Суровое испытание
Перевод Ф. Крымко и Н. Шахбазова
THE CRUCIBLE
Действующие лица в порядке их появления:
Его преподобие Самуэл Пэррис
Бетти Пэррис.
Титуба.
Абигайль Уильямс.
Сусанна Уалькотт.
Энн Патнэм.
Томас Патнэм.
Мэрси Люис.
Мэри Уоррен.
Джон Проктор.
Ребекка Нэрс.
Джайлс Кори.
Его преподобие Джон Хэйл.
Элизабет Проктор.
Фрэнсис Нэрс.
Иезекииль Чивер.
Хэррик.
Судья Готторн.
Дэнфорт.
Сарра Гуд.
Гопкинс.
Действие первое
Сейлем (штат Массачусетс), весной 1692 года. Небольшая спальня на втором этаже в доме его преподобия Самуэла Пэрриса. Сквозь узкое окошко пробиваются первые солнечные лучи. Справа — кровать, у изголовья догорает свеча. В комнате чисто, просторно: сундук, столик и стул — других предметов в ней нет. Дощатый потолок не выкрашен и придает комнате нежилой, неуютный вид.
При поднятии занавеса его преподобие Самуэл Пэррис молится, стоя на коленях у кровати, на которой неподвижно лежит его десятилетняя дочь Бетти Пэррис. Приступая к описанию давнишних и столь странных событий, необходимо остановиться на некоторых биографических подробностях жизни его преподобия Самуэла Пэрриса.
Пэррис у уже за сорок. Этот человек никогда не шел в жизни прямой дорогой, и вряд ли можно сказать о нем что-либо хорошее. Он делал все, чтобы расположить к себе людей и господа бога, но ему всегда казалось, что его ненавидят. Всякое возражение он почитал за обиду и чувствовал себя уязвленным, даже когда кто-нибудь на собрании поднимался закрыть дверь без его разрешения.
Оставшись вдовцом, он не интересовался детьми, да и не умел ладить с ними. Он требовал от них еще большего послушания, чем от взрослых, и, более того, искренне верил, что дети испытывают чувство благодарности за то, что им разрешают ходить, держа руки по швам, и не открывать рта, когда их не спрашивают.
Дом Пэрриса стоял неподалеку от молитвенного дома, среди ряда хмурых домишек, прильнувших друг к другу, будто ища защиты от суровой массачусетской зимы.
Прошло едва ли сорок лет со дня основания Сейлема, и вряд ли сейчас его назвали даже деревней, но в те времена он считался городом. Для европейцев это была страна, населенная варварской сектой фанатиков.
Никто не знает достоверно, как протекала жизнь в Сейлеме. Писателей среди них не было — да никто и не посмел бы прочесть Книгу, попадись она ему под руку. Их вера запрещала чтение, так же как всякие представления и другие «пустые развлечения», праздников у них не было. Даже рождества они не праздновали.
Время, свободное от работы, надлежало посвящать молитвам. Так шли дни за днями, в труде и молитвах. Разумеется, иногда небольшие события нарушали этот строгий и мрачный образ жизни. Говорят, когда строительство нового дома подходило к концу, друзья хозяина собирались, чтобы помочь ему «поднять крышу». Ритуал сопровождался угощением, по всей вероятности, не без участия крепкого сидра. Находились и такие бездельники, которые позволяли себе проводить время в таверне «Бриджен Бишоп» за игрой в «shovelboard»[8]. От такого морального падения остальных жителей Сейлема, больше чем вера, уберегал каждодневный труд. Люди героически боролись, отвоевывая у земли каждое зернышко; им некогда было шляться без дела.
Суровость их нравов объяснялась также и тем, что совсем еще недавно миновали времена, когда Сейлем должен был обороняться от нападения индейцев, и, хотя сейчас страна жила относительно спокойно, опасность не была еще окончательно ликвидирована. Бок о бок простирался бесконечный Запад, полный тайн и неожиданностей.
Оттуда, из этого темного и грозного края, время от времени индейцы совершали опустошительные набеги, и немало жителей Сейлема погибало тогда от рук язычников. Жители Сейлема были уверены, что девственный лес — убежище дьявола, его последняя крепость. Американский лес был единственным местом на земле, где вообще не признавали бога. Индейцы, несмотря на все попытки пуритан, упорствовали в своем нежелании приобщиться к их вере, и в этом несомненно виноваты пуритане, предпочитавшие забирать землю у язычников, а не у своих друзей христиан. Но кроме поклонения общему христианскому богу жители Сейлема обладали и кастовой нетерпимостью. Отцы этих людей несомненно преследовались в Англии, поэтому теперь, создав собственную религию, они отрицали всякую другую секту, боясь, что их Новый Иерусалим может быть осквернен и испорчен. Они твердо убедили себя, что только они единственные держат в своих руках светоч, который должен озарить мир. Их религия поддерживала дисциплину военного лагеря, а дисциплина помогала соблюдать чистоту религии. Поступать так заставляла их сама жизнь этой суровой страны. Англичане, высадившиеся на юге в Вирджинии, были уничтожены, потому что они в погоне за наживой не осознали необходимости такого объединения. Эта же участь грозила и пуританам, но они вовремя создали коммуну, которая походила на военный лагерь с единственной властью военачальника. Все люди коммуны были объединены простым и цельным мировоззрением. Это было мировоззрение, продиктованное желанием безопасности. Диктатура была осознанной необходимостью. Их целеустремленность, их самоотречение, запрещение каких бы то ни было развлечений, наконец, их сурово карающее правосудие — все это способствовало постоянной готовности принять все невзгоды, которые щедро слал им этот негостеприимный край.
Но к 1692 году люди Сейлема были уже не те, что прибыли сюда на «Мейфлауре»[9]. Неограниченных правителей сменила хунта. Времена военного лагеря прошли. Старая дисциплина уже тяготила людей, и бытие представлялось простому жителю неразрешимым и запутанным, потому что продолжали действовать старые законы неумолимого пуританства. Например, по традиции жители Сейлема регулярно выбирали двух мужчин — патруль. Почему-то их называли «шутниками». В обязанность этих «шутников» входило: следить, кто на богослужении плохо прислушивается к словам молитвы или, вместо того чтобы в воскресный день идти в молитвенный дом, работает в поле. Они составляли списки таких людей и передавали их в суд, чтобы неверующих или недостаточно рьяно верующих привлечь к ответу. Таким образом, дисциплина породила подозрительность и наушничество. Сейлемская трагедия возникла парадоксально. Парадоксально, что сегодня мы оказались в тех же тисках и нет никакой надежды, что мы сможем разрешить стоящие перед нами проблемы. Когда-то жители Сейлема вырастили теократию — сочетание государственных и религиозных сил, в задачу которой входило держать коммуну, в единогласии, предотвращать, любые распри, ибо всякие разногласия приводят лишь к упадку и разрушению. Это было продиктовано необходимостью, имело свою цель и достигало ее. Но со временем теократия породила то, что погубило ее. Репрессии теократии стали тяжелее, чем опасность, против которой она была основана.
Людям было еще не под силу организовать свою общественную жизнь, не прибегая к репрессиям. Маятник жизни застрял между Свободой и Необходимостью. К тому времени в Сейлеме прошла дифференциация и для многих перевес оказался на стороне личной свободы. Предельным проявлением дифференциации и озлобления явилась охота за ведьмами. Но это была не просто репрессия. Она давала каждому возможность — и об этом не следует забывать — выгородить себя, обвинив в колдовстве соседа или знакомого. Клевета, с одной стороны, стала необходимостью; с другой — делом святым и патриотичным. Долго сдерживаемая ненависть соседей наконец-то могла открыто выразиться, месть получила выход, наперекор милосердию, предписанному библией. Ненависть, порожденная бесконечными драками по поводу дележа земли, начала маскироваться моральными категориями. Каждый мог спокойно обвинить соседа, не испытывая угрызений совести. Старые споры, подозрения, зависть слабых к счастливым должны были прорваться и прорвались во всеобщем «религиозном рвении».
Сейчас его преподобие Пэррис молится. Мы не слышим слов, он что-то бормочет, плачет, затем вновь приступает к молитве. Опасность, нависшая над ним, гнетет его. На кровати по-прежнему лежит Бетти.
Дверь открывается, и входит Титуба. Это негритянка — рабыня, ей за сорок. Пэррис привез Титубу с Барбадоса, где он несколько лет занимался торговлей, прежде чем принял духовный сан. Она очень напугала, она знает, что все неприятности прежде всего отразятся на ее спине, но она настолько привязана к Бетти, что даже короткая разлука с ней для нее невыносима.
Сейлем (штат Массачусетс), весной 1692 года. Небольшая спальня на втором этаже в доме его преподобия Самуэла Пэрриса. Сквозь узкое окошко пробиваются первые солнечные лучи. Справа — кровать, у изголовья догорает свеча. В комнате чисто, просторно: сундук, столик и стул — других предметов в ней нет. Дощатый потолок не выкрашен и придает комнате нежилой, неуютный вид.
При поднятии занавеса его преподобие Самуэл Пэррис молится, стоя на коленях у кровати, на которой неподвижно лежит его десятилетняя дочь Бетти Пэррис. Приступая к описанию давнишних и столь странных событий, необходимо остановиться на некоторых биографических подробностях жизни его преподобия Самуэла Пэрриса.
Пэррис у уже за сорок. Этот человек никогда не шел в жизни прямой дорогой, и вряд ли можно сказать о нем что-либо хорошее. Он делал все, чтобы расположить к себе людей и господа бога, но ему всегда казалось, что его ненавидят. Всякое возражение он почитал за обиду и чувствовал себя уязвленным, даже когда кто-нибудь на собрании поднимался закрыть дверь без его разрешения.
Оставшись вдовцом, он не интересовался детьми, да и не умел ладить с ними. Он требовал от них еще большего послушания, чем от взрослых, и, более того, искренне верил, что дети испытывают чувство благодарности за то, что им разрешают ходить, держа руки по швам, и не открывать рта, когда их не спрашивают.
Дом Пэрриса стоял неподалеку от молитвенного дома, среди ряда хмурых домишек, прильнувших друг к другу, будто ища защиты от суровой массачусетской зимы.
Прошло едва ли сорок лет со дня основания Сейлема, и вряд ли сейчас его назвали даже деревней, но в те времена он считался городом. Для европейцев это была страна, населенная варварской сектой фанатиков.
Никто не знает достоверно, как протекала жизнь в Сейлеме. Писателей среди них не было — да никто и не посмел бы прочесть Книгу, попадись она ему под руку. Их вера запрещала чтение, так же как всякие представления и другие «пустые развлечения», праздников у них не было. Даже рождества они не праздновали.
Время, свободное от работы, надлежало посвящать молитвам. Так шли дни за днями, в труде и молитвах. Разумеется, иногда небольшие события нарушали этот строгий и мрачный образ жизни. Говорят, когда строительство нового дома подходило к концу, друзья хозяина собирались, чтобы помочь ему «поднять крышу». Ритуал сопровождался угощением, по всей вероятности, не без участия крепкого сидра. Находились и такие бездельники, которые позволяли себе проводить время в таверне «Бриджен Бишоп» за игрой в «shovelboard»[8]. От такого морального падения остальных жителей Сейлема, больше чем вера, уберегал каждодневный труд. Люди героически боролись, отвоевывая у земли каждое зернышко; им некогда было шляться без дела.
Суровость их нравов объяснялась также и тем, что совсем еще недавно миновали времена, когда Сейлем должен был обороняться от нападения индейцев, и, хотя сейчас страна жила относительно спокойно, опасность не была еще окончательно ликвидирована. Бок о бок простирался бесконечный Запад, полный тайн и неожиданностей.
Оттуда, из этого темного и грозного края, время от времени индейцы совершали опустошительные набеги, и немало жителей Сейлема погибало тогда от рук язычников. Жители Сейлема были уверены, что девственный лес — убежище дьявола, его последняя крепость. Американский лес был единственным местом на земле, где вообще не признавали бога. Индейцы, несмотря на все попытки пуритан, упорствовали в своем нежелании приобщиться к их вере, и в этом несомненно виноваты пуритане, предпочитавшие забирать землю у язычников, а не у своих друзей христиан. Но кроме поклонения общему христианскому богу жители Сейлема обладали и кастовой нетерпимостью. Отцы этих людей несомненно преследовались в Англии, поэтому теперь, создав собственную религию, они отрицали всякую другую секту, боясь, что их Новый Иерусалим может быть осквернен и испорчен. Они твердо убедили себя, что только они единственные держат в своих руках светоч, который должен озарить мир. Их религия поддерживала дисциплину военного лагеря, а дисциплина помогала соблюдать чистоту религии. Поступать так заставляла их сама жизнь этой суровой страны. Англичане, высадившиеся на юге в Вирджинии, были уничтожены, потому что они в погоне за наживой не осознали необходимости такого объединения. Эта же участь грозила и пуританам, но они вовремя создали коммуну, которая походила на военный лагерь с единственной властью военачальника. Все люди коммуны были объединены простым и цельным мировоззрением. Это было мировоззрение, продиктованное желанием безопасности. Диктатура была осознанной необходимостью. Их целеустремленность, их самоотречение, запрещение каких бы то ни было развлечений, наконец, их сурово карающее правосудие — все это способствовало постоянной готовности принять все невзгоды, которые щедро слал им этот негостеприимный край.
Но к 1692 году люди Сейлема были уже не те, что прибыли сюда на «Мейфлауре»[9]. Неограниченных правителей сменила хунта. Времена военного лагеря прошли. Старая дисциплина уже тяготила людей, и бытие представлялось простому жителю неразрешимым и запутанным, потому что продолжали действовать старые законы неумолимого пуританства. Например, по традиции жители Сейлема регулярно выбирали двух мужчин — патруль. Почему-то их называли «шутниками». В обязанность этих «шутников» входило: следить, кто на богослужении плохо прислушивается к словам молитвы или, вместо того чтобы в воскресный день идти в молитвенный дом, работает в поле. Они составляли списки таких людей и передавали их в суд, чтобы неверующих или недостаточно рьяно верующих привлечь к ответу. Таким образом, дисциплина породила подозрительность и наушничество. Сейлемская трагедия возникла парадоксально. Парадоксально, что сегодня мы оказались в тех же тисках и нет никакой надежды, что мы сможем разрешить стоящие перед нами проблемы. Когда-то жители Сейлема вырастили теократию — сочетание государственных и религиозных сил, в задачу которой входило держать коммуну, в единогласии, предотвращать, любые распри, ибо всякие разногласия приводят лишь к упадку и разрушению. Это было продиктовано необходимостью, имело свою цель и достигало ее. Но со временем теократия породила то, что погубило ее. Репрессии теократии стали тяжелее, чем опасность, против которой она была основана.
Людям было еще не под силу организовать свою общественную жизнь, не прибегая к репрессиям. Маятник жизни застрял между Свободой и Необходимостью. К тому времени в Сейлеме прошла дифференциация и для многих перевес оказался на стороне личной свободы. Предельным проявлением дифференциации и озлобления явилась охота за ведьмами. Но это была не просто репрессия. Она давала каждому возможность — и об этом не следует забывать — выгородить себя, обвинив в колдовстве соседа или знакомого. Клевета, с одной стороны, стала необходимостью; с другой — делом святым и патриотичным. Долго сдерживаемая ненависть соседей наконец-то могла открыто выразиться, месть получила выход, наперекор милосердию, предписанному библией. Ненависть, порожденная бесконечными драками по поводу дележа земли, начала маскироваться моральными категориями. Каждый мог спокойно обвинить соседа, не испытывая угрызений совести. Старые споры, подозрения, зависть слабых к счастливым должны были прорваться и прорвались во всеобщем «религиозном рвении».
Сейчас его преподобие Пэррис молится. Мы не слышим слов, он что-то бормочет, плачет, затем вновь приступает к молитве. Опасность, нависшая над ним, гнетет его. На кровати по-прежнему лежит Бетти.
Дверь открывается, и входит Титуба. Это негритянка — рабыня, ей за сорок. Пэррис привез Титубу с Барбадоса, где он несколько лет занимался торговлей, прежде чем принял духовный сан. Она очень напугала, она знает, что все неприятности прежде всего отразятся на ее спине, но она настолько привязана к Бетти, что даже короткая разлука с ней для нее невыносима.
Титуба (отступая). Моя Бетти скоро будет здорова?
Пэррис. Вон отсюда!
Титуба (пятясь к двери). Моя Бетти не умрет?..
Пэррис (вскакивая в ярости на ноги). Долой с глаз моих!
Титуба исчезает.
Долой с моих… (Задыхается от рыданий. Закрывает дверь и прислоняется к ней в изнеможении). О боже! Боже, помоги мне! (Бормоча что-то сквозь всхлипывания, возвращается к кровати и берет Бетти за руку). Бетти… Дитя. Дорогое дитя! Проснись, открой глаза! Бетти…
Он хочет вновь стать на колени, но в комнату входит его племянница Абигайль Уильямс, семнадцатилетняя девушка поразительной красоты. Она обладает безграничной способностью лицемерить и «перевоплощаться». Сейчас Абигайль очень встревожена, но внешне сдержанна.
Абигайль. Дядя!
Он поворачивается к ней.
Сусанна Уалькотт вернулась от доктора Григса.
Пэррис. Пусть войдет, пусть войдет!
Абигайль (открывая дверь на лестницу, ведущую на первый этаж). Войди, Сусанна.
Входит Сусанна Уалькотт — нервная, суетливая девушка, чуть моложе Абигайль.
Пэррис (с надеждой). Что сказал доктор, дитя?
Сусанна (вытягивает шею, пытаясь взглянуть на Бетти). Он велел передать вам, ваше преподобие, что он не нашел в своих книгах нужного лекарства.
Пэррис. Что ж, пусть ищет.
Сусанна. О сэр, он роется в книгах с тех пор, как вернулся домой. Он велел передать вам, что тут, по всей вероятности, действует нечистая сила.
Пэррис (почти в ужасе). Нет, нет. Никакой нечисти здесь быть не может. Передай ему, что я послал за его преподобием Хэйлом из Беверлея. Его преподобие несомненно подтвердит мои слова. Пусть доктор подумает о лекарстве и забудет о нечистой силе. Ее здесь не может быть.
Сусанна. Хорошо, сэр… Я передала вам лишь то, что он велел. (Направляется к двери).
Абигайль. Ничего не говори в деревне, Сусанна.
Пэррис. Ступай домой, и ни слова о нечистой силе.
Сусанна. Да, сэр. Я все время молюсь за Бетти. (Уходит).
Абигайль. Дядя, повсюду шепчут о колдовстве. Лучше бы вы сошли вниз и сами опровергли эти толки. Гостиная полна людей. Я посижу с Бетти.
Пэррис (в нерешительности). А что я скажу им? Что моя дочь и племянница плясали, как язычницы, в лесу?
Абигайль. Дядя, мы ведь действительно только плясали. Я этого не отрицаю, и пусть меня высекут, если нужно. Но при чем тут колдовство? Я готова поклясться, что Бетти не околдована.
Пэррис. Абигайль, я не могу выйти к людям, пока ты не рассеешь мои сомнения. Я должен знать всю правду. Что вы делали в лесу?
Абигайль. Я повторяю, дядя, мы плясали. Когда же вы неожиданно вышли из-за кустов, Бетти очень испугалась и упала в обморок. Вот и все!
Пэррис. Сядь, Абигайль.
Абигайль (ее бьет мелкая дрожь). Я так люблю Бетти. Разве я рискнула бы подвергать ее опасности?
Пэррис. Я должен все знать — может, вы вызывали духов. Я должен знать об этом раньше, чем узнают мои враги. Они только и ждут случая, чтобы меня уничтожить.
Абигайль. Но мы не вызывали духов, дядя!
Пэррис. Почему же она неподвижна с полуночи? Это не простой обморок!
Абигайль опускает глаза.
Абигайль, у меня много врагов.
Абигайль. Я знаю, дядя.
Пэррис. Враги пойдут на все, чтобы лишить меня кафедры. Понимаешь ли ты? Именно сейчас, когда враги подняли голову, мои близкие делают все, чтоб меня обвинили в каких-то бесстыдных поступках…
Абигайль. Мы играли, дядя.
Пэррис. То, что я видел, ты называешь игрой? Абигайль, ради господа бога, не скрывай от меня ничего.
Абигайль не отвечает.
Я видел, как Титуба размахивала руками над огнем. Зачем она это делала? Я слышал, она то исторгала из своей груди зловещие крики, то шептала непонятные слова.
Абигайль. Это она пела, дядя. Она всегда так поет свои барбадосские песни. А мы плясали.
Пэррис. Я не могу тебе поверить, Абигайль. И мои враги не поверят, если узнают. Я видел — на траве валялось платье.
Абигайль (наивно). Платье?
Пэррис. Да, платье. И еще я видел… или мне показалось… Между стволами деревьев мелькнула обнаженная фигура.
Абигайль (в ужасе). Вы ошибаетесь, дядя!
Пэррис (повысив голос). Но я видел! (После молчания, приняв решение). Молю тебя, Абигайль, пойми. На карту поставлено все, чего я добивался все эти годы, и, быть может, жизнь твоей кузины. Скажи правду, как бы тяжела она ни была. Там, внизу, меня ждут люди — они не должны застать меня врасплох, Абигайль.
Абигайль. Мне больше нечего добавить, дядя.
Пэррис (изучающе смотрит на нее, почти готов ей поверить). Я приютил тебя, Абигайль, обул и одел тебя. Отвечай же мне по совести — ты не утратила честного имени?
Абигайль (на грани негодования). О, сэр, имя мое безупречно.
Пэррис. Так почему же тебя уволила гуди[10] Проктор? Я слышал, мне передавали — она не ходит в церковь, чтобы не встречаться с тобой. Как это понять?
Абигайль. Она ненавидит меня, дядя. Это злая, бездушная женщина. Лживая истеричка!
Пэррис. Возможно. Но меня удивляет, что вот уже семь месяцев, как ты оставила их дом, и ни одна семья не желает твоих услуг!
Абигайль. Им нужны услуги рабов. Пусть привозят себе рабов с Барбадоса. Я никому не разрешу издеваться надо мной! Никто не смеет чернить мое имя. Оно безупречно!
Входит Энн Патнэм. Ей сорок пять лет, ее преследуют сны и страх смерти. Лицо ее поминутно искажает гримаса, руки трясутся.
Пэррис (как только дверь начинает приоткрываться). Нет, нет, я никого не принимаю. (Увидев Энн Патнэм, продолжает уже с присущей ему почтительностью). А, гуди Патнэм, входите.
Энн (тяжело дышит). Без сомнения тут не обошлось без дьявола!
Пэррис. Нет, гуди Патнэм, нет…
Энн (взглянув на Бетти). Она летала? Она высоко летала?
Пэррис. Нет, нет, она не летала…
Энн. Ну конечно же летала. Мистер Коллинс видел, как она летела! Она, как птица, пролетела над коровником Нигер сала и опустилась на землю.
Пэррис. Вы ошибаетесь, гуди Патнэм, она никогда…
Входит Томас Патнэм — крепко сколоченный, огромного роста мужчина около пятидесяти лет. Это крупный землевладелец.
О, доброе утро, мистер Патнэм.
Патнэм. Совершенно ясно, — это дьявол! Совершенно ясно. (Подходит к кровати).
Пэррис. Что ясно, сэр?
Энн подходит к мужу.
Патнэм (глядя на Бетти). Да ведь глаза-то у ней закрыты! Смотри-ка, Энн.
Энн. Странно. (Пэррису). У нас с вами глаза открыты, сэр.
Пэррис. И ваша Рут тоже заболела?
Энн (со злостью). Я бы не сказала, что она (указывает на Бетти) больна. Прикосновение дьявола вы называете болезнью? Прикосновение дьявола — смерть, и вы это знаете, сэр.
Пэррис. Умоляю вас, не говорите так. А что с вашей Рут? На что она жалуется?
Энн. Она не слышит, не видит и не ест. Но глаза ее открыты, и она ходит. Ее душу похитили, сэр.
Патнэм. Говорят, вы послали за его преподобием Хейлом из Беверлея?
Пэррис. Из предосторожности только. Его преподобие — большой знаток по расследованию дел, в которых замешана нечистая сила. Я уверен, он подтвердит, что здесь нет никакого колдовства.
Энн. Да, он действительно большой знаток. В прошлом году в Беверлее он обнаружил ведьму. Надеюсь, вы помните.
Пэррис. Нет никакого повода, гуди Патнэм, подозревать здесь колдовство.
Патнэм. Никакого повода? Послушайте, Пэррис…
Пэррис. Томас, Томас, умоляю вас, не говорите о ведьмах. Выбросьте их из головы! Ведь вы не хотите погубить меня, Том! Я буду изгнан из Сейлема, если узнают, что творится в моем доме.
Несколько слов о Томасе Патнэме. Этот человек считал себя обиженным жизнью, причем в одном случае, по крайней мере, имел к этому основания. За некоторое время до описываемых событий его зять, некий Джеймс Бэйли, должен был получить место священника в Сейлеме. Он обладал всеми необходимыми качествами, за него было подано две трети голосов, однако по каким-то неизвестным причинам местная власть отвергла его кандидатуру. Томас Патнэм был старшим сыном богатого сейлемского жителя. Когда-то он принимал участие в войне против индейцев, сражался под Наргансетом и всегда проявлял живейший интерес к делам прихода. Он, разумеется, счел оскорбительным подобное пренебрежение со стороны города к его родственнику и ставленнику. Тем более что всю жизнь считал себя умнее и лучше всех окружающих.
Еще задолго до начала сейлемской трагедии проявилась его мстительная натура. Один из прежних сейлемских священников, Джордж Бэрлоус, вынужден был взять в долг некую сумму денег — ему не на что было похоронить жену, — и, так как приход выплачивал ему жалованье без особого рвения, вернуть своевременно свой долг он не смог. Томас Патнэм и его брат Джон посадили Бэрлоуса в тюрьму, предъявив к оплате какие-то долговые обязательства, которых священник Бэрлоус никогда не подписывал. Эпизод этот интересен только потому, что Бэрлоус и был тот самый священник, которому оказали предпочтение перед Джеймсом Бэйли, зятем Патнэма.
И причина недоброжелательства со стороны Патнэма здесь достаточно ясна. Томас Патнэм считал, что его благородное имя и честь семьи запятнаны, и стремился расквитаться с городом любыми средствами.
Был также еще один факт, дающий основание считать Томаса человеком озлобленным: однажды он отважился нарушить отцовское завещание, по которому изрядные суммы, отходили его сводному брату. Попытка эта, как и все его открытые действия, когда он силой пытался настоять на своем, успеха не имела.
И потому нечего удивляться, что рукой Томаса Патнэма написано столько доносов против целого ряда людей, что подпись его так часто фигурирует под свидетельскими показаниями о проявлении сверхъестественных сил и что голос его дочери звучал громче всех в самые напряженные моменты судебного разбирательства, в особенности когда… Но об этом мы еще поговорим, когда до этого дойдет дело.
Патнэм (в его голове мелькнул план, как расправиться с Пэррисом). Мистер Пэррис, я всегда был на вашей стороне и во всем вас поддерживал. Я и в дальнейшем буду поддерживать вас, если только вы не скроете, что силы ада завладели вашей дочерью.
Пэррис. Но, Томас, вы не можете…
Патнэм. Энн! Расскажи-ка мистеру Пэррису, что у нас произошло.
Энн. Ваше преподобие, я похоронила семерых малюток, не успев даже их окрестить. Поверьте мне, сэр, я никогда не видела более здоровых детей, тем не менее каждый из них умирал в ночь своего рождения. Я молчала, сэр, только сердце мое разрывалось. Одна Рут выжила. И в этом году моя Рут, моя единственная Рут стала какой-то странной — худеет так, будто чудовищный вампир присосался к ней… стала скрытной… И я подумала — не послать ли ее к вашей Титубе…
Пэррис. К Титубе! Что может Титуба?..
Энн. Титуба умеет вызывать души умерших, мистер Пэррис.
Пэррис. Гуди Энн, это же страшный грех — вызывать души умерших!
Энн. Я беру этот грех на себя. Я хотела узнать — кто умертвил моих детей?
Пэррис (возмущенно). Женщина!
Энн. Их убили, мистер Пэррис! Вот вам доказательство: после этой страшной ночи у Рут отнялся язык. Это неспроста, мистер Пэррис! Темные силы замкнули ей уста. О, это неспроста!
Патнэм. Как вы не понимаете, сэр? Среди нас есть ведьма — убийца, которая держится в тени.
Пэррис с ужасом смотрит на Бетти.
Вы не имеете права молчать. Что бы вам ни угрожало, вы обязаны обо всем рассказать людям.
