Пьяная жизнь

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

бутылки коньяку до начала вечера, с преподавателями, которых

мне поручили доставить в ресторан, не «повелся» бы точно.

Вменяемым я был, но гордыня, погоня за очередной сексуальной

победой возобладали.

Как нам казалось, незаметно, по-одному, вышли в темноту.

Маленькая, худенькая обхватила руками шею, нагибая меня для

поцелуя. Увы, не успел. Кто-то сзади рванул за правое плечо,

поворачивая к себе и к свету, пробивающемуся сквозь листя

кустарника из гремящего ресторана. Последовало два

молниеносных удара в оба глаза, колючие ветки впились в спину,

раздался визг соблазнительницы.

Ослепший от «фонарей», пополз в сторону. Добрался до

общежития, в котором квартировал у однокурсника по истфаку,

преподавателя университета. Перепугал не узнавшего меня

вахтера. Упал, не снимая грязных лохмотьев на кровать и

«вырубился».

Проснулся минут через сорок с ощущениями горя, вины,

отчаяния разрывавшими душу. Друг храпел, а в моей побитой

голове, в такт храпу, стучало: «Что делать? Что делать? Что

делать? Что делать?»...

Утром стало ясно, что в Киев с «фонарями» ехать

невозможно. Нашли врача, «выявившего» дизентерию и

«прописавшего» двухнедельный стационаром в инфекционном

отделении. Представьте себе, даже через десять дней проклятые

«фонари» полностью не исчезли! Пришлось ретушироваться

французским

косметическим

карандашом,

любезно

предоставленным одной из студенток филфака, частенько

забегавших к нам по вечерам.

Карандаш помог. Собеседование в министерстве прошло

благополучно. Да и фортуна вновь повернулась ко мне лицом, в

Валерий Варзацкий

образе секретаря приемной министра. Им оказалась землячка,

учившаяся в параллельном классе, жена другого земляка -

киевского журналиста. Шепнула пару слов кому надо…

Директорство «приливали» широко и долго. В узком

кругу, с функционерами обласного управления мясной

промышленности, райкома партии, райисполкома – два дня. В

широком, - наверное, дней десять, включая малознакомых

поздравляющих, неожиданно заключавших меня в объятия то на

улице, то на свиноферме с трафаретным вопросом: «Когда будем

приливать?». Остался верен себе – не отказал никому.

Так начиналась самая «системная пьянка» в моей жизни.

За годы работы в совхозе я не употреблял спиртное может дней

пять – семь, не считая постельного режима во время гриппа.

Уточняю: во-первых, речь идет не об одном временном отрезке, а

о редких, удивительно странных днях без водки или вина,

выпадавших этак раз на четыре – пять месяцев. Во-вторых, доза

випитого в подавляющем большинстве случаев не приводила к

потере памяти, хотя и «соткой» никогда не ограничивалась. Я

вообще считаю, что тот, кто всю жизнь пьет сто граммов перед

обедом или ужином, никакого отношения к нашому брату не

имеет. Мы антиподы и идеологические противники.

Мир «мясников», тоесть тех, кто в той или иной мере имел

отношение к производству, поставкам и распределению мяса,

считался в Советском Союзе элитарным. Не существовало

вопроса, который нельзя было бы решить при помощи «солнца

питания», как нарек мясо один известный в те годы журналист.

«Сидящие» на мясе знали себе цену, вели себя соответствующе.

Директора

мясокомбинатов,

птицефабрик,

«холодильников» в обществе которых я оказался, были

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

настоящими «хозяевами жизни», поразили своим специфическим

апломбом на грани мании величия. Суммы, которые они

брезгливо – небрежным движением тренированых пальцев

извлекали из иностранных портмоне в ресторанах, уничтожили

мою веру в принцип социализма «От каждого по способностям –

каждому по труду». Я даже не старался влиться в коллектив,

быть похожим на этих пленительно – притягательных носителей

пороков, понимая, что для меня их образ жизни опасен.

Чем я реально мог потешить свое самолюбие в чуждой

среде, так это демонстрацией своих навыков в питейном деле.

Благо, «беленькая» сопровождала все совещания, семинары,

визиты, собрания нашого управления. Там я блистал тостами,

стихами, манерами заставляя «фронтових жен» моих коллег,

обычно эскортировавших их, задумываться о правильности

выбора сексуального партнера. Забавно было наблюдать, как

туманились женские глазки, заинтерисовано вытягивались

увешанные драгоценностями шейки!

И все же, главными местами ежедневных ночных

«возлияний» были в теплое время года лесок у конторы или берег

какого-либо пруда, зимой – контора, конторы отделений, дома

управляющих, специалистов. В «об щепите», у себя дома не пил,

за выпивкой в магазины не ездил.

Из «пьяных историй», которые могли закончиться

трагически, выделю одну, но повторявшуюся много раз.

Перед важними или конфиденциальными встречами

отпускал водителя и сам садился за руль. Глупо, но факт. Как

назло, почти всегда приходилось много пить. В итоге: помню

сидели в машине, выпивали а следующий момент – мать будит на

работу. Вроде бы ничего необычного как для «алкашей». Но это

если «на автопилоте» пешим ходом. А если пил ночью за 50 «км»

Валерий Варзацкий

от дома, на глухой проселочной дороге, в непроходимой грязи,

куда специально забрался еще трезвым, чтобы не «засекло»

начальство? Ужас охватывал потом при виде нескольких пустых

бутилок на полу «УАЗа» и начатой пачки печенья в «бардачке» -

«мировецкой закуси», будь она неладна… Жуть брала от того,

что ведь не помнишь ни-че-го! Может что-то начудил, или, не

дай Бог… страшно становилось от одной мысли. Целый день

потом вздрагиваешь от телефонных звонков, прислушиваешься к

разговорам за дверью кабинета.

И все-таки это «цветочки» по сравнению с финалом –

заездом во двор дома.

Долго объяснять почему, но заезжать надо было задом.

Между улицей и воротами – метров 5 крутого спуска. Даже днем

ворота, с высоты улицы, в зеркала заднего вида не попадали.

Сами они были шире машины всего на 20 см…. Попав в створ,

сдавал задом еще 10 метров, «в притирку» между задней стеной

свого дома и забором соседей. Останавливался, изнутри закрывал

дверь водителя, выбирался через дверь переднего пассажира. Ну

и, «на закуску» - зимой надо было слить воду из радиатора.

Так вот, представьте себе: мать будит в четыре часа, ты

вначале не понимаешь где находишься, а потом, боясь показать,

что ничего не помнишь, начинаешь с замиранием сердца задавать

вопросы типа: «Ты еще не спала, когда я приехал?» Смысл –

узнать на месте ли машина. К счастью, она всегда оказывалась на

месте, без воды в радиаторе зимой, что неизменно потрясало:

«Как же смог?! Ну, хоть что-то должно остаться в памяти?!».

Неожиданные «отключения», как следствие огромного

количества

випитого,

фактически

«под

сигарету»,

не

настораживали, не заставляли задуматься наверное потому, что

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

собутыльники никогда не замечали в моем поведении каких-либо

изменений. Ни агрессии, ни депрессии, ни потери нити разговора,

понимание юмора. Все как обычно. При «розборках» на

следующий день аппелировали ко мне: «Ты ж був твэрэзый,

скажы, як мы розийшлыся?»…

«Автопилотаж» продолжался удивительно долго – около

35-ти лет! Благополучный его отрезок завершился намного

раньше, в любимой Одессе. Но, до этого был еще Оренбург.

Оренбург

В приемной ректора Оренбургского педагогического

института, перед собеседованием познакомился с высоким,

стройным парнем Серегой. Он тоже устраивался на работу.

Узнав, что я из Одессы, Серега пришел в восторг и предложил

после собеседования выпить за знакомство. Таков был старт

оренбургского «пьяного» этапа и нашей дружбы с Серегой

Штехером, которая, несмотря на развал Союза, годы, расстояния,

не так, как хотелось бы регулярно, но поддерживается до сих пор.

В 2009 году был у них в гостях. «У них» - это у него и Эри

Боевой, лаборантки с моей кафедры, которая стала его женой.

Эри я благодарен «по гроб жизни» за колоссальную помощь,

оказанную мне при работе над кандидатской, да и вообще, за

дружбу, щедрость, доброту.

С Серегой старт был, так сказать, «неофициальный».

«Официальным» же я считаю «магарыч», выставленный мной

заведующему кафедрой, после приказа о приеме на должность

ассистента.

Родом из соседней, с моей Николаевской, Кировоградской

области Украины, бывший партийный работник сразу распознал

Валерий Варзацкий

в новом ассистенте своего человека. Как, впрочем, и ассистент в

нем… Обменявшись взглядами, без лишних слов отправились в

надежную, проверенную «забегайловку». С того дня в таком

составе выпивали регулярно, вплоть до моего отъезда через семь

лет.

Руководимая любителем застолий большая кафедра была

подстать заведующему. Дни рождения, праздники, научные,

каръерные успехи отмечались сплоченно, радостно на кафедре, в

ресторанах, дома у сотрудников. Пили часто, много, но без

эксцессов вроде вытрезвителей или неявки на работу на

следующий день. Такого не припомню ни за кем. Более того, у

меня лично проявилась одна интересная черта: чем больше

выпивал вчера, тем лучше проводил занятия, особенно блистал

на лекциях. Все лучшие лекции до сорока лет (1991 год) «зажигал

с бодуна». Три «пары» - на одном дыхании! Аудитория – под

гипнозом!

Не опохмелялся, разве что «Жигулевское» употреблял

после лекцій. Какое же это похмелье? Почему-то с пивом в

Оренбурге была большая напряженка, в отличие от Одессы,

Николаева. Запоев еще небыло.

Постепенно знакомился с преподавателями других кафедр.

Через них – с их друзьями и собутыльниками.

Передо мной открылись двери служебных кабинетов,

квартир, подвалов, дач, чердаков, бань, лодочных станций,

общежитий, ветхих «коммун». Оренбург пьющий показался мне

ярче, интереснее юга Украины ввиду присутствия немалого

монголоидного компонента. Общий вывод: татары, башкиры,

казахи, киргизы – прекрасные собутыльники!

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Очень близко сошелся, крепко подружился со старшим по

возрасту, но ребенком в душе татарином – филологом Робертом.

Выпивали вдвоем может быть сотни раз. Если вы думаете, что из

недель (если суммировать), проведенных вместе, мы хотя бы

минуту молчали – ошибаетесь. Говорили корректно, по-очереди,

смеялись, спорили, но так и не успели рассказать друг-другу

всего. Теперь уж не расскажем, разве что на том свете, где он

давно обосновался.

Другим ближайшим «соратником по борьбе» стал

известный в интеллегентных, и не очень, кругах Оренбурга

Вовка, с родственной обществоведческой кафедры. Мать

трудилась кассиром в ресторане «Урал». Жил, к моменту моего

приезда, в студенческом общежитии, рядом с главным корпусом

педина на Советской. Дорогу в его комнату, где на книжних

полках рядом с макулатурой научного социализма блистали

великолепием корешков разрозненные тома Брокгауза – Эфрона,

я изучил прежде всех злачных троп. Жена Вовки – на работе, сын

– в школе, мы – пьем крепленное вино.

Мать Вовки проживала в однокомнатной квартире,

недалеко от касс «Аэрофлота». Статус позволял иметь два

холодильника, забитих продуктами и напитками, большинство из

которых простой советский человек никогда не вкушал. А мы

вкушали, часто и вдоволь. Она ведь на «хлебное место» уезжала к

12 дня и возвращалась к 12 ночи… Единственного сына любила

безмерно, помогала продуктами, выручала деньгами, вторые

ключи от квартиры всегда были при нем.

Настоящий праздник на нашу «пьяную улицу» пришел,

когда он получил жилье в моем дворе на «Малой Земле».

Придумали ритуал: вместе возвращаемся из центра домой,

сходим на предпоследней остановке, заходим в магазин,

Валерий Варзацкий

выпиваем по два стакана десертного вина «под сигарету»,

пешком идем домой. …Пишу и ощущаю вкус того вина.

Давно нет в живых Вовки, а ритуал исчез еще раньше,

когда мы с женой разменяли «Малую Землю» на улицу

Цвиллинга.

