На протяжении всего средневековья Армения была ареной кровопролитных войн и опустошительных нашествий. Этим объясняются массовые переселения армян на юг России, на Украину, в Крым, в Галицию.
Особенно усилился поток переселенцев после монгольского нашествия (XIII в.) и во время последовавших затем войн туркменских племен (XIV в.). За период с XIII по XVIII в. на западноукраинских землях возникло свыше 30 армянских поселений.
Основную часть переселенцев составляли купцы и ремесленники, которые обосновались в торгово-ремесленных центрах Юго-Западной Руси—Львове, Каменец-Подольске, Владимире, Галиче, Ярославе и др. Во всех этих городах армяне создали свои общины, которым польские короли, заинтересованные в развитии торговли и ремесла, предоставили право самоуправления.
Особенно большой и богатой была армянская колония города Львова, лежавшего на перекрестке важных торговых путей, которые связывали Восток с Западом. Армяне занимали здесь отдельный квартал, получивший название Армянской улицы. Львов стал также и важнейшим культурным центром армян, поселившихся на землях Западной Украины. Здесь были построены армянские церкви, монастыри, больницы, школа, книгохранилище, типография. Из среды львовских армян выдвинулись ученые и писатели, художники и музыканты[1]
Представителем армянской интеллигенции города Львова в XVII в. был и Симеон дпир Лехаци, автор «Путевых заметок» — интересного источника по истории Османской империи и стран Юго-Восточной и Южной Европы первых трех десятилетий XVII столетия.
Впервые «Путевые заметки» Симеона были опубликованы видным арменоведом Н. Акиняном в печатном органе венской конгрегации мхитаристов — «Андес Амсореа» (1932—1935 гг.). В 1936 г. Н. Акинян издал «Путевые заметки» вместе с «Хроникой» и принадлежащими перу Симеона «Памятными записями» отдельной книгой[2].
Основой для этих публикаций послужила рукопись-автограф Симеона, хранившаяся в библиотеке Львовского университета. В годы второй мировой войны, во время немецкой оккупации, рукопись исчезла. Поиски ее, предпринятые сотрудниками Львовского университета, до сих пор не увенчались успехом. По этой причине для русского перевода «Путевых заметок» было использовано издание Акиняна[3]..
Биографические сведения о Симеоне Лехаци ограничиваются тем, что он сам сообщает о себе в своих «Путевых заметках».
Симеон родился в 1584 г. в небольшом западноукраинском городке Замостье, куда родители его переселились во второй половине XVI в. из Кафы. Несмотря на скромный достаток, они постарались дать сыну образование; закончив курс наук, он получил низшую церковную степень дпира (писца) и дьякона. 20 лет отроду Симеон совершает паломничество к святым местам, которое длилось 12 лет и результатом которого явились его «Путевые заметки». Подробно описывая в «Путевых заметках» все те места, которые он посетил во время своих долголетних странствований, Симеон, по собственному своему признанию, преследовал вполне определенную цель — помочь тем, кто задумает после него совершить подобное путешествие.
Жанр путевых заметок был довольно популярен в средние века. Канвой для произведений такого рода служил обычно маршрут путешествия. По этой канве плелась ткань повествования, узор и окраска которого зависели как от цели путешествия, так и от личности самого автора. В средние века значительная часть таких путешествий совершалась ради паломничества, чем и обусловливалось то преимущественное внимание, которое уделялось описанию святых мест, достопримечательностей, связанных с церковью и религиозными преданиями. В них в большей или меньшей степени, в зависимости от склада ума и характера автора, чувствовалось дыхание повседневной жизни.
Не менее многочисленными были светские путешественники, в частности купцы. Они совершали поездки в торговых целях нередко в самые отдаленные страны и в своих путевых заметках рассказывали о том, что они видели и что было связано с их торговыми операциями.
Сочинения этих путешественников занимают значительное место и в армянской средневековой литературе. К этим авторам относится анонимный автор путеводителя, озаглавленного «Наименования городов индийских и персидских» (XII в.), Мартирос Ерзынкаци, описавший свое путешествие по ряду стран Западной Европы (XV в.), Иоаннес Ахтамарци, посвятивший свое сочинение описанию Абиссинии (XV в.), а также Хачатур Кафаэци, побывавший в Крыму (XVI в.). Памятники, принадлежащие им, характеризуются сжатостью и примитивностью изложения.
Современником Симеона был Августин Баджеци родом из Ернджака. В начале XVII столетия он совершил путешествие по Европе, посетив Московское государство, Польшу, Германию, Испанию, Италию. Свое путешествие он освещает весьма лаконично, останавливаясь несколько подробнее на характеристике некоторых церквей в Риме и Мадриде. Известный интерес представляет описание им насильственного переселения армян в Персию в 1604 г. шахом Аббасом I. В целом небольшое по объему «Путешествие Августина Баджеци» содержит очень мало данных о жизни стран, которые он посетил.
