже на излете, удар ее был слабым и она не остановила быстро бегущего индейца. Затем они увидели, что Рип поднял свое ружье и в упор выстрелил в команча. Но мушкет дал осечку, и в ту же секунду индейцы гурьбой накинулись на него. Вскоре затих последний вопль Рипа. Не успел Калл приготовиться произвести второй выстрел, как Рипа Грина зарубили ножами и томагавками и оскальпировали. Вскоре его тело поплыло по реке вниз, туда же, куда и труп индейского мальчика.

Несколько рейнджеров произвели выстрелы по убившим Рипа индейцам, но ни один не задел их. Длинноногий и Чадраш, посчитав, что с такого расстояния вести огонь бесполезно, стрелять не стали.

— В этой стране не быть знатоком лошадей никак нельзя, — заключил Длинноногий. — На подобной кляче никогда не переплыть реку, особенно если она разлилась так широко.

— А что он мог сделать? Не сидеть же и выжидать на том берегу, — заметил Калл.

Рип Грин вошел в реку без раздумий — но ему не повезло, он угодил в стремительный поток и никто не смог протянуть ему руку помощи.

— Он мог бы отпустить лошадь и плыть сам, как я плыл, — сказал Верзила Билл. — Я считал себя неплохим пловцом, а оказался даже лучше, чем думал. Моя лошаденка выдохлась, когда мы добрались до середины, а я вот перед вами.

— Если бы тебе не повезло, то больше не пришлось бы переправляться через реки — плыл бы по течению, как он, мертвый, — обрезал его Длинноногий.

В этот момент вокруг них засвистели и стали вспарывать воду пули — часть рейнджеров укрылась за невысоким завалом из прибившихся к берегу поваленных деревьев. Однако никого не зацепило — возможно, моросящий дождь мешал команчам хорошенько прицелиться. Калл внимательно разглядывал деревья, растущие на высоком берегу, но не смог увидеть ни одного индейца — лишь дымки выстрелов. Стрельба велась из рощицы, полукругом росшей на верху обрыва.

— Их слишком много, Чад, — решил Длинноногий. — Думаю, они сидели там в засаде.

Калл попытался прикинуть, какое же число индейцев им противостоит, для чего стал посчитывать количество выстрелов, но он понимал, что его прикидки весьма неточны. В конце концов, все индейцы прекрасно замаскировались. Они могут по желанию передвигаться, куда захотят, и стрелять то из одного участка леса, то из другого.

Когда рейнджеры пересчитали свой отряд, оказалось, что их одиннадцать — на четырех меньше, чем до начала переправы. Погибли Рип и рейнджер по имени Берт, что же случилось еще с двумя, оставалось неизвестным.

— Вероятно, они утонули, я сам чуть было не утонул, — заключил Верзила Билл.

— Нет, скорее всего, они удрали, — не согласился с ним Чадраш. — Один из них — тот парень из Цинциннати. Не думаю, чтобы он испытывал желание вступать в бой.

Про другого пропавшего смогли припомнить лишь, что у него была чалая лошадь. Среди уцелевших лошадей не оказалось ни одной чалой, хотя такой масти были лошади у Верзилы Билла и еще у двух рейнджеров, и все они пропали.

Калл считал, что команчи могут снова напасть в любую минуту. Он тщательно протер свой мушкет и подготовился к стрельбе, если последует атака индейцев. Все больше и больше его занимал вопрос о боеспособности рейнджеров, затаившихся за приплывшими к берегу деревьями: четверо мужчин и три лошади из группы, помчавшейся в погоню. А им противостоят неизвестные силы команчей, которые засели в лесу на господствующей высотке, да еще замаскировались так, что их не разглядеть. За спиной у рейнджеров бурлящая, разлившаяся река Бразос. Если придется отступать, то только в ее воды. Тогда больше шансов на спасение будет у тех, у кого сильные лошади, умеющие хорошо плавать.

Но день проходил, а нападения все не было. Время от времени облака рассеивались и припекало солнце, но вскоре облака снова затянули холмы на западе, и на рейнджеров обрушился проливной дождь, как раз когда они надеялись обсушиться. Чадраш и Длинноногий, посовещавшись, решили, что лучшим шансом на спасение стала бы обратная переправа через реку. Чадраш полагал, что им противостоят по меньшей мере тридцать индейских воинов, гораздо больше, нежели численность той группы, с которой они рассчитывали расправиться своими силами.

И все же переправа на другой берег при дневном свете явилась бы самоубийством. Команчи, как только заметят, что рейнджеры входят в воду, роем посыпятся сверху, словно осы, и всех переловят поодиночке, как цыплят.

— Лучше подождать, — предложил Длинноногий. Это самый трудный этап в войне с индейцами — выжидание. Никогда не знаешь, чем эти краснокожие в данный момент занимаются. Может, они и сейчас там наверху готовят себе енота или опоссума, может, потихоньку подкрадываются к нам. Старайтесь держать глаза открытыми. Если устанете смотреть, считайте, что над вашим скальпом нависла угроза.

Калл не знал, каким образом не давать глазам уставать. Кроме того, команчи так преуспели в уменье подкрадываться незаметно. Кто мог бы подумать, что нужно искать того индейского мальчишку между ног плывущего трупа мула?

День тянулся медленно. Кое-кто из рейнджеров считал, что уровень воды в реке скоро спадет, но ничего подобного не происходило. По-прежнему наплывали дождливые облака — Калл даже подумал, что наводнение усиливается, а не стихает. Он панически боялся обратной переправы — она была опасной и трудной при дневном свете. А будет еще опаснее и труднее в ночной темноте. Не только он один боялся переправы. Верзила Билл, несмотря на то, что удачно пересек реку днем, засомневался, сумеет ли уцелеть, если придется плыть в темноте более десяти ярдов.

Смеркалось, верхушки холмов потемнели, а рейнджеры все совещались и спорили, как лучше переправиться: держась за лошадиную гриву или за хвост, за седельные ремни, или за стремена, или даже за седельную луку. Калл в споры не вступал, он заботился главным образом о том, чтобы мушкет все время находился в боевой готовности, но, однако, подумал, что если ухватиться за стремена, то можно положить ружье на седло, где оно скорее всего останется сухим.

В разгар спора, когда Чадраш и Длинноногий, присев на корточки у комеля дерева, внимательно наблюдали за лесом, один из новичков, стоявший рядом с Каллом, внезапно резко дернулся, наклонился вперед и упал лицом в воду — в спину ему, между лопаток, вонзилась стрела. Калл перестал чистить ружье и повернулся, вглядываясь в потемневшие воды. Он заметил плывущее бревно, а за ним на секунду промелькнул огромный мокрый горб; может, это вынырнула громадная рыба, но Калл уже понял, что за бревном укрывается Бизоний Горб. Он сразу же выстрелил, и от бревна отскочил порядочный кусок щепы, затем пальбу открыли и другие рейнджеры, но без толку. Течение потащило бревно в глухую темноту, и вождь команчей окончательно исчез из виду.

Лонджин, упавший в воду рейнджер, был еще жив — он дергался и корчился в воде, как рыба, выброшенная на берег.

Длинноногий, обозлившись, что его так легко провели, зашагал было в воду, будто намереваясь поплыть и догнать бревно с индейцем, но Чадраш крикнул ему, чтобы он не дурил и немедленно вернулся.

— Вернись сейчас же! — наказал он. — И не пытайся сражаться, если не знаешь как.

Длинноногий с минуту колебался — уж очень его подмывало пуститься в погоню, но бревно уже уплыло далеко и еле виднелось в темноте. Если он попытается поплыть, Бизоний Горб может незаметно переместиться в тень и поразить его стрелой оттуда. Длинноногий понимал, что глупо даже пытаться догонять индейца, но кровь в жилах кипела и он еле овладел собой. Низко пригибаясь, он зашагал назад к кучке рейнджеров, столпившихся у завала из бревен.

— Проклятие. Жаль, что позволили ему подобраться к нам таким хитрым образом, — сказал он. — Проклятый дьявол! Он убил Джоша и Зика, а теперь этого парня у нас на глазах.

Рейнджеры стояли в тревоге, глядя на бьющегося в конвульсиях высокого малого по имени Лонджин. Сообща они вытащили его на покрытый грязью темный берег, но спасти его не было возможности, ибо посреди лопаток у него глубоко сидела стрела. Он извивался и дергался, но из его уст не вырвалось ни звука. Чадраш попытался было вытянуть стрелу, но не смог даже пошевелить ее.

— Думаю, нам нужно привязать его к лошади, — предложил Длинноногий. — Может, если мы сумеем переправиться через реку, он дотянет, пока мы доставим его к доктору.

— Нет, дайте ему умереть, — возразил Чадраш. — Его минуты сочтены.

Спустя минуту человек, которого все звали Лонджин — никто не мог припомнить его настоящее имя — перестал конвульсивно дергаться. Чадраш прощупал у него пульс на шее и объявил, что тот умер.

— Пусть ребята возьмут у него, что возможно, -распорядился Чадраш, обращаясь к Каллу.

Тот стоял в недоумении — он не знал, что значит «возможно».

— Он имеет в виду все его вещи, в том числе в карманах, ружье и боеприпасы, — объяснил ему Длинноногий. — Ничего не оставляйте, что может пригодиться краснокожим. Им помогать не надо — они и так прикончили пятерых наших, без всякой помощи.

Вскоре стало совсем темно. Изредка облака все же раздвигались, и тогда на небе виднелись тусклые звезды и тоненький серп луны. Калл собрал веши убитого рейнджера: оружие, патроны, табак, нож, несколько монет. Нож оказался очень хорошим — Калл решил сохранить его для Гаса, у которого ножа не было вовсе и поэтому он все время завидовал ножу, который выковал старый Джизес.

— Уже совсем стемнело. По-моему, пришло время поплавать, — сказал Длинноногий.

— Вот проклятие. Надеюсь, не объявятся краснокожие молодцы, плавающие на бревнах или на дохлых мулах, — заметил Верзила Билл. — Я вижу плохо, особенно в такую дрянную погоду.

Калл прикрепил ружье Лонджина под подпругой и повел своего маленького гнедого в реку. Лошадь возвращалась назад с большей уверенностью Она без понуканий вошла в воду и неплохо поплыла. Длинноногий и Чадраш двигались впереди. Джимми Твид, придерживаясь своего правила, не стал вылезать из седла Верзила Билл и Черныш Слайделл следовали прямо за Каллом Конь Черныша и в самом деле оказался замечательным пловцом. Он плыл вслед так близко, что гнедой Калла вынужден был посторониться и на минуту сбился с темпа. Калл разозлился, но темень стояла такая, что он не мог даже разглядеть Черныша. Когда же открыл рот, чтобы крикнуть что-то, туда попала вода и он едва не захлебнулся. Калл напряженно вглядывался в реку, чтобы не прозевать плывущего дохлого мула с задранными вверх ногами или еще что-нибудь вроде этого, но было так темно, что не различалась даже поверхность реки. Одновременно он внимательно следил за мушкетом, прикрепленным поверх седла, чтобы в него не попала вода.

Когда ноги Калла наконец коснулись дна и он вместе с конем выскочил из воды, его охватило блаженное ощущение удачи. Река не угробила его, не убили его и команчи. Он, конечно, здорово устал и было подумал, что на этом берегу будет устроен привал, но ошибся. Чадраш и Длинноногий уводили рейнджеров дальше по невысоким холмам всю ночь по направлению к большой лагерной стоянке на берегу Буши-Крик.

10

К немалому удивлению и недоумению Вудроу Калла, спустя час после прибытия в большой лагерь его произвели в чин капрала техасских рейнджеров. Отряд вернулся в лагерь, потеряв пять человек, и Длинноногий вкратце доложил полковнику Коббу о том, что произошло. Полковник сидел рядом с тентом, покуривая большую сигару и почесывая голову крупного ирландского волкодава, которого повсюду таскал с собой. Волкодав был уже стар, длинный язык его вывалился из пасти, он часто и тяжело дышал.

— Так точно, этот молодой человек на свой боевой счет записал своего первого команча, — докладывал Длинноногий. — Команч плыл по течению Бразоса, держась за дохлого мула. Молодой Калл застрелил его в упор.

Калеб Кобб поднял сонные глаза и смотрел секунду-другую на Калла, затем опять перевел взгляд на ирландского волкодава.

— Да, мистер Калл, ты проявил бдительность, -сказал он. — Произвожу тебя с этой минуты в капралы — в нашем отряде не хватает капралов, думаю, нам надо иметь их больше.

— Считаю, это довольно поспешное решение, ему просто повезло, — раздраженно заметил капитан Фолконер.

Он считал, что Калл еще не созрел для такого чина. Капитан надел черное пальто, и его настроение казалось таким же мрачным, как одежда. Он сидел и затачивал нож на точильном камне.

Калеб Кобб улыбнулся и ответил:

— Нет, Билли. Позволь мне решать вопросы повышения по службе. Если бы команч подплыл к тебе на середине широкой реки, прячась за мертвым мулом, то тебя оскальпировали бы прежде, чем ты заметал мула.

— Я всегда с подозрением смотрю на дохлых животных при форсировании рек, — сухо ответил капитан Фолконер. По всему было видно, что ему не понравилось замечание полковника.

— Отошел бы в сторону затачивать нож, чтобы я не слышал противного жужжания, — попросил Калеб. — Трудно думать при этом звуке, а мне надо поразмышлять.

Не говоря ни слова, Фолконер поднялся и отошел подальше от тента.

— Билли очень хорошо образован, — заметил Калеб Кобб. — Но он думает, что знает еще больше, чем есть на самом деле. А скольких команчей убили остальные бойцы из твоего отряда?

— Ни одного, — признался Длинноногий. — Может, ранили одного или двух, но я здорово сомневаюсь. Уж очень ловко те маскировались.

Полковник не пошевелился и не изменил выражение лица, но в голосе его послышался металл.

— Вы потеряли пятерых, и только этот новичок сумел уложить индейца, так выходит? — спросил он.

— Погода была препоганая, ни хрена не видать, — оправдывался Длинноногий.

— Но также не видно было и Бизоньему Горбу, и его воинам, — заметил Калеб Кобб. — Если мы на большее не способны, то я теперь не направлю в карательную операцию ни единого отряда. Я не могу позволить терять пятерых своих людей за одного индейца. Отныне пусть они идут на нас. Может, если мы соберем все силы в единый кулак и станем похожи на армию, то сможем пересечь прерии и сохраним людей для войны с мексиканцами.

— Полковник, у нас нет подходящих лошадей, — возразил Длинноногий. — У большинства кони дохлые, из-за этого наши трое распростились с жизнью.

— А что случилось с двумя другими? — спросил Калеб. — Мне доложили, что вы потеряли пятерых.

У большого ирландского волкодава были желтые глаза — Калл слышал, что такие собаки способны догнать оленя, перекусить ему сухожилия и разорвать глотку. Пес был несомненно довольно крупным — он доставал Длинноногому до пояса, а тот не был низкорослым.

— Двоим другим просто не повезло, — продолжал Длинноногий. — С уверенностью я не могу сказать, что они мертвы, но они пропали, так что предполагаю, что их убили.

— Если трое из вашего отряда погибли из-за негодных лошадей, тогда иди и предъявляй претензии интенданту, — назидательно произнес полковник. — Я не лошадник, но согласен, что в этой части Техаса полно малорослых лошадей.

— Благодарю за повышение, — вежливо сказал Калл, хоть и не знал, что значит быть капралом. По всей видимости, обязанности его теперь увеличатся. Он решил спросить об этом Брогноли, когда увидит его. Но желание узнать поскорее пересилило, и он обратился за разъяснениями к Длинноногому.

— Этот чин означает, что теперь ты будешь получать больше на доллар в месяц, — пояснил тот. — Ну а служба остается без изменений и такой же опасной, капрал ты или рядовой. На дополнительный доллар ты можешь купить больше выпивки и облагодетельствовать больше шлюх. Если, конечно, Гас Маккрае не вытянет из тебя эти денежки.

Отряд при всей неразберихе и множестве накладок кое-как собрался, наспех подготовился и снова выступил в поход. По скалистым холмам и тряским дорогам, через заросшие низкорослым кустарником долины змейкой растянулся обоз из повозок, запряженных мулами и волами. Несколько ленивых торговцев, сопровождавших отряд, смогли по достоинству оценить прелести путешествия по прериям. Так зубодер, решивший перебраться в Санта-Фе и обосноваться там в надежде завести прибыльное дело среди мексиканских грандов, выронил из рук свой нехитрый багаж, упал и растянулся лицом вниз на пятачке, сплошь покрытом колючими растениями.

Какой-то парень с рыжими волосами, вооружившись парой кузнечных щипцов, принялся вытаскивать из лица и шеи зубодера колючки, когда к ним подъехал Калл. Зубодер стонал, но его стоны не шли ни в какое сравнение с воплями его пациентов, когда он выдергивал им зубы.

Калл разыскал Гаса Маккрае и Джонни Картиджа и весьма обрадовался, увидев, что Гас опять стал прежним: сварливым и вздорным, а лодыжка его быстро заживала. Он только что приковылял от молоденькой проститутки по имени Джинни — Калеб Кобб позволил нескольким из них сопровождать колонну до Бразоса, откуда, как им сказали, они должны будут возвращаться в Остин. Ожидали, что многие торговцы дальше Бразоса не поедут, так что у шлюх будет транспорт для обратной дороги. Крупная Рейнджерша под распоряжение, естественно, не подпадала, и среди мужчин то и дело возникали споры по этому поводу, поскольку большинство из них не желали совершать длительное путешествие в сопровождении распутницы.

— Я не звал Матильду в поход вместе с нами, — возражал Джонни Картидж. — Часто она настроена враждебно. Женщин, которые ловят себе на завтрак каймановых черепах, следует сторониться — вот такое мое мнение.

Однако пользоваться услугами Матильды ему приходилось — правда, он предпочитал более молоденьких миниатюрных девушек, преимущественно мексиканок, но где их взять в походе.

Гас подобрал где-то лопату и использовал ее вместо костыля, передвигаясь скачками. Больная лодыжка не давала ему возможности преодолевать большие расстояния, ему приходилось частенько останавливаться, чтобы перевести дух. Он всегда носил на поясе оба своих пистолета, будто ожидая каждую минуту вражеского нападения.

— Здорово! Ну как, не промок? — приветствовал он Вудроу Калла, весьма обрадовавшись его появлению. Он был лучшим другом Гаса, хотя по характеру являлся полной его противоположностью. Мысль о том, что Калла запросто могли убить и он никогда больше не появился бы, не давала Гасу спокойно спать целых две ночи. Ему опять снился Бизоний Горб с окровавленными скальпами в руках.

— Я чуть не утонул в реке Бразос, но ружье из рук не выпустил, — похвалился Калл.

Он очень гордился тем, что сохранил свое ружье, хотя все другие, похоже, не считали этот подвиг достойным похвалы.

— Река разлилась и вышла из берегов, — добавил он. — Большинство команчей улизнули.

— А ты видел того, здоровенного? — поинтересовался Гас.

— Я заметил лишь его горбатую спину, — ответил Калл. — Он плыл по течению, прячась за бревном, и пустил стрелу прямо в парня, стоявшего рядом со мной, перебив ему хребет.

Рассеялись последние облака и выглянуло солнце -яркие лучи заблестели на мокрой траве в долине и на холмах.

— Жаль, что меня там не было — вместе мы поубивали бы не одного команча, — похвалился Гас.

В этот момент к ним подошел Верзила Билл Колеман, пребывавший в добродушном настроении.

— А ты его уже поздравил? — спросил он Гаса к немалому смущению Калла.

— Чего это я стану его поздравлять, он ведь мой приятель, — ответил Гас.

— Может, он твой приятель, но теперь он к тому же еще и капрал — он укокошил краснокожего и полковник за это повысил его в звании, — пояснил Верзила Билл.

Гас был поражен, услышав эту новость. То, чем дразнила его Клара, сбылось на самом деле. Вудроу стал теперь капралом Каллом. Без всякого сомнения, Клара немедля поспешит обхаживать его, как только они вернутся назад, в Остин.

— Вот это действительно новость, не правда ли? — произнес Гас, почувствовав внезапную слабость от услышанного.

Он не забыл Клару и ее прощальный поцелуй. Разумеется, молоденькая Джинни была довольно приятна, но поцелуй Клары — это нечто другое, более возвышенное.

— Да, он произвел меня в капралы только что, — подтвердил Калл, зная, что его друг от этого известия почувствует себя, по меньшей мере, несколько уязвленным.

— Так, ты говоришь, что убил одного индейца — как он хотя бы выглядел? — спросил Гас, стараясь сохранить спокойствие и не показать свое недовольство по поводу внезапного успеха друга.

— Я вовремя выстрелил, — он чуть было не достал меня, — стал рассказывать Калл. — Когда твоя лодыжка заживет, думаю, нам дадут другое задание. Как только убьешь своего команча, полковник повысит и тебя, и мы оба будем капралами.

Он говорил так, чтобы развеять мрачное настроение друга.

— Если я не убью, он угрохает меня, и на этом все кончится, — заметил Гас, все еще ощущая слабость в теле. — Я просто надеюсь, что меня не оскальпируют живьем, как это сделали с Эзикиелом.

— Да что ты несешь, никто тебя не угрохает, — возразил Калл, встревоженный внезапным мрачным настроением друга.

Гас всегда отличался боевым задором, но та своевольная девушка с оптового склада каким-то образом смогла лишить его этого настроя. Гас мог теперь думать только о ней, а это уже никуда не годилось. Не следует думать о девушках с оптовых складов, когда находишься в краю, населенном индейцами, где всегда надо быть настороже.

С помощью Калла Гас наконец ухитрился оседлать одну из двух невысоких лошадок, выделенных на его попечение, и забраться в седло. Оба молодых рейнджера ехали бок о бок целый день неспешным шагом, рядом с повозками и фургонами, тащившимися по невысоким холмам и небольшим долинам. Калл рассказывал про погоню и про стычку с индейцами у реки, но по всему чувствовалось, что его друга рассказ мало интересует.

Поэтому он прикусил язык. Хорошо хоть, что Гас опять в седле. А когда они форсируют Бразос и удалятся от той девушки, он, может, окончательно позабудет о ней и еще больше полюбит рейнджерскую службу.

К исходу третьего дня похода они увидели на западе Бразос, изгибающийся между двумя холмами. Заходящее солнце ярко освещало коричневатую воду. На востоке русло реки не просматривалось, но мало-помалу рейнджеры, находившиеся в авангарде, в том числе Гас и Калл, стали различать какой-то непонятный звук. Он походил на коровье мычание, только в тысячи раз сильнее, и доносился с реки; казалось, будто кто-то сбивает масло на гигантской маслобойке.

Капитан Фолконер ехал в первых рядах колонны, сидя верхом на неспешно вышагивающем вороном. Услышав звук, похожий на шум маслобойки, он подумал, что пошел дождь. В ту же секунду мимо него промчался, истошно лая, огромный ирландский волкодав полковника. Уши пса были прижаты — за какие-то секунды он домчался до поросшей кустарником долины и исчез там из виду, но лай его слышался по-прежнему.

— Там бизоны, — предположил Чадраш, на всякий случай доставая из чехла свое длинное ружье.

Затем с востока прискакали два всадника. Одна из лошадей едва не перемахнула через ирландского волкодава, который опять показался вдалеке, но вскоре умчался в сторону с громким лаем.

— Бес-Дас увидел их, — сказал Чадраш.

Бес-Дас, индеец из племени пауни, был разведчиком — он вырвался вперед так далеко, что многие рейнджеры потеряли его из виду. Другой всадник был Алчайз, мексиканец, которого все считали наполовину апачем. Оба они казались чрезмерно взволнованными тем, что им довелось увидеть за холмами на востоке. К разведчикам галопом подскакал полковник Кобб; все трое сорвались с места в карьер и помчались вслед за собакой. Лошади то и дело вскидывали головы и фыркали. Отряд охватило возбуждение, будто снова началась охота на горных козлов — вскоре вслед за полковником, обоими разведчиками и собакой скакали уже сорок рейнджеров.

Лошади быстро сбегали с крутою холма, и Гас покрепче уцепился за луку седла. Он мог немного опираться на поврежденную ногу, но слишком полагаться на стремена при быстром спуске с холма по каменистой почве было нельзя. Он понимал, что если упадет и еще больше повредит ногу, то его отправят домой в Остин — тогда придется распрощаться со всеми надеждами получить повышение по службе и сравняться с другом Каллом.

Они взмахнули на вершину следующего холма, и отряд остановился — перед ними открылась великолепная картина, которую Калл и Гас никогда уже не забудут. До этого момента им не доводилось видеть живого бизона, хотя во время похода на Пекос по пути и попадались изредка кости, а то и шкура этих животных. Тут же, внизу перед ними, где Бразос рассекал широкую долину, шли потоком шириной, как показалось Гасу и Каллу, с целую милю бесчисленные стада бизонов. На юге по направлению к реке по холмам и долинам подходили новые огромные стада животных. Тысячи и тысячи уже переплыли реку и тяжелой поступью упорно шли на север, через узкий перевал в холмах. Пересекая реку, бизоны так тесно прижимались друг к другу, что по их спинам можно было бы шагать, как по мосту.

— Смотри туда! — закричал Гас. — Смотри на бизонов! Сколько же их, попробуй прикинуть!

— Мне в жизни еще не приходилось считать такое огромное количество, — признался Калл. — Их не счесть за целый год.

— Это идут южные стада, — пояснил капитан Фолконер.

Вид многих тысяч бизонов со шкурой краснее красноватых вод реки произвел и на него неизгладимое впечатление, но он не хотел ударить лицом в грязь и напустил на себя снисходительный вид.

— Полагаю, их тут по меньшей мере миллион, — сказал он молодым рейнджерам. — Говорят, чтобы объехать эти стада, потребуется скакать быстрой рысью не менее двух суток.

К капитану Фолконеру подъехал Бес-Дас и, сказав что-то, чего Калл не расслышал, махнул рукой, но не в сторону бизонов, а на гряду скал, пересекающую долину милях в двух от них.

— Он там, — задыхаясь, проговорил Гас, хватаясь за пистолет. — Там Бизоний Горб. У него на копье висят три скальпа.

Калл посмотрел на гряду и увидел вдалеке группу индейцев из восьми человек. Различил он и Бизоньего Горба, сидящего на низкорослой лошадке, и убедился, какой он огромный, но три скальпа на его копье заметить не смог. Ему стало немного завидно, что у его друга такое превосходное зрение, гораздо более острое, нежели у него самого.

— Это что, те самые, которые набили вам морду? — спросил Калеб Кобб, подъезжая к Длинноногому.

Бес-Дас, невысокий индеец с седыми волосами и выбитыми передними зубами, принялся что-то объяснять полковнику на языке пауни. Кобб молча слушал и покачивал головой.

— Нет, нам нужно переходить реку вброд после этих проклятых бизонов и следовать за стадом, — решил он. — Сомневаюсь, что многие мои ребята смогут устоять от соблазна поохотиться на бизонов вместо преследования команчей. И пока мы настигнем индейцев, у нас кончатся патроны, и нас, вполне вероятно, перебьют, как цыплят. Я вообще сомневаюсь, что они устроят там привал и станут дожидаться, когда мы вразвалочку подъедем к ним.

— Полковник, разве мы не можем подстрелить нескольких бизонов? — спросил Фолконер. — У нас тогда будет изрядный запас мяса на первое время.

— Нет, нельзя. Нужно ждать, пока перейдем реку, -ответил Калеб. — Так или иначе, половина этих повозок при переправе, видимо, потонет, а если мы загрузим их жареной бизонятиной, то нам потом вместо мяса придется питаться черепахами.

Калл удивился, увидев индейцев. Чего это они расселись там, не боясь целой сотни рейнджеров, появившихся перед ними на холмах? Скальпы, подвешенные к копью, наверное, принадлежали Рипу Грину, Лонджину и тому парню по имени Берт. Неужели краснокожие считают белых столь слабыми и небоеспособными, что и шага не сделали к отступлению, даже когда белые появились при таком подавляющем численном превосходстве?

Потихоньку к гребню холма стали выезжать и другие повозки и всадники, которые останавливались, рассматривая огромное бизонье стадо. Кое-кто из молодежи загорелся желанием спуститься вниз и пострелять по бизонам, но полковник Кобб строго-настрого запретил делать это.

Чадраш и Длинноногий в сторонке разговаривали с разведчиками Бес-Дасом и Алчайзом. Они наблюдали за команчами, расположившимися на противоположном холме и смотрящими, как огромное красноватое стадо переходит через Бразос. Ниже Чадраша и Длинноногого бесновался и лаял на бизонов ирландский волкодав полковника Кобба, но огромные животные не обращали на собаку никакого внимания. Иногда волкодав хватал зубами за ляжки того или иного отбившегося от стада бизона, но тот всякий раз запросто отбрыкивался от вцепившегося пса или просто отшатывался в сторону и трусцой бежал к стаду.

— Слишком много бизонов для старого Джеба, — заметил Калеб, улыбаясь при виде тщетных потуг своего пса. — Возможно, он при случае мог бы привлечь их внимание, но сейчас они воспринимают его как надоедливого комара.

Затем полковник вынул из переметной сумы подзорную трубу и, приставив ее к глазу, принялся рассматривать команчей. Он заметил еще что-то такое, что заставило его встревожиться.

— Среди них вертится и Брыкающийся Волк, — сказал он, поворачиваясь к капитану Фолконеру и произнося эти слова с таким видом, будто сообщает о чем-то чрезвычайно важном.

Калл припомнил, что слышал это имя раньше — кто-то, вроде бы Длинноногий, высказывал предположение, что это Брыкающийся Волк подстрелил тогда, во время их первого похода на запад, убежавшую лошадь майора Шевалье.

— Извините, я не расслышал имя, — произнес капитан Фолконер.

Хотя он искоса и смотрел на индейцев, но его больше интересовали бизоны; охота являлась его страстью, а на таких животных охотиться ему еще ни разу не приходилось. И вот теперь перед ним идет целый миллион бизонов, а полковник отдал приказ не двигаться с места, пока все они не пройдут через реку. Капитан возил с собой великолепное спортивное ружье, изготовленное в Лондоне известной фирмой «Холланд энд Холланд». Сейчас оно находилось в походной сумке, лежащей в повозке с багажом.

— Бизоний Горб — грубый убийца, а Брыкающийся Волк — их вождь, — пояснил полковник. — Он лучший вождь и самый умелый наездник во всех прериях. Если будем зевать, он перебьет у нас всех лошадей и мулов, прежде чем мы доберемся до Ред-Ривер.

Он замолчал и продолжал изучать ситуацию, достав из кармана рубашки сигару.

— Если бы представилась возможность схватить того, кто больше всех докучает мне, я, пожалуй, выбрал бы Бизоньего Горба, — сказал полковник после минутной паузы. — Если мне не удастся покончить с ним, тогда он непременно убьет меня. Может пролиться немало крови, но это в последний раз. Если же гнаться за Брыкающимся Волком, то до этого первым делом надо немного поспать. К северу отсюда есть такие места, но я скорее согласился бы сдохнуть, нежели ехать туда. А вы когда-нибудь пили лошадиную мочу? — вдруг обратился он к Каллу и Гасу.

— Нет, сэр, — ответил Гас. — Как-то не приходилось. Никогда не пробовал и вообще даже не думал об этом.

— А я пил однажды. Я тогда ехал вместе с Зебом Паком, — рассказывал полковник. — У нас была с собой запасная лошадь, так что мы пили ее мочу каждый день. Я испытывал такую дьявольскую жажду, что ее моча казалась мне персиковым нектаром. Когда мы наконец добрались до воды, то лошадь съели.

К удивлению Калла, пока полковник рассказывал про этот эпизод, его лошадь вытянулась, напряглась и стала мочиться. Однако желтый ручеек, побежавший по земле, отнюдь не благоухал, подобно персиковому нектару.

— Так что же нам делать с нашими краснокожими соседями, Билли? — спросил Калеб. — Вот мы здесь, а они там, а посередине — несметное число этих проклятых бизонов.

— Что? Думаю, они скоро уйдут, — предположил Фолконер. — Если желаете, я могу кинуться в погоню.

— Нет, не хочу, чтобы вы преследовали их, — ответил полковник. — У меня другое мнение. Пришло время разбивать лагерь и готовить жратву. Может, нам следует бежать скорее к команчам и пригласить их на обед?

— Сэр? — удивился капитан Фолконер, думая, что он ослышался или неверно понял полковника.

— Пригласи их к обеду — мне будет приятно, — подтвердил полковник. — Небольшой разговорчик не повредит.

— Кого же послать передать приглашение? — поинтересовался Фолконер.

— А что ты думаешь насчет капрала Калла и его компаньона? — спросил полковник. — Это поручение предоставит капралу Каллу возможность оправдать свое звание. Оторви кусок тряпки и привяжи его к стволу ружья. Я знаю, что команчи уважают белый флаг. Пошли с ними и Бес-Даса, чтобы он представил их. Думаю, они знают Бес-Даса.

Гас почувствовал, как у него затряслись поджилки, так же как тогда, когда они подошли к западным горам или когда он стоял около клочка земли, пропитавшейся кровью Джоша Корна. Полковник глядел прямо на него, когда отдавал приказание ему и Каллу.

Капитан Фолконер отправился назад, к повозкам, искать белую тряпку для флага. Индейцы продолжали сидеть на противоположном холме. Вскоре на гребень горы, где находились рейнджеры, пришло много людей — собрались почти все бойцы — участники экспедиции, чтобы понаблюдать за разворачивающимся спектаклем. Стадам бизонов, казалось, конца-края не будет — всюду, куда ни глянь, на север или на юг, виднелась широкая лента коричневых спин. Они двигались к реке и переходили ее, словно гигантская змея, чьи хвост и голова скрылись из виду. Среди толпы рейнджеров, торговцев, кузнецов, проституток и просто любителей приключений Калл вдруг заметил Джона Киркера, охотника за скальпами, который ушел от них тогда на реке Рио-Гранде. Его массивного коллеги Глэнтона рядом не было видно. У Киркера через седло у задней луки лежало ружье. Пока все глазели на бизонов, он наблюдал за индейцами.

— Мы должны переправиться на тот берег и переговорить с ними? — спросил Гас.

Приказ о том, что ему надо ехать к команчам на переговоры, буквально ошарашил его. Но он понимал, что было бы глупо с его стороны заковылять к санитарному фургону. Ему следовало бы полечить травмированную ногу еще по меньшей мере с недельку, но кое-кто из рейнджеров уже начал ворчать на него, обвиняя в симуляции, поэтому он и начал ездить верхом раньше времени.

— Да, так распорядился полковник Кобб, — ответил Калл. — Хотя я и не представляю, как мы сумеем добраться до них сквозь такую массу бизонов. Уж очень плотно они идут.

— Не хотелось бы мне пробиваться через стадо, — заметил Гас. — И вообще, не хочу я туда ехать. Бизоний Горб уже однажды всадил в меня копье, на этот раз он вполне может проткнуть меня насквозь.

— Мы пойдем туда под флагом перемирия, — напомнил ему Калл. — Он нас не тронет.

— Но он не держит в руках никакого белого флага, — возразил Гас. — Разве для команчей что-нибудь значит белая тряпка?

— Если ты боишься, тебе надо возвращаться назад и жениться на той девице с оптового склада, — резко сказал Калл. — Распаковывать всякие товары — вот твое призвание. Я же настроился оставаться рейнджером и рано или поздно стану капитаном.

— Я тоже намерен стать капитаном, если только ради этого не придется пить конскую мочу, — проговорил Гас. — Я вовсе не хочу забредать в такие засушливые места, где, чтобы выжить, нужно пить мочу лошадей.

— И все же идти нужно — так сказал полковник, — настаивал Калл. — Здесь появился этот проклятый Киркер. Ты его видел?

— Да, он незаметно внедрился в наши ряды, пока ты отсутствовал, участвуя в погоне, — разъяснил ему Гас. — Как мне стало известно, он приятель полковника Кобба.

— Я очень сожалею, что приходится участвовать в экспедиции вместе с охотником за скальпами, — заметил Калл. — Не понимаю, почему полковник стал его другом.

— Индейцы из племени команчей тоже охотятся за скальпами, — напомнил ему Гас.

— Да, охотятся, но они добывают их в боях, — возразил Калл. — Киркер же охотится за ними ради денег. Ну что ж, думаю, Бес-Дас уже готов к отъезду. Трогаемся и мы.

11

Участники экспедиции с тревогой смотрели, как Калл и Гас в сопровождении Бес-Даса спускались с гребня горы по направлению к стаду бизонов. За ними следовал Длинноногий. Ему никто не приказывал отправляться с ними, но и никто не запрещал — он присоединился к переговорщикам исключительно из-за желания поближе посмотреть на команчей, чего ему не удалось сделать ранее, в тот дождливый день на реке Бразос. Бес-Дас высоко поднял ружье вверх стволом, на котором трепыхалась на ветру белая тряпка.

На той стороне долины их поджидали восемь команчей. Они сидели застывшие, словно статуи. Только на конце копья Бизоньего Горба под порывами ветра колыхались три скальпа.

Четверо всадников приблизились к движущейся плотной массе бизонов, и тут их лошади стали проявлять беспокойство. Они фыркали, раздувая ноздри, и пятились назад — Калл с трудом сдерживал своего маленького гнедого. У Гаса тоже возникли трудности, в частности из-за поврежденной лодыжки. Бес-Дас, индеец из племени пауни с выбитыми зубами, пару раз огрел своего коня ружьем, и тот успокоился. Длинноногий туго натянул поводья своей серой лошади — отвратительный запах тысяч бизонов бил в ноздри и всадников и лошадей, а поднятая стадами пыль повисла таким густым слоем, словно началась песчаная буря.

— Нам нипочем не пробиться сквозь стадо — они так плотно сбились, что наверняка нас затопчут, — испугался Гас.

— Прибавь ходу, — посоветовал Бес-Дас, побуждая свою лошадь двигаться в одном направлении со стадом. — Иди вровень с бизонами.

Когда Калл и Гас подъехали ближе, индеец Бес-Дас проскользнул на коне в стадо, направляя лошадь так, чтобы она шла вместе с бизонами, но постепенно двигалась в глубину стада. Упорно пробираясь вперед и стараясь выбрать щелочку между телами животных, он вскоре добрался почти до середины стада.

— Надо потуже натягивать поводья и потихоньку забираться в глубь стада, — произнес Длинноногий. Вскоре он уже находился в самой гуще бизонов, а Бес-Дас в это время приближался к противоположной стороне стада.

— Ну давай, двигай — теперь твоя очередь, — сказал Калл Гасу.

— Не моя, а твоя, — возразил Гас. — Мне за тобой сподручнее.

— Нет, — отрезал Калл. — Я капрал и потому приказываю тебе. Если ты поедешь за мной, то кто тебя знает: может, прикинешься, что у тебя разболелась лодыжка — вот и причина, чтобы удрать.

— Проклятие!.. Ты не доверяешь своему партнеру, — забормотал Гас. Он так разозлился, что сразу же пришпорил своего коня и проскользнул внутрь стада.

По правде говоря, он думал о том, какой бы подыскать предлог, чтобы не ехать на переговоры, поскольку боялся забираться в глубь стада, а еще больше опасался подъезжать к шайке Бизоньего Горба. Но с другой стороны, ему очень не хотелось, чтобы Вудроу Калл увидел его нерешительность. Он всегда считал себя ничуть не слабее духом, нежели любой другой парень, «о из-за кровавых сцен во время первого похода нервы его несколько сдали, и он все еще не мог полностью собрать их в кулак. Тем не менее он полагал, что его способности ни в чем не уступают способностям Калла, а во многом даже превосходят их. Он, к примеру, был более зорок, чем Калл, хотя сейчас, забравшись в середину бизоньего стада, проявить эту его способность не представлялось возможным. Кругом виднелись одни лишь коричневатые туши. Казалось, никто из животных не обращал внимания на него или на его лошадь, и вскоре он убедился, что освоил прием Бес-Даса не хуже Длинноногого или самого следопыта из индейского племени пауни. Один раз он подъехал слишком близко к рогам молодого бизона, но его конь вовремя увернулся. Не прошло и десяти минут, а Гас уже почти проехал сквозь стадо — на той стороне их поджидали Бес-Дас и Длинноногий. Он не знал, где сейчас находится Вудроу Калл — чтобы проскочить сквозь плотную массу бизонов, требовался максимум внимания и следить за Каллом было некогда.

Гасу оставалось до края стада каких-то двадцать ярдов, как вдруг бизоны забеспокоились и начали метаться из стороны в сторону и взбрыкивать. Конь под Гасом тоже принялся взбрыкивать, пытаясь вывалить его из седла. Бизоны с дальнего края стада наклонили головы и выставили вперед рога, приготовившись к стычке. Гас все же вылетел из седла, но сумел уцепиться за шею лошади, а затем потихоньку перебраться обратно в седло. Он заметил, что Бес-Дас и Длинноногий смеются над ним и почувствовал глухое раздражение — что смешного, если он чуть было не слетел на землю и не оказался растоптанным в лепешку?

Он пришпорил лошадь, быстро обошел оставшихся животных и обернулся посмотреть, что же вызвало беспокойство стада, но смог разглядеть лишь крупного барсука, вцепившегося в бизониху. Барсук от злости плевался пеной, бизоны медленно пятились назад. Лошадь Калла, возбужденная тревожным фырканьем бизонихи, сцепившейся с барсуком, тоже шарахалась и дергалась под ним. Вудроу твердой рукой сдерживал лошадь и наконец пробился сквозь стадо.

— Почему такие огромные бизоны боятся барсука? — спросил Гас, подъезжая к Длинноногому. — Ведь бизон может так поддать барсуку, что тот улетит на край света.

— Барсук берет их всех на пушку, — пояснил Длинноногий. — Он, видимо, сошел с ума и вообразил, что бизоны воспринимают его себе подобным, а то и раза в два больше.

— Интересно, а вон те тоже сошли с ума? — сказал Калл, глядя на команчей, спокойно сидящих на холме, возвышающемся перед рейнджерами.

— Если и они сошли с ума, то мы станем легкой добычей, — ответил Длинноногий. — Нам теперь быстро не пробиться назад сквозь бизонье стадо, а отряд за короткое время не сможет подойти нам на помощь.

Калл взглянул снова на индейцев и на лежащую позади долину, где стояли основные силы экспедиции. Стадо бизонов, сквозь которое они сейчас пробились, напоминало живую стену, отделяющую их от отряда, где они чувствовали бы себя в безопасности. Команчам не представляло трудностей трусцой спуститься с холма и перебить их всех копьями и стрелами. От таких мыслей в глазах у Калла все поплыло, а душа ушла в пятки.

И тем не менее ни Длинноногий, ни Бес-Дас не проявляли видимого беспокойства. Они поехали неспешным ходом прямо к холму, причем Бес-Дас держал в руке ружье с белой тряпкой на стволе. Калл и Гас следовали за ними.

— А вдруг они не обратят внимание на белый флаг? — испугался Гас. Ему надо было знать, как поступать, если придется вступить в бой.

— Если случится так, выпусти как можно больше пуль по тому здоровенному, — всегда нужно убивать первым самого крупного быка, — посоветовал Длинноногий. — А потом укладывай самого маленького.

— А почему самого маленького? — не понял Гас.

— А потому что самый маленький бывает обычно и самым зловредным, вроде как барсук, — объяснил Длинноногий. — Вон тот, который стоит справа от Брыкающегося Волка, он самый мелкий и в то же время самый злобный. Не давай своей лошади свободно пастись где-либо, если поблизости шастает Брыкающийся Волк. Он такой ловкий и хитрый, что украдет лошадь прямо с седоком.

— Он коренастый и приземистый, не так ли? — спросил Гас.

— Брыкающийся Волк всегда шныряет по сторонам, — стал рассказывать Длинноногий. — Бизоний Горб — это молот, а Брыкающийся Волк — молоточек для точного вбивания гвоздиков. Он не смешивается с толпой. Он самый меткий стрелок из ружья во всем племени команчей. Если они идут куда-нибудь, а у них на всех лишь одно ружье, то его отдают ему. Бизоний Горб — старомоден. Он до сих пор предпочитает лук со стрелами.

Группа с Бес-Дасом, следопытом из племени пауни, не спеша приближалась к холму, на вершине которого их поджидали индейцы. Калл посмотрел на широкоплечего приземистого индейца, стоящего справа в группе, и заметил, что лишь у него одного в руках ружье. У всех других имелись луки или копья. Когда рейнджеры проехали примерно полпути до холма, Бизоний Горб ударил пятками по бокам своего коня и двинулся им навстречу. Калл пристально посмотрел на Гаса, интересуясь, сохраняет ли тот присутствие духа. К его удивлению, Гас выглядел совершенно беззаботным, будто он просто выехал с приятелями немного проветриться.

— Надеюсь, он настроен дружелюбно, — заметил Гас. — Не думал, что придется ехать с ним на переговоры, тем более после того, как он влепил мне копье.

— Замолкните, не забывайте, что переговоры будет вести Бес-Дас, — поучал их Длинноногий. — Вы еще молокососы и попусту не треплитесь. Немного надо, чтобы досадить команчам, и тогда они непредсказуемы.

Бизоний Горб приблизился, придерживая своего небольшого пятнистого конька, и Калл почувствовал какую-то перемену в атмосфере. Тело индейца было намазано жиром и блестело. На голой груди висело ожерелье из птичьих и звериных когтей. Калл взглянул на Гаса, чтобы понять, уловил ли и тот изменения, и Гас утвердительно кивнул головой. Они вступили на территорию диких людей — даже запах индейских лошадей был иным.

Бес-Дас остановился, выжидая. Бизоний Горб подъехал еще ближе, пока морда его пятнистой лошади не оказалась в нескольких футах от морды вороной кобылы Бес-Даса. Затем Бизоний Горб поднял свое копье и нацелил его на Гаса, а после на Калла. Хотя он и сидел в седле выпрямившись, между лопаток, прямо за шеей у него выпирал огромный горб. Он начал говорить таким визгливым и злобным голосом, что Калл едва удерживался, чтобы не схватиться за ружье. На секунду глаза Калла встретились с глазами индейца -они были похожи на камни. Бизоний Горб опустил копье, безразлично глянул на Длинноногого и стал ждать, что скажет Бес-Дас. Казалось, Длинноногий не интересовал его и тот отплатил ему тем, что начал подчеркнуто внимательно вглядываться в Брыкающегося Волка, стоящего на вершине холма.

Бес-Дас коротко сказал что-то на языке команчей. Бизоний Горб поднял руку, и остальные индейцы затрусили к нему с холма. Он повернулся к ним и несколько минут разговаривал. Брыкающийся Волк буркнул что-то в ответ и отъехал, заняв место сбоку группы.

— Надеюсь, он не станет стрелять, — произнес Гас.

— Я же велел тебе придержать твой поганый язык, — назидательно заметил Длинноногий. — Мы уедем отсюда со своими скальпами, только если ты будешь помалкивать.

Бес-Дас внимательно слушал Бизоньего Горба, а тот долго говорил грубым голосом, явно сердясь. Калл смотрел и думал, что следует расшибиться в лепешку, но язык команчей все же выучить. Глупо вести переговоры с краснокожими дикими людьми, не зная, о чем идет речь. Он мог вести разговор лишь о том, как убивать их — вот и все.

Бизоний Горб кончил говорить, Бес-Дас произнес в ответ несколько слов и, повернув своего коня, заторопился обратно, в сторону бизоньего стада. Длинноногий размышлял несколько секунд и тоже повернул свою кобылу туда же. Калл и Гас последовали за ними. Калл кожей ощущал нависшую опасность и лишь усилием воли сдерживал себя от соблазна оглянуться. Может, уже прямо в него со свистом летит копье, которое тогда вонзилось в задницу Гаса? Он покосился на Гаса и заметил, что друг его вроде бы абсолютно спокоен — с того момента, как они уехали из лагеря и удачно пробрались сквозь бизонье стадо, он казался более жестким.

Обратный путь через стадо бизонов они проделали довольно быстро, поскольку хорошо освоили технику прохода уже в первый раз и поэтому все кончилось довольно благополучно. Их снова отделяла от индейцев плотная масса бизонов. Теперь Калл позволил себе оглянуться. Окружающая атмосфера опять изменилась — они теперь находились в безопасности, запах смерти остался за плечами.

— Мне кажется, что ты усвоил еще один урок мужества, — сказал Калл, заметив, как повеселел Гас, который едва удерживался, чтобы не засвистеть.

— Да, я его больше не боюсь, — согласился Гас. — Кларе трусы не нужны. Я все время думал о ней. Мы с ней поженимся, лишь только вернемся в Остин.

Гас и в самом деле повеселел после того, как смотрел Бизоньему Горбу прямо в глаза и остался жив — он почувствовал себя счастливчиком. Но он ломал голову над разгадкой одного эпизода, случившегося во время переговоров, и не преминул задать вопрос:

— Скажи-ка, Бес-Дас, а чего это он тыкал в нас копье, когда подъехал тогда, в первый раз?

Бес-Дас резко повернулся и рассмеялся.

— Он сказал, что вы оба принадлежите ему, — пояснил он. — Он сказал, что достанет вас обоих, когда будет готов, но не сегодня, поскольку вечером собирается прийти на обед к полковнику и привести с собой своих жен.

— Но почему мы принадлежим ему, а Длинноногий нет? — поинтересовался Гас.

— А потому что ты обманул его копье, — разъяснил Бес-Дас. — Он говорит, что его копье жаждет отведать твоей печени.

— Ну и пусть жаждет сколько угодно, — хвастливо проговорил Гас, хотя внутри у него на какой-то момент все захолодело.

— А я тут при чем? — спросил Калл. — Вроде я его копье не дразнил.

