Самое позднее — 12:09. В распоряжении маньяка было шесть, максимум — восемь минут. За этот промежуток Оля успела позвонить в дверь Ириной квартиры, попросить воды, получить от мамы большой стакан минералки и выпить его не торопясь, в два приема. А вот маньяк торопился. Ему приходилось действовать по строгому графику. Рабочий день в разгаре, маньяку следовало вовремя вернуться за письменный стол… к станку… или хотя бы в палату психбольницы, черт бы его побрал, пока санитары не заметили, что в смирительной рубашке никого нет. В четырех предыдущих случаях он должен был творить расправы по ночам — в светлое время суток беглые зэки не могли слишком уж свободно передвигаться по городу к месту назначенной им казни. Но именно в тот день какие-то форсмажорные условия поставили маньяка в жесткие рамки, и он вынужден был спешить. Ира не поняла из сообщений на форуме, нашли в квартире голову убитого или нет, но была уверена — не нашли. Маньяк настолько не хотел задерживаться в своем логове, что даже забрал голову с собой. Далеко ли уедешь в общественном транспорте с отрубленной головой в сумке?

А почему бы и нет? Если ты человек, не теряющий самообладания ни при каких обстоятельствах, то вполне достаточно будет небрежно положить сумку на колени и изредка похлопывать по ней ладонью, словно внутри лежит качан капусты. Но зачем ему понадобилась голова? Ведь срок, в который эксперименты над сознанием изолированного от организма мозга могут иметь успех, ограничивается, самое большее, четвертью часа. Трудно представить, чтобы он ставил свои опыты в ближайшей подворотне. Или маньяк знал о том, что срок этот несколько длиннее, или он взял голову с собой по более понятной причине.

Чтобы труп не смогли опознать.

А самое главное, отметила про себя Ира, что вынужденная спешка как-то очень уж удачно позволила маньяку избежать встречи с милицией. Настолько удачно, что поневоле закрадывается мысль — что, если он знал обо всём заранее?

Тем, у кого он вымогал деньги, он с уверенностью заявлял: «Не обращайтесь в милицию, я об этом узнаю».

Он и должен был знать. В том случае, если сам служил в милиции.

12:10. Оля уже вернулась к качелям. Она передает Ире, что надо идти на обед. Она сильно напугана, но тем не менее торопит Иру. Что бы она ни видела в подъезде, ей известно, что опасность уже миновала. Иначе бы ее невозможно было затащить в подъезд даже вместе с тремя «взрослыми дядьками». И вообще она визжала бы, как сирена, не умолкая. «Взрослые дядьки» нужны ей только в качестве поддержки, потому что в подъезде девочки могут столкнуться с чем-то страшным. Вот почему она тянет Иру за собой буквально силком.

Но потом она больше никогда не говорила о том, что видела за эти десять минут — за исключением одного-единственного раза, больше похожего на случайную оговорку.

***

Ложась спать, Ира не стала выключать свет. Ей вовсе не хотелось проснуться в темноте, а проснется она очень скоро, когда ее новый кошмар достигнет наиболее острой фазы.

Кошмар не заставил себя ждать. Ира закрыла глаза и почти сразу оказалась на детской площадке, она сидела на качелях, испуганно наблюдая за тем, как Оля, оглядываясь то через одно, то через другое плечо, идет к подъезду. Ира уже собиралась отвернуться, но вдруг поняла: она должна пойти вместе с Ольгой. Ей надо увидеть, что там было. Дождавшись, чтобы дверь за Ольгой закрылась, Ира сорвалась со скамейки и тоже побежала к подъезду.

Перед тем, как войти, она увидела, как от правого торца здания к подъезду приближаются двое мужчин.

В подъезде было прохладно и тихо. Ира замерла и прислушалась. Оля была где-то рядом, она только-только начала подъем по лестнице. Судя по походке, ей было отчего-то тяжело двигаться. Ира догадалась: если там, во дворе, Оля прикинулась живой, то в подъезде, не зная о том, что за ней наблюдают, она вновь стала трупом. Холодным, уже начавшим разлагаться трупом, совсем недавно закопанным в могиле на Хованском кладбище. Она поднималась на седьмой этаж в том же самом длинном белом платье, в котором ее положили в гроб.

Иру охватил ледяной ужас. Она была одна в этом пустом подъезде с трупом своей подруги.

Но у двери уже слышны голоса.

Ира взбежала вверх по пролету и затаила дыхание. Сейчас они войдут. В это время другая Ира — маленькая девочка, только что закончившая первый класс — сидит на качелях, отвернувшись от подъезда и наблюдая за голубями. Ира ждала. Если они пойдут наверх пешком, ее наверняка заметят.

- Ты всегда любил совать нос в чужие дела, - доносится до Иры. Шумит опускающийся лифт, заглушая продолжение фразы. - …плохо кончится.

- На мозги мне не капай, - второй голос. — Это у тебя точно здесь?

Открываются двери, мужчины заходят в кабину.

- Точно.

Ире надо бежать вверх. Она надеется, что не догонит Ольгу и не увидит, как по грязным серым ступенькам волочится подол длинного белого платья. В детстве Ира быстро бегала, правда, не быстрее лифта. Но в этот раз у нее получилось опередить кабину. И всё-таки она увидела Ольгу, столкнувшись с ней возле люка мусоропровода. Ира зажмурилась, но Ольга оказалась совершенно такой, какой и был тогда — семилетней девочкой. Ей просто было страшно идти, она боялась, что на одном из пролетов она увидит черную лошадь с возвышающейся над ней фигурой обезглавленного всадника — потому она и шла так медленно.

Оля не замечает Иру. Она остановилась, чтобы послушать, о чем разговаривают взрослые.

- Кстати, хотел спросить. Что дальше делать собираешься?

- Ты за деньгами приехал или допрос мне устраивать? Смотри, гражданин следователь…

- Это ты смотри… - ругательство, - урод моральный. Учти, мы все в милиции и все повязаны, понял? Ты у меня всю оставшуюся жизнь на виду будешь.

Звук ключа, входящего в замочную скважину.

- Че замков-то понаставил?

- Не меня спрашивай, а приятеля своего. Если он вернется когда-нибудь.

Открывается второй замок.

- Быстрее давай, что ли. Сейчас наши сюда подъедут.

- Успеем.

Голоса затихают в прихожей, дверь захлопывается. Мужчины вошли в квартиру. Оля, в которой любопытство пересиливает страх, тихо крадется вниз по пролету. Она не поняла половины того, о чем говорилось, но разговор какой-то очень странный. Ясно только, что оба «дядьки» работают в милиции, но почему они так себя ведут? Ира бесшумно следует за Олей. Девочки напряженно ждут, но в квартире воцаряется тишина.

А потом за дверью слышится удар.

Что-то тяжелое падает на пол.

Оля сжимается. Ей непонятно, что всё это может означать, но детская интуиция мгновенно подсказывает: это что-то страшное. Но отсюда, с лестничной клетки, нельзя сказать, достаточно ли страшное, чтобы кричать и звать взрослых. Ее могут поднять на смех, а, скорее всего, еще и отругать. Поэтому она крадучись покидает свой наблюдательный пункт и быстро поднимается на седьмой этаж. А вот Ира сразу понимает, что это был за удар. Он прозвучал точно также, как порожденный ее фантазией удар топора, отсекающего человеческую голову.

Ире очень хочется удрать из подъезда или хотя бы проснуться. Но надо досмотреть всё до конца.

В следующий раз она видит Ольгу где-то через минуту: вытянувшись и встав на цыпочки, чтобы достать до кнопки, она звонит в дверь Ириной квартиры. Ей открывает мама.

- А можно у вас что-нибудь попить? — спрашивает Оля. Ее голос чуть подрагивает, но мама не придает этому значения. — У нас всё в порядке, мы во дворе, на качелях.

- Конечно, Олечка! — улыбается мама. — Ты зайди на кухню, сейчас я тебе минералки из холодильника достану.

Оля исчезает в квартире, но не надолго. Вскоре она вновь выходит на лестничную клетку, и Ирина мама говорит:

- Скажи Иришке, что обед готов. И сама приходи тоже. На третье — очень вкусное печенье.

- Спасибо, мы сейчас придем!

- Давайте, не задерживайтесь. А то всё остынет.

- Да, спасибо, мы скоро.

Оля идет вниз. Наступает самый ответственный момент: что же она увидела, когда возвращалась?

Шум открывающейся двери застигает Олю в тот момент, когда она уже почти дошла до пятого этажа. Из квартиры номер тридцать выходит человек — только один. На Олю нападает столбняк: всё та же интуиция сообщает ей о том, что человек этот не желает быть увиденным. Потому что совсем недавно он сделал что-то очень плохое. Оля должна бежать назад, или хотя бы подняться чуть выше, или просто присесть на корточки. Но она парализована страхом и не может сделать ни единого движения. Она остается стоять на ступеньках, в то время как человек запирает квартиру на все замки и идет к лифту. Кабина до сих пор висит на шестом, и ее верхняя часть скрывает девочку, но не полностью. В какой-то момент Оля видит его лицо сквозь зеленую проволоку решетки. Это самое обычное лицо, чуть кругловатое. Волосы светлые. Только плотно сжатый длинный рот с сухими губами и глаза, похожие на две капли черной жидкости, говорят о том, что это не обычный человек. Он не замечает Олю, хотя его взгляд направлен прямо в ее сторону: на пролет падает слишком мало света.

Зато Оля прекрасно видит, что в руках он несет клеенчатую сумку. Сумку, в которую спрятано что-то шарообразное, размером с человеческую голову.

В двух шагах от девочки человек с сумкой нажимает на кнопку вызова лифта, и двери открываются. Характерный стук — человек вошел в кабину — и лифт едет вниз.

Затем Оля слышит, как человек выходит из подъезда. Она бросается к окну и успевает увидеть, как он торопливо удаляется в направлении сквера. Когда он сворачивает за угол дома, Оля бежит вниз.

***

Ира проснулась посреди ночи в холодном поту.

- Так, значит, вот как это всё было, - тихо сказала она.

Широко зевая, Ира побрела в ванную, по дороге зажигая везде свет. Она приняла душ, подсушила феном волосы, включила чайник и вскоре сидела на кухне, печально дуя в чашку с горячим чаем. Ей предстоял новый рабочий день и новые головоломки. Увиденный сон практически ничего не объяснил. Он только еще больше озадачил и без того озадаченную Иру. Уж это ее ночное видение никак нельзя было приписать возрожденным из небытия лихорадочной работой подсознания обрывкам детских воспоминаний. Ее не было в подъезде с Олей! Но теперь она точно знала, какой кошмар подстерег там семилетнюю девочку — словно Оля за руку провела ее с собой. Ира вспомнила теорию о том, что если долго и усиленно думать над тем, как могло произойти то или иное событие, иногда можно во сне получить ответ. Нечто вроде просветления. Она бы замечательно обошлась без этих просветлений.

Ладно, допустим, Оля видела в подъезде маньяка-расчленителя и запомнила его в лицо. Допустим, ее падение с крыши — семь лет после! — не было самоубийством. И что — это маньяк ее столкнул вниз?

О чем же он думал все эти семь лет?

Что, если к четырнадцати годам Ольга стала чересчур взрослой для того, чтобы обладать таким секретом и при этом оставаться в живых?

Да, но, если верить сну — не хочется ему верить, но как-то само собой получается — тогда, в подъезде, маньяк не увидел Ольгу. В таком случае, для того, чтобы спровоцировать убийцу на решительные действия, Ольге требовалось каким-то образом обнаружить свои неуместные познания. Она сделала это случайно или умышленно?

В восемь утра Ира уже шла к метро. Хотя наступило лето, по утрам было еще очень холодно — ну что бы ей не одеться потеплее? В ожидании поезда Ира мельком бросила взгляд на свое отражение в огромном зеркале. Молодая женщина, в обычной, нормальной жизни втайне считающая, что внешностью ее природа не обидела — а сейчас бледная, с синяками под глазами, с не проходящей тревогой и следами недосыпания на лице. С тех пор, как Ира начала вести семинары по истории, она ежедневно ловила на себе скользящие, ощупывающие взгляды студентов мужского пола, причем не испытывала от этого никакой радости. Имея в копилке жизненного опыта два (полтора, потому что школьная первая любовь, можно сказать, не считается) случая неудачных отношений, она считала себя вообще к ним не приспособленной. Обычно она терялась, стараясь не подавать виду, что ее раздражают эти косые взгляды и ехидные замечания, частенько звучавшие у нее за спиной. Но сейчас она бы предпочла эти дурацкие взгляды — лишь бы не сочувственные.

«Какая же ты бедненькая, замученная, Иришка», - пожалела она себя.

Институт, как никогда, производил впечатление полной заброшенности и необитаемости — как дом с привидениями. У сменившегося в очередной раз охранника был какой-то зловещий вид. На всякий случай Ира заперла дверь кафедры изнутри, чтобы подстраховаться от неожиданностей. Лариска постучит, если что. Но Лариска не постучала — она позвонила по телефону. У нее, видите ли, случилось обострение простудного заболевания, и она должна лечиться.

- Ой, ну выздоравливай, что ли, - пожелала ей Ира.

- Я стараюсь. Кстати, как там твой поклонник? Ну, который в трубку-то дышал, забыла, как фамилия…

- Уже не дышит.

Ира сама по-прежнему чувствовала себя простуженной, но это вряд ли кого-то беспокоило. Библиотека опять отменилась — впрочем, Ира, наверное, не решилась бы туда пойти. Она так и просидела на кафедре до шести вечера, бессмысленно перелистывая попадавшиеся под руку книжки и журналы. День потерялся во времени. Ире не хотелось ехать домой, потому что это означало, что придется открыть дверь и покинуть своё, пусть не самое надежное, но всё-таки убежище. И засиживаться на кафедре ей тоже не хотелось, потому что чем раньше она отсюда уйдет, тем быстрее окажется дома. Ира то и дело поглядывала на часы: время шло хоть и медленно, но стрелки неумолимо приближались к моменту выхода.

Звуки окружающего мира сбивали ее с толку. То ей слышались осторожные шаги, то негромкий шепот — и поди разбери, где это: на улице или за дверью.