Широкий,

крайне

непостоянный,

текучий

круг

собутыльников составляли заочники – военные, многие из

которых прилетали не только на сессии, но и, под различными

предлогами, прямо с афганской войны. Думаю, не являются

общеизвестными

факты,

когда

командиры

отпускали

подчиненных для написания обыкновенной контрольной, не

говоря уж о досрочной сдаче экзамена или ликвидации

академической задолженности. Значение подобных акций –

огромно! Наверное, это была и своеобразная форма поощрения.

И они летели в «Черных тюльпанах», рядом с гробами.

После решения формальних вопросов предлагали выпить. Отказы

не принимались. Большинство из них никогда больше не

встречал.

Во время сессий офицерская братия селилась в военной

гостиннице на Советской, в сотне метров от института.

Фронтовики с тыловиками кутили в лучших традициях русских

гусар. Я тоже имел честь принадлежать к тайному сообществу

студентов и преподавателей – пьяниц. Смею надеяться – лицом в

грязь не ударил.

Заочник - капитан, затем майор Аненков Анатолий

Иванович всегда жил особняком в лучших номерах особых

гостинниц, не предназначенных для всех желающих. Например,

в, с виду обычном, пятиэтажном доме на Туркестанской.

«Ночлежки», по его выражению, были квартирного типа. Вместе

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

с Анатолием мне приходилось «отдыхать» (до сегодняшнего дня

шокирует, когда банальную пьянку называют «отдыхом») в двух

и трехкотнатных аппартаментах, построеных «под ключ» для

своего проживання французами, возводившими крупнейший в

мире Оренбургский газоперерабатывающий комбинат.

На

строительстве

комбината

молодой

лейтенант

«стройбата»

Аненков,

уроженец

Запорожской

области,

встретился

и

подружился

с

инженером

Виктором

Черномырдиным, родом из-под Орска. Они действительно были

очень дружны, потому что несколько раз во время сессий

Аненкова, Черномырдин, как глава «Газпрома» посещавший

Оренбург, вызывал Анатолия к себе. Потом рассказывал, что

ездили к маме Виктора, были на рыбалке, у кого-то на дне

рождения.

Как я понимаю, личными просьбами високопоставленого

друга мой заочник не донимал, да и не таким человеком он был,

чтобы просить. Любил жить широко, с размахом, кутил, угощал.

Во многом мы с ним оказались похожими. Не врет поговорка:

«Свой - свояка видит из далека». Буквально по сюжету,

запечатленному в народной мудрости, состоялось наше

знакомство.

В связи с неожиданными прилетами «афганцев», на

кафедре было установлено дежурство преподавателей после

окончания рабочего дня. На самом деле, воспользоваться

услугами дежурного могли также все другие заочники. Мы тоже

были заинтерисованы «пропустить» побольше студентов заранее,

чтобы уменьшить сумасшедшие нагрузки сессий.

Время приближалось к 12 часам ночи. Я начал собирать со

стола бумаги, раздумывая, где лучше поймать такси в лютый

мороз. Ретироваться с кафедры нужно было побыстрей, так как

Валерий Варзацкий

зловредные заочники имели обыкновение являться, когда сдаешь

ключ вахтеру. В этот раз до ключа дело не дошло – стук в дверь

раздался в момент одевания пальто.

-«Захады!»,

-

с грузинским акцентом, намеренно

раздраженно гаркнул я.

- Можно? - хрипло спросила постриженная налысо,

шаровидная голова.

- Нужно! И побыстрей! - начал не в шутку расстраиваться

я, по физиономии определив, что тут быстрой «тройкой» не

отделаюсь.

Да, «свой свояка…». Высокий мужчина в штатском

улыбаясь, неспеша подошел, не по-студенчески протянул руку,

крепко пожал мою, представился:

- Анатолий Аненков. Можна Толя. Я узнавал в деканате,

вы у меня будете принимать много экзаменов, но сегодня уже

поздно, потому буду сдавать один. Вы не волнуйтесь, домой Вас

подвезу.

- Так может три балла без мороки?

- Да нет, хочу попробовать на больше. Я готовился.

- Ну, тогда бери билет.

Сел напротив меня. Взял со стола лист бумаги. Просидел

40 минут, написал три строчки по трем вопросам. Ответил на

«пять» без натяжки. Сказал, что пока я буду закрывать кафедру,

подождет в машине.

Машина оказалась черной военной «Волгой». Водитель –

сержант открыл передо мной заднюю дверь.

- Как вы насчет уральських пельмешек? - спросил

Анатолий.

- Не поздно ли?

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

- Не поздно. Поехали!

Стол, сервированый на две персоны, находился в самом

центре пустого ресторана. Не закрылись, явно поджидая нас.

Сидели до рассвета. Потом подвезли Аненкова в гостинницу, с

сержантом поехали ко мне домой, я побрился, бросил в портфель

нужные бумаги и был доставлен к порогу института. Где взяли,

туда и вернули.

Конечно, все студенты в отношениях с преподавателями

преследуют какие-то цели. Не объязательно корыстные, не всегда

принимают

форму

товарно

–

денежных.

Не

берусь

«расписываться» за всех преподавателей, веду речь о советском

периоде высшей школы и могу сказать, что там, где я работал, у

подавляющего

большинства

коллег-мужчин

контакты

с

заочниками сводились к пьянкам. Взяток не брали.

О себе лично могу сказать, что кроме випивки, которая

безусловно нравилась как процесс, меня гораздо больше

интерисовал человек за бутылкой напротив. Всю жизнь

привязывался к людям, видя недостатки, тем не менее,

восхищался, часто боготворил, верил в благородство, добро,

бескорыстность.

Мать

в

раннем

детстве

вынесла

безапеляционный вердикт: «Для Валеры главное в жизни –

друзья».

Люди чувствуют искреннее отношение к себе, флюиды

дружбы. Поэтому жизнь подарила мне множество эпизодов,

историй, этапов отношений с яркими, незабываемыми

личностями к которым принадлежал и Анатолий Аненков.

Дружили все годы его обучения в Оренбурге и после

окончания института, когда он служил в Тольятти, в Ступино под

Москвой.

Валерий Варзацкий

Все вспоминается, как я работал в Куйбышевском

партийном архиве и неожиданно в читальный зал вошел

Анатолий в военной форме, с погонами подполковника.

Обнялись, он сказал, что работа моя закончена, так как нас

ожидает катер на Волге.

Три дня купались, ели шашлыки, необыкновенную уху, до

одури повторяли на японском стереопроигрывателе с колонками,

размером в холодильник, песню Пугачевой «Паромщик». Днем

смотрели на жигулевские горы, а ночью на разноцветные огни

туристических кораблей. Потом полупьяного меня отвез на

«Ракету» и отправил в архивы Ульяновска, Казани, Саратова.

Если бы не он – я бы туда не доехал…

После развала Союза связь между нами прервалась. Только

летом 2009 года, разузнав его координаты, я приехал в

Новокуйбышевск, надеясь увидеться. В живих не застал.

Опоздал, по словам соседей, на год.

«Пьянопунктами» нарек я консультпункты института в

райцентрах области. Выезжали туда, как правило, группами. Если

ехали поездом, начинали праздновать с вечера. Целый день тогда,

«больные на голову», принимали экзамены, не в силах дождаться

спасительного застолья в гостин нице.

Попойки не отменялись в автобусах и даже на борту

«кукурузника», летящего в Бугуруслан или Орск.

Пили во время многочисленных командировок от

общества «Знание» и менее частых, зато основательней, по линии

обкома партии.

Заведующий РАЙОНО в Первомайском, пригласил

переночевать у него дома, так как в гостиннице было холодно.

Выпили много, но под хорошую закуску и душевную беседу,

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

потому пьян я небыл. Раздевшись до трусов, не укрываясь

одеялом, мгновенно уснул в жарко натопленной горнице.

Разбудил странный звук, доносящийся из соседней

комнаты.

-Ф-фи!... Ф-фи!... Ф-фи!..., - звучало назойливо – негромко,

с интервалом в несколько секунд. Заснуть было невозможно.

Подкрался к чуточку приоткрытой двери, заглянул в щель.

За столом сидел толстый, голый до пояса хозяин с

махровым полотенцем на шее и хлебал чай из пиалы. На столе

пыхтел старинный самовар. Так впервые я увидел обычай

«гонять чаи» после застолья. Не утром, вместо опохмелки - а

ночью, в Одессе бы сказали: «для полировки». Но там –

шампанским, а в Первомайском – чаем. Утверждал свеженький

хозяин за завтраком, что испытал блаженство, посильнее, чем с

бабой.

Угораздило меня читать лекцию «на зоне», кажется в

районе города Акбулак. Нет, прошло все нормально, точно как в

фильмах показывают: в первом ряду - тюремное начальство, во

втором – авторитеты, у стен – охрана. Спокойно, чинно,

несколько вопросов задали со второго ряда. Вроде и не

волновался, но когда поехали отмечать удачно проведенное

мероприятие домой к заму начальника и выпили море водки под

черную икру, я ночью набурил в перину. Ничего лучшего, чем

позорно бежать до рассвета, не придумал. Долго мучался, пока не

излил душу знакомому тюремщику. Тот успокоил:

- Тьфу! Какая ерунда! У нас в начале службы почти с

каждым такое случается. Нервы, брат. Твой зам не удивился и не

осудил.

Было мне тогда 35-36 лет. Про случай вскоре забыл.

Вспомнил после пятидесяти, когда во время запоев, немного, как

Валерий Варзацкий

для всей пьяной жизни, но 3-4 раза все же «ловил рыбу» в

постели. Стыдно признаваться? Нет. Потому что из песни слов не

выбросишь. Не знаю ни одного алкаша, кого бы сия чаша минула.

Трезвенникам этого не понять.

В ходе подготовки вопроса на бюро обкома партии выехал

в Соль-Илецк. Кроме меня в группе было еще четыре женщины.

Но угощали то нас по-мужски!

Жили в узких одноместных номерах. После «ужина» нас

привезли на ночлег. Если я с трудом добрался до койки, то,

можете представить, в каком состоянии были дамы…

Не помню почему, но дверь изнутри мы не закрывали. И

вот, чувствую, меня кто-то тормошит. Первая мисль – дежурная.

Только хотел спросить, что случилось – палец ко рту, а в ухо едва

слышно:

- Подвинься.

Сообразил: соседка через стенку, коллега по группе, очень

симпатичная блондинка-тихоня. Мгновение – она сверху на

мне…

Ой! И сейчас аж в дрожь кидает! Не согрешил, потому что

струсил, померещилась на пьяную голову провокация. Нежно,

ласкаво нашептал, что понравилась с первого взгляда, что все

фиксируется дежурной, поклялся объязательно встретиться в

Оренбурге.

Перед уходом долго искала халат на полу, потом, на

коленях, положив мне голову на грудь беззвучно плакала.

Быстро организоваться на свидание не вышло. А когда

пришел к ней на работу, сказали, что она скоропостижно

скончалась.

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

И вроде ничего у нас небыло, даже не помню имени, а

камень в душе ношу.

В Оренбурге пережил горбачевский «сухой закон». Что

можно сказать по этому поводу? То, что мы с друзьями его не

почувствовали. Думаю, многое зависело от местной власти.

Молва доносила «ужастики» из других регионов, а я кроме двух

случаев стояния на морозе, в длиннющей очереди за «пойлом»,

ничего сверхъестественного припомнить не могу. Да и само

стояние было визвано не желанием срочно выпить, а какими-то

непредвиденными обстоятельствами. Следует отметить, что даже

эпизодическое слияние с родственной по духу массой рождает

ситуации, невозможные в компании «идейных противников».

Так вот, стоим мы, притопывая, прячась друг за друга от

ветра (мороз с ветром в Оренбурге – страшная вещь), сквозь зубы

матеря власть. Маленький мужичек в побитой молью

каракулевой шапке с опущеными «ушами» оценивающе

посмотрев на меня приблизился:

- Слышь, братан, пойдем «бахнем» для сугрева. Сам не

могу.

- Куда?

- Да вот за магазином, со двора, в подъезд.

- Ну, пошли.

Зашли в подъезд пятиэтажки, спустились к закрытой двери

подвала.

- Держи, - вытащил из левого кармана пиджака «гранчак».

Правой рукой извлек из бокового кармана металлическую

емкость, похожую на лак для волос, над стаканом нажал на

распылитель. Белая пена в стакане превратилась в черную

жидкость. Протянул мне:

- Пей, не бойсь. Провереная штука, отвечаю.

