Путь архонта

Глава 18 КАРАТЕЛИ

К тому времени, как Пестрый пробрался мимо огнепадов обратно на улицу Ножей, леди Малис и след простыл. Он немного порыскал по округе в поисках улик, которые могли бы указать, куда она подевалась, но без особого рвения: это выглядело довольно бесплодным занятием. Каким-то образом архонт Ядовитого Языка умела маскировать свои передвижения даже от обладателя столь развитого психического дара, как у Пестрого. Психические нити причин и следствий, которые он мог считать с улицы и ее зданий, были слишком запутаны и травмированы, чтобы из них можно было извлечь какие-то полезные подсказки.

И в этот миг он осознал, что тьма вокруг него сгущается. Он поднял взгляд к небу, где между стенами шпилей, подобных склонам ущелья, виднелись тусклые звезды Илмей, вращающиеся в высоте. Краденые солнца не были затемнены и светили так же, как и раньше. Облака в небесах не отбрасывали тени. Но все же свет вокруг Пестрого как будто потихоньку угасал прямо на его глазах. В воздухе висел странный привкус, как будто морозный ветер дул в Комморру с каких-то далеких загрязненных берегов. Пестрый глубоко вдохнул зловоние, чихнул, высунул язык и скорчил гримасу.

— Ох, как нехорошо, — сказал он в пустоту. — Совсем-совсем нехорошо.

Арлекин стоял без движения и напрягал все свои чувства, вперившись в подкрадывающиеся тени и пытаясь разгадать, что это значит. В фундаментальной структуре реальности, на которой зиждилась Комморра, происходило некое малозаметное изменение, но то, что он чувствовал, не было грубой, яркой энергией варпа. Это было нечто древнее, затхлое, как будто оно лежало нетронутым на протяжении бесчисленных тысяч лет, прежде чем кто-то его побеспокоил, словно застоявшийся воздух мавзолея.

Пестрый подумал, не могло ли это быть воздействие какого-то субцарства. Он начал прогулочным шагом двигаться по улице, насвистывая веселую мелодию, чтобы посмотреть, что удастся на нее выманить. Тени вокруг него быстро становились все гуще, температура неумолимо понижалась. Существовало множество отдельных реальностей, аннексированных Вектом на протяжении веков, чтобы расширить свой вечный город. Большинство субцарств имели собственный, ни на что не похожий характер. Некоторые из них совершенно не соответствовали тому, что, по общепринятому мнению, было нормальным, согласованным порядком существования эльдаров…

Аэлиндрах. Это мог быть только Аэлиндрах.

Пестрый перестал насвистывать. Его сверхтонкие чувства ощущали, что окружающая тьма больше не пуста. Он слышал отдаленный шорох крадущихся шагов, которые скользили по затененным углам вокруг, он обонял запах засохшей крови и старых костей от их оружия, он чуял горстку оскверненных искр жизни, которые приближались к нему с разумами, полными голода и смерти. Дети царства теней, мандрагоры, явились в Комморру целой армией.

Они бросились на него со всех сторон, со свистом рассекая воздух зазубренными клинками, ищущими его жизни. Пестрый высоко подскочил в воздух, чтобы спастись от их натиска, совершил пируэт и резким ударом ноги сломал шею одному из нападающих. Перекувырнувшись, он приземлился между двумя траурными охотниками, взмахнул коротким клинком, вскрыв горло одному, и одновременно ударил кулаком другого. Костяшки его пальцев едва задели угольно-черную кожу мандрагора, но неприметное устройство, закрепленное на запястье, отреагировало на движение тем, что вогнало в грудь врага массу моноволоконной проволоки.

Это оружие называлось «поцелуем арлекина», и этот термин всегда веселил Пестрого своей мрачной иронией — какому-то безымянному шуту смерти на заре времен, несомненно, понравился образ жертв, у которых подгибаются колени от этого ужасающе простого, но смертоносного орудия. Получив удар, мандрагор немедленно рухнул, словно бескостный мешок мяса, в который его, собственно, и превратили раскручивающиеся кольца «поцелуя арлекина».