— Да, не дразнил. Но с тобой другое дело, — ответил Бес-Дас, снова рассмеявшись.

— Какое такое другое дело? — не понял Калл, еще раз пожалев, что до сих пор не изучил язык индейцев.

— Другое потому, что ты убил его сына, — пояснил индеец.

12

Калл воспринял весть Бес-Даса о том, что он убил сына вождя, более здраво, нежели Гас. Бизоний Горб может и забыть, что когда-то не попал копьем в Гаса, но вот потерю сына он не забудет никогда. Калл понимал, что покуда горбатый команч жив, он будет оставаться его злейшим врагом. И когда бы ему ни пришлось находиться в стране команчей, всегда надо быть настороже, чтобы сохранить себе жизнь. По пути в лагерь Калл помалкивал, размышляя о том, что ему следует проявлять бдительность многие предстоящие годы.

Гас Маккрае, наоборот, пребывал в приподнятом настроении. Теперь, когда с ним ничего дурного не случилось, он был даже рад, что поехал на переговоры. Он не только удачно проскользнул сквозь гигантское стадо бизонов, но еще и столкнулся лицом к лицу с этим убийцей из команчей и уехал назад цел и невредим. Сейчас, среди большого вооруженного отряда, он чувствовал себя в полной безопасности. Пусть Бизоний Горб угрожает как угодно — его копью придется поголодать. Как только Клара Форсайт услышит про его подвиг, она поймет, что целовала храброго мужчину, рейнджера, которого не напрасно соблазняла своей красотой. А весть довольно скоро дойдет до нее — кое-кто из торговцев и шлюх вскоре отправятся назад. В небольших городках, вроде Остина, новости распространяются быстро, так что известие о том, что ему поручили выполнить опасную миссию, дойдет и до ушей молодой леди с оптового склада.

Они подъехали к Калебу Коббу, окруженному толпой, чтобы доложить о результатах. Позади полковника сидел, высунув длинный язык и тяжело дыша, огромный ирландский волкодав. Рядом на пне расположился Джон Киркер с большим ножом для скальпирования, висящим на поясе. С другой стороны стоял с недовольным видом Чадраш. Ему не понравился приказ не стрелять в бизонов, пока все не переправятся через Бразос. Он насупился и сердито смотрел на Калеба Кобба.

Рядом с ним стояла Матильда Робертс. В последнее время, судя по всему, старый горец и грузная проститутка привязались друг к другу. Частенько, когда Чадраш не уходил в разведывательный поиск, их видели вдвоем, прогуливающихся верхом на конях. По вечерам они иногда разжигали костер и присаживались около него. Правда, никто еще не слышал, чтобы они разговаривали, но тем не менее они были вместе, объединенные молчанием. Некоторые молодые люди теперь боялись подходить к Матильде, не желая вызвать гнев старого горца. Про него говорили, что в гневе он ужасен, хотя никто не мог припомнить случая, чтобы Чадраш выходил из себя и терял голову.

— Ну что ж, неплохо. Значит, нам нужно ждать гостей к обеду? — спросил Калеб Кобб, приняв доклад. — А как вождь предпочитает есть: вилкой или с ножом для скальпирования?

— Он прибудет через час, — повторил Бес-Дас. — Он хочет, чтобы обед закончился побыстрее, и намерен покинуть наш лагерь до заката солнца. С собой он приведет трех жен, но не единого воина.

— Что же, такое редко случается, — решил Калеб. — Не было у вождя каких-либо запросов?

— Да, были, — ответил Бес-Дас. — Он хочет, чтобы вы подарили ему ружье.

Калеб коротко рассмеялся и заметил:

— Ружье, из которого нас потом убьют. Искренне надеюсь, что ему понравится стряпня, когда он ее попробует — а если не понравится, то пусть оскальпирует Сэма.

Черномазый Сэм стал к тому времени личным поваром Калеба Кобба. Полковник так пристрастился к кроликам, что Сэм заполонил жирными кроликами один из фуражных фургонов. Полковник не любил ждать, когда начнется большая охота, — поэтому Сэм вынимал из фургона кролика и кормил Кобба сочным вкусным мясом.

— Вождь прибудет вскоре и, должно быть, сильно голодный, — продолжал Калеб. — Фолконер, ты любишь стрелять! Скачи и подстрели-ка парочку бизоньих телят. Вырежи у них печень и другие деликатесные куски, а остальное брось. Тебя будут сопровождать Калл и Гас — лошади у них уже привыкли к бизонам.

Фолконер поспешил было к фургону за своим великолепным ружьем, но полковник осадил его нетерпеливым движением руки.

— На кой черт тебе это проклятое английское ружье, чтобы подстрелить двух телят? — возмутился он. — Застрели их из пистолета или поручи капралу Каллу сделать это.

Они направились к стаду, и Калл заметил, что за ними увязался Джон Киркер — это Каллу не понравилось. Некоторое время он ехал и молчал, но потом решил, что больше терпеть присутствие этого охотника за скальпами не будет. Он позвал Гаса, и они оба подскакали к Киркеру.

— Тебе ведь никто не предлагал ехать с нами, — сказал Калл Киркеру. — Лучше бы ты повернул назад.

— Я не служу у военных и никто мне ничего приказывать не может, — ответил Киркер. — Калеб Кобб может корчить из себя полковника, если ему так нравится. Но он не может приказывать мне, что нужно делать, да и вы, проклятые молокососы, тоже не можете.

— Тебе никто не предлагал ехать с нами, — повторил Калл. Он старался сдерживаться, хотя уже кипел от гнева.

— Вокруг бизонов крутятся индейцы, — поясниц Киркер. — Они незаметно подползают к ним и стреляют из-под их животов. Я направляюсь по делу, плевать мне на то, что к нам придет на обед этот горбатый убийца. Прочь с дороги!

— Капитан, скажите ему, — попросил Калл, обращаясь к Фолконеру, но тот промолчал.

— В прошлый раз, когда ты был с нами в рейде, ты оскальпировал нескольких мексиканцев, — напомнил Киркеру Калл.

Киркер поднял ружье и холодно посмотрел на них, сжав тонкие губы в презрительной усмешке.

— Презираю безмозглых молокососов, — сказал он. — Если вам не нравится мое занятие, мне это безразлично. Может, у меня еще до заката солнца появится новый скальп, если буду двигаться поживее.

Киркер говорил с откровенной наглостью и высокомерием, как и тогда, когда их отряд возвращался к Рио-Гранде.

Гас счел его наглость нестерпимой. К удивлению Калла, он выхватил из-за пояса свой большой пистолет и с силой врубил рукояткой Киркеру по лбу. Раздался глухой стук, и Киркер вывалился из седла. Он лежал скрюченный на земле, но глаза его были открыты.

Калл слез с лошади, подошел к Киркеру и, пока тот пытался подняться на ноги, отнял у него пистолет. Киркер потянулся за своим ножом, но Калл с силой стукнул ему по руке прикладом мушкета, а затем пару раз огрел ружьем и по спине.

— Тпрру, Вудроу, — остановил его Гас, встревоженный промелькнувшей злобой в глазах Калла и свирепой силой, с какой тот наносил удары. Сам он тоже здорово разозлился, когда вышибал Киркера из седла, но одного удара оказалось достаточно — он успокоился. Лоб Киркера оказался рассеченным — из раны капала кровь. Гас считал, что этот урок, по меньшей мере, научит его уважать других. Но Вудроу Калла вопросы этики не интересовали, сейчас он мог даже убить Киркера.

— Он приятель полковника, не надо убивать его, — взмолился Гас, соскакивая с лошади, как и Черномазый Сэм, который подъехал, чтобы забрать бизонью печень на обед. Калл ударил Киркера прикладом в третий раз — целясь прямо по кадыку, но Сэм вовремя подставил под мушкет руку и это спасло Киркеру жизнь, хоть он и упал снова на спину и покатился по склону, хватаясь руками за горло и широко раскрывая рот, чтобы вдохнуть.

Фолконер, который тоже не любил этого охотника за скальпами, обернулся и посмотрел на упавшего.

— Обезоружьте его, — приказал он. — У него за голенищами сапог — пистолеты. Если их не вытащить, он поубивает нас всех, как только очухается.

Каллу вспомнились грязные, облепленные мухами скальпы, висящие на седле этого человека; вспомнилось ему и утверждение Длинноногого о том, что кое-какие из тех скальпов принадлежали мексиканским детям.

— Никого не бей до смерти, по крайней мере, здесь, — предупредил Сэм. — Полковник Кобб повесит тебя. Он все время вешает людей.

С трудом Калл залез в седло и поехал к бизоньему стаду. Когда он и Сэм уехали, Киркер встал на колени, отхаркиваясь кровью.

— А ты быстро выхватил свой пистолет, — сказал Фолконер, обращаясь к Гасу. — Думаю сделать тебя капралом. Ты можешь стать прекрасным стрелком из пистолета.

— Спасибо. Этот тип оказался грубияном, — заметил Гас. — Так вы полагаете, что полковник позволит мне считаться капралом?

Хоть Гасу Фолконер не очень нравился, слова капитана обнадежили его. Он понимал, что опять сравняется в звании с Каллом, и почувствовал уверенность, твердость и способность драться, если случится сражение. Чувство собственной слабости, беспокоившее его с момента первого столкновения с Бизоньим Горбом, теперь исчезло или, по крайней мере, не было таким назойливым. Да, он, может, и погибнет, но погибнет в бою, а не будет просто доживать свои дни, дрожа от страха в ожидании, когда его поведут на заклание.

Они подскакали к стаду, быстро подстрелили двух жирных телят и, как им приказали, вырезали у них печень и филейные части. Сэм искусно и проворно разделывал туши. Он привез мешок, куда складывал куски мяса, и, закончив работу, туго завязал его.

— Завтра я настреляю еще больше зверей на мясо, — похвалился Фолконер, когда они возвращались в лагерь. — Как только перейдем реку, полковник запрещать не будет.

— Но ведь завтра бизоны уйдут, — возразил Сэм.

— Уйдут? Что ты имеешь в виду? Их тут многие тысячи, — с удивлением произнес капитан.

— Завтра они уйдут, — повторил Сэм — он красноречием не отличался.

Они миновали то место, где проходила стычка с Киркером, но его и след простыл, лишь на траве остались пятна крови, накапавшей из его разбитого лба.

— Надеюсь, что сломал его проклятую руку, — сказал Калл.

Другие не произнесли ни слова. Они молча подъехали к отряду. Сэм осторожно держал мешок с мясом.

— Сэм, ты знаешь, какие куски лучше всего вырезать у бизонят, — заметил Гас. — Может, поучишь нас в следующий раз, когда представится возможность. Я мог бы поохотиться с часок, да не знаю, как добраться до печенки.

— В следующий раз покажу, — ответил Сэм. — Бизонья печень очень вкусная.

13

Узнав о том, что Бизоний Горб собирается прийти на обед, генерал Фил Ллойд, еще в юности отличившийся в битве под Новым Орлеаном, проявил немалый интерес к этому делу и тут же приказал своему слуге Пиди порыться в вещах и отыскать более или менее чистый мундир. По правде говоря, мундир оказался довольно измятым, но зато не запачканным табаком и мясным жиром, а также разнообразными крепкими напитками, которые генерал Ллойд ежедневно потреблял в изрядных количествах.

— Может, мне не к чему переодеваться? — спросил он Калеба Кобба. — В лагере наберется по меньшей мере целая сотня мужчин, у которых просто руки чешутся пристрелить этого поганца. Надо ли ему приходить?

— Он обязательно придет, Фил, — заверил его Калеб Кобб. — Он хочет представить нам своих жен.

Калл подумал, что целиком и полностью согласен с генералом. У большинства рейнджеров, многих торговцев и прочих членов экспедиции от рук команчей погибли друзья и родственники и некоторых Бизоний Горб убил лично Близилось время прихода «гостя», а среди рейнджеров поднимался глухой ропот и слышались проклятия. Самые агрессивные предлагали повесить Калеба Кобба — считая, что незачем ему было приглашать этого проклятого убийцу. Тем временем Сэм спешно заканчивал стряпню, но когда над лагерем повис запах жареной печенки, общее недовольство еще больше усилилось С чего эту сволочь будут угощать такими деликатесами, когда все едят жесткое сушеное мясо?

— Он обязательно придет, — решил Гас. — Он не побоится толпы — чтобы его испугать, надо нечто большее.

Как и Калл, Гас начал сомневаться в компетентности военного руководства. Генерал Ллойд, который не просыхал от пьянства всю дорогу и большей частью вообще ничего не соображал, нацепил на свой голубой мундир целую дюжину разных орденов и медалей.

— Должно быть, он получил эти награды за беспробудное пьянство, потому что больше ни на что не способен, — съязвил Гас.

Пока печенка дожаривалась, а мясная подливка доваривалась в небольшом горшочке вместе с луком и овсяной крупой, которую Сэм ухитрился где-то достать, Калеб Кобб, заметив недовольство среди рейнджеров, приказал Фолконеру собрать всех ропщущих в одном месте. У Фолконера при себе был небольшой хлыст, которым он любил похлопывать себя по голенищу. Он закружил по лагерю, похлопывая себя по сапогу и сгоняя людей к тенту Калеба Кобба.

Кобб всегда был не прочь покрасоваться. Когда к нему согнали недовольных, он встал, выпрямился и указал рукой на холм, возвышающийся на востоке. Через вершину холма в этот момент проезжали четверо всадников — это ехали Бизоний Горб и три его жены.

— Вон он едет — как раз в обусловленное время, — промолвил Калеб Кобб. — Я скажу кратко он настоящий смертоносный дьявол, но я пригласил его на обед и не хочу, чтобы кто-то помешал мне принять его в качестве гостя.

— Означает ли это, что мы не должны относиться к нему враждебно, пока он находится у нас в лагере? — спросил Чадраш.

Он не очень-то уважал Калеба Кобба, который, по его мнению, был просто пиратом, но почему-то решил бросить якорь и завязать с разбойничьим ремеслом. Говорили, что Кобб захватил несколько мексиканских судов и вывез на них много золота и серебра и немало женщин. Во всяком случае, в порту Галвестон именно так и рассказывали. Недаром Чадраш подозревал, что главная причина похода отряда рейнджеров из Техаса в Санта-Фе заключалась в том, что Коббу захотелось завладеть тамошними запасами золота и серебра Никто не объяснял Коббу, как вести себя, и ничто его не сдерживало, а Чадрашу хотелось, чтобы тот уважал установленные порядки.

— Можете злиться и ругаться сколько угодно, но не в его адрес, — ответил Калеб.

Он прекрасно знал, что горец недолюбливает его.

— А зачем вы принимаете его, полковник, если он жуткий убийца? — спросил зубодер Илайхью Карсон.

Он как-то слышал, что команчи наловчились вынимать у пленников целые челюсти, не повреждая зубов, и как профессионал хотел бы расспросить Бизоньего Горба о таких операциях, но в то же время понимал, что на предстоящих важных переговорах ему для этого вряд ли представится удобный случай.

— А из чистого любопытства, — ответил Калеб -Мне лично никогда еще не доводилось встречаться с ним, а теперь очень захотелось. Если хочешь познать характер своего противника, не вредно заглянуть ему в глаза. К тому же он прекрасно знает местность, поэтому может подрядиться быть у нас следопытом.

— Да не наймется он к нам в следопыты, а вот поубивает всех наших разведчиков — это уж как пить дать, — возразил Длинноногий.

— Мистер Уэллейс, не вредно и попытаться, — заметил Калеб. — Я собрал вас всех здесь с простой целью: сказать, что Бизоний Горб — мой гость, приглашенный на обед. Я немедля повешу любого скверного сукина сына, который осмелится сцепиться с ним.

Не испугавшись и оставшись при своем мнении, рейнджеры отводили глаза.

— Если мы убьем его, то команчи и племя кайова взбудоражатся и сотрут с лица земли все наши проклятые фермы на землях в междуречье Бразоса и Нечеса, — предупредил Калеб. — Мы же должны пересечь его земли, чтобы добраться до Санта-Фе, а нам мало что известно про них. И если дело повернется так, что нам придется воевать с ними, то мы будем воевать, но вот сейчас мне больше по душе увидеть в нашем лагере вежливых и воспитанных людей.

Рейнджеры молча смотрели, как к ним приближаются всадники. Они расступились, чтобы команчи могли подъехать к тенту Калеба, но лица их оставались мрачными. Хотя все они и не желали быть повешенными, тем не менее четко представляли, что эта казнь — легкая смерть по сравнению с теми пытками, которым подвергнет их Бизоний Горб, попади они ему в лапы. Те же, у кого погиб сын в войне с команчами или же индейцы выкрали дочь, считали, что казнь через повешение — это дешевая цена за возможность всадить пулю в главного военного вождя команчей. И все же, хоть и нехотя, они сдерживались, получив приказ своего командира.

Бизоний Горб приехал в лагерь, так и не сняв со своего копья три скальпа. На ноги он надел гамаши, но был по пояс голый, тело и лицо раскрасил красной глиной, по щекам и лбу провел желтые линии. Позади него следовали три молодые толстые индеанки. Может, они и боялись ехать в лагерь бледнолицых, но виду не показывали. Они ехали неспешно, чуть ли не впритык к Бизоньему Горбу, потупив взоры в землю.

Калл подумал, что для военного вождя индейцев одному приехать в лагерь рейнджеров — поступок довольно смелый. Он попытался представить себя приезжающим в лагерь команчей без боевых товарищей, в сопровождении всего лишь парочки шлюх, но, вспомнив о пытках, про которые рассказывал Длинноногий, решил, что нипочем не принял бы подобное приглашение.

— А он нас ни капельки не боится, хотя любой в лагере готов убить его, — заметил Калл. — Про рейнджеров я уж и не говорю.

Бизоний Горб спрыгнул с лошади, его жены тоже слезли и быстро расстелили для него одеяло рядом с тентом полковника. Калеб Кобб предложил ему табаку. Одна из жен взяла понюшку и передала Бизоньему Горбу, тот быстро нюхнул и вернул обратно. Калл подумал, что этот человек должен быть очень сильным, чтобы носить на себе такой огромный горб — массивный хрящ вырос во всю спину и возвышался по самые уши вождя.

Бизоний Горб на толпу рейнджеров внимания не обращал, но не сводил глаз с ирландского волкодава полковника, который внимательно и строго рассматривал индейца. Пес не рычал предостерегающе, но шерсть у него поднялась дыбом.

— Скажи ему, что мы рады принимать его у себя и наплети что-нибудь, какой он великий вождь, — велел Калеб Бес-Дасу.

Бес-Дас повернулся к Бизоньему Горбу и произнес пять-шесть слов. Тот не отрывал взгляда от собаки и ничего не отвечал.

— Уж слишком коротенький комплимент, — заметил Калеб. — Скажи ему, что он сильнее бизона и мудрее медведя. Скажи, что у мексиканцев кровь стынет в жилах, лишь только они услышат его имя. Ну а нам нужно кое-что разведать здесь — от нас этого ждут.

Опять Бес-Дас кое-как перевел, но Бизоний Горб, похоже, не обращал на его слова ни малейшего внимания. Он показывал на Сэма, стоящего у котлов с варевом, а в сторону Калеба Кобба не сделал ни единого жеста Две его толстые молодые жены, подхватив деревянные миски, направились к Сэму, и тот навалил им туда подливку из сладкого мяса и положил в другую миску крупные куски печенки.

Гас подумал, что красная глина и желтая раскраска придают индейцу устрашающий вид. Калл же внимательно наблюдал за всем происходящим, удивляясь при этом, что, когда поблизости оказывается дикий индеец, сама атмосфера как бы изменяется. Он решил, что такое явление имеет место потому, что только индейцам ведомы правила, определяющие такие изменения — если только подобные правила существуют на самом деле.

Сначала все решили, что Бизоний Горб станет принимать пищу стоя, не обращая внимания на Калеба Кобба. Калеб встревожился — он решил было, что его оскорбляют на глазах его же подчиненных. Но вот Бизоний Горб понюхал пищу и жестами что-то приказал своим женам — те взяли еще две миски, подошли к Сэму, наложили в них еды и поднесли Калебу.

После этого Бизоний Горб в первый раз посмотрел на Калеба и поднял свою миску. Затем он уселся на одеяло и передал обе миски своим молодым женам, а те стали по очереди кормить его, запихивая печенку пальцами ему в рот.

— Если бы я нашел такую женщину, которая своими руками кормила меня печенкой с подливкой из сладкого мяса, то, думаю, я с ходу женился бы на ней, — произнес Калеб. — Переводи, что я сказал этому подонку.

При слове «подонок» Бизоний Горб слегка приподнял голову. До Калеба слишком поздно дошло, что этот команч, пожалуй, немного знает английский и понимает отдельные слова — в конце концов в его руках перебывало немало пленников, говорящих на английском языке.

Бес-Дас стал подробно и долго переводить сказанное на язык команчей, но если его слова как-то и воспринимались Бизоньим Горбом, он ничем не выдал своего к этому отношения. Молодые жены продолжали кормить его бизоньей печенкой с подливкой из сладкого мяса. В лагере воцарилась могильная тишина. Те, кто только что проклинали вождя индейцев, теперь стояли поблизости и молча глазели на него. Несколько рейнджеров, которые были готовы убить его даже с риском быть повешенными, ничем ему не угрожали. Калл и Гас застыли, как вкопанные, и смотрели на Бизоньего Горба, а тот, не обращая ни на кого внимания, усердно поглощал пищу. Калеб Кобб положил себе пару кусков печенки, но, похоже, потерял свой обычно зверский аппетит.

Бизоний Горб не обращал особого внимания на окружающих, но вдруг он заметил стоящую рядом с Чадрашом Матильду Робертс и сразу заметно изменился. Он пристально поглядел на Матильду, а потом повернулся к Бес-Дасу и что-то долго говорил ему. Бес-Дас тоже взглянул на Матильду и помотал головой, но Бизоний Горб стал опять повторять свои слова.

— Что, Матти пришлась ему по душе, так надо понимать? — спросил Калеб Кобб.

— Да, он хочет взять ее в жены, — подтвердил Бес-Дас. — Он ее уже видел прежде. Он назвал ее Женщина-Любяшая-Черепах.

— Сперва он захотел ружье, теперь потребовалась жена, — заметил Калеб. — А как там команчи зовут на своем языке Чадраша?

— Они называют его Медвежий Хвост, — ответил Бес-Дас.

— Так скажи великому вождю, что Матильда — жена Медвежьего Хвоста, — сказал Калеб. — Ее нельзя брать замуж, пока она не разведется.

Бес-Дас стал переводить Бизоньему Горбу, который, похоже, сильно удивился, услышав ответ.

Он опять произнес пространную речь, но на сей раз в ироническом тоне, чем немало смутил Бес-Даса, как заметил Калл.

— О чем же идет речь? — нетерпеливо спросил Калеб.

— Он говорит, что Медвежий Хвост слишком стар для такой крупной женщины, — стал объяснять Бес-Дас. — Он говорит, что взамен он отдаст молодую лошадь.

Ни Матильда, ни Чадраш не двигались с места и не говорили ни слова.

— Скажи ему, что мы не можем принять его предложение — не в наших обычаях менять людей на лошадей, — сказал Калеб. — Фолконер, тащи сюда свое великолепное ружье.

Капитан Фолконер удивился.

— Зачем? — спросил он.

Оставив свое предложение об обмене, Бизоний Горб затараторил снова. На этот раз он говорил еще дольше, во время речи не спуская глаз с Чадраша. Закончив говорить, он взял миску с соусом из сладкого мяса и залпом осушил ее.

— Что он сказал на этот раз? — спросил Калеб. — Вроде, чувствовался враждебный тон.

— Он сказал, что снимет с Медвежьего Хвоста скальп, если он перейдет через реку Канейдиан, — перевел Бес-Дас. — А потом он возьмет в жены эту женщину и сохранит коня.

— Давай, дуй за ружьем, Билли, обед заканчивается, — напомнил Калеб мягким, спокойным тоном.

— Как же так, это мое ружье, — запротестовал капитан Фолконер.

— Беги, неси, Билл. Нужен хороший подарок, а у нас в лагере единственный достойный вождя подарок — твое ружье, — пояснил Калеб. — Торопись. Я куплю тебе не хуже, как только доберемся до Санта-Фе.

Капитан Фолконер заартачился. Спортивное ружье фирмы «Холланд энд Холланд» было у него самой лучшей и ценной вещью. Он выписал его из Лондона по специальному заказу и дожидался два года, пока его, наконец, прислали. Он хранил ружье в футляре вишневого дерева. Одна из причин, почему он отправился в экспедицию, заключалась в том, что ему хотелось опробовать ружье на охоте в прериях — на бизонов, лосей, оленей и, может, на медведя-гризли. Ружье обошлось ему в полугодовое жалованье, он думал не расставаться с ним всю жизнь. Не мог он смириться с мыслью, что ружье следует передать в руки дикого индейца с раскрашенной мордой, и так прямо и сказал:

— Не отдам я ружье. Дайте ему мушкет. Он и того не стоит.

— Чего он стоит — мне решать, капитан, — вспылил Калеб Кобб.

Он все время сидел, а тут встал, поднялся и Бизоний Горб.

— Я не сделаю этого, полковник — уж лучше подам в отставку, — твердо заявил капитан Фолконер.

Быстрым движением руки, так что никто даже толком и не разобрал, Калеб Кобб выхватил пистолет и в упор выстрелил в капитана Фолконера. Пуля угодила ему прямо в лоб, чуть выше переносицы.

— Вот ты и вышел в отставку, капитан, — проговорил Калеб.

Он зашагал к фургону, где капитан хранил свой багаж, и быстро вернулся с футляром из вишневого дерева, внутри которого лежало разобранное ружье фирмы «Холланд энд Холланд». Тело убитого Билли Фолконера валялось всего в двух футах от края одеяла Бизоньего Горба. Военный вождь и его жены даже бровью не повели, словно у них на глазах не произошло убийство.

Калеб Кобб открыл футляр и протянул его Бизоньему Горбу. Ружье хранилось в разобранном виде: ствол лежал в отдельном отсеке, обшитом вельветом, а ложе со спусковым механизмом — в другом. Калеб положил футляр на землю, вынул обе части ружья и быстро соединил их. Затем вручил ружье Бизоньему Горбу, тот покачал его в руке, прикидывая вес, и, не говоря ни слова, зашагал к лошади. Запрыгнув ей на спину, он махнул рукой своим женам, те свернули одеяло и понесли его к своим лошадям вместе с футляром из вишневого дерева. Калеба он даже не поблагодарил, но, взглянув еще разок на Матильду, наклонился с лошади к Чадрашу и что-то сказал ему.

— Ну, если только я не достану тебя первым, — спокойно ответил Чадраш.

Затем Бизоний Горб ударил лошадь пятками по бокам и поскакал, а вслед за ним последовали его жены. Солнце только что скрылось за горизонтом.

Странная тишина, установившаяся в лагере рейнджеров, сохранялась и тогда, когда команчи отъехали на порядочное расстояние и слышать разговоры уже не могли.

Рана на лбу капитана Фолконера слегка кровоточила — лишь тоненькая полоска крови запеклась на его ухе.

— Похороните этого паршивца, я не потерплю мятежа, — распорядился Калеб.

Он внимательно посмотрел на рейнджеров, пытаясь определить, не собирается ли кто-нибудь из них оспаривать его действия. Все они стояли застывшие, словно статуи, все, кроме Сэма. Он вызвался похоронить капитана с готовностью не меньшей, чем когда брался за стряпню, и тут же подхватил лопату.

— Можешь взять его вороного скакуна — я думаю определить тебя в разведчики, — сказал Калеб Каллу.

— Сэр, капитан Фолконер произвел меня в капралы, — напомнил Гас.

Он понимал, что об этом не следовало бы говорить сейчас, когда капитана рейнджеров только что казнили за попытку мятежа, но ведь это было, ему действительно присвоили чин капрала и он намеревался заявить об этом прямо. Его произвели в капралы, как он полагал, вполне законно, и ему очень хотелось, чтобы Клара Форсайт узнала, что не один лишь Вудроу Калл сумел заслужить быстрое повышение по службе.

Услышав об этом, Калеб Кобб немало удивился, но все-таки всерьез заинтересовался. Этот молодой парень из Теннесси оказался, на его взгляд, смелым и смекалистым, во всяком случае, он не побоялся потребовать повышения в чине в такой, казалось бы, неподходящий момент.

— Тогда докладывай: что особенного ты сделал, что заслужил честь стать капралом? — спросил Калеб.

— А я врезал как следует Джону Киркеру по башке пистолетом, — сказал Гас. — Он увязался за нами на охоту, когда никто его не просил, и не хотел уматывать, когда его попросили.

— Ты врезал Джонни? — удивился Калеб. — Ну и как же крепко ты ему врезал?

— А он вышиб его из седла и рассадил ему лоб, — пояснил Длинноногий. — Я сам видел. Киркер стал огрызаться, я и сам чуть было не врезал ему.

— Охотники за скальпами не отличаются вежливостью и хорошими манерами, — промолвил Калеб. — Ну а Джон Киркер относится к тем парням, которые не остановятся и перед убийством за оскорбление, особенно если он был не в духе и не желал терпеть ничьих замечаний. Если ты все-таки справился с ним, тогда Фолконер был не прав, производя тебя в капралы, — нужно было присваивать сразу генерала. — Калеб сделал паузу и улыбнулся. — Но тем не менее, поскольку я при этом не присутствовал и не знаю всех перипетий, то произвожу тебя всего лишь в капралы. А что случилось с Киркером после этого?

— Мы не знаем, — ответил Калл. — Он куда-то смылся.

Калеб понимающе кивнул и посоветовал:

— На твоем месте, капрал Маккрае, я был бы настороже несколько дней. Джон Киркер не из тех, кто забывает обиду, особенно если ему врезали.

Сказав так, Калеб повернулся и зашагал под свой тент.

Вскоре все увидели, что он завалился там спать, и принялись за текущие дела: одни что-то стряпали, другие выпивали, третьи заступали в сторожевое охранение, четвертые разводили костры. Калл и Гас, чувствуя расположение к Сэму, потому что они все трое прибыли из Сан-Антонио, взяли в руки лопаты и кирки и стали помогать ему рыть могилу для Фолконера.

У тента Калеба Кобба понуро стоял генерал Фил Ллойд, чувствуя себя одиноким и позабытым. Про Фолконера тоже все стали быстро забывать, хоть его и убили всего каких-то десять минут назад. А разница заключалась в том, что Фолконер был взаправду мертв, а генерал Ллойд только чувствовал себя покойником. Он надел на себя самый чистый голубой мундир, приготовившись к визиту Бизоньего Горба. Его слуга Пиди нацепил на мундир все его двенадцать боевых наград. На самом деле у него насчитывалось восемнадцать орденов и медалей — он твердо помнил, что их должно быть восемнадцать, но шесть куда-то запропастились во время пьяных загулов и пикников в разных паршивых городишках.

Но что ни говори, двенадцать наград — тоже немало, по сути дела, целая дюжина. А дюжина наград — аргумент серьезный, но только не в прериях, прилегающих к Бразосу, где небо закрыто облаками и надвигаются мрачные сумерки. В таких условиях они, похоже, ни на кого не производят впечатления. Бизоний Горб даже не взглянул на него или на его ордена и медали, хотя генерал по собственному опыту знал, что краснокожих обычно привлекают боевые награды и прочие блестящие побрякушки.

Но не только это огорчало Фила Ллойда — Калеб Кобб даже не подумал представить его и не пригласил присесть. Бизонья печенка пахла так аппетитно, а Калеб Кобб не предложил даже маленького кусочка.

Два молодых рейнджера, капрал Калл и капрал Маккрае, завернули тело мертвого капитана Фолконера в брезент с крыши фургона. К ним подошел генерал Ллойд посмотреть, как они заворачивают труп в грубый саван. Генерал когда-то был в числе героев, отличившихся в битве за Новый Орлеан, — сам президент США Эндрю Джексон упомянул о его подвигах в своей речи. Ему пришла в голову мысль, что эти двое молодых людей, только начавших свою военную карьеру, оценят по достоинству его военные заслуги. Может, им будет интересно услышать, как все было во время войны с англичанами, которая резко отличалась от нынешней войны с дикарями вроде Бизоньего Горба. Может, им очень хочется посмотреть на его боевые награды и порасспросить, за что получен этот орден, а за что та медаль и что означает вот эта, памятная.

— Очень даже неплохо побывать в Санта-Фе, — ласково обратился генерал Ллойд к двум парням, — горный воздух там хорош для легких.

— Так точно, сэр, — кратко ответил Гас и подумал, а надо ли отдавать честь генералу — уже совсем стемнело и приветствие он вряд ли заметит.

Калл не успел промолвить и полслова — он лишь собирался ответить как-то повежливее, когда Гас выпалил эти слова, а генерал Ллойд уже передумал и решил, что ему не следует находиться поблизости от трупа, который заворачивают в брезент от фургона. Его преследовала навязчивая мысль, что вот так и он вскоре умрет и его завернут в такой же брезент. Эта мысль так обожгла генерала Ллойда, что он повернулся и заковылял к своей пролетке, к своему слуге Пиди и к своей драгоценной бутылке. А еще он подумал, а не послать ли потом Пиди, чтобы он приволок к нему проститутку.

В старые времена в Новом Орлеане всегда было навалом привлекательных и охочих до развлечений молоденьких креолок, и он надеялся, что такие же, возможно, еще остались в Санта-Фе. Он знал, что этот город расположен высоко в горах; считалось, что разреженный горный воздух благоприятно сказывается на характере и внешнем виде женщин. Кто знает, может, в Санта-Фе он повстречает молоденькую красавицу и женится на ней. В таком случае ему будет наплевать на утерянные награды и на то, что никто не считается с ним и не приглашает на переговоры.

А пока они только подошли к Бразосу, и единственные женщины у них — грубые лагерные шлюхи. Но он все равно подумал, что стоит послать Пиди выбрать какую-нибудь из них и привести к нему. Может, тогда с ее помощью он и сможет поспать.

Калл и Гас старались не думать о расправе над Фолконером. Они даже не предполагали, что военная служба чревата подобным чрезвычайным риском. Увиденное настолько сильно взволновало их, что они долго возились, заворачивая тело Фолконера в грубый саван — прежде им не доводилось хоронить кого-нибудь. Увидев, что генерал Ллойд заковылял от них, Гас почуял недоброе. Если за отказ отдать индейцу великолепное ружье последовал расстрел на месте, то какое же наказание будет за то, что они не отдали честь генералу, подумал он.

— Мы не поприветствовали его. А что если он нас за это повесит? — встревожился Гас.

А еще он подумал, что, видимо, допустил серьезное нарушение воинской дисциплины всего через несколько минут после того, как его произвели в капралы.

Калл в это время все еще ломал голову, пытаясь докопаться до причины казни Фолконера. Калеб Кобб, убивая его, не привел никаких доводов. Не говоря ни слова, он просто выхватил пистолет и всадил капитану пулю в лоб. Конечно же, Фолконер не исполнил приказание, но все же он как-никак капитан. Вряд ли он думал, что отказ подарить дорогое оружие индейцу повлечет за собой расстрел на месте. Вот если бы Калеб разъяснил ему, что дело принимает серьезный оборот и что в результате встает вопрос жизни или смерти, то капитан Фолконер вне всякого сомнения отдал бы это злополучное ружье. Но Калеб даже не дал ему возможности изложить свои доводы. Еще Калл подумал о том, что прежде чем казнить капитана рейнджеров, его следовало бы каким-то образом судить. Он расспросит обо всем этом Длинноногого, как только встретится с ним.

— Думаю, что нам все же следовало отдать ему честь, — снова заговорил Гас.

С приближением темноты и окончанием похорон их оплошность все больше занимала его мысли.

— Кончай трепаться! — рявкнул на него Калл. — Я, к примеру, даже понятия не имею, как отдавать честь. Лучше помоги мне поднять этот край брезента. Если его не подвернуть, покойник того и гляди вывалится.

14

В полночь начался дождь и лил до самого рассвета, а после короткого затишья разошелся снова и продолжался весь день напролет. Калл и Гас скрючились под повозкой, надеясь хоть немного поспать, но вскоре туда полилась вода и их надеждам не суждено было сбыться. У Гаса из головы не выходило недоуменное выражение лица Фолконера в тот момент, когда Калеб Кобб целился в него из пистолета. Гас беспрестанно говорил об этом Каллу, пока тому не надоело и он не рявкнул на него, требуя заткнуться.

— Догадываюсь, почему он был в недоумении, — предположил Калл. — Да мы все обалдели. Кто же мог ожидать, что человека убьют просто так, чтобы ублажить поганого индейца.

— А я сомневаюсь, чтобы Длинноногий тоже обалдел, — сказал Гас. — Его не так-то просто озадачить.

Калл обрадовался, когда подошла их очередь заступать в сторожевое охранение. Когда стоишь на посту, пропадает всякая охота спать в грязной луже.

В разгар утра Бразос стал непреодолимым — дожди лили три дня подряд и в результате уровень воды в реке мог упасть лишь через три сухих дня, а за это время дисциплина в отряде окончательно расшатается.

После расстрела Фолконера рейнджеры стали припоминать рассказы, услышанные ранее или придуманные ими, о жестоком обращении Калеба Кобба с подчиненными. Верзила Билл Колеман вспомнил, как кто-то рассказывал ему, что Калеб однажды повесил сразу шесть человек, когда командовал пиратским судном на море. Вся вина этих бедолаг, как припомнил Верзила Билл, заключалась в том, что они дорвались до грога и напились в стельку.

— А я слышал, что их было четверо, — заметил Черныш Слайделл.

— Какая разница, он повесил сразу несколько человек только за то, что они надрались до чертиков, — проговорил Верзила Билл.

Днем группа выделенных охотников обследовала южный берег Бразоса, надеясь, что хоть несколько бизонов из многотысячного стада удастся отыскать, но безрезультатно. Там не нашлось ни единого бизона, даже ни одного оленя или дикой свиньи. Тогда Калеб приказал забить трех волов, но мясо у них оказалось жестким и жилистым, что еще больше усилило недовольство.

— Мы могли бы питаться бизоньей печенкой каждый вечер, — жаловался Джонни Картидж. — Я слышал, что и горбы у них очень вкусны.

— Нет, бизоний горб жирноват, — возразил Длинноногий. — Я обычно вырезал у них только печень и язык.

Так Гас Маккрае впервые узнал, что, оказывается, можно есть и языки.

— Язык? — удивился он. — Я бы не стал есть язык, будь он хоть бизоний.

— Тогда я вырежу его у тебя, — ухмыльнулся Длинноногий. — По вкусу бизоний язык может поспорить с мясом скунса, а скунс довольно-таки неплох, если его посолить покруче.

— А что начнется в отряде, если полковник совсем сдуреет? — поинтересовался Калл.

Ему все казалось, что Калеб Кобб, возможно, спятил. Его неожиданное повышение в чине лишь за то, что он защитился от неминуемой смерти, может, и было причудой Калеба, как, впрочем, и казнь Фолконера. Во время долгих дождливых вечеров рейнджеры, сгрудившиеся около костров и подсушивающие там намокшие штаны, размышляли насчет неожиданных выходок Калеба Кобба.

— Он, должно быть, решил устроить представление для Бизоньего Горба, — заявил Длинноногий. — Он хотел показать тому, что у него крутой характер. Если индеец увидит, что ты слабак, тогда не жди от него пощады.

— От этого индейца пощады все равно не жди, будь ты крутым или слабаком, — не согласился Верзила Билл. — Зик Мууди каким уж был крутым, да и Джош тоже.

— А может, Фолконер пытался отбить у него девку или обыграл его в карты, или еще что-то сделал не так? — предположил Черныш. — Ну, Калеб и затаил на него зуб.

Калл не понимал, к чему все эти разговоры — по крайней мере, в настоящий момент. По его мнению, расстрел был произведен не так, как следовало бы, но Калл в силу молодости не мог высказывать свое мнение. Капитан Фолконер был офицером, и если его в чем-то обвиняли, то, по меньшей мере, следовало сказать, в чем. Но единственное, что он получил, это пулю в лоб. Вероятно, Калеб Кобб так же быстро расправился бы с любым, кто подвернулся ему в тот момент под горячую руку. Видимо, Длинноногий прав: Калеб просто хотел показать Бизоньему Горбу, что полковник рейнджеров может быть жестоким с подчиненными не менее любого военного вождя индейцев, сея смерть по своему усмотрению.

Калл твердо настроился исполнять свои обязанности как можно лучше, но при этом по возможности избегать общения с Калебом Коббом. Он считал, что тот свихнулся, хотя Гас так не думал.

— Если ты кого-то убил, то это не значит, что ты сошел с ума, — возражал он.

— Нет, я считаю, что Кобб свихнулся, а ты можешь думать, что хочешь, — говорил ему Калл. — Помни, что тебя произвел в капралы именно Фолконер. Полковнику, может, ты и не нравился, но это не явилось помехой для твоего повышения по службе.

Гас полагал, что в этом есть какая-то доля правды. И все же, в отличие от Калла, его интересовал Калеб Кобб. Он хотел узнать, как бывший пират стал командиром рейнджеров. И поэтому, когда ему случалось бывать поблизости от полковника, он внимательно прислушивался к его словам.

На шестой день полковник решил форсировать реку, хотя уровень воды все еще оставался опасным для переправы. С каждой ночью силы его отряда таяли — люди дезертировали и убегали обратно в Остин. Они считали, что не смогут перенести тяготы похода через прерии, и покидали лагерь. Калеб не высылал им вдогонку погоню — и так половина отряда понятия не имела, зачем их послали на Санта-Фе: большинство из них оказались бы бесполезными, случись там битва, и стали бы обузой в связи с плохим подвозом продовольствия и боеприпасов, чего не ощущалось, пока они проезжали по плодородным долинам. И вот на шестой день выжидания недовольство рейнджеров так усилилось, что Кобб решился на переправу, невзирая на риск. Еще день-два. и вся экспедиция, направляющаяся из Техаса в Санта-Фе, может просто-напросто исчезнуть в потоках грязи на берегах Бразоса. Вспоминая прошедшие дни, он сожалел, что не разрешил рейнджерам поохотиться на бизонов — тогда им было бы о чем поговорить, сидя около костров. Причина, почему он удержал их и не дал возможности поохотиться, была довольно веской, но погода опровергла эту причину.

Бес-Дас и Алчайз не рекомендовали совершать переправу. Уровень воды в Бразосе оставался опасно высоким. Чадраш и Длинноногий тоже возражали, хотя Длинноногий и согласился с полковником в том, что если не форсировать реку в ближайшее время, то весь отряд потихоньку разбежится. Они советовали осторожно, памятуя, что за неверный совет можно схлопотать пулю в лоб.

Ранее Гасу не доводилось форсировать реки, но он переплывал Миссисипи и не пугался Бразоса.

— Да это же просто ручеек, — хвастливо заявил он. — Я его переплыву на спине.

— А я нет, — сказал ему Калл. — Я дважды переплывал его, да и то меня тащила лошадь.

Никто не знал, могут ли плавать овцы, поэтому двадцать овец связали и затолкали в самый прочный фургон. Затем по какой-то непонятной причине фургон с двадцатью овцами перевернулся на середине реки, и все овцы, две лошади и кучер потонули (ноги у кучера запутались в вожжах). Три вола увязли в зыбучем песке на противоположном берегу — их засосало по самое брюхо, и Калеб приказал пристрелить их.

Сэм, увязая в грязи, с трудом подобрался к ним с огромным тесаком в руке и вырезал из туловища волов куски мяса, до которых сумел дотянуться. Шестеро торговцев и четверо проституток решили, что Бразос им не переплыть, и повернули назад, к поселениям. Единственным, кто плыл по реке, не держась за лошадь, оказался Брогноли. Про него говорили, что он может проплыть без отдыха миль пять, а то и больше, хотя таких широких рек или водоемов поблизости не оказалось, чтобы проверить на практике подобные утверждения. Калеб Кобб пересекал реку, сидя в каноэ, которое он привез специально для этого в одном из фургонов. Сам фургон был разбит вдребезги тяжелым плывущим деревом, когда его уже почти переправили на северный берег. При переправе уцелели всего четыре фургона, но зато главных — в них везли боеприпасы и провиант

Таким образом, общая мощь экспедиции, убавившись, в целом не пострадала. Уцелевшие четыре фургона набили под завязку, а свое каноэ Калеб Кобб распорядился втащить на крышу самого большого фургона, хотя разведчики и настоятельно убеждали его, что оно больше не пригодится.

— Полковник, — говорил Длинноногий, — большинство рек от Бразоса до Арканзаса — просто речушки и ручейки. Да само каноэ будет пошире любой из них. Его, конечно, можно перекинуть днищем кверху и использовать как мостик.

— Прекрасно, лучше уж так переходить реки, чем мокнуть, добираясь вплавь, — отвечал Калеб. — Терпеть не могу ездить в мокрой одежде.

На четвертый день похода на север от Бразоса на пути перестали попадаться рощи дубов и вязов, и рейнджеры поехали по открытым и ровным прериям. Вдоль многочисленных ручейков росло довольно много деревьев, так что недостатка в дровах для костров люди не испытывали. Ехать стало полегче и общее настроение в отряде поднялось. По пути то и дело попадались родники и другие водные источники с великолепной водой, гораздо более чистой и вкусной, нежели в грязном Бразосе. Кругом ходили стада оленей, правда, мелких, но рейнджеров оленятина мало привлекала. Они надеялись все же повстречать стадо крупных бизонов. У них из ноздрей все еще не выветрился запах бизоньей печенки, которую жарил Сэм для команчей, и они твердо настроились добыть на этот раз печени и для себя.

Калла и Гаса назначили разведчиками и дали задание скакать впереди основных сил вместе с Бес-Дасом и Алчайзом. Длинноногого полковник держал при себе; хоть он и прислушивался к его советам, но не это было главным — его забавляли разговоры с ним. Чадраш простудился и поэтому в разведку выезжал изредка, да и то ненадолго. Он ехал все время рядом с Матильдой Робертс, держа свое длинное ружье поперек седла.

В один из солнечных дней они благополучно пересекли реку Тринити, без потерь, если не считать коричневого пса-дворняжки, который прибился к отряду во время отъезда из Остина. Сэм полюбил маленькую собачонку и подкармливал ее объедками. Пес плыл рядом с крупным гнедым мерином, лошадь вдруг чего-то испугалась, шарахнулась и невзначай стукнула собаку копытом — та пошла ко дну. Сэм в этот вечер был таким мрачным, что даже забыл посолить варево из фасоли.

Ночью в чистом небе над прериями сияли звезды, такие яркие, что Калл даже с трудом засыпал. За все время они лишь раз повстречали индейца — из маленького обнищавшего племени кикапу, члены которого жили за счет сбора корнеплодов и охоты на луговых собачек. Его спросили, не пасется ли поблизости какое-нибудь стадо бизонов, а он лишь отрицательно мотнул головой и, печально посмотрев, ответил:

— Бизонов нет.

Никто из рейнджеров не понимал, куда девались бизоны — ведь еще и недели не прошло, как сотни тысяч их переплыли Бразос и растворились в прериях, и вот — даже следов их нигде не нашли. Калл спросил об этом Длинноногого, а тот лишь недоуменно пожал плечами.

— После того, как переправились через реку, мы повернули на запад, — ответил он. — Полагаю, они направились на восток.

И все же люди не теряли надежды в любой день наткнуться на стадо. По вечерам они только и говорили про бизонов, предвкушая вкус мяса, когда наконец им повезет и они убьют парочку-другую этих животных. В Остине они больше вели разговоры про женщин или про карточные игры, которым беззаветно предавались по вечерам и ночам; в прериях говорили только о мясе. Сэм обещал объяснить, как устроена туша бизона — показать, где находится печень и как следует лучше всего вырезать язык. После того как отряд целую неделю пробирался через леса и чащобы, просторы и тишина прерий действовали людям на нервы.

— Черт побери, я никак не могу успокоиться, — пожаловался Джонни Картидж. — Здесь ничто не сдерживает этот проклятый ветер — вечно он дует.

— А чего ради тебе хотелось бы, чтобы он перестал — пусть себе дует, — заметил Гас. — Тут только один ветер и движется.

— Он завывает у меня в ушах, — проговорил Джонни. — По мне, так лучше укрыться где-нибудь за кустами.

— Интересно, а на сколько миль протянулись эти прерии? — спросил Джимми Твид.

— На очень много, — произнес Черныш Слайделл. — Говорят, по ним можно ехать до самой Канады.

— Меня не интересуют рассказы про Канаду, — заявил Джимми Твид. — Предпочитаю поскорее добраться до Санта-Фе и побриться там.

В отряде была группа мужчин из штата Миссури, которые специально напросились в экспедицию. Как считал Гас, всех их объединила горькая судьба; редко кто из них перемолвился словечком-другим с техасцами, а уроженцев Техаса в отряде раз-два и обчелся. Все они держались особняком, а возглавлял их низенький человек с рыжей бородой по имени Дэклюзки. Гас попытался было сблизиться с парой выходцев из Миссури, предлагая сыграть в карты, но они наотрез отказались от знакомства с ним. Единственный, кого ему удалось склонить на свою сторону, был паренек по имени Томми Спенсер, ему было не более четырнадцати лет отроду. Дэклюзки приходился ему дядей и привез его вместе с публичным домом. Томми Спенсер нашел, что техасские рейнджеры — приличные парни. Когда выпадало время, он присаживался к вечернему костру и слушал их предостережения, военные байки и всегда носил при себе старинный пистолет — особую его гордость.

— Как жаль, что я не из Техаса, — признался он как-то Гасу. — В Миссури при мне никогда не было никаких сражений.

