ГЛАВА 1

Яркая луна на октябрьском небе безуспешно искала хоть что-то, что могло отразить ее холодный свет. На шотландцах были только кожаные одежды. Кинжалы были спрятаны, а железные шпоры запачканы болотной грязью. Ветер, проносившийся низко над вересковыми зарослями, доносил отдаленное тявканье лис. Редкие деревья стояли как часовые, охранявшие лишь вересковую пустошь да болото на всем протяжении безлюдной пограничной полосы. В зловещей тишине захватчики продвигались по открытым всем ветрам холмам. Ничто не выдавало их. Слышен был лишь равномерный топот железных подков.

Шотландцы подошли к крепости англичан, не нарушив покоя ночи. Никто не преградил им путь, за исключением нескольких сонных стражников. Мгновенная, но кровопролитная схватка положила начало жестокой бойни внутри замка. Гладкий камень крепостных стен белел в лунном свете. Захватчики широко распахнули тяжелые ворота и беспрепятственно устремились внутрь. Безжалостные клинки быстро расправились с защитниками замка Чилтон. Полусонные англичане выбегали из дома, караульного помещения и конюшни, вооружившись кто чем мог. Едва ли это оружие могло защитить. Вилы и косы в руках домашних слуг и конюхов намного уступали палашам в руках воинов. У вооруженных всадников, тоже еще не оправившихся от сна, дела были ненамного лучше.

Захватчики шли, не останавливаясь ни перед чем, грабя и убивая, уничтожая все, что нельзя было унести. Единственным человеком, которого не интересовали богатства англичан, был Руод Макамлейд. Глаза его сверкали. Высокий, сильный и устрашающий, он во весь голос вызывал на поединок хозяина замка. Никто не решался преградить ему дорогу. Лишь граф Чилтон принял его вызов.

Переполненный ненавистью, Кервин Райланд – граф Чилтон – стоял среди груды мертвых тел.

– Ты посмел сделать то, чего другие не смеют! Ты заплатишь жизнью за свою смелость! – В его голосе звучала животная ярость.

Руод неприятно усмехнулся:

– Ты слишком самоуверен. Это твой смертный час. Я положу конец кровопролитию, начатому тобой, Чилтон. Ты готов умереть, как те многочисленные шотландцы, павшие от твоей руки?

Вместо ответа англичанин высоко занес свой тяжелый боевой топор, но Руода уже не было на прежнем месте. Он стоял в стороне, насмехаясь над своим противником. Через минуту они сойдутся в смертельной схватке, где не будет места насмешкам.

Несмотря на то, что шотландец был тяжелее и мог вложить большую силу в свой удар, он нашел в англичанине достойного противника. Ни тот, ни другой не думали о поражении. Поражение означало смерть.

Лица захватчиков, то, как они сжимали свое оружие, – все выдавало наслаждение, с каким они следили за огромными боевыми топорами, которые то взлетали, то, разрезая воздух, падали, нанося хитроумные стремительные удары. Все смолкло. Слышны были только звуки разыгравшейся битвы. Стихли крики во дворе и в верхней части дома. Все говорило о победе.

Дара Райланд в оцепенении застыла на верхних ступеньках лестницы, наблюдая за поединком. Она видела, как скользили на крови сражающиеся, как выступил пот на лбу ее брата и его капли слепили рыцаря. Вспотевшие руки с трудом удерживали тяжелую рукоять топора. Никогда прежде Дара не испытывала такого страха. Это было леденящее, пронзительное чувство. Держа в руках тяжелый золотой крест, усыпанный драгоценными камнями, она молила о смерти шотландца. Лежавшая у ее ног поджарая гончая рычанием предупреждала, что бросится на любого, кто осмелится приблизиться к ее хозяйке.

Вдруг из груди Дары вырвался стон. Она задохнулась, увидев, как шотландец с диким ревом метнул свой боевой топор в ее брата. Кервин пошатнулся. Острый топор рассек его грудь. Крест, не принесший помощи, незаметно выскользнул из рук Дары.

Она устремилась вниз по лестнице. Между тем шотландец склонился над телом ее брата, пытаясь высвободить свой топор из смертельной раны. Дара неподвижно стояла над окровавленным телом того, кого она с детства привыкла считать своим заступником. Затем она стремительно схватила сверкающий кинжал, лежавший рядом с вытянутой рукой брата. Не раздумывая, подняв кинжал для удара, она бросилась на убийцу.

