Вот и ласковый утренний ветерок стал сносить туманную дымку Вот и солнце подняло край над верхушками леса и рассыпало лучи мелкими искрами по реке. По воде пошли круги — плескалась проснувшаяся рыба.
— А рыбалка тут должна быть и в самом деле хорошая, — заметил Мороз.
— Не до рыбалки нам сейчас, как бы кровью воду не замутить, — невесело проговорил Гостомысл.
Гостомысл не был уверен, что дело обойдется без сражения, и его страшила мысль, что ему придется сражаться за город и, возможно, при этом будет убита та задорная девчонка, что так понравилась ему в прошлом году: ведь во время сражения к каждому воину не приставишь стражника; и не прикажешь ему, прежде чем убить противника, вглядываться в его лицо.
Правда войны заключается в том, что в них прежде всего гибнут те, кому война не нужна и кто меньше всего желал ее. Златой телец и жадность — причина всех войн. Золото оплачивается жизнями и кровью невинных. Для человека дороже всего жизнь. Но для тех кто околдован златым тельцом, жизнь других не стоит и ломаного гроша.
Как ни странно, Гостомысл не жаждал золота. Но он обязан был требовать золото от других.
И он не мог отступить в своем требовании и проявить сострадание и жалость к другим людям, потому что он был князь. Князь, отступив во имя гуманности и человеколюбия, неминуемо потеряет доверие дружины, в которую пришли люди, сделавшие убийство источником дохода. Людей уважающих только жестокость и силу, может вести за собой только человек, превосходящий их в этом.
Гостомысл уже терял дружину, из-за чего находился на краю гибели, и то, чего другие только страшились, он испытал на себе. Поэтому он был обязан, в случае сопротивления русов, без колебаний приказать убить всех, даже тех, кого он любит, ибо власть и любовь несовместимы.
Тяжкие размышления Гостомысла прервало прикосновение тяжелой руки. Это Медвежья лапа положил руку на гтлечо Гостомысла.
Угадывая мысли Гостомысла, он проговорил:
— Не бойся, князь, они не будут воевать.
Гостомысл, раздосадованный тем, что чужой человек
угадал его мысли, вспыхнул.
— А я и не боюсь, воевода.
На лице Гостомысла отразилась неприязнь, и воевода понял, что задел то, куда посторонних не пускают.
— Вот и хорошо, — сказал Медвежья лапа. — Наше войско сильно, и русам не выстоять против нас.
Гостомысл взглянул на воеводу и медленно проговорил:
— Ты, вот что, воевода, прикажи командирам отрядов... если русы будут сопротивляться... убить всех. Никого не жалеть.
— А что делать с теми, кто будет сдаваться? — спросил Медвежья лапа.
— Я же сказал — убить всех! — раздраженно бросил Го-стомысл и отвернулся.
Медвежья лапа бросил на Гостомысла изумленный взгляд, но кивнул:
— Сейчас прикажу Это правильное решение — сопротивление должно быть подавлено так, чтобы отбить у других охоту сопротивляться.
— Ты поменьше разглагольствуй, — перебил его Госто-мысл. — Я знаю, что правильно, а что неправильно.
— Да, князь, — сказал Медвежья лапа, слегка покраснев.
Он дал знак посыльным, чтобы те подошли к нему Посыльные приблизились, и Медвежья лапа передал им слова Гостомысла и велел передать их дословно командирам отрядов.
Гостомысл мрачно наблюдал за распоряжениями воеводы. Отданное распоряжение ему было не по душе, но он и не подумал отменить его или смягчить.
Когда посыльные убежали, Гостомысл, глядя на багровое солнце, проговорил:
— Как только солнце оторвется от леса, давай сигнал на штурм.
— Мы еще не вели с ними переговоров, — сказал Медвежья лапа.
— Вчера им было сказано все, что надо, — сказал Гостомысл.
— Но они не дали ответа, — сказал Медвежья лапа.
— Им было дано достаточно времени, чтобы принять решение. Ждать бесконечно я не буду, — сказал Гостомысл.
Медвежья лапа поднял руку:
— Сигнальщики!
К нему подбежали сигнальщики с рожками.
— Как только опущу руку, дадите сигнал на приступ, ^ сказал Медвежья лапа и взглянул на солнце.
Восходящее солнце, поднимаясь из леса, меняло мрачный кровавый цвет на веселый желтый.
Медвежья лапа вздохнул, — день обещается хороший, только многим сегодня не придется порадоваться радостям весеннего дня.
Радосвет выглянул из-за частокола.
Одного взгляда хватило ему чтобы понять, что дело проиграно. Ряды воинов Гостомысла стояли совсем недалеко от стен; несмотря на то, что они были недалеко, утренний туман скрывал их лица и размывал фигуры.
— Их очень много, — сказал князь Радосвет и почувствовал в душе странное облегчение, наверно, оттого, что наконец стало ясно — войны не будет.
Судише тоже было ясно.
— Я думаю, нет смысла воевать с князем Гостомыслом, — сказал Судиша старшинам.
С ним согласились, — а чего ломать старый порядок, если он и так всех устраивал?
— А где князь Гостомысл? — спросил князь Радосвет.
— Не видно, — проговорил кто-то из стоящих неподалеку воинов.
— Наверно, еще не подошел, — сказал князь Радосвет.
— Открывайте ворота. Надо встретить его со всеми почестями, когда он подойдет, — сказал Судиша и покосился на старшин, — скажите своим — пусть собирают дань. И хлеб с солью, и вино принесите поскорее. Да на золотом блюде. — Он вздохнул. — Нора идти встречать нашего господина. — И начал спускаться со стены по крутой лестнице. За ним пошли старшины.
Князь Радосвет задержался. Он приказал дружинникам присмотреть за сторожами, чтобы никто из них не вздумал нечаянно пустить стрелу в воинов под стенами.
Хотя русы и были гонористы, но они были часть словенского племени, родней.
Медвежья лапа не сомневался, что его войско возьмет город русов. Но взятие города приступом обязательно обернется реками крови.
Поэтому рука воеводы застыла в воздухе, и, казалось, Медвежья лапа молил богов, чтобы те предотвратили кровавую резню. Солнце уже оторвалось от зубастого леса; сигнальщики приложили рожки к губами и белыми пузырями надули щеки; и рука Медвежьей лапы дрожала, в бессилии готовая упасть.
Рука не опускалась.
Гостомысл бросил злой взгляд:
— Воевода, ты что заснул, — давай сигнал!
Рука пошла вниз, но тут что-то стукнуло тяжелое за воротами, и ворота стали медленно открываться.
— Стой! — сказал Гостомысл.
— Сигнальщики, погодите с сигналом! — сказал Медвежья лапа.
Щеки опали, рожки опустились.
Из ворот показались люди. Они приветственно замахали руками. К ним подбежал какой-то воин, перекинувшись с русами несколькими словами, побежал назад.
Вскоре на пристань прибежал посыльный.
— Они сдаются, —- выпалил он, еще не добежав до Гостомысла.
— Ну, хватит, — сказал Гостомысл с посветлевшим лицом. — Воевода, давай сигнал — пусть наши возвращаются к кораблям. А нам пора идти в город.
Сигнальщик дунул в трубу, и над рекой пронесся тягучий звук. Воины тут же отступили к кораблям, прихватив при этом чучела. Чучела бросили в корабли и стали выстраиваться в колонну для торжественного входа в город.
Пока строились, из ворот вышли нарядно одетые люди.
— Вот и все, — облегченно проговорил Гостомысл, увидев встречающих его лучших людей города.
Дело было сделано — Русса встречала Гостомысла как господина, а значит, и остальным славянским племенам оставалось только последовать их примеру.
Тем временем в Белой Веже события приобретали угрожающий характер.
Вечером князь Вячеслав по-свойски зашел в гости к городскому голове Бориславу. У Борислава был самый большой двор в Белой Веже.
На стол Борислав выставил ромейское вино и хорошее угощение. Пока пили вино, шел тихий домашний разговор о городских делах, затем Борислав спросил:
— Князь, я слышал, ты недавно проводил волхвование?
Вячеслав помрачнел. С минуту молчал, затем неохотно проговорил:
— Было дело.
Борислав взглянул ему в лицо.
— Судя по твоему виду, предсказания волхва не совсем хороши.
— Не знаю, — сказал князь. — Он говорил так смутно, что я до сих пор гадаю над его словами.
— Так что же он сказал? — спросил Борислав.
Князь наклонился к уху головы.
— Никому я этого не говорил. Но тебе скажу. Потому что от моей судьбы зависит и твоя судьба. А от твоей — моя.
— Так что же он сказал? — с испугом, отшатнувшись, спросил Борислав.
Князь понизил голос:
— Он показал мне кровавую звезду и сказал: «Эта звезда встает над тобой. Будут реки крови».
Выслушав князя, Борислав побледнел и спросил:
— Кто это собрался напасть на нас?
— Он не сказал, — проговорил князь Вячеслав.
— И в правду — плохое предсказание, — трясущимися губами выдавил Борислав.
— Вот я и думаю, что же значат слова волхва? — проговорил князь Вячеслав. — Откуда грозит нам беда? Хазары наши давние враги, но они из-за междоусобицы три десятка лет не ходили в военные походы. С другими мы не ссорились. Но кто же тогда наш враг? И кто этот ужасный второй?
— Мы за прошлый год дань не заплатили словенскому князю, — напомнил Борислав.
— Он погиб, и нам некому платить дань — сказал князь.
— Но тогда кому же мы должны платить дань? — спросил Борислав.
— Из-за этого я и ходил к волхвам, — сказал князь. — Тур посоветовал мне самому стать старшим князем над славянскими племенами.
Борислав оживился. Если бы вятский князь стал старшим над славянскими племенами, то это городу принесло бы большую выгоду. Из тихого местечка городок Белая Вежа превратился бы в торговый центр.
— Хорошая мысль, — сказал Борислав. — А чего же ты раньше мне этого не говорил?
— Предсказание волхвов пугает. Да и чтобы осуществить задуманное, мне нужна большая дружина, а на это понадобятся деньги, — сказал Вячеслав.
— Так вятичи на это дело дадут тебе деньги, — сказал Борислав.
— Ты уверен? — спросил Вячеслав.
— Я поговорю со старшинами, думаю, они поймут свою выгоду, — сказал Борислав.
— Тогда надо поторопиться, пока не нашлось другого желающего встать над славянами, — сказал Вячеслав.
— Завтра же поговорю, — сказал Борислав.
— А я... — начал князь, но замолчал.
За дверью послышался быстрый тяжелый шаг и звяканье металла.
— Ты кого-то ждешь? —- спросил князь.
— Нет, — сказал Борислав, и в его глазах мелькнуло беспокойство.
Дверь внезапно открылась, и в комнату вошел воевода Тур.
— Ох, как ты напугал! — облегченно выдохнул воздух Борислав.
Но князь Вячеслав уже заметил на лице воеводы тревогу.
— Воевода, что случилось? — спросил он.
— Хазары! — выдохнул одним духом воевода.
— Какие еще хазары? — обессиленно рухнул на лавку Борислав.
— Откуда известия? спросил князь Вячеслав.
— Гонцы принесли, — сказал Тур.
— Какие гонцы? — спросил Борислав.
— Нам было известно, что Карл Франкский давно враждует с аварами. Однако до большой войны дело не доходило. Но в прошлом году авары подверглись нападению с двух сторон: Карл Франкский обрушился на них с запада, а булгарский хан Крум — с востока. Авары не выдержали и потерпели полное поражение. Аварский каганат был полностью уничтожен, а его владения были поделены между франками и булгарами. Как нам стало известно, булгары заняли оба берега Дуная вверх по течению до устья Тисы. Выше Тисы левый берег удерживался франками, в то время как славянские племена, жившие на правом берегу вплоть до устья Дравы, признали над собой господство хана Крума, — проговорил князь Вячеслав.
— Я помню, как тридцать лет назад князь Буревой напал на Херсонес, — заметил Борислав, — тогда после десятидневной осады Буревой взял Сурож, пострадали города хазарской части Крыма, но был разграблен и греческий Корсунь. Крымская Готия — православная страна — отпала от Хазарии и вернулась к Византии. От грабежей русов пострадали христианские церкви, и было ослаблено православное влияние в Хазарии. Тогда иудеи уговорили кагана Хазарии принять их веру. Но с той поры они не осмеливались ходить на славянские земли, которые платили дань словенским князьям. Из страха перед князем Буревоем они отошли к Волге. Это освободило дорогу булгарам на Дунай, и они ушли из степи. Теперь, как видно, хазары воспользовались смертью князя Буревоя.
— Да, пока был жив князь Буревой, никто не осмеливался нападать на славянские земли, — сказал князь Вячеслав, — правда, зимой дошли до нас слухи, якобы в степь пришло новое племя кочевников под названием печенеги. Две недели назад я послал небольшой отряд посмотреть, что происходит в степи. И вот только что от них прибежал гонец с сообщением, что хазары появились в степи большим войском.
— Это они идут на нас, — проговорил Борислав.
Лицо его побелело — ему понятно было, что хазары шли на Белую Вежу не для того, чтобы заставить вятичей платить им дань, а для того, чтобы уничтожить город и его жителей. Славянский город на пересечении торговых путей под их боком застрял, как кость в горле.
— Больше им некуда идти. С ромеями они союзники. А с франками им незачем воевать, — сказал воевода Тур. — Ха зары после поражения от князя Буревоя обеднели. Кавказ дает им мало золота и серебра. А торговые пути по Дону и по Днепру за славянами. Весь интерес хазар сейчас здесь — в Белой Веже. Тут проходят большие богатства. И на Днепр мимо нас идти. Белая Вежа хазарам большая помеха. Не разрушив Белую Вежу, им и думать нечего о Киеве.
— Это так, — сказал Вячеслав.
— Далеко ли хазары? — спросил Борислав.
— Через неделю они будут у стен Белой Вежи, — сказал Тур.
Глазам Борислава представился разрушенный город и окровавленные тела убитых, и он не удержался от слез:
— Ах, как плохо! Хазары всех убьют в городе. Даже детей не пощадят.
— Белая Вежа хорошо укреплена. И мы сегодня же пошлем гонцов в Корьдно, чтобы прислали помощь, — сказал Вячеслав.
— Без помощи со стороны нам все равно не отбиться от хазар, — хмуро сказал воевода.
— Но откуда нам взять помощь? — спросил Борислав.
— Надо посылать гонцов к полянам, волынянам, древлянам и северянам, — сказал Тур.
— Древляне не помогут нам, — сказал Вячеслав.
— Почему? — спросил Борислав.
— В прошлом году они воевали с полянами, они просили у нас помощи, но мы им не помогли. И теперь у них обида из-за этого на нас, — сказал Тур.
— Это было в прошлом году, и они сами были виноваты. А если бы мы встряли в это дело, то не только поляне обиделись бы на нас, но и князь Буревой рассердился бы, — сказал Вячеслав.
— Но что же делать? — спросил Борислав
— Посылать гонцов за помощью будем ко всем, — сказал князь Вячеслав.
— Но раньше, чем к середине лета, она все равно не придет, — сказал Тур.
— Значит, нам надо собирать ополчение и самим защищать город. А там, — как боги распорядятся, — сказал Вячеслав.
Борислав снова всплакнул:
— Надо бежать из города.
— Куда? — спросил Вячеслав.
— В Корьдно.
— А если и туда придут хазары?
— Ну...
— Здесь наша земля! — твердо проговорил князь Вячеслав. — Отдав часть своей земли, мы покажем степным хищникам, что не способны защищаться. Тогда вскорости потеряем и всю землю. И куда мы пойдем? Нам некуда идти! Потому мы должны защищать Белую Вежу, не щадя живота.
Борислав вздохнул:
— Пойду, скажу старшинам, чтобы готовились к войне.
Войско у бека Абадии собралось большое. Как только глашатаи объявили, что страшный князь Буревой погиб, многим захотелось поправить свои дела.
На славян собирались целыми семьями. Воины брали с собой кибитки, а значит, жен, детей и скотину. Таким образом, образовался огромный обоз — на стоянке раскидывался целый город.
Абадия был опытный полководец и хорошо знал, что сила войска, состоявшего из конницы, в быстроте и внезапности. Масса конницы сваливалась на голову противника, словно снег, словно божья кара. Ошеломленный внезапным нападением огромных масс, противник терялся и не мог оказать серьезного сопротивления.
Всего лишь несколько лет назад Абадия выигрывал войны на Кавказе такими стремительными мощными ударами.
Но сейчас войско напоминало ленивый поток. Большой обоз превратился в гири на ногах войска. На пути, который всадник преодолевал за три-четыре дня, войско тянулось уже второй месяц.
Абадия злился. Он пытался уговорить хазар, чтобы они оставили свое хозяйство в покое, там где оно находится. Но кочевники от привычного образа жизни отказываться не желали.
Ранее Абадия просто приказывал оставить семьи, а ослушавшихся его приказа вешал. Но сейчас он даже не думал отдать подобный приказ, потому что собственное войско пугало его больше, чем славяне.
Традиционно войско хазар представляло собой народное ополчение, формирующееся вокруг дружин знатных воинов. Всех примкнувших к ним знатные воины вознаграждали за счет своей добычи и трофеев. Это облегчало беку бремя содержания войска, но, таким образом, преданность своему хозяину для хазар имела большее значение, чем власть бека.
Большинство знатных воинов было из тюркской и хазарской аристократии, и пока бек был одним из них, система комплектования войска была вполне удобна и надежна.
Среди аристократии были и мусульмане, и христиане, и язычники, но все это имело мало значения, так как их объединяла преданность Великому кагану.
В мирное время иудаизм казался полезным, так как создавал дистанцию между беком и прочими аристократами. Таким образом, принятие беком иудаизма ставило его вне аристократии.
Но в военное время сказались пороки иудаизма. Иудаизм Хазарии, в силу его протекционизма, изоляционизма, презрительного отношения к другим верам, оказался разрушителем государства — все религиозные конфессии Хазарии сплотились против него.
И только сейчас Абадия понял, какую роковую ошибку он совершил: хазарская аристократия ненавидела своего предводителя, в связи с чем опираться на народное ополчение стало рискованно.
Абадия уже не раз пожалел, что решился на эту войну
Некоторую уверенность Абадия почувствовал только, когда хазарское войско подошло к Дону и стало ввязываться в первые стычки с местными жителями.
Теперь все стало на свои места. Увидев перед собой противника и понеся первые потери, хазары словно проснулись: появилась энергия и злость против славян.
К Белой Веже хазары уже подошли объединенные единой целью.
Но Абадия твердо решил, что после войны со славянами он создаст корпус из десяти тысяч профессиональных воинов, которые будут подчиняться только ему Он понимал, что на это придется потратить деньги, но также понимал, что власть над Хазарией стоила любых денег. К тому же деньги во время войны можно было взять у самих же хазар, не опасаясь, что они восстанут против него.
Благодаря своевременно полученным сведениям о приближении хазарского войска Белая Вежа была подготовлена к обороне: ополчение собрано, стены укреплены, запасы продовольствия пополнены, народ с окрестных сел собран под защиту стен. На каждый участок стен были назначены ответственные из числа старшин, которые должны были организовывать их оборону. Для надежности князь Вячеслав приставил к ним дружинников, для совета и наблюдения.
И князь Вячеслав сам лично каждый день трижды обходил с проверкой укрепления и склады.
Но время шло. Опасности не было видно, и народ начал потихоньку уходить из города.
В середине июня князь Вячеслав и воевода Тур, завершая вечерний обход, задержались в башне у ворот.
Глядя в выгоревший под летним солнцем белесый горизонт на юге, князь Вячеслав задумчиво заметил:
— Странно, что до сих пор хазары не подошли к городу
— Действительно — странно, — согласился Тур. — Тут идти от силы три-четыре конных перехода.
— Может, разведчики обманулись и хазары не вышли в поход? — спросил князь Вячеслав.
— Нет, они все сообщают верно, — сказал Тур.
— Может, хазары сразу пошли на Киев? — высказал предположение князь Вячеслав.
— И на Киев не пошли, — сказал Тур.
— Откуда ты знаешь? — заметил князь Вячеслав. — От разведчиков ведь давно нет известий. Может хазары их давно перебили?
— Может, — согласился Тур. — Однако хазар все равно не видно. Скорее всего, у хазар что-то происходит, что задерживает их.
— Утром пошли новых разведчиков, — сказал князь Вячеслав.
Он собрался уходить, но его внимание привлек одинокий всадник, торопившийся к городу.
— Кто это? — удивился князь Вячеслав.
— Торопится. Должно быть, хочет успеть до закрытия ворот, — сказал Тур.
Сторожа уже стояли около ворот, готовясь закрыть ворота. Открытие и закрытие ворот процедура серьезная, требует больших физических усилий, поэтому опоздавшему путнику ворота никто и не подумает открыть.
— Все равно не успеет, — проговорил Тур.
— Мне кажется, что это не случайный путешественник, — сказал князь Вячеслав.
Тур выглянул из окна и крикнул вниз, чтобы сторожа подождали всадника.
Наконец белый от пыли всадник подскакал к воротам. Здесь его коня под узды ухватили сторожа.
— Кто такой? Почему торопишься? — послышался вопрос.
Всадник, обессиленно сваливаясь с взмыленного коня, крикнул:
— Где князь?
— Да это же наш разведчик! — хлопнул себя по бокам Тур, узнавая всадника.
— Должно быть, привез плохие известия, раз загнал коня, — проговорил князь Вячеслав.
И он, и воевода поспешили вниз.
Тем временем разведчику дали ковш воды, и он жадно, проливая воду, которая оставляла черный след на одежде, пил.
— Что случилось? — спросил князь Вячеслав, торопливо подходя к разведчику.
Разведчик отстранил ковш.
— Хазары!
— Где хазары?
— Уже на подходе. Идут, наступая мне на пятки.
— Немедленно закрывайте ворота! — приказал Тур сторожам.
— А как же сельчане? — спросил один из сторожей. — Они же побегут в город.
— Теперь поздно, — сказал Тур.
— Пропали люди, — завздыхали сторожа и приступили к закрытию ворот.
— Надо срочно созвать людей на совет, — сказал князь Вячеслав.
— Сейчас, — сказал Тур.
Через полчаса князь Вячеслав, воевода Тур, бояре и городские старшины собрались на башне для совещания.
Так как Белая Вежа находилась на высокой горе, то с городских стен окружающая местность просматривалась довольно далеко.
Поднявшись на башню, первым делом все начинали рассматривать степь.
Солнце висело над самым горизонтом, и землю начала покрывать вечерняя тень, но и в вечернем полумраке хорошо были видны полоски пыли, поднимаемые отрядами всадников.
Подходя к берегу Дона, они останавливались. Поили коней и из-под ладоней рассматривали озаренный последними лучами солнца город.
— Их не очень много, — оценил Борислав силы хазар.
— Это только передовые отряды, — сказал воевода Тур. — Ночью подойдут основные силы, и я думаю, их будет немало.
— Отстоим ли мы город? — спросил Борислав.
Князь Вячеслав сказал:
— Ночью к городу подойдут основные силы хазар. К утру они переправятся на наш берег, и по обычной привычке попытаются взять город с ходу. Если отобьем первый налет, то сможем дотянуть до зимы. А когда выпадет снег, хазарам придется уйти — для коней и скотины исчезнет корм.
Тур возразил.
— Не думаю, князь, что хазары так легко уйдут. Корм они наверняка запасут за счет грабежа окрестных сел и полей. Без помощи со стороны, вряд ли прогоним их.
— Гонцов мы уже послали. Люди и оружие у нас есть, запасы продовольствия тоже. Продержимся и два года. Кто-либо да придет на помощь. Если мы не устоим, то хазары пойдут и на северян, и на древлян. А одни они не отобьются. Я уверен, что их вожди правильно оценят угрозу и пришлют помощь, — сказал князь Вячеслав.
— Значит, ждем приступа? — спросил Борислав.
— Ждем. На рассвете они пойдут, — сказал князь Вячеслав.
