- Прошу вас, - сказал мистер Левендер, - не напоминайте мне об этом. Иногда мне кажется, - продолжал он настолько мечтательно, насколько позволял голод, - что когда человека вынуждают терпеть лишения, в нем пробуждаются самые низменные страсти, разумеется, я говорю как простой человек, а не как общественный деятель. Как вы думаете, Джо, что произойдет, когда нам не нужно будет более жертвовать собой?
- Тогда мы будем делать то, что всегда делали: будем жертвовать другими, - легкомысленно ответил Джо.
- Будьте серьезны, Джо, - сказал мистер Левендер.
- Ладно, - ответил Джо, - не знаю, что будете делать вы, сэр, а я-то уж гульну годок-другой.
Мистер Левендер вздохнул.
- Сомневаюсь, чтобы я мог последовать вашему примеру, - сказал он.
Джо взглянул на хозяина, и в его зеленоватых глазах засветилось сочувствие.
- Не горюйте, сэр, - сказал он, - все дело в том, кто как устроен. Вас бы такая жизнь в неделю доконала.
- Неделю! - проговорил мистер Левендер, захлебываясь слюной. - Верю, что я не смогу забыть свои обязанности на целую неделю. Общественные деятели не "гуляют", как вы выражаетесь, Джо.
- Осторожно, сэр, я не могу вести машину, не глядя на дорогу.
- Да и как им "гулять"? - продолжал мистер Левендер. - Ведь они, как атлеты, должны ежедневно тренироваться, чтобы побеждать в своей вечной борьбе с народом.
- Ну, - снисходительно ответил Джо, - это тоже пьянство особого рода, они все время на взводе, накачивают себя и усыпляют других.
- Не знаю, Джо, что вы имеете в виду, - строго сказал мистер Левендер.
- Разве вы не замечали, сэр? Существуют два мира: мир, как он есть на самом деле, и мир, каким он кажется общественному деятелю.
- Может быть, это и так, - согласился несколько взволнованный мистер Левендер, - но скажите, Джо, который из этих миров величественнее, благороднее? И разве другой мир имеет хоть какое-нибудь значение? Конечно же, я за мир, который возникает в умах великих людей, существует на бумаге, к которой прикасалось их перо, и процветает на словах, с которыми они обращаются к народу. Разве не лучше жить в мире, где никто не боится умереть с голоду или быть убитым, коль скоро это означает смерть за короля и отечество? Разве этот мир не прекраснее того, в котором люди хотят жить и только?
- Ну, - сказал Джо, - мы все готовы умереть за отечество, коли надо. Только смерть нам не кажется увеселительной прогулкой, мы ведь не общественные деятели. Уж очень все легко у них получается.
- Джо, - сказал мистер Левендер и даже на миг заткнул уши, - это самое ужасное кощунство, которое я когда-либо слышал.
- Я еще и не то могу сказать, сэр, - ответил Джо. - Как, продолжать?
- Продолжайте, - сказал мистер Левендер, стиснув кулаки, - общественный деятель не уклоняется ни от чего, даже от враждебных насмешек.
- Ладно, так что же получается, сэр? Посмотрите, что они говорят и что есть на самом деле. Имейте в виду, я не говорю про английских или еще каких деятелей, я говорю про тех, каких много в любой стране. Это что-то вроде тайного общества, основанного на трепотне. Послушайте, сэр. Вот один просиживает штаны и сочиняет что-нибудь высокое. Потом вылезает другой и кричит что-нибудь еще более высокое, потом они вместе просиживают штаны и кричат до тех пор, пока атмосфера не накалится так, что не продохнешь; причем все это время мы все хотим, чтобы нас оставили в покое, и слушаем их только по доброте душевной. У этих типов только две слабости: одна - это идейки, а другая - их собственные персоны. Им надо быть важными, а без идей не поважничаешь, образуется порочный круг. Когда я вижу, что человек важничает, я говорю себе: "Господи, помоги нам, нам это очень скоро понадобится!" Раньше или позже так оно и выходит. Я скажу вам, сэр, какое проклятие тяготеет над миром: люди научились говорить то, чего не чувствуют. И, господи, сколько их таких!
- Джо, - сказал мистер Левендер, у которого глаза вылезали на лоб, ваши слова - это похоронный звон по поэзии, философии и прозе, особенно прозе. Они могила истории, которая, как вам известно, состоит из войн и интриг, порожденных мыслями общественных деятелей. Если бы ваши низкие взгляды соответствовали действительности, кто бы сказал нам, участникам великой эпической борьбы, ободряющие слова о том, что мы творим историю? Разве была произнесена у нас хоть одна речь, которая не пролила бы целительный бальзам в наши уши? Подумайте о том, какую поддержку дают эти слова сиротам и вдовам и раненым бойцам, которые лежат под звездами и страждут. "Творить историю", "играть решающую роль в великой драме" - вот лозунг, вечно стоящий перед нами, который служит утешением нам и опорой им. Ивы бы хотели лишить нас этих слов? Позор, позор! - повторил мистер Левендер. - Вы бы хотели разрушить волшебство жизни и уничтожить все принципы.
- Дайте мне факты, - упрямо сказал Джо, - и заберите мои принципы. Насчет волшебства не знаю, что это такое, но можете его тоже взять себе. И вот еще что, сэр: разве вы не замечали, что, когда деятель кипятится и что-нибудь говорит, это превращает его в куклу? Неважно, что будет после, он должен твердить свое, чтобы не выглядеть дураком.
- Разумеется, не замечал, - ответил мистер Левендер, - я почти никогда не встречал такой узости у общественных деятелей, и никогда я не видел, чтобы они "выглядели дураками", как вы весьма грубо выразились.
- Где же ваши глаза, сэр? - проговорил Джо. - Где же ваши глаза? Даю вам честное слово, что это почти всегда так, хотя, я согласен, они любят подпустить туману. Но, трезво говоря, - если это только возможно общественные деятели неплохи, если держаться от них подальше. Вы же сами затеяли этот разговор, сэр, - добавил он примирительно, - кстати, вот вам и гостиница. Перекусите, и вам станет легче.
И он затормозил перед вывеской "Королевский Козел".
Мистер Левендер, затянутый в водоворот невероятных чувств, которые пробудил в нем цинизм шофера, глядел непонимающим взором на красный кирпичный дом.
- Здесь совсем неплохо, - сказал Джо, - когда я был бродячим торговцем, я частенько сюда наведывался. Там, где собираются коммерсанты, всегда найдется хорошее винцо, - добавил он, щелкнув себя по горлу. - И потом, здесь чудно готовят пикули. Вот ваши карточки.
Вдохновленный этими словами, мистер Левендер вылез из автомобиля, в сопровождении Блинк вошел в гостиницу и стал искать закусочную.
Дородная служанка с быстрыми красивыми глазами взяла у мистера Левендера пыльник и карточку и указала ему на стол, за которым уже сидел бледный интеллигентного вида молодой человек в очках.
- У вас не найдется еще мяса? - спросил молодой человек, не поднимая глаз от тарелки.
- Нет, сэр, - ответила служанка.
- Тогда принесите мне яичницу с ветчиной, - добавил он. - Вот вам второй талон, и принесите мне еще чего-нибудь, что у вас есть.
Мистер Левендер, муки которого при слове "мясо" стали непереносимыми, взглянул на обглоданную кость и вздохнул.
- Мне, пожалуйста, тоже ветчины и пару яиц вкрутую, - сказал он.
- Ветчину я вам подам, - ответила служанка, - но яиц осталось только на одного человека.
- И этот человек - я, - выговорил молодой человек, впервые отрываясь от тарелки.
Мистер Левендер мгновенно почувствовал к нему отвращение; вид у него был нездоровый: высокий бледный лоб, странно блуждающие запавшие глаза за стеклами очков.
- У меня нет никакого желания лишать вас ваших яиц, сэр, - проговорил мистер Левендер, - хотя я сегодня ничего не ел.
- А я ничего не ел полгода, - ответил молодой человек, - и недели через две мне нечего будет есть целых два года.
Мистер Левендер, который обычно говорил правду, посмотрел на своего собеседника с некоторым ужасом. Но молодой человек снова устремил все свое внимание на тарелку.
"Как обманчива внешность, - подумал мистер Левендер, - у него такое интеллигентное, можно даже сказать, одухотворенное лицо, а ест он, как дикарь, и лжет, как бродяга!" И поскольку голод стал снова терзать мистера Левендера, он сказал довольно ядовито:
- Вероятно, сэр, вы находите чрезвычайно забавным рассказывать неправдоподобные истории незнакомому человеку?
Молодой человек, в это время уже расправившийся со всем, что было у него на тарелке, помолчал немного и затем, слабо улыбнувшись, сказал:
- Я говорил в переносном смысле. Я полагаю, сэр, вы никогда не сидели в тюрьме?
При слове "тюрьма" сразу же сказалась природная доброта мистера Левендера.
- Простите меня, - тихо проговорил он, - скушайте всю ветчину, прошу вас. Я прекрасно обойдусь хлебом и сыром. Я бесконечно сочувствую вашему положению и ни в коем случае не хочу сделать ничего, что могло бы побудить вас еще раз навлечь на себя несчастье. Если это вопрос денег или чего-нибудь в этом роде, - робко продолжал он, - прошу вас, располагайте мною. Я ненавижу тюрьмы: это варварство; человека можно осуждать лишь на муки совести.
Глаза молодого человека зажглись.
- Меня и осудили, - сказал он, - только не на муки совести, а как раз из-за того, что я отказался идти против своей совести.
- Возможно ли? - воскликнул ошеломленный мистер Левендер.
- Да, да, - подтвердил молодой человек, отрезая себе здоровенный ломоть хлеба. - Иначе и не скажешь. Они хотели, чтобы я нарушил слово, чтобы я предал свои убеждения, а я отказался. Через две недели меня опять посадят, и вот, пока я на свободе, я должен есть, уж извините. Мне надо накопить как можно больше сил. - И он так набил себе рот, что не мог ничего более выговорить.
Мистер Левендер смотрел на него в великом смятении.
"Как несправедливо я судил о нем", - думал он, и, увидев, что служанка принесла рульку от окорока, он начал срезать с нее то немногое, что на ней оставалось, и, наполнив тарелку, придвинул ее молодому человеку. Тот поблагодарил его и, не взглянув на своего благодетеля, стал быстро поедать ветчину. Мистер Левендер смотрел на него со слезами умиления.
"Как хорошо, что я его встретил, - думал он. - Бедный юноша!"
- Где же яйца? - внезапно спросил молодой человек.
Мистер Левендер поднялся и позвонил в колокольчик.
- Принесите, пожалуйста, ему оставшиеся яйца, - сказал он.
- Слушаю, сэр, - сказала служанка, - но что же будете кушать вы? У нас больше ничего не осталось.
- Вот как! - испугался мистер Левендер. - Тогда чашку кофе и кусок хлеба, пожалуйста, Я могу поесть где-нибудь еще.
Служанка удалилась, что-то бормоча про себя; принеся яйца, она ткнула их молодому человеку, который проглотил их в два счета.
- Я намерен, - сказал он, - за эти две недели сделать все возможное, чтобы накопить побольше сил. Я буду есть почти не переставая. Им не удастся сломить меня. - И, протянув руку, он забрал остаток хлеба.
Мистер Левендер смотрел, как исчезает хлеб, и в нем шевельнулась досада, но он тотчас же постарался ее подавить.
"С моей стороны эгоистично даже думать о еде, - сказал он себе, - - в то время, как этот юный герой еще голоден".
- Вы, вероятно, жертва какого-нибудь политического или религиозного заговора? - спросил он.
- И то и другое, - ответил молодой человек, откидываясь на стуле со вздохом пресыщения и отирая губы. - Меня сегодня выпустили и, как я уже говорил вам, через две недели день в день меня снова будет судить военно-полевой суд. На этот раз мне дадут два года. Но им не сломить меня.
Мистер Левендер вздрогнул при слове "военно-полевой суд", страшное сомнение стало одолевать его.
- Вы, - пробормотал он, - вы... вы не уклоняетесь от военной службы?
- Вот именно, - ответил молодой человек. От ужаса мистер Левендер привстал.
- Я не одобряю, - выдавил он, - я ни в коем случав не одобряю ваше поведение.
- Разумеется, - сказал молодой человек, вдруг гордо улыбнувшись, и добавил: - Никто не одобряет. Если бы вы были на моей стороне, мне не пришлось бы так наедаться, да к тому же у меня не было бы чувства духовного одиночества, которое так поддерживает меня. Вы смотрите на меня, как на отщепенца, как на прокаженного. В этом мое утешение, моя сила. Хотя я и испытываю искреннее отвращение к воине, я прекрасно понимаю, что не выдержал бы, если бы не сознание, что я не могу и не хочу унижаться до уровня подобных вам оппортунистов, примкнуть к стадам ничтожных плебеев. Услышав подобный отзыв о своей персоне, мистер Левендер побагровел.
- Я служу принципу и не подчиняюсь никому, - сказал он. - Именно мои убеждения заставляют меня смотреть на вас как на...
- Жалкого труса, - спокойно подсказал молодой человек. - Продолжайте, не жалейте слов, к ним мы привыкли.
- Да, - сказал мистер Левендер, воспламеняясь, - вы трус. Простите меня. Изменник делу Свободы, дезертир из рядов Гуманизма, если позволите.
- Скажите, просто христианин, этим вы выразите все! - сказал молодой человек.
- Нет, - сказал мистер Левендер, поднявшись, - до этого я не дойду. Вы не христианин, вы фарисей. Вы мне отвратительны.
- А вы мне, - внезапно проговорил молодой человек. - Я христианский социалист, но я отказываюсь называть вас братом. И вот что я вам скажу: когда-нибудь, когда благодаря нашей борьбе восторжествует дело христианского социализма и мира, мы позаботимся, чтобы вы, поджигатели и джингоисты, не смогли более подымать свои ядовитые головы и нарушать всемирное братство людей. Мы уничтожим вас. Мы сотрем вас с лица земли. Мы, верующие в любовь, с радостью подвергнем вас тому, чему вы, апостолы ненависти, подвергаете нас. Мы отплатим вам сторицею, вы сами заставляете нас пойти на это.
Он умолк, ибо мистер Левендер вытянулся и одеревенел, словно собираясь произнести речь перед палатой лордов.
- Я не нахожу здесь ничего общего с преследованием свободы совести! воскликнул он. - Дело гораздо проще. Бремя обороны отечества ложится равно на каждого гражданина. Я не знаю и знать не хочу ни того, что сулили вам судьи, ни того, при каких обстоятельствах был принят закон о всеобщей воинской повинности, И вы либо пойдете в армию, либо отправитесь в тюрьму. Я простой англичанин и выражаю взгляды моих простых соотечественников.
