"Вы просто не знаете, куда смотреть". Часть вторая: "Ведите себя правильно"

Глава 18. Никто Кальвадос

— Зря вы так расстраиваетесь, — сказал я Училке. — Радоваться надо.

— Чему тут радоваться? — она понюхала стакан с виски и поставила его на стойку. — Как вы это пьёте, гадость же…

— Употребление виски требует привычки, позволяющей чувствовать вкусы за крепостью. А радоваться надо записке. Похитители обозначили цель. Значит, скорее всего, с ребёнком не случилось ничего действительно страшного.

Я снова вспомнил распятого на полу комнаты Калдыря. Тот, кто это сделал, не стал бы писать записки.

— Что мне делать, Роберт? Соглашаться?

— А почему нет? Никого нельзя сделать счастливым насильно. Если они так активно не хотят…

— Не хотят родители, а не дети, — упрямо сказала Училка. — Уверена, если бы я сумела преодолеть сопротивление администрации и Завода, то вполне можно было бы организовать здесь заочный филиал какого-нибудь колледжа. Есть федеральная образовательная программа… Вот, например, ваша уборщица — очень умная девушка. Она вполне могла бы учиться дальше.

— Не замечал в ней особой страсти к учёбе.

— Она не любит школу, а не знания. Отлично работает голова, схватывает всё на лету, прекрасная логика и когнитивные способности. Она сильно себя недооценивает, но это возраст и влияние окружения. Уверена, девочка смогла бы поступить в колледж и с успехом его окончить. А какое будущее её ждёт здесь? Всю жизнь мыть туалеты?

***

— Роберт прав, — сказал изучивший записку Депутатор, — вам следует согласиться на требования похитителей.

Он заявился в бар практически сразу, держит руку на пульсе событий.

— Это очень унизительно, — вздохнула Училка.

— Зато мальчик не пострадает.

— Вы так уверены, что они сдержат слово?

— Почти наверняка, — вмешался в разговор я. — Это какая-то любительщина. Школьный уровень. Что они будут делать с заложником? Если бы не размер ботинок и ширина шага, я бы предположил, что вашего сына похитили ваши же ученики. Наверное, не все из них сторонники полноценного образования.

— Увы, — вздохнула Училка, — большинство только и ждёт момента, когда можно будет вырваться из школьных стен. Как будто снаружи легче.

— Скажите, — спросил я, осенённый внезапной идеей, — а вчера на уроках были все школьники? Или кто-то отсутствовал?

— В школе очень строго с посещаемостью, но детей много и почти всегда кто-то отсутствует по уважительной причине. Вы имеете в виду кого-то конкретного?

— Да. Сыновей нашего мусорщика.

— А знаете… — задумалась Училка. — Их действительно не было на двух первых уроках. Но официально, по записке отца. Что-то там семейное, без подробностей.

— Довольно крупные ребята, — уловил мою мысль Депутатор. — Думаю, размер обуви соответствует.

— Мусор, — сказал я задумчиво, — вы сказали, что мальчик вынес мусор. Вы же проверили баки?

— Разумеется, — слегка обиделся полицейский, — может быть, я и не очень хороший следователь, но осмотр провёл по всем правилам. Баки были пусты. Вы считаете…

— Почему нет? Мы никак не могли понять, каким образом ребёнка унесли незаметно посреди дня, но его могли не унести, а увезти. Мусоровоз закрыл обзор, дверь отжали монтировкой, ребёнка погрузили в машину и уехали. Вывоз мусора — обычное дело, никто не обратил внимания. Здесь так мало машин, что мы даже не подумали об этом. Мусорщик вполне ясно высказался сегодня — он активный сторонник досрочного выпуска.

— Мотив и возможность, — сказал Депутатор.

— Именно.

— Мой сын у них? — прижала руки к груди Училка.

— Пока это просто версия, — ответил я.

— Которую стоит проверить, — добавил полицейский.

Училку мы удержали от того, чтобы идти с нами, с большим трудом. Она рвалась в бой, но Депутатор убедил её, что так нужно для маскировки. Мол, похитители могут за ней следить.

Лично я думаю, что они для этого недостаточно умные. Одно выступление Помойки Бурбона в баре чего стоит. Если бы не оно, я бы, может быть, на него и не подумал.

— Цирк какой-то, — сказал я Депутатору, пока мы шли по ночному городу. — С тупыми клоунами.