— Надо всем сказать, чтобы не уходили ночью со стен, — сказал Борислав.
Передовые отряда хазар не стали лезть на стены, надеясь захватить горожан врасплох, а занялись более эффективным делом — они стали перекрывать дороги вокруг города, чтобы лишить его связи с внешним миром.
Первую преграду — Дон, хазарское войско преодолело по броду на излучине реки. Кроме того, из лодок соорудили наплавной мост, по которому свободно пошла конница и обоз.
По мосту перетащили и тяжелые орудия для взятия города.
Это сделать было несложно, потому что орудия — тараны и метательные устройства — везли в разобранном виде на телегах. Собирали их перед непосредственным использованием.
Два дня подходили хазары, но к утру третьего дня под стенами Белой Вежи стояло все хазарское войско. Войско было огромно — куда только ни падал взгляд, виднелись юрты, палатки; дымились костры; куда-то и зачем-то с душераздирающим визгом и поднимая густую пыль скакали отряды всадников. Вид войска невольно вызывал дрожь и желание убежать, как можно дальше.
Утром Абадия отправился к крепости, чтобы решить, как вести военные действия. Выехал со свитой: с сыновьями и командирами высшего ранга — тарханами.
У Абадии было два сына: старший — Иегуда и младший — Иосиф. Наследником был Иегуда — Абадия его приучал к управлению войском и страной, Абадия знал, что Иосиф не любил Иегуду. Тем не менее и младшего сына приучал к воинскому делу. Человеческая жизнь переменчива, и никто не знает, что завтра случится с ним. Поэтому еще до выхода в поход Абадия разделил все войско на две части, над которыми поставил своих сыновей.
Остановившись на расстоянии чуть дальше полета стрелы, стали осматривать крепость.
Смотрели с полчаса и только цокали языками.
Хазарское войско умело брать хорошо укрепленные города.
Совсем недавно хазарское войско воевало в Крыму где в Готии подавляло восстание местного населения под руководством Иоанна Готского против хазар.
Затем было восстание в Дорасе.
Затем было Закавказье. Дочь Абадии была помолвлена с армянским князем Бармакидом. Невеста благополучно приехала в Берду но там она заболела и умерла до свадьбы.
Абадия заподозрил отравление и послал войска в Закавказье. Хазарская армия в очередной раз вторглась в Армению, грабя страну и забирая много пленников.
Раньше Абадия много слышал о славянской крепости на Дону но он все же не ожидал увидеть такое — Белая Вежа разительно отличалась от тех, что он видел ранее: стоящая на высоком холме с обрывистыми склонами, крепость казалась неприступной
Наконец Абадия заговорил:
— Однако крепость первоклассная! Сколько лет они строили ее?
— Пятнадцать лет, — сказал Иегуда.
— И как же они так быстро успели поставить первоклассную крепость?
— Им, наверно, кто-то помогал, — предположил Иосиф.
— Кто? — усмехнулся Иегуда.
— Что — кто?
— Кто умеет строить такие крепости?
— Ромеи.
— Ромеи помогали славянам укреплять границы? — Иегуда рассмеялся. — Да ромеи злейшие враги славян!
— Ромеи тоже злы на нас, — сказал Иосиф.
— Ромеи коварны, но они не сумасшедшие, — сказал Иегуда.
— Хватит спорить, — сказал Абадия. — Неважно, кто помогал строить крепость славянам. Сейчас имеет значение, как ее взять.
— Надо ее рассмотреть ближе, — сказал Иегуда и направился к стенам. Вслед за ним двинулся и Абадия, а за ним и другие.
Через минуту кавалькада всадников в пышных одеждах и блестящих доспехах подъехала ко рву перед воротами в стала нагло их рассматривать едва ли не в упор.
По хазарским вельможам со стены тут же пустили стрелу. Стрела упала прямо около ног коня Абадии и тот, погрозив кулаком защитникам города, счел за благо отъехать немного назад.
Со стен упало еще несколько стрел, но они падали вокруг цели, никого не задевая.
— Славяне плохие лучники, — посмеиваясь, заметил Иегуда.
— Слишком большое расстояние до нас, — сказал Абадия.
— Но они могут применить метательное орудие, — рассудительно сказал Иосиф.
Абадия пожал плечами.
— Наверно, не захотели, или у них нет метательных орудий.
— Такого не может быть, — сказал Иосиф.
Абадия взглянул на тарханов и поинтересовался:
— Ну что скажете?
— Этот город взять легче, чем снять воронье гнездо с дерева, бодро сказал тархан Юри. Юри был вельможей, хорошим администратором, но в военных делах понимал мало. Поэтому никто его слов всерьез не воспринял.
— Н-да! — промолвил Абадия и сказал: — Ну что же, в таком случае начнем с бомбардировки города. За оставшийся день и ночь метательные орудия пусть закидывают город камнями и горшками с горящей смолой, подожгут дома и разрушат стены, а завтра утром пойдем на приступ.
— Мы их выкурим, как крыс из нор, — сказал Иегуда.
— Надо все же послать посла для переговоров, — сказал Иосиф.
— Зачем? — спросил горячий Иегуда.
— Может, уговорим, чтобы они сдались без сопротивления, — сказал Иосиф.
— Мысль хорошая, — сказал Абадия, — но я не слышал, чтобы славянские города сдавались без боя.
— Нам пленные славяне не нужны! — сказал Иегуда. — Что нам с ними делать?
— Пленные всегда нужны, — возразил Иосиф, — рабы нужны и нам самим, а лишних легко продать арабам.
— Проще будет их перебить, — фыркнул Иегуда.
— Так пошлем посла или не пошлем? — обратился Иосиф к отцу
— Посылай, — сказал Абадия.
— Это будет только затяжка времени, — возразил Иегуда.
— Не будет затяжки. Но как только посол вернется, начнешь бомбардировку.
Князь Вячеслав, воевода Тур и городской голова Борислав теперь постоянно находились в башне около ворот, наблюдая оттуда за действиями хазарских войск. Хазары подкатывали метательные орудия, но штурмовых колон пока не было видно.
— Они будут пытаться разрушить стены, — сказал князь Вячеслав, наблюдая за движением метательных орудий.
— Это вряд ли у них получится — каменные стены не так легко сломать, — сказал Тур.
— И зачем они только пришли? - причитал Борислав.
Князь Вячеслав бросил на городского голову презрительный взгляд. Даже поверхностного взгляда хватало, чтобы понять, что Борислав сильно пал духом. Его лицо было сморщено, а глаза покраснели от слез.
Князь Вячеслав подумал, что с Бориславом надо что-то делать, потому что его вид внушает горожанам уныние; так скоро горожане начнут разговоры о сдаче. Между тем хазары еще и не пытались штурмовать город.
— Известно — чтобы разрушить город, — отвечал князь Вячеслав.
— Разве они не боятся мести словенского князя? — проговорил Борислав.
—- Они уже знают, что он умер. Поэтому не боятся, — сказал Тур.
— Ой, как плохо. Мы все умрем, — снова запричитал Борислав.
— Вина и большую братину! — зло приказал князь Вячеслав.
Двое слуг принесли кувшин с вином и медную братину, емкостью с пол ведра.
— Наливай! — сказал князь Вячеслав.
Слуги налили вино в братину до самых краев и подали братину князю.
Князь Вячеслав, взяв обеими руками братину, отпил немного, затем подал Туру:
— Отпей.
Тот тоже немного отпил.
— Отдай Бориславу, — сказал князь.
Тур отдал братину Бориславу который стоял с изумленным видом.
— Пей! — приказал князь Вячеслав.
Борислав отпил немного.
— Ты что не знаешь обычаев — пей до дна! — жестко сказал князь Вячеслав.
— Я опьянею, — сказал Борислав.
— Лучше ты будешь пьяным валяться па земле, чем лить слезы и смущать горожан, подрывая их волю к сопротивлению, — сказал князь Вячеслав.
— Я не смогу столько выпить, — сказал Борислав.
Князь Вячеслав выдвинул из ножен лезвие кинжала и четко проговорил:
— Тогда я тебя убью.
Князь не гневался, не кричал, но именно это и ужаснуло Борислава, потому что он понял, что князь и в самом деле готов его немедленно убиты
— Сейчас, сейчас, — проговорил Борислав и трясущимися руками поднес браги ну к губам.
Князь Вячеслав повернулся к Туру и заметил:
— Если сейчас отобьем их нападение, то в будущем мы можем обойтись и без защиты словенского князя.
— Надо бы, — сказал Тур и показал рукой вниз: — Смотри, не иначе хазарские послы приехали.
К стенам города подъехали несколько всадников.
— Чего вам надо? — крикнул Тур.
Один из всадников выдвинулся вперед и крикнул:
— Нам нужен ваш князь, чтобы передать послание нашего царя.
Князь Вячеслав подошел к краю стены и спросил:
— Ну, я князь.
— Как тебя зовут? — крикнул посол.
— Я князь Вячеслав, — ответил князь.
Тур крикнул:
— Давай говори скорее, что хотел передать.
Снизу закричали:
— Великий бек приказывает тебе сдать город. Если сдадите город и признаете его господство, то он обещает вам справедливый суд. Вы будете платить кагану дань, а он будет защищать вас от врагов.
— У нас есть господин, — крикнул князь Вячеслав.
— Ваш господин великий князь Бравлин умер в прошлом году. Теперь он вам не защитник, — крикнули снизу
Князь Вячеслав обратился к Туру:
— Ну и что будем отвечать?
— Если сдать им город без боя, то они ограбят нас до последней нитки. Город разрушат, а мужчин и женщин уведут в рабство. Они уже так делали в Армении, — сказал Тур.
Князь Вячеслав бросил взгляд на Борислава. Тот с блаженной улыбкой, — на него уже подействовал хмель, и мир ему казался милым и уютным, — сидел на лавке у стены. Однако вопрос Борислав понял и, с трудом ворочая непослушным языком, проговорил:
— Так... я вот... так — как же сдаваться? Они же злыдни... Ни в коем случае город не сдавать!
Борислав попытался подняться, но ноги его не держали, и он упал на пол.
— Вот это уже лучше, — с усмешкой проговорил князь Вячеслав и приказал слугам, — положите его на сено, пусть в холодке проспится; а когда проспится — дайте ему еще вина.
— Сдаваться, конечно, не будем, — сказал Тур. — Но, может, завести переговоры, чтобы затянуть время.
— Понятно, — сказал князь Вячеслав. — Во это ничего не даст. А хазары могут подумать, что мы не уверены в своих силах и не будем упорны в сопротивлении. Так пусть сразу поймут, что мы будем сражаться до конца.
Тур рассмеялся, затем выглянул в окно и крикнул вниз:
— Эй, собаки бесхвостые, бегите скорее домой, пока вам и головы не оторвали до самых хвостов.
— Мы возьмем город силой, — послышался ответ.
— Не хвались идучи на рать, а хвались идучи с рати, — крикнул Тур.
Оскорбленные послы развернули коней и ускакали. Как только они отъехали от города, так тут же заработали метательные орудия.
В свою очередь, полетели ответные камни и зажигательные снаряды.
Славянские метательные орудия стояли выше, поэтому они стреляли дальше, но хазары защитили свои орудия щитами из бревен.
Весь день и всю ночь на Белую Вежу летели камни и горшки с горящей смолой. Благодаря запасам воды пожар в городе удавалось быстро тушить. Городские стены же были сложены из твердого камня, поэтому попадание на них горящей смолы угрозы не представляло. Смола только пачкала их.
Но вот падающие с неба камни представляли большую опасность для жителей внутри крепости, разрушая дома и убивая людей. Поэтому многие жители поспешили переместиться поближе к стенала куда камни не попадали.
Впрочем, ближе к вечеру князь Вячеслав сказал:
— Планы хазар понятны ----- на приступ они пойдут утром. Пусть наши люди пока отдыхают и прекратят ответную стрельбу.
С тех пор как поступило сообщение о приближении хазар к городу князь Вячеслав на свой двор не приходил, слишком много было дел, но сегодня он решил проведать жену и сына.
В деле взятия городов хазары — воины умелые, и особенно яростен их первый штурм, поэтому князь Вячеслав был уверен, что утром будет немало пролито крови. Все будут стоять на стенах и грудью встречать врага: и князь, и горожанин, и женщины, и дети. Никто не отсидится в безопасном уголке. И кто останется жив — неизвестно.
Князь Вячеслав умирать не собирался, однако не увидеть жену и сына, может быть, в последний раз, он не мог, поэтому, как только стемнело, он отправился на княжеский двор.
Несмотря на поздний вечер, во дворе горели костры, ходили люди, — княжеский двор был последней линией обороны города. Кроме того, здесь готовили пищу для дружинников.
Проверить, как приготовлен княжеский двор к обороне, князь раньше не мог, поэтому в сопровождении Тура сначала прошелся по двору.
Осмотр его удовлетворил. Строения на княжеском дворе оказались совершенно не повреждены, — их защищала каменная стена, ограждавшая княжеский двор.
Князь Вячеслав дал некоторые указания по усилению обороны княжеского двора и только после этого зашел в терем.
Жена Любомила уже была предупреждена о том, что муж собирается зайти, и встретила его с сыном около двери.
Князь обнял жену. А затем взял на руки сына — Красимиру едва исполнилось три года. Красимир прикоснулся мягкими ладошками к щетинистым щекам отца и отдернул.
— Колется, — смешно картавя, проговорил он.
Князь Вячеслав улыбнулся.
— Как вы? — спросил жену.
— Двор готов к обороне. Запасов хватит не меньше чем на два года, — проговорила Любомила и взглянула в глаза мужа. — Мы отстоим город?
Светло-серые глаза смотрели с обреченностью, сквозь которую пробивалась робкая надежда.
В голове князя Вячеслава мелькнула мысль, что жену и сына следовало бы отправить в Корьдно, как только поступило известие о том, что хазары вышли на Белую Вежу, но он тут же отмел эту мысль — если бы он отправил свою семью из города, то его примеру последовали бы и другие горожане. Отъезд семей серьезно подорвал бы моральный дух горожан, их желание защищаться. А многим и некуда было отправлять свои семьи, потому что их дом был здесь.
«Погибать — так всем!» — сказал сам себе князь Вячеслав, он обнял свободной рукой хрупкие плечи жены и, стараясь придать голосу твердость и уверенность, проговорил:
— Белую Вежу мы никогда не сдадим!
Белая Вежа. Башня у ворот. Когда небо перед рассветом стало черным, как смола, с Дона потянуло холодом.
Посредине башни в железном чане тлел огонь, слабо освещая внутренности помещения.
В башне сторожили двое: горшечник Полыня и кожемяка Дубыня. Горшечник был невысок, но коренаст. Дубыня был великаном, топор за его поясом казался игрушкой. Они сидели около огня, и их лица казались красными.
Остальные спали на ворохе сена в углу башни.
Темноту прорезало испуганное ржание коня, болезненный крик человека, то ли упавшего, то ли ушибленного копытом коня, и Полыня накинул на плечи овчинный тулупчик и подошел к краю стены.
Поле вокруг города было усеяно огнями костров, словно безоблачное ночное небо звездами, и из-за этого непонятно было, где земля переходила в небо.
— Однако много хазар пришло, — проговорил Полыня.
Дубыня поднялся с лавки и подошел к Польше и тоже стал смотреть на ночные огни.
Хазары у костров внизу закопошились, и послышался стук дерева, и в небо взлетел, словно комета, огненный снаряд.
Он поднялся вверх на секунду, застыл, а затем медленно опустился в город. Коснувшись земли, взорвался огненным клубком.
Послышались крики. Замелькали тени вокруг огня, и через минуту огонь, задохнувшись дымом, погас.
— Злыдни, всю ночь пуляют, никак не угомонятся, — сказал Полыня.
— Угу, — пробормотал скупой на слова богатырь.
Метательные орудия хазар с наступлением темноты стрельбу не прекратили, хотя и стали стрелять реже. Обычно выпустив снаряд, они на некоторое время успокаивались. Но сейчас, выпустив снаряд, хазары снова засуетились, — слышались скрип дерева, удары и крики. Скоро взлетел новый снаряд. Затем новый.
— Что-то у хазар суета поднялась, — заметил Полыня п прокомментировал: — Не иначе проснулись, лешие.
Дубыня проговорил:
— Наверно, готовятся на приступ идти.
— Пока солнце не встанет, на приступ не пойдут, — уверенно заявил Полыня.
Дубыня молча взял лук и стрелу. Конец стрелы с паклей, пропитанной смолой, он сунул в угли и, когда пакля вспыхнула чадящим огнем, положил стрелу на лук, и не целясь выпустил ее в темноту. Стрела огненной змеей скользнула вниз и, воткнувшись в землю почти под стеной, осветила небольшой пятачок земли.
В освещенном пятачке метнулись люди.
— А что они делают под стенами? — изумился Полыня, точно проделком проказливого кота. — А ну-ка, Дубыня, еще пару стрел пусти!
— Погоди, — сказал Дубыня. Он положил лук на лавку, затем взял со стены два подготовленных факела, сунул их в огонь, поджег и бросил в окно.
С факелами дело оказалось лучше —- упав на землю, они озарили толпы хазар, приставляющих к стене лестницы.
— Ах, проклятые! Они в темноте решили забраться на стены! — воскликнул Полыня и кинулся к небольшому колоколу, висевшему посредине башни.
Через секунду колокол залился тревожным боем.
Тем временем, Дубыня стал из лука пускать стрелы в хазар. Тут же к нему присоединились и проснувшиеся ратники.
Звук колокола встревожил людей и на других участках стен. Разглядев лезущих на стены хазар, и там затараторили в тревожные колокола.
На стены полезли разбуженные горожане.
Поняв, что их уловку раскрыли, хазары перестали скрываться. В поле зазвучали трубные звуки — хазарские военачальники подавали сигналы своим отрядам; ржание коней; крики людей.
Метательные орудия зачастили выстрелами, но теперь они кидали снаряды не в город, а старались попасть в стены и башни.
Вскоре Полыня увидел, как на край стены коснулась, поднятая на дыбы, лестница, и через мгновение над стеной показались лица хазар, — перекошенные от ярости; багровые от огня; разорванные в крике рты.
Полыня попытался столкнуть их копьем. Но древко копья тут же было покрошено в щепки кривыми саблями.
Используя заминку, на стену выскочили двое хазар. Они сразу зарубили двоих ратников, а Полыня чудом увернулся от их ударов. Но при этом он остался один.
Он с трудом сдерживал их натиск. А по лестнице поднимались новые хазары.
Видя, что самому не справиться, Полыня, словно раненый заяц, жалобно завопил:
— Дубыня, помоги мне.
Увидев, что происходит, Дубыня решил, что первым делом надо столкнуть лестницу, и он схватил длинный багор, уперся им в лестницу, и с натужным выдохом отвел ее от стены.
Уже взобравшиеся на стены хазары бросилась на выручку своих товарищей. Таким образом, Дубыня оказался в безвыходной ситуации, чтобы отбиться от хазар, он должен был оставить лестницу, но, если он это сделает, то на стену тут же заберется новый отряд хазар.
Спас Дубыню Полыня. Он прикрыл богатыря своим щитом.
Хазарам пришлось устранять помеху чтобы сразить Полыню. На это у них ушло немного времени, но за это время Дубыня столкнул лестницу вместе с находящимися на ней хазарами — только тоскливый вой донесся снизу.
Столкнув лестницу Дубыня принялся сокрушать хазар тяжелыми ударами топора. Через минуту башня была очищена от хазар.
Скинув последнего хазара со стены, Дубыня бросился к Польше.
Полыня лежал в луже крови, не шевелясь.
Дубыня приподнял его. Полыня открыл глаза.
— Я еще жив, — прошептал он.
— Значит, будешь жить долго, — сказал Дубыня.
Он оглянулся и увидел, поднимающуюся по внутренней лестнице женщину с холщовой сумкой в руке.
— Помоги! — сказал Дубыня.
Женщина торопливо подошла к нему и тронула за руку.
— Не мне, а ему, — кивнул Дубыня на Полыню.
— Ты весь в крови, у тебя тоже раны. Дай я их перевяжу, — сказала женщина.
Дубыня повел могучим плечом.
— Ерунда. Некогда. Лучше займись Полыней и другими, кто лежит.
Оставив Полыню на попечение женщины-лекарки, он схватил багор и бросился к стене, там появился край очередной лестницы.
Никто и не заметил, когда солнце поднялось. Но, поднявшись, оно осветило дымящийся город.
Небольшая горка, на которой расположилась свита Аба-дии, из-за ярких одежд придворных напоминала цветочную клумбу.
Внизу горки стояла сотня личной охраны бека в черных одеждах, из-за чего она походила на стаю воронов, слетевшихся на запах мертвого тела.
Сам Абадия сидел в кресле на вершине холма, перед ним стоял столик с едой и вином. С бесстрастным видом он наблюдал за штурмом города.
Он был разочарован. Подножие городских стен было объято огнем, — горожане сыпали горшками с горящей смолой, — и из огня, словно муравьи, к вершине стен лезли цепочки покрытых копотью и пылью воинов, но добравшись до вершины, цепочка падала вниз.
Наконец Абадия поднял руку, и к нему тут же подбежал один из тарханов.
— Слушаю, бек.
— Надо усилить напор, — сказал Абадия.
Тархан приложил руку к груди, — будет исполнено, бек! — и побежал отдавать распоряжения.
Вскоре к подножию города спешно подошли новые отряды хазар, но они были вынуждены остановиться из-за сильного огня. Цепочки на лестницах стала редеть.
— Проклятие! — нетерпеливо воскликнул Абадия. — Пусть воины идут вперед!
Пока тарханы суетились, подгоняя воинов, к холму подскакал на коне Иегуда. Бросив поводья конюхам, он тяжело свалился с коня и поднялся на холм.
Его лицо было покрыто копотью и пылью.
— Есть хочешь? — спросил Абадия.
— Отец, надо прекратить штурм. Так мы город не возьмем, — сказал Иегуда.
— Ты садись, поешь, — сказал Абадия.
— Некогда есть! — резко проговорил Иегуда.
— А что так? — удивленно поднял брови Абадия.
— Как бы не положить нам под этим проклятым городом все войско, — сказал Иегуда.
Абадия поманил сына рукой.
— Ты присядь рядом.
Иегуда послушно сел.
— Идя, — обняв за плечи Иегуду, начал неторопливо Абадия, — ты мой старший сын и первый наследник. Когда я умру ты станешь царем.
— Желаю тебе, отец, многих лет жизни, — сказал Иегуда.
— А потому, — продолжил Абадия, — ты должен уяснить — любая власть держится на большой крови. Ты беспокоишься о жизни хазар. Но они мне, и тебе, и твоему брату, — враги. Они изгои. Они только мечтают о том, чтобы свергнуть нашу власть. А потому, чем больше их умрет, тем прочнее будет наша власть.
— Но если войско погибнет, то с кем мы останемся? — спросил Иегуда.
— Наберем другое, — невозмутимо сказал Абадия.
— Но хазары и так ненавидят нас, — сказал Иегуда.
— Ненавидят.
— Они убьют нас.
Абадия ощерился в волчьем оскале.
— Я скажу тебе то, что еще никому не говорил. Я решил, что когда мы вернемся домой, то наберу двенадцать тысяч преданных нам профессиональных воинов из числа иудеев.
— Но двенадцать тысяч мало для ведения войн, — заметил Иегуда.
— Это войско не для войн — они будут защищать нас, — сказал Абадия.
— Но кто же будет воевать? — спросил Иегуда.
— У нас есть деньги, на эти деньги мы наймем племенных вождей, чтобы они воевали с теми, на кого мы укажем. Так всегда делали римляне — они воевали с дикарями руками дикарей.
— Ты мудр, отец! — восхищенно проговорил Иегуда. — Но что же делать сейчас? Мы не можем взять город. Неужели мы отступим?
— Конечно — нет! — сказал Абадия и показал рукой на городские ворота. — Чтобы взять город, надо проделать вход. Ворота — самое слабое место в укреплении. Поэтому возьми отряд и пробей тараном ворота, — сказал Абадия.