Молодой человек, раскачивавшийся на стуле, постучал по столу рукояткой ножа.
- Давай, давай! - пробормотал он.
- И позвольте мне сказать вам вот еще что, - продолжал мистер Левендер: - Вы не имеете никакого права подносить ко рту хотя бы кусочек хлеба, коль скоро вы не готовы отдать за него жизнь. И если бы гунны пришли сюда завтра, я пальцем бы не пошевелил, чтобы оградить вас от участи, которая вас, несомненно, постигла бы.
В пылу спора голоса их сделались столь громкими, что обеспокоенная служанка отправилась в бар и сообщила собравшемуся там обществу, что человек, уклоняющийся от воинской повинности, съел все, что было в доме, и сейчас "бушует" в закусочной. Услышав это донесение, общество - оно состояло из четырех коммивояжеров, изрядно уже подвыпивших, - вооружилось тем, что было под рукою, а именно четырьмя сифонами, построилось в две шеренги и выступило в направлении закусочной. Сразу же поняв по седым волосам и благородным речам мистера Левендера, что он не может уклоняться от воинской повинности, они с четырех сторон подступили к ничего не подозревавшему молодому человеку и начали беспощадно опрыскивать его содовой водой. Ослепленный и вымокший, бедный молодой человек тщетно пытался прорвать окружение, но каждый раз новая струя в лицо возвращала его на место. Видя его страдания и слыша грубый смех его полупьяных мучителей, мистер Левендер испытал мгновение обостреннейшей борьбы между своими принципами и присущим ему благородством. Затем, едва ли сознавая, что делает, он схватил обглоданную рульку, замахнулся ею на коммивояжеров и громко закричал:
- Остановитесь! Не мучьте этого юношу! Вас четверо, а он один. Перестаньте, вы настоящие гунны!
Коммивояжеры, тем не менее, продолжали гоготать, и разъяренный мистер Левендер нанес одному из них удар рулькой по чувствительному месту на локте, отчего ударенный взвыл и завертелся волчком. Другой коммивояжер немедленно отомстил за приятеля, направив струю содовой в левый глаз мистера Левендера, отчего он в бешенстве атаковал всех четырех, размахивая рулькой, как палицей. И если бы Блинк и служанка не ухватили его за фалды, он мог бы серьезно изувечить своих противников. Как раз в этот момент Джо Петти, привлеченный шумом и криками, появился в дверях и, подбежав к хозяину, схватил его на руки и вынес из комнаты, причем тот, не переставая, размахивал рулькой и болтал ногами. Опустив его в машину, Джо быстро уселся на свое место и поехал прочь. Прошло минуты две или три, прежде чем мистер Левендер пришел в себя и осознал, что произошло. И тогда, отбросив рульку, он откинулся в отчаянии на спинку и уткнул подбородок в грудь.
"Что я наделал! - Эта мысль не оставляла его. - Что я наделал! Поднял кость в защиту человека, уклоняющегося от военной службы; я был на стороне того, кто изменил великой цели! О боже! Я, конечно же, не общественный деятель!"
Изможденный, опустошенный, подавленный, он был вместе с Блинк, уснувшей у его йог, доставлен домой, в Хемпстед.
X
...ВИДИТ СОН И ВСТРЕЧАЕТ ПРЕКРАСНОЕ ВИДЕНИЕ
Обычно воздержанный в еде, мистер Левендер этим вечером был так голоден, что не мог оторваться от омара, поданного миссис Петти, до тех пор, пока на тарелке перед ним не осталась одна скорлупа. Поскольку принципы не позволяли ему облегчить душу ничем, кроме лимонада, он лег спать, испытывая известную тяжесть, и, утомленный треволнениями дня, вскоре впал в тяжелое забытье, которое на рассвете было нарушено сном исключительной живости. Он увидел себя одетым в хаки с панцирем из газет с речами, которые он должен был произнести перед солдатами на фронте. Он мчался на крылатом танке по опустошенным войной местностям, о которых он так часто читал в ежедневных газетах и которые мучительный сон изобразил гораздо ярче, чем прекраснейшие слова передовиц. Вдруг танк перевернулся, и мистер Левендер вывалился в болото, которое озаряли бесчисленные осветительные снаряды, то и дело пролетавшие над головой. В трясине были сотни и тысячи людей, провалившихся, как и он, по пояс и отчаянно махавших руками.
"Вероятно, это солдаты, которым я должен сказать речь", - подумал мистер Левендер и оторвал от панциря газетный лист, но не успел он произнести и слова, как газета вдруг растворилась в воздухе; и он срывал с себя газету за газетой, надеясь найти речь, которая оказалась бы настолько прочной, что ее можно было бы произнести. Наконец обрывок газеты удержался в его руке, и тогда он громогласно воскликнул:
- Герои!
Но при этом слове люди со стоном пошли ко дну, и по трясине забулькали радужные от мерцания осветительных снарядов пузыри. В этот момент один из снарядов, разорвавшись над его головой, превратился в большую яркую луну, и мистер Левендер с изумлением обнаружил, что пузыри были не пузыри, а сидящие на залитой лунным светом трясине бабочки, трепетавшие багровыми крылами и смотревшие на него тысячью крохотных человеческих лиц.
- Кто вы? - закричал он. - Кто вы?
Бабочки сложили крылья, и у каждой на лице появилось выражение столь грустное и взыскующее, что слезы мистера Левендера так и хлынули на газетный панцирь.
- Мы убитые, - Донесся до него шепот. И внезапно они взлетели стаями, на лету ударяя его крылами по лицу.
Мистер Левендер проснулся. Он сидел на полу посреди комнаты, свет падал на него сквозь щель в занавесках, а Блинк слизывала слезы, струившиеся по его щекам.
- Блинк, - сказал он, - я видел страшный сон.
И все еще ощущая на груди своей тяжесть, тяжесть многих непроизнесенных речей, он не решился снова лечь в постель; кое-как одевшись, он осторожно спустился вниз и вышел на улицу. Он шагал со своей Блинк навстречу подымавшемуся солнцу, один в серебристом свете хемпстедского утра, глубоко задумавшись о своем необычном сне.
"Вероятно, я не приобрел еще того блаженного спокойствия, без которого немыслим успех оратора, - размышлял он. - В этом, без сомнения, и заключается разгадка моего сна. Тяжесть на груди и тщетные попытки сорвать с себя газеты, которые тотчас же растворялись в воздухе, можно объяснить подсознательным признанием этого моего недостатка. Мне не хватает самодовольства, необходимого оратору при любых обстоятельствах, и той счастливой самоуверенности, которая так неотразима в письменных и устных высказываниях великих людей. Тем не менее мой недостаток можно исправить практикой!"
И, подойдя к крохотному цветущему деревцу, он обратился к нему с такими словами:
- О деревце, будь моей аудиторией, ибо в твоих озаренных солнцем ветвях я вижу образ безмятежного и прекрасного мира, который, по мнению всех ответственных лиц, неизбежно возникнет из нынешнего разгула железа и крови.
И деревце ответило ему звонким голосом черного дрозда.
Сердце мистера Левендера, чутко откликавшееся на каждый зов природы, тотчас же растаяло.
- Что царства земные, мечты государственных мужей, все козни и хитросплетения политики в сравнении с красотой этого деревца! - говорил он. - Оно, а быть может, это он или она, вольно дышит в своем простом трепетном одеянии и стремится лишь к тому, чтобы любить и быть любимым. Оно, он, она дает приют дрозду и дарит благоухание утру, цветы его, ее улавливают капли дождя и солнца. Я вижу в нем, в ней волшебство господне. О, если бы мне из его, ее красоты создать песнь искупления!
С этими словами он встал перед деревцем на колени, и очень тихая Блинк, усевшаяся рядом с ним, казалась в этот миг умнее многих других собак. Знакомый булькающий звук вывел его из благоговейной сосредоточенности и, оглянувшись, он увидел на дорожке свою юную соседку в форме сестры милосердия.
"Она упала с небес, - подумал он, - ибо все сестры суть ангелы".
И, сняв шляпу, он обратился к ней:
- Вы застигли меня в момент, которого я никоим образом не стыжусь: я причащался Красоты. И подумать только! Со мною вы, Аврора.
- Ничего себе Аврора, - сказала юная леди. - Мне так осточертел госпиталь, что я решила малость прогуляться, прежде чем снова лезть в хомут. Если вы идете домой, пойдемте вместе.
- С огромнейшей радостью, - сказал мистер Левен-дер. - Одеяние милосердия очень идет вам.
- Вы находите? - ответила юная леди, щеки которой нисколько не заалели от комплимента. - По-моему, оно чудовищно. Скажите, вы всегда молитесь на то дерево?
- К стыду своему, должен признаться, что нет, - ответил мистер Левендер. - Но в будущем я намереваюсь делать это всегда, ибо под ним меня посетило такое прекрасное видение. - И он наградил свою спутницу взглядом, исполненным такого восторга и благоговения, что она постучала себя по губам, скрывая зевок, и глубоко вздохнула.
- Ужасно хочу спать, - сказала она. - Были у вас какие-нибудь новые приключения, у вас и вашего Сэмчо?
- Сэмчо? - переспросил мистер Левендер.
- Я так зову вашего шофера. Он ведь очень похож на Сэма Уэллера и на Санчо Панса, не правда ли, дон Пиквихот?
- Гм! - сказал смущенный мистер Левендер. - Вы имеете в виду Джо? Славный малый. В нем есть героизм такого рода, который я особенно ценю.
- Какой же? - спросила юная леди.
- Непобедимое чувство юмора перед лицом опасности, которым так славятся наши солдаты.
- Я вижу, вы сильно верите в героизм, дон Пиквихот, - сказала юная леди.
- А что была бы жизнь без него? - ответил мистер Левендер. - Война бы не могла продлиться ни минуты.
- Вы правы, - мрачно проговорила юная леди.
- Но вы не можете желать ее конца до полного истребления нашего общего врага? - спросил пораженный мистер Левендер.
- Я не пацифистка, - сказала юная леди, - но если бы вы видели такое количество безруких и безногих, какое приходится видеть мне, то, знаете ли, ваша героика как-то поблекла бы. - И она ускорила шаг, так что мистеру Левендеру, который был на четыре дюйма ниже ее, пришлось чуть ли не бежать. - Будь я солдатом, - прибавила она, - я, наверно, захотела бы пристрелить каждого, кто произнесет хотя бы одну громкую фразу. Да, болтовня стала просто невыносимой.
- Аврора, - сказал мистер Левендер, - вы позволите мне, годному вам увы! - в отцы, называть вас так? Вы, без сомнения, знаете, что громкие фразы - это те же боеприпасы, что они имеют значение отнюдь не меньшее, чем настоящие взрывчатые вещества. Возьмите, например, слово "свобода", разве вы хотели бы отнять его у нас?
Юная леди посмотрела на него своими большими серыми глазами, в которых заблистало сильное чувство.
- Дорогой дон Пиквихот, - сказала она, - я бы просто отобрала это слово у всех тех, кто не знает, что оно означает. И что бы тогда осталось? Да вы не смогли бы накормить баснями одного-единственного муниципального соловья! Вас всех не хватило бы на одну передовицу раз в год после дождичка в четверг! Разве вы не видите, дон Пиквихот, что свобода - это особая форма тирании и что нас больше всего тиранит именно громогласная болтовня?
- Боже милостивый! - воскликнул мистер Левендер. - С таких алых губок слетают такие слова!
- Я пока еще не пацифистка, - продолжала юная леди, подавляя зевок, но я ненавижу жестокость, ненавижу ее так сильно, что готова сама жестоко расправиться с нею. Пусть гунны сами расхлебывают кашу, которую заварили. Я вовсе не жажду мщения, но что же поделаешь!
- Моя дорогая юная леди, - успокаивающе заговорил мистер Левендер, - вы ведь не можете быть мстительной, ибо каждый великий публицист и оратор говорит нам, что мстительность - чувство, чуждое союзникам, которые ищут лишь справедливости.
- Вздор!
Блинк, доселе спокойно слушавшая их беседу, решила, что это слово относится к ней, и, вскинув морду, лизнула юную леди в руку столь неожиданно, что та вздрогнула и сказала:
- Прелесть!
Мистер Левендер, приняв это слово на свой счет, жестоко покраснел.
- Аврора, - сказал он, задыхаясь, - сердечный восторг мешает мне воспользоваться вашим нежным словом. Простите меня, и давайте тихонько разойдемся по домам, ибо я увидел прекрасное видение и знаю свое место.
Хладнокровие, казалось, на миг оставило юную леди, ее губы чуть дрогнули, она стиснула руку мистера Левендера.
- Вы действительно прелесть, - сказала она, - думаю, что вам следует быть в постели. Кстати, мое имя Изабел.
- Только не для меня, - сказал мистер Левендер. - Вы Аврора, Заря, и ничто не убедит меня в обратном. И я клянусь отныне подниматься вместе с вами.
- Что вы! - воскликнула юная леди. - Пожалуйста, не воображайте, что я люблю вскакивать ни свет ни заря. Просто я сейчас иду с ночной смены.
- Это не имеет значения, - проговорил мистер Левендер, - я буду преданно следить за каждой вашей ночной сменой, и это придаст мне силы продолжать общественную работу, ибо меня всегда будет манить розоперстый рассвет грядущего.
- Ладно, - пробормотала юная леди, - пока что до свидания, и идите спать. Еще нет пяти. - И, помахав своими розовыми перстами, она легко пролетела по дорожке сада и скрылась за дверью дома.
Мистер Левендер на мгновение ощутил себя другим человеком. Он пошел в свой сад и стоял, глядя на ее окно, пока надежда увидеть ее там не угасла совсем; тогда он вошел к себе в дом.
XI
...СРЫВАЕТ ПАЦИФИСТСКИЙ МИТИНГ
За завтраком в то самое утро, когда его посетило прекрасное видение, мистер Левендер, всегда читавший газеты, как священное писание, наткнулся на объявление, что вечером того же дня в холлоуэйской церкви состоится митинг "Лиги борцов за свободу слова", которую его газеты частенько клеймили за миролюбие. Прочитав имена ораторов, мистер Левендер сразу же почувствовал, что его долг - явиться на митинг.
"Там, вероятно, не будет никого, кто мог бы выразить протест, - решил он. - В Англии свобода достигла размеров, угрожающих благородным патриотическим чувствам. Без сомнения, это рецидив чудовищного здравого смысла, из-за которого каждый мог говорить, что хочет. Я бы рад остаться дома, - подумал он, - они, вероятно, могут применить ко мне грубую силу; однако трусость не пристала мне, я должен быть там".