Пестрый крутанулся и ушел в сторону от зубчатого мачете, которым его попытались рубануть со спины. Мандрагор с кошачьей скоростью оправился от промаха и взметнул клинок вверх, чтобы выпотрошить быстроногого арлекина. Вместо этого нож Пестрого ударом сверху вниз разделил его запястье. Отсеченная кисть упала, веером разбрасывая капли черного ихора, мандрагор схватился за обрубок и зашипел от боли. Быстрее мысли Пестрый повернул клинок и вогнал его острием вверх под подбородок раненого противника.

Новые мандрагоры выпрыгнули из теней на Пестрого с белыми как кость крюками и тесаками, жаждущими его крови. У арлекина мелькнула мысль о продолжении схватки, но потом он осознал, что мандрагор становится все больше и больше. Тени кишели крадущимися силуэтами и иглозубыми оскалами. Пестрый снова подскочил вверх и на сей раз поймал висящую цепь одной рукой, чтобы раскачаться и запрыгнуть на край крыши, покрытой железной чешуей.

Мандрагоры бросились за ним и с впечатляющей быстротой поползли по вертикальным стенам к его насесту. Арлекин разбежался, перемахнул через улицу и начал мчаться по лоскутному одеялу крыш Нижней Комморры, где прыгая, где пробегая по стенам, где карабкаясь, так что мандрагоры не могли за ним угнаться. Пытаясь поймать его, они использовали свои потусторонние способности, перемещаясь из одного угла, где залегли глубокие тени, в другой. Пестрый снова и снова отскакивал от их ловушек и засад, продолжая бегство все выше и ближе к свету.

В конце концов он остановился, чтобы перевести дыхание на маленьком, покрытом медью куполе, залитом тусклым светом Илмей, и обратил взгляд назад, в бездну. Пропасть между шпилями была столь глубока, что обычный наблюдатель почувствовал бы головокружение, но Пестрый его не страшился. Он схватился за шип, торчащий на маковке купола, одной рукой и прикрыл глаза другой, как козырьком. В таком шатком положении он внимательно вглядывался в глубины, ища признаки погони. Пятно тени было пока что далеко внизу, но он видел, что оно неумолимо взбирается вверх. Завихрения и спирали чернильной тьмы распространялись по бокам шпилей, будто изморозь зимой.

— Вот так-то, старый ты Шут, — заметил Пестрый самому себе. — Это, по сути, все еще гражданская война, но теперь я уверен, что покровительствуют ей вовсе не граждане этого города.

И в лучшие времена мандрагоры обладали очень узнаваемой аурой. Они были лишь частично материальны, можно было сказать, что одной ногой они постоянно стояли в царстве теней. Те же, с которыми Пестрый сражался в старом городе, обладали еще кое чем: они источали характерное болезненно-сладковатое зловоние бога Хаоса Нургла, Дедушки Мора, Повелителя Мух, Повелителя Чумы и так далее, и тому подобное. Пестрый блефовал, когда сказал Асдрубаэлю Векту, что вмешательство Нургла — почти стопроцентная вероятность. Его не слишком радовал тот факт, что его мрачное предсказание обернулось реальностью.

Пестрый огляделся по сторонам с высокой крыши. Он далеко поднялся — настолько далеко, что теперь был, пожалуй, где-то на половине высоты одного из тех громадных шпилей, в том месте, где их разделяли похожие на ущелья просторы открытого воздуха шириной в несколько сотен метров. Титанические сооружения были исчерчены линиями ярусов и террас, где раскинулись парки, похожие на дикие леса, и затейливо разбитые сады. С одной стороны он мог различить зеркальную поверхность озера, огибающего бок соседнего шпиля.