На второй день после переправы через реку Тринити Гас и Калл находились в разведке вместе с Бес-Дасом, они искали броды через многочисленные ручьи. Перевалив через гребень какого-то холмика, они увидели мчавшегося к ним бизона. Это оказалась бизониха, она бежала из последних сил, вывалив язык, шатаясь и шарахаясь из стороны в сторону. Ярдах в тридцати позади ее преследовал на коне индеец, другой индеец отстал. Бизониха и ее преследователи появились так внезапно, что рейнджеры даже не подумали выстрелить ни в животное, ни в команчей. Первый индеец в руках держал копье, второй — лук со стрелами. Они скакали что есть мочи прямо к Каллу, были от него не далее чем ярдах в тридцати, но, казалось, не замечали его — они целиком сосредоточились на бизоне, за которым охотились.

Увидев эту картину, Бес-Дас недоуменно улыбнулся, ощерив беззубый рот, повернул лошадь -назад и поскакал смотреть, как ведется охота. Повернули лошадей и Гас с Каллом, успев отъехать от лагеря на пару миль: команчи гнали вымотавшегося бизона прямо к лагерю.

Стояло теплое утро. Большинство рейнджеров лениво отдыхали, надеясь, что полковник в этот день прикажет совершить всего лишь короткий марш-бросок. Они лежали, положив головы на седла или на подседельные потники, играли в карты, болтали о всякой всячине, как вдруг прямо на территорию лагеря ворвались бизон и двое команчей на конях, а за ними неспешно скакали Бес-Дас, Калл и Гас. Картина был столь неожиданной и странной, что кое-кто из рейнджеров решил, что ему, должно быть, подобное померещилось. Пораженные увиденным, они застыли на месте — кто лежал, так и остался лежать, а если стоял, то замер, как вкопанный. Калеб Кобб только что выполз из-под тента и стоял ошеломленный, а прямо перед ним, всего в каких-то двадцати футах, бежал бизон и скакали команчи. Ирландский волкодав в это время умчался на охоту, поэтому сцену пропустил. Команчи так увлеклись преследованием уставшей добычи, что, похоже, даже не заметили, как оказались в самом центре лагерной стоянки рейнджеров. Они промчались почти по всему лагерю, с севера на юг, и тут вдруг грохнул выстрел и бизониха упала, как подкошенная, перекувырнувшись через голову. Это выстрелил, сидя на лошади, старый Чадраш.

Когда бизониха упала, команчи остановились, дрожа мелкой дрожью от усталости. Оба тощих индейских воина были похожи на пьяных; они так утомились, что не могли соскочить с лошадей и вырезать куски бизоньего мяса, чего столь страстно желали. Тем временем рейнджеры вокруг очнулись, вскочили на ноги и стали озираться, ища глазами свое оружие, но никто не успел еще открыть огонь, как команчи помчались прочь, колошматя лошадей по бокам голыми пятками.

— Проклятие, стреляйте же! Стреляйте в них! — завопил Чадраш. У него не было под рукой патронов — они хранились в сумке на седле Матильдиной лошади.

Рейнджеры произвели несколько выстрелов, но команчи успели доскакать до небольшой рощицы и спрятаться там за деревьями, так что пули лишь посшибали листья.

— Такого на моей памяти еще не случалось! — ругался Калеб. — Двое краснокожих проскочили лагерь насквозь, преследуя подуставшего бизона, и никто даже не пальнул по ним.

— А с нами получилось еще хуже, — доложил Калл. — Мы скакали рядом с ними целых две мили и ни разу не стрельнули.

— Они гнались за бизоном, — добавил Гас. — А нас даже не заметили.

— Думаю, они были очень голодными, — вмешался Длинноногий.

Он наблюдал за развертывающейся сценой с каким-то торжественным изумлением. Ему показалось, что индейцы находились под воздействием наркотика, поэтому и не заметили, что проскакали по всему лагерю рейнджеров.

— Да, я тоже так думаю, — согласился Калеб. — Им очень нужен был тот бизон.

— Может, нам следует догнать их, сэр? — спросил Верзила Билл. — Лошади у них совсем выбились из сил.

— Нет, пусть уходят, может, они умирают с голода, — решил Kaлe6. — Если послать за ними группу рейнджеров, они просто-напросто перебьют половину и разживутся свежими конями.

Из-за того, что никто не выстрелил по команчам. Чадраш сильно расстроился и проходил весь день сам не свой.

— Бес-Дас должен был стрелять, он ведь первым увидел их, — с укором говорил он. — Длинноногий, тот небось, опять надрался, иначе бы непременно стрелял

Чадраш начал заговариваться, чем немало встревожил Матильду Робертс.

— Ты талдычишь одно и то же, Чад, — предупредила она, но тот продолжал говорить сам с собой.

Без передышки он повторял ей, как однажды спасся во время песчаной бури около реки Платт: для этого убил крупную бизониху, разделал ей брюхо и влез в нутро; ее туша долго оставалась теплой, что и спасло ему жизнь.

Матильда хотела забыть его рассказ о спасении внутри бизоньей туши. Сэм тем временем разделал тушу того бизона, которого загнали в лагерь двое команчей, и из его крови наделал кровяных сосисок, но Матильда не могла их есть — ей все мерещилось, как Чад прятался во внутренностях бизонихи.

Вечером, лежа рядом со старым Чадрашом, Матильда, пока он курил свою длинную трубку, поглаживала его задубелую ладонь. Прерии пугали ее, и ей хотелось потеснее прижаться к Чадрашу. После переправы через Бразос она стала понимать, что ей надоело быть проституткой. Ей осточертело шастать в кусты с лоскутным одеялом в руках, чтобы удовлетворять мимолетную похоть того или иного рейнджера. К тому же теперь вокруг не было ни одного кустика. Чтобы заниматься ее работой в прериях, надо было забираться на холмы или за перевалы, а там все время сидели в засаде команчи.

Кроме того, она настолько сильно любила Чадраша, что ей стало противно заниматься любовью с каким-то другим мужчиной.

От того, что Чаду пришлось в свое время пережить у Платты немало песчаных бурь и дождливых ночей, он стал побаливать. Во сне он теперь постанывал и тяжко вздыхал. Матильда знала: чтобы облегчить боль, требовались ее ласка и тепло.

Чадраш теперь так задеревенел, что не мог нагнуться и натянуть сапоги. Их услужливо надевала Матильда, Ему никогда прежде не доводилось встречать таких добрых и преданных женщин и поэтому ее отношение глубоко трогало его. Он сердился и хмурился, когда какой-нибудь рейнджер по старинке домогался у Матильды любви за плату.

— Ты когда-нибудь женишься, Чад? — спросила Матильда в тот вечер, когда в лагерь забежал бизон.

— Смотря какая попадется девушка, — ответил Чадраш.

— А что если я и есть та самая девушка? — не отставала Матильда.

Вопрос был, что называется, довольно дерзким, но ей настоятельно требовался ответ.

Чадраш улыбнулся. Он знал, что Матильда любит его, и это ему льстило. В конце концов он уже далеко не молод, а в лагере полным-полно юных проныр, у некоторых даже едва волосы между ног отросли

— Ты? Что ты со мной будешь делать? — спросил он, чтобы поддразнить ее. — Я уже перезрелая ягода А стручок у меня вот-вот совсем засохнет.

— А мне плевать, я бы все равно пошла за тебя замуж. Чад, — решилась Матильда.

Чадраш уже был раз женат. Его супругу, красавицу-индеанку с Ред-Ривер убили лет сорок назад во время набега индейцев. Единственное, что он помнил о ней — это как она замечательно пекла пирожки с мясом, самые вкусные на всех северных равнинах.

— Как же так, Матти, а я думал, что ты мечтаешь уехать в Калифорнию, — сказал Чадраш. — Я так далеко еще не ездил и не думаю, что смогу. Как-то я доезжал до реки Хилы на западе и то это для меня теперь слишком далеко.

— Теперь в Калифорнию ходит поезд, — разъяснила ему Матильда. — Я узнаю когда, и мы поедем. Пока же мне известно, что поезда идут откуда-то из Нью-Мексико, если нет песчаной бури.

— Ну что ж, тогда я не прочь взять тебя замуж, — твердо сказал Чадраш. — Может, по пути мы повстречаем какого-нибудь священника.

— А если не встретим, тогда попросим полковника обвенчать нас, — предложила Матильда.

Чуть позже, когда старик уснул, Матильда взяла из фургона два толстых шерстяных одеяла. Ночь была промозглой, и она боялась, что ее будущий муж простудится, лежа на мокрой земле.

Черный Сэм видел, как она брала одеяла. Он лежал у костра, подложив под голову полено, и, когда пламя угасало, подбрасывал свою подушку в огонь.

— Мне нужны эти одеяла, Сэм, — сказала Матильда. — Даже и не проси.

Она любила и Сэма, но совсем по-другому, не так, как Чадраша.

— И не буду просить, мисс Матти, — ответил Сэм.

15

Через две недели мясо кончилось, и отряд перешел на кашу. Экспедиция взяла курс на северо-запад и подошла к полосе неровной местности, лишенной всякой растительности. Далее, милях в пятидесяти, виднелась длинная гряда отвесных гор.

— Что там в горах? — спросил Гас Длинноногого.

— Там команчи и племя кайова, — ответил тот.

Джимми Твид, высокорослый малый, повадился спать рядом с Каллом и Гасом. Вскоре Джимми и Гас подружились и начали подшучивать друг над другом, вести треп и перекидываться в картишки, немилосердно плутуя при этом. Несмотря на приятельские отношения, они бы, конечно, немилосердно лупцевали друг друга из-за проституток, да все они, кроме Матильды, повернули назад, так и не переплыв Бразос, а Матильда покончила с этим делом. Ситуация сложилась столь отчаянная, что одного малого из Навасоты по имени Джон Бейк даже застукали, когда он трахал свою кобылу. Весь отряд несколько дней покатывался со смеху, а Джон краснел от стыда, когда кто-нибудь пристально смотрел на него. Но многие парни задавались мыслью: сознательно или инстинктивно пошел Джонни Бейк на такой шаг. Интендант Брогноли, например, с пеной у рта доказывал, что осуждать Джонни за его поступок не следует.

— Почему бы ему не потрахаться? — вопрошал он. — Кобыле-то ведь все равно.

— Может, ей и все равно, но меня станут ругать на чем свет стоит, если я огуляю лошадь, — возражал Гас. — Ну а кроме того, у меня не кобыла, а жеребец, — добавил он, подумав.

Бесследное исчезновение огромного стада бизонов продолжало приводить в недоумение рейнджеров. Калл, Гас и Бес-Дас выезжали на разведку за тридцать миль и даже там не нашли никаких следов и не увидели ни единого бизона.

— Не приходится удивляться, что команчи гнались за бизоном прямо по нашему лагерю, — сказал Гас на третий вечер, когда они сидели за ужином, поедая кашу. — Теперь я понимаю, что их заставил бежать к нам голод.

— Прерии необъятны, — напомнил ему Длинноногий. — Теперь все эти бизоны могут спокойно пастись милях в трехстах-четырехстах к северу отсюда.

Незадолго до того как рейнджеры заметили отвесные горы на горизонте, они подошли к речке, которую Бес-Дас принял за Ред-Ривер. Держась Ред-Ривер, они могли бы, двигаясь на запад, добраться до Нью-Мексико. Бес-Дас был разведчиком, который, по всеобщему убеждению, лучше всех знал земли команчей, поэтому все обрадовались, когда наткнулись на реку. Им показалось, что они уже одной ногой в Нью-Мексико. Вода в реке оказалась плохой, правда, не такой плохой, как в Пекосе, по мнению Гаса, но тем не менее вскоре большая часть отряда стала страдать от спазм в животе и рвоты. К тому же местность так и кишела змеями. На низеньких глинистых холмах грелась такая масса гремучих змей, что до Калла временами долетали одновременно звуки трех-четырех змеиных погремушек.

Еще за полдня до выхода к реке Илайхью Карсон, зубодер, после жестоких схваток в животе отправился в сторону опорожниться, а когда присел, его ужалила в задницу гремучая змея. Сразу несколько человек подтвердили, что слышали, как угрожающе гремела змея своими погремушками, но Илайхью Карсон, на свою беду, был немного глуховат и не расслышал предупреждения.

— По-моему, над тобой, Карсон, нависло проклятие, — сказал ему полковник, когда тому доложили о происшествии. — Сначала ты споткнулся о свой же чемодан, упал и набрал в морду полно колючек, а теперь вот змея тебя ужалила в задницу.

— Сэр, — ответил зубодер, — в этой местности все острое.

Большинство рейнджеров думали, что Карсон умрет от укуса змеи, а те, у кого он выдергивал зубы, даже желали его смерти. Но Илайхью Карсон поставил всех в тупик. Он провалялся всего ничего и уже спустя четыре часа после укуса тащил зуб у молодого Томми Спенсера. Этого паренька из Миссури лягнула лошадь прямо в лицо и сломала ему два передних зуба в наказание за его беспечность.

Позднее в этот же день упряжка мулов, запряженных в основной фургон с запасами продовольствия и имущества, в ужасе шарахнулась от ягуара, внезапно выпрыгнувшего прямо перед ними из невысоких кустов. Гас и несколько других рейнджеров открыли по ягуару беглый огонь из ружей, но тот благополучно удрал. Мулы же свалились в глубокий овраг вместе с тяжелым фургоном — он в падении наткнулся на огромный валун, перевернулся в воздухе и с силой грохнулся оземь, расколовшись на кусочки. Одно из колес соскочило с оси и, покатившись вниз по откосу, исчезло из виду. Привязанное к крыше фургона каноэ Калеба Кобба разбилось вдребезги. Один из мулов сломал ногу и его пришлось пристрелить.

Пока Брогноли и несколько рейнджеров, обступив обломки фургона, спорили о том, есть ли надежда починить большую повозку, Алчайз, разведчик из полукровок, махнул рукой на север. Калл успел лишь заметить, что оттуда приближается облако пыли, — отряд залег и приготовился к бою, но источником клубов пыли оказался табун лошадей, численностью до двадцати голов, которых гнали двое белых и негр. Один из белых, здоровенный мужик с густой каштановой бородой, вел табун, сидя на лошади вместе с двумя маленькими девочками. Девочкам-блондинкам было лет по пять-шесть. Они здорово исцарапались, пугливо озирались и не говорили ни слова, хотя Сэм и Брогноли всячески уговаривали их слезть с лошади и даже предлагали печенье. Все трое мужчин выглядели так, будто их вываляли в пыли Они явно долго и быстро скакали.

— Привет! Меня зовут Чарли Гуднайт, — произнес крупный мужчина. — А это Билл и Боус.

— Слезайте и отведайте кофе, — предложил Калеб. — У нас гут авария. Мое каноэ разбито вдребезги, и я не знаю, что еще поломано.

— Нет, нет, нам задерживаться нельзя, — запротестовал Чарли Гуднайт. — Этих девчушек украли две недели назад под Уизерфордом. Их родители сходят с ума и не успокоятся, пока дочери не вернутся.

— И этих лошадей тоже угнали, — добавил один из подъехавших. — Нужно поймать воров-мерзавцев.

— Отчасти вы преуспели. — заметил Калеб. — Это что, дело рук команчей?

— Да. Это все Брыкающийся Волк, он довольно умный вождь, — подтвердил Гуднайт. — Для чего вы тащите фургоны по такой пустыне?

— Как? Разве вы не слышали про нас, мистер Гуднайт? — удивился Калеб. Вокруг них уже успел собраться весь отряд. — Я полковник Кобб. Мы экспедиция, направляющаяся из Техаса в Санта-Фе, а сейчас идем в Нью-Мексико.

— А зачем? — спросил напрямую Гуднайт.

Калл подумал, что в его поведении нет грубости, хотя он был довольно резковат.

— Мы намерены завоевать Санта-Фе, — ответил Калеб. — Может, нам и придется повесить несколько мексиканцев в ходе боев, но, думаю, вышвырнем их прочь — много времени на это не понадобится.

— Скорее они перевешают вас всех, если вы там объявитесь, — возразил Гуднайт.

— Но почему нам там нельзя объявиться? — удивился Калеб, которому не нравились прямые и резкие слова собеседника.

— По целому ряду причин, — ответил Гуднайт. — Во-первых, я сомневаюсь, что вы знаете туда дорогу. Во-вторых, между этим местом и Санта-Фе нет никакой воды, ваши лошади могут не выжить.

Он приподнялся в седле и показал рукой на крутые склоны гор, вытянувшиеся на горизонте в тонкую линию, вершины их скрывали белые облака.

— Там отвесные скалы, — пояснил он. — На их вершинах нет ничего.

— Все-таки что-то должно быть, — не согласился Калеб. — По меньшей мере, трава.

— Да, сэр, травы полно, — подтвердил Гуднайт. — Но я не встречал людей, которые могли бы питаться травой, и не видел лошадей, которые могли бы проехать пятьсот миль без воды.

Калеб Кобб весьма удивился, услышав эти слова.

— Пятьсот миль, говорите? А вы уверены? — переспросил он. — Мы думали, от силы будет миль сто.

— С этого я и начал, — заметил Гуднайт. — Вы даже не знаете, куда едете.

Он повернулся и посмотрел на три уцелевших фургона. Мулы тащили тяжелые повозки вверх и вниз по подъемам и лощинам, а Калл заметил, что этим подъемам и спускам дальше к западу, похоже, конца-края не будет. Гуднайт удрученно покачал головой и обернулся посмотреть на девочек и убедиться, что с ними все в порядке.

— Большое спасибо за печенье, — поблагодарил он. — В последнее время дети ничего не ели, только по кусочку крольчатины.

— Дайте им все, чего они пожелают, — распорядился Калеб. — Дайте им еще печенья, а также бекона.

Затем он обернулся и посмотрел на далекие отвесные скалы, явно встревоженный словами Гуднайта.

— Полагаю, вы не очень-то жалуете фургоны, не так ли? — спросил полковник.

— На этих фургонах хорошо ездить на рынок, — ответил Гуднайт. — Но вы едете не на рынок. Вам нипочем не втащить их на горы. Надо взять лишь ручную кладь, да надеяться на охотничьи трофеи.

— Почему, черт побери? Мне говорили, что через Ред-Ривер есть брод, — сказал Калеб. — Надеюсь, мы подойдем к нему завтра же.

Гуднайт как-то странно посмотрел на него, будто выслушивал малого ребенка.

— Если вы полагаете, что вышли к Ред-Ривер, тогда вы находитесь в гораздо худшей ситуации, чем я полагал, — подчеркнул Гуднайт. — Эта река вовсе не Ред-Ривер, это Биг-Уичито. До Ред-Ривер еще далеко. Я гоню от той реки лошадей. Если на вас больше не выпрыгнет ягуар и вы не потеряете мулов, то, может статься, прославитесь как великий следопыт местности за Бразосом.

— Удивляюсь, глядя на вас, сэр, — как это вы прознали про ягуара? — спросил изумленный Калеб.

— А по следам, — разъяснил Гуднайт. — Я ведь не слепой. Никогда еще не видел мула, который не побоялся бы ягуаров.

Туг он заметил Чадраша, рядом с ним стояли Матильда и Длинноногий.

— Как, Чад, и ты здесь — тебе же уже под сотню? — удивился он. — Здравствуйте, мисс Робертс. — Гуднайт приложил два пальца к полям шляпы в знак приветствия, а вместе с ним приложили аналогичным образом пальцы ковбой по имени Билл и негр, которого звали Боус.

— Да, я к ним примкнул, Чарли, — пояснил Чадраш.

— Привет, Уэллейс. С чего это тебя понесло в Нью-Мексико, чтобы там тебя повесили? — спросил Гуднайт Длинноногого. — Разве в Техасе мало веревок?

— Я вовсе не собираюсь быть повешенным. Чарли, — отвечал Длинноногий. — Я собираюсь набить карманы золотом и серебром, потом вернусь в Техас и куплю там ранчо.

Гуднайт понимающе кивнул:

— О-о, это дело, не правда ли? Думаю, все вы рассчитываете на трофеи. Как я понимаю, вы наслышаны про большие слитки золота и серебра, которые валяются там прямо под ногами?

— Да, еще мы слышали про богатейшие месторождения драгоценных камней, — заметил Калеб.

Ему все меньше нравился этот прямодушный малый, Чарли Гуднайт, но как бы там ни было, информация, которую он сообщил, оказалась весьма нужной для оценки сложившейся ситуации. Хотя и неприятно сознавать, что, возглавляя экспедицию, завел ее не туда и привел не к той реке.

— Разумеется, драгоценных камней полным-полно — в хранилищах губернатора, — произнес Гуднайт. — Может, он и откроет сундуки для вас и предложит любые камешки, но я сомневаюсь в этом. Такое не в обычае губернаторов, по крайней мере, ни одного из тех, с которыми мне доводилось встречаться.

Все замолкли. Нельзя сказать, чтобы Гуднайт внушал к себе какую-то особую симпатию, но тем не менее только немногие сомневались в том, что он знает, о чем ведет речь. Если он говорит, что они сами ставят себя под угрозу погибнуть от голода только ради риска оказаться повешенными по приезде в Санта-Фе, значит, так вполне может быть.

— Удивительно, как это вы, мистер Гуднайт, умудрились вернуть своих лошадей обратно? — спросил Калеб. — Нам не очень повезло с погоней за краснокожими молодчиками. Может, вы знаете какой-то особый метод, как до них добраться? Я буду весьма признателен, если вы поделитесь с нами своим опытом — ведь вполне может случиться, что мы потеряем лошадей, а допустить этого никак нельзя.

— Нет, нет, вы их никак не можете потерять. Как мне представляется, большую часть лошадей вы просто съедите, — ответил Гуднайт.

Он посмотрел на задумавшихся рейнджеров; некоторые из них все еще не расстались с надеждами благополучно избежать опасных приключений и нахапать богатых трофеев в Нью-Мексико. Не впервой его душу тронули безрассудные поступки людей.

— Как все-таки вы умудрились вернуть их обратно? — повторил Калеб свой вопрос.

— Как? Это все же мои лошади. Будь я проклят, если ни за что ни про что отдам двадцать лошадей этой сволочи Брыкающемуся Волку и даже не пущусь за ним в погоню, — ответил Гуднайт и, приложив пальцы рук к полям шляпы, обратился к Матильде: — Извините меня за грубое выражение, мисс Робертс.

— Единственный способ отнять своих лошадей у индейцев — обогнать их. Поэтому я пустился вдогонку на добрых конях, — продолжал он далее. — Мы захватили их врасплох около Ред-Ривер. Там было четверо воинов и эти дети. Двух воинов мы убили, но Брыкающийся Волк и его брат ускользнули.

Сэм передал ему пакет с печеньем и несколькими кусками мяса.

— Большое спасибо, — поблагодарил Гуднайт. — Эти молодые леди так напуганы, что даже не могут кушать. Но они целы и невредимы, так что, полагаю, захотят поесть в ближайшие день-два.

— Они миленькие девочки, надеюсь, что вскоре к ним вернется аппетит. — проговорил Сэм. — У меня еще есть немного сливового повидла. Может, они соблазнятся?

Он передал Гуднайту маленькую баночку повидла, тот посмотрел на нее и, положив в переметную суму, сказал:

— Если это повидло не соблазнит молодых леди, то меня наверняка прельстит. — Затем он снова обратился к Калебу Коббу: — Если доберетесь до Ред-Ривер и хотя бы на одном из фургонов уцелеют колеса, тогда дальше двигайтесь по берегу строго на запад. Там есть одно место, которое называют Теснина, там вы можете пробиться дальше.

— А-а, это Ангостурас, — произнес Алчайз, согласно кивнув головой.

— Да, так называют это место мексиканцы, — подтвердил Гуднайт. — А я называю Теснина. — Он опять дотронулся кончиками пальцев до края полей шляпы, отдавая в третий раз честь Матильде Робертс, и сказал: «Ну, в путь, Боус».

Вскоре над оврагами и лощинами, расположенными на юге, повисла густая пыль, поднятая копытами двадцати лошадей.

— А Чарли Гуднайт — крутой мужик. — заметил Длинноногий.

— Да. куда уж круче, — согласился с ним Калеб.

16

Большую часть дня Калеб Кобб ехал один, его сопровождал лишь ирландский волкодав. Если ему и досаждала мысль, что он вышел не на ту реку, куда стремился, свои чувства полковник не проявлял. Рейнджеры из его отряда чувствовали себя неловко. Разговоры почти утихли. Все ехали молча, каждый наедине со своими мыслями. Гас пару раз пытался заговорить с Каллом, но тот не откликался, пытаясь подавить в себе чувство, что вся экспедиция оказалась глупой затеей. Они даже не узнали, к какой реке вышли, а прикидки их командира, какое расстояние им предстоит пройти, оказались на сотни миль меньше. Они уже потеряли несколько человек и большинство фургонов и повозок, забили и съели последних волов и коров. Даже если где-то вблизи и можно поохотиться, то все равно никто не знает, где именно.

— Ненавижу никуда негодную подготовку, — признался Калл.

Гасу же, наоборот, было все безразлично, он был беспечен и резвился, как жеребенок. Он не мог долго находиться в подавленном состоянии, особенно в чудесную погоду и в живописной местности.

— Ничего страшного, ты же увидишь разнообразные природные условия на протяжении нескольких сот миль, даже не вытаскивая ноги из стремян, — говорил он Каллу. — Я предпочитаю разглядывать красоты с верхушек деревьев. Только плохо, что индейцы любят прятаться как раз в их кроне, — добавил он.

— Они прекрасно прятались и на берегах Пекоса, а там не было ни единого дерева, — напомнил ему Калл. — Может, сейчас за нами наблюдают сотни глаз, а мы их не замечаем.

— Лучше заткнись, ты всегда предполагаешь самое худшее, — запротестовал Гас, раздраженный пессимистическим настроением друга — ему хотелось просто наслаждаться прекрасным солнечным днем в прериях, и больше ничего.

Ему не хотелось думать, что в ближайшем овраге или лощине могут скрываться до сотни индейцев. Он хотел лишь скакать галопом до самого Нью-Мексико — из опасных и рискованных приключений он извлекал одно удовольствие, не в пример мрачным предчувствиям своего приятеля.

В отряде не один только Калл выражал опасения. В ту ночь исчезли Бес-Дас и Алчайз и увели с собой шесть лошадей.

— Полагаю, им не хотелось быть застреленными подобно Фолконеру, — сказал Длинноногий. — Калеб Кобб слишком скор на расправу. Командиру не подобает расстреливать людей, которые могут нам понадобиться.

— Не думаю, что мы хуже, нежели считаем себя, — заметил Верзила Билл. — Те двое для нас пропали. А вот ковбой Гуднайт — он знает, куда двигаться.

В прериях между Бразосом и широкими равнинами Ред-Ривер пропали еще два фургона. Калеб приказал уложить все боеприпасы в один фургон и дал команду возчикам впрячь в повозку как можно больше лошадей. Вечером все ели за ужином зубатку — уровень воды в реке понизился настолько, что некоторые рыбы оказались в западне в неглубоких заливчиках. Рейнджеры заострили ивовые прутья и сделали из них подобия острог. Таким образом удалось поймать более пятидесяти рыб, которых немедля поджарили и с жадностью съели, но все равно люди отправились спать голодными и недовольными.

— Есть рыбу — все равно что поглощать воздух, — философски заметил Джимми Твид. — Рыба, конечно же, тоже поглощается, но не насыщает.

Как только они миновали Теснину, перед ними открылась огромная равнина, тянувшаяся далеко на запад. Рейнджеры находились в прериях уже несколько недель, но никто из них не был готов увидеть такие просторы на небе и на земле, когда они вступили на плато Ллано-Эстакадо. Через пару дней перехода по плато понятия расстояний для них, похоже, изменились. Огромная равнина, тишина и бесконечная даль стали представляться им целым миром. На равнине они почувствовали себя муравьями. По ночам на огромном пространстве, где в темном небе ярко сияли крупные звезды, Гас нередко пытался представить себе образ Клары; но воспоминания о том, как он влюбился в девушку в маленьком пыльном оптовом складе в Остине, стали далекими и маловажными, словно пылинки, плавающие в солнечных лучах, проникших в склад. Девушка и склад больше подходили для дневных раздумий, а великая равнина для вечных мыслей.

Пустынная земля, раскинувшаяся впереди, путала и настораживала рейнджеров. Если индейцы нападут на них, когда они поедут на плато, каковы будут шансы на спасение?

Длинноногого назначили командиром группы разведки. Всякий раз, когда он выезжал на разведку, он брал с собой Гаса и Калла. Гаса он ценил главным образом за его зоркие глаза. Все знали, что он мог видеть гораздо дальше и точнее, чем любой в отряде. А Калла он прихватывал с собой за его стойкость и упорство — тот не пасовал перед трудностями.

На третий день похода по равнине они заметили впереди на горизонте какие-то изменения. И тем не менее никто не придал им значения. Облака, казалось, совсем прижались к земле. Гас первым заметил нечто странное: недалеко от них впереди за кроликом или куропаткой спикировал ястреб, но не долетел до жертвы и взмыл вверх, держа кого-то в когтях. По-видимому, он нырнул в нору.

Минут через десять они подъехали к входу в большой каньон Пало-Дуро, и все прояснилось. Ястреб вовсе не нырнул в нору, он влетел в каньон, ширина которого достигала нескольких миль и длина много-много миль, так что западный конец каньона не был даже виден, а в нескольких сотнях футов ниже на огромном поле паслось стадо бизонов.

— Ура-а! Мы нашли бизонов! — завопил Гас. — Давайте спустимся вниз, подстрелим нескольких — может, за это полковник поощрит нас.

— Нет, не поощрит, потому что при спуске ты свернешь себе шею, а если даже и не свернешь, то потом нипочем не выкарабкаешься назад с кусками бизонятины в руках, — охладил его пыл Длинноногий. — Я слышал кое-что про этот каньон, — добавил он после паузы. — Только не знал, что мы так близко от него.

Он отправил Калла назад в отряд доложить обстановку, а сам остался с Гасом, чтобы проехать вдоль каньона и отыскать возможный спуск вниз. Вид мирно пасущихся бизонов усилил чувство голода — он уже несколько дней не ел калорийной пиши, а каша и рыба из Ред-Ривер не так вкусны и сытны, как бизонье мясо на ребрышках.

Возвращаясь быстрой рысью обратно в лагерь, откуда они выехали не так давно, лошадь Калла вдруг отпрыгнула вбок, да так резко, что Калл вылетел из седла. Поводья из рук он все же не выпустил, но больно стукнулся головой и плечами о землю и на мгновение потерял ориентировку. Очнувшись, он увидел что-то белое вблизи. Приглядевшись, он понял, что лошадь испугалась трупа белого человека. Сперва он решил, что это должно быть кто-то из рейнджеров, отъехавших на охоту или просто прогуляться. Этого человека застрелили, оскальпировали, раздели догола и изуродовали. Ему разрубили грудную клетку и выбросили внутренние органы. Калл пристально вглядывался в лицо убитого, но не опознал его, тот явно был не из рейнджеров их отряда. На незнакомце не осталось ни клочка одежды. Опознать его не представлялось возможным.

Калл почувствовал, как у него заледенел затылок. Убийца или убийцы засели где-то рядом. На всякий случай он вытащил пистолет и снова сел в седло. Пока он все это проделывал, боковым зрением заметил движение: прямо из голой земли возникли трое команчей с лошадьми, они находились в каких-то ста ярдах от него. Калл пришпорил кобылу, а когда она помчалась, пригнулся как можно ниже. Он понимал, что теперь вся надежда на спасение — в быстрой скачке. На его счастье, среди преследователей Бизоньего Горба не было. Отряд находится не менее чем в пяти милях от этого места, но он скачет на Бетси, гнедой кобыле, самой быстроногой в отряде, и ее ход просто великолепен. Не прошло и минуты, как Калл понял, что у команчей значительное преимущество. Их лошади скакали не быстрее Бетси, но индейцы лучше знали местность — то же самое он ощущал там, на западе от Пекоса. Они выигрывали в скачке при каждом подъеме и уклоне. У первого индейца в руках были лук и стрелы, и он неумолимо приближался. С левой стороны Калл заметил несколько нор степных собачек, которые видел, еще когда поднимался вверх на плато. Не колеблясь ни секунды, он направил Бетси прямо на норы; он, разумеется, здорово рисковал — кобыла могла попасть ногой в дыру и тогда все будет кончено, — но и команчи тоже рисковали. Может, они из-за этого сбавят скорость, сам же он и не думал снижать ее. Если повезет, он удачно проскочит среди нор и выиграет несколько ярдов. Надо во что бы то ни стало попытаться проскочить.

При приближении скачущей лошади степные собачки засвистели и нырнули в свои норы. Бетси зацепила копытом кучку земли и пыли, но все же промчалась через скопление нор, не снижая темпа. Но даже с помощью этого маневра Калл мало что выиграл. Команчи тоже скакали прямо через норы и не угодили ни в одну из них. Калл почувствовал, как что-то впилось ему в руку и, обернувшись, увидел стрелу, вонзившуюся чуть выше локтя. Он не слышал, летит ли вдогонку еще одна стрела, да и не прислушивался к ее свисту. Он еще быстрее помчался вперед и немного оторвался от индейцев. Стрелы вдогонку не летели. Но, оглянувшись назад, Калл заметил, что команчи не отстают. Они скакали трое в ряд на расстоянии полета стрелы от него.

Тогда Калл обернулся и выстрелил по ним из пистолета, но не попал. Теперь он мчался вдоль края небольшого отвесного барьера высотой футов пятнадцать, впереди барьер постепенно понижался. Калл не стал дожидаться, когда начнется уклон. Он направил Бетси поверх барьера, но она не успела прыгнуть, как послышалось какое-то жужжанье; Бетси закружилась и запрыгала, а Калл едва удержался в седле. Он оглянулся и увидел повсюду массу гремучих змей — он угодил в само змеиное царство. Ему показалось, что вокруг извиваются по меньшей мере сотня змей — они грелись на солнышке на каменистом склоне, а внезапное появление лошади с всадником разозлило их. Теперь они принялись шипеть и трещать погремушками целым хором. Откуда-то сверху раздался выстрел — пуля звякнула о близлежащий камень, Калл снова пришпорил свою гнедую, на змей он теперь не обращал внимания, главное — как можно быстрее удрать от команчей.

Увидев массу змей, команчи предпочли не рисковать и стали скакать потише, осторожнее. Но они двигались под уклон и вскоре могли догнать Калла. Поскакав по следующему барьеру, Калл увидел впереди лагерь рейнджеров — до него было все еще далеко — ему показалось, что несколько миль. Команчи возобновили преследование, они находились всего в сотне ярдов у него за спиной, и Калл понимал, что его догонят, прежде чем он доскачет до отряда. Спасти его могла лишь счастливая случайность. Теперь индейцы рассыпались веером. Двое старались обойти справа, а третий гнался прямо по пятам. Бетси летела изо всех сил, рассекая грудью воздух. Калл лихорадочно соображал, что делать. Если стрелять — тогда кто-нибудь в отряде может услышать выстрел и поспешить на помощь. Заранее он об этом не думал, такая мысль пришла на скаку. Но с другой стороны, выстрел может быть неудачным, а пистолет окажется разряженным.

Оружие он держал наготове, но не стрелял, надеясь убить хотя бы одного индейца, если придется сцепиться с ними вблизи. Если удастся ранить и второго, останется один, а с одним можно и потягаться.

Калл услышал выстрел прямо впереди себя, там, где стояли у ручья два-три дерева. Мимо них быстро неслась самка оленя. Она промчалась так близко, что Бетси едва не столкнулась с ней. Калл обогнул ручей и увидел впереди Верзилу Билла Колемана — это он преследовал олениху. Он только что произвел выстрел и теперь перезаряжал ружье. Увидев скачущего Калла, он весьма удивился, а заметив мчащихся за ним индейцев, удивился еще больше. Хотя шансы на успех у команчей резко понизились, они не прекратили погоню.

— О-о, парень, куда девался проклятый Черныш, когда он так нужен нам? — крикнул Верзила Билл, кружа на своем коне. — Он ехал вместе со мной, но подумал, что самка оленя слишком хиленькая, чтобы тратить на нее время и силы.

Между ними пролетела стрела, а затем раздались сразу два выстрела, и пуля зацепила поля шляпы Калла. Они поскакали назад, думая, что кто-то из рейнджеров, услышав пальбу, тоже выстрелил в ответ, но тут же убедились, что команчи прекратили погоню. Они натянули поводья и, оглянувшись назад, увидели, что все трое команчей, упустив возможность оскальпировать белых, взялись за маленькую олениху. Один из них как раз в этот момент затаскивал ее тушу к себе на лошадь.

— О парень, я ранен, — простонал Верзила Билл. — Я пытался добыть хоть немного мяса и не думал, что наткнусь на вооруженных индейцев.

Калл вспомнил, что Гас и Длинноногий остались одни у края огромного каньона. Трое преследовавших его команчей могли быть из крупной шайки индейцев. Вполне могло статься, что численность команчей немалая, так как в каньоне паслось огромное стадо бизонов.

Калеб Кобб наслаждался, затягиваясь длинной сигарой, когда Калл подскакал к нему; его больше заинтересовала кобыла Бетси, нежели доклад капрала.

— Я всерьез думал о том, чтобы взять эту маленькую кобылку себе, — проговорил он. — Тебе здорово повезло, что я не сделал этого. Полагаю, мистер Длинноногий Уэллейс верно сказал, что он умеет отбирать лошадей, которые могут утереть нос индейским боевым коням.

— Полковник, внизу в каньоне сотни бизонов, — доложил Калл. — А индейцев, наверное, еще больше

— Хорошо, приму к сведению, отправляемся выручать ребят, — решил Калеб. — Возьмем с собой десяток рейнджеров. Я с Джебом поеду тоже. Великолепное утро для небольшой драчки.

Калл сперва забыл сказать про убитою человека. Он смотрел на него всего секунду-другую до того, как заметил команчей. Когда он доложил об этом полковнику, тот недоуменно пожал плечами.

— Не знаю, может, какой-нибудь путник, — предположил он. — Ездить одному по этой местности, по меньшей мере, безрассудно и небезопасно.

— Я бы не поехал в одиночку даже за семьдесят долларов, — заметил Верзила Билл.

Когда Калл объявился, Чадраш дремал. Произошедшие в старом горце перемены сильно удивили всех: раньше он казался независимым, суровым и чем-то пугающим, даже когда находился в добром расположении духа, а теперь сразу стал стариком. Хоть Калл всегда знал, что Чадраш далеко не молод, но никогда не ожидал увидеть его таким после переправы через Бразос. Прежде он отправлялся в одиночку на разведку или охоту на несколько дней; теперь же, если и покидал лагерь, то только на несколько часов. Порой он клевал носом, даже сидя в седле. Он ни с кем не разговаривал, кроме Матильды.

Известие о том, что они подъехали к каньону Пало-Дуро, похоже, стряхнуло с Чадраша многие годы. Он мгновенно преобразился и вскочил в седло, положив, как всегда поперек, свое длинное ружье.

— За свою жизнь я много слышал про этот каньон, теперь хочу увидеть его своими глазами, — объявил Чадраш и обратился к Матильде: — Если там безопасно, я вернусь и возьмут тебя с собой, Матти. — Он был готов отправиться в разведку.

Сэм бегло осмотрел руку Калла, в которой засела стрела, обломал древко и вытащил наконечник. Каллу не терпелось, он считал, что рана не опасна, но Сэм уговорил его подождать, пока он перевяжет рану, да и полковник, судя по всему, не проявлял признаков нетерпения.

— Я хочу, чтобы капрала Калла подлечили, — произнес он. — Мы не можем таскать с собой немощного рейнджера.

Прежде всего Калл повел их к месту, где лежал мертвый неизвестный человек, которого Чадраш сразу же опознал.

— Ба, да это же Рой Чар — он рудокоп, — воскликнул Чадраш.

— Не понимаю, какие тут, в этой местности, могут быть рудники, — с недоумением произнес Калеб.

— Рой обследовал старые, заброшенные золотые рудники, — пояснил Чадраш.

— Какие такие золотые рудники? — удивился Калеб. — Если вокруг нас есть старые золотоносные рудники, мы должны отыскать их и тогда нам следует забыть про Нью-Мексико.

— В давние времена здесь проходил какой-то испанский конквистадор в сопровождении крупного отряда солдат, — сказал Чадраш. — Говорят, что он обнаружил целый город, выстроенный из чистого золота. Догадываюсь, что Рой нашел его остатки, которые сохранились где-то поблизости.

— А-а, ты имеешь в виду сеньора Коронадо, — вспомнил Калеб. — Так ведь он не нашел никакого города, построенного из золота, — все, что он обнаружил в этих местах, так это большое число нищих индейцев. Видать, твой приятель мистер Чар отдал жизнь ни за что ни про что. Никакого золота здесь нет.

Но тем не менее каньон все же был. Они кое-как похоронили Роя Чара и поехали дальше вдоль крутых скальных стен, пока не наткнулись на Гаса и Длинноногого, спрятавшихся в неглубокой выемке позади колючих кустарников. Оба рейнджера держали ружья наизготовку.

— Почему вы волынили весь день? — спросил Гас.

Он здорово злился из-за того, что пришлось сидеть в кустах битый час, ожидая, пока Калл приведет рейнджеров на подмогу.

— Мне влепили стрелу в руку, но это ничто по сравнению с тем парнем, которого мы только что похоронили, — ответил Калл.

— Да ты бы и нас похоронил, если бы мы вовремя не спрятались, — заворчал Длинноногий. — Ниже нас снуют пятьдесят или шестьдесят индейцев, надеюсь, ты приволок сюда весь наш отряд.

— Мы можем, конечно, сгонять и позвать весь отряд, — сказал ему Калеб. — Но сомневаюсь, чтобы индейцы вскарабкались по этим отвесным скалам и оскальпировали нас.

— Конечно, нет. Но ведь это их каньон, — напомнил Длинноногий. — Кто их знает, может, им известны пути и тропы наверх.

Калеб прошел к краю каньона и заглянул вниз. Там он увидел довольно много индейцев, разделывающих на мясо по меньшей мере шестерых бизонов.

— Если им известна тропа, надеюсь, они покажут ее и нам, — проговорил Калеб, возвращаясь назад. — Мы в таком случае спустились бы вниз и добыли несколько бизонов для себя.

— Поблизости может оказаться до тысячи индейцев, — предостерег Длинноногий. — Я лично нипочем не пойду туда, откуда мне придется карабкаться вверх, спасаясь от индейцев. Они лучше меня умеют лазить по скалам.

— Вообще-то ты прав, но мне очень не хочется упустить случай разживиться мясом, — настаивал Калеб.

И все же им пришлось отказаться от возможности спуститься вниз. Отряд продвинулся вперед и там повернул на запад, придерживаясь кромки каньона. Рейнджеры ни на секунду не выпускали из виду ни бизонов, ни индейцев. Интендант Брогноли, который поднаторел в счете — он умел мгновенно определять количество сапог, ружей, мешков с мукой, насчитал внизу в каньоне свыше трехсот команчей, большинство из них занимались разделкой туш бизонов. Калл и Гас тоже не спускали глаз с каньона — расстояние до его дна было таким громадным, что поневоле притягивало взор. Оба они напряженно всматривались, пытаясь разглядеть Бизоньего Горба, но так его и не увидели.

— И все же он там, — утверждал Гас. — Нутром чую, что там.

— Ты, стало быть, можешь учуять индейца на расстоянии в несколько миль? — спросил Калл.

— Да, могу, — прихвастнул Гас, не вдаваясь в объяснения.

— Но он может находиться в пятистах милях отсюда, индейцев ведь многие тысячи, — напомнил ему Калл.

— Я могу учуять его, — упорствовал Гас. — Если он поблизости, у меня начинают зудеть ребра. Ты когда-нибудь испытывал зуд в ребрах?

— Нет, разве только когда ел протухшее мясо, — ответил Калл.

Дважды в этом походе ему приходилось есть протухшее мясо, и все его нутро выворачиваю от этого наизнанку.

Ночь оказалась безлунной, что немало встревожило Калеба Кобба, а Длинноногого даже довольно сильно. Лошадей завели в загон, изготовленный из веревок, а часовых сменяли через каждый час. Вечером Калеб собрал рейнджеров и выступил перед ними с речью:

— Мы забрались слишком далеко, чтобы возвращаться назад, — сказал он. — Мы все же направляемся в Санта-Фе. Но индейцы знают, что мы здесь, а они прирожденные конокрады. Нам нужно смотреть в оба. Если потеряем лошадей, нам не пересечь эти бесконечные прерии. Краснокожие молодчики будут преследовать нас по пятам и хватать голыми руками, как цыплят.

И все же несмотря на предостережения и усиленную охрану, когда наступил рассвет, рейнджеры не досчитались двадцати лошадей. И это притом, что никто из часовых на постах не клевал носом и не сомкнул глаз. Калеб Кобб рвал и метал — его было впору связывать.

— Как они умудрились увести двадцать лошадей, а никто из вас ничего не услышал? — вопрошал он.

Брогноли бродил вокруг оставшегося табуна, считая и пересчитывая лошадей. Сначала он полагал, что считает неверно — нелегко точно определить число голов лошадей, тесно сбитых в кучу. Так он считал и пересчитывал, пока Калеб не вышел из себя и не приказал прекратить.

— Проклятых лошадей увели! — крикнул он. — Теперь они, скорее всего, милях в сорока отсюда. Тебе не подсчитать их, потому что их нет!

— Думаю, это дело рук Брыкающегося Волка, — сказал Длинноногий. — Он может увести лошадей хоть из конюшни.

— Если я поймаю этого конокрада, то привяжу его к хвосту лошади и пусть она забрыкает его до смерти, — пригрозил Калеб. — Раз уж его зовут Брыкающийся Волк, то это будет самая подходящая смерть для этого мерзавца.

Ночная кража лошадей сильно ухудшила положение. Трое рейнджеров вообще лишились коней, а у всех других осталось только по одной лошади. Дело осложнилось еще и тем, что среди украденных лошадей оказался и Том, крупный серый мерин Матильды, и у нее теперь не было средства передвижения. Она проплакала все утро — так сильно любила своего Тома. Вид плачущей Матильды всколыхнул весь лагерь. Связавшись с Чадрашем, Матильда стала заметно меньше психовать, и все заметили, какая она на деле кроткая и мягкая. Но видя плачущей такую крупную женщину, рейнджеры закипали от злости. Чадраш потерял покой и поскакал из лагеря, как ни уговаривала его Матильда не делать глупостей.

— Он ускакал за смертью, — плакала она.

— Если прекратишь рев, то он, может, и вернется, — уговаривал ее Длинноногий.

Он стал одним из трех безлошадных рейнджеров и поэтому находился в мрачном настроении.

Перспектива шагать пешком в Санта-Фе через огромную равнину отнюдь не прельщала его, но в то же время не радовала и мысль идти пешком назад, в Остин. Он сам видел, что только что случилось с рудокопом Роем Чаром. Поэтому твердо решил оставаться в отряде, даже если его ноги окажутся избитыми в кровь и покроются волдырями.

Калл и Гас вместе заступали на пост часовыми в самое темное время. Калл чувствовал себя виноватым в том, что нес службу недостаточно бдительно и не смог предупредить воровство лошадей.

— Да брось ты, я ведь тоже не смыкал глаз, — успокаивал его Гас. — Воровство не могло произойти во время нашего дежурства. Я слышу даже, как мышь ползет, когда не сплю.

— Может, ты и слышишь мышей, но индейцев не услышал и не заметил, как они уводят лошадей, — говорил ему Калл.

В ту ночь Калл, Длинноногий и многие другие рейнджеры, будучи в охранении, то и дело прикладывали ухо к земле и прислушивались. Но слышали они лишь, как переминаются с ноги на ногу их лошади в загоне из веревок. Помимо установки веревочных ограждений, рейнджеры стреножили большинство лошадей, так что убежать сами они не могли. Калл и Гас заступили на дежурство как раз перед рассветом. Они обходили вокруг табуна каждые пять минут. Калл был уверен, что внутри ограждений индейцев нет. И только когда занялась заря, он усомнился в этом.

Восходящее солнце было желтым, как пламя. Но желтый свет появился почему-то на западе, где солнце не восходит.

Секунду спустя ненормальное явление заметил и Длинноногий и заорал так громко, что разбудил весь лагерь.

— Это не восход солнца, ребята! — кричал он.

В этот момент Калл заметил какое-то движение на северном направлении. Двое индейцев проникли за ограждение и сняли путы с ног нескольких лошадей. Калл выстрелил в них, но было еще довольно темно.

— Проклятие, они ускользнули, — выругался он -Не знаю, сколько лошадей они увели с собой.

— Теперь это не имеет значения, нам нужно возвращаться назад, к той последней речке, — сказал Длинноногий.

— Зачем? — удивленно спросил его Калл.

Длинноногий лишь махнул рукой на запад, где весь горизонт уже был залит желтым светом.

— Это не восход солнца, — произнес он отрывистым голосом. — Это пожар.

17

Не успел отряд перестроиться и направиться назад на юг к небольшой речушке, про которую упомянул Длинноногий, как рейнджеры заметили такой же желтоватый свет, разлившийся на юге. Пожар, полыхавший на западе, уже заметно приблизился к ним. Длинноногий резко повернул своего коня и подъехал к Калебу Коббу.

— Пожар устроили команчи, — сказал он. — Они дожидались, когда ветер подует на нас. Теперь позади нас тянется каньон, а с двух сторон полыхают пожары.

— С трех сторон, — уточнил Калеб, показывая на восток, где тоже разгоралось желтое зарево.