Весь день он с крайним беспокойством размышлял о своем неприятном долге по отношению к этим опасным личностям и подзубривал те передовые из своих пяти газет, которые имели хоть какое-нибудь отношение к делу. Он не сказал никому ни слова о своих намерениях, так как был убежден, что, связываясь с пацифистами, идет на значительный риск; однако сознание исполняемого долга не позволяло ему желать, чтобы кто-нибудь помешал осуществлению его планов, хотя в глубине души он надеялся именно на это.
В шесть часов он замкнул Блинк в кабинете и, вооружившись тремя передовицами, отправился в свое рискованное путешествие. В семь часов он уже поспешал по мрачноватой дороге к холлоуэйской церкви, но у дверей ее столкнулся с непредвиденным препятствием. ... - Ваш билет! - спросил здоровенный верзила.
- У меня нет билета, - сказал растерявшийся мистер Левендер, - но это ведь митинг "Лиги борцов за свободу слова", поэтому-то я и пришел сюда.
Верзила внимательно посмотрел на него.
- Без билета нельзя, - сказал он.
- Я протестую, - сказал мистер Левендер. - Какие же вы в таком случае борцы за свободу слова?
Верзила улыбнулся.
- Ладно, - сказал он, - вы слабее кролика, проходите!
Возмущенный мистер Левендер очутился в церкви. Митинг уже начался, и высокий человек с унылым лицом стоял за кафедрой и что-то говорил аудитории, которая почти полностью состояла из женщин и стариков, а его коллеги сидели позади него в президиуме с отсутствующими лицами. Мистер Левендер устроился на крайнем месте в одном из средних рядов и приготовился слушать.
"Как бы горячо ни стремился я исполнить свой долг, - думал он, - мне, поборнику справедливости, следует сначала установить, какого рода митинг я собираюсь сорвать". Еще в дверях по аплодисментам, часто прерывавшим речь оратора, мистер Левендер понял, что церковь битком набита людьми. По мере того как оратор продолжал говорить, мистеру Левендеру становилось все более не по себе. Однако действовало на него не то, что говорил оратор, ибо наш герой был всецело поглощен необходимостью подготовить достойную отповедь, для чего он, отрешившись от всего, подгонял друг к другу доводы и словесные фиоритуры передовиц, которые за этот день выучил почти наизусть. Деликатный от природы, он терпеливо ждал, когда кончит оратор, и тогда, сжимая в руке три передовицы, он решительно направился к сидящему президиуму. Повернувшись к нему спиной, он начал пронзительным от волнения голосом:
- Леди и джентльмены, настало время вам в соответствии с традициями вашего общества выслушать и меня. Я буду говорить без обиняков. В наших рядах еще есть некоторые вредоносные типы, подобные тому небезызвестному джентльмену, который дошел до такого бесстыдства, что отцом имеет француза француза, джентльмены! - не немца, леди! - обратите внимание на эту наглую маскировку; или подобные тому ренегату, лейбористскому вождю, который никого никуда не вел, но если бы повел, то непременно завел бы всех нас в волчью яму всеобщего уничтожения; или подобные тем высоколобым кастратам, которые принимают свое педантичное крючкотворство за жемчужные зерна и которые готовы безнадежно затемнить яснейшие вопросы набором изменнических пацифистских пошлостей. Заявим же им сразу - и пусть они это учтут! - что мы не потерпим этого, ибо мы...
Тут его слова потонули в шуме гораздо более громком, чем тот, который производили президиум и ошарашенная аудитория; мистер Левендер увидел, как толпа горластых юнцов оттеснила верзилу, стоявшего в дверях, и понесла его по проходу, пока он не оказался перед мистером Левендером, причем несчастный был к нему спиной и тщетно пытался повернуться. Увидев, что ему угрожает опасность, наш герой закричал что было, мочи:
- Свобода слова, джентльмены, свобода слова! Вы наглядно демонстрируете мне, что у вас нет никакой свободы слова!
В ответ на это юнцы, запрудившие проход, подняли невообразимый шум.
- Джентльмены, - кричал мистер Левендер, размахивая передовицами, джентльмены!..
Но в это мгновение верзилу швырнули головой в живот мистеру Левендеру, отчего оба попадали в разные стороны. Последовавший за этим рев лишь отдаленно донесся до сознания мистера Левендера, потому что многие ноги прошлись по нему. Тем не менее он ухитрился отползти в уголок и, приподнявшись, увидел, что происходит. Вторгшиеся в церковь юнцы, числом и силою намного превосходившие президиум, верзилу и, пришедших к ним на помощь троих-четверых здоровых слушателей, беззастенчиво пользовались своим превосходством; и сердце мистера Левендера облилось кровью, когда он увидел, как они побивают своих оппонентов и издеваются над ними. Их бесчинства привели его в такую ярость, что, позабыв все принципы, равно как и цель своего пребывания на митинге, он выпрямился во весь рост, скрестил руки на груди и во весь голос крикнул:
- Негодяй! Не смейте пользоваться тем, что вы сильнее! Негодяй!
Защитив, таким образом, то, что в здравом уме он считал злом, он стал спокойно ожидать своей участи. Но его слова потонули во всеобщем реве.
"Как раз в такие минуты, - подумал мистер Левендер, - великий оратор и утверждает свое превосходство, усмиряя бурю и заставляя выслушать свои слова".
И он стал мучительно припоминать, как это делается.
"Для этого нужен голос быка и шкура крокодила, - думал он. - Увы! Мне решительно недостает качеств общественного деятеля!"
Но тут его самоуничижение прекратилось, равно как и электрическое освещение. Вслушиваясь в разнорядицу голосов, раздававшихся в темноте, мистер Левендер вдруг понял, что по воле провидения он получил возможность говорить и что теперь его услышат.
- Остановитесь, друзья мои! - закричал он. - В этой тьме мы яснее видим истинные масштабы того великого вопроса, каковым является свобода слова. Некоторые считают, что в демократической стране каждое мнение должно быть выслушано; так полагают лишь потому, что поскольку здравый смысл большинства всегда ведет страну по правильному пути, то меньшинству должна быть предоставлена полная свобода слова, ибо оно все равно не может сбить страну с заданного курса, кроме того, такая свобода слова действует как полезнейший предохранительный клапан. Более того, говорят, что запретить меньшинству выражать свои мысли можно только силой, а это недостойно большинства и противоречит тем идеалам, за которые мы боремся в этой войне. Но вслед за великими людьми, пишущими передовые статьи, я полагаю, что в то время, когда над отечеством нависла величайшая угроза, никто не смеет говорить что-либо идущее вразрез с мнением большинства; ибо только таким образом сможем мы создать фронт единства перед лицом нашего общего врага. Я заявляю вам, - а я принадлежу к большинству и, значит, во всем прав, - что если мы хотим спасти дело свободы и гуманизма, ни один человек, несогласный со мной, не должен высказывать какие-либо мысли. Я осуждаю насилие, но я исполнен решимости дать отпор любой вредоносной чепухе и без колебания употреблю все средства, которыми располагает большинство, вплоть до прусских мер принуждения, чтобы умолк трусливый шепот тех дезориентированных и антипатриотически настроенных лиц, чьи так называемые принципы побуждают их заявлять о праве иметь свои мнения. Англия всегда была свободной страной, и своей самовлюбленной болтовней они не смеют подвергать опасности ее свободу.
Мистер Левендер перевел дух, и в этот миг донесшийся из темноты неясный звук, подобный царапанью мыши, привлек его внимание. Полная тишина окрылила его.
"Удивительно, - подумал он, - я так приковал их внимание к своим словам, что даже слышу, как скребется мышь. Видимо, я произвел большое впечатление".
И, боясь испортить его дальнейшими словами, он стал ощупью пробираться вдоль стены в надежде найти выход. Но не сделал он и двух шагов, как его протянутая рука наткнулась на что-то теплое, что с визгом отпрянуло в сторону,
- Ах! - вскрикнул мистер Левендер, у которого по спине побежали мурашки. - Что это?
- Это я, - ответил сдавленный женский голос, - а вы кто?
- Оратор, сударыня, - с несказанным облегчением ответил мистер Левендер. - - Не пугайтесь, прошу вас.
- Ох! - прошептал голос. - Это тот сумасшедший!
- Уверяю вас, сударыня, - ответил мистер Левендер, стараясь не потерять собеседницу, - я ни за что на свете не причиню вам зла. Не скажете ли вы, в каком месте церкви мы находимся?
И, подавшись вперед, он вытянул руки и стал шарить вокруг себя. Слова его остались без ответа; он обнаружил, что стоит между двумя рядами стульев, и, держась за спинки передних, стал боком пробираться вдоль ряда, причем старался не терять контакта с задним рядом. Так в кромешной тьме он миновал пять-шесть стульев, когда свет вдруг зажегся, и он обнаружил, что смотрит прямо в глаза молодой женщине, которая, так же изогнувшись, пробиралась вдоль соседнего ряда, все время оглядываясь на преследователя.
- Боже мой! - произнес мистер Левендер, когда оба они с достоинством выпрямились. - Я понятия не имел...
Молодая женщина прикрыла затылок рукой, быстро скользнула вдоль ряда, промчалась по проходу и исчезла. В церкви никого больше не было. Оглядев горы изломанных стульев, мистер Левендер вышел из церкви в ночь.
"Это похоже на сон, - думал он, - и все же я исполнил свой долг, ибо ни один митинг никогда не был сорван более успешно. Совесть моя чиста, и я порядком проголодался. Можно идти домой".
ХII
...УСКОРЯЕТ ПЕРЕВОЗКУ И ПРИНИМАЕТ ВРАЧА
Окрыленный своим успехом на митинге пацифистов, мистер Левендер на следующее утро стал выискивать в газетах новое поле деятельности; прочитав всего несколько страниц, он наткнулся на заметку: "Сегодня все зависит от транспорта, и мы не рискуем впасть в крайность, всеми имеющимися у нас средствами призывая к ускорению перевозок".
"Как это верно!" - подумал он. И, второпях закончив завтрак, он отправился с Блинк погулять и поразмыслить, чем он может быть полезен в этом деле.
"Я могу увещевать каждого, кто связан с транспортом, но не отдает ему все силы, - размышлял он. - Это не очень приятно, ибо, без сомнения, может вызвать враждебное отношение ко мне. Тем не менее это не должно меня останавливать, ведь подобные явления ежедневно сопутствуют общественной жизни, кроме того, как говорится, злые слова костей не ломят, даже наоборот, у нас, общественных деятелей, от них делается толще кожа и острее языки, так что мы можем побить врага его собственным оружием. Я предчувствую, что это послужит скорейшему воспитанию во мне тех качеств общественного деятеля, которых мне еще недостает".
Когда же он подумал о фургонах на хемпстедских холмах и мальчишках-возницах, сердце его сжалось.
"Чего им не хватает, - подумал он, - так это способности видеть транспортную проблему в деталях и в целом. Я должен попытаться привить этот навык всем, кто имеет какое-либо касательство к транспорту".
Не успел он прийти к этому умозаключению, как, свернув за угол, увидел большой фургон, застрявший перед вершиной холма. Возница стоял, лениво прислонившись к заднему колесу, и набивал трубку. Взглянув на ближнюю к нему лошадь, мистер Левендер обратился к вознице:
- Знаете ли вы, друг мой, что в эти дни великого национального кризиса нам дорога каждая минута? Если бы вы, подобно мне, рассмотрели транспортную проблему в деталях и в целом, то, я убежден, вы не стояли бы сейчас тут, раскуривая трубку, а поняли бы, что получасовая задержка грузов может означать смерть одного из ваших товарищей на фронте.
Возница, иссохший беззубый старик, взглянул на мистера Левендера, оторвавшись от трубки, к которой он только что поднес защищенную ладонями спичку. Лоб его был весь в морщинах, глаза слезились.
- Заверяю вас, - продолжал мистер Левендер, - что в эти дни никто из нас не имеет права хотя бы минуту мешкать с чем-либо, даже с произнесением речей. И когда меня посещает соблазн уклониться от исполнения долга, я тотчас же вспоминаю о наших сыновьях и братьях в окопах, о том, что каждый снаряд, каждое слово спасает их жизни, и я тотчас же приступаю к делу.
Старик, уже раскуривший трубку, глубоко затянулся и хрипло сказал:
- Валяйте дальше!
- Да, я не остановлюсь на этом, - ответил мистер Левендер, - я знаю, что могу произвести настоящую революцию в ваших взглядах, и вы перестанете попусту тратить государственное время, стоя у колеса, но будете со рвением погонять лошадей и служить делу победы.
Старик оглядел оратора и столь криво и свирепо усмехнулся, что мистер Левендер даже спросил:
- Почему вы так на меня смотрите?
- Так получается, - ответил возница.
- Почему вы прохлаждаетесь здесь в то время, как ваша работа не доведена до конца? - продолжал мистер Левендер. - Причиной этому не крутой холм, вы уже на его вершине, да и лошади ваши как будто отдохнули.
- Это верно, - подтвердил старик, сделав новую гримасу, - отдохнули, по крайней мере, одна.
- Тогда ничто не может задерживать вас, кроме типично английской нерасторопности, которая и в общественной жизни так страшно мешает вести войну.
- Вон что! - сказал старик. - Только из одного, хозяин, двоих не сделаешь. Отойдите-ка в сторону, и все будет еще более в деталях и в целом.
Пораженный этими словами, которые сопровождались подергиванием морщинистых щек, мистер Левендер обошел фургон, смотря, не сломалось ли что, и вдруг увидел, что пристяжная лошадь лежит на земле с обрезанными постромками. Она лежала на боку и не шевелилась.
- Боже! - воскликнул мистер Левендер и опустился на колени перед головой лошади. Глаза ее быстро тускнели.
- Ах, бедная лошадь! - воскликнул он. - Не умирай! - И слезы его ручьем полились на морду лошади.
Казалось, она взглянула на него, и тут же глаза ее сделались совсем стеклянными.
- Умерла! - сказал мистер Левендер испуганным шепотом. - Это ужасно! А какая тощая - одни кости! - Взгляд его блуждал по торчащим ребрам околевшей лошади; живая лошадь в это время, склонив голову, глядела на свою околевшую подругу, грива которой разметалась по дорожной пыли.
- Я должен извиниться перед этим стариком, - громко сказал мистер Левендер, - ибо, вне всякого сомнения, горе его сильнее, чем мое.
