Пуся, двуножка присолнечный

Хозяйка открывает дверцу клетки, когда Пуся еще спит. Толкает его в бок верхними лапами, проводит усиками по волосам, потом слегка щиплет подпальпами за бок, чтобы проснулся.

Пуся вздрагивает, потягивается на своем грязном матрасике и говорит:

– Дура. Жрать давай. Жрать хочу!

– Ты мой Пусечка! Пуся!

Жрать Пусе дают не сразу – у Хозяйки по утрам в силу возраста бывает игривое настроение. Сначала его вытаскивают из постели, опрокидывая стоящие рядом бутыли, выносят из клетки и начинают подкидывать на высоту в пару-тройку метров. Затем, на-игравшись, Хозяйка оглядывается, хватает верхними и одной нижней лапками его за руки и ноги, чтобы не брыкался, а средними, скользкими и по-детски костлявыми, щекочет живот и бока. Хоботок, высунувшийся из пасти, проходится по лицу. Это слегка возбуждает, но в то же время дико страшно и неприятно. Пуся отплевывается от слизи, пытается вырваться из этого садистского захвата, но тщетно, остается только кричать на родном языке.

– А! А-а! Хва-атит! Пусти, дура членистоногая! Пусти! Руку вывернешь!

– Мурчишь, Пусечка! Любимый мой Пусечка! – радуется Хозяйка и щекочет еще быстрее.

Спустя минут пять экзекуций слышится голос Родительницы, его торопливо отпускают из рук, прячут средние лапки под одежду, и Пуся лезет обратно в клетку, к туалету. После отправления естественных надобностей он садится на матрас и вопросительно смотрит на Хозяйку:

– Жрать неси, дура!

– Что ты, Пусечка? Что ты мурчишь? Что тебе не нравится? Холодно тебе?

Суставчатые конечности Хозяйки вытаскивают из шкафчика розовое латексное платье – любимое у нее и ненавидимое Пусей. Почему-то считается, что светлокожих независимо от пола надо одевать в розовое.

– Ты покормила Пусю? – слышится низкий, тяжелый голос Родительницы.

– Да! Жрать! Жрать дайте! – Пуся знает, что Родительница часто напоминает Хозяйке о еде, и начинает выворачиваться.

– Да, мама, сейчас, сейчас, я наряжаю его в платье.

Когда тесное платье оказывается на Пусе, в лапках появляется долгожданная коробка с кормом. На ней нарисован раздавленный кассиопейский слизняк и облизывающийся негр в балетной пачке. У Пуси текут слюнки, он царапается и брыкается, пытаясь выхватить коробку целиком.

Наевшись и мучаясь отрыжкой, Пуся ждет, что его засунут в тесную мягкую коляску и начнут катать по жилищу, как это обычно бывает, но все оказывается совсем не так. Его относят на руках в соседнюю комнату. Помимо Родительницы (которой Пуся слегка опасается после того, как она отшлепала его за кражу грибов из горшка) там возвышается гигантский самец в странной переливчатой раковине. Он скидывает наплечные сумки и достает из них приборы.

Пуся узнает его. Это Ветеринар. Последний раз, когда Пуся видел его, с ним делали страшные вещи. От страха Пуся сначала прижимается к щетинистому животу хозяйки, потом пытается вывернуться из рук, но четыре лапы держат его крепко.

– А-а! Не-ет! Пустите! Нет! Дура! Спаси!

– Так-так, – говорит Ветеринар. – Двуножка присолнечный. Он же присолнечник двуногий. Как его зовут?

– Пуся. Это мой Пуся, – говорит Хозяйка.

– Кажется, я помню, у него была проблема с зубами. И один раз вправляли плечо после подвывиха. Ты знаешь, что твой Пуся уже вырос и ему надо менять одежду?

– Но это платье так хорошо подходит. Ты мой Пуся! – Хозяйка гладит Пусю по голове и облизывает хоботком, и Пуся слегка успокаивается.

