Пылающий остров

Глава IV СТРАНА ВПОТЬМАХ

Василий Климентьевич Сергеев принял от Молнии строительство батареи сверхдальнего боя в Каракумах, оставил на монтаже орудий только самых нужных специалистов, всех остальных людей он отослал.

Пришлось уехать и Наде.

В Москве она снова встретилась с Ксенией. Здесь, в большом городе, на людях, мрачное, упадочное состояние, заставившее Ксению бежать из пустыни, прошло. Она обрадовалась подруге, бросилась ей на шею и долго плакала. Ксения рассказала, что о Дмитрии нет никаких вестей. Надя, в свою очередь, поведала все о Молнии. Ксения готова была ополчиться против полковника, но тут выяснилось, что Надя больше всего удручена несчастьем и одиночеством Молнии, который все равно очень хороший…

Ксения поняла, что ей лучше всего не вмешиваться.

Подруги решили, что они должны чем-то активно помогать стране в эти тяжелые дни.

Вечерний, залитый огнями город походил на опрокинутое ночное небо, где звезда самой последней величины горела как первостепенная.

Ксения и Надя спешили. Идти было трудно. Ветер нестерпимо давящим грузом упирался в грудь, бил в лицо сплошным, фантастически растянутым, непрекращающимся ударом. Он захлестывал легкие разреженным воздухом, но кислорода все равно не хватало. Говорить из-за ветра не удавалось. Девушки старались соблюдать все инструкции: дышать размеренно, считать до трех на вдох, до трех на выдох…

Люди пробирались вдоль освещенных прожекторами стен, держась за натянутые канаты, как на океанских кораблях во время шторма. На улицах было пусто и неприятно тихо.

Вдруг завыли сирены. Звук их, низкий и глубокий, выползал, казалось, из-под земли. Злобно подхваченный, заверченный ветром, он с каждой секундой становился все выше и пронзительнее. Наконец, перейдя в истерический визг, он достиг самой высокой ноты.

По коже подирало, звук сверлил уши, давил мозг, сжимал сердце…

Надя обернулась к подруге и прошептала:

— Началось…

Ксения не слышала слов, но поняла и согласно кивнула.

Вой постепенно спадал, глухо пропадая вдали.

Девушки остановились. Они смотрели друг на друга неподвижными расширенными зрачками.

Где-то вдалеке завыли новые сирены.

— Сюда! — сказала Надя, и они повернули в подъезд.

Вестибюль был ярко освещен. На вешалках висело много пальто. Девушки торопливо разделись и мельком взглянули на себя в зеркало.

— Этот несносный ветер делает нас всех похожими на косматых ведьм! — сказала Надя, поправляя волосы.

По коридору шли молча. Дверь аудитории оказалась приоткрытой.

— Нет, доктор еще не пришел, — сказала Ксения.

Подруги едва успели войти в аудиторию и сесть около окна, как следом за ними вошел и доктор Шварцман. Осунувшийся, он был непривычно серьезен.

Взойдя на кафедру, он оперся о нее рукой и оглядел своих слушателей.

— Атмосфера стала разреженной, — начал он. — Людьми овладела горная болезнь… То, что было прежде участью немногих, что прежде интересовало только академических ученых, стало делом всех. Вы, может быть, думаете, что медицина здесь бессильна? Ничего подобного! Для этого и организован новый институт. Он призван сейчас помочь слабым в течение значительного промежутка времени бороться с последствиями перехода в новые условия. Но без вас, товарищи, мы ничего не сможем сделать. Инициатива молодежи, ваша инициатива, товарищи комсомольцы, решает здесь все.

Доктор перешел к непосредственному инструктажу о помощи больным, слабым, задыхающимся. Он разложил на столе маски, приборы.

— Вы можете видеть… — начал он, указывая на них рукой.

В этот момент погас свет. Шварцман замолчал. Молчала и погруженная во тьму аудитория. Ксения быстро отдернула портьеру и взглянула в окно.

За окном, где минуту назад виднелось опрокинутое вниз звездное небо городских огней, было тоже темно.

Сзади слышался шепот:

— Если бы ты знала, Ксения, как я волнуюсь! Так волновались, наверно, только перед Октябрьской революцией.

— А по-моему, тогда совсем даже не волновались! — сказала громко Ксения. Голос ее прозвучал как удар в тишине.

Невидимая толпа зашуршала. Доктор откашлялся и продолжал:

— Вы могли бы увидеть здесь те несложные приборы, которыми следует научить пользоваться наиболее слабую часть населения…

Ксения глядела в окно.

На стекле отразился слабый отблеск света. Это внесли свечи. Гигантские вытянутые тени прыгали по стенам и потолку. Плохо освещенные лица соседей казались серыми. Только в глазах мелькали колеблющиеся огоньки свечей.