- Ничего такого, хозяин, - послышался ответ, и, подняв глаза, мистер Левендер увидел, что старик-возница стоит рядом, - ничего такого: изо всех собачьих дел, которые мне довелось в жизни переделать, три месяца езды на этой кляче были самым собачьим делом. Вот она отмучилась и теперь там, куда они все рады попасть. Я подгонял ее, хозяин, берег государственное время и государственный овес, я подгонял ее, это вот ее и доконало. Старая добрая кобыла, послушная кобыла околела, гоняли ее в хвост и в гриву, а кормили кое-как. Вот она лежит, и я рад, что лежит. - И тыльной стороной ладони старик отер мутную влагу, дрожавшую в уголках губ.
Мистер Левендер поднялся на ноги.
- Ужасно! Чудовищно! - воскликнул он. - Бедная лошадь! Кто несет за это ответственность?
- Да господа вроде вас, - ответил возница, - такие, которые видят ее в деталях и в целом с той стороны фургона.
Потрясенный до глубины души, мистер Левендер заткнул уши и почти бегом бросился прочь; он не останавливался ни на мгновение, пока не достиг своего спасительного кабинета, где он бросился в кресло, а Блинк тут же улеглась у его ног.
"Я куплю тележку, - думал он, - и мы с Блинк, соединив силы, будем выручать бедных лошадей. Мы можем доставлять молоко и овощи хотя бы себе самим".
Так, размышляя над мучительными коллизиями в жизни общества, он просидел около получаса; неожиданно голос миссис Петти вывел его из печальной задумчивости.
- К вам доктор Диндон, сэр.
При виде доктора, который недавно лечил его от алкогольного отравления, мистер Левендер испытал то смутно неприятное чувство, которое обычно следует за неосознанным оскорблением.
- Доброе утро, сэр, - сказал доктор, - я подумал, не мешает мне лишний раз убедиться, что вы в добром здравии. Это была неприятная история. Нет ли у вас боли в спине?
- Нет, - холодно ответил мистер Левендер, а Блинк зарычала.
- А в голове?
- У меня ничего нет в голове, - ледяным тоном ответил мистер Левендер.
- Мне помнится... - начал доктор.
- Доктор, - с достоинством отпарировал мистер Левендер, - вы не можете не знать, что у общественных деятелей в голове ничего быть не может, иначе бы они не были тем, чем они являются. Порою от речей у них может болеть горло, что же касается всего остального, то у них, к счастью, превосходное здоровье.
Доктор улыбнулся.
- А что вы думаете о войне? - спросил он самым непринужденным тоном.
- Успокойся, Блинк, - сказал мистер Левендер. И потом изменившимся, далеким голосом он прибавил: - Какие бы тучи ни собирались над нашими головами в данный момент, какие бы удары ни готовила нам судьба, мы будем героически бороться до тех пор, пока не достигнем нашей высокой цели, пока враг не будет отброшен. Но мы не остановимся на этом, - продолжал он, вдохновленный собственными словами. - Лишь плохой патриот может ограничиться решением тех задач, которые мы ставили, вступая в войну. Мы, не колеблясь, пожертвуем последними людьми, последними деньгами для выполнения нашей священной миссии - полного уничтожения вражеского государства, ввергшего мир в пучину бедствий. Даже если враг захочет сдаться, мы продолжим войну до тех пор, пока не продиктуем ему наших условий на пороге Потсдама.
Доктор, который со странным вниманием рассматривал ораторствовавшего мистера Левендера, быстро опустил глаза.
- Совершенно верно, - с чувством сказал он, - совершенно верно. До свидания! Я ведь только на минуту.
И, оставив окрыленного высокими чувствами мистера Левендера, необычный гость покинул его дом. За калиткой он встретил поджидавшего его племянничка Синкина.
- Ну как? - спросил племянничек.
- Не больнее нас с вами, - сказал доктор. - Малость педантичен в выражении чувств, но совершенно нормален, уверяю вас.
- Его собака вас не укусила? - пробормотал племянничек.
- Нет, - рассеянно проговорил доктор. - Ах, если бы каждый держал свои взгляды при себе! Прощайте, я иду по делу.
И они расстались.
А мистер Левендер прошелся по комнате взад-вперед раз шесть и снова уселся в кресло, ощущая в желудке неприятный холодок, как это бывает с людьми наутро после попойки.
XIII
...ГОВОРИТ СОЛДАТАМ О ТОМ, ЧТО ИХ ЖДЕТ
В погожие дни мистер Левендер любил после обеда посидеть на одной из скамеек, красовавшихся на Спаньярд-Роуд, погреться на солнышке и полюбоваться панорамой городских башен в голубоватой дали. И в тот день, когда к нему заходил доктор, он вышел с Блинк и, усевшись на скамейку, прочел передовицу, которая предписывала всем и каждому принять живейшее участие в судьбе инвалидов войны.
"Да, - подумал он, - без сомнения, наш долг заставить их, несмотря на все раны и увечья, продолжать борьбу и даже превзойти свой фронтовой героизм, стать выше самих себя". И ему показалось истинной волей провидения, что на его скамью неожиданно сели трое солдат в синих госпитальных пижамах с красными галстуками. Так они просидели несколько минут, разделенные стеной привычных условностей, и мистер Левендер ломал себе голову, как бы поестественнее заговорить с ними, но вдруг на помощь пришла Блинк, которая встала перед одним из солдат и стала глядеть ему в глаза.
- Господи! - сказал солдат. - Ну и морда! А какие усищи! Ну, попрошайка, чего ты так уставилась?
- Моя собака любит глядеть на все прекрасное и необычайное, - заговорил мистер Левендер, стараясь не упустить удобный случай.
- Ну и ну, - сказал солдат, лицо которого было сплошь забинтовано, - и она все это нашла во мне?
Поощряемый улыбками солдат, мистер Левендер продолжал, стараясь как можно более непринужденно:
- Я уверен, вы прекрасно понимаете, друзья мои, какое огромное значение имеет ваша дальнейшая судьба.
Три солдата с удивлением переглянулись, насколько им позволили забинтованные лица, и промолчали. Мистер Левендер продолжал говорить, невольно подражая поэтическому строю только что прочитанной статьи:
- Мы сейчас переживаем критический момент, поэтому мы должны, не теряя ни минуты, внушать каждому инвалиду войны, что он вновь должен стать капитаном своей души. Тот, кто был героем на фронте, должен вновь продемонстрировать нам находчивость и выносливость, которыми он заслужил восхищение всего человечества.
Три солдата обратили к мистеру Левендеру забинтованные лица, и, увидев, что он привлек их внимание, мистер Левендер продолжал свою речь:
- Госпитальная апатия и отсутствие труда в огромной степени ответственны за то опасное положение, в котором сегодня оказывается инвалид войны. Только мы, люди, которым не угрожает такое будущее, можем понять, каким это будущее может стать, если инвалид войны путем напряженных усилий не добьется лучшей участи. Ребята, - с горячностью сказал он, вдруг вспомнив, что обладавшие тесным контактом с аудиторией ораторы всегда употребляли это слово, - ребята, делаете ли вы что-нибудь для этого? Подготовляете ли вы себя духовно? Используете ли вы свой вынужденный досуг для того, чтобы занять такое место в жизни, где вы сможете противостоять всем пришельцам?
Он умолк в ожидании ответа.
Как показалось мистеру Левендеру, на лицах троих солдат изобразилось чистейшее изумление. Помолчав с минуту, они заерзали, и один из них спросил соседа:
- Как думаешь, Альф, мы делаем то, что говорит джентльмен?
- Я могу сам ответить, - обрадованно проговорил мистер Левендер, - ибо по вашим госпитальным лицам я вижу, что вы живете лишь текущим днем; по мнению лучших наших публицистов, это типично английская привычка. Я уверяю вас, - продолжал он с торжествующей улыбкой, - что таким образом будущего вы не завоюете. Если вы тотчас же не начнете добиваться надлежащих мест в величественном храме промышленности, встречный поток захлестнет вас и выбросит на мель.
При последних словах некоторое раздражение на забинтованных лицах сменилось снисходительностью.
- Вы все верно говорите, хозяин, - покровительственно сказал средний солдат. - Вы не беспокойтесь, мы вас проводим.
- Это я должен проводить вас, - возразил мистер Левендер, - это скорее долг того, кто не имел счастья сражаться за наше отечество.
Эти слова окончательно утвердили солдат в мнении, что у мистера Левендера не все дома. Они встали.
- Пойдемте, - сказал один из них, - проводим друг друга. Нам надо быть к пяти. Ваша собака ведь не на поводке?
- Нет! - сказал удивленный мистер Левендер. - Я же не слепой.
- Ничего, - утешил его солдат, - пойдемте-ка, сэр, и поговорим об этом по дороге.
Мистер Левендер, восхищенный тем, что произвел на солдат такое сильное впечатление, поднялся и пошел с ними, машинально ведя их по направлению к своему дому.
- Так что же вы нам посоветуете делать, хозяин? - спросил один из солдат.
- Отбросьте все мысли о настоящем, - с горячей убежденностью ответил мистер Левендер, - навсегда забудьте прошлое, безраздельно посвятите себя будущему. Не делайте ничего, что могло бы принести вам немедленное удовлетворение. Не думайте ни о своих семьях, ни о таких преходящих явлениях, как развлечения, дом, здоровье, деньги на пропитание; безраздельно доверьтесь тем, кто путем серьезных размышлений способен оценить личные обстоятельства каждого из вас. Ибо только превратись в стадо овец, можете вы под нашим руководством прийти к тем пастбищам, на которых трава вашего будущего будет зелена и обильна. И превыше всего - будьте такими же героями, какими вы стали, когда отечество призвало вас, ибо вы не должны забывать, что отечество продолжает призывать вас!
- Вот это верно, - сказал солдат слева от мистера Левендера. - Мя-ау! Ваша собака гоняет кошек?
Столь неуместный вопрос заставил мистера Левендера подозрительно посмотреть направо и налево, но на забинтованных лицах ничего не выражалось.
- Где ваша больница? - спросил мистер Левендер.
- За холмом направо, - ответил солдат. - А ваш?
- Увы! Я отнюдь не в...
- Понимаю, - деликатно сказал солдат, - можете не говорить, не надо. Мы все братья по несчастью. Вам часто удается выходить?
- Я всегда гуляю после обеда, - ответил мистер Левендер, - когда я свободен от своей общественной работы. Если вы находите, что вашим товарищам это будет интересно, я буду только счастлив прийти к вам и поговорить о вашем будущем.
- Слышишь, Альф? - сказал солдат. - Как ты думаешь, будет им интересно, а?
Солдат, к которому относился вопрос, приложил палец к незабинтованной части губ и мяукнул.
- Я бы мог произвести революцию в их взглядах, - продолжал немного озадаченный мистер Левендер. - Позвольте предложить вам эту газету. Прочтите ее, и вы увидите, как жизненно важно все, что я вам говорил. И если вы направите мне петицию, как это водится в демократической стране, я, может быть, смогу навещать вас каждый день после пяти. Иногда я чувствую, - мистер Левендер остановился посреди дороги, поддавшись внезапному наплыву чувств, что я не имею никакого права жить, в то время как вы отдаете за меня жизнь.
- Ничего, старина, - сказал солдат слева, - вы бы сделали то же самое за нас, будь вы здоровы. Мы на вас не в обиде.
- Ребята, - сказал мистер Левеидер, - вы настоящие мужчины. Не могу выразить, как я люблю вас, как восхищаюсь вами!
- Ну-ну, не волнуйтесь так, это может вам повредить. Послушайте-ка! Если с вами будут плохо обращаться, дайте нам знать, и мы покажем тем, кто там за вами смотрит.
Мистер Левендер улыбнулся.
- Бедная миссис Петти! - сказал он. - Но все равно я от души благодарю вас за добрые чувства. Я живу вот здесь, - заключил он, останавливаясь у ворот домика, утопавшего в сирени и ракитнике. - Не хотите ли чашку чаю?
Солдаты переглянулись; мистер Левендер приписал их удивление слову "чай".
- Весьма сожалею, но я абсолютный трезвенник, - сказал он.
Эти слова укрепили солдат в сложившемся у них мнении о мистере Левендере и удвоили их изумление, что он живет в этом доме; в ответ на его приглашение они лишь переминались с ноги на ногу.
Мистер Левендер снял шляпу.
- Для меня было большой честью побеседовать с вами, - сказал он. - До свидания и да хранит вас бог!
Он открыл калитку и со шляпой в руке вошел в сад, сопровождаемый Блинк.
Солдаты посмотрели, как он скрылся за дверью, и затем молча пошли к себе за холм.
- Черт побери! - внезапно сказал один из них. - У некоторых таких штатских стариков мозги набекрень с самого начала войны. В окопах все проще!
XIV
...ПЫТАЕТСЯ ИНТЕРНИРОВАТЬ НЕМЦА
На седьмом небе от сознания того, что он помог раненым солдатам, мистер Левендер уселся за чай, который был подан ему в кабинет.
"Нет ничего в жизни, - размышлял он, - что давало бы такую радость, как любовь к ближним и умение помочь им". - О лунная кошечка!
Ожидавшая котят лунная кошечка, которая обитала в крепости мистера Левендера с того дня, когда ее впервые угостили молоком, громко замурлыкала и посмотрела на хозяина горящими глазами; это значило, что она хочет молока. Мистер Левендер подставил ей блюдце и продолжил свои размышления.
"Все тщетно, мир полон теней и призраков, незыблемость есть лишь в любви к людям и в мурлыканье кошечки".
- Вас спрашивает леди, сэр.
Подняв глаза, мистер Левендер увидел миссис Петти.
- Как это приятно!
- Не знаю, сэр, - ответила экономка с присущей ей решительностью, только она хочет вас видеть. Ее фамилия - Сплэттни.
- Сплэттни, - задумчиво повторил мистер Левендер, - кажется, не знаю... Пригласите ее сюда, миссис Петти, пригласите.
- На вашу ответственность, сэр, - сказала миссис Петти и вышла.
Перед мистером Левендером немедленно появились темно-зеленый шелк, длинная верхняя губа и отвислая нижняя и напряженное, несколько перекошенное лицо, которые, крадучись, приближались к нему.
- Прошу вас, садитесь, сударыня. Не хотите ли чашку чаю?
Гостья села.
- Благодарю вас, я только что пила. Я обращаюсь к вам по рекомендации вашей соседки мисс Изабел Скарлет...
- Что вы говорите! - воскликнул мистер Левендер, и его сердце учащенно забилось. - Располагайте мною, ибо я весь к ее услугам.