— Сделаю, — сказал Иегуда и скорым шагом вниз спустился с холма, отдал распоряжения, и через минуту во главе отряда поскакал к городу.
Абадии было видно, как там в пыли перед воротами закопошились люди и покатили таран.
— Герой! Из него получится хороший царь! — одобрительно заметил Абадия.
За тараном бежала толпа воинов. Среди них Абадия узнал Иегуду, размахивающего саблей.
Абадия встревоженно приподнялся:
— Чего он полез вперед?
Таран подкатился к рву перед воротами, но что дальше происходило, Абадия не видел, так как снова все затянуло густым черным дымом.
Через некоторое время, из дыма вырвался небольшой отряд всадников и помчался в сторону холма.
Абадия почувствовал, как кольнуло в сердце.
Дурные предчувствия Абадии оказались ненапрасными — когда отряд подъехал к холму, шестеро воинов спешились. Они внесли на холм свернутый ковер.
— Что это? — спросил слабеющим голосом Абадия.
Ковер положили к его ногам молча.
— Разверните, — приказал Абадия.
Ковер развернули. На ковре лежал залитый кровью Иегуда. В его груди торчала толстая стрела.
Абадия наклонился и тронул ладонью щеку сына. Она была холодная.
— Лекаря! — крикнул Абадия.
— Лекарь не нужен. Он мертв, — сказал кто-то.
Абадия выпрямился и поднял руки к дымному небу.
— О всесильный могучий Яхве — они убили его! Прекратите штурм. На сегодня все. Но я не уйду отсюда, пока не сотру этот проклятый город с лица земли. И я посыплю солью место, где стоит город, чтобы здесь даже трава не росла.
Убедившись в силе войска Гостомысла, русы приняли ласково и с почетом князя и его войско.
Гостомысл со старшей дружиной расположился в княжеском дворце. Остальные стали лагерем на другой стороне Поруссы.
Когда Гостомысл устроился и вышел в горницу Судиша объявил, что в честь словенского великого князя город устраивает пир.
— Это хорошо, — сказал Гостомысл. — Но сначала надо разрешить наши дела.
Судиша поклонился.
— Как угодно тебе будет, князь. Но какие дела мы будем решать?
Гостомысл сел в княжеское кресло.
— Вы за прошлый год не заплатили дань.
Судиша поклонился.
— Мы свои долги отдаем. Дань будет заплачена завтра.
— Хорошо. Затем надо определить какую дань, вы будете платить дальше, — сказал Гостомысл.
Судиша почувствовал холодок под ложечкой.
— Великий князь, ты хочешь от нас большей дани? Но такое решение я не могу принять сам, это надо решать со старшинами.
Гостомысл понял его опасения и сказал:
— Дань останется прежней...
Судиша повеселел.
— ... Но я хочу, чтобы вы платили мне ее серебром и золотом.
Судиша нахмурился.
— Это надо решать со старшинами.
— Так решай, — сказал Гостомысл. — И еще...
По лицу Судиши пробежала тревога.
— Вы берете с проходящих по Ловати кораблей пошлину, — проговорил Гостомысл.
— Часть ее мы отдавали твоему отцу — сказал Судиша.
— Я хочу, чтобы вы сняли цепь. Это мешает славянским купцам торговать в наших же землях, — сказал Гостомысл.
Судиша жалобно застонал.
— Но с чего же мы будем получать прибыль?
— С торга, — сказал Гостомысл, как отрезал.
Судиша вздохнул.
— В город мы чужих-то не пускаем.
— Это уже ваше дело. Будем считать и этот вопрос решенным, — сказал Гостомысл. — Но у меня есть и третий вопрос.
— Какой, — хмуро проговорил Судиша, готовясь к очередной неприятности.
Гостомысл взглянул на князя Радосвета.
— Когда даны напали на Словенск, вы даже не подумали помочь нам.
— Но разбойники слишком быстро взяли город. Мы все равно не успевали на помощь, — сказал, краснея, князь Ра-досвет.
— Я всю зиму сидел в Кареле, а вы даже не подумали прислать ко мне гонца.
— Но мы думали, раз князь Буревой убит... — начал князь Радосвет и запоздало сообразил, что тем самым он признается в нежелании помогать словенскому князю.
Гостомысл перебил его:
— На будущее, русы, не думайте — идите на помощь, как только вас позовут. Не хотите помогать военной силой, будете платить высокую дань. Понятно?
— Понятно! — сказал князь Радосвет.
— А тебе? — обратился Гостомысл к Судише.
— И мне понятно, — сказал Судиша.
— Тогда... Раз все дела решены полюбовно, то готовьте пир. И помните — братья между собой иногда ссорятся, но они — братья, самые близкие люди, — сказал Гостомысл.
Выйдя из дворца князя, Судиша повеселел.
Ведь, в сущности, замена в дани натуральных продуктов на золото и серебро пойдет ему и старшинам на пользу: с горожан они все равно возьмут продукты, но им придется их продать, чтобы получить золото и серебро. А на продаже они получат неплохую прибыль.
Поэтому Судиша был уверен, что городские старшины, от которых он должен был получить согласие на замену продуктов на драгоценные металлы, с радостью согласятся.
И с помощью словенскому князю дело обстояло несложно —- воинские дела возложены на князя Радосвета с его дружиной, пусть он сам и беспокоится по этому делу
А вот снятие цепи с Ловати даст убытки. Впрочем, пошлины с торга их возместят, хотя это и будут дополнительные хлопоты.
Русса — город небольшой, зажатый реками, в связи с этим строения в городе небольшие, жмутся друг к другу. В городе было два больших двора: двор князя — понятно, что ему нужен большой двор и дворец, так как у него жили дружинники; и двор городского головы — этот держал большой двор больше из бахвальства, впрочем, он требовался и для встреч гостей города.
Так как пир устраивал город, то столы для князей, их бояр и лучших людей города были поставлены в парадной палате терема Судиши. Столы накрыты расписными скатертями. На столах: ромейские вина, медовуха разных вкусов, диковинные фрукты, жареное мясо и птица горами.
Для остальных выставлены во дворе столы с простой едой, и бочки с пивом.
Приглашенные собрались ближе к вечеру, когда солнце начало клониться к горизонту. Однако к угощению на столах никто не прикасался — не было князя Гостомысла. Пока ожидали его, велись чинные беседы.
Наконец Гостомысл появился в сопровождении большой свиты. Судиша встретил его у ворот с караваем хлеба и кубком вина.
Вокруг столпился народ.
Вручив хлеб, Судиша попытался показать свое уважение и начал говорить речь. Так как его переполняли чувства и он хотел высказать все сразу, то его речь оказалась путаной и неожиданно длинной. Вскоре все начали зевать от скуки.
Заметив это, Гостомысл прервал Судишу:
— Благодарю за уважение и гостеприимство, боярин, но длинные речи хороши за столом.
Все вздохнули с облегчением.
Князь и бояре прошли в дворцовые палаты, а народ ринулся к бочкам с пивом. Бочки открыли, как только князь сел во главе стола.
Первая здравица была за великого князя Гостомысла.
После третьей здравицы в горнице появились музыканты и танцоры, и пир захлестнуло веселье.
Пир продолжался почти до утра. Гостомысл сильно устал, его пытались веселить, но людские голоса в его голове уже смешивались в один шум.
Наконец ему все надоело, он шепнул Ратише, и тот увел его спать.
Утром Гостомысл почувствовал себя плохо, и все переполошились.
Судиша сразу догадался, чем вызвана болезнь. Но спросить Девятко, подсыпал ли тот яд Гостомыслу или нет, он побоялся. Он только с ужасом ждал, чем закончится болезнь Гостомысла. й. когда начнется расследование причин болезни князя.
Но через неделю Гостомысл выздоровел, никто отравления не заподозрил, и Судиша вздохнул облегченно. Но впредь с такими делами решил не связываться.
А Гостомысл, как только почувствовал себя лучше, ушел из Руссы, чтобы посетить главные города племен.
Заходил только в главные города племен. Все уже знали, что произошло в Руссе, потому сомнений больше не возникало — Гостомысла сразу принимали за господина.
Собранную дань Гостомысл отправлял па кораблях в строящийся Новый город. Он оказался удобен для храпения запасов и более безопасным — прежде чем дойти до Новгорода, морские разбойники должны были взять Словенок, оборону которого значительно укрепила строящаяся на другом берегу Волхова крепость.
Гостомысл не задерживался нигде, по и на такой обход земель у него ушло больше трех месяцев.
Дойдя до города Мурома, Гостомысл собрал бояр для совета.
Свойство любого дворца — стены обладают ушами, в связи с чем невозможно сохранить разговор в тайне. И так как Гостомысл не хотел, чтобы муромский князь знал о его планах, а тем более о сомнениях, то совет провел в лагере за городом.
У княжеского шатра собрались старшие дружинники и командиры отрядов.
В шатре все было по-походному: на пол постелен войлок, поверх его ковер; напротив входа поставлено резное креслице для князя, устланное медвежьей шкурой; на стену за спинкой кресла повешено алое княжеское знамя с ликом Триглава; сбоку к креслу прислонены щиты с княжескими знаками.
Бояре должны были сидеть на подушках вокруг ковра.
Таким образом, Гостомысл возвышался над всеми, что подчеркивало его положение.
Было и угощение — слуги поставили на ковер блюдо с оленьим мясом, украшенное зеленью; блюдо с сомятиной; большую братину с медовухой.
Как только слуги закончили приготовление, Ратиша вышел из шатра и сообщил боярам, что они могут входить.
Бояре входили в шатер, кланялись и приветствовали князя.
Их было немного — многих бояр Гостомысл отправил с разными поручениями в другие места.
Но командиры отрядов, особенно норманнских, были почти все. Это устраивало Гостомысла, — с таким войском при необходимости он мог воевать.
Когда процедура приветствия была завершена, Ратиша подал Гостомыслу братину, и тот сделал из нее глоток и передал ее Медвежьей лапе. Медвежья лапа также отпил из огромной чаши и передал дальше — братина пошла по кругу.
Когда она была опустошена, Гостомысл подал знак, и бояре сели на подушки.
— Ешьте и пейте мед, — сказал Гостомысл. — А тем временем я буду держать с вами совет.
Дальнейшую речь Гостомысл начал с сообщения, что лето на исходе, а они еще не обошли и половины славянских земель: не были в южных землях и западных, а потому обойти все племена до наступления зимы не удастся. Закончил. речь вопросом, — что делать дальше.
На его вопрос попытался ответить Медвежья лапа.
— Князь, — проговорил он, - за лете мы собрали: большую дань. Много серебра, золота, дорогих мехов и продуктов. Серебро и золото не испортятся, но продуктов собрали больше, чем мы сможем сохранить. Поэтому южные племена можно будет посетить и в будущем году.
— Согласен, — сказал Гостомысл, — продукты — товар скоропортящийся. Но впереди зима — па холоде продукты дольше хранятся.
— Но мы взяли за счет дани запасов на три года, — заметил Медвежья лапа.
— Мед и зерно не пропадут. Мясо съедим, остальное продадим, — сказал Гостомысл.
— Надо обязать племена самим привозить дань.
— А точно дождемся?
— А для присмотра, чтобы князья выполняли свою обязанность, назначить в их города посадников, — сказал Медвежья лапа.
— Хорошая мысль, — согласился Гостомысл. — Значит, посылаем послов в племена, чтобы сообщили, что отныне племенные князья сами обязаны привозить дань.
— Куда прикажешь возить им дань? - спросил Медвежья лапа.
— Конечно, — в новый город, — сказал Гостомысл.
— Это мудрое решение, — сказал Медвежья лапа. — Таким образом, мы не будем распылять свои силы.
— Да, мы всегда будем иметь в своей руке хороший кулак: с малой дружиной будем ходить только на тех, кто будет противиться нам; а с большим войском будем вести войны, — подтвердил Гостомысл.
Медвежья лапа кивнул и поинтересовался:
— Так мы будем возвращаться домой?
Норманны насторожились: если у словен дом был, то им, не имеющим ни своих дворов, ни семей, в случае возвращения в Словенск предстояло жить на княжеском дворе под строгим надзором воеводы, в постоянном ожидании поручений, — а князь и воевода вряд ли дадут дружинникам расслабиться. После вольготной жизни в походе это не могло быть приятным.
— Сейчас для нас сбор дани не главное, — начал рассуждать Гостомысл. — Цель нашего похода не столько сбор дани, сколько демонстрация нашей силы. Собственно, сейчас нам надо решить, где мы будем зимовать, надо ли нам для этого возвращаться в Словенск?
— Словенск располагается далеко на севере, и когда на юге начинается весна, Волхов еще покрыт льдом, и нам приходится терять время на ожидание, когда освободится речной путь. Поэтому, если наши интересы находятся на юге, то Словенск нам не подходит для зимовья, — сказал Медвежья лапа.
Отер-урмянин, несколько обрадованный его словами, проговорил:
— Ну да, — возвращение в Словенск будет бесполезной
тратой времени.
— Тогда где нам зимовать? — задал вопрос Гостомысл.
— В Новом городе, — сказал Ратиша.
— Там еще не построен кремль, — сказал Гостомысл. — Мы же не будет зимой жить в шатрах? Морозы не дадут.
— Можно в Киеве переждать зиму. В тех местах мало снега выпадает, потому и зимой можно продолжить поход по южным землям, — сказал Мороз.
— Киев стоит на торговом пути по Днепру. Нам надо брать этот путь под свой контроль, — сказал Ратиша. -Но есть еще один город — вятская Белая Вежа: он стоит на Дону, по которому идет торговый путь от арабов к нам. И там тепло.
— Это важный путь — по нему идет к нам арабское серебро, — кивнул головой Мороз. — Но приход нашего войска в Белую Вежу встревожит хазар и булгар. Они могут подумать, что мы готовимся напасть на них. Это может привести к большой войне сразу с двумя сильными врагами — хазарами и булгарами.
Где ходить мне по моим землям — это мое дело! И хазар и булгар оно не касается. Но нам и в самом деле пока война с хазарами или булгарами не нужна, — сказал Гостомысл, — поэтому будем хитрее — пойдем в Киев. А к вятичам сходим в будущем году.
Через три дня войско Гостомысла покинуло Муром и пошло вверх по Оке. В верховьях Оки по малым рекам можно было перейти на Днепр. А там: вниз по течению — прямой путь до самого Константинополя; вверх — и до Ильменя, и до Западного океана добраться легко.
Преимущество стругов в походах по славянским землям заключалось в том, что струги с малой осадкой могли холить даже по ручьям. А перетащить их волоком из реки в реку никакого труда не составляло. Кроме того, по рекам плавать проще, чем по морю — не требуется сложной навигации. И безопаснее — в случае неисправности корабля всегда можно пристать к берегу.
Одно только — с берега узкой реки разбойникам легче напасть на корабль. Но торговец всегда был и воином, а воин был торговцем. Да, зачастую торговца и отличить от разбойника было сложно. Уж слишком переплетались эти ремесла.
Выходя в поход, Гостомысл планировал через пару недель достичь Киева. Однако скоро его планы переменились.
Когда проходили очередной небольшой городок, с берега какой-то человек стал подавать знаки руками.
— Человек на берегу сигнал подает, — доложил привставший Ратиша.
— Вижу, — сказал Гостомысл, сидевший на мягкой шкуре под мачтой. Он поднялся и прошел на нос судна. Здесь находился Медвежья лапа и Сом.
— Что за городок? — поинтересовался Гостомысл.
— Рязань, здесь вятичи живут, — сказал кормчий Сом.
— А разве это не земля мещеры? — спросил Гостомысл.
— Как раз на этом повороте она закачивается. Здесь не разберешь — и кривичи, и мещера, и вятичи живут. Но в Рязани большинство вятичей. Они живут на землях по южному берегу Оки, — сказал Сом,
Медвежья лапа, кивая в сторону берега, напомнил:
— Однако он хочет, чтобы мы пристали к берегу.
Гостомысл поморщился и проговорил.
— Вообще-то я не собирался останавливаться в этом городке. И так много времени тратим на переход.
— Надо все же узнать, чего он хочет, — сказал Медвежья лапа.
— Ладно — подойди к берегу, — сказал Гостомысл кормчему.
Сом направил корабль ближе к берегу. Через минуту стало хорошо видно, что человек на пристани был в доспехах и с оружием.
Это насторожило Ратишу, и он с тревогой заметил:
— Не засада ли?
Медвежья лапа усмехнулся:
— Да кто же осмелится напасть на войско, заполонившее всю реку?
— Всяко бывает, — сказал Ратиша, взял щит и пододвинулся ближе к Гостомыслу, в готовности защитить его в случае опасности.
Когда до пристани осталось с десяток шагов, Ратиша громко спросил:
— Чего тебе надобно, человек?
— Мне надо поговорить с вашим воеводой, — ответил человек на пристани.
Гостомысл сказал:
— Я словенский князь Гостомысл, и, войско, которое ты видишь, мое. Если тебе чего надо по делу, говори со мной.
Человек поклонился.
— Я дружинник князя вятичей Вячеслава. Меня зовут Твердислав. Князь Вячеслав послал меня к соседям, чтобы сообщить, что у нас случилась беда — на Белую Вежу напали хазары. Князь и горожане просят помощи.
— Подходи к пристани, возьмем человека на борт. — Гостомысл подал знак кормчему и распорядился: — Пусть войско остановится и бояре прибудут ко мне на совещание.
Медвежья лапа передал приказ сигнальщику, и тот сначала дунул в рожок, затем флагом стал подавать сигналы другим кораблям.
Струги начали останавливаться прямо посредине реки. А те, на которых были командиры отрядов, направились к княжескому кораблю.
Пока корабли маневрировали, княжеский корабль причалил к пристани. Гостомысл и его свита сошли с корабля; и на пристани сразу стало тесно.
К этому времени, видя огромное войско, на берег набежали местные жители.
Твердислав поклонился Гостомыслу.
— Ну, так что же у вас происходит? — спросил Гостомысл.— Расскажи подробнее.
Два месяца назад к Белой Веже подошли большим войском хазары и сказали, что так как великий каган Бравлин погиб...
— Кто такой каган Бравлин? — перебил Гостомысл.
— Это так по ихнему князь Буревой зовется.
— Дальше.
— То славяне должны признать своим господином кагана Хазарии и платить ему дань.
— И что вятичи? — спросил Гостомысл.
— Вятичи отказались покориться хазарам.
— А хазары?
— Хазары попытались взять Белую Вежу штурмом, но у них ничего не получилось. Тогда они решили взять город осадой, для этого окружили город и никого не впускают в город и не выпускают. А побить их у вятичей сил не хватает. Поэтому меня и других гонцов послали за помощью к соседям, — сообщил Твердислав.
— И соседи прислали помощь? — спросил Гостомысл.
— Нет, — сказал Твердислав.
— Но рядом же северяне, мещера, мурома? — удивился Гостомысл.
— Северяне боятся, что хазары нападут и на них. У мещеры и муромы сил мало. А поляне после ссоры с древлянами опасаются оставлять Киев без дружины. А древляне из обиды не хотят помогать.
— Понятно, — сказал Гостомысл и многозначительно заметил, обращаясь к Медвежьей лапе: — Однако муромский князь нам ничего не сказал.
— Ай, — схитрил никак! — Нахмурил брови Медвежья лапа.
— Нехорошо это, — недовольно проговорил Гостомысл.
— Так всегда было, — пожал плечами Медвежья лапа, — связаться с хазарами, глядишь, те и на них пойдут. Так чего рисковать? Они думают об интересе своего племени.
— Глупо это! — вспылил Гостомысл. — Сейчас они отказались помочь вятичам против хазар, а завтра вятичи откажут мещере против булгар! Никакое племя в одиночку не выстоит против врагов. Один прут легко сломает и ребенок, но когда прутья в связке, и богатырю их не сломить. Надо помогать друг другу, держаться вместе. Именно в этом сила.
— Не привыкли они к такому. Они ведь и друг на друга смотрят волками. Вон в прошлом году — древляне напали на полян, — сказал Ратиша.
— Если порядок негоден, то его следует сменить! — сказал Гостомысл.
— Это не так-то легко сделать, — проворчал Медвежья лапа.
— Заставим! — сказал Гостомысл и повернулся к Твердиславу. — А что за народ такой — хазары?
— В Хазарии народ разных племен, — сказал Твердислав. — Все бывшие кочевники: и хазары, и тюрки, и аланы. И веры они разной: много среди них и мусульман, и христиан, и язычников. Однако власть в Хазарии взяли иудеи, к которым враждебно настроены все. Но независимо от веры хазарские каганы были всегда врагами славян. В славянских землях брали они богатства и рабов. Когда князь Буревой «надавал им по зубам», они на долгое время затихли, Но, как видно, снова подняли голову.
Уж лето подходило к концу, а хазары все никак не могли взять Белую Вежу.
Город штурмовали едва не ежедневно, но беловежцы отбивали атаки раз за разом, при этом хазары несли огромные потери.
И чем больше росли потери, тем стремительнее падал дух хазарского войска. Если раньше воины лезли в сражения без размышлений, то теперь стали отлынивать под различным предлогом. Некоторые даже бежали из войска.
От этого Абадия сатанел. Теперь он с утра до темноты носился по лагерю на коне в сопровождении «черной сотни» и придирался ко всем, кто попадался ему на пути. И не дай бог попасться под его горячую руку. Им уже было казнено несколько тарханов, а уж простых воинов он казнил без счета.
Тем не менее, несмотря на жесточайший террор, хазары оставались там, где и были в начале лета.
В конце августа во время ужина сам собой завязался разговор между Абадией и присутствующим на ужине сыном Иосифом.
Разговор начался с того, что Абадия сообщил, что сегодня он заметил несколько человек, которые пытались бежать из войска. По его приказу они были арестованы. Теперь надо решить, что с ними делать, чтобы отбить охоту другим уходить из войска.
Иосиф пожал плечами.
— Многие не хотят воевать. Чтобы отбить охоту бежать из войска, нужны жестокие меры.
Абадия раздраженно перебил его:
— Спор не идет о том, казнить их или нет. Вопрос в том — как их казнить? Казнить их надо с такой жестокостью, чтобы другие боялись бежать.
— Казнь вызовет еще большее недовольство в войске. Никто не может хазар заставить сражаться, потому что они добровольно примкнули к отрядам своих господ, — заметил Иосиф.
— Зато их господа служат мне. И они обязаны сражаться на моей стороне, — зло сказал Абадия.
Видя, что отец обозлился, Иосиф не ответил.
— Что молчишь? — спросил Абадия.
Иосиф вздохнул:
— Отец, правда, как нож, колет больно, но без нее не обойтись. Лгать тебе я не могу, а говорить правду язык не поворачивается.
— Ну, так скажи правду, — сказал Абадия.
— Ладно. С каждым днем настроение войска падает, потери растут... — начал Иосиф.
— Чем больше сдохнет хазар, тем лучше для нас! — отрезал Абадия.
— ...завтра будет очередной штурм. Но, думаю, и он окончится безрезультатно. Тогда войско совсем развалится, — проговорил Иосиф.
Абадия покраснел:
— И что ты предлагаешь?
— Надо прекратить штурмы, — сказал Иосиф.
— И уйти?!
— Уйти.
Абадия вскочил:
— Иосиф, да как тебе такое могло прийти в голову?!
Никогда! Понимаешь — ни-ког-да! Слышишь: никогда еще хазары не уходили, не добившись своего!
Иосиф встал.
— Отец, однажды мы уверовали в свою силу и недооценили врагов, и славянский князь Бравлин едва не уничтожил Хазарию. Тогда нас спасло чудо. Но что если подобное повторится?
Абадия, успокоившись, сел.
— Садись, — сказал он сыну.
Иосиф сел.