Рейнджеры мигом поняли, какая над ними нависла страшная угроза. Калл посмотрел на Гаса, который старался казаться невозмутимым, и произнес:

— Мы все обязательно зажаримся, если не попрыгаем в каньон. Больше всего мне претит мысль быть зажаренным.

Гас глянул вниз и примерил глубину каньона — он стоял всего футах в двадцати от края. Прерии теперь превратились в огненное кольцо горящей травы. Спокойно сидя в седле и дожидаясь, пока Длинноногий и полковник примут решение, что делать дальше, в душе Гас испытывал то же неясное волнение, какое переживал около реки Пекос. Индейцы явно превосходили их в военной тактике. Они всегда подстраивали им всякие хитроумные ловушки.

— Трогаем, ребята, — сказал подъехавший Длинноногий. — Булем пробиваться на запад — там у нас больше всего шансов.

Вскоре отряд растянулся в цепочку, из-за нехватки лошадей более двадцати рейнджеров ехали по двое на одном коне. Чадраш посадил Матильду позади себя — он двигался прямо по краю каньона, внимательно глядя вниз.

— Думаю, что можем спуститься вниз пешком, — сообщил он Калебу. — Если продвинемся немного вниз, то не сгорим. На этих голых скалах и утесах гореть нечему.

Калеб приостановился на минутку, прикидывая размеры и жар пламени. Огненное кольцо заметно сжалось. Казалось, что с новым порывом ветра язык пламени дотянется и до них — каждый раз, когда задувал ветер, пламя прыгало вперед ярдов на пятьдесят. Степная трава была высокая, а огонь вздымался вверх на двадцать-тридцать футов.

— Проклятые изверги, — проворчал Калеб. — Может, нам поджечь траву сбоку и устроить встречный пожар? Я слышал, что он может остановить пламя.

— Нет времени, да и ветер усиливается, — возразил Длинноногий. — Думаю, Чад прав. Нужно найти удобное место и спускаться вниз.

Калеб все еще медлил. Может, это и был единственно верный выход из создавшейся ситуации, но тогда они лишились бы всех своих лошадей. Тропинка, по которой могли бы спуститься лошади, не проглядывалась. Может, рейнджеры и уцелеют при пожаре, а что потом? Они останутся в голых прериях, без лошадей, без продовольствия, без воды. Сколько же времени понадобится команчам, чтобы похватать их голыми руками?

Все сгрудились вокруг Длинноногого и своего командира. Глаза рейнджеров устремились на огонь, в них светилась тревога. Пламя продвигалось большими скачками. До него оставалось всего каких-то триста ярдов. Уже было слышно, как трещит в огне сухая трава. При порыве ветра раздавался рев, а пламя вздымалось высоко вверх.

Каллу стаю обидно за своего командира, который завел их на такую открытую местность. Экспедиция была задумана безобразно. Разумеется, никто не предполагал, что индейцы так ловко уведут лошадей, несмотря на строгую охрану. И вот теперь все они попались в ловушку. Он мысленно представил себе Бизоньего Горба, стоявшего где-нибудь по ту сторону пожара, с копьем в руке, и выжидающего, когда можно спокойно подойти и снять скальпы

Калеб Кобб решил подождать, пока огонь не подойдет на расстояние ста ярдов, и только тогда принимать решение. Он ждал, надеясь заметить разрыв в пламени, через который можно будет более или менее безопасно проскочить. Но разрывов не было — индейцы, поджигавшие траву, свое дело знали. С каждой минутой огненное кольцо сжималось. Генерал Ллойд, как всегда пьяный в стельку, дрожал мелкой дрожью и подергивался, будто замерзал, хотя жар от большого огня уже становился довольно чувствительным.

— А что мы будем жарить на завтрак? — спросил он.

— Ничего. Зато будем спускаться вниз по этой чертовой отвесной скале, — ответил ему Калеб, поворачивая коня к краю каньона.

Только он развернулся, как раздался выстрел — это генерал Фил Ллойд вынул револьвер и выстрелил себе в голову. Тело его обмякло и свесилось с лошади, одна нога осталась в стремени.

Лошадей стало трудно сдерживать, они прыгали и рвались, раздувая ноздри. Двое или трое рейнджеров не усидели в седлах, одна лошадь помчалась прямо в пламя.

— Пора, ребятки, хватайте оружие и дуйте к краю каньона как можно скорее, — скомандовал Калеб.

К радости Гаса стены каньона оказались не такими уж крутыми, как казалось с первого взгляда. Там выступали террасы длиной в сотню ярдов и больше, но виднелись также и наплывы, выступы и не очень крутые спуски. Ирландский волкодав припустился бегом, распушив хвост по воздуху. Не успели рейнджеры спуститься вниз футов на тридцать, как случилась другая трагедия: лошадей охватила паника — некоторые поскакали прямо в огонь, другие стали кидаться в каньон. Часть лошадей поранили и побили ноги, а большинство, перевернувшись раз-другой в воздухе, рухнули на землю. Одна лошадь грохнулась прямо на Дэклюзки, верховода миссурийцев. Кое-кто из рейнджеров заметил падающих лошадей, а Дэклюзки зазевался и его раздавило тушей. Лошадь продолжала кувыркаться, увлекая за собой и его. Лошадь генерала Ллойда совершила самый длинный прыжок — он пролетел в седле надо всеми, все еще держа ногу в стремени, и грохнулся там, где его уже не было видно.

— О Боже, смотрите! — воскликнул Гас, показывая на другую стенку каньона — Куда они направляются?!

На призыв Гаса откликнулись немногие, кое-кто вцепился руками в жиденькие кустики, с трудом удерживая равновесие на узеньком выступе и трясясь от ужаса. Над ними на самом краю каньона, с гулом и треском свирепствовал огонь. От жара все покрылись липким потом, хотя и дрожали от страха.

Калл не забывал бдительно смотреть по сторонам, как, впрочем, и Калеб Кобб. Сперва Каллу показалось, что по отвесной стене на той стороне каньона ползут вверх горные козлы. В тот момент, когда он смотрел туда, под Черномазым Сэмом обломился выступ — Калл заметил лишь испуганное лицо Сэма, и тот полетел вниз, ни разу даже не вскрикнув.

— Боже мой, смотрите на них! — вскричал Калеб.

На той стороне каньона, по узенькой горной тропе шла гуськом в направлении на запад группа команчей — человек пятьдесят. С большого расстояния казалось, будто они двигаются по воздуху. Во главе двигался Бизоний Горб, с копьем в руке, как почудилось от страха Гасу.

— Смотрите на них! — закричал Длинноногий. — Они что, летают?

— Да нет, там вьется горная тропа, — объяснил ему Чадраш. Он стоял вместе с Матильдой на крошечном выступе, успокаивая ее, словно ребенка, и удерживая от какого-нибудь безрассудного поступка.

— А что если пожар не потухнет? — спросила Матильда, встревоженно глядя вверх.

Она всегда боялась огня, а теперь все время дрожала, опасаясь, что огонь сорвется с края каньона и подпалит ей одежду. Она так испугалась, что ее одежда, не дай Бог, загорится, что даже начала срывать ее.

— Что ты… прекрати сейчас же! — закричал Чадраш, одним глазом следя за Матильдой, а другим за команчами.

— Нет! Мне нужно снять одежду, я не хочу сгореть заживо! — крикнула в ответ Матильда и уже наполовину разделась, стоя на крохотном выступе.

Калл взглянул наверх и увидел огонь на краю каньона, но он понимал, что опасения Матильды сгореть заживо лишены оснований. На них падала сверху обуглившаяся степная трава, но без огня. Поэтому он все внимание перенес на индейцев, пробиравшихся по тропе на другой стороне каньона Пало-Дуро. Казалось, что их кони осторожно перебирают ногами прямо по воздуху.

— Ты видишь тропу, если у тебя такой острый глаз? — спросил Калл Гаса.

Гас смог посмотреть только уголком глаза, да и то бегло — над каньоном поднимались клубы дыма. Но приглядевшись, он все же заметил, что индейцы вовсе не летают по воздуху. Бизоний Горб шел своей дорогой не спеша, степенно вышагивая по узенькой горной тропе.

— Он не летит, там тропа, — сказал Гас. — Но если человек сможет летать, то, думаю, первым полетит этот шельмец. Мне кажется, что прошлой ночью он приходил по мою душу.

— Наплевать мне, летают они там или ходят, — проговорил Калеб. Он крепко вцепился обеими руками в пучок травы. — Мне больше по душе, если они отправятся в другом направлении, а пока, похоже, они обходят нас с флангов.

Тут же зубодер Илайхью Карсон, потеряв равновесие, закачался и покатился вниз.

— Хватай его за ноги! — крикнул Калеб Долговязому Биллу, который находился ближе всех к падающему зубодеру. Долговязый протянул руки и ухватил пустой воздух, промахнувшись всего на дюйм или того меньше. Сам он находился в таком опасном положении, что не рискнул повторить попытку. Зубодер с ходу ударился о выступающий крупный камень, перевернулся в воздухе и пропал из виду, хрипло крича на лету.

— Теперь нам надо беречь свое здоровье и не допускать зубной боли, — предостерег всех Длинноногий, не сводя глаз с цепочки индейцев, вышагивающих напротив по отвесной стенке каньона.

18

Рейнджеры выкарабкались из каньона и обнаружили, что прерии, сколько видит глаз, почернели и еще дымятся. Кое-где небольшие кустарники, кактусы и крысиные норы еще горели. Валялись несколько погибших лошадей; дымились и тлели человеческие внутренности. Навзрыд плакал юный Томми Спенсер — ведь Дэклюзки был его единственным родственником. Пропали Черномазый Сэм и зубодер, падающая лошадь ударила в шею копытом Брогноли и повредила ему глаза. Голова у него как-то странно дергалась из стороны в сторону, а говорил он, то ли от страха, то ли из-за травмы так, что никто его не понимал.

Большая часть боеприпасов взорвалась, что немало удивило всех, ибо никто не слышал взрыва. По приблизительному подсчету пропало более двадцати человек, хотя стольких падающих вниз никто не видел. Утрата боеприпасов стала самой серьезной проблемой, у всех на глазах на запад отправились не менее пятидесяти индейцев, да в самом Санта-Фе находился многочисленный отряд. Все давали самую разную оценку этой ситуации, а Длинноногий Уэллейс только посмеивался.

— А меня не волнует проблема пуль, — говорил он. — Беда в том, что мы безлошадные, а вокруг нет воды. Мы можем сдохнуть от голода, прежде чем подстрелим какого-нибудь зверя.

Джеб, ирландский волкодав Калеба Кобба, который легко сбежал вниз по отвесной скале, так и застрял там, в каньоне. Он свернулся в клубок на маленьком выступе в сотне футов от края каньона. Выступ мог обломиться в любую минуту и покатиться вниз по отвесной скале.

— Я либо пристрелю его, либо спасу, — решил Калеб. — Есть ли добровольцы выручить пса? — громко спросил он.

Все молчали — предложение спускаться снова в каньон из-за собаки Калеба, которую никто, кроме него самого, не любил, — не очень-то прельщало.

— Того, кто спасет этого проклятого пса, сразу же произвожу в сержанты, — пообещал Калеб.

— Я пойду, — сразу же выскочил Гас. Произнося эти слова, он прежде всего думал о Кларе Форсайт.

Происшествие с собакой давало ему блестящую возможность обойти Калла в чине. А раз уж обойдет, то и всегда будет впереди. Если он вернется из похода сержантом, Клара, скорее всего, расцелует его. Капрал Калл тогда не будет уже таким серьезным соперником.

Калл удивился глупым словам приятеля. На крошечный выступ, где лежал пес, ступить было невозможно. Вокруг того места не росло ни кустика, ни деревца, не было ничего, за что можно было бы уцепиться. Вдобавок пес был довольно крупным.

— Гас, не делай глупостей, — предостерег Калл. — Ты загремишь вниз, как наш зубодер.

Но Гас уже закусил удила, одна лишь мысль о том, как будет гордиться им Клара, когда он вернется сержантом, будоражила его кровь. Между ним и собакой вытянулась отвесная стена, но он ведь уже был за краем каньона и вернулся оттуда невредимым. Нет никакого сомнения, что и на этот раз вернется живым.

— Пусть кто-нибудь спускает меня на веревке, если, конечно, не все веревки сгорели, — попросил он. — Для страховки этого будет достаточно.

Калл и Верзила Билл быстро стали ворошить стволами ружей тлеющие ковры и одеяла, лежащие в дымящемся фургоне. Нашлась тройка несгоревших, хотя местами и обуглившихся лошадиных вожжей. Калл внимательно, дюйм за дюймом, осмотрел вожжи, нет ли у них слабых мест, и ничего не обнаружил.

— Я все же считаю, что ты совершаешь глупость, — сказал он, тщательно связывая вожжи. Но даже связанные, вожжи оказались коротковаты. Каждый раз, когда он подходил к краю каньона и смотрел вниз, казалось, что собака отодвигается все дальше и дальше. Пес жалобно скулил. Он распростерся на выступе, спрятав голову в лапах. Хвост свесился в пропасть.

Шестеро рейнджеров с Каллом во главе взялись за конец вожжей и стали медленно спускать Гаса в каньон. Там, где росли кустики, он хватался за них. Калеб Кобб стоял у края каньона и наблюдал за операцией.

— Чтобы не бояться высоты, капрал, нужно смотреть не вниз, а прямо на скалу у себя перед носом, — поучал он.

Гас так и сделал. Он старательно не отводил глаз от отвесной стены перед собой, а спускался вниз осторожно, не более чем на фут за один раз. Но и не глядя вниз, он чувствовал, как захватывает дух. Край каньона вверху, казалось, находился совсем близко от неба. Рейнджеров, которые страховали его, спуская на вожжах, он не видел. Он знал, что они ребята надежные, но все равно чувствовал себя неуверенно, поскольку их не видел.

Вдруг Гас вспомнил про команчей, которые, как ему показалось, шли по воздуху. А что если они перебегут по дну каньона и нападут на него? Тогда рейнджеры бросят его — это уж как пить дать.

— Спускайте меня побыстрее, — попросил он. — Мне не терпится вернуться назад.

Когда до собаки оставалось футов пятнадцать, она начала поскуливать и царапать выступ. Пес понял, что Гас спускается, чтобы спасти его, но вожжи были коротковаты, а между Гасом и Джебом пролегла гладкая каменная стена. Гас чувствовал возрастающий страх. Если рейнджеры упустят страховочные вожжи или же если он поскользнется, пытаясь схватить собаку, тогда он сверзнется на сотни футов вниз и разобьется насмерть. Но ему так хотелось получить повышение и он так жаждал любви Клары, что все его страхи исчезли — их поглотило чувство, заставившее добровольно пойти на риск.

Кончились выступы, дальше он спускаться не мог, и он понял, что проиграл: вожжи оказались слишком короткими.

— Полковник, позовите его! — крикнул Гас. — Ниже мне не спуститься, может, он сам сможет немного подняться вверх.

Калеб Кобб позвал пса, и тот стал карабкаться вверх.

— Ко мне, Джеб! Ко мне! — кричал Калеб.

Собака предпринимала неимоверные усилия, карабкаясь по отвесной стене. Она сделала отчаянный рывок, и Гас сумел ухватить ее за толстый ошейник. Но пес оказался слишком тяжелым — он весил не меньше небольшого человека. Когда Гас попытался поднять собаку за ошейник. Калл чуть было не свалился в каньон, но Длинноногий вовремя схватил его за ремень и удержал.

Из-за тяжелой собаки Гас соскочил с последнего выступа, где можно было стоять. Он повис в воздухе, держа пса одной рукой за ошейник. Затем, к своему ужасу, он стал вращаться на вожжах, а они все туже затягивались на его талии. Вращался он под воздействием веса собаки. Через секунду-другую его перевернуло головой вниз, а ногами вверх.

— Тащи меня! Тащи! — заорал он.

Открыв глаза, он увидел, что все вокруг вертится. Перед ним мелькали то голая каменистая стена, то голубое небо. В момент очередного оборота к нему подлетели два ястреба-канюка, да так близко, что он даже ощутил, как трепещут в воздухе их крылья.

И вдруг, в одно мгновение, собака выскользнула из ошейника, да так быстро, что не успела даже тявкнуть. Гас все еще держал ошейник в руке, а худая собачья морда вдруг пропала. Пока рейнджеры затаскивали Гаса вверх, он продолжал крутиться в воздухе. Когда его вытащили и положили на спину на землю, он глянул на безбрежное небо и потерял сознание. Очнувшись, он увидел стоящих над ним Калла, Длинноногого и Верзилу Билла. В руке Гаса был крепко зажат собачий ошейник. Он встал и протянул ошейник Калебу Коббу, тот взял его с сердитым видом.

— Не будет тебе повышения, капрал, — промолвил Калеб. — Мне нужна была собака, а не ошейник.

С этими словами он медленно ушел.

— Радуйся хоть тому, что вернулся невредимым на твердую землю, — произнес Длинноногий.

— А я и радуюсь, все в порядке — я и вправду рад, — ответил Гас.

19

Выгоревшие прерии тянулись от каньона на добрые пять миль. Рейнджеры вынуждены были тесниться на маленьком пятачке целый день, поскольку в других местах тлеющая трава прожигала им сапоги.

— Какие-то наши лошади, должно быть, прорвались, — заметил Гас. — Сомневаюсь, чтобы все они сгорели.

— Тех, которые уцелели, увел Бизоний Горб, — охладил его Длинноногий. — Теперь нам следует полагаться лишь на собственные ноги. Я-то счастливчик — у меня они здоровые.

— А у меня нет, — с опаской произнес Джонни Картидж. — По сути дела, у меня всего лишь одна нога. Сколько же нам придется шагать, чтобы добраться до мексиканцев?

На этот вопрос никто ничего не ответил, ибо понятия не имел, что отвечать.

— Думаю, топать придется изрядно, — изрек Верзила Билл. — Так долго, что мы начнем подыхать от жажды, прежде чем наткнемся на ручей или речушку.

Некоторые рейнджеры присели на корточки и глядели на почерневшую от пожара равнину.

Серьезная угроза нависла над ними. Все только и думали о воде. Будь у них лошади, все равно в этих местах не так-то просто найти источники. Пешком они могут пройти всего несколько дней в поисках воды. Калеб Кобб никак не мог успокоиться, потеряв своего пса. Он сидел на краю каньона, свесив ноги в пропасть и болтая ими, и ни с кем не разговаривал. К нему опасались подходить, хотя и понимали, что он должен принимать решение как можно скорее. Они не могут сидеть на одном месте, без пищи и почти без воды. Кое у кого имелись фляжки, но у большинства их не было, поскольку они рассчитывали на кожаные бурдюки с водой, а те сгорели или полопались при пожаре.

Наконец, продумав целых три часа, Калеб встал.

— Вот что, все не так плохо, — произнес он и зашагал прямо на запад.

За ним медленно потянулись рейнджеры, боясь обжечься о тлеющую траву. На равнине там и сям тянулись тоненькие струйки дыма, поднимающиеся от тлеющих растений. Калл шел невдалеке от Калеба. Он увидел, как тот нагнулся и схватил обуглившуюся тушку кролика, неосторожно выскочившего из норы во время пожара. Калеб легко содрал с тушки обгорелую кожу и принялся поедать кроличье мясо прямо на ходу. Оглянувшись назад, он увидел, что Калл с удивлением смотрит на него.

— Теперь, капрал, мы не должны брезговать никакой пищей, — назидательно произнес Кобб. — Лучше поищи кролика и для себя.

Минут через десять Каллу на глаза попался другой поджарившийся кролик. Он поднял его за лапы и понес — пока не ощущал такого голода, чтобы немедленно приняться за еду. Гас, еще не оправившийся с перепуга, увидел, как его друг поднял с земли кролика.

— На кой черт тебе этот кролик? — спросил он.

— Чтобы съесть его, — объяснил Калл. — Полковник уже закусывает. Он говорит, что нам нужно теперь есть все, что попадется под руку. До стоящей жратвы нам еще шагать и шагать.

— Я предпочел бы найти что-нибудь повкуснее, чем этот проклятый кролик, — заявил Гас. — Может, мне посчастливится увидеть оленя или вилорогую антилопу, если только позорче смотреть.

— Лучше брать то, что попадется под руку, — настоятельно посоветовал Длинноногий. — Лично я высматриваю зажарившегося скунса. Мясо у него повкуснее кроличьего.

Чуть позднее они наткнулись на пять обгоревших лошадиных туш. По-видимому, кони хотели вместе пробиться сквозь стену огня и вместе погибли. Среди них лежал и маленький гнедой Калла — вспомнив, как эта лошадка тащила его через Бразос, Калл загрустил. А еще больше опечалился он, когда увидел, что обугленная земля заканчивается в ста ярдах от места, где лежали лошади. Если бы они бежали чуть быстрее или ветер задул в другую сторону, как знать, может, они и проскочили бы сквозь огонь.

— К чему нам уходить от этакой горы мяса? — спросил Чадраш.

На ногах он носил мокасины — поэтому переход через равнину, прожигающую жаром даже подметки сапог, стал для него хождением по мукам. Полпути Матильда несла его на себе, пока не выбилась из сил. Но Чадраш высоко держал голову, в то время, как на большинство рейнджеров утрата лошадей и угроза ужасной смерти на пожаре подействовали так удручающе, что они просто-напросто еле тащились, выбиваясь из сил, склонив головы и не думая ни о чем.

Калеб Кобб резко обернулся и вытащил большой нож.

— Да, ты прав, — сказал он. — Мы нарежем мяса, оно уже зажарено, в этом нам повезло, поскольку повар погиб.

Он оглядел измученных людей и улыбнулся.

— Теперь, ребята, пусть каждый позаботится о себе, — продолжал он. — Отрезайте столько мяса, сколько сможете унести, и отправимся дальше.

Калл оттяпал изрядный кусок от задней ноги, но не своего коня, а другой лошади. Гас тоже нарезал себе немного мяса от мерина, но ему явно не хотелось заниматься этим.

— Лучше делай, что приказал полковник, — предупредил его Калл. — А то потом станешь выпрашивать у меня жратву.

— Не стану, — ответил Гас. — Я думаю, как подстрелить оленя.

— Почему ты считаешь, что сможешь его подстрелить? Ты что, видел здесь оленей? — заметил Калл. — Здесь открытая местность. Да не успеешь ты подкрасться на расстояние выстрела, А олень уже удерет.

— Слишком ты беспокоишься обо мне, — огрызнулся Гас.

В данную минуту он о мясе не думал. Из головы у него не выходила мысль о предательстве Калеба Кобба, отказавшегося повысить его в звании. Он ведь полез в каньон и рисковал жизнью. А что если бы с него сорвался ремень, как ошейник с собаки? Тогда он разбился бы, и все ради спасения пса. Нет, так командовать нельзя, решил Гас. Он же единственный из отряда добровольно согласился лезть в каньон — да за один этот подвиг он заслуживает повышения. Да, он гордился, получив капрала, но теперь этого чина ему маловато, учитывая все трудности, которые пришлось преодолевать.

Пока он думал о трудностях, в голову закралась ужасная мысль. Теперь их отряд находится на открытой равнине, продираясь сквозь густую, по пояс, траву. Каньон остался позади в нескольких милях. А где теперь команчи — никто не знал. Пока рейнджеры с трудом пробирались по траве, индейцы вполне могли обойти их. Теперь, если они снова подожгут траву, поблизости нет каньона, где можно было бы спрятаться от огня. И лошадей у них больше нет, хотя даже на лошадях нельзя убежать от пожара.

— А что если они устроят еще один пожар, Вудроу? — спросил Гас. — Мы же зажаримся, как кролик, которого ты несешь.

Калл продолжал упорно идти. То, о чем говорил сейчас Гас, было сушей правдой. Если индейцы опять подожгут траву, все они погибнут. Это было так ясно, что даже не требовало обсуждения. Он полагал, что Гасу в данной ситуации лучше помалкивать и не думать о жратве или о водных источниках.

— Тебя этот вопрос не волнует? — напрямую спросил Гас.

— Ты слишком много думаешь, — ответил Калл. — И думаешь о чем не следовало бы. Я считал, что ты хочешь стать рейнджером, пока не повстречался с той девушкой. А теперь вижу, что тебе вообще больше по душе возиться в магазине с мануфактурой и готовой одеждой.

Гасу не понравились рассуждения друга, и он раздраженно проговорил:

— Я думаю не о каких-то девках, а про то, как бы нам не зажариться.

— Служба рейнджера как раз и подразумевает, что ты можешь умереть в любой день, — напомнил ему Калл. — Если тебе не хочется рисковать, тогда завязывай с ней.

В этот момент прямо перед ними из высокой травы выскочила вилорогая антилопа. Гас нес свое ружье, перекинув ремень на плечо и держа его дулом вниз. Пока он снимал ружье с плеча, антилопа уже успела удрать на порядочное расстояние, и Гас промахнулся. Калл поднял было свое ружье, но увидел, что Гас загораживает цель. Пока он отбегал в сторону и снова прицеливался, антилопа убежала так далеко, что не стоило и стрелять. Чадраш, видя все происходившее, сильно разозлился.

— Тебе не надо было стрелять, — в сердцах сказал он. — Тебя надо было огреть как следует этим ружьем по башке.

— Что делать, она бегает очень уж быстро, — запинаясь, оправдывался Гас.

А кто считал, что антилопа бегает медленно? Весь отряд с укоризной смотрел на него, будто вкусное животное сумело удрать исключительно по его вине.

И все же произошедший инцидент расшевелил Длинноногого, а за ним и Чадраша. Старый следопыт снова взял свое длинное ружье, которое хранилось у Матильды.

— Эта маленькая овечка еще не доросла, — пояснил Длинноногий. — Сомневаюсь, чтобы она отбежала больше чем на милю. Если мы пойдем налегке, то может и подстрелим ее.

— Может и подстрелим, — подтвердил Чадраш. — Пошли.

И оба разведчика ушли. Калеб Кобб, шагая без оглядки, вырвался далеко вперед, поэтому не знал, что происходит в отряде, пока не решил, что настало время готовиться к ночлегу. Выстрел он слышал, но подумал, что кто-то пальнул ради развлечения. Вернувшись в отряд и узнав, что оба следопыта отправились охотиться на антилопу, он не на шутку рассердился.

— Так, значит, оба они кинулись за детенышем антилопы? — бушевал он. — Это же такая глупость, особенно когда у нас вдосталь жареной конины, чтобы набивать себе животы.

Солнце медленно садилось за далекий западный горизонт, быстро надвигались мрачные сумерки. Матильда Робертс нервно ходила взад-вперед. Она упрекала себя за то, что не отговорила Чадраша от погони за антилопой. Длинноногий — тот помоложе, он догнал бы животное и один. В полночь весь лагерь уже считал, что разведчики пропали. Матильда рыдала навзрыд. Все думали о рыскающих вокруг индейцах, они запросто могли поймать следопытов и подвергнуть их самым зверским пыткам. Гас все время вспоминал о том, как он неудачно выстрелил и промахнулся. Если бы его ружье не висело на ремне на плече, а было бы наготове в руках, разве он не подстрелил бы антилопу? От всех этих пустопорожних мыслей теперь проку было мало, — делу ими не поможешь. Антилопа ускакала, а с ней пропали и оба разведчика.

— Может, они устроили привал и теперь готовятся ко сну? — предположил Верзила Билл. — Днем и то нелегко найти обратный путь в лагерь на этой проклятой равнине, что же тогда говорить про ночное время.

— Чадраш никогда не заблудится, хоть днем, хоть ночью, — возразила Матильда. — Он в любом месте найдет верный путь. Он был бы уже здесь, если бы не погиб. — И она опять горько зарыдала. — Он мертв, мертв — я уверена, уверена, — всхлипывая, твердила она. — Этот проклятый горбун добрался и до него.

— Если он не погиб, я застрелю его или же одного Уэллейса, — угрожал Калеб. — Я потерял в один день собаку и обоих разведчиков. Просто головоломка, зачем за детенышем погнались сразу два следопыта.

— Повторите снова, я не понял, — сказал Верзила Билл.

Рядом с ним сидел Брогноли, у которого так и продолжала дергаться голова, а глаза оставались пустыми. Иногда, когда голова у него не дергалась, она как-то странно крутилась на шее.

— Просто головоломка, — повторил Калеб. — Мне как-то пришлось побывать в Гарвардском университете, и я запомнил это мудреное слово.

— А что оно означает, сэр? — поинтересовался Калл.

— Думаю, это латинское слово, — предположил Гас.

Одна из его сестер пыталась научить его латыни и ему очень хотелось удивить Калеба Кобба своей образованностью — может, тогда он все же произведет его в сержанты.

— Разве ты ученый человек? — спросил его Калеб.

— Какое там! Просто я подумал, что это латинское слово — я брал уроки этого языка, — ответил Гас. Тут он соврал. Был всего один получасовой урок, после которого он навсегда прекратил учить латынь.

— Я слышал это слово в Бостоне, а в этом городе по-латыни не говорят, — заметил Калеб. — Головоломка — это такое слово, до которого тебе и не допереть. Оно означает, что я не могу догадаться, зачем это за одной маленькой антилопой помчались сразу два следопыта.

— Уходить из лагеря лучше вдвоем, чем в одиночку, — заметил Верзила Билл. — Я, к примеру, вообще не желаю отлучаться без сопровождающего, который знает, как вернуться назад.

— Если Чад не погиб, тогда он ушел от нас, — решила Матильда. — Он говорил, что так или иначе он все же удерет от нас.

— Чего ради он станет удирать? — удивился Калеб. — Мы находимся на возвышенной равнине. Тут столько удивительного.

— Удрал, взял да удрал, — твердила Матильда — Догадываюсь, что удрал и бросил меня.

Матильда снова не выдержала и разрыдалась. Поплакав некоторое время, она принялась вопить. Все ее грузное тело сотрясалось, она вопила так истошно и громко, будто пыталась вывернуть наизнанку все свое нутро. В тишине пустынных прерий ее вопли разносились далеко окрест. От них мужчинам становилось не по себе — казалось, что среди рейнджеров воет одинокая волчица. Никто не понимал, почему она так переживает. Ведь Чадраш ушел подстрелить антилопу, а Матильда ревет и воет, будто он и впрямь покинул ее.

Многие рейнджеры отходили подальше, не желая слушать ее вопли. Как-никак она все же была проститутка. Никто не просил ее приклеиваться к старому Чадрашу. Он был горец, а горцы рождены для бродяжничества в одиночку.

Некоторые надеялись, что теперь Матильда снова займется проституцией — им предстоит еще долго шагать и шагать, и Матильда могла бы внести разнообразие в монотонность пешего перехода. Но другие, и Верзила Билл в их числе, слыша ее рыдания, придерживались иного мнения. Женщина вопила, словно дикий зверь, и не просто зверь, а напуганный. Теперь трахаться с ней — дело опасное. К тому же Чадраш, может, вовсе и не удрал. Он явится в самый неподходящий момент и тогда задаст обидчику жару.

Калеба Кобба вопли Матильды не трогали. Он поглощал здоровенный кусок конины, изредка поглядывая на рыдающую женщину. Его удивляло, что ее вопли сильно разжалобили рейнджеров. Они столкнулись с любовью, со всей ее таинственностью, и им это не нравилось. Шлюха влюбилась в старого горца. Никто не ожидал такого оборота, но он все же случился. Из-за этого здоровые мужики лишились покоя — подобное событие вовсе не было необходимым, а скорее неестественным. Теперь даже мысль о команчах не так тревожила их. Команчи проделывали то, чего от них ждали, то есть убивали белых людей. Это означало войну не на жизнь, а на смерть, но здесь хоть была уверенность, что так и должно быть. А тут на тебе — какая-то баба воет, словно волчица. Какой же толк от всего этого?

— Любовь — это страшная цена, которую приходится платить за общение с партнером, не так ли, Матти? — произнес Калеб. — Сам я нипочем не платил бы. Лучше уж быть без партнерши.

Мало-помалу вымотавшиеся рейнджеры засыпали один за другим. Гасу захотелось перекинуться в картишки, редкая ночь проходила без того, чтобы его не одолевал зуд к карточной игре. Но сейчас все от него отворачивались. Никто не хотел играть в карты просто так, а расплачиваться было нечем, да вдобавок все хотели пить. К чему играть в карты, когда Бизоний Горб и его воины того и гляди набросятся на них, а Джонни Картидж говорил, что их много.

— Бросьте вы, нет их поблизости, почему бы нам не сыграть? — вопрошал Гас, раздраженный тем, что его друзья на сей раз оказались такими сонями.

Ему даже не отвечали. Его просто не замечали. Рыдания Матти постепенно стихали, в лагере слышалось лишь шуршание карт — это Гас тасовал и перетасовывал колоду.

Калл заступил в дозор — он отошел от лагеря немного в сторону и затаился. Он предпочитал оставаться по ночам в одиночестве, обдумывая все произошедшее за день, если, разумеется, что-то происходило. Вполне может статься, что настанет день, когда придется принимать командование отрядом. Он жаждал учиться, но не было учителей. Это был его второй поход в качестве рейнджера, и оба похода организовывались из рук вон плохо. При всех стычках с индейцами те неизменно побеждали рейнджеров, так что при такой раскладке надеяться можно было лишь на слепую удачу.

Калла не могло не интересовать все это. Калеб Кобб что-то говорил про Гарвардский университет, а майор Шевалье даже учился в военном училище в Уэст-Пойнте. О Гарвардском университете Калл слышал мало, но вот про Уэст-Пойнт он знал кое-что, знал, что там готовят генералов и полковников. Но если выпускники этого училища получали такую хорошую подготовку, почему же они так плохо планируют боевые операции? Тут что-то не так, и все это вызывает беспокойство. Сейчас они находятся в самом центре огромной равнины, а никто, похоже, толком не знает, куда они идут и что нужно делать, чтобы уцелеть в сложившейся ситуации. Никто не знал, как следует организовать поиски доброкачественной воды или какие растения съедобны, если придется их есть. Конечно, можно было бы положиться на охотничьи трофеи, но где она, эта охота, и будет ли она вообще? Даже старый Джизес, кузнец-мексиканец из Сан-Антонио, и тот знал больше про всякие растения, нежели любой из рейнджеров отряда — ну, может, поменьше разве только погибшего Сэма.

Совершенно неправильно допускать, чтобы только двое из всего отряда понимали, что необходимо делать ради спасения рейнджеров. Сэм знал кое-что о том, как вылечивать людей, но он упал в пропасть и разбился, а никто даже не удосужился порасспросить его, как лечить разные раны. Рыдания Матильды хоть и тревожили Калла, но не так сильно, как других парней из отряда. Видимо, она перестанет плакать, когда вконец измотается, а на следующий день, проснувшись, совсем придет в себя. Калу нравилась Матильда: она не однажды оказывала ему помощь. Тот факт, что она влюбилась в Чадраша и прикипела к нему, Калл считал делом, его не касающимся. Люди вольны любить, кого пожелают. Такое отношение вполне объяснимо и простительно, но вот что непростительно, по его мнению, так это снаряжать без должной подготовки длительную и опасную экспедицию. Он твердо решил, что если ему когда-нибудь поручат командовать рейнджерами, он позаботится о том, чтобы каждый человек под его командованием получил бы соответствующую подготовку и точные указания, чтобы у всех были неплохие шансы на спасение, если погибнет командир.

Калл любил стоять на посту часовым. Теперь, когда не стало лошадей, которых можно воровать, индейцам больше не было необходимости шастать поблизости, разве только чтобы убивать рейнджеров. Он не видел причин, ради которых они отважились бы на прямое нападение. У отряда не было воды и оставалось мало пиши. Ему предстояло пройти еще несколько сот миль, а никто толком не знал пути. Команчам не было никакого резона рисковать своей жизнью, чтобы уничтожить рейнджеров. За них это дело сделает местная природа.

Каллу нравилось сидеть в стороне от лагерной стоянки и вслушиваться в ночные звуки, доносившиеся из прерий. Вот завыли койоты, а другие завыли в ответ. Иногда он слышал, как скребутся и шуршат разные мелкие зверушки, шелестят крыльями пролетающие вверху ночные птицы, ястребы и совы. Бывали моменты, когда Каллу хотелось стать на несколько дней индейцем или хотя бы подружиться с каким-нибудь из них, который научил бы его индейским премудростям. Команчи за пару ночей украли тридцать лошадей из строго охраняемого места. Он не прочь был бы сам пойти на такое дело с конокрадами, чтобы посмотреть, как они все это проделывают. Ему хотелось знать, как они умудряются проскользнуть в табун и даже не потревожить лошадей. Он желал выяснить, как они крадут лошадей, и при этом их никто не видит и не слышит.

Тем не менее Калл понимал, что ни один индеец не придет к нему и не станет его обучать; поэтому остается лишь наблюдать за всем и наматывать себе на ус. Его раздражало поведение Гаса Маккрае, который слишком мало интересовался навыками, столь необходимыми для рейнджерской службы. Гас думал лишь о проститутках, картах и той девке с оптового склада в Остине. Если бы Гас нес ружье как положено, он убил бы антилопу, а отряд не потерял бы сразу обоих разведчиков.

Ночь прошла спокойно, а перед рассветом Калл расслабился и на минутку смежил веки. Хоть ему и показалось, что он вздремнул всего минутку, разбудили его довольно грубо. Кто-то резко дернул его за волосы, запрокинул голову и провел пальцем по горлу.

— Говорят, что когда нож перерезает тебе глотку, ты ничего не чувствуешь, — произнес Длинноногий. — Если бы вместо меня был команч, ты уже валялся бы мертвым.

Калл готов был от стыда провалиться сквозь землю. Его застигли спящим на посту. Начинало светать. Чуть позади Длинноногого он увидел Чадраша. Старый следопыт держал под уздцы трех лошадей.

— Мы нашли трех лошадок, — объяснил Длинноногий. — Думаю, им повезло — они отыскали узенький проход в море огня.

— А мы считали, что вы уже погибли, — сказал Калл. — Матти очень убивалась по Чаду.

— С Чадом все в порядке, он хочет пойти поискать еще лошадей, — заметил Длинноногий. — На трех клячах наше войско не довезешь до Нью-Мексико.

Калеб Кобб оказал вернувшимся разведчикам холодный прием. Ночью по нему ползали гремучие змеи и мешали спать. Он дал волю своему вспыльчивому характеру и не думал его сдерживать.

— Никто не приказывал вам гоняться за этой антилопой, — бушевал он. — А раз уж вы ушли, то где мясо? Будь у меня кандалы, я немедленно заковал бы вас обоих.

Тушка маленькой антилопы лежала на спине пойманной лошади. Чадраш снял ее и положил к ногам Калеба. Тот так и кипел от злости, Длинноногий Уэллейс злился еще сильнее. Немногие рейнджеры видели Длинноногого в таком состоянии, но те, кто увидел, постарались отойти подальше. Лицо у него налилось кровью, в глазах сверкали молнии, когда он стоял перед Калебом Коббом.

— Думаю, тебе не удастся заковать меня в проклятые кандалы. — загремел он. — Меня не закуешь — ни ты, ни кто другой. И никакой ты вовсе не полковник, — добавил он. — Ты никто иной, как сухопутный пират. Тебя изгнали с моря, так теперь ты намерен пиратствовать в Санта-Фе. Я больше не буду слушать твои приказы, мистер Кобб, да и Чадраш тоже.

Калеб невозмутимо встал и вынул из ножен огромный нож.

— Давай сразимся, — вызвал он Длинноногого. — Посмотрим, как прочно ты будешь скован, когда я перережу твою проклятую глотку.

Длинноногий тоже мгновенно выхватил нож; он был готов рубиться с Калебом Коббом, но не успела начаться схватка, как между ними встал старый Чадраш. Он выхватил у Гаса оба его пистолета и направил их на дуэлянтов.

— Никакой рубки, — предупредил он.

Пистолеты он нацелил прямо им в грудь. Поступок Чадраша был таким неожиданным, что Калеб и Длинноногий даже затряслись от злости.

— Ну вы, проклятое дурачье! — выругался Чадраш. — У нас на счету каждый человек, но если произойдет убийство, то и я не остановлюсь перед убийством.

Калеб и Длинноногий вложили ножи в чехлы — у обоих был глуповатый вид, но угроза схватки еще не прошла окончательно.

— Лучше поберечь себя для стычки с команчами, — сказал Чадраш, возвращая Гасу пистолеты.

— Хорошо, — согласился Калеб. — Но я не потерплю бунта и буду все-таки отдавать приказы, Уэллейс.

— Тогда отдавай их потолковее, — проговорил Длинноногий. — Я не намерен зря терять время на твои дурацкие приказы.

Продираясь целых пять миль по высокой, покрытой сажей траве, рейнджеры стали черными по пояс. Вода во всех флягах кончилась, и они испытывали жгучую жажду, хотя было только раннее утро и довольно прохладно. Длинноногий и Чадраш, преследуя антилопу, источников воды нигде не заметили. Борода у Чадраша покраснела, поскольку он перерезал у лани горло и выпил немного крови.

— Интересно, а кто возьмет себе лошадей? — спросил Гас. — По-моему, одну следует передать Джонни — ведь он хромает и не может угнаться за нами.

И в самом деле, ходить по высокой горячей траве было сущей мукой для Джонни Картиджа. Во время перехода он валился с ног позади отряда через каждый час. Он знал, что может стать легкой добычей для команчей, и старался изо всех сил не отставать от отряда. Из-за этого он совсем ослабел, поэтому просто-напросто ложился и засылал где-нибудь сбоку от отряда. Калл, когда стоял в дозоре, нередко слышал его тяжелый храп.

— Может, найдутся еще лошади, уцелевшие от пожара? — предположил Гас.

Калл ничего не ответил. Одна-две лошади проблемы не решили бы. Взошло солнце, ярко осветило равнину далеко к западу и северу. На самом дальнем краю ее над горизонтом вытянулись легкие облачка. Равнина была абсолютно пустой. Калл не видел на ней ни животных, ни деревьев, ни речушек, ни индейцев — вообще ничего.

— А кто, по-твоему, победил бы, если бы Калеб и Длинноногий сцепились? — спросил Гас у Калла.

— Победил бы Чадраш, — ответил тот. — Он убил бы их обоих.

— Я не это имел в виду, — сказал Гас, но Калл уже повернулся и пошел прочь.

Верзила Билл принялся готовить антилопу — вкусно запахло жареным мясом Он хотел нарезать его на полоски, а потом уже дожаривать. Маленькая антилопа не могла далеко убежать, когда ее жаждали столько голодных ртов.

— Сегодня ружье носи как положено, — предупредил Калл Гаса, когда они снова отправились в путь. — Может, увидим другую антилопу, тогда уж промаха допускать никак нельзя.

— Будь уверен, в следующий раз не промахнусь, — заверил Гас.

20

На следующий день нашлись еще четыре лошади. Две получили серьезные ожоги, но две оказались в порядке. Калеб пристрелил обожженных, мясо их засушили на солнце. Днем рейнджеры наткнулись на крохотную впадинку на равнине, забитую илом и грязью. На самом дне ее оказалось немного вонючей воды. Во впадинку набилось полным-полно лягушек и головастиков, но рейнджеры не побрезговали, с жадностью набросились на покрытую зеленью воду. Кое-кого тут же начало рвать. Хоть они и мучились от жажды, тем не менее удержать воду в желудке не смогли.

На следующее утро Калеб принял решение разделить отряд.

— Капрал Калл и капрал Маккрае могут отправляться с тобой, Уэллейс, — распорядился он. — Берите трех лошадей и постарайтесь добраться до какого-нибудь поселения. Скачите день и ночь, но давайте отдохнуть лошадям каждые три часа. Ищите селение, называемое Антон-Чико, его нужно найти в первую очередь.

— А кому отдать оставшихся лошадей? — поинтересовался Верзила Билл.

— Одну возьму я, а другую — Чадраш, — решил Калеб. — Мы будем двигаться параллельным курсом и кто-то непременно наткнется на воду.

— А если не наткнемся? — поинтересовался Джонни.

— Тогда будем молиться, — ответил ему Калеб — Бог смилуется и пошлет грозу с проливным дождем

Калл и Гас не думали, что им придется откалываться от отряда Оба они крепко подружились с Джимми Твидом, который сохранил веселый нрав, несмотря на все обрушившиеся напасти. Когда Верзила Билл и Черныш Слайделл пели по вечерам, Джимми всегда подпевал им. Томми Спенсер, самый молодой из миссурийцев, сидел и слушал Джонни Картидж ходил и хныкал, что нет возможности вылить как следует. Его преследовали ночные кошмары, поэтому он всегда напивался до того, как они начнутся. Эти молодые ребята составляли дружную кучку внутри отряда, от них было тяжело уезжать. Гас хотел, чтобы и Матильда присоединилась к их компании — когда ему было тошно на душе, она успокаивала его и относилась чисто по-матерински. Поэтому он не понимал, с какой стати одному старому Чадрашу достается вся ее забота.

— Если вас захватят в плен мексиканцы, сохраняйте спокойствие, — наставлял их перед отъездом Калеб.

— Сохранять спокойствие насчет чего? — не понял Длинноногий.

— Не трепаться им про нашу численность, — пояснил далее Калеб. — Пусть думают, что нас здесь тысячи.

Длинноногий посмотрел на почерневших, измученных людей, многие из которых так страдали от жажды, что у них распухли языки.

— Я не буду хвастаться, что у нас могучее войско, — сказал он. — Половина из нас, может, умрет, пока мы найдем кого-нибудь, кто нас выслушает.

Он отъехал немного на запад, а затем повернул лошадь назад.

— Может статься, что единственным способом выжить будет сдача в плен, — предположил он. — Если бы я мог захватить вас в плен, то сделал бы это прямо сейчас.

Сказав эти слова, он повернулся и поскакал на северо-запад Гас и Калл махнули на прощание Верзиле Биллу и всем остальным и поскакали вслед за Длинноногим. По мере продвижения им казалось, что просторы впереди ширятся и становятся более пустынными. Проскакав несколько минут, Гас оглянулся, чтобы в последний раз посмотреть на отряд, и увидел, что тот исчез. Его поглотила огромная равнина. Она казалась однообразной и ровной, но если повнимательнее присмотреться, можно было заметить множество неглубоких впадин и пологих пригорков. Гас старался не сбиваться с прямого пути. Ему вовсе не хотелось отстать и заблудиться. Небо было таким глубоким и просторным, что он терял ориентировку. Даже когда он смотрел прямо на солнце, все равно не чувствовал уверенности, что знает, в какую сторону надо держать направление.

Они проскакали целых шесть часов и не заметили никакого движения, лишь шевелилась трава, да вдалеке промелькнули один-два кролика. Калл чувствовал себя нарушителем, вторгшимся в чужие владения. Он понимал, что находится в чужой стране, и не знал, где кончается Техас и начинается Нью-Мексико. Но здесь простирались земли и не техасцев и не нъю-мексиканцев — он вторгся на земли команчей. Наблюдая за ними, когда они гуськом пересекали каньон, он понял, что команчи являются хозяевами своих земель и знают их так глубоко и досконально, что рейнджерам никогда не достичь их опыта и знаний. Ни одна лошадь под команчами и ни один команч ни разу не упали и даже не споткнулись, когда пересекали каньон по гладким скалам. Пешие же рейнджеры цеплялись за кустики и траву, когда спускались с края каньона, спасаясь от пожара, и тем не менее несколько из них упали и разбились насмерть. Индейцы могли то, что белым нипочем не сделать.

Он поделился своими мыслями с Длинноногим, тот неопределенно пожал плечами и ответил:

— Довольно скоро мы будем вне их досягаемости. Мы движемся к землям апачей, а может, уже скачем по ним. Они, конечно же, ничуть не лучше, но у них не так много лошадей, поэтому они передвигаются медленнее команчей. Большинство апачей — это пешие индейцы.

— Ну и хорошо. В таком случае, полагаю, что всегда обгоню их, — хвастливо заявил Гас. — Это я сумею, если замечу их раньше, чем они проткнут меня копьем или зарежут ножом, или еще как-то укокошат. Я проворный.

— Да ты их и не увидишь, пока тебя не проткнут копьем, — осадил его Длинноногий. — Апачи маскируются еще лучше команчей, а это уже говорит о многом. Апач может спрятаться даже под коровьем дерьмом, если больше ничего нет.

Через минуту-другую они заметили пятнышко на горизонте. Казалось, оно даже не двигалось. Длинноногий подумал, что это, возможно, фургон или повозка. Калл не видел ничего и почувствовал раздражение от того, что у него глаза плохо видят. Почему они не видят так же далеко и зорко, как у других людей?

Гас, чьим острым зрением гордился весь отряд, не согласился с тем, что точка — это повозка. Посмотрев туда пристальнее, он заметил, что точка вроде как пляшет. Иногда она как бы делилась на две и даже три точки, но на повозку не походила никак.

— Нет, если это повозка, тогда были бы мулы или лошади, — доказывал Калл. — Или люди. Но там не видно ни мулов, ни лошадей, не вижу я и людей.

— А может, это просто груда земли? — предположил Длинноногий. — Я слышал, что в Нью-Мексико можно наткнуться на груды земли, выпершие из недр. Полагаю, это одна из них.

Но подъехав на милю или две, Гас увидел, что пятно движется. Груда земли, конечно, может выпирать, но двигаться она никак не может. Он помчался галопом вперед, стремясь первым определить, что это такое, и определил: это бродил отбившийся от стада бык-бизон.

— Ну вот, теперь и мясо появилось, давайте убьем его, — сказал Длинноногий, вытаскивая ружье.