- Я пришла к вам, - начала гостья со странной извилистой улыбкой, - как к общественному деятелю и патриоту.
Мистер Левендер поклонился. Гостья продолжала:
- У меня огромная неприятность. Дело в том, что сестра мужа моей сестры замужем за немцем.
- Возможно ли это, сударыня? - спросил мистер Левендер, кладя ногу на ногу и прикладывая кончики пальцев правой руки к кончикам пальцев левой.
- Увы, да, - ответила гостья, - но ужаснее всего то, что он до сих пор на свободе.
Мистер Левендер, в сознание которого незамедлительно хлынул поток знаменитых речей, с молчаливым сочувствием смотрел на ее костлявое лицо.
- Вы сможете представить мои страдания и муки совести, сэр, продолжала гостья, - если я скажу вам, что мы были очень дружны с сестрой мужа моей сестры и, разумеется, с этим немцем. Они очень дружная юная пара, детей у них нет, и они обожают друг друга. Я пришла к вам, чувствуя, что мой долг добиться его интернирования.
Мистер Левендер, тронутый чисто человеческой стороной вопроса, хотел спросить: "Но почему, сударыня?", - однако леди продолжала:
- Я лично не слыхала, чтобы он хорошо отзывался о своей родине. Но сестра моей приятельницы, которая пила у них чай, явственно слышала, как он сказал, что ко всему на свете можно подойти так и этак и что он не в состоянии верить всему, что говорится в английских газетах.
- Господи! - проговорил встревоженный мистер Левендер. - Это очень серьезно.
- Увы, да, - продолжала гостья, - а однажды муж моей сестры сам слышал, как он сказал, что человек не может не любить свою родину и не желать ей победы.
- Но это же естественно... - начал мистер Левендер.
- Что?! - воскликнула гостья, приподымаясь. - Ведь его родина Германия!
При слове "Германия" чувство меры вернулось к мистеру Левендеру.
- Вы правы, - сказал он, - вы правы. Я забылся. Поразительно, как безответственны бывают наши мысли! У вас есть основания считать, что он опасен?
- Я полагала, что сказанное мною могло убедить вас, - укоризненно ответила гостья, - но я не хочу, чтоб вы действовали прежде, чем убедитесь сами. Конечно, вы с ним не знакомы. Мне легко удалось сагитировать тех, кто его знает, но я не могу ожидать, что посторонний... И я подумала, что, если я дам вам его адрес, вы сможете составить собственное мнение.
- Да, - пробормотал мистер Левендер, - да. В высшей степени нежелательно, чтобы какое-либо лицо германского происхождения находилось на свободе и могло вредить нам. Дело не в ненависти или патриотическом фанатизме, - продолжал он все более странным, далеким голосом, - обычное благоразумие обязывает нас принять меры.
- Я должна сказать, - прервала его посетительница, - что мы все, разумеется, считали его порядочным человеком до самого начала войны. Иначе бы мы с ним не дружили. Он зубной врач, - прибавила она, - и, вероятно, люди считают, что он приносит пользу, а это осложняет дело. Я думаю, вы могли бы сходить к нему, скажем, удалить зуб.
Мистер Левендер содрогнулся и машинально тронул рукой щеку.
- Благодарю вас, - сказал он. - Я постараюсь найти подходящий зуб. Это дело нельзя предоставить слепому случаю. Нам, общественным деятелям, сударыня, нередко приходится совершать жестокие и даже бесчеловечные поступки без какой-либо очевидной причины. Опорой нам в таких случаях лишь собственная совесть. Мне рассказывали, что у публики порой возникает впечатление, будто нас можно сломить бурным изъявлением протеста. Лишь те, кто знает нас, понимают, как необоснованно это клеветническое утверждение.
- Вот его адрес, - сказала гостья, вставая и вручая ему конверт. - Я не успокоюсь, пока он не будет интернирован. Разумеется, не упоминайте моего имени. Это трагедия, когда приходится тайно действовать против собственных друзей. Ваша юная соседка с восторгом говорила о вашем усердии, и я уверена, что, назвав вас, как наиболее близкого мне общественного деятеля, она не хотела ввести меня в...
Мистер Левендер поклонился.
- Надеюсь, что это так, - скромно сказал он. - Я постараюсь исполнить свой долг.
Гостья еще раз улыбнулась странной извилистой улыбкой и направилась к двери, оставляя за собою слабый запах уксуса и сандала.
Когда она ушла, мистер Левендер присел на кончик стула перед чайным подносом и извлек изо рта вставные челюсти. Блинк приняла их за кость, и глаза ее заблестели; лунная кошечка, устроившись меж хозяйскими ботинками, урчала от пресыщения.
"Все основано на разуме, но только не патриотические чувства, - думал он, шаря пальцем во рту, - в противном случае как могли бы мы истребить нашего общего врага до последнего человека? Нам, общественным деятелям, следует всегда подавать пример. Которым зубом я могу пожертвовать? - Он остановился на одиноком коренном зубе в нижней челюсти. - Боюсь, что будет невыносимо больно; однако, если делать под наркозом, то при разговоре будет присутствовать третье лицо; кроме того, весьма вероятно, что после мне все-таки будет очень больно и я не смогу составить о нем непредвзятое суждение. Я должен собраться с духом! Блинк!"
Дело в том, что Блинк уже предпринимала робкие попытки стащить одну из челюстей.
"Как приятно быть собакой! - размышлял мистер Левендер. - Ничего не знать ни о немцах, "и о зубах. Я буду чувствовать себя отвратительно, пока все это не кончится, но меня ведь рекомендовала Аврора; поэтому я не имею права жаловаться. Наоборот, я должен считать себя счастливейшим из общественных деятелей".
И, ероша свои волосы, покуда они все не встали дыбом, он смотрел на лунную кошечку, причем его правая бровь так и ходила вверх и вниз.
- О лунная кошечка, - вдруг заговорил он, - мы все игрушки судьбы и не знаем, что уготовано нам на завтрашний день. Мой зуб уже начинает болеть. Быть может, так и должно быть для того, чтобы я не забыл, который именно я должен принести в жертву.
Погруженный в раздумья, он вставил челюсти и, направясь к книжному шкафу, стал искать сил и вдохновения в стенограмме парламентских дебатов о проживающих в Англии подданных враждебной державы.
Тем не менее он испытывал немалый трепет, когда на следующий день явился на Уэлкин-стрит и позвонил у двери дома, номер которого значился на конверте, зажатом в руке.
- Да, сэр, доктор дома, - ответила горничная.
У мистера Левендера сердце ушло в пятки, но, призвав на помощь образ Авроры, он слабым голосом проговорил:
- Мне необходима его помощь.
Горничная убежала наверх, а мистер Левендер остался ждать в тесной приемной, то снимая, то надевая шляпу, - так велико было его духовное смятение.
- Доктор ждет вас, сэр.
Быстро надев шляпу, мистер Левендер поднялся по лестнице, прижимая палец к щеке как раз против обреченного зуба, чтобы в последний момент ничего не перепутать. По мере приближения к месту мучения храбрость его возрастала, и он бодро вошел вслед за горничной в кабинет, не отнимая одной руки от надетой шляпы, а другой - от щеки, за которой был обреченный зуб. Перед зубоврачебным креслом с красной бархатной обивкой стоял одетый в белый халат молодой мужчина с круглыми глазами и очень обыкновенным лицом. Он спросил на хорошем английском языке:
- Чем я могу вам помочь, дорогой мой сэр? Вас, кажется, мучает супная поль?
- Страшная боль, - тихонько проговорил мистер Левендер, - страшная боль. - И это была правда, ибо от нервного напряжения здоровый зуб в самом деле начал болеть.
- Садитесь, сэр, садитесь, - сказал молодой человек, - и, вероятно, будет лучше, если вы снимете свою шляпу. Мы не будем делать вам польно, нет, нет, мы не будем.
При этих словах, которые, казалось, подвергали сомнению храбрость мистера Левендера, он взял себя в руки. Он снял шляпу, решительно сел в кресло и, взглянув на врача, сказал:
- Делайте со мной, что угодно, я ни на йоту не уклонюсь от поведения, приличествующего тому, кто должен подавать пример другим.
Сказав это, он вынул вставные челюсти и опустил их в стакан на вращающемся столике слева, после чего закрыл глаза и, засунув палец в рот, сказал:
- От этот.
- Простите меня, сэр, - сказал молодой немец. - Вы хотите, чтобы я удалил вам суп?
- 'Аково 'ое желание, - сказал мистер Левендер, не вынимая пальца изо рта и не открывая глаз. - 'От этот.
- Тогда мне придется позвать ассистента для анестезии.
- Я 'наю, - ответил мистер Левендер, - 'пешите. И, ощутив холодок маленького зеркальца, которое начало исследовать его рот, он стиснул кулаки и подумал:
"Вот подходящий момент доказать, что я тоже могу отдать жизнь за правое дело. Если я окажусь неспособным перенести ради отечества это ничтожное испытание, я никогда не смогу взглянуть в глаза Авроре".
Голос зубного врача грубо нарушил его глубокое смирение:
- Простите, который суп?
Мистер Левендер вновь засунул палец в рот и открыл глаза.
Зубной врач покачал головой.
- Невозможно, - сказал он, - этот суп совершенно здоров. Два другие гнилые. Они не полят?
Мистер Левендер покачал головой и повторил:
- 'От этот.
- Вы мой первый клиент за неделю, сэр, - сдержанно проговорил молодой немец, - но я не могу удалить вам здоровый суп.
При этих словах мистер Левендер ощутил, как душа его, находившаяся в пятках, возвращается на место.
- Нет? - спросил он, чувствуя, что душа поднялась уже до желудка.
- Нет, - ответил молодой немец. - Этот суп не мог причинить вам поль.
Мистер Левендер мгновенно почувствовал, что вся боль прошла, и вынул палец изо рта.
- Сэр, - сказал он, - я убедился в том, что вы честный человек. В вашем отказе удалить мне зуб есть что-то возвышенное, тем более, что у вас целую неделю не было клиентов.
- Не было, - сказал молодой немец, - правда, Сайсили?
Мистер Левендер вдруг увидел, что в кабинете находится молодая женщина, которая стоит, прислонясь к стене, с пинцетом в руке.
- Удали ему, Отто, раз он так хочет, - прошептала она.
- Нет, нет, - быстро проговорил мистер Левендер, вставляя челюсти. - Я ни за что на свете не захотел бы отягощать вашу совесть.
- Моя клиенты - все патриоты, - сказал зубной врач, - моей практике пришел капут. Мы в плохом положении, сэр, - добавил он с улыбкой, - но мы стараемся рапотать честно.
Молодая женщина так страшно взмахнула пинцетом, что у мистера Левендера кровь застыла в жилах.
- Надо же нам жить, - услышал он ее слова.
- Сударыня, - сказал он, - я глубоко уважаю ваше стремление расширить практику вашего супруга. Я убежден в вашей глубочайшей честности и поэтому не могу не признаться вам относительно моих намерений. Мой зуб действительно не болит, хотя, когда я делал вид, что болит, он доставил мне немало страданий. Я пришел к вам, чтобы составить свое мнение о деятельности вашего супруга и добиться его интернирования.
При этом слове муж и жена стали рядом, с изумлением и тревогой глядя на мистера Левендера, руки их, еще сжимавшие зубоврачебные инструменты, бессознательно потянулись друг к другу.
- Вам не надо ничего опасаться! - воскликнул тронутый до глубины души мистер Левендер. - Я вижу, как вы привязаны друг к другу, и, несмотря на то, что ваш муж - немец, он все же человек, и ничто не заставит меня отнять его у вас.
- Кто вы? - испуганно спросила молодая женщина, обнимая мужа за талию.
- Просто общественный деятель, - ответил мистер Левендер. - Я пришел сюда, сознавая свой долг, вот и все, уверяю вас.
- Кто на нас донес?
- Я не волен сообщить вам это, - сказал мистер Левендер, кланяясь так низко, как только позволяло ему сидячее положение. - Но верьте мне: мое посещение ничем вам не угрожает; я никогда не сделаю ничего, что могло бы огорчить женщину. И прошу вас, получите с меня, как если бы зуб был удален.
Молодой немец улыбнулся и покачал головой.
- Сэр, - сказал он, - я благодарю вас за то, что вы пришли сюда, так как это показывает, какая угроза нависла над нами. Труднее всего было переносить неопределенность нашего положения, догадываясь, что наши знакомые что-то тайно замышляют против нас. Теперь мы точно знаем, что это именно так, и нам легче подготовиться к худшему. Но скажите мне, - продолжал он, когда вы пришли сюда, вы, без сомнения, понимали, что отнять меня у жены значит причинить горе и ей и мне. Теперь вы говорите, что никогда не можете сделать этого, как же тогда вы пришли сюда?
- Ах, сэр! - воскликнул мистер Левендер, ероша волосы и глядя в потолок. - Я так и думал, что это может показаться непоследовательным вашему логическому немецкому уму. Но на свете много такого, чего мы, общественные деятели, никогда не сделали бы, если бы видели, как это делается. К счастью, как правило, мы этого не видим. Верьте мне, уйдя отсюда, я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти вас от той участи, которой вы вполне достойны избежать.
И он встал с кресла и взял шляпу.
- Я не предлагаю обменяться рукопожатием, - говорил он, отступая к дверям, - ибо чувствительнейше сознаю, что я перед вами в недостойном и неприличном положении. Я обязан вам зубом, и я не скоро это забуду. Прощайте!
Он спустился по лестнице и вышел на улицу, не в силах преодолеть волнение, которое испытывал при виде молодых людей, в страхе прижавшихся друг к другу. Тем не менее он удалился от дома зубного врача не на такое уж большое расстояние, когда рассудок вновь возобладал в нем и он начал понимать, что обитое красным бархатом кресло, в котором он только что сидел, на самом деле было радиопередатчиком, при помощи которого устанавливается связь с Берлином, или по крайней мере тайником для динамита, чтобы взорвать какого-нибудь короля или премьер-министра; что зеркала, которых в кабинете было по меньшей мере два, безусловно, предназначены для подачи сигналов вражеским аэропланам и цеппелинам. Душевное смятение его было так велико, что только случайно он пришел в Хэмпстед, а не в Скотленд-Ярд.
"Лишь в присутствии Авроры смогу я освободиться от угрызений совести, ведь я ходил туда по ее поручению", - подумал он. И вместо того, чтобы пойти к себе, он встал на лужайку перед домом и стал размахивать руками, надеясь привлечь внимание юной леди. Он занимался этим довольно долго, к великой радости Блинк, которая приняла это за новую игру; но вот юная леди в форме сестры милосердия показалась в стеклянной двери с желтой книгой в руке. Мистер Левендер удвоил усилия и, наконец, привлек ее внимание; тогда он подошел к жасминовой изгороди и глубоким, меланхолическим голосом проговорил:
- Аврора, я изменил долгу; ваше поручение, по которому я ходил, не выполнено. Муж сестры мужа сестры миссис Сплэттни все еще на свободе.