— Ты ошибаешься, я ничего не забыл. Я хорошо помню, что сделал с Хазарией князь Бравлин. Но сейчас обстановка изменилась: князь Бравлин, который объединял славян, погиб, и теперь славяне разобщены — никто не придет на помощь Белой Веже, потому что другие славянские племена опасаются разгневать нас. Но если славяне нам не страшны, то появилась новая опасность — внутренняя разобщенность среди хазар. Мы — иудеи. Мусульмане и христиане ненавидят нас. Они не понимают, что, приняв иудаизм государственной религией, мы избавились от зависимости от Константинополя и от Багдада. Тарханы плетут заговоры, чтобы сместить меня. Чтобы совершить переворот, им не хватает малости — предлога. Если мы сейчас уйдем от Белой Вежи, то войско еще не успеет вернуться в Итиль, как мы будем обвинены в предательстве, неумении руководить войском и будем отстранены от власти и казнены.
— Тогда надо держать осаду города до тех пор, пока они не начнут умирать с голода, — сказал Иосиф.
Абадия горько рассмеялся.
— Да у них запасов на семь лет!
— Но что же делать? Бесплодные штурмы неминуемо приведут к волнениям в войске, — сказал Иосиф.
Прерывая разговор, в шатер вошел стражник из черной сотни личной охраны. Он приложил руку к груди и склонил голову.
— Чего тебе?! — с злой досадой спросил Абадия.
— Пришел человек. Просит выслушать его, — доложил стражник.
— Кто он?
— Простой человек — его имя ничего не говорит.
— Чего ему надо? Пусть обращается к своему тархану.
— Он говорит, что у него важное дело именно к тебе.
— Ко мне? — изумленно фыркнул Абадия.
— Он говорит, что знает, как сломить оборону славян.
Абадия вскочил:
— Зови его скорее!
Стражник скрылся.
— Если мы не знаем, как нам взять город, то как это может знать простой человек? — скривил губы в недоверчивой улыбке Иосиф.
— Но, выслушав его, мы ничего не теряем, — сказал Абадия.
— Глупость скажет он.
— А скажет глупость, велю сломать ему хребет и бросить в овраг.
Занавесь на входе колыхнулась, и Абадия сел на место — не принимать же ему простого человека стоя?
В шатер вошел совсем невзрачный человек в грязной рабочей одежде. Посетителей такого рода в шатре никогда не бывало.
Абадия вытаращил глаза, не ожидая увидеть такого.
Войдя в шатер, человек несколько минут подслеповато щурил глаза, привыкая к полумраку, затем, увидев людей в пышных одеждах, рухнул словно подкошенный на пол.
— Кто ты? — спросил Абадия.
— Я — А-а-арон, — заикаясь, ответил человек.
— Ты — иудей?
— Да, я иуд-д-дей.
Это было уже другое дело, и Абадия сказал:
— Встань, иудей.
Аарон поднялся с колен.
— А почему ты, иудей, такой грязный? — спросил Абадия.
— Я — лозоходец. Ищу воду, — сказал Аарон.
— Дело полезное. И что же — у тебя нет рабов, чтобы копать колодцы? — спросил Абадия.
— Есть, но их надо проверять. Потому мне самому приходится лезть под землю, — ответил Аарон.
— И что же ты хотел мне сказать? — спросил Абадия.
— Я з-з-ннаю, как взять г-г-город, — сказал Аарон.
— И как же? — с неприкрытым сарказмом спросил Абадия.
— Я вижу, что штурмы не удаются.
— Это и так понятно.
— Значит, остается брать крепость осадой.
— Возможно.
— Но запасов еды в городе, похоже, много.
— Умный иудей.
— Но много ли у них воды? — проговорил Аарон.
— В городе, говорят, есть колодцы, — сказал Иосиф.
— Но почему пленные говорят, что они всегда брали воду с реки? — задал вопрос Аарон.
— Почему? — спросил Абадия.
— Наверно, потому что в колодцах в крепости плохая вода, — сказал Аарон.
Абадия на минуту задумался, затем спросил:
— Ты думаешь у них в колодцах плохая вода?
— Скорее всего — да, — сказал Аарон.
— Почему ты так считаешь? — спросил Абадия.
— В окрестных местах колодцев почти нет. В тех, что есть, соленая вода. Мы сами берем воду из Дона.
— Но горожане пока пользуются водой из своих колодцев, — сказал Иосиф.
— У них не может быть много воды — город стоит на высоком берегу. Сейчас конец лета —- дождей давно не было. Если город лишить воды, то они через неделю либо умрут, либо сдадутся, — сказал Аарон.
—- Поясни? — заинтересовался Абадия.
— Для того чтобы колодец давал воду, мастер, который копает колодец, должен найти подземную реку. Подземные реки пронизывают всю землю, словно кровяные сосуды тело человека. Если найти жилу с хорошей водой, которая питает колодцы в городе, и отвести ее, то в городе исчезнет вода.
— Так. И как же это сделать? — спросил Абадия.
— Обычно водяные жилы текут над прочным основанием, состоящим из пластов камня или глины. Выход жилы можно найти по зелени близлежащих лесов...
— Здесь нет лесов.
— Когда ноги утопают сквозь землю и совместно с тем земля к ногам прилипает — верный знак того, что вода в этом месте имеется. Но существуют еще более конкретные приметы наличия воды под землей. Верный знак — растения и деревья, которые предпочитают расти там, где есть вода, —- тростники, ива, камыш и плющ. Там, где растет виноград; и земля, где можно найти клевер и бузину или же одичавшую сливу — земля отменная, и вода поднятая в этом месте из колодца будет аппетитная. Наличие воды, которая залегает неглубоко, так же могут подсказать животные и насекомые — лягушки, червячки и кружащие большими сворами голодные комары...
Абадия перебил его:
— Мастер, я убедился, что ты знаешь свое дело хорошо, но мы не собираемся изучать твое мастерство. Лучше ответь — сколько надо времени, чтобы найти жилу и отвести воду от города?
Аарон поклонился:
— Точно сказать не могу, но, думаю, за неделю найду жилу, и еще пару недель уйдет на то, чтобы прорыть ход. Но потребуется много людей для рытья.
— У тебя будет столько людей, сколько понадобится. Если город будет взят благодаря твоей уловке, ты получишь большую награду, — сказал Абадия.
Аарон поклонился.
— Бек, я не подведу тебя.
— Иди! Начинай работу и поторапливайся, — сказал Абадия.
Аарон вышел, и Иосиф проговорил:
— Хорошую идею подкинул наш скромный иудей. А пока они будут рыть, за это время в войске успокоятся. А чтобы не скучали, пусть грабят окружающую местность. Это отвлечет их внимание.
— Иосиф, ты настоящий еврей. Так мы и сделаем, — сказал Абадия.
Абадия приказал тарханам прибыть утром в его шатер. Ожидая очередной гневной вспышки, тарханы шли к беку неохотно. Рассевшись у стен шатра для приемов, они стали ждать с непроницаемыми лицами.
Абадия вошел в шатер с другой стороны шатра, тарханы встали и склонились в поклоне. Абадия молча сел на трон. Окинув строгим взглядом тарханов, милостиво приказал: садитесь.
Ему очень хотелось повторить то, что он говорил уже не раз: что тарханы глупы и трусливы и что они заслуживают только смерти. Но он знал, что тарханы, как всегда, молча выслушают его и уйдут. Но их ненависть к беку только возрастет.
Оглядывая тарханов, Абадия подумал, что в шатре он собрал своих злейших врагов. Но пока война со славянами не закончилась, он ничего не сможет с ними поделать.
С ужасающей ясностью Абадия еще раз сознал, что он во что бы то ни стало должен взять город. Если же он признает свое поражение, то, воспользовавшись его слабостью, тарханы свергнут его.
От этого балансирования на грани жизни и смерти, Абадия чувствовал холодок на спине. С трудом, разлепив пересохшие губы в подобие улыбки, Абадия проговорил мягким голосом:
Господа тарханы, пригласил вас, чтобы обговорить план ведения дальнейшей войны. Я хотел бы услышать ваше мнение о том, как нам действовать дальше.
Тарханы были изумлены словами бека, — никогда он еще не просил у них совета и обычно только сыпал в их адрес оскорбления и угрозы, словно они были его рабами. Им также многое хотелось сказать, но, помня о казненных, предпочли промолчать.
Хотя один из тарханов все же негромко заметил:
— Хитрит иудей.
Абадия окинул быстрым взглядом тарханов — все они сидели с непроницаемыми лицами. Однако Абадия знал, кто позволил себе сделать непочтительное замечание.
Абадия мог бы крикнуть верную стражу и отдать приказ казнить дерзкого. Не раз уже такое происходило. Но только не в этот раз, потому что замечание сделал Барсбек — вождь тюрков.
За Барсбеком стояла могучая сила тюркских племен, и попытка задержать Барсбека мгновенно привела бы к вое станию. Да и не смогла бы стража арестовать Барсбека, потому что его охраняла сильная охрана, которая, почувствовав опасность для своего вождя, тут же перебила бы стражу, а заодно прирезала бы и самого бека.
Эти мысли пролетели в голове Абадии в одно мгновение.
— Так, может, нам оставить этот проклятый город в покое и уйти домой? — спросил Абадия, коварно улыбаясь.
Тарханы и в самом деле предпочли бы уйти домой. Они уже договорились, что когда вернутся домой, то свергнут бека и вернут власть законному кагану, который томился в заключении в своем же дворце.
Но их подобной хитростью не проймешь, они сразу догадались, что Абадия проверяет их. Но и заверять в своей верности они не хотели, поэтому они снова промолчали.
«Проклятые изгои!» — мелькнула в голове Абадии раздраженная мысль. Но снова скрыл за улыбкой злобу и проговорил:
— Я решил...
Тут он замолчал, помедлил и, вглядываясь в лица тарханов, только затем продолжил:
— ... что хватит нам нести напрасные потери...
На лицах тарханов мелькнуло изумление.
«Ага, попались на крючок!» — подумал Абадия и продолжил:
— Таким образом, я решил, что штурм города прекращаем. Будем город брать осадой. А чтобы быстрее они сдались, мы сделаем под город подкоп и разрушим их колодцы. Оставшись без воды, они сдадутся через неделю.
На лицах тарханов появилось недовольство.
Один из тарханов скептически проговорил:
— Ты хочешь заставить воинов рыть землю?
Вот тут Абадия не стал себя сдерживать — он грозно повел глазами и рыкнул:
— Если воины не умеют воевать, то какие же они воины?! Понадобится — заставим их рыть землю. Но сейчас никто их не собирается заставлять копать землю. Вы тупы, как всегда! Вы забыли, что на грязную работу существуют рабы. Рабы сделают всю грязную работу. А отряды пусть займутся ловлей новых рабов. Чем больше их наловят, тем скорее возьмем город и уйдем домой.
Как только утренняя заря освещала стены Белой Вежи, так хазары уже были тут как тут. С лестницами, с камнеметными орудиями и таранами.
Дубыня уже привык к утренним штурмам хазар. Утренние штурмы уже вошли в привычку, подобно умыванию по утрам.
За два месяца безуспешных штурмов хазары нанесли большие разрушения домам в городе, но жители ушли в подвалы, перекрытые сверху толстыми бревнами и толстым слоем земли. Таким укрытиям не были страшны ни камни, ни огонь.
Камни даже шли в дело, — женщины и дети их собирали и относили на стены. Там ими били самих же хазар.
Через два месяца отряд, защищающий башню, уменьшился больше, чем наполовину, поэтому Дубыня с радостью встретил вылечившегося Полыню.
Раны Полыня залечил не полностью, сильно хромал, но и в таком состоянии он был хорошим помощником. Чтобы поберечь друга, на первое время Дубыня поручил ему кашеварить.
Это утро ничем не отличалось от других: Полыня еще до рассвета наварил каши, все поели и стали ждать, когда хазары пойдут на приступ.
Солнце быстро встало, но хазары не пошли на приступ. Подождав еще немного, Дубыня выглянул за стену и отметил, что вроде бы внешне ничего не изменилось — в хазарском лагере дымились костры, пахло горелым кизяком и горячим овечьим салом.
Дубыня видел, как отряд конников вышел из хазарского лагеря и, поднимая пыль, ускакал в поле.
Однако под стенами было тихо, и не было ни единого намека на приготовление хазар к очередному штурму.
Дубыня снял железный шлем с головы и почесал мокрый затылок.
— Однако странно, — проговорил он.
— Чего — странно? —- спросил Полыня и высунулся из-за стены.
Окинув взглядом местность, удивленно воскликнул:
— Ба, чего это они?! Куда все хазары делись?
— Однако, похоже, они сегодня не собираются идти на штурм, — проговорил Дубыня.
— Похоже, — согласился Польши и уже смелее нагнулся над стеной.
Дубыня потянул его за плечо назад.
— Осторожно, Полыня, так тебя подстрелят лучники.
— Так нет никого там, — сказал Полыня.
Он едва не уронил шапку. Поспешно схватил ее на лету и отпрянул назад.
— Вот, видишь, и сам мог свалиться, — проговорил Дубыня.
— А то жалко меня? — хохотнул Полыня.
— Жалко, хоть ты и дурень, — сказал Дубыня.
— Это почему еще я — дурень? — обиделся Полыня.
— Потому что нос свой вечно суешь, куда не следует, — невозмутимо проговорил Дубыня.
— Это куда я свой нос совал?
— Сейчас — за стену.
— Ну и что?
— Ничего. — Дубыня почесал затылок и задумчиво пробормотал: — И в самом деле — ничего. Похоже, они сегодня не собираются воевать.
— Может, они хотят уйти? — предположил Полыня, который уже уселся в тень.
— Тогда бы они уже ушли, — сказал Дубыня.
Их разговор прервало появление князя Вячеслава и Борислава. Во время штурма кто-либо из них обычно находился в башне.
Застав в башне тишину, князь Вячеслав спросил:
— Что тут происходит?
Дубыня шутливо промолвил:
— Так сегодня у нас выходной.
— Какой выходной? Где хазары? — спросил князь Вячеслав.
Полыня хохотнул:
— Передумали они сегодня штурмовать город.
Борислав выглянул за стену и согласился:
— И в самом деле, хазар не видно. И похоже, сегодня они на штурм не пойдут.
Князь Вячеслав тоже выглянул за стену. Он задумчиво глядел на лагерь хазар минут десять, затем проговорил:
— Во время приступов хазары понесли большие потери... как видно, они решили дать себе отдых.
— Думаешь — будут брать нас измором? — спросил Борислав.
Князь Вячеслав пожал плечами:
— Не знаю. Пока не знаю.
— Измором нас не возьмут — у нас запасов на семь лет, — сказал Борислав. — А за это время кто-либо придет нам на помощь.
— Семь лет под стенами города хазары стоять не будут, — сказал князь Вячеслав.
— Не будут, — сказал Борислав. —.Они же не сошли с ума?
— Слышал я об ихнем беке Абадии. Иудей жесток, хитер. Если нападает, то не отступает, не добившись своего. Несколько лет назад сжег и разрушил Армению за то, что ему показалось, что его дочь, которую он отдал замуж в Армению, отравили, — задумчиво проговорил князь Вячеслав.
— Но на что же они тогда рассчитывают? — спросил Борислав.
— Не знаю, пока не знаю, — проговорил князь Вячеслав.
Шустрый Полыня вмешался в разговор:
— Нутром чую, они какую-то хитрость задумали.
Князь Вячеслав покосился на него, — не в свое дело лезет простой человек, — но проговорил:
— Да. Только — какую?
На его вопрос никто не смог ответить, и князь Вячеслав, поняв, что хазары и в самом деле устроили себе выходной, ушел со стены. При этом он был сильно недоволен, потому что, когда не знаешь, что собирается предпринять враг, жди больших неприятностей.
Хотя Абадия и согласился с планом Аарона, однако сомнения у него остались — не так-то просто найти водяную жилу в толще каменистого утеса, на котором была построена крепость. Если это вообще возможно.
«Конечно, скорее всего, хазарскому войску все же придется уйти от города, так и не взяв его», — думал Абадия.
С таким развитием ситуации он уже смирился.
Разумеется, неудачное возвращение вызовет недовольство хазарской аристократии, подорвет авторитет бека. Впрочем, это особенно не изменит отношение к нему тюркско-аланской аристократии. Да и мадьяр, и кабаров и многих других племен. Они и так мечтают свергнуть его.
Но пользу из плана Аарона Абадия все равно получал. По крайней мере, пока он будет рыть скалу, осада города не закончится. Это время Абадия может использовать, чтобы обезопасить себя и первым делом, — срочно осуществить задуманное им перед выходом на войну дело — набрать корпус из надежных двенадцати тысяч воинов-иудеев.
Оставалось только покинуть войско под таким благовидным предлогом, который не вызвал бы подозрение оппозиции.
Такой предлог был — погибший сын Иегуда все еще дожидался погребения. По обычаю, его надлежало предать земле на родине со всеми причитающимися царскому сыну почестями.
Но пока велись активные действия, Абадия не мог покинуть войско. Потому он, чтобы предохранить тело погибшего от порчи приказал забальзамировать его и спрятать в специально вырытый колодец,
Но с началом плана Аарона военные действия затихли, и теперь Абадия мог покинуть войско: никто не мог обвинить отца в том, что он хочет произвести похороны сына по положенному обряду. Поэтому Абадия на следующий же день после окончания активных военных действий объявил о своем отъезде и назначил главой войска Иосифа.
В столицу Хазарии Итиль Абадия приехал через три дня.
Первым делом он вызвал к себе начальника охраны Аврахама и спросил его, здоров ли каган, и не пытался ли кто встретиться с ним.
Аврахам ответил, что, как и приказывал бек, к кагану никто не допускался, кроме парикмахера и портных. Каган здоров и доволен жизнью.
Абадия усмехнулся:
— Так уж и доволен?
— А чем же ему быть недовольным? — сказал Аврахам. — У него есть все, что он хочет: женщины, изысканные кушанья, нарядные одежды.
— И он даже не хочет выйти из дворца? — с сомнением проговорил Абадия.
— Зачем? — спросил Аврахам, и Абадия подумал, что он прав — тархану незачем выходить в мир, который он не знает и не должен знать, потому что каган — это живой бог, а богам незачем пачкаться общением с грязными существами.
— Пусть так и будет дальше, — сказал успокоившийся Абадия.
Вся следующая неделя у Абадии ушла на похороны сына.
Хоронили Иегуду пышно: одели в драгоценные одежды; рядом с ним в могилу положили его любимого коня, кувшины с изысканными винами и кушаньями, музыкальные инструменты, рабынь-наложниц чтобы в загробной жизни не было скучно.
Только закончив с похоронами, Абадия поручил начальнику своей личной стражи Давиду, в чьей преданности он не сомневался, потому что тот был таким же иудеем, как и он, срочно набрать из числа иудейской молодежи двенад-цать тысяч надежных профессиональных воинов.
Затем он занялся каганом.
Он решил использовать особенности хазарских традиций. Согласно им жизнь кагана была окружена множеством табу что лишало его возможности самому управлять страной, а потому это дело поручалось беку. В связи с чем фактически бек являлся соправителем кагана и обладал реальной властью. У кагана было одно право — заменить бека независимо от причин в любой момент.
Каган был язычником, а язычники, мусульмане, христиане, — все, — были врагами иудеев. Это давало возможность оппозиции убедить кагана, чтобы тот заменил иудея Абадию на представителя другой религии. Для этого оппозиции достаточно было только добиться встречи с каганом.
Абадия боялся этого.
Самым лучшим решением проблемы в таком случае, казалось, было бы убийство кагана, но хитрый Абадия понимал, что смерть кагана станет и его смертью.
Каган был молод, и у него еще не было наследника. При таких обстоятельствах в случае смерти кагана хазарам пришлось бы избирать нового кагана. И правителем Хазарии на это время стала бы мать кагана — ярая язычница.
Понятно, что при всеобщей ненависти к иудеям новым каганом окажется кто угодно, только ни Абадия, ни его сын, ни любой другой иудей.
Поэтому Абадия придумал более хитроумный план.
Через неделю после отъезда бека Абадии Аарон сообщил Иосифу, что ход дошел до подземной реки. Иосиф пошел смотреть на результат работы и увидел, что из шурфа высотой в человеческий рост текла настоящая река.
Иосиф подумал, что при таком напоре воды все, кто находился в шурфе в момент, когда наткнулись на реку, должны были погибнуть.
Иосифу было ничуть не жалко копавших землю рабов, но из любопытства он спросил:
— А что с рабами?
— Утонули, — сказал Аарон.
— А-а, — равнодушно проговорил Иосиф и спросил: — А это точно та река, из которой они берут воду?
— В этом слое вода хорошая, в других — соленая, — уклончиво ответил Аарон.
— И как быстро у них пропадет вода? — спросил Иосиф.
— Судя по напору сегодня или завтра, — сказал Аарон.
— А как мы это узнаем? — спросил Иосиф.
— Как только напор воды уменьшится, у них колодец высохнет, — сказал Аарон.
— Значит, они начнут испытывать жажду через несколько дней, — сказал Иосиф.
— Да, — сказал Аарон. — Даже, если у них есть запас воды, она скоро закончится.
— Значит, осталось ждать немного, — сказал Иосиф.
В донских степях август самый жаркий и сухой месяц. Трава засыхает, живое прячется в норы, лишь горячий ветер гуляет серебристыми волнами по ковылю. Да цикады звенят надорванными струнами.
Как предполагал Иосиф, в Белой Веже в колодцах вода была горькая и гнилая, пить такую воду невозможно, такая вода годилась только для тушения пожаров. И только один колодец давал воду, пригодную для питья. Находился он на княжеском дворе под специальной башней и берегли его как зеницу ока.
В связи с этим горожане воду для питья и других нужд брали из Дона.
Беда пришла с рассветом.
Пришедшие утром к княжескому колодцу женщины вытащили сухую бадью. Подумав, что бадья просто не достала воды, они снова опустили бадью, но и в этот раз бадья вернулась без воды. На ее краях осталось лишь немного мокрого песка.
Это женщин напугало не на шутку в панике они кинулись к сторожу.
Сторож дремал на лавке около входа. Женщины принялись его трясти.
— Тю на вас, бабы, с ума, что ли, посходили? — разлепил сонные глаза сторож.
— Жировит, беда — в колодце пропала вода! — закричали женщины ему в самое ухо.
Сторож, еще не понимая случившейся катастрофы, лениво встал.
— Погодите. Не трындите. Сейчас разберусь.
Он зашел в башню, и сам лично опустил бадью в колодец, поболтал ей внизу и, не услышав плеска воды, быстро начал наматывать цепь на ворот. По необычно легкой бадье он быстро догадался, что она пустая, — вот теперь он понял, что случилась беда, и его лицо от страха побелело.
Поднятая бадья была сухой, словно поднялась из ада. Не веря своим глазам, Жировит опрокинул бадью, — ни единой капли из нее не упало.
Жировит охнул:
— Да что же это такое творится! Уж не отвернулись ли от нас боги?
Это был сигнал женщинам, — поднялся истошный вой:
— О горе нам! Теперь мы все умрем! Хоть живыми ложись в могилу!
Жировит немного пришел в себя и цыкнул:
— Тихо, бабы! Сейчас схожу к князю — он обязательно что-либо придумает.
Жировит дал им надежду, хотя, может быть, и сам не верил, что князь сможет дать воду. Надежда была призрачной, но женщины притихли, — ведь даже небольшая надежда дает человеку силы для жизни.
Когда они, затихли, Жировит еще раз предупредил женщин, чтобы они никуда не уходили и никому не говорили о происшествии, а сам кинулся со всех ног к воеводе.
Тур в гридницкой вместе со старшими дружинниками обсуждал, каким бы образом совершить вылазку на хазар, но, получив сообщение от Жировита, немедленно отправился к князю.
Через несколько минут князь, воевода и городской голова были у колодца.
Заглянув в темное нутро колодца, Тур приказал сторожу:
— Опускай бадью!
Жировит опустил бадью, и, когда вытащил ее, все увидели, что бадья пуста.
— Ну, вот, — сказал Жировит, показывая пустую бадью.
Лицо князя Вячеслава посерело.
— Вижу, — сказал он и рассудил: — Надо чтобы кто-нибудь спустится вниз и посмотрел, что там.