Не успел он договорить, как бизон заметил, что они приближаются, и стал неуклюже пятиться назад. На первый взгляд, он отходил довольно медленно, и Калл подумал, что успеет подскочить к нему через минуту-другую, но ошибся. Бизон казался медлительным, но и лошади продвигались к нему не быстрее. Они давно не паслись, отощали и вымотались. Даже если бы они мчались во весь опор, все равно вряд ли догнали бизона. Они скакали за ним почти три мили, чтобы приблизиться на расстояние ружейного выстрела. И лишь когда до бизона осталось ярдов тридцать, выстрелили, затем перезарядили ружья и опять выстрелили, потом еще раз. Но бизон не упал, не остановился и даже не пошатнулся. Он продолжал бежать в том же быстром темпе, бежать и бежать по пустынной равнине.

— Ребята, нам лучше остановиться, — предложил Длинноногий после третьего залпа. — Так мы лишь без толку загоним лошадей. Мы влепили в бизона уже пятнадцать пуль, а он даже не замедлил бега.

— Почему же эта проклятая скотина не падает? — воскликнул Гас, сильно расстроившись.

Упрямство бизона-одиночки здорово разозлило его. По всем законам охоты он давно должен был упасть. Целых пятнадцать пуль, да они убьют кого хочешь — даже слона, да что слона — кита. Бизон был не очень крупный. Он должен был упасть, но упорно не падал. Гасу казалось, что в Техасе все происходит не так, как надо. Индейцы внезапно возникают прямо на голой земле или появляются на склонах гор, маскируясь под горных козлов. Змеи ползают в постелях у людей, колючки у кустарников, если на них наткнуться, окажутся такими же ядовитыми, как и гремучие змеи. По его мнению, все эти ненормальности вызывают раздражение и злость. Нет, надо поскорее возвращаться обратно в Теннесси, где люди и звери ведут себя нормально.

Но они сейчас не в Теннесси. Они скачут по пустынной равнине, преследуя медлительное коричневое животное, которое по всем законам природы давно должно быть убитым. Решив раз и навсегда покончить с этим бизоном, Гас пришпорил своего усталого коня, тот сделал отчаянный рывок и подскочил прямо к упрямцу. Гас выстрелил, держа дуло ружья всего в каком-то футе от выпиравших ребер бизона, но тот все равно продолжал бежать. Гас натянул поводья — лошадь вздыбилась и зашаталась — и выстрелил снова, но бизон не останавливался.

— Тпру, стой! — крикнул Длинноногий. — Кончай скачку, а то мы угробим лошадей!

Гас задержался немного, поточнее прицелился и опять выстрелил — теперь он вроде попал в самое сердце бизона, но тот просто сбился с ноги и снова припустился бежать.

— Видимо, это заколдованный бизон, — проговорил Длинноногий, слезая с усталой лошади, чтобы дать ей отдохнуть.

— Что ты сказал? — не понял Гас. Он никогда не слышал про заколдованных бизонов.

— Видимо, тот горбун заколдовал его, — ответил Длинноногий. — В него попало двадцать пять пуль, а может, и все тридцать. Если он не заколдованный бизон, то мы уже давно бы лакомились его печенью. Индейцы — они горазды на всякое колдовство, — добавил он. — Они в этом намного превосходят белые народы. Бизоний Горб — он военный вождь, но у него в племени есть довольно сильные колдуны. Думаю, он нарочно навел на нас этого бизона, чтобы мы израсходовали на него все патроны.

— Как же он может вытворять такое? — удивился Гас, весьма пораженный таким разъяснением.

— Путем заклинаний и магических плясок, — объяснил Длинноногий. — Вот таким образом.

— Не верится, — усомнился Калл. — Просто мы, видимо, не попали куда следует.

— Нет, влепили мы ему здорово, — не согласился с ним Гас. — Ведь стреляли тридцать раз.

— Ну и что ж, что стреляли? Но попали не туда, — настаивал на своем Калл.

Только он произнес эти слова, как лошадь под Гасом рухнула. Она грохнулась на землю, закатила глаза, поджилки у нее тряслись.

— Поднимай ее! Поднимай! — закричал Длинноногий. — Поднимай! А то умрет!

Гас принялся дергать за поводья, но конь лишь слегка поднимал голову.

Тогда Калл схватил коня за хвост, а Длинноногий стал пинать ногами по бокам и кричать на него, но из этого ничего не вышло. Лошадь даже не пыталась встать на ноги, троим рейнджерам с большим трудом удалось поднять ее, но ноги у нее разъехались в разные стороны и она снова тяжело рухнула.

— Бросай с ней возиться, жить она не будет, — сказал Длинноногий. — Надо было раньше думать да кончать погоню. Нам здорово повезет, если нас всех троих теперь не перебьют.

Бизон пробежал еще ярдов пятьсот и остановился. Он не упал, но все же остановился. Гас ощутил, как внутри у него нарастает бешенство. Еще бы — из-за этого проклятого бизона он лишился лошади и теперь будет топать до самого Санта-Фе на своих двоих.

— Если меня должны убить, то прежде я сам убью эту проклятую скотину, — произнес он, хватаясь за ружье и подсумок с патронами.

— Ну если это заколдованный бизон, тебе нипочем не убить его, а вот он тебя угробит, — стал отговаривать его Длинноногий. — Лучше всего для нас оставить заколдованного бизона в покое.

— Он, когда психует, не слушает никого, — заметил Калл.

Он снял со спины сдохшей лошади скатку постельных принадлежностей и протянул ее Гасу. Тот же быстро устремился вперед, решив подойти вплотную к раненому бизону и вышибить у него мозги. Он все еще не верил, что индейский колдун может заклинаниями и плясками заколдовать бизона и уберечь его от смерти. Ну а если Длинноногий верит в такую глупость, то и черт с ним — пусть верит, если ему так хочется.

И тем не менее, когда он подошел к бизону, тот повернулся и зафыркал. Он опустил голову, нацелил рога и принялся рыть копытами землю. Из его ноздрей брызгала кровавая пена, но других признаков того, что тридцать пуль серьезно ослабили его силу, не наблюдалось. Бизон не только не сдох, а наоборот, проявлял намерение сразиться.

Гас встал на колено, тщательно прицелился и всадил пулю точно в то место, где, как он считал, у животного должно быть сердце. До бизона было всего каких-то двадцать ярдов. С такого расстояния промахнуться никак нельзя. Гас выстрелил еще раз, чуть повыше, но опять безрезультатно.

— Брось его — мы понапрасну тратим патроны, — опять предостерег его Длинноногий. — Нам нужно поберечь их для мексиканцев.

— Если будем так идти, то никогда не доедем до них, — заметил Калл.

Он уже разуверился в том, что они смогут найти верный путь через равнину. Она слишком огромна, а карты у них нет. Длинноногий признал, что понятия не имеет, где в Нью-Мексико расположены поселения или на каком расстоянии от них они сейчас находятся.

Не успел Калл что-либо сказать, как Гас, бросив ружье на землю, вытащил свой нож.

— Ружьишко слабовато — должно быть, пули при такой дистанции теряют убойную силу, — промолвил он. — Я убью эту проклятую тварь вот этим ножом, если нет другого способа.

Он подбежал к бизону и начал всаживать нож ему в бок, а животное даже не предприняло попытки бежать или защищаться. Оно просто стояло на месте, опустив косматую голову и выдувая кровавую пену из раздутых ноздрей.

— Боже мой, он все же собрался прикончить бизона, давай-ка поможем ему! — воскликнул Длинноногий, обнажая клинок. Он присоединился к Гасу и всадил нож в горло бизона. Калл подумал, что они оба сошли с ума. Их здесь всего трое; такое количество бизоньего мяса им никогда не съесть, даже если они и убьют его. Но для Длинноногого и Гаса заколдованное животное стало своего рода испытанием. Оба они уже не могли думать ни о чем, только о том, как убить эту рогатую скотину. Если они не прикончат ее, то не смогут идти дальше. Если не сумеют угрохать, то им никогда не добраться до поселений.

Теперь и Калл вытащил нож и подскочил к зверю с другой стороны. Бизонья шея — короткая и толстая, но Калл знал, что где-то в ней должна быть крупная вена. Если перерезать ее, бизон в конце концов умрет, как бы сильно ни заколдовали его команчи и как бы исступленно они не плясали вокруг него.

Он воткнул нож и пустил ему кровь, такой же прием проделали Гас и Длинноногий — они втыкали, втыкали свои клинки, пока не устали поднимать их и пока все трое не забрызгались с головы до ног бизоньей кровью. Наконец, покраснев от натуги и задыхаясь от усталости, они прекратили свои попытки. Все трое стояли всего в футе от бизона, вконец измочаленные, но тот все еще был жив.

В качестве последнего средства Калл вытащил пистолет, приложив его к голове бизона чуть пониже уха, и выстрелил. Животное сделало шаг вперед и рухнуло на колени. Трое рейнджеров отошли подальше, опасаясь, как бы бизон не перевернулся и не задавил их, но ничего не случилось. Его голова поникла, и он издох.

— О, если бы поблизости протекал ручеек — я так хочу обмыться, — произнес Гас.

Он не переносил запаха крови и был потрясен, увидев, что покрыт ею с головы до ног, да еще тогда, когда нет никаких возможностей смыть ее с себя.

Все трое повалились от усталости на траву и отдыхали — они слишком вымотались, чтобы немедленно взяться за разделку добычи.

— Как же индейцы убивают их? — спросил Калл, глядя на бизона. Казалось, что тот просто отдыхает, положив голову на передние ноги.

— Стрелами, как же еще? — ответил ему Длинноногий.

Калл промолчал, но снова почувствовал себя чужим на этих землях: чтобы убить всего одно животное, понадобилось трое рейнджеров с ружьями, пистолетами и ножами, да целый час времени, а индейцы управлялись с этим делом одними стрелами — он сам видел, как они завалили нескольких бизонов на дне каньона Пало-Дуро.

— Все бизоны этому в подметки не годятся, — заверил Длинноногий. — Мне еще никогда не доводилось видеть такого здоровенного.

— Да черт с ним. Мне так хочется помыться, — не слушал его Гас.

21

Длинноногий Уэллейс вырезал у бизона лишь язык и печень. Язык он спрятал в переметную суму, предварительно густо посыпав солью, а печень разрезал на куски и ел сырой, капнув на кусочки пару капель жидкости из желчного пузыря животного.

— Немного желчи делает печенку еще вкуснее, — пояснил он, предлагая нарезанные кусочки Каллу и Гасу.

Калл съел три или четыре куска, а Гас взял в рот лишь один, да и тот вскоре выплюнул.

— Разве мы не можем ее приготовить? — спросил он. — Я изрядно проголодался, но не настолько, чтобы глотать сырое мясо.

— Вот завтра ты проголодаешься основательно, если нам не повезет, — пробурчал Длинноногий.

— Я поджарю мясо прямо сейчас, — снова предложил Гас — по всему было видно, что Длинноногий сочтет его до смешного привередливым.

— Полагаю, что если ты сожжешь всю свою одежду, то, может, и подпалишь немного кусочек или даже пару кусочков, — проговорил Длинноногий и жестом руки показал на пустынную равнину вокруг.

Нигде, куда только доставал взор, не видно было ни кустика, ни деревца, пригодного в качестве топлива. Местность не была совершенно ровной, но она все же оставалась абсолютно голой.

— Что за проклятое место, — выругался Гас. — Дрова тут нужно носить с собой, иначе жри сырое мясо.

— Есть еще бизонье дерьмо, собирай его, пожалуйста, — сказал Длинноногий. — Я не раз жарил печенку на бизоньих кизяках, но в этих местах бизонов явно мало. Мне не нравится шагать десяток миль, чтобы собрать достаточно кизяка на вашу радость.

Отъезжая от убитого бизона, они заметили двух волков, трусцой приближающихся к этому месту. Волки находились пока на порядочном расстоянии, но появление на равнине двух живых существ уже обнадеживало, особенно Гаса. Он чувствовал себя более спокойно в отряде рейнджеров, нежели в обществе лишь Калла и Длинноногого. На безбрежной равнине без конца, без края они были всего лишь тремя крошечными человеческими пятнышками.

Длинноногий наблюдал за волками с интересом. Волки нуждались в воде, как нуждались в ней и люди. Звери вовсе не казались истощенными — стало быть, где-то в пределах нескольких миль имеется вода, знать бы только, в какую сторону надо ехать.

— Волки и койоты близки к собакам, — заметил он. — Вокруг стоянки людей всегда крутятся койоты — люди им нравятся или же им нравятся, по меньшей мере, их объедки. Надо бы поймать щенка койота или даже парочку для нашего полковника и научить их охотиться и приносить ему добычу. Они заменят ему того пса, которого ты не удержал.

Калл подумал, что все они, вероятно, умрут от голода. Любезно, конечно, со стороны Длинноногого рассуждать о полковнике и его любимых животных в то время, когда они находятся в такой отчаянной ситуации. Полковник, конечно, тоже находится в такой же ситуации, даже в гораздо худшей — ему надо думать о всех рейнджерах отряда, он обязан беспокоиться об их питании и спасать их от голода, а не о том, кем ему заменить огромного ирландского волкодава.

Они скакали всю ночь напролет и нигде не наткнулись на воду. Скакали они неспешно, но зато упорно, без передышек. И только когда занялась заря вдоль всего необозримого горизонта на востоке, они решили остановиться и отдохнуть. Длинноногий предложил им нарезанные полоски бизоньего языка Калл съел несколько полосок. а Гас есть не стал, предпочитая конину.

— Не могу я никак привыкнуть есть язык, — сказал он — Моя мама не одобрила бы. Она приучала меня разборчиво относиться к пище, прежде чем положить ее в рот.

Калл задал себе вопрос, а как выглядела его мать, у него остались о ней лишь смутные воспоминания, как она сидит на козлах в повозке. Хотя, по правде говоря, он не был твердо уверен, что женщина, возникающая в его воспоминаниях, — его мать Может, она и не мать, а тетка. Так или иначе, его мать ничего не говорила ему относительно пиши.

Во время долгого и медленного дневного перехода муки голода вскоре показались мизерными по сравнению с жаждой. Целых полтора дня им не попадался никакой водный источник. Длинноногий предупредил их, что если к следующему утру они не найдут воду, то будут вынуждены убить лошадь и пить жидкость из ее мочевого пузыря. Кроме того, он порекомендовал им нарезать из седельных стремян маленькие полоски кожи и жевать их, вырабатывая тем самым слюну. Это был действенный прием, приносящий определенный результат на короткое время. Жуя кожаные полоски, рейнджеры не так остро ощущали жажду. Однако к вечеру слюна у них стала длинной и тягучей. Язык распух так, что нельзя было сомкнуть губы. Самое же худшее заключалось в том, что всех преследовала навязчивая мысль, как они безрассудно израсходовали воду во время дождей и тогда, когда ее было вдосталь.

— Я бы не пожалел трехмесячного жалованья, только бы переплыть сейчас Бразос, — сказал Гас. — Думаю, тогда я вылакал бы полреки.

— А ты бы отказался от той девушки на оптовом складе за глоток воды? — спросил его Длинноногий. — Вот тебе такое испытание. — И он подмигнул Каллу.

— Я мог бы вылакать полреки, — повторил Гас.

Вопрос о Кларе он счел неуместным в сложившихся обстоятельствах и не собирался отвечать на него Если бы он даже умирал от голода, то в последние минуты, как он решил, думал бы о ней.

На следующее утро гнедой, на котором ехали вдвоем Гас и Калл, не смог двигаться. Глаза у него расширились и стали какими-то странными, и он не реагировал ни на удары, ни на понукания.

— Без толку лупить его или кричать на него, он свое дело сделал, — сказал Длинноногий, подходя к ним

И не успели Гас и Калл моргнуть глазом, как он вытащил пистолет и выстрелил в лошадь. Гнедой упал и стал биться в конвульсиях, а Длинноногий принялся вырезать у него мочевой пузырь. Вырезал он старательно, так, чтобы случайно не проткнуть, и вскоре вынул бледный пузырь, в котором плескалось немного мочи.

— Я пить не буду, — сразу же отказался Гас Один лишь вид бледного, скользкого пузыря вызывал у него позыв к рвоте.

— Больше никакой жидкости у нас нет, — напомнил им Длинноногий. — Если не выпьем мочу, все умрем

Он аккуратно приподнял пузырь и стал тянуть из него мочу так. будто отхлебывал доброго вина из кожаного меха. Следующим пузырь взял Калл и заколебался, прикладывать ли его ко рту. Он понимал, что не протянет и дня без воды. Распухший язык у него кровоточил, поцарапавшись о зубы. Быстро закрыв глаза, он сделал несколько глотков. Моча оказалась безвкусной, но от нее неприятно пахло. Решив, что он выпил достаточно, Калл протянул пузырь Гасу. Тот взял было, но, подумав, вернул.

— Ты должен попить, — уговаривал его Калл. — Отхлебни только три глотка — может, тебе хватит, чтобы не умереть. Если же умрешь, похоронить тебя я не смогу — сильно ослабел.

Гас снова отрицательно мотнул головой, но потом, когда жажда все же пересилила отвращение, сделал три глотка. Ему не хотелось лежать непогребенным в этих страшных прериях. Койоты, канюки так и шныряли вокруг, не говоря уже о барсуках и прочей нечисти, питающейся падалью. Думать о такой возможности, оказывается, еще более неприятно, чем дать ей осуществиться. Вскоре они продолжили путь, Длинноногий сел верхом на единственную уцелевшую лошадь.

В середине дня они наткнулись на маленькую лужу, такую малюсенькую, что Длинноногий мог свободно перешагнуть через нее, и перешагнул бы, если бы не увидел дохлого мула в этой луже. Они вмиг признали этого мула. Его особенно любил Черномазый Сэм, в первые дни похода он иногда подкармливал его морковью. Его выкрали ночью команчи.

— Да ведь это Джон, — вспомнил Гас. — Разве не так звал его Черномазый Сэм?

Джона убили двумя стрелами, оперение на обоих было изготовлено из перьев степного тетерева — отличительный признак стрел Бизоньего Горба.

— Он привел его сюда и убил, — решил Длинноногий. — Он хотел, чтобы мы не пили воду из этого опоганенного источника.

— Он хотел, чтобы мы не пили воду вообще, — уточнил Калл, глядя на стрелы.

— А я все равно попью отсюда, — сказал Гас, но Длинноногий одернул его.

— Не пей, — предупредил он. — Моча у нашей лошади, которую мы пили, и то чище этой воды. Пойдем отсюда.

Вечером они ничего не ели — даже маленький кусочек мяса не лез в горло. Гас вынул протухший кусок конины, посмотрел на него, понюхал и отшвырнул прочь, за что Длинноногий тут же упрекнул его.

— Иди и подними, — строго сказал он. — Ночью может пойти дождь — я чувствую влагу в воздухе, а мое чутье редко подводило меня. Если бы у нас было хоть немножко воды, этот кусок конины стал бы вполне съедобным.

Около полуночи они услышали гром и увидели вдали на западе сверкание молний. У Гаса сразу поднялось настроение — он понял, что засуха заканчивается. Калл отнесся к перемене более осторожно. Дождь не шел, а гром раздавался за много миль в стороне. Может, где-то в прериях дождь и идет, а вот прольется ли он тут, где они сейчас находятся? И наберется ли в ложбинки и впадины достаточно воды, чтобы напиться и запасти впрок?

— Ребята, мы спасены! — радостно воскликнул Длинноногий, наблюдая за сверкающими вдали молниями.

— Может, я и спасусь, но пока все еще умираю от жажды, — пожаловался Гас. — Не могу же я подставить рот под дождь, который идет за много миль отсюда.

— Он направляется к нам, ребята, — обрадовал их Длинноногий — сам он был сильно взволнован. Он понял, что теперь опасность миновала, хотя и не говорил молодым рейнджерам, на каком краю от гибели все они оказались.

— Если дождь не придет к нам, то я сам пойду к нему, — объявил Калл.

Вскоре они почуяли запах близкого дождя. Раскаленный воздух заметно охладился. Они так измучились от жажды, что с трудом удерживались от того, чтобы не помчаться навстречу грозе, хотя у них и не было никаких средств для быстрого передвижения, кроме собственных ног и одной измученной лошади.

Длинноногий был прав, гроза приближалась. Но у них не было ничего, куда можно набирать дождевую воду, кроме шляп, — хотя шляпы и не могли долго удерживать воду, но в них собиралось вполне достаточно воды, чтобы напиться вдосталь.

— Сперва лишь смочите губы, не пейте залпом — заболеете, — наставлял их Длинноногий.

Молнии сверкали все ближе. Вскоре первая ударила в землю всего в сотне ярдов от того места, где они находились, затем в пятидесяти ярдах. Калл никогда особо не боялся молний, но теперь, когда разряд за разрядом раскалывал небо, он стал опасаться, что рискованно стоять на открытой местности.

— Давайте спрячемся под седлом, — предложил Гас, поскольку ужасно боялся молний.

Он как-то слышал, что однажды молния попала в человека, расколола его надвое и сожгла обе половинки, прежде чем они грохнулись на землю. Ему не хотелось, чтобы его тело раскалывалось надвое, да еще поджарилось бы. Но он не знал, каким образом можно избежать попадания молнии, будучи на открытой местности. Он присмирел и тихонько сидел, надеясь, что молния не попадет в них и не сожжет.

Следующий разряд молнии, казалось, угодил прямо в Длинноногого. Правда, он его не зацепил, но Длинноногий закричал и прикрыл глаза руками.

— О Боже Всемогущий! — кричал он в кромешной темноте. — Я смотрел на слишком близкую молнию. Мне выжгло глаза, я ослеп. О Боже! Я ослеп, мне выжгло глаза!

Калл и Гас ждали очередной молнии, чтобы в ее вспышке посмотреть на Длинноногого. И когда она сверкнула, они увидели, что он бредет по равнине, прикрывая ладонями оба глаза. И опять после этого, в темноте, он закричал, словно раненый зверь.

— Закрой глаза и не смотри на молнию, — посоветовал Калл приятелю. — Длинноногий ослеп — вот беда.

— Может, он ослеп не надолго, — предположил Гас.

Разве у них есть шансы найти в Нью-Мексико населенные места, если их следопыт ослеп? Теперь Гас глубоко сожалел, что поддался импульсивному желанию присоединиться к экспедиции. Ну почему он не остался в Остине с Кларой Форсайт, чтобы работать там на оптовом складе?

Длинноногий опять закричал — он брел все дальше и дальше. Гроза пройдет, а в темноте они не смогут отыскать его, разве что по воплям. Калл решил было крикнуть ему, чтобы он сидел на месте и дожидался их, но потом почему-то подумал, что если у Длинноногого выжжены глаза, вряд ли он слышит.

— Хорошо хоть, что ливень смоет с меня эту проклятую кровь, — проговорил Гас. Носить одежду, пропитанную бизоньей кровью, было для него сущей мукой.

Через несколько минут молнии, похоже, засверкали еще чаще и ярче. Калл и Гас сидели не шевелясь, плотно закрыв глаза, в ожидании, когда стихнет гроза. Отдельные разряды были столь сильны и близки, что ослепительный свет пробивался даже сквозь прикрытые веки, как пробивается свет лампы через тоненькую ткань.

И даже когда гроза переместилась на восток, а громы и молнии звучали и сверкали потише, рейнджеры все еще сидели не двигаясь. Все равно гром гремел вовсю, а молнии оставались довольно яркими. Калл был просто ошеломлен — он понимал, что нужно идти искать Длинноногого, но никак не мог шевельнуться.

— Куда могла деться лошадь? — спросил Гас. — Она была здесь, когда все это началось, а теперь я не вижу ее.

— Как же ты ее увидишь — кругом такая темень, — сказал Калл. — Думаю, найдем ее утром. Она понадобится Длинноногому — он все еще ничего не видит.

Калл крикнул несколько раз, надеясь, что Длинноногий откликнется, но ответа не было.

— Попробуй ты, у тебя голос громче, — предложил он Гасу.

О способности Гаса перекричать любой шум хорошо знали все рейнджеры.

Но и громкий вопль Гаса обернулся таким же результатом — в ответ тишина.

— А можно умереть, если выжжет глаза? — спросил он друга.

То же самое подумал и Калл. Ему еще никогда не доводилось видеть такую сильную угрозу. Удары молний и раскаты грома, казалось, сотрясали землю. Раза два он даже подумал, что у него от всего этого может остановиться сердце. А вдруг такое случилось с Длинноногим? Может, он лежит где-нибудь на равнине мертвый.

— Надеюсь все же, что он не умер, — промолвил Гас. — Если умер, то наше дело дрянь.

— Может, он все еще где-то бродит, — предположил Калл. — Мы знаем, что поселения находятся на севере и западе. Если идти дальше, то мы рано или поздно обязательно дойдем до мексиканцев.

— А они, скорее всего, пристрелят нас, — мрачно заметил Гас.

— С чего бы это, ведь нас всего лишь двое? — не согласился с ним Калл. — Мы не отряд и не войско. Да у нас и патроны кончаются.

— Но они же расстреляли немало техасцев во время войны, — напомнил Гас. — Просто-напросто ставили в ряд и расстреливали. Я слышал, что перед расстрелом их заставляли рыть себе могилы. Жаль, что мы не можем сейчас же идти обратно в Остин, — добавил он. — Почему не можем? Полковник даже не знает, где мы находимся. Он, небось, уже отказался двигаться к Санта-Фе и повернул назад.

— Но у нас всего одна лошадь и немного патронов, — напомнил ему Калл. — Нам нипочем не перейти снова эту равнину в обратном направлении.

Гас понял, что Калл говорит правду. Как жаль, что с ними нет Длинноногого — не только сварливого рейнджера, но и первоклассного следопыта и разведчика.

— Может, Длинноногий вовсе не умер, — сказал он.

— Надеюсь, что не умер, — согласился Калл.

22

А Длинноногий вовсе не умер. Когда разразилась гроза, он лег и прижал лицо к траве, чтобы предохранить глаза. Трава оказалась мокрой и несколько охладила воспаленные веки. Охлаждая глаза, он незаметно уснул. Во сне перевернулся на спину. Первые же лучи восходящего солнца снова обожгли глаза.

Гас и Калл спали, когда услышали громкий стон. Длинноногий ночью отошел от них всего на полмили. Когда они подошли к нему, он опять лежал лицом вниз, прикрывая глаза ладонями.

— На меня будто нашла снежная слепота, только еще хуже, — пожаловался он. — Я заболел снежной слепотой, но она со временем пройдет.

— Думаю, пройдет, — подтвердил Калл.

Глаза Длинноногого были столь чувствительны к свету, что он все время прикрывал их руками.

— Мне нужно сделать наглазники, — попросил Длинноногий. — Наглазники, да как можно толще. А потом помогите мне забраться на лошадь.

До этого момента Калл и Гас как-то не вспоминали про лошадь, а ее поблизости нигде не было видно.

— Я не вижу лошади, — сказал Гас. — Может, она потерялась.

— Пусть один из вас отправится искать ее, — посоветовал Длинноногий. — А не найдете, так вам придется вести меня.

— Ты отправляйся искать, — сказал Калл Гасу. — А я останусь с Длинноногим.

— А что будет, если я найду лошадь, а потом вас обоих не разыщу? — спросил Гас.

Равнина была совершенно гладкой, без каких-либо ориентиров. Он знал, что на ней полно впадин и пригорков, но все они казались слишком похожими друг на друга. Он запросто мог заблудиться и не найти обратную дорогу.

— Тогда я пойду, — решил Калл. — А ты оставайся.

— Лошадь не должна уйти далеко, — заметил Длинноногий. — Она слишком устала, чтобы ускакать черт знает куда.

Его предположение оказалось верным. Калл нашел лошадь, мирно пасущуюся на траве всего в миле от них. Он скрупулезно выдерживал направление — ему очень не хотелось отбиваться от своих товарищей — и у него на душе стало легче, когда он увидел, что лошадь так близко от них.

К его возвращению Гас успел соорудить для Длинноногого из старой рубашки повязку на глаза и теперь тщательно примерял ее, ибо малейший лучик света вызывал у Длинноногого нестерпимую боль, и тот тихо постанывал. Они доели остатки конины и частенько останавливались попить из луж, и там и сям блестевших на равнине. К концу дня Калл подстрелил гуся, плававшего в одной такой луже.

— Этот отбившийся от стаи гусь, вероятно, болен, — предостерег их Длинноногий, но они решили все равно его съесть.

Затем они наткнулись на ручеек, по берегам которого росли кусты и невысокие деревья, и смогли наломать там дров для костра. Запах жареной гусятины раздразнил их до такой степени, что они не усидели на месте и захотели сорвать еще не готового гуся с палки, на которой он жарился, но все же желание полакомиться как следует приготовленным гусем пересилило их порыв. Длинноногий, который хоть и не видел гуся, но чуял запах, несколько раз переспрашивал молодых рейнджеров, не готова ли птица к употреблению. Они начали есть еще не совсем зажарившегося гуся, он казался им вкуснее любой другой птицы, какую только приходилось ранее пробовать. Длинноногий даже ломал и раскалывал кости, чтобы добраться до костного мозга.

— Костный мозг — это масло горцев, — объяснил он. — Попробовав его однажды, перестаешь понимать, чего это ради люди так усердно взбивают масло. Гораздо лучше и проще просто разбивать кости.

— Да, но костей может и не быть, — ответил Гас. — Кости могут еще находиться внутри животного.

Длинноногий все еще держал глаза подальше от света и тщательно следил за повязкой, но уже больше не стонал.

— А что бы ты делал, Длинноногий, если бы навсегда ослеп? — спросил Гас.

Калла заинтересовал этот вопрос, но он все же счел его неуместным. Длинноногий Уэллейс всю свою жизнь изучал и разгадывал загадки дикой природы, проблема жизни и смерти нередко зависела лишь от остроты его зрения. Среди девственной природы слепой долго не протянет. Длинноногий больше не сможет быть следопытом — ему, видимо, придется оставить должность разведчика в отряде.

— Думал, что меня минует участь ходить с обожженными глазами, — произнес Длинноногий.

Гас больше ничего не спросил, и молчание повисло в воздухе. Длинноногий соображал несколько минут и только затем высказал свое мнение.

— Если я ослепну, то прощай, прерии, — сказал он. — Думаю, тогда я двинусь в какой-нибудь городишко и заведу там публичный дом.

— Почему вдруг публичный дом? — удивился Гас.

— А вот почему: товар я тогда видеть не смогу, но почувствовать его сумею, — ответил Длинноногий. — Чувствовать, ощущать запах и щупать. Мне доводилось бывать в борделях, когда я наливался вусмерть и ничего не соображал, — добавил он. — И тогда тебе не обязательно любоваться проститутками.

— Раз уж зашла речь о проститутках, то мне интересно, а каковы они в Санта-Фе? — спросил Гас.

Умяв свою долю гусятины, он воспрянул духом и уверился, что самое худшее осталось позади. Он даже стал спорить с Каллом и утверждать, что гуся удалось так легко подстрелить потому, что это был домашний гусь, улетевший с какой-то фермы, расположенной поблизости.

— Нет, — настаивал Калл, — это был больной гусь. Поблизости никаких ферм быть не может. Тут слишком сухо, как в пустыне.

И все же, несмотря на скептицизм друга, Гас принялся мечтать о прелестях Санта-Фе, где без всякого сомнения должны быть проститутки.

— Если мы даже уцелеем и доберемся туда, все равно ты не сможешь раскошелиться на проститутку, — напомнил ему Длинноногий.

— Думаю найти там себе работенку, пока не появится полковник, — размечтался Гас. — Еще мы можем грабить мексиканцев и тогда у нас заведется куча денег.

— Не знаю, появится ли там полковник, — ответил Длинноногий. — Скорее всего он погибнет от голода или уже повернул отряд назад.

Ночью их лошадь украли. Все трое находились в таком жалком положении, что даже не догадались выставить дозорного. Наевшись гусятины, они пришли в благостное состояние духа. По правде говоря, лошадь стала никудышной. Она так и не оправилась после бешеной погони за бизоном. Дыхание у нее нарушилось, и она еле тащилась с Длинноногим в седле. Но, так или иначе, она оставалась у них единственной еще на долгий и неизвестный путь. Они рассчитывали съесть ее, если вскоре не наткнутся на какое-нибудь поселение. Гусь — неожиданный подарок — другого такого может и не быть.

Вечером Калл поковылял к лошади, чтобы проверить, не забрела ли она слишком далеко, где легко могла бы пропасть. Они назвали коня Лунный Свет из-за его светлого окраса. Укладываясь спать, Калл слышал, как Лунный Свет невдалеке щиплет траву — он решил, что все в порядке и спокойно уснул. Пробудившись, он отправился проверить лошадь, но она пропала, валялись лишь перерезанные путы. Теперь все трое остались одни в диких прериях.

— Пошли по следам конокрадов, может, они недалеко ушли, — сгоряча предложил Длинноногий, но тут же вспомнил, что ослеп. Глаза, правда, резало заметно меньше, но он все же не решался снять повязку.

— Если вор подошел вплотную к Лунному Свету, то он свободно мог убить и нас, — заметил Калл.

Ловкость, с которой индейцы воровали лошадей, продолжала удивлять его. Он всегда спал очень чутко — при малейшем шорохе сразу же просыпался. Но тут конокрад не раз проходил мимо него всего в нескольких шагах, а он даже и не чувствовал, что кто-то идет совсем рядом.

— Проклятие, жаль что вы, ребята, не знаете, как выслеживать похитителей, — с горечью в голосе произнес Длинноногий. — Думаю, что это был Брыкающийся Волк. Горбун вряд ли преследовал бы нас так далеко из-за одной лошади. Брыкающийся Волк более упорен.

— Слишком уж упорен, черт бы его побрал, — выругался Гас. Он чувствовал себя униженным. Краснокожие опять обвели его вокруг пальца.

— Во всем они одерживают над нами верх, — добавил он. — Но настал и наш черед облапошить их хоть в чем-то.

— В чем же дело, мы запросто можем опередить их в соревновании: кто скорее сдохнет с голоду, — съязвил Длинноногий. — Не знаю, в чем другом мы можем одержать над ними верх.

— Почему же они не укокошили нас? — спросил Калл.

— Сомневаюсь, что их было больше одного, и думаю, что это все же Брыкающийся Волк, — утверждал Длинноногий. — Конокрадство требует тишины, а вот убийство людей — тут без шума не обойтись. Он мог бы разбудить кого-то из нас и его могли прикончить.

— Слишком долго пришлось ему шастать за нами, чтобы увести всего одного коня, — заметил Гас. Он никак не мог успокоиться оттого, что их так легко одурачили.

— Брыкающийся Волк помешался на кражах лошадей, так же, как ты помешался на проститутках, — объяснил ему Длинноногий. — И он пойдет куда хочешь, лишь бы угнать лошадь.

— Ну, я не уверен, что попрусь по проклятой пустыне за шлюхой, — возразил Гас. — Тем более за такой загнанной, как Лунный Свет. Нет, Брыкающийся Волк еще более помешанный, нежели я.

Длинноногий весело улыбнулся и проговорил:

— Нет такого закона, который гласил бы, что индеец не может быть помешанным сильнее белого человека.

Весь тот день и еще два следующих Калл и Гас поочередно вели Длинноногого. Это была нелегкая работенка. Длинноногий шагал гораздо шире их обоих, и им приходилось быстро семенить, чтобы поспевать за ним. Вдобавок, в прериях было полым-полно трещин и канавок. Им все время приходилось быть настороже и предупреждать его — он злился, то и дело спотыкаясь. На вторую ночь опять разразилась гроза, но молнии сверкали слабее и не так часто. Повсюду образовались лужи, так что жажды они теперь не испытывали, но запасы конины у них кончились, а другой еды не было. Калл не решался отходить далеко поохотиться, опасаясь потерять Гаса и Длинноногого. В любом случае им не попадались звери, на которых стоило бы поохотиться, кроме одной антилопы. Она находилась в поле зрения целых три часа — Гас полагал, что до нее около трех миль, а Калл считал, что гораздо дальше. Расстояния при таком прозрачном воздухе более или менее точно определить было трудно.

Длинноногий счел необычным сам факт, что антилопа оставалась у них на виду в течение трех часов. Собственными глазами убедиться в этом он никак, разумеется, не мог.

— Если бы мне хоть разок взглянуть, я бы сразу определил, — промолвил он. — Может, это совсем даже и не антилопа — помните тех горных коз, которые обернулись команчами?

Припомнив тот случай, Гас и Калл стали более внимательно приглядываться к животному, пасущемуся вдали. Гас считал, что оно может быть и индейцем из племени команчи, а Калл полагал, что это просто вилорогая антилопа.

— Тогда незаметно подкрадись поближе, — предложил Длинноногий. — А мы пригнемся и будем ждать. Окорок антилопы очень вкусный.

— Пусть Гас подкрадывается, — решил Калл. — У него зрение позорче моего. А я буду ждать вместе с тобой.

Гас далеко не с радостью воспринял поручение. Если под шкурой лани скрывается команч, то он окажется в беде. Но в то же время есть ему хочется — сил нет, да и другим тоже.

— Не стреляй, пока не подкрадешься как можно ближе, — наставлял его Длинноногий. — Если не уверен, что попадешь в сердце, тогда стреляй в лопатку. Рана не позволит антилопе бежать, и мы поймаем ее голыми руками.

Гас подкрадывался к животному долгих три часа. Последние триста ярдов он полз на животе. Время от времени антилопа вскидывала голову и осматривалась, но по большей части щипала траву. Гас подползал все ближе и ближе — он вспомнил, как не попал в ту, первую антилопу, хотя и стрелял с довольно небольшого расстояния. Он хотел подобраться как можно ближе — тогда уже наверняка не промажет и с гордостью вернется к ребятам с мясом, да и сам вдосталь полакомится вкуснятиной.

Он подкрался к антилопе ярдов на двести и решил подползти еще ближе, чтобы стрелять с расстояния ста пятидесяти ярдов. Голову он прижал к земле, стараясь не показать зверю свое лицо. Длинноногий как-то рассказывал, что дикие звери прерий особенно пугаются, увидев белые лица, индейцы могут подкрадываться к ним совсем близко. Лицом Гас уткнулся в землю, да еще по самые брови нахлобучил шляпу. Когда он пополз на расстояние убойного выстрела, решил быстро взглянуть, поднял голову, но, к своему замешательству, животного не увидел. Тогда он привстал, осмотрелся — антилопа исчезла. Гас подбежал к тому месту, где она стояла, подумав, что та, может, залегла, а затем заметил, как она мчится на север вдалеке, гораздо дальше, чем они видели ее пасущейся на траве. Преследовать ее — дело бесполезное.

Он поплелся назад, и тут его охватила паника: он забыл, в какую сторону нужно идти. Может так получиться, что ему не удастся найти Длинноногого и Калла. Затем он вспомнил, что в том месте из земли торчит большой камень, он проползал мимо него. Гас сделал полукруг, нашел камень и вскоре пошел верной дорогой.

Вернувшись к своим компаньонам, Гас по-прежнему был раздражен и недоволен.

— Я впустую потратил время, — заявил он. — Антилопа сорвалась с места и убежала. Давайте поторопимся и двинемся в Нью-Мексико.

— Вот как? Да мы уже в Нью-Мексико, — заверил его Длинноногий. — Но пока еще не в нужной нам части этого края. Глаза мои поправляются. Скоро меня не нужно будет вести.

Глаза у Длинноногого и в самом деле поправились, хотя глазные яблоки стали какими-то белесыми. На третьи сутки после грозы, в полдень, он решился снять наглазники. Вскоре он нашел растущий дикий лук и накопал несколько луковиц, достаточно, чтобы погрызть всем троим. Этой еды, конечно, было маловато, но хоть что-то.

Проснувшись на следующее утро, Гас увидел горы. Сперва он подумал, что это далеко на севере вырисовываются грозовые облака. Когда же солнце поднялось достаточно высоко, он убедился, что это не облака, а горы. Калл тоже заметил их, но Длинноногий посмотреть не решился — ему все еще приходилось беречь глаза и не смотреть на слишком яркие предметы.

— Если это горы, ребята, мы спасены. — объявил он. — Между местом, где мы стоим, и горами должны жить люди.

И тем не менее им пришлось шагать весь день голодными, а расстояние до гор, казалось, не сокращалось.

— Что, если мы не выживем? — шепнул Гас Каллу. — Я так хочу жрать, что готов откусить собственный язык или что угодно, до чего можно дотянуться. До этих гор отсюда может быть и пятьдесят миль, откуда нам знать. Пятьдесят миль я не пройду, если не поем чего-нибудь.

— Пройдешь, если нужно, — возразил Калл, — Длинноногий говорит, что мы еще до гор наткнемся на селение. Может, до него всего миль двадцать, ну, тридцать от силы.

— Я мог бы съесть собственный ремень, — опять заныл Гас.

Он и впрямь отрезал кусочек ремня и принялся жевать его и глотать. Но тем не менее, результатом остался недоволен. Кусочек кожи никак не смог облегчить чувство голода.

Они упорно весь день шагали к высоким горам, не обращая по возможности внимания на боли в животе, но все же случались моменты, когда Калл думал, что Гас прав. Они могут умереть от голода, прежде чем доберутся до какого-либо селения. У Длинноногого началась лихорадка — целый день он ковылял один, то и дело спотыкаясь, в каком-то горячечном бреду. Похоже, он думал, будто разговаривает с Джеймсом Боуи, доблестным воином, погибшим в битве под Аламо.

— Мы это не он, мы — это мы, — несколько раз говорил ему Гас, но Длинноногий продолжал разговаривать с Джеймсом Боуи.

К вечеру того же дня, когда тени гор стали ложиться на равнину, Гасу показалось, что он увидел нечто обнадеживающее — тоненькую струйку дыма, пробивающуюся среди теней. Он посмотрел повнимательнее — да, это все же дымок.

— Идет дым из трубы, — сообщил он. — Где-то там стоит дом с печкой и трубой.

Калл тоже заметил дым, а Длинноногим сказал, что чувствует запах дыма.

— Да, конечно же, это запах дров, — подтвердил он. — Полагаю, сосновых. В этой части Нью-Мексико на дрова идет сосна.

Они быстро прошли мили три, но селения так и не увидели. И когда они опять чуть было не впали в отчаяние, вскарабкались на невысокий пригорок, то увидели впереди стадо из сорока-пятидесяти овец, мирно щипавших траву. Залаяла собака и, заметив их, поднялись сидевшие у костра два пастуха. Они были не вооружены и очень испугались при виде трех рейнджеров.

— По-моему, они приняли нас за дьяволов, — промолвил Длинноногий, когда оба пастуха помчались к селению, видневшемуся милях в двух от них. Овец они бросили под охрану двух здоровенных овчарок, которые рычали и с остервенением лаяли на техасцев.

— Зачем они удирают — я так доволен, что наконец-то добрел сюда, — заметил Гас.

Он так обрадовался, увидев вдалеке дома, что готов был расплакаться. Ковыляя по прериям, он частенько думал, а доведется ли ему увидеть снова жилые дома, поспать в одном из них или же просто очутиться среди людей. Пустая равнина вызывала у него тоску по обыденным картинкам жизни: что-то стряпающим женщинам, играющим в салочки детям, подковывающим лошадей кузнецам, пьяным мужчинам в пивных Не раз во время перехода он думал, что все это потеряно для него навсегда — что ему никогда не пересечь равнину и не сидеть снова за столом с женщиной. Но вот теперь все опять возвратилось.

Калл тоже обрадовался, наконец-то дойдя до селения. Он слышал разное про Нью-Мексико, но так и не видел ни одного мексиканца, пока они не наткнулись на пастухов. Он стал было сомневаться, а есть ли вообще в Нью-Мексико города и поселки.

— Я ничего не имел бы против того, чтобы прямо сейчас сделать привал и зажарить одну из овец. — предложил Длинноногий. — Понимаю что это будет недружелюбный поступок. Поэтому, может, они сами сготовят что-нибудь для нас, как только убедятся, что мы не дьяволы.

— Даже если мы отнесемся к ним по-дружески, они все равно будут считать нас дьяволами. — возразил Гас. — Поэтому первым делом я бы подстригся и побрился, да и вам тоже советую.

Калл понимал, что его друг прав. Они заросли и покрылись грязью. У них имелось лишь оружие да одежда. И они были босыми. Так кто же еще, как не дьяволы, могли возникнуть в таком виде прямо из великой равнины?

Они обошли овец стороной — огромные псы следили за ними настороженно, готовые пустить в ход клыки при малейшей провокации; рейнджеры же не имели никакого желания сцепиться с собаками врукопашную.

— Я всегда задавался вопросом, для чего люди держат собак, — сказал Длинноногий. — Ну, понятно, индейцы — они жрут щенят, может, щенячье мясо и вкусное, не знаю. Но крупных собак отделяет от превращения в волков всего один шаг, поэтому глупо держать их слишком близко.

В селении насчитывалось примерно двадцать домов, сложенных из кирпича-сырца. Уже задолго до прихода трех рейнджеров все жители собрались поглазеть на странных незнакомцев. Мужчины, женщины и дети столпились и тревожно озирались. Один или двое мексиканцев держали в руках старые ружья.

— О Боже! Думается, Калеб сумеет завоевать эту страну, если только доберется сюда, — произнес Длинноногий. — У них даже нет ружей и, сомневаюсь, умеют ли они стрелять вообще.

— Кончаем болтать об их покорении, — вмешался Гас.

Жареная баранина напомнила ему, что они помирают с голодухи. Ему не хотелось упускать шанс как следует наесться из-за пустого трепа насчет всяких военных дел. Пусть вопросы завоевания страны подождут, пока они не набьют себе брюхо досыта.

— Помашите им руками, дайте знать, что мы настроены дружелюбно, — посоветовал Длинноногий. — Не похоже, что они враждебно смотрят на нас, но, может, они просто прикинулись, как это делают парни, когда хотят произвести впечатление на девушек. Обычно так и начинаются стычки, а сейчас обстановка очень непростая.

Они шли по деревне медленно, недвусмысленно показывая, что пришли с дружескими намерениями. Некоторые маленькие ребятишки прятали лица в подолах своих матерей. Большинство женщин потупили взор, лишь немногие храбрые девчушки глазели во все глаза на чужестранцев. Мужчины же стояли как вкопанные.

— Вот тот самый случай, когда я сожалею, что не выучил как следует испанский язык, — произнес Длинноногий. — Знаю всего несколько слов, но не могу даже произнести их правильно.

— А ты произнеси по-испански какие-нибудь слова про жратву: про кукурузные лепешки, про cabrito 2 или еще про что-нибудь. Я весьма заинтересован в том, чтобы они принесли хоть что-то пожрать, да побыстрее.

Они продолжали идти, улыбаясь окружающим людям, пока не оказались в центре этого маленького селения, около общего колодца. Оттуда только что зачерпнули бадью воды — Длинноногий огляделся вокруг и улыбнулся, прежде чем попросить разрешения напиться.

— Agua? 3 — спросил он по-испански пожилого мужчину, стоящего около колодца. Тот смутился и не поднял глаз.

— Ну, разумеется, можете пить сколько угодно — ведь путь из Техаса не близкий, — раздался позади них чей-то голос, человек говорил на английском языке.

Они обернулись и увидели, что на них направлены десять мушкетов. Позади одного из кирпичных домов пряталась небольшая группа солдат ополченской армии. Человек, который сказал им фразу по-английски, стоял немного в стороне. На нем была военная фуражка и он носил тоненькие усики.

— В чем дело? Мы только хотим напиться, — встревожился Длинноногий. Он был сильно раздосадован. Еще бы: их снова легко заманили в ловушку.

— Попить вы, конечно, можете, но прежде я должен просить вас сложить оружие, — твердо произнес мужчина.

— Кто вы такой? — спросил Длинноногий. — Мы пришли сюда с дружескими намерениями. Почему на нас нацелено столько ружей?

— Меня зовут капитан Салазар, — ответил мужчина. — Сложите оружие, вреда вам не причинят.

Длинноногий секунду-другую колебался, впрочем, как Калл и Гас. Хотя на них и смотрели десять ружейных стволов с расстояния не более тридцати футов, расставаться с оружием им очень не хотелось.

На некоторое время, пока рейнджеры обсуждали полученный приказ, воцарилась гробовая тишина. Капитан Салазар стоял и терпеливо ждал — он улыбался, но далеко не дружеской улыбкой. Ополченцы были готовы стрелять в любой момент.

— Ну что ж, нам оказан радушный прием, — произнес Длинноногий, надеясь вызвать капитана на дальнейший разговор. Если они поговорят хотя бы с минуту, может, все уладится.

— Сеньор, это вовсе не радушный прием, — возразил капитан Салазар. — Это арест. Сложите, пожалуйста, ваше оружие.

Длинноногий видел, что сопротивление бесполезно.

— Если таково ваше твердое решение, то считайте, что вы уговорили нас, — произнес он и положил оружие.

Спустя секунду-другую то же самое проделали Калл и Гас. К ним подошел солдат и унес оружие.

— Угощайтесь водичкой сколько угодно, — предложил капитан Салазар.

23

— Если нам предлагают попить, то давайте хоть напьемся как следует, — промолвил Длинноногий.

В бадье было два каменных черпака. Один он наполнил себе, а другой протянул Гасу. Калл ждал, пока они напьются. Солдаты не опускали мушкеты к ноге. Хотя Каллу и очень хотелось пить, он счел недостойным делать это под ружейными дулами. Пока Гас и Длинноногий пили, он внимательно изучал мексиканских ополченцев. Команда была довольно разношерстная — несколько мальчишек не старше двенадцати-тринадцати лет, но стояли и двое стариков лет за семьдесят каждому. Ни один из ополченцев не выглядел бывалым солдатом. Трое рейнджеров могли бы запросто разогнать их всех, если бы не тот печальный факт, что они наглотались воды на пустой желудок. Капитан Салазар хорошо знал свое дело и своих людей. Калл понимал, что они откроют залповый огонь по первому его приказу.