Валерий Варзацкий

- Давай ты первый.

- Ну, как знаешь.

Двумя «заигравшими» руками опрокинул содержимое,

поднял на меня глаза, криво улыбнулся и съехал спиной по стене

прямо в лужу мочи под ногами. Я, акуратно переступив через

лежащего, вернулся в очередь. Через полчаса, не шатаясь,

пришел он, судя по всему ничего не помня.

Оренбург – лучшие годы моей жизни. Все складывалось,

прогрессировало, получалось. Пил много. Не ежедневно, как в

совхозе, но достаточно, чтобы не изменять себе, не превратиться

в противоположность.

Неизмеримо расширились география, интеллектуальный,

должностной уровень собутыльников. Если в провинции, в

гостинницах, в транспорте выбирать не приходилось то, прилетая

по научным делам в Москву и Ленинград сидел за столиками в

конспиративных

местах

с

директорами

научно

–

исследовательских

институтов,

архивов,

академиками,

многозвездными генералами.

Многих неприятно удивило, кое-кто не удержался от

злобных колкостей и прозрачных намеков, когда на защиту моей,

всего лишь кандидатской, диссертации, проходившей в Одесском

университете, прибыл, в качестве первого оппонента,

заместитель Самого «ГЛАВНОГО ИСТОРИКА» Советского

Союза?! Да еще в своей речи сказал, что «ГЛАВНЫЙ» знаком с

работой диссертанта…

Но ведь я никаких действий для привлечения к своей

персоне такого внимания со стороны «Небожителей» не

предпринимал. Просто выпивал с ними. Разве что тема вызывала

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

интерес. Вполне возможно. Диссертацию и сегодня, спустя 30

лет, активно продают в Интернете.

Да, все складывалось отлично, но гордыня и глупость

помешали. С должности и. о. доцента, за три месяца до выхода в

свет методички, недостающей для получения диплома

полноценного доцента, среди учебного года, преодолев

сопротивление парткома и ректора уволился. Уехал в Одессу и

неудержимо покатился вниз по лестнице успешной жизни.

Одесса - мачеха

Моя подруга, Таня Николаева, по-студенчески «Киса»,

знающая обо мне многое, как-то распекая меня за неправильную

жизнь (после пятидесяти лет мы поменялись ролями: раньше я ее

учил – теперь она меня…) бросила в сердцах, что все мои

проблемы не от пьянки, а от чего-то другого, что четко

сформулировать не смогла. Толи я плохой человек от рождения,

толи таким стал на старости лет.

Слова её привык не оспаривать. Может действительно

права – со стороны виднее. Но милая Киса никогда не знала

множества (все я не помню и сам) мелочей и деталей, в которых

присутствовал Змий (или Бес, если угодно) руководя моим

лишенным рассудка телом. Поэтому выношу на суд возможных

читателей вопрос: пянка или «что-то другое» сыграли главную

роль в том, что моя жизнь, по мнению окружения, не сложилась?

Пищи для размышлений будет достаточно, включая мелочи и

детали неизвестные подруге.

Тяжело, ввиду неожиданной смерти двоих друзей,

обещавших помочь, устроился в Институт связи. В следующем

учебном послали в Киев на шестимесячные курсы повышения

Валерий Варзацкий

квалификации. С моего университетского курса «повышалось»

трое. Человек 5-7 тоже были из Одессы. Одесситы, разумеется,

«заправляли».

Время было замечательное! Шел 1989 год. Свобода,

Независимость, Демократия ворвались в великолепные аудитори

курсов, словно холодный душ освежили наши хмельные головы.

В забитих до отказа холлах общежития смотрели по телевидению

Первый съезд Народных депутатов СССР. Сочувствовали

освистаному

академику

Сахарову.

Вопили:

«Смотрите!

Смотрите! Это наш однокурсник!», - когда с комментариями

выступал Глеб Павловский.

А пьянка? Как положено – каждый день. Или пили или

похмелялись.

«Одесса»

выпила

все

спиртные

запасы

«повышающихся» из социалистического лагеря. Поляки,

болгары, венгры попросили пощады. Дольше всех держался

вьетнамец, просивший меня за бутылку рисовой водки знакомить

его с большими украинскими слушательницами. Большие

женщины были его слабостью. Справедливости ради надо

отметить, что удовлетворял он их по высшему разряду. Все были

довольны, а одна, самая большая, за которую я получил две

бутылки, по секрету призналась: после вьетнамца – никого не

надо.

Я придумал неординарный метод добычи спиртного,

рассчитаный на любознательных, но не слабонервних.

Мой товарищь по комнате болел диабетом. Кололся сам.

Процедуре

предшествовал

ритуал:

кипячение

шприцов,

раздевание до трусов. Затем начиналось главное – введение

толстой иглы в ноги от колена до паха.

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Пот со страдальца лился ручьями, когда он много раз

пытался, но не мог загнать иглу в окаменелые, бугристые

мышцы. Когда, наконец, находил нужный миллиметр, выдавить

инсулин из большего шприца за один раз не мог. Бросал шприц

торчащим в ноге, вытирал полотенцем пот, выкуривал сигарету и

продолжал давить. Не помню, чтобы дело обходилось одним

перекуром. Наоборот, нередко, вконец обессилев от неудачных

попыток на ногах, бедняга в отчаянии бил шприцом в живот!

Этот «номер» валил с ног самых матерых, если судить по их

брехням, слушателей из Полтавы и Хабаровска, обитавших через

стенку.

Короче, мне пришла в голову мысль за зрелище брать

натурой – бутылку с человека. Провел необходимую рекламную

работу, одним намекая, что диабетики те же наркоманы, другим,

что после укола больному объязательно надо выпить. Ни

колющихся диабетиков, ни тем более наркоманов все кто

приходил, в глаза не видели. Успех шоу был потрясающим!

Расставание началось за неделю до окончания курсов.

Пили «по-черному», безпрерывно, круглосуточно. Вновь, как

когда- то в Ленинграде мы с Женькой Храмом остались одни в

общежитии, теперь оказались одни с другим однокурсником.

Проснулись, пол усыпан пустими бутылками, тишина. В здании -

ни души. Все разъехались.

Рванули на автовокзал. Он сразу прыгнул в автобус на

Одессу. Я попозже, с приключениями, в Доманёвку, где меня с

нетерпением поджидали двое «корешей», для совместной работы

по сбору орехов в лесополосах.

Как вспомню, так вздрогну! Четыре месяца почти

круглосуточной работы на коленях, обильно сдобренной

ежедневными возлияниями на чистом воздухе, в тени ореховых

Валерий Варзацкий

деревьев. Никогда бы не поверил – никакого похмельного

синдрома в настояном на орехах воздухе!

Как не забыть, как не вздрогнуть, если «кореша» мои

дорогие, «кинули» меня по полной, продав орехи, когда я уехал,

наконец, к первому октября преподавать в институт. Деньги

поделили между собой. Мне – «шиш».

Таков был первый опыт занятий бизнесом. Без сомнения и

водка затуманила сознание, помешала трезво оценить ситуацию.

Так что первые, большие по тем временам и запросам, деньги

потерял фактически из-за неё проклятой. И все же, все же то

были только первые цветочки мои, звоночки мои…

Вторые «выстрелили» подобно ранним тюльпанам у мамы

и зазвенели пасхальними колоколами весной, под конец учебного

года.

Помню голый, замотавшись в простыню на досках

вытрезвителя думал: «Боже! Что за напасть на меня?! Опять

конец года, опять беда…» А каким волшебным было начало дня!

Получил зарплату, заплатил партвзносы, излучая успешность,

солидно двинулся в отдел науки обкома для приятной беседы о

переводе с повышением в другой ВУЗ.

Вдруг навстречу друг:

- Пойдем выпьм по пятьдесят грамм

- Да мне в обком на собеседование…

- Чудак! Что нам будет от пятидесяти грамм? Тем более,

они все еще чумные, после «вчерашнего». Я вчера вечером

развозил их по «хатам».

- Ну, пошли.

В кафе над портом встретили двоих, закончивших истфак

двумя годами раньше. Как же не отметить встречу? Добавили

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

еще по пятьдесят. За мой счет. Те в ответ – бутылку на стол, чтоб

не бегать со стаканами. Потом – мы бутылку, от избытка чувств и

вспыхнувшей любви к старшим товарищам, городу, миру,

человечеству.

…Проснувшись в вытрезвителе голым, с горячки начал

стучать в дверь, чтоб выпустили. Бывалые предостерегли:

- Не шали. Схлопочешь по ребрам. Жди рассвета.

- Где же мои вещи?!

- Не волнуйся, все у дежурного в ячейке.

Из многочисленного «все» оказался только партбилет.

Кожаный болгарский портфель, японский зонтик, китайская

авторучка, итальянские солнцезащитные очки, редкие тогда даже

в Одессе часы «Ориент» японской сборки, перстень с чернью,

«обручалка», золотой браслет, деньги, паспорт, научные бумаги и

то, о чем не помню, ушли безвозвратно.

В ту минуту больше всего ощутил потерю записной

книжки. Надо было кому-то позвонить, чтобы приехали и

викупили. Не звонить же домой. В шоке забыл все номера. Всех

отпустили, а я еще три часа, умирая от похмельного синдрома

сидел, ходил возле дежурного босиком (туфли тоже исчезли)

пока он не смиловался и через справочную не узнал номер

телефона моего ныне покойного друга, земляка, редкой души

человека Олега Ковалева. Тот примчался на «Жигулях», забрал

меня в свои «апартаменты» сантехника на поселок Котовского и

«лечил» три дня крепленным вином, выслушивая мои душевные

излияния. Когда «добили» ящик «пойла» - отвез домой.

Что дальше? Рядовые члены КПСС, «отметившиеся» в

советское время с партбилетом в вытрезвителе, знают.

Информация шла в райком, оттуда – в парторганизацию. Итог –

«строгач» с занесеним в учетную карточку, если впервые и без

Валерий Варзацкий

отягчающих обстоятельств. Второй раз – «с вещами на выход» из

партии. Если без отягчающих обстоятельств.

Тогда еще не запивал, потому быстро собрался с мыслями.

Попробовал перехватить информацию на пути в институт.

Огромную благодарность в Царство Небесное направляю

Эдуарду Антоновичу Ашрафяну, доценту, в тот момент

исполнявшему объязаности заведующего кафедрой, моему

прекрасному старшему товарищу. Он сумел, за простой

«магарыч» клерку, изьять мою фамилию из информационной

ленты городского Управления МВД. Но не помню почему,

стопроцентной гарантии, что фамилия не попадет в институт,

клерк не дал. Тогда я принял решение уволиться и уехать в

Доманевку.

Смысл увольнения – выскользнуть из зоны компетенции

Одесского обкома партии. Мы справедливо полагали, что если

даже информация получит огласку, никто в другой области за

мной гоняться не будет.

Тем не менее, сильно переживал, дни тянулись «у мамы

под кроватью» как годы, пока наконец соседка, работавшая

заведующей сектором учета, не сказала мне, что учетную

карточку прислали. Значит, я мог и не увольняться…

Времени на раздумия хватало. Уже тогда зафиксировал

волнообразие своей жизни. Поскольку Оренбург был первым

опытом вузовской работы сравнил Институт связи с

Оренбургским педином. И там и в Одессе начинал ассистентом, а

уходил и.о. доцента среди учебного года. Из головы в сердце

перетекла горькая мисль: «Осталась еще одна попытка стать

«ваковским» доцентом. Последняя».

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

После «доманевского сидения» устроился на роботу вновь

в качестве ассистента. Привычно легко влился в коллектив.

После ГКЧП, 1 сентября 1991 года приехал в хорошо знакомый

Институт повышения квалификации «повышаться» от нового

ВУЗа.

Слушателей было удручающе мало. Одессу представляли

три человека – я, мой сокурсник и женщина – философ.

Компанию нам составили два арабиста из Махачкалы. От них с

удивлением узнал о киевской школе арабистики, начало которой

положил Агатангел Крымский.

Разговоры об Одессе и мусульманських традициях Кавказа

вели под. дешевые крепленные вина каждый вечер.