- Я знала, что так и будет, - ответила юная леди с радостной улыбкой, и поэтому-то я и направила к вам эту... щуку!
Не в силах понять значение ее слов, мистер Левендер, стремясь объяснить ей все, резко подался вперед над изгородью, потерял равновесие и, стараясь спасти жасмин, грохнулся о горшки с геранью.
- Дорогой дон Пиквихот, - воскликнула юная леди, помогая ему встать на ноги, - цел ли ваш нос?
- Да, да, вполне, - ответил мистер Левендер, вытряхивая из шевелюры землю и одновременно пытаясь унять расплясавшуюся Блинк, - но зато уязвлена моя честь, ибо я позволил обыкновеннейшему чувству сострадания взять верх над долгом перед родиной!
- Ура! - закричала юная леди. - Это принесет вам огромную пользу.
- Аврора! - воскликнул ошеломленный мистер Левендер, направляясь за ней. Но юная леди лишь звонко рассмеялась.
- Прилягте-ка в гамаке! - сказала она. - А то вы совсем как тень. Вот я вас укрою пледом и покурю рядом с вами, чтобы вас комары не заели. Подогните ноги, вот так!
- Нет, - ответил мистер Левендер из глубин гамака, - пусть комары кусают меня, - он ощупывал свой нос, - я заслуживаю того, чтобы они меня съели заживо.
- Ладно, - сказала юная леди. - Тем не менее я советую вам вздремнуть.
И, усевшись на низенькую скамеечку, она раскрыла книгу и закурила сигарету.
Мистер Левендер молча глядел на нее глазами преданнейшего слуги, он не мог понять, уж не грезится ли ему выпавшее на его долю редкое счастье. Вскоре он задремал.
XV
...ВСТРЕЧАЕТ ПРУССАКА
Мистер Левендер не мог бы сказать, сколько он проспал, когда ему приснилось, что он пойман в сеть, ячейки которой состоят из криков мальчишек-газетчиков, оповещающих о зверствах на суше и на море. Он проснулся и увидел, что Аврора, стараясь унять его метания, держит его за щиколотки.
- О господи! Какой вы тощий! - были первые услышанные им слова. - Не диво, что у вас в голове такие завихрения.
Мистер Левендер, чье возвращающееся рыцарство боролось с бессознательным восторгом, с трудом пробормотал:
- Пустите меня, пустите меня, это невыносимо прекрасно!
- Больше не будете брыкаться? - спросила юная леди.
- Нет, - ответил мистер Левендер слабеющим голосом, - увы!
Юная леди отпустила его щиколотки и помогла ему подняться с гамака.
- Теперь я знаю, что с вами, - говорила она, - вы просто морите себя голодом. Вас надо уложить в постель по меньшей мере на три месяца и готовить вам все на сливочном масле.
Успокоив Блинк, которая при сонных метаниях хозяина начала тяжело дышать, мистер Левендер сказал, ощущая, как у него текут слюнки:
- Каждый в эти дни должен работать вдвое больше и есть вдвое меньше, чем обычно, лишь так мы добьемся разгрома нашего общего врага.
Юная леди сказала что-то вроде "вздор", но ответ ее остался втуне, так как она нагнулась за своей желтой книгой, и мистер Левендер, залюбовавшись ее божественными формами, ничего уже не слышал.
- Аврора, - сказал он, - я не знаю, что именно роднит вас с богинями, но заставьте меня уйти с хвалою на устах за этот час, проведенный с вами.
И он уже рванулся за жасминовую изгородь, но она удержала его за полу пиджака и сказала:
- Нет, дон Пиквихот, вы должны пообедать с нами. Я хочу познакомить вас с моим отцом. Пойдемте!
И, взяв его под руку, она повела его в свою крепость. Мистеру Левендеру пришлось повиноваться, ибо ведущая его рука была чрезвычайно сильной, и он шел с чувством радости, к которому примешивался ужас от сознания того, что человек, о котором она только что упомянула, мог лицезреть все безумства его недавнего сна.
- Уверена, что в вас не больше ста фунтов, - говорила юная леди, глядя на него. - Кошмар!
- Не физическим весом и силой мы победим в этой войне, - отвечал мистер Левендер, - в основе своей победа зависит от верности принципам. Право всегда восторжествует, и, несмотря на то, что наши материальные ресурсы неизмеримо превышают ресурсы противника, мы победили бы, если бы даже от нас осталась последняя унция, ибо наше дело правое.
- Если мы вас не подкормим, от вас действительно скоро останется последняя унция, - сказала юная леди. - Не хотите ли вымыть руки?
Мистер Левендер изъявил готовность и остался один в комнате, выстланной линолеумом. Когда же наконец он окончил мечтательное омовение и в сопровождении Блинк вошел в гостиную, он увидел, что Аврора уже переоделась в свободное голубое платье, которое слегка просвечивало, отчего она казалась пронизанной небесным сиянием. И он чуть не сказал об этом, но вдруг заметил джентльмена в хаки, который пристально смотрел на него живыми, слегка налитыми кровью глазами.
- Дон Пиквихот, - сказала юная леди, - мой отец майор Скарлет,
Пальцы мистера Левендера стиснула поистине железная рука.
- Это такая честь, сэр, познакомиться с отцом моей очаровательной юной соседки! - проговорил он, морщась от боли.
Голос майора был таким же колючим, как и его седые усы ежиком:
- Счастлив! Обед подан. Прошу!
Мистер Левендер заметил, что у майора впалые щеки и лысая, идеально круглая голова с несколькими волосками; на загорелом морщинистом лице его изображалась энергия и свирепое добродушие.
Привыкшему к умеренности человеку показалось бы, что стол, за который они сели, ломится от цветов, стекла и фарфора. И стоило мистеру Левендеру проглотить ложку горячего наваристого бульона, как воображение его воспламенилось, и он даже не заметил, что пьет из зеленого бокала какую-то жидкость янтарного цвета.
- У меня армейский паек, - сказал майор, протягивая Блинк кусочек говяжьего филе. - Славная собака, мистер Левендер.
- О да, - ответил мистер Левендер, радуясь, что его любимице оказано внимание, - она ангел.
- Немного худа, - сказал майор, - и в груди узковата, но все равно славная. Что вы думаете о войне?
Прежде чем мистер Левендер успел ответить, он почувствовал, что Аврора наступила ему на ногу, и услышал, как она сказала:
- Взгляды дона Пиквихота придутся тебе по сердцу, папа. Он за полное уничтожение гуннов.
- Разумеется! - воскликнул сияющий мистер Левендер. - Этого требуют Справедливость и Правосудие. Мы не ищем никакой выгоды для себя...
- Но захватим все, что возможно, - докончил майор. - Им не видать своих колоний. Мы приберем их к рукам.
Мистер Левендер с минуту смотрел на него, а затем, вспомнив свое ежедневное чтение, пробормотал:
- Мы не стремимся к захвату чужих территорий, но мы не должны забывать, что, пока хоть одна территория находится в руках нашего коварного врага, постоянная угроза нависает над коммуникациями нашей необъятной империи.
- Вот именно, - сказал майор, - такая возможность бывает раз в жизни, мы ее не упустим.
Мистер Левендер двинулся поближе к собеседнику.
- Я никогда не соглашусь с утверждением, будто мы хотим захватить что-то, ибо это противоречило бы высоким принципам, которые мы защищаем, и нашим клятвенным заверениям, что мы стремимся к благу всего человечества, сказал он, - однако наш бесчеловечный враг сам вынуждает нас обезвредить его.
- Да, - сказал майор, - мы должны убивать побольше немцев и хватать все, что можно, из их владений.
Мистер Левендер еще ближе придвинулся к майору и оказался на самом кончике стула; в его глазах росла тревога.
- В конце-то концов война есть война: мы или они! - продолжал майор. И в итоге это должны быть мы. Все козыри у нас.
Мистер Левендер вздрогнул и слабым голосом повторил:
- Мы не вложим меча в ножны до тех пор, пока...
- Пока не заберем в свои руки все, что можно. Не тот прав, кто силен, но силен тот, кто прав, мистер Левендер. Ха-ха!
В поле зрения мистера Левендера оказался бокал, и он в смятении осушил его. Когда он поднял глаза, он уже видел майора как бы в тумане, но продолжал явственно различать свирепое добродушие в его голосе.
- Каждого немца надо интернировать, все их имущество конфисковать, все экипажи их подводных лодок и цеппелинов перевешать, с немецкими пленными надо обращаться так, как они обращаются с нашими. Не давать им пощады. Дотла разбомбить их города. Можно пощадить разве что женщин. С остальными церемониться нечего. Я бы перебил их, как кроликов. Они были паразиты и есть паразиты.
Во время этой тирады в мистере Левендере произошло нечто столь удивительное, что глаза его чуть не вылезли из орбит. Ему показалось, будто он сидит за обеденным столом с пруссаком, и стоило добродушному скрипу майорского голоса утихнуть, как мистер Левендер подпрыгнул на стуле и выкрикнул:
- Смотрите, вот он, пруссак, в сапожищах! - И, забыв, что он обращается к отцу Авроры, он продолжал с поистине чудовищной непоследовательностью:
- Хотя вы и победили нашу страну, сэр, вы никогда не изгоните из моей груди чувство свободы и великодушие, которые и делают меня англичанином. Я ненавижу вас, ибо вы завоеватель вселенной, солдафон, топчущий сапожищами принципы гуманизма, враг рода человеческого, апостол насилия! Вы задули искры любви и дружбы и этим навеки ограбили весь мир. Пруссак!
Последние слова он выкрикнул с таким пылом, что стул, на краешке которого он сидел, опрокинулся, и мистер Левендер съехал под стол, отчего из поля его зрения исчезла воображаемая фигура в сером мундире и остроконечной немецкой каске.
- Вылезайте! - послышался голос, и в то же мгновение взволнованная Блинк забралась под стол к хозяину.
- Никогда! - ответил мистер Левендер. - Бросьте меня в тюрьму, пытайте, делайте, что хотите. Вы завоевали ее тело, но никогда не заставите меня признать, что сумели лишить Британию чести и втоптать в грязь ее тончайшую культуру.
И, убежденный, что его сейчас вытащат и посадят в подземелье на хлеб и воду, он изо всех сил вцепился в ножку стола, а Блинк, со свойственной ей проницательностью понявшая, что с хозяином происходит что-то неладное, начала вылизывать ему затылок. Так он просидел с полминуты, напрягая слух, чтобы разобрать, о чем шепчутся наверху, и вдруг под столом появилось что-то блестящее - это была голова пруссака, присевшего, чтобы взглянуть на него.
- Убирайся отсюда, лысый! - тотчас же выкрикнул мистер Левендер. - Я не собираюсь идти на компромисс с врагом Справедливости и Гуманизма.
- Прекрасно, мой дорогой сэр, - ответила голова. - Не позволите ли моей дочери поговорить с вами?
- Не кощунствуй, пруссак! - ответил мистер Левендер, отодвигаясь подальше и цепляясь уже не за ножку стола, а за нечто зыбкое, шелковое, что непременно ассоциировалось бы с Авророй, если бы не возбуждение. - У тебя нет дочери, ибо ни одна женщина не может быть дочерью того, чье ненавистное присутствие отравляет нашу страну.
- Ну-ну, - сказал майор. - Как мы его оттуда вытащим?
Услыхав эти слова и решив, что они обращены к прусской страже, мистер Левендер прильнул к зыбкому и шелковистому, что тотчас же стало извиваться и уходить из рук; тогда он подпрыгнул на четвереньках, как кролик, и ударился головой о лысину майора. Звук удара, проклятия майора, стоны мистера Левендера, лай Блинк и хохот Авроры произвели такой шум, который, наверное, был слышен даже в Португалии. Напряженность возрастала до тех пор, пока мистер Левендер не вылез из-под стола; тут он схватил нож, обернул левую руку салфеткой и приготовился дать отпор германской армии.
- Черт побери, - сказал майор при виде этих приготовлений, - ах, черт меня побери!
Аврора, все время державшаяся за стену, чтобы не упасть, задыхаясь от смеха, подошла к майору и прошептала:
- Папа, уйди, предоставь его мне.
- Тебе?! - воскликнул майор. - Это же не безопасно!
- Совершенно безопасно, ты только возбуждаешь его. Уйди!
И, взяв отца за руку, она вывела его из комнаты. Закрыв за ним дверь и прислонясь к ней, она ласково сказала:
- Дорогой дон Пиквихот, опасность миновала. Враг отбит, мы с вами одни, и ничто уже нам не угрожает. Ха-ха-ха!
Ее голос рассеял странную галлюцинацию мистера Левендера.
- Что? - еле слышно выговорил он. - Почему? Кто? Где? Когда?
- Вы опять вздремнули. Давайте я провожу вас домой и уложу в постель.
И, отобрав у него нож и салфетку, она открыла стеклянную дверь и вышла на лужайку. Мистер Левендер, сознание которого полностью возвратилось к действительности, был готов следовать за нею куда угодно, и он вышел за нею, сопровождаемый Блинк и взглядами майора, который просунул голову в приоткрытую дверь. К несчастью, храбрость заставила мистера Левендера оглянуться именно в этот момент, и, увидя голову врага, он закричал что было мочи:
- Он там! Он там! Архивраг рода человеческого! Позвольте мне пойти и умереть под его сапогом; пока я жив, он не будет властвовать над нами! - И ослепленный джентльмен, без сомнения, бросился бы на своего гостеприимного соседа, если бы Аврора не удержала его за штанину. Майор скрылся за дверью, волнение мистера Левендера утихло, и он позволил проводить себя домой, где Аврора передала его на попечение миссис Петти и Джо, которые хлопотали вокруг него до тех пор, пока он не заснул с помощью сильной дозы снотворного.
XVI
...БОРЕТСЯ ЗА ВЕРУ
Треволнения, испытанные мистером Левендером, привели к тому, что Джо Петти назвал "честным нокаутом", и нашему герою пришлось провести три дня без газет, в постели. Тем не менее он распорядился, чтобы миссис Петти ни в коем случае не рвала и не теряла газеты, но складывала их стопкой в кабинете. Она так и поступала; хотя ее первой мыслью было каждое утро растапливать печь на кухне всеми пятью, однако по здравом раздумий она пришла к выводу, что двадцать газет, прочитанных в один присест, произведут на него более усыпляющее действие, нежели только пять.