– У него немного лишний вес, хотя выглядит крепким. Не забывайте брить и стричь ногти. Или научите делать самостоятельно, только под присмотром, острое лучше в клетке не оставлять. Он уже заканчивает половое созревание. Кастрировать будем?

Лапка тянется к зловещим щипцам.

– Нет, – отвечает Родительница. – При покупке нам сказали, что он породистый, думаем разводить, когда появятся средства на еще одного такого. Дочь, раздень его.

Хозяйка вытаскивает Пусю из платья и на вытянутых лапках протягивает его Ветеринару. В комнате жарко, присоски приборов облепляют липкое от пота тело. Усики и шершавый хоботок проходятся по телу Пуси, он дрожит от страха.

– Давление и гормональный фон в норме. Слегка избыток половых гормонов и гормона страха. Да, похож на породистого, светлокожего. Очень популярны сейчас в разведении. Но, судя по органам зрения и носу, немного метис. Если вы думаете о выставках или родословной, то я могу вас разочаровать. Можете научить кулачным боям, хотя это негуманно, и придется заниматься регенерацией. Разведение беспородных тоже может принести немало бонусов и уважения. Дети могут пригодиться лабораториям.

– Это правда, что он разумный? – спрашивает Хозяйка.

Ветеринар убирает присоски и отпускает Пусю на пол. Пуся принимается чесать живот и грудь после присосок.

– Этот вопрос спорный. Социум двуножек обладает парой признаков раннего разума. Им известны технологии, некоторые наши эмоции, способность любить и получать удовольствие. Но большинство ученых считают, что до разумных им далеко. У них нет бителепатии, нормальной регенерации, не побеждены некоторые болезни. Они не освоили межзвездные перелеты, нет единого языка, и, страшно сказать, на момент окончания золотодобычи и вывоза они все еще массово уничтожали друг друга!

– Как это – уничтожали?

– Не пугайте ребенка, – просит Родительница. – Скажите, что с ним делать? Мы в последнее время не выпускаем его из клетки, потому что он стал метить территорию. Ему что-то не нравится, но не могу понять, что?

– Чем кормите?

– Сухим кормом. Слизняками. Даем два спиртовых раствора в сутки. Биодобавки.

– Попробуйте еще давать вареную падаль долгоносиков и добавляйте растительной пищи, которая с хлорофиллом. Спиртовой раствор стоит давать реже. Почему-то считается, что у них принято пить его раз в цикл из семи присолнечных суток, то есть раз в три наших дня. Можно осмотреть его клетку?

Пусю тащат обратно в клетку и бросают на матрас.

Ветеринар просовывает морду в домик, пробегается усиками по стенам и обстановке.

– Может, слишком тесная?

– Нормально, кондиционер есть. На родине они жили в таких же клетках. Из развлечений только беговое колесо и три книжки. Небогато. Вы его забрали после курса начального обучения?

– Да. В семь лет. В питомнике у них была школа.

– Тогда надо больше книжек. Примерно столько же книжек, сколько он весит сам, хватит на год. Но учтите, что часть из книжек он прочесть не сможет – у них разные языки, а он знает только один. Проще приобрести человеческий компьютер, будет развлекаться с ним через органы зрения и слуха.

– Я слышал, что есть переводчики с их языков на наш?

– Да, но стоит ли оно того? Вы не очень обеспеченная семья, у вас низкий уровень бонусов и уважения. Переводчики очень долго настраивать. И имплантацию качественно сделают лишь несколько специалистов на планете, это опасно для здоровья питомца. Лучше, если позволяют средства, попозже взять ему напарника. Они социальные зверьки, дольше живут, если есть общение с себе подобными. Только лучше своего пола, если не уверены, что готовы к разведению.

Родительница взмахивает усиками.

– Вот я это и хотела спросить. У моей кузины есть похожий, возможно, даже одной породы. Считаете, это не опасно, если мы прихватим его в гости? Для общения?