Кризис в межнациональных отношениях одесситов и

махачкалинцев случился, когда появились «купоны» и мы,

командировочные, оказались без них. Советские рубли одесситы

неосторожно пропили, надеясь на стипендию а купонов не

получили, так как были не киевлянами. Тогда Махачкала

выделила помощь рублями, и бежать за вином выпало мне. После

распития меня обвинили в неправильной сдаче. Карманов не

выворачивали, правоту свою я доказал, но горячий нрав

джигитов с берегов Каспия мы почувствовали. Отношения тихо

сошли на нет.

Отсутствие купонов и рублей не забуду никогда. Четыре

дня мы с однокурсником ничего не ели, пили воду из-под крана,

сигареты «стреляли» у прохожих, вполне серъезно намеривались

садиться с шапкой у станции метро.

Выручил наш историк Саша Лебеденко, работавший в

Переяславле – Хмельницком. Привез еду, курево, спирт.

Уезжали мы из Одессы советской, а возвратились в

украинскую…

Валерий Варзацкий

Обществоведческие кафедры закрывались, объединялись,

переименовывались, сокращались по штатам. Каждый боролся за

рабочее место. Этого я не уловил, а расслабленный ИПК (кстати,

мы были последним в истории набором) по-инерции продолжал

«отдыхать», увлеченно рассказывая собутыльникам о киевских

страданиях. Я бы даже сказал, пил с удвоенной силой,

наверстывая упущенное от безденежья в Киеве.

Тогда же, в конце 1991-1992 учебного года, произошел

поворотный в «питейной биографии», объективно трагический

для меня момент – первый раз из-за пьянки не пошел на работу.

Трое суток пили с другом Серегой в гараже. Как всегда

рассчитывал утром выпить пивца и «разогретый» выдать

шедевры словоблудия на лекциях, оставшись после занятий на

последнем в году заседании кафедры. Портфель со всем

необходимым для кочевой жизни ещё не запойного, ещё не

классического алкоголика, но «пофигиста» - пьяницы, был со

мной. Ничего не мешало тут же в гараже побриться, умыть рожу

и вперед! Но… видно на роду было написано другое.

С ночи чудом осталось полбутылки водки. Очень тяжко

было. «Выпью, - думаю,- пятьдесят грамм, все равно еще рано,

пивныые заведения закрыты, может легче станет». Стало

действительно легче. После второй – вообще хорошо.

- А может ну их на х…?, - говорю Сереге. – Все равно это

последние занятия, их половины не будет. А на кафедре будут

подводить итоги – обойдутся и без меня.

-Золотые слова! Ну, наливай третью, за тех. кто в море!

Без меня обошлись точно. Оказывается, на заседание

пришел проректор и в жестком противостоянии решали, кого

уволить, кого оставить. Результат: со всеми решили

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

положительно, большинству лишь уменьшив нагрузку, «за

бортом» оказался один я. Уволили по сокращению штатов.

Итак, первый раз по-пьянке не вышел на работу и был

уволен. Думаете, запил с горя? Продолжил, узнав о

случившемся? Ошибаетесь.

Во – первых, с горя я и сегодня, в шестьдесят три года, не

запиваю. Начинаю только в хорошем настроении.

Во – вторых, в сорок один год запоев еще небыло.

Что такое запой в моем исполнении? Минимум две недели

употребления водки по двадцать пять - тридцать граммов одним

глотком, запивая водой, закусывая печеньем (три - четыре

печенья в сутки). Каждое утро начинается с пива, в чьем-то

обществе, желательно «на хате».

За столом не «потухаю», но первые четыре - пять дней не

помню, как возвращаюсь домой. При этом не шатаюсь, веду себя,

по словам очевидцев, как трезвый, разве что бледный и немного

«заторможенный». Переступив порог, не раздеваясь, часто в

обуви устремляюсь в «койку».

Начиная с шестого дня, перестаю пьянеть, могу выпить до

трех бутылок водки за 24 часа, практически не сплю. Есть, просто

не могу, и, конечно, не хочу. Что-либо делать ни физически, ни

умственно не в состоянии. Беседую, если есть с кем. Тупо

смотрю «телек», если сам. «Пробивает» слеза восторга или

жалости.

«В

одиночку»

не

пью.

Личный

антирекорд

продолжительности – 45 суток, не считая «отходняка». Когда был

моложе, отходил за три дня, сейчас не укладываюсь и в неделю.

«Выхожу» всегда сам, без помощи медицыны.

Чуть не забыл чрезвычайно важную деталь: запои, у меня

лично, случаются всегда неожиданно. Никогда не знаю, что через

Валерий Варзацкий

5 минут или через час уйду в запой. Меня никогда не тянуло и не

тянет выпить. Я ненавижу вкус водки, содрогаюсь, когда кто-то

говорит: «Вот это классная водка! А вчера пил такую гадость!»

Для меня она вся – гадость.

Мой запой начинается с похмелья, а похмелиться хочется

после того, как вчера выпил не меньше бутылки водки. Были

сотни случаев, когда я не опохмелялся, чувствуя себя нормально

после умеренной вчерашней дозы, и не запивал

То есть запой, извините за сравнение, тяжелая «работа»,

требующая полной самоотдачи. Подчеркиваю, речь идет о

подобных мне запойных алкоголиках. Хотя, на самом деле, наш

брат чрезвычайно разнообразен в своих проявлениях, не говоря

уже о мириадах других видов пъяниц. В каждом есть и общее и

особенное.

Пока ограничусь тем, что отмечу: первая пъянка,

соответствующая личным параметрам запоя произошла 8 лет

спустя, и была очередной вехой в моей жизни.

А после того первого увольнения не по собственному

желанию, не запил, а начал активно искать работу.

«Пилигримъ»

Найти работу в 1992 году бывшим преподавателям

истории КПСС было непросто. Читая объявления в газетах,

обнаружил курсы аквизиторов (страхових агентов) в Доме

ученых. Поступил. На «экваторе» трехмесячного обучения

вияснилось:

организовала

курсы

страховая

компания

«Пилигримъ» для своих нужд. Но отберут только лучших, из

примерно двадцати – двадцатипяти курсантов. Если кого-то не

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

забыл, то взяли в компанию только меня и Игоря Райникова,

живущего ныне в Израиле.

Каждый раз после вечерних занятий мы с Игорем

возвращались домой через бар Дома ученых или через одну из

сотен «забегайловок», триумфально освоивших все углы,

подвалы, остановки.

Меня нарекли «инженером по рекламе», определили

рабочее место в Доме медработников. Там размещался главный

оффис компании и Генеральный директор Петков Виталий

Георгиевич, болгарин, 24-х лет от роду, обладавший быстрым

умом,

предпринимательским

талантом,

организаторскими

способностями. Филиал находился в Доме ученых.

На момент моего прихода в компанию, только заведующая

отделом кадров была ровесницей, остальные – моложе 30!

Постсоветская молодежь рвалась в бизнес, читала всякие

брошюрки об организации собственного дела, посещала

всевозможные семинары отпетых шарлатанов, жадно впитывала

непроверенную информацию, находя в ней то, что казалось

самым легким и даже приятным.

Например, создание в коллективе корпоративного духа.

Ну, какой «совок» или «новый украинец» - руководитель мог

пройти мимо этого полезного и, главное, приятного дела?! Дни

рождения, свадьбы, государственные, фирменные празники,

совместные проекты, просто успешные сделки отмечались с

русским размахом и расточительностью «дикого» капитализма

Я оказался за общим столом на третий день после приема

на работу. Речи были однообразные и трафаретные. Выдержав с

трудом всех ораторов, взял слово и експромтом в стихах

положил начало своей успешной, но трудной для печени,

Валерий Варзацкий

каръеры в «Пилигриме». Через месяц, на моем дне рождения,

Петков официально назвал меня «душой страховой компании».

Отделы, занимавшиеся непосредственно страхованим,

находились в Доме ученых, поэтому для согласования вопросов

рекламы продукта почти ежедневно прогуливался к ним с

Греческой, мимо оперного театра, через «Пале-Рояль» и Сабанеев

мост.

Совсем тогда «зеленые», холостые ребята (сегодня -

бизнесмены, правоохранители) находились на «вольных хлебах»,

вдали от зоркого глаза начальства. Разумеется, отдавались

всяким, свойственным молодости порокам, в том числе моему

главному. Поэтому, первый же визит завершился душевной

беседой «старика Варзацкого» (такую «кликуху» я получил) о

бурной молодости. Встречи стали частими, общение порой

затягивалось до утра, то есть моя работа и любимое «хобби»

слились воедино. Скажу я вам – счастлив тот, кто имеет такую

работу!

Многие одесситы, особенно живущие на «Поскоте», на

Канатной, Пушкинской, Базарной помнят рекламу СК

«Пилигримъ» В наружной, щитовой рекламе мы были первыми в

Одессе и вне конкуренции. Идеи мест размещения – мои.

Организация

изготовления

и

установки

(страшная

бюрократическая волокита) – моего заместителя, историка

Володи Петренка.

Компания стремительно развивалась. В старых стенах

стало тесно. Арендовали пятый этаж мореходного училища на

Осипова. Перестроили, переоборудовали, набили людьми,

оргтехникой. Не было дня без торжеств. Бедные язык и печень

работали на пределе возможностей.

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Появилась масса новых знакомых, расширился круг

собутыльников. Всегда, когда говорю слово «собутыльник» в

подсознании возникают две угрюмые личности, втихаря, молча

распивающие и тут же разбегающиеся, предварительно опустив

бутылку в урну для мусора. Было в моей практике и такое, но не

в «Пилигриме».

В компании я встретил и талантливых в своем деле и

образованых и начитаных и интеллигентных людей, любящих

выпить. Истинное удовольствие получал от общений с

бухгалтером Гришей, медиком Женей, специалистами по

страхованию Аликом и Юрой, коммерсантами Олегом и Володей.

Мой круг объязаностей предписывал постоянные контакты

со СМИ. С журналистской братией сошлись сразу и плотно,

вплоть до ночевок у одного из них после «перебора». Застолья,

случавшиеся по случаю гонораров за материалы о «Пилигриме»

переросли в дружбу, о которой вспоминаю с теплотой, но больше

с ужасом. Тут надо говорить, вдаваясь в детали и лучше чуть

попозже…

Вскоре я стал начальником отдела внешних связей.

Рекламная деятельность сохранилась за мной, в виде сектора

отдела, во главе с Петренком.

Я сконцентрировался на задаче, которую сам и

сформулировал Петкову: создание и контроль работы страховых

брокерских фирм (СБФ) за пределами Одессы.

Было создано 14 СБФ, в том числе в Киеве, Запорожье,

Черкасах, Севастополе, Каменце-Подольском. Объем работы

расширился до абсолютно неподъемных, силами отдела из

четырех человек, размеров. Но мы ведь не о работе, а о «хобби»,

верно?

Валерий Варзацкий

Я для того и создал отдел, чтобы ездить! Дорога – форма

моего существования. А если «приперчить» ее беседами под

бутылочку, то это просто предел мечтаний или «хобби» в

квадрате!

Для того чтобы ездить – надо транспорт. И вот я начинаю

разведывательно – охмурительные поездки на завод «Коммунар»

в запорожье. Цель – две новых «Таврии».

Все, кто ездил, да и все взрослые знают, что с пустыми

руками такие дела не решаются. Плюс к этому пъянка с нужным

человеком «до поросячьего визга». Сейчас пъянка уже рудимент,

главное – «зелень». Тогда, в 1994-м, по советской традиции, она

доминировала на первом месте а «зелень» - стыдливо, на втором.

Никаких шансов у «Коммунара» против «Пилигрима»

небыло. Наш кандидат исторических наук, с двумя высшими

образованиями, заставил «нужных» плакать, смеяться и чуть ли

не собственноручно собирать вне очереди «Таврии» цвета

«металлик».

Машины уже стояли в укромном месте на заводе, а я никак

не мог расстаться с заводчанами в гостиннице, возле театра по

проспекту Ленина. Слава Богу, приехали два водителя из Одессы

да силой вырвали меня у ребят, ни в какую не желающих

расставаться.

Всю дорогу до Одессы в одной руке держал бутылку пива,

а в другой – бельгийский револьвер. Вооружен был и Вова Бойко

– классный водитель, отличный парень. Под Запорожьем на

новые «Таврии» шла настоящая охота.