***

Сайт serial-murders никак не хотел открываться. Ира уже подумывала — не плюнуть ли ей на это дело, ну что там может быть нового? С шестого раза стартовая страница загрузилась. Ира придвинула пепельницу и закинула ноги на край стола.

«Иринелла. Где это было?».

«Марта Харри. Действительно — где?».

«Майор с Петровки. Подробности не разглашались».

«Марта Харри. И никак нельзя уточнить?».

«ГРАЧЕВА Галина. Действительно, почему такая секретность, когда двадцать шесть лет прошло?».

«Майор с Петровки. Сейчас, может быть, секретность уже роли не играет, но тогда о месте захвата никто не говорил. Поэтому мои информаторы сами не в курсе. Извиняюсь, узнал, всё, что было возможно».

На этом ответы заканчивались.

Ира закрыла тему и только теперь заметила, что на ее имя пришло письмо.

«Личное сообщение от пользователя КЛАРИТИНА».

«Иринелла, можно ли узнать, каков Ваш уровень интереса к делу о расчленителе? Если это важно, есть возможность поговорить с человеком, который курировал расследование. Связаться со мной можно по телефону… Катерина».

Ира вернулась на форум и пролистала страницы. Она помнила, что один из ответов был под ником КЛАРИТИНА. Ага, вот он. Неизвестная Кларитина подтверждала достоверность схемы, на которой были указаны места обнаружения трупов. При этом она ссылалась на «надежный источник»; не об этом ли человеке идет речь в письме? Ира скопировала номер телефона в текстовой редактор, но пока еще не знала, звонить или не надо? А если эта Кларитина и есть маньяк? И теперь он (она) назначает Иру на роль очередной жертвы, заманивая ее в ловушку конфеткой в виде достоверной информации?

«У меня появилась дурацкая привычка преувеличивать несуществующую опасность». Естественно, где же еще маньяку на нее наткнуться, как не на форуме о серийных убийцах? Ира потянулась к своему сотовому, и тут у нее учащенно забилось сердце. Набрав незнакомый номер, можно угодить, в лучшем случае, в дурацкую ситуацию. Даже если ее звонка ждет не маньяк, а эта самая Кларитина, то есть, Катерина — как же она будет ей объяснять уровень своего интереса? Сказать, что ли, что пишет исследование? А зачем она его пишет? Ну не рассказывать же, в самом деле, все подробности своей внезапной шизофрении!

А зачем вообще что-то объяснять? Она просто скажет, что уровень интереса у нее достаточно высокий. Если по этому номеру вместо Катерины окажется маньяк, ему без разницы и уточнять он ничего не будет. А если окажется настоящая Катерина, которая пустится в расспросы — ничего, обойдемся, в крайнем случае, без человека, который курировал расследование.

Ответили ей с первого же гудка.

- Здравствуйте, это Катерина? Я получила на форуме ваше письмо…

- А, вы, наверное, Ирина? — По голосу Ира живо представила себе девушку лет двадцати двух, в очках, очень умную, студентку юридического института.

- Да. Я Ирина. Мне бы действительно очень хотелось получить информацию о расследовании… из первых рук.

- Вообще-то, человек, о котором я упомянула — мой дедушка. Он сейчас на пенсии, но раньше работал на Петровке. Полковник в отставке. Я могу договориться с ним о вашей встрече, только вам придется к нам подъехать.

- Не проблема.

- Отличненько. Завтра вечером вас устроит? Часов в восемь?

Завтра к Ире должна была приехать Вика, но к восьми она обязательно успеет. Если не будет очередных накладок.

- Если я буду задерживаться, я перезвоню вам, хорошо?

- Звоните. Дедушка по вечерам ходит гулять, он встретит вас на остановке, ладно? Его зовут Евгений Дмитриевич. А живем мы на Балаклавском проспекте. Знаете, как туда добраться?

Это совсем рядом с Битцевским лесопарком, вспомнила Ира.

- Да, конечно, я знаю. Какая остановка мне нужна?

- Называется «Дом сорок восемь». Если поедете на маршрутке, предупредите водителя.

- Поняла.

***

Проснувшись на следующее утро, Ира уже не чувствовала себя такой измученной, как накануне. Возможно, дело в том, что ей ничего не приснилось. Никаких новых кошмаров. Не иначе, Ольга решила дать ей небольшую передышку — чтобы она хорошенько всё обдумала. А потом начнутся новые просветления. Таким прогнозом на будущее Ира испортила себе настроение еще до того, как встала с постели. Ничего удивительного, что всё у нее валилось из рук: зубная щетка улетела под раковину, фен выдернулся из розетки при попытке выглянуть в кухонное окно, чтобы посмотреть, какая на улице погода. На кухне Ира насыпала себе больше половины чашки кофе, прежде чем остановилась. «Растяпа», - сказала она себе. Но самой стало немного смешно.

На этот раз она вышла из квартиры уже после девяти, и впервые за последние две недели не затаила дыхание, проезжая на лифте пятый этаж. «А может быть, всё заканчивается? — подумала она, остановившись во дворе и обернувшись на окна тридцатой квартиры. Двор ответил ей глухим молчанием. — Встречусь сегодня с этим полковником в отставке, - неуверенно продолжала она, - не узнаю ничего интересного, вернусь домой и наконец посмотрю любимый сериал. Расследования убийств — не для меня».

«Ничего еще не заканчивается» - возразил ей внутренний голос. Ира вздохнула и взяла курс на метро.

За день ей удалось почти закончить один из разделов диссертации. Надо будет, конечно, еще несколько раз это перечитать, но получилось как будто бы неплохо.

Вика опоздала на тридцать минут, зато подарила Ире огромную шоколадку — Ира таких в жизни не видела. Если Вика и занималась дома английским, то заметить это было невозможно. Во всяком случае, Ира не замечала.

- Вика, скоро у тебя экзамены, - напомнила она в конце занятия.

- Знаю, - кивнула Вика. — Я сдам, - добавила она с гордостью.

«Блин», - подумала Ира.

- Ладно, давай, что ли, кофе попьем с твоей шоколадкой. Ты растворимый употребляешь?

- У меня вообще кофеин вместо крови, я любой употребляю.

Ира включила чайник и приготовила чашки.

- Сама себе насыпай, сколько надо, хорошо? What are we going to do now?

Вика комично сдвинула брови.

- Типа, going to попить some коффе.

Она подошла к чайному столику и положила себе две ложки кофе. Из чайника повалил пар. Вика подтянула рукава кофточки, подвинула к себе обе чашки, придерживая одну из них рукой, сняла чайник с подставки… и слишком резко его наклонила.

Кипяток выплеснулся ей на запястье.

- Ви… Ви… Вика… - еле выговорила Ира.

Она бросилась к сумочке. Где-то там у нее должен быть какой-то крем. Не от ожогов, конечно, но… «Ой, как она сейчас закричит». Ира выдернула из сумочки тюбик и повернулась.

Вика продолжала стоять с чайником в одной руке, с каким-то детским удивлением рассматривая обожженное место. Она так и не издала ни звука.

«У нее болевой шок».

- Викочка, ты как? — задала Ира дурацкий вопрос. Ясно же, как.

- Да вот так как-то, - ровным голосом ответила Вика. — Наверное, взялась неудобно.

- Тебе что… не больно? — поразилась Ира.

- Да нет, - Вика пожала плечами. — Ну, немного жжется. Но не сильно. Да ладно, фигня, рукавом прикрою, видно не будет.

Небрежно стряхнув с руки горячие капли, она налила кипяток в чашки.

Ира спрятала крем за спину.

Из института они вышли вместе. Вика предложила подбросить учительницу до дома, но Ира попросила подвезти ее до метро «Калужская». К тому времени, как они там оказались, на трассе не осталось ни одной машины, которую бы Вика не подрезала и ни одного светофора, под который она не проскочила бы на красный свет. Ожог ее, видимо, уже не беспокоил. Ира слабым голосом распрощалась с милой и по-своему очень приятной девушкой и, мечтая о рюмке валокордина, отправилась искать остановку маршрутного такси. Когда она усаживалась в потрепанную «Газель», у нее все еще дрожали ноги.

Отставного полковника она заметила сразу — он ждал на противоположной стороне дороги. Высокий седой человек, лет шестидесяти, в спортивном костюме.

- Евгений Дмитриевич? Здравствуйте! Я — Ира.

- Добрый вечер, - он посмотрел на часы. — Минута в минуту.

- Повезло, водитель пробку дворами объехал.

- Ну что, может быть, пройдемся? В моем возрасте прогуляться вечером — и то уже поддержание формы. Катя сказала, что вы хотите узнать о расследовании по делу расчленителя из Битцы. А что вас конкретно интересует?

У него был очень проницательный взгляд — наверное, как и полагается бывшему офицеру милиции. Ира решила ничего не сочинять.

- Я сама толком не знаю, что меня интересует. Это дело очень личное… но, поверьте, оно очень меня беспокоит. Скажите… а… действительно находили части тел?

- Находили, - кивнул полковник. — Иначе бы о чем нам с вами разговаривать? И расследование на самом деле велось.

Он, не торопясь, зашагал вдоль проезжей части — очевидно, полковник давно уже выработал какой-то определенный маршрут, а Ира просто шла рядом. Слева начиналась сине-зеленая стена Битцевского лесопарка. Глядя на нее, Ира невольно поежилась.

- Это было не здесь, - произнес полковник. — Дальше, во-от туда, - он указал рукой в сторону Севастопольского проспекта. - Там огромное пустое поле и высоковольтные линии. Безлюдное место.

- Понимаете, - сказала Ира. — Недавно я выяснила, что этот маньяк… Ну, в общем, что он убивал в том доме, где я живу. Только в квартире этажом ниже.

- Так. И теперь вы боитесь, что он вернется? Вас мучают кошмары по ночам?

- В общем… да.

- Ну, что же. Думаю, вам надо выбросить эти страхи из головы. Слишком много времени прошло, зачем бы ему возвращаться?

- То есть… вы считаете, что он может быть еще жив?

- Кто знает. Ладно, давайте уж попробую всё по порядку. После того, как нашли первый труп, дело как-то очень быстро передали на Петровку, хотя заниматься этим должно было местное отделение милиции. Но убитый был опознан как Сухарь, опасный вор-рецидивист, и решили, что это всё-таки больше по нашей части. Расследование поручили старшему следователю, который за несколько лет до этого как раз и задержал Сухаря — поначалу высказывалось мнение, что вора убрал кто-то из подельников, оставшихся на свободе. Но через некоторое время стало ясно, что убийство Сухаря, скорее всего, никак не связано с его криминальным прошлым. Потом появился следующий труп…

- Извините, а это правда, что на головах трупов были найдены следы… следы поставленных опытов?

- В Интернете прочитали? Да, это правда. Я уж не буду вам в деталях перечислять, как всё это выглядело. Но выглядело именно так. Патологоанатом сказал нам, что убийца подручными средствами, не имея лабораторного оборудования, пытался воздействовать на мозг отсеченной головы таким образом, словно предполагал обязательное наличие в нем остаточной жизнедеятельности. Мы пришли к выводу, что с точки зрения убийцы — чисто субъективно, естественно — это было изощреннейшей пыткой.

- Другими словами, убийца был психически ненормален?

- Мы сами так думали. Однако чуть позже начали всплывать задним числом некоторые подробности. Высшее начальство неофициально поставило меня в известность о фактах похищения маленьких детей с целью получения денежного выкупа. При этом вымогатель давал понять, что, в случае отказа или если о происходящем станет известно правоохранительным органам, с похищенными детишками произойдет то же самое, что и «с теми покойниками в Битцевском лесу». А как наиболее устрашающей подробностью он оперировал именно теми опытами, которые якобы ставил на отрубленных головах. Мне назвали цифру — всего похищений было порядка одиннадцати или двенадцати.

- Значит, о похищениях вам было известно?

Полковник покачал головой.

- Тут всё не так просто. Никаких официальных заявлений у нас не было, и ни следователю, ни даже мне не позволили поговорить с лицами, выплатившими выкуп. Мне удалось лишь узнать, что, получив назад своих детей целыми и относительно здоровыми, эти люди приняли все меры, чтобы обезопасить себя и своих близких в дальнейшем: детей отправили за границу — в страны соцлагеря, естественно, кое-кто даже умудрился нанять себе охрану. Казалось бы, месть со стороны маньяка им больше не грозила, но общаться с милицией они отказывались наотрез. Это и понятно — суммы выкупов были такими, что наверняка плательщиками заинтересовался бы ОБХС. Вот поэтому вымогатель имел возможность без помех продолжать свою деятельность. Но, поскольку жертвами вымогательства оказались, так сказать, влиятельные личности, уголовный розыск попал под некоторое давление с их стороны. По своим каналам, через проверенных людей, в том числе из состава руководства уголовного розыска, они настоятельно требовали возмездия для похитителя. Руководство, в свою очередь, капало на мозги мне и следователю, а нам оставалось только брать под козырек. Вот когда я впервые услышал о Совете Директоров — подпольном сообществе, в которое входили люди, занимавшие высокие и хорошо оплачиваемые должности. У них были прочные завязки в самых различных госструктурах, в том числе и в МВД.

Единственная ценная информация, которую нам передали, заключалась именно в том, что похититель четко предупреждал: «В случае вашего обращения в милицию я об этом обязательно узнаю». И мы серьезно задались вопросом — а что, если преступник и сам работает в милиции?

Дальнейшие события показали, что это, скорее всего, именно так и было.

К концу мая, в течение двух суток после обнаружения четвертого трупа, следственная группа нашла то место, где, предположительно, действовал убийца, и откуда он вывозил трупы в Битцевский лес. Полной уверенности не было, но имелись данные о том, что в подъезде одного из домов были обнаружены следы крови на лестнице, начинавшиеся от двери запертой квартиры, в которой никто не жил. Мы навели справки, и оказалось, что квартира эта ведомственная, принадлежит Генштабу. На ее вскрытие требовалось специальное согласование, но военные всё осложнили, и прокуратура вынуждена была временно отказать нам в выдаче ордера. И вот тут старший следователь сделал серьезную промашку. Не ставя меня в известность, он вместе с парой оперативников отправился туда. Понятия не имею, на что они рассчитывали, ведь ясно было, что маньяк там не живет, а просто пользуется квартирой от случая к случаю. Наверное, хотели втихаря там всё проверить. Но не получилось.