— Весьма удивлен, сеньоры, что вы проделали такой долгий путь пешком, — промолвил капитан Салазар. — Очень немногие люди отваживались переходить прерии на своих двоих. Вы, по-видимому, первые, кому это удалось, и в таком случае заслуживаете поздравлений.

Он жестом указал на кузнеца, стоящего около маленькой лачуги. Кузнец приволок с собой наковальню и связку цепей.

— Заковать их в ножные кандалы, — приказал капитан.

— Ножные кандалы? — переспросил Гас. — А я подумал, что мы заслуживаем, как вы сказали, поздравлений. Но ведь ножные кандалы нельзя считать поздравлением.

— А кто из нас получает в жизни то, что заслуживает? — произнес Салазар и опять усмехнулся недоброй улыбкой. — Я, к примеру, заслужил быть генералом, а всего-навсего капитан и направлен в это жалкое поселение вылавливать захватчиков. А также расстреливать сопротивляющихся, — добавил он.

Калл посмотрел на Длинноногого, невозмутимо стоявшего у стены. Тот не давал себе распаляться и казался умиротворенным, словно выслушивал проповедь священника.

— Можем ли мы допустить это? — спросил Калл. — Ненавижу быть закованным.

— Нет, нельзя, — отозвался Длинноногий. — Но вопрос стоит так: или быть закованным, или расстрелянным. Я, к примеру, сам дам заковать себя. Меня уже заковывали прежде. Но такое состояние не вечно, мы не будем томиться до самой смерти.

— Ваш командир рассуждает мудро, — заметил Салазар. — Я предпочитаю кормить вас, а не расстреливать, но расстреляю, не колеблясь, если не будете подчиняться.

— Я пойду первым, поскольку уже знаком с этой процедурой, — сказал Длинноногий и, с улыбкой подойдя к кузнецу, поставил ногу на наковальню. — Бей молотком аккуратнее, — предостерег он. — Мне очень не понравится, если ты промахнешься и саданешь мне по пальцам.

Кузнец был молодой парень. Работу свою он выполнял довольно тщательно и скоро надел на Длинноногого ножные кандалы.

Капитан Салазар подошел к нему и внимательно проверил, как он закован. От Калла не ускользнуло, что капитан заставил всех жителей деревни бояться его. Хотя Длинноногий в то время, когда его заковывали в кандалы, сохранял спокойствие, молодой кузнец явно нервничал.

— Это очень важные пленники, — объявил Салазар. — Ты должен хорошо сделать свою работу. Если кто-то из них убежит, пока они будут жить здесь в деревне, я повешу тебя.

Когда кузнец затягивал кандалы на лодыжках Калла, тот почувствовал, что в нем нарастает гнев. Он сожалел, что положил свое ружье, и думал, что лучше умереть в бою, чем быть закованным в кандалы и подвергаться унижению.

Пока процедура не закончилась, никто из жителей не ушел с улицы. Пастухи не вернулись к овечьему стаду. Два старика с мотыгами как остановились, так и остались стоять. Женщины, многие из которых были довольно толстыми, удрученно смотрели вниз — но тем не менее раза два Калл заметил сочувствие в их глазах. Одна девочка лет двенадцати несколько раз бросала на него взор. Она не осмелилась улыбнуться ему, но все же глядела ему прямо в глаза. Она была довольно хорошенькая, однако вид прелестной девочки не отвлек его внимания от того факта, что в данную минуту молодой кузнец заковывает его ноги в кандалы.

— Догадываюсь, что в этой дыре тюрьмы нет, — сказал Гас капитану Салазару. — Если бы была, вы бы уже засадили нас туда.

— Нет. Селение бедное, — ответил Салазар. — Если бы тюрьма была, я запихнул бы вас в нее на ночь. Но ножные кандалы предназначены для похода.

— Какого похода? Мы же только что отмахали много миль пешком.

— Не беспокойтесь, до утра мы никуда не тронемся, — принялся увещевать его капитан. — Женщины принесут вам много posole 4 и в вашем распоряжении будет вся ночь для отдыха.

— Выходит, мы отправимся в Санта-Фе? — обрадовался Длинноногий. — Хоть поглядим на настоящий город.

— Нет, вы отправитесь в Эль-Пасо, — пояснил Салазар. — Этот городок находится на юге. Боюсь, что Санта-Фе вам не видать никогда, как своих ушей.

— Ну что ж, жаль, конечно, но я слышал, что и Эль-Пасо прелестный городок, — промолвил Длинноногий.

Он вел себе совсем по-дружески — даже слишком, подумал Калл. Сам он не собирался заискивать перед капитаном — ему было ясно, что Салазар не задумываясь убьет их всех, лишь по своей прихоти.

Когда Калла заковывали, он развлекался тем, что разглядывал женщин. Кое-кто, казалось, симпатизировал рейнджерам, хотя никто не поднял глаз более чем на секунду. Две-три женщины опять принялись за прерванную стряпню на очагах, установленных на открытом воздухе. Они пекли кукурузные лепешки. Их запах вызвал у Калла муки голода, но он старался не показывать виду.

Салазар повернулся к ополченцам и махнул рукой на небольшой кирпичный домик.

— Запихните их туда, — приказал он. — Заприте дверь, и четверо из вас пусть их охраняют — они очень опасные пленники. Если упустите, сам накину вам веревки на шеи.

У маленького домика, куда их затолкали, входная дверь была такая низенькая, что Гасу и Длинноногому пришлось вставать на коленки, чтобы вползти внутрь. Там оказалась одна комната с грязным полом и маленькими зарешеченными оконцами. В комнате ничего не было — ни кувшина с водой, ни кроватей. Гас и Длинноногий из-за низкого потолка не могли стоять выпрямившись. Калл мог, но когда распрямлялся, касался потолка шляпой.

— А мексиканцы все же невысокие людишки, не правда ли? — заметил Длинноногий, устраиваясь в углу. — Думаю, мы сумеем одолеть их всех, если только нас не погонят по проклятым кустам.

— Салазару решительности не занимать, — напомнил Калл. — Он держит всех этих людишек в страхе.

— Он лишь пугает их. что повесит, — возразил Гас.

Он сидел в другом углу. Им дали кувшин колодезной воды. Гас вспомнил, что обещали принести еды, но прошло уже два часа, а никто не приходил. Четверо часовых стояли прямо напротив маленького окошка. Они опустили мушкеты и болтали о чем-то с тремя девушками. Одна из них и была той прелестной девчушкой, на которую обратил внимание Калл, когда его заковывали в кандалы. Хоть девушка и щебетала весело с солдатами, она нет-нет бросала взгляд на домик, где содержались рейнджеры.

Гас, у которого голод заглушил страх быть расстрелянным или повешенным, не выдержал и закричал часовым:

— Мы техасские рейнджеры, нас нужно кормить! Ваш капитан обещал дать нам еду, так давайте же.

— Они не понимают, что ты орешь, — разъяснил ему Длинноногий. — Они не знают английского языка.

— Зато они знают слово «posole», — заявил Гас. — Это не английское слово, а мексиканское.

Один из ополченцев отправился к дому, стоящему неподалеку, и сказал что-то пожилой женщине. Вскоре она и другие жительницы деревни пришли к ним и передали три горячих горшка с posole. Когда рейнджеры быстро опустошили горшки, пожилая женщина принесла добавку.

— Смотри-ка, просить никогда невредно, даже если сидишь в тюрьме, — проговорил Гас. — Они не хотят, чтобы пленные голодали.

— Откуда тебе знать их порядки — ты ведь не мексиканец, — произнес Калл.

24

Гасу и Длинноногому приходилось частенько бывать в тюрьме, но Калл никогда еще не сидел под замком — и не только под замком, но и в оковах на ногах. По его мнению, такое обращение унижало его достоинство. Он все сильнее сожалел, что сложил оружие. Никто из мексиканцев не походил на меткого стрелка. Правда, расстояние до них было невелико, но чем больше он думал о сдаче рейнджеров в плен, тем сильнее упрекал себя, что не ввязался в драку.

— Думаю, мы уложили бы по меньшей мере половину из них, — сказал он.

— А какая разница, сколько ты уложил бы — девять из десяти, а десятый укокошил бы тебя, — доказывал ему Гас. — Вот принесли неплохую posole. Это еще не самая худшая из тюрем, в которых мне довелось посидеть. В тюрьме в Сан-Антонио кормят, пожалуй, раза в два хуже, чем здесь.

— Я уложу больше десятка мексиканцев, когда Калеб Кобб окружит их, — похвалился Длинноногий. — Думаю, он покажет этому капитану Салазару фокус-покус, а то и парочку, если только ребята не отощают от голода и смогут сражаться, когда начнется стычка.

— В этом доме пол земляной, — заметил Калл. — Полагаю, мы сможем сделать подкоп, если хорошенько постараемся.

— Ну, сделаем подкоп, а куда побежим? — поинтересовался Гас. — Мы чуть не сдохли с голода в прериях. Да к тому же еще скованы кандалами.

— Я достаточно обучен кузнечному ремеслу и сумею разбить цепи за две минуты, — напомнил им Калл. — Думаю, нам стоит попытаться бежать. Ведь кому-то нужно предупредить ребят.

— Я не пойду, пусть Калеб сам сражается, — заявил Длинноногий. — Та пожилая женщина вроде настроена дружелюбно. Я вымотался от долгого пути. Предлагаю полежать здесь день или два и наесться супу, пока не отдохнем как следует и не наберемся сил.

— А здесь есть хорошенькая девушка или даже две, — сказал Гас. — Может, они пожалеют нас и помогут бежать.

— Не надо. Салазар всех их держит на крючке, — с ходу отмел его предположение Длинноногий. Минуту спустя он уже спал и громко храпел.

Калл все еще никак не мог успокоиться от того, что их так легко захватили в плен. Они удачно ускользнули от лап очень опытных индейцев лишь для того, чтобы их поймала разношерстная кучка мексиканцев, вооруженных ржавыми мушкетами. Он злился на себя, потому что был намерен раньше осуществлять тщательно разработанный план и избегать ловушек, а изнурительный переход через прерии вымотал его. Нужно было предвидеть, что в поселении могли оказаться солдаты, а он, к сожалению, от усталости утратил бдительность.

— До сих пор мы лишь позорно проигрывали в каждой стычке, — сказал он Гасу, но тот не был расположен критически разбирать досадные военные промахи.

— Что из того, нас ведь все же не убили, — ответил он. — У нас есть еще время учиться на ошибках. Думаю, что это отнюдь не та часть Нью-Мексико, где золото и серебро валяются под ногами.

— Я же говорил тебе: не рассчитывай на золото и серебро, — напомнил ему Калл.

Вскоре и Гас уснул, а Каллу не спалось. Почти всю ночь он простоял у маленького зарешеченного окошка, изучая окружающую местность. Над прериями ярко светила полная луна. Там и сям лаяли овчарки, когда к стаду овец близко подбирался койот. Охранявшие их солдаты, все сопливые мальчишки, перекидывались в карты при свете малюсенькой масляной лампы. Не похоже, что бы они могли убить кого-либо, разве что по случайности.

Ближе к утру к ним пришла пожилая женщина и принесла кофе. Калл увидел, как из маленького домика вышла та самая прелестная девчушка и направилась к колодцу с кувшином в руке. Он не мог поговорить с ней, но ему очень захотелось хотя бы поздороваться. Он глубоко сожалел, что в свое время не учил как следует испанский язык, а запомнил лишь несколько обычных фраз, работая в кузнице старого Джизеса. Взошло солнце, стало видно, какое это маленькое селение — всего несколько низеньких домиков, стоящих на кромке великой бескрайней равнины.

Проснулся Длинноногий и выпил чашку кофе, а Гас Маккрае все продолжал дрыхнуть, вольготно растянувшись на полу в половину его длины.

— Мне кажется, он спит так, будто его собираются вешать, — заметил Калл.

— Нет, если бы его собирались вешать, тогда бы он лишь дремал, — сказал Длинноногий. — Дремал бы себе и дремал, изредка просыпаясь.

Когда солнце стало палить вовсю, снова пришла пожилая женщина и принесла горячие кукурузные лепешки. От их вкусного запаха Гас проснулся и сел, озираясь в полусне, а окончательно стряхнув с себя сон, принялся уплетать лепешки.

Чуть позже по улице проехал капитан Салазар. восседая верхом на великолепном гнедом жеребце. Его отряд ополченцев, по-видимому, значительно вырос за ночь: в строю стояло около двадцати пяти солдат в ожидании его приказа.

Салазар подскакал к маленькому оконцу и, перегнувшись с седла, заглянул внутрь.

— Доброе утро, сеньоры, — произнес он. — Надеюсь, вы неплохо отдохнули. Нам предстоит дальняя дорога.

— Что-то поздновато мы выступаем в поход, — заметил Длинноногий. — Солнце зайдет через час-другой. Почему такая задержка?

— Увидите, почему, — ответил Салазар. — Я должен был проводить заседание трибунала. Сейчас сюда приведут мерзавца и, как только мы расстреляем его, сразу же тронемся в путь.

— Я что-то не расположен смотреть, как расстреливают кого-то. Лучше сосну еще чуток, — заявил Гас, когда Салазар отъехал от них. — Интересно знать, кто попался?

Не успел Гас растянуться на полу, как к домику подошли шестеро солдат; один из них отомкнул замок на двери их темницы. Снова Гасу и Длинноногому пришлось сгибаться почти до самой земли, чтобы выйти наружу. Опять Калл увидел, что на улицу высыпали все жители селения поглазеть на предстоящее зрелище. Салазар подъехал на коне к маленькой церквушке и стал нетерпеливо ждать, то и дело похлопывая себя по ноге ременной плеткой. Церквушка была чуточку побольше домов, но на колокольне все же висел колокол, а кирпичные стены ее были побелены. Вышли четверо солдат, волоча окровавленного человека.

— Ба, это же Бес! Хотел бы я знать, как они исхитрились изловить его? — удивился Длинноногий, узнав разведчика-индейца из племени пауни.

Да, это был Бес-Дас: он стоял босой, окровавленный, в перепачканной кровью рубашке.

— Подлецы проклятые, они избили его, — тихо произнес Гас.

— Да он сам порядочный подлец — дезертировал от нас, — напомнил им Калл и тем не менее ему стало жалко беглеца.

Вся деревня замерла, когда Бес-Даса проволокли через маленькую площадь и поставили перед белой стеной церквушки. Он заметно хромал, когда подходил к стенке.

Салазар подъехал к своим ополченцам и взмахами руки вызвал из строя шестеро сопляков-солдат. Из церквушки вышел старенький священник, босой, как и пленник, и посмотрел — однако к Бес-Дасу не подошел. Шестеро солдат встали в шеренгу напротив осужденного и навели на него мушкеты. Гас почувствовал, как у него все затряслось внутри — он не хотел смотреть, как будут расстреливать Бес-Даса, но отвернуться не мог. Салазар махнул рукой расстрельной команде, и солдаты выстрелили — один выстрел прозвучал чуть позднее общего залпа. Бес-Дас с силой стукнулся спиной о стену церкви и упал лицом вниз. Салазар подъехал к нему, вынул пистолет и передал его одному из солдат. Тот быстро подошел к распростертому телу Бес-Даса и выстрелил ему в голову.

— По-моему, он понапрасну потратил последнюю пулю, — произнес Длинноногий. — Думаю, Бес-Дас и без того был мертв.

Салазар потянулся за своим пистолетом и взял его обратно, пристально глядя на Длинноногого.

— Бывали случаи, когда люди выживали, схлопотав по шесть пуль, — заметил он. — Из пистолета расстрелянного добивают наверняка.

— А что он такого сделал? — спросил Калл, глядя на мертвое тело следопыта. Кое-кому из сопляков расстрельной команды не понравилось быть палачами — один или двое даже не могли унять дрожь.

— А он воровал, — объяснил Салазар. — Все индейцы мошенники и воры. Этот вот, к примеру, стащил кольцо у губернаторской жены.

Он заснул руку в карман своего голубого мундира и вытащил большое серебряное кольцо.

— Вот это кольцо, — показал он.

Кольцо было большим, с камнем зеленого цвета. Салазар подъехал к стоявшим техасцам и показал им по очереди кольцо.

— Высокопробное серебро, — пояснил он. — Добыто из наших рудников, которые вы, техасцы, вознамерились отнять у нас. Вот поэтому вам и придется совершить длительный переход. Разве я не прав — ведь хотели отнять у нас золото и серебро?

— Капитан, но мы же не рудокопы, — возразил Длинноногий. — Мы пришли просто посмотреть на природу, ну и, главным образом, из-за жажды приключений.

— Да? — усомнился Салазар. — Разумеется, любоваться природой можно бесплатно. Мы не возражаем, если вы станете рассматривать пейзажи и делать это с должным уважением. Ну а что касается приключений…

Он замолчал и посмотрел через плечо на тело казненного. Позади церкви два пожилых жителя уже копали могилу.

— Как вы убедились, некоторые приключения кончаются плачевно, — продолжал капитан. — Этот человек заплатил свой долг. А сейчас нам надо торопиться на встречу с вашими друзьями.

Небольшой отряд ополченцев построился и пошел вслед за Салазаром на юго-запад, выйдя на равнину, но держа направление на горную цепь вдали. Трое техасцев поплелись позади всех, под охраной двух солдат, едущих верхом на мулах. Еще трое солдат охраняли их по бокам.

Когда они покидали селение, двое пожилых мексиканцев поволокли тело Бес-Даса, индейца пауни с выбитыми передними зубами, к неглубокой могиле, вырытой позади побеленной церквушки.

— Его убили за какое-то паршивое кольцо, — заключил Калл.

— А мне показалось, что оно из чистого серебра, — оживился Гас. — Думаю, он решил схватить его и дать деру.

— Далеко убежать он не мог, — заметил Длинноногий. — А что случилось с тем мальчиком апачем, которого он бросил? Если он бродит где-то поблизости, то хотел бы я знать, где именно. Апачи проявляют невиданную хитрость, когда надо убегать.

— Эти-то не думают, что мы сумеем убежать от них, — сказал Калл, оглядывая трех вооруженных солдат, шагающих по обеим сторонам от рейнджеров.

Салазар, ехавший верхом во главе колонны, то и дело поворачивал лошадь и проверял, все ли в порядке, а иногда скакал назад и шагом следовал сзади пленников, чтобы они знали, что он бдительно следит за ними.

— Они о нас и не думают, их можно легко одурачить, — закончил Длинноногий.

— Нет, все же то кольцо сделано из чистого серебра, — не унимался Гас. — Я же говорил вам, что здесь есть месторождения серебра.

— Но ты ничего не говорил про расстрельные команды, — напомнил ему Калл.

25

Не пройдя и одной мили, рейнджеры познали, к своей досаде, все трудности передвижения пешком, когда ноги закованы в кандалы. Железные цепи быстро натерли лодыжки до крови — им поневоле пришлось разорвать свои рубашки, чтобы перевязать израненные ноги и предохранить их от дальнейших потертостей.

— Проклятие, меня это железо протрет до костей, пока я пройду десяток миль. — жаловался Гас. — Они должны расковывать нас на время пути, а на ночь снова заковывать.

Потертости и царапины были лишь частью досадных трудностей. Цепи волочились по земле и цеплялись за что попало — камни, кактусы, кустики. Каллу, самому низкому из троих рейнджеров, достались самые длинные цепи. Он догадался прицепить их к поясу, и они перестали волочиться и цепляться, но Гас и Длинноногий такого со своими цепями проделать не могли и им пришлось приноравливаться к их длине. Оба они были так злы, спотыкаясь, ковыляя милю за милей, что задумали убить ненавистного капитана Салазара и вообще всех мексиканцев.

— Давайте задушим этих двух молокососов, что едут позади нас, захватим их мулов и удерем, — не раз предлагал Гас.

Перед ними расстилалась равнина, совершенно голая миль на пятьдесят вокруг.

— Мулов всего два, а нас трое, — предостерегал Калл. — Да к тому же это какие-то мелкие мулы. Не успеем мы отъехать на милю, как нас изрешетят пулями.

Длинноногому кандалы досаждали не меньше, чем Гасу, но, трезво оценив обстановку, он решил, что Калл прав.

— Как знать, может тот лихой апач объявится однажды вечером и поможет нам незаметно пробраться по прериям, — в раздумье произнес он.

А Калл подумал, что надежды Гаса на то, что Алчайз придет и освободит их, в лучшем случае яйца выеденного не стоят. Алчайз никогда не относился к ним по-дружески.

В ту же ночь Каллу приснился сон, будто одноглазый Джонни Картидж, самый медлительный и тугодумный рейнджер, прокрался на их стоянку и помог им ускакать на гнедом коне Салазара. Сон так сильно подействовал на него, что он проснулся в четыре часа утра с лязгающими от холода зубами и в первые минуты не мог сообразить, как это он лежит там, где и лежал, а не сидит на гнедом, быстро уносящем его прочь. Вечером им не дали ни ложки posole, а предложили по кусочку лепешки и по горсти кукурузных зерен. Одеял у них не было, а с гор задул холодный ветер и зацепил край равнины. Многие мексиканские солдаты измотались и озябли не менее трех пленников. Они толпились вокруг костров, кто клевал носом, а кто просто пытался согреться. Несколько солдат были совершенно разутые, немногие носили носки без обуви. К утру по лагерю прокатился гул недовольства, поскольку солдаты устали топать замерзшими ногами, чтобы согреться. Техасцы, к своему удивлению, нашли, что они переносят тяготы и холод гораздо легче многих своих стражников. Хотя одежда у них обтрепалась и висела лохмотьями, в ней было все же теплее, чем в одеяниях мексиканцев.

— Вот что, нам не надо будет громить это войско, — сказал Длинноногий. — Половина солдат замерзнет еще до того, как начнется потасовка, а другая половина будет слишком вялой и не сумеет быстро перезаряжать мушкеты.

Капитан Салазар оказался единственным в отряде, прихватившим с собой великолепную палатку из брезента. Ее везли на муле от одного бивака к другому под присмотром двух солдат, которые на каждом привале снимали ее и устанавливали. Кроме палатки, капитан вез с собой раскладушку и несколько разноцветных одеял. По утрам Салазар выходил из палатки, завернувшись в одеяло, и присаживался к большому костру, который разводил специально выделенный для этого солдат. У Салазара был еще и личный повар, пожилой человек по имени Мануэль, который варил ему кофе и приносил в большой оловянной кружке. В отряде находились и две козы, чтобы было молоко для кофе капитана.

— Он мог бы и нам предложить отведать кофейку, — сказал Гас. — Если в меня влить хоть несколько капель чего-нибудь горячего, я, может быть, и не мерз бы вообще.

Длинноногого Уэллейса холод, похоже, не брал.

— Вы, ребята, жили почти всю жизнь в теплых краях на юге, — проговорил он. — А когда живешь на юге, кровь разжижается. Здесь сейчас еще не холод. Вот если проживешь в этих местах месяц-два, тогда попадешь в такую погодку, что нынешняя температура покажется вам летом.

Гас Маккрае воспринял эту информацию с кривой ухмылкой. Утром было так холодно, что он даже с трудом помочился, чего раньше с ним никогда не случалось.

— Черт возьми, какой собачий холод, я отливал минут десять, — сообщил он. — Двух месяцев я бы здесь не протянул, если ты считаешь, что будет еще холоднее, чем сейчас. Ну, протянул бы, конечно, если забраться в нутро бизона или подкатиться под бок здоровенной шлюхи.

Упоминание о здоровенной шлюхе навело всех на мысль о Матильде — им было небезынтересно узнать о судьбе компаньонов, которые бродят где-то по бескрайней равнине далеко на юге.

— Интересно, живы ли они? — сказал Гас. — А что, если тот горбун напал на них с парой сотен своих воинов? Может, все они уже погибли. Эти мексиканцы могут завести нас даже в Китай, а мы так и не отыщем своих товарищей.

— Да ему и не нужно иметь под рукой пару сотен воинов, — произнес Калл.

— Они где-нибудь поблизости крутятся, — предположил Длинноногий. — Думаю, мексиканцы уже получили донесения. Они не отправили бы босых пацанов черт-те куда в прерии, если бы знали, что их ожидают те, кто может с ними сразиться.

Капитан Салазар каждый раз дожидался середины утра, и только тогда приказывал отряду начинать движение. Многие солдаты так изматывались холодными ночами, что поутру еле ковыляли. Капитан Салазар, как всегда, ехал верхом впереди на великолепном гнедом жеребце.

В середине дня на севере, над горами, появились завитки темных облаков, а за час до сумерек пошел снег и задул холодный северный ветер. Каллу никогда еще не доводилось видеть снег, выпадающий в таком огромном количестве, он видел изредка лишь снежную пыль, появляющуюся в разгар зимы. Хотя был всего лишь конец октября, снег шел довольно густой и обильный, с неба тихо сыпались, кружась, крупные блестящие снежинки. За каких-то полчаса вся равнина покрылась белым саваном.

— Этим босым соплякам предстоит очень дрянная ночь, — произнес Длинноногий. — Они не одеты как следует для такой погоды.

— Да и мы тоже не одеты, — заметил Гас.

Он приходил в смятение, чувствуя себя очень неудобно в этих краях. Кандалы сжимали ноги, словно ледяные тиски — вскоре он вынужден был волочить цепи по густой снежной слякоти.

Капитан Салазар завел себе правило примерно каждый час объезжать колонну и перекидываться парой фраз со своими пленниками. Он завернулся в теплое пончо и, похоже, чувствовал себя неплохо в разразившейся снежной буре.

— Снег взбодрит нас для предстоящей битвы, — похвалился он.

— А мне кажется, что она взбодрит солдат и не даст им замерзнуть, — ответил Длинноногий.

— Мои люди к морозу привычные, сеньор, — назидательно произнес Салазар. — Они и так не замерзнут.

Хорошо хоть, что вечером всем роздали кофе, в том числе и пленникам. Гас обхватил ладонями кружку и держал ее как можно дольше, чтобы согреться, — в промозглую погоду у него всегда в первую очередь мерзли руки. На ужин опять были лепешки и немолотые кукурузные зерна. Густой снег продолжал сыпаться и в темноте. Калл, Гас и Длинноногий сидели у костра, тесно прижавшись друг к другу, как вдруг раздалось пронзительное ржание мерина Салазара. Затем тревожно заблеяли привязанные поблизости дойные козы. Истошно заревели мулы — это были домашние мулы и им не надевали путы на передние ноги, вскоре они умчались в темноту. Капитан Салазар куда-то пальнул из пистолета, а во что — Калл не заметил. Спустя секунду-другую он увидел какую-то огромную массу, быстро шагающую прямо в центр бивака. Солдаты повскакали, похватали мушкеты и открыли огонь по чудовищу, но оно продолжало идти как ни в чем не бывало.

— Это что, бизон? — удивился Гас и тут же, увидев, что чудовище идет на задних ногах, понял, что ни один бизон на такое не способен.

— Нет, нет, это не бизон, это медведь-гризли, — объяснил Длинноногий, быстро вскакивая на ноги. — Вот наш единственный шанс, ребята, — мотаем отсюда поживее, пока он тут всех разгоняет.

Огромный коричневый гризли был явно разозлен — Калл видел, как в свете костров сверкают его оскаленные зубы. Медведь зашел в самый центр бивака и свирепо рычал. Мексиканские солдаты разбежались кто куда, побросав пищу и оружие, в панике думая только о том, как спастись.

Медведь опять заревел и повернул к палатке Салазара — там, в уютном укрытии, старый Мануэль как раз подавал капитану отборные кусочки оленятины на ребрышках. Салазар выстрелил в зверя несколько раз, но тот, казалось, даже не обратил внимания на выстрелы. Патроны у Салазара кончились, и он побежал прочь. Старый Мануэль выскочил из палатки и оказался прямо перед разъяренным зверем — тот отшвырнул его огромной когтистой лапой в сторону и влез в палатку.

— Хватайте ружья и посмотрите, нет ли где-нибудь молотка, чтобы сбить кандалы, — быстро приказал Длинноногий Каллу и Гасу. — Торопитесь, нужно отрываться отсюда, пока гризли жрет капитана.

Калл и Гас быстро нашли много оружия — каждый прихватил по паре мушкетов и по несколько полных патронных сумок. Пока Калл искал молоток, медведь разорвал боковую стенку палатки и вывалился наружу. Вороная лошадь бешено прыгала и рвалась на привязи, сплетенной из сыромятной кожи. Рейнджеры видели, как медведь саданул лошадь когтистой лапой, как только что ударил Мануэля. Вороной мерин упал, как подстреленный, а гризли взгромоздился на него и стал разрывать на часта.

— Рвем отсюда когти, пока он пожирает коня, — приказал Длинноногий. Он вооружился пистолетом и ружьем.

— Вот уж никогда не предполагал, что медведь может одним ударом завалить лошадь, — удивился Гас. — Я рад, что теперь могу освободиться.

— Да медведь кого хочешь с ног сшибет, — промолвил Длинноногий. — Он может свалить одним ударом даже слона, если повстречает его — он сожрал ужин капитана, а теперь закусывает кониной.

Они видели, как громадный медведь вгрызся в шею мертвого мерина, поднял его и потащил в темень. Он проволок лошадь по телу старого повара Мануэля и пошел дальше из лагеря. Собственно, это был уже не лагерь, а всего лишь потрескивающие в разных местах костры с разложенными вокруг них жаровнями, шампурами и прочими принадлежностями для приготовления пиши. Когда техасцы покидали бивак, они не увидели ни одного мексиканца.

— Этот медведь пришел нам на выручку, — заметил Длинноногий. — Они заставили бы нас идти, пока мы не откинули копыта, но гризли явился вовремя и разогнал все их маленькое войско.

Каллу припомнилась картина, как гризли легко поднял за шею лошадь и поволок ее из лагеря. Вороной мерин был довольно тяжелым, но медведь с легкостью управлялся с ним, словно койот, тащивший в зубах котенка.

Снег все валил и валил, а когда они покинули освещаемые кострами места, стало совсем темно.

— Медведь направился в горы, — сообщил Длинноногий. — Давайте туда не соваться. Может, нам повезет и мы поймаем поутру пару мулов.

Гас нагнулся поправить кандалы на ногах и тут же испугался, как бы не потерять в темноте товарищей.

— Подождите, не бросайте меня, — взмолился он.

— Боже мой, да сейчас самая темная ночь из всех, которые мне только доводилось видеть, — заметил Длинноногий. — Нам лучше держать друг друга за ремни, а то довольно скоро каждому придется идти в одиночку.

И они пошли все вместе, держась за ремни друг друга и вытянувшись цепочкой: Длинноногий впереди, а Калл сзади.

— Мы даже не знаем, в какую сторону идем, — сказал Калл. — Может, мы идем как раз в Санта-Фе. Если не будем соблюдать осторожность, они нас снова поймают.

— Я-то, положим, знаю, куда шагаю, — ответил Длинноногий. — Я иду подальше от бешеного медведя-гризли.

— Он уже не будет таким бешеным, когда слопает лошадь, — проговорил Гас.

— Но там всего одна лошадь — может, ему этого мало? — усомнился Длинноногий. — Может, на десерт он захочет полакомиться теннессийцем, а то и двумя. Напоминаю: нам нужно идти и идти — мексиканцы спохватятся, когда рассветет.

— Такое предложение мне подходит, — ответил Калл.

26

Всю ночь ковыляли по снегу, держась за ремни друг друга, трое рейнджеров. Их не покидала мысль о медведе. Он запросто убил крупную лошадь одним взмахом когтистой лапы. Каллу припомнился блеск оскаленных зубов зверя, когда он ломился к палатке Салазара. Гаса поразило, что несколько человек сразу стреляли в гризли и не промахнулись, и тем не менее медведь ничем не показал, что в него угодили пули.

— Надеюсь, мы уходим от всего этого, — несколько раз повторил Гас. — Надеюсь, мы не возвращаемся туда опять.

— Да какая разница, куда мы идем, если хотим идти, — наставлял его Длинноногий. — Медведь может выследить тебя даже по запаху. Если он захочет схватить нас, он уже сейчас может идти позади в десяти футах. Они передвигаются бесшумно, если, конечно, не бешеные, как этот черт. У меня был друг, которого угробил медведь около Форт-Уэрта. Я сам нашел его останки, а медведя так и не видел.

Сообщив об этом, Длинноногий больше ничего не добавил.

— Ну, ладно, а дальше что? — не вытерпел Гас.

— А-а, тебя интересует Вилли, мой приятель, убитый медведем? — произнес Длинноногий. — Это случилось на берегу Тринити-Ривер — я потом разобрал по следам. Вилли сидел и удил рыбу, а медведь подкрался к нему бесшумно: Вилли даже понятия не имел, что поблизости шастает медведь — вот так тихо они ходят, когда скрытно выслеживают жертву.

— Ну так… расскажи… его что, медведь на части разорвал? — поинтересовался Калл. Ему тоже не нравилась привычка Длинноногого начинать какую-то историю и не досказывать до конца.

— Да, большую часть тела медведь съел, даже пряжку ремня — и ту сожрал, — продолжал Длинноногий. — На этой пряжке был двуглавый орел. Я всегда восхищался ею и хотел забрать, поскольку Вилли все равно погиб, а родственников у него, как я знал, не было. Но тот проклятущий медведь слопал и пряжку вместе с почти всем телом Вилли.

— Может, он вообразил, что и ремень очень вкусный, — предположил Гас.

От мысли о том, что медведь, возможно, засел футах в трех от них и выжидает, когда удобнее напасть, он никак не мог успокоиться. На ходу он без конца оборачивался, так что от резких поворотов у него к утру разболелась шея. Ночь была такая темная, что если даже медведь находился бы у него прямо за спиной, все равно он не заметил бы его — но рассказанная Длинноногим история не выходила у него из головы, и он не мог заставить себя не озираться.

Наступил рассвет — туманный и холодный. Снег превратился в густую кашицу, а равнину затянуло туманом. Еды у них не было, да еще приходилось волочить тяжелые цепи, цеплявшиеся за выступающие камни. Камни раскалывались, но цепи оставались целыми. Выйдя из себя от раздражения, Длинноногий Уэллейс попытался отстрелить свою цепь, но пуля из мушкета срикошетила от кандалов и поранила ногу.

— Хорошо хоть кость не зацепило, а то было бы дело, — мрачно произнес Длинноногий, осматривая рану, которую по дурости себе нанес.

Гас тоже собрался было отстрелить на себе цепи, но увидев, что произошло с Длинноногим, проделывать такой фокус не решился.

— Нам нужно остановиться и подождать ясной погоды, а то забредем в Канаду, — предостерег Длинноногий. — Там, в Канаде, живут злобные индейцы, они называют себя сиу. Мне что-то не хочется двигаться в этом направлении.

И тем не менее они не остановились. Воспоминания о плене были еще свежи и заставляли их идти и идти. Немаловажно также, что таким образом они согревались — еды у них не было, не могли они и развести костер. Таким образом, остановиться и ждать означало бы для них — замерзнуть.

Туман постепенно рассеивался — уже к началу дня они могли снова различать верхушки далеких гор. В полдень небо очистилось, и рейнджеры увидели, к своей радости, что двигаются они на юг, куда и намеревались идти. Они забрели довольно далеко по равнине — нигде не росло ни деревца, ни кустика.

— Надеюсь, медведь теперь не отыщет нас, — проговорил Гас.

Хотя туман и месиво снега наводили тоску и уныние, они хоть служили какой-никакой защитой; теперь же рейнджеры почувствовали себя беспомощными — с одной стороны их подстерегали индейцы, а с другой — гризли.

— Кто-то идет, — предостерег Длинноногий, показывая на две точки в прериях, на западе, в направлении гор. — Может, это охотники с капканами. Если они, то считайте, нам повезло. У них всегда есть с собой жратва, — добавил он.

Однако две точки превратились не в охотников, а в мексиканских солдат, довольно молоденьких мальчишек лет пятнадцати, которые убежали от медведя в ту же сторону, что и техасцы, — они заблудились, замерзли и проголодались. Оба были без оружия. Увидев хорошо вооруженных рейнджеров, бредущих по снежной слякоти, они разом подняли руки вверх, думая, что те убьют их на месте.

— Ну что нам делать с ними, ребята? — спросил Длинноногий. — Расстрелять или взять с собой?

— Не надо их расстреливать, — сказал Калл. — Вреда они нам не причинили. Думаю, они теперь направляются домой.

Мальчики сказали, что их зовут Хуан и Хосе. Калл припомнил, что один из них присматривал за дойными козами, которых возили, чтобы поставлять молоко капитану Салазару.

— Вы идете не в ту сторону, парни, — пояснил им Длинноногий. Он показал на север, в направлении селения, откуда они вышли. — Двигайте, и побыстрее, — добавил он. — У нас нет времени на пустопорожние разговоры.

Тем не менее оба мальчика отказались уходить от них. Рейнджеры пошли на юг, и те потянулись за ними, хотя и на порядочном расстоянии.

— Думаю, они боятся того медведя, — предположил Длинноногий. — Я их особо не виню. Медведь ушел в северном направлении.

Калл не допускал, что медведь последует за ними — в конце концов он же сожрал целую лошадь, но в то же время соглашался, что трудно предвидеть, какой фортель выкинет гризли. Он считал, что на западе нет ничего страшнее команчей, но оказалось, что гигантский гризли еще более грозен и страшен, нежели Бизоний Горб. Ведь даже вождь индейцев не смог бы убить лошадь одним ударом. Калл припомнил, сколько им пришлось стрелять и колоть ножом неподатливого бизона, прежде чем тот сдох. А ведь гризли гораздо сильнее бизона. Какой же огромный калибр должен быть у ружья, чтобы убить из него медведя? Он знал, что люди убивали медведей, даже гризли, но увидев, как зверь легко разогнал ополченцев и привел в ужас даже самого Салазара, подумал, какими же орудиями охоты они убивают этих чудовищ.

Так или иначе, но была причина, заставлявшая рейнджеров все время быть начеку. Если медведь может тихонько подкрасться к человеку, как он подкрался к Вилли, другу Длинноногого, то, стало быть, им надлежит ни на минуту не ослаблять бдительность.

Ближе к сумеркам им удалось застать врасплох шесть степных тетеревов и схватить их голыми руками. Тяжелые птицы могли летать лишь на короткие расстояния. Рейнджеры с помощью голодных мексиканских ребятишек исхитрились поймать всю шестерку. Уже в темноте они перешли вброд небольшую речушку, по берегам которой росли невысокие деревья, и наломали хвороста для костра. Они позволили Хуану и Хосе ужинать вместе с ними и спать около огня — у мальчиков была тоненькая одежонка, что называется, на рыбьем меху.

— Нам повезло, — сказал Длинноногий, когда они прикончили последнего тетерева. — Калеб не может быть слишком далеко, иначе их всех бы уже перебили. Если мы будем упорно идти вперед, то обязательно встретим их завтра же.

Калл подумал, что Длинноногий зря надеется. До сих пор ни Длинноногий, ни кто-либо другой не могли предсказать события, которые бы сбывались. Равнина представляла собой океан трав — так что Калеб мог быть где угодно. На таких безграничных просторах легко затеряется и более крупный отряд.

Но на этот раз предсказание разведчика сбылось. Весь день они упорно шагали на юг по залитой солнцем равнине. В конце дня заметили вдали дымок, поднимающийся в густую лазурь неба. Как и дым из труб того селения, где их захватили в плен, источник дыма был гораздо дальше, чем показалось на первый взгляд. Когда они подошли туда, уже совсем стемнело — там и сям на расстилавшейся равнине они увидели дрожащий свет многих костров.

— Но это, может, и не костры лагеря, — усомнился Калл. — А вдруг это мексиканцы?

Тем не менее они продолжали идти туда, мальчики боязливо следовали за ними. Целый час они шагали до костров. Ржания и фырканья лошадей слышно не было. Гас начал опасаться. Он решил, что Калл прав — возможно, вокруг костров расселись вовсе не техасцы, а мексиканцы.

— Давайте остановимся и подождем до утра, — шепнул он. — А тогда посмотрим, кто они — если окажутся индейцы, тогда еще сможем удрать.

— Заткнись, они услышат нас, — предупредил Калл.

— Да я же шепотом, — оправдывался Гас.

— Да твой шепот мертвого разбудит, — возразил Калл.

— Стой, кто идет! — раздался чей-то голос, и рейнджерам сразу стало легче, поскольку голос оказался до боли знакомым — окликал их не кто иной, как Верзила Билл Колеман.

— Билли, да это ж мы — не стреляй! — выкрикнул Длинноногий.

На секунду-другую установилась тишина — Верзила Билли не мог поверить своим ушам.

— Ребята, это вы? — спросил он.

— Мы, мы, Билли! — отозвался Гас.

— Не могу поверить, вроде Гаса Маккрае голос, — проговорил Верзила Билл.

— Мы, это мы, Билли, — снова повторил Гас.

Верзила Билл Колеман напряженно вглядывался в кромешную темень, но разглядеть ничего не мог. Хотя голоса и были похожи на голоса Длинноногого Уэллейса и Гаса Маккрае, он все же испытывал тревогу. В такое время ночи люди не шастают по прериям. Он как-то слышал, что индейцы научились великолепно подражать голосам белых, так же, как подражают щебету птиц и вою койотов.

Ему хотелось верить, что услышанные голоса — действительно его друзей, но в данную минуту рассказы о команчах, умело подделывающих голоса, заполнили его голову.

— А если это вы, то кто вместе с вами? — на всякий случай спросил он, опасаясь, как бы его не оскальпировали. Он взвел курок ружья и отошел в безопасную сторону.

— Гас и Калл со мной и двое пленных, — ответил Длинноногий. — Ты что. разве не знаешь нас?

И тут Верзила Билл разглядел Длинноногого и понял, что проявил излишнюю подозрительность.

— Нервы, я весь взвинчен, — пояснил он. — Идите сюда, ребята.

— А вот и мы, Билли, — выходя на свет, произнес Гас, чтобы успокоить его и показать, что это не ловушка. — Вот и мы. Мы вернулись к вам!

27

Появление трех рейнджеров, закованных в кандалы, в сопровождении двух испуганных мексиканских мальчишек всполошило весь лагерь. Быстро разыскали кузнеца, и он сбил цепи. Нашлись и такие, которые предлагали заковать в эти же кандалы Хосе и Хуана, но Длинноногий про это и слушать не желал. Один вид такой оравы вооруженных до зубов техасцев заставлял мальчишек дрожать от страха и думать, что настал их последний час, и он и впрямь настал бы, если бы в рейнджерах возобладала жажда мести. Твердую волю Длинноногого не смогли поколебать самые кровожадные сторонники расправы с малолетними мексиканскими ополченцами.

— Эти парни вовсе не хотят воевать, — решительно воспротивился Длинноногий. — Они слишком оголодали, чтобы сражаться, да и мы тоже. Нет ли чего-нибудь пожрать?

Калеб выглядел жалким и удрученным.

— Я хотел бы устроить банкет для тебя и капралов, мистер Уэллейс, — сказал он. — Знаю, что вы все заслуживаете этого за то, что смогли вернуться к нам, несмотря на самые опасные препоны.

— Что верно, то верно. Препоны были очень опасные — нас чуть было не сожрал проклятый медведь-гризли, — доложил Гас.

— Если бы вы оказались более предусмотрительными и убили этого медведя, вот тогда бы мы устроили банкет, — продолжал Калеб. — А раз не убили, то и ничего устроить не можем. Вся еда кончилась вчера, у нас не осталось ни крошки.

— Ничего не осталось? — весьма удивился Гас.

— Ничего, кроме дров, если вы их едите, — заметил Верзила Билл. — Все мы ходим голодные.

У одного из костров сидел интендант Брогноли. Здоровье его не поправилось. Глаза все еще были белесыми, а голова тряслась.

— Черт возьми, да нам лучше бы оставаться в плену, — произнес Длинноногий. — Мексиканцы хоть кормили нас кукурузой. А когда находились в том селении, нам давали даже суп.

— Горы от нас недалеко, а там, думаю, водятся олени, — размышлял Калеб. — Если нам хоть чуточку повезет, то уже завтра будем есть мясо.

Калл сразу заметил, что их отряд заметно поредел — всего неделю назад рейнджеров в нем было гораздо больше. Он не видел многих знакомых лиц, хотя зачастую не знал, как их зовут. Похоже, отряд не досчитывался многих людей по сравнению с днями, когда они уходили на разведку. Но Джимми Твид был здесь, высокий и жилистый, и Джонни Картидж тоже, и Чадраш с Матильдой сидели у костра, тесно прижавшись друг к другу. Но все же численность отряда здорово поубавилась, и Длинноногий не замедлил спросить об этом Калеба Кобба.

— Да, несколько дурней ушли от нас пешком, — признался Калеб. — Думаю, что теперь они все уже покойники по тем или иным причинам. У меня не хватало патронов, чтобы расстрелять их, поэтому я отпустил их с миром. Теперь в отраде всего сорок человек.

— Сорок три, поскольку вы вернулись, — уточнил он секунду спустя.

— Всего сорок три? — удивился Длинноногий. — А когда мы уходили из Остина, было почти две сотни.

— Первыми удрали проклятые миссурийцы — думаю, все они сдохли с голоду, — заметил Верзила Билл Колеман. — Потом другая группа пошла назад и пыталась переплыть реку. Не удивлюсь, если они тоже околели с голоду.

— А мне наплевать, что кто-то помирает с голода, а кто-то нет, — решил Длинноногий. — Мексиканцы выставляют против нас тысячное войско. Мне об этом говорил Салазар. Если у них солдаты будут в основном мальчишки, вроде Хуана да Хосе, все равно нам придется немало потрудиться, чтобы разбить армию в тысячу человек.

Калеб Кобб казался невозмутимым.

— Считаю, что эта цифра преувеличена, — сказал он. — Поверю в тысячу мексиканских солдат, когда увижу их своими глазами.

— Человек, который взял нас в плен, говорил, что к ним едет генерал, — заметил Калл. — Салазар как-то вскользь упоминал об этом.

— Ну и что из того, генералы бывают разные, — возразил Калеб. — Может, их генерал пьяница, каким был наш Фил Ллойд.

— Калеб, поймите, — их очень много, — настаивал Длинноногий. — Они поднимут против нас всю страну. А если у вас не хватило пуль, чтобы расстрелять несколько дезертиров, то как же вы намерены разгромить тысячное войско?

— Ты хреновый разведчик и слишком пессимистичен, — решил Калеб. — Пошли-ка лучше спать. Может, нам удастся уничтожить их первый батальон и захватить у солдат боеприпасы.

Он пошел к костру и стал устраиваться на ночлег, оставив рейнджеров в тревожном недоумении. Увидев кандалы на ногах трех своих товарищей, они помрачнели и стали угрюмыми.

— Нам следует возвращаться, — произнес Джонни Картидж. — Я, по сути дела, едва передвигаюсь на ногах. Если они схватят меня и закуют в кандалы, то я с радостью стану носить их.

— Да у нас такая обстановка с самого начала, — сказал Калл. — Никто не знает, что делать дальше. Нам сейчас еще хуже, чем при майоре Шевалье. Мы не можем разгромить мексиканцев и в то же время не можем вернуться домой. Если повернем назад, сдохнем с голоду, а оставшихся в живых они переловят голыми руками.

У Гаса не было доводов, чтобы возражать. Тот факт, что в отряде не оказалось никакой еды, привел его в уныние. Весь долгий путь в холоде, по снегу и слякоти он успокаивал себя мыслями о том, как наестся до отвала, когда они вернутся к своим товарищам. Может, кто-нибудь из них завалил бизона, думал он и мысленно представлял себе бизоньи ребра с жирным мясом, поджаривающиеся на огне. Но никаких бизоньих ребер не было и в помине, как не было и кукурузной каши. После луговых тетеревов он крошки во рту не держал и чувствовал, что если вскоре не поест, то ослабеет и не сможет передвигаться.

— Мексиканцы хоть кормили нас, — произнес он, повторяя замечание Длинноногого. — Лучше уж пусть меня возьмут в плен, чем подыхать с голоду.

Калла возмущало безразличие Калеба Кобба в их плачевном положении. Он завел их в такую даль по равнине, что они не могут даже повернуть назад, а с другой стороны — их отряд так ослабел и поредел, да еще так плохо снабжен всем необходимым, что даже и думать не приходится, чтобы разгромить мексиканскую армию. А доведется ли ему прожить долго и послужить еще под началом толкового военного командира, который отдавал бы себе отчет в своих действиях? До сих пор он не встречал ни одного, который знал бы, как можно выжить в этих краях, не говоря уже о том, как разгромить врагов и завоевать эту страну. Бизоний Горб с горсткой из девяти воинов чуть не уничтожил команду майора Шевалье, а тут целый отряд Калеба Кобба численностью в двести человек уже сократился до сорока, а они еще даже не подошли к пункту назначения.

Теперь ничего не оставалось делать, кроме как поддерживать огонь в кострах и дожидаться рассвета. Они разожгли костер невдалеке от того места, где спал Чадраш с Матильдой. Старый следопыт не переставал кашлять. Вскоре к ним подошла Матильда и искренне поздравила с возвращением. Выглядела она усталой и удрученной.

— Эта дрянная погода плохо действует на Чада. -пожаловалась она. — Боюсь, что, если не станет суше, он умрет. Я делаю все, что в моих силах, лишь бы согреть его, но, несмотря на это, ему становится все хуже и хуже.

И в самом деле, старый горец прокашлял всю ночь — затяжным, тяжелым кашлем. Гас все же в конце концов согрелся, вытянулся и заснул, но Калл не смыкал глаз всю ночь. Правда, он не отошел от костра прогуляться, как раньше делал не раз, но в то же время не спал. К нему подошли и присели рядом оба мексиканские мальчишки. Они боялись техасцев, но к этим троим привыкли.