И в каждом из этих открытых пространств теснилось эклектическое сборище зданий, борющихся за пространство, словно растения — за солнечный свет. Башни, турели, купола, мезонины, балконы, своды, меньшие шпили, статуи, острые крыши, арки, мосты и лестницы громоздились друг на друга без какого-либо порядка или логики. Огромное множество строений было повреждено Разобщением, некоторые полностью обвалились, оставив рваные раны в городском ландшафте. При всех разрушениях сцена выглядела странно мирной. На террасах не было видно стычек, узкие полосы небес выглядели чистыми, разве что изредка появлялся стремительный гравилет или крылатый бичеватель.

Внимание Пестрого привлекла одна расселина в противоположном шпиле. Из ее глубин сиял холодный голубой свет, который контрастировал со всем остальным вокруг. Маленький арлекин сначала пожал плечами и сказал себе, что при виде столь обширных панорам для разума естественно искать легко различимую точку, чтобы использовать ее как ориентир. Он снова поднял взгляд, надеясь увидеть гигантскую армаду Векта, но обнаружил, что его взгляд все время притягивается к этому голубому огню. В нем было что-то такое, от чего у Пестрого шевелились волосы на затылке, а между лопатками зудело.

— Хорошо, хорошо, — раздраженно пробормотал сам себе арлекин, — красивая голубенькая блестяшка требует внимания. Я все понимаю, но как же удовлетворить эту неистовую страсть, хм? Слишком далеко, чтобы туда перепрыгнуть, так как же бедному артисту утолить свое праздное любопытство?

Он огляделся в поисках способа добраться к противоположному шпилю. Конечно, сальто-пояс позволял перемахнуть через пропасть одним прыжком, но ценой за это была бы значительная потеря высоты. Он бы снова оказался среди извивающихся теней Аэлиндраха и потерял бы из виду свою цель. Судя по всему, через провал когда-то было перекинуто несколько мостов, но в ходе Разобщения они либо обрушились, либо их разбили падающие обломки. Теперь от них остались только обрубки, торчащие из стены шпиля — дороги в никуда.

В некоторых местах над бездной все еще тянулись нити разорванной паутины из цепей и кабелей. Более прочные звенья уцелели благодаря своей естественной гибкости и потенциально могли послужить мостом для Пестрого. Он подпрыгнул вверх, поймал провод, который был по-прежнему туго натянут, и запрыгнул на него. Затем он побежал по колышущемуся шнуру толщиной в палец быстрым и уверенным шагом, над километровой пропастью, алчно зияющей внизу.

Оказавшись недалеко от любопытной, залитой голубым светом щели, Пестрый почувствовал жизненные искры терпеливых часовых, что скрывались среди разрушенных зданий у ее краев. Он осторожно пошел вперед, свободно скользя меж тенями и ступая кружными тропами, чтобы подобраться поближе к тому, что они охраняли. Часовые были кабалитами со спокойными, дисциплинированными умами и, видимо, хорошо устроились на своих позициях, как будто находились тут уже довольно долго. Бдительность кабалитов была неусыпна, но они явно скучали.

Прирожденная пытливость Пестрого и так была возбуждена, но когда он нашел то, что явно заслуживало, чтобы его охраняли, любопытство стало поистине неконтролируемым.

Тихо, как призрак, Пестрый подтянулся на карнизе разбитого окна, чтобы посмотреть на ближайшего кабалита. Он осторожно выждал, пока тот не переведет взгляд в другое место, а потом заглянул внутрь и долго, внимательно смотрел. Он увидел воина в нефритово-зеленых доспехах, носящего символ в виде черной розы, каждый из лепестков которой напоминал лезвие ножа. Спрыгнув вниз, Пестрый исчез из виду и на миг задумался. Если их просто весело поприветствовать, они, скорее всего, откроют огонь. С другой стороны, можно попробовать прокрасться мимо — вряд ли это будет так уж сложно. Проблема в том, что он не знал, к чему он вообще собирается прокрасться, в то время как между ним и выходом окажутся сердитые и вооруженные воины.

Был еще один вариант, и он понравился Пестрому, как только возник в его голове.

Озархилх слегка сменил положение и покрепче перехватил осколочную винтовку. Он уже несколько часов не слышал никаких вестей и начинал гадать, смогла ли вообще Хромис вернуться с Центрального пика. То, что они обнаружили, могло быть настолько важным, что ради его сохранности в тайне стоило бы перебить целый кабал.

И сверху и снизу продолжали прибывать слухи: истории о том, что в Верхней Комморре идут бои между Черным Сердцем и восставшими кабалами, которыми руководит Ниос Иллитиан, панические сообщения, что нижний город захвачен мандрагорами или еще кем похуже, новости о поднятии внутренних преград, которые отрезали целые районы, известия о том, что беглые рабы захватили один из портов, предположения, что верховный властелин сошел с ума, или был сожран демонами, или вообще сбежал из города.

Самый безумный слух, который Озархилху довелось лично слышать, говорил, что сам Эль'Уриак восстал из могилы в Шаа-Доме, чтобы обрушить возмездие на город, который погубил его… хотя, по правде говоря, уже ничто не казалось абсолютно невозможным. Пока вокруг творилось такое, они просто торчали возле вскрытого хранилища, словно кучка дураков, только и ждущих, пока их кто-нибудь не перестреляет. Архонта было не видать, и они все чаще ворчали, что пора бы собрать вещи и переместиться в какое-нибудь место, где проще было бы обороняться, пока все это не приутихнет.

— Неплохая идея, — заявил чей-то веселый голос из-за его спины. — В Темном Городе сейчас поистине интересные времена.

Со скоростью бросающейся змеи Озархилх развернулся и вскинул винтовку. Он успел мельком увидеть невысокую фигуру в сером, которая сидела на корточках на куске обломков позади него. Потом винтовка исчезла из его рук и с ошеломительной силой врезалась ему в лоб. Земля как будто покачнулась под ногами, и он рухнул на спину. Некая исполнительная, но невероятно медлительная часть его мозга попыталась привести в действие руки и выцарапать пистолет из кобуры. Как только оружие покинуло свое вместилище, серая фигура небрежным пинком отбросила его в сторону, а затем, когда Озархилх попытался подняться, опустила на его грудь элегантно заостренную туфлю.

— Пожалуйста, не надо ради меня вставать, — с улыбкой заговорил незнакомец. Его тон звучал жизнерадостно. — Я бы предпочел, чтобы мы просто поговорили — ты ведь не возражаешь?

— Рзевия! Комарч! — завопил Озархилх. — На нас напали!

Фигура в сером с любопытством наблюдала за ним. Кабалит теперь видел, что на ней была архаичная одежда и полумаска-домино, не скрывающая широкую дружелюбную улыбку. Он попытался резко рвануться вверх, чтобы сбить противника с ног. С тем же успехом он мог бы попытаться скинуть со своей груди нейтронную звезду.

— Боюсь, твои друзья тебя не слышат, — печально сказал незнакомец. — Они тут малость прикорнули. Я… э… кое-что сделал с вашей связью, так что мы с тобой, по сути, наедине. Можешь кричать на здоровье, если тебе так удобнее, но я должен предупредить, что это может привлечь нечто еще менее желанное, чем мое присутствие.

— Кто ты такой? Чего тебе надо? — разъяренно прорычал Озархилх.

— Вот, верный настрой! Задаешь правильные вопросы! Теперь успокойся, и сможешь сам додуматься до ответов. Я подброшу тебе подсказок, и мы сыграем в небольшую игру — ну разве это не весело? Давай начнем с «кто я такой». Вот тебе подсказка: ты думаешь, я из Комморры?

— Нет… — признал Озархилх. Комморрит уже бы с ним расправился или, по крайней мере, начал пытать, чтобы добиться ответов, которые явно хотел получить этот чужак. Он снова посмотрел на его облачение и понял, что казавшаяся серой ткань на самом деле была густо усеяна черными и белыми ромбами. Полумаска и улыбка выцепили из памяти воспоминание о чужестранцах, о замысловатых танцах, об артистах-акробатах, окутанных загадками и овеянных пугающими легендами, несмотря на их, казалось бы, безобидное ремесло.

— Ты — арлекин, — с презрением заключил Озархилх.

— Верно! Я арлекин, но ты можешь звать меня Пестрым, — взахлеб затараторил собеседник. — Прекрасно! Видишь, как хорошо тебе это удается? Теперь, что касается вопроса номер два, тут все куда сложнее. «Чего я хочу?» Ну что ж, это может включать в себя массу разных вещей: мир, процветание, любовь, смех и покой, в котором ими следует наслаждаться. Всевозможные вещи! Нет, я думаю, что по справедливости нам надо бы ограничить себя вопросом «Чего я хочу прямо сейчас?», как ты думаешь?

Озархилх лишь свирепо уставился на него в ответ. Он не собирался и дальше играть в игру этого клоуна. Этот Пестрый тип мог заявиться сюда только из-за хранилища, и именно от таких посягателей они и должны были защищать это место по приказу Хромис. Он уже мог попрощаться с жизнью — что арлекин, что архонт без всяких колебаний отняли бы ее, удовлетворив свое любопытство.

Арлекин нахмурился и ответил на невысказанные мысли Озархилха:

— Вовсе нет — думай яснее. Мы оба на одной стороне, иначе я, согласно твоему мировоззрению, просто подверг бы тебя пыткам и убил, чтобы получить то, что мне нужно. Давай-ка дам тебе еще одну подсказку: как ты думаешь, разве чужаку вроде меня разрешили бы просто так свободно гулять по городу во время Разобщения? Кто бы мог принять такое решение?

Когда Озархилх понял, что подразумевает арлекин, он почувствовал, что его кожа вдруг стала холодной и липкой. Никто в городе не имел власти, чтобы позволить нечто подобное — только сам Асдрубаэль Вект.

— Ты — агент верховного властелина? — со страхом прошептал он.

— Ты это сказал, не я, — со зловредной улыбкой ответил Пестрый, — но это, как ни крути, нарушение правил. В нашей маленькой игре я должен задавать вопросы, так что давай попробуем снова.

Невысокая фигура наклонилась к уху Озархилха и прошептала:

— Чего я хочу?

— Ты пришел, чтобы проверить содержимое хранилища, — дрожащим голосом сказал Озархилх. — Ты хочешь знать, был ли тут кто-то еще, или знает ли кто-то, что происходит. Но это не так, поблизости нет ничего живого — для гарантии мы выпустили нервный газ. С летунами мы ничего не смогли поделать, но они, кажется, пока ничего не заметили.

Он слышал, что запинается. Простого упоминания Векта было достаточно, чтобы лишить его всей отваги. Хромис похвалялась, что разговаривала с верховным властелином один на один, когда получала приказы на Центральном пике, но Озархилх ей тогда на самом деле не поверил. Теперь же он верил ее словам, потому что вдруг оказалось, что они, судя по всему, по грудь увязли в одной из интриг Векта. Это могло означать, что кабал Обсидиановой Розы ждет грандиозное возвышение, или же, с той же вероятностью, сулило катастрофу.

Пестрый наблюдал за ним, склонив голову набок, как будто прислушивался. Видимо, он принял решение и убрал ногу с груди Озархилха, после чего протянул обратно его винтовку.

— Покажи мне, — сказал Пестрый.

Озархилх быстро поднялся и дернулся было навести винтовку на Пестрого, но, подумав получше, оставил оружие висеть на боку.

— Вон там можно легко спуститься, — сказал он, указывая пальцем. — Но я ни за что на свете не вернусь в хранилище. Слишком много привидений.

Пестрый сделал несчастное лицо и бросил на Озархилха скорбный умоляющий взгляд. За дешевым переигрыванием Озархилх увидел намек, что арлекин хочет, чтобы он шел вместе с ним, если не желает поплатиться за отказ.

— Ладно! Ладно! — раздраженно выкрикнул Озархилх и повел его вниз по тропе, которую они пробили сквозь обломки, когда нашли это место.

Пестрый проследовал за воином-кабалитом по узкой тропе, которая вела вглубь развалин. Они оказались на вершине неровного склона, состоящего из обрушившегося камня и перекрученного металла. На дне склона горел насыщенный голубой свет, от которого навстречу тянулись длинные, резко очерченные тени. Пестрый разглядел сквозь сияние громадную металлическую руку, наполовину погребенную в обломках. Рука была отбита в запястье и, похоже, сжимала рукоять гигантского меча.

— Мы так поняли, что это с той статуи архонта Хиюрларкса на шпиле Красного ворона, — пояснил кабалит. — Не уверен, вся ли она свалилась или только эта часть. Так или иначе, Белиан Хиюрларкс посмеялся бы, если б увидел, какие разрушения он здесь натворил.

Испустив страдальческий вздох, кабалит начал пробираться вниз по склону. Титаническая деталь разбившейся статуи пробороздила рваную рану среди строений города — больше ста метров глубиной едва не вдвое длиннее. На противоположном склоне Пестрый видел разоренные комнаты и рассеченные коридоры, которые так и остались открыты воздуху после крушения.

Пестрый начал было идти за воином, но на миг замедлился, почуяв неспокойных духов в глубине разлома. После практически полной психической тишины в Комморре, среди замкнутых умов ее обитателей, этот низкий болезненный стон был совершенно неожиданным. Не вой демонов, не гудение хищников, рожденных в пустоте — это было страдание измученных эльдарских душ. Пестрый потряс головой и собрал в кулак свою храбрость. В свое время он испытывал вещи куда пострашнее. Теперь он был абсолютно твердо намерен выяснить, что же такое охраняли кабалиты.

Когда они добрались до дна пропасти, Пестрый смог разглядеть, откуда именно исходил свет. В одном из ее концов возвышалась пара невероятно толстых и тяжелых дверей, которые запирал круглый магнитный замковый механизм. Он находился прилично выше небольшого роста арлекина, даже если бы тот встал на цыпочки. Упав, громадный меч архонта Хиюрларкса прошелся всего в одной ширине ладони от левого края тяжелых дверей. От удара в стене подземелья открылась трещина, и голубой свет лился из нее.

— Просто неудачное совпадение, — с беспокойством в голосе сказал кабалит. — Если бы меч рухнул не острием вниз, то даже не оцарапал бы стены. Они сделаны из какого-то серьезного материала — из такого крепость можно строить — но ты, наверное, в этом больше понимаешь, чем я.

Пестрый многозначительно улыбнулся и передвинулся, чтобы заглянуть внутрь. Синий свет казался всепроникающим, будто его источал самый воздух. Пол скрывался под низко стелющейся дымкой, которая изливалась из трещины длинными размытыми полосами. Арлекин разглядел внутри силуэты каких-то гигантских фигур с плавно изгибающимися конечностями и металлически поблескивающей поверхностью.

— О боги, нет, — в ужасе прошептал Пестрый. — Этого не может быть.

Фигуры имели характерные гладкие очертания призрачных стражей и призрачных повелителей — охранных конструкций, которые создавались и оживлялись эльдарами искусственных миров, чтобы вмещать в себя души умерших. Пестрый как во сне протиснулся сквозь трещину в стене. Когда плененные в машинах души почувствовали его присутствие, гул скорбных мысленных голосов стал более лихорадочным. Пестрый решительно старался вытеснить их из своей головы.

