Путь к Босфору, или «Флейта» для «Императрицы»

ГЛАВА 5. ГРАФСКОЕ ГНЕЗДО С КРЫЛЬЯМИ

Курляндия. Тыловой госпиталь в Обертау

– А чья мыза-то? – поинтересовался Кирилл, спускаясь по вытертым мраморным ступеням усадьбы.

– Ка-акой… – с запинкой начал брат, но в силу устоявшейся привычки Арина, та самая «командорская внучка», что вывезла Вадима на лечение из Севастополя, закончила за него:

– Какие-то остзейские графья. Последний хозяин, кажется, молодой. Сейчас где-то на фронте. Ой, прости, – спохватилась она, погладив ладонью по серой щеке Вадима.

Сама же чуть ли не заставляла его бороться с остаточным последствием контузии, – говорить. Говорить, несмотря на то, что первоначальное глухонемое мычание, в котором едва можно было угадать слова, переросло в стойкое заикание, которого Вадим стеснялся, как выпускник прогимназии в новых старших классах.

– А этот граф? – понятливо улыбнулся в усы Кирилл. – Он, часом, не авиатор?

Вопрос был закономерен.

Если на парадной лестнице усадьбы сумрачно глядели на незваных гостей яблоки-медальоны с генеалогического древа старинной фамилии – парадные портреты, начиная с 1550-го, – то уже в вестибюле, в ногу со временем, всё больше были фотографии. По-немецки большие, как иная картина, но вполне жанровые.

Тут молодцеватый усач с острой бородкой барона Мюнхгаузена – и впрямь, «Гаузен», прочитал на медной табличке Кирилл, – скалит молодые здоровые зубы, чуть ли не прямо под совиными глазами авиаторских очков, в шлеме, педантично застёгнутом на все пуговички, затянутом на все ремешки. Скалится, сидя в одноместном гнезде «фармана», на ажурной раме фюзеляжа. Тут он же, но уже на крыле «фармана», с цирковой лихостью ухватившись за расчалки биплана. И, наконец, в знакомой Кириллу форме русского добровольческого авиаотряда, – то бишь если бы не коричневый горшок на голове – кожаный шлем с огромной «мухой», как тогда ещё, в 13-м, прозвали державного орла со шпагой и пропеллером. Типичный болгарский офицер: английский френч при турецких шароварах, на лицо вот только не очень на южанина похож.

Балканская война.

Так, должно быть, домой и не возвращался с тех пор, судя…

– Тут даже аэроплан его гниёт да разваливается до сих пор, в амбаре, на попятном дворе, – кстати заметила Арина.

– Что, правда? – оживился Кирилл едва ли с меньшим энтузиазмом, чем тогда, когда нашёл на завалинке прачечной, позади усадьбы, брата. – Идёмте, идёмте же взглянем!

Лейтенант Императорского воздушного флота тотчас стал похож на только что пришпиленное булавкой насекомое. Вроде бы оставался на месте, памятуя, что сам же и потащил брата с его спутницей в заброшенный регулярный парк усадьбы «немедленно заняться лечебной гимнастикой, и да-да, осмотреть достопримечательности», – но теперь, искушённый куда более привлекательными руинами аэроплана, как будто весь задёргался.

– Мало вы на них насмотрелись? – со смешливым удивлением возразила Арина, но, перехватив взгляд Вадима, сменила тон: – Смотрю, вы как те наши мальчишки – пока не напрыгаетесь на сиденье, пукая губами… – девушка с детской серьёзностью изобразила нечто, отдалённо напоминающее стрекот мотора.

– Вот именно! – обрадовался Кирилл. – Слетаем к Глаше в Питер, и к обеду будем!

Он даже залихватски подкрутил уголки своих «британских» усиков, будто уже репетируя бравое появление перед домохозяйкой Глашей для рапорта.

– Да как же вы слетаете? – облизнув натруженные губы, недоверчиво нахмурилась Арина. – Он там весь плесенью зарос?

– Вот как вы показали, так и слетаем, – как ни в чём ни бывало, подтвердил Кирилл. – Я буду пилот, а Вадим будет мотор, он для этого превосходно заикается. Вадюша, скажи «П»? П… П?..

– Пошёл к чёрту, – с неожиданной лёгкостью произнёс контуженый.

– Ну, ничего, как-нибудь, – подхватил брата под локоть Кирилл.

– Идите вы оба, – запинаясь на смех, отмахнулась Арина. – Сама гулять пойду, а то у меня потом дежурство.

– Что там Ва… вэ?.. – закивал куда-то за спину Кирилла Вадим, когда они остались вдвоём на мощёной тропинке парка.

– Ваше Величество? – обернувшись в сторону станции, по-своему сообразил брат. – Что ему сделается? Здравствует да царствует. Одно слово: «Да здравствует!»

– Д-дэ… Да ну его, – с досадой отмахнулся Вадим, беря брата под локоть. – Как Вэ… Васька как?

Они двинулись в обратную сторону. Кирилл нахмурился, поджал фамильно-пухлые губы и, внимательно посмотрев на брата покачал головой:

– С тех пор, как чемодан его привёз посыльный из «бюро находок» – ничего. Ни слуху ни духу.

Вадим кивнул.

– Сам знаешь, сейчас такое на дорогах творится… – махнув рукой, добавил Кирилл.

Привычки утешать друг друга у братьев не было. Всю жизнь диспозиция «старший и младший» была для них только поводом выяснения, и не столько первенства, сколько большего мужества, – когда синяки не в жалость, а в гордость, а ватка с зелёнкой: «Ну, maman, что вы мне как маленькому?» – унизительна и повод к братнему злорадству.

– На дорогах неразбериха, жандармы мобилизованы в караул, разбой процветает… – продолжил было Иванов-второй, но первый выразительно отмахнулся.

Кирилл улыбнулся. Кривовато, судя по усикам, но всё-таки:

– Да, и я того же мнения. На фронт бежал подлец. Решил небось, что во всю войну ему дальше Маркизовой лужи походов не видать, вот и подался в действующую армию.

Вадим энергично закивал, соглашаясь.

Кивнул и Кирилл:

– Все бегут. И с конюшен, и с дворцов. Даже с благородных пансионов переодетые девицы, как в восемьсот двенадцатом. Да я бы и сам побёг на его месте, ей-богу.

Вадим снова закивал, но будто бы перебил сам себя, учительски подняв палец и с карикатурной строгостью сведя брови:

– Фэ… Фролов?

– Начальник курсов? – догадался Кирилл. – Отец созванивался, и тот успокоил его, что до выяснения всех обстоятельств ни об отчислении из гардемаринских классов, ни об объявлении дезертиром Василия – речи не идёт. И идти не может, – добавил он выразительно.

На что Вадим не менее выразительно перекрестился:

– Сэ… Слава Богу.

– Аминь, – легко согласился брат. – Это бы Ваську куда больше расстроило, чем даже пуля в задницу.

Вадим протестующее поморщился.

– Дэ… дай Бог, чтобы в… вэ… – и снова привлёк внимание брата, потянув с вопросительной гримасой за локоть: – А что Цэ… Царь, в самом деле? Кэ… Как?

– Да, молодцом, как для нынешних обстоятельств, – Кирилл пожал плечами.

Они вошли под каменную арку с мимом в замковом камне.

– Хотя, правду сказать, по нему не скажешь, чтобы «аж». С лица спал. Под глазами тени, хоть икону пиши. Оно и понятно, беспокоится. Вот, о довольствии спрашивал…

Кирилл закатил глаза, придав лицу известное портретно-постное благообразие и, дав понять тем самым, что теперь перед Вадимом «Сам», спросил, будто вспомнил нечто важное:

– А что, шоколад вам горький поставляют, от «Крафта»? Или «Абрикосовский»?..

И, тронув брата за рукав госпитального халата, добавил почти шёпотом, словно опасаясь строгости «дядьки» гофмейстера:

– Я распорядился, чтобы от «Крафта».

Вадим, смотревший всю эту пантомиму с лёгким недоумением, в конце фыркнул:

– П…. п….

– И я того же мнения, – быстро согласился Кирилл.

– Провокатор, – собравшись с духом, поправил его брат, но, впрочем, уже не был услышан: тем временем они прошли разъезженный, засеянный соломой попятный двор.

Протолкались среди обычной его суеты, среди обозных подвод и заляпанных санитарных фургонов. Подошли к осевшему амбару, из распахнутых ворот которого виднелся почти заложенный подопревшим сеном аэроплан.

– Ба, так это же родной брат того пернатого вредителя, что вам тут житья не даёт! – непонятно чему обрадовался лейтенант Императорского воздушного флота.

– М… младший, – скептически скривился лейтенант флота военно-морского.

– Да нет, как раз таки, – ничуть не унывая, схватился Кирилл за покосившееся полотно дощатых ворот. – Старший.

И добавил, кряхтя от усилия:

– Ста-арший. – Ворота, вторя авиатору, натужно заскрипели, поддаваясь: – …И преизрядно.

Переговоры «наверху»

Петроград. Кабинет министра иностранных дел С. Д. Сазонова

В кабинет министра иностранных дел Алексей Иванович, статский советник, вошёл без доклада, не задерживаясь в приёмной, только поздоровавшись по-французски с вторым секретарем посольства Мориса Палеолога, который ожидал очереди, коротая время за светским разговором с помощником министра.

В кабинете, аккуратно сидя на краешке кресла, уже достаточно долго – судя по выражению лица Сазонова, – пребывал румынский посланник.

Министр обменялся взглядами с руководителем политической разведки и поднялся из-за стола, сообщив румыну, что аудиенция закончена.

– Срочные новости? – спросил Сазонов, когда посланник, произнеся всё, что положено по дипломатическому ритуалу и получив заверение как в скорейшем информировании государя, так и скорой новой аудиенции, удалился.

– Да, и не предназначенные для посторонних.

– Впрочем, что это я? – усмехнулся Сергей Дмитриевич. – Если вы вот так удостаиваете меня своим визитом, значит, новости того стоят и конфиденциальность предполагается. Откуда на этот раз?

– Из Лондона. Заседание Кабинета министров от 9 ноября. Присутствовали не все, но ключевые фигуры были: Ллойд Джордж, Грей, Черчилль, ну и, конечно, проведено под председательством Асквита. Докладчиком по первому вопросу был Герберт Самюэль и, как вы понимаете, где он, там и еврейский вопрос.

– А второй вопрос – я так понимаю, вы из-за него поторопились?

– Да, расчленение Османской империи, плюс, конечно, судьба проливов.

– Вот как? В передовице «Таймс» об этом ни слова… – Министр чуть отодвинул лист-четвертушку, на который были аккуратно наклеены телеграфные ленточки, распечатка передовицы газеты, присланная срочно из Лондона. – И наше посольство не в курсе.

– Эта часть обсуждения была закрытой и никак не афишируется.

Сазонов только головой покачал:

– Только не говорите, что вы на прямой связи с Асквитом, Алексей Иванович.

Теперь позволил себе улыбнуться и статский советник.

– Ну, зачем же? Есть стенографы, протоколисты, хронисты, архивариусы, ремингтонистки… Кстати, за дословность я не ручаюсь, но в передаче общего смысла уверен.

– Так что там касается нас? – остановил его Сазонов, по старому доброму обычаю русской аристократии не любящий вникать в щепетильные подробности.

– В известной мере нас касается и первый вопрос. Они собираются создать в Палестине еврейское государство, открыть туда переселение – и тем самым снять остроту проблемы.

– Что, наших… э-э… подданных тоже будут пускать? – с некоторой долей интереса спросил Сергей Дмитриевич, хотя вопросами внутренней политики опекался мало.

– Полагаю, что да, – подтвердил Иванов. – И это, представляется, выход, то есть разумная перспектива для всех этих, зараженных социализмом.

И сразу же перешёл к главной теме, справедливо полагая, что умнику Сазонову не надо подробно разъяснять, каким образом перспектива обустроить свою новую страну для своего народа пересилит социалистические иллюзии всемирного равенства, братства и чего там ещё навыдумывали их идеологи и «вожди» хоть во фраках, хоть в лапсердаках.

– Ваш коллега, сэр Эдвард Грей, изволил задать тон дискуссии о проливах, – начал Алексей Иванович, время от времени заглядывая в свой блокнот, исчёрканный одному ему понятными иероглифами. – Не думаю, чтобы он так уж разделял позицию нашей военной пропаганды, но в целом высказался в правильном направлении. Пусть без конкретики. «Абсурдно, что такая громадная… нет, он употребил слово «gigantic», гигантская, – империя, как Россия, обречена располагать гаванями, которые льды загораживают большую часть года, или же такими, как Черноморские, которые сразу же перекрываются при любом военном конфликте».

Сазонов поднял взгляд к лепному потолку и сказал с лёгкой, но вполне понятной насмешкой:

– Да, справедливость под британским протекторатом – это его конёк. А что Ллойд Джордж? Вспомнил обещание атаковать Дарданеллы и тем самым отвлечь турок с Кавказского фронта – в отплату за нашу помощь французам отстоять Париж?

– Политик – он и есть политик. Соображения выгоды для Короны – прежде всего. Басурман они собираются порвать на куски и, похоже, преуспевают. Но понимают, что без России удачный – не говоря уж вообще об осуществимости сего, – раздел Османской империи невозможен; так, значит, надо отдать России вожделенную часть – и тогда Петроград безо всяких примет любой вариант английского и французского расположения хоть в Африке, хоть в Азии. Тем паче, если возле наших границ будут какие-то… скажем, сравнительно нейтральные страны.

– Да, государю будет интересно познакомиться с позицией союзников… – подтвердил Сазонов. – Понимание ценой русской крови – это, в общем-то, ожидаемо.

– Это не всё, что произошло на Даунинг-стрит, – напомнил статский советник.

– Оппозиция? – поднял брови министр.

– Увы… И весьма серьёзная. Черчилль прямо заявил, что если Россия поднимет свои флаги над Босфором и Дарданеллами, то всякая свобода действий и в Северной Африке, и на Ближнем Востоке для нас – то есть для Британии – закончится. Это, мол, не полуживая Турция, на которую цыкнули – и получили бы всё, что надо, не вмешайся Вильгельм вкупе со своим венским рамоликом, а великан, с которым придётся считаться, и чем дальше, тем больше.

Сергей Дмитриевич невольно улыбнулся при словах «венский рамолик» – лексика Первого лорда Адмиралтейства могла позабавить кого угодно, – и спросил:

– Сию позицию-оппозицию разделяют многие?

– Боюсь, что да. Особенно в палате лордов. И не считаться с этим нельзя. Кто, как не вы, ваше высокопревосходительство, проведя столько времени в Лондоне, знаете, что британская политика делается не только – чтоб не сказать «не столько» – на Даунинг-стрит.

– Да, с этим приходится считаться, – согласился министр. – И что же предлагает оппозиция? «Не пущать»? Перечеркнуть наши устремления, позицию государя – и, как следствие, наше участие в борьбе?

– Отнюдь. Самим захватить проливы, открыть судоходство к взаимной выгоде, прежде всего в военной кампании, а потом, после победоносного завершения войны, милостиво разрешить нам поставить свой флаг рядом с английским и французским.

– Это ваши предположения или их реальный план?

– Насколько реальный – не могу сказать, – глядя в глаза, констатировал Иванов. – Информации пока мало. Но вот что в ведомстве первого лорда, в Адмиралтействе, начали прорабатывать план большой операции соединенных флотов против Дарданелл – уже известно.

– У вас что, свои люди даже в британском Адмиралтействе? – похоже, что Сазонов всё-таки удивился.

Но Алексей Иванович не счёл нужным посвящать министра в подробности.

– Косвенные источники иногда полезнее, – только и сказал разведчик.