При первом звуке сирен инженер прокатного цеха магнитогорского комбината прекратил подачу слитков в печь. Неторопливо отдавая приказания и прислушиваясь к исступленному вою сирен, он наблюдал, как на рольгангах появился последний слиток.

Обдав инженера жаром, слиток пробежал около самых его ног и скрылся между вращающимися валками… Несколько раз он с прищелкиванием выскакивал обратно, чтобы снова пропасть в очередном ручье.

Минуту спустя дисковая пила, разбрасывая ослепительный веер звезд, разрезала последний слиток на несколько частей.

Скоро остановились, казалось, никогда не прекращавшие своего вращения валки. В цехе постепенно стали выключать свет. Рабочие расходились. Инженер подошел к телевизорной будке, где так недавно он разговаривал с министром; мгновение постоял в раздумье и пошел проверять машины.

Старичок мастер краматорского завода, едва услышал вой сирен, страшно заторопился Он даже рассыпал табак, пытаясь дрожащими пальцами свернуть самокрутку.

Сокрушенно взглянув на рассыпанные крошки, он махнул рукой, сдвинул со лба на нос очки и взял со стола чертежи. Недовольно покачивая головой, он говорил:

— Эх, не успел, не успел, а ведь хотел кончить! Еще только два прохода осталось!

Мимо него медленно, с несокрушимой силой волоча толстую сталь стружки, двигался гигантский стол его любимого строгального станка, того самого, на котором можно обработать двухэтажный дом.

Старик нажал кнопку, и станок остановился.

По железной лестнице мастер полез наверх счищать стружки. По мере того как останавливались в цехе машины, доносящийся снаружи вой сирен становился слышнее.

Электрический поезд, который вез уголь для Союзной межрайонной электрической станции, остановился всего лишь в нескольких километрах от цели. Выключили ток Машинист посмотрел на часы.

— Не так уж плохо: прошли на пять километров больше, чем рассчитывали. Будем ждать паровой тяги. Совсем как в былые времена.

Машинист соскочил в темноту. Сильный ветер доносил издалека гнетущий вой сирен. Придерживая рукой фуражку, машинист стал прогуливаться вдоль поезда.

Из тьмы выступали груженные углем платформы. Угольная пыль кружилась в черном воздухе. Ветер шуршал рассыпанным на междупутье балластом.

— Да, топлива для этакого дела много понадобится!

Послышался протяжный свисток. Прищуря от несносного ветра глаза, машинист увидел надвигающиеся огни паровоза.

— Ну, вот и помощь подоспела!

Бывший чемпион комплексного бега Зыбко, работающий после окончания строительства Аренидстроя дежурным в центральной диспетчерской Куйбышевской энергосистемы, нажал кнопку автомата. Строго по расписанию выключал промышленные районы. Достаточно было одного ничтожного движения, чтобы остановить тысячи машин, погрузить во тьму десятки городов.

Зыбко следил за секундной стрелкой и нажимал кнопки. Из репродуктора послышался голос:

— Алло! Товарищ дежурный! Можете включить все резервные агрегаты. Работать на пределе… Ничего в запасе!

— Есть на пределе! Есть все резервные агрегаты! — крикнул Зыбко.

Защелкали автоматы. Это включались все резервные машины. Загорались сигнальные лампочки, выскакивали цифры нагрузки, дрожали стрелки приборов, сигнализирующие о работе находящихся за сотни километров отсюда машин.

Зыбко радостно смотрел перед собой. Еще никогда за все время существования Куйбышевской системы не работали станции с такой нагрузкой!

— Алло! Товарищ уполномоченный правительства, говорит главный энергодиспетчер восточных станций. Докладываю: станции работают с предельной нагрузкой.

— Есть, — ответил Василий Климентьевич и включил другой номер.

— Алло! Товарищ уполномоченный правительства! Докладывает главный энергодиспетчер центра. Все станции включили резервные агрегаты. Перебоев нет. Все в порядке.

— Есть, — сказал министр.

— Алло! Сообщает главный энергодиспетчер южных районов Нагрузка максимальная, потребление повышается. Промышленность выключена полностью. Все в порядке.

Министр поднялся.

— Все в порядке! — сказал он, обращаясь к профессору Кленову. — Пойдемте, Иван Алексеевич.

Накинув на себя плащи с капюшонами и закрыв глаза очками, Сергеев и профессор Кленов вышли из телевизорной будки.

Сразу же их запорошило песком. Их ждал закрытый автомобиль на воздушной подушке. Говорить стало возможно только после того, как захлопнулась дверца.

— Так. Ну, теперь я выслушаю вас. Спасибо, профессор, что прилетели, не побоялись урагана. Итак, будете сами руководить установкой аккумуляторов. С покрытием аккумуляторов защитным слоем вы справились хорошо. Объявляю вам благодарность от правительства. Плоды вашей работы налицо. Зарядка аккумуляторов начата по всей стране, только на это и расходуем сейчас энергию. Всех на свечки да на керосин перевели, заводы остановили…

Профессор, который полчаса назад прибыл На Аренидстрой, сказал, заметно волнуясь:

— М-да!.. Совершенно верно… Считаю необходимым выразить свое восхищение предельной организованностью, каковую повсеместно я встречал и которую ощущаю как отличительнейший признак нашего времен». Это совершенная утопия, осмелюсь вам доложить, когда в течение десяти минут все силовые ресурсы нашей страны переводятся на служение единой цели.

— Так. Теперь сообщайте о последних опытах с новым защитным слоем.

— М-да!.. — сказал Кленов, навертывая на палец бороду. — Защитный слой без радия-дельта, с заменителем Садовской, найден… Все мои сомнения опрокинуты, имею честь это доложить, но…

Сергеев мельком посмотрел на профессора, который, глядя в землю, продолжал:

— Может быть, это и старческое упрямство, но не доверяю я заменителю Марины Сергеевны… — Профессор, держа руку у сердца, болезненно поморщился. — Не доверяю… Это ведь не радий-дельта, а только изотоп его. Нестойкий он, Василий Климентьевич, как я уже вам говорил об этом! От сотрясения при выстреле он может распасться… М-да! А результат вам должен быть ясен. Вся энергия мгновенно превратится в тепло!

Автомобиль проезжал мимо сооружений Аренидстроя. Они были расположены правильным, исчезающим за горизонтом полукругом. Каждое из них далеко идущим клинообразным забором вдавалось в пустыню. Словно фантастический ледорез, разбивал этот забор струю ураганного песка и вел ее вдоль гладких высоких стен, отводя далеко в сторону.

За такими заборами в относительно» спокойствии заканчивалось строительство мощнейших электрических орудий.

Странными, устремившимися вверх железнодорожными мостами смотрели в песчаное небо ажурные конструкции.

Поблескивали желтизной широкие токопроводящие пути, еще не везде закрытые серыми тяжелыми полукольцами электромагнитов.

Глубоко в землю уходили амортизационные устройства, которым надлежало принять на себя удар, по силе не уступающий крупнейшим землетрясениям, — удар, из-за которого батарея строилась в столь пустынном месте.

— Итак, Василий Климентьевич, если снаряд, начиненный энергией аккумулятора, покрытого новым защитным слоем, разорвется в стволе или только вылетев из орудия, вся энергия, запасенная нами за долгое время работы электростанций, погибнет. М-да!.. И я осмелюсь выразить сомнение, успеем ли мы вновь восполнить ее. Риск велик, Василий Климентьевич. М-да!.. Очень велик. Энергию погубим, а цели не достигнем…

— Так, — сказал министр, откидываясь на спинку сиденья. — Ваши опасения очень серьезны.

— Да, они велики, Василий Климентьевич. Все-таки радий-дельта был бы надежней. Он уже испытан… Кстати, какие последние вести о Матросове?

— Вы знаете о его исчезновении, об оккупации Дании межнациональными войсками. Мы добиваемся разрешения произвести обыск Ютландского замка. Могу вас заверить, профессор, что все необходимое для спасения мира будет сделано, и если радий-дельта существует, он будет передан в руки наших ученых.

Автомобиль остановился перед уходящей вверх эстакадой, вдоль которой прокладывался путь будущего сверхдальнего снаряда.

— Все это так, Василий Климентьевич, но все же на сердце у меня неспокойно. Разорвутся наши снаряды сразу после вылета… Нестойкий элемент у Марины Сергеевны… М-да!.. Что же тогда?

— Что тогда? — переспросил задумчиво Сергеев. — Тогда пещеры…

Профессор нервно пожал плечами и снова схватился за сердце.

— Разве это выход? Не лучше ли погибнуть всем, чем спасать какую-то горсточку людей, обреченных на жизнь без прогресса?

Министр серьезно, может быть, несколько сурово посмотрел на Кленова:

— Вот у нас с вами, Иван Алексеевич, нет детей, а у каждого из нас мог бы быть сын…

Кленов низко опустил голову и не видел, какими печальными стали глаза у Василия Климентьевича. Сергеев продолжал:

— Вот тогда вы поняли бы, что если не вы, то сын ваш должен жить!

— Но жизнь без солнца, без неба — это жизнь в гробу!

— Мы бьемся за наше солнце, за наш воздух для всех людей, и мы победим! — решительно сказал министр.

Кутаясь в плащи, они вышли из вездехода. Перед ними стоял худой, с провалившимися щеками полковник Молния.