Из преемников Симеона следует упомянуть армянского купца Закарию Акулеци, который во второй половине XVII в. предпринял несколько путешествий в Европу, посетив Венецию, Амстердам и другие европейские города. «Дневник» Закарии содержит преимущественно данные справочного характера (перечисляются пункты, через которые он проезжал, приводятся расстояния между ними, время прибытия и отбытия и т. д.). Это обусловливает его чрезвычайную лаконичность. Содержание «Дневника» определяется торговыми интересами Закарии. Как истый купец, он в основном не выходит за рамки того, что связано с ростом капиталов и прибылью, которую он может получить. Побывав во многих европейских городах, Закария словно и не приметил их, поглощенный своими торговыми делами. Он ни словом не обмолвился ни о политических учреждениях виденных им стран, ни об их нравах и обычаях. Лишь в последней части «Дневника» довольно подробно излагаются события, происходившие в Ереванском ханстве в то время, и лишь потому, что они оказали непосредственное влияние на торговые дела и благосостояние его семьи. Из «Дневника» Закарии Акулеци можно почерпнуть сведения по социально-экономической истории преимущественно Ереванского ханства.
«Путевые заметки» Симеона на фоне средневековой армянской литературы этого периода выделяются и по содержанию и по форме.
Симеон был, несомненно, достаточно начитан в древнеармянской исторической и житийной литературе. «И когда читал я жития отцов [церкви] и повествования историков,—пишет он,—запали в мое сердце желание и страстная любовь, согласно писанию: "Воспламенилось сердце мое во мне, в мыслях моих возгорелся огонь"; поэтому всегда и постоянно пылало мое сердце и томилось нутро мое [желанием] путешествовать и познакомиться с лучшими и неведомыми областями и странами иноверными, а также отправиться в паломничество сперва в святой Иерусалим... оттуда в Муш... затем в великий Рим» (стр. 33).
Несмотря на церковное образование и глубокую религиозность, Симеон обладал довольно широким кругом интересов, терпимостью к чужим верованиям и обычаям и как сын своего времени — эпохи Возрождения, с ее блестящим взлетом науки и искусства, —-умел восторгаться могуществом человеческого разума и красотой его творений. Описывая произведения архитектуры и искусства, он неоднократно восклицает: «Нужна тысяча глаз, чтобы насладиться красотою искусства!» Или:
«И совсем не верится человеку, что она (колонна) установлена не дэвами или великанами, а создана человеком, рожденным из праха». Глава «Об удивительных вещах»—это настоящий гимн талантам и трудолюбию человека. Во время торжественной литургии в соборе св. Петра Симеона привлекает не столько мистическая сущность ритуала, сколько окружающее его великолепие.
Отдавая дань традиционному для книг такого рода описанию религиозных достопримечательностей, Симеон в то же время проявляет необыкновенную любознательность, умение видеть и сравнивать.
Подробное описание многочисленных архитектурных памятников, обычаев, нравов, религиозных обрядов народов, с которыми ему пришлось столкнуться, ценные данные, касающиеся ремесла, торговли и земледелия, — все это сближает его «Путевые заметки» с мемуарами известных европейских путешественников, его современников Тавернье и Делла Балле (первая четверть XVII в.) и путешествовавшего во второй половине XVII в. Д'Арвье[4] которые оставили подробные многотомные описания своих путешествий.
Будучи людьми для своего времени широко образованными, эти авторы в своих мемуарах сочетают описание политических порядков, нравов и быта, исторических памятников стран, в которых они побывали, с экскурсами в область истории, языка и этнографии народов, живших на их территории. Авторы мемуаров — богатые люди, пользующиеся защитой одной из сильнейших европейских держав того времени — Франции. Поэтому они обращают особое внимание на те явления и стороны жизни, которые по той или иной причине могли заинтересовать господствующие классы Франции, а также на экзотику восточной жизни, которая безусловно нравилась читателю.
Симеон оценивает все то, что он видит, с точки зрения представителя низших сословий и национальностей, подвергавшихся в Турции гонениям и преследованиям. В этом и состоит основное и важное отличие «Заметок» Симеона от мемуаров западноевропейских путешественников, и оно придает особую ценность труду Симеона. Если Тавернье, например, объясняет заброшенность и безлюдность целых областей в Азии или «дурным климатом», или тем, что «находятся люди, предпочитающие жить в нищете, вместо того чтобы трудиться», то Симеон причину этого видит во всяческих притеснениях и злоупотреблениях турецких властей. Симеон не стремится поразить воображение читателя, не описывает романтически волнующих приключений, не удивляет своей ученостью. Непосредственно и просто он записывает все, что видит и слышит.
Искренность его повествования, наблюдательность, достоверность приводимых фактов и особое сочувственное отношение к жизни народных масс — несомненное достоинство «Путевых заметок» Симеона.
Свои «Путевые заметки» Симеон писал в пути под непосредственным впечатлением от виденного и слышанного. Сам Симеон, обращаясь к читателю, пишет: «Однако молю вас во время чтения не лениться и не скучать, хуля творение трудов моих, которое я писал, иногда [плывя] на корабле, а иногда сидя на вьючном животном, в гостинице или в хане. Другие [люди] ели и пили и развлекались иными вещами; я же, заботясь об этом деле, стремился закончить предлагаемую книгу» (стр. 142).
Разная степень насыщенности отдельных частей «Заметок» фактическим материалом обусловлена тем, что иногда он записывал свои наблюдения за довольно большой отрезок пути, и поэтому они весьма лаконичны, например, в том случае, когда он перечисляет города, расположенные между двумя пунктами, где ему приходилось жить более продолжительное время; иногда же, когда он надолго задерживался в пути, как, например, в Стамбуле, Риме, Венеции, Каире и других городах, он подробно описывал их достопримечательности, нравы и обычаи жителей, торговлю и ремесло. Окончательная редакция заметок была осуществлена Симеоном уже во Львове, после возвращения из паломничества.
Свое путешествие Симеон начал 15 февраля 1608 г., выехав из Львова и направляясь в Стамбул вместе с молдавскими купцами. Первая часть «Заметок» Симеона, в которой он описывает путь от Львова до Стамбула, по сравнению с дальнейшим изложением относительно кратка. Симеон ограничивается в основном описанием маршрута путешествия: перечисляет пункты, через которые он проезжал, и подсчитывает время, затраченное на переезд из одного пункта в другой.
Проехав через город Снятый, он через 9 дней достигает города Сучавы. Дальнейший путь Симеона лежал через Яш-Базар (Яссы)—Васлов (Васлуй) — Берлат — Галац — Мачин — Харасув — Базарчох! — Брават — Енгикёй — Чанкин — Айдост — Делиорман — Кырккилисе. Симеон потратил на это путешествие семь месяцев. Еще в Яссах он присоединился к отряду, который вез в Стамбул казну — ежегодную дань Валахии и Молдавии султану. Признав свою вассальную зависимость от Турции, Валахия и Молдавия сохранили некоторую независимость во внутренних делах. По свидетельству Симеона, казна отправлялась за счет городов, через которые они проезжали и которые обязаны были обеспечивать охрану, сопровождающую казну, транспортными средствами, продовольствием, а также квартирами.
В сентябре 1608 г. Симеон прибыл в Стамбул, где оставался свыше двух с половиной лет. Симеон подробно описывает архитектурные достопримечательности Стамбула, его рынки, общественные учреждения, нравы и обычаи турок. При этом он проявляет широту взглядов и веротерпимость, отмечая то, что, по его мнению, было хорошего в их обычаях и общественных учреждениях, без предвзятости описывая их религиозные обряды и сравнивая то, что он видел в Стамбуле, с тем, что ему довелось наблюдать в Польше.
В августе 1609 г. Симеон выезжает из Стамбула и как секретарь вардапета Мкртыча Харбердци совершает пушествие вдоль берегов Эгейского и Мраморного морей. Рассказывая о посещениях таких городов, как Бурса, Никея, Тире, Симеон всегда умеет подчеркнуть то главное, что характеризует повседневную жизнь города.
Так, о Никее он пишет, что это город, известный своими фарфоровыми изделиями, а Тире — большой торговый город, где каждый день грузится и отправляется караван, и т. д.
В июле 1611 г. у Симеона появилась возможность поехать в Венецию, а затем в Рим. Он присоединился к большому турецкому каравану, который вез ангорскую шерсть; с ним шли также и армянские купцы. С этим же караваном в Рим направлялся и Закария Ванеци — представитель эчмиадзинского католикоса Мелкиседа и один из видных представителей прокаточеской партии в армянской церкви, который вез дары римскому папе. в рим он ехал под предлогом паломничества Путь каравана пролегал через земли Болгарии, Сербии Боснии», входивших в то время в Румелийский вилайет Османской империи.