Вершиной блаженства от «погружения в хобби» стали

инспекционные поездки в регионы. Принимали как в Грузии по

щедрости и уважению, но шире по ассортименту развлечений.

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Сказывалась напряженная криминальная атмосфера тех

смутных времен. Бизнесмены, «новые украинцы» жили, не

загадывая на завтра, одним днем. За вечер спускали все, еще

далеко не олигархические «бабки». Они не умели и не хотели

разумно распорядиться ими. На фоне пальбы и взрывов над

страной неслось: «Гуляй, пока живой!»

Ой, как гуляли! Запомнились лишь фрагменты, вспышки

сознания в пьяном мозге от посещения Каменца – Подольского.

По дороге заехали на родину водителя Валика. Пил я один.

В Каменце пили вдвоем с директором СБФ. В «люксе»

гостинницы – вдвоем с Валиком. Отвезли в ресторан – пил в

компании.

Потом замелькали то ночь, то день, то пьем в скалах, то в

лодке, то у костра, стреляем по мишени, голые бабы танцуют,

соримся, шашлыки, заблудился в городе, танцы в баре…

Не помню, как вырвался из подольских объятий.

Проснулся на заднем сидении. Вечерело. За окном мелькали

какие-то возвышености:

- Где мы?

- В Молдавии. Это их горы Кодры. Я решил сократить

дорогу через Приднестровье. Так ближе до Одессы.

О горе мое, горе! У меня же револьвер, кинджал, доллары,

а там тлеет война! Чтоб ты згорел, хренов инициатор, далекий от

политики…

Останавливали вооруженные неизвестные много раз.

Откупался. Объясняли, как лучше проехать ночью, в условиях

отсутствия знаков. Но один раз что-то не сработало и на развилке

мы

повернули

не

туда.

Выручила

реакция

Валика,

затормозившего в трех шагах от оборвавшегося шоссе. Какая

Валерий Варзацкий

глубина провала – не знаю. Внизу шумела вода. Дохнуло

холодком смерти.

В период первоначального накопления капитала «по-

украински» существенно изменился феномен пъянства на

рабочем месте, если сравнивать с советским временем.

В СССР пили, прячась от начальства. Тут – во главе с

начальством.

Там

–

формально

присекалось.

Тут

–

приветствовалось (для дела…), поощрялось, финансировалось

(представительсукие расходы), вдохновлялось. Считаю, что это

серъезная тема для научной разработки.

Не забыть мне «Пилигримъ» - первую работу в

«нэзалэжний» Украине. В его становлении есть и мой вклад.

Однако то была «игра не в одни ворота». Я многому научился у

«пацанов» и чувствовал себя достаточно комфортно в

бизнесструктурах после исчезновения руководителей компании в

1995 году.

…Кстати, через много лет они опять появились в Одессе.

Это интересная, но иная тема.

Алкоголик двух тысячелетий

Период с 1995 по 2013 год изобилует множеством

«пьяных» историй. Для пьющей публики «вляпаться» в

очередную историю – обычное дело. Правильно сказано: «Свинья

свое болото найдет». Большинство приключений алкашей имеют

нехороший финал. Редкие – хороший, правда и тогда впору

добавить: «Хорошо то, что хорошо кончается».

В любом случае и хорошие и плохие истории

поучительны, подталкивают к мыслям о жизни и смерти, если

субъкт еще в состоянии думать.

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Переполняет чувство собственной «исключительности»,

словесно сформулированое в названии раздела. Поясню о чем

речь.

Не знаю, был ли алкоголизм в Европе в 995 – 1013 годах,

то есть на стыке первого и второго тысячелетий. Но что-то мне

подсказывает: едва ли «Змий зеленый» осознавался как зло

феодального города. Хватало чумы и холеры. Во всяком случае

«пъяная» тема в изобразительном искусстве и литературе широко

обыгрывалась виртуозами Возрождения, но это намного позже

начала второго тысячелетия.

Вывод: появление мемуаров «действующего» алкоголика с

более чем 55-тилетним общим питейным стажем, при средней

продолжительности жизни мужчин 20-30 лет, на стыке первого и

второго тысячелетий практически и даже теоретически

невозможно.

Рассмотрим с этих же позиций стык второго и третьего

тысячелетий.

Двадцатый (стыковой) век был в истории пьянства

ключевым, переломным. Две мировые войны, постоянные,

непрекращающиеся военные конфликты превратили флягу со

спиртным в заменитель грудного молока матери для мальчишек –

солдат. Содержимое фляги также успокаивало, создавало

иллюзию безопасности но, увы, для тех, кто выжил, становилось

проблемой в мирной жизни. Война заглотнула десятки

миллионов мужчин а отрыгнула миллионы алкоголиков,

породивших эффект снежного кома через единокровных и

«идейных» наследников и наследниц, фактически смертниц, так

как небогатой женщине избавиться от алкоголизма почти

невозможно.

Валерий Варзацкий

Все вместе, плюс суперприбыльный бизнес на пару с

политикой (пьющий не будет бунтовать) вытолкнули пъянку на

пик своего генезиса.

Почему пик? Да потому что Природа и человек, как часть

её – субстанция борьбы за выживание. Побеждает сильнейший.

Это же в полной мере касается и пороков. Объязательно победит

более сильный дурман. Обычный пъяница, пусть даже самый

страшный алкоголик, просто милейший человек, образцовый

семьянин, волевая личность, опора правопорядка по сравнению с

начинающим, «несистемным» наркоманом, не говоря о ТОМ, кто

идет на смену сегодняшним «нарикам», «благодаря» прогрессу

науки.

Чистый алкоголизм исчезнет максимум в следующем веке,

как в позапрошлом канули в Лету нюхающие табак, а в нашем

умрет массовое курение.

Итак, почему «Алкоголик двух тысячелетий»?

Выше я констатировал, что на стыке первого и второго

тысячелетий мемуарист пьянки со «стажем» более пятидесяти лет

появиться не мог.

На стыке третьего и четвертого – не появится, так как

пьянки к тому времени не будет, как не будет и нынешнего вида

людей.

Сегодня же, на стыке второго и третьего тысячелетий, я

один из немногих пишущий о пъянстве, «действующий» пъяница

– запойный алкоголик, с 57 – летним общим питейным стажем,

творящий в ДВУХ тысячелетиях в перерывах между запоями.

Почему один из немногих? Логика проста. В

христианских, пьющих странах братья по несчастью, родившиеся

в ХХ-м веке, начавшие пить пусть даже в 17 лет (я не помню

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

когда начал…), или умерли или вылечились. Если кто и пишет

сегодня – «дисквалифицировался», значит не ровня, не отвечает

критериям.

Кое-кто из братьев по насчастью, погарячившись

вызверится:

-Ты пигмей ё…й в сравнении с Достоевским, Хэмингуэем,

Ремарком, Липатовым, Ерофеевым!

- Не пигмей, кореша, – песчинка. Так тож ПИСАТЕЛИ! А

я хроник в двух смыслах! Въехали? Опять же, в ДВУХ

тысячелетиях никто из них не писал и не пил… полвека.

Эксклюзив-с? Исключительность? Как ни крути, получается так

…Ну, теперь все. Место в истории цивилизации

«застолбил», можно возвратиться к историям «пьяным» с 1995 по

2013.

В 1995 году в гостиннице «Черное море» останавливался

директор киевской СБФ Андрей. «Отдохнули» славно, как и

обычно. Ничем бы мне этот эпизод не запомнился, если бы в 1996

году, уже вновь безработный, без паспорта, без денег даже на

сигареты не проснулся я в том же номере под вечер – еще светло

было?!

Перед этим выпивали у дружка Сереги на Пастера, рядом с

университетом. Но университет-то недалеко от Дерибасовской, а

«Черное море» - почти возле железнодорожного вокзала…

Помните историю с аптекарем в Доманёвке? Тогда тот

вышел с ружьем, и мы вдвоем ломали головы, как я у него

оказался. Тут же я прождал в номере час, ожидая хозяина

(другого объяснения, кроме приглашения от какого-то знакомого,

не придумал…), убедился, что никаких чужих вещей нет, взял со

стола ключ, закрыл дверь. Оставив ключ в замке, спустился вниз

и мимо спокойных охранников ретировался из гостинницы. До

Валерий Варзацкий

сегодняшнего дня никто не спросил. «Ну, как ты тогда

добрался?»

В 1997 году Славик Крук, совладелец медицинской

компании «Into-sana», предложил мне возглавить отделение

компании на «Толчке». Я, в свою очередь, предложил поработать

вместе, уже упоминавшемуся выше Игорю Райникову.

Завезли

оборудование,

мебель,

сейф,

компьютер,

документы. Я разработал сценарий торжественного открытия с

приглашением СМИ.

С замом директора рынка уточняли последние детали и

вдруг он говорит:

- Когда начинаете охрану? Сегодня или уже завтра?

- Не понял, а вы что, не охраняете?

- Охраняем, когда с нами заключают договор. «Into» не

заключала…

- А как другие в таких случаях?

- Охраняют сами, но для этого, кстати, тоже нужен

соответствующий договор с нашей охраной. Тут, как я понимаю,

должна быть не только ночная, но и дневная охрана. Деньги в

кассу будут поступать постоянно и немалые.

…Что-то похолодело у меня в районе почек. Еще не

зуммер, а сверчок опасности просигналил перед моментом

неловкого молчания:

- Ну ладно, будем надеяться, что сегодня ничего не

произойдет, - промямлил, еще не зная, что и думать.

- Надежды юношей питают! – блеснул эрудицией зам, - у

нас тут редко какой день без кражи.

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Весь в тревожных мыслях возвратился в город, на Южном

рынке нашел грузчика Витьку, по кличке Дипломат. Выпили и

не успел я сформулировать суть вопроса, Витька перебил:

- Не лезь туда! «Кинут» и посадят!

Аргумент, как всегда у Дипломата, железный.

Позвонил Игорю:

- Поедь, забери все, что сможешь в машину и сдай под

расписку на фирму.

Утром поехал на Посмитного, в главный оффис, чтобы

потом, как ранее планировали, вместе с «тремя толстяками» ехать

на «7-й» проводить генеральную репетицию открытия отделения.

«Три толстяка» - кликуха, которую я дал Славику и двум

его компаньонам не за антропометрические данные (толстяками

они не были) а за то, что управляли компанией они из одного

кабинета. Да-да, сидели в одном кабинете!?

Не думаю, что этим подчеркивалась их человеческая

дружба и полная открытость друг перед другом. Скорее имели

место недоверие и взаимный контроль. Решение любых вопросов

с триумвиратом в три раза сложнее, чем с одним «хозяином».

Страдала оперативность, неизбежно теряла экономика, но им так

нравилось.

Как только я вошел в кабинет, один из них, впившись в

меня глазами прошипел:

- Вы чего не охраняли ночью объект?

- Это что, входит в мои объязанности?

- Я тебе покажу объязаности! Если что – нибуть пропадет –

«поставлю на счетчик»!

- Пошел ты на х… вместе со своим объектом! – реактивно

отреагировал я и рынулся на выход.

Валерий Варзацкий

- Подождите! – услышал просящие нотки в голосе

Славика, сквозь гром захлопнутой двери.

В голове, отяжеленной последствиями «визита» к

«Дипломату» помутнело. Боясь упасть в приемной, вышел на

воздух. Закурил. Прибежал Славик:

- Дмитриевич, что вы так расстраиваетесь, - начал было.

- Послушай Славик, - взял его за руку выше локтя, - ты

нормальный парень с небольшими причудами, как мы все. Я не

знаю, кто придумал этот «7-й», но точно знаю, что меня «держат

за лоха». Зачем, почему, как, тебя через меня хотят «вставить» не

понимаю, но точно знаю, что эти два твоих дружка тебя когда –

нибуть «кинут». Запомни мои слова, я в таких вещах не

ошибаюсь.

- Спасибо Дмитриевич, но вы хоть перевезите назад все,

что завезли туда.

- Самое ценное уже перевезли, для остального нужна

грузовая машина.

- Отлично! Сейчас распоряжусь. Привезете – рассчитаюсь

за работу. Все-таки много было сделано. Жаль…

Слово свое Крук сдержал. Заплатил нам с Игорем

неплохие деньги. Через какое-то время с дружками своими

бизнес разделил. Может прислушался к моим словам?

А у меня в памяти иногда всплывает вопрос, на который не

могу дать ответ: почему не нашли на мое место нового человека,

и так и не открыли отделение на «7-м»?

Какое отношение имеет пъянка к этому приключению? Ну

как же, не напейся я с «Дипломатом», не пъянствуй я с ним 10

лет до этого, неизвестно на каком километре «мест не столь

отдаленных» закончился бы мой «7-й» километр. Вот вам пример

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

того, как иногда, очень редко, пъянка приносит позитив. Еще на

порядок реже счастливый итог первого запоя. Послушайте эту

поразительную историю.

Знаковый для человечества 2000-й год ознаменовался для

меня возвращением на работу в сферу высшего образования.

Чудесным образом сложилось так, что меня назначили

заведующим кафедрой в одном из провинциальных вузов. Кроме

меня на кафедре было еще два кандидата наук – мужчина - юрист

и алкоголичка – историк, лишь числившаяся в штате для

количества. Остальные – без степеней.

Я, конечно, укреплял свой авторитет при помощи

испытанного оружия – застольного устного репертуара.

Собирались для попоек часто. Приятное предчувствие

очередного «чая» после занятий грело душу регулярно.

Приближалась сессия. У дверей кафедры возникли

плутовские физиономии желающих сдать досрочно. В зачетках

затрепетала «зелень». У первых трех-четырех я ее «не замечал»,

возвращая зачетку вместе с содержимым. Когда же прямо во

время лекции скромно, на цыпочках, вошла знойная брюнетка –

заочница и положила мне под нос зачетку, провокационно

обернутую «зеленью», как обложкой, я взорвался. Зачетка и

купюра в полете разлетелись в разные стороны. Первая – в дверь,

вторая – к студентам.

Не помню что я орал, не выбирая выражений (в бешенстве

так случается всегда), но больше никто не рисковал сунуться

напрямую. Нашли обходной путь.

Мужчина – юрист пригласил на ужин в кафе с отдельными

кабинками, где мы неоднократно «чаевали». Само приглашение

не вызвало подозрений. Подумал – очередная дата. Однако

ломящийся от яств стол насторожил:

Валерий Варзацкий

- Что сегодня празднуем?

- Начало нашего сотрудничества. Предлагаю за это

выпить.

Выпили. Чуть позже оказалось - каждый за свое.

- Вы один, как завкафедрой, имеете право поставить

оценку по любому предмету, относящемуся к кафедре. Но вы

новый человек, вспыльчивый, подходить к вам боятся. Давайте я

буду брать зачетки с направлениями, заходить к вам вечером

домой (квартиру я снимал через дорогу от работы) и без лишних

глаз и ушей все порешаем «за половину».

- Сколько ж моя половина?

- Десять «зеленых». Давайте выпьем за хорошую идею.

Выпили. Закусили молча – думая о своем.

- Ну и сколько же зачеток может быть?

- В принцыпе можно было бы и все принести, но надо же

что-то оставить читающим преподавателям. Поэтому 50

процентов - наши. Никто не обидится. Так делали до Вас. Все

были довольны.

- Хорошо, я подумаю.

- Только не долго думайте, народ волнуется. Вы слышали

анекдот, как Абрам…

Пошли анекдоты с его стороны. С моей – жизненные

истории. К анекдотам отношусь нормально, но болезненно

реагирую, когда кроме анекдота человеку нечего сказать.

Выпили очень много, просидели далеко за полночь. Он

был пъян, а я – ни в одном глазу. Уходя, прихватил со стола не

начатую бутылку, из тех, что сам заказал. Неудобно как то было

пить за его счет.

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Лег в кровать – не могу уснуть. Мысли разрывают голову.

Не о том «брать или не брать» а о том, как будут развиваться

события, если я не беру. Один на весь коллектив?! Они все

повязаны родственными отношениями и круговой порукой.

Городишко небольшой. Все друг-друга знают. Вспомнился

эпизод, когда приехал ко мне друг из Одессы, забывший

записную книжку с моими координатами. Ночью на вокзале

поинтерисовался у старушек – торговок, не знают ли они где

живет новый преподаватель истории из института. Что вы

думаете? Назвали дом, этаж и первую дверь направо. Даже если

теоретически допустить что «взял» - завтра будет знать весь

город. В случае опасности – на закланье отдадут «чужого».

Собственно, для этой цели я им и нужен-то, прежде всего.

«Чужими руками жар загребать».

Но дела мои не лучше, после разговора с юристом, если

«не беру». Фактически он предъявил мне ультиматум: или ты

«берешь» и работаешь или никаких гарантий относительно

продолжительности пребывания во враждебно настроеном

коллективе нет. После разговора я обладаю важной

компроментирующей информацией и превращаюсь в реально

опасного человека. «Кто не с нами, тот против нас»

«Только долго не думайте. Народ волнуется…» - зловещим

рефреном повторяла память. «Народ» - это кто? Наверное, те, от

кого он пришел? Поскольку все повязаны, то и ректор тоже?

Конечно! Без него тут ничего не решается. А родственники на

всех финансово – хозяйственных местах мне сразу «упали в

глаза». И личности, выходящие из кабинета. И фраза, сказанная

при знакомстве: « У нас тут бомжи – бывшие офицеры. За

бутылку водки – любого «уроют».

Валерий Варзацкий

Понял, что не усну. Поднялся. Налил водки. Первый раз в

жизни, «в одиночку», цедил по своих 30 грамм до утра (за всю

жизнь именно водку один пил считаные разы), десятки раз

«прокручивая» возможные, надо сказать, немногочисленные,

однообразные сценарии дальнейших действий.

Водка закончилась. Сценарий остался один – «смыться» в

Доманевку. Что я и предпринял не медля. Даже не написал

заявления на увольнение, не забрал трудовую.

Купив бутылку «крепляка» и печенья в дорогу, радуясь

принятому решению, «отключив» прошлое уехал в будущее.

Пустой дом встретил нежилым холодом. Мама умерла.

Квартирантов незадолго до этого с трудом вытолкал.

Выработанный годами «рефлекс на Доманевку» требовал

«захмелить» толпу и упиться до бесчувствия самому. Раньше

заезды, в силу множества причин (скорее всего, просто не

«созрел») не превращались в запой, личные характерные

признаки которого я описал выше. Теперь же после первого дня

дома (второго «пьяного») я, совершенно свободный от работы,

помчался утром испить пивца в бар напротив почты. Когда была

работа я быстро пил пиво и спешил, брызнув в рот освежителем,

в её дисциплинирующее лоно. И даже когда шлялся безработным

по злачным местам Одессы что-то мешало скатиться в запой. А

тут вдруг сладостно, упоительно – непринужденно покатился…

Первый раз. Зимой 2000 года.49 лет от роду.

Обычные пьянки и запой – небо и земля. Все без

исключения запои могли иметь фатальный конец. Не только и не

сколько от количества влитого, а от сопутствующих

обстоятельств, о которых знаю по рассказам очевидцев. Сам не

помню – был в режиме «автопилота».

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Кроме возможной «крышки» запой, «выход», очередная

адаптация, клятвы, оправдания, извинения, стыд, непоколебимая

уверенность что «больше никогда» наносят непоправимый удар

по нервной системе. Да-да, непоправимый, потому, что я не знаю,

как можно вылечить нервы. Может быть вы знаете?

Кстати, чтоб не забыть, выйдя из своего первого запоя, я

поехал за трудовой книжкой, думая, что меня уже уволили с

«волчьм билетом». Оказалось – нет. Начали уговаривать

остаться. Я не согласился, забрал трудовую с формулировкой «по

согласию сторон» и был таков. А через года два ректора и еще

нескольких посадили… Вот так первый запой сыграл несколько

косвенную, но позитивную роль в моей жизни.

Кое о чем из «запойного» хочу рассказать». Самую

малость, чтоб не бередить душу.

5 апреля 2001 года мне исполнилось 50 лет, а уже 7-го,

полупьяный, я вывалился на Киевском вокзале Москвы, куда

прибыл с важным производственным заданием от новой

«фирмы».

Не дали тут же ударить по «Жигулевскому», подхватили,

увезли, напоили родственники жены. На следующее утро

официально уехал «по работе».

Оказался у кровного брата Толика Липовецкого, которого,

если помните, спас от потери крови, дотащив до «Скорой», после

того как мы неудачно воровали водку на проводах в армию в

Доманёвке.

Толик пил со мной до вечера. Потом предложил поехать с

ним на ночное дежурство, а утром продолжить. Я отказался,

сказав, что съезжу на пару дней в Смоленск к университетскому

товарищу, «афганцу» Юрке Требину.

Валерий Варзацкий

Юрка принял, как положено. Трое или четверо суток

отложились в памяти несколькими проблесками реальности. Во

время последнего Юрка сказал, что меня уже ждет у подъезда

такси, которое он вызвал, как договаривались. Я этого не помнил,

но виду не подал. Обнялись. Простились.

Пьянь конченая мы оба! Разве можно мне было уезжать на

поезде, который прибывает на Белорусский вокзал в час ночи?!

Хорошо проводница сжалилась, продала мне бутылку и строго –

настрого наказала не отделяться от толпы, выходящей из поезда,

проскакивать, не останавливаясь, через вокзал, не приближаться

к таксистам, уходить темными местами подальше от вокзала и

ловить частника.

Получилось, как научила. Парень довез до цырка

Никулина на Цветном бульваре. Толя жил во дворах через

бульвар напротив. Его сторона, кусок квартала, куда я должен

был идти, почему-то не освещались. А был-то я у него днем, к

тому же первый раз, к тому же он меня встретил рядом с

памятником Никулину. Куда идти?

Пока еще спокойно расстегнул портфель, пошарил рукой

внутри в поисках записной и… обмер, вспомнив, что адрес и

телефон его были записаны на листке в папке с деловыми

бумагами, которую оставил, чтоб не потерять, у родственников

жены…

И силы сразу начали покидать. Захотелось лечь прямо на

скамейку. Невероятным усилием воли (неужели еще остается в

таком состоянии) заставил себя перейти бульвар и войти в

темноту, абсолютно не представляя зачем. Скорее всего, прятался

во тьме.

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Уткнулся в здание и, ощупывая его левой рукой, начал

двигаться вправо. Дойдя до угла, двинулся вдоль торца,

получается во двор. Впереди, в глубине двора, увидел широкую,

освещенную с улицы и изнутри, стеклянную дверь. В холле за

столом сидел человек в форме охранника. Я постучал.

- Что надо? – недовольно «рявкнуло» переговорное

устройство.

- Извините, я приехал из Одессы (последнее слово -

магическое, выручавшее не раз) к своему другу, но потерял его

адрес и телефон. Он живет где-то тут рядом…

- Я что вам бесплатное справочное бюро?

- Вам ненадо звонить в «справочное», - в хмельной голове

неожиданно вспыхнула фантастическая идея, - наберите Одессу,

пусть жена посмотрит в тетради рядом с телефоном, на первой

странице адрес и телефон. Это секундное дело. Я вам заплачу!

- Давайте номер в Одессе.

Через несколько минут все проблемы были решены. Он

еще и разбудил Аллу, жену Толика. Та вышла за мной из

соседнего дома.

Утром испытал шок на фоне запоя (смесь страха и

нежелания жить), когда Толик пришел к выводу, что обойти дом

на Цветном справа я не мог, так как там роют котлован за

высоким забором.

- Клянусь, я шел, держась левой рукой за здание, вправо!

- Ну, идем, убедишься сам.

Деревянный забор к углу здания, где я на ощупь повернул

налево, ВПЛОТНУЮ не премыкал. Со стороны Цветного

оставалась щель шириной около метра. Войдя в щель, я попал на

узкую полоску земли между торцом слева и котлованом справа.

Валерий Варзацкий

На этом уступе я и разминулся со смертью. Шансов уцелеть

практически небыло.

- Оп-па! – только и выдавил друг. – Пошли в «стекляшку».

Там Виктор Павлович уже заждался.

Виктор Павлович оказался приятным в общении коренным

москвичем наших лет. Пили на воздухе, выпивку вынося из

«стекляшки». Тут Толя куда-то заторопился, велев мне не

стесняться и идти к нему, если он через пару часов не

возвратится. Дочка – инвалид постоянно дома.

Вдвоем посидели с часок. После недельной пъянки без

«закуси» меня начал «пробивать» аппетит. Так иногда во время

запоя бывает. Есть, все равно не могу, разве что пару кусочков

чего-то, но кажется, что съел бы много.

- Виктор Павлович, а нельзя ли где-то пельмешек

перехватить?

- Если деньги есть, можем купить, зайти ко мне, сварить.

Купили, зашли, сварили. Огромная кухня в огромной

квартире (его отец был начальником союзного уровня по

химической промышленности) располагала к любимому занятию

– задушевной беседе о жизни.

Только я, закусив пельмешком, хотел начать как хряснула

входная дверь (хозяин, сжавшись, побледнел), раздались

быстрые, тяжелые шаги и на пороге кухни возник бритый, с

пудовой золотой цепью на шее, в кожаной куртке, спортивных

штанах.

- Это кто?! – рыкнул басом из-под сломаного носа.

- Это мой товарищ, профессор. Мы уже уходим.

- Пять секунд до двери! Раз! Два!

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Виктор Павлович махнул рукой в сторону выхода и

помчался впереди меня. Я рефлекторно – за ним, успев схватить

портфель. «Пять!» мы уже не слышали.

Во дворе стоял «Джып» бритоголового. Из салона неслись

блатные записи, мат, истерический смех проститутки.

- Сынок мой, будь он неладен,- плюнул Витя. – Скажи

честно, у тебя деньги на пропой есть?

- Есть!

- Поехали ко мне на дачу в Фирсановку. Там благодать.

Два этажа, два телевизора, банька, у соседа самогон на клюкве.

Наверное, есть питейно – лингвистическая связь между

словами «клюква» и «наклюкались». Сосед был за «третьего» и

за «гонца». Говорили, плакали у телевизора, дружно падали по

кроватям, ползали к туалету, не умывались, не брились, не

убирали, не открывая окон безпрерывно курили, пили, пили,

пили…

Однажды утром я услышал из телевизора день недели и

число. Начались угрызения совести, переходящие в отчаяние,

пьяные слезы, удушающее чувство вины перед дочкой. Вместо

того, чтобы ей что-то привезти из Москвы, все пропил. Что

сказать, как смотреть в глаза родственникам жены, хорошим

людям, по-человечески принявшим меня?! Они уж точно заявили

в милицию, позвонили в Одессу. Ведь прошло ДВЕ (!) недели как

я от них вышел…

Не буду рассказывать как «разрулил» ситуацию. От этих

воспоминаний становится плохо, болит голова, подымается

давление.

У Виктора Павловича взял номер телефона, обещал

позвонить, когда буду в Москве. Приезжал на день в 2003 году.

Звонил. Трубку не брали.

Валерий Варзацкий

При первых запоях жена в квартиру пускала, правда

«чистила» карманы, когда я «отключался», бросив старое пальто

на пол в кухне. Потом из карманов, вместе с остатками денег,

начали изыматься ключи. Утром своими ключами открывала,

грозилась что не впустит, если вечером явлюсь пьяным, но всеже

открывала.

В один из дней я был на «автопилоте» (помните, я

рассказывал, что по мне внешне не видно состояние «без

памяти»). Она открыла железный тамбур на две квартиры,

открыла входную дверь, поняла, что допустила ошибку и со

словами «Иди, где был!» толкнула меня в грудь.

Потом рассказывала, что я как стоял ровно, так и упал, не

подгибая колен на спину, головой в стальной уголок тамбурной

двери. Кровь брызнула как сок из гнилого помидора. Потом с

дочкой отмывала стены, пол.

Хирург определил сотрясение мозга, сказал, что если бы

голова была чуть-чуть повернута то…

Наученая опытом, жена в следующий раз тамбур не

открыла, и я ночевал, не помню где.

А потом не стал испытывать судьбу и, напившись, домой

перестал приходить, благо, имел корешей с жилплощадью, но без

жен.

Почти все они уже на том свете. О каждом можно

рассказывать сутками. «Все они красавцы, все они мерзавцы», с

любовью сказал бы о моих покойниках Высоцкий.

Но об одном – талантливом, неординарном все же

расскажу. Слишком уж зацепила душу его сломаная жизнь.

Выше я упоминал о «Пилигриме» и журналистской

братии, которую курировал. Среди них был старый холостяк,

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

радушно принимавший коллег, соседей, знакомых, незнакомых,

но с «бухлом». В случае чего можно было «тормознуться» на

ночь. Если повезет – будешь спать на скрипучем диване. Не

повезет, кто-то опередил – с кулаком под голову на полу.

За хорошую рекламу кто-то из благодарных заказчиков

подарил

хозяину

квартиры

пневматический

пистолет,

стреляющий металлическими шариками. «Данайским даром»

оказался тот пистолет. Напившись, мой дружбан начал стрелять

по котам, десятками вившихся вокруг «мамы» - сердобольной

старушки – соседки, подкармливавшей их.

Стрелял по котам, а попал в окно соседке. Не убил, не

ранил а «менты» явились мгновенно. Поволокли в участок. Тот,

начал угрожать, «качать права». Надели на голову целлофановый

мешок, «успокоили» дубинкой. На беду оказалось, что он писал

какие-то критические материалы об этом отделении. И пошло и

поехало…

Я в то время устроился на работу в другом городе и ничего

не знал. Звонил несколько раз – телефон не отвечал. Когда

приехал, сказали что сидит в тюрьме. Через два с половиной года

вышел.

Пришел к нему через два дня после освобождения.

Поразил не внешний вид, чего ожидал, а поведение. Сидел и

молчал, изредка поглядывая на меня затравленно – жалкими

глазами. Не забыть мне их.

Недели через две я вновь приехал, уже с бутылкой. Застал

нескольких новых, с каким-то незнакомым поведением

личностей. Он, правда, уже разговорился, но все равно это был

другой человек. Что-то серъезно изменилось в психике.

А потом как-то ночью зашел к нему пьяный, надеясь

переночевать. Он сидел в компании двоих собутыльников.

Валерий Варзацкий

Увидев, что диван свободен, я только успел показать пальцем в

сторону дивана и «вырубился».

Проснулся от каких-то странных звуков. Открыл глаза и

увидел в телевизоре половой акт гомосексуалистов. В комнате

было темно, но света от телевизора хватило, чтобы увидеть

происходящее на его диване. Там занимались тем же, что и в

телевизоре.

Передать чувства, охватившие меня, невозможно. Понял,

что его в тюрьме «опустили». Хмель начисто вылетел из головы.

Я не поднялся, а выпрыгнул из дивана, плечем вышиб

хлипкий английский замок входной двери и в полном смысле, не

чувствуя ног, пролетел на первый этаж, пронесся через двор,

остановился, услышав сердце за квартал от проклятой «хаты».

Часы показывали 2.18.

Через несколько месяцев его изуверски зарезали. Как

сказал знакомый «мент» - не поделили сексуальные партнеры.

Конечно, трагических финалов на почве пьянки – море. Но

когда пьяная смерть происходит рядом в такой извращенно –

жестокой форме, ужас способен лишить разума.

Пропитое, потерянное…

Не хочется считать пропитых денег. Становится не по

себе, тем более что количество «нужных» «возлияний» вряд ли

превысит один процент за всю жизнь после окончания школы. И

все же, коль скоро мой печальный опус имеет нравоучительно –

познавательный характер, дам «наводку» примером для

умозаключений желающих.

Находясь на пенсии, в стесненном финансовом положении,

умудряюсь запивать 4-5 раз в год. Запой оборачивается потерей в

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

среднем около 1000 гривен. Дальше, кто хочет, может подсчитать

сам, с учетом всевозможных корректировок (возраст, зарплата,

работа), сколько я пропил за свою жизнь. Уверяю, у вас

получится гораздо меньше, чем было на самом деле. Ясно одно –

речь идет о сотнях тысяч в гривневом эквиваленте.

Очень ощутимы материальные потери. Я уже рассказывал

– о добровольно – принудительном «освобождении» от вещей в

вытрезвителе. Волнительную легкость карманов и запястий после

онного заведения пришлось ощутить 4 раза… На «пьяных»

дорогах остались больше десятка портфелей, «дипломатов»,

сумок со всем содержимым, штук 15 зонтиков.

«Достали» своими исчезновениями перстни.

Кроме пропавших в вытрезвителях, один отдал частнику,

подвозившему за город, вместо денег. Щедро, конечно, но,

возможно, спас свою жизнь. Будучи сильно пьяным, только за

городом услышал характерное покашливание «зэка» на заднем

сиденье. Деньги были и много, но в портфеле, среди бумаг. Забыл

положить необходимую сумму в карман. Шарить рукой в

портфеле было опасно. Времени на раздумия – секунды.

Сообразил, что отдать перстень – дешевле выйдет.

Другой украл, как я понял позже, друг собутыльника, пока

тот жарил картошку в кухне, а я бегал за бутылкой. Перстень

находился в кармашке портфеля вместе с визитницей, ключами.

Я всегда прятал его туда перед пъянкой, чтобы не привлекать

внимание. Изящный был, классно сработаный. Долго потом

искал подобный, но тщетно.

Да, так портфель я оставил в комнате, где сидел,

уставившись в телевизор, незнакомец, а мой собутыльник ушел в

кухню одновременно со мной. Тому в комнате хватило 5 минут

Валерий Варзацкий

моего отсутствия – киоск со спиртным был в буквальном смысле

в трех метрах от двери квартиры.

Еще обратил внимание, что он почему-то нервничал,

прятал глаза, когда сел с нами за стол. Но подумать, что он уже

успел «пошарить» в портфеле я не мог.

Потом я поделился подозрениями с собутыльником. Он

сказал, что вполне возможно, так как и у него что-то пропало

после посещений дружка.

И все же, самые обидные, горькие, возмутительные кражи

происходили в моем доме в Доманёвке.

Перстни, как обыкновенный «совковый лох» я прятал в

место известное любому вору – любителю – выдвижной ящик

письменного стола.

Сидит компания из 4-х человек у меня в кухне: я,

знакомый с женой и племянницей. Он шепчет мне на ухо: «Где

туалет?» На улице темно и я отвечаю: «Пойдем, я тебя провожу».

Подымается. Я беру помойное ведро. Вдвоем выходим из

дома.

Сколько на это надо времени? Ну, пусть 10 минут, потому

что он еще перекурил, а я «чесал язык» рядом. Может, это было

специально – курить? Не знаю. Но меня вдруг прожгла мысль о

перстне. Оставив его на пороге докуривать, пошел сразу в

комнату, выдвинул ящик стола, не зажигая свет, проверил

укромное место. Перстня не было!

Я влетел в кухню, начал орать, материться, требовать,

чтобы вернули. Они божились, плакали…

Потом всех прогнал, зарекался про себя никого в дом не

водить, чуть «крыша не поехала» от отчаяния и человеческой

подлости.

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

В Одессе, в фирменном магазине ювелирной фабрики,

купил точно такой же перстень.

А через 4 месяца сестра Майя прийдя ко мне обнаружила

уставленный пустыми бутылками стол в кухне, незнакомого

мужика, рассматривающего у открытого книжного шкафа книги

в комнате, где стоит известный письменный стол и меня, одетым

спящего в спальне.

На вопрос, что он тут делает, ответил, что я разрешил ему

выбрать из шкафа книги для чтения.

Книги остались на месте, а перстень - двойник исчез.

Не помню, кто это был, давал ли я разрешение на книги, но

в одной из книг хранились деньги, по той же «совковой»

привычке полуинтеллигентных «лохов». Думаю, их то он и

искал, но помешала Майя.

Еще об одной душераздирающей потере хочется

рассказать.

Приехал я в Доманёвку зимней ночью. Иду мимо магазина

«Визит». Из-за угла из темноты:

- Валерчик! Выручай, брат!

- Кто там? Я ни х… не вижу!

- Это я, ты, что не узнаешь? – Из темноты, пошатываясь,

возникла сгорбленная фигура бывшего одноклассника.

– Дай на шкалик. Я в запое.

- А жрать хочешь?

- Да кинул бы в рот что - нибуть.

- Подожди тут.

Я развернулся, вошел в магазин, взял две бутылки водки,

сигарет, еды и мы пошли ко мне. Он много рассказывал о своих

приключениях, о работе в разных концах бывшего Союза и за

границей.

Валерий Варзацкий

Я растопил печку, водка и тепло расширяли душу,

наполняли сердце любовью и доверием ко всем, хотя, конечно,

знал, что с этим человеком откровенничать не следует.

