Ради любви…

8

— Вот папа задаст тебе! Сделает укол побольнее моего, будешь тогда знать, — сурово пообещал матери Сидди, когда она решила выбыть из игры, в которую они втроем играли. — Правда же, бабушка?

— Да, детка, боюсь, ты прав, — проворковала Леонора, но добрый ее взгляд таил в себе и некоторую обеспокоенность. — Вот только твоя мама, малыш, кажется, немного устала. Наверное, лучше будет отвезти ее в папин дом и заставить как следует выспаться. Как ты думаешь, это хорошая идея?

Сидди внимательно посмотрел на мать и, почувствовав себя ее защитником и покровителем, вынужден был согласиться.

— Я думаю, это хорошая идея. — И с важным видом пояснил: — Потому что если ты не выспишься и заснешь на ужине, который папа готовит для тебя и для бабушки, это будет очень невежливо, ведь правда?

Шерил умудрилась не рассмеяться, но это ей удалось с трудом, поскольку мысль о Сидни, самолично стряпающем ужин, на который он пригласил Леонору, показалась ей невероятно смешной.

— Ты прав, сынок, заснуть на званом ужине было бы крайне невежливо, — сказала она, взглянув на часы. — И поскольку тебе тоже пришло время немного поспать, полагаю, бабушка до твоего пробуждения вполне может успеть отвезти меня в дом твоего папы. — Она наклонилась, поцеловала мальчика и нежно прошептала: — Пожалуйста, не балуйся, у тебя ведь теперь главное занятие — благополучно дождаться того момента, когда снимут швы. Тогда я смогу наконец обнять тебя так крепко, как никогда раньше не обнимала. А то сейчас и не поймешь, как к тебе прикасаться.

Сидди хихикнул, но тут же, схватясь за живот, проворчал:

— Ой, не смеши меня… Мне больно смеяться. И смотри, не забудь напомнить папе, чтобы он тоже не смешил меня, когда придет, а то, может, он забыл.

— Не беспокойся, я ему напомню, — пообещала Леонора, целуя малыша. — Ну, мы пошли, я вернусь сразу же, как только отвезу твою маму… А ты пока спи.

— Только не забудь сказать папе, что я просил.

Леонора заверила, что не забудет, и еще раз поцеловала. А когда выходила из палаты, глаза ее увлажнились.

— Ох, какое облегчение, знать, что все уже позади, и операция, и все такое прочее, — пробормотала она нетвердым голосом.

Шерил сочувственно прикоснулась к руке женщины.

— С самого начала я была уверена, что с Сидди все будет хорошо. А вот теперь я так сильно радуюсь благополучному исходу, будто сомневалась в нем.

Они вышли из больницы и направились к автостоянке.

— А я вообще не беспокоилась о Сидди, — небрежно бросила Леонора, будто не она только что прослезилась от радости. Найдя в сумочке ключи от машины, она испытующе посмотрела на Шерил и договорила: — Чего, однако, не могу сказать о тебе.

Шерил поймала себя на том, что и рада бы поделиться с Леонорой своей новостью, но и сама не верит в реальность ночных событий. Ведь они могли и не повториться.

Что имел в виду Сидни, пробормотав прошлой ночью: «Все это не имеет никакого значения»? Вот для нее в те минуты и в самом деле ничто не имело значения, кроме всепоглощающего желания любить и быть любимой.

Да, вопреки всему Шерил продолжала любить его. Но разве это оправдывало ту ложь, к которой шесть лет назад она прибегла в качестве самозащиты? Как и того, что гордость и самолюбие до сих пор не позволяли ей рассказать Сидни правду.

Не исключено, впрочем, что прошлая ночь была для него лишь возможностью утолить физическую потребность, и тогда действительно все остальное не имеет для Сидни никакого значения. Вот потому Шерил и не решилась пускаться в какие бы то ни было объяснения, боясь, что утро принесет ей лишь горечь и боль разочарования.

Так ведь и произошло, жестко напомнила она себе, садясь в машину. Он ушел, не разбудив ее, не сказав ни слова, предоставив проснуться в одинокой постели…

Леонора вставила ключ в замок зажигания, но, вместо того чтобы повернуть его, обратилась к Шерил:

— Дорогая, чем больше я думаю, тем меньше вижу мудрости в том, что мы так редко с тобой говорили о Сидни. Да что редко! Считай, никогда. И ведь в глубине души я всегда чувствовала, что напрасно ни разу не попыталась нарушить это табу и… Словом, я чувствую себя виноватой.

— Что ты, Леонора?! — воскликнула Шерил. — Тебе не в чем винить себя! Ведь ты всегда считалась с моим мнением и поступала так, как мы обе решим.

— А я не должна была… Это поставило тебя в мучительно неловкое положение, когда ты встретилась с ним. Ты оказалась совершенно не готова к этой встрече. Так оно и есть, дорогая, не спорь! Ведь ты, как выяснилось, даже не знала, что он не женат, и думала, что у него есть дети.

