Глава 19 ПТИЦА ОБЪЯСНЯЕТ

— О боже, — чуть слышно произнес мамонт. — Веселый бродяга вернулся. Спокойней, друзья.

Заяц-беляк, испуганно пискнув, спрятался за лапой бурого медведя.

— Грозные когти, острый клюв и никаких мозгов, — презрительно фыркнула дронт, на всякий случай отступая на свое возвышение.

— Птичьи мозги, — поправил ее дикобраз. — И прямиком с биллабонга.[31]

Не обращая внимания на оскорбления, орел спикировал вниз и, клацнув когтями, приземлился на гладкий каменный пол.

— Не волнуйтесь, ребятки, нет никакой нужды так язвить. Я прибыл сюда не затем, чтобы рвать вас на части, — проворчал он. — Пока что.

Затем огромная птица повернулась к Тому и уставилась на него злым желтым глазом.

— Я всего-то и хотел, что перекинуться словечком с юным Томом. Наедине.

Мальчик с вызовом встретил взгляд орла. Он помнил, как тот заставлял его делать то, что он вовсе не собирался.

— Снаружи, — добавил орел.

— Зачем?

— Просто на пару слов, — небрежно бросила птица и обвела животных презрительным взглядом. — Подальше от этого загородного клуба.

Очевидно, орел понял, что не смог убедить Тома.

— Полагаю, — заговорщически прошептал он, подавшись вперед, — давно пора ознакомить тебя с некоторыми вопросами… касательно путешествий. — Орел кивнул на макет города. — Если ты улавливаешь, о чем я.

Том на мгновение задумался. Меньше всего на свете ему хотелось ввязаться в очередное приключение, но что-то говорило ему, что орлу можно верить, каким бы страшным он ни выглядел. В конце концов, в этом музее он один представлял, о чем идет речь, и к тому же однажды уже спас мальчику жизнь.

— Ты обещаешь, что ничего не случится?

— Честное скаутское, приятель, — прошептал орел. — Поднимайся на борт, и мы маленько прогуляемся.

— На борт? Ты хочешь сказать, мы куда-то полетим?

— Само собой, я же птица. Кроме того, пешая ходьба никогда меня не увлекала.

Том неуверенно посмотрел на огромного орла. Его огромные когти поскальзывали по гладкому каменному полу.

— Обещаешь, что мы не полетим далеко?

— Да-да-да! Хватит лепетать, залезай.

Том вздохнул. Разве у него был выбор?

— Ладно.

— Будь осторожен, старина, — прошептал мамонт. — Он безумен, груб и…

— Придержи язык, скирда плесневелая! — перебил его огромный хищник.

Том осторожно зашел орлу за спину и обеими руками обнял его могучую шею.

— Так? — с беспокойством спросил он.

Больше держаться было не за что.

— Для начала сойдет, — проскрипел орел. — Теперь перебрось ногу через мою спину и, ради всего святого, держись крепче.

Мальчик так и сделал, и огромная птица, несколько раз взмахнув широкими крыльями, взмыла к стеклянной крыше. Затем она протиснулась сквозь разбитую панель и снова взлетела, поднимаясь все выше над залитыми дождем домами. Вцепившись в орлиную шею, Том подался вперед, чтобы лучше видеть проносящийся внизу серый город. Горели рождественские огни, по тротуарам, втянув головы в плечи, уныло брели под зимним дождем нагруженные покупками прохожие. Несколько ребятишек остановились, восторженно показывая пальцами на летящую в вышине огромную птицу, но больше никто не обратил на них внимания.

— Мерзкая погода, — ворчливо заметил орел. — Надоел этот дождь. Держись крепче.

Внезапно он начал резко набирать высоту. Том почти повис на руках, когда они едва ли не вертикально взмыли сквозь низкие тучи. Ветер засвистел у него в ушах. Наконец вспыхнул ослепительный свет, и они вынырнули навстречу совершенно новому пейзажу. На фоне ярко-голубого неба убегали вдаль бесконечные холмы розовых облаков с золотистыми кромками. Орел выровнялся и полетел над ними, неторопливо и размеренно взмахивая крыльями.

— Ты же говорил, мы не полетим далеко! — попытался перекричать свист ветра Том.

— Мы и не собираемся! — ответила птица. — Взгляни-ка вперед.

Щурясь от яркого солнца, мальчик разглядел радиомачту с мигающим красным огоньком на вершине, словно перископ высунувшуюся из моря облаков примерно в полумиле от них.

— Недурное место для дружеской беседы, верно?

Через минуту они были на месте. Том с облегчением убедился, что конструкция, издалека выглядевшая хрупкой, на поверку оказалась металлической, прочной и даже достаточно широкой, чтобы на ней сидеть. Как только орел приземлился, он спустил ноги на перекладину, крепко схватился руками за стойку и развернулся лицом к заходящему солнцу. Птица была права — место оказалось отличное, словно они прибыли на самую вершину мира.

— Так-то лучше, — проронил орел, устраиваясь напротив. — Я предпочитаю места повыше, если ты не против. Не люблю привлекать внимания, сам понимаешь.

Теперь наконец Том смог получше разглядеть огромную птицу. Она определенно не походила ни на одного известного ему орла и великолепно смотрелась в золотистых лучах солнца. Перья были длинными и широкими, иссиня-черными с белыми крапинками на концах, а живот покрывали леопардовые пятна. Крупная голова оказалась блекло-серой, с пронзительными желтыми глазами и длинным белым клювом, придававшим птице неизменно свирепый вид. Шею у основания окружал воротник из синих перьев, пальцы оканчивались огромными, словно грабли, оранжевыми когтями. Она выглядела могучей и быстрой, но мальчик не мог соотнести ее ни с одним известным ему уголком мира.

— Полагаю, ты гадаешь, что я за существо, верно, Том?

Том кивнул. Он никогда не видел так близко ни одного крупного орла, но был уверен, что они выглядят совершенно иначе.

— Так ты…

— Сборная солянка, приятель. Помесь, если хочешь. Страус, сова, беркут, казуар, кондор, китоглав, бородач… кто угодно. Лучшие части, собранные вместе. Поэтому я и не нравлюсь этим ребятам там, внизу.

— Почему же?

— Потому что я не подлинный. Я никогда не жил и не мог жить. Поэтому недостоин места в музее. Кстати, я все равно ни за что не согласился бы торчать в этой мрачной дыре, — добавил огромный хищник резким тоном. — Не по нраву мне торчать на одном месте.

— Значит, Август… сделал тебя?

— Вот именно. Как воплощение одной из своих бредовых фантазий. Но если задуматься, получилось просто великолепно. Я хотел сказать, что все работает! Старина Август был большим мастером в подобных делах.

Том уставился на удивительное существо. Казалось невероятным, что оно сметано из множества разных птиц и все же выглядит таким… ну, настоящим.

— Так почему же ты ко мне привязался?

— Видишь ли, Том Скаттерхорн, мы с тобой оба путешественники и во многом схожи. На свете не много таких птиц, как я, и таких людей, как ты.

Том ничего не понял.

— Что это значит — оба путешественники? Я не такой, как ты.

— О, точно такой же, приятель. Я поверил твоему рассказу о том плетеном сундуке, потому что путешествовал и сам. Только другими путями. — Птица скосила на него сердитый желтый глаз и кивнула. — Вот так-то, приятель.

— Но как?

Огромный орел взъерошил перья и отвернулся к заходящему солнцу.

— Hirundo[32] — позвал он. — Будибуди!

Из облаков вынырнула черная точка и молниеносно ринулась к ним. Она по высокой дуге обогнула мачту и начала снижаться, описывая круги. Когда крохотная голубоватая тень промелькнула мимо Тома, он узнал в ней ласточку. Орел склонил голову набок и мягко заговорил на каком-то странном, неизвестном мальчику языке. Птаха отвечала ему.

— Это мой штурман, Том, — тихо пояснил орел. — Видишь? Мы понимаем друг друга.

Он продолжил беседовать с ласточкой, присевшей на металлическую опору над их головами.

— Ты, должно быть, гадаешь, как я научился разговаривать с моим приятелем? Ладно, открою маленький секрет, — проскрипел орел. — Когда Август произвел меня на свет, он дал мне нечаянное преимущество над нашими друзьями там, внизу. Я способен говорить на языке птиц. Настоящих птиц, понимаешь, не чучел. И все благодаря вот этому. — Орел поднял лапу и постучал огромным когтем по своей странной голове. — «Описательному словарю коренных языков Западной Австралии» тысяча восемьсот девяносто первого года. Вот чему. И там есть один древний диалект, некогда известный людям, но теперь безвозвратно утраченный.

Том был поражен, но поверил. Он видел, как Август набивает черепные коробки экспонатов подвернувшимися под руку газетами или страницами старых книг.

— Понимая, что в музее мне не рады, и будучи по натуре своей бродягой, я начал во время прогулок разговаривать с этими ребятками, — продолжил орел. — И от них узнал, что есть способы вернуться назад. Или переместиться вперед, если хочешь.

— Вперед и назад… то есть во времени?

— Если хочешь, да.

Солнце утонуло под розовыми облаками, и небо вокруг полиловело. Голова Тома шла кругом, сознание попросту не вмещало все это.

— Значит, птицы могут путешествовать во времени?

— Нет, приятель, — проворчал орел. — Не все. Только некоторые, те, кто знает нужные места. Надо разбираться в атмосферных помехах, магнитных силах и всевозможных штуках, о которых вы, ребята, и представления не имеете.

— Какие места? — спросил Том.

— Сейчас попытаюсь объяснить. — Огромная птица на миг задумалась, глядя, как волны розовых облаков захлестывают радиомачту. — Просвет между ударом молнии и раскатом грома — там они, например, бывают, а иногда еще отражаются в радуге или соскальзывают по смерчу. Надо только точно определить угол и скорость подлета — вот и все дела.

Мальчик пораженно уставился на орла: тот говорил обо всем этом как о чем-то само собой разумеющемся и, похоже, не выдумывал.

— И ты можешь видеть такие места?

— Ну, не совсем видеть. Со временем у тебя вроде как чутье появляется, где именно они могут быть. Знаю, это кажется полной чепухой, но так оно и есть.

— Значит, ты на самом деле бывал в будущем?

— Да, приятель.

— Ну и как там?

— Отлично, приятель, — насмешливо ответил орел. — Настоящий рай. Высший класс.

— А в прошлом…

— Сам знаешь, что я там был. Как и ты, приятель.

Том отвернулся к розовым, окаймленным золотом облакам на горизонте, пытаясь во всем разобраться. Одно дело — птица, которая, опираясь на какие-то древние знания, нашла в воздухе проход между мирами, но сам-то он провалился через сундук в чулане. По чистой случайности. Это же совсем другое дело, верно?

— Я просто не понимаю, как там оказался, вот и все. Как будто макет…

— Том, думай о макете как о двери, — перебил его орел. — Это словно путь внутрь. Вход. Врата. Ты попадаешь туда, и мир раскрывается перед тобой, и вот ты уже в самой гуще событий. Я не склонен к философствованиям, но, насколько я понимаю, время — не прямая линия, не может быть прямой. Оно больше похоже на клочки бумаги, которые, слой за слоем, обертываются друг вокруг друга, образуя огромный шар. И все они там, вплотную: сегодня, завтра, сто лет назад, прошлая неделя, все дни, которые уже были и которые еще только будут. Все они существуют одновременно, просто ты их не видишь. И среди всех этих слоев, в некоторых особенных местах, ты находишь морщины и складки, изгибы, если хочешь, где один мир соединяется с другим. Именно сквозь такое место, полагаю, ты и провалился. Оно может быть похоже на дыру, тоннель, лестницу, возможно, на земле этих лазеек и щелей ничуть не меньше, чем в воздухе. Том, я не знаю. Возможно, вы, ребята, когда-то давным-давно знали о них. Может быть. Но явно забыли об этом, как и о многом другом. — Орел встопорщил перья и сердито покосился на закат. — Только мы, птицы, помним, и… сам знаешь, кто еще.

Том промолчал. Кажется, он понял, что хотел сказать орел, по крайней мере суть. Должно быть, ему очень повезло — или, наоборот, не повезло, это уж как посмотреть, — что он нашел эту дыру в сундуке. Возможно, орел прав, таких мест действительно много и подобное происходит с людьми постоянно. Возможно… Он смотрел на бескрайнее море розовых облаков под ногами и кожей ощущал сердитый взгляд огромной птицы.

— Да, приятель, ты определенно побывал в прошлом, — буркнул орел, пристально разглядывая Тома. — И должен сказать, это не последнее место, куда ты угодил.

— Что ты имеешь в виду?

Птица прокашлялась и огляделась, словно кто-то мог их подслушать. Внезапно она заметно посерьезнела. Ласточка над их головами громко защебетала.

— Это тонкая материя, Том, трудно все объяснить словами. Но раз уж я вроде как за тобой приглядываю и выполняю поручения тех парней, тебе стоит узнать кое-что важное. Просто…

Орел прервался, поскольку ласточка вдруг вспорхнула с перекладины и принялась носиться вокруг них, щебеча еще громче.

— Знаю. Имей терпение, я как раз к этому подхожу, — сварливо буркнул он и издал какой-то странный завывающий звук.

— А что она говорит? — спросил Том, провожая взглядом взволнованную птаху.

— Дело в том, Том Скаттерхорн, — продолжила огромная птица, не обратив внимания на его слова, — что тебе предстоит сыграть существенную роль в событиях будущего. Возможно, однажды даже окажется, что именно на тебе все и держится.

Мальчик растерянно посмотрел на орла и встретился взглядом с его суровыми желтыми глазами. Он совершенно не представлял, о чем говорит огромная птица. Что значит — «все держится»? Что именно держится? Он вовсе не хотел, чтобы на нем что-то держалось.

— Но то, что я всего лишь провалился через плетеный сундук в прошлое, ничего же не значит, верно? — уточнил Том. — Это чистая случайность.

— Ничуть не сомневаюсь.

— Это могло произойти с кем угодно.

— Ясное дело, приятель. Но вот в чем загвоздка: произошло-то оно с тобой.

— Ну и что? — храбро продолжил Том, хотя и с меньшей уверенностью. — Я же по-прежнему ничем не отличаюсь от всех остальных, верно?

— Может, и не отличался, — загадочно ответил орел. — Раньше.

Пронзительный взгляд птицы внимательно изучал лицо мальчика. Том отвернулся. Он не был уверен, что хочет и дальше это слушать.

— Что ты пытаешься мне сказать? Что это не было случайностью?

— Случайностью? Видишь ли, я не слишком-то верю в случайности, — ответил орел. — Путешествуя во времени, нельзя не отметить определенные закономерности. Причины. Истоки. Случай тут и близко не лежит. Зови это совпадениями, судьбой, даже жребием, если хочешь. Но не обманывайся на этот счет, приятель, теперь у тебя есть жребий. — Орел прервался и снова посмотрел на заходящее солнце. — Кто знает, может, поэтому они и хотят тебя убить.

— Они?

— Не знаю, кто они такие. Но, думаю, ты знаешь, приятель, — отозвалась птица, покачав головой. — Только не говори мне, что забыл обстоятельства нашей прошлой встречи.

— Нет.

— Отлично, — с чувством произнес орел. — И лучше бы тебе хорошенько их помнить.

Неохотно мысли Тома вернулись к событиям того вечера. Он как будто воскрешал подробности давно забытого кошмара: просвистевший мимо нож, брызнувшее осколками стекло, человека в стальной маске, его руки в кожаных перчатках, стиснувшие горло… шоколадное дыхание. Содрогнувшись, мальчик припомнил, как огромная птица обрушилась мужчине на плечи и ее когти сорвали стальную маску…

— Так… это был… тот, о ком я думаю?

— Полагаю, да, — мрачно подтвердил орел.

Сердце Тома забилось чаще, и он крепче вцепился в стальную опору. Он знал, что именно сейчас скажет птица, но каким-то образом ухитрился спрятать воспоминания о том вечере в самой глубине памяти. Он попросту не хотел в это верить.

— Мексиканец с мачете, — все же уточнил орел. — Подручный дона Жерваза Аскари. Визжал как резаная свинья.

— Но зачем меня убивать? — задохнувшись, воскликнул Том. — Я ничего не знаю. Ничего не делал!

— Я в курсе, приятель, в курсе, — проворчал орел. — И понимаю не больше твоего. Но… — Он осекся и впился в мальчика взглядом. — Ты должен понять, что эти люди предельно серьезны. Предельно. Я видел вполне достаточно, чтобы не сомневаться. И уверен, они ни перед чем не остановятся. Никогда. Поэтому на твоем месте я бы вел себя крайне осторожно. Мы все рассчитываем на тебя, приятель. Ты даже не представляешь, как мы на тебя рассчитываем.

Огромный орел протяжным криком подозвал ласточку, и та молча выслушала его, расправила перья хвоста и отвернулась.

— Все, первый урок окончен, приятель. Я рассказал, что хотел, выводы делай сам. А теперь давай-ка на борт.


К тому времени, как они добрались до Дрэгонпорта, уже стемнело. Описав несколько сужающихся кругов над домом, орел приземлился точно на крышу спальни Тома. Повернув голову, он клювом подцепил мальчика и бережно сгрузил на карниз так, чтобы тот мог схватиться за раму.

— Спасибо.

— Нет вопросов.

— Нет, я хотел поблагодарить за… — Том хотел сказать «за то, что спас мне жизнь», но почему-то не смог. — За все.

Огромный орел покачал головой.

— Я присматриваю за тобой, Том. И сделаю все, что смогу, — если смогу. Но ты и сам береги себя, — дружески кивнул он. — И обещай не трепать языком о нашей маленькой беседе.

— Не беспокойся, не буду.

— Рад слышать, — сообщила птица, — поскольку, можешь мне поверить, есть люди, которым очень хочется все об этом знать.

С этими словами огромный орел издал странный крик и, шумно скрежетнув по крыше когтями, взлетел. Откуда-то объявилась крохотная ласточка, и они вместе помчались над городом в сторону реки.

Том провожал их взглядом, пока два черных пятнышка не скрылись в облаках, затем отвернулся и устало забрался сквозь открытое окно в спальню. Он не был уверен, что принесли ему все эти открытия — облегчение или тревогу. Его несколько успокаивала мысль о том, что огромный орел защищает его, но стоило лишь вспомнить о доне Жервазе и Лотос, как по спине побежали мурашки, словно от холодного ветра. О чем же они говорили на ледовой ярмарке несколько месяцев тому назад? «Путешественников нельзя пропускать, ты же знаешь. Кем бы они ни были». Что он имел в виду под «нельзя пропускать»? Убийство?

Том рухнул на кровать и сердито уставился на низкий скошенный потолок, его глаза пощипывало от слез. Какая-то его часть не желала ни во что вмешиваться; он почти жалел, что вообще полез в чулан под лестницей. Насколько проще было бы остаться простым Томом Скаттерхорном, сыном несколько чудаковатого отца, живущим в самом запущенном доме Среднего тупика и проводящим каникулы в старом ржавом трейлере.

«Теперь у тебя есть жребий, приятель…»

Что это значит? Конечно, у него есть жребий — как и у всех…

И тут он услышал шаги на лестнице.

— Осторожно, милая, ступеньки очень крутые, — донесся до него голос Мелбы. — Заранее прошу прощения за беспорядок — бог знает, как его мать ведет хозяйство… да, и сразу предупреждаю, там ужасно холодно, а он только делает хуже, потому что держит окно открытым и днем и ночью.

Дверь скрипнула, и на пороге объявилась тетушка в пальто и шарфе.

— Том! — закричала она, чавкая плиткой шоколада. — Я так рада, что ты здесь. А к тебе гостья.

Из-за спины Мелбы вышла девочка в белом шерстяном пальто.

— Привет, Том.

Том ахнул от изумления, не мог сдержаться. Лотос пристально смотрела на него, щурясь кошачье-зелеными глазами, в комнате повеяло насыщенным запахом шоколада и корицы.

— Я все гадала, увидимся ли мы снова, — сказала она, мило улыбаясь.

— П-п-привет.

Том всем своим видом старался показать, что ничуть не взволнован, но сердце бешено колотилось в груди. Что она здесь делает? Она его узнала? Непонятно. Он-то ее определенно узнал. Она даже одета была почти так же, как и в их последнюю встречу, только сменила коньки на туго шнурованные блестящие черные ботинки.

— Том, это Лотос Аскари, ты же ее помнишь?

Мелба вытащила из кармана Планктона и скормила ему маленький кусочек шоколада. Крыса, выпучив розовые глаза, жадно набросилась на лакомство.

— Да. Да, помню.

— Лотос пришла нам помочь. Немножко познакомиться с музеем перед продажей, поглядеть, как мы им управляем, все такое.

— Продажей? — Том усомнился, что расслышал ее правильно. — Какой продажей?

— Продажей музея, милый. Ну и ну! Что ж у тебя за память! Ты, конечно же, не забыл вчерашнее небольшое представление?

Мелба заговорщически подмигнула, хотя Том понятия не имел, о чем она говорит. Ему казалось, что вчера было очень давно.

— Твой дядюшка колебался, словно маятник, но, к счастью, дон Жерваз все же убедил его прислушаться к голосу разума. Мы только что побывали в Кэтчер-холле и обо всем договорились. Назначили сделку на канун Рождества, верно, милая?

— Верно, — обворожительно улыбнулась Лотос. — Не могу описать, как я счастлива.

— Я тоже, — прощебетала Мелба.

— Хороший подарок на Рождество!

— Да, Том, именно тогда дон Жерваз Аскари станет гордым владельцем музея Скаттерхорна. Разве это не чудесно?

Загрузка...