Тем не менее, случилось то, что случилось – я, рассказывая

о своих перепетиях, показал в подтверждение слов револьвер.

Помню, после этого положил его под подушку в спальне.

Проснувшись ночью, головой почувствовал, что револьвера нет.

Вскочил, зная о своем «автопилоте» перерыл весь дом, летнюю

кухню, сараи, подвал.

Пошел к нему. Конечно, полный отказ.

Мне бы, дураку, не к нему, а прямиком в милицию, ведь

оружие было зарегистрировано на меня, но я его пожалел. Он

меня ограбил, а я его пожалел. Вот так всю жизнь…

Сколько потом денег, сил, нервов пришлось потратить,

чтобы замять дело в органах, не спрашивайте.

Пишу сейчас и вновь переживаю, волнуюсь, не понимаю

как же так можно?! Верно сказано: добро наказуемо. Всегда знал

об этом, всегда делал добро и ожидаемо получал в ответ

«гранату».

Сейчас еще одну печальную историю на тему пьянки,

добра и зла расскажу.

Был у меня в Доманёвке дружок по выпивке Юрка, по

кличке Бунтик. Внук тети Тани, многодетной вдовы, школьной

уборщицы.

Сама тетя Таня, ее дети были органической частью нашей

семьи. Дети были намного старше меня, поэтому, едва начав себя

осознавать, я увидел Альвину, Валю, Шуру, Галю стоявших с

чашками в руках возле моей мамы, доившей корову. Кстати,

кроме них парное молоко прибегали пить дети бедствующего

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

каменщика, жившего по-соседству. Сейчас у них обеспеченая

старость. Их дети и внуки очень богатые, не только по меркам

Доманёвки, люди. О парном молоке мамы недавно напомнил мне

старший из братьев, сыновей того каменщика. Сказал, что до

смерти не забудет нашу корову

Приветливый, теплый домик тети Тани я тоже не забуду

никогда. Как только я переступал его порог, меня обволакивал,

приятно щекотал нос запах свежих стружек, древесной смолы

струившийся в коридор из открытых дверей мастерской

школьного плотника дяди Васи Годы. С тетей Таней они делили

принадлежавший школе домик на двоих. У неё – смежные

кухонька и комната. У него – столярка.

Самое раннее воспоминание о комнате тети Тани такое: я

сижу под столом и снизу – рассматриваю плакат над ее кроватью.

На плакате изображение стремительно рвущихся ввысь

реактивных самолетов. При этом, как я теперь понимаю, то были

самолеты будущего – остроносые с треугольными крыльями,

струями огня из турбин.

Юрка был лет на десять младше меня. Отец, жестокий

«кацап», беспощадно лупил мать, которая прибегала прятаться к

нам. Наверное, ежедневно попадало и Юрке. Надо сказать –

поделом. Характером пошел в отца. Рос бандитом.

Первый раз сел «по малолетке». Второй раз не помню за

что, но из заключения приехал с женой и прямо с автовокзала не

к себе домой, а к нам – показать жену. Симпатичная, скромная

девушка, дурочка, поверившая «зэку». Вскоре с «фонарями» под

глазами убежала к маме.

Третий раз сел за смерть брата любовницы погибшего,

когда они втроем превернулись в «КАМАЗЕ», на котором Бунтик

работал водителем.

Валерий Варзацкий

Отсидев, больше на работу не устраивался. Пил, занимался

какими-то темными делами, связался с наркоманами.

Чем он занимается, есть ли у него деньги меня никогда не

интерисовало. Жил я тогда в Одессе, домой приезжал

«оторваться». Нужен был бездельник – собутыльник. Я

«затаривался» выпивкой и закуской, спускался в переулок,

параллельный моей улице Ленина, где он «бичевал» в

дореволюционном еврейском доме на пять семей. Обстановка,

быт жильцов очень напоминали мне сюжеты быта персонажей

фильма Германа «Мой друг Иван Лапшин».

Начинался «праздник». Еще живая тогда его мать – тетя

Валя, помня все доброе о моей семье, нам не мешала. Пили

неделями за мой счет, благо самогон передавали через забор, а

деньги я давал за пять бутылок наперед, чтобы не тратить время

на хождение туда-сюда вокруг дома.

Не знаю, может у него были какие-то остатки совести, но

пару раз за все годы он бормотал что-то типа: «Будут у меня

«бабки» я тебе тоже «выставлю».

И вот, в один прекрасный летний день, ко мне подъезжает

хороший знакомый из райадминистрации в сопровождении

незнакомца. Оказалось, тот будет очередным главой района. Все

согласовано, осталось только «прилить» удачу. Нужен третий и

место.

Какие вопросы?! Водка - при них, под каштаном – стол,

закуска - в моем холодильнике. Двадцать минут – и пошел

первый тост.

Вдруг, скрипнула калитка. Смотрю – Бунтик ползет. Я к

нему наперерез:

- Ты шо нэ бачыш? У мэнэ люды!

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

- А я шо помишаю? Я нэ «пустый» - з бутылкою, як

обищав.

- Сьогодня нэ можна. Цэ нэ мои сэкрэты. Воны з

Николаева.

- Ты бач якый ты сэкрэтный. Шо брэзгуеш мною? Ну,

дывысь, шоб нэ пожалив.

Криво, злобно усмехнулся, повернулся, придерживая

бутылку за поясом, поплелся назад.

Вскоре я уехал в Одессу, где меня настигло сообщение,

что дом вновь ограбили.

Помчался обратно и был поражен масштабами налета.

Кроме множества мелочей вытащили телевизор с тяжеленным

стабилизатором, стереопроигрыватель «Аккорд» с колонками и

пластинками, магнитофон с дорогими мне записями через

микрофон, мраморную настольную лампу, кресла, стулья, ковры,

торшер.

Работала группа, очевидно, был транспорт. «Менты»,

разумеется, ничего не нашли.

Беру бутылку, иду к Бунтику. Жалуюсь на сволочей, судя

по всему, своих. На половине третьей бутылки он, как обычно, не

глядя в глаза, цедит с ухмылкой сквозь зубы:

- Я знаю хто тэбэ «выставыв».

- Хто?

- Олька Ряба. А «навив» я, за то, шо ты мэнэ за стил нэ

пустыв.

Я отреагировал мгновенно недопитой бутылкой по голове.

Странно, но он даже не потерял сознание, только упал с

табуретки.

Валерий Варзацкий

Больше дел с ним не имел. Приползал (от пьянки и

курения отказали ноги) несколько раз просить деньги или

выпить, но ничего не получал.

Потом умерла (или убил, шептали соседи) мать. Потом

наркоманы выбросили на улицу из квартиры. Лежал в лохмотьях,

согреваемый верными псами, на пороге бывшего кинотеатра. Там

же в морозную ночь «сыграл в ящик».

Не долго пережила его моя бывшая ученица и довольно

близкая подруга молодости Олька Рябая. Атаманша и

сожительница наркоманов скончалась от СПИДА.

Всего мой дом грабили 4 раза. Нет ни малейших сомнений

что делали это собутыльники.

Отдельной, особенно болезненной при воспоминаниях,

графой потерь стоят книги. Прямо или косвенно в «огне» пьянки

«сгорели»

сотни

ценнейших

томов,

которые

собирал

десятилетиями.

Возглавляет

скорбный

перечень

84-томный

«Энциклопедический словарь Брокгауз – Ефронъ» ХIХ века

издания, который я купил, будучи студентом в приснопамятном

«Доме книги» на Дерибасовской. За словарем, по ценности,

следует роскошный 8-томник Лависса и Рамбо «История ХIХ

века», изданый в самом начале ХХ века. Прижизненные издания

Ленина, Сочинения Сталина в 13-ти томах, Полное собрание

сочинений Ленина в 55-ти томах, раритетные «Эстэтика» Гегеля

в 2-х томах, «История философии» Фейербаха в 3-х томах,

Сочинения

Рикардо,

все

четыре

советских

издания

«Дипломатического словаря», «История дипломатии» в 5-ти

томах, «Большая Советская Энциклопедия», «Украинская

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Советская Энциклопедия», множество отраслевых словарей

«ушли» на водку.

Собрания сочинений Пушкина и Гоголя, Достоевского и

Толстого, Шишкова и Шолохова, О’Генри и Хэмингуэя,

Лондона,

Стендаля,

Горького,

десятки

художественных

произведений исторической тематики пригодились «на закусь».

А «на диссерт» всегда уходили любимые альбомы по

изобразительному искусству, которые привозил со всех городов,

куда меня заносила жизнь, да дорогие сердцу томики стихов…

Пьянка ненасытно «пожирает» время. Мы, запойные

алкоголики, не знаем утро или вечер, какие число и день недели.

Изумление, что уже февраль, после зимних, или июнь, после

весенних праздников – дело вполне обычное. Таким образом,

запой не только вред здоровью, но и ускоритель времени, фактор

приближения смерти. Впрочем, кто из нас об этом думает?

Чудеса происходят с памятью. То, что просто

«отключаешься», ничего не помнишь на следующий день – не

удивляет. Но то, что можно забыть имя девушки, которую любил,

правда являлся к ней только пьяным, мягко говоря, удручает.

Пьянка

сводила

меня

со

многими

известными,

талантливыми и даже гениальными людьми. Америку не открою

- чем талантливее человек, тем плотнее его «сотрудничество» со

Змием. Именно сотрудничество, я не оговорился, ибо опьянение,

для каждого в своих комфортных дозах, или психологический

подъем после выхода из запоя – явления, мощно стимулирующие

творчество, работоспособность, желание жить. Это касается

исключительно этапа сотрудничества. Все, что за его рамками –

тихий ужас!

Депутаты, крупные чиновники и предприниматели,

напившись,

превращаются

в

отвратительные

создания,

Валерий Варзацкий

способные на гениальные по своей уникальности пьяные

выходки, зачастую преступные или на тонкой грани между

жизнью и смертью. Не хочу рассказывать, что они вытворяют

упившись. Тянет на рвоту. Отмечу лишь, что опыт пьянок в таких

кругах весьма полезен для тех, кто изучает вырождающийся вид

– современного человека.

Гораздо более интересно «на дне», среди «бомжей» -

отставников, бывших «ментов», моряков, учителей, артистов,

стариков, изгнанных из дома детьми, обманутых аферистами,

проигравшихся в азартные игры, пропивших все.

Интересна еще одна, незаметная, мало исследованная

категория сильно пьющих - «тихие алкоголики». Они хоть и

антиподы нам, запойным, но общение с ними всегда доставляло

мне удовольствие, равно как и поражала их способность при

голых стенах умудряться каждый день «глотать» шкалик. И это

невзирая на жесткий контроль строгих жен или старых матерей,

больше всего на свете боящихся умереть раньше сыновей,

немедленно отправляющихся за ними.

Одесские «бомжи» в районе «Южного рынка» меня знали

и называли «профессором». Каждое утро, проходя мимо них,

«больных» после обычной бурной ночи, я молча, стараясь не

прикасаться, подавал ближайшему мелкую купюру. Постепенно

приучил. И когда небыло ничего в кармане, виновато разводил

руками, думая, что обиделись. Но каково было потрясение, когда

увидев мою помятую, после вчерашней пьянки, физиономию, от

горячих труб теплосети, шатаясь, рванулась ко мне «бомжиха» с

червонцем, зажатым в грязном кулаке:

- На, профессор! Разгладь «фейс»!

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Конечно, «по трезвянке» я бы с ними не общался. Да и

сильно пьяным в их стаю не попадал. Приходил «на отходняке»

после запоя, с бутылкой, чтобы послушать невероятные истории

рассказываемые «бомжами» - интеллигентами.

Запомнилась одна, вроде бы не выдуманная, так как

дополняли, поправляли, спорили все «хором».

Нашли они в мусорном контейнере валенки. Один

попытался обуть. Но что-то внутри мешало ногам. Оказалось –

доллары. По 3 тысячи в каждом. Что с ними делать? Явно кто-то

собирал для чего-то. Может на операцию? Или на похороны?

Выбросил кто-то другой, не знавший, что они там. Вроде бы

проще пропить толпой, но пока пропьешь такую сумму то либо

сдохнешь, либо загремишь на нары. От «баксов» добра не жди.

Решили найти квартиру, с которой выбросили обувку.