Приглядевшись, он понял, что механизмы не были призрачной стражей искусственных миров. Они во многом походили на них в эстетическом плане, но, несомненно, были сконструированы руками комморритов. Обычные для искусственных миров тонкие и гладкие очертания были утяжелены массой дополнительной брони и вооружения. У многих были удалены некоторые из длинных конечностей, чтобы они оставались быстрыми и поворотливыми, несмотря на добавочный груз из клинков и энергетических излучателей. Их традиционно эльдарские компактные формы были принесены в жертву большей мощности. Эти комморритские копии как будто во всем брали за основу изначальный дизайн и делали его более агрессивным и напряженным.

Машины были сконструированы из призрачной кости и иных психопластических материалов, какие скорее можно было ожидать увидеть на искусственном мире. Темные сородичи не обладали умением создавать призрачную кость и имели ограниченные способности к приданию ей формы. Однако уникальные свойства этих материалов делали их весьма ценными для комморритов. Каждый кусок призрачной кости, пошедшей на создание этих механизмов, мог быть лишь похищен с искусственного мира или из самой Паутины. Содержимое подземелья представляло собой невообразимую гору награбленного богатства, но не это потрясло Пестрого больше всего.

В панцири конструкций были встроены гроздья камней духа. Каждая из боевых машин была снабжена дюжиной, а то и больше, сияющих самоцветов, утопленных в их блестящих металлических телах вокруг лбов и плеч. Пестрый знал, что в каждом из таких камней находится душа, пойманная в момент смерти, чтобы уберечь ее от хватки Той, что Жаждет. Это означало, что их самым мерзостным образом похитили из места упокоения, что было даже хуже, чем разграбление могил — это было самым настоящим порабощением мертвых.

Конечно, имелись прецеденты подобного, ведь камни духа считались в Комморре редким и ценным товаром, как и призрачная кость. Их крали, их собирали, из-за них сражались, из них делали психически заряженные артефакты, которые комморриты не умели создавать как-то иначе.

— Сколько… сколько их здесь? — оторопело спросил арлекин. Ряды блестящих конструкций тянулись далеко в глубины подземелья. Боевые машины, находившиеся ближе всего к поврежденной стене, где он сейчас стоял, упали от удара и теперь лежали беспорядочной кучей, из которой торчали изогнутые ноги и орудия. Голубой свет и дымка не давали разглядеть, сколько их еще стоит дальше. Возможно, их там были сотни или даже тысячи.

Вопрос Пестрого не получил ответа. Он осознал, что кабалит не стал входить внутрь, и снаружи его уже не было видно. Пестрый помотал головой, пытаясь удержать в стороне настойчивые и болезненные голоса мертвых, чтобы сохранить мышление ясным. Сокрушительная правда заключалась в том, что он ничего не мог сделать, чтобы помочь пленным духам. Даже заполнив все карманы, он не высвободил и тысячной доли камней душ, и кабалиты, разумеется, не дали бы ему уйти и с такой малой толикой всего этого богатства.

Пестрого вдруг осенило воспоминание о том, что сказала ему леди Малис во время поединка под огненными каскадами: «Асдрубаэль Вект неравнодушен к оружию. И более всего он любит оружие неожиданное, опустошительное, непреодолимое».

Оружие. Боевые конструкции, выстроившиеся перед ним (Пестрый отказывался думать об этих извращенных пародиях как о призрачных стражах), несомненно, стали бы неожиданными и опустошительными. Многие орудия комморритов были бесполезны против врагов, которые не истекали кровью и не чувствовали ни боли, ни страха.

Пятясь, Пестрый покинул залитый голубым светом склеп, чувствуя себя очень одиноким и очень трусливым. Перед ним была чудовищная несправедливость, но он не мог — не смел — ничего сделать, чтобы хотя бы попытаться ее исправить. К своему удивлению, он обнаружил, что кабалит все еще ждет его снаружи. По выражению глаз воина Пестрый понял, что храбрость его подвела и что он не смог проследовать за арлекином внутрь.

— Сколько их? — снова спросил Пестрый, не чувствуя слов. Это было все, о чем он мог подумать, слишком ошеломленный скорбью от того, что увидел. Кабалит, видимо, неправильно понял вопрос.

— По меньшей мере двадцать, — сказал он. — На нижних ярусах откапывают и другие. Большая часть тех, что здесь, наверху, сохранилась в целости, поэтому мы с ними быстрее разобрались.

— Двадцать? — недоуменно переспросил Пестрый. В подземелье было куда больше двадцати конструкций.

— Двадцать подземелий — ну, то есть, включая и это.

Пестрый сморгнул и несколько раз прочистил горло, переваривая новость.

— Ты знаешь, что в них хранится? — наконец спросил он.

— Да, конечно, это Каратели Векта, — уверенно ответил кабалит. — Никто уже сто лет не видел даже одного из них. Кто бы подумал, что все это время они были прямо здесь, в городе? Да еще и такая прорва…

Кабалит улыбнулся, и Пестрый ощутил острое желание прикончить его за это. Глупый самодовольный ребенок, столь наслаждающийся своей жестокостью, заслуживал того, чтобы его стерли с лица бытия. Арлекин быстро шагнул вперед, но успел подавить свое желание. Кабалит отшатнулся, а затем с вызовом уставился на него в ответ.

— Мы сделали то, что приказал верховный властелин, мы выполнили свою задачу! — ощерился он. — Если тебе это не нравится — иди поговори с Вектом!

— Может быть, я так и сделаю, — ледяным тоном ответил Пестрый. — Теперь скажи мне точно, откуда они все взялись?

Кабалит с растерянным видом оглянулся на вход в подземелье.

— Откуда мне знать? С искусственных миров? Немало ж надо было их пограбить, чтобы собрать все эти машины.

Пестрый почувствовал желчный вкус во рту от этой мысли. Он вспомнил мертвые искусственные миры, дрейфующие в пустоте, лишенные душ, когда-то переполнявших их бесконечные циклы. Он вспомнил ужасающие акты возмездия, которые предпринимались против тех, кто совершил столь отвратительные злодеяния, но наказать не значило предотвратить, и наказать можно было не каждое преступление. На протяжении тысяч лет темные эльдары охотились на своих сородичей точно так же, как охотились на всех остальных живых существ в Галактике. Асдрубаэль Вект собрал плоды их трудов и превратил их в оружие, чтобы удерживать под контролем свой собственный народ.

Вект.

Всегда Вект.

Прежде Пестрый чувствовал, что начинает понимать великого тирана, пусть хотя бы немного, и, возможно, даже ощущал неуловимое уважение к той абсолютной уверенности в себе, которую демонстрировал Вект. Не он нуждался в городе, но город несомненно нуждался в нем, чтобы продолжать свое существование. Не будь Векта, Хаос и катастрофы давным-давно бы поглотили Комморру. Она жила благодаря его власти, с этим нельзя было поспорить, но в этот миг Пестрый не мог чувствовать к нему ничего, кроме ненависти.

— Я должен идти, — сказал Пестрый. — Я…

Речь арлекина прервалась оглушительным шумом из подземелья. От серии громких звуков, похожих на взрывы, он дернулся и резко развернулся, ожидая увидеть перестрелку. Но вместо этого оказалось, что громадный замковый механизм, запирающий двери подземелья, начал поворачиваться. Пыль сыпалась с его концентрических колец, пока те вставали в нужное положение, издавая отдающийся эхом металлический грохот. Пестрый повернулся обратно к кабалиту и выкрикнул одно-единственное слово, перекрывая шум:

— Беги!