Наконец, когда серый рассвет постепенно пополз по огромной равнине, Калл немного соснул, но во сне его стал преследовать кошмар: огромный медведь и Бизоний Горб вместе напали на их отряд. Рейнджеры падали, а он не мог дотянуться до оружия и защитить себя. Он увидел, как в Верзилу Билла Колемана вонзились стрелы; громадный медведь сшиб Гаса наземь и, рыча, навалился на него. Калл хотел наброситься на медведя, но у него не было никакого оружия. Потом он увидел, что Бизоний Горб схватил Длинноногого и ножом отрезал ему голову. Голова покатилась, а огромный вождь команчей поднял ее и испустил ужасный боевой клич.

— Просыпайся… Вудроу… ты всполошил весь лагерь! — трясла его Матильда.

Хуан и Хосе стояли рядом с ней, уставившись на Калла, будто он спятилл. Гас продолжал спать, но люди у других костров вставали и смотрели на Калла, и он очень смутился, чувствуя на себе пристальные взгляды.

— Да и не думал я пугать народ, — ответил Калл, но руки у него в этот момент мелко дрожали. — Мне приснился тот громадный медведь.

28

Голодные, замерзшие и утратившие боевой дух рейнджеры отряда прошагали всего пять миль, поднялись на пригорок и увидели лагерь мексиканской армии, разбитый прямо перед ними. Лагерная стоянка, казалось, занимала всю равнину и протянулась до самых гор.

Первым заметил лагерь Длинноногий и дал знак отряду приостановить движение, но сигнал был подан слишком поздно. Два разведчика-индейца уже мчались на быстрых конях к лагерю мексиканцев.

У рейнджеров на лошади восседал один лишь Калеб Кобб. Он подъехал к гребню пригорка и принялся молча осматривать лагерь.

— Я ведь предупреждал тебя, что они подняли на ноги всю страну, — напомнил Длинноногий.

— Замолкни ты, я подсчитываю их силы, — огрызнулся Калеб.

Он вынул подзорную трубу и через нее смотрел на стоянку мексиканцев и если и встревожился, то виду не подавал.

Длинноногий же, наоборот, сразу же заметил то, что ему не понравилось больше всего.

— Полковник, у них и кавалерия есть, — доложил он. — По моим подсчетам, не менее сотни всадников.

— Нет, побольше сотни, — произнес Калеб, не отрывая подзорной трубы от глаза. — Я их и считаю. Насчитал уже сто пятьдесят лошадей.

Подсчитав, он опустил подзорную трубу и оглядел своих рейнджеров. Он был единственным всадником в отряде.

— Думаю, сто сорок девять кавалеристов одолеют нас, — решил он.

— Проклятие, да у них и пушка есть, — воскликнул Длинноногий. — Они тащили ее с собой все время, думая, что мы — целая армия.

— А мы и есть армия, мистер Уэллейс, — твердо произнес Калеб. — Просто пока мы маленькая армия. Мы вроде как поднялись на битву с превосходящими силами противника.

— Не все армии могут сражаться, — возразил Чадраш. — Может, у них армия мальчишек, похожих на этих двух парней. Но мы армия зрелых мужчин.

Калл и Гас стояли и смотрели, как выстраиваются в колонны мексиканцы, и задавались вопросом, а что же будет дальше.

— По-моему, нам нужна целая стая медведей, — промолвил Калл. — Десять-двенадцать огромных медведей, вероятно, смогли бы разогнать всех этих мексиканцев, как тот медведь одолел их передовую группу.

Верзила Билли Колеман оглядывался и искал какое-нибудь укрытие, но укрытия не было, куда ни глянь — кругом расстилались прерии. У Чадраша не проходил кашель, но он все равно держал в руках свое длинноствольное ружье, — похоже, предстоящее сражение вселяло в него энергию. Матильда тоже вооружилась раздобытым где-то ружьем и теперь стояла около Чадраша.

Весь отряд высыпал на вершину пригорка и наблюдал, как два разведчика скачут к лагерю мексиканцев.

— Разведчики у них апачи из-под Мескалеро, — определил Длинноногий. — Это такие холмы в этой местности. Должно быть, мексиканцы прилично заплатили им, потому что апачи обычно не работают на них.

Появление группы техасцев на гребне ровного пригорка взбудоражило лагерную стоянку мексиканцев. Кавалеристы кинулись седлать лошадей, многие из которых оказались норовистыми и строптивыми. Повсеместно солдаты принялись заряжать ружья и готовиться к сражению. В самом центре стоянки виднелась большая белая палатка.

— Думаю, в ней-то и спит их генерал, — предположил Калеб. — Жаль, что я потерял свое каноэ.

— А чего жалеть? — спросил Длинноногий. — Мы же на самой что ни на есть суше.

— Знаю, но если бы у меня было каноэ, я поспешил бы с ним назад к ближайшей реке и поплыл вниз по течению, пока не приплыл до реки Арканзас, а потом по Арканзасу до Миссисипи, а по ней добрался до Нового Орлеана.

Он замолк и улыбнулся Брогноли, который стоял, глядя остекленевшими глазами.

— Как-то раз я очутился в Новом Орлеане, остановился там, чтобы снять проститутку, — продолжал Калеб. — А когда наелся проститутками досыта, вернулся снова к пиратской жизни в добром, старом заливе и грабил корабли, плывущие из Мексики. Так было легче всего добывать испанское серебро. Его переправляли в Испанию на кораблях. Такой способ добычи серебра гораздо лучше бесцельных скитаний по этим проклятым прериям.

— Я считаю, что нам стоит учитывать нехватку боеприпасов, полковник, — предостерег Длинноногий. — И не допускать их расхода понапрасну.

Калеб на это разумное предложение не обратил никакого внимания. Он вскочил на лошадь и с седла наблюдал за суетливыми приготовлениями в мексиканском лагере.

— По правде говоря, и я разуверился в экспедиции с того момента, когда капрал Маккрае уронил моего пса Джеба и тот разбился насмерть, — заметил Калеб. — Считаю, что мне следует поехать и провести переговоры с этой армией. У нас сохранился флаг?

Они везли с собой флаг Республики Техас, но до сих пор его почему-то никто не видел.

— А на кой черт он нам нужен? — поинтересовался Длинноногий.

— Раз мы приволокли сюда этот проклятый флаг, так почему бы не использовать его? — стал объяснять Калеб. — Может, его вид произведет впечатление на генерала, если только он настоящий генерал.

Флаг наконец нашелся в вещевом мешке Джонни Картиджа. Ему когда-то поручили его беречь, но жизнь оказалась такой трудной и напряженной, что он забыл о поручении.

Калеб привязал флаг к стволу ружья и приготовился ехать. Тревога охватила отряд, поскольку люди не знали, чем обернется такой шаг командира. Половина рейнджеров приготовились бежать, хотя пеший переход через прерии на пустой желудок не сулил, ничего хорошего, кроме того, их легко могли догнать полторы сотни (по подсчетам Калеба) кавалеристов.

В последнюю минуту Калеб глянул на Калла и скомандовал:

— Поедешь со мной, капрал, — мне нужны сопровождающие. И ты тоже, Маккрае. Посмотрим, как воспитан их генерал. Если он приличный человек, то пригласит нас позавтракать.

— Если пригласит, прихватите для нас бекону, — попросил Верзила Билл Колеман. — Очень уж мне хочется отведать кусочек хорошего бекона.

— Можно нам взять ружья? — спросил Гас. Ему не хотелось находиться среди многочисленных мексиканцев безоружным.

— Вы меня сопровождаете, поэтому берите оружие, — разрешил Калеб. — Сопровождающие едут впереди. Хотелось бы прихватить и барабанщика, но у нас его нет. Ну, тронулись.

Гас и Калл зашагали прямиком к лагерю мексиканцев. Калеб, прежде чем последовать за ними, долго стоял на месте, раскручивая сигару — он возил их с собой и сразу помногу не выкуривал.

— Боже милостивый! Посмотри только на них! — воскликнул Гас, показывая на мексиканцев. — Да нам в качестве эскорта следовало бы вести весь свой отряд.

— Не думаю, что они станут стрелять в нас — это все же переговоры, — заметил Калл, хоть и не был достаточно уверен на этот счет.

Вся мексиканская рать выстроилась на равнине в боевом порядке и поджидала их. На конях сидели сто пятьдесят кавалеристов, пехота, численностью в несколько сот человек, выстроилась в шеренги во главе с капитанами и лейтенантами. Командиры отъехали в тыл и оттуда подавали команды. Несколько человек сгрудились возле пушки. Около белой палатки стоял импозантный мужчина в окружении адъютантов.

И снова пришлось убедиться в том, как обманчивы расстояния в прериях. Сперва казалось, что мексиканская армия расположилась довольно далеко — по подсчетам Гаса, на полдня пешего перехода, а на самом деле оказалось, что значительно ближе. Калл и Гас не успели, что называется, глазом моргнуть, как очутились перед самым дулом пушки — или это им так показалось, а первая шеренга солдат стояла от них всего в сотне ярдов.

— Они не станут нас убивать, — промолвил Калл. — В данный момент это им ничего не дает. Нас всего лишь трое. Если они воспользуются превосходящей численностью и прикончат нас, то будут выглядеть как трусы.

— А кто их знает, может они и есть трусы, — предположил Гас. — Если они пальнут по нам из пушки, то разорвут на куски.

Они то и дело оглядывались на своего командира Калеба Кобба, а тот казался невозмутимым, сидя на лошади, идущей медленным шагом, и покуривая длинную сигару.

— Не обращайте на них внимания, — поучал он. — Идите прямо к той палатке. Единственный, с кем нам нужно говорить, — их начальник.

Оба рейнджера делала так, как им велел Калеб, они спокойно шли сквозь ряды пехоты и кавалерии. Оба смотрели прямо перед собой, стараясь не обращать внимания на сотни солдат вокруг, готовых в любую минуту убить их.

Стоящая на верхушке пригорка позади них Матильда не удержалась и вскрикнула:

— Они пропали — их наверняка убьют!

— Да нет, Матти, — это же переговоры, — увещевал ее Чадраш, но она не успокаивалась. Тревога переполнила все ее существо. Она закрыла лицо руками и зарыдала.

Когда трое рейнджеров подошли к палатке генерала, Гас пришел в замешательство, увидев среди офицеров и капитана Салазара.

— Я-то надеялся, что медведь задрал и его, — шепнул он Каллу.

— Что делать, не задрал, — проговорил Калл.

Вокруг генерала, грузного мужчины в военной форме, сплошь обшитой позолоченными галунами, стояли семеро офицеров. У генерала были закрученные усы, в руках он держал серебряную флягу, из которой изредка что-то отхлебывал. У некоторых офицеров на боку висели сабли — они сурово смотрели на молодых рейнджеров, приближающихся к палатке. По сути дела, лишь один из них, похоже, глядел сочувственно — капитан Салазар. Он вышел навстречу им и по-военному приветствовал.

— Поздравляю вас, джентльмены, — сказал он. — Вы избежали встречи с медведем. По закону я, разумеется, мог бы расстрелять вас за побег, но за то, что вы удрали от разъяренного гризли, никто вас винить не может Тот медведь убил мою лошадь и повара. Теперь у меня другая лошадь, но повара я потерял.

— Догадываюсь, что вы уже знакомы, — произнес Калеб. Он слез с коня и передал поводья мексиканскому ординарцу, а тот в недоумении взял их.

— Да, полковник, мы вместе путешествовали, — ответил капитан Салазар. — К сожалению, наше путешествие прервалось, как вы, возможно слышали.

— А-а, медведь, ну как же, слышал, — заявил Калеб. — А вы капитан Салазар?

— К вашим услугам, — представился капитан и снова отдал честь. — Разрешите мне представить вас генералу Димазио.

Грузный генерал не приветствовал их по-военному — он лишь небрежно кивнул и жестом пригласил войти в палатку.

— Надеемся, вы не откажетесь от чашечки кофе, — предложил Салазар Калебу. — И нам и вам повезло, что мы нашли друг друга столь быстро. Генерал Димазио не любит ездить по прериям. То, что вы явились приветствовать нас, избавило его от лишних хлопот.

— Тогда нам и впрямь повезло, — согласился Калеб и, не сказав ни слова Гасу и Каллу, наклонился и вошел в палатку.

Как только Калеб Кобб скрылся в генеральской палатке, двое мексиканцев закрыли ее полог и встали у входа с ружьями наперевес. Калл и Гас остались одни среди сотен вражеских солдат, большинство из которых смотрели на них явно недружелюбно. Правда, из ружей в них не целились, сабли не обнажали, но по всему чувствовалась напряженность. На соседнем холме в конце ровного поля стояла горстка рейнджеров, смотрящих на них. У Калла мелькнула мысль, что выглядят они какими-то жалкими оборванцами. Мексиканцы по большей части были одеты в чистую униформу; на многих кострах кипели котлы. Армия, в центре которой они находились, была хорошо экипирована и обучена — совсем не похожа на испуганное сельское ополчение, с которым они столкнулись в Антон-Чико.

— Вот мы сами появились, — промолвил Гас. Молчание действовало на него угнетающе.

— Да, на сей раз, — ответил капитан Салазар. Он единственный из мексиканцев относился к ним по-дружески. — А не желаете ли позавтракать? — предложил он. — Как видите, еды у нас достаточно. Даже куриные яйца есть.

Гас чуть было с радостью не согласился — он подумал, что готов съесть зараз тридцать или сорок яиц, если их предложат, но Калл с ходу отверг предложение Салазара, сказав:

— Нет, сэр, премного благодарны. Мы уже поели.

— В таком случае позвольте предложить вам по чашечке кофе, — не отставал Салазар.

— Спасибо, я бы не отказался от кофе, — поспешил Гас, опасаясь, как бы Калл не отверг и это предложение.

Салазар дал знак ординарцу, и тот быстро принес всем по чашке кофе.

— Почему ты соврал, что мы уже поели? — спросил Гас Калла. — Ты же знаешь, что мы не жрали с тех пор, как убили тех тетеревов. Мог бы и позволить им накормить нас — еды у них навалом.

— А у наших рейнджеров нет ни крошки, — напомнил ему Калл, глядя на группку товарищей, стоящих вдали на холме. — Я не сяду и не стану набивать себе брюхо вместе с врагами, в то время как наши люди готовы сжевать собственные ремни.

— Мы-то причем, если их не взяли в сопровождающие, — возразил Гас. — Быть сопровождающим не легко — здесь мы в окружении тысячи врагов, готовых растерзать нас. Может, они и впрямь нас убьют. Если мне суждено умереть, то я предпочел бы, чтобы у меня лопнуло пузо от жратвы.

— Нет, — решительно заявил Калл. — Закрой рот и жди. Может, полковник Кобб закупит провианта на весь отряд, тогда и наедимся.

Калеб Кобб находился в палатке вместе с генералом свыше часа. Из-за брезента не доносилось ни звука. Каллу и Гасу ничего не оставалось, кроме как терпеливо ждать. Капитан Салазар вскоре отправился куда-то по делам, оставив их двоих среди враждебно настроенных солдат. Чашечки с кофе оказались малюсенькими, а больше никто ничего не предложил.

Тем временем, пока они стояли и ждали, мексиканские кавалеристы разделились на две группы и тронулись в путь. Одна группа окружила рейнджеров на холме с юга, другая — с севера. Затем такой же маневр проделала и пехота. Несколько сот пеших солдат выстроились полукольцом к северу от техасцев, а другие сотни — к югу. Рейнджеры же как стояли, так и остались стоять, с безнадежным видом наблюдая за этими построениями.

— Хорошо бы нашим ребятам укрыться где-нибудь, да где только найти такое укрытие? — произнес Гас. — Скоро их полностью окружат.

— Насчет укрытая ты верно сказал, — откликнулся Калл. — Нет тут ничего подходящего.

— Что-то наш полковник долго не выходит, хотел бы я знать, жив ли он еще? — проговорил Гас. Не слыша никакого звука в палатке, он начал проявлять тревогу.

— Думаю, жив, — отозвался Калл. — Если бы в него стреляли, был бы слышен выстрел.

— А вдруг они перерезали ему глотку, — предположил Гас. — Мексиканцы — они ведь знают, как обращаться с ножами.

Едва он проговорил эти слова, как полог палатки откинулся и Калеб Кобб вышел наружу с тем же самым веселым выражением на лице, с каким входил туда час назад.

— Капрал Маккрае, вас накормили? — спросил он.

— Предлагали, — ответил Гас. — Да капрал Калл отказался.

— Почему же? Мне, к примеру, подали роскошный завтрак. Яйца оказались по-настояшему вкусны.

— Я не принимаю еду от мерзавцев, когда мои друзья мучаются с голодухи, — объяснил Калл.

— Понимаю, так поступать благородно, — согласился Калеб. — Но я руководствуюсь более здравыми соображениями. Вам редко доведется увидеть, что я отказываюсь удовлетворять потребности своего живота.

— Я бы хотел поскорее уйти отсюда, — заявил Калл. — Меня тут разглядывали люди, в которых мне не терпится стрелять.

— В сложившейся обстановке это была бы далеко не равная схватка, — предупредил Калеб. — Никуда вы отсюда не пойдете.

— Почему? — не понял Калл

— Потому что я только что сдался в плен, — объяснил Калеб. — Мне обещали, что если мы сложим оружие, ни один наш человек не будет убит. Я уже сложил свое — отдал его ординарцу генерала.

Гас сильно удивился, а Калл рассвирепел. Он пришел в ярость от того, что их командир вошел в эту роскошную палатку договариваться там с жирным генералом о сдаче в плен, не дав никому из рейнджеров ни малейшей возможности высказаться по этому поводу.

— А я намерен не сдавать свое оружие, пока меня не убьют, — твердо заявил Калл.

— Не можешь ты не сдать его, капрал, — ты просто обязан это сделать, — ответил Калеб с угрожающим видом. — Когда я отдаю приказы, то ожидаю, что им будут подчиняться. Ты же молодой человек. Не хочу, чтобы ты погиб по собственной глупости.

— Лучше я погибну в сражении, нежели меня опять закуют в кандалы, — отрезал Калл. — Не хочу снова носить на себе цепи.

— На сей раз никаких оков не будет, — уверял его Калеб. — Это всего лишь мирная сдача в плен, процедура которой выработана мной и генералом. Ни с нашей, ни с их стороны никто не причинит друг другу вреда. Как только ребята, стоящие там на вершине холма, сдадут оружие, мы все вместе усядемся и позавтракаем с ними как с друзьями.

— Вы имеете в виду, что мы можем сразу же идти домой, но без оружия? — спросил Гас.

— Нет, не домой и не сразу же, — возразил Калеб. — Все мы отправимся в Мексику и пробудем там какое-то время.

— Там мы будем пленниками, вы это имеете в виду? — настаивал Калл. — Вы думаете, что мы должны пройти весь этот путь, чтобы нас посадили там в тюрьму?

Калеб Кобб повернулся к одному из мексиканских офицеров и произнес несколько фраз по-испански. Офицер, молодой худощавый парень, встревожился, но тем не менее передал свой пистолет Калебу, а тот направил его на Калла.

— Капрал, — произнес Калеб, — если ты решил умереть, я вынужден буду помочь тебе в этом. Я пристрелил капитана Фолконера за неповиновение, и я пристрелю тебя за этот же проступок.

И он взвел курок пистолета.

— Вудроу, отдай свое оружие, — попросил Гас, положив ладонь на руку друга.

Он увидел, что тот напрягся, как сжатая пружина. Раньше Гас никогда не вмешивался в спорные дела Вудроу Калла, но сейчас почувствовал, что если не вмешается и на сей раз, его самого преданного единственного друга и в самом деле застрелят на его же глазах. Калеб Кобб был не из тех, кто расточает пустые угрозы.

Калл отбросил ладонь Гаса. Он был готов кинуться на Калеба даже под угрозой неминуемой смерти.

Гас быстро встал между Каллом и Калебом и протянул рядом стоящему мексиканскому офицеру свой пистолет и ружье.

— Отдай и ты свои, Вудроу, — попросил он.

— Капрал Маккрае, а ты более благоразумен, нежели твой приятель, — заметил Калеб. — Капрал Калл туго соображает, но если он последует твоему совету и сдаст оружие, мы все выйдем из этой трудной ситуации без людских потерь.

Калл с горечью и злостью убедился, что его положение безнадежно. Даже если он прыгнет на Калеба и вырвет у него пистолет, целая сотня мексиканцев расстреляют его, прежде чем он убежит.

— Ненавижу вас за трусость, — бросил он упрек Калебу, но оружие свое все же сдал.

Калеб недоуменно пожал плечами и повернулся к капитану Салазару, который вернулся к палатке как раз в тот момент, когда там разгорелся скандал.

— Капитан, не можете ли вы сделать мне одолжение и посадить этого человека под надежную стражу, пока он не остынет? — попросил Кобб. — Он слишком ершист на свою же беду, черт бы его побрал.

— Разумеется, полковник, — пообещал Салазар. — Я для этого выделю шестерых солдат.

Калеб опять поглядел на Калла — молодой рейнджер трясся мелкой дрожью, а в глазах его светилась откровенная ненависть.

— Выделите десятерых, капитан, — посоветовал Калеб. — Шестеро, может, и одолеют его, если он решит вырваться. Но он тот самый человек, который застрелил сына Бизоньего Горба — он будет драться до последнего.

— Мне плевать на вас, полковник, если вы решили сдаваться в плен сами, — заметил Калл. — Но решать за нас у вас нет права.

Калеб Кобб никак не отреагировал на его замечание — он молча вернул тощему молодому офицеру пистолет.

— Спасибо, — сказал он. — Капрал Маккрае. отправляйся на вершину пригорка, где стоит отряд, и передай им мой приказ сложить оружие. Скажи, что вреда им не причинят и накормят, как только они сдадутся.

— Я пойду, полковник, но, может, им не понравится отданный вами приказ, — ответил Гас.

Калеб показал на мексиканскую армию, которая быстро окружала небольшую кучку рейнджеров, стоящих на макушке пригорка. Пехота уже встала плотным кольцом, а кавалерия гарцевала двумя группами позади нее.

— Мы не станем здесь устраивать второго Аламо или Голиада, — сказал Калеб. — Полковник Трэвис был дурак, храбрый, но дурак. У него хоть рядом стояла церковь, где можно было занять оборону и отстреливаться, а у нас нет даже деревца, за которым можно спрятаться. Так что наша малая война закончилась. Иди и скажи им об этом, — добавил он. — Чем скорее доберешься, тем скорее они получат завтрак.

— Вудроу, успокойся, — предупредил Гас перед тем, как отправиться в отряд. — Никому легче не станет, если тебя убьют.

Калеб Кобб опять нырнул в палатку генерала. Около нее трое солдат впрягали пару гнедых кобылиц в великолепную двухколесную пролетку с брезентовым тентом наверху.

Гас пожал Каллу руку и пошел назад к гребню холма, где его поджидал отряд. Он считал, что с ним вместе пойдут несколько мексиканцев, чтобы не спускать с него глаз, но никто не пошел. Он в одиночку покинул лагерь, шагая по цветущей траве.

Десяток солдат во главе с капитаном Салазаром окружили Калла и повели его за сотню ярдов от палатки генерала.

— Присаживайтесь, капрал, и отдыхайте, — промолвил Салазар. — Вам предстоит долгий путь. Может теперь, когда этот дурацкий инцидент исчерпан, вы хоть немного поедите.

Калл лишь мотнул головой — он еще не остыл.

— Я поем вместе с моими друзьями, — проговорил он. — А что насчет долгого пути? Полковник Кобб только что сказал, что мы направляемся в Мексику — а разве мы не в Мексике?

— В Нью-Мексико, — уточнил Салазар. — Но есть и другая Мексика, вот туда-то вы и направляетесь — по сути дела в Мехико-Сити. Там состоится суд, — продолжал он. — Или, вернее, должен состояться, если кто-нибудь из вашего отряда выживет после длительного перехода.

— А как далеко находится Мехико-Сити? — поинтересовался Калл.

— Не знаю, сеньор, — признался Салазар. — Никогда не имел удовольствия бывать там.

— Но все же, в сотне миль отсюда? — не унимался Калл. — Достаточно длинный переход лишь ради того, чтобы в конце его нас всех расстреляли.

Салазар с удивлением посмотрел на него и ответил:

— Вижу, что вы мало знакомы с географией. Мехико-Сити отсюда не в сотне миль, а в тысяче. А может, и в паре тысяч, как я говорил, я там никогда не был. Одним словом, путь довольно долгий.

— Черт побери, слишком уж далеко, — решил Калл. — Не хотел бы прошагать всю дорогу пешком, чтобы добраться до места, где меня поставили бы к стенке и расстреляли. Я немало прошел, добираясь сюда из Техаса. И вовсе не хочу преодолеть еще тысячу миль, как и остальные ребята.

— Можете хотеть или не хотеть, но вперед пойдете, — предупредил Салазар. — Пойдете, и вас будут сулить по закону. Мы не какие-нибудь варвары и не признаем человека виновным без справедливого суда.

Калл взял еще одну чашечку кофе, но есть ничего не стал и не был расположен к продолжению разговора с капитаном Салазаром или еще с кем-либо. Он видел, как по равнине бредет Гас — он еще не дошел до отряда, чтобы сообщить о предательстве Калеба Калл подумал, что неплохо было бы идти вместе с ним, тогда он смог бы вдохновить рейнджеров на битву, даже если бы она и вылилась в смертельный бой. Уж лучше погибнуть, чем снова угодить в плен. Но вот Гас идет, а его самого охраняют десятеро, чтобы пресечь любые попытки присоединиться к другу. За ним пристально наблюдают не только выделенные солдаты, но и большинство оставшихся в лагере мексиканцев. В темноте он еще попытался бы бежать, но облака рассеивались, наступал яркий день. Сквозь тонкую пелену облаков пробивались солнечные лучи и ложились светлыми пятнами на равнину. Гас шел по такому светлому пятну, направляясь к гребню холма.

Пока Калл сидел под охраной, стараясь обуздать охвативший его гнев, из белой палатки вышел генерал Димазио, за ним следовал Калеб Кобб. Оба они подошли, в сопровождении ординарцев генерала, к роскошной коляске и сели в нее. Калл подумал, что генерал собирается уезжать из лагеря — зачем же еще запрягать лошадей в коляску? — но увидев, что и Калеб тоже садится в нее вместе с генералом, был немало удивлен. Ожидая кучера, генерал потягивал виски, но не из фляжки, а из тяжелой бутыли толстого стекла. У Калеба бутыли не было, но, как заметил Калл, он вынул из кармана рубашки очередную сигару и тщательно разминал ее, готовясь закурить. Появился солдат, который выполнял обязанности кучера, сел на облучок, и коляска покатила на запад. Ее сопровождали восемь кавалеристов.

Перед выездом из лагеря генерал на минутку остановил коляску и что-то сказал капитану Салазару. Калл находился всего в нескольких ярдах от того места, где остановилась коляска. При виде Калеба, своего непосредственного командира, сидевшего рядом с мексиканским генералом, гнев закипел в нем с удвоенной силой. Калл встал и молча наблюдал. Капитан Салазар послал одного из солдат обратно к палатке — генерал забыл прихватить с собой меховой плед. В мгновение ока солдат домчался до палатки, выскочил оттуда с пледом и бережно понес его в руках, следя за тем, чтобы тот не волочился по мокрой траве. Плед весил почти столько, сколько сам солдат, несущий его в руках.

Калл подошел ближе к коляске, никто не успел остановить его.

— Куда это вы заторопились? — спросил он Калеба.

В голосе Калла звучала такая злость, что все десять солдат, охранявших его, разом вздрогнули. Калеб Кобб удивился и почувствовал раздражение — он уже успел забыть о Калле и ему не понравилось, что тот так нагло подошел и что-то спрашивает.

— Как куда? В Санта-Фе, капрал, — ответил Калеб. — Генерал Димазио говорит, что меня хочет видеть сам губернатор. Думаю, он намерен устроить в мою честь небольшой банкетик.

Калл весь так и взвился и решил, что лучше умереть, но покончить с трусом — все его естество настоятельно требовало этого. Он стремительно прорвался сквозь группу оцепеневших охранников и даже сумел на ходу вырвать у одного из них мушкет, но не удержал и ружье грохнулось на землю. Он не стал подбирать его и продолжал мчаться. Его дикий вид напугал лошадей в упряжке, они встали на дыбы, кучер от неожиданности свалился с облучка, угодив прямо под лошадиные копыта. Коляска была легкой, Калл пнул ее в тот момент, когда она накренилась из-за вздыбившихся лошадей. Калеб и генерал слетели с сиденья на пол. Калл наклонился к Калебу и ударил его, а потом, когда коляска качнулась в другую сторону, схватил тяжелую стеклянную бутыль, из которой генерал отхлебывал виски, и саданул ею Калеба по носу, разбив его и разломав торчащую изо рта свежую сигару. Лицо Калеба окрасилось кровью — смешиваясь с виски, она обильно текла ему на грудь. Коляска перевернулась, и испуганные лошади медленно потащили ее вперёд. Кучер попал пол волочившееся колесо и теперь громко стонал внизу под коляской.

Мексиканцев мгновенно обуял ужас. Солдаты ошеломленно смотрели, как один техасец перевернул коляску с генералом, очутившимся в самом низу, и продолжал молотить Калеба окровавленным кулаком. Однако, едва оправившись от шока, мексиканцы принялись за дело — вскоре на Калла нацелилось пятьдесят стволов.

— Не стрелять! — крикнул по-испански капитан Салазар. — А то попадете в генерала! Штыками его! Колите штыками!

Ближайший солдат сделал выпад и ткнул штыком Калла в ягодицу, но не успели другие сделать то же самое, как генерал Димазио поднялся на ноги и приказал остановиться.

— Отставить! — скомандовал он, глядя на Калла, руки которого были перепачканы кровью столь же обильно, как и лицо Калеба Кобба.

Несколько солдат, уже нацелившихся нанести Каллу штыками смертельные удары, весьма удивились приказу генерала, но тем не менее повиновались. От первого же удара бутылкой из-под виски Калеб лишился сознания, но Калл и теперь не угомонился и все пытался дотянуться до него.

— По-моему, у полковника Кобба сломана челюсть, — предположил Салазар.

Хотя все лицо Калеба было залито кровью, тем не менее капитан разглядел, что челюсть его как-то странно сдвинулась и отвисает.

Каллу очень хотелось убить Калеба Кобба, но под рукой не оказалось подходящего оружия — несколько осколков бутылочного стекла казались слишком маленькими, чтобы перерезать ему горло, а когда он попытался задушить Калеба, мексиканцы стали оттаскивать его. Им приходилось нелегко — Калл твердо вознамерился убить Калеба — он так извивался и вертелся, что солдаты не могли ухватить его покрепче. Наконец, кто-то исхитрился накинуть на ноги Калла вожжи, и солдаты потащили его в сторону. Целая дюжина мексиканцев навалились на него и в конце концов смогли связать ему руки и ноги. Но перед этим Калл все же ухватил Калеба за голову и стал колотить ею о край подвижного сиденья коляски, он раскроил Коббу лоб, но так до конца и не добил. Калеб Кобб получил серьезное ранение, но не смертельное.

Сквозь ноги обступивших его солдат, многие из которых еще не отдышались от борьбы, Калл видел, как несколько мексиканцев помогали Калебу Коббу встать. Его лицо и лоб кровоточили, но, стерев кровь с головы, он тяжело протиснулся сквозь толпу солдат и подошел к связанному Каллу. Не говоря ни слова, он выхватил у ближайшего солдата мушкет и высоко поднял его, направив штык прямо на Калла, но капитан Салазар оказался проворнее. Прежде чем Калеб вонзил штык, он встал перед Коббом, направив пистолет прямо ему в грудь.

— Нет, полковник, положите ружье, — приказал Салазар. — Вынужден напомнить вам, что этот человек наш пленный, а не ваш.

Калл спокойно глядел на Калеба. Он сделал все, чтобы убить его, и приготовился к роковым последствиям. Он знал, что Кобб жаждал его смерти и читал в его глазах смертный приговор себе.

Калеб, хотя и с трудом, но овладел собой. Он отвел мушкет, будто собираясь отдать его солдату, у которого выхватил. Но вдруг быстрым движением, которого никто не мог остановить, перехватил мушкет за ствол и прикладом что было сил хватанул Калла по связанным ногам. Он нанес такой внезапный и болезненный удар, что Калл даже вскрикнул. Тут же Калеб передал мушкет солдату и, прихрамывая, заковылял к коляске.

Калл крутился от боли — между ног солдат он видел, как поднимают коляску. Напуганных лошадей удерживали по трое человек каждую. Около коляски стоял генерал Днмазио и о чем-то беседовал с капитаном Салазаром. Изредка он показывал рукой на Калла. Срочно вызвали отрядного цирюльника, чтобы вынуть осколки стекла из лица и шеи Кобба. Цирюльник обтер с его лица кровь, но отдельные порезы продолжали сильно кровоточить — тогда Калеб взял у брадобрея тряпку и сам принялся прикладывать ее к порезам.

Генерал Димазио взобрался в коляску, за ним залез и Кобб. Тент над коляской немного перекосился. Кучер уцелел, он тронул лошадей, коляска покатила, восемь кавалеристов снова пристроились за ней.

Коляска быстро катилась вперед, и вскоре генерал и Калеб подъехали к цепи гор. Капитан Салазар не спеша пошел по лагерю и остановился подле Калла, который так и лежал в окружении солдат, готовых по первому приказу пустить в ход штыки.

— А вы храбрый молодой человек, но поступаете безрассудно, — сказал Салазар. — Ваш полковник не мог не сдаться — выбора у него не было. У ваших людей нет пищи и боеприпасов. Если бы он не сдался, мы запросто перебили бы всех рейнджеров.

— Я презираю его, — произнес Калл. — По крайней мере он не будет выглядеть теперь таким приятным и прилизанным на том проклятом банкете, устраиваемом в его честь.

— Насчет этого вы правы, — подтвердил Салазар. — Но что делать — очень он нравится губернаторше. Она любит искателей приключений.

— Все равно ненавижу его, — упрямо повторил Калл.

— Боюсь, и вы тоже не будете выглядеть прилично, поскольку мы должны выпороть вас, — предупредил Салазар. — Генерал так восхитился вашей храбростью, что распорядился наградить вас целой сотней ударов плетью — это большая честь для вас.

Калл лишь взглянул на капитана Салазара, но ничего не сказал. Нога у него все еще сильно болели. К суровому наказанию он был готов. Что ни говори, а ведь он вывалил генерала из его роскошной коляски, перевернул ее, из-за чего кучера чуть было не задавило колесом, да еще покорежил крепление тента.

— Чтобы забить человека до смерти, капрал, достаточно и пятидесяти ударов, — предостерег его капитан Салазар. — Если надеетесь выжить, наешьтесь как следует перед экзекуцией.

— А почему мне надо наедаться? — поинтересовался Калл.

— А потому что у вас на ребрах мяса не останется, — пояснил капитан. — Плеть сдерет его с костей.

Сказав это, он опять улыбнулся Каллу, повернулся и зашагал прочь.

29

Гас поднимался по пологому склону невысокого пригорка, где столпились рейнджеры его отряда, как вдруг оттуда раздались одобрительные крики. Он посмотрел туда и увидел, что рейнджеры под радостные возгласы размахивают ружьями. Сперва он подумал, что это они приветствуют его, но приглядевшись повнимательнее, понял, что они смотрят ему за спину — на мексиканский лагерь.

Он обернулся посмотреть, что вызвало такое бурное возбуждение рейнджеров, и увидел перевернутую коляску генерала. Сначала он решил, что авария произошла из-за лошадей, поскольку в подобные коляски обычно впрягают слишком горячих коней.

Но когда он увидел рукопашную схватку, в центре которой находился Калл, внутри у него все оборвалось. В перевернутой коляске Калл изо всех сил колошматил Калеба Кобба. Затем Гас заметил, как солдат пырнул Калла штыком в ляжку и другие солдаты подняли ружья с примкнутыми штыками, приготовившись колоть Калла. Гасу не хотелось смотреть на эту расправу, но он не мог отвернуться и закрыть глаза. Он понимал, что через несколько секунд его друга убьют.

Но тут, к удивлению Гаса, вперед вышел Салазар и остановил расправу. Увидел он и как Калеб подошел к Каллу и ударил его по ногам прикладом мушкета. Почему по ногам, а не по голове — Гас не понял. Тогда Гас повернулся и зашагал назад, так что мог все время наблюдать за разворачивающейся в мексиканском лагере драмой. Салазар вернулся и, похоже, заговорил о чем-то с лежащим на земле Каллом. Гас не понимал, что все это значит. Единственное, что он знал наверняка, это то, что Калеб Кобб уехал из лагеря вместе с генералом Димазио. Калла связали по рукам и ногам — и без сомнения, он попал в большую беду из-за того, что напал на коляску с генералом.

Назад Гас все же решил не идти — почва была слишком каменистая, да и ребята стояли довольно близко, кое-кто уже спускался с гребня ему навстречу. Мексиканская пехота оцепила пригорок и подошла на расстояние ружейного выстрела.

— Какие будут распоряжения? Почему уехал Калеб? — спросил Длинноногий Гаса, когда тот подошел к отряду.

— Распоряжения таковы — сложить оружие и сдаться в плен, — ответил Гас. — Каллу они не понравились, думаю, поэтому он и перевернул коляску.

— Ну что ж, он храбрый рейнджер, — похвалил Калла Длинноногий. — Не удивлюсь, если они поставят его к стенке церкви, как поставили Беса.

— Они уже поставили бы, да церкви поблизости нет, — заметил Черныш Слайделл.

— А куда Калеб направился вместе с жирным генералом? — спросил Длинноногий.

Гас не знал, что ответить на этот вопрос, да и вообще на многие задаваемые ему вопросы. Из головы у него не выходила мысль о том, что Вудроу Калла могут казнить, и довольно скоро. У него никогда не было более близкого друга, чем Вудроу Калл, — Гас решил, что ему все же надо было остаться там, в лагере, драться вместе с Каллом и умереть рядом с ним.

— Калеб — проклятый подлец, — выругался Верзила Билл Колеман. — Он не имел права сдать всех нас в плен — а если бы мы решили сражаться?

— Что будет, если мы сдадимся? — поинтересовался Джимми Твид. — Не поставят ли они тогда к церковной стенке нас всех?

— Ха, да им для нас всех понадобятся сразу две церкви, — заметил Длинноногий. — Та церковь, у которой расстреляли Беса, была размером с лачугу. Они должны расстреливать нас поочередно, если подведут к такой же малюсенькой церквушке.

— Кончай трепаться насчет церквей, они не собираются расстреливать нас, — объяснил Гас.

Ему не нравилась привычка Длинноногого подробно рассказывать про разные способы умерщвления людей. Если ему предстоит умереть, то он хотел бы погибнуть без долгих разговоров с Длинноногим Уэллейсом.

— Как только сдадим оружие, нас накормят завтраком, — добавил он.

Для голодных рейнджеров, озябших, вымокших и упавших духом, упоминание о завтраке стало сильным побудительным мотивом к компромиссу.

— Интересно, есть ли у них бекон? — спросил Джимми Твид. — Я, может, и сдался бы этим мерзавцам, если бы мне на завтрак дали кусок бекона.

— Здесь в округе и свиней-то нет, — охладила его Матильда. — Но полагаю, они могли бы привезти бекон с собой издалека.

— А ты что думаешь, Чад? — спросил Длинноногий.

Перед возможным сражением Чадраш немного ожил. Глаза у него засверкали, чего не было, когда он кашлял и заговаривался. Он ходил взад-вперед перед отрядом, держа на плече свое длинное ружье. Он не упустил из виду тот факт, что их полностью окружила мексиканская пехота, поддержанная с тыла значительными силами кавалерии, и не сводил глаз с равнины и далеких гор, тянущихся за ней. Спасения на равнине не было: она была совершенно голой и их быстро истребили бы здесь, словно кроликов. Но вот в горах — там растут леса. Если добраться до них, то будет где укрыться, и тогда отряд уцелеет.

Но трудность осуществления такого плана заключалась в том, что между ними и горами располагался мексиканский лагерь. Им пришлось бы с боем прорываться через шеренги пехоты, затем через ряды кавалерии, а потом и через лагерь. А у них несколько человек больны, боеприпасов не хватает. Хотя Чадрашу очень хотелось схватиться с мексиканцами и нацелить на них свое длинное ружье, он понимал, что сражение смерти подобно. Противников было слишком много, а рейнджеров чересчур мало.

— Мы могли бы пробиваться с боем сквозь их ряды и укрыться в горах, — проговорил Чадраш. — Но сомневаюсь, чтобы до них добрались более пяти-шести человек.

— Из нас никто до гор не доберется, — предположил Длинноногий. — Но Матильду мы в прорыв не возьмем.

— А я не хочу оставаться, если Чадраш уйдет, — возразила Матильда.

— Ты слишком крупная цель, Матти, — заметил Длинноногий благожелательным тоном. — Они тебя нашпигуют свинцом, прежде чем сообразят, что ты женщина.

— А почему мы должны с ними драться? — в недоумении спросил Гас. — Они окружили нас, да и по численности превосходят раз в десять, даже, по-моему, больше. Не можем мы их разбить, хоть они и мексиканцы. Если сдадимся, вреда нам не причинят — Калеб сам сказал это. Будем находиться в плену некоторое время. И нас накормят завтраком.

— Я чертовски голоден, — пожаловался Черныш Слайделл. — Несколько лепешек мне не повредят.

— Ладно, ребята, — их чересчур много, — решил Длинноногий. — Давайте складывать оружие. Может, они отправят нас в Санта-Фе и познакомят там с прелестными сеньоритами.

— А я думаю, что они выстроят нас в шеренгу и всех расстреляют, — мрачно произнес Джонни Картидж. — Но я тем не менее голосую за завтрак, надеюсь, что хоть повар у них окажется хорошим.

Под пристальным взглядом пехотного капитана рейнджеры аккуратно складывали в общую кучу свое оружие и поднимали руки вверх.

Принимающий капитуляцию капитан был совсем еще молодым человеком, примерно одного с Гасом возраста. Когда он увидел, что рейнджеры решили отказаться от боя, на его лице явно проступило чувство облегчения.

— Спасибо, сеньоры, — произнес он. — Теперь пойдемте с нами и вас накормят.

— А в том, что мы сдались в плен, есть и нечто хорошее, — сказал Гас Джимми Твиду, когда они спускались с пригорка.

— Что хорошего? Сеньориты, что ли? — поинтересовался Джимми.

— Нет, оружие, вот что — множество ружей, да еще у них есть пушка в придачу, — ответил Гас. — С ней вполне можно держать медведей на почтительном расстоянии.

— Подумаешь — медведи, — небрежно бросил Джимми.

— Ты же ни одного не видел, — сказал Гас. — А увидел бы, так не был бы таким беззаботным.

30

— Плеть сделана в Германии, — предупредил капитан Салазар, когда Калла привязывали к колесу грузового фургона. — В Германии мне бывать не доводилось, — добавил он, — но похоже, там делают лучшие в мире плети.

Смотреть на экзекуцию согнали всех мексиканских солдат. Прямо за ними построили в шеренгу пленных техасцев. Многие из них находились в скверном расположении духа, поскольку обещанный завтрак обернулся безвкусными лепешками и очень жиденьким кофе.

Никому из рейнджеров не удалось переговорить с Каллом, поскольку его строго охраняли. Вооруженные охранники подвели его под штыками к фургону и привязали к колесу. Рубашку с него содрали. Палачом выделили одного из погонщиков мулов — плотного, коренастого малого с редкими зубами. Плеть была из нескольких хвостов с узлами на конце каждого. Кроме того, в них были вплетены металлические нити.

— Думаю, что никогда не поеду в Германию, если немцы любят такие плети, — шепнул Верзила Билл. — Не хотел бы я быть на месте Вудроу. Сотни ударов предостаточно, чтобы убить такой плетью, как эта.

Вместе с рейнджерами стояла и Матильда Робертс, глаза ее горели злобной ненавистью.

— Если Калл не выживет, я убью этого редкозубого подонка, который будет стегать его, — произнесла она.

Длинноногий Уэллейс хранил молчание. Ему довелось видеть людей, подвергавшихся этому наказанию — по большей части негров, — и такая процедура ему сильно не нравилась: он не любил смотреть, как истязают беззащитных людей.

Конечно, спору нет — молодой Калл перевернул генеральскую коляску. Защита чести требует его наказания, но сотня ударов плетью — это уж слишком. Люди умирали и от меньшего числа ударов, как напомнил им капитан Салазар.

— Если хотите перекинуться словом со своим другом капралом Маккрае. я разрешаю, — сказал Каллу Салазар.

— Нет, я поговорю с ним потом, — ответил Калл.

Ему не нравился фамильярный тон Салазара. Калл не намеревался завязывать с ним дружеские отношения и вообще вступать в разговоры.

— Капрал, потом может и не быть, — напомнил ему Салазар. — Вы можете и не выжить под плетью. Как я уже говорил вам, большинство людей погибают от пятидесяти ударов.

— Думаю, я выживу, — упорствовал Калл.

О самой экзекуции у него осталось в памяти лишь тепло крови, льющейся по спине, да гробовое молчание всего лагеря. Единственным звуком были гуканье погонщика мулов, который стегал его. Свист и стуки ударов плети он перестал слышать после десятого удара.

Но Гас слышал их. Он видел, как спина его друга превратилась в кровавое месиво. Вскоре кровью пропитались и брюки Калла. На шестидесятом ударе погонщик выдохся и вынужден был передать окровавленную плеть более слабому человеку. Затем Калл потерял сознание. Все рейнджеры решили, что он умер. Они с трудом удерживали Матильду, которая рвалась убить палача. Калл повис на связанных руках, и второй палач вынужден был наклоняться, чтобы стегать его по спине.

Когда Калла развязали и он свалился около колеса фургона, все подумали, что отвязали труп, но тут Калл перевернулся и застонал.

— Боже мой, да он жив, — промолвил Длинноногий.

— На этот раз да, — заметил Салазар. — Удивительно, немногие выживают после сотни ударов.

— Он выживет, чтобы похоронить тебя, — выкрикнула Матильда, с ненавистью глядя на Салазара.

— Если бы я поверил, что так и будет, то похоронил бы его прямо здесь, и неважно — живой он или мертвый, — ответил Салазар.

— Надо поступать по-честному, капитан, — вмешался Длинноногий. — Он получил свое. Не торопитесь хоронить его.

Рейнджеры избегали смотреть на спину Калла. Только Матильда вечером присела рядом с ним и всю ночь отгоняла от него мух. Израненную спину она ничем не покрывала, поскольку знала, что если раны загноятся, то парень умрет.

После первых же ударов плети Гас Маккрае не смог смотреть на жестокое истязание. Он сел и повернулся спиной к месту экзекуции, закрыв лицо ладонями и скрежеща зубами от бессилия. Техасцев не связывали, но рядом стояла команда стрелков с мушкетами наготове. Они получили приказ стрелять в любого, кто попытается вмешаться в процедуру порки. Никто и не пытался, но Гас все время боролся с собой — его так и подмывало ринуться под плеть на защиту друга. Еще бы — его друга избивают до смерти, а он ничего не может поделать. Он даже не смог перекинуться с Каллом словечком до начала истязания. Это был жуткий час, и весь этот час он давал себя клятву убивать всех мексиканских солдат, каких только сможет, чтобы отомстить за своего друга.

И теперь, когда Калл остался жив, но угроза смерти все еще витала над ним, Гас встал и пошел к нему. Он решил подходить к Матильде и спрашивать, дышит ли все еще Калл, каждые десять минут. Когда Матильда сказала, что Калл жив, он вернулся к техасцам, шлепнулся на землю и просидел с минуту, а затем опять поднялся и зашагал без передышки взад-вперед, пока не пришло время снова идти проверять состояние друга.

Поблизости от лагерной стоянки протекал узкий ручеек. Матильда выпросила у пожилого мексиканца, который поддерживал огонь в кострах и помогал повару, ведро и сходила за водой, чтобы промыть раны Каллу. Тот метался в бреду и дрожал, холодная вода — единственное средство, которым она стала лечить его. К ручью она пошла в сопровождении трех солдат, что сильно раздражало ее, но она не жаловалась. Все они были пленниками, а жизнь Калла, как, впрочем, и остальных рейнджеров, теперь зависела от их осмотрительности.

Чадраш расстелил одеяло около того места, где сидела Матильда рядом с Каллом. Только он да Длинноногий наблюдали, как истязают Калла, с начала и до конца. Большинство же, как и Гас, вскоре повернулись спиной. «Боже мой… О Боже ты мой», — приговаривал Верзила Билл каждый раз, когда слышал удары плетью.

— Случись такое со мной, я бы предпочел встать к стенке, — проговорил Черныш Слайделл. — Там хоть все бы кончилось в момент.

Капитан Салазар оказался прав, когда говорил, какие тяжелые последствия бывают от ударов плетью. Во многих местах плоть Калла оказалась буквально сорванной с ребер и лопаток. Никто из техасцев не мог смотреть на его спину, кроме Длинноногого, который считал себя кем-то вроде ученого, изучающего различные ранения. Раза два он подходил к Каллу, приседал на корточки и рассматривал его раны. Чадраш этим делом не интересовался вообще. Он считал, что Калл может выжить — недаром тот был крепкого телосложения. Больше всего Чадраша раздражало то, что мексиканцы отобрали у него его любимое длинноствольное ружье. С этим ружьем он ходил повсюду целых двадцать лет — и редко выпадала такая ночь, когда он выпускал ружье из рук. Без него он чувствовал себя неполноценным. Все оружие техасцев было свалено в один из фургонов, с которого Чадраш не спускал глаз. Он размышлял, как получить ружье обратно. Даже если ему будет угрожать смерть, он все равно не отказался бы от этого ружья и умер бы, крепко удерживая его в руках.