— Да, но…

— Нет, Шерил, здесь не может быть никаких «но», — прервала ее Леонора. — Я просто обязана была рассказать тебе о других женщинах, которыми Сидни увлекался после смерти своей невесты. Когда ты предположила, что он, вероятно, искал ей замену, я уклонилась от ответа, хотя и знала, что он всегда почитал за долг совершенно определенно говорить этим женщинам, что жениться не собирается.

Небольшая машина Леоноры сильно нагрелась внутри, в салоне было душно, но Шерил вдруг до костей пробрал озноб.

— Ты знаешь, как я отношусь к сплетням и слухам, а уж нелепые сплетни, которые нагнетались вокруг твоего имени, и вообще выбивали меня из колеи. — Леонора говорила довольно натянуто, и видно было, что ей нелегко. — А потом слухи о том, что Сидни прожженный бабник, просочились в прессу…

— О нем писали в газетах?

Леонора кивнула.

— Пока он не уехал в Америку, они тискали статейки о его похождениях… Еще бы о нем не писать! Ведь благодаря своему происхождению и богатству Сидни весьма завидный жених. Хорошо еще, что ты была загружена работой, часто разъезжала, и все эти газетенки не попали тебе в руки.

— Но любые сплетни и слухи всегда на чем-то основаны, — промямлила Шерил, страшась того, что это может оказаться правдой.

Леонора кивнула.

— Конечно, детка, дыма без огня не бывает. Когда Сидни жил в Америке, у племянницы моей давнишней подруги была с ним любовная связь. Кэрол — так, кажется, ее звали — работала в той же больнице, что и Сидни, и вскоре прознала о его репутации сердцееда. Насколько мне известно, Кэрол отнюдь не была глуха или глупа, все слышала и понимала, но это не помешало ей вступить с ним в связь.

— Да, Сидни, когда захочет, умеет быть неотразимым, — хрипло сказала Шерил, не в силах преодолеть озноб.

— Ну, не знаю, — Леонора вздохнула, — что за неотразимость такая… Он был с ней так же откровенно и грубо честен, как, говорят, и со всеми другими женщинами. А Кэрол, бедняжка, после нескольких встреч сдуру объяснилась ему в любви… Так Сидни заявил ей, что он, видите ли, крайне этим огорчен.

— В это можно поверить! — воскликнула Шерил, подумав, что Сидни и в самом деле таков: обольщает женщину, не связывая себя никакими обязательствами, а потом уходит, не сказав ни слова, как сделал это сегодня утром.

— Дорогая, пожалуйста, дослушай меня! — взмолилась Леонора, с тревогой посмотрев на Шерил. — То, что он огорчился, Кэрол пошло только на пользу. Сидни сказал ей, что руку бы отдал на отсечение за возможность полюбить такую девушку, как она… Но он, увы, однолюб, навсегда утративший свою единственную любовь.

— К чему ты рассказала мне эту историю? — едва слышно спросила Шерил.

— Мне она известна не понаслышке, — вздохнула Леонора, лицо ее омрачилось. — А ты, кажется, все еще неравнодушна к Сидни, поэтому не мешает тебе точно знать, с кем ты имеешь дело.

— Племянница твоей подруги точно знала, с кем имеет дело, — без выражения сказала Шерил, — но это не помешало ей влюбиться.

— Пусть так, но она оставила его. Сейчас Кэрол помолвлена и находится на вершине счастья.

Леонора наконец завела машину и выехала со стоянки.

— Я рада, что для нее все так хорошо закончилось. — Шерил выдавила тусклую улыбку. — Но это заставляет задуматься, действительно ли она любила Сидни.

— Шерил, неужели ты думаешь, что во всей этой истории прав Сидни? Или что только ты одна способна на сильные чувства?

Шерил пожала плечами и оцепенело подумала, что, наверное, и сама она подобно Сидни способна любить только раз в жизни.

— Возможно, это все, на что некоторые способны…

— А может, эти некоторые просто обманывают себя, решив, что это все, на что они способны? — проворчала Леонора. — Но когда нормальные и здоровые молодые люди придерживаются таких взглядов, это поражает меня ужасающей пустотой и явной неестественностью! — Она взглянула на Шерил и вздохнула. — Конечно, все эти критические замечания не к месту и не ко времени, но и промолчать я не могла. Кстати, дорогая, ты и вправду выглядишь изможденной.

— Ничего, посплю немного и приду в норму. Но я рада, что ты высказала все, что считала нужным. Нет, правда, я тебе благодарна, — добавила Шерил, перехватив недоверчивый взгляд Леоноры. — Это поможет мне увидеть некоторые вещи в развитии…

— Надеюсь, что так. — Леонора затормозила у дома Сидни. От предложения зайти и выпить чашечку кофе она отказалась. — И тебе не советую. Сразу же отправляйся в постель и хорошенько выспись. — Она вдруг порывисто обняла Шерил. — Я верю, что совсем скоро ты обретешь счастье, ты его заслужила! Просто помни об этом и жди… А теперь марш спать!