Жизнь христианских народов балканских стран, вынужденных терпеть ярмо турецких феодалов, привлекла внимание Симеона. С большой симпатией отзывается Симеон о южно-славянских народах-болгарах, сербах и боснийцах. Христианкое население большей части Болгарии находилось под эгидой греческого патриарха. Как пишет Симеон, «по исповеданию они греки, а их епископ-арианин сидит в Атране». Подвергаясь дискриминации со стороны греческого духовенства, население
Болгарии было в то же время объектом жестокой ассимиляторской политики турецких властей.
Положение крестьянства в балканских государствах находившегося в феодальной кабале и изнывавшего под бременем многочисленных налогов, общее число которых доходило до нескольких десятков, было чрезвычайно тяжелым. Поэтому понятны причины, побуждавшие его принимать мусульманство Говорят,-пишет Симеон,- что как-то прибыли хараджчи, они (болгары) из-за нищеты отреклись от веры, чтобы не платить харадж» (стр. 61).
Однако с точки зрения фискальной переход значительной частя населения Болгарии в мусульманство был невыгоден турецким властям. Вот почему, как пишет Симеон, «хараджчи собравшись вместе справились в Высокую Порту и дали понять хондкару, что боснийцы приняли мусульманство не во имя бога, а из-за хараджа. Тогда царь повелел: "Пусть платят [все], хоть и стали мусульманами, кроме хаджи, которые ходили в Мекку. Увидели они, что и веры лишились и харадж платят, стали тогда ходить из-за хараджа в Мекку. Все они хаджи, среди них очень мало платящих харадж
Мусульманство, его культура и обычаи не пустили глубоких корней в южнославянских народах. Об этом свидетельствует хотя бы то, что население балканских стран сохранило свой родной язык. «Они совсем не знают турецкого языка, но только болгарский», — отмечает Симеон.
Хотя турецкое господство в целом привело к консервации феодальных отношений на Балканах и тормозило экономическое развитие балканских народов, все же некоторые города, расположенные на важных караванных путях, превратились в довольно крупные торгово-ремесленные центры. Такими были, например, города Хулуп, Скуб, Ени-Базар, Босна-Сарай. Находясь в Ени-Базаре, Симеон заметил, что почти все население города и его окрестностей изготовляет замки и скобяные изделия. «Когда бывает базарный день, — пишет он, — их (замки) привозят из каждого села и города и складывают, ибо повсюду [здесь] живут скобяных дел мастера. Приезжают купцы, покупают и развозят их по всему свету, все распродавая» (стр. 61). В описании Симеона перед нами явственно проступают черты рассеянной мануфактуры, которая была характерна для позднего средневековья. Симеон не случайно обратил внимание на это явление. Для экономики Польши XVI—XVII вв. было характерно развитие фольварочно-барщинного хозяйства, производившего продукцию на экспорт, тогда как города и ремесла переживали упадок. Таким образом, в Польше не было условий, благоприятствующих развитию капиталистической мануфактуры. Вот почему Симеон, по-видимому, впервые столкнувшийся с такой формой ремесленного производства, не мог не обратить на нее внимание.
В конце XVI в. ослабление центральной власти в Османской империи привело к усилению произвола местных турецких властей в балканских государствах. Одновременно уже с середины XVI в. усиливается борьба за освобождение от турецкого господства в Болгарии, Сербии, Хорватии, Греции. В западных областях Балкан она продолжается и в первые десятилетия XVII в., несмотря на усилия турецких властей, направленные на подавление этого движения. Большие волнения вспыхнули в начале XVII в. в Боснии. Они были вызваны жестокостью правителя этой области Дели Хасана[5].
Проезжая через Болгарию и Боснию, Симеон неоднократно говорит о возможности нападения на их караван. «На этой дороге, — пишет он, — мы натерпелись страха, ибо бродило много грабителей, которые разоряли те края, сжигали города и села, а иные бросали разрушенными» (стр. 61). Трудно предположить, чтобы шайки грабителей были так многочисленны, что могли разрушать города и села и опустошать целые области. Симеон, разумеется, здесь несколько сгустил краски. По-видимому, это были скрывавшиеся в горах повстанческие отряды местных жителей, которые нападали на всех, кто, как они считали, был в той или иной мере связан с турецкими властями, в том числе и на турецкие караваны.
Хотя эта часть «Заметок» Симеона отличается лаконичностью, тем не менее она дает довольно верное представление о некоторых сторонах жизни балканских народов в начале XVII в.
В октябре 1611 г. Симеон приезжает в Венецию. Красота и великолепие этого города восхищают его. Его интересуют не только прекрасные произведения искусства, но и деловая жизнь города, стоимость товаров, размеры торговых оборотов, численность населения, суд, обычаи и нравы.