В ту ночь Чадраш мерз в одиночестве — Матильда осталась с Каллом, согревая его своим телом. Калла бросало то в жар, то в холод. Пожилой мексиканец помог ей разжечь небольшой костер. Казалось, этот мексиканец не знал, что такое сон. В течение всей ночи он время от времени подходил и подбрасывал топливо в костер. Гас не сомкнул глаз и всю ночь напролет ходил туда-сюда — Матильда даже устала от его бесконечных визитов.

— Тебе бы лучше поспать, — уговаривала она его. — Другу ты ничем не поможешь.

— Не могу спать, — признался Гас.

Из головы у него не выходила сцена избиения Калла плетью. Длинные штаны Калла стали жесткими от крови.

Наступил рассвет — Калл все еще был жив, хотя и испытывал сильнейшую боль. Подошел капитан Салазар и осмотрел пленного.

— Удивительно, — произнес он. — Мы перенесем его в фургон. Если он протянет три дня, то, думаю, выживет и пойдет с нами пешком в Мехико-Сити.

— Ты не слушал меня, — проговорила Матильда с пылающими ненавистью глазами. — Вчера я сказала, что он тебя похоронит.

Салазар ничего не ответил и отошел от них. Калла перенесли в один из грузовых фургонов, Матильде разрешили сопровождать его. За фургоном шли под строгой охраной остальные техасцы. Джонни Картидж отдал свое одеяло и теперь Калла смогли укрыть потеплее.

Утром мексиканское войско разделилось. Большая часть кавалерии направилась на север, а с ними и большая часть пехоты. С пленными остались двадцать пять кавалеристов и около сотни пехотинцев. Длинноногий с интересом наблюдал за этим маневром. Шансы в пользу рейнджеров возросли, хотя и незначительно. Капитан Салазар остался с пленными.

— Мне приказано привести вас в Эль-Пасо, — пояснил он. — Теперь нам предстоит пересечь вон те горы.

Все техасцы мучились от голода. Еда оказалась скудной — выдачи те же самые пресные лепешки, что на ужин, да жиденький кофе.

— А я-то поверил, что нас накормят, если мы сдадимся, — заметил Длинноногий, обращаясь к Салазару.

Весь день мексиканское войско поднималось в гору, к перевалу в тоненькой цепи горного кряжа. Техасцы привыкли ходить по более или менее ровным прериям. Карабкаться в гору они не умели. То и дело раздавались жалобы и проклятия, главным образом в адрес Калеба Кобба, который повел их в тяжелый поход лишь ради того, чтобы в конце перехода сдать в плен врагам. По бокам рейнджеров шагали мексиканские солдаты, так что техасцам оставалось только идти все время вверх и вперед, к облакам, закрывающим верхушки гор.

— Вот тут и живут медведи, — напомнил Длинноногий, чтобы никто не поддался искушению и не ускользнул, пока они карабкались к облакам.

Когда Калл наконец пришел в сознание, он подумал, что лежит мертвый. Матильда в этот момент вышла из фургона из любопытства — они находились в густом облаке. Калл видел лишь белую пелену. Движение на время приостановилось, и люди молча отдыхали. Калл не видел ничего, один лишь белый туман, и не слышал ни звука. Он не мог разглядеть даже свою руку — лишь боль в разодранной спине напоминала ему, что у него все еще есть тело. Если бы он умер, как подумал всего минуту назад, то было бы странно ощущать боль так же, как при жизни. А если он оказался на небесах, то очень жаль, что там холодно, неудобно и тревожно.

Вскоре, однако, он заметил в тумане какую-то фигуру — довольно большую фигуру, и подумал, что это, похоже, медведь, хотя он никогда еще не слышал, что медведи живут и на небесах. Ну, конечно же, это вовсе не небеса. А тот факт, что он ощущает боль, скорее всего свидетельствует, что он угодил в ад. Калл почему-то думал, что в аду должно быть жарко, но, вероятно, пасторы в своих проповедях ошибались. В аду должно быть холодно, и в нем должны также водиться медведи.

Крупная фигура оказалась вовсе не медведем, а Матильдой Робертс. Калл видел ее расплывчато. Сначала он смог различить только ее лицо, склонившееся над ним в туманной дымке. Он пришел в замешательство: в бреду ему являлись многие лица, возникающие и исчезающие. Часто появлялся образ Гаса, но виделся и Бизоний Горб, а уж он-то никак не мог обитать на небесах.

— Сможешь поесть? — спросила Матильда.

Калл понял, что он жив, а боль в спине — это не от адова огня, а от плети палача. Он вспомнил, что получил сто ударов плетью, но саму процедуру истязания помнил смутно. От первых ударов он сильно разозлился, а потом перестал их ощущать и в конце концов потерял сознание. Боль, которую он испытывал, лежа в фургоне, в холодном тумане, была гораздо сильнее, чем во время ударов плетью.

— Есть можешь? — переспросила Матильда. — Старый Франписко дал мне немного супа.

— Я не голоден, — ответил Калл. — Где Гас?

— Не знаю, кругом туман, Вудроу, — объяснила Матильда. — Чад опять кашляет — ему трудно дышать в тумане.

— Но Гас жив, не так ли? — спросил Калл, поскольку во время одной из его галлюцинаций Бизоний Горб убил Гаса и подвесил его вниз головой на дубе.

— Жив, он приходит сюда каждые пять минут и интересуется тобой, — сказала Матильда. — Он очень беспокоится, да и мы все тоже.

— Не помню, как меня стегали плетью — знаю, что потерял сознание, — проговорил Калл.

— Да, где-то после шестидесяти ударов, — напомнила Матильда. — Салазар еще подумал, что ты умер, но я знала лучше его.

— Убью его когда-нибудь, — с угрозой произнес Калл, — ненавижу этого гада. И убью того погонщика мулов, который стегал меня.

— Он ушел, — объяснила Матильда. — Да и вообще почти все солдаты пошли по домам.

— Но если разыщу его, непременно убью, — пообещал Калл. — Конечно, если они не везут меня на казнь.

— Нет, мы направляемся в Эль-Пасо, — сказала Матильда.

— Мы не захватили этого города, когда шли на него с другой стороны, — напомнил ей Калл.

Затем на него нахлынула красная пелена, и он замолчал. Снова в голове завертелись дикие мысли, закружились образы индейцев и медведей.

Когда Калл очнулся, они уже катили вниз по склону. Солнце сияло ярко, а рядом находился Гас. Но Калл очень устал. Чтобы открыть глаза и держать их открытыми, ему понадобились усилия, затрачиваемые на весь рабочий день. Ему хотелось поговорить с Гасом, но он так ослабел, что не мог пошевелить губами.

— Не разговаривай, Вудроу, — попросил Гас. — Лежи и набирайся сил. Матильда принесла тебе немного супа.

Калл поел супа, но во время еды опять потерял сознание. В течение трех дней он не раз терял сознание и приходил в себя. Салазар наведывался регулярно, проверяя, не умер ли он. И каждый раз Матильда всячески оскорбляла Салазара, но тот только посмеивался.

На четвертый день после экзекуции Салазар распорядился, чтобы Калл шел пешком вместе со всеми. Они шагали уже по равнине, расстилавшейся к западу от гор, там стоял жгучий холод. Калла еще сильно лихорадило, даже одеяло Джонни Картиджа мало помогало — холод пробирал его до костей.

Всю ночь он не мог успокоиться — перевертывался то на один бок, то на другой. Матильда не знала, что и делать. Она не хотела, чтобы Калл погиб от холода, но и Чадраш был ей небезразличен. Его кашель все усиливался. Казалось, он вырывается откуда-то из самого нутра. Матильда сильно встревожилась. Она думала, что Чад уходит на тот свет, что в любое утро она может проснуться и увидеть его широко раскрытые глаза, глядящие в лицо смерти. Наконец, она вынесла Калла из фургона и положила рядом с Чадрашем, а сама легла между обоими мужчинами и согревала их своим телом. Ночь выдалась светлая. От их дыхания над ними висело облачко пара. Они двигались по пустынной местности. Там было мало деревьев, а если какие и попадались, то мексиканцы рубили их на дрова для своих костров. Техасцы вынуждены были спать в холоде.

На следующее утро Салазар, не обнаружив Калла в фургоне, приказал ему двигаться пешком. Калл находился в полубессознательном состоянии; он даже не понял приказа, но Матильда расслышала и взъярилась:

— Этот парень ходить не может — я вынесла его из фургона и положила здесь, чтобы согреть, — принялась она объяснять. — Да и этому пожилому человеку тоже нельзя ходить пешком.

И она жестом руки показала на Чадраша, который так и заходился кашлем.

Салазару нравилась Матильда — она была единственная из пленников, кто ему нравился, но он тем не менее с ходу отверг ее просьбу.

— Если бы здесь был госпиталь, мы немедленно положили бы больных на кровати, — промолвил он. -Но здесь не госпиталь. Все должны двигаться в пешем строю.

— Почему надо идти обязательно сегодня? — всполошилась Матильда. — Позвольте ему проехать еще один день в фургоне — если он полежит еще немного, то, может, и поправится.

— И похоронит меня? Вот для чего вы хотите вылечить его, — отрезал Салазар и провел ладонью себе по горлу.

— Я просто хочу, чтобы он жил, — ответила Матильда, не обращая внимания на слова Салазара. — Он и так достаточно настрадался.

— Мы все достаточно настрадались, но готовы терпеть лишения и дальше, — проговорил Салазар. — Не одни техасцы будут выносить тяготы перехода. В течение предстоящих пяти дней все мы будем их терпеть. Кое-кто может и не выжить.

— Но почему? — удивился Гас. Он подошел ближе и слышал разговор. — Я, к примеру, не чувствую приближения смерти.

Салазар махнул рукой на юг. Они шли по голой пустыне. Все это время они не видели ни одного зверя, а запасы воды у них кончались.

— Эта местность называется по-испански Хорнада-дель-Муэрто 5, — пояснил он. — А по-английски вы называете ее Пустыня смерти.

— О чем он говорит? — спросил Джонни Картидж.

Увидев, что Гас беседует с Салазаром, к ним подошли несколько рейнджеров, и Длинноногий Уэллейс в их числе.

— Про местность, где мы находимся, — пояснил Длинноногий. — Она называется Пустыня смерти. Я и раньше слыхал что-то про нее.

— Теперь вы сделаете нечто большее, нежели просто услышите, сеньор Уэллейс, — сказал Салазар. — Вы прогуляетесь по ней. Здесь есть небольшое селение, которое мы должны отыскать сегодня или завтра. Может, жители и дадут нам немного дынь и муки из маиса. После этого у нас не будет ни еды, ни воды, пока мы не пройдем всю Пустыню смерти.

— А какова ее длина? — поинтересовался Верзила Билл. — Я хожу медленно, но если она такая суровая, то постараюсь не отставать.

— Двести миль, — ответил Салазар. — Может, и больше. Вскоре мы должны будем сжечь этот фургон — может, даже завтра. Там, где мы пойдем, дров нет.

До Калла сквозь красную пелену в его сознании донеслись голоса. Он открыл глаза и увидел столпившихся рядом рейнджеров.

— Что такое, ребята? — встревожился он. — Вроде морозно, не так ли?

— Вудроу, они хотят, чтобы ты шел с нами, — сказал ему Гас. — Как считаешь, сможешь идти?

— Я пойду, — решил Калл. — Все равно мексиканский фургон мне противен.

— Мы поможем тебе, капрал, — заверил Длинноногий. — Если понадобится, будем нести тебя по очереди.

— Если я пойду, может, мои ноги согреются, а то я даже пальцев не чувствую, — пожаловался Калл.

Многие техасцы жаловались на замерзшие ноги. На ночь они заворачивали их во все, что попадалось под руку, но это мало помогало. Некоторые из-за этого спали не более часа или двух, поэтому предпочитали сидеть и коротать время за рассказами о своих приключениях. Но Длинноногого Уэллейса холод, похоже, не брал, и он крепко спал в любую погоду.

— У нас хоть есть лошади, — заметил он. — Мы можем их съесть, как ели прежде.

— Полагаю, лошадей сожрут мексиканцы, — возразил Гас. — Это не наши лошади.

Каллу было трудно ковылять на замерзших ногах, но он все же предпочел идти, нежели лежать в фургоне и все время ощущать, как горит огнем израненная спина. Однако долго шагать он не мог. Матильда и Гас вызвались поддерживать его по бокам, но даже и так он идти не мог. Раны у него покрылись струпьями, а мышцы одеревенели — он даже застонал от глубокой боли, когда попытался взяться руками за плечи Гаса.

— Нет, так не пойдет, — сказал он. — Я лучше буду пытаться идти сам. Думаю, пойду побыстрее, поскольку согрелся.

Гас опасался медведей — он шел позади отряда и все время зорко смотрел по сторонам. Медведей он не видел, но все же заметил, как промелькнул ягуар -большая коричневая кошка проскользнула по неглубокой лощине.

И тут послышался крик из головы колонны. На бешеном скаку к отряду мчался кавалерист из авангарда, из-под копыт коня летела пыль.

— Что он так торопится? — удивился Длинноногий. — Думаешь, он наткнулся на гризли?

— Надеюсь, нет, — решил Гас. — Что-то не хочется мне повстречать медведя.

Матильда и Чадраш шли рядом с пожилым мексиканцем Франциско. Они вырвались вперед остальных техасцев. Все солдаты столпились вокруг всадника, который держал что-то в руке.

— Что это у него, Матти? — спросил подбежавший Длинноногий.

— Шляпа генерала, — ответила Матильда.

— Очень даже странно, — произнес Длинноногий. — Никогда не встречал генералов, которые теряли бы свои шляпы.

31

Пройдя еще две мили, они обнаружили, что генерал Димазио потерял больше, чем шляпу, — он потерял свою коляску, кучера, эскорт кавалеристов и даже свою жизнь. Четверых кавалеристов связали и живыми бросили в коляску, а потом ее подожгли, и она сгорела дотла — тела здорово обуглились. Других кавалеристов изуродовали до неузнаваемости, но не оскальпировали. Генералу Димазио досталось больше всех, на его труп нельзя было смотреть без содрогания. Грудь его взрезали и внутрь насыпали раскаленные угли. Вокруг трупа валялась одежда и веши генерала. Обеих великолепных кобыл убили и разрубили на куски.

— Кто же это унес самые вкусные куски конины? — поинтересовался Длинноногий.

Кроме сгоревших кавалеристов, из всех других убитых торчало по несколько стрел.

— Ни одного скальпа не взято, — заметил Длинноногий.

— Не скальпируют апачи — их это не интересует, — промолвил Чадраш. — Но они убивают самыми изощренными способами.

— Да, он прав, — подтвердил Салазар. — Это дело рук Гомеса. Некоторое время он находился в Мексике, а недавно вернулся сюда. За последний месяц он убил двадцать путников, а теперь прикончил и большого генерала.

— По-моему, генерал не был таким уж большим, — не согласился Длинноногий. — Я еще подумал, что он уехал с довольно слабой охраной, и вижу, что был прав.

— Только Гомес мог такое сотворить с генералом, — заявил Салазар. — Большинство апачей, поймай они генерала, потребовали бы за него выкуп. Но Гомесу нравится убивать. Он не знает никаких законов.

Длинноногий решил, что так считать нельзя.

— Он, может, и знает множество законов, — проговорил он. — Но это не его законы и он, не задумываясь, нарушает их.

Салазар воспринял такое замечание с раздражением.

— Ты будешь вбивать ему в башку, что он знает много законов, когда поймаешь его, — сказал он. — Но сейчас над нами всеми нависла угроза.

— Сомневаюсь, чтобы он осмелился напасть на такой крупный отряд, — высказал свое мнение Длинноногий. — У вашего генерала было всего одиннадцать человек под ружьем, считая его самого.

Салазар вдруг начал покусывать свои пальцы — он только сейчас обратил внимание, что что-то не так.

— Так ты заговорил о численности, — напомнил он. — В таком случае где же ваш полковник? Не вижу его трупа.

— Боже мой! Я тоже не вижу, — откликнулся Длинноногий. — Куда же девался Калеб?

— Трус он. Я так и думал, что он удерет, — воскликнул Калл.

— Более того, он, может, даже вступил в сделку с Гомесом, — решил Гас.

— Нет, — не согласился Салазар. — Гомес как-никак апач — он на нас не похож. Он признает лишь убийство.

— А может, он забрал Калеба к себе в логово, чтобы забавляться с ним? — предположил Верзила Билл. — Если так, то мне жаль его, хоть он и гад вонючий.

— Сомневаюсь, чтобы Калеба Кобба увели живым, — заметил Длинноногий. — Он не из тех, кому нравится, чтобы ему запихивали раскаленные угли в брюхо.

Не успели утихнуть похоронные разговоры, как какой-то солдат увидел Калеба Кобба — голого, слепого, изуродованного, бредущего, пошатываясь, по песчаной пустыне примерно в миле от того места, где апачи поймали генерала и кавалеристов. В ноги и ступни Калеба врезались колючки — из-за слепоты он то и дело натыкался на острые шипы грушевых деревьев и кактусов.

— Ну, ребята, вы все-таки нашли меня, — охрипшим голосом проговорил Калеб, когда ему помогли добраться до бивака. — Они ослепили меня, воткнув в глаза колючки, эти дьяволы-апачи.

— Они перерезали ему и сухожилия под коленями, — шепнул Длинноногий. — Думаю, они сочли, что он погибнет от голода либо от холода.

— А я думаю, что его задрал бы медведь.

Даже Калл, которого чуть не забили до смерти, и тот, увидев Калеба Кобба, проникся жалостью к нему, человеку, которого ненавидел лютой ненавистью. Быть слепым, голым и изуродованным и брести в холоде по дикой пустыне, усеянной колючками, да такой участи даже трусу не пожелаешь.

— Сколько же их было, полковник? — спросил Салазар.

— Не так много, — ответил Калеб хриплым голосом. — Может, человек пятнадцать. Но они действовали проворно. Они напали на нас на рассвете, когда солнце светило нам в глаза. Один апач заехал мне прикладом ружья, прежде чем я сообразил, что мы подверглись нападению.

Он не смог больше говорить и стоять и повис на руках двух пехотинцев, поддерживающих его. Его ноги с подрезанными поджилками разъехались в разные стороны.

— Пятнадцать индейцев — это немного, — решил Гас.

Он не любил смотреть на людей, подвергшихся пыткам, неважно — живых или мертвых. У него при этом не выходила из головы мысль, а выдержит ли он сам, если его станут пытать. Вид Калеба, с волочащимися ногами, выколотыми глазами и посиневшим от холода телом, вынуждал его отводить глаза.

— Хватит и пятнадцати, — заключил Длинноногий. — Я слышал, что они напали на вас на рассвете.

Капитан Салазар в этот момент думал о предстоящем переходе по пустыне. Он мысленно представлял себе маршрут на юг, по направлению к Пустыне смерти. Дрожащий, искалеченный человек, лежащий перед ним на земле, представлял для него препятствие, которое обойти просто так он никак не мог.

— Полковник, нам предстоит тяжелый переход, — начал он. — Боюсь, вы не в состоянии пройти его. Лежащая впереди местность просто ужасна. Даже здоровые люди там не выживают. Боюсь, у вас шансов выжить нет совсем.

— Запихните меня в фургон, — взмолился Калеб. — Если мне еще дадут одеяло, я выживу.

— Полковник, мы не потащим за собой через пески эти фургоны, — объяснил ему Салазар. — Мы должны сжечь их вместо дров, возможно, даже сегодня вечером. Индейцы в тому же ослепили и искалечили вас.

— Не покидайте меня, — захныкал Калеб, перебивая капитана. — Мне нужен только доктор — он сумеет поправить мне ноги.

— Нет, не поправит, полковник, — решительно отрезал Салазар. — Никто не сумеет излечить ваши ноги или ваши глаза. Не можем мы тащить вас через пески — мы должны заботиться о себе.

— Тогда отправьте меня назад, — взмолился Калеб. — Если меня посадят на лошадь, думаю, доберусь до Санта-Фе.

В его голосе явно звучало раздражение. Он умудрился встать на ноги и, даже скрючившись, был явно выше Салазара. Умирать он никак не желал. Калл удивился его решимости.

— Если бы он был так по-боевому настроен сражаться, то нас не взяли бы в плен, — шепнул он Гасу.

— Он так по-боевому настроен не из-за нас, а из-за себя, — уточнил Гас.

Салазару, однако, не терпелось.

— Нет, я не могу вас взять с собой, полковник, — отверг он его предложение. — И назад отправить тоже не могу. Если я дам вам для сопровождения несколько охранников, Гомес снова найдет вас, и на этот раз он окажется еще свирепее.

— Я сделаю все, что в моих силах, — взмолился Калеб.

— Не могу я взять вас, полковник, — опять отказался Салазар и вытащил пистолет. — Вы же храбрый офицер — пришло время покончить с собой.

Все молчали, когда Салазар доставал пистолет. Калеб Кобб стоял, пошатываясь, на одной ноге, другой же едва касался земли. Калл видел, как лицо его багровеет от злости, и подумал, что Калеб подскочит к Салазару, но в последнюю секунду тот овладел собой.

— Хорошо, — сказал он. — Вот уж никогда не думал, что придется умирять в проклятой пустыне. Я же моряк. Мне нужно быть на корабле.

— Я знаю, что вы были знаменитым пиратом. — Салазар успокоился, решив, что Калеб примирился с действительностью. — Вы нахапали немало сокровищ у испанского короля.

— Да, нахапал, — подтвердил Калеб, — но все проиграл в карты. — Понимаю, что вам, капитан, нужно двигаться дальше. Дайте мне пистолет, я покончу с собой и вы пойдете вперед.

— Может, вам надо уединиться? — спросил Салазар, пистолет он пока держал в руке.

— Зачем? Нет такой необходимости, — спокойно ответил Калеб. — Эти дикие техасцы взъярились на меня за то, что я сдал их в плен. Они повесили бы меня при первой возможности. Мне приятно обмануть их намерения и застрелиться.

— Хорошо, — решил Салазар.

— Так как ты, Уэллейс, говорил, надо делать это? — спросил Калеб. — Ты здесь, Уэллейс? Я же помню, что ты знаешь верный способ и хочу им воспользоваться.

— Стреляйте себе в глаз, — напомнил Длинноногий.

— Стало быть, надо стрелять в глаз, — повторил Калеб. — Но у меня и глаз теперь нет.

— Стреляй туда, где они были, — сказал Длинноногий.

— Дайте мне пистолет, — попросил Калеб странно веселым тоном.

— Прощайте, полковник, — промолвил Салазар, протягивая Калебу пистолет.

Калеб быстро схватил пистолет, направил его на Салазара и выстрелил — капитан грохнулся назад, схватившись за горло.

— Бей их, ребята, хватайте у них оружие, — крикнул Калеб. — Я уложу нескольких.

Но, не видя цели, Калеб Кобб выстрелил не в солдат, а в техасцев. Прозвучали два гулких выстрела, техасцы пригнулись.

— Проклятие, он палит куда попало, стреляет по нам, — выругался Верзила Билл, сидя на корточках.

Не успел Калеб выстрелить в четвертый раз, как мексиканские солдаты оправились от испуга и немедленно застрелили его. Падая, он выстрелил в последний раз. Пуля попала в Чадраша, спокойно стоявшего рядом с Матильдой, и тот неуклюже завалился на спину и мгновенно умер, не успев даже понять, в чем дело.

— О, нет! Нет! Нет! Чад! — вскрикнула Матильда, бросаясь к телу Чадраша.

Мексиканские солдаты продолжали всаживать пулю за пулей в Калеба Кобба — когда его хоронили, оказалось, что в его тело попало сорок пуль. Но техасцы уже не обращали внимания на Калеба — Длинноногий разорвал на Чадраше рубашку, надеясь, что тот лишь ранен, но не убит. Однако пуля попала ему точно в сердце.

— Какая жалость, — произнес капитан Салазар.

У него из раны на горле обильно хлестала кровь, но сама рана не была серьезной.

— Чад! Чад! — кричала Матильда, надеясь, что тот откликнется, но его губы даже не пошевелились.

— Этот человек уже проходил по Пустыне смерти, — напомнил Салазар. — Он мог бы быть нашим проводником. Ваш полковник нажал на курок уже мертвым — думаю, его палец судорожно дернулся. Сегодня нам не везет.

— Как так, капитан? Наоборот, вам здорово везет, — заметил Длинноногий. — Если бы пуля попала в шею чуть левее, считайте, вы были бы таким же мертвым, как и Чад.

— Верно, — согласился Салазар. — Какой же я дурень, что передал Калебу Коббу свое оружие. Он был похож на Гомеса — не признавал никаких законов.

Поняв, что Чадраш мертв, Матильда Робертс завыла во весь голос. Ее вой эхом отражался от ближайшего холма — у многих волосы вставали дыбом, когда эхо приносило с собой эти звуки, а мексиканские солдаты суеверно крестились.

— Ну ладно, Матти, — сказал Длинноногий, опускаясь на колени рядом с ней и обнимая ее за плечи. — Хватит, Матти, он ушел — печально все это.

— Не могу я это вынести, он был для меня всем, — всхлипывая проговорила Матильда, а слезы лились и лились на ее большие груди.

— Печально все это, но, может, смерть ниспослана свыше, — заметил Длинноногий. — Чадраш был нездоров, а нам предстоит пересечь великую засушливую пустыню. Сомневаюсь, что он смог бы пройти ее. Он умер бы мучительной смертью, что еще предстоит кое-кому из нас.

— Не говори мне это, хочу, чтобы он жил — хочу видеть его живым, — никак не успокаивалась Матильда.

Она проплакала все утро, пока копали могилы. Хоронили сразу двенадцать человек, а почва была твердой. Солдаты рыли могилы, а капитан Салазар сидел, прислонившись спиной к колесу фургона. Он ослабел от потери крови. Перезарядив пистолет, он уже не выпускал его из рук весь день, опасаясь, как бы техасцы не устроили заварушку.

И его предосторожность оказалась небеспочвенной. Несколько молодых рейнджеров, возбужденных затеянной стрельбой, начали замышлять бунт. Среди них оказались Черныш Слайделл и Джимми Твид — оба они были сыты по горло мексиканскими порядками.

Гас слушал их разговоры, но идею устроить бунт не одобрял. Его друг Калл вышел из строя, а предстоит трудный переход. Калл даже слабее Салазара и более тяжело изранен. При побеге его пришлось бы бросить, а Гас не собирался оставлять друга одного. Вдобавок, Матильда ничего не соображала от горя — от тела Чадраша ее пришлось оттаскивать четырем мужчинам — она не давала опустить труп в могилу. Мексиканские солдаты, по большей части еще мальчишки, но и у них хватило ума убить Калеба Кобба, а поскольку все они вооружены, бунт или побег имеют немного шансов на успех.

Они думали остановиться на ночлег в селении под названием Сан-Саба, но похороны и ранение капитана Салазара задержали их допоздна, и они смогли пройти всего несколько миль.

Ночью с севера задул такой сильный холодный ветер, что и мексиканцы и техасцы и думать не могли ни о чем другом, лишь бы согреться. Техасцы согласились даже, чтобы их связали, но допустили погреться у костров. Никто не сомкнул глаз. Пронизывающий ветер гулял по стоянке. Матильда без Чадраша, о котором все время заботилась, теперь перенесла свою заботу на Калла и согревала его своим телом. К утру оба фургона сожгли в кострах.

— А как далеко отсюда это селение, капитан? — спросил Длинноногий.

Занимался серый рассвет, но ветер не стихал.

— Далековато — миль тридцать, — ответил капитан Салазар.

— Нужно дойти до него завтра же, больше нет дров для костров, — заметил Длинноногий.

— Калл помрет, если будет спать на открытом воздухе, без огня, — предупредила Матильда.

— Тогда пойдем побыстрее, ребята, — предложил Длинноногий.

— Я помогу тебе поддерживать Вудроу, Матти, — вызвался Гас. — Мне кажется он совсем плох.

— Не хуже же, чем мой Чад, — возразила Матильда.

Они подняли Калла на ноги и поддерживали его с двух сторон.

32

День-деньской Калл с трудом ковылял по пустынной местности. Пронизьшающий ветер задувал отовсюду — спереди, с боков и со спины, обжигая холодом струпья. Ноги замерзли так, что он их даже не чувствовал. С одной стороны его поддерживал Гас, с другой — Матильда, иногда им помогал Верзила Билл Колеман.

— Откуда взялся этот проклятый холод? — бормотал Джимми Твид. — Никогда еще не пробирал меня такой мороз. Даже на снегу было теплее.

— Оставьте меня. Я только задерживаю вас, — просил Калл. Его раздражало, что ему помогают идти.

— Может, в том селении найдутся козы, — промолвил Гас.

Он сильно проголодался. Живот свело, из-за чего еще труднее было переносить северный ветер. Он и раньше испытывал пристрастие к козлятине, а теперь вообразил, что селение, куда они направляются, является богатым центром разведения этих животных, со стадами по сотне и более жирных вкусных коз и козлов, объедающих растущие в пустыне кустарники. Он представлял себе большой пир, где будут жарить на вертелах здоровенные кусища козьего мяса, источающего сок в пламя костров. Но чем дальше брели они по голой пустыне, тем труднее становилось верить в эту воображаемую картинку, ибо нигде не росли никакие зеленые кустарники. В пустыне не было ничего, кроме голой каменистой земли да редких кактусов и низеньких колючек. Даже если бы в этих местах и водились козы, все равно не было дров, чтобы развести огонь для приготовления пищи.

Капитан Салазар ехал в седле молча, ощущая боль в раненой шее. К нему то и дело подходили солдаты и прикладывали ладони к бокам лошади, чтобы хоть немного погреться.

Матильда, когда не помогала Каллу, шагала одна. Она не переставая плакала, и слезы замерзали у нее на щеках и на рубашке. Ей хотелось вернуться назад и находиться с Чадрашем — она бы села у его могилы и сидела бы так, не двигаясь, пока не окоченела от мороза или пока не пришли бы индейцы или медведи. Она хотела быть там, где он погиб, и тем не менее не могла бросить на произвол судьбы этого мальчика, Вудроу Калла, чьи раны пока так и не зажили. Он все еще находился под угрозой подцепить инфекцию или замерзнуть, если ее не окажется рядом с ним и некому будет его согревать.

От холода у Джонни Картиджа стало совсем плохо с больной ногой. Он крепился изо всех сил и все же к началу дня все больше и больше отставал от группы. Большинство мексиканских солдат тоже замерзали. Они не обращали никакого внимания на хромающего техасца, который сперва плелся вместе с ними, а потом безнадежно отставал.

— Я догоню вас, догоню, — все время повторял Джонни, но мексиканцы даже не слушали его.

К середине дня стали отставать другие техасцы, а вместе с ними и многие мексиканские пехотинцы Колонна растянулась на целую милю, потом — на добрых две. Впереди шел Длинноногий, надеясь первым увидеть селение, куда они стремились, но ничего не замечал, лишь голая пустынная равнина расстилалась перед ними. Позади низко нависали темные тучи — видимо, скоро повалит снег. Длинноногий был уверен, что сам он сможет терпеть ночную непогоду даже без огня, но знал, что многие не выдержат — они замерзнут, если не найдут укрытие.

— Хотел бы я знать, куда мы направляемся, может, мы уже пропустили то селение, — сказал Длинноногий Гасу. — Если пропустили, придется ночевать на морозе.

Салазар нашел в себе силы улыбнуться, хотя лицо у него и перекосилось от боли.

— Я не говорил, что все мои приказы разумны лишь потому, что они исходят от меня, — напомнил он. — Я нахожусь на военной службе уже двадцать лет, и большинство моих приказов были дурацкими. Из-за этих дурацких приказов меня могли бы уже раз двадцать убить. Ну а теперь я получил такой глупый приказ, что смеялся бы и плакал, если бы мне не было так холодно и больно.

Длинноногий молча смотрел на Салазара.

— Разумеется, вы правы, — продолжал Салазар. — Прошагали вы немалый путь, чтобы поставить себя в дурацкое положение, и вреда моим людям не причинили. Кстати, если бы причинили, вас бы давно расстреляли — а холодный ветер развеял ваш прах. Но мои приказы — это мои приказы. Я должен доставить вас в Эль-Пасо или умереть, выполняя приказ.

— Это может произойти и довольно скоро, капитан, — заметил Длинноногий. — Не нравится мне вон та туча.

Вскоре мокрый снег запорошил спины люден. Стемнело, и стало трудно ориентироваться на местности — снег покрыл землю, и замерзшим ногам каждый шаг давался с трудом.

— Боюсь, мы потеряли Джонни, — всполошился Длинноногий. — Он плелся позади, но теперь я не вижу его. Должно быть, он отстал на целую милю или уже замерз окончательно.

— Я сбегаю назад и разыщу его, — предложил Верзила Билл.

— А я не разрешаю, — возразил Длинноногий. — Тебе нужно держаться вместе со всеми, чтобы спастись самому.

— Но ведь Джонни мой напарник, — настаивал Верзила Билл. — Считаю, мне нужно возвратиться. Если нам суждено умереть ночью, я предпочел бы умирать вместе с Джонни.

Гас и Матильда вместе помогали Каллу идти. Мокрого снега насыпало столько, что стало скользко, и он не мог шагать самостоятельно. В конце концов они понесли его, а он обнял их за плечи и повис, согреваясь об их тела.

Темнело все больше, снег продолжал сыпать и при порывах ветра больно хлестал по спинам и лицам бредущих людей, думающих лишь о неминуемой смерти. Все они, даже Длинноногий Уэллейс, переживший не одну бурю, чувствовали, что предстоящую ночь вряд ли выдержат. Верзила Билл, как верный товарищ, отправился назад, навстречу буре, разыскивать Джонни Картиджа. Капитан Салазар прижался теснее к лошадиной шее. Рана его продолжала кровоточить, он побледнел и внезапно потерял сознание. Мексиканские солдаты сбились в кучу и так двигались все вместе, кроме тех, кто отстал. На всех была всего одна лампа — свет пробивался в кромешной темноте не далее чем на несколько футов. Темнота сгущалась, мороз крепчал, люди переставали бороться за жизнь. И техасцы, и мексиканцы подошли к моменту, когда уже смиряются с неизбежностью смерти, — им стало невмочь поднимать ноги и дюйм за дюймом продвигаться вперед по скользкому снежному покрову. Преследовала одна мысль — присесть и передохнуть хоть минутку, пока не восстановятся жизненные силы; но останавливаться было опасно — потом они вообще могли не подняться. Мокрый снег облепил одежду. Сначала они присаживались, отвернувшись спиной от ветра и снега. Затем воля к жизни иссякла, они ложились на снег и снег засыпал их.

Первым разглядел далеко впереди мерцание огонька Гас Маккрае, который всегда отличался зорким глазом.

— Вот это да! Там огонек! — воскликнул он. — Если это не костер, то какая-то лампа.

— Где, где? — засуетилась Матильда. — Ничего не вижу, кругом один снег.

— Нет, не костер, я вижу ясно, — уточнил Гас. — Думаю, это то самое селение.

Какой-то мексиканский солдат услышал его и разбудил капитана. Салазар тоже понимал, что может не выжить ночью. Нанесенная Калебом рана оказалась серьезнее, чем он полагал, — она кровоточила весь день, кровь замерзала на мундире. Солдат, разбудив его, доложил, что впереди якобы виден какой-то свет, хотя снег продолжал падать и Салазар ничего не видел дальше лошадиной головы. Нет там никакого света и никакого селения не видно. Кровь все капала ему на штаны, и они примерзали к седлу. Вместо того, чтобы доставить техасцев в Эль-Пасо и получить за это повышение по службе, по меньшей мере стать майором за мужество, проявленное при захвате их в плен, ему выпала судьба умереть в снежную бурю на ледяной равнине. Он уже подумывал, как бы застрелиться самому, но руки у него так замерзли, что он просто боялся выронить пистолет, если попытается вытащить его из кобуры. Пистолет, кстати, тоже покрылся коркой льда — может, он даже и не стреляет.

Гас снова увидел огонек и опять закричал, надеясь, что кто-нибудь впереди услышит его.

— Там свет — вон он, мы уже близко, — воскликнул он.

На этот раз и Длинноногий заметил свет.

— Боже мой, да, Гас прав, — обрадовался он. — Мы подходим к какому-то месту, где горит огонь.

Вскоре он расслышал звук, похожий на овечье блеяние. Другие тоже услышали и навострили уши. Если там овцы, тогда с голода они не пропадут. Капитан Салазар сразу ощутил прилив свежих сил.

— Я припоминаю рассказы, — сказал он. — Тут протекает водный источник — вроде подземной реки. Местные жители разводят здесь овец — это и должно быть Сан-Саба. Я думал, что все это вранье насчет овец и речки. Большинство путников врут, в пустыне овцы не пасутся. Но, оказывается, все это правда.

Один за другим, собравшись с духом впервые за последние дни, люди побрели по направлению к свету, то и дело из-за густого снега теряя его из виду, а заодно и свои надежды. Но Гас Маккрае взял точное направление и, оставив Матильду поддерживать Вудроу Калла, повел всех прямо к маленькому селению Сан-Саба.

Там стояло несколько глинобитных хижин, но зато было много овец. Блеяние, которое они расслышали, доносилось из небольшого огороженного загона позади домика старосты. Увидели они и самого старосту, пожилого толстопузого человека, который помогал молоденькой овечке разродиться. Увиденный ими свет был от его лампы.

Сперва он очень удивился и встревожился при внезапном появлении техасцев, похожих на привидения, залепленные с головы до ног мокрым снегом. У него не было оружия, поэтому он ничего не мог поделать, а лишь стоял и таращил на них глаза; да кроме того, наступил критический момент у овцы, поэтому ему некогда было разглядывать незнакомцев, возникших из ночной темноты. Хотя у него и было приличное стадо, но многих овец он потерял — от холода, волков, койотов и ягуаров. Ему надо было проследить, чтобы ягненок родился как положено, а потом уже разглядывать этих странных людей, забредших в деревню во время ночной снежной бури. Он подумал, что если это привидения, то, может, ветер сдует их и унесет прочь из деревни, оставив его в покое с его стадом.

Капитан Салазар, обрадовавшись, что его люди не погибли, опять ощутил себя капитаном и заверил старосту, что они вовсе не привидения, а отряд регулярной мексиканской армии и выполняют важное задание командования, связанное с охраной опасных пленников.

Ему было нетрудно убедить пожилого старосту, что техасцы опасны — они выглядели в его глазах такими же дикими, как и апачи. Когда же ягненок родился, староста немедленно приступил к работе и вскоре поднял на ноги всю деревню: жители разожгли костры и принялись готовить пишу для изголодавшихся людей. Зарезали несколько овец, женщины стали варить кофе и печь лепешки.

Поскольку Гас первым увидел свет и спас весь отряд, капитан Салазар распорядился не связывать техасцев. Он понимал, что сам мог бы не заметить огонек и, может, даже и селение, в таком случае все его люди погибли бы. Тогда прощайте ордена и повышение. Техасцев заперли в сарае, где стригли овец, а для обогрева выдали дров на пару больших печей. Сидя рядом с Каллом, Гас вскоре услышал тот самый звук, о котором мечтал: шипение жира, капающего в пламя костра.

Кое-кто из рейнджеров слишком вымотался и не стал дожидаться, пока поджарится баранина. Выпив по чашечке кофе, они задремали и свалились кто на бок, а кто на спину. Пол в стригальне был покрыт толстым слоем овечьей шерсти вперемешку с землей. Шерсть проникала в ноздри и многие начали чихать, но это никого не раздражало — пустяк.

— Думаю, мы все-таки потеряли Верзилу Билла, — промолвил Длинноногий.

— Если потеряли его, то и Джонни тоже, — заметил Гас. — Ему следовало бы подождать, пока мы доберемся до этого селения. Может, кто-нибудь из мексиканцев согласится пойти с нами назад и поискать Джонни.

Матильда молча сидела у огня. Ни о чем другом, кроме как о смерти Чадраша, она думать не могла. Он обещал увезти ее на запад, в Калифорнию, а теперь все мечты рухнули.

Позже, когда техасцы съели по большому куску баранины и завалились спать, из стана мексиканских солдат донесся громкий выкрик. В свете костров медленно появился Верзила Билл Колеман, вся одежда его заледенела, а на руках он нес Джонни Картиджа. Джонни тоже казался весь покрытым коркой льда — сперва даже никто не мог сказать, жив он или мертв.

Верзила Билл положил своего друга у самого большого и горячего костра и сам встал рядом с пламенем, дрожа и трясясь от холода и напряжения. Он сунул обледенелые руки прямо в огонь, корка льда на одежде стала плавиться на глазах.

— Неужели баранина? Я бы съел кусочек, — проговорил он. — Готов побожиться, что гулять было очень холодно.

33

В течение трех дней техасцы сидели под охраной в овечьей стригальне и никуда не выходили, кроме как по нужде. Отряд капитана Салазара сократился на двадцать солдат, которые, как полагали, замерзли во время перехода в снежную бурю; кроме того, до деревни не дошли шестеро техасцев. Погода установилась такая холодная, что большинство рейнджеров предпочитали сидеть под охраной в овчарне. Их снабжали дровами без ограничений и всякой едой без меры. Чернышу Слайделлу пришлось ампутировать два отмороженных пальца на ноге — операцию с помощью длинного охотничьего ножа произвел Длинноногий Уэллейс, другие пальцы отрезать, к счастью, не пришлось.

Как только деревенские жители поняли, что техасцы вовсе не призраки, они стали относиться к ним по-дружески. Пожилой староста, все еще занятый выхаживанием ягненка в условиях ужасной погоды, проследил, чтобы их кормили вдосталь. Рейнджеры теперь наслаждались кофе, правда, жиденьким, но горячим Заметив, что Калл изранен, одна старая женщина изъявила желание осмотреть его спину. Увидев почерневшие струпья, она задохнулась и поспешила прочь.

Через несколько минут она вернулась и привела с собой другую женщину. Та была такая низенькая, что едва доставала головой до пояса Длинноногого. С собой она принесла небольшой горшок. Она быстро подошла к Каллу, но вместо того, чтобы задрать ему рубашку, как это сделала первая женщина, приложила лицо к его спине и понюхала.

— Черт побери, да она нюхает тебя, — произнес Длинноногий. — Интересно, не пахнешь ли ты как оленятина?

Шутка Длинноногого показалась Каллу настолько глупой, что он даже разозлился. С чего это он станет пахнуть, словно оленятина? И почему высохшая пигалица-мексиканка нюхает его? Но он не отвечал на вопрос Длинноногого и не отодвигался от женщины. Женщины селения оказались на редкость доброжелательными — приносимая ими пиша была теплая и вкусная; одна жительница даже дала Каллу старый плед, чтобы покрываться. В нем, правда, имелись дыры, но зато он был толстый и теплый и спасал от холода. Он подумал, что маленькая женщина, которая обнюхивала его, была знахарка; он знал также, что из-за состояния своего здоровья он не вправе отвергать помощь. Калл был все еще очень слаб, его лихорадило, и боль не проходила. Лежа в овечьей стригальне, он мог выжить, но если его принудят идти дальше, а в пути их застигнет другая снежная буря, то он может погибнуть. Он не станет просить Гаса или Матильду опять тащить его, как они делали это в начале перехода.

Маленькая женщина тщательно обнюхала его, словно собака, а потом поставила горшок на край печи и присела перед ним на корточки, бормоча себе под нос что-то, чего никто не мог понять. Решив, что варево готово, она жестом попросила Калла снять рубашку и больше двух часов растирала ему спину горячей целебной мазью. Она тщательно массировала каждый мускул и осторожно втирала мазь в каждый рубчик и рану. Сперва мазь жгла Каллу спину так сильно, что он с трудом переносил боль, которая казалась нестерпимее, чем удары плетью. Гас и Матильда отвлекали Калла разговорами, чтобы он легче перетерпел жгучую боль. В какой-то момент они решили, что с него хватит, но Калл стиснул зубы и позволил маленькой мексиканке продолжать свое дело. Постепенно он почувствовал, как по всему телу разливается приятное тепло, и тихонько заснул, без боли и стонов, впервые после экзекуции.

На следующий день Гас заметил сквозь трещину в стене, как та же женщина втирает мазь в рану на шее капитана Салазара. Капитан заметно ослабел. Он подцепил лихорадку, температура так поднялась, что он бредил и бормотал что-то бессвязное. Староста взял его к себе в дом, и знахарка лечила его, пока лихорадка не прошла. И даже после выздоровления капитан оставался слишком слабым и не мог уверенно ходить. Сперва он намеревался остаться в Сан-Саба и поправляться, но когда немного потеплело, решил воспользоваться погодой и продолжать движение. Он пришел в стригальню к техасцам и сообщил о своем решении.

— Наслаждайтесь теплой ночью, — сказал он им. — Завтра уходим отсюда.

— Сколько дней займет переход по Пустыне смерти? — спросил Верзила Билл.

— Сеньор, да мы еще не подошли к пустыне, — проговорил Салазар. — Местные земли плодородны благодаря подземным водам. Вот когда выйдем за пределы овечьих пастбищ, тогда и начнется Пустыня смерти.

Техасцы замолкли. Они решили, что день, когда разразилась снежная буря, останется самым тяжелым во время перехода. Рейнджеры успели позабыть слова Салазара, что протяженность Пустыни смерти — двести миль. Они все больше привыкали к удобствам овечьей стригальни и теплу лагерных костров. У всех у них еще не выветрился из памяти жгучий холод, боль в обмороженных ногах, мокрый снег и ощущение, что они умрут, если не будет тепла.

И вот теперь тепло пришло, а Салазар предупреждает, что самый трудный отрезок пути еще и не начинался. Кое-кто придвинулся поближе к огню, протянув руки к пламени — им хотелось удержать жар в руках и хранить как можно дольше. Некоторые спали — они улеглись у самого огня и наслаждались проникающим в их тело теплом. Им хотелось задержать его в себе навечно или, по меньшей мере, до наступления лета. Джонни Картидж, перепугавшись, что может опять отстать от рейнджеров так, что Верзила Билл Колеман не сумеет найти его и спасти, переспрашивал всю ночь, сколько времени остается до утра.

Пожилой староста рассказал Салазару, что они поедут по бесплодной и засушливой местности, где не найти ни растительности, ни воды для лошадей. Поэтому Салазар решил оставить только одну лошадь — для себя, а остальных обменял на двух осликов, фураж и продовольствие в количестве, которое ослики могли бы нести на себе. Утром, перед тем как покинуть селение, он вдруг решил сократить численность сопровождающих солдат до двадцати пяти человек, посчитав, что двадцать пять солдат смогут отбить возможное нападение апачей, а большее число невозможно прокормить во время похода. Значительная часть продовольствия, погруженная на осликов, пойдет на питание техасцев.

Но такое сокращение означало, что техасцы по численности стали немного превышать количество солдат, а физически они были значительно сильнее мексиканских мальчишек.

— Сеньоры, вам обязательно нужно связывать руки, — объявил капитан рейнджерам, когда их вывели на холодный воздух. — Сожалею, но такова необходимость. Я не могу допускать ни малейшего риска — уже сам переход по этой бесплодной пустыне представляет собой немалый риск.

Узнав о решении Салазара, Длинноногий так и взвился — Гас подумал, что он вот-вот кинется в драку. Но тот все-таки нашел в себе силы сдержаться и, когда подошла его очередь, позволил связать себе руки сыромятным ремнем. Другие поступили так же. Связали руки даже Каллу, не посчитавшись с решительными возражениями Матильды.

— Этот парень сильно травмирован — он ничем не опасен, зачем же его связывать? — протестовала она.

— А затем, что внутри у него так и кипит ярость, — ответил капитан Салазар. — Я видел это своими глазами. Он чуть было не убил полковника Кобба, когда тот сел в коляску с нашим генералом. Если бы мне пришлось связывать лишь одного из вашей братии, я выбрал бы капрала Калла.

— Воспринимаю эти слова как комплимент, — с усмешкой заметил Гас.

— Воспринимай, как знаешь, мне до этого дела нет, — сказал Калл.

После того как пожилая пигалица растерла Каллу спину своим снадобьем, он мог хотя бы размять мускулы и не застонать от боли. Когда мальчишка-солдат связывал ему руки, он свирепо смотрел на него, хотя и понимал, что тот всего-навсего выполняет полученный приказ.

Многие жительницы Сан-Саба плакали, когда техасцев связывали. Некоторые из них проявляли по отношению к тому или иному пленнику поистине материнскую заботу. Когда колонна проходила по улице селения, они совали им в руки лепешки и вяленое мясо.

Плодородные земли тянулись всего лишь три мили, на четвертой уже росли одни чахлые низенькие кустарники. Вскоре и их не стало — перед ними расстилалась, насколько хватало глаз, голая земля, на которой вообще ничего не росло.

— Вот она — Пустыня смерти, — произнес капитан Салазар. — Теперь мы увидим, кто хочет жить, а кто предпочитает умереть.

— Я, к примеру, намерен жить, — сразу же выпалил Гас.

Калл ничего не сказал.

— Даже апачи не решаются соваться сюда, — продолжал Салазар.

Одноглазый Джонни Картидж, взглянув на безжизненную пустыню, лежащую перед ним, ужаснулся.

— В чем дело, Джонни? — окликнул его Верзила Билл, уловив встревоженный взгляд друга. — Теперь потеплело, и жратва у нас есть. Да мы пройдем здесь, как проходили по равнинам.

Джонни Картидж слышал, что говорил Верзила Билл, но не поверил ему и не успокоился. Он смотрел на безбрежное пространство перед собой и трясся мелкой дрожью — но не от холода, а от страха.

Он чувствовал, что смотрит на свою смерть.