Шотландец выбил оружие из ее рук, а от удара в висок Дара без чувств упала на пол. Не успела она оказаться на полу, как острозубый комок белой шерсти бросился на человека, обидевшего Дару. Еще миг – и гибкое тело гончей уже лежало в собственной крови и крови Кервина. Горечь этой потери была для Дары не меньшей, чем горечь прежних потерь. Она придала ей силу. Дара попыталась подняться.

Однако у нее не хватило на это сил. Огонь, тускло мерцавший в камине, позволил Руоду увидеть, как красива была девушка.

Охваченная ужасом, Дара билась и извивалась, но ничего не могла поделать, чтобы высвободиться из железных объятий этого мужчины. Тяжелый топор ее брата, ставший победным трофеем, не был для него помехой. Руод понес Дару во двор к своей лошади. Громкой командой он прервал кровавую оргию. В Даре вновь вспыхнула ярость. Она увидела, что один из шотландцев нес самую юную и самую красивую из ее служанок. Ее тело безвольно обвисло, на бледном лбу зияла свежая рана.

Руод грубо утихомирил яростно сопротивлявшуюся Дару. От его удара все в глазах потускнело, но картина разрушения замка Чилтон навеки врезалась в ее память. Она не могла забыть тела убитых на ее глазах людей, их слезы, потоки крови. Глаза Дары оставались сухими. Обжигавшее ее горе было слишком велико, оно было слишком глубоким, чтобы вырваться наружу.

Она чувствовала боль от ударов, нанесенных Руодом. Холодный ветер пронизывал ее до костей. Сознание Дары постепенно прояснялось. Всадники приближались к границе. Перейдя ее, лошади сбавили шаг. После всего случившегося погоня была маловероятна. Набег был очень неожиданным, и силы настолько неравны, что не осталось почти никого, кто бросился бы в погоню. И даже эти немногие не стали бы тратить время попусту, так как понимали, что лучше помочь раненым, чем напрасно пытаться догнать насильников.

В эту ночь заросли вереска казались пустошью. В них не было ни жизни, ни красоты. Но Дара знала – это от того, что она была в отчаянии. Она любила эти земли. Когда-то она исходила их вместе со своими братьями. Они смеялись. Те счастливые времена были далеко позади. Сейчас она уносила с собой лишь последний образ Кервина.

Дара не в силах была продолжать неравную борьбу. Было невозможно освободиться из крепких мускулистых рук Руода. Дара немеющими пальцами вцепилась в темную гриву лошади. Грубое седло натирало ее нежную кожу. Наездник, обхватив Дару рукой, крепко держал ее. Дара молчала. Все ее мысли были обращены к событиям этой ночи, к тем, кто остался лежать в замке Чилтон.

Дара вздрогнула, когда другой наездник нагнал Руода. Что-то волчье было в его лице. Он попытался улыбнуться, но эта гримаса лишь отдаленно напоминала улыбку.

Странг был фаворитом Руода, самым близким из людей его окружения, единственным, кому он был готов довериться.

– Едва ли Лаоклейну понравится то, что мы натворили этой ночью.

– К черту Лаоклейна! Я хозяин в его отсутствие. Он никогда не осмелился бы проучить этого пса-англичанина, как сделал это я.

Странга все же одолевали сомнения. Он возразил:

– Ты ведь знаешь, что остановило его. Смелости ему не занимать. Его остановила преданность интересам Джеймса. Не время поднимать шум на границе, раз он решил жениться на английской принцессе.

– Ты думаешь, Генри опечалил наш поступок? Как же! Он давно замышлял поженить Джеймса и Маргарет. Если бы она была красавицей, это бы польстило нашему Джеймсу, но, говорят, она не удалась ни внешностью, ни характером. Джеймсу стоило бы взять в жены одну из своих возлюбленных, независимо от ее происхождения. В конце концов, все они шотландки!

Здесь Руоду пришлось замолчать. Это было лучше, чем признать, что слова Странга справедливы. Действительно, Джеймс предостерегал своих вассалов, чьи земли находились у границы, именно от таких набегов, какой они совершили этой ночью. Джеймс не хотел, чтобы мир, о котором они договорились с Генри, был нарушен. По крайней мере, он не хотел этого до поры до времени. Руод подумал, что своим сегодняшним набегом он бросил вызов не сюзерену, а брату. Да, чертов Лаоклейн!

Он повторил это вслух. Вырвавшееся ругательство вызвало едва заметную усмешку Странга.

– Признайся, Руод. Ты бы не ограничился проклятием, если бы не боялся его.

Резкое движение руки Руода заставило Дару вновь почувствовать страх. Она вздрогнула. Напрягшиеся мускулы Руода говорили о том, что Странг задел его за живое. Руод злобно ответил на насмешку:

– Попридержи свой язык, пока я не вырвал его! Твоя болтовня приводит меня в ярость!

– Болтовня? Я говорю правду, и ты прекрасно это знаешь. Лаоклейн владеет всем, к чему ты стремишься. Тебе еще только предстоит все отнять у него. Богатство, земли, власть и доверие короля.

Теперь Странг ехал на расстоянии, опасаясь, что Руод может дотянуться до него. Руод не спускал с него гневных глаз.

– Держись от меня подальше, дурак. Нет человека, которого я бы боялся, а у Лаоклейна нет ничего, чего бы я не мог получить. Все эти земли будут принадлежать мне, Лаоклейн окажется в могиле, и Джеймс не сможет доверять мертвецу!

– Ты рычишь на меня и теряешь время. Я тебе не помеха и не пытаюсь ею быть. – Странг хитро улыбнулся. – Пусть так, но есть то, чего ты хотел бы, но не можешь иметь, – его права первородства и титул, дарованный ему Джеймсом сразу же после восшествия на трон.

– Мне будет достаточно его богатства и его людей. Моя власть распространится за границы его владений. Джеймс не может отрицать моих способностей, а Дункан – моих достижений.

Ветер донес уханье филина. Лошади, услышав этот долгий, отдававшийся эхом звук, насторожили уши. Когда умолкли последние слабые звуки эха, Странг сказал:

– Ты слишком много значения придаешь мнению Дункана. Он – старик и зависит от Лаоклейна.

Со злостью Руод сорвал с лица маску, в которой он был во время набега, открыв красивое, но жестокое лицо. Он притянул Дару еще ближе к себе.

– Ладно, но даже Лаоклейну редко удается заполучить англичанку для своего удовольствия!

Со страхом, вызывающим отвращение, Дара почувствовала, как его рука медленно скользит вниз по ее телу и задерживается у нее на животе. Это прикосновение обожгло ее даже сквозь одежду. Она вздрогнула, но это только позабавило Руода. И когда Дара с яростью повернулась, пытаясь освободиться, прямо над ухом она услышала грубый смех. Его губы прикоснулись к ее уху, потом к шее. Эти поцелуи были отвратительны. В панике Дара ударила Руода локтем, он же в ответ впился зубами ей в шею, заставив ее закричать от боли.

Странг наблюдал за всем этим с алчным интересом. В нем зародилось желание, когда он увидел, как Руод поднял еще выше подол ее платья и начал ласкать ногу Дары. «Может быть, он поделится добычей, после того как сам насытится?» – подумал Странг. Страсть его становилась болезненной при мысли о возможности обладать красавицей, и он подъехал к ним ближе.

Руод заметил его интерес, и неприятная улыбка появилась у него на губах.

– Что ж, дорогая, если ты мне не подойдешь, найдутся другие, менее разборчивые. Как тебе Странг? Более подходящий партнер? – Дара содрогнулась, услышав его жуткий смех. – Пора прекратить сопротивляться, становись более послушной.

Дара точно знала, что ее ждет. Она слышала предостаточно ужасающих историй, которые пересказывали друг другу люди, населявшие эту землю. Женщин, захваченных во время набегов, мучили и унижали, как только могли. Она знала, что, когда этот мужчина пресытится его, будут другие. Если она переживет все их издевательства, может быть, ее кто-нибудь выкупит. Но, скорее всего ее просто убьют. Это не причинит никому беспокойства и исключит возможность отплатить кровью за кровь. О ее судьбе будут знать лишь те, кто должен будет хранить молчание.

С первыми лучами солнца они въехали в тяжелые железные ворота крепости. Дара поняла, что крепость неприступна и убежать из нее будет невозможно. Ничего другого она и не ожидала. Уставшая, превозмогая боль, Дара думала, что худшее – впереди. Она не сомневалась, что тот, кто схватил ее и привез сюда, покажет весь свой характер. Она не ждала от него пощады, рассчитывать на помощь его людей тоже не приходилось.

Глядя на огромные, высокие стены замка, Дара ждала, ненавидя себя за беспомощность. Рычание Руода заставило ее задрожать в мрачном предчувствии. Невероятно, но он ослабил свою хватку. Он больше не держал ее так крепко, как прежде. Даре показалось, что судьба может смилостивиться над ней, и она инстинктивно попыталась освободиться. Руод поздно понял ее намерение. Дара успела уже выскользнуть, и Руод лишь вытянутой рукой схватил ее и крепко прижал к своему колену. Попытка освободиться сорвалась. Дара подняла свои полные ненависти глаза на Руода и поняла, что он забыл о ней. Злая гримаса исказила его лицо, прищуренные глаза источали злобу. Ощущая удары своего пульса, Дара повернулась, пытаясь понять, что могло вызвать такую злость и ярость.

Перед собой, на могучем коне она увидела огромного шотландца, чья сила превосходила его красоту. Конь был закован в медные латы, на которых не было ни царапины. Но не конь приковал взгляд Дары, а наездник. Высокий, крепко сложенный, он величаво восседал на коне, глядя на Руода и Дару своими зоркими глазами. Густые, тяжелые брови свисали над тонким носом. Внезапный порыв ветра растрепал его черные волосы. Дару охватил страх.

– Что же ты, сукин сын, натворил этой ночью? – Голос у него был низкий, грубый, как и все его черты.

Ответ Руода прозвучал громко, уверенно, в нем не было хвастовства, но чувствовалось напряжение.

– Ничего безумного я не совершил, Лаоклейн. Я оказал услугу Шотландии! – Он дотянулся до топора Кервина и вытащил его из сбруи. Хвастаясь, Руод показал топор Лаоклейну, а затем швырнул его на плиты рядом с огромными копытами коня. Конь даже не шелохнулся. Руод вновь заговорил: – Граф Чилтон мертв и лежит в своем собственном доме. Его род потоплен в крови.

– Ах ты, сукин сын, – медленно, со злобой грохотал Лаоклейн. – Я оставил тебя без присмотра всего на две недели, а ты столько чудовищного натворил! – Он остановился и повернулся к людям Руода, которые теперь вели себя очень осторожно. Гневаясь, он продолжал: – А вы, все вы поддержали сумасшествие этого негодяя и упивались им, как и он. Я не сомневаюсь в этом!

Его стремительный взгляд напугал сильных и крепких воинов, которые смущенно смотрели на Лаоклейна. Дара презирала их за то, что они молча позволяли оскорблять себя. Ее презрение, которое она не скрывала, привлекло шотландца. Щеки ее залились румянцем, когда его глаза стали внимательно разглядывать ее стройную фигуру и длинные локоны, развевавшиеся на ветру.

Этот пристальный взгляд вселял в нее страх, но Дара прятала его за темными пушистыми ресницами. Взгляд Лаоклейна был продолжительным и очень внимательным, затем он опять посмотрел на Руода.

– А девушка, она тоже доказательство твоей доблести? – Он произнес слово «доблесть» с издевкой.

Ответ Руода был вызывающим:

– Она – добыча. Я воспользовался правом победителя!

Лаоклейн сдвинул темные брови. Хмурый взгляд предвещал бурю.

– У тебя нет никаких прав! Ты, как и все здесь, должен хранить верность мне!

Все, кроме Лаоклейна, с напряжением ждали ответа Руода. Не стоило вступать в открытую борьбу с Лаоклейном, но эта девушка могла бы стать ее причиной. Ни один мужчина, находившийся здесь, не выпустил бы ее из рук без сожаления. Но раз уж Лаоклейн высказал свои притязания, никто даже взглядом не осмелился оспаривать их.

Руод молчал. Чтобы поторопить его, Лаоклейн вновь заговорил, на этот раз спокойно:

– Ты давно меня терзаешь. Это постоянная острая боль. Я не дождусь того дня, когда эта боль прекратится. Когда же этот день настанет, Руод?

Дара вдруг споткнулась, почувствовав, что Руод больше не держит ее за плечи. Все еще не веря этому, она смотрела, как он повел свою лошадь в конюшню. Она знала, что он не трус. Он бесстрашно встречался лицом к лицу с самыми беспощадными англичанами, а этому человеку он уступил без борьбы.

Остальные мужчины оставались в седлах в ожидании команды. Дара быстро оглядела их всех и остановилась на том, кого искала и нашла довольно легко. В руках он держал девушку. Она казалась угрожающе спокойной. Для Дары она была больше, чем служанка. Злость сделала Дару смелой. Она повернулась к Лаоклейну. Четко, твердым голосом она сказала:

– В руках того человека моя служанка. Боюсь, она мертва. Пожалуйста, освободите ее для меня.

Он спустился со своего коня. Его близость смутила Дару. Он возвышался над ней. Дара была ему по плечо, хотя она была довольно высокого роста. Молча, он смотрел через ее плечо на несчастного воина. Этот стальной взгляд Лаоклейна заставил его выйти вперед и пожалеть лишь о том, что его не было среди тех, кто сложил свои головы в Чилтоне.

– Итак, Фибх, девушка мертва?

– Да, мой господин, боюсь, это так. Но я не хотел этого. Видно, я ее слишком сильно ударил. Она была милая. Я не хотел убивать ее. – Он нервничал, говорил слишком много и слишком быстро. Поняв это, он неожиданно замолк.

– Тогда ты должен будешь ее похоронить.

Фибх отошел, заикаясь и уверяя, что он все исполнит, но Лаоклейн уже обратил свое внимание на Дару, негодуя, что не смог выполнить ее просьбу. Дара взглянула на него, не дрогнув.

Он был одет так же, как могли бы быть одеты ее братья для приема при дворе. На нем был камзол из темно-зеленого бархата с длинными перетянутыми рукавами. Парадный меч, богато украшенный драгоценностями, висел сбоку, кинжал заткнут за пояс. Замшевая накидка переброшена через широкое плечо. Лаоклейн отстегнул ее и набросил на плечи Дары, когда увидел, что на ней было только тонкое платье, а этого, как ему показалось, было недостаточно. Даре было приятно согреться, но она не хотела благодарить обладателя накидки, особенно, когда его холодные, серые глаза оценивали ее достоинства.

– Как тебя зовут?

– Дара, милорд, из замка Чилтон. – В ее глазах сверкали коричневые искорки.

Лаоклейн решительно наступал.

– Ты его хозяйка?

– Хозяином был мой брат, Кервин Райланд. Его убили твои разбойники.

– Он заслужил свою смерть, госпожа, а также твою неволю.

Его бессердечие наполнило ее слепым гневом. Она вспыхнула:

– Мой брат был лучше любого грубого шотландца! Мы будем помнить день его смерти. Райланды в долгу не остаются. Они платят сполна всем, кто заставляет их страдать. Кервин убит, я бессильна, но есть еще один Райланд, он свободен, и Бранн очень скоро отомстит. Он обязательно отомстит.

– Атдаиру никто не страшен. Ты слишком смело говоришь для той, чья жизнь находится в чужих руках.

Дара побледнела, но не от того, что услышала, а от того, что перед ней сам Макамлейд, граф Атдаир. Рожденный в семье жестоких горцев, он долгое время прожил у границы. И враги трепетали перед его возмездием. Поняв, наконец, почему ему повиновался Руод, Дара сделалась тверже.

– Я не просила пощады.

– Правда. – Без затаенной злобы он рассматривал ее подбородок, выдававшийся вперед. – Возможно, ты предпочтешь остаться у Руода? Я не сомневаюсь в том, что он может быть очень ласков с девушкой.

Она пожала плечами, почувствовав усталость.

– А у вас мне будет лучше?

– Это предстоит узнать, но тебе будет не хуже. Даже Руод должен обращаться с англичанкой должным образом, как бы красива она ни была.

Она похолодела от его слов, но не показала своих чувств. События, происшедшие всего лишь несколько часов назад, были еще свежи в ее памяти. Она сжала свои нежные губы. Она положит конец всем этим насмешкам.

– А ты, мой господин-шотландец? Твоя неприязнь к англичанам останавливает тебя перед их женщинами? Можешь быть уверен, что я ненавижу шотландцев так же, как и мои братья. Для этого у меня есть все основания.

Эти слова Дары были встречены с неодобрением. Жестокий ответ Макамлейда глубоко ранил ее.

– Ты забываешь, что у тебя остался только один брат. Едва ли у него хватит сил справиться с моей страной.

– Умирают только люди, ненависть же всегда жива!

Глаза ее наполнились слезами. Не успела она отвернуться, как Макамлейд вновь заговорил, приказывая ей идти в главную башню замка. Протест ее угас при виде Руода, спешащего к ним. Она подчинилась. Остановившись перед массивными дверями, она взглянула назад и увидела, что Макамлейд повернулся к Руоду, преграждая ему путь.

Загрузка...