Из Венеции Симеон едет в Рим, где остается девять месяцев. Достопримечательностям Рима, его архитектуре, органам управления папского двора, различным формам благотворительности и призрения бедных посвящена значительная часть его «Путевых заметок». Однако следует отметить, что Симеон явно идеализирует итальянскую действительность.
Италия предстала перед Симеоном словно прекрасные декорации с великолепными дворцами и церквами, чудесными произведениями искусства и пышными празднествами, где бурлила разряженная веселая толпа. И он описал все это добросовестно, с чувством искреннего восхищения.
Как известно, римский папа и его прелаты очень далеко ушли от тех идеалов аскетизма, которые были характерны для раннего христианства. Симеон, огорченный тем, что в Турции христиане подвергаются гонениям, усматривал в роскоши и богатстве папского двора торжество христиан, благоволение к ним бога, считая, что это заслуженная награда христианам за их добродетели. А то, что за роскошный образ жизни высшего духовенства и пышный ритуал богослужения трудящиеся расплачивались тяжким трудом, осталось вне поля зрения Симеона, так же как и усиливавшееся обнищание народа, подвергавшегося жесточайшей эксплуатации, и разгул католической реакции.
Однако при внимательном чтении в итальянских декорациях Симеона обнаруживаются прорехи, которых сам Симеон не заметил или, вернее, не осознал.
Симеон не скупится на похвалы, описывая благотворительность папы. Но, говоря о тюрьмах, он сообщает, что в них «бывает много невинных, беспомощных, не знающих языка чужеземцев либо нищих и беззащитных [людей], [не имеющих] ни знакомого, ни [близкого] человека, которые так и остаются в тюрьме, ибо это большая темница наподобие Пападжафара» (стр. 123). Чтобы попасть в громадный госпиталь Сан-Спирито, построенный для больных, нищих, сирот и вдов, надо было идти не к врачу, а к духовному чину — хорепископу, возглавлявшему это учреждение, и, разумеется, дорога туда была открыта только для покорных сынов и дщерей католической церкви. Но Симеону причину этого объяснили иначе, и он принял это объяснение на веру. «Это потому, — пишет он, — что есть много обманщиков, которые привыкли бродить попусту, ни к чему не способны и притворяются больными, чтобы их взяли в больницу и они ели бы даром хлеб и спали бы на мягком матрасе» (стр. 95). В данном случае устами Симеона говорят представители официального, папского Рима.
Заслугой Симеона является то, что при всей кажущейся односторонности и однообразии описаний Рима и Венеции каждый город имеет свое лицо. Венеция, несмотря на экономический упадок, начавшийся в конце XV в., продолжает оставаться довольно крупным центром торговли и ремесла, в частности центром производства стекла, и такой она и предстает из описаний Симеона. Напротив, Рим — ив действительности и у Симеона — город, в котором нет ни развитой мануфактуры, ни торговли.
В Риме Симеон оставался до мая 1612 г. Из Рима он вновь возвращается в Венецию, откуда морем направляется в Измир. Пробыв несколько месяцев в Измире из-за болезни, он лишь весной 1613 г. выехал в Муш через Бурсу—Амасиго—Себастию—Малатию—Харберд—Балу. Затем он завершает путешествие в Иерусалим через Каир — Газу и возвращается через Дамаск—Халеб—Мараш—Кесарию—Анкару—Измир. Таким образом, Симеон действительно объездил всю западную часть Османской империи, и его путевые заметки могут дать довольно полное представление о многих сторонах социально-экономической и политической жизни этого государства.
Значительный интерес представляют описания им таких крупных городов Османской империи, как Каир, Дамаск, Себастия, Кесария и др. Это значительные торгово-ремесленные центры, имеющие нередко свой ярко выраженный экономический профиль, верно подмеченный Симеоном.
Следует отметить, что в торгово-ремесленной жизни городов Османской империи значительную роль играли греческие, армянские, еврейские, славянские и европейские купцы. Симеона, естественно, интересовали в первую очередь армяне, их численность, занятия и положение во всех тех городах и селах, где ему пришлось побывать. В этом отношении «Путевые заметки» Симеона представляют важный источник по истории армянских колоний.
Немало богатых армянских купцов было в таких крупных городах, как Стамбул, Каир, Амид, Халеб. К ним относился и некий ходжа Петик, купец и откупщик в Халебе. «Сей Петик, — пишет Симеон, — был знатным и видным человеком, ибо разъезжал, как паша, [в сопровождении] тридцати-сорока ясахчи, имел янычар и сипахов. Сказали, что он имеет двадцать четыре взятых на откуп дела: комрук, мухтесибство, субашество, ханы, бани и все остальное находится в его руках» (стр.231).
«В Амиде живет тысяча домов армян, все они достопочтенны и живут роскошно».