В ходе расследования они в один голос утверждали, что труп при этом упал чуть ли не им на руки, поскольку был прислонен к двери изнутри. Они не сразу разобрались, что это такое вообще на них свалилось, всех троих заляпало кровью, и дальше они повели себя профессионально неграмотно. Ворвались в квартиру, наследили, оставили повсюду собственные отпечатки пальцев… Даже если там и были какие-то ценные улики, после панического метания по всем комнатам троих здоровых мужиков найти что-либо стало уже невозможно.

- Вот-вот, - спохватилась Ира. — Если там ничего не было, даже самого убийцы, как же труп оказался прислонен к двери изнутри?

- Его приклеили изолентой. Закрепили через грудь и по запястьям. Держался на соплях, но убийца смог закрыть за собой дверь, не уронив покойника.

- Ничего себе.

- Ну так вот, опера обшаривали квартиру, а следователь, вместо того, чтобы их проконтролировать, командовал с лестницы. За этим их и застала прибывшая по анонимному звонку, сделанному из телефон-автомата, группа быстрого реагирования. Неизвестный сообщил, что какие-то люди взломали квартиру и выносят из нее труп. Впоследствии, сопоставив всё по времени, я установил, что анонимный вызов поступил в милицию за несколько минут до того, как опера взломали замки и открыли дверь.

Всех троих временно отстранили от работы, а я получил строгий выговор и распоряжение в кратчайшие сроки разобраться в этом инциденте. Но разбирался я не совсем сам, потому что служебное расследование, по сути, велось отделом собственной безопасности уголовного розыска. Положение следственной группы ухудшало еще и то обстоятельство, что они, возможно, нарушили запрет прокурора по прямой указке Совета Директоров, о существовании которого отдел собственной безопасности прекрасно знал. Хотя и старший следователь, и оба опера пытались уверять, что ни с каким Советом они не связаны, а в квартиру вломились только для того, чтобы как можно быстрее найти убийцу и, таким образом, предотвратить очередные убийства. Я присутствовал при их, скажем так, беседах с офицерами из собственной безопасности, и более-менее разобрался в мотивах. Опера — ребята молодые, горячие, уверенные в том, что честно выполняли свой долг. Что касается следователя, ему, по-моему, просто очень сильно хотелось получить повышение. Потому как после поимки Сухаря в плане карьеры он ничем особенным не блистал.

Служебное расследование велось в закрытом режиме, но в поисках убийцы был задействован еще один оперуполномоченный, который очень активно вступился за своих товарищей. Он накатал в отдел безопасности длинную докладную, в которой подробно расписал весь ход расследования, все заслуги сыщиков, которые ночами не спали, работая над делом, и заодно добавил, что отстранять их от работы нельзя ни в коем случае. Потому что убийца еще не схвачен, а если материалы передать в другие руки, то всё еще больше задержится. Короче, со своим выступлением он попал под раздачу вместе со всеми остальными. По результатам служебного расследования одного из оперов вообще уволили из милиции, второму объявили взыскание и понизили в звании, автора докладной записки перевели в участковые. А вот гражданина старшего следователя прикрыл кто-то сверху. Следственную группу сформировали заново, и он по-прежнему ее возглавлял, но поиски так больше и не продвинулись ни на шаг.

Экспертиза установила личности троих убитых. Это были, собственно, сам Сухарь, и еще двое зэков, совершивших побег из тюрьмы и неизвестно как добравшихся до Москвы. Второй по счету и пятый, найденный уже в квартире, так и остались неопознанными. Но это, скорее всего, тоже были преступники — или находившиеся в розыске, или сбежавшие из заключения. У второго имелись татуировки, указывающие на принадлежность к преступному миру, а на трупе пятого обнаружили следы вытравливания кожного покрова кислотой — на груди и на предплечьях, то есть, там, где обычно и находятся наколки. Отпечатки пальцев второго нашлись в базе данных, но без имени — их просто сняли с места преступления. Обоих пытались подогнать под описания преступников, объявленных в розыск, но ничего конкретного из этого не получилось. Где-то что-то сходится, где-то — не очень. Считалось, что пятым был воровской авторитет Генанцвали, который как раз к этому моменту исчез из поля зрения наших осведомителей в криминальной среде — у него были татуировки на обоих предплечьях и на груди. По заключению экспертов, смерть этого пятого наступила буквально за полчаса, а то и меньше до того, как квартиру взломали оперативники. Это, кстати, дало дополнительный повод настучать им по башке — выходит же, что они упустили убийцу, да еще несшего с собой отрубленную голову, которую так нигде и не нашли.

Старый полковник замолчал, видимо, ожидая вопросов.

- А почему вы говорите, что в дальнейшем подтвердилась версия о работе убийцы в органах?

- Ну, она не то чтобы подтвердилась… Один из следователей, оказывавших содействие по этому делу, и, соответственно, имевший возможность узнавать о заявлениях в милицию по поводу похищений, да и располагавший информацией о планах группы, за день до несанкционированного вторжения ушел в отпуск. Из отпуска он так и не вернулся. О ходе расследования он был осведомлен наилучшим образом. Ну, а, поскольку решение о взломе квартиры без ордера зрело несколько дней — пока прокуратура тянула с ответом — он заранее был в курсе места и времени этой операции. Тем более, один из оперов признался, что поставил его в известность в личном разговоре. Но признался он об этом только после того, как с отпускником не смогли связаться и вообще стало ясно, что он исчез. Он вполне мог сыграть с товарищами такую шутку и вовремя испариться.

- Но зачем же ему так рисковать? — вырвалось у Иры.

- Хороший вопрос, - одобрительно кивнул полковник. — Я сам над этим долго думал. Но риск этот был для него вполне оправданным, учитывая его дальнейшие планы. У меня был хороший друг в КГБ, и он рассказал мне о том, что, пока велось служебное расследование, белорусскими пограничниками в районе Бреста был зафиксирован незаконный переход границы Советского Союза. Пресечь его не удалось, но это был явный побег, причем совершенный человеком, который знал, где и как пробраться через охраняемую зону. А этот следователь в армии служил в пограничных войсках, причем на заставе именно в том районе. Понимая, что, если квартиру вскроют, дальше могут выйти уже и на него самого, он подставил коллег, причем, несомненно, сам же и позвонил в милицию.

Тот же друг с Лубянки намекнул мне, что взломанная операми квартира была предназначена для проживания одного из нелегалов, которые работают за рубежом и лишь изредка, ненадолго, появляются на Родине. Там вполне мог иметься хорошо замаскированный тайник — офицеры разведки знают, как делаются такие вещи, в этом смысле обычная милиция от них здорово отстает. Если убийца хранил деньги, полученные в качестве выкупов, в этом тайнике, перед побегом ему просто необходимо было забрать их оттуда. Мы, конечно, обыскивали квартиру, но очень скоро там появились представители ГРУ с серьезными документами и потребовали, чтобы мы оттуда убирались. Правда, нам разрешили вывезти мебель — диван, кресло и несколько стульев, больше ничего и не было — для экспертизы. А сами врезали в дверь три новых замка.

- Если убийца пользовался тайником, он ведь откуда-то узнал, где этот тайник находится? Не от самого ли хозяина квартиры?

- Почти наверняка. Но ГРУ, естественно, не пошло нам навстречу и не сообщило, кто этот хозяин. Тут уже замешаны государственные интересы, человек же под прикрытием! Нас вообще сразу предупредили, чтобы мы не задавали лишних вопросов. Я даже думаю, что этому нелегалу ничего и не сообщали о его квартире — зачем расстраивать человека, у него работа и так нервная.

- Понятно, - кивнула Ира.

***

Поблагодарив Евгения Дмитриевича за помощь, Ира, вместо того, чтобы ехать домой, каким-то образом оказалась на Севастопольском проспекте, где-то в полукилометре от огромного, заросшего поля, на котором четкой линией, уходящей за горизонт на юго-востоке, возвышались башни электропередач. Ближайший жилой квартал находился в другой стороне, минутах в десяти ходьбы.

Пока она стояла, думая, что делать дальше, ей позвонила на мобильный внучка полковника.

- Ну как, поговорили с дедушкой?

- Да, Катя, огромное вам спасибо.

- Не за что. Надеюсь, вам это пригодится.

- Да, очень полезный разговор.

- Я рада. Ну, всего доброго.

- Счастливо!

Ира убрала мобильник в сумочку и еще раз прикинула расстояние до башен.

«Вот уж куда мне меньше всего надо, так это туда», - подумала она, выжидая, пока можно будет пересечь дорогу. Светофора и пешеходного перехода поблизости видно не было. Оказавшись, в конце концов, на другой стороне, она осторожно спустилась по откосу вниз, на пустырь. До самого поля еще предстояло топать пешком. Ира заколола волосы, чтобы не мешались, и двинулась вперед. Она осторожно ступала по изрытой следами зачем-то приезжавших сюда машин почве, стараясь не попадать каблуками в небольшие ямки. Она не очень четко представляла себе, для чего ей нужно оказаться под ЛЭПами — уж точно не для того, чтобы найти там расчлененный труп в хозяйственной сумке. Но что-то влекло ее туда. Какое-то нездоровое любопытство. Ей хотелось представить себе, как всё это происходило, а для этого нужна определенная атмосфера.

В конце концов, чем она рискует, кроме встречи с компанией пьяной молодежи?

Каким путем добирался сюда маньяк?

Наверняка он приезжал на машине, не в руках же он тащил свой жуткий груз. Он оставлял машину где-то здесь, скорее всего, глубокой ночью, доставал сумку из багажника, и, в точности также, шел в восточном направлении, к вышкам. Идти ему было тяжело, всё-таки, он нес человеческое тело, хотя и основательно обескровленное. Но он был хорошо тренирован, и, как бывший пограничник, больше привык к пересеченной местности, чем Ира, идущая налегке, так что время в пути получится примерно одно и то же. Вряд ли он боялся быть замеченным — в восьмидесятом году количество сотрудников милиции на улицах не составляло и одной тысячной от нынешнего. А рядовые граждане вообще его не беспокоили. Если бы какому-нибудь неудачнику и вздумалось попытаться отобрать у него сумку, летальный исход был гарантирован.

Никто не мог помешать убийце, идущему совершить кошмарный ночной похоронный обряд.

Ира добралась до первой вышки через полчаса. Трава здесь доходила ей до коленей, но вокруг основания вышки она была вытоптана, смешавшись с грязно-коричневой землей. Дул пронизывающий ветер, зажигалка погасла несколько раз подряд, прежде чем Ире удалось прикурить. Затягиваясь сигаретой, она огляделась вокруг. Самое подходящее место для того, чтобы стать пред-предпоследним пунктом посмертного путешествия изуродованной, расчлененной жертвы. Остается только поездка в следственную экспертизу — но для этого надо еще, чтобы сумку с частями твоего тела кто-то нашел, ну, и последний пункт — скромная могила на кладбище, где-нибудь в самом отдалении.

Здесь надо было очень долго ждать, пока тебя найдут.

Поэтому в следующий раз убийце пришлось пройти уже гораздо дальше. Вот туда, где начинается лес.

Ира прикрыла глаза и сосредоточилась, пытаясь нарисовать в своем воображении сцены ночных похорон.

Вот убийца идет через поле. Может быть, он даже насвистывает какой-нибудь веселенький мотивчик, если у него хватает дыхания. Ире бы точно не хватило. Темно, однако убийце темнота ничем не мешает — ему точно известно, куда надо попасть. Если кто-то и видит, как он минует вышки, это может быть только дух первой жертвы, навсегда оставшийся здесь. Но он просто молча наблюдает за своим палачом. Если бы тот пригляделся, мог бы заметить в том месте, где была брошена первая сумка, застывшую полупрозрачную фигуру. Однако палач не считает нужным приглядываться. Он знает, что в общепринятом смысле этого понятия он здесь один.

Ира отмотала кадры назад. Вот машина убийцы останавливается на обочине дороги, он выходит из нее и открывает багажник. Словно наяву, Ира почувствовала вырвавшийся из-под капота сладковатый запах разложения мертвого тела. Нет, не то. Еще дальше.

Подъезд ее дома. Ночь. На седьмом этаже маленькая Ира спит, ей снится уже близкое лето и поездка с родителями на море. Она была на море в прошлом году. Они полетят туда на самолете и будут жить в доме отдыха, у папы уже есть путевка, он сам говорил. Ира будет плескаться в прибрежных волнах и строить домики из мокрого песка. И собирать ракушки, их там очень много. А еще папа, наверное, поймает краба и даст ей его потрогать. Краб страшный, он угрюмо ворочает клешнями; ему не нравится то, что его зажали в пальцах и не дают идти своей дорогой. Между тем, пока Ира на седьмом этаже видит сны, тихо открывается дверь тридцатой квартиры на пятом. Из нее появляется человек с туго набитой большой тяжелой сумкой в руке. Также бесшумно он запирает дверь на все замки и вызывает лифт. Из сумки сочится кровь, но человек этого не замечает. По какой-то причине он очень неосторожен этой ночью, и через двое суток это сильно повредит ему. Он выходит из подъезда, его машина ждет напротив скамейки, на которой днем сидят местные старушки, обсуждая, какая же пошла молодежь. Убийца тоже еще достаточно молод, ему нет и тридцати.

Нет-нет, это тоже не то. Мотаем дальше…

Где-то за час. Уже стемнело, жители дома сидят по своим квартирам. В подъезд входят двое; они поднимаются на пятый этаж, и один из них открывает тридцатую квартиру.

И еще раньше. Где же это может быть?

…Товарная станция, через которую проходят грузовые составы. Где-то в черте Москвы, но ближе к… к восточной окраине. Здесь только что остановился поезд. Из открытого вагона появляется беглый зэк. На нем грязная одежда не по размеру; потемневшее заросшее лицо. Видимо, он провел в этом вагоне не одни сутки. Поезд приехал откуда-то из Магаданской области.