Пэррис (к Абигайль). Значит, ты вызывала духов?
Абигайль. Не я, сэр, — Титуба и Рут.
Пэррис (подходит к Бетти, долго смотрит на нее и отворачивается). О Абигайль, так вот цена твоей благодарности! Я погиб.
Патнэм. Вы не погибли, сэр! Не ждите, пока вам предъявят обвинение, признайтесь сами, что вы обнаружили колдовство.
Пэррис (в замешательстве). В моем доме? В моем доме, Томас?
Входит Мэрси Люис, служанка Патнэмов, толстая, хитрая и безжалостная дурнушка восемнадцати лет.
Мэрси. Прошу прощения, я только хотела посмотреть на Бетти.
Патнэм. Почему ты вышла из дома? С кем оставила Рут?
Мэрси. Она с бабушкой, сэр. Ей лучше, сэр. Она чихнула.
Энн. Это хорошо. Она возвращается к нам.
Мэрси. Я больше не боюсь за нее, гуди Патнэм. Она сильно чихнула. Еще один раз так чихнет, и ее мозги вновь станут на место. (Подходит к кровати, смотрит на Бетти).
Пэррис. Теперь оставьте меня одного, Томас. Я буду молиться.
Абигайль. Вы молились с полуночи, дядя. Не лучше ли спуститься вниз и…
Пэррис. Нет, нет. (Патнэму). Я еще не готов предстать перед людьми. Я подожду, пока прибудет мистер Хэйл. (Стараясь выпроводить Энн). Если вы пожелаете, гуди Энн, вернуться…
Патнэм (перебивая). Послушайте меня, сэр. Разоблачите дьявола, и деревня благословит вас! Спуститесь к людям. Они жаждут вашего слова!
Пэррис (колеблясь). Я пойду вниз и буду молиться с ними. Но умоляю вас, Томас, не говорите им ни о чем. Мне еще не все ясно.
Энн (в дверях). Мэрси, отправляйся домой, слышишь меня?
Мэрси. Да, мэм.
Энн выходит.
Пэррис (к Абигайль). Если она бросится к окну, зови меня немедленно.
Абигайль. Хорошо, дядя.
Пэррис (Патнэму про Бетти). Когда она приходит в себя, ее очень трудно удержать. (Выходит вместе с Патнэмом).
Абигайль (скрывая испуг). Чем Рут больна?
Мэрси. Со вчерашнего вечера она ходит как во сне.
Абигайль (подходит к Бетти, с дрожью в голосе). Бетти?
Бетти не двигается.
(Трясет ее). Прекрати это, Бетти! Сядь!
Бетти не двигается.
Мэрси. А ты не пробовала побить ее? Я как следует стукнула Рут по голове, и она на секунду очнулась. Ну-ка, дай я попробую.
Абигайль (удерживая Мэрси). Нет, они могут вернуться. Послушай, Мэрси, если будут спрашивать — скажи, что мы плясали.
Мэрси. А еще?
Абигайль. Им известно, что Титуба вызывала души умерших сестер Рут.
Мэрси. Ну, а еще?
Абигайль. Еще мистер Пэррис видел тебя голой.
Мэрси (всплеснув руками). Господи Иисусе!
Торопливо входит Мэри Уоррен, ей семнадцать лет. Исполнительная, наивная и очень беспомощная, одинокая девушка.
Мэри. Что нам делать? Вся деревня на ногах! Все только и делают, что говорят о колдовстве! Они объявят нас ведьмами, Абби. Нам грозит смерть! Мы должны сказать им всю правду. Мы плясали, и за это нас только высекут.
Абигайль. Как бы не так — только высекут!
Мэри. Я даже не плясала, Абби, я всего лишь смотрела.
Мэрси (приближаясь к Мэри). Ах, ты всего лишь смотрела? Ишь какая любопытная. Как ты отважилась?
Бетти ворочается на кровати.
Абигайль (подбегая к ней). Бетти? Ну Бетти, дорогая, проснись. Это я, Абигайль. (Приподнимает Бетти за плечи, злобно трясет ее). Я побью тебя, Бетти!
Бетти хнычет.
Ну, вот ты, кажется, и поправляешься. Я говорила с папой и все ему рассказала…
Бетти (рванулась с постели, испугавшись Абигайль, и прижалась к стене). Я хочу к маме!..
Абигайль (в тревоге, осторожно приближается к Бетти, чтобы не напугать ее). Что с тобой, Бетти? Мама давно умерла, ты же знаешь.
Бетти. Я полечу к ней. Пустите, я полечу к ней. (Поднимает руки, как бы готовясь к полету, и бежит к окну).
Абигайль (оттаскивая ее от окна). Я все рассказала папе. Он знает обо всем.
Бетти. Ты пила кровь, Абби, об этом ты тоже рассказала?
Абигайль. Замолчи и больше никогда этого не повторяй! Никогда. Слышишь?
Бетти. Нет, ты пила кровь, Абби. Ты пила. Ты пила, чтобы убить жену Джона Проктора. Ты пила, чтобы убить гуди Проктор.
Абигайль (ударяет ее по лицу). Замолчи! Ну замолчи же!
Бетти (рыдая, валится на кровать). Мама, мама!
Абигайль. Послушай, ты! И вы обе — слушайте меня! Мы плясали, а Титуба вызывала духов умерших сестер Рут Патнэм. И все! Поняли? Если кто-нибудь из вас произнесет хоть слово обо мне, я приду к вам во тьме в ненастную ночь, и тогда берегитесь. О, я рассчитаюсь с вами. Вы знаете, что я способна на все. Я видела, как индейцы сняли скальпы у моих родителей, и с тех пор я ничего не боюсь. (Грубо сажает Бетти на постель). А ну, сядь и перестань хныкать.
Бетти валится на спину, она неподвижна.
Мэри (истерично). Что с ней? Абби! Она умрет! Абби, грешно, что мы занимались колдовством…
Абигайль (бросаясь к Мэри). Молчать, Мэри Уоррен! Молчи!
Входит Джон Проктор.
Это прямодушный и сильный человек. Твердость характера сочетается в нем с ненавистью к любой лжи. Никому не удавалось навязать ему свою волю, никогда Джон Проктор не вмешивался в раздоры и дрязги. Его уважают, но боятся и не очень любят — хотя бы потому, что в его присутствии дурак мгновенно чувствует свою глупость.
Но под спокойствием и уравновешенностью, которые его не покидают, скрывается беспокойная душа грешника. Да, он грешил, и не только против пуританской морали, но и против собственного понимания долга.
Когда он входит в комнату, от него, как всегда, исходит ощущение уверенности и спокойной силы.
Мэри (в замешательстве, едва может говорить). Ох, я как раз собиралась идти домой, сэр!
Проктор. Ты что, прикидываешься дурочкой, Мэри, или ты оглохла? Я ведь запретил тебе выходить из дому. Куда ты все время бегаешь? Мне реже приходится искать своих коров, чем тебя.
Мэри. Я не могла не заглянуть, если творятся такие дела…
Проктор. Я тебе покажу — дела! Убирайся домой! Гуди Элизабет ждет тебя.
Стараясь сохранить остатки достоинства, Мэри медленно уходит.
Мэрси (боится Проктора и в то же время хочет ему понравиться). Пожалуй, и я пойду. Рут ждет меня. С добрым утром, мистер Проктор. (Бочком выскальзывает в дверь).
С момента появления Проктора Абигайль стоит вытянувшись, как бы на цыпочках. Широко раскрыв глаза, она, не открываясь, смотрит на Проктора. Проктор, мельком взглянув на Абигайль, подходит к Бетти.
Абигайль. Я почти забыла, как ты красив, Джон Проктор!
Проктор (смотрит на Абигайль. На его лице едва заметная улыбка). Что здесь происходит?
Абигайль (нервно замявшись). О, она немного не в себе.
Проктор. Дорога от моего дома сюда вся запружена людьми. Все идут с утра в Сейлем. Все только и говорят, что о колдовстве.
Абигайль. Тише! (Подходит к Проктору, таинственно, вызывающе улыбаясь). Ночью мы с ней были в лесу и плясали. Дядя накрыл нас. Когда он вышел из-за кустов, Бетти страшно испугалась и упала в обморок. Вот и все! (Деланно смеется).
Проктор (улыбаясь). Ты совсем распустилась, как я вижу.
Абигайль перестает смеяться, осмеливается подойти ближе к Проктору и смотрит ему прямо в глаза.
Тебя засадят в тюрьму прежде, чем тебе двадцать исполнится. (Поворачивается, чтобы уйти).
Абигайль (преграждает дорогу). Скажи лишь слово, Джон. Нежное слово.
Проктор (настойчивость Абигайль его сердит). Нет, Абби. С этим покончено.
Абигайль (насмешливо). Ты сделал пять миль, чтобы посмотреть — в самом ли деле летает перепуганная насмерть девчонка? Я знаю тебя лучше, Джон.
Проктор (отстраняя ее). Я пришел узнать, какую чертовщину затевает твой дядя. (Твердо и строго). О прежнем забудь, Абби. Выкинь из головы.
Абигайль (схватив его руку). Джон, я жду тебя каждую ночь.
Проктор. Разве я дал тебе повод надеяться?
Абигайль (уже сердито, но все еще не веря ему). Повод! А все, что было?!
Проктор. Выкинь из головы, Абби. Я к тебе больше никогда не приду.
Абигайль. Я не могу в это поверить, Джон.
Проктор. Ты достаточно хорошо знаешь меня.
Абигайль. Я знаю, что ты держал меня в своих объятиях, Джон, — там, у забора. Я знаю, что, когда проходила мимо тебя, ты метался, как жеребец. Или мне все это приснилось? Это она уговорила — тебя рассчитать меня. Когда я уходила, на тебе лица не было. Ты меня любил тогда, и ты любишь меня сейчас.
Проктор. Как безрассудны слова твои, Абби!
Абигайль. У безрассудной женщины безрассудные слова. Но мои слова не так уж бессмысленны. После того как я ушла из твоего дома, Джон, я часто видела тебя. Я видела тебя ночами.
Проктор. Я очень редко выхожу из дому. Вот уже семь месяцев, как я почти нигде не бываю.
Абигайль. Я чувствовала, Джон. Я знала, что ты думаешь обо мне. Ты лежишь ночью один, смотришь в потолок и думаешь обо мне. Ведь ты же не станешь отрицать, что думал обо мне?
Проктор. Может быть, и думал.
Абигайль (смягчаясь). Ты не мог не думать обо мне, Джон. Ты мужчина; я тебя знаю. Я хорошо тебя знаю. (Плачет). Ты преследуешь меня во сне, Джон, я просыпаюсь, и мне кажется — сейчас откроется дверь и ты войдешь… (Ловит его руку).
Проктор (осторожно отстраняет Абигайль, ласково, но решительно). Дитя…
Абигайль (вспышка гнева). Как ты смоешь так называть меня!
Проктор. Абби, может быть, я иногда и думаю о тебе, но скорее я отсеку себе руку, чем дотронусь до тебя. Забудь обо мне. Будто никогда мы не были близки.
Абигайль. Да, но мы все-таки были…
Проктор. Забудь, Абби.
Абигайль (зло). Ты сильный человек, Джон. И я не пойму, как ты позволяешь своей жене, этой болезненной женщине…
Проктор (сердится на Абигайль, но еще больше на себя за то, что дал ей возможность говорить о Элизабет). Не смей говорить о моей жене!
Абигайль. Она всюду поносит мое имя. Она клевещет на меня! Это холодная, плаксивая женщина, а ты преклоняешься перед нею! Она вертит тобой…
Проктор (трясет ее за плечи). Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы тебя высекли?
Снизу доносится пение псалма.
Абигайль (в слезах). Господи, я ищу в этом мире Джона Проктора, который открыл мне глаза и отомкнул мое сердце. Я понятия не имела, что Сейлем — это сплошное притворство, я далека была от той лжи, которой обучали меня женщины — христианки и их почтенные мужья. А сейчас он требует, чтобы я погасила огонь, который сам зажег. Это выше сил моих. Он, Джон Проктор, любил меня, и я знаю, что он все еще любит меня. Какой бы это ни был грех, он все еще любит меня. (Видя, что Проктор направляется к выходу). Пожалей меня, Джон.
Когда псалом доходит до слов «Вознесемся к Иисусу…» — Бетти вскакивает и, ударяя ладонями по своим ушам, кричит пронзительно и протяжно.
(Подбегает к ней и повторяет лишь одно слово). Бетти, Бетти… (Пытается отнять ее руки от ушей).
Проктор подходит к кровати.
Проктор. Что с тобой, дитя? Что тревожит тебя?
Пение обрывается, в комнату вбегает Пэррис.
Пэррис. Что случилось? Что вы с ней делаете? Бетти! Бетти!
Пока Пэррис возится с Бетти, пытаясь привести ее в чувство, в комнату входит сгорающая от любопытства Энн в сопровождении Томаса Патнэма и Мэрси Люис.
Абигайль. Когда вы начали петь «Вознесемся к Иисусу», дядя, она вдруг вскочила и начала кричать.
Энн. Она не выносит имени божьего! О, она не выносит имени божьего!
Пэррис. Нет, нет, миссис Патнэм, да простит нас бог! Мэрси, беги к доктору. Беги и передай, что Бетти очнулась!
Мэрси убегает.
Энн. Она неспроста кричала. Неспроста!
Входит Ребекка Нэрс, опираясь на палку. Ей семьдесят два года. Это убеленная сединами женщина.
Патнэм (указывая на Бетти). Вот вам и доказательство, что тут замешалась нечистая сила. Бесспорно, мы имеем дело с колдовством.
Энн. Моя мать всегда говорила: если кто-либо не выносит имя господне…
Пэррис (дрожа). Ребекка, Ребекка, мы пропали! Она слышать не может имя господа бога.
Входит Джайлс Кори. В свои восемьдесят три года этот человек не потерял интереса к жизни. Он мускулист, ловок, все еще силен.
Ребекка. Бетти тяжело больна. Джайлс Кори, я вас прошу, как можно тише…
Джайлс. Я не произнес ни одного слова. Все могут подтвердить. А правда ли, что она летает? Говорят, она летала…
Патнэм. Помолчи, человек!
Тишина. Ребекка подходит к кровати. В ней столько теплоты и нежности, что дети всегда к ней тянутся. Она спокойно стоит над плачущей Бетти, и та постепенно затихает.
Воспользуемся тем, что внимание всех обращено на Бетти, и скажем несколько слов о Ребекке Нэрс. Муж Ребекки, Фрэнсис Нэрс, принадлежит к тем редким людям, которые пользуются всеобщим уважением. Его честность настолько незыблема и общеизвестна, что его нередко приглашают рассудить те или иные споры. Уважение жителей Сейлема к Фрэнсису Нэрсу, несомненно, является предметом гордости его жены. Супруги Нэрс обладают участком земли в триста акров; когда-то Фрэнсис Нэрс арендовал этот участок, но потом сумел приобрести его, постепенно выплатив всю сумму. Именно это вызывает завистливое негодование некоторых его соседей. Основным его врагом является Томас Патнэм; их земельные участки граничат, давнишняя ссора, начавшаяся из-за пустяков, приобрела характер настоящей войны. Поскольку Томас Патнэм, как и Фрэнсис, имел своих приверженцев, то одно из столкновений вылилось в целое побоище, которое, если верить слухам, длилось два дня. Но, если Фрэнсиса Нэрса, несмотря на его авторитет, и нельзя назвать безупречным, то кажется совершенно невероятным все, что произошло с Ребеккой. Как могло случиться, что кто-то назвал ее ведьмой, и, более того, как могло случиться, что все остальные всерьез в это поверили? Но попытаемся проникнуть в подоплеку событий.
Вспомним Джеймса Бэйли. Мы уже говорили, что он претендовал на должность проповедника в Сейлеме, и кандидатуру его по известным причинам поддерживал Томас Патнэм. Фрэнсис Нэрс был в числе тех, кто голосовал против Джеймса Бэйли, и делал все возможное, чтобы кафедра проповедника не досталась ему. Кроме того, Фрэнсис Нэрс и еще несколько фермеров, с которыми он дружил, объединившись, решили отмежеваться от властей Сейлема и, основав Топсфильд, добиться независимости. Разумеется, это вызвало озлобление со стороны сейлемских старожилов. Фрэнсис Нэрс и его друзья ничего не добились и в знак протеста перестали посещать церковь. Тогда братья Томаса — Эдуард и Джонатан Патнэм — написали жалобу на Ребекку Нэрс, обвиняя ее в неверии. Во время разбирательства этого дела малолетняя дочь Томаса Патнэма внезапно упала в обморок, а затем показала на Ребекку Нэрс, будто та околдовала ее. Опередив события, скажем, что Энн Патнэм, которая сейчас не спускает глаза с Ребекки, вскоре обвинит ее в колдовском влиянии на Бетти. Именно дух Ребекки, по мнению Энн, заставил Бетти затихнуть. Обвинение это, пожалуй, заключает в себе больше правды, чем предполагала Энн Патнэм…
Энн (с изумлением). Что вы сделали?
Ребекка задумчиво отходит от Бетти и садится поодаль.
Пэррис. Что вы думаете об этом, Ребекка?
Патнэм (с надеждой). Гуди Нэрс, может быть, вы пойдете к моей Рут и разбудите ее?
Ребекка. Я думаю, она проснется в свое время. Пожалуйста, успокойтесь. У меня одиннадцать детей, я Двадцать шесть раз бабушка. Они выросли на моих руках, я видела их и больными и здоровыми. Я думаю — ваша Рут проснется, когда устанет от сна. Только не надо торопиться! Душа ее подобна шаловливому ребенку — поди-ка, поймай! Надо запастись терпением, и Рут проснется.
Проктор. Да, Ребекка, вы правы.
Энн. Нет, Ребекка, Рут околдована. Она не хочет есть.
Ребекка. Может, она просто не голодна? (Пэррису). Надеюсь, вы не собираетесь искать духов? Я слышала, когда шла сюда…
Пэррис. Люди думают, что дьявол проник ко мне в дом, я должен доказать им, что они заблуждаются.
Проктор. Не проще ли объяснить им, что они заблуждаются? Но вы пригласили мистера Хэйла из Беверлея. Для чего он приедет? Искать чертей?
Пэррис. Он приедет не для того, чтоб искать чертей!
Проктор. Тогда зачем же он вам нужен?
Патнэм (Проктору). В деревне умирают дети, сэр!
Проктор. Впервые слышу! (Пэррису). С общиной надо считаться. Почему вы не созвали прихожан на совещание, прежде чем…
Пэррис. Я устал от совещаний. Неужели человек не смеет мозгами пошевелить без совещания?
Проктор. Шевелите сколько угодно. Но не надо шевелить чертей.
Ребекка. Пожалуйста, Джон, успокойтесь. (Пауза). Мистер Пэррис, мне кажется, будет лучше извиниться перед его преподобием Хэйлом и отказаться поскорее от его услуг. Его приезд всполошит всю общину, начнутся раздоры… Мы все так надеялись, что год этот пройдет без слез и горя! Возложим наши надежды на врача и молитву.
Энн. Врач в тупике, Ребекка!
Ребекка. Уповайте на господа! Обратим наши взоры к нему. Розыски духов приведут нас к гибели… Я боюсь, очень боюсь…
Патнэм. Когда мы пришли сюда, нас было девять братьев, род Патнэмов населил этот край. А у меня из восьми детей выжил лишь один ребенок. И тот погибает сейчас.
Ребекка. Ума не приложу, что с ней произошло!
Энн. Но я должна знать! (Язвительно). Вы думаете, все ваши дети и внуки выжили потому, что бог на вашей стороне? А я похоронила семерых, и богу угодно лишить меня последнего?! Нет! Невидимые силы орудуют в нашем городе!
Патнэм (Пэррису). Когда приедет его преподобие, пусть он немедленно приступит к розыскам нечистой силы.
Проктор (Патнэму). Почему вы приказываете мистеру Пэррису? У нас в общине каждый имеет равный голос — сколько бы у него ни было акров земли.
Патнэм. Я что-то не заметил, чтобы вас волновали дела нашей общины. За всю зиму вы ни разу не появились в нашем приходе.
Проктор. У меня достаточно хлопот и без того, чтобы тащиться пять миль и слушать проклятия и угрозы мистера Пэрриса, — многие жалуются, что в ваших проповедях имя бога почти не упоминается.
Пэррис (возмущенно). Вы бросаете ужасное обвинение, мистер Проктор!
Ребекка (Пэррису). Пожалуй, он прав. Я не раз слышала, что люди боятся приводить в церковь детей.
Пэррис. Я проповедую не для детей, Ребекка. Я обманут, мистер Проктор, и не устану говорить об этом. Я оставил на Барбадосе дело, которое сулило большие выгоды, и приехал в Сейлем, чтобы служить богу. Совет общины обещал мне золотые горы, а я не получаю даже дров, которые гарантированы мне по договору.
Джайлс. Сверх жалованья вы получаете шесть фунтов, мистер Пэррис. Они предназначены на покупку дров.
Пэррис. Неправда! Эти шесть фунтов составляют часть моего жалованья. Шестьдесят шесть фунтов — не такое щедрое вознаграждение, чтобы я покупал себе дрова. Не забывайте, что я не фермер — самоучка с библией под мышкой. Я окончил Гарвардский колледж!
Джайлс. И неплохо разбираетесь в арифметике!
Пэррис. Возможно, что для вас шестьдесят фунтов в год — большие деньги, но я не привык к такой нищете. Я не понимаю, за что вы меня преследуете? Что бы я ни сказал, все считают своим долгом мне противоречить! Уж не дьявол ли вас подстрекает к этому? Иного я не могу предположить.
Проктор. Мистер Пэррис, я впервые сталкиваюсь с проповедником, который бы так заботился о собственном благополучии. Вы скоро потребуете молитвенный дом в собственность. В церкви больше говорят о закладах и векселях, чем молятся. В последний раз, когда я там был, мне показалось, что я попал на аукцион.
Пэррис. За семь лет у вас сменились три проповедника. Я не хочу оказаться в положении бездомного кота, если кому-либо взбредет в голову вышвырнуть меня на улицу. Кроме всего, вы все здесь позабыли, что проповедник — это слуга божий. А слуге божьему не возражают.
Патнэм. Сущая правда — слуге божьему не возражают.
Пэррис. Либо повиновение, либо приход превратится в геенну огненную!
Проктор. Что ни слово, то угроза; опять вы нас переселяете в преисподнюю. Мне надоела преисподняя!
Пэррис (с все возрастающим раздражением). Не вам решать, о чем мне с вами говорить, мистер Проктор!
Проктор. Я имею право сказать, что у меня на душе, не так ли?
Пэррис (в ярости). Разве мы квакеры? Нет, мы не квакеры, мистер Проктор. Можете это передать вашим сообщникам.
Проктор. Моим сообщникам?
Пэррис (его прорвало). Да, вашим сообщникам! В церкви раздор. Я не слепой. В приходе существует заговор, который вы возглавляете.
Проктор. Против вас?
Патнэм. Против него и властей!
Проктор. Что ж, надо выяснить подробнее об этом заговоре и присоединиться к нему.
Все потрясены словами Проктора.
Ребекка (ко всем). Он не всерьез это сказал.
Патнэм. Он признался!
Проктор. Я сказал совершенно серьезно, Ребекка. Не по душе мне речи мистера Пэрриса. Дурно они пахнут.
Ребекка. Нет, нет, Джон! Разве можно ссориться со своим проповедником! Вы совсем не такой, каким хотите казаться. Протяните ему руку, помиритесь.
Проктор (в сердцах). Некогда. Дрова отвезти домой надо; и посев я еще не закончил. (Направляется к двери, замечает Джайлса, смотрит на него, улыбаясь). А ты что скажешь, Джайлс? Он говорит, что существуют заговорщики… Давайте-ка найдем этих людей, а?
Джайлс. Мне сейчас пришло на ум подсчитать, сколько раз в этом году меня вызывали в суд. Не менее шести раз, пожалуй, а то и больше. Плохо мы живем. Чего только не пережили за эти годы, сколько горя! Все пишут доносы друг на друга, каждый наперегонки предает соседа. Вот о чем следует подумать всем. А не рыть яму друг другу.
Проктор. Пошли, Джайлс, здесь нам делать нечего. Помоги мне сложить и доставить дрова домой.
Патнэм. Могу ли вас спросить, мистер Проктор, — что за дрова вы собираетесь везти домой?
Проктор. Дрова с моего лесного участка у реки.
Патнэм. Все словно с цепи сорвались в этом году. Что за анархия! Этот участок леса принадлежит мне!
Проктор. Как бы не так! (Показывает на Ребекку). Я купил этот лес у мужа гуди Нэрс пять месяцев назад.
Патнэм. Купить-то вы могли, но он не имел права его продавать. В завещании моего деда совершенно ясно сказано, что участок между…
Проктор (перебивая). Ваш дед имел обыкновение присваивать чужие участки, будем откровенны.
Джайлс. Что правда, то правда. Я помню, он чуть было не присвоил и часть моего выгона. Но он знал, что, попробуй он это сделать, я переломал бы ему все кости. Идем, Джон, — если надо тебе помочь, я всегда готов.
Патнэм. Если вы прикоснетесь к моим дровам — вам несдобровать.
Джайлс. Это еще неизвестно, кому несдобровать. Мы с вами запросто справимся, мистер Патнэм.
Патнэм. Я прикажу своим людям, чтобы они с вами не церемонились. Слышите? Я подам на вас в суд!
Входит его преподобие Джон Хэйл из Беверлея. В руках он держит связку книг.
Хэйл — плотный сорокалетний мужчина с проницательным умным взглядом. Он признан лучшим специалистом по охоте за ведьмами. Эта репутация льстит ему, и он доволен, если к нему обращаются за помощью в делах, связанных с колдовством. Большую часть времени он тратит на абстрактные размышления о мире невидимого. Но не так давно ему показалось, что он обнаружил ведьму в своем приходе. Правда, попытавшись разобраться, он понял, что у женщины просто нервное расстройство. Ребенок, якобы попавший под ее чары, сразу поправился, как только Хэйл вылечил женщину, взяв ее на несколько дней в свой дом, где она находилась в полном покое. Однако этот случай не поколебал его веры в существование ведьм и других слуг дьявола. Его Убеждения не подрывают уважения к нему, так как в течение многих веков и более сильные умы были убеждены в существовании мира духов, недоступного человеку. Стоит вспомнить, что в каждую эпоху время от времени возникала необходимость в Дьяволе как средстве для того, чтобы принудить людей повиноваться той или иной церкви. Католическая церковь прославилась своей инквизицией и проклятиями Люциферу как главному врагу рода человеческого. Но и противники этой церкви не в меньшей мере опирались на сатану, чтобы держать человеческие умы в оковах. Даже Лютер, которого обвиняли в связи с адом, в свою очередь обвинял в этом своих врагов. Дело осложнялось еще тем, что он сам верил, будто общался с дьяволом, даже спорил с ним по вопросам богословия. Меня это мало удивляет, так как в университете, где я учился, один профессор истории (между прочим, лютеранин) задергивал в аудитории шторы и вызывал дух Эразма. Насколько мне помнится, официально его никто не порицал. И причина ясна: университетские власти, как и большинство из нас, дети эпохи, которая все еще пользуется дьяволом как пугалом. Общество считает для себя возможным судить лишь о действиях, о поступках человека. Но есть еще область тайных побуждений, заниматься которой предоставляется священнослужителям. Вот в этой-то области дьяволу раздолье.
Как утверждает его преподобие Хэйл, дьявол хитер; еще за час до его падения сам бог считал дьявола украшением небес. Вернемся, однако, в Сейлем. Сейчас его преподобие Хэйл чувствует себя примерно так, как начинающий врач при первом визите. Собранный с таким трудом арсенал типичных признаков колдовства наконец-то должен быть применен в деле. Дорога из Беверлея сегодня утром была необыкновенно оживленна, и, пока его преподобие Хейл добирался до Сейлема, он услышал много такого, что заставило его улыбаться суеверию и невежеству фермеров. Он чувствует себя коллегой лучших умов Европы — философов, ученых и представителей всех церквей. Задача ему ясна — охрана науки от всякой скверны. И он испытывает тот подъем духа, который выпадает на долю немногих благословенных, чей пытливый разум, тщательно отточенный всевозможными исследованиями в области богословия, наконец-то призван вступить в кровавую борьбу, может быть, даже с самим сатаной.
Хэйл (не зная, куда деть книги). Пожалуйста, помогите мне.
Пэррис. Мы очень рады вашему приезду, мистер Хэйл. (Берет связку книг). О, какие тяжелые.
Хэйл. Это тяжесть авторитетов.
Пэррис. Вы приехали во всеоружии.
Хэйл. Нам предстоит тяжелая работа. (Заметив Ребекку Нэрс). По всей вероятности, вы и есть Ребекка Нэрс?
Ребекка. Я, действительно, Ребекка Нэрс, сэр. Вы меня знаете?
Хэйл. Мы в Беверлее много слышали о ваших добрых делах. Я ни разу вас не видел, но сразу узнал. Так и должен выглядеть человек с чистой и спокойной душой.
Пэррис. А с этим джентльменом вы знакомы? Мистер Томас Патнэм. И его жена гуди Энн.
Хэйл. Патнэм! Я не ожидал встретить здесь столь избранное общество.
Патнэм. Избранное общество без вас беспомощно, ваше преподобие. Мы ждем вас, мы надеемся, что вы спасете нашего ребенка.
Хэйл. Как?! И с вашим ребенком что-то случилось?
Энн. С ней творится что-то неладное. Похоже, что душа покинула ее. Она, правда, ходит, но как во сне.
Патнэм. Она ничего не ест.
Хэйл (удивленно). Не ест? (Задумывается, затем Проктору и Джайлсу). Может, вы испугали ее?
Пэррис. Нет, нет, ваше преподобие. Это фермеры. (Представляет). Джон Проктор…
Джайлс (перебивая). Джон Проктор отрицает существование ведьм, не верит в них.
Проктор (Хэйлу). На моем пути ведьмы не попадались, и поэтому я не задумывался, существуют ли они или нет. Идем, Джайлс?
Джайлс. Пожалуй, я останусь, Джон. Мне бы хотелось задать несколько вопросов мистеру Хэйлу.
Проктор. Я слышал, что вас почитают умнейшим и рассудительным человеком, мистер Хэйл! Надеюсь, это мнение навсегда останется о вас в Сейлеме.
Проктор уходит, его слова смутили Хэйла.
Пэррис (быстро). Не взглянете ли на мою дочь, сэр? (Подводит Хэйла к кровати). Она пыталась выпрыгнуть из окна. Сегодня утром мы нашли ее на верхней дороге. Она размахивала руками, будто собиралась летать.
Хэйл (прищурив глаза). Собиралась летать?
Патнэм. Она не выносит, когда при ней упоминают имя божье. Безусловно, она околдована.
Хэйл (поднимая руки). Нет, нет. Разрешите пояснить вам. Дьявол оставляет всегда определенный и точный след. Остальное — просто суеверие. Необходимо все детально исследовать. Вы должны мне верить, даже если я приду к выводу, что дьявол здесь ни при чем.
Пэррис. Разумеется, сэр. Мы терпеливо будем ожидать вашего решения.
Хэйл. Прекрасно. (Смотрит на Бетти, как бы изучая ее). Прошу рассказать, как было дело.
Пэррис. Хорошо, сэр… Вчера вечером я шел лесом домой и… увидел мою дочь и… (указывая на Абигайль) мою племянницу у костра. Они плясали, с ними были еще девушки.
Хэйл (удивлен). Им разрешается плясать?
Пэррис. Нет, конечно. Они плясали тайком.
Энн (сгорая от нетерпения). Рабыня мистера Пэрриса умеет вызывать духов, сэр.
Пэррис. Это ваше предположение, гуди Энн. Я не уверен…
Энн (испуганно, очень тихо). Но зато я уверена в этом, сэр. Я послала своего ребенка, чтобы Титуба ей сказала, кто погубил ее сестер.
Ребекка (в ужасе). Энн! Как вы решились?! Послать ребенка в лес вызывать духов!
Энн. Пусть меня судит бог, но не вы, Ребекка. Я больше не хочу слышать ваши нравоучения. (Хэйлу). Разве здесь все чисто, сэр, — потерять семерых детей? Все они умирали, не прожив и дня.
Пэррис. Тише.
Ребекка, сочувствуя ее горю, отворачивается.
Молчание.
Хэйл. Ни один не прожил и дня?
Энн. Да, сэр.
Слова Энн произвели на Хэйла тяжелое впечатление, он задумался. Все смотрят на него. Наконец Хэйл подходит к столу, берет одну из книг, что принес с собой, начинает листать.
Молчание.
Пэррис (осторожно). Что это за книга, сэр?
Энн. О чем она?
Хэйл. В этой книге запечатлены все тайны невидимого мира. Все разгадано и учтено. Здесь дьявол без прикрас, без одежд, в которые он облачается, чтобы нас обмануть. Все ведьмы — и те, что обретаются на земле, и те, что скрываются в морских глубинах или витают в воздухе, — все они описаны здесь. Не беспокойтесь, если дьявол среди нас — я сокрушу его. Ему не удастся скрыться! (Подходит к кровати).
Ребекка. Девочке, ваше преподобие, надеюсь, ничего не угрожает?
Хэйл. Трудно поручиться в этом деле. Если она в тисках дьявола, то нам придется прибегнуть к помощи меча.
Ребекка (вставая). Пожалуй, лучше уйти. Я слишком стара для этого.
Пэррис (укоризненно). Вы уходите, Ребекка, прежде чем мы вскроем гнойник всех наших бед?!
Ребекка. Будем надеяться. Я пойду молиться богу за вас всех.
Пэррис (задрожав, с негодованием). Уж не хотите ли вы сказать, что мы намерены якшаться с сатаной?
Небольшая пауза.
Ребекка. Я бы хотела одного — понять! (Уходит).
Все молчат, явно оскорбленные; ни от кого не ускользнули нотки морального превосходства в словах Ребекки.
Патнэм (резко). Послушайте, мистер Хэйл, не будем отвлекаться. Садитесь, прошу вас…
Джайлс. Мистер Хэйл, вот вы — ученый человек. Ответьте мне, пожалуйста: что означает, когда человек читает книги?
Хэйл. Какие книги?
Джайлс. Не знаю. Она прячет их.
Хэйл. Кто прячет?
Джайлс. Моя жена. Часто, когда я ночью просыпаюсь, вижу — сидит моя Марта с книгой в руках и читает. Что вы об этом думаете?
Хэйл. Ну, смотря какие книги. Совсем не обязательно, чтобы…
Джайлс (перебивая). Это меня смущает. Совсем недавно произошел такой случай. Мы с женой находились в комнате, и я хотел было произнести молитву. И, знаете ли, чувствую, что не могу. Пробую начать и — не могу. Потом она вышла из комнаты, и я произнес молитву без запинки.
Коротко скажем о старике Джайлсе — только потому, что судьба его оказалась в некотором смысле необычной. Ему восемьдесят три года, и ни с кем в Сейлеме не связано столько курьезов, и никого в городе не ругали так часто. Если, например, у кого-нибудь пропадала корова, то первым делом ее искали возле дома Джайлса; если ночью случался пожар, то вспоминали опять-таки того же Джайлса. Но Джайлс не ломал себе голову над тем, что о нем думают. К церкви он обратился лишь несколько лет назад, когда женился на Марте. Может быть, присутствие жены и помешало ему вспомнить слова молитвы, но он ничего не сказал, что выучил эти слова недавно… Поэтому нет ничего удивительного, что он и вспомнил их не сразу. Что и говорить — Джайлс был человек с причудами, порой назойливый, но безусловно простодушный и храбрый. Однажды он утверждал, что видел дьявола в образе борова. «Здорово испугался?» — спросили его. Джайлс сразу же позабыл, о чем говорил, в сознании у него застряло только одно слово «испугался». — «Испугался? — переспросил он. — Что означает это слово? Я никогда этого не испытывал!»
Хэйл. Все, о чем вы мне рассказали, весьма странно. Забыть слова молитвы. И сразу вспомнить. Очень странно. Мы с вами еще потолкуем об этом.
Джайлс. Я ни в чем не подозреваю ее. Но хочу знать — какие книжки она читает? А она не отвечает, когда я спрашиваю.
Хэйл. Мы вернемся к этому разговору. (Ко всем). Прошу внимания. (Снова подходит к Бетти). Чудовищные вещи могут произойти в комнате, если дьявол овладел душой этой девочки. Мистер Патнэм, приблизьтесь к кровати — на тот случай если девочка полетит.
Патнэм подходит к кровати, держа руки наготове на случай, если Бетти в самом деле вздумает лететь. Хэйл смотрит на Бетти, изучает. Он пытается посадить ее, но она бессильно виснет у него на руках. Все следят за ним, затаив дыхание.
Ты слышишь меня, детка? Я — Джон Хэйл, проповедник из Беверлея. Я пришел помочь тебе, дорогая. Ты не забыла двух моих девочек? Помнишь, ты их видела в Беверлее?
Бетти неподвижна.
Пэррис (в страхе). Почему дьявол должен был избрать мою Бетти? Разве мало у нас безнравственных людей?
Хэйл. Невелика честь — завладеть душой безнравственного человека. Чем чище душа — тем выше победа дьявола. А что может быть чище души дочери проповедника?
Джайлс. Какая глубина мысли! Мистер Пэррис, какая глубина!
Пэррис (решительно). Бетти! Отвечай мистеру Хэйлу! Бетти!
Хэйл. Кто обидел тебя, дитя? Кто заставляет молчать? Мужчина или женщина? А может, птица незримо от всех прилетела к тебе? Или это свинья? Или мышь? Отвечай!
Ребенок неподвижно лежит у него на руках.
Хэйл (опускает Бетти на кровать, простирает руки вперед. Шепчет молитву). In nomini Domini Savaoth sui filii que ite ad infernos[11].
Девочка не шевелится.
(Внезапно оборачивается и в упор смотрит на Абигайль. Даже зрачки его сузились). Абигайль, что за танцы вы отплясывали в лесу?
Абигайль. Самый обыкновенный танец, ваше преподобие.
Пэррис. Я обязан сказать, ваше преподобие… Когда они танцевали, я заметил на траве котелок.
Абигайль. В котелке варился суп.
Хэйл. Что за суп, Абигайль?
Абигайль. Обыкновенный суп — бобы или чечевица — не помню!
Хэйл (Пэррису). Вы не приметили в котелке какое-либо живое существо? Мышь, например? Или паука… или лягушку?..
Пэррис (в страхе). Да… я… видел — там что-то кружилось в супе…
Абигайль. Она сама туда прыгнула, честное слово!
Хэйл (молниеносно). Кто — она?
Абигайль. Лягушка. Маленькая лягушка.
Пэррис. Абби, почему ты скрыла…
Хэйл (хватая Абигайль за руку). Абигайль, твоя кузина может умереть… Ты вызывала дьявола той ночью?
Абигайль. Нет, сэр, не я. Это Титуба вызывала, Титуба!!!
Пэррис (побледнев). Титуба вызывала дьявола?!
Хэйл. Я бы хотел поговорить с Титубой.
Пэррис. Гуди Энн, прошу вас, пожалуйста, приведите сюда Титубу.
Энн уходит.
Хэйл (к Абигайль). Каким именем она его называла?
Абигайль. Не знаю. Она что-то бормотала. По-барбадосски.
Хэйл. А что вы ощущали в это время? Ледяной ветер пронизывал вас, и стало сразу холодно? А потом вам показалось, что земля закачалась под ногами? Да?
Абигайль. Я не видела дьявола! Не видела! (Трясет Бетти). Очнись, Бетти! Очнись!
Хэйл. Не уклоняйтесь от ответа, Абигайль. Скажите — Бетти пила из котелка снадобье?
Абигайль. Нет, ваше преподобие.
Хэйл. А вы?
Абигайль. Нет, ваше преподобие.
Хэйл. Титуба предлагала вам выпить его?
Абигайль. Она предлагала, но я отказалась.
Хэйл. Вы что-то скрываете, Абигайль. Видимо, вы продались Люциферу.
Абигайль. Я никому не продавалась. Я честная девушка, ваше преподобие.
Входят Энн и Титуба.
(Указывает на Титубу). Это она заставляла меня… Она заставляла Бетти…
Титуба (поражена). Абби!..
Абигайль. Да, это она заставила меня пить кровь!
Пэррис. Кровь?!
Энн. Кровь моего ребенка?
Титуба. Нет, нет, гуди Патнэм. Я дала ей выпить кровь цыпленка.
Хэйл. Женщина, ты вербовала этих детей для дьявола?
Титуба. О нет, сэр, я в жизни не водила знакомство с дьяволом.
Хэйл. Почему девочка не может проснуться? Это ты заставляешь ее молчать!
Титуба. Я люблю мою Бетти!
Хэйл. Твой дух вселился в девочку! Ты приносила детские души в жертву дьяволу!
Абигайль. Она и меня хотела подчинить своей воле. В церкви, во время молитвы, я вдруг начинала смеяться.
Пэррис. Моя племянница часто смеялась во время молитвы!
Абигайль. Она является ко мне каждую ночь и уговаривает, чтобы я пила кровь!
Титуба. Абби, что ты говоришь?.. Ты сама просила меня вызвать духов. Ты умоляла меня приворожить…
Абигайль (перебивая). Не лги! (Хэйлу). Она является ко мне каждую ночь. Мне снятся кошмары!
Титуба. Абби, подумай, что ты говоришь!..
Абигайль. Иной раз я просыпаюсь и вижу себя голой посередине комнаты! Я слышу, как она смеется надо мной. Она ноет свои барбадосские песни, искушает меня…
Титуба. Ваше преподобие, я никогда…
Хэйл (твердо). Я требую, чтобы ты разбудила этого ребенка, Титуба.
Титуба. Я не в силах разбудить ее, сэр.
Хэйл. Освободи ее сейчас же из-под своей власти! Ты в сговоре с дьяволом!
Титуба. Сэр, я не знаю никакого дьявола!
Хэйл. Признавайся, или тебя засекут до смерти!
Патнэм. Эту женщину надо повесить! Бросить в застенок и повесить!
Титуба (падает на колени). Пощадите меня, сэр. Ведь я сказала, что не хочу служить ему.
Пэррис. Кому сказала — дьяволу?
Хэйл. Значит, ты видела дьявола!
Титуба плачет.
Слушай меня, Титуба. Я понимаю, трудно порвать с дьяволом, раз ты обещала служить ему. Но мы поможем тебе освободиться.
Титуба (пугаясь). Ваше преподобие, мне теперь самой кажется, что дети заколдованы.
Хэйл. Кем?
Титуба. Не знаю, сэр! У дьявола ведь не одна ведьма.
Хэйл. Ты много говоришь!.. (Ключ найден). Титуба, гляди мне в глаза. Ну?
Она поднимает глаза, полные ужаса.
Ты христианка, не так ли, Титуба?
Титуба. О да, сэр. Я хорошая христианка.
Хэйл. И ты любишь Бетти, не правда ли?
Титуба. Очень, сэр. Я никогда не причинила бы ей зла.
Хэйл. И ты любишь бога, Титуба?
Титуба. Я люблю его всем своим существом.
Хэйл. Клянись же именем бога…
Титуба (стоя на коленях, отчаянно рыдает). Клянусь. Да будет имя его благословенно во веки веков.
Хэйл. И славой его клянись.
Титуба. Клянусь славой его.
Хэйл. Признайся, Титуба. Очистись. Да озарит тебя свет господень…
Титуба. О, да будет благословенно его имя во веки веков!
Хэйл. Дьявол приходил к тебе один или с кем-нибудь? Гляди мне в глаза. Ты узнала того, с кем он приходил? Из вашей деревни?
Пэррис. С кем приходил дьявол?
Патнэм. С ним была Сарра Гуд? Вспомни! Может, с ним была Осборн?
Пэррис. Мужчина или женщина? Вспомни!
Титуба. Мужчина или женщина?.. Скорее это была женщина.
Пэррис. Какая женщина? Ты сказала — женщина. Какая женщина?
Титуба. Было темным — темно, и я…
Пэррис. Если ты узнала дьявола, ты должна была бы узнать и женщину.
Титуба. Они не стояли на месте. Все время бегали, кружились и что-то бормотали…
Пэррис. Но женщина показалась тебе знакомой? Сейлемская ведьма? Говори!
Титуба. Кажется, да, сэр.
Хэйл (взяв смятенную Титубу за руку). Ты не должна бояться рассказать о ней, Титуба. Мы защитим тебя! Дьявол бессилен против проповедника. Говори, ты ведь узнала женщину?
Титуба (целует ему руку). Узнала, сэр. Да, да, узнала!
Хэйл. Ты уже на полпути к нам. Бог не откажет тебе в своей милости.
Титуба (облегченно вздохнув). Да будет имя его благословенно в веках.
Хэйл (в экстазе). Ты — орудие бога. Он послал тебя нам, чтобы с твоей помощью мы обнаружили союзников дьявола. Ты послана, чтобы очистить наш край от всякой нечисти. Говори, Титуба. Обрати свое лицо к господу, и он благословит тебя.
Титуба (становясь рядом с ним на колени). О господи! Защити и помилуй Титубу!
Хэйл (вкрадчиво). Так кто же приходил с дьяволом? Сколько их было? Двое? Трое? Четверо?
Титуба (задыхаясь от рыданий, продолжает раскачиваться взад — вперед, остановившимся взглядом смотрит прямо перед собой). Их было четверо. Их было четверо!
Пэррис (настойчиво). Их имена. Имена!
Титуба (внезапно выпаливает). О, сколько раз он требовал, чтобы я убила вас, мистер Пэррис!
Пэррис. Меня?
Титуба (яростно). Его надо убить, говорил он. Мистер Пэррис дурной человек. Скупой и злой человек. Он требовал, чтобы ночью я подошла к кровати и перерезала вам горло!
Все ошеломлены.
Но я отвечала ему — не хочу его убивать. Мистер Пэррис добрый — никогда меня не обижал… А он все говорил: «Убей его! Ты у меня служишь, и я тебя освобожу. Я дам тебе красивое платье, подниму высоко в небеса, и ты полетишь обратно на Барбадос!» А я отвечала — ты врешь, дьявол, врешь! А потом однажды он пришел ко мне ночью, во время бури, и сказал: «Смотри — вот белые люди, они принадлежат мне. Они мои слуги!» И я посмотрела и узнала гуди Гуд.
Пэррис. Сарру Гуд!
Титуба (раскачиваясь и рыдая). Да, сэр. И гуди Осборн!
Энн. Я так и знала. Что я тебе говорила, Томас? Я просила тебя найти другую повивальную бабку? Теперь понятно, почему умирали мои дети!
Хэйл. Крепись, Титуба. Ты должна назвать их всех по именам! (Указывая на Бетти). Разве ты в силах смотреть, как этот ребенок страдает? Душа этого ребенка так нежна и невинна. Кто же спасет ее, если не мы? Дьявол терзает ее, как волк овцу. Господь бог благословит тебя!
Абигайль (уставившись в пространство, вдруг начинает выкрикивать). Я хочу признаться! Я хочу признаться!
Все оборачиваются.
(В религиозном экстазе). Хочу, чтобы огонь господа озарил меня! Хочу сладкого благословения Иисуса. Я видела дьявола. Я плясала для него. Я расписалась в его книге. Но я вернулась к Иисусу и хочу признаться! Я видела Сарру Гуд с дьяволом! И гуди Осборн с дьяволом! И Бриджет Бишоп с дьяволом!
Бетти медленно приподнимается на кровати, смотрит на Абигайль, глаза ее лихорадочно горят.
Бетти (так же как и Абигайль, уставившись в пространство). Я видела Джорджа Джекоба с дьяволом! Я видела гуди Хоу с дьяволом!
Пэррис (бросается обнимать Бетти). Она заговорила!
Хэйл. Слава богу, сила дьявола сокрушена. Они освобождены.
Бетти (истерически выкрикивает, ей легче). Я видела Марту Беллоуз с дьяволом!
Абигайль. Я видела гуди Сиббер с дьяволом!
Общее ликование.
Патнэм (направляясь к двери). Судебного исполнителя! Я позову судебного исполнителя! (На ходу запевает молитву).
Бетти. Я видела Алису Бэрроу с дьяволом!
Хэйл (вслед Патнэму). Скажите, чтобы он захватил с собой наручники!
Пэррис громко, неистово молится — благодарит бога. Занавес начинает падать.
Абигайль. Я видела гуди Хаукиис с дьяволом!
Бетти. Я видела гуди Биббер с дьяволом!
Абигайль. Я видела гуди Бут с дьяволом!
Занавес падает под исступленные крики Абигайль и Бетти.
Действие второе
Между первым и вторым действием прошло восемь дней. Комната в доме Проктора, которая служит и гостиной и столовой. Справа — дверь. Когда ее открывают, видны обширные луга. Слева — камин и лестница, ведущая наверх.
При поднятии занавеса комната пуста. Сверху, из детской, доносится тихая песня Элизабет. Открывается дверь, и входит Джон Проктор. В руках у него ружье. Он направляется к камину, останавливается, прислушиваясь к песне Элизабет, ставит ружье к стене, снимает с огня котелок. Пробует, зачерпнув ложкой, недовольно морщится. Взяв из буфета соль, бросает щепотку в котелок. Снова пробует. Слышно, как скрипят половицы лестницы. Он ставит котелок на огонь, подходит к умывальнику, моет лицо и руки. Входит Элизабет Проктор.
Между первым и вторым действием прошло восемь дней. Комната в доме Проктора, которая служит и гостиной и столовой. Справа — дверь. Когда ее открывают, видны обширные луга. Слева — камин и лестница, ведущая наверх.
При поднятии занавеса комната пуста. Сверху, из детской, доносится тихая песня Элизабет. Открывается дверь, и входит Джон Проктор. В руках у него ружье. Он направляется к камину, останавливается, прислушиваясь к песне Элизабет, ставит ружье к стене, снимает с огня котелок. Пробует, зачерпнув ложкой, недовольно морщится. Взяв из буфета соль, бросает щепотку в котелок. Снова пробует. Слышно, как скрипят половицы лестницы. Он ставит котелок на огонь, подходит к умывальнику, моет лицо и руки. Входит Элизабет Проктор.
Элизабет. Почему ты так поздно? Уже темно.
Проктор. Я работал почти у опушки леса.
Элизабет. Значит, сев закончен?
Проктор. Да. Мальчики спят?
Элизабет. Засыпают. (Берет с огня котелок, кладет куски мяса на тарелку).
Проктор. Теперь молись, чтобы лето было удачным.
Элизабет. Буду молиться.
Проктор. Как ты себя чувствуешь?
Элизабет. Хорошо. (Пододвигает к нему тарелку). Это кролик.
Проктор (садясь за стол). Попал в ловушку Джонатана?
Элизабет. Нет, случайно забрел. Вышла во двор после полудня, вижу — сидит в углу. Будто пришел в гости.
Проктор. Неплохая примета!
Элизабет. Видит бог, жаль было его убивать. (Наблюдает, как муж ест).
Проктор. Он очень вкусно приготовлен. Элизабет (зарделась от похвалы). Я очень старалась, Джон. Мясо нежное?
Проктор. Очень. (Ест).
Она наблюдает.
Скоро поля зазеленеют. Знаешь, Элизабет, земля теплая, как кровь. Если урожай будет хорош, я куплю у старого Джекоба телку. Ты довольна?
Элизабет. Еще бы.
Проктор (чуть заметно улыбнувшись). Мне хочется сделать тебе приятное.
Элизабет (через силу). Знаю, Джон.
Он поднимается со стула, подходит к ней, целует. Она не отвечает на его поцелуй. Огорченный, он возвращается на место.
Проктор (ласково, как только может). Ты забыла сидр, Элизабет.
Элизабет (упрекая себя за забывчивость). Ох, совсем забыла! (Встает, наливает сидр в кружку).
Проктор (выпрямляясь). Когда идешь по полю, бросая в землю семена, поле кажется бесконечным.
Элизабет (возвращаясь с сидром). Вероятно.
Проктор (отпивает, затем ставит кружку на стол). Жаль, что в комнате нет цветов.
Элизабет. Ох, позабыла. Завтра нарву.
Проктор. У нас в доме все еще продолжается зима. В воскресенье пойдем вместе в поле. Я никогда не видел столько цветов.
Она наблюдает за ним.
(Сейчас душа его светла, будто тяжесть свалилась с плеч. Встает, подходит к раскрытой двери, смотрит в небо). В сумерки сирень пахнет особенно сильно; кажется, что это сумерки пахнут сиренью. Массачусетс весной — почти рай.
Элизабет. Да, рай.
Пауза. Элизабет сидит за столом, наблюдает за мужем. Проктор прислушивается к ночной тишине, вглядывается в небо. Элизабет хочет что-то сказать, но не решается. Вместо этого она собирает со стола посуду, идет к умывальнику. Становится спиной. Проктор смотрит на нее, но теперь уже она не замечает его. Их отчуждение возрастает.
Проктор. Мне кажется, ты чем-то опять опечалена, Элизабет.
Элизабет (этот разговор ей не по душе). Ты пришел так поздно, Джон. Я уже думала, что ты пошел в Сейлем.
Проктор. Зачем? Мне нечего делать в Сейлеме.
Элизабет. Неделю назад ты говорил, что пойдешь в Сейлем.
Проктор (понимает, что имеет в виду Элизабет). Я передумал.
Элизабет. Мэри Уоррен сейчас там.
Проктор. Я же запретил ей ходить в Сейлем. Почему ты отпустила ее?
Элизабет. Я не смогла удержать ее.
Проктор (с упреком). Ты неправа, Элизабет! Неправа! В конце концов, ты хозяйка здесь.
Элизабет. Она меня очень напугала, Джон.
Проктор. Как могла эта пугливая мышь напугать тебя, Элизабет…
Элизабет. Сегодня она непохожа на мышь. Я запретила ей, но она ответила, задрав голову: «Я должна идти, гуди Проктор! Я выступаю в суде как официальное лицо».
Проктор. В суде? На процессе?
Элизабет. Да. Она сказала, что из Бостона приехал полномочный представитель губернатора и четверо судей по особо важным делам.
Проктор. Она не в своем уме?
Элизабет. Она говорит, что уже арестовано четырнадцать человек. Она сказала, что им, вероятно, вынесут смертный приговор.
Проктор (не веря тому, что слышит). Не посмеют повесить их…
Элизабет. Полномочный представитель губернатора поклялся, что повесит их, если они не признаются в своей вине. Город обезумел, Джон. Если послушать Мэри, то Абигайль — ясновидящая. Когда она с девушками появляется в суде, толпа расступается перед ними. Затем она падает на пол, девушки рядом с ней, воют и размахивают руками… А женщину, перед которой она свалилась, хватают и волокут в тюрьму как колдунью.
Проктор (с широко открытыми глазами). Это же грязный обман!
Элизабет. Я считаю — ты должен пойти в Сейлем, Джон.
Он отворачивается.
Ты должен пойти и объяснить, что это обман.
Проктор (мысли его далеко). Конечно, она всех обманывает… Конечно…
Элизабет. Пойди к Иезекиилю Чиверу. Он тебя хорошо знает. Расскажи ему, что она говорила тебе в доме Пэрриса. Ведь они только плясали в лесу. При чем тут колдовство?
Проктор (продолжая думать о своем). Конечно, ни при чем. Она сама говорила. Колдовство тут ни при чем.
Элизабет (боясь, как бы он не рассердился на нее за настойчивость). Господь не простит тебе, если ты не расскажешь того, что знаешь. Ты должен вмешаться, Джон.
Проктор (размышляя). Да, надо пойти и рассказать им обо всем. Удивительно, что они так слепо верят ей.
Элизабет. Я бы пошла в Сейлем сейчас же, Джон.
Проктор. Надо все хорошенько обдумать.
Элизабет (решительно). Ты не имеешь права молчать, наконец.
Проктор (начинает злиться). Я же сказал, что пойду. Надо все обдумать.
Элизабет (оскорблена, холодно). Ну ладно. Обдумай. (Направляется к двери).
Проктор. Я вот о чем думаю, Элизабет. Если Абигайль уже считают святой, то трудно разоблачить ее. Город обезумел, а у меня нет доказательств. У меня нет свидетелей. Нас никто не слышал.
Элизабет (задерживается). Ты был с ней наедине?
Проктор (в упор). Да. Всего лишь одну минуту.
Элизабет. Значит, ты мне лгал?
Проктор (с нарастающим раздражением). Всего лишь одну минуту я был с ней наедине. Понятно? И сейчас же в комнату вошли остальные.
Элизабет (равнодушно, сразу потеряв доверие к его словам). Поступай как хочешь. (Отворачивается).
Проктор. О женщина!
Она смотрит на него.
Я больше не в силах терпеть твои подозрения.
Элизабет (несколько высокомерно). У меня нет никаких…
Проктор. Я не хочу, чтобы ты подозревала меня…
Элизабет. Не надо давать повода для подозрений.
Проктор (вспылив). Ты все еще сомневаешься?!