Говоря о богатых армянских купцах и ходжах Кесарии, Симеон замечает мимоходом: «Однако бедных было больше, все они портные и кафтанчи, других ремесел нет». Вряд ли можно предположить, чтобы положение армянских ремесленников в других городах было лучше, а бедных меньше, чем богатых.
В XVI—XVII вв. на территории Великой Армении еще сохранилось большое число армянских сел. Как сообщает Симеон, от Харберда до реки Евфрат тянулись одни лишь армянские села и от Марзуана и «дальше — все армянские села и города». Таких свидетельств у Симеона много.
Налоги, которые платили армяне-райаты, составляли важную статью доходов турецких и курдских феодалов. Весьма любопытно такое замечание Симеона: за полдня пути до Чапахджура «находились армянские села, которые отстраивались. Сказали, что джалалии их разрушили, а армян разогнали. Ныне сей курдский парон очень любит армян, поэтому он собирает [их]; каждый возвращается на свое место и отстраивается, никого не боясь». Дело здесь, конечно, не в любви курдских феодалов к армянским райатам, а в желании обеспечить регулярные налоговые поступления. О тяжелом налоговом бремени, которое несли армяне, свидетельствуют и данные Шереф-хана Бидлиси, который в своей «Шереф-наме», одном из интереснейших литературных памятников XVI в., пишет:
«Армянские села приблизительно в сто дымов расположены одно подле другого на этой цветущей долине» (речь идет о долине Муша)[6]
Общая сумма налоговых поступлений в виде хараджа и джизьи с этих четырех тысяч армян достигала во времена султана Сулеймана (1520—1566) 1533325 асперов[7]. Говоря о Хнусе и его окрестностях, Шереф-хан отмечает: «Что же касается налогов, которые взимает там казна, то они равны налогам Муша, хотя армян-райатов там меньше»[8]. Автор счел необходимым отметить, по-видимому, необычайный факт, что, несмотря на небольшое число армян, доходы, получаемые с Хнуса, равнялись доходам с Муша.
В тяжелом положении в Османской империи находились не только армяне, но и все трудящиеся массы. На страницах «Путевых заметок» Симеона очень часто встречаются описания произвола и злоупотреблений местных турецких властей. «Повсюду были грабежи, воровство и притеснения», — характеризует он положение в Анатолии. В этой связи он неоднократно упоминает о джалалиях, к которым относится как к разбойникам. Описывая Бурсу, он отмечает: «половина города разрушена, сожжена и опустошена джалалиями» (стр. 54). Вокруг Себастии «большие и расположенные близко села... были разрушены» (стр. 150) и так далее. От Симеона, разумеется, нельзя требовать анализа социального характера и причин повстанческих движений джалалиев. Для нас важно то, что в книге Симеона имеется много ценных данных, свидетельствующих о кризисе социально-экономической и политической жизни Османской империи.
Большой интерес представляют страницы, посвященные описанию Египта и положения феллахов, которые подвергались жестокой эксплуатации как со стороны турецких властей, так и мамлюкских беев, духовенства и прочих феодалов. Бесчисленные подати и налоги вели к упадку экономики страны и катастрофическому обнищанию народных масс.
Хотя страна плодородна и богата, отмечает Симеон, но жители ее, феллахи, «страдают от голода, нищи, жалки, наги. нуждаются в куске хлеба, ибо никогда они не едят досыта даже тяжелый хлеб из отрубей... они трудятся, но не вкушают, засевают, но жнут не для себя и остаются грузчиками, слугами и рабами чужеземных племен» (стр. 183).
Картина нищеты феллахов, нарисованная Симеоном, могла бы показаться преувеличенной, если бы не свидетельства других путешественников, в частности Делла Балле, который посетил Египет в те же годы, что и Симеон. Делла Балле, вообще избегавший говорить на такие темы, делает по этому поводу очень характерное замечание: «Мне пришлось бы говорить слишком много, — пишет он, — если бы я вздумал рассказать вам о нищете и бедности этих простаков, которые, подобно животным, живут в полях под навесом и в шалашах»[9]
Турецкие власти беззастенчиво грабили немногочисленное местное население Палестины. Симеон, говоря о живших в Иерусалиме армянах, коптах и греках, основным занятием которых было ремесло, отмечает, что все они бедны. Делла Балле, описывая красоты природы Вифлеема, мимоходом отмечает: «... бедность и нищета там невообразимые»[10]
Особенно подробно останавливается Симеон на описании Мест паломничества и положения паломников.
Иерусалим с его так называемыми святыми местами служил одним из важнейших источников доходов для местных турецких властей, причем доходы они извлекали с помощью местного христианского духовенства.
