Глава седьмая, в которой доктор Бэнкс оказывается в безвыходном положении

За сутки до того, как Саммерс должен был отправиться в Нью-Йорк, чтобы сесть там на пароход, М.Р. Маллоу с самого утра умчался по делам.

В обед он позвонил в офис, сообщил, что будет назад только назавтра и пожелал компаньону удачи. Джейк, который ждал его, чтобы вместе пообедать перед отъездом, расстроился, но постарался не подать вида. Он просмотрел бумаги, выпил две чашки кофе и сделал несколько звонков. Больше тянуть было нельзя: предстояло мириться с механиком. Механик разговаривал, правда, мало и чуть ли не сквозь зубы, зато Мики был счастлив.

– Есть, шеф! – молодой Фрейшнер так и рвался принести, унести, подать, забрать, протереть, позвонить, встретить с запиской, сбегать за обедом в китайскую лавочку – все, что угодно, как будто не был управляющим весом в двести фунтов.

В конце концов, ему опять досталось: от механика, который лежал под автомобилем и которому мистер Фрейшнер отдавил пальцы каблуками ботинок. Потом оказалось, что он ползает, как черепаха. Потом – что его не дозовешься. После того, как управляющий указал механику на некоторое различие в положении, Халло сделался похож на злого верблюда. Он плюнул и ушел к себе.

Саммерс взбежал на второй этаж.

– Мистер Халло, – произнес он, стоя на ступеньках, – вы злитесь на меня, вот и выпускайте пар по адресу. Я был груб с вами. Можете высказать все, что обо мне думаете.

Но механик отчего-то не спешил высказываться.

– Тогда так, – продолжил коммерсант. – Во-первых, мне бы хотелось, чтобы вы помнили: возраст мистера Фрейшнера – не ваша забота. Он управляющий, а не вы, и обсуждать тут нечего. А во-вторых, если я еще раз услышу «коммуниcтический террор – микстура от капитала», «жиды», «масонский заговор» или славы и осанны в адрес Форда – вы уволены. Думать что угодно – ваше право, но пока вы работаете на меня, потрудитесь придерживать свой язык.

Терпение механика лопнуло.

– Я все скажу Форду! – и он потряс грязным кулаком.

– Что вы ему скажете? – поинтересовался Саммерс.

– Все! Все, что вы тут наговорили!

Саммерс пожал плечами.

– Идите. Вам же будет хуже.

– Что?! Угроза? Форд и это узнает!

– Не думаю, мистер Халло, – спокойно сказал Саммерс и зевнул.

– А! Вы меня убьете! – механик адски захохотал. – Я давно этого жду! И момент выбрали! Вашего компаньона, единственного порядочного человека во всем заведении, здесь нет. Фрейшнер, этот ж-ж-ж…

Тут Халло поперхнулся и умолк.

– …ж-ж-жестокий управляющий? – предложил коммерсант. – Да, он бы меня не выдал, тут вы правы. Фрейшнер – стоящий парень. Но убивать вас, мистер Халло, никакого интереса.

– Вы не имеете права! Я буду жа… – начал механик по привычке и спохватился. – Как – никакого интереса?

– Да никакого, – улыбнулся коммерсант. – Вы погубите себя сами. Изложить дело: «Саммерс сказал то-то и то-то» и сразу заткнуться вы все равно не сможете.

– Почему?

– Потому что это выше ваших сил. Вы начнете разглагольствовать, вплетете евреев, масонов, Маркса, мировой заговор, собьете всех с толку и вас просто выкинут вон.

Самерс подумал и добавил:

– Ябеда.

– Вы не имеете права меня оскорблять! – закричал механик. – Я уволюсь! Вам придется нанять вместо меня троих! Четверых! Пятерых!

– Да, придется, – коммерсант наклонился к нему так, что их лица едва не соприкасались, и произнес вполголоса: – Зато вас никто не возьмет. Найметесь простым рабочим на консервную фабрику, вылетите через месяц, год проищете другое место, отсидите за бродяжничество и так до глубокой старости, пока вас не выкинут уже отовсюду. Вы станете немощны.

Халло квакнул.

– А профсоюз не поможет, – коммерсант зевнул. – Потому что и там вы мутите воду своими митингами. Придется вам откинуть копыта под забором. Ну, как?

Халло неразборчиво буркнул и отвернулся.

– А? – переспросил коммерсант.

И, подождав, добавил:

– Я вижу, относительно вашего непосредственного начальства вы уже усвоили. Я рад, мистер Халло. Масонов и мировой заговор я вам прощу. Это ваше проклятье. К тому же, оно мне выгодно. Теперь вот что.

Саммерс оперся о деревянные перила.

– Мистер Халло, я уезжаю. Мне хочется верить, что пока меня не будет, вы не выведете мистера Фрейшнера из себя. Я уповаю, что он не займется придумыванием необычных и жестоких наказаний за саботаж, как это делается на «Форд Мотор». Я питаю надежды, что вашими трудами нигде не произойдет революции. И я рассчитываю, что в мое отсутствие вас самого не зашибет какой-нибудь еще борец за мировую справедливость.

С этими словами коммерсант нагнулся, поднял гирю и вручил ее механику.

– Уберите это в свою комнату. Устроили здесь склад.

А потом пошел не то дождь, не то снег. К обеду он превратился в бурю, дорогу замело ко всем чертям. Саммерс взял книгу и устроился в библиотеке. Время от времени он вставал и ходил из угла в угол. Он маялся.

Час проходил за часом. К полуночи сырые хлопья повалили сплошной стеной, застилая все и на лету превращаясь в воду. Ветер хлестал по стеклам ветками деревьев. Было совершенно темно, тихо – только где-то у соседей буксовал мотор, с пола сквозняк шевелил шторы, но пламя камина и зеленая лампа делали комнату уютным убежищем.

Внизу хлопнула дверь. С трубкой в зубах, в халате Саммерс вышел в коридор и съехал по перилам в гостиную.

Но это был не Маллоу.

– Заглохла, – сообщила доктор Бэнкс. – Ужасная чепуха. Забыла про лужу.

Ее твидовый жакет и шляпа потемнели от влаги, с юбки текло, коричневые ботинки – по лодыжки в глиняной каше. Губы доктора были бледными, нос – красным, перчатки – грязными, и тут к гадалке не ходи – в грязь шлепнулась, пока пешком бежала; словом, было ясно, что доктор потеряла черт знает, сколько времени, пытаясь решить проблему сама.

– Совсем свихнулись с этой вашей независимостью, – сказал Саммерс. – Знаете же, что из этой чертовой ямы без буксира не выбраться. Зачем было дурака валять?

Лужа, о которой шла речь, была местной достопримечательностью, известной под именем Блинвилльского каньона. Она появилась в незапамятные времена, когда еще не автомобилисты, но фермеры проклинали чертову яму, погоняя своих кляч на рынок. Мистер Саммерс встречался с ней значительно чаще доктора Бэнкс потому, что она находилась в каких-то двухстах футах от его дома. Он знал, о чем говорил.

– Придержите ваш язык, – отрезала доктор. – Вы, как я вижу, без машины? Нельзя ли попросить вас позвонить мистеру Халло, чтобы отбуксировать мой авто?

Но мистер Халло, которого разбудили телефонным звонком, брюзгливо сообщил, что не видит причин, чтобы дело не могло подождать до утра. Только полоумный мог решиться украсть консервную банку пятнадцатилетней давности, которую глупая баба уделала, как бог черепаху. К тому же, если бы кому сдуру захотелось возиться с жестянкой в луже, так этот благородный человек имел право на вознаграждение. Тем более, что если бы вору удалось ускользнуть незамеченным, Халло готов съесть свои носки.

Утром, клятвенно заверил механик, «Форд» доктора не только будет отбуксирован к ее дому, но и исправлен в лучшем виде.

Затем он прибавил несколько темпераментных эпитетов касательно состояния автомобиля доктора и отключился.

– Ржавый якорь тебе в … – коммерсант, все еще стоявший с трубкой в руке, придержал язык. – Ну, в общем, да. Он прав. Завтра будете развлекать местное общество.

– Это же ваш персонал! – возмутилась доктор Бэнкс.

– Мой. И что?

– Позвоните ему еще раз!

– И что?

– Распорядитесь, чтобы…

Доктор тоже умолкла. Лицо коммерсанта самым недвусмысленным образом свидетельствовало: дело безнадежно.

– Нечего было отказываться менять ваши ржавые потроха, – буркнул он.

Он повесил трубку, прошелся туда-сюда, побарабанил пальцами по подоконнику.

– Дождался удобного момента, старый осьминог. Теперь ваша песенка спета. Попались в его щупальца.

От возмущения доктор лишилась дара речи.

– Послушайте, – выговорила она, наконец, – но так нельзя!

– Можно, – отмахнулся коммерсант. – Халло лучший механик в штате. А может, и в Америке.

– Это не причина позволять ему так себя вести! Вы просто его распустили.

– Почему это распустили? – обиделся коммерсант. – Я бы и сам на его месте сказал то же самое.

– Вот именно. Делаете, что хотите, позволяете себе выходки, и удивляетесь, что ваши служащие ведут себя хамски.

– Я? Удивляюсь? Еще чего. Халло всегда таким был.

– У меня слов нет.

– Вот и слава богу.

– Да сделайте же что – нибудь!


– А что мне с ним сделать? Могу оштрафовать. Будет вам от этого легче? Нет? Больше ничего не могу. Хотя стоп, – Cаммерс уселся в кресло. – Могу натравить на него вас.

– С какой целью?

– Не знаю, – коммерсант любовался потолком. – Вы такая изобретательная – придумаете что-нибудь. Можете выпороть его тоже. Скажете, что я вас вызвал для… м-м-м… вот, знаю: что Форд распорядился ввести новые меры трудовой дисциплины. Можем даже на машинке напечатать бумагу. У нас есть с клеймом «Форд Мотор». Что? Мне перестать паясничать? Ну, и звоните ему сами.

Доктор Бэнкс помолчала.

– Очень жаль, что вы так плохо бросили в него гирей.

– Что делать, все-таки шестнадцать фунтов, – Саммерс со вздохом встал, приблизился к полкам, запустил руку за книги и вынул плоскую бутылку. – Ерунда, разберемся.

В бутылке плескался виски.

– Я не буду пить, – сказала доктор.

– Как знаете, – Саммерс звякнул рюмками, ставя их на стол. – Ладно, ладно. Сейчас вызову вам мотор.

Он просил соединить с «Элькок Такси» шесть раз, но там, похоже, попросту никого не было.

Коммерсант тупо смотрел на телефонный аппарат. Двенадцать лет трижды в год он писал рекламные воззвания для таксомоторов Элькока, но ни разу в жизни не пользовался этими моторами сам.

– Собственно говоря, что вы хотели ночью? – пробормотал он, не глядя на доктора. – Времени – без четверти час. Здесь вам не Детройт.

Он помолчал некоторое время, затем пожал плечами.

– Ну, идемте. Покажу вашу комнату.

Взгляд доктора стал взглядом принцессы, которой оттоптал подол свинопас.

– Благодарю, – отрезала она. – Я здесь не…

И ахнула: коммерсант потащил ее за локоть.

– Что вы себе позволяете! – но Саммерс быстро вел ее по коридору. – Отпустите меня! Куда вы меня тащите!

– В гостевую спальню. Вы, надеюсь, не в библиотеке намерены раздеваться?

И прежде, чем доктор Бэнкс успела достойно ответить, распахнул дверь своей комнаты, втащил туда доктора и спустя пять минут выволок ее в коридор с халатом наперевес. Затем они задержались у бельевого шкафа – Саммерс искал полотенце. Потом прошли (вернее, пробежали) еще немного, пока, наконец, он не отпер дверь в дальнем конце коридора.