Элизабет (улыбается, стараясь улыбкой защитить свое достоинство). Скажи откровенно, Джон. Если бы речь шла не об Абигайль, ты бы не колебался, я думаю.
Проктор. Послушай, Элизабет…
Элизабет. Я не слепая, Джон.
Проктор. Не могу больше оправдываться перед тобой, Элизабет. Прежде чем разоблачить Абигайль, я должен все хорошо продумать. У меня достаточно причин для этого. А ты, прежде чем осуждать своего мужа, загляни в свое сердце, Элизабет, — хочешь ли ты понять его? Я забыл Абигайль, Элизабет.
Элизабет. Я тоже.
Проктор. Смягчись, женщина. Будь добрее. Ты ничего не забываешь и ничего не прощаешь. С тех пор как она ушла от нас, все эти семь месяцев я хожу на цыпочках в этом доме. Куда бы ни пошел, что бы ни делал, у меня одна мысль — чем бы порадовать тебя. И все понапрасну — печаль навеки поселилась в твоем сердце. Ты сомневаешься в каждом моем слове, в каждом поступке. Ты все время стараешься поймать меня на лжи. Когда я вхожу в эту комнату, мне кажется, что я вхожу в зал суда.
Элизабет. Джон, ты со мной не откровенен. Ты сказал, что в комнате было много народу, а теперь выяснилось, что вы были наедине.
Проктор. Я больше не буду убеждать тебя в своей честности.
Элизабет (теперь уже она старается оправдаться). Джон, я только хотела…
Проктор. Довольно. Мне надо было оборвать тебя, когда ты впервые высказала свои подозрения, но я не смог. Я христианин, и признался тебе во всем. Признался! Но ты ищешь во мне только дурное и осудила меня.
Элизабет. Не я осуждаю тебя. Это совесть твоя судит тебя. Я всегда думала о тебе как о хорошем человеке. (Улыбается). Как о хорошем, немного взбалмошном человеке.
Проктор (горько смеется). О Элизабет, твое милосердие холодно как лед. (Внезапно оборачивается, услышав шаги за дверью).
Входит Мэри. Проктор подходит к ней, берет за плечи.
(С гневом). Я запретил тебе ходить в Сейлем. Почему ты меня не слушаешься. Ты что, издеваешься надо мной? (Трясет ее). Если еще раз отправишься в город, я высеку тебя.
Мэри (беспомощно повисает у него на руках). Я плохо себя чувствую, мистер Проктор. Я больна. Отпустите меня, прошу вас, мне больно.
Проктор, пораженный, отпускает ее.
У меня внутри все болит. Весь день я была на суде, мистер Проктор.
Проктор (спокойнее). Мне нет дела до суда. Ты же знаешь, что гуди Элизабет не совсем здорова. Я потому и плачу тебе девять фунтов в год, чтобы ты помогала ей по хозяйству.
Мэри (как бы стараясь загладить свою вину, подходит к Элизабет и протягивает ей матерчатую куклу). Вот вам подарок, гуди Элизабет. У меня было много свободного времени, и я смастерила эту куклу.
Элизабет (изумлена). Благодарю тебя, Мэри. Очень красивая кукла.
Мэри (чуть не плача). Мы все сейчас должны любить друг друга, гуди Элизабет.
Элизабет (изумлена еще больше). Да, действительно, мы должны любить друг друга.
Мэри (окидывая взглядом комнату). Утром встану пораньше и все сделаю, не беспокойтесь. А сейчас разрешите мне лечь! (Направляется к лестнице).
Проктор. Мэри!
Она останавливается.
Это правда, что арестовало четырнадцать женщин?
Мэри. Нет, сэр. Арестовано тридцать девять женщин… (В изнеможении опускается на стул).
Элизабет (Проктору). Она плачет. (Подходит к Мэри). Что тревожит тебя, девочка?
Мэри. Они повесят гуди Осборн.
Проктор и Элизабет поражены. Тягостное молчание, прерываемое всхлипыванием Мэри.
Проктор. Повесят? (Кричит). Повесят, говоришь ты?
Мэри (сквозь рыдания). Да.
Проктор. И полномочный представитель губернатора утвердит приговор?
Мэри. Он сам вынес приговор. (Стараясь объяснить). Он сказал, что вынужден так поступить. Сарру Гуд не повесят — она призналась, понимаете? А гуди Осборн отрицала, что она колдунья.
Проктор. Сарра Гуд призналась! В чем она призналась?
Мэри (понуро, с тоской). Сарра Гуд призналась, что была в сговоре с Люцифером. Заключила с ним союз и подписала кровью свое имя в черной книге. Она обязалась мучить честных христиан до тех пор, пока они не отвернутся от бога и не станут слугами дьявола.
Проктор. Ты же знаешь, какая Сарра Гуд лгунья. Она и двух слов не может произнести, чтобы не приврать. Ты рассказала об этом на суде?
Мэри. Мистер Проктор, я хотела сказать, но на суде она чуть не задушила нас всех.
Проктор. Что? Задушила вас всех?
Мэри. Ее дух душил нас.
Элизабет. О Мэри…
Мэри (почти негодуя). Она не раз пыталась убить меня и раньше, гуди Элизабет.
Элизабет. Ты никогда об этом мне не говорила.
Мэри. Я сама не понимала этого. Как только она вошла в суд, я сказала себе, что не буду ее обвинять, ведь она очень старая, эта нищенка. Побирается по дворам, ночует в канавах. Вот я смотрю на нее и слушаю, как она все отрицает и отрицает, и вдруг пронизывающий холод пополз по моей спине, волосы на голове зашевелились, комок застрял в горле, и я услышала голос, пронзительный, — это был мой голос. И тогда я все вспомнила… все…
Проктор. Что же ты вспомнила?
Мэри (смотрит прямо перед собой, будто видит все, о чем рассказывает). Она часто приходила сюда, стучалась и просила — то кусок хлеба, то кружку сидра. Помните? Когда я ее прогоняла, она всегда что-то бормотала про себя.
Элизабет. Что ж удивительного в том, что она бормотала, раз ты ее выпроваживала?
Мэри. Но что она бормотала! Помните, гуди Элизабет, месяц назад я заболела, у меня так болели все внутренности, что я чуть не кричала. Это случилось через два дня после того, как я ее выпроводила.
Элизабет. Да, припоминаю.
Мэри. И я обо всем рассказала судье Готторну. Тогда судья Готторн спросил ее. «Гуд, — спросил он, — отчего девочка заболела, что такое вы бормотали?» А она отвечает… (Старческим голосом). «Ничего такого я не бормотала. Я повторяла заповеди. Заповеди ведь повторять не запрещается?»
Элизабет. Ну и что же? Разве она неправа?
Мэри. «Повторите-ка эти заповеди», — предложил ей судья Готторн. (Наклоняется к ним). И поверите ли, гуди Элизабет, из всех десяти заповедей она не смогла вспомнить ни одной! Она никогда их и не знала. Вот так она себя и разоблачила!
Проктор. И все? И на этом основании ее осудили?
Мэри (видя, что они сомневаются. Настойчиво). Иначе они не могли поступить.
Проктор. Но доказательства… доказательства?
Мэри (раздраженно). Какие еще нужны доказательства? Разве этого мало? Это очень серьезная улика. «Непоколебимая, как скала», — сказал судья Готторн.
Проктор (после молчания). Чтобы ты не смела больше туда ходить, слышишь?
Мэри. Я буду ходить в суд каждый день. Я удивляюсь, что вы не понимаете, какое полезное дело мы совершаем.
Проктор. Нечего сказать, полезное дело — вешать старух. Очень полезное дело для девушки — христианки.
Мэри. Нет, мистер Проктор, раз есть признание, то полагается наказание, но не пытка, не виселица. Раз Сарра Гуд призналась, теперь она только отсидит в тюрьме. (Вспомнив) Да, вы сейчас удивитесь, она — беременна.
Элизабет. Беременна? Ей лет шестьдесят…
Мэри. Доктор Григс осмотрел ее и утверждает, что она беременна. Она всю жизнь курила табак и никогда не имела мужа. И теперь — беременна. Но если бы она даже не призналась, ее бы не тронули — дитя-то невинно. Нет, мистер Проктор, что вы там ни говорите, а в суд я ходить буду. Я официальный свидетель, так они говорят.
Проктор. Я покажу тебе — официальный свидетель! (Подходит к камину снимает плетку).
Мэри (струсила, но не показывает виду). Только посмейте меня ударить!..
Элизабет (поспешно). Мэри, обещай, что ты больше не пойдешь в город.
Мэри (на всякий случай отвернувшись от Проктора, но настаивая на своем). Дьявол разгуливает по Сейлему. Мы должны найти его, мистер Проктор.
Проктор. Я выбью из тебя этого дьявола! (Замахивается плеткой).
Мэри (отбегает в сторону, кричит, указывая на Элизабет). Я спасла ей жизнь сегодня.
Молчание. Плетка падает из рук Проктора.
Элизабет (очень тихо). Меня обвинили?
Мэри. Там упоминалось ваше имя. Но я сказала, что ничего за вами не замечала. Гуди Проктор неспособна причинить кому-либо вред, вот что я сказала им. И они мне поверили. Ведь я вас знаю, раз живу в вашем доме.
Элизабет. Кто обвинил меня?
Мэри. Я дала присягу, что ни о чем не расскажу. (Проктору). Но имейте в виду, что час назад я обедала вместе с четырьмя судьями и представителем губернатора. Так что впредь я прошу обходиться со мной вежливее.
Проктор (в ужасе, шепчет с отвращением). Ну ладно, иди спать.
Мэри (топнув ногой). Не указывайте мне, мистер Проктор. Я не маленькая, мне восемнадцать лет, и пойду спать, когда захочу.
Проктор. Дело твое — можешь сидеть.
Мэри. Тогда, пожалуй, пойду спать.
Проктор (рассвирепев). Спокойной ночи!
Мэри. Спокойной ночи. (Недовольная собой и разговором, удаляется).
Проктор и Элизабет, ошеломленные, смотрят друг на друга.
Элизабет (шепотом). Петля!.. Петля…
Проктор. Не может этого всего быть…
Элизабет (имея в виду Абигайль). Она хочет моей смерти. Всю неделю меня мучили предчувствия…
Проктор (без уверенности). Они поверили Мэри. Ты же слышала.
Элизабет. А что будет завтра? Абигайль будет твердить мое имя до тех пор, пока они меня не арестуют.
Проктор. Сядь.
Элизабет. Она хочет моей смерти. Ты знаешь это.
Проктор. Сядь, я сказал.
Элизабет, дрожа, опускается на стул.
(Спокойно, стараясь сдерживаться). Нам надо сейчас быть благоразумными, Элизабет.
Элизабет (с безнадежной иронией). О, безусловно, безусловно.
Проктор. Не бойся ничего. Я пойду к Иезекиилю Чиверу и передам ему все, что Абигайль мне говорила.
Элизабет. Теперь Чивер не сможет помочь, раз столько людей уже арестовано. Ради меня, Джон, пойди к Абигайль.
Проктор (начинает догадываться, и душа его вновь черствеет). Что я должен сказать Абигайль?
Элизабет. Ради меня! (Осторожно). Ты, очевидно, не понимаешь молодых девушек. Близость ведь своего рода обещание…
Проктор (стараясь не дать волю своему раздражению). Какое еще обещание?
Элизабет. Не обязательно словесное. Но безусловно для Абигайль это обещание, теперь она надеется, когда меня не станет, занять мое место.
Проктор задыхается от гнева.
Я не гуди Осборн и не Сарра Гуд, меня не легко очернить. И если она решилась произнести мое имя, то, стало быть, она надеется занять мое место.
Проктор (понимая, что жена права). Она не может надеяться.
Элизабет. Ты ни разу не дал ей почувствовать, что презираешь ее. Более того, каждый раз, когда в церкви она проходит мимо тебя, ты краснеешь.
Проктор. Я краснею, потому что мне стыдно за себя.
Элизабет. Я думаю, что она это воспринимает иначе.
Проктор. А как ты это воспринимаешь, Элизабет?
Элизабет (уклончиво). Возможно, тебе немного стыдно, когда ты видишь ее рядом со мной!
Проктор. Когда ты поймешь меня, женщина! Будь я из камня, и то я бы раскололся от стыда в течение этих месяцев!
Элизабет. Тогда пойди к ней, Джон. Пойди назови ее шлюхой. Как бы она ни надеялась — разбей надежду, разбей!
Проктор (сквозь зубы). Хорошо. Я пойду. (Берет в руки ружье).
Элизабет (дрожит, в испуге). О, так неохотно?
Проктор. Я сказал — пойду. И скажу такое, что ей станет жарче, чем старому грешнику в аду. Не завидуй тому, на кого я разгневан.
Элизабет. Разгневай! Я прошу тебя всего лишь…
Проктор. Неужели ты считаешь меня подлецом?
Элизабет. Разве я сказала, что ты подлец?
Проктор. Но ты же считаешь, что я связал себя обещанием. Какое обещание жеребец дает кобылице?
Элизабет. Тогда почему же ты сердишься на меня, когда я прошу тебя разрушить ее надежды?
Проктор. Сержусь потому, что никогда не предавал тебя, я честен. И чувствую — что бы я ни делал, мне никогда не загладить единственной ошибки моей жизни. Я не в силах ничего изменять!
Элизабет (с отчаянием). Все изменится, когда ты поймешь, что только я — твоя жена и другой у тебя не будет! Но Абигайль как заноза застряла в твоем сердце. И ты это знаешь.
Внезапно в дверях, словно привидение, возникает мужская фигура. Проктор и Элизабет вздрагивают. На пороге стоит Хэйл. Его преподобие сейчас выглядит несколько иначе. Надменность его исчезла, уступив место почтительности, он будто бы в чем-то сомневается, впечатление такое, что он даже чувствует себя виновным.
Хэйл. Добрый вечер.
Проктор (еще не придя в себя). А, мистер Хэйл? Добрый вечер. Входите.
Хэйл (к Элизабет). Надеюсь, я вас не испугал?
Элизабет. Нет, нет. Я просто не слышала, как вы подъехали.
Хэйл. Гуди Проктор, не так ли?
Элизабет. Да, Элизабет Проктор.
Хэйл (кланяется). Надеюсь, вы еще не собирались спать?
Проктор (отставляя ружье). Нет. (Стараясь скрыть тревогу). У нас редко бывают гости так поздно. Но — милости просим. Вы присядете, сэр?
Хэйл. Спасибо. (Садится). Садитесь, гуди Проктор.
Элизабет, не спуская с него глаз, садится на стул. Молчание.
Хэйл осматривает комнату.
Проктор (чтобы нарушить молчание). Не хотите ли сидру, мистер Хэйл?
Хэйл. Нет. Он нехорошо на меня действует. Мне еще нужно кое — куда съездить. Вы присядете, мистер Проктор?
Проктор садится.
Я вас задержу ненадолго. Но нам надо кое о чем потолковать.
Проктор. Речь пойдет о судебном процессе?
Хэйл. Я пришел к вам по собственному побуждению. (Вытирает рот платком). Не знаю, известно ли вам, но на суде упомянуто имя вашей жены.
Проктор. Нам это известно от Мэри Уоррен, и мы крайне поражены.
Хэйл. Я новый человек здесь, и мне трудно составить определенное мнение, не зная людей, которых обвиняют на суде. Поэтому весь вечер я хожу из дома в дом. К вам, например, я пришел от Ребекки Нэрс.
Элизабет (потрясена). Ребекку Нэрс обвинили?
Хэйл. Преступление перед господом богом — обвинить такую женщину, как Ребекка Нэрс. Тем не менее имя ее упомянуто.
Элизабет (пытаясь улыбнуться). Надеюсь, вы никогда не поверите в связь Ребекки Нэрс с дьяволом?
Хэйл. Все бывает, гуди Проктор.
Проктор (пораженный). Я уверен, ваше преподобие, что вы так не думаете.
Хэйл. Тревожно наше время, сэр. Никто уже не имеет права сомневаться, что силы тьмы завладели Сейлемом. Слишком много доказательств. Вы согласны, сэр?
Проктор (уклончиво). Я не знаток по этой части. Но трудно поверить, что такая набожная женщина, как Ребекка Нэрс, после семидесяти лет честного служения богу могла стать слугой дьявола.
Хэйл. Дьявол очень коварен, это общеизвестно. Но Ребекку Нэрс еще ни в чем не обвинили; и полагаю, что не обвинят. (Пауза). Мне хотелось бы, сэр, задать вам несколько вопросов религиозного характера, если разрешите.
Проктор (холодно). Отчего же? Мы не боимся вопросов, сэр.
Хэйл. Вот и хорошо. (Устраивается поудобнее). Перелистывая церковную книгу мистера Перриса, я обратил внимание, что имя ваше встречается весьма редко.
Проктор. Вы ошибаетесь, ваше преподобие.
Хэйл. За семнадцать месяцев вы посетили церковь двадцать шесть раз. Разве это много? Скажите, почему вы так редко посещаете церковь?
Проктор. Я не знал, что мне придется отчитываться, сколько раз я бываю в церкви. Дело в том, что моя жена всю эту зиму болела.
Хэйл. Я это слышал. Но вы, мистер, вы же могли ходить в церковь один.
Проктор. Я бывал в церкви тогда, когда я мог. В остальные дни я молился дома.
Хэйл. Церковный устав гласит, что молитва не может заменить церковь.
Проктор. Знаю, сэр. Но я знаю также, что для молитвы проповеднику вовсе не обязательны золотые подсвечники.
Хэйл. Какие золотые подсвечники?
Проктор. Когда мы построили нашу церковь, Фрэнсис Нэрс сделал для алтаря два оловянных подсвечника; вряд ли к олову прикасались более чистые руки, чем руки Фрэнсиса Нэрса. Но пришел мистер Пэррис и начал требовать, чтобы подсвечники заменили золотыми. Он ни о чем другом не говорил, пока не получил их. Я тружусь от восхода солнца до темноты и признаюсь — эти подсвечники оскорбляют мою молитву. Да, оскорбляют! Иной раз мне кажется, что мистер Пэррис, неудовлетворенный церквушкой, мечтает о кафедральном соборе.
Хэйл (подумав). И все же вы — христианин, мистер Проктор, и по воскресеньям должны бывать в церкви. (Пауза). Если не ошибаюсь, у вас трое детей?
Проктор. Да, три мальчика.
Хэйл. Как же случилось, что из ваших детей крещены только двое?
Проктор (колеблется, затем не в силах сдержаться). Не могу, чтобы мистер Пэррис дотрагивался до моего ребенка. Я не вижу благодати божьей на этом человеке и не скрываю этого.
Хэйл. Должен сказать, мистер Проктор, что не вам это решать. Мистер Пэррис посвящен в духовный сан, и благодать божья на нем.
Проктор (покраснев от досады, пытается улыбнуться). В чем вы меня подозреваете, мистер Хэйл?
Хэйл. Ни в чем. Это вам кажется.
Проктор. Я строил церковь… Прибивал крышу, навешивал двери…
Хэйл. Это говорит в вашу пользу.
Проктор. Может быть, я слишком рьяно настроен против мистера Пэрриса, но вы не можете думать, что я против религии? А ведь вы близки к этой мысли, не правда ли?
Хэйл (не сдаваясь). В ваших словах много искренности, сэр…
Элизабет. Возможно, мы очень строго судим мистера Пэрриса. Но мой муж не терпит разговоров о деньгах…
Хэйл (кивает головой, соглашается, затем с видом профессора, который экзаменует). А помните ли вы заповеди, гуди Элизабет?
Элизабет (без колебаний, даже пылко). Безусловно помню. Я не нарушила ни одной из них. Никто не может упрекнуть меня, что я плохая христианка.
Хэйл. А вы, мистер Проктор? Помните ли вы их?
Проктор, (неуверенно). Конечно, помню.
Хэйл (вглядываясь в открытое лицо Элизабет, Проктору). Прочтите их, пожалуйста.
Проктор. Заповеди?
Хэйл. Ну да.
Проктор (вытирает лоб). Не убий.
Хэйл. Так.
Проктор (перечисляя, загибает пальцы). Не укради… Не пожелай жены ближнего твоего, ни осла его, ни козла его… Не свидетельствуй на друга своего свидетельства ложна… Не сотвори себе кумира. Седьмой день господу богу твоему… Не убий… (Пауза). Чти отца и мать… Не приемли имени господа бога твоего всуе… Да не будет у тебя бози… (Напряженное молчание. Силится вспомнить ещё одну заповедь, наскоро пересчитывает их в памяти, вновь загибая пальцы, но вновь не досчитывает одной). Не сотвори себе кумира.
Хэйл. Это вы уже говорили, сэр.
Проктор (растерянно). Да, да.
Элизабет (осторожно). Не прелюбо…
Проктор (будто стрела пронзила его сердце). Да. (Пытаясь улыбнуться). Как видите, сэр, вдвоем мы помним все заповеди.
Хэйл не отвечает, внимательно всматривается в Проктора, и беспокойство Проктора возрастает.
Не такая уж большая ошибка, я думаю.
Хэйл. Религия, сэр, — крепость. Никакая трещина в крепости не может считаться маленькой. (Встает озадаченный, делает по комнате несколько шагов, погруженный в свои размышления).
Проктор. В этом доме, сэр, дьявол не может найти сторонников.
Хэйл. Надеюсь, надеюсь. (Смотрит на Элизабет и Проктора, и некое подобие улыбки скользит по его лицу, но ясно, что он очень чем-то озабочен). Ну что ж, пожелаю вам доброй ночи.
Элизабет (не может удержаться). Мистер Хэйл!
Он останавливается.
Мне кажется, что вы в чем-то меня подозреваете. Скажите мне!
Хэйл (застигнутый врасплох, уклончиво). Я не сужу вас. Моя обязанность, гуди Проктор, помочь суду разобраться. Я желаю вам всего хорошего… Доброй ночи. (Направляется к двери).
Элизабет (почти с отчаянием). Ты должен сказать ему, Джон.
Хэйл (обернувшись). Вы что-то сказали?
Элизабет (сдерживая крик, мужу). Ты скажешь наконец?
Хэйл вопросительно смотрит на Проктора.
Проктор (с трудом). Если только мне поверят на слово. Свидетелей у меня нет… доказательств тоже… Но я знаю — болезнь детей не имеет ничего общего с колдовством.
Хэйл (удивленно). Вы сказали — не имеет?..
Проктор. Мистер Пэррис застал их, когда они плясали в лесу. Дети очень испугались. Вот причина их болезни.
Хэйл. Кто вам это сказал?
Проктор (не сразу). Абигайль Уильямс.
Хэйл. Абигайль?!
Проктор. Да.
Хэйл (широко раскрыв глаза). Абигайль Уильямс сказала вам, что болезнь детей — простой испуг? И колдовство ни при чем?
Проктор. Да, сэр. Она сказала мне это в день вашего приезда.
Хэйл (не веря Проктору). Почему же вы до сих пор молчали?
Проктор. Я не мог себе представить, что может разгореться из-за такой чепухи!
Хэйл. Чепухи! Мистер, я сам допросил бесчисленное количество людей. И все они признались, что служили дьяволу. Признались!
Проктор. А как же иначе? Они вынуждены признаться, или их повесят. Они согласны признаться в чем угодно, лишь бы спастись от виселицы. Вы над этим не задумывались?
Хэйл (подобные мысли у него возникали, но он старался их отогнать). Я думал об этом… Разумеется, думал. И вы подтвердите это на суде?
Проктор. Я не собирался идти туда. Но если необходимо…
Хэйл. Вы колеблетесь?
Проктор. Я не колеблюсь, хотя не уверен, что мне поверят. Ведь если такой умный богослов, как вы, может взять на подозрение женщину, которая никогда в жизни не лгала и честность которой общеизвестна, то, право же, не удивительно, что я колеблюсь. Я не безумец!
Хэйл (слова Проктора ему показались довольно убедительными). Скажите мне откровенно, мистер Проктор. До меня дошли слухи, которые меня волнуют; говорят, вы не верите, что в мире существуют ведьмы. Это так?
Проктор (сознает, что наступила решающая минута. Сейчас ему придется лгать, и он борется с чувством отвращения к Хэйлу и к себе). Я не помню, чтобы это говорил. Но мог сказать… Если ведьмы и существуют, то трудно поверить, что они поселились в Сейлеме.
Хэйл. Значит, вы не верите…
Проктор. Я не разбираюсь в этом. Библия утверждает, что ведьмы существуют, и я не стану это опровергать.
Хэйл (к Элизабет). А вы?..
Элизабет. Я… Нет… Я не могу поверить…
Хэйл (крайне удивлен). Не можете?
Проктор. Элизабет, ты вводишь мистера Хэйла в заблуждение.
Элизабет (Хэйлу). Я не могу поверить, что честная, правдивая женщина согласится служить дьяволу. Я сужу по себе. И если вы допускаете, что я, совершая добрые дела, могу одновременно служить дьяволу, — то я, пожалуй… скажу вам, что не верю.
Хэйл. Но вы не отрицаете, что существуют ведьмы…
Элизабет (перебивая). Если вы считаете, что я ведьма, то я вам отвечу, что их нет!
Хэйл. Вы, безусловно, верите библии?
Проктор. Конечно, верит! Каждому слову!
Элизабет. О библии поговорите с Абигайль Уильямс, сэр, — но не со мной!
Хэйл изумленно смотрит на Элизабет.
Проктор. Моя жена не сомневается в библии, сэр. Пусть эта мысль вас не тревожит. Наш дом — христианский дом, сэр. Истинно христианский.
Хэйл. Да пребудет с вами господь бог. Мой совет: крестите поскорее вашего третьего ребенка и не забывайте по воскресеньям ходить в церковь. Живите в согласии и в мире. Я думаю…
В дверях появляется Джайлс Кори.
Джайлс. Джон!
Проктор. Что случилось?
Джайлс. Они забрали мою жену.
Входит Фрэнсис Нэрс.
И его Ребекку!
Проктор (Фрэнсису). Арестовали Ребекку?
Фрэнсис. Да. За ней приехал Чивер. Он посадил ее в повозку и увез. Мы побежали в тюрьму, но нас туда не впустили.
Элизабет. Всех обуяло безумие, мистер Хэйл.
Фрэнсис (подходит к Хэйлу). Ваше преподобие. Я прошу вас, переговорите с представителем губернатора. Его ввели в заблуждение.
Хэйл. Успокойтесь, мистер Нэрс, прошу вас.
Фрэнсис. Моя жена всегда была предана нашей церкви. А Марта Кори… нет женщины более набожной.
Хэйл. Какое обвинение предъявили вашей жене при аресте?
Фрэнсис (усмехнувшись). Она обвиняется в убийстве. (Саркастически цитирует ордер). «Обвиняется в убийстве детей Энн Патнэм путем колдовства!» Что мне делать, мистер Хэйл?
Хэйл (отворачивается от Нэрса, заметно взволнован). Верьте, Нэрс, если окажется виновной Ребекка Нэрс, то можно без сожаления предать огню весь цветущий мир! Предадим себя в руки правосудия. И я уверен, что суд отпустит вашу жену домой.
Фрэнсис. Значит, ее подвергнут допросу?
Хэйл (с жалостью). Мистер Нэрс, сердца наши истекают кровью, но мы не имеем права отступать. Тревожно наше время, сэр. Мы обязаны поступиться старой дружбой и привычным уважением. Дьявол бродит по Сейлему! Да не дрогнет карающая длань над тем, на кого укажет перст господен!
Проктор (резко). Но как можно заподозрить Ребекку Нэрс в детоубийстве?
Хэйл (почти страдая). За час до падения дьявола господь тоже считал его невиновным.
Джайлс. Я вам сказал, что моя жена читает какие-то книги, но ведь это не значит, что она — ведьма.
Хэйл. Мистер Кори, а какое обвинение предъявили вашей жене?
Джайлс. Ее обвинил этот кровожадный ублюдок Уалькотт. Лет пять тому назад он купил у моей Марты свинью. Свинья вскоре сдохла, и он стал требовать, чтобы ему вернули деньги. А Марта моя сказала ему: «На таких кормах и ты бы сдох, ты же ее голодом уморил». А теперь он говорит, что она сдохла при помощи книг… что моя Марта околдовала свинью.
Входит Иезекииль Чивер.
Немая сцена.
Чивер. Добрый вечер, Проктор.
Проктор. Добрый вечер, Чивер.
Чивер. Добрый вечер, мистер Хэйл. (Ко всем). Добрый вечер.
Проктор. Надеюсь, вы не по делу суда.
Чивер. Вот вы и не угадали, Проктор. Я теперь секретарь суда.
Входит Хэррик, судебный исполнитель. Ему лет за тридцать, лицо наглое, бесстыдное.
