Путешествие в Кашгарию и Кун-Лунь

От выселка Ден-зиль дорога идет среди зарослей чия, минуя на 7-й версте мазар султана Клыч-тара с садом и домами шейхов. Она часто пересекает по мостам многоводные арыки, выведенные из реки Карашар-дарья для орошения пашен. В этой привольной степи кочуют эимой монголы-торгоуты, проводящие лето со своими стадами в горах Тянь-шаня -- преимущественно в междугорных долинах Большой и Малый Юлдус. Часть их, не имеющая достаточно скота, живет круглый год в степи и занимается немного хлебопашеством. Некоторые из зажиточных торгоутов, кочующие летом в горах, имеют также в этой степи пашни, обрабатываемые наемниками из беднейших их соплеменников.

Последние шесть верст до города Карашар экспедиция следовала по зарослям камыша, в которых встречались монгольские юрты и стада. Подойдя к городу, мы переправились на двух больших лодках через Карашар-дарью, по которой шла уже шуга, и разбили лагерь на ее левом берегу, немного ниже переправы.

* * *

Карашарский оазис расположен по левому берегу реки Карашар-дарья, или Хайдык-гол, как называют ее торгоуты, верстах в 25 выше впадения ее в озеро Баграш-куль. Площадь его простирается до 40 квадратных верст, а численность населения достигает 11 000 человек, в том числе около 10 000 дунцан, 600 чанту, 200 торгоутов и 200 китайцев. Почва оазиса -- такой же бурый перегной, как в Курле и прочих оазисах, лежащих к северу от параллели 41°. Средний урожай пшеницы в Карашарском оазисе сам-10, кукурузы сам-35, а пшено нередко дает сам-100. Риса в этом оазисе почти вовсе не возделывают; огородные же овощи родятся в изобилии. Дунгане, подобно китайцам, повсюду разводят капусту, огурцы и картофель, которых нет у чанту, а также морковь, петрушку, редис и прочие овощи. Дынь, арбузов, винограда и других плодов в Карашарском оазисе мало, но они, так же как и в Курле, очень хороших сортов.

Из пшена китайцы гонят в Карашаре водку на четырех винных заводах, которую охотно пьют дунгане и торгоуты, но чанту воздерживаются. Кроме того, в Карашарском оазисе китайцы содержат 10 ферм, на которых откармливают свиней и сбывают их своим землякам -- чиновникам и купцам в Урумчи и Ак-су.

На восточной окраине оазиса расположен самый город Кара-шар, считающийся окружным. Он состоит из небольшой китайской цитадели с глиняной стеной прямоугольной формы около 200 сажен длины, 150 сажен ширины и двух сажен высоты, с башнями по углам и тремя воротами. В цитадели помещаются окружное управление и начальник округа. Немного южнее ее находится небольшой форт (импань), в котором размещены две лянцзы китайских войск, а к юго-западу расположен туземный город с узкими и грязными улицами, имеющий два базара: большой дунганский и малый, где торгуют чанту. Дома в туземном городе, сложенные большею частью из необожженного кирпича, просторнее кашгарских. К западу от китайской цитадели стоит старая, запущенная крепость с немногими жилыми домами.

Торговля в Карашаре довольно оживленная. Большая часть торговцев -- дунгане, с которыми даже китайцам трудно соперничать на торговом поприще. Наши торговцы -- сарты из Кульджи и Ферганы -- ведут тоже успешно свои дела в этом городе, сбывая преимущественно мануфактуры и металлические изделия, отчасти сахар, стеариновые свечи и мелочной товар.

Дунгане, большинство которых принадлежит, как выше замечено, к позднейшим переселенцам из Внутреннего Китая, представляют ныне по численности преобладающий элемент в составе населения почти всех джунгарских оазисов и Карашарского округа Кашгарии, уступая в числе чанту только в Турфанском округе.

Все дунгане, как известно, магометанского вероисповедания (сунниты). Они говорят по-китайски, носят косы и одежды китайского покроя; домашняя обстановка их и обычаи во многом схожи с китайскими. Любимая пища дунган -- лапша из пшеничного теста и овощи; мясо они едят очень мало, а водку, не взирая на запрещение корана, пьют охотно. Большинство дунган -- одножёнцы, и только немногие богатые имеют двух жен. Во- второй брак они вступают иногда с женщинами-чанту, которые редко живут в согласии с их первыми жёнами-дунганками. Обыкновенно вскоре после второго брака старшие жёны-дунганки ссорятся с младшими -- чанту и начинают просить своих мужей о разводе с последними. При этом нередко случается, что ревнивые и настойчивые дунганки, в случаях категорического протеста мужей против развода, отравляются; но не бывало, говорят, примера, чтобы они отравляли своих ненавистных соперниц -- чанту.

Дунгане, подобно туркестанцам, не уплачивают калыма за своих жён, а только справляют на свой счет свадьбы, которые обходятся всегда дорого, так как на них созывается много гостей и свадебные пиршества длятся до 10 дней. Поэтому дунганин женится тогда, когда накопит не менее 50 лан (около 115 рублей).

Дунганки никогда не закрывают своего лица; все они, подобно китаянкам, белятся и румянятся, носят красивые шляпки с цветами, шпильки с разными привесками, булавки и массивные серьги. Они очень хорошие хозяйки, верные жёны, но сварливы и страстно любят щеголять нарядами.

К востоку от Карашарского оазиса, в обширной степи, простирающейся до озера Баграш-куль и покрытой большею частью чием, стояли во время нашего пребывания торгоуты. Их всадники постоянно разъезжали на своих резвых конях по степи в город и обратно.

Монголы Карашарского округа разделяются на два поколения: торгоутов и хошутов; первых считается до 30 тысяч, а последних -- только 8 тысяч. Торгоуты управляются наследственно своим ханом, ставка которого, Ургэй, находится в долине реки Хайдык-гол, верстах в 50 выше Карашара {Незадолго до нашего прибытия в Карашар молодой торгоутский хан скоропостижно скончался. За малолетством его сына, управление торгоутами вверено было 21-летней вдове -- ханше.}. Хошуты же подчиняются двум цзасакам (князьям): Далан-таю, проживающему на урочище Цаган-тюнге в Тянь-шане, и Гомбоджибейое, ставка которого расположена на урочище Темиртэ, на реке Хайдык-гол, верстах в 15 ниже Карашара. Цзасаки управляют хошутами также наследственно.

Торгоуты и хошуты, как выше сказано, кочуют летом, с мая по сентябрь, в обширных междугорных долинах Тянь-шаня, Большом и Малом Юлдусах, славящихся своими превосходными пастбищами. В конце августа они спускаются в привольную степь, раскинувшуюся широкой полосой по северному берегу Баграш-куля, и проводят в ней осень, зиму и весну. В этой степи беднейшие монголы, владеющие недостаточным для пропитания себя числом скота, живут круглый год, занимаясь хлебопашеством на своих полях и обрабатывая по найму пашни зажиточных соплеменников, укочёвывающих на лето со стадами в горы.

Зимой, когда озеро Баграш-куль покроется льдом, монголы ловят в ием много рыбы и сбывают ее в Карашаре, откуда большая часть этой рыбы отправляется на продажу в Урумчи. Рыбу добывают двумя способами: крюками и острогой. Сделав во льду прорубь, обкладывают ее по краю принесенной с берега землей, опускают в воду прочный железный крюк с наживкой из мяса, привязанный к веревке, и с наступлением ночи разводят вокруг проруби на земляной насыпи костер. После этого ловцы отходят от проруби по льду на версту и более, выстраиваются в линию и подвигаются к ней потихоньку, стуча сильно палками об лед. Пробудившиеся рыбы, заметив издали свет, направляются к проруби и глотают наживу. Точно таким же образом загоняют рыб к большим прорубям, у которых их караулят бойцы с массивными острогами. К рукояти остроги привязывается веревка, свободный конец которой прикрепляется к толстому колу, замороженному во льду. Ударив очень большую рыбу, с которой невозможно справиться одному, боец выпускает из рук острогу, а потом с помощью товарищей вытягивает ее постепенно на лед. Рыбы в Баграш-куле, по словам монголов, достигают длины почти человеческого роста и принадлежат, по всей вероятности, тем же видам из семейства карповых, которые живут в Яркенд-дарье и ее левом притоке Конче, вытекающем из этого озера {Нам не удалось добыть рыб из Баграш-куля, но, судя по остроге, виденной у таргоутов, можно полагать, что они действительно достигают больших размеров.}.

Озеро Баграш-куль занимает наиболее углубленную часть обширной плоской котловины, замкнутой со всех сторон разветвлениями Тянь-шаня и сообщающейся с нижележащей южной равниной исключительно посредством ущелья реки Конче, по которому эта последняя прорывается через Курук-таг. Оно питается водами одной реки Кара-шар-дарья, или Хайдык-гол, и, вероятно, многими донными источниками. Наибольшая длина Баграш-куля с востока на запад -- около 85 верст, наибольшая ширина против обширного залива на северном берегу -- около 50 верст, а окружность его простирается до 220 верст. Озеро Баграш-куль содержит пресную воду и с ноября по март покрывается льдом до 20 дюймов толщины. Глубина его мало известна рыболовам, которые не отходят очень далеко от берегов, но все-таки им случалось находить места в пять сажен глубины.

Весьма плоский северный берег Баграш-куля покрыт широкой (от 5 до 10 верст) каймой тростника, достигающего трех сажен высоты. В этих труднопроходимых зарослях водятся кабаны и тигры. На южном берегу тростник покрывает только узкую, низменную полосу прибрежья, ниспадающую к озеру террасой и покрытого высокими песчаными барханами.

* * *

11 ноября мы сняли лагерь у переправы и, миновав китайскую цитадель, оставили позади Карашар. От городской заставы большая дорога в Урумчи ведет по юго-восточной окраине оазиса с разбросанными на обширном пространстве домами, принадлежащими большею частью дунганам. Около домов лишь изредка видны купы ильмовых деревьев и маленькие сады, а большинство ферм вовсе не осенено деревьями и не имеет ни садов, ни оград, напоминая по внешнему виду сараи, стоящие одиноко среди необозримых полей. К юго-востоку от дороги простирается обширная невозделанная степь, в которой лишь кое-где приютились немногие фермы.

Пройдя верст восемь по окраине оазиса, мы, за последними его фермами, вступили в солончаковую местность, покрытую малыми плоскими буграми, и следовали по ней около семи верст; затем, обогнув с северо-запада обширное болото, поросшее тростником, вступили в густые заросли чия и шли по ним до самого ночлежного места на ручье Кара-булак. Этот многоводный ручей представляет рукав соседней речки Тавельгу и впадает в соленое озеро Тогры-куль, лежащее в помянутом болоте. К юго-западу от озера в том же болоте возвышается в виде длинного острова гряда песчаных холмов.

На другой день утром мы увидели на севере ближайший к дороге кряж Тянь-шаня, скрывавшийся ранее в пыльной мгле. Против ночлежного места он носит название Таш-кар, а далее на восток -- Цаган-тюнге.

От рукава Кара-булак экспедиция шла по зарослям чия до пикета Тавельгу, расположенного на речке того же названия, выпускающей этот рукав в озеро Тогры-куль и разделяющейся близ пикета снова на три рукава. Слившись южнее, они образуют значительную речку, впадающую в соленое озеро Тавельгу-куль около шести верст в окружности, которое лежит верстах в 15 к юго-востоку от пикета. Далее дорога пролегает большею частью по зарослям чия и смешанному лесу из тополя и ильма до маленького селения Тагарчи, расположенного на арыке из речки Тавельгу, а от него до следующего такого же селения Чукур по пустынной, щебневатой равнине.

На пути из селения Тагарчи нам стали встречаться китайские солдаты, шедшие группами по нескольку человек с тяжелыми ношами съестных припасов и кухонных принадлежностей. То был авангард двух китайских лянцз (батальонов), передвигавшихся из Урумчи в город Куча в числе около 500 человек. Отряд растянулся по дороге группами верст на семь, и только в хвосте эта беспорядочная вереница замыкалась двумя колоннами, человек по 100 в каждой. Позади отряда тянулся обоз на арбах, тяжело нагруженных разным имуществом и ружьями, которых солдатам не дают на руки в походе, а везут вместе с амуницией и патронами в обозе. Солдаты имели при себе только длинные бамбуковые пики, которые несли на плечах, исключая следовавших впереди с тяжестями. В обозе ехали в крутых повозках оба начальника лянцз и семейства офицеров, находившихся впереди при лянцзах верхами.

Солдаты проходили в этот день длинную станцию между селением Ушак-тал и пикетом Тавельгу в 40 верст. Некоторые из них сильно проголодались в дороге и просили нас убедительно дать им хлеба. Наши люди раздавали им лепешки, которые они ели с жадностью, жалуясь на то, что за отпускаемые на продовольствие деньги не могут покупать в пути достаточно съестных припасов, а казенных не полагается.

Маленькое селение Чукур, в котором мы расположились на ночлег, стоит на речке того же названия, поросшей по берегам тополем, ильмом и густыми зарослями кустарников. На полях его, с которых не везде еще была снята кукуруза, препаратор экспедиции видел множество фазанов, но так несчастливо стрелял в этот день, что убил всего 7 штук, выпустив 30 зарядов. Из селения Чукур дорога направляется по пустынной щебне-дресвяной равнине, окаймленной с севера хребтом Цаган-тюнге, а с юга -- плоской высотой и покрытой тощим кустарником. На 13-й версте экспедиция пересекла глубокое древнее ложе речки Ушак-тал, переместившейся версты на три к востоку, а затем самую речку. В двух верстах от последней мы достигли многолюдного селения Ушак-тал и на северной окраине его разбили лагерь для дневки.

В Ушак-тале, расположенном на большом арыке из речки того же названия, считается около 400 жителей, в том числе 320 дунган, 60 чанту и 20 китайцев. Почва оазиса очень плодородна, но садов в нем мало: дунгане предпочитают плодам овощи, которые повсюду разводят в изобилии. В самом селении, около большой дороги, лежит массивный нефритовый монолит, который был добыт в Кун-луне еще в прошлом столетии и отправлен, как редкость, в Пекин. Но в пути, во время прибытия транспорта в селение Ушак-тал, там было получено известие о смерти китайской императрицы. По этой причине чиновник, сопровождавший транспорт, задержал его в Ушаке-тале и послал донесение в Урумчи, испрашивая указания, следует ли ему продолжать путь по случаю траура. Оттуда было получено приказание оставить камень в Ушак-тале, где он лежит до настоящего времени. Проживающие в этом селении китайцы говорили нам, что многие из их соотечественников, проезжавшие через Ушак-тал, пытались отбивать от него куски и испортили немало молотов, топоров и ломов, но все попытки были безуспешными. Геологу экспедиции К. И. Богдановичу удалось, однако, своим превосходным молотом отбить от этого знаменитого монолита несколько маленьких кусочков.

Севернее Ушак-тала, верстах в шести, простирается в восточно-западном направлении помянутый выше передовой кряж тяньшанской системы -- Цаган-тюнге. Южный склон его, обращенный к равнине, очень крут, скалист и бесплоден; только немногие лощины и ущелья его покрыты скудной травянистой растительностью и осенены изредка одинокими деревьями и купами ильма или тополя. Описываемый кряж окаймляет с юга обширную междугорную равнину Цаган-тюнге, или Алгой, простирающуюся с лишком на пять дней пути в длину и на один день пути в ширину. По ней протекает в северо-восточном направлении речка Алгой, иссякающая на пути, и встречаются местности с хорошими пастбищами. В одной из них, называемой Цаган-тюнге и отстоящей верстах в 30 к северо-востоку от Ушак-тала, находится ставка цзасака хошутов Далан-тая. Из нее есть прямая горная дорога в Урумчи, ведущая через весьма трудный перевал Ха-даван и доступная только для одиночных всадников да ослов с легкими вьюками.

От Ушак-тала до селения Токсун почтовая дорога на протяжении 150 верст пролегает по весьма пустынной местности, очень затруднительной для передвижения больших караванов. Подножный корм на этом участке дороги повсюду плох даже для верблюдов, воды недостаточно, а топлива почти вовсе нет. На всем указанном протяжении находится только один маленький выселок Кюмыш, где можно купить немного фуража, топлива и съестных припасов для людей по весьма высоким ценам. На почтовых же пикетах, которых пять, цены на эти предметы баснословные. Караваны перед вступлением в описываемую безжизненную пустыню останавливаются обыкновенно на некоторое время в Ушак-тале или Токсуне, чтобы животные могли запастись силами для предстоящего трудного пути поперек пустыни и покупают в названных селениях фураж, съестные припасы и даже дрова на дорогу.

Из Ушак-тала экспедиция направилась по дресвяной равнине, покрытой на протяжении первого перехода кустарниками: саксаулом, реомюрией и изредка караганою. На второй половине перехода южнее дороги тянется плоская высота Эгерчи, еще далее к югу от дороги простирается длинный степной кряж Кугушин-таг, а за ним в туманной дали синел высокий хребет Синьир, связующий, по рассказам туземцев, горы Курук-таг с другим восточным отрогом Тянь-шаня -- Чоль-тагом, направляющимся южнее селений Токсун и Люкчун.

Растительность пустыни, по мере удаления от Ушак-тала в ее глубь на восток, становится все скуднее и скуднее. В окрестностях первого пикета Синь-цзань-цза, у которого мы ночевали, подножный корм даже для верблюдов весьма посредственный, а для лошадей очень плох, и притом вода в колодце, имеющем 30 сажен глубины, солоноватая.

На следующий день мы продолжали путь по той же пустынной равнине, становящейся к востоку еще более бесплодною. На юге был ясно виден степной кряж Кугушин-таг, тянущийся верстах в 25 от дороги, а верстах в 60 от нее в той же стороне обозначался в неясных очертаниях хребет Синьир.

Следуя почти в западном направлении, мы постепенно приближались к окраинному кряжу Цаган-тюнге, который на втором переходе от Ушак-тала значительно понижается и уклоняется к юго-востоку. На 20-й версте от пикета экспедиция вступила в низкие горы этого кряжа, состоящие на южном склоне его из тесного строя сопок, и, пройдя среди них версты две по узкой, извилистой долине, остановилась на ночлег близ почтового пикета Кара-кысыл в весьма пустынной местности.

От названного пикета дорога медленно поднимается по весьма узкой и извилистой долине на гребень кряжа, с которого спуск на север несравненно круче подъема с юга. С вершины плоского перевала она вскоре вступает в ущелье, довольно глубоко врезавшееся в горы, и быстро спускается по нему на широкую пустынную долину Экын-сай, представляющую продолжение помянутой междугорной долины Цаган-тюнге. С севера эта долина окаймлена весьма широким хребтом Борто-ула, носящим на востоке последовательно названия Аргый и Чоль-таг, а с юга -- пересеченным нами хребтом, называемым в восточной части Кара-кы-сыл-таг.

Пройдя верст 18 по долине Экын-сай в восточном же направлении, мы достигли выселка Кюмыш и разбили около него лагерь для ночлега. В этом уединенном поселении, расположенном на источнике, проживает всего шесть семейств дунган и чанту. К северо-западу от него простирается небольшая плоская высота, на восточной оконечности которой находится мазар хазрет-султана Кюмыша -- чтимого мусульманами святого, и при нем живет несколько шейхов. К югу же от выселка простирается вдоль долины глубокое сухое русло небольшой речки, наполняющееся водой только после таяния снега в горах и выпадения дождей. Подножный корм для верблюдов в окрестностях выселка посредственный, а для лошадей очень плохой. Мы должны были покупать для них мелкую солому по 50 коп. за пуд и люцерну по. 6 коп. за маленький сноп, весом не более трех фунтов.

Между выселком Кюмыш и пикетом Ага-булак на протяжении 44 верст дорога пролегает по безводной местности. Поэтому мы выступили из помянутого выселка после раннего обеда с запасом воды для людей и направились на северо-восток почти поперек долины Экын-сай. На востоке, верстах в 30 от него, видна была оконечность хребта Кара-кысыл-таг, а верстах в 70 -- оконечность хребта Кугушин-таг. Пустынная долина, по которой мы шли до вечера, пересекается изредка сухими руслами, направляющимися с северного окраинного хребта Аргый в сухое ложе помянутой речки. В сумерки мы вступили в узкую долину этого хребта и остановились на ночлег среди пустынных сопок, почти вовсе лишенных растительности. Южный склон хребта Аргый, подобно такому же склону Кара-кысыл-таг, очень отлог и слагается из сопок.

От ночлежного места экспедиции поднималась постепенно на хребет по узкой извилистой долине и миновала пикет Узьме-дянь, на который воду привозят за семь верст из источника.

От пикета дорога еще прихотливее извивается между пустынными сопками и почти незаметно восходит на весьма плоский гребень хребта Аргый. Спуск с него на север сначала тоже очень отлог, потом становится круче, а узкая долина, по которой направляется дорога, все глубже и глубже врезается в горы, переходя наконец в ущелье. Боковые же холмы превращаются в высокие скалистые массивы, почти повсюду обнаженные и угрюмые. В этих пустынных горах должны, однако, встречаться, хотя изредка, источники и растительность, иначе в них не могли бы жить горные бараны, которых мы неоднократно замечали на соседних скалах. Один из них -- великолепный самец (Ovis Polii) -- пал от пули нашего препаратора.

В 12 верстах от вершины перевала мы достигли весьма глубокой и мрачной части ущелья, в которой расположен почтовый пикет Ага-булак, приютившийся под скалой, близ источника. В этой мертвой теснине, в которую едва проникают солнечные лучи, мы остановились на ночлег у пикета. Отвесные, угрюмые скалы темного цвета, усиливающие еще более вечный сумрак описываемой теснины, придают ей невыразимо печальный характер. Слабые звуки раздаются в ней резким эхом, а сильные оглушают.

В этой безжизненной теснине вовсе нет ни подножного корма для животных, ни топлива. Мы должны были покупать у проживающих на пикете китайцев солому для верблюдов и лошадей по рублю, а саксауловые дрова по 80 коп. за пуд. Проходящие караваны, для избежания таких непомерных расходов, запасаются фуражом и даже дровами в Токсуне или в Ушак-тале.

От пикета мы шли около версты в полутьме по мрачному коридору, имеющему от 3 до 5 сажен ширины, с отвесными стенами до 50 сажен высоты. Со дна его, сплошь усеянного камнем, видна только узкая полоска небесного свода. Далее к северу мрачная теснина постепенно расширяется, и взором путника, удручённого пребыванием в этой унылой пропасти, открываются понемногу все более и более обширные ландшафты. Падение теснины, достигающее на первых двух верстах от пикета приблизительно пяти сажен на 100, становится меньше; вместе с тем уменьшается высота окрестных гор, и в ущелье начинают входить местами побочные теснины. С 13-й версты оно уже значительно расширяется; окрестные горы становятся много ниже, и на них появляются местами песчаные наносы с севера; а дно ущелья из каменистого переходит в песчаное.

Пройдя 15 верст, мы остановились на ночлег в долине, на берегу ручья, выходящего немного выше на дневную поверхность. Для лошадей опять пришлось покупать почти по той же цене солому на ближайшем пикете Су-баши, где достали и дров по 40 коп. за пуд.

Спускаясь от ночлежного места довольно быстро по пустынной долине, экспедиция в четырех верстах от него миновала пикет Су-баши, расположенный немного ниже северного подножья хребта Аргый. Этот весьма широкий хребет, простирающийся в восточно-западном направлении и носящий на востоке название Чоль-таг, во многом аналогичен с пересечённым нами ранее тоже пустынным хребтом Кара-кысыл-таг. Южные склоны обоих хребтов, состоящие из тесного строя мелких, куполообразных гор, отлоги, а северные, слагающиеся из грандиозных горных массивов, несравненно круче южных и изборождены сумрачными ущельями, которые в особенности глубоки в северном склоне хребта Аргый,

Миновав почтовый пикет Су-баши, караван поднялся из долины на плоское предгорье хребта, покрытое изредка отдельными высотами, и направился к северо-востоку. По этому предгорью, имеющему весьма значительное падение, в особенности на первых семи верстах, мы быстро спускались верст 16 до самого оазиса Токсун. С прибытием в него не только люди, но и все животные каравана заметно оживились после трудного перехода через безжизненную пустыню в 150 верст ширины.

В центральной части оазиса, на берегу широкого арыка, мы разбили лагерь для дневки. Геолог экспедиции К. И. Богданович в час пополудни сделал наблюдение по термобарометру, показавшему совершенно неожиданно температуру кипения воды 100,35°, что нас очень изумило. Я немедленно открыл и повесил свой ртутный барометр Паррота, который показал давление 775,2mm; на другой день, 23 ноября, в час пополудни, он поднялся до 776,7mm, a в 9 часов вечера -- до 777,4mm. Термометр в те же часы показывал температуры кипения, соответствовавшие, по исправлении постоянной поправкой, высотам барометра. Между тем погода стояла теплая, температура воздуха днем была значительно выше 0°, достигая около 4 часов почти 6,0° по Цельсию; с юго-запада дул легкий ветерок и гнал оттуда по временам кучевые облака. Поэтому никак нельзя было полагать, что мы находимся в области барометрического максимума, сопровождающегося в это время года в Центральной Азии обыкновенно низкой температурой воздуха, безоблачным небом и по временам слабыми северо-восточными или восточными ветрами. Основываясь на этом, мы пришли к заключению, что спустились, по всей вероятности, в отрицательную низменность, притом совершенно неожиданно. Впоследствии вычисление высоты оазиса Токсун, определенной из четырех наблюдений, показало, что он действительно лежит на 50 метров, или на 164 фута, ниже уровня океана {Это вычисление было сделано председательствующим в Отделении географии математической А. А. Тилло вскоре по возвращении экспедиции по соответственным наблюдениям ближайших метеорологических станций в Верном и в Зайсане, а также по изобарной карте Азии, составленной для времени определения высоты по наблюдениям 28 станций, и наконец по нормальному давлению того времени на уровне моря в 770mm. В октябре 1889 г. Турфанскую котловину посетили наши путешественники, братья Грумм-Гржимайло, по определению которых селение Люкчуа, лежащее на восточной окраине этой котловины, находится ниже уровня океана тоже на 50 метров.}.

К вышеизложенному следует еще добавить, что оазис Токсун, в котором мы делали наблюдения, занимает не самую углубленную местность котловйвы, а возвышается над этой местностью, вероятно, не менее нескольких десятков футов50. Действительно, через селение Токсун протекает речка Сунын-баши, имеющая довольно быстрое течение, и теряется, по рассказам туземцев, верстах в 50 к востоку от того места, где мы стояли, в обширной плоской впадине, называемой Асса. Эта солончаковая впадина, простирающаяся до 60 верст в длину и до 30 в ширину, представляет, судя по объяснению туземцев, по всей вероятности, дно обширного высохшего озера, покрытое местами смешанным лесом из тополя и ильма, зарослями кустарников и камыша, местами обнаженными песчаными буграми. Летом в ней господствуют невыносимые жары, в она остается в это время года необитаемой, а зимой пасутся многочисленные стада овец, принадлежащие жителям соседних селений Токсун и Люкчун.

После того как мы убедились, несомненно, в существовании в описываемой местности весьма глубокой впадины, для нас стали понятными уверения туземцев многих отдаленных от нее пунктов Каштарии и Джунгарии, что самые сильные жары в этой части Центральной Азии бывают в Турфанском округе. Такие уверения приходилось неоднократно выслушивать от туземцев не только нам, но и другим путешественникам по Центральной Азии. Не подозревая существования в Турфанском округе столь глубокой впадины, я относился с недоверием к рассказам туземцев о невыносимых летних жарах в Турфане и его окрестностях. Мне казалось, что в этой местности, лежащей у самого подножья снегового хребта, следовательно на значительной высоте над уровнем моря, напротив, лето должно быть умеренное. Результаты наших барометрических наблюдений в Токсуне, однако, подтверждают до некоторой степени господствующее убеждение туземцев о чрезмерном летнем зное в Турфанском округе {О силыных летних жарах о Турфанском округе свидетельствовал еще в конце X века и. э. посол китайского императора Тхай-цуна -- Ван-Янь-дэ, по донесению которого жители этой страны укрываются от жаров в подземелья, а птицы в самый зной не могут летать.}.

Обширная междугорная котловина, в которой находятся город Тур-фан и многолюдные селения -- Люкчун, Пичан и Токсун, окаймлена с севера второстепенным кряжем Тянь-шаня -- Джаргезом, а с запада -- главным хребтом этой системы, представляющим на пути из Токсуна в Урумчи плоское поднятие, увенчанное по гребню низким, насажденным кряжем. С юга описываемую котловину окаймляют помянутый восточный отрог Тянь-шаня Аргый, называемый в восточной части Чоль-таг. Северный склон этого весьма широкого отрога, как выше замечено, несравненно круче южного и прорезан мрачными ущельями, а гребень его, возвышающийся весьма немного над южной пустынной равниной, поднимается очень высоко над дном описываемой котловины. По свидетельству туземцев, хребет Чоль-таг в восточном направлении постепенно понижается и оканчивается в четырех днях пути на юго-восток от Пичана близ селения Чиктын. В шести днях пути от Токсуна в том же направлении с ним сочленяется хребет Синьир, подходящий к нему с юго-запада.

Наконец с восточной стороны рассматриваемая котловина замыкается невысоким северо-восточным отрогом Чоль-тага, примыкающим, как видно из маршрута братьев Грумм-Гржимайло, к Тянь-шаню.

Турфанская котловина простирается до 140 верст в длину и до 40 верст в ширину. В ней находятся: окружной город Турфан, расположенный на северной окраине помянутой впадины Асса, многолюдное селение Люкчун близ восточной оконечности той же впадины, такое же селение Пичан, отстоящее верстах в 35 к северо-востоку от Люкчуна, и, наконец, селение Токсун в западной части котловины.

Оазис Токсун, принадлежащий Турфанскому округу, простирается по обоим берегам речки Сунын-баши и занимает площадь около 180 квадратных верст. Дома в нем, исключая центральной части, разбросаны в виде отдельных ферм на обширном пространстве, в особенности на окраинах, где расстояния между ними достигают местами двух верст. Перегнойная почва оазиса дает средние урожаи пшеницы около сам-15, кукурузы сам-30, а пшена сам-70. Хлопковые плантации весьма обширны и доставляют продукт очень хорошего качества. Садов в оазисе мало, но плоды хороши, особенно виноград.

Пашни и сады в Токсунском оазисе орошаются посредством арыков, выведенных из реки Сунын-баши, и из подземных оросительных каналов, называемых керизами, которые приносят в оазис горную воду с южного склона Тянъ-шаня. На полуденном, весьма широком и пологом предгорье хребта Джаргез вырыты по направлению его падения линии колодцев, находящихся от 5 до 20 сажен друг от друга. Эти линии имеют от 300 до 500 сажен длины, а самые колодцы, открытые сверху, -- от 2 до 10 сажен глубины. Все колодцы одной линии соединены между собой на водоносном горизонте, совпадающем с дном, подземными галлереями около шести футов высоты и трех футов ширины, причем ни колодцы, ни галлереи не имеют никакой обшивки. Благодаря твердости грунта, такие сооружения оказываются возможными, хотя и бывают, по словам туземцев, нередко несчастья с людьми при устройстве керизов. Колодцы начинают рыть сначала внизу, близ подошвы предгорья, смежной с северной границей оазиса, где глубина их не превосходит двух сажен. Если в каком-нибудь нижнем колодце покажется жила, то роют следующий, более глубокий, колодец выше на предгорье, потом третий, четвертый и т. д., увеличивая постепенно глубину верхних колодцев, и наконец соединяют все колодцы одной линии подземными галлереями.

Керизы устроены только на предгорье северного хребта Джаргез, а на предгорье южного хребта Аргый, обращенном к описываемой котловине, мы не замечали этих сооружений.

По собранным мною от туземцев сведениям, южный склон Тянь-шаня к востоку от меридиана Урумчи вообще очень беден водою и растительностью. С него не только не стекает ни одна значительная речка, но и ключи на нем редки. Чахлые лиственные деревья встречаются лишь по берегам весьма немногих ручьев, а хвойных вовсе нет. Травянистая растительность на южном склоне хребта тоже очень скудная. Северный же склон, в противоположность южному, обильно орошен, покрыт местами хвойным лесом, а по ущельям -- лиственным, множеством кустарников и роскошной травянистой растительностью.

В центральной части Токсунского оазиса находится небольшая цитадель, в которой расположена лянцза китайских солдат и проживает китайский чиновник -- сборщик базарных пошлин. В цитадели находится маленький китайский базар, а возле него большой туземный базар, около которого сплоченные дома оазиса образуют несколько улиц. Во всем оазисе считается около 10 000 жителей, большая часть которых чанту; дунган в нем, как и во всех вообще поселениях Турфанского округа, мало, а китайцев еще меньше.

Окружной город Турфан, отстоящий верстах в 60 к северо-востоку от Токсуна, славится обширностью своих хлопковых плантаций, дающих лучший сорт хлопка, и виноградом, из которого приготовляется прекрасный мелкий, зеленого цвета изюм, известный под названием "кишмиш". Хлопок и изюм из Турфанского округа вывозятся в большом количестве к нам, в Россию. Землю в Турфанском оазисе орошают исключительно посредством керизов, доставляющих, однако, не вполне достаточное количество воды. К северу от Турфана, в тяньшанских горах, добывается много каменного угля, служащего почти единственным топливом в этом оазисе.

Многолюдные селения Турфанского округа Пичан и Люкчун также известны своим хлопком и изюмом, не уступающими по качеству турфанским.

* * *

Из Токсуна в город Урумчи ведут два пути; кружной -- почтовый, со станциями Парты-салган, Даван-чин, Саёпу и Яи-ши-дянь и кратчайший -- проселочный, пролегающий к юго-западу от почтовой дороги, на которую он выходит близ последней станции. По проселочной дороге от Токсуна до Урумчи не более 150 верст, а по кружной, почтовой, считается около 170 верст. Кроме того, первый переход из Токсуна по почтовому тракту, в 40 с лишком верст, безводен. Поэтому я, по совету туземцев, предпочел следовать с экспедицией по проселочному пути.

Утром 24 ноября мы выступили из Токсуна в Урумчи. Оставив влево в полуверсте цитадель и базар, экспедиция перешла по мосту через речку Сунын-баши, имеющую довольно быстрое течение. От моста мы следовали около шести верст по оазису, в котором расстояния между домами, по мере удаления от центра, постепенно увеличиваются и на окраине достигают двух верст. У последних домов мы остановились на ночлег на арыке, выведенном из кериза. Температура воды, при выходе ее на дневную поверхность из кериза в открытый канал, была 15° Цельсия при температуре воздуха в 5° Цельсия. Напившись этой теплой воды, наши лошади улеглись в арык и образовали живую плотину, выше которой вода вскоре вышла из берегов и стала затоплять лагерное место. Пришлось потревожить бедных животных, обрадовавшихся находке столь теплой воды в суровое время года.

По выходе из оазиса проселочная дорога направляется по пустынной, щебне-дресвяной равнине; на юге видно отдельное селение Джилан-лык, расположенное на правом берегу речки Сунын-баши, а на севере -- ряд низких кряжей, тянущихся по одной линии на отлогом предгорье параллельно хребту Джаргез. К северу от него видны были вершины другого, более высокого хребта, а вдали, на северо-западе,-- снеговая группа главного хребта системы, называемая Токунас-ходжам. В 15 верстах от окраины оазиса экспедиция вышла на речку Сунын-баши, текущую в глубокой балке; мы спустились в эту балку и разбили в ней лагерь для ночлега.

Тянь-шань к северо-западу от Токсуна образует, как выше замечено, плоскую седловину, гребень которой поднимается не более 7 500 футов над уровнем моря. Это плоское поднятие покрыто лишь местами невысокими, насажденными кряжами, простирающимися с юго-запада на северо-восток в одном с ним направлении. В остальных же местах оно представляет ровное, но весьма покатое к северо-западу и юго-востоку вздутие. Большая часть насажденных на этом вздутии кряжей не связуется ни между собою, ни с главным хребтом системы, обрывающимся круто, как бы уступами к описываемой седловине. Из всех насажденных кряжей только два, наиболее высокие и непрерывные, сочленяют разорванный в этом месте главный хребет системы. Один из них венчает гребень седловины, а другой простирается по юго-восточному скату ее. Внутренние склоны обоих непрерывных кряжей незначительны, и гребни их лишь весьма немного возвышаются над заключенной между ними нагорной полосой описываемого плоского поднятия; внешние же склоны их, обращенные к северо-западу и юго-востоку, несравненно круче внутренних и прорезаны глубокими ущельями, которых вовсе не встречается во внутренних склонах.

Через рассматриваемую седловину, по рассказам туземцев, во все времена года дует периодически сильный северо-западный ветер, продолжающийся непрерывно по нескольку дней. Правдивость этих рассказов подтверждается вполне признаками, замеченными нами на растениях седловины, у которых стебли и ветви значительно наклонены к юго-востоку, а у тростника притом еще расщеплены и листья, очевидно, жестоким ветром.

На второй день пути из Токсуна мы прошли сначала верст пять вверх по берегу речки Сунын-баши, которая далее поворачивает почти прямо на север и получает название Аргын-су, а дорога направляется к северо-западу по берегу ее правого притока Ягач-баши. Следуя вверх по этой последней речке, мы поднимались постепенно по ровной, юго-восточной покатости седловины, покрытой изредка короткими, насажденными кряжами. Каменистый юго-восточный склон седловины и покрывающие его отдельные кряжи одеты крайне скудною растительностью, и только по берегам речки Ягач-баши да текущих в нее ручьев встречались небольшие площадки, сплошь поросшие редкой приземистой травой.

Достигнув подножья первого на пути непрерывного кряжа, мы остановились на ночлег на берегу речки Ягач-баши при выходе ее из ущелья этого кряжа.

На следующий день экспедиция продолжала путь но глубокому и извилистому ущелью той же речки, пересекающей на протяжении 16 верст помянутый насажденный кряж. Ущелье имеет весьма значительное падение и покрыто повсюду зарослями кустарников и камыша, а местами тополем. По выходе из него мы очутились в высокой междугорной зоне седловины и направились на запад по широкому сухому ложу речки Ягач-баши, в котором лишь кое-где струилась вода. Выше это ложе суживается, и в нем стремится непрерывный поток; окрестная местность, покрытая изредка насажденными кряжами, еще пустыннее, чем на предыдущем переходе.

Пройдя верст шесть от ущелья, мы остановились на ночлег на берегу той же самой речки, в местности Чон-ягач-баши, лежащей на высоте около 6 000 футов над морем. Несмотря на весьма значительную высоту этой местности, мы встретили в ней пашни, на которых сеют ячмень; около них стоят глиняные хижины, служащие кровом земледельцам во время полевых работ.

С урочища Чон-ягач-баши экспедиция следовала около 10 верст по широкой нагорной долине седловины, поднимаясь медленно к подножью главного насажденного кряжа Даванчин-таг, венчающего ее гребень, и затем по узкой, извилистой долине названного кряжа вскоре поднялась на его гребень. Этот перевал, называемый Та-даван, поднимается на 7 070 футов над уровнем моря и представляет высший пункт на нашем пути из Токсуна в Урумчи черезседловину Тянь-шаня. Подъем на него с юго-востока очень отлог и только близ самой вершины немного крут, да и то на весьма коротком протяжении. Спуск же с перевала Та-даван на северо-запад гораздо длиннее и круче подъема с юго-востока, в особенности на первых двух верстах. Относительная высота окрестных гор, по мере нисхождения с вершины перевала, быстро возрастает, а вместе с тем увеличивается и глубина ущелья, по которому дорога спускается с перевала.

Гребень описываемого кряжа, представляющий высшую линию седловины, в то же время служит резкой границей двух весьма различных смежных растительных областей, простирающихся от него к юго-востоку и северо-западу. На юго-восточном склоне седловины растительность несравненно беднее видами и пышностью самых форм, чем на северо-западном. Эта поразительная разница во флоре противоположных ее склонов бросается в глаза тотчас же по миновании высшей точки перевала: незначительные холмы, слагающие юго-восточный склон кряжа, покрыты весьма скудною растительностью, между тем как на горах северо-западного склона его повсюду встречаются густые насаждения кипца, полыни и разнообразных мелких кустарников.

С вершины перевала Та-даван мы спускались по узкой долине, имеющей весьма значительное падение, и вскоре достигли подножья кряжа, лежащего по крайней мере на 2 000 футов ниже его гребня. От подошвы кряжа долина, ведущая с перевала, переходит в неглубокую балку, прорезающую его плоское предгорье. Переночевав в этой балке, мы спустились по ней на следующий день версты три до другой балки, в которую она выходит, и, перейдя через эту последнюю, следовали по предгорью соседнего хребта Лань-сань. В конце перехода экспедиция спустилась с предгорья в широкую междугорную долину и разбила лагерь для ночлега в местности Кала-панцза.

Оставив позади кряж Даванчин-таг, венчающий гребень седловины, мы очутились в пространной долине, простирающейся до 20 верст в ширину и открытой на северо-западе. С юга она замкнута названным кряжем, высоко поднимающимся над ее дном, а с северо-востока и юго-запада -- массивными хребтами Тянь-шаня: Дунь-сань и Лань-сань, сочленяющимися с этим поперечным кряжем. В ущельях обоих хребтов зеленели еловые леса, которые нам отрадно было видеть после долгой разлуки с хвойными деревьями, покинутыми более года назад в местности Тохта-хон.

В юго-восточной части долины лежит соленое озеро Айдын-куль около 20-ти верст в окружности, а к востоку от него -- два небольших соленых же озерка -- Тубул-куль и Тузлык-куль, от 4 до 5 верст в окружности. Около этих озер долина покрыта густыми зарослями чия и камыша.

В описываемой долине живет множество степных антилоп и водятся в большом числе их смертельные враги -- волки. Во время нашей стоянки на урочище Кала-панцза, около 8 часов вечера, они подняли такой сильный вой близ лагеря экспедиции, что я вынужден был вызвать четырех человек с ружьями и велел им открыть учащенную пальбу в то место, откуда слышались завывания волков. Она так напугала их, что в течение всей ночи в долине не было слышно ни одного волчьего голоса.

С урочища Кала-панцза мы прошли версты две по густым зарослям чия и камыша, а потом следовали по дресвяной местности, покрытой кустами саксаула и белолозника. Проселочная дорога, по которой шла экспедиция, выходит в этой местности на почтовую, пролегающую, как выше замечено, к северо-востоку от нее через перевал Даванчин и многолюдное дунганское селение того же названия, расположенное в юго-восточном углу долины. Этот перевал, ведущий через тот же насажденный кряж седловины, как и Та-даван, имеет, подобно ему, отлогий юго-восточный склон и крутой северо-западный.

Пройдя верст пять по большой дороге, мы расположились на ночлег близ постоялого ДЬора Янши-дянь. Тут экспедицию встретил исправлявший должность аксакала наших торговцев в Урумчи, которого мы весь вечер расспрашивали о новостях с родины, откуда более полугода не получали никаких известий, и о городе.

Последнюю станцию до Урумчи мы следовали по волнистой местности предгорья северо-восточного хребта Дунь-сань и пересекли несколько прорезающих его узких долин. По дороге изредка встречались постоялые дворы, а влево от нее простиралась долина речки Архоту, населенная изредка китайцами. Не доходя четырех верст до города, экспедиция свернула с большой дороги и остановилась немного в стороне от нее, на левом берегу речки Архоту. В этой местности, называемой Гуд-жа-ху, мы простояли почти четверо суток.

* * *

Город Урумчи (по-китайски -- Ди-хуа-чжоу) расположен у северного предгорья Тянь-шаня, на правом берегу речки Архоту или Лань-сань, в расстоянии около полуверсты от нее, и пользуется водою выведенных из этой речки арыков. Он состоит из обширной китайской крепости, в виде неправильного шестиугольника около четырех верст в окружности, и туземного города, примыкающего к южному ее фасу. Глиняная стена крепости имеет около четырех сажен высоты, с лишком две сажени толщины при заложении, шесть ворот, башни и бойницы. Она окружена снаружи рвом около трех сажен ширины и до одной сажени глубины.

Близ северо-восточного фронта крепости расположен большой квадратный форт (импань), около 150 сажен в стороне, а к северо-западному фронту примыкает другой такого же начертания форт, сторона которого не более 50 сажен.

Местоположение Урумчийской крепости очень неудобно для обороны, так как с соседних восточных и юго-восточных высот предгорья можно совершенно беспрепятственно обстреливать почти всю ее внутренность.

В крепости находятся управления генерал-губернатора Сияьцзянской провинции, урумчийского дао-тая, квартиры этих лиц и всех китайских чиновников. В ней проживают также китайские купцы, ремесленники и прислуга чиновников. Гарнизон же, в числе около 3 000 человек, расположен большею частью в двух помянутых фортах, а в самой крепости помещается лишь незначительная часть его. Дунганам, которых китайцы сильно опасаются, строго запрещено жить в крепости; в нее допущены на жительство только немногие благонадежные чанту. В крепости находятся большой китайский базар, кумирня и театр.

В туземном городе, имеющем только одну большую улицу, служащую базаром, большинство жителей дунгане и очень немного чанту. В нем множество лавок, несколько гостиниц, караван-сараев и до 200 извозчиков.

Во всем Урумчийском оазисе, вместе с туземным городом, считается около 15 000 жителей, в том числе 13 000 дунган и 2 000 китайцев и чанту. Последние живут не в ладу с дунганами и отзываются весьма неодобрительно об их нравственных качествах. При этом как местные чанту, так и наши торговцы уверяли меня, что китайцы в настоящее время действительно опасаются дунган и не осмеливаются относиться к ним с такою же строгостью и презрительностью, как прежде, до восстания. Дунгане со своей стороны сознают опасения китайцев и становятся в отношении к ним все смелее и смелее. Число дунган в Джунгарии с каждым годом значительно увеличивается прибылью эмигрантов из Внутреннего Китая, а китайцев в эту страну переселяется оттуда несравненно меньше; они опасаются повторения инсуррекции, во время которой большая часть китайского населения Джунгарии была истреблена восставшими дунганами. Китайское правительство, повидимому, нисколько не препятствует переселению дунган из Внутреннего Китая в Джунгарию. Что оно имеет в виду в этом случае -- трудно понять. Не подлежит, однако, сомнению, что с переселением в эту страну из Внутреннего Китая большой массы дунган, ненавидящих китайцев, упрочение владычества богдохана в Джунгарии, отрезанной от сердца империи широкой пустыней Гоби, будет гораздо затруднительнее, чем в настоящее время.

Генерал-губернатор Синьцзянской провинции Лю-цзин-тан во время нашего пребывания в Урумчи был в отсутствии -- в Пекине. Население отзывается о нем повсюду с похвалой, порицая только за излишнее доверие, оказываемое им правителям областей, дао-таям, и приближенным чиновникам, большинство которых злоупотребляет этим доверием. Лю-цзин-тан природный китаец, уроженец провинции Хунань. По существующему искони у китайских сановников обычаю формировать персонал подчиненных чиновников из земляков, он вызвал из той же провинции на службу во вверенное ему генерал-губернаторство массу чиновников и офицеров. В настоящее время в Синьцзянской провинции почти все гражданские должности занимают хунанцы; большинство офицеров в войсках и даже солдат принадлежит также к уроженцам Хунани.

Промышленность Урумчи находится еще в зачаточном состоянии. В этом городе выделывается небольшое количество бумажных тканей из турфанского хлопка и существуют два маленьких чугунно-литейных завода, на которых отливают только котлы. Торговля же в нем весьма оживленная и находится главным образом в руках дунган. Китайских торговых фирм, имеющих большие обороты, только три, а торговля остальных купцов незначительна. Китайцы сбывают в Урумчи преимущественно чай и свои бумажные ткани; второстепенными же предметами сбыта служат: шёлковые материи, фарфоровая посуда, табак, металлические изделия и мелочной товар, а также небольшое количество английских мануфактур и металлических изделий. Большая часть товаров из Внутреннего Китая доставляется в Урумчи к Новому году.

Наших торговцев -- сартов, таранчей и семипалатинских татар -- считалось в 1890 г. в Урумчи 50. Они продают большею частью мануфактурный товар и металлические изделия, небольшое количество москательного товара, сахару, стеариновых свечей и разных мелочей. Кроме того, в Урумчи ежегодно осенью и ранней зимой пригоняются на продажу из: Семипалатинской области большие гурты киргизских овец.

Большая часть денег, вырученных нашими торговцами в Урумчи от продажи поименованных предметов, поступает в уплату за хлопок и изюм, вывозимые ежегодно в наши пределы в большом количестве из Турфанского округа.

Верстах в двух к северу от крепости находятся развалины старого китайского города, разрушенного дунганами во время восстания, а ниже их, по обоим берегам речки Архоту, или Лань-сань, раскинулся самый Урумчийский оазис, населенный преимущественно дунганами. Дома в нем рассеяны очень редко, деревьев мало, а садов вовсе нет. Почва Урумчийского оазиса -- такой же бурый перегной, как и во всех вообще притяньшанских оазисах. Пшеница родится средним числом сам-14, просо сам-30, а ячмень сам-10. Кукуруза, рис и хлопок в этом оазисе не возделываются по причине суровости климата; не вызревают также персики, абрикосы и виноград, которые доставляются в Урумчи из Турфанского округа. Воды в Урумчийском оазисе недостаточно, а потому местного хлеба далеко нехватает для продовольствия всего городского населения и китайских войск. Этот недостаток пополняется привозным хлебом из Манаса, Гучена и Турфана.

Зима в Урумчийском оазисе, вследствие его значительной высоты над уровнем моря (около 3 110 футов) и близкого соседства колоссальной снеговой группы Богдо-ола, бывает суровая и продолжительная: снег лежит по нескольку недель, а пруды и арыки покрываются на четыре месяца льдом. Зато летом не бывает сильных жаров и по временам выпадают обильные дожди. Местные старики утверждают, что климат Урумчи ныне стал значительно мягче. В старину снег выпадал в течение восьми месяцев в году, а теперь падает только в продолжение шести; зима была значительно суровее, лето же гораздо жарче, чем в настоящее время.

В горах Тянь-шаня, соседних городу Урумчи, добывается в изобилии каменный уголь, служащий общеупотребительным топливом. В двух днях пути к востоку от города, в тех же горах, находятся богатые залежи медной руды. Там устроен казенный медеплавильный завод, с которого медь поступает на монетный двор в Урумчи, где из нее чеканят монету. В двух же днях пути от Урумчи к юго-западу, в горах Лань-сань, находятся источники нефти, изливающиеся в маленькую речку, которая по выходе из гор иссякает на песчано-каменистой равнине. Какой-то немец, приезжавший в Урумчи из Пекина, осматривал эти источники и брал из них на пробу нефть. Очистив ее и сделав из жести лампу, он показывал китайским чиновникам ее горение, затем просил генерал-губернатора разрешить ему добывание нефти и продажу приготовленного из нее керосина по установленной цене, но получил решительный отказ.

К западу от нашего лагеря под Урумчи возвышалась массивная отдельная гора Емосань, а на востоке верстах в 35 показывалась по временам из облаков величественная снеговая гора Богдо-ола -- высочайшая из вершин восточного Тянь-шаня. В ночь с 2-го на 3 декабря мы выдержали сильный шторм с северо-востока, от которого наш лагерь был несколько защищен, к счастью, молодым лесом и зарослями кустарников. Этот шторм, свирепствовавший почти всю ночь, сгибал до половины деревья в три вершка толщины и так сильно потрясал наши подвижные жилища (палатку и юрту), прочно прикрепленные к деревьям и кольям, что мы при каждом сильном порыве его опасались очутиться под открытым небом. Замечательно, что этот северо-восточный ветер был теплый и согнал большую часть снега, покрывавшего землю слоем около трех дюймов толщины.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ОТ УРУМЧИ ДО ЗАЙСАНСКОГО ПОСТА

Движение экспедиции из Урумчи по большой манасской дороге.-- Пустующие и разрушенные китайские жилища на этом пути.-- Гученский лес и прилежащие к нему на севере стески.-- Поворот с большой дороги в селение Хутубей на прямую караванную.-- Следование по ней через оазис Са-цзая-цза на реку Манас и вниз по долине этой реки. -- Встреча диких верблюдов.-- Плоская впадина Сары-куль и озеро Толли-нор.-- Путь с него на речку Орху, а оттуда через пустыню Сырхын-гоби и хребет Семис-тай в долину речки Кобук, к кумирне Матэня.-- Переход через хребет Тарбагатай и государственную границу.-- Чиликтинское плато.-- Спуск с него и прибытие в Зайсанский пост.

Из Урумчи мне хотелось пройти в Зайсанский пост прямым путем, мимо показываемого на картах большого озера Аяр-нор, ее посещенного еще никем из европейцев. Этот путь, пролегающий по совершенно неисследованным местностям Джунгарии, представлял для экспедиции гораздо более интереса, чем большая дорога из Урумчи в Зайсанский пост через Манас, Шихо и Дурбульджин, пройденная по частям нашими путешественниками Матуховским, Тихменевым, Галкиным и братьями Грумм-Гржимайло. Поэтому при первой же встрече с исправлявшим должность аксакала наших торговцев в Урумчи, я обратился к нему с вопросом о прямое дороге из этого города в Зайсанский пост и с радостью узнал, что такая дорога действительно существует и что по ней беспрепятственно ходят большие караваны. Она отделяется от большой манасской дороги в селении Хутубей и через оазис Са-цзан-цза ведет на реку Манас, далее направляется вниз по этой реке, минует образуемые ею озера, от которых через горы Джаир выходит на большую чугучакскую дорогу близ станции Саргулсун.

Сообщив мне необходимые сведения об этой дороге, аксакал нашел и знающего ее проводника -- киргиза Лепеинского уезда Семиреченской области, прибывшего немного ранее нас в Урумчи с караваном из Чугучака.

Почти одновременно с нами должен был выступить из Урумчи в Чугучак караван наших торговцев, направлявшихся по большой дороге через Манас и Шихо, в которых ему нужно было захватить по пути тяжести. В этом караване оставалось до 20 свободных верблюдов. Я нанял их и отправил вместе с караваном большую часть багажа экспедиции с обязательством доставить его в Зайсанский пост. Освободившись таким образом от излишних тяжестей, мы могли двигаться поспешнее и сберечь наших верблюдов-ветеранов, вполне заслуживших такое облегчение.

Утром 5 декабря при сильном тумане, застилавшем всю окрестную местность, мы тронулись в путь сначала вниз по левому берегу речки Архоту. В долине ее, покрытой местами молодыми ильмовыми рощицами, встречались изредка дома китайцев, сплочивающиеся лишь немного близ самого города. На третьей версте мы миновали туземный город, а на четвертой -- китайскую крепость, из которой выходит большая манасская дорога. Выйдя на нее, мы направились к северо-западу и прошли близ отдельной крутой горы Хуан-шань-цзы, на вершине которой воздвигнута китайцами красивая кумирня. По обе стороны дороги были видны небольшие ильмовые перелески и местами встречались одинокие дома. Везде, кроме полотна широкой дороги, лежал снег в дюйм толщины, и все деревья были покрыты инеем. Густой туман, скрывавший утром окрестности, к полудню стал мало-помалу рассеиваться, и мы могли различать по крайней мере близкие к нам предметы. На большой дороге, около города, было заметно усиленное движение: в Урумчи тянулись вереницы телег, нагружённых каменным углем, возы с соломой, люцерной, овощами и зерновым хлебом; из города же возвращалось много поселян с порожними арбами.

На 10-й версте от Урумчи экспедиция прошла через малолюдное дунганское селение, за которым миновала несколько низких грядок, тянущихся южнее дороги, и остановилась на ночлег близ выселка Ди-хо-пу из восьми дворов.

На второй день пути из Урумчи, когда туман рассеялся, мы увидели на севере необозримый лес. По словам проводников и опрошенных мною на пути дунган, этот лес тянется широкой полосой с востока на запад почти от самого Гучена до меридиана селения Хутубей. Он простирается около 160 верст в длину, до 60 верст в ширину и состоит преимущественно из ильма, отчасти тополя, джиды, зарослей разнообразных кустарников и камыша. В южной его окраине, отстоящей верстах в 20 к северу от Урумчи, живут рассеянно китайцы, а остальная широкая полоса этого девственного леса необитаема. В ней водится множество кабанов, козуль, степных антилоп и живет немало тигров. В лесу нередко встречаются источники, а летом, во время таяния снегов и ледников в Тянь-шане, он орошается многими горными речками, воды которых в то время добегают даже до северной окраины его. К северу от этого обширного леса простирается широкая полоса сыпучих песков, в которых живут дикие верблюды, лошади и множество куланов. Она начинается немного восточнее меридиана Гучена и тянется далеко на северо-запад, до устья реки Манас; ширина же ее колеблется от 50 до 80 верст. Между песчаными барханами, покрытыми повсюду высоким саксаулом, встречаются изредка углубленные солончаковые котловины, поросшие камышом и сочными солянками. В них дикие верблюды, лошади, куланы и даже антилопы выбивают ногами ямы, наполняющиеся водой, и проходят к ним на водопой. Пищею же этим травоядным служат камыш и солончаковые растения, покрывающие помянутые котловины. Кроме того, они посещают по временам северную окраину Гученского леса, весьма богатую растительностью, и пасутся в ней в зимнюю половину года, когда там нет насекомых, иногда очень долго.

Большая манасская дорога от самого Урумчи пролегает по подгорной равнине, постепенно понижающейся в северо-западном направлении. На второй станции от города, благодаря значительному понижению местности, снега было уже гораздо меньше, чем на первой. По сторонам дороги часто были видны пустующие китайские фермы, покинутые еще во время дунганского восстания, а около самой дороги встречались развалины китайских селений, разрушенных в то смутное время дунганами, жилые дунганские фермы и казенные чайные дома, в которых останавливаются на отдых проезжие китайские чиновники.

В 20-ти верстах от ночлежного места мы приблизились к южной окраине Гученского леса и прошли через небольшое дунганское селение Тубул, за которым переправились по льду через речку Хо-ба-ли. На левом ее берегу расположено многолюдное селение Цхан-цзи, или Сань-чжу, как именуют его чанту, на западной окраине которого мы разбили лагерь для ночлега.

Оазис Цхан-цзи, лежащий близ южной опушки Гученского леса, славится плодородием своей почвы и обилием воды. Пшеница родится в нем средним числом сам-15, просо сам-30, а горох {Мелкий сорт серого цвета (по-китайски -- лю-цза), возделываемый для скота.} сам-25. Кукурузу стали сеять понемногу только недавно и разводить сады, в которых растут яблоки, персики и виноград, не вызревавшие вовсе в прежнее время. Б центральной части оазиса, осененного во многих местах купами и аллеями из ильма, джиды и кустарников, находятся небольшой базар и глиняный форт, в котором расположена конная лянцза китайских войск.

Большая часть жителей оазиса Цхан-цзи -- дунгане; чанту и китайцев в нем мало. До дунганского восстания в нем жило много китайцев, большинство которых погибло во время мятежа. Дома их обратились в печальные развалины, которые встречаются на каждом шагу, в особенности близ базара, где они покрывают весьма значительную площадь земли. Вообще следы опустошений, произведенных дунганами в то смутное время, встречаются повсеместно в этой стране. На всем пути от Урумчи почти до устья реки Манас мы видели множество пустующих китайских домов и развалин, в которые обращена дунганами значительная часть китайских жилищ. Китайцы, эмигрирующие ныне из внутренних провинций в Джунгарию, редко селятся вместе с дунганами, опасаясь повторения резни, а углубляются преимущественно в Гученский лес и там основывают свои фермы, или поблизости городов, в которых постоянно квартируют китайские войска. Дунгане же занимают предпочтительно местности, по которым пролегает императорская дорога, ведущая из Баркуля через Тучен, Фукан, Урумчи и Манас в Шихо.

Верстах в 50 к северу от оазиса Цхан-цзи, на правом берегу орошающей его речки Хо-ба-ли, по словам местных жителей, находятся развалины весьма обширного древнего города. Эти развалины, известные под названием Ма-чё-цзы, лежат на прямой проселочной дороге из Манаса в Гучен, среди дремучего, безлюдного леса. Китайцы, от которых я получил сведения о них, утверждали, что они, судя по остаткам построек, принадлежат не китайскому, а уйгурскому городу и имеют более 8 ли (4-х верст) в окружности. К сожалению, мне самому, по недостатку времени, не удалось осмотреть эти интересные развалины и ознакомиться попутно с девственным Гученским лесом, среди которого они находятся.

От селения Цхан-цзи мы прошли около 12 верст по оазису, встречая очень часто пустующие дома и развалины среди пустырей, в которые обратились окружающие их некогда поля. Руины чередовались с жилыми дунганскими домами, разбросанными небольшими группами и по одиночке, а около самой дороги нередко встречались чайные дома -- маленькие здания из необожженного кирпича с тесными двориками.

По выходе из оазиса мы очутились в открытой, пустынной местности; на севере синел обширный Гученский лес, опушка которого простирается почти параллельно дороге. В этой пустынной степи мы прошли через старинную джунгарскую крепость квадратного начертания, около полуверсты в стороне. Глиняная стена ее сохранилась в целости и имеет двое ворот, восточные и западные, а внутри ограды видны развалины домов, среди которых приютился дунганский постоялый двор.

В пяти верстах от крепости экспедиция остановилась на ночлег близ одинокого постоялого двора Юши-гу, расположенного среди пустынной равнины. Около него находится небольшой китайский форт, давно уже заброшенный.

Большую часть следующей станции мы прошли по открытой местности; на севере попрежнему синел Гученский лес, а на юге видны были два степных кряжа восточно-западного направления. На этом переходе изредка встречались пустующие дома и развалины, окруженные пустырями. Пройдя верст 13 по степи, экспедиция вступила в обширный оазис Хутубей, в центральной части которого находятся маленький базар и китайский импань, занятый лянцзой солдат. Близ базара, около самой дороги, видны развалины значительного китайского поселения, в роде местечка, с весьма узкими улицами. Миновав эти развалины, мы расположились на ночлег на берегу речки Хутубей-хё, протекающей по западной окраине оазиса.

В оазисе Хутубей мы оставили большую манасскую дорогу и, повернув почти прямо на север, направились вниз по правому берегу речки Хутубей-хё. Тотчас же за чертой оазиса экспедиция миновала юго-западный угол Гученского леса, оканчивающегося на меридиане селения Хутубей. Близ этого места речка Хутубей-хё разделяется на два рукава (правый -- Сань-цзя-чю и левый -- Цзи-лянь-цза), теряющиеся отдельно на севере, в больших песках, отстоящих в 60 с лишком верстах от места раздвоения речки. Караванная дорога, по которой мы следовали, направляется между этими рукавами по обширным зарослям камыша, среди которых рассеяны китайские фермы, осененные ильмовыми купами и рощами. Оба рукава на протяжении первой станции текут в расстоянии двух-трех верст друг от друга и покрыты по берегам ильмовыми деревьями, а далее на севере расходятся до 20 верст.

Первый ночлег на караванной дороге мы имели у фермы Ся-гуан-дун, расположенной на левом берегу восточного рукава речки Хутубей-хё. Обитатели этой местности -- китайцы, потомки ссыльных из провинции Гуан-дун, живут очень рассеянно в отдельных фермах из трех--пяти маленьких домов, принадлежащих родственным семействам. Дома построены из необожженного кирпича, имеют плоские крыши и небольшие дворы, обнесенные невысокими стенками из такого же кирпича. Каждую ферму осеняет маленькая ильмовая роща или купа, обнаруживающая издали ее присутствие среди необозримых зарослей камыша и кустарников. Фермеры возделывают преимущественно рис, дающий в благоприятные годы урожай сам-30, а также пшеницу, горох и немного люцерны. Они содержат довольно много овец, достаточное число лошадей и рабочих быков, а также свиней и кур.

Обитатели этой весьма слабо населенной страны жаловались нам на тигров, похищающих у них нередко домашних животных, в особенности овец. За несколько дней до нашего прибытия на ферму Ся-гуан-дун там произвел большой переполох тигр, перескочивший вечером через ограду одного из ее домов на двор. Сделав отчаянный прыжок, он попал на тростниковую крышу маленького надворного строения, примыкающего к ограде, которая под ним проломилась, и зверь очутился в тесном строении, откуда едва мог выбраться.

От фермы Ся-гуан-дун дорога, подобно предыдущей станции, идет. по зарослям камыша и кустарников, но тополевые и ильмовые рощи встречаются чаще, чем на прежнем переходе. Они осеняют большею частью полуразрушенные фермы и лишь немногие жилые. На 15-й версте мы миновали развалины большого селения, состоявшего по крайней мере из 50 тесно сплоченных домов. В центральной части их ясно заметны следы какого-то большого здания с обширным двором, который был обнесен высокой кирпичной оградой. Через эти руины, лежащие среди небольшого леса, пролегает прямая, торная дорога из Манаса в Гучен, вступающая верстах в 25 к востоку от них в обширный Гученекий лес. Верстах в 50 от западной опушки его она проходит мимо помянутых развалин Ма-чё-цзы, принадлежащих, как выше замечено, большому уйгурскому городу.

Выйдя на прямую манасско-гученскую дорогу, мы направились по ней на северо-запад и следовали сначала лесом, в котором часто встречались полуразрушенные фермы, а потом по открытой местности, поросшей камышом и кустарниками. На этой открытой равнине изредка виднелись купы ильмовых деревьев, осеняющие разбросанные по ней фермы китайцев. В конце станции мы прошли через китайское селение Хуан-соху, состоящее из 100 домов, часть которых теснится около кумирни, а остальные рассеяны вокруг в виде отдельных ферм. Миновав это селение, экспедиция расположилась на его окраине на дневку, у западного рукава речки Хутубей-хё. Поля селения Хуан-соху орошаются арыками, выведенными большею частью из восточного рукава речки Хутубей-хё -- Сань-цзя-чю, протекающего от него верстах в двенадцати. Западный же рукав ее, Цзи-лянь-цза, проходящий близ селения, течёт в крутых берегах, крайне затрудняющих проведение из него оросительных канав. В Хуан-соху сеют преимущественно пшеницу, немного риса, гороха и люцерны. Жители этого селения содержат значительное количество овец, из шерсти которых приготовляется много войлока на продажу. Выделкой его занимаются шесть бедных семейств чанту, поселившихся среди китайцев. Излишек хлеба и войлок сбываются в городе Манас, отстоящем верстах в 40 к юго-западу от Хуан-соху. К северу же от этого селения в 45 верстах залегают большие гученские пески, в которых теряются оба рукава речки Хутубей-хё.

У крайних западных домов селения Хуан-соху мы свернули с манасской дороги и почти всю станцию следовали по безлюдной местности. Дорога пролегает сначала по пустынной равнине, покрытой низкорослым саксаулом, потом спускается в широкую и плоскую долину, поросшую камышом, в которой мы миновали одну жилую ферму и несколько пустующих. На половине перехода караван поднялся из долины на щебневатую равнину, покрытую изредка низкими грядками, и следовал по ней почти до самого ночлежного места. На этой пустынной равнине экспедиция миновала развалины одинокой фермы, около которой ясно были заметны следы окружавших ее полей.

В 25 верстах от Хуан-соху мы вступили в обширный оазис Са-цзан-цза, населенный также китайцами, и остановились на ночлег.

На следующий день экспедиция продолжала путь по оазису Са-цзан-цза, занимающему весьма обширную открытую равнину. Около дороги и вдали виднелись изредка купы ильмовых деревьев, осеняющих одинокие фермы из двух--пяти домов родственных семейств. Китайцы живут в этом оазисе весьма рассеянно: фермы их отстоят одна от другой от 1/2 версты до 2 верст, и нигде не встречается поселения, состоящего хотя бы из 10 домов. Между фермами, окружёнными небольшими полями, простираются обширные пустыри, поросшие преимущественно кустарниками, а в низких местах камышом. В пяти верстах от ночлежного места мы миновали большую кумирню Да-мяо, около которой теснится несколько домов. От кумирни фермы еще более редеют, и среди них встречаются местами пустующие с полуразрушенными строениями и засохшими деревьями.

Пройдя 23 версты по оазису, экспедиция остановилась близ одной из жилых его ферм на ночлег. Около кумирни Да-мяо нас догнали двое монголов-торгоутов, возвращавшихся из оазиса Са-цзан-цза в свои стойбища, на урочище Кобук-сар, отстоящее верстах в 150 от нашей границы. Мы пригласили их следовать с нами до ночлежного места и там стали уговаривать ехать вместе с экспедицией до границы или по крайней мере до того пункта, откуда им надлежало повернуть домой. Монголы после некоторого колебания согласились на наше предложение и оказались впоследствии очень полезными спутниками: они отлично знали всю окрестную страну и сообщили мне немало полезных сведений о ней. Оба они ежегодно весной приезжают в оазис Са-цзан-цза с родины и нанимаются на лето в работники к китайцам, а на зиму возвращаются домой, в местность Кобук-сар. От фермы, у которой мы ночевали, прямая дорога в эту местность идет на север и около 25 верст пролегает еще по оазису, северная часть которого носит название Хё-саван, а северо-западная -- Сы-чи. Из оазиса дорога вступает в большие безводные пески и следует по ним три больших перехода почти до самого урочища Кобук-сар {*}. На первом переходе пески еще неглубоки, а на остальных состоят из высоких песчаных барханов и повсеместно покрыты саксаулом. Эта широкая полоса песков, как было уже замечено, начинается восточнее меридиана города Гучен и оканчивается близ устья реки Манас. Участок ее, пересекаемый прямой дорогой из оазиса Са-цзян-цза в Кобук-сар, носит название Заосты-элисун; к востоку от него пески называются Заортэн-элисун-бугрэ, а к западу, близ реки Манас, Шо-бугур-бугрэ. В описываемых песках, по свидетельству монголов, живут дикие верблюды, лошади и множество куланов, а на зиму в них собираются многочисленные стада антилоп. Переход из Кобу-сара в Са-цзан-цза и обратно по прямой дороге через пески возможен только зимой, а в остальные времена года их трудно пересечь даже на верблюдах, потому что на всем пути по ним вовсе нет воды.

{* Маршрут по этой дороге, записанный со слов монголов:

От северной окраины Хё-савана до Дун-ляна пески неглубокие, а на следующих станциях дорога пролегает среди высоких песчаных барханов.

Число верст Кумирня Да-мяо в оазисе Са-цзан-цза -- Северная окраина оазиса Хё-саван -- 30

Дун-лян -- 42

Лото-бо -- 38

Сань-ху -- 40

Кобук-сар -- 37

Итого -- 187}

Оазис Са-цзан-цза орошается водами нескольких многоводных арыков, выведенных из реки Манас и раздробляющихся на множество ветвей. Перегнойная почва его очень плодородна и дает богатые урожаи пшеницы, риса и гороха. Китайцы, населяющие этот оазис, благодаря простору, плодородию почвы и обилию воды, живут в довольстве. Они стали селиться сюда вновь с 1876 г., когда в Джангарию прибыло много китайских войск, ослед за которыми шли и переселенцы из Внутреннего Китая. Ранее же, в самый разгар дунганского восстания, эта местность в течение 10 с лишком лет оставалась почти необитаемою. До восстания в ней жило довольно густое китайское население, большая часть которого была вырезана дунганами, а остальная спаслась бегством во Внутренний Китай. Ныне ежегодная прибыль китайцев-эмигрантов в оазис Са-цзан-цза и другие производительные местности Джунгарии очень незначительна. Эта страна, как выше замечено, заселяется преимущественно дунганами, а китайцы, опасаясь повторения резни, не рискуют эмигрировать в нее большими массами.

Наши спутники-монголы работали в оазисе Са-цзан-цза сряду пять лет и успели за это время ознакомиться очень хорошо с жизнью населяющих его китайцев. По их показанию, большинство обитателей оазиса живет не только безбедно, но даже вполне обеспеченно. В числе их есть немало богатых, нанимающих по нескольку работников и засевающих много пшеницы и риса. Эти богатые китайцы сами вовсе не работают, а только распоряжаются и присматривают за наемниками. Женщины как бедных, так и богатых семейств никогда не участвуют в полевых работах, кроме огородных.

Новые переселенцы, прибывающие ежегодно в оазис в небольшом числе из Внутреннего Китая, в первые годы терпят нужду, и беднейшие из них часто приходят просить милостыню у своих соотечественников-старожилов. Им подают обыкновенно хлеб и очень редко деньги.

Жители оазиса Са-цзан-цза засевают преимущественно пшеницу, немного риса и гороха, а из кормовых трав люцерну. Огородные овощи -- капусту, огурцы, редьку, морковь и лук, а также картофель -- разводят в изобилии на каждой ферме. Крупного рогатого скота у фермеров очень мало, лошадей же достаточно, а овец они содержат в избытке. Молока и вообще всех молочных продуктов китайцы не употребляют в пищу и никогда не доят ни коров, ни овец. Мясо едят очень редко, только в большие праздники, довольствуясь почти одной растительной пищей.

За невест уплачивают денежный выкуп от 50 до 200 лан (115--160 рублей). Свадьбы у богатых справляются очень пышно; гостей собирается до 200 человек, приглашают музыку и пируют три дня; причем женщины веселятся всегда отдельно от мужчин, на половине хозяйки дома.

Последний переход до реки Манас мы сделали по северо-западной части оазиса Са-цзан-цза, носящей название Сы-чи. На этой станции фермы встречались еще реже, чем на предыдущем переходе; местами расстояния между ними простирались до пяти верст. На половине перехода дорога поворачивает круто к западу, а севернее ее тянется до самой реки полоса мелких песчаных бугров, выдающаяся в этом месте на юго-западе от больших гученских песков. Миновав последнюю жилую ферму оазиса, мы прошли верст пять по пустынной местности в достигли реки Манас, на берегу которой экспедиция разбила лагерь для ночлега.

Река Манас {По-китайски Манас-хё, по-монгольски Манас-гол, а по-киргизски Манас.} многоводна и течёт довольно быстро. В том месте, где мы на нее вышли, она имела почти сажень глубины, до 20 сажен ширины и была покрыта льдом только около берегов. По левому берегу ее тянется лесная полоса из ильма, тополя и джиды, почти в две версты ширины, с густыми зарослями камыша, облепихи, розы и других кустарников. В этих зарослях живут кабаны, тигры и множество фазанов. Наши охотники в день прибытия на реку убили 17 фазанов в течение только одного часа. Одновременно с ними охотились на тех же птиц на левом берегу Манаса китайцы из соседнего оазиса Са-ван. Не умея стрелять на лету, они выжидали времени, когда фазаны перед закатом солнца взлетали для ночлега на деревья. Тогда китайцы подкрадывались к ним и стреляли. Весь вечер, пока не стемнело, продолжалась почти беспрерывно пальба китайских охотников, доставившая им, вероятно, богатую добычу.

К западу от оазиса Са-цзан-цза расположен не менее обширный оазис Са-ван, отделенный от первого рекой Манас. Он населен китайцами, живущими также рассеянно, как и в оазисе Са-цзан-цза. Оазио Са-ван орошается арыками, выведенными из реки Манас и ее левого притока Чуан-шуй, или Шу-цзё-хё, образующегося из ключей немного южнее этого оазиса.

От ночного мороза с 14-го на 15 декабря в --20° Цельсия с лишком река Манас покрылась льдом; только немногие быстрины остались не замерзшими. Сняв лагерь, мы направились вниз по правому берегу этой реки. Долина ее на протяжении первых двух переходов окаймлена с северо-востока помянутой полосой мелких песчаных бугров, обрывающейся к ней довольно крутым, местами зазубренным склоном. Эти зазубрины, выдающиеся в долину в виде мысов, пересекаются изредка дорогой, пролегающей большею частью по самой долине, которая на правом берегу почти сплошь покрыта зарослями камыша и лишь в немногих местах кустарниками. По левому же берегу реки тянется лентою около двух верст ширины смешанный лес из ильма, тополя и джиды с густыми зарослями тростника и кустарников.

Пройдя в первый день по долине реки Манас 20 верст, мы остановились ночевать на правом берегу. Лед на реке был уже настолько прочен, что мы свободно переходили через нее на ночлежном месте.

На первой половине следующей станции в долине реки Манас, называемый Баш-чий, стояло несколько юрт китайских киргизов; пасших большой табун лошадей в обширных зарослях чия (Lasiagrostis), покрывающего в этом месте долину. Названный злак появляется в долине Манаса только с урочища Баш-чий (Головной, или Верхний чий), которое и получило от него свое название. Мы пригласили одного из киргизов в проводники до следующего киргизского стойбища, отстоявшего в двух переходах от местности Баш-чий.

На третьей станции дорога около 16 верст пролегает по долине реки, а потом поднимается на песчаные бугры, подходящие в этом месте к реке, и следует по ним около 10 верет. С бугров, поросших саксаулом и полынью, мы увидели на западе, за прибрежным лесом, широкую полосу таких же мелких песчаных образований, уходившую в западном направлении за горизонт. Киргизы, кочевавшие в долине Манас, утверждали, что эти пески простираются очень далеко от реки на запад и оканчиваются близ большой дороги из Шихо в Дурбульджин. Они отделяются восточнее реки Манас от больших гученских песков в виде длинного песчаного полуострова, пересекаемого долиной этой реки, от которой тянутся к западу почти на три дня пути. В них и в больших гученских песках, состоящих из высоких барханов с зарослями высокого саксаула, живут, по свидетельству киргизов, дикие верблюды, лошади и множество куланов. Эти животные во все времена года нередко приходят в долину реки Манас и пасутся там иногда при отсутствии людей долгое время.

В песчаных буграх дорога раздваивается: одна ее ветвь идет на северо-восток по пустынной местности, а другая -- кружная -- по долине реки Манас. Киргизы советовали нам направиться по этой последней. Повернув почти прямо на запад, мы вскоре спустились с песчаных бугров в долину Манас и разбили лагерь для ночлега на урочище Кен-тюбе. В этой местности сохранились следы обширных пашен, но остатков строений нигде не было заметно.

С урочища Кен-тюбе караван продолжал путь по долине реки Манас; на первых четырех верстах очень часто встречались следы пашен и орошавших их арыков, но развалин мы не замечали вовсе. Далее дорога пролегает по солончаковому пустырю, покрытому низкорослым саксаулом и изредка тамариском, удаляясь версты на три от реки. Ниже помянутого урочища лесная полоса на левом берегу Манаса оканчивается, заменяясь небольшими рощами и купами ильма, сопровождающими реку; полоса же песчаных бугров, простирающаяся к западу от Манаса, обрывается на север небольшим увалом, а пески, залегающие к востоку от той же реки, удаляются от нее верст на 30. По пустынной равнине между этими песками и рекой тянутся изредка узкие и низкие грядки.

В 18 верстах ниже урочища Кен-тюбе, на правом берегу Манаса, находятся развалины большого китайского поселения, которое было обнесено стеной. Внутри обвалившейся ограды сохранились основания домов и почти совершенно уцелела кумирня, а вокруг ограды разросся густой ильмовый лес.

В этот день мы остановились на ночлег на берегу реки Манас, в местности Дагай-чуге. Тут мы снова встретили киргизов, с табунами лошадей. Мне хотелось непременно проследить течение реки Манас до самого устья, до которого оставалось пройти не более 40 верст, но киргизы уверяли, что его можно достигнуть только пешком. По их показаниям, река Манас в 25 верстах ниже урочища Дагай-чуге вступает в весьма обширную плоскую котловину, наполненную почти повсюду водой и поросшую высоким тростником. В этих необозримых зарослях тростника существует множество малых открытых водных пространств и несколько довольно обширных озер. Пройдя верст 15 в виде узкого, но весьма глубокого канала среди тростника, Манас изливается в большое пресное озеро Телли-нор. Движение с караваном по льду и в зарослях тростника было совершенно невозможно, а потому я вынужден был отказаться от продолжения пути по реке и направить экспедицию, по указанию киргизов, кружным путем, огибающим помянутую котловину с юго-запада.

На следующий день мы перешли по льду на левый берег реки Манас, которая в нижнем течении суживается до 10 сажен и направляется к северо-востоку. Тотчас же за рекой экспедиция поднялась на возвышенность, простирающуюся на необозримой равнине в виде длинного острова и покрытую малыми песчаными буграми. В них мы заметили восемь диких верблюдов, пасшихся верстах в четырех от дороги. Четверо наших казаков немедленно сняли с винтовок чехлы и стали подкрадываться к верблюдам. Завидев еще версты за три приближавшихся к ним людей, верблюды вытянули шеи и, простояв в таком положении минуты две, помчались рысью с такой неимоверной быстротой на юго-запад, что никакая лошадь не могла бы приблизиться к ним даже на несколько десятков сажен с того момента, когда они пустились в бегство. Не прошло и 10 минут, как верблюды, сбежавшие уже с высоты на равнину, совершенно скрылись из вида казаков, и только по едва заметным вдали на горизонте столбам поднимаемой ими пыли можно было еще минут 10 следить за их движением, а потом и пыли стало не видно.

Спустившись с высоты, мы прошли верст восемь по пустынной солончаковой равнине и остановились ночевать близ юго-западной оконечности помянутой плоской котловины. Эта обширная впадина, простирающаяся с северо-востока на юго-запад с лишком 60 верст в длину, имеет около 30 верст ширины и покрыта высоким тростником, растущим повсюду, кроме узкой прибрежной полосы, в воде. Среди необозримых зарослей тростника, покрывающих описываемую впадину, находится множество малых, свободных от него озер и одно довольно большое озеро Согот, простирающееся до 18 верст в окружности, а северо-восточная часть ее занята обширным пресным озером Телли-нор, принимающим с юго-запада реку Манас. Эта последняя, как выше замечено, доходит до него в виде тихого и узкого, но глубокого канала, извивающегося среди тростниковых зарослей. По обеим сторонам канала тянутся цепями продолговатые, возвышенные острова, осененные одинокими ильмовыми деревьями. Такие же острова, покрытые мелкими песчаными буграми, встречаются изредка и в юго-западной части впадины. Весьма плоское прибрежье этой необъятной котловины покрыто низкорослым саксаулом и солянками, а около опушки тростника растет еще рогозник (Typha).

Утром при ясной погоде с ночлежного места можно было отчетливо различать на северо-западе Джаирские горы, опускающиеся весьма пологим склоном на юго-восток, к котловине. Сняв лагерь, экспедиция пересекла по льду неширокий залив, поросший камышом, и направилась вдоль окраины впадины к северо-западу. Встретив на пути небольшой прибрежный холм, я взобрался на его вершину для обозрения котловины с высоты и увидел в ней оттуда несколько малых озер, белевших от покрывавшего их снега среди серо-желтых зарослей тростника, а также ряд песчаных островов, возвышавшихся в юго-западной части впадины. На половине перехода я поднялся на плоскую высоту, подходящую к описываемой котловине с юга-запада и обрывающуюся на северо-востоке весьма крутым склоном. С этой высоты видно было в котловине еще более малых озер, чем с холма; в том числе два около пяти верст в окружности. Песчаные острова заметны были только в юго-западном углу впадины, а на остальном пространстве ее, которое можно было обозревать с высоты, я не усмотрел ни одного острова.

Близ помянутой высоты мы вышли на торную дорогу, ведущую с почтового тракта на речку Орху, и повернули по ней к северо-востоку, обогнув таким образом впадину с юго-запада. На новой дороге нам попали навстречу киргизы, гнавшие стадо овец в 700 голов на продажу в Манас. От них мы узнали, что на северном склоне Джаирских гор лежит глубокий снег и потому движение по прямой дороге через эти горы в Дурбульджин очень затруднительно. Киргизы советовали нам продолжать путь вдоль северо-западной окраины впадины мимо озера Телли-нор на речку Орху, а оттуда к кумирне Матэня, от которой ведет очень хорошая дорога в Зайсанский пост. Те же встречные киргизы сообщили мне, что огибаемая нами впадина носит у них общее название Сары-куль и что в ней находится множество малых озер, большинство которых можно видеть с соседних Джаирских высот. По их словам, в прибрежных тростниках котловины живет множество кабанов, а летом в ней гнездится несметное число плавающих и болотных птиц.

Пройдя верст девять по новой дороге вдоль северо-западной окраины котловины, экспедиция разбила лагерь для ночлега. В этом месте, так же как и на предыдущем ночлежном пункте, тростник саженях в 10 от своей наружной опушки рос уже в воде, а далее от нее в котловине встречались небольшие озерки, покрытые прочным льдом, из которых мы брали воду. Она повсюду была пресная, но пахла немного тростником и сернистым водородом.

Следующую станцию мы прошли в том же северо-восточном направлении вдоль окраины озерной впадины, окаймленной с северо-запада подножьем Джаирских гор. Ближайший к ней кряж этих гор, простирающийся с юго-запада на северо-восток, опускается к котловине весьма отлогим склоном, прорезанным в юго-восточном направлении отлогими же и длинными лощинами. С него не стекает в озерную котловину ни одного ручья и не заметно даже сухих русел временных потоков.

В конце перехода мы увидели среди зарослей тростника озеро Согот, имеющее около 18 верст в окружности. Малые же озера очень часто мелькали своей белизной в этих необозримых зарослях.

В ночь с 21-го на 22 декабря выпал небольшой снег, а утром был мороз в 27° Цельсия.

Продолжая путь вдоль северо-западной окраины впадины, мы заметили в тростнике два длинных, но узких озерка, лежащих к северо-востоку от озера Согот. На половине перехода я поднялся на плоский отрог кряжа Джаира и увидел оттуда наконец на востоке озеро Телли-нор. Оно простирается в длину с севера на юг почти на 25 верст, наибольшая его ширина около 15 верст, а окружность -- до 70 верст. На юге и западе озеро окаймлено высоким тростником; восточный же берег его возвышен и покрыт песчаными буграми, которые служат преддверием больших гученских песков, залегающих к юго-востоку от озера. В той стороне видна была вдали на горизонте высокая песчаная гряда, простиравшаяся с северо-востока на юго-запад. Глубина Телли-нора, по сделанным нами промерам в расстоянии 100 сажен от внутренней опушки камыша, оказалась в среднем всего 4 фута, а вода во всех прорубях была пресная. В озере, по словам окрестных торгоутов, живет много рыб, а летом на нем гнездится масса плавающих и болотных птиц.

Из озера Телли-нор, лежащего, по моему измерению, на высоте 960 футов над морем, вытекает на северо-восток узкая и тихая, но очень глубокая речка Хол. Она течёт в крутых, обрывистых берегах, поросших тростником, и теряется верстах в 70 от озера в песчаной полосе, выдающейся с юга на север от больших гученских песков в виде полуострова. Этот песчаный полуостров, имеющий всего версты три ширины, отделяет место исчезновения названной речки от соленого озера Харадабасун-нор около 10 верст в окружности, питающегося, по всей вероятности, водами той же речки Хол, просачивающимися через песок.

На озеро Телли-нор и вытекающую из него речку Хол приходит много диких верблюдов и куланов из Южной песчаной пустыни. На них ежегодно охотятся торгоуты, зимующие на соседней речке Орху. Через речку Хол, имеющую не более трех сажен ширины, перекинут близ ее истока мост, по которому проходит дорога, оставленная нами близ урочища Кен-тюбе в долине Манас и пролегающая по восточному берегу озера Телли-нор.

Плоский кряж Джаира, окаймляющий с северо-запада озерную котловину, в северо-восточном направлении постепенно понижается, а прорезающие его многочисленные поперечные лощины, по мере уменьшения высоты кряжа, становятся все более и более обрывистыми, переходя постепенно в мелкие балки.

Переночевав на западном берегу Телли-нора, близ опушки высокого тростника, мы миновали утром открытый залив, которым оканчивается на северо-западе это озеро, а от залива продолжали путь на северо-восток по пустынной, щебневатой равнине.

Крайний юго-восточный кряж Джаира близ помянутого залива поворачивает на север и оканчивается верстах в 20 от него. К северо-западу от этого кряжа простирается в том же направлении другой более высокий кряж той же системы, за которым были видны вершины третьего, или главного, хребта, направляющегося точно так же сначала на северо-восток, а потом на север. Между означенными кряжами, оканчивающимися на необъятной равнине к северо-западу от озера Телли-нор, залегают широкие пустынные долины, открытые с севера.

На пути от озера по пустынной равнине мы пересекли ручей, текущий в Телли-нор с северо-запада; узкая долина его покрыта зарослями камыша, кустарников и изредка тополевыми рощицами; далее мы миновали теплый ключ, бьющий из плоского бугра и образующий ручеек, а потом перешли помянутую дорогу в Дурбульджин, огибающую озеро Телли-нор с востока, от которой следовали по зарослям приземистого саксаула до самого ночлежного места на урочище Шары-куль. Эта местность, лежащая у подошвы плоской высоты, орошена многоводным ручьем и покрыта купами тополя, кустарниками и камышом.

С урочища Шары-куль мы поднялись на возвышенную дресвяную равнину, с которой, благодаря необыкновенно ясной погоде, можно было обозревать отдаленнейшие окрестности. На северо-западе мы ясно различали мощный юго-западный отрог Тарбагатая -- Уркашар, покрытый, как казалось, сплошь снегом, а ближе в той же стороне отчетливо были видны северные оконечности всех трех кряжей Джаира, разделенных широкими долинами.

Высокая равнина, по которой мы шли, прорезается с северо-запада на юго-восток широкой и глубокой балкой ручья Цзерен-булак, покрытой редким тополевым лесом. Перейдя эту балку, мы продолжали путь по дресвяной равнине, подымающейся еще выше над сопредельной юго-восточной ровной же пустыней. Отсюда мы увидели на востоке верстах в восьми от дороги озеро Айрик-нор, к которому высокая равнина, пересекаемая дорогой, опускается медленно, едва заметным склоном. Оно простирается до семи верст в длину, до трех верст в ширину и около 17 верст в окружности. Айрик-нор принимает с северо-запада многоводную речку Орху и не имеет стока. Вода в нем соленая, почему в озере не живут ни рыбы, ни моллюски, но оно замерзает каждую зиму на четыре месяца; солончаковые берега озера плоски и бесплодны. Пройдя верст девять по плато, мы спустились в глубокую и широкую долину речки Орху, окаймленную высокими обрывами. Долина почти повсеместно покрыта камышом, зарослями различных кустарников, а близ речки еще и тополем. На северо-восточной окраине долины, орошаемой речкою Орху, стояло несколько десятков монгольских юрт, около которых мы разбили свой лагерь. В этой долине, среди добродушных торгоутов, нам суждено было провести праздник Рождества в расстоянии всего 120 верст от рубежа родной земли.

От торгоутов, стоявших в долине Орху, я собрал некоторые сведения об окрестной стране. Они подробно описали мне речку Хол, вытекающую из озера Телли-нор, в долине которой ежегодно зимой охотятся на диких верблюдов и куланов, а также озеро Хара-дабасун-нор, отстоящее в двух днях пути к северо-востоку от Телли-нора. О речке же Орху они сообщили, что она берет начало в горном узле Тарбагатая, от которого расходятся хребты Хатын-ула, или Семис-тай, на восток и Уркашар на юго-запад. Сначала Орху течёт на юго-восток, потом на восток и наконец снова в юго-восточном направлении. Она принимает справа приток Мукуртай, образующийся из множества источников на обширном урочище того же названия, лежащем близ северной оконечности главного Джаирского хребта. Местность Мукуртай, обильно орошённая многими источниками и покрытая прекрасной травой, славится во всей окрестной стране наилучшим равнинным пастбищем. На этом урочище, в густых зарослях кустарников, живет много фазанов, не встречающихся уже севернее его нигде в Джунгарии.

В двух днях пути к северо-востоку от озера Айрик-нор лежит обширная и, судя по рассказам торгоутов, весьма низменная солончаковая впадина Кобук-сар, в которой иссякает речка Кобук, текущая с северо-запада, из Тарбагатая. Названная впадина, простирающаяся до 30 верст в длину и до пяти в ширину, довольно обильно орошена пресными истопниками и покрыта зарослями камыша, кустарником, а местами тополем. В ней зимует большая часть торгоутов окрестной страны; в летнее же время она, по причине сильных жаров и появления множества насекомых, изнуряющих скот, остается необитаемою.

На речке Орху мы простились с нашими опутниками-торгоутами, следовавшими с экспедицией с оазиса Са-цзан-цза. Они отправились в свои улусы, на урочище Кобук-сар, до которого от нижней Орху считается два дня пути в северо-восточном направлении по бесплодной пустыне. С той же речки я отправил двух местных торгоутов вперед в Зайсанский пост с извещением о прибытии туда в скором времени экспедиции, для которой просил приготовить квартиру.

26 декабря мы прошли небольшую станцию вверх по долине Орху, которая к северо-западу от ночлежного места внезапно суживается, потом опять расширяется до пяти верст, а речка переходит на юго-западную ее окраину. Переправившись через быструю Орху, которая, несмотря на сильные морозы, была еще во многих местах не покрыта льдом, мы миновали заброшенный китайский форт, занятый зимовками, киргизов. Вокруг него и в окрестностях стояло много киргизских юрт и паслись местами стада.

Долина Орху разделена между зимующими в ней торгоутами и киргизами так, что в нижней ее части, от форта до озера Айрик-нор, стоят торгоуты, а выше форта -- киргизы. Немного ниже этого форта в Орху впадает справа маленькая речка, выходящая из весьма глубокой и узкой балки.

От форта дорога пролегает по лесистой местности долины верст семь до ручья Кендырь-булак, или Улусту-булук (по-монгольски), у которого мы остановились на ночлег. Этот многоводный ручей, составляющийся из многих источников, образует солоноватое озерко Улусту-нор, имеющее около шести верст в окружности и лежащее на северо-восточной окраине долины, близ высокого обрыва. Выше истока Кендырь-булака речка Орху на протяжении верст 40 течёт с запада на восток уже в узкой долине, окаймленной высокими же обрывами.

С ручья экспедиция повернула прямо на север и, пройдя немного по долине, поднялась на ее высокий берег, на котором пересекла низкую насажденную гряду Орхунын-ула. С этой короткой гряды мы спустились на пустынную равнину Сырхын-гоби и следовали по ней до самого вечера.

Названная равнина представляет обширную и весьма плоскую впадину, сообщающуюся на юго-западе посредством широкой лощины, переходящей, повидймому, в балку, с долиной речки Орху. С юга она замкнута помянутой низкой грядой, с востока и запада -- отдельными степными кряжами Хара-сэрке и Арат, а на севере окаймлена отлогим предгорьем хребта Семис-тай, который нам предстояло пересечь.

Последние восемь верст мы прошли по возвышенному плато, покрытому плоскими буграми и изрезанному множеством мелких оврагов. В этой пересеченной местности экспедиция ночевала у источника Толай-булак.

Весь следующий небольшой переход экспедиция сделала по весьма отлогому и пустынному южному предгорью хребта Семис-тай, подымаясь постепенно к его подножью. На пути мы встретили только одну узкую полоску растительности, покрывающей берега ручья Балты-булук.

Достигнув подошвы хребта, мы остановились на ночлег у многоводного ручья Баин-булук. С окрестных высот был ясно виден на востоке отдельный кряж Салбыр, возвышающийся на весьма значительном плоском поднятии, как бы на пьедестале. Хребта же Уркашар, отстоящего, по свидетельству проводников, от ночлежного места в двух днях пути на запад, мы не могли усмотреть.

Подъем на хребет Семис-тай с юга отлог, в особенности на первой половине. Дорога пролегает вверх по узкой долине ручья Баин-булук и в 12 верстах от подошвы хребта восходит на вершину перевала Орылгун-дабан, поднимающегося только на 4 530 футов над уровнем моря. Спуск с перевала гораздо круче и короче подъема: мы быстро сошли по ущелью на предгорье и, пройдя по нему версты три вдоль подножья хребта Семис-тай, спустились в долину речки Кобук. При сильной встречной буре, залеплявшей глаза то снегом, то песком, экспедиция прошла вверх по этой долине верст девять на северо-запад и разбила в ней лагерь для ночлега у источника.

Хребет Семис-тай, или Хатын-ула, как называют его торгоуты, есть восточный отрог Тарбагатай, загибающийся близ своей оконечности к юго-востоку. Южный склон его отлог, а северный очень крут, в особенности западнее перевала Орылгун-дабан, верстах в 15, где хребет достигает наибольшей высоты и падает почти отвесно на север. По причине чрезмерной крутизны северного склона хребта Семис-тай, с него не стекает в речку Кобук ни один постоянный приток, но зато после каждого сильного дождя оттуда, по словам местных торгоутов, несутся стремительные потоки, очень скоро иссякающие по прекращении ливня. Кроме перевала Орылгун-дабан, через Семис-тай ведут еще два прохода -- Мышлетэ и Сы-дабан, отстоящие в 10 и 16 верстах к западу от первого. Оба они имеют очень крутые северные склоны и потому почти вовсе недоступны для караванов.

Верстах в 15 восточнее перевала Орылгун-дабан хребет Семис-тай поворачивает на юго-восток и, пройдя верст 20 в новом направлении, оканчивается на правом берегу речки Кобук. В двух днях пути к юго-востоку от его оконечности лежит помянутая выше солончаковая впадина Кобук-сар, а в расстоянии одного перехода от нее на юг находится соленое озеро Хара-дабасун-нор, питающееся, как выше замечено, по всей вероятности, водами речки Хол, которая теряется близ него в песках.

Сделав большой переход по долине речки Кобук, мы вышли к буддийской кумирне, построенной лет 30 тому назад доргоутским князем Матэнем и носящей в память о нем название его имени. Ныне она запущена и очень редко посещается богомольцами, но в прежнее время при ней жило много лам и существовала библиотека из священных книг на тибетском языке51.

В этот день мы ночевали у самой кумирни Матэня, на высоте около 5 650 футов над морем. Долина Кобука в окрестностях кумирни была покрыта снегом около семи дюймов глубины. Вечером 30 декабря термометр Цельсия показал --27°, а на следующее утро опустился до --40°.

При сильном холоде мы направились на запад, в горы хребта Тарбагатай, сочленяющегося к северо-западу от кумирни с весьма высоким хребтом той же системы -- Сауром, имеющим снеговые вершины. Дорога, ведущая от кумирни Матэня в Зайсанский пост через проход Керген-тас, пересекает Тарбагатай в седловине, к северу от которой этот хребет быстро поднимается, как бы уступом, и примыкает к Сауру52.

Первую половину перехода по горам Тарбагатая мы сделали беспрепятственно, но зато на второй, спустившись в узкую долину речки Цаган-гол, встретили глубокий снег, в котором наши верблюды ежеминутно проваливались, и их приходилось развьючивать, поднимать и потом снова навьючивать. Наконец, выбравшись с большим трудом из глубокого снега, мы остановились ночевать на свободной от него площадке, покрытой хорошим кипцом. Солнце, склонявшееся уже к горизонту, так сильно пекло в этой высокой местности, как на равнинах в апреле, и наши измученные животные, обрадовавшись теплой погоде, весело паслись на тучном лугу.

Утром при морозе в 30° Цельсия мы поднимались постепенно версты три на плоский перевал Керген-тас, возвышающийся на 6 360 футов над морем. На вершине его мы остановились у пограничного знака для определения высоты и с радостным чувством вступили после долгого странствования на родную землю. Окончив наблюдение, мы стали медленно спускаться с перевала и были застигнуты в пути сильной бурей, продолжавшейся до самого вечера. В конце станции, когда мы стали приближаться к Чиликтинскому плоскогорью, ветер дул с такой силой, что верблюды не могли держаться на оледенелой слегка дороге и часто падали.

Изнуренные и сильно прозябшие, с большим трудом дошли мы до барака на Чиликтинском плоскогорье, в котором располагается летом наш передовой отряд.

При таких удручающих условиях пришлось нам провести первый день Нового, 1891, года, бывший вместе с тем днем нашего вступления в родную страну.

Следующий переход мы сделали по междугорному Чиликтинскому плато. После бури день был совершенно тихий, безоблачный и теплый.

Плато повсюду покрыто кипцом и полынью; по сторонам дороги видны были зимовки киргизов и многочисленные стада скота. На ночлег мы расположились в киргизском стойбище, в котором мне с сотрудниками отвели теплую комнату в глиняном домике, убранную коврами и казавшуюся нам роскошным салоном после долгой жизни в открытом поле, в палатке и юрте.

От зимовки мы прошли еще версты три по Чиликтинскому высокому плато, а потом поднялись с него немного по отлогому склону на хребет Манрак, окаймляющий это плато с севера. Спуск с Манрака на север несравненно круче и длиннее подъема с юга. Северный склон хребта покрыт очень хорошей растительностью, в особенности долины и лощины, в которых находилось множество киргизских зимовок и паслись повсюду стада. В одной из лощин мы остановились на ночлег и поместились опять в теплой комнате, убранной еще лучше, чем на предыдущем ночлеге. Поздно вечером приехал из Зайсанского поста приветствовать экспедицию помощник уездного начальника, посещение которого доставило нам большое удовольствие.

Наконец последнюю станцию до Зайсанского поста мы шли сначала по горам Манрака, с которых, благодаря необыкновенно ясной погоде, видели на северо-западе озеро Зайсан, казавшееся с высоты огромным белым овалом, опушенным жёлтой каймой тростника. С предгорья же хребта мы заметили телеграф, направляющийся вдоль большой дороги из поста в Семипалатинск, и с восторгом приветствовали этот первый попавшийся нам на глаза признак цивилизации, связующий отдаленную, глухую окраину нашего отечества с образованным миром.

За три версты от поста экспедицию встретил зайсанский уездный начальник А. К. Линден с представителями населения, почтившего нас своим приветом. Обнявшись со старыми знакомыми и поблагодарив остальных представителей, мы пересели в сани и понеслись в Зайсанский пост; на улицах его по всему пути до отведенной нам квартиры теснились толпы народа, собравшегося посмотреть на приезд своих соотечественников из далекого путешествия по чужим краям.

Так завершилось наше продолжительное странствование по Кашгарии, северной окраине Тибета и Джунгарии, описание которого я оканчиваю этими строками.

ПРИЛОЖЕНИЯ

I. Астрономические наблюдения для определения географического положения мест.

II. Магнитные наблюдения.

III. Барометрические определения высот.

IV. Метеорологические наблюдения вСвязи с расспросными сведениями, собранными от туземцев Восточного Туркестана, о (климате этой страны.

V. Измерение скорости распространения звука в разреженном воздухе на Тибетском нагорье, на высоте около 13 880 футов над уровнем моря и давлении около 0,6 атмосферы.

I

Астрономические наблюдения для определения географического положения мест

Для производства этих наблюдений я имел: 1) пассажный инструмент, приспособленный к наблюдению светил на равных высотах; 2) два столовых и пять карманных хронометров, из которых три были постоянно в работе, а остальные два содержались в запасе; 3) астрономическую трубу Фрауэнгофера с отверстием объектива в 3 дюйма и увеличиванием в 96 раз на прочной металлической треноге и 4) малый универсальный инструмент Брауера с точностью нониусов на обоих кругах в 20".

Пассажный инструмент, служивший для" определения времени и широты, был переделан в механической мастерской Военно-топографического отдела Главного штаба из принадлежавшего мне универсального инструмента Керна. Он имеет ломаную трубу с отверстием объектива 1,7 дюйма, увеличивающую почти в 40 раз, и боковым освещением через горизонтальную ось. Инструмент снабжён вертикальным кругом-искателем с точностью нониусов в 1', а на горизонтальном его круге можно отсчитывать 10". К алидаде вертикального круга припаяна и прикреплена еще винтами медная коробка, в которой находится уровень, замурованный гипсом. Она покрыта сверху стеклянной прямоугольной, равнобедренной призмой, через которую очень удобно отсчитывать показания уровни. Цена одного полуделения этого уровня 284".

По установке алидады вертикального круга-искателя на желаемую высоту она скреплялась с этим кругом нажимным винтом, а потом он поворачивался грубым движением руки так, чтобы алидада с коробкой уровня приняла приблизительно горизонтальное положение. После этого горизонтальная ось инструмента скреплялась нажимным винтом с рычагом, и точное совмещение середины воздушного пузырька уровня с его нулевой чертой производилось уже действием микрометренного винта на этот рычаг.

На диафрагме трубы было натянуто семь горизонтальных нитей в расстояниях от 120" до 160" и две сближенные вертикальные с промежутком 82".

Из пяти рабочих хронометров два шли по звездному времени, а остальные три по среднему, именно:

Столовые -- Pihl No 67 звездный, Tiede No 274 средний

Карманные -- Wiren No 31 звездный, Dent No 6705 средний, Haut No 32 средний

Хронометры сравнивались ежедневно и сверх того перед наблюдением для определения времени и после него. Они хранились в двух ящиках, которые на месте и в пути находились всегда в одном большом ящике, покрытом белым войлочным чехлом, и тщательно предохранялись от пыли. В жаркое время войлочный чехол большого ящика ежедневно три раза -- утром, в полдень и вечером -- слегка смачивался водой. Это неоднократно испытанное мною средство много способствует сохранению постоянства ходов хронометров. В суровое же время я поддерживал постоянство температуры хронометров грелками с теплой водой, которые переменялись от 4 до 6 раз в сутки, смотря по степени холода. При движении экспедиции ящик с хронометрами перевозился постоянно на одном в том же верблюде и укладывался всегда ему на спине. Опыт перевозки хронометров на спине верблюда показал, что равномерное, ритмическое качание спинного хребта этого животного при движении очень мало вредит постоянству их ходов.

Относительные ходы хронометров и согласие по ним долгот ясно показали, что столовые хронометры всегда шли гораздо равномернее карманных. Поэтому при окончательном выводе долгот я придал среднему выводу по всем трем карманным хронометрам одинаковый вес с долготами, полученными по каждому из столовых.

Астрономическая труба Фрауэнгофера употреблялась для наблюдения покрытий неподвижных звезд Луною в затмения первого спутника Юпитера с целью получения из этих последних наблюдений приближённых долгот.

Малый универсальный инструмент Брауера служил для определения астрономических азимутов при производстве магнитных наблюдений, а также измерения углов при проложении небольшой тригонометрической сети треугольников на Тибетском нагорье, в окрестностях озера Даши-куль.

Для определения времени по способу Цингера {Н. Цингер. Об определении времени по соответствующим высотам различных звезд. Приложение к т. XXV Записок Академии наук. СПб., 1874.} я наблюдал пары звезд до четвертой величины включительно, разнящихся своими склонениями не более 2° и притом проходящих через один и тот же альмукантарат близ первого вертикала.

Широты определены также по соответствующим высотам различных звезд, проходивших через общий альмукантарат по одну и ту же сторону меридиана, в расстояниях от 10 до 35° от него {См. Записки Русского Географического общества по Общей географии, т. XVII, No 5, СПб., 1887.}. Прохождение каждой звезды наблюдалось на пяти горизонтальных нитях, а промежутки между прохождениями соответственных звезд допускались не долее 5m. Показания уровня на вертикальном круге-искателе отсчитывались для всякого прохождения.

Долготы большинства пунктов определены перевозкой хронометров, причем опорными точками послужили: город Пржевальск, урочище Тохта-хон, урочище Кара-сай -- пункт на озере Лоб-нор, город Карашар и Зайсан. Долгота Пржевальска переопределена в 1892 г. геодезистом полковником Шмидтом, относительно Верного, имеющего телеграфную долготу.

В нижеследующем списке показаны географические координаты всех 34 определенных мною пунктов в окончательной форме для нанесения на карты и с обозначением мест наблюдений {Показанные в списке координаты относятся к местам наблюдений и не исправлены величинами приведений последнего столбца.}.

Названия пунктов

Широта

Долгота от Гринвича

Места наблюдений

Древнее мусульманское кладбище на левом берегу реки

39°39,5'

78°48,2'

Оконечность мыса.

Город Яркенд

38°24,2'

77°15,6'

Предместье Колкачи, прибл. приведение к ю.-з. воротам города Δφ = + 0,8' и Δλ = +1,1'.

Урочище Тохта-хон

37°6,0'

77°2,3'

Приведение к соединению двух сухих русел вост. и южн. Δφ = +0,05' и Δλ = --0,2'.

Селение Мукойлы

37°32,4'

78°18,6'

Приведение к кладбищу на большой дороге Δφ = 0, Δλ = +0,3'

Селение Пиальма

37°17,7'

79°5,0'

Приведение к крайним южным памятникам кладбища Δφ = -- 0,3', Δλ = +0,2'.

Город Хотан

37°7,4'

79°53,8'

На речке Ильчи, в 116 саж. выше крутого поворота на северо-запад приблизительное приведение к центру города Δφ = +0,1', Δλ = --1,2'.

Селение Чира

36°52,6'

80°44,2'

Мельница Ниаска, приблизительное приведение к середине базара

Δφ = Ц-1,2', Δλ = +0,3'.

Город Керия