– Их поведение достаточно непредсказуемо. Можете разрешить им общаться под наблюдением. Но недолго. Бывали случаи, что после такого общения они пытаются сбежать.

Через пару суток Пусю рано утром хватают на руки, вливают в глотку спиртовое пойло, натягивают пуховую жилетку и бросают в мягкую ледяную сумку, пахнущую эфирными маслами. В легком трансе Пуся смотрит через окошко на окружающую местность. Вот Хозяйка с Родительницей натягивают комбинезоны. Потом становится нестерпимо ярко и жарко, и Пуся понимает, что его вынесли на улицу. Позади мелькает овальная дверь в жилище, раскрашенная множеством цветных полосок. Пусю выносят наружу всего третий или четвертый раз за все десять лет, что он живет у Хозяйки, и каждый раз он пытается запомнить всю последовательность цветов. Зеленый – синий – черный – оранжевый – красный – белый – зеленый… Кажется, следующий серый. Да, светло-серый.

Дальше сознание отключается. Он просыпается через пару часов в ледяной сумке, смотрит в одно окошко, потом в другое. Хозяйки рядом нет. Сила тяжести изменилась и стала заметно меньше. Сначала Пуся пытается интереса ради попробовать замок в потолке сумки. Он прочный, молекулярный и открывается снаружи, поэтому Пуся быстро бросает эту затею. В одном из окошек виден ряд похожих сумок, внутри одной из них виднеется морда какого-то зубастого синего монстра, а позади всего ряда – огромный иллюминатор с вытянутыми галактиками за ним. Пуся летал на звездолетах только один раз, когда был еще младенцем и его перевозили в питомник. Детские воспоминания уже стерлись из памяти, и Пусе становится страшно.

– Эй! Хозяйка! Где ты! Эй, дура!

Пуся забивается в уголок сумки и плачет. Потом нащупывает небольшую коробку с кормом, наедается и засыпает.

Просыпается от того, что сумку начинает слегка мотать из стороны в сторону. Потом кто-то хватает сумку, он слышит голос Хозяйки и вопит:

– Хозяйка! В туалет хочу! Обделаюсь сейчас! Здесь душно! И жрать! Дай чего-нибудь!

Клетка расстегивается, и в просвете виднеется морда Хозяйки.

– Ты мой Пусечка! Разговорчивый какой. Хорошо покушал? Сейчас, сейчас, мы уже прилетели, скоро мы приедем к моей тете.

– В туалет, говорю, хочу! Дура! Не здесь же прям гадить?!

Хозяйка не оставляет Пусе вариантов. Наконец, грязного и неухоженного, его вытаскивают из сумки.

– Смотри, тетя, какой у нас Пуся!

Его передают от одного хозяина к другому, удерживая за руки и ноги. Конечности родительской кузины настолько длинные и липкие, а запах незнаком и неприятен, что Пуся орет.

– А-а! Пустите! Не-е-ет! А-а!

– Молодой. Мой Пушок уже совсем старенький. Ишь ты, как разорался. Давай, чтобы он нам не мешал, сразу засунем его в клетку.

Пусю вытаскивают из жилетки, запихивают в розовый комбинезон и толкают в тесное помещение через лючок на крыше. Упав с высоты в полтора метра, он сильно ушибается.

– Вот дура! Не могла аккуратнее.

Внутри светло. Перед ним стоит человек. Высокий, с пышными кудрявыми сединами и не менее пышной бородой. Пуся осторожно приподнимается, обходит старика кругом и щупает за легкую белую одежду. Старик протягивает руку.

– Speak English?

– Че?

– Shuõ zhõngguó huà?

– Блин! Не понимаю ни фига!

– Habla español?

– Не-а. Ни фига.

– А! Ви говорить по-русски?

– Чего? А. Да, вроде бы. Угу.

– Я плехо говорить. Меня звать Моисей. Рад приветствовать в мой убежище. Как ваше зовут?

– Пуся.

– Нет. Не то имя. Как зовут?

– Не знаю. Давно было. Я из питомника. Забыл.

– Где живешь? Планета?

– Без понятия. Синяя такая. Большая. А на дверях, помню, зеленый – синий – черный – оранжевый – красный – белый – зеленый – серый, кажется. Не помню.

Моисей жестом приглашает его в другое помещение.

– Номер квартиры. Не важно. Важно планета. Зеленый-синий – не наша. Бедная, плохая планета. Жаль. Увезут обратно. Кто хозяйка?

– Дура малолетняя. Беговое колесо. Три книжки. Клетка узкая с парашей. Все. А тебе тут хорошо!

– Да. Мой хозяйка есть заботиться меня. Я родился на Земле. Украденных тяжело держать. Если меня плохо содержать, я бы есть убежаль.

Действительно, клетка Моисея гораздо просторнее клетки Пуси – в ней несколько комнат, в одной из них он видит роскошную кровать, гигантские стопки книг и пузатый монитор старого компьютера.

– О, круто! Читать!

– Книги. Я учусь по ним. Можешь взять себе часть на память.

На стене Пуся замечает изображение женщины, нарисованное толченым кормом на склеенных вырванных листочках из книг.

– Кто?

– Моя жена. Умерла пять лет назад. Подавилась кость, я не сумел…

– Жалко.

В третьей комнате обнаруживается стол с парой стульев, холодильник и индукционный чайник – Пуся с трудом вспоминает названия этих предметов – и Моисей предлагает ему сесть. На стене другой портрет – какого-то несимпатичного худого мужчины в очках, большой, с рваным краем.

– Кто?

– Стивен Хокинг.

– Тоже жена?

Моисей смеется.

– Ха-ха! Каков юмор шутки!

Из холодильника Моисей достает несколько банок и бутылок.

– Ешь и пей.

– Жена… Каково с ней?

– Хорошо. Ты взрослый человек. Тебе тоже есть нужда жена.

Пуся кивает.

– Но как?

– Необходимо делать пи-пи все вокруг, и они поймут, и купить тебе жена.

– Да делал я пи-пи. Не помогает.

– Я придумаю кое-что. Пока ешь, сходи в душ и ложись спать.

Странно, но никто из хозяев не обращает на них внимания весь вечер. Даже сама Хозяйка всего один раз заглянула в люки на крыше домика Моисея и прощебетала что-то. Ночью Пусю будят толчком в бок.

– Идем. Я покажу что-то.

Они идут на кухню и отодвигают холодильник. Внизу, в расковыренной плитке виднеется отверстие.

– Осторожно, высоко. Ножка клетки. По ней.

Они сползают по ножке вниз. Без обуви пол обжигающе-горячий, но Пуся терпит. Хозяева спят, завернувшись в кокон-гамак.

– Смотри, – Моисей указывает на полупрозрачную пленку-окно мусорного лифта над пятиметровым столом. – Нам необходимо туда.

– Офигеть! Высоко как! Не, я не полезу.

– Идем. Ты суметь. Я знаю путь.

Любопытство побороло страх, они идут к столу и вдвоем с трудом отодвигают тяжелую лифтовую дверцу из мягкого, скользкого на ощупь материала.

– Лезь по полкам! По полкам наверх! Там есть вентиляция дыра.

Полки, скорее похожие на сетчатые гамаки, полны каких-то сырых и дурно пахнущих предметов. Не то еды, не то специй, не то духов и ароматизаторов. Часть из них шевелится, Пуся брезгливо отряхивает ноги и вытирает руки об одежду, но наверх все же залезает первым, помогая залезть и Моисею.

Они стоят перед колышущейся пленкой. Пуся замахивается, чтобы прорвать ее, но Моисей хватает его за руку и начинает колдовать с панелью вызова лифта. Наконец, с легким хлопком мембрана мусорного лифта раскрывается.

– Ого! Круто! Научи?

– Потом. Успеем. Наверняка они улетать не на следующий день. Прыгай!

Они прыгают на платформу, и Моисей командует держаться за край. С огромным ускорением платформа несется куда-то далеко вниз и бросает их на смердящий пол. Пуся промаргивается, чихает и видит в отдалении, за кучами разлагающегося мусора какие-то огни.

– Вон они, идем.

Пуся слышит голоса людей, он держится сзади и боится, хоть и доверяет своему старшему товарищу.

– Moses! It’s Moses! – слышатся голоса.

Вскоре незнакомцы обступают их двоих. Их около десятка, они разного роста и цвета кожи, в лохмотьях и обертках от еды. В их руках самодельные копья и факелы. Пуся с удивлением и странным чувством в груди видит женщин и детей.

– Moses, Moses! Lead us to Promised Earth! – хором говорят они, подходят и касаются Пуси и Моисея.

– Tribe mine! Take a look at this child, my sons!.. – Моисей садится на корточки и начинает долго и монотонно что-то рассказывать своим адептам. Потом хватает Пусю за руку, подводит к самому высокому и крупному из них, заставляет опуститься на колени и говорит:

– Я называть тебя Адам. Ты не Пуся, ты Адам.

Одна из женщин берет его за руку и отводит в сторону, за кучу из объедков. Адам с трудом снимает свой розовый комбинезон. Они говорят на разных языках, но любят друг друга.

Возвращение обратно Адам не помнит.

Проходит пара лет. Он снова Пуся. Хозяйка несет Пусю в сумке по странному месту, полному запахов, криков и цветов.

– Help me! – слышит он знакомый язык.

Женский голос. Это как раз то, что ему нужно. Мельком во время разворота сумки он видит в окошко крохотное голое тельце за толстыми бамбуковыми ветками. Пуся начинает отчаянно трясти сумку.

– Эй! Хозяйка! Ее! Купи ее! Или как там у вас это называется! Возьми!

– Пусечка! Чего ты разбушевался! – слышится голос Хозяйки. – Мама, давай возьмем ему самочку? Уже пора, а то он совсем одичает.

– Help me! – снова кричит самочка.

– I’m here! – кричит Пуся. Теперь у него в клетке есть книжки и ноутбук, он выучил пару других языков.

– Нет, эту самочку очень сложно будет содержать. Давай лучше возьмем вот такого. Как думаешь?

– Такого? А что, неплохо. У меня будет черненький и беленький.

Через некоторое время замочек сумки приоткрывается, и с небес почти на Пусю падает что-то небольшое, живое и вонючее. Следом добавляется еще пара предметов – матрас и какие-то мешки. Пуся привыкает к освещению и рассматривает незнакомца.

– Hello! – слышит он писклявый голос. – I’m Musya!

Муся оказывается карликом-негром. Он знает еще меньше слов, чем Пуся, по дороге домой он рассказывает свою историю – двадцать шесть лет, родился в магазине, жил у какого-то парня, который приучил его к копрофилии и прочим извращениям. Пуся понимает, что время пришло, молчит и вспоминает наставления Моисея.

Дома Муся выжирает весь алкоголь в клетке, отодвигает матрас Пуси к сортиру и расстилает свой на его месте, а ближе к ночи, когда хозяева легли, достает из кармана штанов колоду карт.

– Let’s play cards, my friend!

– I can not.

– I’ll teach you.

Пуся, разумеется, проигрывает, и карлик, облизываясь, заявляет:

– Now give me your love.