Гостевая спальня была когда-то комнатой мистера Мацумаги. Все, что осталось от секретаря страхового общества – ширма с красивыми японками, между которыми цвела сакура и летали ласточки.

– Приводите себя в порядок, я буду в библиотеке, – распорядился коммерсант.

– Мистер Саммерс!

– Что?

– Я не буду с вами пить.

– Могу выйти, раз вам так противно. Пойду к себе. Будете пить одна.

– Да кто вам дал право!

– Доктор, не тяните резину. Мне еще нужно затопить вам камин.

– Нет.

– Что – «нет»?

– Не нужно.

– Я говорю, камин.

– Мне ничего от вас не нужно.

– Слушайте, мне равно вставать! – обозлился коммерсант. – Надевайте халат и бегом в библиотеку. В другой раз будете выделываться.

Доктор загородила ему дорогу.

– Нет, это вы послушайте. Как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне?!

– А что, по-вашему, я должен делать? – рявкнул он. – Слушать, как вы несете чепуху? Выкинуть вас топать пешком, ночью, в виде мокрой курицы, когда до вашего дома около часа ходу? Может, вас уговаривать, стоя на коленях? Имейте совесть, через пять часов Халло будет здесь! Я уезжаю первым поездом!

– Хорошо, – сказала, сжав губы, доктор. – Пожалуйста, позовите мисс Дэрроу и…

Но коммерсант уже удрал.

– Мисс Дэрроу уехала кого-то крестить, – сообщил он из коридора. – Надеюсь, что она соврала и ударилась на самом деле в загул.

Доктор мрачно взглянула на стенные часы: без девяти минут час ночи. По полу тянуло сквозняком и она почувствовала, что готова щелкать зубами: затопить здесь и самом деле было необходимо. Она задвинула щеколду на двери. Повернулась в поисках зеркала. Зеркала не было.

Тогда доктор решительно прошла к шкафу и распахнула дверцы.

Откуда ей было знать, что Найтли как-то испытывал здесь свою новую жидкость для мытья зеркал, позволяющую ворсинкам с тряпки остаться на тряпке, а не на зеркале, и по рассеянности схватил распылитель для мгновенной чистки ржавчины? Двое джентльменов сами еще не знали об этом.

Поняв, что придется обойтись без зеркала, доктор Бэнкс потрогала прическу и пришла к неутешительным выводам. Коверкотовое английское полукепи, «специально для дам-автомобилисток», которое она обычно носила, представляло собой нечто среднее между устойчиво модным последние десять лет беретом с узкими, завернутыми на лоб полями, и охотничьим дирстокером-двухкозыркой, какой обычно рисуют художники, изображая знаменитого детектива. Это не препятствовало видимости с одной стороны, и прикрывало шею сзади – с другой. Красиво и практично. Однако, по бокам часть прически оставалась открытой, и три часа непрерывного нахождения под валящим с неба мокрым снегом обратили это достоинство в недостаток.

Ущерб не был слишком велик: прическу доктор тоже предпочитала практичную.

Она вынула и зажала во рту шпильки, как следует вытерла и расчесала сырые волосы, осторожно помяла руками, затем скрутила в жгуты и свернула свой обычный греческий узел.


Потом избавилась от мокрой одежды и облачилась в халат. Рукава пришлось подвернуть, пояс затянуть изо всех сил. С огромными шерстяными носками, которые нашлись в карманах, следовало смириться: риск простудиться действительно был, и подвергаться ему специально было просто глупо. Кроме того, доктор всегда критически относилась к своему размеру обуви. Иллюзия, которая возникла по сравнению с одиннадцатым номером коммерсанта, volens-nolens ей польстила.

В таком виде доктор постояла, прислушиваясь, затем поставила ботинки к камину, развесила свои вещи на ширме, стараясь сделать это так, чтобы некоторые детали остались незаметны снаружи, повесила полотенце на спинку стула и направилась в библиотеку.

Загрузка...