«Керот, который если наносить ежедневно, придает лицу белизну, получают так. Фиалковое или розовое масло и куриный жир надо поместить в глиняный сосуд и довести до кипения. Растопить белоснежный воск, добавить яичный белок и смешать с порошком из истолченных и просеянных белил, поварить немного, процедить через полотно и к сцеженному прибавить камфару, мускатный орех, две или три гвоздики. Все это завернуть в пергамент».
«Ода прекрасному или же наставление для дев о красоте и блюдении её»
С галереи Ричард наблюдал за демоницей.
Та вышла во двор и теперь стояла, что-то весьма энергично рассказывая. И показывая. Тонкие руки вырисовывали в воздухе одну фигуру за другой. Но понять, о чем шла речь, не удавалось.
Наверное, можно было спуститься.
Нужно было.
И… и кого ей Ксандр привел?
Гроббе? Старого мошенника? Пирата, который от веревки спасся единственно своей полезностью? Наемника, разыскиваемого в трех королевствах? И во всех трех вовсе не для того, чтобы к награде представить. Хотя…
Ричард покачал головой.
И почти решился спуститься, когда сзади раздался тихий скрежещущий звук.
Этот звук заставил замереть. Да быть того не может…
Тишина.
И Замок молчит. Показалось? Конечно. Здесь, в галерее, ветрено. Ветер же горазд играть со звуками.
И нервами.
Цок.
Ричард медленно потянулся к клинку.
Очень медленно.
Цок-цок.
Пальцы распрямились, готовые обхватить рукоять. И снова тишина.
Цок-цок-цок. На сей раз слева. И тут же протяжный скрежет справа. Молчание. Клинок в ладони. Сердце ухает.
В спину пыхнуло жарким зловонным дыханием, и Ричард упал, уходя от столкновения. Он перевернулся, выбросив руку вперед. И длинное змеиное тело насадилось на клинок. Тварь заверещала. Тонко. Жалобно. Короткие когтистые лапы завозились, пытаясь дотянуться до человека.
Ричард вскочил и стряхнул кригу, чтобы следующим движеньем клинка снести ей голову.
Откуда она взялась?
Ладно бы там, внизу, за стенами Замка. Но и там криг давненько уже не встречали. Длинное тело еще дергалось, когда над ухом раздался протяжный полный гнева вопль.
Еще одна?
Ричард едва успел увернуться.
Быстрая.
И старая.
Крига ушла от клинка и, взобравшись на перила, вцепилась в них. Она выгнула спину, распрямила куцые крыльца и плюнула в Ричарда едкой желчью. На сей раз почти попала. Желчь расползлась по доспеху, а крига радостно заухала.
Все-таки они туповаты.
Ричард махнул клинком, но удар пришелся по спине.
Взвизгнув, крига распрямила когти и… полетела вниз. Во двор. Прямо под ноги одной демонице, которая как раз указывала в сторону башни…
Мы прошлись по замку.
К слову, зря я. Дэр Гроббе в ближайшем рассмотрении оказался человеком весьма разумным. И вкусом, как выяснилось, обладал неплохим.
И… и Замку его предложения понравились. Может, оттого, что и сам Замок устал от тишины. Я просто кожей ощущала его нетерпение.
Предвкушение.
Понимаю. Тоскливо вот так, стоять веками, даже не имея возможности обивку сменить. Сменим. И обивку. И картины дэр Гроббе обещал, а то ведь нынешняя глобальная брутальность любую принцессу в тоску введет.
От радикальных перестроек мы решили отказаться.
Картины.
Ковры, которые, как мне намекнули, должны быть где-то там, в сокровищницах, равно как и вазы цветочные. Правда, на вопрос о цветах дэр Гроббе не сразу ответил.
– Понимаете, добрая госпожа, – он упрямо именовал меня доброй, отчего становилось несколько неловко. – Здесь нет сада.
Это я уже заметила.
Кое-какая зелень наличествовала, в частности с одной стороны к замку подбирался мрачного вида лес, при виде которого желание прогуляться напрочь отбивало, с другой по отвесным скалам карабкался нарядный зеленый плющ.
– И цветов нет? – вздохнула я, прикидывая, что бы в вазы сунуть, чтобы без цветов обойтись.
– Если только местные устроят…
Я подумала и решила, что не настолько капризна. И вообще, ромашки с васильками – это даже мило. Будем упирать на сельскую простоту и провинциальную непритязательность.
В контрасте с остальным.
Но за вазами Ричард сам пусть отправляется. Я второго подъема из сокровищницы просто-напросто не вынесу. Я с прошлого раза полчаса отдышаться пыталась. А оно все не отдышивалось.
Зато дэр Гроббе пообещал договориться с местными.
И о цветах.
И о прислуге, правда, предупредив, что опыта ей будет недостаточно и, скорее всего, принцессы явятся со своею, ибо ни одна приличная дама не отправится к жениху, не прихватив с собой дюжину служанок, куафера, модистку, аптекаря и пару белошвеек.