Задушив карлика, Пуся ложится спать. Утром Хозяйка открывает дверцу и достает мертвого Мусю. Слышится пронзительное стрекотание, которое заменяет хозяевам плач. Она тащит мертвеца куда-то к Родительнице, чтобы показать, и забывает запереть клетку. Пуся выпрыгивает наружу. Прячется за шкаф. Потом, когда Хозяйка бежит к клетке, прорывается на кухню. Родительница расставляет коленчатые ноги по всей окружности двери, но он проскальзывает между ними. От кухни Пуся бежит в хозяйский туалет. Моисей рассказывал, что он устроен проще человеческого. Набрав в легкие побольше воздуха, он ныряет в вонючие пу-чины.

Трубы раскалены, Пуся ошпарился и едва не задыхается внутри, но наконец небольшой водопад выносит его в канализацию.

Он на свободе. Теперь его снова зовут Адам. Теперь он найдет ту, которая звала его.

Проходит пятнадцать лет.

Адам удирает от погони: два подростка, вооруженные самодельной паутинкой, гонятся за ним по утреннему переулку. Они бегут по стенам на высоте метра в три, а он – внизу, мечась, как крыса, от одного укрытия к другому. В руках Адама самодельное копье. Он знает, что сможет если не убить, то хотя бы ранить своего преследователя.

– Пуся! Лови Пусю!

…В первые годы Адам побывал, казалось, во всех подземельях города хозяев, на всех рынках и лавках, продающих питомцев. Его теперь знает каждый второй из тысячи живущих на этой планете свободных людей. Он так и не нашел ту женщину, хоть и был с десятком других. На теле Адама пара ожогов и шрамов. У него были друзья, которых он учил жизни, и враги, которых он ненавидел. Пять лет он дрался на кулачных боях, больше из удовольствия, чем по принуждению, но, в итоге, смог сбежать от своих владельцев. Адам знал двух своих сыновей и на пару лет оставался с их матерью, живущей в грибном парке. Ставил детей на ноги и учил их говорить. Он был рад общению с этими двумя отпрысками, хотя наверняка их родилось больше, чем два.

Адам прячется за канистрой с водой, которые ставят на каждом углу. Его мучает жажда, но он не рискует залезть наверх. Пока лучше прятаться. Подростки вряд ли причинят вред сознательно, раса хозяев миролюбива по своей сути, но молодой разум не всегда адекватно оценивает свою силу. Переломы ему не нужны. Шансов, что кто-то станет лечить бездомного двуножку, – никаких. В лучшем случае – усыпят, в худшем – бросят помирать на улице.

К тому же он так близок к цели.

– Вот он! Он там!

Шуршащие шаги приближаются. Пуся решает, что лучшая оборона – нападение, выпрыгивает из-за канистры и выставляет пику вперед. Главное – попасть по сухожилию. Лапки тянутся к нему. Удар, еще один.

– Ай! Колючий! От него больно.

– Может, не будем его ловить?

– Дети, где вы? – слышится свист взрослых из-за конца улицы.

Его преследователи уходят. Адам опускает копье.

Впереди еще небольшая клумба из грибов – правильнее называть их ксеноводорослями, но «грибы» привычнее. Наконец Адам видит череду овальных дверей, расписанных в разноцветные полоски. Вокруг пока никого не видно, и он мешкает, не знает, какую выбрать.

– Зеленый… Зеленый – серый – коричневый… – бормочет Адам. – Какой же последний цвет?… Розовый? Или синий?

Наконец он решается и выбирает одну из дверей. Приподнимает копье за самый конец и стучит наконечником по твердой окантовке дверей.

– Эй! Открой! Пусти давай!

Спустя мгновение цветная мембрана на двери расползается в стороны.

– Пусечка! Смотри, дорогой, это же мой Пусечка! Он жил у меня в детстве! Мой любимый! Он вернулся спустя столько лет!

– Дура! Тише, ты же выросла! Да, я вернулся, да, я тоже тебя, типа, люблю, но осторожнее! Жрать давай!

Его хватают и радостно подбрасывают вверх. Ему неприятно, но он, Адам, ждал этого все последние годы. Потому что понял, что именно это ему нужно в старости. Снова стать Пусей.