Итак, мистер Левендер провел эти три дня в полном уединении, подкармливая Блинк, глядя в потолок и беседуя с Джо. Мучительное сознание, что он опять не сумел воздержаться от спиртного, заставляло его смотреть на жизнь глазами скорее ежемесячных, чем ежедневных изданий, и вести со своим шофером дискуссии отчасти философического характера.
- Наше будущее в значительной степени зависит от того, кто управляет нашей страной, Джо, - сказал мистер Левендер в последний вечер своего вынужденного уединения. - Как вы думаете, кто управляет нами на самом деле?
- Понятия не имею, - ответил Джо, - может быть, Глист?
- Не знаю, кого или что вы обозначаете этим словом, - ответил мистер Левендер. - Я спрашиваю, управляет ли нашей страной Народ?
- Народ! - ответил Джо. - Народ похож на того типа в сумасшедшем доме, которому позволили иметь чувства, но только не выражать их. В один прекрасный день все это выйдет наружу, и тогда у нас будет веселая жизнь.
- В таком случае, быть может, нами правит Общественное Мнение, выражаемое Прессой? - продолжал мистер Левендер.
- Ну нет, - сказал Джо. - Пресса больше выражает мнение мэров. Вы замечали, сэр, когда Пресса хочет поддержать то, что не нравится народу, она отправляется за помощью к мэрам и печатает их общественное мнение в два столбца?
- Мэры - исключительно ценные члены общества, - сказал мистер Левендер.
- Да я ничего не имею против них, - ответил Джо, - очень средняя публика, но они не Народ.
Мистер Левендер вздохнул.
- Кто же тогда Народ, Джо?
- Я, - ответил Джо. - У меня нет никаких особых мнений ни о чем, просто я хочу жить спокойно: малость пивка, табачок, рабочая неделя покороче и никаких лишних забот.
- Если вы сравните это с устремлениями наших мэров, вы увидите, как убоги ваши мечты, - сурово проговорил мистер Левендер.
- Пусть убоги, сэр, - ответил Джо, - только одного вы не заметили. Чтобы добиться своего, мне не надо никого приносить в жертву. А почему? Да у меня нет никаких особых устремлений. Это самое ценное. Возьмите Прессу, Парламент, мэров - все с ума посходили от устремлений. То Свободная Торговля, то Империализм, то Свобода для Европы, то Рабство для Ирландии, то Пожертвуем последним человеком и последним долларом. И никогда не знаешь, что у них будет следующим номером. А все эти устремления ведут к тому, что кого-то другого ради них приносят в жертву. Поймите все это правильно, сэр. Ну-ка, скажите речь, которая бы не исходила из этого!
- Мы уклонились от темы, Джо, - заметил мистер Левендер. - Так кто же управляет нашей страной?
- Невидимая Сила, - быстро ответил Джо.
- То есть?
- Ну, сэр, мы же демократическая страна. Народ избирает Парламент. Парламент избирает Правительство. Пока все в порядке, но что дальше? Правительство говорит: "Я сделаю то-то". Если с этим согласна Невидимая Сила, все идет гладко. А если не согласна? Эта Н. С. начинает действовать; в сотне газет появляется то, что Н. С. называет Общественным Мнением, то есть мнением тех, кто согласен с Н. С. Вот в ней-то и дело, сэр, управляет она, и это как будто убедительно. Нападки на политику правительства, гнусности о тех министрах, которые неосмотрительно говорят то, что думают, - им приписывают немецких родителей и прочие тайные грехи; и что самое главное, сотня газет никогда не скажет ни слова в поддержку правительства. Это идет изо дня в день, это беспокоит парламентские умы, действует на нервы правительству, а у правительства всегда слабые нервы, и вот министры говорят: "Явный непорядок, общественное мнение против. Нас могут выставить, а этого допустить нельзя, потому что никакие другие парни отечества не спасут". Кабинет заседает, политика меняется. А настоящего общественного мнения они никогда и не слыхивали. Они слышали только то, что позволила Н. С. На месте правительства я бы раз и навсегда покончил с этой Н. С.
- Ах! - воскликнул мистер Левендер, у которого глаза повылезали из орбит, так глубоко он был взволнован этой новой для себя мыслью.
- Да, - продолжал Джо, - будь я Правительством, как только бы такое случилось, я бы сказал: "Ладно, старая чертовка, делай, что тебе заблагорассудится. Я за тебя не отвечаю. Нападай, дави и так далее. Мы все равно будем гнуть свое!" И я бы так и делал. И что бы получилось? Или Н. С. вышла бы за пределы закона - и тогда бы я бросился на нее, прикрыл ее газеты и упек ее самое в каталажку, - или она сама бы сдалась и прекрасно проглотила все, что я делаю. Как бы то ни было, а Н. С. был бы конец. Ее цепей на мне бы не осталось. Но я не правительство, а правительство боится щекотки. Скажите, сэр: что толку иметь конституцию и избирать этих парней, когда они раз в жизни не могут поступить по своему разумению? Н. С. может быть патриотична и почтенна, может, у нее самые лучшие намерения и все такое, но она противоречит Конституции, а, кроме того, я не намерен отдавать последнюю кровь и последние деньги в демократической стране ради прихоти какого-нибудь типа или триумвирата, или кого-нибудь еще. А коли правительство не знает, чего хочет страна, то почему не спросить об этом как полагается? Нечего им судить понаслышке и верить газетам. Вот что я думаю. Слушая эту речь, мистер Левендер взволновался до такой степени, что его начало трясти, ибо, сам того не желая, Джо обнажил перед ним зияющую бездну между его преклонением перед политиками и его любовью к Прессе. И, как только шофер умолк, он воскликнул:
- Оставьте меня, Джо, я должен это продумать.
- Ладно, - усмехнулся Джо, забрал у хозяина чайный поднос, поставил его туда, где он скорее всего мог перевернуться, и вышел.
"Может ли быть, что я служу и Богу и Маммоне? - подумал мистер Аевендер, оставшись один. - Но что есть Бог и что есть Маммона? - прибавил он, и мысли его заплясали по бесчисленным речам и передовицам, составлявшим его духовную диету с самого начала войны. - А не может быть, что и то и другое есть Бог, или же, наоборот, Маммона? Если то, что говорит Джо, правда, и в газетах пишут только то, что одобряет эта Невидимая Сила, выходит, я все время знакомился с мнениями призраков и теней; да и разве сам я не призрак общественного деятеля? Ведь я не знаю ничего, кроме того, что пишется в газетах. - И, видя, что самые устои его веры находятся под угрозой, он сбросил с себя одеяло и стал расхаживать по комнате взад-вперед. - Выходит, что все мы лишь резиновые мячики, которыми играет невидимая рука, - размышлял он, - среди нас нет никого, кто мог бы, отскочив, ударить жонглера в глаз и повергнуть его. Боже, как я несчастлив, я не знаю, что есть мой Бог и что есть я сам: общественный деятель или резиновый мячик".
И чем больше он думал, тем ужаснее казалось ему его положение, ибо теперь он понимал, что газеты и брошюры, которыми кабинет был завален до потолка, вероятно, сообщали ему не истину, но ее тщательно отредактированные версии.
- Я должен освободиться от этого кошмара, - проговорил он вслух, иначе я потеряю способность помогать отечеству, над которым нависла угроза.
Внезапно его лоб покрылся испариной: он понял, что даже не знает, существует ли эта угроза на самом деле, - так странно подействовали слова Джо на его способность верить чему-либо.
"Но, без сомнения, эта угроза по крайней мере была когда-то, - подумал он, хватаясь для устойчивости за умывальник. - И все же, как я могу быть уверенным хотя бы в этом, ведь мне об этом только говорили; да и говорившие сами узнали это от Невидимой Силы, а та могла ошибиться или исказить истину в корыстных целях! О, как это ужасно, и где выход?"
И в судорогах, вызванных первыми сомнениями в истинности своей веры, он затряс фаянсовый таз умывальника.
- Куда же мне пойти, чтобы узнать истину? - вскричал он. - Даже книги, по-видимому, зависят от Невидимой Силы и не достигают моих глаз без ее санкции!
И чем больше он думал, тем больше убеждался, что ему ничто не поможет, кроме встречи лицом к лицу с самой Невидимой Силой, ибо только тогда он сможет убедиться, кто она, Ангел Истины или Демон, нисшедший на землю. Стоило этой идее прийти ему в голову, как он тотчас же осознал, что, осуществив этот план, он не только успокоит душу и окончательно утвердится в своей вере - или навсегда отречется от нее, - но и окажет величайшую услугу отечеству и всем общественным деятелям.
"Этим я увековечу свои труды, - подумал он, - и послужу Авроре, заре Истины и Красоты. Однако, я пока недостоин взяться за это высокое дело, ибо оно бесконечно сложнее и мучительнее всего, за что я брался доселе. Что делать, чтобы подготовить мой разум для этой высокой миссии, просветлить и освободить его от всех предрассудков, в которых я погряз, сам того не ведая? О, если бы я мог хоть на мгновение покинуть землю, чтобы побеседовать с облаками! Мне надо побывать в Хендоне {Один из первых английских аэродромов.}, может быть, там кто-нибудь за вознаграждение поднимет меня на небо, ибо на земле я более ни в чем не уверен".
И, завершив свои размышления этим высоким планом, он улегся в постель, причем голова его была легче, чем зрелый гриб-дождевик.
XVII
...ОБРАЩАЕТСЯ С РЕЧЬЮ К ОБЛАКАМ
Наутро по выздоровлении мистер Левендер ни свет ни заря отправился на знаменитый аэродром, никому не сказав о своем намерении. У подножия холма он с досадой обнаружил, что Блинк, заметив отсутствие хозяина, поспешила за ним. Поэтому ему пришлось проделать весь путь пешком, что сильно отсрочило его прибытие в Хендон. Однако судьба благоприятствовала ему, ибо он увидел, что его уже ожидает готовый к отлету аппарат, на который сосредоточенно смотрит молчаливый молодой человек с лошадиной челюстью и крылышками на груди.
- Готовы, сэр? - спросил он.
- Да, - ответил мистер Левендер, с ног до головы одетый в мех и кожу. Не будете ли добры подержать мою собаку? - обратился он к механику, погладив Блинк с таким чувством, словно навеки расстается с самым дорогим на свете существом.
Механик взял ее за ошейник, мистера Левендера посадили в кабину, где впереди него уже сидел молодой авиатор.
- У меня может быть приступ морской болезни? - спросил мистер Левендер.
- Может, - ответил молодой авиатор.
- Это не остановит меня, чем менее материален я стану, тем лучше.
Молодой авиатор оглянулся на него, и мистер Левендер уловил удивление в его желтых глазах.
- Держитесь, - сказал авиатор, - включаю мотор.
Мистер Левендер повиновался; аппарат медленно тронулся, но в это мгновение Блинк, издав отчаянный вопль, ринулась вперед и, вырвавшись из рук механика, вскочила в кабину и прижалась к груди мистера Левендера.
- Остановитесь! Остановитесь! - закричал он. - Моя собака!
- Устройте ее между ногами. Она не первая летит и не последняя вернется на землю.
Мистер Левендер устроил ее как мог.
"Если погибнем, Блинк, так вместе", - подумал он.
Верное создание, уже сожалевшее о своем поступке, ибо аппарат стал подниматься и воздух, взглянуло потускневшими глазами на мистера Левендера, который обеими руками зажимал себе уши, потому что рев мотора был оглушителен. Он почувствовал, что в желудке его что-то подымается, но это ощущение скоро прошло и сменилось волнением от мысли, что он покидает землю, так как они были уже на высоте дома и быстро поднимались еще выше.
"Я совсем не чувствую себя птичкой, - думал он, - скорее, я словно на медленном поезде, идущем по поверхности моря, или же на деревянном коньке карусели. Тем не менее я предвижу, что мой дух скоро обретет свободу, ведь я покидаю землю, похожую отсюда на шахматную доску, на которой переставляет фигуры невидимая рука!" - И, чрезмерно вытянув шею, он стукнулся подбородком о спину авиатора.
С трудом вернув голову в нормальное положение, он сосредоточил свое внимание на очищении духа, так как это и было главной целью его воздушного путешествия.
"Я нахожусь в трансцендентальном эфире, - думал он. - Он должен придать мне такую поразительную силу слов, какой достигали лишь величайшие писатели и ораторы; и поскольку я так быстро отвлекаюсь от низкой реальности, передо мной, подобно одной из тех звезд, к которым мы держим путь, появится Истина, впрочем, пока я ее не вижу".
Зажатая между коленями хозяина, Блинк, которая до сих пор не подозревала, что рассталась с землей, вылезла повыше и, положив передние лапы ему на грудь, скорбно смотрела в грозную пустоту окрест. Мистер Левендер судорожно обнял ее. Они быстро приближались к стаду небесных барашков, которые все росли и росли, пока не обратились в огромные снежные горы, разделенные полосами синевы.
"Неужели мы полетим над ними? - подумал мистер Левендер. - Надеюсь, что нет, они такие страшные".
Его опасения вскоре рассеялись, так как аппарат взял прямой курс, быть может, на тысячу футов ниже облаков, и лишь легкие их обрывки порою застилали поле зрения мистера Левендера и увлажняли его лоб.
Блинк опять устроилась между хозяйскими ногами, и вполне естественный трепет начал сменяться в душе мистера Левендера чувствами безопасности и восторга.
"Я вознесен на крыльях утра над всеми низменными страстями и умыслами. Скоро великие мысли начнут тесниться в моей голове, и я, наконец, увижу всеобщую абсолютную Истину".
Но великие мысли не приходили, вместо этого им овладела странная апатия, голова его откинулась, рот открылся. Так могло бы продолжаться до приземления, если бы авиатор не выключил мотор. Теперь они задумчиво плыли между облаками. С прекращением шума мысль мистера Левендера заработала вновь, и он с радостью услышал голос авиатора:
- Ну как вы там, сэр?
- Что касается моих ощущений, то это восхитительно, - ответил мистер Левендер, - ибо после первых мгновений, когда непривычность движения причиняет некоторые неудобства, я быстро ощутил радость нашего великого полета. Устремляться к сферам, видеть землю похожей на шахматную доску, ощущать под собою гибкое тело аэроплана, послушное каждому движению отважного юного авиатора, наполниться ревом мотора, быть как вольный орел, знать, что от малейшей ошибки бесстрашного юного пилота мы разлетимся на миллион частиц, - значит пережить незабываемое, то, чего никогда... гм... не забыть.