«В этих больших местах паломничества, — пишет Симеон, — повсюду после службы должны давать соответственно [возможностям] человека уруп, пара, куруш или золотой».
Чтобы извлечь побольше денег из карманов паломников, местное армянское и греческое духовенство при поддержке турецких властей, имевших здесь свою долю, прибегало к грубому обману. «Это почти невообразимо,—пишет Д'Арвье, — сколько турки извлекают денег из этих народов»[11]
Симеон приводит много фактов подобного грабежа паломников со стороны турецких властей и местного духовенства.
Заметное обезлюдение ряда областей и городов Турции, упадок сельского хозяйства и городов вследствие злоупотребления турецких властей, непрестанных мятежей и неудачных войн — все это в большей или меньшей степени отразилось в книге Симеона.
После двенадцатилетнего паломничества, весной 1619 г., Симеон возвращается в Замостье.
Последняя часть книги Симеона связана с теми событиями, которые разыгрались в 20—30-х гг. XVII в. на территории Западной Украины, входившей в состав Речи Посполитой, и изложена в форме летописи.
Крупнейшее после России в территориальном отношении государство Восточной Европы, Речь Посполитая уже в XVI в. вступила в полосу экономического и политического упадка, особенно усилившегося в XVII в.
Симеон не жалеет красок, чтобы обрисовать разброд и анархию, царившие там. «У них (поляков) нет также добрых дел и достойных похвал порядков и установлении, — пишет он,— но постоянно они заняты пирушками, пьянством, драками и ссорами; военные постоянно оскорбляют и убивают друг друга и других; князья бессильны и беспомощны, будучи слугами вина и чрева своего» (стр. 139).
Национальная торговля и промышленность были развиты слабо. Ремесло и торговля находились преимущественно в руках иностранных купцов и мастеров. По свидетельству Симеона, в Польше евреям «принадлежит вся власть, сбор пошлин, таверны, ханы и гостиницы» (стр. 139). Значительную роль в торгово-ремесленной жизни западноукраинских городов играли также армянские колонии и армянские купцы.
Большое место отводит Симеон описанию города Львова, крупного торгово-ремесленного центра, который вел торговлю со странами Востока, и армянской колонии Львова с ее органами самоуправления. В этом разделе содержится ценный материал по истории армянских колоний на Украине.
Далее Симеон описывает татарские набеги, войны, которые вела Польша с Турцией, Швецией и Московским государством, а также стихийные бедствия, ливни, эпидемии чумы, пожары.
Несмотря на то что факты нередко представлены Симеоном в несколько искаженном виде, отсутствует точная их датировка, временами нарушается хронологическая последовательность событий, «Хроника» представляет известную ценность как свидетельство если не всегда очевидца, то во всяком случае современника этих событий.
«Путевые заметки» Симеона интересны и с точки зрения этнографической. Много внимания уделяет он обычаям, нравам, религиозным обрядам, кушаньям. Живо и непринужденно описывает наш автор пасхальные празднества в Риме, где в соборе св. Петра он видел кукольные представления, а также празднества в честь смены мухтесиба в Каире, прилива нильских вод и отправки шатра на могилу пророка в Мекку. Весьма красочно описание и праздничного выезда султана на богослужение в Софию, сопровождавшего его кортежа, одежд офицеров, янычар и других лиц из свиты султана, наконец одеяния самого султана и убранства его лошади. Симеон знакомит нас также с бытом кочевых арабских племен и туркмен.
«Путевые заметки» Симеона — это не сухой перечень событий, в них чувствуется душа автора, который не остается равнодушным к описываемым им событиям. Внутренний мир Симеона раскрывается в его отношении к тем или иным явлениям и фактам, в его стремлении сравнивать и оценивать их.
Интерес Симеона к положению армян свидетельствует о его патриотизме. Однако он не закрывает глаза на недостатки своих соплеменников, довольно резко и с присущей ему экзальтацией обрушивается на них и отдает должное тому хорошему, что ему пришлось наблюдать у других народов.
Национальные и религиозные симпатии и антипатии Симеона проявляются лишь тогда, когда он сталкивается с фактами религиозных гонений и национального угнетения. Его возмущают унижающие человеческое достоинство христиан, и в частности армян, законы мусульманского права, с особой строгостью проводившиеся в жизнь в центральных областях Малой Азии, в Египте и Палестине. При описании польско-турецких воин и татарских нашествий его симпатии, естественно, на стороне Польши.
Как и всякий исторический источник, тем более средневековый, «Путевые заметки» нуждаются в критическом подходе.
Симеон, получивший религиозное образование, на многое смотрит сквозь призму религиозных представлений, преподносит как вполне достоверные факты рассказы о всяких чудесах, мучениках и пр. Он верит всему, что ему рассказывали его попутчики и случайные знакомые.