Зэк спрыгивает на гравий и озирается. Он не видит, что за ним наблюдают - человек в коричневой потертой кожаной куртке застыл с пистолетом в руке позади вагона. Его тонкие бледные губы плотно сжаты, а глаза похожи на две капли черной жижи. Зэк делает несколько шагов, но резко останавливается, слыша за спиной оклик:

- А ну стоять! Не двигаться, лечь на землю, руки за голову!

Ноги зэка врастают в землю. Но он не торопится выполнить недвусмысленный приказ. Только что у него отняли надежду на свободную жизнь, на то, что его побег всё-таки прошел удачно. И ему больше нечего терять. Вместо того чтобы лечь на землю, он оборачивается. Ему знаком человек в коричневой кожаной куртке, направивший на него ствол пистолета.

- Что, выследил, сука легавая?

- А как же ты думал, мразь? Ориентировка на тебя пришла. Что же тебе не работалось спокойно на лесоповале? Соскучился по легким бабкам да по толстым бабам?

Зэк рвет на себе рубашку. На его груди — татуировка.

- Ну, давай, стреляй в вора! Стреляй, сука, чё ждешь? Всё одно мне не жить!

Человек с пистолетом равнодушно пожимает плечами.

- Ты мне тут не ори, а то действительно прикончу. Сопротивление при задержании, сам понимаешь. Жить тебе или не жить — это сейчас я буду решать.

Зэк умолкает. Он ждет.

- Значит, ювелирку ты взял, а добычу припрятал. Если бы сознался, куда всё подевал, тебе бы дали по минимуму. Но ты решил так — отсижу, как надо, и вернусь. А когда вернусь, стану богатым человеком. Где драгоценности?

- А-а, вот что тебе нужно, гражданин оперуполномоченный. Ты что думаешь, я для того с зоны когти рвал, чтобы тебе тут в Москве забашлять? А не пошел бы ты к такой-то матери! Я это добро своей кровью оплатил, доходит до тебя, мусор продажный?

- Ну и ладно, буду я тут с тобой спорить. Сейчас тебе первая пуля в коленку пойдет, как предупредительная. Ори, не ори, хрен тебя кто услышит. Машинисты в диспетчерской, а диспетчерская отсюда далеко. Некоторое время ты помучаешься. А я подумаю, вызвать мне коллег, чтобы тебя отвезли куда надо, или башку тебе прострелить, чтоб не мучался.

- Ладно. Чего ты хочешь? Половину?

- Половину стоит твоя коленка. А вторую половину — твоя жизнь. Что ты себе на водку оставишь, меня не колышет. Значит, так. Сначала мы с тобой забираем золото оттуда, где ты его заныкал, а потом я везу тебя на хату, где ты сможешь отсидеться пару дней. Пожрать я тебе, так и быть, куплю.

Зэк сощуривается.

- А откуда я знаю, что ты меня не пристрелишь, как я тебе всё отдам? На хрен я тебе тогда живой-то нужен?

- Живой ты мне нужнее, чем дохлый. Я с тебя еще и побольше поимею, ты ж завязывать не собираешься.

Человек с пистолетом говорит без всяких эмоций в голосе. Он — хозяин положения, он — палач, успокаивающий жертву надеждой на помилование.

Понимая, что времени на размышления у него нет, зэк решается.

- А если я тебя другим мусорам вложу? — на всякий случай спрашивает он.

- Твое слово против моего? Ты себе льстишь.

- Ладно, - сиплым голосом говорит зэк. — Но туда ехать надо. Я закопал… в надежном месте.

- Поедем, - кивает человек с пистолетом. — Моя тачка здесь неподалеку. Пойдешь первым, чтоб я тебя видел… и учти, сделаешь резкое движение, я тебе сломаю сначала руки, а потом — ноги. Ты меня хорошо знаешь.

Опустив плечи, зэк проходит мимо человека с пистолетом. Да, он хорошо его знает. В их последнюю встречу тогда еще не зэк, а свободный вор, успел только выхватить нож — и сразу полетел вверх тормашками, сломав себе ключицу. Он обдумывает планы на будущее, но понимает, что сейчас он попал в мертвый капкан. Через несколько часов, ночью, он войдет в дверь квартиры номер тридцать… и уже не покинет ее живым.

Убедившись, что поблизости никого нет, человек в коричневой куртке убирает пистолет в кобуру и следует за своей жертвой.

Напуганная собственным воображением, Ира открыла глаза. Сигарета в ее руке успела истлеть, пепел давно упал на землю. Откуда, ну откуда у нее все это в голове?! Она и слов-то таких половины не знает… Пора выбираться отсюда. Лучше бы она не приходила.

***

Ира почти час прождала автобуса. За всё это время на остановку больше никто не подошел. Может быть, старому полковнику милиции вечерние прогулки шли на пользу, но Ира едва держалась на ногах. Пока она шла назад, стало еще холоднее, ветер усилился. Ире хотелось домой. Она уже собиралась ловить машину до метро, когда вдалеке показался желтый «Икарус».

«Меня просто преследуют восьмидесятые годы», - подумала она, поднимаясь в салон. Двери сразу закрылись, автобус поехал дальше.

- Балаклавский проспект следующая, проезд оплачиваем, - прозвучал в динамиках монотонный голос водителя. Ира прокомпостировала завалявшийся в кошельке билет и расслабленно опустилась на сидение. Кроме нее, в автобусе ехало всего пять человек. Господи, насколько приятнее можно было провести этот вечер дома, у телевизора, в мягких тапочках.

Запирая дверь, она думала о том, как ей наверстать упущенное. Лучше всего включить себе какую-нибудь комедию по видео и под нее задремать на родительской кровати. Сделать на ужин что-нибудь вкусное. В институт она завтра не поедет — обойдется там Лариска и без нее. Нужно перечитать свою рукопись и начать набирать ее на компьютере. И больше не думать о маньяке-убийце. Хватит с нее этих просветлений. Ира поставила сумочку на трюмо, с наслаждением сбросила туфли, и в этот момент в комнате зазвонил телефон.

- Да?

- Иринк, это Наташа. Как у тебя дела?

- Лучше не спрашивай.

- Ладно, не буду. Не спишь еще?

- Только что вошла.

- Слушай, я тут вспомнила, кто такой Савицкий.

- Ага, и кто?

- Савицкий — это участковый. Вернее, был участковый, его потом какие-то бандиты застрелили, но это было уже году в девяносто втором. Его назначили в наш район в восьмидесятом, он еще с нами знакомился… ну, из-за отца, он же у нас по пьяному делу заехал. А в восемьдесят восьмом он приходил к нам с мамой… уже после Ольги, расспрашивал. То-то мне показалось, знакомая фамилия.

- Участковый? Ты уверена?

- Ну, точно тебе говорю. Причем, я от кого-то слышала, тот еще тип. Его за что-то с Петровки вышибли… ну, ладно, это уж дело прошлое.

- А откуда у Ольги был его телефон?

- Да я не знаю. Но она ведь в детской комнате на учете была, может, и с ним пересеклась как-то. Боюсь, у нее были какие-то планы на его счет. Может быть, она думала, что… если с ним отношения наладить, он аннулирует ее приводы.

«Вот тебе, Ирочка, и комедия по видео».

Участковый.

Старый полковник сказал, что одного человека из следственной группы понизили до участкового после инцидента с проникновением в тридцатую квартиру. Это был именно тот оперуполномоченный, который в ультимативной форме заявил, что ни в коем случае нельзя передавать материалы дела в другие руки. Потому что это якобы сильно затормозит расследование, что повлечет за собой новые жертвы.

Но он боялся не того, что расследование затормозится. Если бы поиски убийцы поручили другому следователю, это бы сразу лишило его самого доступа к информации. А ему важно было точно знать, как ведется дело. И, при необходимости, вносить в следственно-розыскные мероприятия свои коррективы.

Потому что именно он и был убийцей.

А обезглавленный труп, прислоненный к стене в качестве «небольшого сюрприза», принадлежал не какому-то там вору в законе по кличке Генанцвали, у которого были наколки на плечах и на груди. Это был труп другого сыщика — того самого, которого впоследствии сочли сбежавшим за границу. Каким-то образом он узнал о том, что его сослуживец и есть убийца, а вдобавок еще и похититель детей состоятельных родителей, вымогатель выкупов. И потребовал денег за своё молчание. Но он неправильно рассчитал соотношение сил. И оказался убит, обезглавлен и обработан кислотой в тех местах, где у вора в законе должны находиться татуировки.

Неужели Евгений Дмитриевич, куратор следственной группы, не принимал в расчет такую возможность? Да он, может быть, и принял бы. Но люди, которым он доверял и в которых не сомневался, навязали ему конкретную готовую версию. Точнее, это был оперуполномоченный Савицкий.

Пониженный вскоре до участкового Савицкий.

Человек с настолько запоминающимся лицом, что Ольга, видевшая его один-единственный раз и не более полуминуты, сразу вспомнила, кто это такой, случайно столкнувшись с ним на улице — он жил всего в паре кварталов от Ольги, в одной из двух квартир, которые занимает теперь цветочная студия. С этого момента она прекратила всякие попытки рассказать о том, что видела в подъезде еще двоих людей из милиции. Она знала, что новый участковый совершил что-то страшное, и боялась, что ее рассказы дойдут до него. Инстинкт самосохранения заставил Олю замолчать.

Но к восьмому классу страх перед участковым притупился. Скорее всего, легкомысленная, беззаботная Оля и думать о нем забыла. А подумала только тогда, когда ей настоятельно потребовалось решать свои проблемы. Ей пришло в голову поиграть на своей осведомленности, она считала, что ее сравнительно скромные запросы вполне выполнимы, а цена за их выполнение — неразглашение тайны — вполне устроит участкового. В своей детской наивности уверенная в том, что может шантажировать убийцу, она отправилась к нему и выложила всё, что знала.

Но убийцу вовсе не устраивал вариант, что Ольга за небольшие услуги никому не расскажет о том, что видела его выходящим из тридцатой квартиры с сумкой, в которой лежало что-то очень сильно похожее на человеческую голову. Ему вообще было не нужно, чтобы по земле спокойно разгуливала живая свидетельница. Даже если не брать в расчет явно имевшуюся у него склонность разделываться с помехами кардинально, Ольга ведь могла потом потребовать и каких-нибудь других «небольших услуг». Он сказал ей, что попытается сделать что-нибудь с ее документами, и попросил связаться с ним по телефону… через два-три часа. Или на следующий день, вечером. Тем не менее, разговор проходил, видимо, в таком ключе, что Ольга занервничала. Несомненно, она уже тысячу раз пожалела о том, что тяжелая отцовская наследственность (которой избежала Наталья) толкнула ее на дурацкую пьянку с приятелями в детском саду, закончившуюся первым приводом.

Во второй и в третий раз она влипла в криминал не по глупости, поняла Ира. Ей нужны были деньги на взятку. Но всё сорвалось, оба раза ее поймали. И теперь оставался один-единственный выход.

Взволнованная и испуганная Ольга, проклиная саму себя, с отвращением записала домашний телефон Савицкого на последних страницах своего блокнотика, чтобы потом, когда всё закончится, вырвать его и выкинуть. И поставила под телефоном буквы «У.Д.»…

…что означает не «Усиевич Дима», а…

«Участкового

Домашний».

Под каким-то предлогом Савицкий заманивает ее на крышу. Ольга, у которой всё перепуталось в голове от страха, идет туда вместе с ним. «Пошли-пошли! Я покажу тебе кое-что». (За время, прошедшее с их первого разговора, он был занят вовсе не подчисткой ее документов — он искал ключ от двери на чердак). «Я это сделал для тебя, потому что жалко стало дуру! Алкашка начинающая! Завязывай, пока не поздно». «Но я же только…». «Не спорь со старшими. Я знаю, что говорю. Посмотри, черт возьми, на всю эту красоту сверху, ты… малолетняя стюардесса! Надо жить полной жизнью, а не бухать по подворотням!». Ольге странно слышать такое нравоучение от человека, совершившего жуткое убийство, но она, повинуясь его жесту, как под гипнозом, приближается к краю крыши (хотя и боится высоты!). Возможно, в этот момент ее отчасти успокаивает то, что Савицкий стоит от нее достаточно далеко. Но он умеет двигаться очень-очень быстро и бесшумно, как призрак.

Через две секунды жизнь Ольги обрывает падение на тротуар.

***

За ночь Ира поспала пару часов, не больше. Проснулась с головной болью, приняла пару таблеток анальгина. Сбегала в ларек за сигаретами и вернулась. Так целый день и ходила по квартире из угла в угол, курила и пыталась отогнать от себя образ участкового-маньяка.

Маньяка, который работал в милиции и совершал преступления, пожалуй, даже по сегодняшним меркам жуткие. Нет, это был точно психически больной человек. Пусть все его действия и были направлены на то, чтобы выколотить из состоятельных персонажей много денег. Очень много денег. Причем наживаться он мог не на одних только директорах крупных предприятий. Могло быть и так, как в той сцене, нарисованной ее неуемным воображением, когда она стояла на поле с ЛЭПами. Зэки, конечно, не пираты Карибского моря, но стоимость награбленной ими добычи иной раз измерялась огромными цифрами, особенно раньше, когда налеты на ювелирные магазины и убийства инкассаторов были, пожалуй, всё-таки работой для «узких специалистов».

Между прочем, а как сосланный в участковые оперуполномоченный распорядился своими «доходами»? А может быть, никак? Может, получение выкупов вовсе не было для него самоцелью, а являлось лишь условием игры, которую он вёл? И ему, по большому счету, ничего и не было надо, кроме удовольствия от того, что его боялись и из страха платили по первому требованию? Погиб-то он не каким-нибудь «новым русским», а всё тем же самым участковым.

Ира припомнила, что об убийстве участкового знал весь район, даже она, уже тогда мало интересовавшаяся новостями и не отрывавшаяся от учебников, кое-что слышала. Говорили, что милиционер занимался рэкетом, бесцеремонно потеснив местных спортсменов, которым всё это сильно не нравилось, и они, в конце концов, решили разобраться с наглым нарушителем их «законных» прав на коммерческие палатки. Рассказывали и кое-что пугающее. Например, что участковый, получив смертельные ранения, успел расстрелять из своего пистолета обоих нападавших, когда они уже бежали к своей машине. Еще кто-то обмолвился, что у погибшего была семья. Или просто жена. Или жена и дети. Но в семью Ире сейчас как-то не очень верилось, принимая во внимание то, что участковый был маньяком-убийцей.