- Да ну! - сказал молодой авиатор.
- Да, - продолжал мистер Левендер, который словно читал свою собственную статью в завтрашней газете, - такие чувства должна испытывать покинувшая бренное тело душа по пути от земли к небу. Мы увидели на огромном расстоянии под нами узкую ленту дороги, по которой ползли две черные точки, и поняли, что это люди точно такие же, каких мы видели, покидая наше огромное общее обиталище, именуемое Землей.
- М-да, - сказал молодой авиатор, пока мистер Левендер переводил дух, у вас это здорово выходит, сэр! Где это появится?
- Эти огромные волокнистые существа, известные под именем облаков, продолжал мистер Левендер, не обращая внимания на вопрос, - казалось, ждали нашего прибытия в утреннем блеске своих величественных снегов, и мы, дышавшие разреженным воздухом, вдруг почувствовали, что не можем молча пролететь мимо них. - Мистер Левендер был так увлечен собственной элоквенцией, что действительно обратился к облакам с речью:
- О холодные призраки неба, ползущие по бескрайней голубизне! Мы, смертные, слабые, но неустрашимые, великодушно приветствуем вас. Исполненные скромности и отваги, мы прибыли сюда, чтобы состязаться с вами и с ветрами Урана, и сейчас мы летим в лучезарных дорогах между вами, мы ныряем, кружимся, прячемся и парим на своих ласточкиных крыльях. Мы - малые, но непобедимые Духи Д-з-з-з-земли!
Эти странные звуки, произнесенные мистером Левендером среди потока великолепной поэзии, настолько поразили его, что он не смог выговорить более ни слова.
- М-да, - сказал авиатор, в голосе его слышалась тревога. - Держитесь! - И они стали спускаться к земле еще быстрее, чем поднимались.
Они приземлились на том самом месте, с которого взлетели, и это показалось чудом погруженному в размышления мистеру Левендеру. Несколько человек ожидало их, и когда они вылезли, раздался голос:
- Прошу прошения!
Это было сказано столь недружелюбно, что вся задумчивость мистера Левендера сразу исчезла. У обратившегося к нему джентльмена были темные усы и густая седая шевелюра; если бы не монокль и не лишние дюйма три роста, его положительно нельзя было бы отличить от мистера Левендера.
- Благодарю вас от души, - ответил наш герой.
- Не за что, - сказал джентльмен, - совсем наоборот. Черт побери, кто вы такой?
- Общественный деятель, - сказал удивленный мистер Левендер и честно добавил: - Впрочем, я не вполне уверен в этом.
- Итак, - сказал джентльмен, - вы взяли и украли мой полет.
- Но кто вы? - спросил мистер Левендер.
- Я? - проговорил джентльмен, явно не на шутку удивленный тем, что его не узнают. - Я...
Но в эту секунду внимание мистера Левендера перескочило с джентльмена на Блинк, которая вдруг понеслась прочь, и, громко закричав "Моя собака", он сбросил с себя меха и кожу и со всех ног пустился вдогонку, так и не узнав, кто был сердитый джентльмен, и не сказав, кто он сам. Блинк же, заподозрив, что ее опять могут поднять в воздух, устремилась к воротам аэродрома и прыгнула в открытую дверцу стоявшего там автомобиля, приняв его за хозяйский. Мистер Левендер ворвался туда следом за ней; автомобиль качнуло на рессорах, отчего дремавший шофер проснулся, и, обернувшись к мистеру Левендеру, спросил:
- Желаете назад, сэр?
- Да, - задыхаясь, ответил мистер Левендер, - в Лондон.
XVIII
... ВСТРЕЧАЕТСЯ ЛИЦОМ К ЛИЦУ С ИСТИНОЙ
"Боюсь, что я нечаянно воспользовался полетом, который предназначался для того выдающегося деятеля с моноклем, - размышлял мистер Левендер на пути в Лондон. - Но ничего, зато испытанное очистило мой дух. Если бы только знать, где можно повстречаться с этой Невидимой Силой - но, может быть, ее передвижения зарегистрированы в газетах?" - И, вытащив из кармана еще не прочитанные утренние газеты, он углубился в них. Он был поглощен чтением до тех пор, пока автомобиль не остановился и шофер не постучал по стеклу. Сопровождаемый Блинк, мистер Левендер вылез и стал рыться в карманах, чтобы заплатить шоферу, но тот вдруг воскликнул:
- Черт знает что! Не того привез!
И прежде чем мистер Левендер оправился от изумления, шофер развернул машину и помчался назад, к аэродрому.
"Как вышло неловко! - подумал мистер Левендер, отличавшийся крайней щепетильностью в денежных делах. - Что же мне делать теперь?" И он осмотрелся. О чудо! Перед ним была редакция великой газеты, от которой его выдающийся коллега, вероятно, и ездил на аэродром и к которой его верный шофер по ошибке привез мистера Левендера.
Узрев в этом перст провидения, мистер Левендер вошел в здание. Читатели, внимательно следившие за деятельностью мистера Левендера, легко догадаются, что все принимали его за человека крайне известного, и не удивительно, что ему тотчас сообщили, что нужное ему Высокое Лицо только что отправилось на открытие госпиталя в Брайтон и что его еще можно нагнать на вокзале Виктория.
С учащенно бьющимся сердцем он пустился в погоню на такси и, прибыв на вокзал, купил билеты для себя и Блинк и осведомился о брайтонском поезде.
- Спешите! - сказал ему кассир. Мистер Левендер побежал вдоль поезда, заглядывая в окна вагонов в поисках нужного ему Лица. Раздался свисток; мистер Левендер был в отчаянии, но вдруг на глаза ему попалась табличка с надписью "Занято" на купе первого класса. Заглянув в окно, он увидел там одного пассажира, без сомнения, высокопоставленного, который сидел среди множества газет и курил сигару. Ни секунды не колеблясь, мистер Левендер рванул дверцу и вслед за Блинк ворвался в купе.
- Здесь занято, сэр, - проговорило Высокое Лицо, но поезд уже тронулся.
- Я знаю, - сказал мистер Левендер, опустившись на диван напротив, - и только неотложность моего дела заставляет меня нарушить ваше священное уединение, ибо, верьте мне, сэр, я обладаю если не привычками, то по крайней мере инстинктами джентльмена.
Высокое Лицо сделало нетерпеливый жест, словно желая мановением руки остановить поезд, но, видимо, отказалось от своего намерения, водрузило сигару на место и уставилось на мистера Левендера.
Наш герой ответил на этот многозначительный взгляд молчанием, Блинк же убралась под диван и прижалась мордой к полу, взволнованная новым способом передвижения.
"Да, - думал мистер Левендер, - в его глазах почти сверхчеловеческая сила и коварство. Это глаза паука, засевшего в центре огромной паутины. Они завораживают меня".
- Вы, без сомнения, и есть Невидимая Сила, сэр, - внезапно заговорил он, - я, кажется, на пороге разрешения тайны. Вы сами скажете мне, кто я: марионетка или общественный деятель.
Высокое Лицо явно пришло к выводу, что имеет дело с помешанным, поэтому оно положило руки на колени, чтобы быть готовым к обороне; тем не менее во рту его была сигара, а на лице - натянутая улыбка.
- Чем я могу быть полезен, сэр? - спросил он. - Не хотите ли сигару?
- Нет, благодарю вас, - ответил мистер Левендер, - очи моей души должны быть ясными, потому что я хочу спросить вас о самом главном. Вы или не вы управляете нашей страной? От вашего ответа зависит все мое будущее. Скажите, когда я призываю народ к чему-либо, я говорю то, что подсказывает мне моя совесть или ваша? Далее, если я говорю то, что подсказывает ваша совесть, то есть ли она у вас?
Высокое Лицо, по-видимому, решило ни в чем не перечить незваному гостю и стряхнуло пепел с сигары.
- Черт побери, сэр, - сказало оно, - я не знаю, кто вы такой, но моя совесть так же чиста, как и ваша.
- Я счастлив узнать это, - проговорил мистер Левендер со вздохом облегчения, - ибо правите вы страной или нет, вы, несомненно, являетесь тем источником, где черпают вдохновение почти все мои соотечественники и я сам. Мы припадаем к вам и пьем. И сознание, что ваши воды чисты и не замутнены никакими личными соображениями и властолюбием, бесконечно укрепит нас. Могу ли я в таком случае считать, что вы - стоящая над страстями и происками безличная сила и что ваши бесчисленные ежедневные издания отражают лишь объективную истину и никоим образом не искажают положения вещей предвзятостью или субъективизмом?
- Да вы хотите знать слишком много, - сказало Высокое Лицо, улыбаясь.
- Но как же можно знать слишком много? - спросил мистер Левендер. Если вы на самом деле невидимый властелин, направляющий потоки общественной жизни и поворачивающий их в какую угодно сторону, то необходимо, чтобы мы верили в вас; однако, прежде чем поверить в вас, мы должны узнать о вас все - не так ли?
- Избави боже, сэр, - ответило Высокое Лицо, - это же противно всем основам религии. Вера никогда не опирается на знание.
Мистер Левендер был настолько потрясен этим ответом, что на мгновение умолк; брови его так и ходили вверх и вниз.
- Сэр, - выговорил он наконец, - вы подали мне новую идею. Если вы правы, то не доверять вам и вашим действиям или, вернее, вашим изданиям, есть не что иное, как кощунство.
- Надеюсь, что да, - сказало Высокое Лицо, выпуская длинную струйку сигарного дыма. - Вам это раньше никогда не приходило в голову?
- Нет, - простодушно ответил мистер Левендер, - я еще никогда не сомневался в том, что пишут в газетах.
Лицо усердно закашляло.
- Я всегда отношусь к ним с полным доверием, - продолжал мистер Левендер, - и хочу, чтобы меня считали таким же: "без страха и упрека". Насколько я понимаю, это тот принцип, на котором джентльмен должен строить свою жизнь, всегда доверяя другим и стремясь к тому, чтобы другие доверяли ему. Я, конечно, не говорю о немцах, - поспешно добавил он.
- Естественно, - ответило Высокое Лицо. - Попробуйте-ка найти в наших газетах что-нибудь, что противоречило бы этому принципу. Все, что они печатают, относится к немцам, если не прямо, то косвенно. Немцы - их idee fixe {Навязчивая мысль (франц.).}, а без idee fixe никакая религия невозможна. Вам понятна моя мысль?
- Конечно! - воскликнул восхищенный мистер Левендер, для которого вдруг все на свете стало понятным и, более того, совпадало с его собственными предположениями, так что все сомнения тут же отпали. - Вы, сэр, то есть Невидимая Сила, есть кристаллизованное воплощение национальных чувств во время войны; служа вам и проводя в жизнь идеи, сформулированные в ваших газетах, мы, общественные деятели, служим всеобщей тенденции, которая, в свою очередь, служит слепому и жгучему инстинкту Правосудия. Это в высшей степени радостно для меня, не желающего лучшей судьбы, чем судьба скромного слуги в общем доме.
Но только он закончил эту тираду, как ему вспомнились слова Джо Петти об общественном мнении, и он добавил: - Но действительно ли вы есть всеобщая тенденция, а не тенденция одних мэров? Вот в чем вопрос.
Высокое Лицо, казалось, с трудом понимало, о чем он говорит.
- Что вы хотите сказать? - спросило оно. Мистер Левендер взъерошил волосы.
- Все дело в том, кого считать носителем общественных чувств и разума, - спросил он. - Мэры это или не мэры?
Высокое Лицо улыбнулось,
- А как вы сами думаете? - спросило оно. - Вы никогда не слыхали, какие речи говорят мэры после ужина? Тут просто сомневаться не в чем. Если только это волнует вас, то можете быть совершенно спокойны.
Мистер Левендер страшно обрадовался добродушной уверенности ответа.
- Благодарю вас, сэр! - воскликнул он. - Я отправлюсь домой и опровергну домыслы этого низкого насмешника и разрушителя веры. Я встретился лицом к лицу с Истиной и теперь полон желания продолжить мою общественную деятельность. Я приношу вам тысячу извинений и покидаю вас, - добавил он, потому что поезд как раз остановился в Саут Кройдоне. - Блинк! - И он вышел из купе в сопровождении Блинк.
Высокое Лицо, которое на самом деле было личным секретарем личного секретаря того Лица, которое мистер Левендер считал обладателем Истины, следило за ним из окна.
- Вот это был номер, черт побери, - выпуская струю дыма, пробормотало оно, когда его собеседник скрылся из виду.
XIX
...ПОДВЕРГАЕТСЯ ОПАСНОСТЯМ УЛИЦЫ
В воскресенье, после беседы с Истиной, мистер Левендер, всегда находивший день отдыха обременительным для своей деятельной натуры, вышел из дому после раннего ужина. Весь день шел дождь, но сейчас проглянуло заходящее солнце и озарило вершины деревьев горизонтальными лучами, выбившимися из еще затянутой облаками дали. Он шагал с Блинк по покрытому лужами пустырю, который расположен к западу от Спаньярд-Роуд; очень скоро дикая красота пейзажа проникла в его душу, и он остановился, залюбовавшись вечереющей ширью. Дымчатые облака туманного дождливого дня еще плыли в свете заката по яблочно-зеленому небу; мистер Левендер смотрел на эти облака, и они казались ему символами вселенской смуты, а сзади него стояли похожие на ведьм высокие черные елки, которые, казалось, прислушивались к его космическим раздумьям. Он сейчас был бы сущей находкой для художника: западный ветер развевал его седые волосы, трепал темные усы, а Блинк, опередившая его на шаг, смотрела вдаль и лаяла так яростно, что ее голова болталась из стороны в сторону.
"Как прекрасна наша земля, - думал мистер Левендер. - и как просто быть на ней добрым и счастливым. И все же нам приходится пройти двадцать миль за краем света, прежде чем мы обретем справедливость и свободу. И на этом пути нас подстерегают темные силы. Да, - продолжал он, повернувшись к елкам, которые слегка поскрипывали на ветру, - ненависть и угнетение, алчность, вожделения и честолюбие! Вот вы стоите и злобно смотрите на меня. Прочь с дороги, черные, злобные ведьмы! Будь у меня топор, я бы поверг вас во прах". Но бедные елки не обращали на него никакого внимания и лишь поскрипывали чуть погромче. Мистер Левендер был так разъярен бесчувственностью тех, а ком, как он убедил себя, воплотились зловещие темные силы, что уже хотел броситься на них с голыми руками, однако нетерпеливая Блинк заставила его продолжать прогулку, и он взобрался к старинному валу, окаймлявшему Спаньярд-Роуд.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги