– Давно это с тобой?
– С тех пор, как мы вернулись из пустыни, – тоже по-индейски ответил Улисс. – Но меняет цвет только стекло.
В подтверждение он коснулся по очереди всех стоявших на столе стаканов, и все они стали разноцветными.
– Такое бывает только из-за любви, – сказала мать.
Когда Еленка открыла глаза, за окном началась предутренняя перекличка часовых. Прямо в лицо королеве светили две луны – Лан и Диоаст. Тучи задевали их лица рваными телами и неслись дальше по небесной карусели. Королева Ель подняла тяжелую руку и не сразу поняла, что спала в доспехах. Она пошевелилась, и наколенники глухо стукнули о деревянное подножье.
Еленка села на кровати. О Властитель, как она устала… В сейме опять вошли в моду убийства и избиения. Каждый стремится урвать кусок побольше, чарку поглубже. Каждый считает себя королем на своих землях. Она уже казнила четверых. Еще у десятка чешутся шеи… Совсем немного – и она станет самым кровавым правителем в истории Дианеи… Пафликэн, похоже, опять хочет войны… Да и Дианее тоже нужна новая добыча. А ее уже тошнит от крови, от трупов, от грязных мыслей вокруг! Да, ее все боятся. Умные любят. Старые уважают. Еще бы! Три выигранные войны с потерями, о которых могли бы мечтать многие завоеватели. Но…
Королева Ель встала и открыла окно. Из долины пахнул холодный ветер. Ты живешь, королева, – подумала Еленка, с ожесточением стряхивая с себя латы, – ты живешь над миром, над людьми. А ты – всего лишь девчонка, королева! Девчонка! Когда ты вскочила на трон, твои губы были в крови, а по дастестским меркам тебе было не больше шест.надцати дождей. Королева Ель швырнула на кровать железный пояс. Потом ты ограбила город, в котором училась. От Теля остались только Главный Купол и дворец Бенъетела. Теперь там пусто: люди боятся селиться на пепелище. Ты бесчинствовала в Дегикии, где полутысячной конницей опрокинула четырехтысячное войско Карира. А сразу после затмения дианейские лучники под твоим предводительством смешали с землей тринадцатитысячные войска Совета Объединенных государств. Еленка стащила сапоги и кинула их в угол. Пол оказался теплым, словно кошкин живот. Королева Ель села на край окна. Внизу, в долине дремал старый клочковатый туман. В белой мгле тенями ходили лошади да перекликались мальчишки-пастухи. Порыв ветра вскинул нечесаную гриву еленкиных волос…
Короли должны жить для народа Короли – это ужасная должность быть за все в ответе Но, увы, рано или поздно роли меняются, и народ начинает жить для королей Рано или поздно это происходит И тогда надо менять короля, но ничего уже не выйдет Ибо он – вне народа, вне закона, вне жизни Он недосягаем Он способен делать все, что угодно Он сдирает кожу с невиновного, он владеет чужими невестами в своей королевской постели, он убивает неугодных говорунов, он упивается своей властью И чем ничтожнее король, тем больше в нем чувство власти и тем меньше мучительного “за все в ответе” Ну почему я не могу утонуть в вине и разврате? Еленка перекинула ногу через край окна, нащупала на стене шероховатый выступ Почему я должна быть за все в ответе? Я не хочу Я устала
Королева Ель ухватила карниз крыши и вскарабкалась на ее холодные глиняные бока Внизу под Еленкой расстилался дворец Апротед Она легко побежала по крыше Еленка добежала до башни и спустилась вниз по пирамидальной стене
Темная пустая улица блеснула лужей под опрокинутой водовозной телегой Одинокий факел освещал серую дверь солдатского клуба, притулившегося за стеной дворца Королева Ель сделала осторожный шаг вперед Дверь скрипнула и оскалилась полосой света В щель протянулся хозяйский кот Еленка присела за телегой Вслед за котом из клуба выкатилась босоногая девчонка-подросток в кожаной обвязке на талии Поскрипывая деревянным ведром, она прошлепала вниз по склону, погоняя кота перед собой Дверь эхнула, и из клуба с хаем вытолкнули здоровенного парня в солдатском панцире. Он долго поднимался с четверенек, отплевываясь, считая зубы, невнятно рыкнул и побрел по улице, загребая ногой. Из-за створки показалась борода бражника. Он погрозил солдату хлебной лопатой и захлопнул двери. Еленка короткими перебежками двинулась к городским воротам. Она видела свою Столицу: водовозов, ползающих по улицам на собачьих телегах, прачек, сходящих к реке, рабов, пожирающих завтрак в загонах. В Святилище она нашла девчонку с котом, которая в свете коптилки целовалась с благообразным толстым мальчишкой. Дважды Еленка не удержалась, заглянула в осветившееся окно и увидела большеротого лысого малыша и жилистую старуху в балахоне, наотмашь рубящую мясо. Королева Ель видела всех, ее не видел никто. Только у ворот ее схватил за руку дозорный, осветил факелом и, подавив удивление, отсалютовал кинжалом.
Мимо людных берегов реки Еленка прошла по верхней тропе, избегая встреч. Внизу, у воды, горел костер. Отпущенные зейгеры, подвязав волосы, жарили на огне дичь. Двое вышибали донышко у бочонка. Еще один игриво развязывал воротник толстобрюхой бабе. Баба ерзала задом, отталкивая руки, и хохотала сиплым дискантом.
Везде, всегда – одно и то же. Все хотят одного – наслаждения. Наслаждения силой, хитростью, упорным трудом. Все стремятся к наслаждению. Одни едят, – Еленка улыбнулась. Другие – любят, третьи наслаждаются безудержной ненавистью. Кто проще, тот не видит большего счастья, чем плошка браги, сладкое безделье да женские бедра, иные ищут наслаждения в любви и науках. Науках войны, математики, астрономии, медицины и мудрого словоблудия – философии. Наслаждение – вот движитель прогресса… Хотя, как писал Кун Аркагор, прогресс – это “движение по волне: от близкого – к далекому, от низкого – к высокому через грань света и тьмы…” И как там дальше… “утверждая во Вселенной знак “ай жэнь” – жизнь…” нет… “любовь к людям…” Да.
Еленка шла по едва заметной тропе, спотыкаясь на заросших кочках. Она шла вниз, к прибрежной эниесзе, она хотела встречи с теплой зеленой звездой ее памяти – встречи с детством. Мир радостного ожидания, легкий и безумный, как полет стрелы… нет, стрекозы… Мокрый дерн под ногой, солнечно-горячая скала в руке и леденящий ужас при виде летящих с неба звезд… Кажется, она захотела невозможного… солнце… свет… свобода…
Ты – королева. – Мысли Еленки снова вернулись к старому. – А потому ты – уже не человек, ты не можешь быть самим собой: ты – бог. Твое слово – закон, твой взгляд – приказ, твой жест – погибшие империи… О Властитель!..
Над Сахарным хребтом вспыхнуло солнце. И тут Еленка почувствовала, что ноги у нее мокрые, а трава вокруг блестит в зеркальной россыпи росы.
– Солнце… – сказала королева Ель.
– Солнце! – далеко-далеко крикнула мира Ель и, прыгнув вперед, влетела в кусты жгучихи.
Еленка скривилась, почесала ожог, выпрямилась и полетела к реке. С шумом вбежав в воду, она окунулась с головой, вынырнула и поплыла к тому берегу. Вода мягко обернула тело холодным журчащим потоком.
На полпути Еленка нырнула и поплыла обратно. Выйдя из воды, Еленка весело прищурилась на светило в легкой дреме сиреневых облаков и повела руками по телу, стряхивая зеленоватую воду. Она заложила руки за голову и, запрокинув лицо в зенит, высоко раскинув острые локти, засмеялась. Солнце. Магистр Эрсита говорила, что ты – тоже звезда. Но как же ты не похоже на ту толпу недоступных искр неба. Солнце!..
Еленка поправила ножны на ноге и побежала. Она бежала по зеленому покрывалу эниесзы Бежала не как бегут женщины – откинув ладони к плечам и смешно заплетая ноги, – нет! – она летела в легком походном беге, чуть загибая носки внутрь. Бег! Вся ее жизнь – бег. Бег в темноте к солнцу. Бег с дикими препятствиями, сквозь ненавистные законы Ольены.
Еленка охотно зазевалась и в падении разогнала стаю жемчужников, затевавших брачные игры. Она полежала на траве, глядя в чащобу трилистника. Но жители шелковых трав разбежались и дрожали шестью коленками где-то вдалеке от опасного места. Только рыжий муравей-разбойник, которому падение Еленки с неба испортило охоту, покачивался на листке, неприязненно глядя на девчонку, и грыз от злости передние лапки. Еленка щелкнула его по тяжелому заду, и муравей, кувыркаясь, рухнул в траву.
Еленка перевернулась на спину и, сунув руки под голову, положила ногу на ногу. Вьюнком пахнет, – подумала она. Еленка вытянулась и вздохнула. Радость подкатила к горлу. Еленка перекатилась через бок, встала на колени. Чуть приоткрыв рот, она сорвала цветок бархотки и потерла им веки
– Мать моя, эниесза, – зашептала она, – вспомни обо мне, не сердись на меня и раскрой
для меня свои радостные объятия. Вспомни, что я – твоя дочь, и прости меня за дерзость…
Еленка встала и, сложив руки замком на шее, побрела вдоль реки вверх, к Столице. Под ногами чавкал мокрый дерн, сухой семицвет смешливо щекотал под коленками. Внизу, возле самых ног, проскакал пушистый харахалов молодняк. Маленькие желтые комочки с легким писком протопали по еленкиным ногам и исчезли в траве.
Еленка остановилась. Скалы. Она подошла ближе и прижалась к теплому потрескавшемуся камню. – Люблю… – сказала она. Еленка постояла с закрытыми глазами, грея мир огнем в груди. Улыбнулась заячьей улыбкой:
– Полково-о-одец… Слабая сумасшедшая девчонка… великая актриса во имя Дианеи… – Еленка шлепнула себя по щеке, поморщилась и решительно полезла вверх.
Она взобралась на вершину и села на краю отвесного сброса, свесив длинные, в шрамах ноги вниз, в эниесзу. Еленка просидела так долго, ощущая бедрами слюнявый лишайник под собой, голыми плечами – холодный ветер из-за реки, а всем телом – светящийся поток непонятного звездного чувства. Ее мысли напоминали легкие хрустальные звуки ретеки, гуляющие где-то далеко за спиралью ее – Еленки – звездной системы… Лет…
Она встала и пошла по тропе в глубь леса.
Перед поляной Еленка остановилась. Она, как и тогда, посвистела марш и сделала шаг вперед. Но сказка далекого детства не повторилась. Еленка посидела на том самом камне, с которого мира Ель хотела метнуть нож в наивного чудака с другой звезды. Королева быстро встала и пошла по дороге к селению Пятой Вершины.
Возле белого обелиска она остановилась и, чуть поразмыслив, опустилась на колени. Еленка приложила губы к теплой надгробной плите, сказала: “Теперь ты счастлив, ты сделал свое дело. Все, что мог, ты подарил нам, и мы никогда не сможем забыть тебя!” Он. провела рукой по портрету пришельца, поднялась и отошла к корявой дуплистой сосне. Еленка заглянула в дупло, затем засунула туда руку по плечо. Закусив губу, она пошарила в темноте. Пальцы натыкались то на пустое гнездо харахала, то на острые сучки, но вот… Еленка закашлялась и достала свернутую женину куртку. Она надела ее, оправила руками и в задумчивости побрела обратно к обрыву. “Е-о-о-ло-очка!..”
Сползая вниз по камням, Еленка вымазалась желтой пылью лишайников и, стоя внизу, долго оттирала щеку от желтого сыпучего налета.
За скалой Лет увидел Еленку. Она медленно ходила среди фиер, рвала цветы, складывая их в громадный золотистый букет. Волосы ее были растрепаны, и это отчего-то обрадовало охотника. А когда Еленка повернулась в профиль, приоткрыв рот в улыбке и приложив кончик языка к верхней губе, Лет остановился. Он встал в тени скалы, закурил. Четыре дождя назад королева нашла его пьяным в бардаке Бенъетела, всеми забытого, опального королевского охотника. Его вместе с другими пленными отправили сюда, в горы. Он работал в кузницах и конюшнях дианейской орды, его били, учили, водили к женам комматоров и внезапно по велению неведомого бога перевели во внешний конвой дворца Апротед, сделали лучником. Теперь он столовался в одном зале с сеймом. А потом… потом он увидел королеву совсем рядом, ее улыбку, ее глаза с ранними морщинками у век. Это был тот дианейский мальчишка, лупивший мечом его и его баб… Друзья стали врагами, враги – почти братьями, а сам Лет получил чудовищную тоску, начинавшую мотать душу при одном упоминании имени Ель. Лет не считал себя робким, но когда королева сказала, что любит его, – просто, уверенно, словно не было ничего необычного в любви королевы к пленному конюху-рабу, – Лет понял, что сам осторожен до глупости… Пропал счет дней. Лет ходил как в бреду и ждал хотя бы мимолетной встречи. И она наступала. Лет говорил, а Еленка слушала: про старую мать на родине. Про двоюродную сестру, которую он убил своими руками, чтобы спасти от позорной казни. Про тихие реки за Сахарным хребтом и про удивительную падающую звезду, которая летела тем медленнее, чем ниже она опускалась. Еленка говорила, а Лет слушал. Об отце и маме, о пришельце Жене, о несчастном магистре Мете и его ученице…
– Лет, – сказала Еленка, опуская на его плечи тонкие прохладные руки, – ты издалека похож на моего отца… Я совсем уже поверила, что детство вернулось ко мне.
Еленка замолчала, вглядываясь в растерянные глаза Лета. И вдруг слезы позорными каплями потекли по ее смуглым скулам. Лет неловко обнял ее и провел рукой по спутанным волосам.
– Не плачь, – сказал он.
Еленка плакала второй раз в жизни.