Вечером Ира приготовила себе чашку горячего шоколада, открыла окна пошире - выветрить сигаретный дым — и включила телевизор. Она посмотрела серию «Рэкса», но только расстроилась: преступления, раскрываемые комиссаром Мозером и его коллегами при участии огромного пса, казались ей какими-то сказочно-безобидными, далёкими, как сама Австрия. После «Рэкса» начался нескончаемый рекламный блок. Ира переключила телевизор на другую программу и попала на выпуск новостей.

«Государственная дума в первом чтении приняла закон…»

«Президент России проведет сегодня рабочую встречу с…»

«Цены на энергоносители продолжают расти, однако связано это, по словам министра экономики…»

Ира сделала себе еще шоколада и вернулась к телевизору. Она улеглась на диване, прикрывшись пледом. Тепло и уютно, а на улице опять ветрище, над городом нависают фиолетовые тучи. Хорошенькое лето, ничего не скажешь.

«Футболисты киевского «Динамо» в очередной раз…»

Куда это пульт подевался? Ира откинула край пледа и присмотрелась — а, вот он где. Спортивные новости ее не интересовали. Сейчас бы какое-нибудь кино ненавязчивое…

На экране появилась девушка-телеведущая с искусственно-встревоженным лицом.

- Только что мы получили сообщение о том, что вчера поздним вечером в районе Битцевского лесопарка найден расчлененный труп. С репортажем — наш специальный корреспондент…

Ира подобрала под себя ноги и замерла, глядя в телевизор. Она увидела изображение знакомого ей со вчерашнего дня пустыря и дальше, за пустырем — заросшее поле, над которым зловеще нависли вышки электропередач. Первые кадры репортажа делались, судя по всему, с Севастопольского проспекта, причем как раз с того самого места, где Ира дожидалась автобуса.

- Жертва зверского убийства обнаружена группой подростков, - Ира узнала высокого парня с микрофоном — корреспондента криминальной хроники. — Точнее, не жертва, а части тела жертвы, упакованные в спортивную сумку и оставленные под одной из вышек ЛЭП. По предварительным данным, неизвестный молодой человек был убит примерно за сутки до того, как несколько ребят, проживающих поблизости, наткнулись на спортивную сумку, из которой успела натечь кровь. Ребята расстегнули молнию и… были потрясены, по другому не скажешь, - камера сместилась в сторону, давая зрителям увидеть столпившихся внизу на пустыре тинейджеров, которых окружали люди в милицейской форме. - Убитому было от двадцати до двадцати пяти лет, судя по внешнему виду, а также по остаткам одежды, он являлся служащим одного из ночных клубов Москвы. Пока неизвестно точно, но, скорее всего, незадолго до смерти молодой человек принял сильную дозу наркотического вещества. По версии следствия, наркотик мог дать ему убийца с целью лишить жертву возможности сопротивляться. С того места, где мы находимся, видно вторую по счету башню ЛЭП, под которой и была оставлена сумка. Скорее всего, она лежала там приблизительно со вчерашнего полудня, так, по крайней мере, считают следователи.

«Господи боже! Ведь я была там! Я шла туда и думала — нет, не может же быть там сумок с трупами! И я стояла у первой… да, у первой вышки, а чуть подальше — под второй — лежала эта сумка!».

Так вот почему ей всё время казалось, что рядом с ней кто-то есть!

- …сегодня никого не удивишь подобными злодеяниями, однако этот конкретный случай выделяется из общего списка особой жестокостью. Голова жертвы изувечена таким образом, словно убийца, уже проведя… произведя… отчленение от тела, подвергал ее пыткам — найдены следы ожогов и многочисленные повреждения кожного покрова, нанесенные колюще-режущим предметом. Глазные яблоки проколоты, в одном из них осталась игла от шприца…

Дальше Ира не слушала. Она просто смотрела в экран, но слова репортера не доходили до нее. Сейчас она могла думать только об одном.

Маньяк из тридцатой квартиры — убитый и похороненный участковый Савицкий — снова вернулся в мир живых, должно быть, соскучившись в своей могиле по кровавой резне.

***

Начальник следственно-криминальной милиции Веремеев сидел за столом в своем кабинете и смолил «Данхилл». Его не оставляло предчувствие надвигающейся беды. Беды, которая случится по его собственной роковой ошибке. Но где же эта ошибка допущена?

Из ящика стола Веремеев достал фотографию и положил перед собой на стол. Старый полароидный снимок, сделанный летом семьдесят восьмого года, когда о «Полароидах» в Советском Союзе никто еще и слыхом не слыхивал. Если не считать сотрудников дипкорпуса и некоторых других граждан, имеющих возможность выезжать за границу и делать там достаточно дорогие покупки. На снимке — лучшие друзья: Коля Галченко, Андрей Веремеев, Витюха Савицкий, Ромка Трошник, Кирилл Маревский. Все пятеро работали на Петровке, а сфотографировал их Миша Аксимов, вернувшийся из загранкомандировки. Миша служил во внешней разведке, о подробностях не распространялся, но, судя по всему, был нелегалом где-то в Западной Европе. Один из двух дней своего московского отпуска он решил провести со старыми товарищами. Савицкого и Трошника он знал лучше других, они вместе учились в юридическом институте, все трое поступили туда после армии. Иногда, если настроение было особо плохое, Веремеев доставал этот снимок и всматривался в лица. Но в последние несколько месяцев с пленкой что-то начало происходить, из середины снимка расползалось неровное черное пятно, похожее на кляксу. Возникнув между плечами Веремеева и Савицкого, оно уже съело их лица и продолжало увеличиваться. Надо было сосканировать, что ли — не догадался.

Аксимов уехал в тот же день — они гуляли по Москве, сидели в кафе, выпивали, и напоследок, уже перед тем, как такси увезло его в аэропорт, он сфотографировал их на память. Выпил он больше всех, но пьяным совсем не был, только о чем-то очень долго разговаривал с Савицким, обнявшись. Потом он сел в машину, а Трошник поехал его провожать. С тех пор Мишка больше уже не появлялся, и черт знает, что с ним сейчас, жив ли. А через год началась эта паскудная история с маньяком. Он, Веремеев, тогда здорово облажался, решил: победителей не судят, и, не дожидаясь ордера, взломал квартиру, в которой мог оставить следы убийца — если только он не находился там собственной персоной. Труп, свалившийся на них, когда дверь открылась, вернул его к действительности. Но было уже поздно. А через пять минут приехал наряд из ближайшего отделения.

Служба безопасности от них мокрого места не оставила. Оперуполномоченного Маревского уволили по «неполному служебному», Галченко понизили в звании (с тех пор он так и оставался мальчиком на побегушках, пока не написал заявление по собственному желанию), а Савицкий вылетел в участковые, куда-то в спальный район. Если бы не дедушка-генерал, Веремеева постигла бы подобная участь, а то и похуже.

Когда страсти улеглись, его восстановили в должности и разрешили продолжать расследование. Вскоре они закрыли это дело. Никому и в голову не приходило, что Ромка Трошник мог оказаться убийцей, но вскоре стало ясно, что он сбежал. И сбежал не просто куда-то, а за границу — через знакомых в Комитете это выяснил полковник-куратор. Веремеев испытал тогда легкое потрясение, хотя вообще был не особо впечатлителен. Так вот кто подсунул им безголового мертвяка! Адрес предполагаемого логовища убийцы Роман мог случайно увидеть в записях Веремеева, когда заходил в кабинет, а о времени, в которое предполагалось туда проникнуть, ему между делом рассказал Витька Савицкий — Трошник собирался в отпуск по семейным обстоятельством, и они, прощаясь, остановились покурить около метро. Рома непосредственно в расследовании не участвовал, но кое-чем помогал в меру возможностей и свободного времени, и очень интересовался, что у них и как.

Он был очень крутым мужиком, Ромка Трошник. И соображал как надо. Если кто и мог таким образом кинуть собственных товарищей, то только он. Все с этим были согласны. И стрелки перевели на него. Был осведомлен, пропал, не появился. И Веремеев закрыл дело, назначив виновным бывшего оперуполномоченного Трошника. Его объявили в розыск, но все понимали — если он за границей, то вряд ли его можно там достать. Его и не достали. А убийства на этом закончились. И больше никто не похищал детей и не вымогал за них деньги. Точнее, после восемьдесят пятого года, когда в стране начал поднимать голову криминальный беспредел, расчлененка и киднэппинг вошли в обиход, но уже по-новому, без жутких намеков на какие-то опыты с отрубленными головами. В которых, якобы, продолжает жить и осознавать происходящее мозг.

И никто не знал о том, что следователь Роман Трошник не был убийцей и не сбежал за рубеж. Что-то подтолкнуло тогда Веремеева, какое-то седьмое чувство, которое вот и сейчас не дает ему покоя, и он, собрав отпечатки пальцев Трошника с вещей в его кабинете, попросил дактилоскописта сравнить их с другими отпечатками, которые Веремеев предусмотрительно взял у безголового мертвеца из той квартиры. И потом Веремеев никому так и не сказал, что эти отпечатки совпали. Зачем? Дело пришлось бы открывать заново, а Веремеев уже понял, что оно ему просто не по зубам. Тем более, небольшое повышение ему всё-таки дали.

И до сегодняшнего дня лишь он один мог предположить, что маньяк, настоящий маньяк, не сбежал за границу. Что он находится здесь, в стране, может быть, даже по-прежнему в Москве. Просто он что-то сменил: или род деятельности, или образ действий.

Новые реалии быстро меняющейся жизни открыли перед сотрудниками милиции широкие возможности. Коррупция проникла в органы правопорядка, расслоившиеся на тех, кто начал сотрудничать с преступниками, тех, кто пытался отстаивать чистоту рядов, и тех, кто пока еще колебался. Сам Веремеев, не отягощенный жизненными принципами, не колеблясь, примкнул к коррумпированной группировке, начал быстро продвигаться по службе и вскоре у него появился широкий круг «клиентов»: бандиты платили ему дань за «профессиональную поддержку». Витька Савицкий, остававшийся участковым, тоже попробовал свои силы в теневом бизнесе, но ему здорово не повезло: перейдя кому-то дорогу, он был убит в перестрелке. Это случилось в девяносто втором году. После изгнания с Петровки он успел жениться и развестись, но у него остался маленький ребенок. На кладбище, следуя за гробом Савицкого, Веремеев, которого, в общем-то, редко посещали подобные мысли, вдруг задал себе вопрос: «А кто же останется после меня?».

Несмотря на то, что он «заколачивал» весьма приличные бабки, личная жизнь у него никак не складывалась: женщины, которые пытались к нему клеиться, по его определению, были «на один раз», а те, которые вызывали у него интерес, редко соглашались продолжать общение с часто и здорово выпивающим, грубым, подчас жестоким ментом-бандитом.

Эта мысль потом долго его преследовала. Она извела его настолько, что ему удалось-таки убедить одну красавицу расписаться с ним. Даже себя он заставил измениться — настолько, насколько это вообще было возможно. Ни в чем ей не отказывал, возил на Канары, купил дачу, машину… Не помогло. Через несколько лет сбежала и не вернулась. Когда он ее нашел, у нее оказался уже новый муж, причем такой, что Веремеев, со всеми своими связями, с ментовской ксивой и с огромной крутизной быстренько убрался восвояси.

Веремеев скомкал фотографию, швырнул ее в мусорное ведро и поднялся из-за стола. Три часа дня, но всё равно он сейчас поедет домой, нечего здесь высиживать. Он предупредил зама, что сегодня его уже не будет, и пошел на стоянку.

Обычно сотовый телефон Веремеева звонил примерно раз в четверть часа — всё дела, дела, дела… Уладить то, разрулить другое, построить третьих… Но ему было не до чего. Он ответил только на самые важные звонки, всех остальных не особо вежливо попросил перезвонить завтра. А после половины одиннадцатого вечера трубку Веремеев уже не брал.

Один из несостоявшихся разговоров мог спасти ему жизнь.

Включив «мигалку», он объехал пробку по встречной полосе и скоро гнал служебную «Волгу» по Рублевке. Ощупал в кобуре табельный пистолет, который всегда носил с собой, опасаясь расправы со стороны многочисленных недоброжелателей. Но сегодня он не боялся врагов. Его беспокоило и пугало кое-что другое. Кое-что, вычитанное во вчерашней оперативной сводке.

Маньяк вернулся. Он уже оставил в Битце первый сигнал о своем возвращении. На том же самом месте, где в восьмидесятом году техник обнаружил сумку с частями расчлененного трупа внутри.

Веремеев ни на секунду не допускал возможности, что это так называемое подражательное убийство. Слишком много всего совпало. Тайна, которую он хранил от всех двадцать с лишним лет, всплыла на поверхность, как поднимается с илистого дна заболоченного пруда разложившийся утопленник.

Добравшись до своей дачи, Веремеев загнал машину в гараж и прошел в дом. Ему хотелось выпить и подумать. Он налил себе рюмку «Флагмана» и нарезал на закуску окорок. Бутылку со стола он не убрал. К десяти часам ее содержимое убавилось почти наполовину.

«Где же я всё-таки дал маху, а?»

Квартира эта, в которой они пытались поймать убийцу, а поймали только очередной труп и неприятности себе на задницу, принадлежала управлению внешней разведки. Причем, судя по разговорам их представителей, зачистивших из квартиры всю ментуру, предназначалась для проживания одного из их сотрудников. Кого-то из тех, кто годами не вылезает из дальнего зарубежья, а дома бывает раз или два в пятилетку. Это им как одно из поощрений за большие заслуги перед Отечеством и тяжелую работу. Тихий, неприметный еще со школы милиции Миша Аксимов — отличник по всем предметам — очень даже мог быть одним из таких людей. И это даже могла быть его квартира. И он, зная, что очень не скоро вновь появится в Москве, мог бы передать ключи хорошему другу: «Ну, там, если что… женщину привести или с ребятами выпить в тепле… не стесняйся. Адрес… вот такой-то, три комнаты целых, так что есть, где развернуться».

По крайней мере, узнав, что обезглавленный труп, найденный ими и опознанный как вор в законе Генанцвали, на самом деле при жизни был Ромой Трошником, Веремеев именно так объяснил для себя его появление в этой квартире. А что, если адрес был известен не одному, а двоим, наиболее близким, приятелям Аксимова? Причем совершенно необязательно он должен был отдать их именно Трошнику только потому, что тот поехал его провожать.

Он мог отдать их и Савицкому.

А Трошнику — только назвать адрес. И сказать, у кого ключи, если понадобятся.

Погруженный в свои тяжелые мысли, Веремеев не обратил внимания на то, что за забором остановилась машина. И шагов по гравиевой дорожке, ведущей к двери, он тоже не услышал. Он даже никак не отреагировал, когда к нему подошли сзади. Только в самый последний момент, когда разрозненные обрывки истины вдруг сложились перед ним в единое целое, он резко обернулся…

Его зрачки успели поймать блеск света на лезвии топора.

***

Если раньше Ира не знала, что такое настоящий психоз, то теперь ей пришлось познакомиться с этим состоянием по полной программе. Она места себе не находила. Какая там диссертация, у нее ручка из пальцев выпала, когда Ира по глупости попробовала отвлечься разгадыванием сканворда. Как на зло, Лариска продолжала косить от работы. Сходя с ума от ужаса и неизвестности, Ира уже готова была поделиться всеми своими сомнительными открытиями с человеком, которого побаивалась, и который, она была уверена, просто пошлет ее куда подальше и предложит заниматься своими делами. Просто спросить его, насколько хорошо он знал бывшего участкового Савицкого и кто, в конце концов, мог знать его настолько же хорошо, чтобы через двадцать шесть лет «дословно» повторять все его действия?

Андрей Глебович Веремеев послал Иру не открытым текстом, но всё же вполне доходчиво дал ей понять, что ему не до нее. Он сбросил вызов раньше, чем она успела сказать: «А…». Фразу она договорила уже в пустоту.

Утром, перед тем, как отправиться в институт, она заглянула в Интернет. Личность убитого уже установили: ди-джей Сергей Самойлов (DJ Ураган), покинув клуб «Доллз-Хауз», в котором работал, около пяти часов утра в воскресенье, так и не появился дома. В морге его опознала сестра. По утверждению секьюрити клуба, Ураган уехал не на своей машине, однако номер и марку авто они не запомнили. Видеокамеры наблюдения, установленные на автостоянке, не зафиксировали отъезд ди-джея: по-видимому, убийца принял меры предосторожности и ожидал Самойлова в отдалении от клуба.

К полудню понедельника разрубленный на части труп Самойлова, упакованный в спортивную сумку, уже находился на поле между Битцевским лесопарком и Севастопольским проспектом. А к восьми вечера туда ненадолго зашла Ира — постоять, покурить, нарисовать в воображении прошлое.

Ровно в пять приехала Вика — как обычно, очень красивая, стильно одетая и с непроницаемым видом каверкающая английский язык до полной неузнаваемости. Левое запястье у нее было перебинтовано.

- Как твоя рука? — спросила Ира.

- Ничего, только кожа лопнула, кто-то мне сказал, можно заражение схлопотать. Придется пока с бинтом походить.

Ира рассчитывала, что сможет продержаться эти полтора часа и нормально провести занятие, не выпустив рвущуюся наружу истерику. Но это у нее не получилось. Уже через пять минут она зашлась рыданиями.

Совершенно ошарашенная Вика, мгновенно перестав загадочно улыбаться и утратив свою флегматичность, пыталась ее успокоить.

- Ирина Вячеславовна, ну что с вами такое? Ну ладно вам, ну перестаньте вы! Это из-за того, что я не смогла сказать: «Целый день провела дома»? Я сейчас вспомню, какое там правило, только вы не плачьте!

Ира расхохоталась сквозь слёзы. Наверное, только Вика могла таким образом объяснить неадекватное, мягко говоря, поведение преподавательницы. Она ничего не понимает. Ей неизвестно, сколько всего пришлось узнать преподавательнице за последние несколько дней.

Она не знает, как внутри тебя колотится страх — словно дикий, неизвестный науке зверь, по какой-то случайности посаженный в клетку и кидающийся на прутья. И оттого, что зверь находится в клетке, он не становится менее страшным.

- Вика, ты тут совсем ни при чем, - сказала Ира, вытирая ладонью глаза. — Извини меня. Сейчас всё будет нормально.

- Нет, не будет нормально, - возразила Вика, доставая из кармана замшевой курточки аккуратно сложенный носовой платок. — Вот, возьмите. По вам видно, что у вас что-то случилось. Если хотите, можете мне всё рассказать.

- Всё рассказать? — переспросила Ира. Она не представляла, как можно что-то рассказывать Вике — с ее загадочной улыбкой, с ее демонстративным безразличием ко всему на свете.

- Ну да, всё рассказать, - Вика присела на краешек стола рядом с Ирой. — Вы не поверите, но знакомые называют меня «Свободные уши». Вы, главное, не молчите.

- Вика, я не знаю, что тебе рассказывать.

- Вы не знаете, как рассказывать. А вы давайте с самого начала. А потом посмотрим, что можно придумать. Ну что, поехали?

- Если с самого начала, получится очень долго.

- А я не тороплюсь.

- Видишь ли, эта история, она началась еще когда я была совсем маленькой. А теперь… как бы сказать… теперь появилось продолжение.

- Ух ты! — Вика округлила глаза. — А про привидений там есть?

Если сейчас не выговориться, печально подумала Ира, скоро придется переезжать на Загородное шоссе, дом один. Потому что ее несчастные мозги всего этого попросту не потянут.

Вика смотрела на нее выжидающе.

- Хорошо, - сказала Ира.

У нее ушел почти час на то, чтобы внятно объяснить ученице, что с ней происходит. Ира была в отчаянии, потому что не могла понять — воспринимает ли ее Виктория хоть чуть-чуть серьезно. По Вике трудно было сказать что-то определенное. Всё время, пока Ира вслух пыталась разложить по полочкам свои страхи и их первопричины, и последствия — те, которые ей виделись — Вика сидела напротив нее, не перебивала, смотрела немного в сторону, и выражение ее лица оставалось нейтральным. «Как у профессионального психолога». И лишь после того, как Ира, наконец, замолчала, Вика немного оживилась.

- Значит, у вас появился необъяснимый страх перед квартирой на пятом этаже? А потом выяснилось, что именно там и действовал маньяк в восьмидесятом году?

- Да.

- А мой Веремеев тоже был там, когда нашли тело без головы?

- Да. Он там был. Я ему звонила сегодня, но он… В общем, поговорить не удалось. Он меня отшил.

- И ваша подружка Оля Селянчик покончила с собой в восьмом классе, но вы считаете, что на самом деле ее убили? Всё это, конечно, очень логично и всё такое, но почему же вы боитесь сейчас? Ведь всё это было еще когда! Маньяк исчез, и, даже если вы узнали, кем он был, вряд ли он будет вам мстить.

Ира спохватилась.

- Я же не сказала самого главного! Он опять появился!

- Маньяк опять появился?

- Да. Я видела по телевизору, и в Интернете, в новостях тоже пишут. Снова такое же убийство. Снова труп в сумке. Изуродованная голова, на которой кто-то ставил опыты! И, самое плохое — нашли там же, где и в восьмидесятом году… А это значит, что он вернулся… Хотя, конечно, обычно они возвращаются только в фильмах ужасов, когда надо сделать сиквел. Но мне совсем не хочется, чтобы этот сиквел был с моим участием!

- Я тоже слышала, в машине по радио. Ну и что, подумаешь. Сейчас покойники на каждом шагу валяются, расчлененные в основном. Это еще ни о чем не говорит.

- Боюсь, что говорит. С такой обостренной интуицией, как у меня, не ошибаются. То, что я, как дурочка, шарахалась от пятого этажа, тоже еще ни о чем не говорило. А оказалось — есть прямая связь.

Вика прошлась по библиотеке — от окна до двери и обратно к столу, ступая почти на цыпочках. Казалось, она разминается. Как кошка. Холеный маленький домашний котенок, который на радость детям сворачивается пушистым комочком и позволяет чесать себя за ушами. И редко кому случается узнать, что этот комочек умеет совершать молниеносные прыжки, показывать зубы и вцепляться когтями.

- Знаете, что я придумала? — сказала она. — Вы должны попасть в эту квартиру. Попасть в нее, посмотреть, что у нее внутри, убедиться, что ничего страшного там нет.

Ира подумала, что ослышалась.

- Попасть в квартиру? Вика, как ты себе это представляешь? А что, если маньяк — там? Если он только и ждет моего появления? Стоп, да что я такое говорю… Как я вообще могу туда попасть? Она же закрыта! На три замка! Даже если я их вскрою — чего я, естественно, делать не буду ни при каких раскладах — меня поймают и привлекут за взлом. И, в конце концов — ЗАЧЕМ мне туда попадать?

- Затем, что со своим страхом надо быть на ты. Тогда он сам испугается и убежит. Всё очень просто. Или ты тигрица, - Вика вытянула руки и забавно поболтала пальчиками с фиолетовыми ноготками, - или, - она вздохнула с притворным сожалением, - ты ягненок.

- Да, - ответила Ира. — Ты совершенно права. Но всё это невозможно. Я даже близко к той двери не подойду, не говоря уж о том, чтобы ее открывать. И еще замки эти… Нет, Викочка, лучше мне, наверное, записаться на прием к психиатру. Пусть он сам и разбирается, где тигры, а где ягнята.

- Я могу взломать замки, - сказала Вика таким тоном, словно речь шла о том, чтобы сварить кофе.

- Взломать? — Ира начала беспокоиться, что ее действительно подводит слух. А что, если Виктория сейчас просто читает заученный дома текст «My future profession», а у репетиторши просто начались слуховые галлюцинации? — Вика, я что-то не понимаю, когда ты шутишь, а когда нет. Это ведь квартира ГРУ Генштаба, они наверняка за ней наблюдают! Тебя оттуда же и заберут, и тогда твой папа мне точно спасибо не скажет.

- Вот видите! — Вика подняла указательный палец. — Вы уже сами запутались. Если там сидит страшный маньяк-убийца, значит, никакой Генштаб за квартирой не наблюдает. А если наблюдает, значит, и маньяка там быть не может. Но я лично так думаю, что не то и не другое. В конце концов, мы можем сделать так. Вы подождете меня на улице, а я быстренько откоцаю замочки, проверю местность и позвоню вам на сотовый. В крайнем случае весь риск беру на себя. Веремеев отмажет, если что.

«Ничего себе — миленькая девочка! Да она же настоящая бандитка. Замочки откоцаю, Веремеев отмажет. Боже, с кем я связалась?»

- Прости, Вика, тебе часто приходилось взламывать замки в квартирах?

Вика помотала головой.

- Не-а, вообще никогда. Но у нас дома есть отмычки, Веремеев с работы принес. По-моему, ничего сложного там нет.

- А если кто из соседей заметит?

- А мы проведем операцию ночью, когда все соседи спят. Да вы не беспокойтесь, всё у нас получится. Зато потом вы сможете спокойно жить, вас перестанут мучить кошмары, и вы доучите меня английскому.

***

Ира ходила по квартире. Ее бил озноб. Она даже не могла снять с себя куртку, не могла присесть, не могла выпустить из руки мобильный телефон. Время — половина первого ночи. Если Вика приедет, то где-то через сорок минут она позвонит от подъезда. Вот только приедет ли она? Зачем ей это нужно? Только для того, чтобы ее разнесчастная учительница не рехнулась и могла дальше давать ей уроки английского? Или просто людям, увлекающимся экстремальными видами спорта, вечно не хватает адреналина? Просто захотелось чего-нибудь новенького, еще не испытанных ощущений?

«Ну, с Викой-то как раз всё понятно, а я-то с какой радости ввязалась в эти дурацкие игры? Мало мне всего остального, что ли? И так уже во рту привкус адреналина этого не проходит который день». Ира до сих пор не была уверена, что войдет в эту квартиру, даже если полностью безбашенная Виктория справится с замками. Наверное, пусть уж лучше она сама. Ей это в удовольствие, а вот Ира… из другой категории людей. Она — аспирант, ее работа — преподавать историю средних веков, а не лазить по чужим квартирам, в которых разделывали на части людей.

«Не входи туда — опасно», - словно услышала она совет Ольги.

«Почему опасно? В чем заключается эта опасность?»

«Тебе ведь известно теперь, что это за квартира. Ты знаешь, что там умирали люди. И ты тоже умрешь».

Но на этот раз я просто от нее отмахнусь, неожиданно сказала себе Ира. Мне с самого начала не следовало к ней прислушиваться. Почти две недели моей жизни ушли на то, что она дергала меня за ниточки — Ира, пойди туда, Ира, заверни сюда, Ира, узнай, чей это телефон и ломай себе голову — почему он записан в самом конце моей книжки! Ребята, вы все уже просто достали Иру, - она слабо улыбнулась. Сколько можно мною пользоваться? Значит, так. Если Вика появится и сделает то, что обещала, я просто загляну внутрь. Я даже не буду заходить за порог. Там просто не может быть ничего и никого.

Когда соседи обнаружат взломанную дверь и вызовут милицию — пусть еще попробуют доказать, что она там была.

И этот кошмар закончится.

«Не закончится», - злорадно ответила Ольга на ее мысли. Не иначе, слишком уж рано и слишком быстро состоявшийся переход из жизни в смерть вычистил из ее души всё хорошее, что там было, превратил ее в черную дыру и оставил после себя только вечную ненависть ко всем, кто ее пережил, породил стремление издеваться над теми, кто по глупости открыл для нее «канал связи».

«А вот и закончится!»

…Телефон в ее ладонях завибрировал ровно в час пятнадцать.

***

Вика стояла возле своего джипа «Судзуки» и невозмутимо покуривала сигарету. Ее хладнокровию мог бы позавидовать главный герой боевика. На ней были свободные черные брюки, темная куртка с капюшоном и огромными карманами и изящные замшевые ботиночки.

- Как у вас — всё тихо? — спросила Вика.

- Вроде бы да.