— Если бы все преступники были умными, то полиции было бы куда труднее, — заметил он резонно. — Вот здесь они живут.

— Догадаться несложно, — кивнул я, глядя на мусоровоз. — У вас есть оружие?

— Есть. В сейфе. В участке. Ни разу не доставал. Думаете, может понадобиться?

— Крепкие и не особо умные ребята, которым уже пришла в голову одна дурная идея. Может прийти и другая.

— Пожалуй, я рискну, — сказал Депутатор. — Но вы, если хотите, можете подождать меня снаружи.

— Предпочту тоже рискнуть.

— Не сомневался в вас, — кивнул полицейский и постучал в дверь.

Открывший её Помойка Бурбон выпучил глаза, открыл рот, собираясь что-то сказать, потом передумал и закрыл его. Встал в проёме, выказывая явное намерение не пускать.

— Что вам тут нужно? — спросил он угрюмо.

— Поговорить, — ответил Депутатор.

— Время позднее, потом поговорим. У вас есть этот, как его… ордер, или что там вам, полицейским, требуется, чтобы ворваться в дом законопослушного налогоплательщика?

— Для разговора ордер не требуется. Не надо нервничать. Ведите себя правильно.

— Для разговоров есть другое время суток.

— Кто там пришёл? — послышался женский голос в коридоре.

— Никто, спи, — крикнул в темноту Помойка, но растрёпанная женщина в ночной рубашке подошла к двери.

Увидев полицейского, она сразу заголосила:

— А я тебе говорила, дураку, что этим кончится! Я сразу сказала, что вы попадётесь! Никогда ничего толком сделать не можешь, какой из тебя похититель? Ещё и детей подставил, придурок безмозглый!

— Пап, что там? — пробасил, выйдя из комнаты, парень в пижамных штанах, которого язык не поворачивается назвать подростком.

Рама под метр девяносто, с плечами шире, чем у Депутатора.

— Отец, тебе помочь? — из комнаты напротив вышел ещё один такой же.

Оба здоровенные лоси, но на этом их сходство и заканчивается. Ни за что бы не принял их за братьев. Один — чернявый, с лицом круглым и смуглым, второй — очень светлый белокожий шатен с квадратным подбородком и низким лбом.

— Чёрт, — Помойка Бурбон посмурнел лицом, плечи его опустились. — Чего уж теперь… Проходите. Ничего мы ему не сделали, просто… Эх…

Мальчика заперли в спальне на втором этаже, закрыв окно ставнями. Мы нашли его мирно спящим в кровати. Вокруг разбросаны игрушки, рядом с подушкой — плюшевый медведь, на столе тарелка с пирогом и стакан молока. Непохоже, что ребёнок сильно страдал в заключении.

— Пора домой, — разбудил его Депутатор, — мама волнуется.

Сын Училки собирался растеряно, очень смущённый, не зная, куда девать глаза.

— А можно я возьму… — он показал на игрушечный пистолет. — Мне подарили…

Отлично сделанная реплика классического кольта, даже не сразу понятно, что пластик. К нему кобура, пояс, имитация патронов в патронташе — дорогая игрушка.

— Спроси у них, — кивнул полицейский на подпирающих стену в коридоре братьев.

— Конечно, бери, мелкий, — ответил тот, что посветлее, — кому он тут нужен-то?

— Мы уже взрослые, — добавил второй. — Если ещё чего из игрушек захочешь, или так, поболтать, заходи.

— Дорогу теперь знаешь, ха-ха-ха, — заржал первый.

— Всегда бы освобождение заложников так выглядело, — сказал я, — тебя не обижали?

Нести пацана не пришлось. Мать юных террористов-похитителей нашла ему кеды, из которых те выросли.

— Нет. Сначала я испугался, но они оказались не злые. Просто… не очень умные, что ли. Мы с ними играли, представляете? В машинки, в войнушку, в настолки… Они так радовались! Им неловко играть самим, взрослые, а со мной весело. Обещали, что завтра отпустят, если я пообещаю, что никому не расскажу, где был. Придумали целую историю про похитителей в масках и плащах, как в комиксах.

— Детский сад какой-то, — вздохнул Депутатор.

— Угу, для детей с задержками в развитии, — согласился я. — Что не отменяет того факта, что они совершили тяжкое уголовное преступление. Похищение несовершеннолетнего группой лиц по предварительному сговору… Хотя что-то мне подсказывает, что у Судьи может быть другое мнение.

— Думаю, — подтвердил Депутатор, — он будет настаивать на примирении сторон. Если аккуратно замять участие родителей, то выйдет, что одни несовершеннолетние балбесы заигрались с другим.

— А записка?

— Скажут, что решили пошутить. Скорее всего, судья ограничится предупреждением. Мусор-то кому-то вывозить надо. А учительница… — он покосился на мальчика и понизил голос, — она же приезжая.

***

— …Нельзя представлять себе квантовые объекты объективно существующими и имеющими определённые свойства до момента фактического измерения. Любая характеристика есть результат эксперимента. Это справедливо, даже если квантовый объект не подвергался измерению сотни лет. Временны́е суперпозиции могут наблюдаться на любых произвольных интервалах, что даёт нам новый взгляд на историю Человечества. Не является ли, например, нахождение археологом шлема античного воина актом наблюдения, делающим этого воина ретроспективно существующим в его историческом времени? Не будет ли обнаружение языческого алтаря актом боготворения?

— Как вы сюда попали? — спросил я человека, смотрящего телевизор в пустом тёмном баре.

— Ваша помощница меня не заметила и заперла дверь, оставив в помещении. Я позволил себе немного самообслуживания, извините. Питаю слабость к хорошему кальвадосу, а у вас бутылка моего любимого сорта. Деньги на стойке.

Вот как. Кальвадос, значит.

— На деньги ваш нулевой детерминант не распространяется?

— Деньги весьма специфическая субстанция, вы не знали?

— Я слаб в теории.

— Да, вы, безусловно, практик, — кивнул головой безымянный мужчина. — Уничтожили парня просто за то, что он был с вами груб.

— Вы про пьяного придурка, который пытался меня побить в самогонном шалмане? Признаюсь, был тяжёлый день. Обычно я более сдержан. Впрочем, сожалений не испытываю, он откровенно нарывался. А вы за мной следите, что ли?

— Такое влияние на амплитуды вероятностей было сложно не заметить. Вы удалили из бытия сам факт его существования, вызвав каскадный коллапс множества суперпозиций. Парень не был зачат, не родился, не рос, не учился, не работал, не влиял на тех, кто с ним рядом… Это больше, чем убийство.

— Или меньше, — пожал плечами я. — Потому что нет убитого. Нет тела — нет дела.

— Это всё, что вас волнует в данном случае? Невозможность уголовного преследования?

— Я не очень этичен. Вы пришли меня осуждать? Или вам телевизор негде больше посмотреть?

— …Квантовая механика отличается от теории вероятностей именно тем, что в случае альтернативных событий складываются амплитуды вероятности, а не сами вероятности. Переход к вероятностям осуществляется согласно правилу Борна, то есть возведением абсолютного значения в квадрат со всеми описанными последствиями. Получение информации о том, какая из альтернативных возможностей суперпозиции реализовалась, приводит к коллапсу вектора состояния и разрушает интерференцию… — вещает телеприёмник.Я впервые обратил внимание, что ведущий на одно лицо с единственным зрителем. Он слушает сам себя?

— Я бы должен возмутиться и даже, может быть, возненавидеть вас, — сказал Никто Кальвадос. — То, как вы поступили, совершенно недопустимо и чудовищно аморально. Но я слишком устал для сильных чувств, и мне не на кого больше надеяться. В чём-то это, может быть, и к лучшему…

— Я, кажется, окончательно утратил нить нашего разговора, — устало ответил я. — Мне плевать, что вы думаете по моему поводу, потому что я забуду вас, как только отвернусь. И если вы не хотите ночевать тут перед телевизором, то лучше мне вас выпустить, пока помню.

Я проводил его до двери и забыл. Несколько секунд пытался сообразить, почему работает телевизор, но слишком хотелось спать, поэтому просто выключил.

Длинный выдался денёк.

***

— …Отец, я правда не человек? — голос чертовски похож на белокурую подружку Швабры, но это радио.

«Утренний клушатник» питается физически и духовно. Пироги и «Отродья Ведьмы». Но голос… Прямо один в один. Когда я мысленно представляю себе этого персонажа, то так и вижу блонду в историческом платье. Что тогда носили девушки? Сложно сказать, я недостаточно внимательно слушал. Сколько-то веков назад в маленький городок возвращается Древнее Зло. Куда оно уходило, почему и зачем, я так и не понял, но, кажется, скучали по нему не все. Да и что в нём такого злого, тоже как-то не конкретизируется. Зло с большой буквы «З» не требует пошлых обоснований. Но по сюжету все начинают тыкать друг в друга пальцами на предмет выяснения, а не «отродье» ли собеседник? Не следует ли его… того-этого… в порядке высшей меры социальной защиты? Нервная, в общем, обстановочка. То, что нужно увлечённым слушателям, чтобы заворожённо внимать.

— …Дочка, как ты можешь спрашивать такое?

«Так, папаша, что с голосом?» — это уже думаю себе я, удивляясь вялым неубедительным интонациям средневекового коллеги. Я пропустил какой-то поворот сюжета?

— Просто скажи, отец. Честно. Я ведьмино отродье? У меня действительно не было матери? Ты нашёл меня однажды в корзинке на пороге дома? Корзинке, сплетённой из озёрной травы и выстланной лесным мхом? Вот в этой корзинке?

— Где ты нашла её?

— В конюшне, на чердаке сеновала. Это она, да?

— Надо было сразу сжечь эту дрянь… — бормочет отец.

— Это ты про меня, да? Так ещё не поздно, пап. Это так просто. Отвернись, спрячь под стойку арбалет, и они сделают это. Те, кто провожают меня взглядами, те, кто показывает пальцами, кто кричит в спину: «Сдохни, тварь!» Позволь им, и они убьют меня с радостью, хотя я никому из них не сделала ничего плохого. Я всегда вела себя правильно!

— Я говорил им. Что в тебе нет зла. Что ты не такая. Что я тебя люблю… Но они хотят, чтобы тебя не стало. Требуют, чтобы я сделал это сам.

— Они хотят, чтобы меня убил ты?

— Обряд очищения. По всем правилам. Много боли и кол в сердце.

— И этого они требуют именно от тебя?

— Да, дочь.

— Я же не дочь тебе, ведь так?

— Дочь. Не случайно корзинка оказалась именно на моём пороге. Я… Я согрешил. Я заслуживаю наказания. Но ты — нет! Я знаю тебя! Ты не способна на зло!

— Как они могут заставлять тебя делать такое? Они же знают, что ты меня любишь!

— Именно поэтому, дорогая, именно поэтому…

— Бедный, бедный мой отец! Как же тебе плохо сейчас… Дай я обниму тебя. Не плачь, не плачь, пожалуйста. Мы прожили вместе почти восемнадцать прекрасных лет. Не всем досталось в жизни даже это. Теперь я понимаю, почему год за годом мои друзья и подруги пропадали и больше не возвращались. Они же не заблудились в лесу, и не утонули в озере, да, пап?

— Да. Люди ищут отродий. И находят их. Одного за другим…

Постановка закончилась музыкальной кодой и обещанием продолжения, «Клушатник» расплатился и отбыл, чирикая о своём, я сгрузил посуду в мойку, разобрал в подсобке привезённое со склада Говночелом, отправил его подметать тротуар перед входной дверью — просто, чтобы не начудил чего-нибудь от безделья, — промыл кофемашину… В общем, обычные ежедневные хлопоты, за которыми я не сразу заметил, что не один.

— Привет, босс, — мрачно сказала Швабра.

— Здравствуйте, — вежливо улыбнулась мне блонда.

Странное возникает ощущение, когда только что слышал тот же голос по радио.

— Как школа? — спросил я уборщицу. — Произвела фурор новым платьем?

— Ещё какой, — раздражённо ответила она. — «Обноски, тряпьё, оборванка, нищебродка…» Впрочем, мой личный приз симпатий отдан автору версии, что вечером я мою этой тряпкой пол в сортире, а утром заворачиваюсь в неё и иду в школу. Даже не постирав. Поэтому от меня воняет, как от унитаза.

— Она сломала ему нос, — весело сообщила мне блондинка.

— За это меня оставили после уроков. Но я сбежала. А что они сделают? Вызовут в школу родителей? Ха-ха три раза. Мамка даже не поймёт, о ком речь.

— Будут неприятности?

— Ой, босс, да какая теперь разница! Училка сегодня сказала, что на осеннем празднике всем вручат аттестаты. Учебный год будет всего две недели, из них половина первой уже прошла, так что они могут провалиться со своими взысканиями.

— Учительница сказала, что ты хорошо учишься и вообще способная.

— Мне приходилось, — зло сказала Швабра, — уроки делать было некогда, на мне сумасшедшая мамаша и хозяйство, надо было успевать в школе.

— А брат?

— Кто?

— Брат. Твой старший брат. Он чем был занят? Кстати, он вернулся?

— У тебя есть брат? — спросила заинтересованно блонда.

— У меня есть… Ах, да! Брат. Прикинь, босс, я вдруг про него забыла!

— Точно, — спохватилась блондинка. — У тебя же брат. Редкостный козёл.

— Не то слово, — подтвердила Швабра. — Странно, впервые не вспоминала о нём. С глаз долой, из сердца вон. Нет, босс, он не объявлялся.

— Это называется «вытеснение», — важно сообщила её подруга. — Когда забываешь всякое неприятное, как будто его и не было.

— Тогда я ничего бы не помнила, начиная с рождения, — возразила ей Швабра. — Ладно, босс, я сейчас переоденусь, и за работу.

Платье ей действительно совершенно не идёт. Что-то невзрачно-серое, на пару размеров шире, чем надо бы. В нём она выглядит даже более худой, чем на самом деле.

— Зря она не купила другое платье, — сказала блондинка, проводив её взглядом. — То красивое и отлично на ней сидит. Или вы тоже считаете, что она уродина?

— Не считаю, — ответил я кратко.

— Это всё брат. Он над ней с детства измывался. Называл уродливой мелкой вонючкой, постоянно говорил, какая она мерзкая и противная. Когда её мать… ну… заболела, он как с цепи сорвался. Пока не выросла настолько, что смогла давать ему отпор, он её чуть до самоубийства не довёл несколько раз. Не знаю точно, что вытворял, она не рассказывала, но с тех пор у неё нервная тошнота на всё. Поэтому она такая худая. Прекратил, когда она его чуть не задушила во сне. Вести себя как козёл не перестал, но хотя бы не лез больше. Не знаю, куда он пропал, но надеюсь, что с концами. Вот ни чуточки его не жалко.

— А вы давно с ней знакомы? С детства?

— Она со мной — да. Я с ней — нет. Вы же знаете, как это бывает?

— Знаю, — кивнул я.

— Значит, я в вас не ошиблась.

— Это как сказать… Как правило, все ошибаются. Ты видела её брата?

— Пару раз. Провожала её домой, натыкалась. Каждый раз он был пьян и говорил гадости.

— Можешь его описать? Как можно подробней?

— Зачем вам?

— Ну, всё-таки он пропал…

— Я вас умоляю, не надо его искать! Она как будто оживает с каждым днём без этой сволочи!

— Чтобы знать, кого не искать, описание тоже пригодится.

Навыка составлять полицейские опознавалки у девушки нет, но того, что я услышал, вполне достаточно.

***

— Можем поговорить? — сказал Депутатор, сняв фуражку. — Появились новые данные по делу.

— Почему нет? Мы ещё не открылись, никто не помешает.

— А где твоя уборщица?

— На заднем дворе, с несуществующей подружкой.

— Несуществующей?

— Ну, вы же говорили, что девушек с такой внешностью в городе нет? Вот эта, которой нет, сажает там цветочки, моя уборщица ей помогает, а ваш заложный подсудимый таскает им воду. Сельская пастораль.

— Могу я на неё взглянуть?

— Отчего ж нет? В подсобке есть окно.

Депутатор кивнул и прошёл в кладовую. Вернулся, задумчив.

— Признаёте реальность существования в природе блондинок? — поддел его я.

— Ещё не вполне, надо кое-что уточнить, но это потом. Сейчас по делу. Я всё-таки заставил нашего доктора произвести вскрытие, хотя он не горел желанием. Учитывая отсутствие у него квалификации патологоанатома, я не ожидал никаких значимых результатов, но получил их.

— И что же это?

— Мужчина умер до того, как его привязали и воткнули кол.

— И какова же причина смерти?

— Утопление. Его лёгкие были полны водой. Частицы ила и водорослей указывают, что утонул он в естественном водоёме, а не, к примеру, в ванной.

— То есть весь этот ритуальный перфоманс «Я у мамы сатанист» был просто инсценировкой?

— Очень похоже, что так. Хотя я не понимаю, зачем.

— Чтобы направить следствие по ложному пути, очевидно.

— Да, — кивнул Депутатор, — само собой. Но по какому именно?

— Что-то мне подсказывает, — кивнул я ему обнадёживающе, — что мы об этом скоро узнаем.

_____________

Конец второй части