Так, на всякий случай.
Действительно, как можно жить без пары белошвеек-то?
А вот на кухне помогать если и так, уборку делать, то местные справятся.
Это меня вполне устраивало.
Мы вышли во двор, который был просторен и пуст, и оттого весьма себе уныл. Серый камень. Сизоватое небо, затянутое тучами – никак дождь собирается. И горы вокруг, ну, там, за стенами, довлеют, действуют на психику.
Дэр Гроббе вдохновленно что-то такое рассказывал, а я смотрела на горы.
Замок.
И думала, что хорошо-то здесь. Дышится. Я и вдохнула полной грудью, когда где-то наверху раздался протяжный тоскливый вой. А потом что-то кувыркнулось в воздухе.
И шлепнулось.
Прямо под ноги.
А потом опять завыло, заскрежетало и плюнуло. В меня! Вот взяло и плюнуло какой-то мерзостью вонючей. Я хотела завизжать, но из горла донесся низкий рык. И тварь, что рванулась было ко мне, вдруг распласталась на камнях, а после и вовсе попыталась развернуться. Она была мелкой, уродливой и неуклюжей.
А еще такой вдруг медленной.
Воздух сгустился. Застыло перекошенное лицо дэра Гроббе. Я видела уродливую пасть твари, полную мелких острых зубов. Видела горбатую спину.
Куцые крылья.
Чешую.
И пламя, что взметнулось по щелчку хвоста. А потом все вдруг опять изменилось. Дэр Гроббе выхватил меч, тварь ожила, покатилась клубком, пытаясь сбить пламя. Взлетел клинок. И дальше катились уже две половинки твари.
Неодинаковые.
Они остановились и осыпались кучками пепла.
– А знаете… – в голову вдруг пришла на диво логичная мысль. – Нам ведь развлечения понадобятся.
– Что? – у дэра Гроббе дернулся уголок рта.
– Развлечения, – я судорожно пыталась вспомнить, чем во времена давние народ развлекался. – Не знаю там… цирк.
– Цирк?
Проклятье. До цирка они тут еще не доросли, похоже. Надо как-то проще сформулировать. Понятнее. И я вздохнула.
– Силач там, чтобы гири кидал или поднимал тяжести всякие. Еще фокусник…
– Фигляр?
– Вот-вот… акробаты там. Акробатки… музыкантов бы тоже. Не помешают. И певца.
В голове что-то щелкнуло.
Точно! Я ведь читала, что в средние века певцами были кастраты. Самыми лучшими. Певцов стало немного жаль, но что поделаешь, дикие времена, нравы не лучше.
– Певца найдете? – я строго поглядела на дэра Гроббе. – Кастрата?
Почему-то он слегка побледнел.
На «Веселой Магде» пахло деревом и солью, и запахи эти привычные не приносили успокоения. Дэр Гроббе нервно расхаживал по палубе, а команда, самые верные, надежные люди, молча ждали, когда капитан соберется с духом.
Он же, остановившись, обвел их взглядом.
Всего-то дюжина осталась.
Тех, кто ушел от варрейской эскадры. Тех, кто поднимался в священные горы Ахха, а после бежал оттуда с драгоценным убором Немой богини. Тех, кто заглядывал в Темные воды, чтобы там, на белом-белом берегу сразиться с темнокожими ниму. И в честной схватке добыть зубы мертвого зверя.
Тех…
И может, уйти? «Магда» – кораблик небольшой, оно, конечно, тяжко будет, но до моря выведут, а ищи ветра среди волн. Только… потом куда? В море их ждут. С пушками и радостной готовностью пустить на корм акулам. Да и на берегах не лучше. На всех, кроме здешнего.
Тут он как-то поприжился даже.
Дэр Гроббе отер пот.
– Ты, – палец уперся в грудь Большого Дука, который и вправду был большим. Сказывали, что матушка его, родом из Северных лесов, согрешила с хозяином этих самых лесов. Оттого и был Дук велик да волосат безмерно. – Силачом будешь.
– Эт как? – брови его мохнатые сошлись над переносицей.
– Не знаю. Придумай сам чего-нибудь. Такого, чтоб благородным девам показать.
Дук осклабился. Он точно знал, что можно показать девам. Даже благородным. Надо сказать, что обычно девы были и не сильно против, но это явно не тот случай.
– Не то, о чем ты подумал, – Гроббе присел на край ящика. Кажется, того самого, в котором они выносили золото с «Пресветлой Анны». – Принцессы-таки.
– И чего?
– Невесты. Самого, – он мотнул головой в сторону.
Отсюда Замка почти и не видать. Так, полупрозрачное, почти размытое пятно.
Дука заворчал, но Юнни положил ладонь на огромное плечо.
– Я знаю, что надобно, – сказал он.
– А ты фигляром станешь. Трюки всякие показывать. Сумеешь?
Юнни пожал плечами. В отличие от кровного братца он был худощав и невысок, верток, что уж, и весьма пронырлив. Оттого и сумел выжить на самом днище благородного Лакхема, где и рос, и вырос, и жил, причем весьма неплохо, промышляя благородным искусством потрошения чужих кошельков.
– Ты и ты… – Гроббе указал на парочку, столь похожую друг на друга, что их часто принимали за братьев. – Акробатами будете. Это которые по канату ходят.
Брав хмыкнул.
Шин сплюнул.
– Сумеете?
Шин хмыкнул. Брав сплюнул, но тотчас затер плевок ногою. И верно, нашли, где плеваться. Может, «Веселая Магда» давненько в море не выходила, но как знать, как оно еще повернется.
Нет, лучше не думать. Справятся.
Тем, кто в бурю по снастям лазит, как-нибудь по обычному канату пройдет.
– Осталось последнее, – Гроббе тяжко вздохнул и обратил взгляд на человека, который держался поодаль. Облаченный в бархат и шелк Антонио казался здесь и сейчас случайным гостем.
Тонкое лицо.
Изящные черты. Белая кожа. Золотые волосы, уложенные аккуратными локонами… и главное это вот, вдохновенное выражение, за которое так и тянет дать в морду. Абсолютно, к слову, беспричинно.
Но сильно.
– Ей понадобился певец.
Антонио приподнял бровь.
– Спою, – сказал он спокойно. И Гроббе не усомнился, что споет. Петь он умел. И политесам всяким был обучен. Даром, что младший, незаконнорожденный, хотя и признанный сын некоего дворянина, о котором Гроббе было известно лишь, что зря он так.
Что «так»?
А хрен его знает. Но зря.
Из Вередии Антонио пришлось бежать. И весьма споро, ибо суд скорый, хотя и не всегда праведный, приговорил бедолагу к виселице.
Пару лет он скитался, переходя из одних нежных рук в другие, пока вновь же не влип в историю, где были тесно связаны юная супруга, престарелый богатый муж и некое вещество, поспособствовавшее встрече оного мужа с богами.
В общем, вот с этого места все и пошло не по плану.
Да…
Зато та история, уже давно забытая, помогла Антонио открыть в себе некие таланты, весьма спорные с точки зрения общественной морали, но оцененные некоторыми людьми. И жил он дальше тихо, неплохо, пока один клиент не решил отправить Антонио вслед за недавно почившим любимым двоюродным дядюшкой оного клиента. В общем… тоже зря.
– Это-то да… это-то конечно, – дэр Гроббе отер лоб. Антонио он, говоря по правде, сам побаивался. Было в этих светлых полупрозрачных глазах что-то этакое, заставляющее задуматься о смысле жизни и вечном. – Но вот… тут такое дело… ей кастрат нужен.
Стало тихо.
Только слышно было, как в этой тишине звякнула струна.
– Кому? – холодно осведомился Антонио.
– Демонице, – дэр Гроббе потер переносицу. – Так и сказала, чтоб всенепременно кастрат.
– Почему? – впервые Антонио, пожалуй, утратил свою хладнокровность. И удивление его было столь явным, что даже на душе потеплело.
– Так… это… не знаю, – он развел руками. – Демоница же ж. Кто ж их ведает-то?
И откашлялся.
В горле запершило. А заодно уж перед глазами встала тварь, испепеленная демоницей. А ведь сперва-то решил, что обманывает старый… нет, не приятель. Скорее уж партнер. Давний. Надежный. Такой, который не отвернулся, как иные. Мол, времена ныне не те.
Опасно.
Узнает кто про тебя…
Кто тут, в Проклятых землях, чего узнать может? И ведь место-то, если подумать, неплохое… тихо, спокойно. Горы вон стоят. Море имеется. Дела какие-никакие, пусть тоже далеко не те, которые прежде. Но и сам дэр Гроббе тоже не тот, который прежде.
Повзрослел.
Постарел.
Ума набрался. А с ним и желания зажить тихо, спокойно. Вон, он и дом уже поставил, такой, о котором в детстве мечталось, каменный и со ставенками резными. С красною крышей. С балкончиками и чтоб розы в ящиках. Матушка их выращивала. А потом продавала. Так и жили.
Гроббе продавать не станет.
Хотя, конечно, розы в здешних краях получались не те, но и ладно. Он же ж не привередливый. Еще бы жену отыскать, чтоб было кому и за домом, и за розами приглядывать.
А там…
Воображение рисовало картину за картиной, и не только у него. По остальным тоже видно, что приспокоились они, улеглась дурь молодецкая вместе с удалью. И души тишины просили.
Вот и глядели все на Антонио с тоскою.
Если выставят прочь, то… это смерть. Пусть и не сразу, но всенепременно кто-то да где-то узнает, прослышит, донесет. И тогда ждет дэра Гроббе не дом с розами, а пеньковая вдова. Или честные глубины.
– Думаешь, проверять станет? – уточнил Антонио.
Он прикрыл глаза.
И только тонкие пальцы подрагивали на струнах кифары.
– Не знаю.
– Что ж, – Антонио кривовато усмехнулся. – Будем надеяться, что нет.