Джайлс. Ты скромный портной, Иезекииль, и мог бы попасть в рай, а теперь, надо полагать, будешь гореть в аду. Ты знаешь, что за такие дела будешь гореть в аду?
Чивер. Я выполняю то, что мне приказывают. Вы это знаете. И не грозите мне адом. Я вообще это слово не люблю… (С опаской глядя на Проктора, роется у себя в карманах). Поверьте, Проктор, мне очень тяжело. (Предъявляя бумажку). Вот ордер на арест твоей жены.
Проктор (Хэйлу). Вы сказали, что никаких обвинений моей жене не предъявлено.
Хэйл. Видимо, это произошло без меня. (Чиверу). Когда обвинили гуди Проктор?
Чивер. Вечером мне вручили шестнадцать ордеров. Среди них — ордер на арест Элизабет Проктор.
Проктор. Кто ее обвинил?
Чивер. Разве вы не знаете? Абигайль Уильямс!
Проктор. Но улики! Улики!
Чивер (шарит глазами по комнате). Проктор, у меня мало времени. Мне приказано произвести обыск, но мне это неприятно. Поэтому потрудитесь принести куклу, принадлежащую вашей жене.
Проктор. Куклу?
Элизабет. Я никогда не играла в куклы, разве когда была девочкой.
Чивер (очень смущенный, глядя на камин). Но я вижу куклу, гуди Элизабет.
Элизабет (идет к камину). Да, действительно. Это кукла Мэри.
Чивер. Будьте добры, покажите куклу.
Элизабет (протягивает куклу Чиверу). Мистер Хэйл, разве существуем какой-либо закон о куклах?
Чивер (осторожно берет куклу). В доме имеются и другие куклы?
Проктор. Нет. Да и эта появилась лишь сегодня вечером. Что означает кукла?
Чивер. Кукла… (Трусливо поворачивает куклу). Кукла означает… Гуди Проктор, следуйте за мной, прошу вас.
Проктор. Она никуда не пойдет, Чивер. (К Элизабет). Сходи за Мэри.
Чивер (бросаясь к Элизабет). Мне приказано не выпускать ее из виду.
Проктор (отталкивает Чивера). И не вздумай прикасаться к ней. Понял? (К Элизабет). Сходи за Мэри, говорю.
Элизабет поднимается на верхний этаж.
Хэйл. Что же все-таки означает кукла, мистер Чивер?
Чивер. Говорят, что кукла означает… (Вертит в руках куклу, заглядывает ей под юбочку. От страха глаза его готовы выскочить из орбит). О! Да здесь… да ведь это…
Проктор (подходит к нему). Что там еще?
Чивер. Да ведь здесь… Посмотрите… (Вытаскивает из куклы иглу). Игла, видите? Хэррик, это игла! Видишь? (Показывает Хэррику).
Проктор (раздраженно). Что это значит?
Чивер (руки его дрожат). О, это плохо. Очень плохо для нее, Проктор. Уверяю вас, когда я шел сюда, я сомневался в виновности гуди Элизабет. Но игла… Это ее погубит. (Хэйлу). Видите, сэр, игла!
Хэйл. Ну и что же?
Чивер (выпучив глаза от страха). Девица Абигайль Уильямс, сэр, племянница мистера Пэрриса, сегодня за обедом вдруг ни с того ни с сего упала на пол. Она корчилась на полу и кричала, как раненый зверь. Мистер Пэррис наклонился над ней и обнаружил… О, мистер Хэйл, он обнаружил иглу. Игла торчала у нее в животе, как заноза. Тогда он спросил свою племянницу, каким образом игла очутилась в столь неподходящем месте? И она поклялась (Проктору), что это ваша жена путем колдовства вонзила иглу ей в живот.
Проктор. Разве вам не ясно, что Абигайль сама это сделала? (Хэйлу). Надеюсь, эту чушь суд не сочтет за доказательство?
Хэйл молчит, у него нет слов.
Чивер. Это очень веская улика. (Хэйлу). Посудите сами, сэр. Суд подозревает, что у гуди Проктор имеется кукла, — я прихожу и обнаруживаю куклу. Мне говорят — посмотри, не воткнута ли в нее игла. Я смотрю — и действительно воткнута. (Проктору). Более веских улик быть не может. Я прошу вас, Проктор, не мешайте мне приступить к моим обязанностям.
Сверху спускаются Элизабет и Мэри.
Проктор тащит Мэри за руку к Хэйлу.
Проктор. Расскажи, Мэри, как эта кукла попала к нам в дом?
Мэри (испугана, еле слышно). Какая кукла, сэр?
Проктор (нетерпеливо, указывая на куклу в руках Чивера). Вот эта. Эта!
Мэри (с недоумением). Я… мне кажется… это моя кукла.
Проктор. Ты уверена, что это твоя кукла?
Мэри (не понимая, к чему он клонит). Да, сэр.
Проктор. Отвечай, каким образом эта кукла попала к нам в дом.
Взгляды всех устремлены на Мэри.
Мэри (в страхе). О сэр, я же вам говорила. Я смастерила ее сегодня, когда была в суде, в свободное время. И вечером подарила гуди Элизабет.
Проктор (Хэйлу). Теперь вам все понятно?
Хэйл. Мэри Уоррен, в кукле найдена игла.
Мэри. Игла?
Проктор (быстро). Ты воткнула иглу в куклу?
Мэри. Возможно, сэр. Наверно, я.
Проктор (Хэйлу). Теперь вам все ясно?!
Хэйл (смотрит на Мэри, изучая ее). Может быть, ты ошибаешься, дитя? Возможно, кто-нибудь заставляет тебя лгать?
Мэри. Лгать? Нет, сэр. Спросите Сусанну Уалькотт — она видела, как я мастерила куклу. (Тихо). Спросите Абигайль — она сидела рядом со мной, она тоже видела.
Проктор. Попросите Чивера уйти, мистер Хэйл. Пусть он уйдет. Все ясно.
Хэйл. Мэри, ты обвиняешься в покушении на жизнь Абигайль Уильямс.
Мэри. В покушении?.. Я?
Хэйл. Сегодня Абигайль была ранена иглой. Игла вонзилась ей в живот.
Элизабет. Теперь я понимаю! И она обвинила меня?
Хэйл. Да.
Элизабет (задыхаясь). Меня?! Да она убийца. Ее надо стереть с лица земли.
Чивер (указывая на Элизабет). Вы все слышали, что она сказала? «Стереть с лица земли». Хэррик, ты слышал?
Проктор (вырывая из рук Чивера ордер). Вон отсюда!
Чивер. Проктор, вы не смеете…
Проктор (рвет ордер на клочки). Вон отсюда!
Чивер. Вы порвали ордер, подписанный полномочным представителем губернатора.
Проктор. Будь он проклят, этот полномочный представитель. Я сказал — вон из моего дома!
Хэйл. Ну-ну, Проктор. Спокойнее.
Проктор. Убирайтесь и вы! Я больше не верю вашим словам.
Хэйл. Проктор, если ваша жена невиновна…
Проктор. Если невиновна!.. Почему вы ни разу не усомнились в правоте мистера Пэрриса или Абигайль? Почему ни разу не сказали: если они неправы?! Вы считаете, что они всегда правы. Разве они не такие же подданные господа, как и все мы? Нет, мистер Хэйл, я скажу вам, кто бродит по Сейлему. Месть бродит по Сейлему — вот что разрушает наши очаги. Месть диктует закону! Месть толкнула девушек на преступления… Я не принесу свою жену в жертву мести!
Элизабет. Джон, я пойду…
Проктор. Никуда ты не пойдешь.
Хэррик. За дверью стоят девять парней, Джон. Приказ есть приказ, и я не могу его отменить.
Проктор (Хэйлу). Вы позволите забрать ее?..
Хэйл. Поверьте мне, суд разберется…
Проктор. О Понтий Пилат! Господь не простит вас, как не простил и ему.
Элизабет. Надо идти… Джон, я пойду…
Он не смеет взглянуть на нее.
Мэри, хлеба на утро хватит, днем испечешь еще. Слушайся мистера Проктора, помогай ему по хозяйству. Сделай это ради меня. (Сдерживается, чтобы не зарыдать. Проктору). Детям ничего не говори, Джон, спросят — скажи, скоро вернусь. (Не в силах идти).
Проктор. Я спасу тебя, Элизабет. Спасу! Ты скоро вернешься домой!
Элизабет. О Джон, верни меня домой поскорее!
Проктор. Я обрушусь на суд, но спасу тебя. Ты только не бойся ничего.
Элизабет (голосом, полным страха). Я не буду бояться, милый. (Осматривает комнату, как бы желая запечатлеть ее). Скажи детям, что я отправилась навестить больных. Придумай что-нибудь.
Элизабет выходит из комнаты, за ней — Хэррик. Чивер на секунду задерживается на пороге, преграждая путь Проктору. Слышен лязг железа. Чивер исчезает.
Проктор (бросаясь к выходу). Хэррик, сними с нее цепи, сними! (Выбегает из комнаты, слышен его голос). Будь ты проклят, я не позволю! Сними цепи! Слышишь! Не позволю. Сними цепи с нее!
Хэйл, удрученный своей нерешительностью, стоит, отвернувшись от двери. Мэри внезапно разражается рыданиями. Джайлс подходит к Хэйлу.
Джайлс. А вы молчите, священник? Это клевета, и вы знаете, что это клевета. Что заставляет вас молчать?
Двое парней вталкивают Проктора в комнату. Входит Хэррик.
Проктор. Я отомщу тебе, Хэррик. Я в долгу не останусь!
Хэррик (со злостью). Клянусь богом, Джон, я ничего не могу поделать. Я обязан их всех сковать. А теперь не выходите из комнаты, пока мы не уедем. (Уходит в сопровождении парней).
Проктор стоит посредине комнаты, тяжело дышит. Слышен скрип колес.
Хэйл (не находя слов). Мистер Проктор…
Проктор. Уходите.
Хэйл. Смягчитесь, Проктор. Смягчитесь! Все, что я знаю о вашей жене хорошего, я не побоюсь засвидетельствовать на суде. Виновна она или нет, видит бог, я не знаю. Но поверьте, суд не воспользуется личной местью какой-то девчонки, чтобы осудить невинного человека.
Проктор. Вы трус! Вы проповедник, а поступаете как трус!
Хэйл. Проктор, бога не тревожат по пустякам… Тюрьмы наши переполнены. Светила юриспруденции заседают в Сейлеме. Предстоят казни. Чтобы осудить человека, нужны веские доводы. Убийства, измена вере, колдовство царят на земле, вот с чем не может примириться небо. Вот что мы все призваны искоренить. Это наш единственный долг. В часы смуты и всеобщего хаоса мы должны посвятить себя служению богу. (Подходит к Джайлсу и Фрэнсису). Поговорите друг с другом, посоветуйтесь с людьми. Постарайтесь найти причину наших бед и несчастий. За какие грехи они обрушились на нас! Я буду молить господа, чтобы он раскрыл нам глаза наши. (Уходит).
Фрэнсис (опешив от слов Хэйла). О каких убийствах он говорил? Я ничего не слышал.
Проктор. Оставьте меня одного, Фрэнсис.
Джайлс (дрожа). Мы погибли все, Джон, скажи…
Проктор. Ступай, Джайлс. Поговорим завтра.
Джайлс. Мы придем пораньше, Джон. Ладно?
Проктор. Хорошо, Джайлс. А сейчас оставьте меня одного.
Джайлс. До завтра.
Джайлс и Фрэнсис уходят.
Молчание.
Мэри (испуганно). Мистер Проктор, может быть, они отпустят ее домой. Только допросят и сейчас же отпустят.
Проктор. Завтра ты пойдешь со мной, Мэри. Ты расскажешь суду все, что знаешь.
Мэри. Я не могу обвинить Абигайль, мистер Проктор…
Проктор (угрожающе). Ты расскажешь суду, каким путем кукла попала к нам в дом и кто воткнул в нее иглу.
Мэри. Она убьет меня.
Он подходит к ней ближе.
Она обвиняет вас в прелюбодеянии.
Проктор (останавливаясь). Она рассказала тебе?
Мэри. Да, сэр. Я знаю обо всем. Она погубит вас. Я знаю, погубит.
Проктор (с ненавистью к себе). Тогда и с ее святостью будет покончено.
Она отшатывается от него.
Мы скатимся оба в яму, которую она вырыла для меня. Ты расскажешь на суде все, что знаешь. Значит, завтра мы идем в суд.
Мэри (в ужасе). Я боюсь, сэр…
Проктор (хватает ее за руку). Я не допущу, чтобы жена моя погибла из-за меня. Я размозжу тебе голову, если ты не пойдешь в суд.
Мэри (вырываясь). Не могу я этого сделать, сэр. Не могу…
Проктор (схватив ее за горло, словно хочет задушить). Довольно! Молчи! Ад и небо вступили в единоборство, и пора сбросить личину! Замолчи! (Отталкивает ее).
Мэри (падает на пол, повторяя сквозь рыдания). Не могу, не могу!
Проктор (идет к раскрытой двери, словно в забытьи, говоря сам с собой). Хватит! Так предначертано — ничего не изменилось; мы все те же, что были, но без одежд… (Подходит к порогу, с ужасом и отчаянием вглядывается в нависшее над ним небо). Да, без одежд! И нас хлещет ветер, ледяной ветер господа бога!
Мэри (сквозь рыдания без конца повторяет). Не могу, не могу я… не могу!!!
Занавес постепенно падает.
Действие третье
Ризница молитвенного дома в Сейлеме, сейчас она служит прихожей генерального суда.
При поднятии занавеса сцена пуста; сквозь высокие, узкие окна слабо проникает солнечный свет (окна на заднем плане и гораздо выше обычных окон). По бокам вместо стен наскоро сколоченная перегородка из грубых неотесанных досок. Справа — две двери во внутреннее помещение, где обычно молятся, там сейчас заседает суд. Слева — дверь на улицу. По стене справа и слева — две деревянные скамьи. В центре — длинный стол, к которому плотно придвинуты табуретки и стул с высокой спинкой.
В ризнице царит угнетающая, почти зловещая тишина.
Из соседней комнаты (справа) слышен голос судьи Готторна, затем голос Марты Кори, отвечающей на вопрос судьи.
Ризница молитвенного дома в Сейлеме, сейчас она служит прихожей генерального суда.
При поднятии занавеса сцена пуста; сквозь высокие, узкие окна слабо проникает солнечный свет (окна на заднем плане и гораздо выше обычных окон). По бокам вместо стен наскоро сколоченная перегородка из грубых неотесанных досок. Справа — две двери во внутреннее помещение, где обычно молятся, там сейчас заседает суд. Слева — дверь на улицу. По стене справа и слева — две деревянные скамьи. В центре — длинный стол, к которому плотно придвинуты табуретки и стул с высокой спинкой.
В ризнице царит угнетающая, почти зловещая тишина.
Из соседней комнаты (справа) слышен голос судьи Готторна, затем голос Марты Кори, отвечающей на вопрос судьи.
Голос Готторна. Итак, Марта Кори, суд располагает множеством улик, доказывающих, что вы занимались колдовством. Какие у вас могут быть возражения?
Голос Марты Кори. Я не ведьма, сэр. Я даже не понимаю, что такое ведьма.
Голос Готторна. Раз вы не понимаете, откуда вам известно — ведьма вы или нет?
Голос Марты Кори. Будь я ведьмой, я бы знала, что такое ведьма.
Голос Готторна. Вы изводили детей — портили заговором. Кто вас толкнул на это?
Голос Марты Кори. Я не изводила детей. Это неправда.
Крик Джайлса. У меня есть улики! Дайте мне слово!
Ропот горожан, сидящих в зале суда, усиливается.
Голос Дэнфорта. Соблюдайте тишину!
Голос Джайлса. Томас Патнэм думает прибрать к рукам чужую землю!
Голос Дэнфорта. Удалите этого человека из зала суда.
Голос Джайлса. Вам говорят неправду! Вас вводят в заблуждение!
Шум в зале, крики.
Голос Готторна. Ваше превосходительство, велите взять этого человека под стражу.
Голос Джайлса. У меня есть улики. Почему не хотите меня выслушать?
Дверь распахивается, и Хэррик почти на руках выносит Джайлса в ризницу.
Джайлс. Пусти меня, слышишь?! Руки прочь, будь ты проклят!
Хэррик. Джайлс!
Джайлс. Прочь, говорю тебе. У меня есть доказательства…
Хэррик. Туда нельзя. Суд заседает!
Из зала суда выходит Хэйл.
Хэйл. Успокойтесь, пожалуйста.
Джайлс. Мистер Хэйл, пусть мне дадут слово. Я хочу говорить.
Хэйл. Успокойтесь, прошу вас.
Джайлс. Они повесят мою жену, сэр!
Входит судья Готторн, ему лет шестьдесят, — злой, не знающий пощады сейлемский судья.
Готторн. Как вы смеете врываться в зал заседания и кричать?! Вы что, рехнулись, Кори?
Джайлс. Вы еще не получили место судьи в Бостоне, Готторн, не смейте говорить, что я рехнулся.
Появляется полномочный представитель губернатора Дэнфорт, позади него — Чивер и Пэррис. Воцаряется тишина. Дэнфорту за шестьдесят лет, он мрачен, хотя и обладает некоторым юмором; склонен к софистике, однако использует ее в интересах своего дела и занимаемой должности.
Дэнфорт (глядя в упор на Джайлса). Кто вы такой?
Пэррис. Джайлс Кори, сэр. Весьма задирист.
Джайлс (Пэррису). Я не ребенок и могу ответить сам. (Дэнфорту). Меня зовут Кори, сэр, Джайлс Кори. У меня шестьдесят акров земли, немного строительного леса. Вы сейчас судите мою жену. (Показывает пальцем на дверь, ведущую в зал заседаний).
Дэнфорт. И вы полагаете, что, нарушая общественный порядок, вы поможете жене? Уходите. Только из уважения к вашим сединам вас не отвели за тюремную решетку.
Джайлс (с мольбой). Они клевещут на мою жену, сэр. Я…
Дэнфорт. Вы, кажется, намерены учить нас — кому верить и кому не верить.
Джайлс. Ваше превосходительство, я никогда не осмелился бы выказать неуважение…
Дэнфорт. Неуважение? Это больше, чем неуважение. Это посягательство на основы правосудия. Известно ли вам, что здесь заседает генеральный суд Массачусетса?
Джайлс (плачущим голосом). Ваше превосходительство, я ничего плохого про мою жену не говорил. Я только сказал, что она любит читать книги. Разве за это сажают человека в тюрьму?
Дэнфорт. Книги! А какие книги?
Джайлс (всхлипывая). Марта — моя третья жена, ваше превосходительство. Мои прежние жены никогда книг в руках не держали. А Марта любила читать. Вот мне и стало любопытно — почему они так увлекают ее? Но разве я говорил, что она занимается колдовством. Я говорил, что она любит читать, и только. (Плачет, не стесняясь). Из-за меня она оказалась в тюрьме. (Ему стыдно, что он плачет, и он закрывает лицо).
Дэнфорт почтительно молчит.
Хэйл. Ваше превосходительство, мистер Кори предъявляет довольно веские доказательства в невиновности своей жены, мне кажется, что во имя справедливости мы должны…
Дэнфорт (перебивая). Тогда пусть он представит их в письменном виде, как полагается по форме. И принесет присягу. Вам же известны правила процедуры, мистер Хэйл? (Хэррику). Очистить комнату!
Хэррик. Идемте, Джайлс. (Выталкивает Джайлса за дверь).
Фрэнсис Нэрс входит с улицы.
Фрэнсис (подходит к Дэнфорту). Мы в отчаянии, ваше превосходительство. Каждый день мы приходим сюда и просим, чтобы нас выслушали, и каждый день нам отказывают.
Дэнфорт. Кто этот человек?
Фрэнсис. Фрэнсис Нэрс, сэр.
Хэйл. Муж Ребекки Нэрс.
Дэнфорт. Вот как! Я удивлен вашим поведением. Мне говорили, что вы человек благочестивый и умеете себя вести, мистер Нэрс.
Готторн (Дэнфорту). Я полагаю, и Фрэнсиса Нэрса и Джайлса Кори следует привлечь к ответственности за оскорбление суда.
Дэнфорт (Фрэнсису). Изложите на бумаге все, что хотите сказать, и передайте мне.
Фрэнсис. Ваше превосходительство, доказательства наши весьма вески. Бог не простит, если вы не выслушаете их. Девушки, сэр, девушки обманули вас, сэр.
Дэнфорт. О чем вы?
Фрэнсис. У нас есть доказательства, сэр. Они ввели вас в заблуждение.
Дэнфорт смотрит на Фрэнсиса, изучает его.
Готторн. Это оскорбление суда. Безусловно оскорбление суда.
Дэнфорт. Спокойно, судья Готторн. Знаете ли вы, кто я такой, мистер Нэрс?
Фрэнсис. Конечно, сэр. Вы умный человек, ваше превосходительство, иначе бы вы не были тем, что вы есть.
Дэнфорт. А знаете ли вы, что в тюрьмах — от Марбхэда до Линна — томится около четырехсот человек и что все они осуждены мной?
Фрэнсис. Если бы я сомневался, то не стал бы тревожить такого могущественного человека, как вы, ваше превосходительство. Я уверен, сэр, что вы введены в заблуждение.
Слева входит Джайлс. Все смотрят на него, наблюдают, как он кого-то манит с улицы. Вслед за этим входят Проктор и Мэри. Проктор поддерживает ее под руку, она очень слаба, еле держится на ногах.
Пэррис (вне себя от злобы). Мэри Уоррен?! (Подходит к ней вплотную). Ты зачем сюда пришла?
Проктор (решительно отстраняет Пэрриса). Она хочет говорить с полномочным представителем губернатора.
Дэнфорт (Хэррику, удивленно). Вы, кажется, говорили, что Мэри Уоррен больна?
Хэррик. Говорил, ваше превосходительство. Когда я зашел за ней на прошлой неделе, чтобы привести в суд, она лежала в постели и сказалась больной.
Джайлс. Всю неделю ее душа была в смятении, сэр. Сейчас Мэри Уоррен пришла, чтобы рассказать вам правду.
Дэнфорт. А кто этот человек?
Проктор. Джон Проктор, сэр. Муж Элизабет Проктор.
Пэррис. Его следует остерегаться, ваше превосходительство. Проктор — каверзный человек.
Хэйл (взволнован). Мне кажется, ваше превосходительство, показания Мэри Уоррен могут быть интересны.
Дэнфорт (поднимая руку). Спокойно, сэр. Что ты хочешь сообщить, Мэри Уоррен?
Проктор смотрит на Мэри, но она молчит.
Проктор. Она никогда не видела духов, сэр.
Дэнфорт (испуганно и удивленно). Никогда духов не видела, духов?
Джайлс (нетерпеливо). Никогда их не видела!
Проктор (роясь у себя в кармане). Она написала заявление, сэр. Все как полагается по форме.
Дэнфорт (быстро). Никаких заявлений я не принимаю. (Уже оценил ситуацию, все взвесил и обдумал). Скажите, мистер Проктор, в деревне об этом знают?
Проктор. Нет.
Пэррис. Они хотят ниспровергнуть правосудие, ваше превосходительство. Этот человек…
Дэнфорт. Прошу вас, мистер Пэррис. (Проктору). Известно ли вам, что данный процесс вызван гневом всевышнего и что всевышний говорит на этом процессе устами детей, дающих показания?
Проктор. Известно, сэр.
Дэнфорт (смотрит испытующе на Проктора, затем поворачивается к Мэри). Мэри Уоррен, как получилось, что ты отказываешься от своих показаний? Ты обвиняла людей в том, что их духи терзали тебя?
Мэри. Все это было притворством, сэр.
Дэнфорт. Не слышу.
Проктор. Она говорит, что все это было притворством.
Дэнфорт. Ну, а остальные девушки? Тоже лгали? Сусанна Уалькотт, например?
Мэри. Да, сэр. Они тоже лгали.
Дэнфорт (ошарашен). В самом деле?
Пауза. Видно, что Дэнфорт ошеломлен и расстроен этим обстоятельством. Он поворачивается к Проктору, вновь испытующе смотрит на него.
Пэррис (обеспокоенно). Ваше превосходительство, можно ли допустить, чтобы на открытом судебном заседании произносились столь кощунственные речи.
Дэнфорт. Разумеется — нет. Но одно то, что эта девушка посмела явиться сюда с подобным заявлением, поражает меня. (Проктору). Я еще не решил — приму ли я во внимание заявление Мэри Уоррен или не приму. Но считаю своим долгом предупредить вас. Вы затеяли опасную игру, мистер Проктор. В костре, который пылает здесь, вам не найти убежище.
Проктор. Знаю, сэр.
Дэнфорт. Продолжаю… Я отлично понимаю, на что способен любящий муж, желая защитить свою жену. Уверены ли вы в глубине души, что ваши доказательства правдивы?
Проктор. Да, сэр. Вы в этом убедитесь.
Дэнфорт. Вы хотите выступить с вашими разоблачениями на открытом заседании, перед народом?
Проктор. С вашего позволения, сэр.
Дэнфорт (глаза его сузились). Хорошо, сэр. Какую цель вы преследуете?
Проктор. Как — какую цель? Я спасу свою жену.
Дэнфорт. Вы говорите искренне? А не собираетесь ли вы подорвать авторитет суда?
Проктор (чуть дрогнувшим голосом). Что вы, сэр. Я и не думал…
Чивер (неожиданно, как бы очнувшись). Ваше превосходительство…
Дэнфорт. Да, Чивер.
Чивер. Считаю своей обязанностью, ваше превосходительство… (Проктору, вежливо). Полагаю, вы не станете отрицать? (Дэнфорту). Когда мы пришли арестовывать его жену, он не удержался от проклятий в адрес суда и порвал подписанный вами ордер.
Пэррис (Дэнфорту). Вот видите!
Дэнфорт. Действительно так, мистер Хэйл?
Хэйл (со вздохом). Да.
Проктор. Я был вне себя, сэр. Я не сознавал, что делал.
Дэнфорт (изучая его). Мистер Проктор…
Проктор. Слушаю вас, сэр.
Дэнфорт (в упор). Вы видели дьявола?
Проктор. Нет, сэр.
Дэнфорт. Вы истинный христианин, не так ли?
Проктор. Да, сэр.
Пэррис. Такой христианин, который не посещает церковь даже раз в месяц!
Дэнфорт (с любопытством). Не посещает церковь?
Проктор. Я всегда молюсь богу, сэр. Но не скрываю, что недолюбливаю мистера Пэрриса.
Чивер. По воскресеньям он работает, сэр.
Дэнфорт. Работает по воскресеньям?
Чивер (Проктору, оправдываясь). Я лицо официальное и не имею права скрывать.
Проктор (Дэнфорту). Я, действительно, раз или два выходил в поле по воскресеньям. У меня трое детей, сэр.
Джайлс. К вашему сведению, сэр. Проктор не единственный христианин, которому приходится пахать по воскресеньям.
Хэйл. Мне мнится, ваше превосходительство, по одному проступку не судят о человеке.
Дэнфорт. Я и не сужу. (Смотрит на Проктора). Скажу вам откровенно, сэр. Я видел чудовищные вещи на этом суде — тела, исколотые булавками, исполосованные ножами, видел, как духи пытались душить людей. У меня до сих пор не было основания подозревать, что дети могут ввести меня в заблуждение. Вы понимаете мою мысль?
Проктор. Но женщины, которых вы сейчас судите, снискали добрую славу в нашем городе. Вам это ничего не говорит, сэр?
Пэррис. Вы читали библию, мистер Проктор?
Проктор. Да, читал.
Пэррис. Сомневаюсь. Не то вы бы знали, что и у Каина худой славы не было — и все-таки он убил Авеля.
Проктор. Об этом нам поведал господь, сэр. (Дэнфорту). Но кто вам сказал, что Ребекка Нэрс умертвила семерых новорожденных? Несколько девушек! Сейчас одна из них поклянется, что все время лгала.
Дэнфорт размышляет, он в затруднении; затем подзывает Готторна и о чем-то справляется у него.
Готторн (утвердительно кивает головой). Совершенно верно. Элизабет Проктор.
Дэнфорт (Проктору). Сегодня на утреннем заседании ваша жена подала заявление, в котором ставит нас в известность, что она беременна.
Проктор. Беременна!
Дэнфорт. Но экспертиза не подтвердила этого.
Проктор. Если она говорит, что беременна, — значит, беременна. Она не станет лгать.
Дэнфорт. Не станет?
Проктор. Никогда, сэр.
Дэнфорт. Ей выгодно оказаться сейчас беременной. Вот почему я не очень верю вашей жене. Однако через месяц все выяснится. И если врачи подтвердят, что она действительно беременна, то приговор будет отсрочен до родов. Что вы теперь скажете?
Проктор молчит.
Вы говорили, что у вас одна цель — спасти жену. Как видите, почти на год она спасена. А год велик. Итак, с этим покончено. Вы снимаете вашу жалобу?
Проктор (в замешательстве смотрит на Фрэнсиса и Джайлса). Я… я не могу.
Дэнфорт (с чуть заметной твердостью в голосе). Значит, спасение жены не единственная ваша цель? Чего вы еще добиваетесь?
Пэррис. Он хочет подорвать авторитет суда.
Проктор (указывая на Фрэнсиса и Джайлса). Это Мои друзья, сэр. Их жены осуждены…
Дэнфорт (с внезапным оживлением). Я готов выслушать ваши показания.
Проктор. Я пришел не затем, чтобы оскорблять суд. Я хочу…
Дэнфорт (перебивая). Хэррик, пройдите в зал заседаний и передайте судье Стоптону и судье Спуоллу, чтобы объявили перерыв на час. Они свободны. Свидетелям и подсудимым оставаться на местах.
Хэррик. Будет исполнено, сэр. (Крайне почтительно). Если разрешите, сэр. Я знаю мистера Проктора очень давно, всю жизнь. Ничего, кроме хорошего, о нем сказать не могу.
Дэнфорт. Я верю в вашу искренность.
Хэррик уходит.
Ну, какие же показания вы хотите дать суду, мистер Проктор? Я прошу вас быть откровенным, не утаивать ничего, говорить все начистоту.
Проктор. Я не адвокат, сэр. Поэтому…
Дэнфорт. Тот, кто чист душой, может и не обладать даром красноречия. Говорите.
Проктор (вручая Дэнфорту бумагу). Я прошу вас ознакомиться с этим документом, сэр. Люди, подписавшие эту бумагу, заявляют, что жизнь Марты Кори, Ребекки Нэрс, Элизабет Проктор может служить примером для всех людей.
Пэррис (стараясь угодить Дэнфорту, саркастически). Они заявляют!
Дэнфорт не реагирует на слова Пэрриса, Проктор несколько ободрен.
Проктор. Все эти люди — истинные христиане. (Осторожно, стараясь обратить внимание Дэнфорта на один из пунктов). Вот тут, сэр, видите, они пишут, что знают этих женщин на протяжении многих лет и ни разу не замечали, чтобы эти женщины были связаны с дьяволом.
Пэррис нервничает; он подходит к Дэнфорту и старается взглянуть на бумагу через его плечо.
Дэнфорт (просматривая длинный список подписей). Сколько же здесь имен?
Фрэнсис. Эту бумагу подписали девяносто один человек, ваше превосходительство.
Пэррис. Эти люди, несомненно, должны быть вызваны… (Заметив вопросительный взгляд Дэнфорта). Для опроса.
Фрэнсис (дрожа от гнева). Мистер Дэнфорт, я дал этим людям слово, что им ничего не грозит.
Пэррис. Это покушение на правосудие!
Хэйл (Пэррису, сдержанно). Мыслимо ли любую попытку защиты рассматривать как покушение на правосудие. Разве они не имеют права…
Пэррис. Все истинные христиане приветствуют судебное расследование в Сейлеме! Эти же люди (указывая на подписи) настроены весьма подозрительно. (Дэнфорту). Мне кажется, ваше превосходительство, вам было бы интересно узнать от каждого из них, чем он лично недоволен!
Готторн. Я придерживаюсь того же мнения.
Дэнфорт. Разумеется, этому документу не следует приписывать столь опасный характер. Но в порядке проверки…
Фрэнсис. Я повторяю, сэр, эти люди — истинные христиане.
Дэнфорт. В таком случае им нечего бояться. (Чиверу, передавая бумагу). Заготовьте ордера и доставьте всех завтра в суд. (Проктору). Ну, мистер Проктор, что вы еще желаете нам сообщить? (Фрэнсису, остолбеневшему от ужаса). Садитесь, мистер Нэрс.
Фрэнсис. Что я наделал! Я навлек беду на этих несчастных людей!
Дэнфорт. Им ничего не угрожает, если совесть у них чиста… Я хочу, чтобы все поняли… Сейчас можно быть либо за суд, либо против. Середины нет. Настало время твердых решений. Сумерки, когда добро смешивалось со злом, слава богу, прошли. Восход солнца приветствуют все, кто не боится света. Надеюсь, никто из вас не хочет возвращения сумерек.
Тишина. Мэри внезапно всхлипывает.
Что с ней? Ей плохо?
Проктор. Нет, сэр. (Наклоняется к Мэри, берет ее за руку, тихо). Ты помнишь, Мэри, что сказал ангел Рафаэль мальчику Тобиасу? Всегда помни эти слова.
Мэри (боязливо). Да, сэр.
Проктор. «Твори добро, и пусть ничто не устрашит тебя!»
Мэри (одними губами). Да, сэр.
Дэнфорт (Проктору). Мы ждем, человек.
Хэррик возвращается.
Джайлс. Джон, а мое заявление… передай ему мое заявление!..
Проктор. Да, да. Ваше превосходительство… (Подходит к Дэнфорту и передает ему заявление Джайлса). В заявление мистера Кори.
Дэнфорт. О? (Вопросительно смотрит на Проктора, затем на Джайлса).
Готторн становится рядом с Дэнфортом и читает заявление Джайлса.
Готторн (подозрительно). Какой адвокат составлял эту бумагу?
Джайлс. Вы же знаете, судья Готторн, что ни разу в жизни я не прибегал к помощи адвоката.
Дэнфорт (кончив читать). Очень толково составлено. Примите мои поздравления. Мистер Пэррис, пригласите сюда мистера Патнэма, если он еще не ушел.
Пэррис отправляется в зал заседаний; Готторн, приняв из рук Дэнфорта заявление, отходит к окну.
Вы никогда не занимались адвокатурой, мистер Кори?
Джайлс (очень польщен). Сэр, в своей жизни я тридцать три раза бывал в суде, и всегда в качестве истца.
Дэнфорт. О, в таком случае вы не раз проигрывали.
Джайлс. Никогда не проигрывал. Я хорошо знаю мои права и всегда могу их защитить. Знаете, лет тридцать пять тому назад ваш отец разбирал одно мое дело.
Дэнфорт. Вот как?!
Джайлс. Он вам никогда не рассказывал об этом?
Дэнфорт. Не припомню.
Джайлс. Очень странно. Он присудил в мою пользу компенсацию в девять фунтов за понесенные мною убытки. Ваш отец был справедливый судья. Видите ли, в те времена у меня была белая кобыла, и один парень одолжил эту кобылу…
Входит Пэррис, за ним Патнэм. При виде Патнэма добродушие Джайлса исчезает; он становится суровым.
(Про Патнэма). А вот и он сам.
Дэнфорт. Мистер Патнэм, мною получено заявление от мистера Кори. Он утверждает, что вы заставили вашу дочь обвинить Джорджа Джекоба, находящегося сейчас в тюрьме, — в колдовстве.
Патнэм. Ложь!
Дэнфорт (Джайлсу). Мистер Патнэм отрицает, как видите. Что вы можете сказать?
Джайлс (сжав кулаки). Брешет — вот что я могу сказать!
Дэнфорт. Какие у вас есть доказательства?
Джайлс (тычет пальцем в заявление, которое держит Готторн). Вот здесь мои доказательства, здесь! Если Джекоба повесят за колдовство, ваше превосходительство, землю его конфискуют — таков закон: а у Патнэма денег достаточно, чтобы приобрести ее. Этот человек убивает своих соседей, чтобы завладеть их землей!
Дэнфорт. Но доказательства, сэр, доказательства!
Джайлс (тычет пальцем в заявление). Здесь мои доказательства! Я знаю человека, очень честного человека, который слышал, как Патнэм сам говорил об этом. В тот день, когда его дочь назвала имя Джекоба, она подарила ему участок превосходной земли.
Готторн. Имя этого человека.
Джайлс (отпрянув). Какого человека?
Готторн. Человека, который слышал эти слова.
Джайлс (замявшись). Я… я не могу назвать вам его.
Готторн. Отчего же?
Джайлс (колеблется, затем, кричит). Вы хорошо знаете — отчего! Он будет в тюрьме, как только я назову его!
Готторн. Он оскорбляет суд, мистер Дэнфорт.
Дэнфорт (миролюбиво). Вы, разумеется, назовете нам его имя, мистер Кори?
Джайлс. Никакого имени я вам не назову. Я как-то однажды упомянул имя моей жены — и теперь за это буду гореть в аду. Я отказываюсь отвечать на вопросы суда.
Дэнфорт. В таком случае мне ничего другого не остается, как арестовать вас за оскорбление суда.
Джайлс. Вы не имеете права. Я не оскорблял суд. Я сказал лишь то, что слышал. Слышал, и только.
Дэнфорт. О, вы прирожденный адвокат! Вы хотите, чтобы вас официально допросили? Или будете мне отвечать.
Джайлс. Поймите, я не могу назвать имя этого человека. Не могу.
Дэнфорт. Выживший из ума старик! Чивер, ведите протокол допроса. Заседание суда продолжается. Отвечайте, мистер Кори…
Проктор (перебивая). Ваше превосходительство, мистер Кори связан словом. Он не может выдать тайны.
Пэррис. Всякие утайки — пища дьявола. (Дэнфорту). Все, что скрыто, таит в себе…
Готторн (Дэнфорту). Необходимо сломить упорство этих людей.
Дэнфорт (Джайлсу). Послушайте, если ваш осведомитель сказал правду — пусть придет сюда и говорит открыто, как подобает честному человеку. Если же он отказывается — я должен знать причину. Правительство и церковь требуют, чтобы вы назвали имя человека, обвиняющего Томаса Патнэма в убийстве.
Хэйл. Ваше превосходительство…
Дэнфорт (раздраженно). Мистер Хэйл!
Хэйл. Мы не можем игнорировать то обстоятельство, что судебный процесс вселил в души людей страх.
Дэнфорт. Сознание собственной вины — вот единственное, чем вызван этот страх, мистер Хэйл. Вы, например, не боитесь допроса?
Хэйл. Всю жизнь я боялся только одного бога.
Дэнфорт (строго). Тогда не упрекайте меня в жестокости. Народ трепещет потому, что знает: в народе есть кучка предателей, задумавших заговор против Христа.
Хэйл. Но это не значит, что каждый, кого подозревают, обязательно замешай в заговоре.
Дэнфорт. Ни один человек с чистой совестью не должен бояться допроса. Ни один! (Джайлсу). Вы арестованы за оскорбление суда. Садитесь и подумайте. Вы не будете освобождены до тех пор, пока не согласитесь давать показания.
Джайлс бросается к Патнэму, но Проктор становится между ними.
Проктор. Ну Джайлс! Джайлс!
Джайлс (через плечо Проктора). Я перережу тебе глотку, я убью тебя, Патнэм!
Проктор (усаживая Джайлса на стул). Успокойтесь, Джайлс. Успокойтесь. Мы докажем им нашу правоту. Докажем… (Поворачивается к Дэнфорту).
Джайлс. Не говори с ним, Джон. (Указывая на Дэнфорта). Видишь, он издевается над нами — он решил повесить нас всех.
Мэри плачет навзрыд.
Дэнфорт. Здесь заседает генеральный суд, мистер Кори, я не потерплю оскорблений!
Проктор. Простите его, сэр, он — старый человек. Успокойтесь, Джайлс. И ты, Мэри (гладит Мэри по щеке), перестань плакать. Помни слова ангела Рафаэля. Повторяй их про себя, они придают силу.
Мэри затихает. Проктор достает из кармана бумагу, протягивает Дэнфорту.
Вот заявление Мэри Уоррен. Когда вы будете читать его, сэр, прошу вас помнить, что всего две недели назад Мэри Уоррен была заодно с девушками, которые и поныне продолжают клеветать. (Степенно и разумно, стараясь не выдать своего страха и сдерживая накипающий гнев). Вы слышали, сэр, как Мэри Уоррен кричала, утверждая, что нечистые духи пытаются задушить ее. Вы слышали ее клятвы — она клялась, что сатана являлся к ней в обличье женщин, которые сейчас брошены в тюрьму.
Дэнфорт. Все это мне известно.
Проктор. Так вот, сэр. Сейчас Мэри Уоррен клянется, что она никогда не видела дьявола. И никаких духов. И она утверждает, что ее подруги лгали и продолжают лгать. (Передает Дэнфорту заявление Мэри).
К Дэнфорту подходит Хэйл; он взволнован, руки его дрожат.
Хэйл. Ваше превосходительство, повремените. Наступила решительная минута, от которой зависит дальнейший ход процесса.
Дэнфорт (с неприязнью). Возможно.
Хэйл. Я не могу поручиться, что Проктор — человек честный, я его мало знаю. Но то, что он говорит, весьма серьезно… Ради бога, пошлите его за адвокатом. Он фермер и не сумеет изложить свои доводы.
Дэнфорт. Послушайте, мистер Хэйл…
Хэйл. Ваше превосходительство, я подписал семьдесят два ордера. Я — священник и считаю, что имею право лишать человека жизни лишь тогда, когда виновность его не вызывает никаких сомнений.
Дэнфорт. Надеюсь, мистер Хэйл, вы не сомневаетесь в моей справедливости?
Хэйл. Сегодня утром, когда я подписывал приговор Ребекке Нэрс, рука моя дрогнула, ваше превосходительство. Умоляю вас, пусть доводы мистера Проктора изложат адвокаты.
Дэнфорт. Мистер Хэйл, странно, что ваши обширные знания позволяют вам еще сомневаться. Надеюсь, вы простите меня? Тридцать два года я занимался адвокатурой и, признаюсь, несмотря на свой опыт, оказался бы в весьма затруднительном положении, случись мне защищать этих людей. Задумайтесь над моими словами. (Проктору и всем остальным). Я и вас прошу об этом. Как защищают обвиняемого при расследовании преступления, совершенного обычным путем? Вызывают свидетелей, сверяют показания и так далее. Верно? Но колдовство — преступление невидимое. Единственные свидетели колдовства — это ведьмы и жертвы колдовства. Разумеется, мы не можем надеяться, что ведьма разоблачит сама себя. Остаются жертвы — они уже высказались. Что же остается делать адвокату? Вот моя точка зрения.
Хэйл. Однако Мэри Уоррен заявляет, что девушки вводят нас в заблуждение.
Дэнфорт. Именно это заявление я и собираюсь проверить. Какие же еще у вас могут быть ко мне претензии? Или, повторяю, вы не верите в мою справедливость?
Хэйл (обезоружен). В вашей справедливости я уверен, сэр. Продолжайте заседание.
Дэнфорт. Тогда прошу вас успокоиться, сэр. (Проктору). Где заявление Мэри Уоррен?
Проктор передает бумагу Дэнфорту. Готторн и Пэррис подходят к Дэнфорту, к ним присоединяется Хэйл. Проктор смотрит на Джайлса; Фрэнсис, сложив ладони, шепчет слова молитвы. Чивер спокойно ждет распоряжений. Мэри тихо плачет. Проктор гладит ее по голове, успокаивает. Наконец, Дэнфорт поднимает глаза от бумаги — он кончил читать, подходит к окну. Он размышляет.
Пэррис (кипит злобой). Мне хотелось бы спросить…
Дэнфорт (кричит, и не остается сомнения, что он презирает Пэрриса). Прошу помолчать, мистер Пэррис! (Смотрит в окно. Пауза). Чивер, приведите сюда девушек!
Чивер уходит.
Мэри Уоррен, как случилось, что ты отказываешься от своих показаний? Мистер Проктор тебе угрожал?
Мэри. Нет, сэр.
Дэнфорт. А вообще он угрожал тебе когда-нибудь?
Мэри (менее уверенно). Нет, сэр.
Дэнфорт (почувствовав ее неуверенность). Значит, ты все время бессовестно лгала? Знала, что посылаешь людей на виселицу, и тем не менее продолжала лгать? Отвечай!
Мэри (беззвучно). Да, сэр.
Дэнфорт. Чему же тебя учили? Разве ты не знаешь, что бог карает лжецов?
Мэри молчит.
Может быть, ты и сейчас лжешь?
Мэри. Нет, сэр. Сейчас я заодно с богом.
Дэнфорт. Заодно с богом, говоришь?
Мэри. Да, сэр.
Дэнфорт (сдерживая гнев). Ну, вот что… Либо ты лгала тогда, либо лжешь сейчас. А ложь не может оставаться безнаказанной. Тебя бросят в тюрьму, знаешь ли ты об этом?
Мэри. Я больше, не в силах лгать. Я заодно с богом, сэр. (Вновь начинает плакать).
Дверь открывается, и входят Сусанна, Мэрси, Бетти, наконец Абигайль Чивер подходит к Дэнфорту.
Чивер. Рут Патнэм и другие девушки отсутствуют, сэр.
Дэнфорт. Достаточно и этих. (К Абигайль и девушкам). Садитесь и слушайте меня внимательно. Ваша подруга, Мэри Уоррен, клянется, что она никогда не видела ни духов, ни привидений, ни дьявола. Более того, она клянется, что вы тоже их не видели.
Молчание.
Вот что, дети. Суд действует на основании закона. Закон зиждется на библии, а библия написана богом. Бог запрещает людям заниматься колдовством и карает смертью за непослушание. (Короткая пауза). Вполне возможно, что дьявол покорил Мэри Уоррен и послал ее к нам, чтобы она помешала нам исполнить наш священный долг. Если это так, она поплатится жизнью. Но если она говорит правду, я прошу вас одуматься и чистосердечно сознаться. Чем скорее вы это сделаете, тем снисходительнее будет мое решение. (Пауза). Абигайль Уильямс, встань!
Абигайль медленно приподнимается.
Ты подтверждаешь заявление Мэри Уоррен?
Абигайль. Нет, сэр.
Дэнфорт (смотрит на Мэри, затем снова на Абигайль). Вам не удастся вывернуться — я узнаю правду. Кто-либо из вас должен изменить свои показания, или я прибегну к крайним мерам.
Абигайль. Мне нечего менять, сэр. Лжет — она.
Дэнфорт (к Мэри). А что скажешь ты? Все еще настаиваешь на своем?
Мэри (тихо). Да, сэр.
Дэнфорт (к Абигайль). В доме у мистера Проктора обнаружена кукла с воткнутой в нее иглой. Мэри Уоррен заявляет, что, когда она мастерила эту куклу, ты сидела рядом. Она заявляет, что иглу воткнула ты. Отвечай!
Абигайль (с негодованием). Это ложь, сэр!
Дэнфорт (после паузы). Ты работала в доме у Прокторов. Ты видела там куклу?
Абигайль. У гуди Проктор всегда имелись куклы.
Проктор. Ваше превосходительство, в моем доме никогда кукол не было. Что же касается куклы, которую вы имеете в виду, ее подарила моей жене Мэри Уоррен.
Чивер. Ваше превосходительство…
Дэнфорт (Чиверу). Вы что-то хотите сказать?
Чивер. Когда мы пришли арестовать гуди Проктор, она сказала, что никаких кукол у нее в доме нет. Но она не скрыла, что играла в куклы, будучи девочкой.
Проктор. С тех пор прошло пятнадцать лет.
Готторн (Проктору). Куклу можно хранить много лет, не правда ли, сэр?
Проктор. Если ее хранят. Но Мэри Уоррен может подтвердить, что никаких кукол в моем доме не было.
Пэррис. Куклу можно спрятать от посторонних глаз.
Проктор (рассвирепев). От посторонних глаз можно спрятать даже дракона с пятью головами. Но ведь его никто не видел.
Пэррис. Ваше превосходительство, мы как раз и собрались здесь для того, чтобы обнаружить то, чего никто не видел.
Проктор. Мистер Дэнфорт, задумайтесь над тем, что разоблачение девушек во лжи ничего, кроме беды, Мэри Уоррен не сулит. Какая ей польза лгать?
Дэнфорт. Вы обвиняете Абигайль Уильямс в убийстве вашей жены. Понимаете ли вы всю тяжесть обвинения?
Проктор. Да, сэр. Именно убийство я и имею в виду.
Дэнфорт (смотря на Абигайль, скептически). Это дитя способно совершить убийство?
Проктор. Она не дитя, сэр. В этом году ее дважды удаляли из церкви за смех во время богослужения.
Дэнфорт (не верит своим ушам, поворачивается к Абигайль). Смех? Смех во время богослужения?!
Пэррис. Ваше превосходительство, она тогда находилась во власти Титубы; сейчас она полна священного трепета.
Джайлс. Набравшись святости, она решила посылать людей на плаху?
Дэнфорт (Джайлсу). Помолчи, старик!
Готторн. В данный момент мы не обсуждаем поведение Абигайль Уильямс во время богослужения. Мы обвиняем ее в убийстве.
Дэнфорт. Мда. (Смотрит на Абигайль, изучает ее). Продолжайте, мистер Проктор.
Проктор. Расскажи-ка, Мэри, его превосходительству, как вы плясали в лесу.
Пэррис (перебивает). С тех пор как я переехал в Сейлем, ваше превосходительство, этот человек неоднократно пытался оклеветать меня. Он…
Дэнфорт (Пэррису). Одну минуту, сэр. (К Мэри). О каких плясках идет речь?
Мэри. Я… (Запинается, встретившись с пристальным взглядом Абигайль). Мистер Проктор…
Проктор. Абигайль повела девочек в лес, и там они плясали, скинув с себя одежды.
Пэррис. Ваше превосходительство…
Проктор (перебивая). Мистер Пэррис застал их в лесу, он рассказывал, что видел их собственными глазами! Вот какие это «дети»!
Дэнфорт (помрачнев, пораженный, поворачивается). Мистер Пэррис…
Пэррис (быстро). Я могу только сказать, что голыми я их не видел, сэр. Этот человек…
Дэнфорт. Но вы видели, как они плясали — ночью, в лесу? (Пристально глядит в глаза Пэррису, жест в сторону Абигайль).
Пэррис молчит.
Абигайль плясала?
Хэйл. Ваше превосходительство, в день моего приезда мистер Пэррис сам говорил мне, что видел, как они плясали.
Дэнфорт. Вы и теперь будете отрицать, мистер Пэррис?
Пэррис. Нет, сэр. Но голыми я их не видел.
Дэнфорт. Но плясать-то они плясали?
Пэррис (неохотно). Да.
Дэнфорт смотрит на Абигайль; вера его в Абигайль подорвана.
Готторн. Разрешите, ваше превосходительство.
Дэнфорт (сильно озабочен). Пожалуйста.
Готторн (к Мэри). Ты вот утверждаешь, что никаких духов не видела…
Мэри (очень тихо). Нет, сэр. Не видела.
Готторн. Прекрасно. Однако совсем недавно, во время очной ставки с людьми, которым было предъявлено обвинение в колдовстве, ты холодела и падала в обморок. Тогда ты говорила, что их души нападают на тебя, пытаются убить.
Мэри (боязливым шепотом). Я лгала, сэр.
Готторн. Не слышу.
Мэри. Я лгала.
Пэррис. Но ты холодела и падала в обморок. Ты была холодна как лед. Не только я, но мистер Дэнфорт…
Дэнфорт. Совершенно верно, и не один раз.
Проктор. Она притворялась. Все они прекрасно умеют притворяться.
Готторн. Очень хорошо. В таком случае пусть она сейчас похолодеет и упадет в обморок.
Проктор. Сейчас?
Пэррис. А почему бы и нет? Раз она говорит, что тогда притворялась, то пусть она притворится и сейчас. Пусть она похолодеет и упадет в обморок (к Мэри). Ну? Падай в обморок!
Мэри. Упасть в обморок?
Пэррис. Да. Чего же проще? Ты же падала раньше в обморок нарочно.
Мэри (в растерянности смотрит на Проктора). Я… я не могу.
Проктор (тихо и с тревогой). Не можешь, Мэри?
Мэри (смотрит по сторонам, как бы ищет повода, чтобы упасть в обморок). Сейчас у меня нет этого ощущения…
Дэнфорт. Чего тебе не хватает?
Мэри. Мне трудно это объяснить, сэр? Понимаете…
Дэнфорт. Ты не можешь упасть в обморок, возможно, потому, что среди нас нет никого, кто бы вселил в тебя свой дух?
Мэри. Я никогда… не видела духов, сэр.
Пэррис. Тогда докажи, что раньше ты притворялась.
Мэри (прислушивается к себе, качая головой). Нет, не могу… не могу…
Пэррис. В таком случае признайся, что теряла сознание, потому что духи нападали на тебя.
Мэри. Нет, сэр, никто не нападал… Я…
Пэррис. Ваше превосходительство, совершенно ясно, что она вводит суд в заблуждение!
Мэри (в отчаянии). Я говорю правду. Постойте, сэр! Тогда я падала в обморок, потому что мне казалось… я вижу их.
Дэнфорт. Тебе казалось, что ты видишь духов?
Мэри. Но мне только казалось.
Готторн. Тебе не могло казаться, если на самом деле ты их не видела.
Мэри. Дело в том, сэр… девочки все время кричали, что видят духов… И вы, сэр, я видела, что вы им тоже верите… И все кричали: «Духи! духи!» — и падали в обморок. Сначала было даже забавно… а потом стало страшно, и мне показалось… что я тоже на самом деле вижу духов. Но взаправду я их никогда не видела.
Дэнфорт пронизывает ее взглядом.
Пэррис(волнуется, видя, что слова Мэри подействовали на Дэнфорта). Ваше превосходительство, надеюсь, вы видите, что она лжет? (Улыбается).
Дэнфорт (озабоченно). Абигайль, я обращаюсь к тебе. Еще раз прошу подумать обо всем. Бог дорожит жизнью каждого невинного человека и строго карает того, кто приносит вред ближнему своему. Возможно, никаких духов ты не видела? Тебе только казалось, что ты видишь их? Бывают такие галлюцинации… Подумай хорошенько.
Абигайль. Как могло казаться? Когда они терзали мое тело… Я истекала кровью… а они каждый день угрожали, что убьют меня, если я не перестану бороться с ними. Но я продолжала честно выполнять свой долг — и вот мне награда! Мне не верят, меня допрашивают…
Дэнфорт (сомневаясь). Не то чтобы я тебе не верил…
Абигайль (идя в открытую). Берегитесь, мистер Дэнфорт! Вы не настолько могущественны, чтобы силы ада не справились с вашим рассудком. Берегитесь! Есть немало… (Смотрит наверх, на потолок, лицо ее внезапно искажается — оно действительно страшно).
Дэнфорт. Что с тобой?
Абигайль (глядит по сторонам, съежившись как от холода). Я… не знаю… не знаю! Подул ветер! Холодный ветер ворвался в комнату! (Устремляет свой взор на Мэри).
Мэри (умоляюще). Абби!
Мэрси (дрожа и размахивая руками). Мне холодно, я замерзаю!
Проктор. Они притворяются!
Готторн (дотрагиваясь до Абигайль). Она холодна, ваше превосходительство.
Мэрси (у нее не попадает зуб на зуб). Мэри, что тебе от меня надо. Оставь меня в покое!
Мэри. Господи, спаси меня!
Сусанна. Я замерзаю… Я тоже замерзаю…
Абигайль (ее бьет дрожь). Ветер. Холодный ветер!
Мэри (в истерике). Абби, прекрати! Абби!
Дэнфорт (вовлеченный в игру Абигайль). Мэри Уоррен, ты вселила в нее свой дух? Ты заколдовала ее? Я спрашиваю тебя! Отвечай!
Мэри истерично кричит и бросается в сторону. Проктор перехватывает ее.
Мэри (почти в припадке). Отпустите меня, мистер Проктор. Я не могу… не могу…
Абигайль (выкрикивает, простирая руки к потолку). О небеса, защитите меня от Мэри Уоррен!
Проктор быстро подскакивает к Абигайль и — не успевает она отпрянуть — хватает ее за волосы, пригибает к земле. Абигайль кричит от боли.
Дэнфорт (кричит). Что вы делаете?
Готторн (кричит). Отпустите ее!
Пэррис (кричит). Вы не смеете!
Проктор (его голос перекрывает все). Как ты смеешь взывать к небесам, шлюха!
Хэррик вырывает Абигайль из рук Проктора.
Хэррик. Джон!..
Дэнфорт. Человек, что с тобой?
Проктор (задыхаясь, в ярости). Она грешница, ваше превосходительство. Какая же она ясновидящая?!
Дэнфорт (ошеломлен). Грешница?
Абигайль. Он лжет, мистер Дэнфорт!
Проктор. Обратите внимание, сейчас она закричит. Скажет, что я вселил в нее свой дух, и упадет в обморок.
Дэнфорт. Такими словами не бросаются! Вы должны это доказать! Это вам так не пройдет.
Проктор (ему бесконечно трудно, он сам близок к припадку). Я был с ней близок, сэр. Я был с ней близок…
Дэнфорт. Вы? Значит, вы распутны…
Фрэнсис (в ужасе). Нет, Джон, нет… Не клевещите на себя!..
Проктор. О Фрэнсис, вы всегда меня считали лучше, чем я есть на самом деле. (Дэнфорту). Никто из нас не станет нарочно клеветать на себя.
Дэнфорт. Но — когда? Где?
Проктор (голос его срывается от сознания своего позора). Это произошло восемь месяцев назад. В то время она работала у меня прислугой. (Сжимает кулаки, едва удерживаясь от слез ярости и унижения). Мы часто думаем, что бог спит. Но бог видит все. Моя жена, моя добрая, честная жена, догадавшись о наших отношениях, рассчитала ее. С тех пор она одержима только одним желанием — отомстить моей жене. (Отворачивается от Дэнфорта, закрывает лицо руками). Простите меня, ваше превосходительство. (Единственное, что ему остается, это высказаться до конца). Она не остановится ни перед чем, любыми средствами она пытается убрать мою жену с дороги. Она мечтает выйти за меня замуж. Я виновен, ваше превосходительство. Я ничего ей не обещал, но я был с ней ласков и тем самым дал ей возможность надеяться. Однако то, что она совершает сейчас, продиктовано не любовью, а местью. Местью блудницы, которая не считается ни с чем, кроме своих низменных желаний. Теперь я сказал всю правду и отдаю себя в ваши руки.
Дэнфорт (побледнев от ужаса). Что ты можешь сказать, Абигайль? Я жду.
Абигайль. Если суд верит, то я лучше уйду. И никогда не вернусь сюда!
Проктор. Свою честь я уже запятнал! Я погубил свое доброе имя, и вы должны верить мне, сэр Дэнфорт. Что же касается моей жены, то вина ее лишь в том, что она не захотела держать у себя в доме мою любовницу.
Абигайль (видя, что Дэнфорт склонен поверить Проктору). Вы сомневаетесь, ваше превосходительство? (Повысив голос). Я не допущу сомнений! (Направляется к выходу).
Дэнфорт (кричит). Останься на месте!
Хэррик преграждает ей дорогу; поразмыслив, она возвращается на место. В глазах сверкают молнии, она полна негодования.
Мистер Пэррис, приведите гуди Проктор.
Пэррис. Ваше превосходительство, все это…
Дэнфорт (сквозь зубы). Приведите гуди Проктор, понятно? И ни слова, о чем мы здесь говорили. Прежде чем войти — постучитесь.
Пэррис уходит.
Сейчас мы разберемся во всей этой грязи. (Проктору). Вы утверждаете, что ваша жена никогда не лжет?
Проктор. Она никогда не лгала в своей жизни, мистер Дэнфорт. Есть люди, которые не умеют плакать, есть люди, которые не умеют веселиться, — моя жена не умеет лгать. Я понял это слишком поздно, сэр.
Дэнфорт. И жена ваша знала обо всем?
Проктор. Да, сэр.
Дэнфорт. Именно поэтому она и рассчитала ее?
Проктор. Да, сэр.
Дэнфорт. Хорошо (к Абигайль). Если она подтвердит, что знала о вашем распутстве, — моли бога о милосердии.
Стук в дверь.
Погодите! (К Абигайль). Стань здесь, лицом к стене. (Проктору). И вы тоже. Не смейте оборачиваться, пока вам не разрешат. Прошу всех соблюдать тишину. Ни одного слова, никаких жестов! (В дверь). Входите!
Входят Пэррис и Элизабет. Элизабет глазами ищет мужа.
Чивер, будьте особенно точны в протоколе. Готовы?
Чивер. Да, сэр.
Дэнфорт. Подойди ко мне, женщина.
Элизабет подходит.
Смотрите на меня, гуди Проктор. Только на меня.
Элизабет (тихо). Хорошо, сэр.
Дэнфорт. Нам известно, что Абигайль Уильямс работала у вас служанкой и вы ее уволили.
Элизабет. Это правда, сэр.
Дэнфорт (в упор). Почему вы уволили ее?
Элизабет смотрит в сторону Проктора, не знает, что ответить.
Смотрите только на меня. Вам ничья помощь не нужна. Отвечайте чистосердечно. Почему вы уволили Абигайль Уильямс?
Элизабет (уклончиво). Она не устраивала меня. (Пауза). Да, не устраивала.
Дэнфорт. Почему?
Элизабет. Она… (Смотрит на мужа, ждет, чтобы тот ей подсказал).
Дэнфорт. Смотрите на меня! Вот так! Она вас не устраивала. Хорошо. Почему? Она была неряшлива? Ленива? Отвечайте.
Элизабет. Ваше превосходительство, в прошлом году я болела очень часто. И я… Нет, вы не подумайте ничего плохого. Мой муж — хороший и справедливый человек. Он не пьет, подобно другим… Не проводит дни в таверне. Он всегда работает. И вот во время болезни, сэр, — я долгое время болела после родов — мне начало казаться, что он несколько иначе стал ко мне относиться. Эта девушка… (Поворачивается к Абигайль).
Дэнфорт. Смотрите на меня.
Элизабет. Простите, сэр. Эта девушка… (Замолкает).
Дэнфорт. Абигайль Уильямс?
Элизабет. Да, Абигайль Уильямс. Эта девушка, мне показалось, нравится ему. И вот однажды в припадке ревности, потеряв рассудок, я выгнала ее.
Дэнфорт. Вам показалось, что ваш муж иначе стал к вам относиться, или на самом деле он изменился к вам?
Элизабет (в смятении). Мой муж, сэр… я повторяю, он честный человек.
Дэнфорт. Значит, вам показалось, — что он иначе стал к вам относиться?
Элизабет (вновь пытается взглянуть на Проктора). Он…
Дэнфорт (встает и поворачивает ее лицом к себе). Смотрите на меня! Ваш муж обвиняется в преступной связи с Абигайль Уильямс. Вы знали об этой связи? Смотрите на меня! Отвечайте.
Элизабет (тихо). Нет, сэр.
Дэнфорт. Хэррик, уведите ее!
Проктор (рванувшись к жене). Элизабет, скажи правду!
Дэнфорт. Она уже сказала. Уведите ее!
Проктор (кричит). Элизабет, я признался!
Элизабет. О боже!
Дверь захлопывается за ней.
Проктор. Она солгала, чтобы спасти меня!
Хэйл. Ваше превосходительство, Элизабет Проктор лжет, это несомненно. Она спасает мужа. Я прошу — отложите заседание. Необходимо во всем разобраться, иначе мы осудим невинного человека. На всем этом деле лежит печать личной мести. Слова мистера Проктора внушают доверие. Я верю ему и прошу вас…
Дэнфорт. Гуди Проктор сказала, что ей неизвестно о прелюбодеянии с Абигайль. Проктор солгал.
Хэйл. Я верю ему! Что же касается девушки (указывает на Абигайль), слова ее всегда вызывали у меня подозрение…
Устремив взор к потолку, Абигайль начинает кричать — дико и пронзительно.
Абигайль. Не смей! Сгинь! Исчезни! Исчезни, говорю!
Дэнфорт. Что с тобой, дитя?
Абигайль в ужасе указывает на потолок, лицо ее искажено страшной судорогой. Вслед за ней на потолок указывают Сусанна, Мэрси и Бетти. Все присутствующие глядят на потолок, тщетно стараясь разглядеть, что там происходит. Дэнфорт с тревогой переводит взгляд на Абигайль, он испуган.
Что вы там увидели? Что с вами, девушки?
Абигайль и девушки словно не слышат его слов.
Мэрси (указывает на потолок). Вот она там! Села на балку!
Дэнфорт (глядя вверх). Кто?
Абигайль. Птица! (С трудом). Желтая птица, что тебе надо от нас?
Проктор. Я не вижу никакой птицы!
Абигайль (глядя на потолок). Почему ты прилетела? Ты прилетела за мной?
Проктор. Мистер Хэйл…
Дэнфорт. Молчите!
Проктор (Хэйлу). Вы видите птицу?
Дэнфорт. Молчите!
Абигайль (продолжая разговаривать с воображаемой птицей). Но ведь меня создал бог, по образу и по подобию своему… А ты хочешь превратить меня в птицу? Зависть — смертельный грех, Мэри!
Мэри (в ужасе вскакивает с места, умоляюще). Абби!!
Абигайль (не обращает внимания на Мэри, ведет разговор с «птицей»). О Мэри! Это смертельный грех — грех превращать меня в птицу… Нет! Нет, все равно ты не заставишь меня молчать! Я выполню свой долг перед господом!
Проктор (неистово). Она дурачит нас, мистер Дэнфорт!
Абигайль (отшатывается, вскинув руки, как бы защищаясь). О, пожалуйста, пощади меня, Мэри!
Сусанна. Посмотрите на ее когти! Какие у нее когти!
Проктор. Ложь! Ложь!
Абигайль (пятится, продолжая смотреть на потолок). Мне больно, Мэри! Почему ты делаешь мне больно?
Мэри (Дэнфорту). Я ее не трогаю, сэр.
Дэнфорт. Но она видит птицу?
Мэри. Она не видит птицы! Она лжет!
Абигайль (вторит Мэри, как в гипнозе). Она лжет!
Мэри (умоляя). Абби, это грех, ты не можешь…
Сусанна, Мэрси, Бетти (словно в трансе). Ты не можешь…
Дэнфорт (к Мэри). Отзови свой дух, освободи их!
Мэри. Мистер Дэнфорт…
Сусанна, Мэрси, Бетти (не давая ей продолжать). Мистер Дэнфорт…
Дэнфорт. Ты сговорилась с дьяволом? Признавайся!
Мэри. Нет, нет, что вы, мистер Дэнфорт!
Сусанна, Мэрси, Бетти. Нет, нет, что вы, мистер Дэнфорт!
Дэнфорт (в истерике). Почему они повторяют твои слова?
Проктор. Дайте мне плетку, и они замолчат!
Мэри. Они притворяются! Они…
Сусанна, Мэрси, Бетти. Они притворяются! Они…
Мэри (повернувшись к ним, топнув ногой, в истерике). Прекрати, Абби!
Сусанна, Мэрси, Бетти (топают ногами). Прекрати, Абби!
Мэри. Прекрати!
Сусанна, Мэрси, Бетти. Прекрати!
Мэри (кричит изо всех сил, сжав кулаки). Прекратите! (Обессиленная, стоит посередине сцены, уронив голову и рыдает. Руки ее свисают как плети).
Девушки рыдают, вторя ей в унисон.
Дэнфорт. Еще совсем недавно ты страдала сама, Мэри Уоррен. Сейчас ты причиняешь страдания другим. Откуда у тебя эта власть над людьми?
Мэри (тихо). У меня нет никакой власти.
Сусанна, Мэрси, Бетти (как эхо). У меня нет никакой власти.
Проктор (в бешенстве). Они издеваются над вами, мистер Дэнфорт!
Дэнфорт (к Мэри). Что произошло за эти две недели? Ты виделась с дьяволом?
Хэйл (указывая на Абигайль и на девушек). Неужели вы им верите, ваше превосходительство?
Мэри (в изнеможении). Я…
Проктор (видя, что она сдается). Бог карает лжецов, Мэри!
Дэнфорт (настойчиво). Ты виделась с дьяволом? Заключила союз с Люцифером? Да? Отвечай.
Проктор. Бог карает лжецов, Мэри!
Мэри бормочет что-то нечленораздельное.
Дэнфорт. Я не слышу тебя. Громче!
Мэри продолжает что-то бормотать.
Либо ты признаешься, либо тебя повесят. (Схватив за плечи, поворачивает ее к себе). Да знаешь ли ты, кто я? Тебя повесят, если ты не признаешься!
Проктор. «Твори добро, пусть тебя ничто не страшит», — сказал ангел Рафаэль…
Абигайль (указывая на потолок). Она зашевелилась, она расправляет крылья. Не надо, Мэри, пожалуйста, не надо!..
Дэнфорт (трясет Мэри за плечи). Признаешься ли ты в конце концов?! Откуда у тебя власть над людьми?! Говори!
Абигайль. Она расправляет крылья! Она готовится слететь вниз!
Дэнфорт. Будешь ли ты говорить? Ну?
Мэри (неистово). Не могу!
Сусанна, Мэрси, Бетти. Не могу!
Пэррис. Прокляни дьявола! Откажись от обещания, данного ему.
Абигайль. Она сейчас слетит вниз. Спасите меня!
Пронзительно крича, Абигайль подбегает к Мэри; девушки бегут за ней. Мэри в страхе начинает кричать. Когда Абигайль и девушки отбегают в сторону, мы видим одинокую Мэри. Глаза ее уставились в потолок, она кричит в припадке, как безумная. Все цепенеют от ужаса.
Проктор (сделав несколько шагов к Мэри, ласково). Мэри, успокойся и скажи его превосходительству…
Мэри (отпрянув от Проктора, продолжая кричать). Не дотрагивайтесь до меня!
Проктор (упавшим голосом). Мэри…
Мэри (указывая на Проктора). Вот он — прислужник дьявола.
Проктор ошеломлен.
Пэррис. Слава богу!
Сусанна, Мэрси, Бетти. Слава богу.
Проктор (все еще не веря своим ушам). Мэри, опомнись!
Мэри. Я не хочу, чтобы меня повесили вместе с вами. Я виновна перед богом и прошу прощения.
Дэнфорт. Скажи нам всю правду, Мэри Уоррен.
Мэри (в истерике, указывая на Проктора). Он приходил ко мне день и ночь, день и ночь и уговаривал подписаться.
Дэнфорт. Что он заставлял подписывать?
Пэррис. Он приходил с книгой? С книгой дьявола? Чтобы ты поставила там свою подпись?
Мэри (полная страха, указывает на Проктора). «Если мою жену повесят, я убью тебя, — говорил он. — Мы должны ниспровергнуть правосудие». Вот что он говорил мне.
Дэнфорт поворачивается к Проктору. Проктор смотрит на Хэйла, ища поддержки.
(Рыдает). Каждую ночь он будил меня. Глаза его сверкали, как раскаленные угли. Он хватал меня за горло и заставлял подписывать, подписывать…
Хэйл. Ваше превосходительство, разум ее помутился…
Проктор (увидев взгляд Дэнфорта, устремленный на него). Мэри!
Мэри (кричит). Оставьте меня в покое! Я люблю одного бога, я верна ему. (Рыдая, бросается к Абигайль). Абби, я больше никогда, никогда не причиню тебе зла.
Абигайль медленно проводит ладонью по лбу, смотрит по сторонам, как бы освобождаясь от неведомых сил, и привлекает к себе плачущую Мэри.
Дэнфорт (Проктору, решительно). Кто же вы? Слуга дьявола?
Проктор от гнева не в силах отвечать.
Прислужник антихриста? Мы видели его власть над ней. Не смейте отрицать!
Хэйл. Ваше превосходительство…
Дэнфорт (резко). Я не желаю вас слушать, мистер Хэйл! (Проктору). Вам ничего не остается, как признаться. Вы признаетесь, что действовали в интересах дьявола? Или остаетесь верны ему?
Проктор (злоба душит его). Если бог все видит и молчит, то я скажу: бога нет, он мертв!
Пэррис (ко всем). Вы слышите?
Проктор (с нервным смехом). Огонь разгорается! Он бушует! Я слышу шаги Люцифера! В пламени этого огня я вижу мерзкое лицо дьявола. В его лице я вижу себя и вас, Дэнфорт. Я вижу всех, кто, подобно нам, боится открыть людям глаза на истину. Кто держит их в неведении. Вы, Дэнфорт, не хуже меня знаете, что все это ложь! Бог проклянет нас, мы вместе будем гореть в огне!
Дэнфорт. Хэррик, отведите его в тюрьму. А заодно и Джайлса Кори!
Хэйл (Дэнфорту). Я не согласен с вашим решением, сэр.
Проктор. Вы ниспровергаете бога и делаете из потаскухи святую!
Хэйл. Я протестую и покидаю заседание! (Уходит, хлопнув дверью).
Дэнфорт (в ярости, громовым голосом кричит ему вслед). Мистер Хэйл!..
Занавес падает.
Действие четвертое
Тюремная камера. Вдоль стены (справа и слева) скамьи, посередине тяжелая дверь. В глубине — окно с железной решеткой, сквозь которое едва пробивается лунный свет. В камере темно. Трудно разобрать, есть ли здесь кто-нибудь. Слышны чьи-то шаги, гремят ключи, щелкнул замок, и появляется Хэррик с фонарем в руках. Он заметно пьян. Спотыкаясь, подходит к стене, берет узел, лежащий на скамье.
Тюремная камера. Вдоль стены (справа и слева) скамьи, посередине тяжелая дверь. В глубине — окно с железной решеткой, сквозь которое едва пробивается лунный свет. В камере темно. Трудно разобрать, есть ли здесь кто-нибудь. Слышны чьи-то шаги, гремят ключи, щелкнул замок, и появляется Хэррик с фонарем в руках. Он заметно пьян. Спотыкаясь, подходит к стене, берет узел, лежащий на скамье.
Хэррик. Сарра Гуд, вставай! (Подходит к другой скамье).
Сарра Гуд (появляясь из-под тряпья). О, ваше величество, встаю. Титуба, смотри — пришло его величество.
Хэррик. И ты, и Титуба, отправляйтесь в соседнюю камеру. (Вешает фонарь на стену). Пошевеливайтесь.
Титуба (поднимаясь). Что ты глаза таращишь, будто и впрямь его величество. Ты всего лишь судебный исполнитель.
Хэррик (вытаскивая из кармана бутыль). Убирайтесь, говорю вам! Эта камера нужна. (Отпивает из горлышка).
Сарра Гуд (заглядывая ему в лицо). А, это, оказывается, ты, Хэррик? Я-то думала — сам дьявол пожаловал. Дай глоток сидра, мне необходимо подкрепиться на дорожку.
Хэррик (протягивая ей бутыль). Какая еще дорожка?
Титуба. На Барбадос отправляемся. За нами явится дьявол, он унесет нас на своих крыльях.
Хэррик. Да ну? Счастливого пути.
Сарра Гуд. Если ты увидишь двух летящих на юг синих птиц — знай, что это мы. Мы перевоплотимся в птиц, Хэррик!
Хэррик (отбирая у нее бутыль). Довольно, довольно, не то тяжеленько придется вашему дьяволу. Ну, пошли.
Титуба. Если ты надумаешь лететь с нами, я поговорю с ним.
Хэррик. Пожалуй, так и сделаем! Сегодня самый раз отправляться в преисподнюю.
Титуба. Какой же ад на Барбадосе! Там так хорошо, что дьявол будет петь и плясать от радости. Это здесь его сердят люди. Ему не подходит здешний климат, он чересчур суров для старого дьявола. Массачусетс заморозил душу этого бедняги.
За окном где-то поблизости мычит корова.
Вот и он! Это он, Сарра.
Сарра Гуд (в сторону окна). Мы здесь, ваше величество!
Сарра Гуд и Титуба торопливо собирают свои пожитки.
Входит Гопкинс.
Гопкинс (Хэррику). Прибыл полномочный представитель губернатора.
Хэррик (толкая Титубу к двери). Быстрее, быстрее!..
Титуба (сопротивляясь). Его величество придет за нами сюда. И я вернусь домой!
Хэррик. Какое еще его величество, это мычала корова! (Выталкивает Титубу в коридор).
Сарра Гуд (поспешно ковыляя вслед за Титубой). Скажи ему, чтобы он подождал! Я иду, Титуба! Иду! (Уходит).
Вслед за Титубой уходят Хэррик и Гопкинс. Слышен удаляющийся крик Титубы: «Возьмите меня на Барбадос, ваше величество!» — и голос Гопкинса, приказывающий ей идти быстрее.
Небольшая пауза.
Хэррик возвращается, торопливо запихивает оставшееся тряпье под скамью. Заслышав шаги, поворачивается к двери, выжидает. Входят Дэнфорт и Готторн. Они в пальто и шляпах — на дворе холодно. Появляется Чивер, в руках у него — футляр для бумаг и плоский деревянный ящик, в котором хранятся решения суда.
Хэррик. Доброе утро, ваше превосходительство.
Дэнфорт. Где мистер Пэррис?
Хэррик. Я сейчас схожу за ним, сэр.
Дэнфорт (останавливая Хэррика). Когда прибыл его преподобие Хэйл?
Хэррик. Около полуночи.
Дэнфорт (в голосе подозрение). Что ему здесь нужно?
Хэррик. Он в камере приговоренных. Молится вместе с ними. И мистер Пэррис там же.
Дэнфорт. Мистер Хэйл не имеет права ходить сюда. Зачем вы его впустили в тюрьму?
Хэррик. Мистер Пэррис приказал впустить его, я не посмел ослушаться.
Дэнфорт. Вы пьяны, судебный исполнитель?
Хэррик. Нет, сэр. Но здесь больно холодно, надо же малость согреться.
Дэнфорт (сдерживая гнев). Позовите мистера Пэрриса.
Хэррик. Слушаюсь, сэр.
Дэнфорт. Здесь ужасный воздух.
Хэррик. Я только что очистил помещение к вашему приходу.
Дэнфорт. Старайтесь поменьше пить, не забывайте, что вы — судебный исполнитель.
Хэррик. Слушаюсь, сэр.
Хэррик ждет дальнейших приказаний, но Дэнфорт отворачивается от него. Помедлив, Хэррик удаляется.
Пауза.
Готторн. Допросите мистера Хэйла, ваше превосходительство. Я не удивлюсь, если выяснится, что это именно он проповедовал недавно в Андовере.
Дэнфорт. Об этом мы еще поговорим. Об Андовере — пока ни слова. (Дышит на руки, пытаясь их отогреть). Мистер Пэррис молится с Хэйлом. Странно!..
Готторн. Ваше превосходительство, не допускаем ли мы ошибки, разрешая мистеру Пэррису беседовать с заключенными?
Дэнфорт вопросительно смотрит на Готторна.
Последнее время мистер Пэррис ведет себя несколько странно, словно рехнулся.
Дэнфорт. Рехнулся?
Готторн. Вчера на улице я поздоровался с ним, а он всхлипнул и прошел мимо меня. Нехорошо, если его увидят в таком состоянии в деревне.
Дэнфорт. Может быть, он чем-либо удручен?
Чивер (переступая от холода с ноги на ногу). Это все из-за коров, сэр.
Дэнфорт. Из-за коров?
Чивер. Вчера мистер Пэррис весь день спорил с фермерами, ваше превосходительство. Сейчас по дорогам бродит много беспризорных коров, сэр. Их хозяева в тюрьме — идет спор, кому должны они принадлежать. А когда люди спорят — без неприятностей не обойтись. Во время спора кто-нибудь обязательно плачет.
Готторн и Дэнфорт прислушиваются к шагам по коридору. Входит Пэррис, он очень исхудал, вид встревоженный и растерянный.
Пэррис. Доброе утро, ваше превосходительство. Спасибо, что приехали, простите, что так рано потревожил вас. Доброе утро, мистер Готторн.
Дэнфорт (перебивая). Вам известно, что мистер Хэйл не имеет права находиться на территории тюрьмы?
Пэррис. Ваше превосходительство, выслушайте меня. (Подходит к двери, прикрывает ее).
Готторн. Вы оставили его наедине с заключенными?
Дэнфорт. Какие у него могут быть с ними дела?
Пэррис (молитвенно сложив руки). Выслушайте меня, ваше превосходительство. Само провидение прислало к нам мистера Хэйла. Он обратит Ребекку Нэрс на путь истины.
Дэнфорт (удивленно). Он все еще надеется добиться у нее признания?
Пэррис (садится). Три месяца, как Ребекка Нэрс арестована, ваше превосходительство. За эти три месяца я неоднократно пытался с ней беседовать, но она не соглашалась слушать меня. А сейчас Ребекка Нэрс, и Марта Кори, и другие женщины окружили мистера Хэйла и слушают его. Он умоляет их признаться и спасти себе жизнь.
Дэнфорт. Если они признаются — подлинно свершится чудо. Ну и как? Смягчились они? Смягчились?
Пэррис (смущенно). Нет еще, нет еще! Но надо собраться с духом, сэр… Надо обдумать, как поступить поумнее… Я должен вам сообщить, сэр… (Запинается, не смея продолжать). Я надеюсь, вы…
Дэнфорт. Отвечайте чистосердечно, мистер Пэррис. Что вас тревожит?
Пэррис. Есть новости существенные. Суд должен их принять во внимание. Дело в том, что моя племянница… она исчезла.
Дэнфорт. Как так — исчезла?
Пэррис. Я хотел сообщить вам об этом сейчас же, но думал…
Дэнфорт. Что вы думали? Когда она исчезла?
Пэррис. Вот уже три дня. Она сказала, что идет ночевать к Мэрси, и наутро не вернулась. Я послал за ней к мистеру Патнэму, а он велел передать, что Мэрси ушла ночевать к Абигайль и не возвращалась.
Дэнфорт. Значит, они обе исчезли?
Пэррис (боясь гнева Дэнфорта). Да… сэр.
Дэнфорт (возмущенно). Я вышлю за ними отряд. Куда они могли скрыться?
Пэррис. Ваше превосходительство, боюсь, что они покинули материк.
От неожиданности у Дэнфорта отвисает челюсть.
Моя дочь Бетти слышала, как они на прошлой неделе говорили о каких-то кораблях. И это еще не все, ваше превосходительство. (Прикрывает рукой глаза, чтобы скрыть слезы). Сегодня я обнаружил, что моя шкатулка взломана. Там были все мои сбережения.
Готторн (предельно удивленный). Она ограбила вас?
Пэррис. Я остался без единого пенни. (Плачет).
Дэнфорт (в волнении ходит по камере взад-вперед). Вы болван, мистер Пэррис!
Пэррис. Ваше превосходительство, бесполезно меня ругать. Они, конечно, побоялись остаться в Сейлеме. Нет в Сейлеме человека, который не знал бы Абигайль. И с тех пор как до нас дошли слухи, что в Андовере…
Дэнфорт. В Андовере спокойно. В пятницу члены суда возвратятся в Сейлем, и процесс возобновится.
Пэррис. Я в этом не сомневаюсь, сэр. Но когда до нас дошли слухи, что в Андовере восстание…
Дэнфорт (резко). Никакого восстания в Андовере не было!
Пэррис. Я только повторяю то, что говорят другие, сэр. Но ведь население Андовера объявило, что не желает слушать ни о каких ведьмах, и выгнало судей из города. Боюсь, сэр, чтобы и здесь не начались беспорядки.
Готторн. Беспорядки! Да я сам видел, как жители Андовера приветствовали действия карательных отрядов!
Пэррис. Сейлем — это не Андовер. Там судили Бриджет, которая три года жила с епископом, и пьяницу Исаака Уарда, разорившего свою семью и промотавшего все до последнего пенни. Здесь мы имеем дело с Ребеккой Нэрс и Джоном Проктором. (Дэнфорту). Среди жителей Сейлема эти люди очень популярны. Если Ребекка Нэрс, взойдя на плаху, обратится к народу, то я не уверен…
Готторн. Она ведьма, суд осудил ее!
Дэнфорт (в раздумье подняв руку, Готторну). Простите. (Пэррису). Что вы предлагаете?
Пэррис. Ваше превосходительство, на вашем месте я бы отсрочил казнь.
Дэнфорт. Невозможно.
Пэррис. Есть еще надежда: если мистеру Хэйлу удастся хотя бы одного из осужденных склонить к признанию, это заставит людей усомниться в правоте остальных. А пока они все в один голос отрицают, что служили аду, народ сомневается, существуют ли вправду ведьмы. Многие заплачут по казненным, и наши добрые намерения потонут в море слез.
Дэнфорт (задумывается, затем подходит к Чиверу). Список осужденных.
Чивер извлекает из ящика список, передает Дэнфорту.
Пэррис (пока Дэнфорт читает). Когда я созвал прихожан, ваше превосходительство, чтобы отлучить Джона Проктора от церкви, собралось не более тридцати человек. Жители недовольны…
Дэнфорт (кончив читать). Нет, отсрочка невозможна.
Пэррис. Ваше превосходительство…
Дэнфорт. Вот список, сэр. Скажите, кто из них, по вашему мнению, склонен к покаянию. Назовите этого человека, и я до рассвета готов говорить с ним. (Протягивает список Пэррису).
Пэррис (заглянув в список). До рассвета слишком мало времени.
Дэнфорт. Я сделаю все возможное. Назовите же!
Пэррис (не глядя на лист; голос его дрожит; тихо). Ваше превосходительство, я больше не могу. Нож… нож упал…
Дэнфорт. Какой нож?
Пэррис. Вчера вечером. Только что я перешагнул за порог моего дома — к моим ногам упал нож.
Все молчат.
(Вопит в истерике). Их нельзя казнить! Мне угрожают! Я не могу шагу ступить, когда стемнеет.
Входит Хэйл. Бессонная ночь утомила его, упорство осужденных опечалило; но внутренне он собран и сосредоточен более, чем когда бы то ни было.
Дэнфорт. Мы все рады вас видеть, ваше преподобие.
Хэйл. Ваше превосходительство, проявите милосердие. Они настаивают на своем, упорство их сломить невозможно.
Входит Хэррик.
Дэнфорт (примирительно). Двенадцать человек уже казнено, ваше преподобие. Будет несправедливо по отношению к ним, если я сейчас прощу остальных.
Пэррис (Хэйлу, упавшим голосом). Что говорит Ребекка Нэрс?
Хэйл (Дэнфорту). Скоро взойдет солнце. Я прошу отсрочить казнь, мне нужно время.
Дэнфорт (решительно). Выслушайте меня и перестаньте себя обманывать. Я больше не хочу слышать ни о помиловании, ни об отсрочке. Либо признание, либо смерть. Население оповещено, что казнь состоится сегодня на рассвете. Любое изменение нормального хода событий вызовет нежелательные толки. Прежде всего это подвергнет сомнению виновность двенадцати человек, которые уже казнены. Пока именем закона я осуществляю правосудие — рука моя не дрогнет. Я не оскорблю бога уступчивостью. Я не боюсь никаких угроз и, если понадобится, повешу десять тысяч человек. Закон незыблем как скала, и океан слез не в состоянии поколебать его. Поэтому перестаньте хныкать, соберитесь с силами и помогите мне. Вы со всеми говорили, мистер Хэйл?
Хэйл. Со всеми, кроме Проктора. Он в подземной камере.
Дэнфорт (Хэррику). Как он держится?
Хэррик. Молчит, ваше превосходительство. Сидит нахохлившись, словно большая птица, и, если бы изредка не пил воду, можно было бы подумать, что он окаменел.
Дэнфорт (после молчания). Вы знаете этого человека лучше меня, мистер Пэррис. Жена его беременна. Как вы думаете, может быть, дать им возможность повидаться? Может быть, она повлияет на него?
Пэррис. Возможно, сэр. Он не видел ее три месяца.
Дэнфорт (Хэррику). Он больше не пытался вас ударить?
Хэррик. Нет, сэр. После того случая его приковали к стене.
Дэнфорт. Приведите сюда гуди Проктор, а затем и его самого.
Хэррик. Слушаю, сэр. (Уходит).
Молчание.
Хэйл (осторожно). Ваше превосходительство, если вы отложите казнь на несколько дней и оповестите город, что надеетесь на их признание, это будет говорить о вашем милосердии, а не об уступчивости.
Дэнфорт. Как бог не дал мне власти остановить солнце, так он не дает мне права отложить казнь.
Хэйл (тверже). Вряд ли богу было бы угодно, если б Сейлем восстал.
Дэнфорт (быстро). Разве в городе готовится восстание?
Хэйл. Ваше превосходительство, в домах Сейлема плачут сироты. Коровы без хозяев бродят по улицам. На полях гниет неубранный урожай. Ни один человек не знает, что его ожидает завтра. А вы удивляетесь, когда вам говорят о восстании! Следует удивляться, что этот край еще до сих пор не в огне!
Дэнфорт. Мистер Хэйл, вы, случайно, не проповедовали в этом месяце в Андовере?
Хэйл. Слава богу, Андовер не нуждался в моей проповеди.
Дэнфорт. Задали вы мне задачу, мистер Хэйл. Скажите по правде, почему вы вернулись в Сейлем?
Хэйл. Я отвечу мам, сэр. Я вернулся, чтобы упросить осужденных оклеветать себя. Их кровь падет на мою голову. Разве вы не видите — кровь их на моей голове.
Пэррис. Тише!
Слышны шаги. Все оборачиваются к двери. Входит Элизабет, за ней — Хэррик. Элизабет бледна, обессилена. Хэррик подходит к ней, снимает наручники и удаляется. Молчание.
Дэнфорт (вежливо). Как ваше здоровье, гуди Проктор? Надеюсь…
Элизабет (напоминая). Через шесть месяцев… Осталось еще шесть месяцев.
Дэнфорт. Успокойтесь. Мы пришли не затем, чтобы лишать вас жизни… Мы… (Не знает, как продолжать, ибо не привык уговаривать кого бы то ни было). Мистер Хэйл, поговорите с гуди Проктор.
Хэйл. Гуди Проктор, вам известно, что приговор, вынесенный вашему мужу, должен быть приведен в исполнение сегодня на рассвете?
Пауза.
Элизабет (тихо). Да, известно.
Хэйл. Вы знаете, гуди Проктор, что я не вхожу в состав членов суда.
Она недоверчиво смотрит на него.
Я приехал в Сейлем по собственной инициативе. Так вот… Я хочу, чтобы ваш муж остался в живых. Если его казнят, я буду считать себя убийцей. Вы меня понимаете?
Элизабет. Чего вы от меня хотите, сэр?
Хэйл. Гуди Проктор, эти три месяца я размышлял наедине с собой, искал истину, как господь бог искал ее, скитаясь по пустыне. Нет прощения тому, кто толкает людей на ложь…
Готторн. Как вы смеете говорить о лжи?
Хэйл (Готторну). А то, что осужденные служили сатане, — это разве не ложь?
Дэнфорт. Я больше не желаю слушать всякую чушь!
Хэйл (к Элизабет). Не ошибитесь в понимании своего долга, как это случилось со мной. Я торопился в Сейлем, как жених к невесте. Мне казалось, что я несу высшую правду религии, благодать священного закона. Но все, чего бы я ни коснулся, угасало, и где ступала моя нога — пролилась кровь. Остерегайтесь, гуди Проктор, нельзя оставаться в лоне той веры, что приносит лишь смерть и страдания. Жизнь — вот самый драгоценный дар, полученный нами от бога! И какие бы помыслы ни управляли человеком, даже самые высокие, нет ему оправдания, если он отвергнет божественный дар. Я умоляю вас, гуди Проктор, повлияйте на своего мужа, уговорите, чтоб он признался. Если он и послушается кого-нибудь, то только вас. Пусть он солжет, в конце концов. Бог скорее простит лжеца, чем того, кто в гордыне своей отвергает божественный дар жизни.
Элизабет (тихо). Соблазна полны ваши речи, мистер Хэйл, как речи самого дьявола.
Хэйл (в отчаянии). Перед богом мы все прах, женщина! Нам не дано постигнут его.
Элизабет. Я слишком невежественна, чтобы спорить с вами, ваше преподобие.
Дэнфорт (подходит к Элизабет). Я вызвал вас не для того, чтобы вы здесь спорили. (Пауза). Неужели у вас нет сердца, гуди Проктор? Неужели жизнь мужа для вас ничего не значит? Он умрет, как только взойдет солнце, понимаете ли вы это? Зверь и тот не выдержал бы такого испытания!
Элизабет молчит.
Из камня вы, что ли? Если бы у меня не было никаких других доказательств, то все равно я не усомнился бы, что вы причастны аду. Ваше бессердечие, ваши сухие глаза разоблачают вас. О, как вы преданы дьяволу! Это он вытравил из вашей души всякую жалость и доброту. Теперь я вижу, что бесполезно обращаться к вам. Чивер, уведите ее!
Элизабет (тихо). Разрешите мне поговорить с мужем, ваше превосходительство.
Пэррис (с надеждой). Вы постараетесь уговорить его?
Элизабет молчит.
Дэнфорт. Отвечайте, гуди Проктор, — вы будете его уговаривать?
Элизабет. Я ничего не обещаю. Разрешите мне поговорить с ним.
Слышны шаги по коридору; все оборачиваются к двери. Входит Хэррик, за ним — Проктор. Он очень изменился с тех пор, как мы видели его последний раз; оброс бородой, глаза его мутны от слез. При виде жены он останавливается на пороге. Чувства, которыми они сейчас охвачены, заставляют всех умолкнуть.
Хэйл (подходя к Дэнфорту). Ваше превосходительство, оставим их наедине, прошу вас…
Дэнфорт (раздраженно отстраняя рукой Хэйла). Джон Проктор, сказано ли вам, что сегодня на рассвете… (Видя, что Проктор не обращает внимания на его слова). Уже светает, человек! Посоветуйся с женой, и да поможет тебе бог!
Проктор не в силах оторвать взгляда от Элизабет.
Хэйл. Ваше превосходительство…
Дэнфорт проходит мимо Хэйла, уходит. За ним следуют Хэйл, Готторн, Хэррик и Чивер.
Пэррис (Проктору, перед тем, как уйти). Если для подкрепления сил вы пожелаете глоток сидра, я бы мог… (Замолкает, встретившись с ледяным взглядом Проктора). Да образумит вас господь! (Уходит).
Проктор и Элизабет остаются наедине. Он идет к ней, останавливается… Все поплыло у них перед глазами. Они стоят, словно подхваченные вихрем. Горе и печаль сейчас далеко. Он протягивает руку, дотрагивается до нее, будто все еще не верит, что это не статуя, а живая, настоящая Элизабет стоит перед ним. Какой-то странный звук вырывается из его горла, и нельзя понять — это возглас удивления или счастья. Он берет ее руку, гладит. Почувствовав, что силы покидают его, опускается на скамью; Элизабет садится рядом с ним. Ее рука в его руке.
Проктор. Как малыш?
Элизабет. Растет.
Проктор. Что с мальчиками, Элизабет? Где они?
Элизабет. Они у Ребекки Самуэла. Им хорошо.
Проктор. Их приводили сюда? Ты их видела?
Элизабет (тихо). Нет. (Чувствует, что силы покидают ее, берет себя в руки).
Молчание.
Проктор. Какая ты чудесная, Элизабет. А я и не знал, что ты такая чудесная.
Элизабет. Тебя пытали? (Борется с отчаянием, которое душит ее).
Проктор. Да. (Пауза). Сегодня на рассвете…
Элизабет (перебивая). Я знаю.
Проктор (после паузы). Много призналось?
Элизабет. Много. Гуди Бэллард, Исайя Гудкинд. Человек сто, а может быть, и больше.
Проктор. А Ребекка?
Элизабет. Нет.
Проктор. Джайлс?
Элизабет. Ты разве не знаешь?
Проктор. До меня ничего не доходит.
Элизабет. Его уже никто не может обидеть.
Проктор (смотрит ей в глаза). Когда его повесили?
Элизабет. Его не вешали. Он отказался отвечать на вопросы суда. Если бы он отрицал, его повесили бы как колдуна, а имущество продали бы с аукциона. Но он молчал, не соглашаясь с обвинением и не отрицая его. Таким образом, он умер христианином, а имущество теперь по наследству перейдет к его сыновьям.
Проктор. Он покончил с собой?
Элизабет. Нет. Он умер под пыткой. Они положили ему на грудь доску, а сверху — камни. Они хотели, чтобы он вымолвил одно лишь слово — да или нет. (С просветленной улыбкой, уважая мужество старика). Но он только сказал: «Больше тяжести!» — и умер.
Проктор (как бы про себя). «Больше тяжести…».
Элизабет. Бесстрашный был старик Джайлс Кори.
Проктор (собрав всю свою волю и стараясь не смотреть на жену). Вот о чем я думаю, Элизабет… не признаться ли мне? (Ждет, что скажет Элизабет, но она молчит). Что ты скажешь, если бы я признался?
Элизабет. Не мне судить тебя, Джон.
Пауза.
Проктор (просто). А тебе хочется, чтобы я признался?
Элизабет. Я хочу того, чего хочешь ты. Конечно, я хочу, чтобы ты жил.
Проктор (после молчания, с погасшей надеждой). А Марта — жена Джайлса — она призналась?
Элизабет. Ничто не заставит ее признаться.
Проктор. Но я лицемерю, Элизабет.
Элизабет. Почему лицемеришь?
Проктор. К чему идти на плаху, прикидываясь святым. Это самообман.
Она молчит.
Моя честность сломлена, Элизабет. Я не безгрешный человек. Если я сейчас солгу, ничего нового не произойдет — только еще один грех прибавится к остальным моим грехам.
Элизабет. И все же до сих пор ты не признавался. Значит, ты честный человек.
Проктор. Только ненависть помогает мне держаться. Унизительно это — лгать мерзким псам. (Пауза. Глядит на нее в упор). Ты меня простишь, Элизабет?
Элизабет. Не мне прощать тебя, Джон, это я…
Проктор. Пусть тот, кто не лгал, спасает свою душу и не омрачает свою безгрешную жизнь. Но к чему мне прикидываться святым. Одно тщеславие. И бога я не обману, и детей не спасу от нищеты. (Пауза). Ты простишь меня, Элизабет?
Элизабет (сдерживая рыдания). Если я и прощу тебя, то сам ты потом никогда себе не простишь.
Он в отчаянии отворачивается.
Это дело твоей совести, Джон, а не моей.
Проктор встает, ему больно; боль острая, почти физическая. Его ум лихорадочно ищет ответа на нахлынувшие вопросы и не может его найти.
(Готова разрыдаться). Одно я знаю твердо — какое бы решение ты ни принял, ты не покривишь душой и поступишь как честный человек.
Он в смятении поворачивается к ней, его взгляд с тоской ищет ее взгляда.
Все эти три месяца я думала о тебе, Джон. (Пауза). Я виновата перед тобой. Ты изменил мне, потому что я была холодна к тебе, это мой грех.
Проктор (содрогнувшись, как от боли). Не надо, не надо… молчи!
Элизабет (от всего сердца). Я хочу, чтобы ты знал мою вину перед тобой!
Проктор. Не хочу слышать! Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь!
Элизабет. Не принимай мой грех на себя, Джон.
Проктор (в отчаянии). Нет, это мой грех! Мой, мой!
Элизабет. Я всегда считала себя недостойной твоей любви, Джон. Я была обыкновенной, простой женщиной, и я стыдилась своих чувств; не знала таких слов, чтобы сказать о них. Я стеснялась приласкаться! Неуютно и холодно было тебе со мной… (Вздрагивает).
Входит Готторн.
Готторн. Что же вы решили, Проктор? Солнце скоро взойдет.
Проктор тяжело дышит, глядит на Элизабет, она идет к нему словно с мольбой.
Элизабет (дрожащим голосом). Поступай как считаешь нужным. Будь себе высшим судьей. Да не будет у Джона Проктора судьи на земле строже его самого! Прости меня, Джон, прости! Нет в мире человека лучше тебя! (Закрывает лицо и плачет).
Проктор (оборачиваясь к Готторну, глухо). Мне еще нужна моя жизнь.
Готторн (будто его ударило током). Значит, вы признаетесь?
Проктор. Мне нужна моя жизнь.
Готторн (в экстазе). Слава всевышнему! Свершилось чудо! (С криком выбегает в коридор). Он признается! Проктор признается!
Проктор (подбегает к дверям, кричит). Почему вы кричите?! (Поворачивается к Элизабет, с отчаянием). Это дурно? Дурно? Ты осуждаешь меня?
Элизабет (плачет). Я не могу судить тебя, Джон, не могу!
Проктор. Кто же, если не ты, будет судить меня, Элизабет. (Складывает руки, как во время молитвы). Господи, ответь мне — кто такой Джон Проктор? Кто он такой?! (Ходит по камере, как загнанный в клетку зверь). Мне кажется, что я честен сам с собой, да, честен… я не праведник. (С раздражением, словно Элизабет отрицает его слова). Ребекка, та не может лгать, она святая, а я могу, к чему лицемерить…
В коридоре слышны возбужденные голоса.
Элизабет. Я не могу тебя судить, не могу. (Как бы освобождая его). Поступай как хочешь! Поступай как считаешь нужным!
Проктор. А ты бы решилась так себя оболгать? Скажи мне. Оклеветать себя для них?
Она не может ответить.
Даже если бы твой язык прижгли каленым железом, ты не уступила бы им! Это дурно — пусть дурно, но я поступлю именно так!
Входят Готторн и Дэнфорт, за ними Хэйл, Пэррис и Чивер. Все они суетятся, дело сделано — лед сломлен — они торопятся приступить к допросу.
Дэнфорт (с облегчением). Слава всевышнему, человек, он образумил тебя. Давайте приступим. Вы готовы, Чивер?
Чивер деловито достает чернила, аккуратно раскладывает лист бумаги. Проктор наблюдает за ним.
Проктор. Что вы собираетесь писать?
Дэнфорт. Мы прибьем протокол допроса к церковной двери, чтобы прихожане ознакомились с ним. (Поспешно, Пэррису). Где судебный исполнитель?
Пэррис (подбегая к двери, кричит в коридор). Хэррик, торопитесь!
Дэнфорт (Проктору). Прошу говорить по существу. И медленно, чтобы Чивер успевал записывать. Итак (взглянул на Чивера), мистер Проктор, отвечайте. Вы видели дьявола?
Молчание.
Да ну же, Проктор, уже светает, на площади у плахи собрался народ. Я сейчас объявлю о вашем признании. Вы видели дьявола?
Проктор. Да, видел.
Пэррис. Слава всевышнему!
Дэнфорт. О чем он говорил вам? Что от вас требовал?
Проктор молчит.
Он требовал, чтобы вы исполняли его волю, не так ли?
Проктор. Да.
Дэнфорт. И вы взяли на себя обязательство служить ему?
Хэррик вводит в камеру Ребекку. Она с трудом идет, еле передвигая ноги, он поддерживает ее.
(Продолжая смотреть на Проктора, Ребекке). Входи, входи, женщина!
Ребекка (при виде Проктора лицо ее светлеет). Джон! Значит, вы живы, Джон?
Проктор отворачивается от нее.
Дэнфорт. Мужайтесь, Проктор, пусть другие возьмут с вас пример. Садитесь, гуди Нэрс, послушайте. Продолжайте, мистер Проктор. Вы взяли на себя обязательство служить дьяволу?
Ребекка (изумленно). Зачем же ты, Джон?..
Проктор (сквозь зубы, избегая взгляда Ребекки). Да.
Дэнфорт. Ну, гуди Нэрс, раз Джон Проктор признается, что видел дьявола, никто не поверит, что остальные осужденные невиновны. Ваше запирательство бесполезно.
Ребекка (сокрушенно). Да не откажет тебе господь в своем милосердии, Джон.
Дэнфорт. Я советую тебе, женщина, признаться. Ребекка. Но это же значит оболгать себя! Это значит обмануть бога и заслужить его проклятие!
Дэнфорт (быстро поворачивается к Проктору). Мистер Проктор, когда дьявол явился к вам, была ли с ним Ребекка Нэрс?
Проктор молчит.
Наберись мужества, человек, и отвечай — была ли с ним Ребекка Нэрс?
Проктор (еле слышно). Нет.
Дэнфорт (предчувствуя поражение, подходит к Чиверу и берет в руки список осужденных. Заглянув в список). Может быть, с ним была сестра Ребекки Нэрс — Мэри Эсти?
Проктор. Нет.
Дэнфорт (раздраженно). А Марта Кори? Марта Кори была с дьяволом?
Проктор. Нет.
Дэнфорт (медленно опускает список на скамью). Ну, а кого вы видели с дьяволом?
Проктор. Никого.
Дэнфорт. Я ошибся в вас, Джон Проктор. Я думал, вы искренне хотите помочь нам. Но, вижу, вы только спасаете свою жизнь. Вы торгуете ею.
Проктор молчит.
Все те, что признались, показали — они видели Марту Кори с дьяволом.
Проктор. Значит, виновность ее доказана? Зачем же еще я должен это подтверждать?
Дэнфорт. Хотя бы потому, чтобы доказать искренность своего признания.
Проктор. Они хотят уйти из этого мира, сохранив свое доброе имя. Не мне обливать их грязью.
Дэнфорт (скептически). Вы действительно полагаете, что они уйдут из этого мира, сохранив свое имя незапятнанным?
Проктор (уклончиво). Ни Ребекка Нэрс, ни Марта Кори не подозревали, что они выполняют приказания дьявола.
Дэнфорт. Мне кажется, вы не совсем понимаете суть происшедшего. Нам безразлично — подозревали они о своей причастности к аду или не подозревали. Они обвиняются в убийстве детей, вы обвиняетесь в дьявольском совращении Мэри Уоррен. Вы должны доказать, что вы невиновны, иначе вас уничтожат. Вот и все. Отвечайте, кто кроме вас был в сговоре с дьяволом?
Проктор молчит.
Была ли в сговоре с дьяволом Ребекка Нэрс?
Проктор. Я могу говорить только о себе. Я не имею права судить другие. (Кричит). У меня нет слов для изобличения других.
Хэйл (быстро подходит к Дэнфорту). Ваше превосходительство, достаточно того, что он признал виновным: себя. Пусть подпишет протокол допроса.
Пэррис (лихорадочно). Разумеется, ваше превосходительство. Это уже победа. Его уважают в Сейлеме. Его признание поразит всех. Умоляю вас, пусть он подпишет протокол допроса. Солнце всходит, ваше превосходительство.
Дэнфорт (после размышления, без особого энтузиазма). Хорошо. (Чиверу). Дайте протокол на подпись.
Чивер подходит к Проктору, протягивает ему протокол и перо. Проктор неподвижен.
Подпишитесь. Мы ждем.
Проктор. Вы все были свидетелями того, что я признался. Разве этого мало?
Дэнфорт. Значит, вы отказываетесь подписать протокол?
Проктор. Я признался, этого достаточно. Дэнфорт. Вы издеваетесь надо мной! Либо вы подпишете эту бумагу, либо приговор немедленно будет приведен в исполнение! Выбирайте!
Проктор берет из рук Чивера протокол и перо, наклоняется к скамье и подписывается.
Пэррис. Да воздастся тебе, господи!
Дэнфорт подходит к скамье и протягивает руку за протоколом. В смятении и гневе Проктор быстрым движением хватает протокол, прячет его за спину.
Дэнфорт (с протянутой рукой, вежливо и недоуменно). С вашего позволения, сэр.
Проктор (резко). Нет.
Дэнфорт. Дайте протокол, сэр. Мне необходимо…
Проктор. Вы хотели, чтобы я подписался? — я подписался. Вот, смотрите.
Пэррис. Как же мы докажем людям, что вы признались?
Проктор. Я признался перед богом. Он слышал мои слова, он видит мою подпись.
Дэнфорт. Вы не хотите понять…
Проктор (перебивая). Вы говорили, что хотите спасти мою душу? Я признался. Душа моя спасена.
Дэнфорт. Послушайте!
Проктор. Я признался! Где сказано, что признание только тогда действительно, когда оно публично? Бог не нуждается в моем позоре, в том, чтоб мое имя пробили гвоздями к стене, он и так знает все мои грехи!
Дэнфорт. Я хочу…
Проктор. Я не буду орудием в ваших руках! Я не Сарра Гуд и не Титуба. Я — Джон Проктор. И вы не смеете спекулировать моим именем.
Дэнфорт. Я вовсе не собираюсь…
Проктор. У меня трое детей. Как же я буду учить их быть людьми, если сам стану предателем?
Дэнфорт. Вы никого не предаете.
Проктор. Не будем обманывать друг друга! В тот день, когда мои друзья будут казнены, вы прибьете эту бумагу к дверям церкви. Чтобы никто не усомнился в их виновности. Разве это не предательство с моей стороны?
Дэнфорт. Но как же я докажу людям, что вы признались?
Проктор. Вы — всесильны. Пойдите скажите им, что я признался. Скажите, что у Джона Проктора дрогнуло сердце, что колени его подкосились, что он заплакал, как женщина. Кто осмелится не поверить такому человеку, как вы? Разве слово Дэнфорта не порукой тому, что все было именно так?
Дэнфорт (прищурив глаза). В таком случае какая разница — скажу ли я, что вы признались, или покажу им ваше письменное признание? Может быть, выйдя на свободу, вы собираетесь отказаться от своих слов?
Проктор. Я не собираюсь отказываться ни от чего!
Дэнфорт. Тогда объясните, почему же…
Проктор (с воплем). Потому что мне дорого мое имя! Потому что я солгал и продолжаю лгать! Потому что я введу людей в заблуждение, если они увидят мою подпись под этими словами! Потому что я не стою и мизинца тех, кто уже повешен. Я продал вам свою душу, но я хочу сохранить имя свое чистым!
Дэнфорт. Значит, все, что вы говорили, ложь? Нет, я не хочу, чтобы вы упрекали меня, будто я принудил вас ко лжи. Можете оставить протокол допроса при себе. Я не прикоснусь к этому лживому документу.
Проктор молчит.
Так вот, сэр. Если вы хотите чтобы я спас вас от петли, вы немедленно откажетесь от своих слов и присягнете, что признание ваше чистосердечно. Я жду.
Двумя резкими движениями Проктор рвет протокол допроса. Он непохож на побежденного, хотя по щекам его текут слезы.
(Кричит). Судебный исполнитель!
Пэррис (в истерике, будто Проктор решил не свою, а его судьбу). Проктор! Проктор!
Хэйл. Как вы можете, Проктор…
Проктор (перебивая). Могу! И в этом суде повинны вы. Вы сделали все, чтобы я так поступил. Я думаю, что теперь могу кое — чем похвастаться перед собой. Пусть мое грешное имя не знамя, но оно достаточно честно, чтоб я не бросил его на поругание таким псам, как вы.
Элизабет становится перед Проктором на колени и плачет, припав щекой к его руке.
Не плачь, Элизабет. Твои слезы доставят им радость. Будь мужественной. (Помогает Элизабет подняться, целует ее).
Ребекка. Не надо бояться. Бог рассудит, кто из нас прав, кто виновен.
Дэнфорт. Повесить их! Они недостойны сожаления. Кто заплачет по ним? (Проходит мимо Проктора и Элизабет, уходит).
Хэррик (Проктору). Идем, человек. (Ребекке). Идите!
Ребекка (обессиленная, почти в полуобмороке, боясь, как бы Проктор не заподозрил ее в малодушии, тихо). Я ничего не ела.
Проктор поддерживает Ребекку под руку, и они выходят из камеры. За ними уходят Хэррик, Готторн и Чивер. Элизабет стоит неподвижно, смотрит вслед ушедшим. В глазах ее окаменел ужас.
Пэррис (бледен, руки дрожат). Идите, гуди Проктор. Идите за ним. Еще можно его спасти.
Снаружи доносится дробь барабанов.
(Вздрагивает, как от удара. Кричит). Проктор! Проктор! (Выбегает из камеры).
Элизабет стоит на пороге, барабаны продолжают выбивать дробь.
Хэйл. Женщина! (Хочет убежать, но, дойдя до двери, возвращается). Иди туда, умоляй судей, чтобы они простили его! Это гордость заставляет тебя молчать. Забудь о ней.
Она, не глядя на него, идет к окну.
(Падает перед Элизабет на колени). Помоги ему! Какую пользу он принесет, лишая себя жизни? Кто оценит это? Разве пепел и прах могут стать знаменем? Разве черви откроют истину? Иди! Сними с него этот позор!
Элизабет (силясь не потерять сознание, смотрит в окно, держась за решетку; восклицает). Он — честный человек, и бог не велит мне посягать на его честность!
Лучи восходящего солнца проникают в камеру. Хэйл неистово молится. В утреннем морозном воздухе разносится сухой стук барабанов.
Занавес падает.
Голос сквозь века
Вскоре после того как всеобщее безумие схлынуло, Пэрриса забаллотировали; он покинул Сейлем, и никто о нем больше никогда не слышал.
По слухам, Абигайль видели в публичных домах Бостона.
Элизабет через четыре года после смерти Проктора вышла замуж.
Двадцать лет спустя правительство присудило компенсацию семьям казненных и всем пострадавшим во время процесса. Однако можно предположить, что население Сейлема так и не поняло одну из важнейших причин разыгравшейся трагедии. До сознания людей не дошло, что и они были ответственны за случившееся — их раздоры привели к клевете и доносам. Среди получивших компенсацию были и такие, которые в свое время являлись не только жертвами, но и доносчиками.
Под давлением правительства отлучение казненных от церкви было отменено. Процедура отмены состоялась в марте 1712 года и сопровождалась торжественным богослужением. Члены судов опубликовали заявление, в котором просили прощения у пострадавших от экзекуций.
Дома казненных пустовали более столетия — никто не хотел ни покупать их, ни жить в них. Они были обречены на медленное разрушение.
Теократия в Массачусетсе, по существу, была сломлена.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги