Пятый кодекс

Глава 6. Бахлам – сын трущоб

Бахлам появился на свет в одном из самых бедных районов Мехико. По правде говоря, он мог и не родиться. Мать, сорокалетняя Хуанита, тяжело болела, и в госпитале для бедных, куда пришла делать искусственные роды, не было ни медикаментов, ни мест для вновь прибывших. У женщины уже было пятеро сыновей и три дочери, к тому же никто не давал гарантии, что этот плод будет здоровым, поэтому следовало от него избавиться. И осенью, в сезон дождей, Хуаниту избавили от плода, которому было пять с половиной месяцев. Недоносок оказался живым, и врач-акушер оставил его на подоконнике… умирать.

Каково же было удивление дона Фернандеса, когда утром, придя на работу, он обнаружил с вечера пролежавший недоразвитый плод… всё ещё живым. Он лежал так же на подоконнике и уже не плакал, он тихо умирал от холода. Что всколыхнуло жестокого врача, что заставило его крикнуть: «Сестра! Живо! Реанимацию! Анестезиолога сюда!», остаётся только гадать. Через полчаса борьбы за жизнь то, что ещё час назад весь медперсонал операционной называл плодом – шевелило ручками и дышало без искусственной вентиляции лёгких.

Фернандес, пятидесятилетний акушер, с глубокой морщинистой складкой на переносице и висками, посеребрёнными сединой, взял ребёнка на руки. На обычно непроницаемом, жёстком скуластом лице образовалось что-то наподобие улыбки – он просто не умел улыбаться, но и это удивило присутствующих, и они переглянулись.

– Ладно… Выжил… Бахлам.

И вот спустя неделю после операции прикованная к постели и проплакавшая всё это время Хуанита вновь обрела сына. Фернандес с трудом нашёл флигель сапожника Мутола, отца Бахлама, и передал полукилограммовый свёрток с наследником несчастным родителям.

– Он должен жить потому, что не умер, – сухо сказал врач и удалился.

И жил, как можно было жить в четырёхмиллионных трущобах на окраине Мехико, где ветхие домишки немногим лучшие, чем строят наши мальчишки во дворе для бездомных собак, где туалет прямо за углом, а «зараза к заразе не пристаёт» – жёлтая лихорадка, голод и нищета не мешают приросту населения. Пригород растёт и размножается, крохотных строений всё больше и больше, и европейцу может показаться, что рекорд по выживаемости отнюдь не у крыс и не у тараканов… Большая часть населения рождается, вырастает и умирает, так и не научившись ни читать, ни писать. А зачем читать и писать? Главное – уметь считать. Завсегдатаи таких кварталов – сплошь наркоманы, проститутки и криминал. Полицейские выезжают на дежурство и ездят в этой части города, не выключая мигалки и сирены – для профилактики.

В таком районе и вырос Бахлам. Ещё до его совершеннолетия от наркотиков умерли старшая сестра и один из братьев, две других сестры стали проститутками, а остальные братья – кто сидел в тюрьме, а кто пропал, не показываясь и не навещая старенькую маму.

Бахлам «не удался» – он был не такой, как все. Соседи дразнили его подкидышем, поскольку считали, что Хуаните его привезли взамен мертворождённого младенца. Мальчишки не хотели дружить с Бахламом, потому что он любил ходить в школу и не курил травку. Братья и сёстры считали его неудачником и не обращали на него внимания. И только мама всегда остаётся мамой. Хуанита любила Бахлама больше других детей – может, потому, что он достался ей в тяжёлой борьбе за жизнь, а может, потому, что после смерти мужа Бахлам полностью взял заботу о ней на себя. И это притом, что к тридцати пяти годам у самого Бахлама уже было пятеро детей.

Умирая, отец подозвал к себе шестнадцатилетнего Бахлама, потому что некого было больше звать, и сказал:

– Сынок, мои дни сочтены. Об одном прошу: хоть ты не иди по пути, по которому пошли твои братья и сёстры. Обещай мне быть порядочным человеком.

Конечно, юноша дал клятву умирающему отцу, хотя мог и ничего не обещать: он давно решил для себя, что его кусок хлеба будет честным, каких бы соблазнов в его жизни ни было. Он тянулся к знаниям, но в школе одного прилежания и отличных отметок, как водится, оказалось мало: после школы путь для мальчика из нищей семьи был закрыт всюду. Бахлам не сдавался, он стал промышлять тем, что оказывал туристам услуги проводника, параллельно, когда было время, ремонтируя обувь в будке отца. Вскоре ему удалось собрать денег на небольшой микроавтобус, и работа пошла веселее: проводник со своей машиной – работа престижная и хорошо оплачиваемая. Если Бахлам и садился ремонтировать обувь, то уже больше из удовольствия и из-за воспоминаний о покойном отце.

Вот такой проводник в этот раз достался Андрею Рогову. Конечно, российский журналист не знал и десятой части того, как и чем жил Бахлам, но ему достаточно было нескольких дней общения, чтобы понимать – наверное, это лучшее из того, что можно было выбрать в агентстве в Мехико. Бахлам, как всегда, весело вёл свой микроавтобус в Поэбло и не замолкал. Это «радио» на испанском языке вперемешку с отдельными словечками из майянского и английского не мешало, скорее даже забавляло Андрея. Труднее было Руслану, который взялся быть переводчиком и неимоверно уставал от этого словесного потока. Тем более молодой человек иногда замечал, что Андрей не слушал ни проводника, ни его.

Журналист тщательно перебирал в памяти события трёх последних дней. Пирамида Солнца в Теотиуакане, изображение Вицлипуцли, точно такое же, как в древнем буддийском храме в королевстве Ло, майянский шаман, который говорил о Вицлипуцли как об указателе. Куда?

Рогов вспомнил последнее страшное приключение в Непале, где сумасшедший старик Отто Ран в одном из горных храмов совершал обряд вызова древних учителей с помощью артефактов – священного кубка и двенадцати статуэток богини Кали. Обряд не получился. Он вызвал страшное землетрясение, и все принимавшие в нём участие погибли, в том числе и одержимый старый фашист из «Аненэрбе»[5]. «Почему не получился обряд? Возможно, не хватило чего-то ещё… Вицлипуцли… Опять этот Вицлипуцли. Он указывает дорогу…» Андрей вспомнил, куда указывает изображение древнего божества – в сторону Чьяпасских гор, на юго-восток… Журналист был поражён: «Неужели разгадка таится здесь? Какую тайну прячет Мексика? Как древние майя связаны с тибетскими монахами? Неужели вход в Шамбалу находится где-то здесь?»

Андрей готов был выдвигаться в сторону штата Чьяпас, но, решив успокоиться и ещё раз всё взвесить, дал два дня отдыха себе и группе. Молодёжь и проводник ничего не знали о планах Андрея, для них это было обыкновенной туристической экспедицией с телесъёмкой местных достопримечательностей. Поэтому в первый же день выдвинулись к Плаза Санта-Доминго – посмотреть Храм Санта-Доминго и знаменитых писарей, составляющих документы для неграмотных индейцев, и фонтан Хосефы Ортес де Домингес, о красоте которого ходят легенды. По правде говоря, ничего легендарного в этом фонтане члены экспедиции не увидели. Большим удивлением была почти профессиональная экскурсия Бахлама. Он чётко и грамотно рассказал об истории памятника. О его архитектуре и как менялась площадь в течение почти пяти веков.

– Бахлам! Да ты прирождённый экскурсовод! – восторгался Андрей. – Что ты делаешь в проводниках? Ты же можешь зарабатывать сумасшедшие деньги! Просто бешеные!

– Мне не положено, – скромно ответил Бахлам, глядя под ноги, – я беден, а у нас не жалуют тех, кто из пригорода.

Великодушный Рогов подошёл к проводнику и положил ему руку на плечо.

– Я помогу тебе… после экспедиции. Похлопочу за тебя перед властями.

– Спасибо, дон Андрэа. Бог вас не забудет, – ответил растроганный мексиканец.

Тёплое общение прервал маленький, худой человечек, который, пробегая мимо Руслана, выхватил у него камеру и помчался с ней под мышкой куда глаза глядят. Всё произошло так быстро, что Руслан не успел опомниться: растерянный, он стоял и хлопал глазами, глядя то на Андрея, то на Изабеллу, то на Бахлама. Андрей же отреагировал моментально и пустился вслед за вором.

Улица, другая, третья. Молодой мексиканец нёсся как ветер, но, к его удивлению, европеец не только не отставал, но и настигал его. Вскоре воришка понял, что убегать от этого громилы бесполезно – рука Андрея вот-вот ухватит его, и тогда будет несдобровать. Но тут произошла очередная неожиданность. На углу третьей улицы наперерез молодому вору подъехала машина, дверь открылась, и мексиканец нырнул внутрь. Машина была готова рвануть вперёд, но поздно. Страшным усилием Андрей зацепился руками за дверь легковушки и повис. Машина начала движение, журналист использовал вращающий момент и успел закинуть ногу в открытое окно на заднем сиденье, при этом держась за дверь у переднего. Испуганный мексиканец протянул Андрею то, что украл.

– Мистер, вот! Вот ваша камера. А эм сорри! Я пошутил.

Андрей схватил камеру и, отпустив уезжающий автомобиль, упал на проезжую часть. Правое бедро болело от проволочки по асфальту. Брюки были стёсаны вместе с кожей.

– Андрей! Андрей Петрович! Дон Андрэа! – послышалось одновременно.

Это его догнали Изабелла, Руслан и Бахлам.

– Да всё нормально, – сказал Андрей, отряхиваясь, – пара царапин. – Он посмотрел на Руслана и протянул ему спасённую камеру: – На, возьми, полиглот, и больше не зевай.

– Кто это был, Андрей Петрович?

– Тётя Паша!!! С дядей Кузей! – вдруг разозлился Рогов. – Приехали из Крыжополя поучить дураков уму-разуму…

Они пошли обратно к микроавтобусу, не быстро – Андрей прихрамывал. Вдруг Рогов поинтересовался у проводника:

– Бахлам, а ты чего бежал? Мог же на своём микроавтобусе догнать.

Бахлам растерялся. Воцарилась пауза. Он хлопнул себя по лбу:

– Пустая башка! Я не подумал, дон Андрэа!

Это расслабило коллектив, и все засмеялись.

– Люблю Мексику, – сказал сквозь смех Рогов, корчась от ссадин на ноге.