Приводимые им данные о численности населения разных народов, численности войск и т. д., конечно, далеки от точности и нуждаются в проверке.
Однако эти недостатки, связанные с особенностями эпохи, в которую жил Симеон, средой и ограниченностью образования, полученного им, не умаляют достоинств его труда.
Правдивое описание того, что автор наблюдал сам, многообразие и разносторонность содержания придают «Путевым заметкам» Симеона особую ценность.
«Путевые заметки» Симеона относятся к числу тех первоисточников, которые оказывают большую помощь исследователям, изучающим историю, культуру и этнографию Османской империи, а также стран Юго-Восточной и Южной Европы первой половины XVII столетия.
Сочинение Симеона написано на среднеармянском языке. Это не классический среднеармянский язык, а живая разговорная речь XVII в., насыщенная простонародными выражениями, а также турецкими, арабскими и персидскими словами. Лишь в некоторых главах язык «Путевых заметок» близок к классическому и изобилует цитатами из Ветхого и Нового заветов, а описание выдержано в торжественно приподнятом тоне. Иногда Симеон прибегает даже к преувеличенному, экзальтированному выражению своих чувств, особенно при описании святых мест. Однако эта экзальтация — лишь форма, сквозь которую очень часто прорываются подлинные чувства Симеона, не восторженного, экзальтированного паломника, а живого, любознательного человека, которому, например, было смертельно скучно в Иерусалиме среди всяческих святынь и который искренне обрадовался приходу паломников, так как они внесли разнообразие в повседневную скуку этого города.
Столь же преувеличенную манеру описания следует отметить и в обрисовке им достоинств и недостатков отдельных народов (см., например, «похвалу франкам», описание феллахов или гневные филиппики против армян).
Изложение Симеона не всегда последовательно. Повествуя о чем-нибудь, он может неожиданно перейти и к предмету, не имеющему к его рассказу никакого отношения. Рассказывая, например, как в Египте очищают питьевую воду, он вдруг вставляет без видимой связи: «Там очень жарко и много блох; из земли изготовляют красивые кувшины» (стр. 171).
Стиль его порой несколько примитивен. Описывая какой-нибудь отрезок своего путешествия, он монотонно повторяет: «оттуда мы поехали.. и оттуда мы поехали...» и т. д. Замечается некоторое однообразие и в выборе сравнений. Так, при оценке произведений искусства Симеон предпочитает сравнение «как живой» или, подчеркивая их красоту, пишет: «Нужна тысяча глаз, чтобы смотреть и наслаждаться красотою искусства!» Эту некоторую примитивность, однообразие мы сохранили и в русском переводе.
В целом языку Симеона свойственна образность, а сравнения его метки. Благодаря этому «Путевые заметки» читаются легко, с интересом.
Перевод «Путевых заметок» на русский язык был сопряжен с трудностями, почти неизбежными при переводе памятников подобного рода. В частности, особенно большую сложность представляли заимствования из турецкого, арабского и персидского языков. В некоторых случаях, когда смысл текста был особенно «темным», мы были вынуждены давать дословный перевод.
В «Путевых заметках» имеются три стихотворения-«плача» Симеона, не отличающиеся особыми художественными достоинствами. Мы дали их почти подстрочный перевод, стараясь по возможности сохранить и рифму.
При переводе «Путевых заметок» нами были опущены глава «Восхваление святых мест», не представляющая интереса по своему содержанию, небольшой отрывок из главы «Симеон в Замостье, 1620—1624 гг.», содержащий одни лишь цитаты из Библии, а также «Памятные записи», опубликованные в качестве приложения к армянскому тексту «Путевых заметок».
В тексте перевода в прямые скобки заключены слова, которых нет в армянском тексте, но которые подразумеваются по смыслу, а в круглые — пояснительные слова. Слова, объясненные в терминологическом словаре, даются курсивом. Географические названия сохранены в той же форме, что и у Симеона. В переводе мы оставили рубрикацию, которую предложил издатель армянского текста «Путевых заметок» Н. Акинян.
К переводу прилагаются комментарии, терминологический словарь, а также указатели. Дается также указатель литературы, которая была использована нами при составлении комментариев.
В заключение считаем долгом выразить искреннюю признательность старшему научному сотруднику Матенадарана Г. Абгаряну, к которому неоднократно мы обращались за советом, а также научному сотруднику Института общественных наук Академии Наук УССР во Львове Я. Р. Дашкевичу, любезно просмотревшему главу «Пожар во Львове 1623 года» и снабдившему ее своими примечаниями.
М. О. Дарбинян