Тур кивнул Жировиту:
— Слазь в колодец.
Сторож отстегнул цепь от бадьи. Посмотрел на отверстие и сказал, что колодец узкий и что в него он не протиснется.
Князь Вячеслав взглянул на Жировита, затем на Тура:
— Ив самом деле, он не пролезет в колодец, надо найти кого-либо потощее.
— Тут мальчишка нужен, — посоветовал Жировит.
— Немедленно найдите мальчишку — приказал князь Вячеслав.
Тур вышел из башни и через несколько минут вернулся с худым мальчишкой с выгоревшими до белизны торчащими, как солома, волосами и облезлым носом.
Паренек был голый по пояс, босой и в рваных штанах, едва достающих до колен. На плечах виднелись розовые пятна солнечных ожогов.
— Тебя как зовут? — спросил князь мальчишку.
— Первуша, — ковырнулся пальцем в носу мальчишка.
— Чей ты?
— Сын Завида, рыбака.
— Первуша, здесь у нас что-то вода в колодце пропала, — ласково проговорил князь Вячеслав. — Надо бы тебе слазить в колодец, посмотреть, куда делась вода.
Мальчишка покосился на черное отверстие колодца. Всем известно было, что колодец очень глубок. Среди мальчишек ходило поверье, что это ход в логово самого водяного. А как известно, кто попадает в лапы водяного, тот никогда не возвращается.
_ Видя, что мальчишка сомневается, Борислав сказал.
— Если не найдем воды в колодце, то мы либо умрем от жажды, либо нас убьют хазары.
Жировит показал мальчишке веревку.
— Мы тебя привяжем за пояс, если что — вытащим.
Первуша почесал ногу ногой.
Князь показал ему серебряную монету:
— Когда вернешься — будет твоя.
— Ладно, — неохотно согласился Первуша.
Жировит обвязал его веревкой за пояс, и мальчишка полез в отверстие колодца. Сторож осторожно отпускал веревку. Когда она почти закончилась, она ослабела.
— Добрался до дна, — сказал Жировит.
Мальчишка долго не подавал знаков, и Борислав стал беспокоиться.
— Да жив ли он там?
Жировит осторожно натянул веревку.
— Жив, — сказал он.
— А почему не подает знаков, чтобы его подняли? — спросил Борислав.
— Не знаю, — сказал Жировит, и спросил: — Тащить его?
— Погоди, — сказал князь Вячеслав. — Если не подает знака, значит, занят.
Пришлось ждать еще. Наконец из колодца послышался какой-то гул, и веревка задергалась.
— Это он знак подает, чтобы его вытаскивали, — сказал Жировит.
Князь Вячеслав приказал:
— Вытаскивай мальчишку.
Жировит стал тянуть веревку. Веревка шла тяжело, и ему на помощь поспешил Тур.
Вскоре в дыре показались белые волосы Первуши, а затем испачканное в грязи лицо и плечи. Его тут же подхватили, вытащили из колодца и поставили на землю.
Мальчишка трясся словно его била лихорадка.
— Что с тобой? — спросил князь Вячеслав.
— 3-з-замерз, — синими губами выдавил Первуша. — Там холодно. И звезды видны.
— Вода есть? — перебил его Борислав.
— Нет, — сказал Первуша, — песок на дне мокрый, но воды нет. Я немного покопал, но до воды все равно не докопался.
Женщины, стоявшие в сторонке, взвыли.
— Тихо! — прикрикнул на них князь. Раз песок мокрый, значит, вода есть, только она ушла вглубь. Углубим колодец, и вода снова появится. Правда, Первуша? — обратился он к мальчишке.
Первуша кивнул головой.
— Аг-г-га.
— В общем так, сейчас вы бабы идите домой. А мы пока займемся колодцем, — сказал князь Вячеслав.
Женщины робко вышли из башни.
Князь дал монетку Первуше и спросил:
— Первуша, ты сможешь покопать с часок в колодце?
— Смогу, — сказал Первуша и спрятал монетку за щеку. — Только надо что-либо накинуть, а то там шибко холодно.
— Надо дать ему рубаху, — сказал князь Вячеслав.
Жировит вышел за дверь и через минуту вернулся с грубой полотняной рубахой в руке. Он сунул рубаху мальчишке.
— Надень.
Первуша надел рубаху и полез в колодец.
Когда он опустился в колодец, князь Вячеслав проговорил вполголоса.
— Даже, если мы докопаемся до воды, ее все равно будет не хватать.
— Жара скоро спадет. Пойдут дожди, и колодец снова наполнится, — сказал Борислав.
— Думаю, что мы не дождемся воды, — сказал князь Вячеслав. — Вода в этом колодце раньше никогда не пропадала, даже в самое жаркое лето. Не зря она пропала на этот раз. Мне кажется тут какая-то проделка хазар.
Через неделю в Белой Веже случилось то, что и должно было случиться — от жажды начали умирать самые слабые — сначала дети, потом женщины.
В башне у ворот, которая уже стала постоянным местом пребывания, князь Вячеслав собрал на совещание старшин.
— Сколько у нас осталось воды? — спросил он.
— Немного, не больше, чем на пару дней, — сказал Тур.
— А у горожан? — спросил князь Вячеслав.
— Ау горожан хорошей воды совсем нет. Пытаются пить соленую воду, но те, кто ее пьет, болеют и умирают. В городе почти все дети умерли. Мертвых хороним прямо в городе. Если осада продлится еще неделю, то мы все умрем, — сказал Борислав.
— Осада продлится и неделю, и больше, — сказал воевода Тур.
— Умереть, как собака от жажды? Эта смерть не для воина. Воин должен умирать от меча в сражении, — сказал князь Вячеслав.
— Ты хочешь, чтобы мы вышли из города? — спросил Тур?
— Да, — сказал князь Вячеслав, — пока от жажды воины не ослабели, надо самим напасть на хазар.
— А как же женщины? — спросил Борислав.
— Кто может, пойдет с нами, — сказал князь Вячеслав.
— А остальные? — спросил Борислав.
— Кто?
— Кто не может ходить.
— Они умрут.
Борислав горестно всхлипнул.
— Мы все погибнем, — сказал Тур. — Войско у хазар по-прежнему сильное.
— Они не ждут нападения, и это дает нам надежду на спасение, — сказал князь Вячеслав.
— Когда выходим? — спросил Тур.
— Завтра, перед рассветом, — сказал князь Вячеслав.
Борислав поднялся:
— Я пойду, скажу жителям, чтобы готовились к выходу.
— Нет. Горожан предупредить о вылазке разрешаю только перед самым выходом, — сказал князь Вячеслав.
— Но почему? — удивленно спросил Борислав.
— Потому что в городе есть хазарские лазутчики, — сказал князь Вячеслав.
— Откуда ты знаешь это, князь? — спросил Борислав.
— Но ведь не зря пропала вода в колодце? Кто-то же посоветовал хазарам, как отвести воду от колодца? — сказал князь Вячеслав.
— Посоветовал, — согласился Борислав. — Но если в городе есть хазарские лазутчики, то они уже сообщили им, в каком бедственном положении мы находимся. А значит, несложно предугадать, что мы попытаемся сделать вылазку.
— Да, — коротко ответил князь Вячеслав.
— Значит, мы сами лезем в ловушку?
— Да.
Борислав сел на лавку с обреченным выражением на лице.
— Мы все умрем, — пробормотал он.
— Многие погибнут, но кому-то удастся уйти, — сказал князь Вячеслав.
Как старожил, Дубыня был назначен на башне старшим. Теперь он сам своих часов в дозоре не нес, но как опытный человек, он ложился сразу после заката, когда все дневные дела были завершены, затем вставал ночью несколько раз для проверки, как сторожа несут службу. А перед рассветом сам заступал на дежурство.
В эту ночь службу от заката до полуночи нес Полыня, и Дубыня посидел с ним некоторое время.
Разговор был невеселый — у Полыни недавно умерла дочка, которая, не вытерпев жажды, решилась испробовать гнилой воды. Теперь на подходе была жена.
Дубыне и самому нестерпимо хотелось пить, — из колодца вычерпывали немного воды, но ее хватало лишь по глотку, и ту князь приказал давать только воинам, ибо ослабнут они, погибнут все.
— На помощь от соседей нет и намека, потому погибнут все, — говорил Полыня. — Жители раньше, воины немного позже. Похоже — проклят этот город. Жители не раз видели над городом загадочные огни. Это боги предупреждали жителей, чтобы они уходили из города.
Дубыня, чтобы не расстраиваться еще больше, сказал, что пойдет спать, и лег в углу башни на сене, иссохшем до того, что от прикосновения превращалось в пыль.
Некоторое время он лежал и слушал тяжкие вздохи Полыни, а затем незаметно для себя задремал.
Дремал он, как ему показалось, мгновение, как тут же почувствовал, что его трясут за плечо.
Дубыня открыл глаза. Над ним склонился Полыня.
— Что случилось? —- спросил Дубыня.
— Воевода тебя требует, — сказал Полыня.
— А что хазары? — спросил Дубыня, встал и выглянул в окно.
Ночь была безлунной: внизу было темно и тихо; вдалеке светились костры хазар; где-то хрипло лаяла собака. В садах звенели цикады. Из задонской степи веяло горячим дыханием. Душный воздух навевал сон: веки словно наливались свинцом, хотелось лечь на душистую охапку сена, зарыться с головой и забыться.
Дубыня тряхнул головой, освобождаясь от колдовских чар, тяжело вздохнул и с тоскою промолвил:
— Тихо все. Словно и нет войны.
Ему хотелось сказать, что он мирный человек, а ему приходится каждый день убивать людей, и это стало привычкой, и, возможно, сегодня или завтра убьют его...
— Внизу тебя воевода ждет, — Полыня черство перебил мысли Дубыни.
Дубыня снова вздохнул и спустился по лестнице, а внизу увидел перед воротами строй дружинников на конях.
Тут же оказался воевода Тур. Увидев Дубыню, он вполголоса приказал:
— Дубыня, собирай со стен всех людей и веди сюда. Сейчас пойдем на вылазку.
Такому распоряжению Дубыня несколько удивился, — пеших воинов на вылазки никогда не брали, — и спросил:
— Дозорных тоже брать?
— Я же сказал — всех! — зло проговорил Тур. — И пусть заберут жен и детей.
Чтобы на вылазку брали жен и детей? Такого точно никогда не бывало!
Поэтому Дубыня невольно воскликнул:
— Жен и детей?! Но их же убьют.
— Наверно. Скорее всего. Пусть они скорее собираются. Мы ждать никого не будем, — сказал Тур.
— Но... — попытался получить объяснение Дубыня.
Тур перебил его;
— Скажи им, что в город мы не вернемся, будем пробиваться и уходить вверх по Дону в родные места. В городе останутся те, кто уже не может ходить.
Теперь стало все ясно — город решено оставить.
Но Дубыня знал, что многие мужчины, ослабев от жажды, не были способны на длительный переход, а большинство женщин и детей настолько обессилели, что немногие из них способны были просто держаться на ногах.
— Понятно. Значит, мы умрем сегодня, — сказал Дубыня.
— Те, кто не умрет, тот спасется, — подчеркнуто холодно сказал Тур и отвернулся, показывая, что ему некогда разговаривать с Дубыней.
Дубыня подумал, как будет страшно тем, кто сейчас узнает, что им придется оставлять в городе своих любимых жен и детей — что для них будет медленной и мучительной смертью; и он с горьким облегчением подумал, что у него нет семьи, а, значит, боги избавили его от этого ужаса.
«Умереть в сражении не страшно, страшно видеть смерть своих близких, когда ничем не можешь им помочь», — подумал Дубыня, обреченно махнул рукой и поднялся по лестнице.
— Что случилось? Почему воевода с дружинниками собрались у ворот? — спросил Полыня, видя почерневшее от горя лицо друга.
— Польши, беги домой, забирай свою жену и приходи к воротам. И поторапливайся. Скоро мы уходим из города, — хмуро распорядился Дубыня.
— Как уходим? — ужаснулся Полыня.
— Так — будем пробиваться через хазар.
— Это же верная смерть!
— Еще вернее, что умрем от жажды, если останемся.
Полыня наклонил голову и заплакал:
— Ты чего? — спросил Дубыня.
— Она уже не может ходить, — сквозь слезы проговорил Полыня.
— Ну, ты принеси ее к воротам, а там я тебе помогу, — сказал Дубыня.
— Ты поможешь? — вскинулся Полыня и тут же опустил голову. — Нет. Если ты будешь ее нести, то как ты будешь сражаться? Как я буду сражаться? Мы погибнем, если возьмем ее.
— Но что же делать? — спросил Дубыня.
Полыня вытер глаза.
— Пойду, увижу ее в последний раз. Она была хорошая жена.
— Иди, — сказал Дубыня.
Хотя каган и правитель без власти, однако даже беку требовалось разрешение на его посещение. Поэтому Аба-дии сначала пришлось послать к кагану просьбу, чтобы тот принял его.
Кагану было скучно. Поэтому он согласился принять Абадию в тот же день перед ужином.
На встречу Абадия оделся умышленно скромно — в простую черную одежду. Этим он хотел показать, что живет скромно, словно аскет, и служит кагану на высокой должности исключительно ради преданности и любви к нему.
Кагана он застал в летнем саду за столом рядом с бассейном. В хрустальной воде бассейна лениво плавали остроносые тени осетров. На дорожках между роз бахвалились радужными хвостами павлины.
Стол был заставлен фруктами.
Каган полулежал на низкой кушетке. Рядом с каганом сидели на коленях три восхитительно красивые девушки в прозрачных одеждах. Отщипывая от кистей виноградины, они кормили ими кагана.
Абадия узнал их — две были иудейками.
Подойдя к столу, Абадия почтительно поклонился.
— Да будет славен великий каган! — поприветствовал он. — Надеюсь, здоровье кагана прекрасное и все его желания исполняются.
Каган, молодой человек с изнеженным лицом, лениво повел рукой.
— Присаживайся, Абадия. Попробуй винограда.
Рядом с кушеткой стояли мягкие пуфики.
Абадия почтительно отказался.
— Господин, я не смею сидеть в твоем присутствии.
Каган опустил ноги на мраморный пол и сел.
— Так какая нужда привела тебя ко мне, Абадия? Я слышал, что ты повел мою армию на войну со славянами.
Абадия негромко хихикнул, прикрыв рот рукой.
— Какая уж война со славянами? Так безделица. Идя навстречу желаниям народа, я разрешил ограбить славянский город, который они незаконно поставили на наших землях.
Каган удивленно поднял тонкие брови.
— Как? Славяне ставят на нашей земле свои города? Кто им позволил это?
Абадия понял, что проговорился о том, чего каган не должен был знать, и поспешил исправить ситуацию.
— Потому мы и пошли войной на славян, чтобы наказать их за самовольство.
— Наказать изгоев надо, — сказал кагана. — И наложи на них еще большую дань, чтобы они всегда помнили, кто их господин.
В отличие от кагана Абадия хорошо помнил, что славяне не платят дань хазарам. Но к чему расстраивать кагана? Поэтому он только проговорил:
— Так я и сделаю, господин. Но я пришел к тебе по другой, более важной причине.
— Какой? — нахмурил брови каган.
Абадия показал глазами на девушек.
— Господин, позволь мне говорить с тобой наедине.
— А тут нет никого.
— А женщины?
— Это всего лишь мои наложницы, — сказал каган.
— Но дело слишком тайное, чтобы даже они знали о нем.
— Да? — с сомнением проговорил каган и щелкнул пальцами. — Идите, мои голубки, в сад. Пока мы будем разговаривать с Абадией, соберите для меня душистые лепестки прекрасных цветов.
Девицы убежали в заросли роз, и оттуда послышался приглушенный смех.
Абадия присел на пуфик рядом с кушеткой кагана и тихо заговорил:
— Господин, ты уже знаешь, что я веду войну со славянами...
Каган медленно наклонил голову:
— Знаю.
Абадия продолжил:
— Войну со славянами я начал для того, чтобы увести из Итиля всех, кто ненавидит тебя.
— Неужели такие имеются в моем народе? — не поверил каган.
— Есть, и они устроили против тебя заговор, — сказал Абадия. — И в заговоре против тебя участвуют многие тарханы из аланов и тюрков.
— Но ты сам алан.
— Был, и скорблю об том. Я уже давно иудей.
— У нас все веры равны.
— Они ненавидят иудеев.
— И что же они хотят?
— Они хотят убить тебя.
Каган встал, гордо вскинул голову, и проговорил:
— Но если они не помнят — я потомок рода Ашинов, и каган но праву рождения. Мои предки создали это государство. Я — Бог!
Абадия встал рядом.
— Они не хотят помнить этого.
— Но чем же я им стал неугоден?
— Потому что они мусульмане или христиане, а ты язычник. Они хотят кагана мусульманина или христианина.
— Мои боги — боги моих отцов!
— Каган, времена меняются. Нравы аристократии давно испортились, они впали в разврат. Новая вера побуждает их презирать твоих богов. Мусульмане считают самым злейшим врагом для себя не христиан или иудеев, а язычников, верящих в старых богов.
Каган сел и с горечью в голосе проговорил:
— Неужели в Хазарии не осталось преданных мне людей?
— Есть, и их много, — сказал Абадия. — Все иудеи преданы тебе. Они готовы жертвовать своей жизнью во благо тебя.
— Я буду их любить, как самого себя, — сказал каган. — Но что же я могу для них сделать?
Абадия упал на колени.
— О, великий каган! Нет для нас большей награды, если ты примешь нашу веру. Тогда иудеи будут еще больше преданны тебе и почитать, как бога.
— Но тогда обидятся другие, — сказал каган.
— Но другие предали тебя. И нет времени — заговорщики решили, что как только вернутся назад в Итиль, то убьют тебя.
— Не знаю, что и делать, — с сомнением проговорил каган.
— Принять иудаизм, — сказал Абадия.
— Но об этом узнают другие.
— Незачем всем говорить, что ты стал иудеем. Пусть об этом знают только иудеи.
Каган повеселел.
— Ну, если так, то можно.
Через три дня каган был обращен в иудаизм.
Проводив Полыню, Дубыня пробежался по стене до следующей башни и предупредил всех встретившихся, чтобы они брали свои семьи и подходили к воротам.
Вернувшись, он увидел, что засовы с ворот были сняты и дружинники были готовы выходить.
Колонну возглавлял князь и дружинники — они были на конях и в тяжелых доспехах. Они должны были тараном проломить переднюю линию хазар, если те встретятся.
За ними — княгиня с княжичем, семьи дружинников и старшин на телегах. Тут же женщины и дети простых людей — те, что еще могли передвигаться. По бокам и сзади колонну защищали пешие ратники в легкой броне.
Дубыня взял щит, копье и топор и поспешил пристроиться к строю пеших ратников, поближе к княжеской дружине.
Подошел и Полыня. Его лицо в темноте казалось черным. Он нашел Дубыню и коснулся его плеча.
— Дай мне встать рядом.
— Где жена? — спросил Дубыня, освобождая место.
— Она умерла, — сухо сказал Полыня и отвернулся, скрывая слезы.
Дубыня ничего не понял, но разговаривать было некогда — заскрипели открывающиеся створки ворот, и дружинники молча двинулись в пахнущую сыростью и дымом ночь.
Шли без факелов, поэтому было так темно, что Дубыня с трудом различал идущего впереди. Его спина, то была видна, то пропадала, лишь звон оружия да тяжелое дыхание свидетельствовали о том, что он недалеко.
Боясь отстать, Дубыня невольно перешел на бег и натолкнулся на спину впереди идущего, тот что-то буркнул неразборчивое и ускорил шаг.
Полыня сопел рядом, но не отставал.
— Темно, хоть глаз выколи, — сказал он.
— Зато хазары нас не видят, — сказал Дубыня и снова уперся на резко остановившегося идущего впереди ратника.
— Что там? спросил Дубыня.
— Копья наизготовку! — разрезал ночь истошный крик.
Дубыня поспешно опустил копье рядом с плечом переднего ратника. Тут же, как по сигналу, послышался рев трубы, ржанье коней и крики хазар.
Солнце показало край над степью, и Дубыня увидел впереди черную полосу. Присмотревшись, он догадался, что это выстроившееся войско хазар.
— Мы попали в ловушку, — тихо проговорил Полыня.
— Наверно, у князя есть какой-то замысел, — сказал Дубыня и повторил: — Должен быть.
— Мы сейчас умрем, — сказал Полыня. — Это хорошо, потому что я не могу жить, зная, что моя жена умирает от жажды или замучена хазарами.
— Разве она не умерла?
— Для меня — умерла.
Дубыня крепко сжал копье.
— Проклятие!
— Но прежде я убью десяток хазар, — сказал Полыня.
Впереди послышался новый сигнал, и строй хазар густой и прочный, точно земляной вал, медленно двинулся в сторону беловежцев.
— У хазар длинные копья, и к ним тяжело будет пробиться, сказал Дубыня.
— Держать строй! — закричал кто-то.
Дубыня с трудом догадался, что это кричал воевода Тур. Но его команда приободрила Дубыню, и он стал высматривать, как протиснуться сквозь копья хазар.
Наконец строй хазар приблизился к беловежцам так близко, что острия копий разделяло расстояние не больше ладони.
Чтобы столкнуться, оставался последний сигнал.
Солнце поднялось, стало светло, и Дубыня уже видел, что они были окружены и прижаты к Дону. В темноте воевода сумел каким-то чудом развернуть строй так, что женщины и дети оказались в кольце ратников.
Измученные жаждой женщины и дети, оказавшись на берегу реки, бросались к воде и жадно хватали ладонями и ртами мутную жижу, поднятую ногами ратников, оказавшихся по колено в воде.
Жажду они утолили, но это было только отсрочкой неминуемой смерти.
Из-за спин хазар послышался новый сигнал.
— Прощай, — успел сказать Дубыня и рванулся вперед.
Каким-то чудом ему удалось увернуться от копий и врезаться в строй хазар. К его спине прилип Полыня.
Проломившись во внутрь строя хазар, Дубыня оставил в теле хазара уже ненужное копье, выхватил топор и начал им крушить противника.
Полыня своим топоришком и щитом защищал его спину. Дубыня был его последней надеждой на жизнь. Полыни понимал, что пока Дубыня бьется, живет и он, поэтому Полыни защищал его спину больше, чем самого себя.
Богатырь Дубыня проламывал в строю хазар настоящую просеку, но хазар было слишком много, и в конце концов он стал уставать, а в усталости пропускать удары. Вскоре и Дубыня и Полыня, получив по десятку ран, истекали кровью.
Понимая, что наступает последний миг жизни, Дубыня и Полыня прижались друг к другу спинами.
— Полыня, радуйся, скоро мы попадем в рай! — с болезненной веселостью кричал Дубыня, из последних сил опуская топор на голову ближайшего хазара.
Полыня сползал на колени и стонал в ответ:
— Я уже почти в раю.
В его грудь уперлось хазарское копье, от смерти Полыню защищала тонкая стальная пластина на нагруднике.
— Хороша дамасская сталь, — заплакал Полыня, обломком щита прикрывая голову от занесенного меча.
Он закрыл глаза, готовясь принять смерть. Но к его удивлению удара не последовало.
Полыня открыл глаза и увидел, что хазары густой толпой бегут к своему лагерю.
— Что случилось? — толкнул он Дубыню.
Дубыня сам нечего не понимал, только таращил огромные глаза.
— Хазары дрогнули, — сказал он.
— Они отступают? — проговорил Полыня, с трудом осознавая его слова, но через секунду, поняв, что произошло, стащил с головы шлем, быстро зачерпнул им воды, и, держа его на вытянутых руках, побежал в город.
Он надеялся еще спасти свою жену.
Конь под князем Вячеславом был убит почти сразу, как только началось сражение. Ему дали другого коня, но и этого через минуту убили.
Погибли и другие кони.
Хазарские лучники специально выбивали коней.
Понятно — они хотели лишить славян надежды на спасение. Без коня далеко не уйдешь.
Пришлось князю сражаться, как простому воину, пешим. Оберегая его, вокруг князя встали его дружинники, но ряды их быстро таяли. Слишком неравны были силы вятичей и хазар.
Но когда князь совсем утратил надежду на спасение, вдруг хазары побежали. Не понимая в чем дело, князь даже попытался броситься за ними в погоню.
Это старинное правило, — бей врага, пока он не опамятовался. Но, сделав несколько шагов, князь понял, что на погоню не было сил ни у него, ни у дружинников.
Пользуясь передышкой, обессиленный князь рухнул на землю.
Земля была твердой и горячей, точно ее разогрела кровь, пролитая множеством людей, убивавших друг друга для того, чтобы человек, объявивший себя властителем одних, смог получить еще больше власти и золота.
Те же, кто шел на смерть по его приказу, либо умирал, либо получал крохи.
Их добыча была ничтожна, но для нищих она казалась огромной, потому что на нее можно было купить женщину для ночных утех, либо пару голов скота.
Земля дрожала, словно от гнева за бесцельно отданные жизни.
Кто-то тронул князя, и он открыл глаза. Рядом с ним стоял воевода, в изодранной, окровавленной одежде. Улыбаясь, он протягивал князю флягу.
Князь приложил флягу к губам и сделал глоток. Такой вкусной воды он в жизни никогда не пил. И князь стал жадно глотать воду, пока фляга не опустела.
Вода принесла ему силы, и он, подхваченный руками верных дружинников, встал.
Окинув взглядом поле битвы, он все понял, — в берег уткнулось множество кораблей, но еще больше кораблей плыло по реке, конца их колонне не было видно, они приставали к берегу, и с них выходили странно-бледнолицые воины, и они присоединялись к огромному войску на берегу, делая его еще больше. И конные отряды неслись к хазарскому лагерю. И хазары на конях, и пешком, и на телегах бежали в разные стороны.
— Где княгиня и княжич? — спросил князь Вячеслав.
— Все живы, — сказал воевода Тур.
К князю подбежала княгиня и сын, и князь обнял их и стал целовать. От радости князь Вячеслав плакал.
— Как вы спаслись? — спросил он.
— Пока мужчины сражались, хазарам было не до женщин и детей, потому мы и спаслись, — сказала княгиня.
Тем временем к князю Вячеславу подъехало несколько всадников в стальных доспехах.
У самого молодого, почти мальчика, на плечах был символ княжеской власти — пурпурный плащ.
Князь Вячеслав, отстранил жену и сына, вытер заскорузлой от пыли и крови ладонью слезы с глаз, приложил руку к груди и представился:
— Я князь вятичей — Вячеслав.
— Я князь словен Гостомысл, — сказал мальчик и подал знак, показывая, что он желает сойти с коня.
Всадники соскочили с коней и помогли Гостомыслу слезть с коня.
— Друг мой, — сказал князь Вячеслав, — мы уже совсем отчаялись, источник воды в крепости пересох, и мы умирали от жажды, поэтому мы решили, что смерть в бою будет менее мучительной. Если бы ты не пришел на помощь, то
мы бы все погибли.
— Я рад, что успел, — сказал Гостомысл.
— Но каким образом ты оказался в этих местах? — спросил князь Вячеслав. — Словене ведь далеко на севере.
— Мы ходили по нашим землям, собирая дань. Сейчас шли на Киев, но около Рязани нам встретился твой посланец Твердислав, он и сообщил о вашем бедственном положении, — сказал Гостомысл.
Князь Вячеслав пожаловался:
— Никто из наших соседей не пришел к нам на помощь. При твоем отце такого не было. Твой отец был сильный воин.
— Впредь все соседи будут приходить на помощь друг другу, — твердо пообещал Гостомысл. — Для того мы и вышли в поход.
Князь Вячеслав встал на колено, склонил голову и торжественно проговорил:
— Великий князь Гостомысл, знай — отныне вятичи признают твое господство и обязуются быть твоими верными слугами.
Гостомысл обнял князя Вячеслава.
— Поднимись, князь Вячеслав, я рад видеть в тебе своего друга.
Когда первое знакомство закончилось, Гостомысл бросил на крепость уважительный взгляд и проговорил:
— А крепость у вас хорошая. Я первый раз вижу такую надежную крепость. Здесь стены каменные, а у нас все деревянные. Того гляди — сгорят.
Князь Вячеслав вздохнул.
— Как видишь, не такая уж и надежная. Приступы мы отбивали без затруднений, но в крепости был только один источник воды, и когда хазары какой-то хитростью отвели от него водяную жилу, мы стали умирать от жажды. Волхвы утверждают, что место, на коем поставлен этот город, проклято.
— Зачем же вы строили здесь город? — спросил Гостомысл.
— Так в этом месте сходятся многие торговые пути, — сказал князь Вячеслав.
— Значит, город здесь нужен, — сказал Гостомысл.
— Не знаю, наверно, мы уйдем в свои города, — с сомнением проговорил князь Вячеслав. — Корьдно совсем захирело без нас. А сейчас мы только чудом спаслись.
— Вся наша жизнь чудо. Но дело ваше. Только знайте, что по степи бродит много племен — мадьяры, печенеги, булгары. Если вы уйдете отсюда, то они захватят контроль над перекрестком торговых путей. И тогда они станут богатеть. Сильные кочевники станут большой угрозой для нашей земли. Рано или поздно они все равно придут в вашу землю. Поэтому нельзя бросать выгодное место без присмотра, — сделал вывод Гостомысл.
— Понимаю, — проговорил князь Вячеслав. — Только многие наши жители умерли, а оставшиеся в живых напуганы, и все равно уйдут. Если хазары стали беспокоить наши земли, то на этом они не успокоятся. А для меня неудобно — Белая Вежа находится за пределами земель вятичей. Да и сил больше нет у вятичей держать этот город.
— С хазарами разберемся. Раз я пришел сюда с войском, то пойду и дальше, — сказал Гостомысл. — А в городе посажу гарнизон из двух сотен своих воинов. С такой хорошей крепостью этого хватит, чтобы контролировать перекресток торговых путей и собирать пошлину.
Князь Вячеслав ошибался, несмотря на то, что в городе народ был разношерстный, в крепости не было хазарских лазутчиков, и Иосиф, возглавлявший после отъезда отца, хазарское войско, не знал положения дел в Белой Веже. Однако несложно было предугадать, что оставшиеся без воды горожане решатся на отчаянный шаг.
Поэтому в тот же день, когда водяная жила хлынула наружу, Иосиф приказал ставить на ночь в засаду у городских ворот отряд из двух тысяч воинов.
Это была небольшая часть его войска, но по численности она была гораздо больше городского гарнизона.
Поэтому Иосиф не удивился, когда его разбудили среди ночи и сообщили, что в городе слышен шум. По всем приметам в городе готовились к вылазке.
Быстро одевшись, Иосиф поспешил во главе личной охраны к месту события.
Все шло по его плану. Из городских ворот вышла колонна горожан, — воинов, женщин, детей, — всего не больше тысячи человек.
Командовавший засадой тархан Барсбек предупредил Иосифа:
— Их много, надо бы поднять все войско.
Иосиф рассмеялся.
— Там половина женщин и детей. Барсбек, неужели ты боишься женщин и детей?
— Я боюсь их мужчин, они уже показали храбрость и силу, которой можно только позавидовать, — сказал Барсбек.
— Не бойся, я рядом, — сказал насмешливо Иосиф, и приказал: — Нападайте на славян и убивайте всех, кто будет сопротивляться.
— Как скажешь, Иосиф, — сказал Барсбек и ушел, чтобы отдать необходимые команды,
Иосиф повернулся к начальнику личной охраны, который все время стоял поблизости, потому слышал весь разговор.
— Ицхак, мой друг, ты видишь, во что превратились хазары? Они выродились и стали отъявленными трусами, если даже самые выдающиеся из них, такие, как Барсбек, боятся горстки славян. Если так дело пойдет и дальше, то их от женских юбок не оторвешь. Они и язык свой потеряют.
Ицхак проговорил:
— Хазары уже давно выродились. Тюрки спят с их женщинами. Сейчас чистокровного хазара в Хазарии и не найти. А на рынках в Итиле даже еврейские купцы предпочитают говорить по-славянски.
Колонна беловежцев направилась вдоль берега реки на север, как раз туда, где подковой уже стояли хазарские войска.
Иосиф смеялся.
— Славяне, как мыши в мышеловку идут.
Как только славяне вошли в ловушку, Иосиф подал знак замкнуть кольцо. Края подковы сомкнулись, и славяне оказались окруженным и прижатыми к Дону.
Иосиф не опасался, что славяне уйдут через Дон. Дон в этом месте сужался и превращался в бурный поток, который преодолеть было мало кому под силу.
По следующему сигналу, с восходом солнца, хазары стали сжимать кольцо, Завязалась битва.
Когда стало совсем светло, Иосиф начал жалеть, что не послушался совета Барсбека: славяне бились как бешенные, не обращая внимания на раны и потери, и хазары несли большие потери.
Но даже большие потери со стороны хазар не могли повлиять на конечный результат, — славян становилось все меньше и меньше. И скоро последние должны были лечь под ударами мечей.
Иосиф уже предчувствовал победу, но как раз в этот момент все переменилось — с севера из-за поворота реки неожиданно выскочил неизвестный корабль.
Иосиф сначала подумал, что это купец. Но за первым корабли стали вываливаться еще и еще. Вскоре их оказалось так много, что, казалось, они текли непрерывной рекой.
Подгоняемые течением, они быстро причаливали к берегу, и из кораблей стремительно выскакивали воины и выстраивали красную линию щитов. За их спинами грозовой тучей набухал конный отряд.
Иосиф обеспокоился. Он не знал, что за войско пришло на кораблях, но намерение его предводителя было явно не дружественным.
Иосиф поманил рукой вельмож, стоявших неподалеку, и ожидавших его указаний. К нему сразу подошли трое.
— Поднимайте все войско, — сказал Иосиф и увидел, что со своим распоряжением он опоздал — неизвестное войско ринулось на хазар, увлеченных боем со славянами. А конный отряд направился прямо в сторону Иосифа.
Начальник личной охраны Ицхак быстрее всех оценил грозящую опасность, и он подхватил Иосифа и буквально закинул его на коня.
Первым делом он было направил отряд в лагерь, но там уже поднялась паника. Кто-то крикнул, что на берег высадился сам князь Бравлин, и в умах хазар всколыхнулся старый ужас, и в умопомрачении хазары стали разбегаться во все стороны, словно испуганные тараканы.
К этому времени и Иосиф уже пришел в себя. Видя хаос в лагере, он сообразил, что ему не удастся подчинить себе перепуганных людей, и велел гнать в степь в сторону Итиля.
Через несколько часов Иосиф понял, что никто его не преследует, велел остановиться, чтобы отдохнуть, утолить жажду и голод.
Немного оправившись, Иосиф стал совещаться с Ицхаком, что им делать дальше.
Иосиф хотел собрать войско, но Ицхак по этому поводу высказал большое сомнение, — как он заметил, хазары бежали в разные стороны. К тому же из перепуганных людей плохие воины.
Иосифу стыдно было показаться отцу без войска, но, поразмыслив немного, Иосиф согласился с Ицхаком и приказал ехать в Итиль.
От Дона до Итиля не так уж и далеко, поэтому к концу второго дня Иосиф был в столице хазарского каганата. К отцу он отправился, даже не ополоснув лица.
Абадия находился в большом зале и ужинал. Кроме слуг, в зале никого не было. Спрятанные за занавесью музыканты играли приятную тихую музыку.
Увидев почерневшее от пыли лицо сына, Абадия догадался, что произошло.
— Отец, — доложил Иосиф, — наше войско разбито.
— Кто разбил? — удивился Абадия. — Славян же в Белой Веже было совсем мало. Или предали хазары?
— Нам удалось лишить город воды. Славянам оставалось либо умереть от жажды, либо выйти из города и сразиться с нами в поле... — начал рассказывать Иосиф.
Абадия перебил его.
— Сядь рядом.
Иосиф сел за стол. Слуги тут же подали ему бокал с вином. Иосиф выпил вино и продолжил:
— Я подготовил хорошую ловушку. Так все и произошло. Я окружил вышедших из крепости, отрядом из двух тысяч воинов.
— Почему так мало? — спросил Абадия.
— Их было не больше тысячи.
— И что же произошло дальше?
— Когда мы их почти всех перебили, на реке появился караван кораблей. Их было очень много. Увидев битву, они высадились на берег и напали на нас. Это были огромные светловолосые воины — настоящие великаны. Я приказал войску подняться и вступить в сражение, но кто-то из хазар закричал, что это сам князь Бравлин пришел. И тогда все наше войско стало разбегаться в панике.
Лицо Абадии посерело.
— Хазары — трусливые собаки! Они всегда подводили нас. Они жадны, грязны и косноязычны. Настоящие свиньи. И почему наше государство названо по их имени? Этим именем мы только позорим себя.
Минут пять он ругался, затем немного успокоился.
— Кто это был?
— Не знаю, — сказал Иосиф. — Но, судя по внешнему виду, они пришли с севера. Многие говорили не на славянском языке.
— На севере многие говорят не на славянском языке.
— Но это не булгары.
— Норманны?
— Мне кажется — это все же славяне. Но с ними и норманны.
— Их вождь князь Бравлин умер! — отрезал Абадия.
— У него мог остаться сын, — сказал Иосиф.
— Его сыновья погибли, — сказал Абадия, но, подумав немного, проговорил сквозь зубы: — Впрочем, слышал — один сын у него оставался, но он слишком юн.
— Юный возраст не мешает царям быть вождями, — сказал Иосиф.
— Ну, да, — неохотно согласился Абадия. — Но в таком случае надо собирать войско против славян. Я не хочу, чтобы теперь сын Бравлина сжег Хазарию. После погрома Бравлина хазары тридцать лет боялись ходить на север. После нового разгрома мы на сто лет забудем дорогу на север.
— Хазары испуганы так, что не способны сражаться не только со славянами, но и вообще с кем-либо, — сказал Иосиф.
— Это хорошо, — сказал Абадия, — пока ты стоял под Белой Вежей, я собрал преданное мне войско. Они убьют любого, на кого я им покажу. Пора избавиться от подлых заговорщиков. Я отдам приказ арестовать всех тарханов из тюркского и аланских родов.
— Отец, мы восстановим против себя тюрков и аланов, а в любой момент к городу могут подойти славяне. Может, все же сначала отразить нападение славян, а уж потом заняться заговорщиками? — осторожно заметил Иосиф.
— А со славянами мы договоримся. Я заплачу им столько, сколько они захотят.
— Но, может, договориться и с тюрками и аланами? Они все же свои.
— Часто эти «свои» хуже чужих. Тюрки и аланы хотят слишком многого — они хотят власти. А славяне возьмут выкуп и уйдут.
— Но где мы возьмем столько золота? Неужели из наших сокровищниц?
— Золото мы возьмем из имущества заговорщиков.
— Ты думаешь, заговор все же существует?
— Он должен быть. Если и нет заговора, то мы должны его придумать. Пока мы не разгромим аристократию, она представляет для нас угрозу.
Когда были закончены приветствия, Гостомысл с ближней дружиной, сопровождаемый князем Вячеславом и оставшимися в живых старшинами, въехал в Белую Вежу.
Вид мертвых не смущал Гостомысла: за недолгую жизнь ему уже пришлось участвовать в сражениях, рисковать своей жизнью и убивать других. Соседство со смертью для воина — обычное дело.
Но то, что Гостомысл увидел в Белой Веже, заставило его побледнеть — улицы города были завалены высохшими трупами женщин и детей, воздух был пропитан запахом тления.
Горожане, уже привыкшие и к виду непогребенных мертвых тел, и к запаху тления, стали расходиться по домам.
Заметив, что Гостомысл едва держится в седле, Медвежья лапа предложил:
— Может, лучше остановиться в поле?
— Да, — едва выдавил Гостомысл, с трудом сдерживая тошноту.
Медвежья лапа протянул ему флягу.
— Отпей, князь, вина, легче станет.
Гостомысл взял флягу и сделал глоток. Вино тут же ударило ему в голову, но он и в самом деле почувствовал себя легче.
Медвежья лапа приказал одному из дружинников:
— Скачи, пусть в лагере приготовят для князя шатер.
— И пир пусть на вечер готовят, — пробормотал Гостомысл.
— Я прикажу убрать тела из города, — сказал князь Вячеслав.
Медвежья лапа взял под узды коня Гостомысла и повернул его к выходу.
— Нет, князь Вячеслав, пока вернемся в поле. А когда очистишь город, тогда посетим и твой дворец.
Князь Вячеслав вздохнул:
— Чую, — вряд ли мы вернемся в этот город. Не дадут тут жить души умерших.
— Ас душами пусть волхвы разберутся, — сказал Гостомысл.
Когда они выехали за ворота, Гостомысл, спеша очиститься от дурного воздуха, глубоко вдохнул воздух в грудь.
На месте сражения тела убитых и раненых еще не были собраны, и среди мертвых тел, ища раненых, ходили женщины; и слуги ходили среди мертвых тел, собирая доспехи и оружие, которые могли пригодиться для воинов, и сносили их одну кучу.
Дружинники выбирали самое лучшее оружие и доспехи. Оружие и доспехи сразу относили на корабль Гостомысла. Оружие и доспехи князь при необходимости будет выдавать нуждающимся.
Золото, серебро и другие ценные вещи дружинники несли в княжеский шатер. Ценные вещи будут разделены согласно обычаю позже.
К полудню лагерь был разбит в стороне от места сражения на берегу Дона. В лагере горели костры, в воздухе висел запах жареного мяса. Слышались возбужденные голоса, женский смех — войско захватило множество хазарских женщин. Молодые женщины тут же забыли старых мужчин и полюбили новых.
Старых женщин никто не держал, и они поспешили покинуть славянский лагерь.
Когда зной спал, на площади перед княжеским шатром начался пир. Так как в степи с деревом было плохо, то обошлись без столов и лавок — для лучших людей слуги расстелили на земле войлок, а поверх — ковры. Посредине ковров расставили угощение, а по краям набросали подушек.
Для князей поставили стол и две небольшие лавки.
А простые люди обошлись и так — для них были открыты бочки с пивом, а на телегах уложена пища — хлеб, мясо, вареная рыба. Виночерпии большими ковшами зачерпывали из бочек брагу и наливали всем желающим.
После здравиц в честь князей Гостомысл и князь Вячеслав вернулись к разговору о судьбе Белой Вежи.
Князь Вячеслав сказал, что он твердо решил оставить Белую Вежу и уйти в Корьдно.
Гостомысл обратился к Медвежьей лапе с вопросом:
— Что, боярин, неужели мы бросим такую хорошую крепость?
Медвежья лапа хмыкнул.
— Как скажешь, князь. Эти места далековато от родного города. Да и духи умерших...
Гостомысл рассердился и выговорил:
— Воевода, стареешь, видно, забыл, что для воина дом родной — его корабль.
В разговор вмешался Отер.
— Князь Гостомысл, позволь мне остаться с отрядом в Белой Веже?
Гостомысл взглянул на него.
— А духов не боишься?
— Духов все боятся. И я боюсь. Но еще больше боюсь нищеты и твоей нелюбви.
Гостомысл рассмеялся:
— Что ж, и в самом деле страшнее нищеты нет ничего. Но от нее есть хорошее лекарство — отвага, верная рука и меч. Раз ты хочешь ты останешься в Белой Веже. Золота и серебра тут будет много, но еще больше беспокойства. Не думаю, что хазары или другие племена забудут об этом местечке.
— Мои воины сильны и отважны и не привыкли дрыхнуть на мягких постелях. Мы любому врагу дадим отпор, — сказал Отер-урмянин.
— Оставишь себе триста воинов, — сказал Гостомысл. — На содержание отряда разрешаю оставлять десятую долю всего, что будешь брать. А слуг себе наберете среди местных.
Князь Вячеслав проговорил:
— Если так решено, то завтра пусть твой боярин входит с дружиной в город, а мы соберем добро и пойдем домой.
— Хорошо, — сказал Гостомысл. — Мы тоже тут не задержимся.
— А куда же ты решил теперь идти? Неужто на хазарскую столицу? — спросил князь Вячеслав.
— Рано пока идти туда, — сказал Гостомысл, — сначала схожу вниз по Дону, проверю пути к ромеям.
В сражении со славянами дружина Барсбека почти не пострадала, потому что, увидев, в какую передрягу попало хазарское войско, он сразу приказал уйти за Дон. Совесть его была чиста, — Иосиф не успел дать ему каких-либо приказов.
Поэтому за разгромом хазарского войска Барсбек наблюдал со стороны, а убедившись, что хазарское войско разбегается, ушел в родовые земли, где и отдыхал три дня.
На четвертый к нему приехали тюркский хан Бахту и аланский хан Куфин.
Барсбек не раз обсуждал с Бахту и Куфином происходящие в государстве дела. И Барсбек, и Бахту, и Куфин сходились в своих взглядах — все трое были недовольны, как правит Абадия.
Но Абадия лгал, когда говорил, что они устроили заговор, чтобы силой сместить его с поста правителя. Об этом у них не было даже в мыслях.
Барсбек встретил гостей со всеми подобающими почестями: в парадной палате, где на полу расстелен ковер и лежат подушки. Когда ханы удобно разместились, был подан чай. А тем временем повара закололи молодого барашка и занялись приготовлением плова.
Плов дело не скорое, а гости неожиданные, поэтому после чая слуги подали шурпу в серебрянных мисках и жареное мясо, нанизанное на виноградные прутики.
Перекусив и обменявшись положенными вежливыми фразами, ханы начали разговор. Барсбек по обычаю не мог спросить гостей, почему они приехали, поэтому первым заговорил Куфин.
— Барсбек, ты в Итиль уже ходил?
— Нет, — ответил Барсбек. — Я не безумец, чтобы сразу идти в Итиль. Абадия обозлен неожиданным поражением, и так как в поражении виноват его сын, который не слушал наших советов, то он попытается всю вину свалить на кого-либо другого. Иосиф всегда относился ко мне неприязненно. Но теперь, когда мои советы оказались верными, Иосиф еще больше возненавидит меня Поэтому первым виновником могу стать я. Так стоит ли рисковать?
— Разве он посмеет поднять руку на вождя племени? — проговорил Бахту.
— Он уже не раз поднимал руку на вельмож, многие из наших друзей уже казнены. Кто его остановит, если он решит убить одного из нас? — сказал Куфин.
Барсбек кивнул головой.
— Абадия приближает к власти иудеев и отстраняет хазар, тюрков и алан. Но великий каган остается нашей веры. Надо попасть к нему, чтобы рассказать ему правду, и потребовать, чтобы он отстранил Абадию от власти.
— У тебя дружина цела? — спросил Бахту.
— Цела, — проговорил Барсбек, не понимая цели заданного вопроса. — Я своих людей держал подальше от стен Белой Вежи. Когда власть узурпирована иудеем, рисковать верными людьми было бы безумием. В штурмах участвовали простые хазары. А их не жалко.
— Это хорошо, — сказал Куфин.
— Почему ты спросил о моем отряде? — спросил Барсбек.
Куфия наклонился к уху Барсбека и вполголоса проговорил:
— Потому что пока мы воевали под Белой Вежей, Абадия обратил кагана в иудаизм...
— Что! — вскочил Барсбек. — Это не может быть!
Куфин потянул его за полу халата.
— Тише, хан. У Абадии везде шпионы, особенно среди слуг. Я не хочу, чтобы наш разговор стал известен Абадии. Барсбек сел.
— Нет среди моих слуг шпионов Абадии.
Бахту усмехнулся.
— Ты уверен, что среди твоих слуг нет иудеев?
— Я не верю, что каган, потомок древнего хазарского рода, мог обратиться в иудаизм, — сказал Барсбек.
— Но это так, — сказал Бахту.
— Откуда это тебе известно?
— У Абадии есть шпионы среди нас, но и у нас есть сторонники. Хоть и мало христиан, мусульман и сторонников древней веры в окружении кагана, однако они есть. Они и передали нам это сообщение.
— Надо от Абадии потребовать ответа, как он смел склонить хазарского кагана в чужую веру! — сказал Барсбек.
— Это нам она чужая, а для Абадии своя. Он ведь тоже алан, — сказал Куфин.
— Хазарский каган не имеет права выбирать веру без согласия народа, — сказал Барсбек.
— Он ее уже выбрал, — сказал Бахту.
— Я поеду в Итиль и добьюсь встречи с каганом. Надо только найти повод для приезда в Итиль, — решительно сказал Барсбек.
— Повод есть, — сказал Куфин. — Абадия завтра собирает тарханов на государственный совет.
— Я сегодня же еду, — сказал Барсбек.
Бахту проговорил:
— Говорят, что Абадия недавно набрал двенадцатитысячное войско.
Барсбек пожал плечами.
— С его стороны это мудрый шаг, по крайней мере ему будет с кем отбивать нападение славян на Итиль.
— Да, — проговорил Бахту. — Но только оно состоит из одних иудеев.
— Сейчас везде иудеи, — сказал Барсбек.
— Не нравится мне хазарское войско, состоящее из одних иудеев, — сказал Бахту. — Я не поеду на совет.
— Абадия будет сердиться, — предупредил Барсбек.
— Жизнь мне дороже, — сказал Бахту.
— О чем ты говоришь? Ничего он нам не сделает, к тому же все равно нам надо добиться встречи с каганом, — сказал Барсбек.
— Абадия не пустит тебя к кагану, — сказал Бахту.
— Этого он не может сделать — по хазарским обычаям ханы имеют право свободно входить к кагану, — сказал Барсбек.
— И все же я не поеду. Я скажу, что болен, — сказал Бахту. — И вам советую так же поступить.
Несмотря на предостережение Бахту, Барсбек все же поехал в Итиль. Но так как он тоже не очень верил в честность Абадии, то взял с собой сотню воинов.
Во дворец бека целый отряд вооруженных воинов, конечно, не пустят, поэтому Барсбек решил оставить отряд в своем городском доме, а с собой взял десять самых сильных воинов.
Так он делал всегда. И обычно воины оставались во дворе, а он входил во дворец с двумя-тремя самыми надежными людьми.
Но на этот раз стража у ворот дворца отказалась пропускать воинов Барсбека, и он возмутился:
— Я хан, а не мальчишка, и ходить в одиночку не привык!
Пошептавшись, стражники неохотно согласились:
— Ладно, пусть пройдут с тобой двое.
Барсбек кивнул двум знатным воинам:
— Пойдете со мной. Остальные пусть дожидаются меня у ворот.
Однако, когда Барсбек хотел пройти через ворота, возникло новое препятствие — стража потребовала, чтобы
Барсбек и сопровождающие его люди оставили оружие.
— Нет! — твердо отказался Барсбек. —- Меч — это душа воина, без него я даже к богу не пойду. Я хан, а бек равный мне. Если меня не пускают к нему с оружием, то лучше я уйду.
— Нам дан приказ никого не пускать с оружием во дворец, — сказал старший стражник.
— Это дело ваше. Тогда я ухожу, — сказал Барсбек и повернулся уже, чтобы уйти, но старший стражник остановил его.
— Хорошо, — сказал он, — идите во дворец с оружием.
Барсбек с двумя воинами по широкой дорожке пошел к дворцу. Он был недоволен — попытка дворцовой стражи отобрать у него оружие напомнила ему о предостережении Бахту.
Во дворец вела широкая лестница. Наверху лестницы Барсбека встретил Абадия.
Увидев Барсбека, он широко улыбнулся и поднял руки, показывая, что хочет обнять его.
— О, дорогой Барсбек, рад видеть тебя. Ты здоров? Не получил ли в сражении со славянами рану?
— Здоров, — сухо ответил Барсбек.
Абадия обнял за плечи хана и ласково проговорил:
— А что ты так гневаешься, хан?
— Твои стражники хотели отобрать у меня меч, — сказал Барсбек.
— Отобрать у хана меч? — удивленно вскинул густые брови Абадия. — Неслыханная дерзость! Да как же они посмели?
— Говорят, это ты им приказал, — сказал Барсбек.
Абадия ничуть не смутился. Хмуря брови, он проговорил:
— И в самом деле — мой начальник стражи отдавал приказ никого не пускать во дворец с оружием. Сам понимаешь — время сейчас опасное. Но этот приказ никак не касается моих друзей. Они перестарались, и они за это будут наказаны. Их высекут за неуважение, проявленное к тебе.
Барсбек с неприкрытым сарказмом усмехнулся, но Абадия, не обращая на это никакого внимания, повлек хана в большую длинную комнату, предварявшую вход в большой зал.
В комнате кучками стояли племенные вожди, тарханы, и другая знать и вполголоса вели разговоры. Негромко играла приятная музыка.
Барсбек поискал глазами и не нашел среди них ни Бахту, ни Куфина.
«Значит, они все же побоялись приехать к беку», — мелькнула мысль в голове Барсбека.
Абадия же с сожалением думал, что приехали не все ханы, и это может нарушить его планы. Впрочем, отступать было все равно поздно.
Введя Барсбека в комнату, Абадия громко объявил:
— Господа, прошу пройти за мной.
Тут же открылась вторая дверь, и все увидели большой зал.
Посредине зала был накрыт длинный стол. На столе виднелись различные явства: мясо, рыба, фрукты. Стояли серебряные и золотые кувшины с напитками.
Племенные вожди и тарханы заняли место у стола.
Барсбек, удивлявшийся необычно ласковому поведению Абадии, покосился на стол и поинтересовался:
— Бек, ты решил пир устроить? Что за праздник у тебя? Ты же звал нас на совет?
Абадия, сладко улыбаясь, проговорил:
— Дорогой Барсбек, волею Великого кагана я был поставлен руководить Хазарией. Но я хорошо помню, что хазарский народ состоит из многих племен, и наше государство крепко до тех пор, пока мы вместе. А потому вожди племен для меня, как родные. Неужели я не должен радоваться приезду родни?
— Да, ты прав, — нахмурил брови Барсбек.
— Не хмурь брови, хан, ты проявил себя на войне, как смелый воин. Я знаю, что ты давал советы Иосифу, но он к ним не прислушался, и потому мы проиграли битву. Ты не виноват в этом. А потому я и в самом деле рад видеть тебя. Да и что нам делить с тобой? Ты же не хочешь стать каганом? — проговорил Абадия, пытливо взглянул в лицо Барсбека, словно хотел проникнуть в его мысли, и тут же снова рассмеялся.
— Нет, — сказал Барсбек, почувствовав, как по его спине пробежал холодок, — подозрение в претензиях на царский трон легко доводит до смерти.
— А что же тебя смущает? — спросил Абадия.
— Больно уж ты ведешь себя необычно, — честно сказал Барсбек.
— Ах, это! — всплеснул руками Абадия. — Ну, я знаю, что ты меня считаешь жестоким. Да, Абадия строг, но строг он только к тем, кто замышляет против кагана зло. А пир? За пиром удобнее обсудить наши дела. Сам понимаешь, неужели после такой победы славяне не захотят пройтись по нашим землям? Мы ведь у них, как кость в горле, — перекрыли торговый путь по Танаису, да и на путь по Днепру заримся.
После такого откровенного разговора Барсбек даже засомневался, стоит ли ему требовать от кагана смещения Абадии. Тем не менее Барсбек решил довести дело до конца.
— Я хочу встретиться с каганом, — сказал Барсбек.
На лице Абадии появилось удивление. Он отпустил плечи хана.
— Зачем тебе, дорогой Барсбек, понадобилось отвлекать кагана от приятных дел?
— Это я скажу самому кагану — сказал Барсбек. — Вожди племен имеют право встретиться с каганом, когда им понадобится. Или ты не хочешь, чтобы я встретился с каганом?
Абадия сокрушенно всплеснул ладонями.
— Да как же я могу помешать твоей встрече с ним, если он захочет встретиться с тобой? Но только завтра — приходи во дворец, и каган тебя примет. Надеюсь, примет. Это зависит только от кагана. А сегодня — извини. Никак нельзя — не опущу я тебя с пира.
Барсбек поклонился.
— Конечно, с твоего пира я не уйду, так как чту гостеприимство.
Места тарханов на пирах были распределены в зависимости от древности и силы рода. Правда, рядом с Абадией давно уже сидели иудеи.
Барсбек хотел сесть на свое обычное место, но Абадия придержал хана:
— Дорогой Барсбек, садись поближе ко мне.
Барсбек сел на указанное ему место, и оказалось, что он сидит рядом с вождями и тарханами других племен. Его люди остались в дальнем конце стола. Другую сторону стола заняла иудейская знать.
— А иудеи-то отдельно сидят, — шепнул ему на ухо хазарский тархан Хатун.
Сидевший напротив иудей Моше, услышав его слова, проговорил:
— Многие из хазар следуют разным верам. И у каждой веры есть ограничения в пище и питье. Поэтому бек решил сажать на пиру знатных людей так, чтобы они сидели рядом с единоверцами.
Барсбек хмыкнул.
— Странно, раньше каждый сам брал то, что ему нужно. Моше заметил:
— Не думаю, что мусульманину будет приятно сидеть рядом с человеком, который ест свинину и пьет вино.
Барсбек пожал плечами и ничего не ответил. Он верил в своих богов, они в своих.
Через час, после выпитого вина, в зале стало веселее: играла музыка, танцовщицы кружились в танце, слыша-лись громкие голоса подвыпивших людей.
Барсбек, так и не дождавшись, когда Абадия начнет обсуждать дела, сидел как на иголках.
Он искоса, но внимательно наблюдал за Абадией и видел, что тот вина не пьет и, обводя взглядом зал, едва заметно улыбается.
Но больше всего Барсбека удивило, что иудеи сразу стали неумеренно пить вино, от этого они быстро хмелели, и пьяных иудейских вельмож слуги оттаскивали из зала. Мусульмане вино не пили, им запрещала это вера, но христиане и язычники, хотя и пили вино, однако держались вполне уверенно.
Когда слуги уносили очередного пьяного иудея, Хатун с усмешкой проговорил:
— Похоже, иудеи дорвались до вина.
— Им можно пить вино, — сказал Барсбек.
— Но не столько же, — проговорил Хатун и с подозрением заметил: — И что-то они уж чересчур старательно пьют вино. Это на них не похоже.
В голове Барсбека снова шевельнулось предупреждение хана Бахту.
Барсбек наклонился к уху Хатуна.
— Хатун, дошли до меня слухи, что, пока мы воевали со славянами, каган обратился в иудейскую веру.
Хатун широко раскрыл глазам.
— Да неужто? Как же бек позволил это?
— Так он же сам иудей.
Хатун покачал головой.
— Ай как нехорошо это. Не может каган выбирать веру себе без согласия народа.
— Это его Абадия заставил. Завтра я хочу пойти к кагану и потребовать, чтобы он сместил Абадию. Иудеи всю власть в Хазарии присвоили себе. Хазарам не нужен бек-иудей, — сказал Барсбек.
— Правильно, — склонил голову Хатун.
— Ты пойдешь со мной к кагану? — спросил Барсбек.
Хатун кивнул головой.
— К кагану надо идти всем вождям племен.
— Многие не пойдут, так как боятся Абадию. Некото-рых Абадия обвинил в желании захватить трон и казнил их. Теперь другие ханы опасаются за свою жизнь.
— А ты не боишься? — спросил Хатун. — Ведь после поражения в войне со славянами Иосиф тебя ненавидит больше всех.
— Не боюсь, — сказал Барсбек. — За мной сильный род. Если Абадия посмеет прикоснуться ко мне хоть пальцем, то начнется война между моим родом и иудеями.
Тем временем за столами почти не осталось иудеев. Вскоре исчез и Абадия. За разговором Барсбек и Хатун не заметили этого. Поэтому шум ворвавшихся в зал вооруженных людей в доспехах и при оружии ошеломил их.
Ничего не говоря, они сразу стали убивать ханов. В первую очередь погибли те, кто выпил много вина и потерял бдительность.
Но Барсбек был опытным воином, поэтому успел выхватить меч и стать спиной к стене. Рядом с ним встал и Хатун.
Люди Барсбека оказались слишком далеко от своего вождя, чтобы защитить его.
Вдвоем Барсбек и Хатун в первую же минуту уложили несколько нападавших. Видимо, между воинами было заранее распределено, кто и кого должен был убивать. Поэтому на некоторое время Барсбека и Хатуна упустили из вида.
Получив небольшую передышку, Барсбек догадался, что происходит.
— Это иудеи из личной охраны бека. Абадия решил нас убить! — бросил он Хатуну, прижимаясь спиной к стене.
— Убийц слишком много! Нам не спастись, — сказал Хатун.
Голос его дрожал, но бывалый воин не растерялся.
— Надо вырваться из дворца, иначе нас убьют, — сказал Барсбек.
— Как? — Оглянулся Хатун. — Вход перекрыт. Нам не пробиться!
На глаза Барсбеку попалось широкое окно из цветного стекла.
— Следуй за мной! — крикнул он. Схватил табуретку, разнес ей стекло в окне, и оба хана выскочили наружу прямо в сад.
За ними выпрыгнули три или четыре воина, но ханы тут же их убили и, не теряя времени, побежали к дворцовым воротам.
Им повезло. Все воины Абадии были заняты во дворце. Абадия совершил оплошность. Он не предполагал, что при таком количестве воинов и внезапности нападения кто-то может вырваться из дворца, поэтому охране на воротах не был отдан приказ задерживать всех, кто будет вырываться наружу.
За воротами Барсбека и Хатуна ждали верные люди. Барсбек и Хатун вскочили на коней, и по пыльным улицам Итиля, давя прохожих, понесся конный отряд.
Когда в зале все стихло, Абадия и Иосиф в.сопровождении личной охраны вошли в зал. По всему залу лежали трупы. На полу в солнечных лучах светились рубиновые лужи крови.
Между трупов ходили воины с мечами в руках и проверяли, не остался ли кто жив. Тех, у кого были хоть малейшие признаки жизни, тут же добивали.
Абадия шагнул было в зал, но наступил на лужу крови и остановился, рассматривая окровавленный сапог. Тут же перед ним наклонился слуга, стирая кровь.
— Тут крови по колено. Так мы перепачкаемся в крови, — сказали Иосиф, выбирая на полу место, свободное от трупов и крови.
— Да, — сказал Абадия. — Но нам надо посмотреть, всех ли убили?
— Пусть принесут нам их головы, так удобнее будет смотреть, — сказал Иосиф.
— Ты, мудр, Иосиф, — рассмеялся Абадия и приказал отрубить у убитых головы и сложить их к его ногам.
Раздались хлесткие удары мечей. Вскоре воины подносили отрубленные головы, показывали беку и складывали в ряд перед ним.
Абадия с легкой улыбкой на губах узнавал ханов.
— Это Багатур... Киса... Серах...
Наконец, положили последнюю голову.
Абадия окинул взглядом шеренгу отрубленных голов и проговорил:
— Что-то не вижу голов Барсбека и Хатуна?
Начальник отряда убийц Аарон приложил руку к груди.
— Бек, их тел нет тут.
— Но они же были на пиру! — удивленно проговорил Абадия. — Я сам встречал каждого хана.
— Может, они ушли раньше? — проговорил Иосиф.
— Никто, кроме наших, зал не покидал, — сказал начальник личной охраны Давид.
— Но где они тогда? Не могли же они раствориться в воздухе? — спросил Абадия.
Аарон обернулся к своим воинам и громко спросил:
— Кто-либо видел, куда делись Барсбек и Хатун?
Один из воинов проговорил:
— Тут двое разбили стекло и выпрыгнули в сад, за ними погнались Моше и Реувен, которым было поручено их убить. После этого я их не видел.
— Проверьте, — сказал Абадия.
Аарон быстро подошел к разбитому окну и выглянул. Он увидел под окном тела убитых иудеев и, вернувшись, доложил:
— Бек, Моше и Реувен убиты. Их тела лежат под окном.
— Значит, они выбрались из зала, — задумчиво проговорил Абадия и спросил: — А что же охрана на воротах не задержала их?
— Охрана на воротах никого не задерживала, — сказал Давид.
— А почему? — спросил Абадия.
— Ты не давал приказ задерживать выходящих из дворца, потому что мы не думали, что кто-то сумеет вырваться отсюда, — сказал Давид.
— А следовало было подумать, — раздраженно проговорил Абадия.
Давид склонил голову
— Прости, бек, я виноват.
— Ладно, — махнул рукой Абадия. — Но если Барсбек и Хатун сбежали, то теперь жди неприятностей. Они не успокоятся, пока не отомстят иудеям.
Кормчий Сом плавал во многих местах, но в низовьях Дона ему еще никогда не доводилось бывать. Поэтому с тех пор, как корабли отплыли от Белой Вежи, он находился у руля неотлучно.
Мутные воды Дона то стремительно закручивали водовороты, то затихали ровной, но сильной струей, и Сом опасался, что это является предвестником того, что в низовьях Дона могут оказаться, как на многих реках, пороги.
Неопытный кормчий на порогах легко погубит корабли, хотя те и имеют незначительную осадку
Но течение несло корабли, словно в объятиях, мощно, но мягко, и скоро берега резко расступились, и горизонт стал далеким и бледно-синим.
За бортом вода была все такая же мутная.
Сом опустил в воду длинный багор и удивленно вынул его — багор уперся в дно. Рассмотрев наконечник багра, Сом увидел, что на нем остались частицы ила, мягкие и пахнущие гнилыми водорослями.
Показав Гостомыслу, который из-под полотняного навеса с интересом следил за действиями кормчего, улов, Сом сказал, что это теплое море похоже на мелкий Ильмень, и потому, наверно, по размерам не больше его.
Пока шли по Дону, Гостомысл весь отряд держал вместе, но когда вышли на морской простор, он приказал нескольким кораблям пройтись вдоль берегов и посмотреть, что на них находится.
К вечеру впереди с обеих сторон появились сходящиеся полоски земли.
— Конец моря? — спросил Гостомысл.
Сом сказал, что он слышал, что в этих местах находится пролив, который ведет в море, на южных берегах которого лежит Константинополь.
Гостомысл задумался на некоторое время, затем приказал:
— Сом, причаливай к берегу. Остановимся на ночь.
Сом направил корабль к пологому берегу, покрытому сухой травой и колючими зарослями с сизым оттенком.
Когда все остальные корабли пристали к берегу, начальники отрядов подошли к княжескому кораблю, где на берегу уже ставили шатер, а повара разожгли огонь, чтобы приготовить пищу.
Гостомысл ходил по берегу, разминая ноги. За ним неотлучно следовал Ратиша.
Дойдя до кустов, Ратиша отшатнулся, под кустами в траве, свернувшись в кольцо, лежала огромная серая змея.
— Стой, князь, — сказал Ратиша и вынул меч.
— Я таких больших змей еще не видел, — сказал Гостомысл, чуть дрогнувшим голосом.
— Ничего не боюсь, кроме змей, — проговорил Ратиша, осторожно отступая назад. — Жуть, как их не люблю.
— Я тоже, — сказал Гостомысл и предложил: — Идем-ка отсюда, пока она нас не ужалила. Слугам надо сказать, чтобы они перебили всех змей вокруг лагеря, а то еще заползут в шатер.
Они вернулись на берег.
Тут князя поджидали командиры отрядов. Гостомысл распорядился:
— Остаемся тут на ночевку. Утром пошлем разведку. А вечером, когда узнаем, что за народ тут живет, решим, что нам делать дальше. Думаю, задержимся тут дня на три.
Ратиша добавил к словам Гостомысла:
— И будьте осторожны, тут водятся большие ядовитые змеи. Скажите своим воинам и слугам, чтобы, прежде чем стемнеет, убили всех змей вокруг.
Следующий день Гостомысл посвятил отдыху. Несмотря на осень, в этих местах оказалось довольно жарко. Но к вечеру стали возвращаться отряды, отправленные утром на разведку.
Они сообщали, что вокруг имеются села, населенные людьми разных племен. Но что оказалось особенно любопытным, среди них было много славян.
— Что бы это означало? — спросил Гостомысл Медвежью лапу.
Медвежья лапа поморщил лоб и сказал, что слышал легенду о том, что славяне пришли с Ексинопонта, возможно, часть их осела и в этих местах.
— Ну да, — согласился Гостомысл. — Я тоже слышал легенду, еще более древнюю, что еще до потопа славяне жили на берегах моря. А когда вода затопила их города, они ушли в Анталию. Поэтому здешние славяне могут оказаться потомками тех древних славян.
Они неспешно рассуждали еще некоторое время, затем в лагерь въехал отряд Ратиши. Утром он тоже отпросился в разведку.
Спешившись с коня, Ратиша подошел к Гостомыслу.
Он был не один, рядом с ним был крепкий мужчина в хорошей одежде; на его поясе висел меч, ножны которого были украшены драгоценными камнями.
— Ну что, мой друг, какие сведения об окружающей местности привез ты? — спросил Гостомысл, с любопытством глядя на спутника.
Ратиша сказал:
— Князь Гостомысл, я привез тебе гостя, который все расскажет.
Спутник Ратиши поклонился и сообщил:
— Я местный князь. Меня зовут Святозар.
Ты славянин? — спросил Гостомысл.
— Я славянин, и тут много живет славян, — сказал Святозар.
— И какого же вы племени? — спросил Гостомысл.
— Нашу страну мы зовем Тмутаракань. Мы живем здесь издревле. Наш главный город находится в степи, на берегу реки. Но тут, на побережье моря, был и город греческий. Очень давно, за тысячу лет, греческий царь по имени Симандр основал на побережье со стороны Черного моря город. Но вскоре он умер, и градоначальницей стала его жена по имени Гермонасса. По сему имени город и стал прозываться. Но четыреста лет тому назад гунны разрушили греческий город. А еще через двести лет здесь появились ромеи. Они основали город, который назвали Таматархой. Потом пришли хазары. Теперь наша страна входит в хазарский каганат. Мы признаем кагана своим господином. Таматарху они прозывают Самкерц, — рассказал Святозар.
— Здесь есть войска хазар? — спросил Гостомысл.
— Почти нет. В городе Самкерц сидит наместник-тархан с небольшим отрядом. Но наш главный город Тмутаракань находится в одном дне пути отсюда, — сказал Святозар.
— А ты что тут делаешь? — спросил Гостомысл.
— Мы убрали урожай и привезли дань наместнику.
— Город сильно укреплен? — спросил Гостомысл.
Святозар бросил косой взгляд на лагерь и проговорил:
— С таким войском ты возьмешь его без особых затруднений. Но что ты будешь делать, когда сюда придет хазарское войско из Итиля?
— Побью его! — сказал Гостомысл.
— Оно непобедимо. Недавно они ходили и разорили армянское царство. В Тавриде жестоко подавили восстание, — сказал Святозар.
— А мы хазар уже побили, — сказал Гостомысл.
Святозар оглянулся. Вокруг были улыбающиеся лица.
— Они напали на Белую Вежу, — проговорил Ратиша, — и мы разбили их, теперь весь Дон наш.
— У хазар столица в низовьях Волги — Итиль называется.
— И до Волги доберемся, — сказал Гостомысл. — Но зачем нам их Итиль?
— Не размозжив змее голову, не убьешь ее, — сказал Святозар.
— Мы не хотим уничтожать хазарское царство, — сказал Гостомысл. — Ведь уничтожив хазар, мы получим нового соседа. И будет ли он лучше хазар? Нет.
— Ты прав, князь. В степи бродят печенеги, мадьяры, булгары, после разгрома хазар они станут сильнее, — сказал Святозар. — Но хазары не отдадут своих земель.
— Уже отдали. Мой отец князь Буревой...
— Твой отец — великий князь Буревой? — перебил Гостомысла Святозар и, спохватившись, приложил руку к груди. — Прости, князь, что перебил, но это важное известие для нас. Знаешь ли ты, что в нашей земле похоронен один из твоих братьев?
— Не знаю. А где? — сказал Гостомысл.
— Я покажу тебе его погребальный курган, — сказал Святозар.
— Если мой брат лежит в этой земле, то, значит, сами боги велят мне восстановить справедливость и взять эту страну под себя, — сказал Гостомысл.
Святозар встал на колено и склонил голову.
— Я признаю своим господином сына великого славянского князя.
Гостомысл обнял его и поднял.
— Так пусть и будет. Собирай войско завтра захватим этот Самкерц. Отныне эта земля воссоединится с остальными землями славянскими.
Абадия оказался прав.
Через неделю к нему пришли Иосиф, который встал во главе новой двенадцатитысячной гвардии, и Давид.
Абадия закончил завтрак и принял сына и начальника личной охраны в библиотеке.
Он сидел около окна, и на столике перед ним лежала открытая книга.
Иосиф увидел, что это была Тора, и сообщил, что, получив известие о предательском убийстве вождей во дворце, тюрки и аланы стали мстить иудеям. По городам прокатились погромы иудеев. Многих иудеев убили. Убили, наверно бы, всех, если бы они не сбежали в Итиль.
Начальник личной охраны, который также занимался разведкой, подтвердил:
— В город прибыло около двадцати тысяч иудеев и еще приходят.
— А остальные? — спросил Абадия. Иудеев в Хазарии было намного больше.
— Остальные разбежались, — сказал Давид.
— Сколько убитых? — уточнил Абадия.
— Как мне сообщили, не меньше пятидесяти тысяч иудеев, — сказал Давид.
— Отец, не надо было убивать ханов, — сказал Иосиф.
— Чтобы они убили нас? — спросил Абадия.
— Их не надо было убивать во время пира, — сказал Иосиф.
Абадия перебил его.
— В тюрьме они были бы еще опаснее.
— Я не говорю, что их надо было держать в тюрьме. Я говорю, что их надо было отравить медленно действующим ядом, — закончил Иосиф.
— Теперь поздно что-либо исправлять. А то, что иудеев убили, это нам на пользу, — сказал Абадия. Глядя на вытянувшиеся лица сына и начальника охраны, пояснил: — Теперь даже те иудеи, которые не одобряли нашу политику, будут на нашей стороне.
— Бек, — проговорил Давид, — но наши дела совсем плохи — Барсбек и Хатун собрали войско и скоро будут под стенами Итиля.
— У нас есть войско, — сказал Абадия.
— Оно ненадежно — все против нас. Те, которые не выступили до сих пор открыто, будут втайне нам вредить, — сказал Давид.
— У нас есть гвардия, — сказал Абадия.
Иосиф покачал головой.
— В гвардии двенадцать тысяч. А Барсбек собрал сто тысяч.
— К тому же дошли сведения, что славянский князь Гостомысл несколько дней назад взял Самкерц и объявил земли, лежащие к северу по берегам Дона, своими. А в Шаркеле, который они называют Белая Вежа, посадил три сотни воинов из далекой северной страны, — сказал Давид.
— Всего — три сотни? — с иронией проговорил Абадия.
— Это очень свирепые и опытные воины, — сказал Иосиф. — Я видел, как они сражались.
— Но разве Самкерц никто не защищал? — спросил Абадия.
— Там был небольшой отряд. Но у Гостомысла большая армия, и она стала еще больше, потому что к ней присоединились местные славяне, — сказал Давид.
— Предатели! — воскликнул Абадия.
— Хуже всего, что Гостомысл со своим войском тоже направляется к нам. Таким образом, вместо одного мы имеет двух сильных врагов. Сражаться с одним врагом возможно, но против двух сразу — заведомо потерпеть неудачу, — сказал Давид.
— Барсбека мы бы разбили. Я предвидел, что он выступит против меня. Но Гостомысл... — проговорил Абадия и задумался.
Минут через десять он проговорил:
— Часто дружат не потому, что любят друг друга, а потому что ненавидят третьего. Так что хочет Гостомысл? Хочет ли он уничтожить хазар?
— Нет, — сказал Давид.
— Хочет ли он убить меня?
— Думаю, что нет, — сказал Давид.
Иосиф проговорил:
— Нет ему смысла разрушать власть в Хазарии, потому что от разрушения Хазарии усилятся племена враждебные ему, более опасные. Печенеги мечтают занять наше место.
А хочет он только земель, которые уже однажды завоевывал его отец и где живут славяне.
— Тогда не будем медлить, — сказал Абадия. — Я немедленно пойду в Самкерц и договорюсь с Гостомыслом. Дам ему все, что он хочет. От него буду просить только помощи или хотя бы невмешательства в наши дела. Пусть наш враг превратится в нашего друга. С бунтовщиками мы и сами справимся. Иосиф, ты с гвардией займись Барсбеком. Это отребье, словно куча баранов. У них вряд ли есть какая-либо дисциплина. К тому же их вожди продажны, пообещай им, а потом расправимся поодиночке. Сил гвардии на это хватит. Но и не понадобится она — многие жены ханов тайные иудейки. Подвиг Далилы, предавшей Самсона филистимлянам, они всегда готовы повторить. Я предвидел, что такое может наступить, и на этот случай установил им тайный сигнал. Так пусть его дадут раввины. И пусть все ханы, которые не хотят подчиниться своему царю, умрут.
Все лето Гостомысл оставлял в главных славянских городах посадников с небольшими отрядами. Они не должны были вмешиваться в местные дела, но следить, чтобы не нарушались интересы великого князя.
Таким образом, войско Гостомысла, когда подошло к Тмутаракани, довольно сильно ослабло. Но когда местные славяне присоединились к отряду Гостомысла, вновь образовалось большое войско.
Самкерц и другие тмутараканские города были взяты довольно легко. Местные славяне сами открывали ворота городов и изгоняли хазар.
Тмутаракань действительно оказался в уютном месте на берегу реки. Несмотря на осеннее время, здесь было тепло и зелено. Поэтому в Тмутаракани Гостомысл решил дать войску отдых.
Впрочем, воинам не пришлось дремать, военачальники Гостомысла усиленно учили местных славян воинскому ремеслу.
Тмутараканцы в поле были отличными воинами, — они хорошо владели оружием, они были великолепными всадниками. Но города они совершенно не умели брать. Это было объяснимо, хотя славяне иногда и служили в хазарском войске во время войн, но в хазарском войске всем распоряжались тарханы, поэтому славянские командиры не имели опыта самостоятельных действий, тем более в осаде городов.
На третий день Гостомысл собрал совет командиров.
На совете Медвежья лапа доложил об итогах обучения тмутараканцев, затем Гостомысл поднял вопрос, из-за которого он и собрал совет.
— Итак, тмутараканский край в наших руках, — объявил он и спросил: — Но что нам делать дальше?
Князь Святозар проанализировал ситуацию:
— Через наши земли пролегает путь в Таврию, где находятся владения хазар. Совсем недавно они подавляли там восстание. Тем более что в степях между Доном и Днестром кочуют дикие мадьяры, а с востока хазар жмут печенеги. Поэтому хазары вряд ли оставят нас в покое. Войско у них сильное.
— Недавно у Белой Вежи мы уже разбили их войско, — напомнил Медвежья лапа.
— Да, давно уже никто не бил хазар, и хазары считались непобедимыми, — сказал князь Святозар, — но, видно, всему приходит конец. Неделю назад в наши земли хлынул поток иудеев из Итиля и других хазарских городов.
Гостомысл поднял брови.
— Что произошло?
— Они рассказывают, что хазарский каган по настоянию
бека принял иудейскую веру. Это вызвало недовольство вождей тюркских и аланских племен. Тогда верховный правитель бек Абадия попытался убить их на пиру, на который он их созвал. Но вождь тюрков Барсбек сумел уйти. По его призыву в хазарских городах стали убивать иудеев, и Барсбек сейчас собирает войско, чтобы напасть на Итиль, — сообщил князь Святозар.
— Это хорошее известие, — радостно проговорил Гостомысл. — Междоусобица среди хазар поможет нам оставить за собой Тмутаракань.
— Сейчас хазарам не до нас, но когда Абадия разобьет Бар-сбека, он придет к нам. Несколько лет назад он жестоко покарал армян за то, что те отравили его дочь. В армянских городах были убиты все, даже дети. Абадия очень жесток. Для него люди другой веры — хуже диких животных, — сказал Святозар.
— Что ты предлагаешь? — спросил Гостомысл.
— Надо идти на Итиль и брать кагана в плен. Пусть он будет у нас в заложниках, — вмешался Медвежья лапа.
— Нельзя, — сказал князь Святозар. — Каган у хазар, как бог. Они не могут оставить кагана в чужих руках. Это их только объединит.
— Брать нельзя, не брать тоже. И что же делать? — повторил вопрос Гостомысл.
— Нужно взять Итиль. Тогда каган вынужден будет заключить мир с нами, на наших условиях, — сказал князь Святозар.
— Но а как же Барсбек? — спросил Медвежья лапа. — Наверно, он уже стоит под стенами Итиля?
— С Барсбеком надо договариваться. Но, думаю, что если Барсбек возьмет Итиль, то нам от этого будет хуже. Барсбек мусульманин и ему будут помогать арабы. Взятие мусульманином Итиля откроет им путь в наши земли, — сказал князь Святозар.
— Понятно, — сказал Гостомысл, — надо идти к Итилю, когда Барсбек увидит нас, то он будет вынужден уйти. Только надо подождать, когда хазары обескровят друг друга во взаимной борьбе.
Гостомысл обратился к князю Святозару:
— Говорят, на пути лежит пустыня? Сколько идти до Итиля?
— Всадник пройдет за три дня. А пустыня нам не страшна. До половины пути будет река, там немного пустыни, но мы знаем все колодцы, — сказал князь Святозар.
— Хорошо. Теперь спросим богов, что они говорят, — сказал Гостомысл и приказал: — Позовите волхвов.
Действительно, по пути оказалось много рек и озер, и они изобиловали рыбой. С мясом тоже проблем не было, степные антилопы-сайгаки, казалось, своими стадами покрывали всю степь от горизонта до горизонта.
Обычно словене ходили в походы на кораблях и сражались на воде, такой долгий переход по земле был им в новинку, но это не создало каких-либо затруднений — тмутараканцы обеспечили войско конями, и теперь, не будучи привязано к рекам, войско двигалось гораздо быстрее.
Преграждающие путь реки и озера также не мешали продвижению, так как они были мелководны. А вода в них была теплая. Люди с удовольствием смывали в них дорожную пыль.
Но в конце концов все хорошее заканчивается, и славянское войско подошло к солончакам. Вид солончаков внушал страх — плоская степь, покрытая ослепительно белыми пятнами соли. Там, где соли не было, росли странные, ощетинившиеся иглами растения.
Гостомысл, князь Святозар и Медвежья лапа ехали впереди войска.
Окинув взглядом солончак, Медвежья лапа мрачно заметил, что в таком месте только злые духи могут жить, и приказал войску остановиться.
Ратиша, не оставлявший Гостомысла ни на минуту, нагнулся с коня, сорвал стебель растения и попробовал его на вкус. Растение так обожгло язык, что он тут же стал плеваться, пытаясь очистить рот от горечи и соли.
Гостомысл рассмеялся.
— Ну, если Ратише не по вкусу эта трава, то кони есть ее не будут и подавно.
Князь Святозар предупредил:
— Надо дать приказ войску, чтобы ни в коем случае не кормили коней этой растительностью. И ни в коем случае не заходят на соляные пятна, многие из них опасны для жизни, — под соляной коркой тут скрываются настоящие болота, стоит вступить человеку на корку, как человек проваливается, и сам он никогда не выберется из этой ловушки.
Медвежья лапа кивнул головой.
— И долго нам придется ехать по этой мертвой земле? — спросил Гостомысл.
— К концу дня мы выйдем в хорошие места, — сказал князь Святозар.
— Интересно, и как же тут ходят хазары? — спросил Гостомысл.
— Хазары обычно ходят севернее. Там места получше, — сказал князь Святозар.
— А почему мы тут пошли?
— Так ближе, к тому же каган не ждет, что мы придем из солончаков, — проговорил князь Святозар, приподнялся на стременах и стал всматриваться в степь.
— Что такое? — спросил Гостомысл.
— К нам едут всадники, — сказал князь Святозар.
Теперь уже всем стало видно, что всадников было не больше трех десятков.
— Это наша разведка возвращается, — сказал князь Святозар и добавил: — Но с ними несколько чужих людей.
Ратиша дал сигнал княжеской охране приготовиться.
Подскакав к князьям, всадники остановились в полусотне шагов, и начальник отряда, ловко спрыгнув с коня, подбежал к князьям и поклонился.
— Князь Гостомысл, мы встретили посланников хазарского правителя, — доложил он. — Он говорит, что бек Аба-дия хочет встретиться с тобой.
— Он с войском? — спросил Гостомысл.
— Нет, с ним только личная охрана, -- сказал начальник отряда.
Князья переглянулись, и князь Святозар вполголоса проговорил:
— Мы были правы, бек не хочет войны с нами.
— Это хорошее известие. Честно говоря, мне не очень хочется вести войско по этим гиблым местам, — также вполголоса ответил Гостомысл и громко проговорил: — Пусть послы подъедут!
Начальник отряда подал знак рукой, хазары слезли с коней и трое из них подошли к Гостомыслу. Они были в дорогих одеждах.
Поклонившись и поприветствовав князей, один из них сообщил, что он посол Великого бека, и что его зовут Моше.
— Что хочет от меня твой господин? — спросил Гостомысл.
— Каган знает, что ты идешь на него войной. Но каган человек смирный, он не хочет воевать со своими соседями, поэтому он поручил беку Абадии выяснить у тебя, чем ты обижен и что ищешь в нашей земле.
Гостомысл хмыкнул.
— Договариваться всегда лучше, чем воевать. Я согласен на переговоры с вашим беком. Пусть приезжает сюда.
Моше поклонился.
— Прости, князь, но бек предпочитает встретиться там, где ничто не будет угрожать ни ему, ни тебе.
— Так в чем же проблемы? Я даю слово, что бека никто не тронет, — сказал Гостомысл.
Моше снова поклонился.
— Удобнее будет, если на этом месте будет поставлена юрта, в которой и пройдут переговоры. А чтобы никто не мешал переговорам, пусть по десять воинов с каждой стороны охраняют ее.
Гостомысл оглянулся на князя Святозара. Тот кивнул.
— Хорошо, — сказал Гостомысл, — только не юрту поставим, а шатер с двумя входами. Один будет с нашей стороны, другой с хазарской. Шатер будет разделен столом.
— Как скажешь, князь, — проговорил Моше.
— И со мной будут еще трое человек.
— Позволь узнать — кто? — спросил, кланяясь, Моше.
— Князь тмутараканский Святозар и мой воевода, — сказал Гостомысл.
Моше возразил.
— Святозар наш данник, и потому бек не может вести с ним переговоры.
— Князь Святозар уже не ваш данник, — сказал Гостомысл.
Моше поклонился.
— Я передам твои слова беку.
— Через час шатер будет готов, — сказал Ратиша.
— Слышал? — спросил Гостомысл посла.
— Да, великий князь.
— Пусть бек поторапливается, мое войско не может стоять на месте без дела.
— Он не задержит тебя, — сказал Моше и удалился.
Князь Святозар с удивлением взглянул на Гостомысла.
— Значит, дела у хазар плохи, если они соглашаются вести переговоры в шатре, установленном на их земле.
— Это их земля? — спросил Гостомысл.
— Да.
— Что же — будем настороже. Кто легко соглашается, тот легко и отказывается.
Действительно, Абадия не заставил себя ждать. Как только шатер с двумя входами был установлен, его свита показалась на ближайшем холме. Увидев Гостомысла, стоящего в ста шагах от шатра, всадники остановились.
Гостомысл подал знак, и десять славянских воинов медленно пошли к шатру. У хазар также десять воинов слезли с коней и двинулись к шатру. Обе стороны постарались к шатру подойти одновременно.
Осмотрев шатер, старший из хазарских воинов подал знак, от группы хазар отделились три человека и пошли к шатру.
— Пора и нам, — сказал Гостомысл и обратился к Ратише и князю Святозару.
— Идем.
— Погоди, князь, — сказал Медвежья лапа. — Возьми меня с собой.
— Ты не доверяешь Ратише? — удивленно спросил Гостомысл.
Еще год назад Ратиша был любимцем старого воеводы, но с тех пор, как Ратиша стал близким другом Гостомысла, в их отношениях стал ощущаться холодок.
— Ратише я всецело доверяю, — сказал Медвежья лапа. — Я беспокоюсь только ради твоей безопасности.
— Там десять наших воинов, — сказал Гостомысл.
— Не воинов я опасаюсь.
— Но в шатре будут только Абадия и его приближенные.
— Абадия опытный воин.
— Князь, остальные двое тоже весьма сильные воины, — сказал князь Святозар. — Абадия очень коварный; он опасен, как ядовитый гад, и может напасть в любое время, двое молодых людей, как бы они не были смелы и искусны, не выстоят против них. Я один тоже их не удержу. Поэтому я прошу тебя взять Медвежью лапу.
— Хорошо, — проговорил Гостомысл, — пусть будет по-вашему.
Втроем они пошли к шатру. Абадия дожидался Гостомысла у входа в шатер со своей стороны. Как только Гостомысл вошел в шатер, вошел и он.
Внутри шатер, как и договаривались, разделял широкий стол. С каждой стороны стола были приставлены лавки.
Абадия встретил славян с нескрываемым любопытством. Он слышал, что Гостомысл молод, но не ожидал увидеть перед собой почти мальчика. Пусть обветренного, загорелого, но все же пока мальчика.
Тем не менее Абадия помнил, что именно этот мальчик разбил его войско под Белой Вежей.
Медвежья лапа внушил Абадии уважение, это был богатырь, какие редко встречаются среди людей.
А князя Святозара Абадия знал. Учитывая, что бывший вассал переметнулся на сторону противника, он постарался не обращать на него внимания, но в уме сделал отметку — при случае, Святозару за предательство надо будет отмстить.
Но сейчас Абадия придал лицу почтительную улыбку и высокопарно проговорил:
— Я рад видеть тебя, великий князь славян.
— И я рад, — сказал Гостомысл.
— Я слышал о тебе, как о великом богатыре, — начал льстивую речь Абадия, но Гостомысл остановил его знаком руки.
— Бек Абадия, и я много слышал о тебе. Спасибо за учтивые речи, но думаю, что ни у тебя, ни у меня нет времени выслушивать их.
«А мальчик-то крутен!» — отметил в уме Абадия и заметил: — По нашим обычаям положено...
— А по нашим — воину не пристало много говорить, — сказал Гостомысл, — присаживайся и давай начнем разговор по делу.
Абадия сел на стул и с досадой отметил, как легко он поддался Гостомыслу.
«Однако этот мальчик обладает тем, что не каждому дано — умением подчинять себе людей. Он настоящий царь», — с завистью подумал Абадия и некстати вспомнил, что отцом Гостомысла является страшный князь Бравлин, который на несколько десятков лет отбил хазарам охоту на-падать на славянские земли.
Абадия поторопился начать переговоры:
— Великий князь, позволь узнать, что ты ищешь в хазарской земле?
— Мне хазарская земля не нужна, — сказал Гостомысл. — Я всего лишь хочу оборонить свои земли.
— Но мы находимся на хазарской земле, — сказал Абадия.
Гостомысл взглянул на князя Святозара.
— Это чья земля?
— Это граница между хазарскими землями и тмутараканскими, — сказал князь Святозар.
— Тмутаракань входит в хазарский каганат, — сказал Абадия.
— Это издревле славянская земля, — сказал Гостомысл.
Теперь Абадия убедился в своих предчувствиях, и в его голове мелькнула мысль, что проблему можно было бы решить одним ударом меча. Но при взгляде на стоявшего за спиной славянского князя богатыря, мысль мгновенно испарилась из головы коварного бека: такой богатырь стоил сотни воинов.
— У нас есть права на эту землю, подтвержденные документами, — сказал Абадия.
Гостомысл спокойно ответил:
— Мое право на эту землю подтверждается веским аргументом.
— И каким же? — с иронией спросил Абадия.
— Силой, — улыбнувшись, сказал Гостомысл. — В сотне шагов отсюда стоит войско, которое уже разгромило хазар под Белой Вежей. Теперь оно идет на хазарскую столицу.
Абадия кивнул головой.
— Сила — довод веский. Но хорошие соседи, несмотря на возникающие иногда между ними ссоры, всегда могут договориться. Разве ты ищешь других соседей?
Гостомысл поднял руку и коротко сказал:
— Карту.
Медвежья лапа вложил ему в руку свиток с картой. Гостомысл развернул карту и положил ее на стол перед Абадией.
Абадия взглянул на карту, на ней была нанесена территория между Доном и Волгой, отмечены хазарские города, причем довольно точно. По карте красными чернилами была проведена извилистая линия.
Гостомысл ткнул пальцем в линию.
— Мы можем договориться миром, что эта линия будет границей между славянами и хазарами.
По карте славянам отходила Тмутаракань и большая часть степи, но хуже всего было, что Гостомысл хотел взять себе не только Белую Вежу, но и часть Волги.
— Мы не можем отдать Итиль славянам, — сказал Абадия.
— Мы уже взяли все, что нам нужно, — сказал Гостомысл.
— Мне надо подумать и посоветоваться с каганом, — сказал Абадия.
Князь Святозар голосом полным сарказма, как бы слу-чайно, проронил:
— Но лучше было бы тебе посоветоваться с Барсбеком.
По этим словам Абадия понял, что славяне уже знают о гражданской войне в Хазарии. А раз знают, то торговаться дальше не имело смысла, потому что приход к стенам Ити-ля славян означал бы полное поражение Абадии: сейчас он должен был отдать небольшую часть, а если не отдаст, то завтра терял все, и даже свою жизнь.
— Хорошо, — сказал Абадия. — Добрые соседи должны уметь договариваться.
Гостомысл поднял руку, и Медвежья лапа вложил ему в руку новый свиток. Гостомысл положил свиток перед Абадией.
— Что это? — спросил Абадия.
— Это договор, — сказал Гостомысл.
— Я поклянусь на Торе перед богом, — сказал Абадия.
Гостомысл улыбнулся.
— В вашей Торе написано, что клятва, данная неверному, не имеет силы.
Абадия засопел и развернул свиток.
В свитке оказалось два листа, и Абадия внимательно прочитал их оба. Оба листа были написаны на славянском языке.
Абадия отметил это, но не удивился, потому что иудейские торговцы давно использовали славянскую письменность, которая была проста и понятна другим. Хазарские руны для деловой переписки были слишком сложны. А иудейская не годилась для общения с населением, неприязненно относящемуся к иудеям.
Текст договора ничем не ущемлял интересы иудейских торговцев: они могли спокойно ходить по торговым путям, как и прежде; свободно торговать. Более того, договор открывал им путь в славянские земли, куда раньше чужим торговцам въезд был запрещен.
Огорчал только размер отторгнутой земли, но Абадия посчитал это несущественной потерей, поэтому он поставил подпись и государственную печать и передал подписанные листы Гостомыслу.
— Вот и договорились добрые соседи, — сказал Гостомысл, подписал договор и передал один экземпляр Абадии.
— У меня будет только одна просьба, — проговорил Абадия, пряча свиток в сумку на боку.
— Какая? — спросил Гостомысл. Он отдал свиток Медвежьей лапе.
Абадия хотел попросить помощи в войне с Барсбеком, но, посмотрев на Гостомысла, сообразил, что, сделав это, он даст ему повод вмешиваться во внутренние дела хазар и дальше.
Гостомысл молод, много уже добился, и кто знает, какие планы родятся в этой голове дальше?
«Не дергай спящего тигра за усы!» — подумал Абадия и сказал:
— Великий князь, мы только что сделали дело, которое принесет нашим народам мир и спокойствие. Подписав наш договор, мы вписали наши имена в вечность. Даже славный Искандер Великий не смог сделать то, что сделал ты. Великий князь, отныне считай меня своим другом.