- Через два дома отсюда тусуется какой-то молодняк, но сюда они не появятся. Им и там хорошо. Пять минут назад засекла бомжа, идущего по детской площадке. Больше никого. Можем приступать. Вы поднимитесь к себе на этаж и подождете там, на всякий случай, если всё-таки кто-то вмешается. Как только всё будет готово, даю контрольный звонок. Тогда спускаетесь, ничего там не находите интересного, и мы расстаемся до следующего занятия.

- Если хочешь, я могу пойти с тобой. Мне уже почти не страшно.

- Нет уж, лучше побудете наверху. Дело не в том, что там нас может поджидать убийца, но, если кто-нибудь вызовет патруль, я буду объясняться с ними сама.

- А как ты с ними будешь объясняться?

- Ну, это уж моё дело. — Вика похлопала себя по карману куртки. - Так, отмычки… на месте.

- Ты хоть примерно знаешь, как ими пользоваться?

- Знаю. Папа показывал. Ну, пошли.

Они поднимались наверх пешком. На пятом этаже Вика остановилась и вопросительно взглянула на Иру. Та кивнула головой: вот эта дверь. Вика также молча жестом показала: наверх. Стараясь идти очень тихо, на пальчиках, Ира поднялась на седьмой и встала на якорь так, чтобы ее никто не мог увидеть в глазок. Дрожащими пальцами она вытащила сигарету и закурила. «Я не боюсь. Я просто волнуюсь. Я же не каждый день забираюсь в чужие квартиры». Снизу донеслось позвякивание металла — Вика подбирала отмычки. Время тянулось медленно… очень медленно. Но тридцатой квартире уже недолго оставалось хранить своё мертвое уединение.

Позвякивание затихло на несколько секунд, а потом вновь возобновилось. Протестующе клацнул замок… Значит, от темной прихожей Вику сейчас отделяют еще два замка. Ира нащупала в кармане телефон — «контрольный звонок» мог последовать в любую секунду. Она вдруг сообразила, что надо убрать громкость. В данной ситуации вполне достаточно будет вибровызова.

Внизу стало тихо.

Сейчас уже не было слышно ни металлического позвякивания, ни возмущенного всхлипывания потревоженных и пришедших в движение дверных петель, ни осторожных шагов.

Тишина наступила сначала там, на пятом этаже, но сейчас Ира физически чувствовала, как она наползает на нее вверх по лестнице. Клубящаяся темная масса окутывала ступеньки, заполняя лестничные пролеты, всё ближе подбираясь к замершей у стены Ире. Дверь открылась, и прошлое, ожидавшее своего часа в темных комнатах, защищенное от внешнего мира толстыми портьерами и тремя английскими замками, хлынуло в подъезд. Если спуститься чуть ниже и заглянуть между лестничными пролетами, можно будет увидеть, как по площадке пятого этажа медленно растекается алая лужа. А потом тишину нарушит легкий стук по деревянным планкам перил…

Если бы Ира не лишилась голоса, она бы уже вопила во всё горло. И наплевать, кто прибежит на ее вопли.

Сработавший телефон вернул ее к действительности.

- Аллё? — хриплым шепотом сказала она.

- Ирина Вячеславовна, идите сюда. Я вошла. Здесь никого нет.

…Из прихожей просачивалась в коридор полоска света. Дверь была приоткрыта — совсем немного; когда Ира подошла, из квартиры выглянула Вика. Ее лицо, как и обычно, не выражало ничего особенного — никаких эмоций. Словно всё так и должно было быть. Она открыла дверь пошире, пропуская Иру. Сама отказываясь верить в то, что она делает, Ира вошла в тридцатую квартиру.

Там не было темно. На потолке в прихожей горела лампочка, свисающая на длинном проводе. В дальнем конце прихожей, там, где по планировке должна была находится кухня, стоял старый деревянный стол. «Разделочный» - мелькнуло в голове Иры. Слева в проеме виднелась комната, но свет туда почти не проникал. Только сквозь толстые портьеры мерцал уличный фонарь. Так вот как это выглядит отсюда. Ира сделала несколько шагов вперед по прихожей — ноги словно увязали в тяжелом воздухе.

Сзади Вика слегка прихлопнула дверь. Ира обернулась на звук.

- Да вы не бойтесь, - улыбнулась ей Вика. — Я прошлась по комнатам. — В ее руке светился маленький карманный фонарик. - Жильцы отсутствуют. Осмотритесь, и будем отсюда сматываться. Особо задерживаться всё же не следует — не у себя дома.

Осмелевшая Ира отважилась заглянуть на кухню. Там находилась старая газовая плита, компанию которой составлял только очень старый линолеум на полу. Слегка толкнула дверь в большую комнату — из-за темноты рассмотреть ее было невозможно, но света из прихожей вполне хватало, чтобы увидеть главное: пусто. Ира торопливо отступила назад в прихожую и проверила еще одну комнату, среднюю. Всё то же самое — абсолютная пустота и голые стены. Виктория, спокойно стоя у входной двери, наблюдала за преподавательницей.

Ира подумала еще о том, что на полу могли остаться следы крови. Но она не будет их искать. Она видела всё, что ей надо было видеть. Здесь нет никаких монстров. И призраки убитых с искаженными лицами не стояли в пустых комнатах.

И всё же один-единственный предмет был здесь явно не на своем месте. Точнее, смотрелся чересчур уж уместно. Он именно должен был бы здесь находиться в случае, если б в квартире кто-нибудь жил.

«Осторожно».

Ира сосредоточилась, пытаясь понять, что же такое она заметила совсем только что.

Ключи на столе. Три ключа, очень старых, такие были в ходу двадцать-двадцать пять лет назад, на кожаном брелке. Ира взяла связку со стола, и, подойдя ближе под лампу, внимательно вгляделась в брелок. Когда-то на нем была надпись, но сейчас она уже стерлась.

- О, это моё, - сказала Вика. — Бросила их там, когда кухню проверяла.

- Да это у тебя настоящая редкость, - заметила Ира — в школе она увлекалась коллекционированием брелков. — Ему лет, наверное, больше, чем тебе, такой сувенирчик сейчас недешево стоит.

- Не знаю, - равнодушно ответила Вика. - Мне его папа подарил, давно уже. Мне тогда еще и шести не было. Но я его до сих пор храню.

- Ага. Понятно.

- Ну, просто в память о папе.

- Что? — переспросила Ира.

- Вы же разговаривали с Веремеевым. Он разве не сказал вам, что я не родная его дочь?

Ира медленно развернулась на сто восемьдесят градусов. Ей потребовалось несколько дополнительных секунд на осознание того, что последнюю фразу Виктория произнесла на чистейшем английском языке.

***

В одной руке Вика по-прежнему держала карманный фонарик, но и в другой она что-то держала. Так держат нож, поняла Ира. В пустой квартире громко щелкнула пружина, выбрасывая лезвие.

«Теперь начинай орать во всё горло».

- Ты ведь не взламывала замки, правильно? — спросила Ира. — У тебя были ключи. Вот эти самые. Ими ты и открыла дверь.

- Правильно, - с улыбкой кивнула Вика, снова переходя на русский. — Проблема заключалась в том, что у меня были ключи, но не было квартиры. В Интернете я случайно наткнулась на топик о трупах в Битцевском лесу — это вы его создали под ником «Иринелла»? А я подписывалась «Марта Харри». Надеялась, может, там кто-нибудь обмолвится, где же ловили маньяка, в какой хотя бы части города. Ну, естественно, на точный адрес я и не рассчитывала. Еще раньше я спрашивала Веремеева, но он почему-то разозлился и ничего мне не ответил. Я думаю, он подозревал, что это папа и был тем самым маньяком. Теперь, конечно, мы этого уже не узнаем.

- Что не узнаем?

- Подозревал или нет. Перед тем, как ехать сюда, я поделила ему голову на две половинки. Красиво получилось - картина маслом. Только пришлось переодеться — неудобно же ехать на встречу в заляпанной кофточке.

- Но… - Ира сглотнула, - но зачем?

- Он мог мне помешать, а я, видите ли, несколько ограничена по времени. Он сволочь, конечно, но вовсе не дурак. Он и так с часу на час должен был разобраться, что перевоплощенный битцевский расчленитель находится прямо у него под носом. Хотя он меня и удочерил, но не из-за того даже, что папа был его другом. У Веремеева просто кризис среднего возраста тогда наступил, ему детей захотелось, а женушка родить не могла. Но он меня всегда немного побаивался, хотя и не подавал виду, строил из себя… образцового отчима. Особенно в последнее время, он собирался заделаться депутатом, и ему понадобилась соответствующая репутация. Беда в том, что, пока я занималась тем парнем из клуба, у меня съехала повязка, и на трупе наверняка остались следы средства от ожога. Узнай Веремеев об этом — он бы уже вообще ни в чем не сомневался.

- А для чего тебе потребовалось искать эту квартиру? Что в ней такого для тебя особенного? Тебе что, хорошо от этой атмосферы, которую твой папа-маньяк оставил после себя?

- Ирина Вячеславовна, мне казалось, что вы умнее. Значит, показалось… Атмосфера, конечно, ни при чем, хотя она как-то заводит, вы не замечаете? Но, чтобы быть совсем честной, нас с вами привела сюда не только атмосфера. Папа оставил для меня здесь кое-что другое… небольшой подарок на совершеннолетие… сейчас мы с вами его найдем.

- И много там должно быть, по твоим расчетам?

- Ну… я скажу вам так… Цифры, которые пытались приводить умники на serial-murders, - Ира удивилась, как можно вложить в два коротких слова столько великолепного произношения, - занижены в сотни и сотни раз. Я буквально в двух шагах от того, чтобы стать миллионершей. Папе платили очень состоятельные люди, и платили не просто за жизнь своих близких, но и за то, чтобы те избежали страшной смерти. За это платят много и очень даже охотно. Никому же не хочется, чтобы твоя дочка, прежде чем уйти в никуда, на собственном опыте узнала, что чувствует голова после того, как ее отделили от тела. Он меня очень любил. Он всё это делал для меня. Ему самому ничего этого не надо было.

- Всё делал для тебя? Слушай, но он ведь делал всё это в восьмидесятом году. У меня такое ощущение, что я куда-то отрываюсь от реальности. Сколько же тебе лет?

- Девятнадцать, - засмеялась Вика и ловким движением несколько раз крутанула выкидной нож между пальцами. — Но он уже тогда знал, что у него обязательно будет дочка. Я родилась в восемьдесят седьмом. Мамашка сбежала от нас, когда мне было два годика. А жили мы здесь, в соседнем квартале. Кажется, я вас даже как-то видела, хотя не уверена.

- Как же ему удалось что-то здесь спрятать? Ведь квартиру-то наверняка обыскивали?

- Ее обыскивали после того, как следователь Веремеев с коллегами попал тут на безголового покойника. А потом в дверь вставили новые замки, но папа сделал дубликаты. Он ведь работал здесь участковым. И, знаете, он отдал мне эти ключи буквально за два часа до того, как его убили. Он умел предвидеть будущее. Правда, он был молодец?

- Да, он правда молодец, - не смогла не согласиться Ира. — Если бы его не застрелили — сколько бы он еще хорошего успел сделать. Подумать страшно.

- Я рада, что у вас еще осталось настроение шутить.

Теперь Ира начала понимать некоторые вещи, казавшиеся ей раньше мелкими несоответствиями. Например то, что Виктория упоминала об отце то с очевидной теплотой и восхищением, то небрежно называла его «Веремеев» и в тоне ее слышалось откровенное презрение. Но сейчас-то уже ясно, что она имела в виду разных людей. А ее английский? До такой степени неправильно говорить на иностранном языке может только человек, владеющий им в совершенстве, но тщательно скрывающий свои познания. Единственное, насчет чего Ира терялась в догадках — каковы планы Вики по поводу нее самой.

- Вы думаете, что я собираюсь с вами сделать? — безошибочно угадала Вика. — Извиняюсь, но вам это не понравится. Боюсь, что вы примите участие в очередном эксперименте — на правах подопытного экземпляра. Папа кое-что объяснял мне, как всё происходит… ну, с отрезанной головой, но мне ведь было всего пять лет, я толком ничего не понимала. Он был необыкновенный человек, правда, он знал такое, чего не знал никто. Он говорил, мне обязательно надо попробовать самой. И вот недавно я попробовала.

Ира машинально отступила назад. Она так и пятилась, пока не уперлась в стол. «Разделочный стол, на который меня скоро положат». Хотя Ира и была сантиметров на пять выше ростом, чем Виктория, да и несколько покрупнее, обманываться насчет физических данных не приходилось. В каждом движении Вики ощущалась скрытая сила.

Со своим страхом надо быть на ты. Тогда он сам тебя испугается. Или ты тигрица, или (вздох притворного сожаления), или ты ягненок.

Всю сознательную жизнь Ира была ягненком.

- Да вы оба сумасшедшие, - сказала она, глядя в глаза приближающейся мелкими шажками Вике. — Наглухо больные.

- Возможно, у папы действительно не хватало какого-то винтика в психике. Но не в мозгах. От природы у него не было чувства опасности, он ничего не боялся. Со мной такая же история. Я законченная экстремальщица. А вот вы — нет.

Вика остановилась. От потенциальной жертвы ее отделял какой-то жалкий метр.

- Вы так переполошились, когда я позвонила вам снизу, - продолжала она, - что забыли застегнуть босоножки. Но зато вы не забыли положить в карман вашей дешевой куртки с легкой претензией на стиль такой же дешевый газовый баллончик. Надеюсь, вы не в обиде на меня за то, что я его вытащила, пока вы с неповторимой грацией коровы протискивались мимо меня в дверь?

«Действительно, чем не корова? Привели, как на убой, и ведь не брыкалась даже. Только колокольчика на шее не хватает».

- Может быть, ты и очень умная, Вика, - произнесла Ира, тщательно подбирая слова. — Но всего ты предусмотреть не можешь. Прямо под этой квартирой живет злой и склочный сосед, и достаточно мне пару раз притопнуть каблуком, как он поднимет на ноги все спецслужбы в городе и сам прибежит сюда.

- Ну так начинайте топать, - посоветовала Вика.

Ира топнула. Раз, другой, третий. Ей казалось, что внизу уже отваливается с потолка штукатурка. Она даже подпрыгнула, чтобы усилить эффект. Ефремов наверняка вскочил с кровати и накручивает диск своего старого телефона, чтобы вызвать наряд. Ире надо продержаться всего каких-то три-четыре минуты.

- Ваш злой и склочный сосед уехал бомбить на своей «шестерке», - холодно сказала Вика. — Я сама видела, как он отъезжал от дома. Так что давайте с этим заканчивать, пока пол не провалился.

Левая рука Вики — та, в которой она держала карманный фонарик — молнией метнулась вперед. Не успев даже почувствовать боли, Ира упала на пол. Последней ее мыслью было: «Хорошо, что фонариком, а не ножом».

***

Она пришла в себя от того, что ей стало холодно. Откуда-то дул ветер.

Ира открыла почему-то слипающиеся глаза. Где-то очень далеко — в нескольких километрах — мерцал свет. Куда это ее занесло на ночь глядя? Память не торопилась возвращаться — мозг выставил защиту, чтобы слишком сильное потрясение не отправило Иру обратно в глубокий обморок. Медленно высвободив руку, на которой лежало тяжелое, словно чужое, тело, Ира прикоснулась пальцами к ноющему виску — в глазах сразу стало темно. Нет, слипались всё же не глаза, а ресницы — они слипались от крови.

Совсем рядом кто-то возился.

Ира, конечно, предпочла бы еще немного поваляться, хотя уже и поняла, что лежит на полу - при каждом, даже самом невинном движении, в голове включался вентилятор, а к горлу подступала тошнота. «Минимум сотрясение мозга», - решила она и осторожно приподнялась. Сначала на локте, потом встала на колени. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы оглядеться и вспомнить, что это за место. Тридцатая квартира. И она находится в этой квартире один на один с сумасшедшей маньячкой, кстати, где Вика?

- Ох ты, поглядите, кто проснулся, - послышался издевательский голос Вики откуда-то сверху. Ира с трудом подняла глаза и обнаружила ее стоящей на кухонном подоконнике. В руках Вики был какой-то колюще-режущий инструмент, которым она пыталась снять боковую панель оконной рамы. — Наша спящая красавица! Головка не болит?

- Что ты там делаешь? — спросила Ира.

- Ищу клад. Как найду — двадцать пять процентов государству. Хотя, нет, государство перебьется. Лучше, как найду — займусь тобой. Надеюсь, ты никуда не уходишь?

Ира бы ушла. Только ее опять потянуло прилечь. Теперь она не могла даже кричать. Полностью беспомощной, ей оставалось только ждать, когда маленькая злобная дрянь закончит со своими делами и спрыгнет с подоконника. А ведь это всё, поняла Ира, и, несмотря на ужасную головную боль, внутри у нее что-то оборвалось. Сейчас ее прикончат. И труп ее найдут в Битцевском лесопарке какие-нибудь любители шашлыков. На форуме сайта serial-murders кто-нибудь обязательно напишет: «Снова расчлененный труп в Битце!». А через некоторое время кто-нибудь спросит: «А куда подевалась наша Иринелла?». Вика легко с этим справится, особенно если она заранее запаслась пластиковым мешком и чем-нибудь типа топора. Впрочем, она, похоже, легко обойдется и одной стамеской — если судить по той ловкости, с которой она уже отделила оконную панель.

- Так, осторожненько, - комментировала свои действия Вика. Негромкий треск — и панель осталась у нее в руке. — Вот и все дела. Что мы тут видим? Надо же, какой тайничок гламурненький! А что у тайничка внутри? Ирина Вячеславовна, не хотите подойти, полюбопытствовать? Вы же очень любопытная. Впрочем, не беспокойтесь, лучше пока отдыхайте. Вам предстоят сильные и яркие впечатления.

Виктория зажала стамеску зубами, в одной руке она продолжала держать отломанную панель, которую всё-таки нельзя было бросать — зачем лишний шум, а другую руку она запустила в открывшийся в стене проем.

«Мама, папа, простите меня, - подумала Ира. — Мне не надо было идти в эту квартиру. Но я не знала. Я думала, так будет лучше».

В углу кухни материализовалась тень.

Она появилась — и по кухне пронесся холодный сквозняк. Черная, жуткая тень, которая не могла принадлежать никому, кроме выходца с того света. На столе мигнул фонарик.

«Это ее отец, - с ужасом поняла Ира. — Он пришел, чтобы в последний раз посмотреть на свою дочь. Проследить, чтобы ей никто не помешал».

Тень выскользнула из угла и направилась к подоконнику, на котором по-прежнему стояла Виктория, продолжая исследовать внутренности тайника. Она явно нашла там что-то интересное, судя по отдельным ее фразам. Оказавшись в полосе света, тень вдруг обрела форму. Превратившись в полупрозрачный образ, она остановилась у ног Виктории.

Вика почувствовала потустороннее присутствие в самый последний момент. А, возможно, она просто ощутила, как вдруг заледенел воздух.

- Эй, кто здесь еще? — воскликнула она, поворачиваясь.

Призрак сделал неуловимое, короткое движение обеими руками, и Виктория без крика полетела вниз.

- Спасибо, - тихо сказала Ира и снова потеряла сознание.

***

Потом она уже не могла вспомнить, как оказалась на лестничной клетке. Она стояла, прислонившись к стене и широко открытым ртом ловила воздух, а снизу кто-то бежал. Подсознанием Ира понимала — это вполне может быть Вика. Она пролетела вниз всего на три этажа меньше, чем Ольга, а для дочери маньяка этого могло оказаться недостаточно. Ее отец, уже мертвый, стрелял из пистолета по своим убийцам. Она сама вылила себе на руку полстакана кипятка и даже не сказала «ой».

- Господи, Иришка! Ты живая? Что с тобой случилось?

На лестничном пролете появилась Наташа Селянчик. Рядом с ней шел ее муж Александр, а сзади поднимался мужчина в милицейской форме, с автоматом.

Кинувшись к Ире, Наташа обняла ее и помогла сесть на ступеньки.

- Ты же вся в крови! Кто это с тобой сделал?

- Так, девушка, что тут у вас случилось? — спросил милиционер. Отстранив Сашу, он склонился над Ирой.

- Это она… она, Вика, - с трудом ответила Ира. Язык совсем ее не слушался.

- Какая Вика? — у милиционера был решительный вид и суровое лицо.

- Вика… Савицкая, моя ученица… Мы… она взломала квартиру, тридцатую… а потом… мы были там вместе… она меня оглушила, чем-то, фонариком, кажется. Она собиралась меня убить.

- И где она сейчас?

- Когда я очнулась, она стояла на подоконнике. И… она упала вниз.

Милиционер поднялся по лестнице мимо Иры, а Наташа села рядом с ней и платком стала вытирать ей кровь.

- Всё в порядке, Ирочка. Теперь она тебе ничего не сделает. Это та девчонка, с которой ты занимаешься?

Ира кивнула.

- Занималась…

Сверху, из квартиры, послышался эфирный шум включенной рации и голос милиционера:

- Значит, так, у меня тут пустая квартира, следов взлома не обнаружено, видимо, открывали ключами. Есть пострадавшие… пострадавшая. Проверьте под окнами — она говорит, кто-то выпал вниз.

Шипящие слова ответа. Тишина. Милиционер вышел обратно на лестницу.

- Врач понадобится? — спросил он.

- Лучше… отведите меня домой, - помотала головой Ира. — Я живу здесь, на седьмом этаже. Хотя, нет… можно мне спуститься? Я… я хочу ее увидеть.

- Ладно, идите.

Поддерживаемая с обеих сторон Наташей и ее мужем, Ира отправилась вниз. Милиционер остался возле открытой квартиры. Выйдя из подъезда, они сразу увидели других патрульных, которые озадаченно топтались возле стены дома. Викин джип стоял там же, где она его припарковала, только теперь рядом с ним помигивала проблесковым маяком милицейская машина.

- А где… она? — слабым голосом спросила Ира.

- А вы, простите, кто? — задал встречный вопрос милиционер с капитанскими погонами. — Это вы — пострадавшая?

- Это жертва нападения, - быстро ответила за Иру Наташа. — А я — юрисконсульт мэрии. Это я вас вызвала. Так где же тело?

Сделав недовольное лицо — как же, еще мэрских юрисконсультов ему тут не хватало — капитан шагнул в сторону. В свете фонаря Ира, Наташа и Александр увидели на асфальте уже здорово разбавленную накрапывающим дождем лужу крови. Но никакого тела не было.

- Мы тут никого не нашли, - сказал капитан. — Но явно кто-то сюда свалился сверху.

- И куда этот кто-то делся?

- След крови обрывается в паре метров отсюда. Тот, кто упал, видимо, успел уйти. Или уползти, в зависимости от состояния. Слушаю, — капитан заговорил в микрофон рации.

- На подоконнике — грязные следы, смазанные, судя по всему, тот, кто здесь стоял, поскользнулся. Вода накапала. И еще я нашел тайник в стене. Здесь, кажется, что-то есть.

Ира вдруг поняла две вещи. Первая — Вика всё еще жива. Она не погибла при падении. И, значит, она всё еще где-то здесь, поблизости, потому что не успела достать содержимое тайника. Она здесь и наблюдает за ними. Вторая — она может прятаться в «Судзуки».

- Ее машина, - Ира указала на джип. — Она на ней приехала.

- Так, посмотри, - капитан махнул рукой патрульному сержанту. Поправив на плече автомат, милиционер направился к джипу.

- Иришка, ты присядь пока, вот сюда, на скамеечку. Голова кружится?

- Да, есть немного.

- Ничего, это пройдет. Саш, дай платочек еще один.

- Наташа, а как вы здесь оказалась? Как вы меня нашли?

- Мне Ольга приснилась… Вошла в комнату, возле кровати встала и говорит: «Иру могут убить, беги к ней, ты еще успеешь». Представляешь, я проснулась сразу, глаза открываю — а она всё еще стоит! Ирк, я ее правда видела! Вот прямо как мать и рассказывала — рот открывает, а слова как бы сами по себе, в голове звучат. Я Шурика растолкала, он не понимает ни фига, а я в истерике почти. Хорошо, муж у меня — золото, вопросов много не задает. Быстро собрались и на улицу. По дороге я в милицию звоню, говорю — подругу у меня убивают… еле твой адрес вспомнила. Они еще ехать не хотели, говорят — оснований для вызова нет. Я им устроила! Принеслись сюда, смотрю, милиция уже на месте, а на пятом этаже окно открыто и свет виднеется… в квартире в этой.

Пока Наташа говорила, сержант, светя фонарем, заглядывал в окна машины.

- Никого! — крикнул он.

- Ты, Натарик, ясновидящая какая-то, - вставил слово молчаливый Саша. — Только мне в твои эти жуткие сны всё равно не очень верится.

- Ты уж лучше поверь, - вздохнула Ира.

Патрульный сержант прошел мимо них и о чем-то негромко заговорил с капитаном. Судя по всему, они решали, не надо ли вызвать подкрепление. Вроде бы — зачем? Сами разберутся.

- Ира, а почему ты эту Вику назвала Савицкой? — спросила Наташа. — Она что… имеет какое-то отношение… ну, к нашему Савицкому?

- Она его родная дочь. Я-то думала, что она — Веремеева… А Савицкий — это и был тот маньяк из Битцевского леса. Это он убил Ольгу, я теперь точно знаю.

- …давай двор проверь! — услышали они команду капитана. Патрульный, как-то по-новому перехватив свой автомат, удалился к детской площадке. Сидящие на скамейке Ира с Наташей и Александр проводили его взглядами, но скоро силуэт милиционера растворился в темно-зеленом мраке.

Капитан подошел к ним.

- Вряд ли эта девица, которая свалилась, могла уйти далеко, - сказал он. — Я тут посмотрел повнимательнее — очень уж много крови она потеряла. Честно говоря, вообще не понимаю, как она могла встать. Если только кто-то ее унес…

- Нет, она рядом, - сказала Ира. — Ей надо вернуться в квартиру.

Сержант вынырнул из-за ближайших к скамейке кустов. Ира и Наташа синхронно вздрогнули.

- Капитан! Кажется, тут кто-то был, причем совсем только что. Я тут рукав нашел, от женской кофточки, весь в кровище. И ключи еще, три штуки на брелке.

- Это ее… - обреченно произнесла Ира.

- Эй, Лёха, ты ничего там особо не трогай! — он повернулся к Ире. - Вы можете подойти поближе, взглянуть — точно ли это вашей знакомой вещи? Вы помните, как она была одета?

- Ириш, я тебе помогу, ладно? — Наташа первой поднялась со скамейки и протянула Ире руку.

И тут Ира закричала.

Она единственная успела заметить, как Вика метнулась к патрульному откуда-то из-за тех же самых кустов, в которых он только что нашел окровавленный рукав ее кофточки. Взмах — и в шею сержанта, не защищенную бронежилетом, вошла стамеска, проткнув ее насквозь. Из пробитого горла хлестнула кровь, и сержант, хрипя, сделал полшага вперед, потерял равновесие и повалился лицом вниз.

- …твою мать! — выкрикнул капитан, судорожно пытаясь расстегнуть кобуру. Сколько бы он не прослужил в милиции, подобного не видел никогда. Поэтому справился с кобурой не сразу, зато Вика успела сдернуть с плеча падающего сержанта автомат и навести его ствол на капитана.

- Тихо. Спокойно, - свистящим шепотом сказала Вика, отступая в тень. — Кобуру расстегиваем очень аккуратно, пистолет достаем двумя пальцами и бросаем мне сюда. Кто рыпнется — стреляю на поражение.

Капитан был человеком опытным и знал, когда с ним говорят серьезно. Коротко лязгнув, пистолет полетел в темноту. Было видно, как Вика быстро подалась в сторону, чтобы поймать его, и тут же выпрямилась. Вернулась в исходное положение.

- Блеск! Обожаю оружие.

- Это у нее от отца, - простонала Ира, ни к кому конкретно не обращаясь.

- Теперь так, гражданин капитан, - продолжала Вика. - Вызывайте вашего коллегу, который там наверху уже наверняка распотрошил мой тайник. Его задача — принести сюда всё, что он там нашел, причем сделать это надо очень быстро. Не слышу голоса!

Загрузка...