Войдя в дом, Шерил отправилась в кухню, чтобы сообщить домоправительнице о своем возвращении. От кофе отказалась, ограничившись стаканом минеральной воды.

У лестницы она остановилась и сердито тряхнула головой. Есть, в самом деле, из-за чего расстраиваться! Разве из рассказа Леоноры она узнала нечто такое, что могло ее удивить? Да и все существо Шерил отказывалось верить, что Сидни одержим вечной любовью к той, которую судьба жестоко отняла у него. Ни ярость, вспыхнувшая в глазах Сидни, когда он обнаружил, что все еще вожделеет к Шерил, ни его безмолвное утреннее исчезновение, не могли помешать Шерил думать, что она отличается от женщин, с которыми он был сурово честен. Нет, здесь иное. Однажды она заставила Сидни усомниться в ее любви и верности, поэтому он никогда не забывал ее.

Шерил уже поднималась наверх, когда с шумом захлопнулась входная дверь. Она обернулась, и дыхание ее пресеклось. У основания лестницы стоял Сидни.

— Что ты здесь делаешь? — невольно вырвалось у Шерил.

— Я? — Он смотрел на нее довольно сердито, и глаза его казались абсолютно черными. — Живу здесь. Ты что забыла?

— Да нет… Ты понимаешь, что я имею в виду, — пробормотала Шерил, стараясь казаться как можно более спокойной. — Ты сказал, что поедешь навестить пациентку…

— Я уже вернулся. А теперь заехал домой перекусить, после чего отправлюсь в больницу.

Холодная отстраненность превращала Сидни во враждебно настроенного незнакомца. Однако этот незнакомец был мужчиной, с которым Шерил разделила в прошлую ночь весь пыл бушующей страсти.

— Ну, не буду тебя задерживать, — сказала она, продолжая подниматься по лестнице. — Мне надо немного отдохнуть.

— Теперь, когда мы оба здесь, не думаешь ли ты, что самое время поговорить?

— Поговорить? О чем? — надменно осведомилась Шерил, поскольку явная холодность Сидни весьма болезненно задела ее. — Видно, у тебя в связи с прошлой ночью возникли проблемы. — Холодное презрение, сквозившее в ее тоне, удивило Шерил и в то же время принесло облегчение. — Уж не думаешь ли ты, что, поговорив со мной, решишь эти проблемы?

— А у тебя, значит, из-за прошлой ночи проблем не возникло?

— Ну, пара часов, проведенная без сна… Ничего, досплю днем, — небрежно бросила она и продолжила восхождение по лестнице.

Но не успела Шерил дойти до верхней площадки, как услышала за спиной шаги, а в следующее мгновение оказалась прижатой к стене. Сидни перекрыл ей пути к отступлению.

— И что же ты думаешь о моих проблемах?

Он уперся руками в стену, заключив Шерил в плен, глаза его пылали безумием.

Ошарашенная внезапностью нападения Шерил не на шутку испугалась, но виду не подала, а смотрела ему прямо в глаза.

— Отвечай мне! — приказал он, прожигая ее взглядом.

Шерил попыталась перевести дыхание, но в горле застрял комок, и вдруг ее злость преобразилась в жаркое желание. В этот момент она увидела в глубине глаз Сидни знакомые зеленые искры, выдававшие тот же голод, что томил и ее.

— Черт побери, Шерил, отвечай мне! — простонал он, и его взгляд переметнулся на ее губы, все еще хранящие следы страстной ночи.

В нем происходила какая-то борьба, и Шерил с трудом смиряла желание обнять Сидни, прильнуть к нему всем своим существом — и телом, и душой. Их разделяло столь малое пространство, что она готова была сделать естественнейшее из движений — движение навстречу, но именно в этот момент Сидни отстранился и отошел к перилам.

— Решил замкнуться со своими проблемами в ореховой скорлупе? — поддела она. Дыхание ее стало прерывистым, как от долгого, изматывающего бега, тело, выйдя из-под контроля, дрожало. — Надеюсь, ты не станешь отрицать, что все еще вожделеешь ко мне.

— Не это я ожидал от тебя услышать… Скажу только, что прошлая ночь и в самом деле озадачила меня. Но, согласись, Шерил, ты крайне соблазнительная женщина, а я всего лишь мужчина из плоти и крови.

Его очевидная неспособность признать правду, потрясла ее больше, чем намеренно оскорбительный тон.

— Здесь наверняка найдется немало женщин, готовых подтвердить, что ты воистину мужчина из плоти и крови, — отрезала Шерил. — Удивляюсь только тому, что все они считали тебя нормальным!

— Можно подумать, ты с ними знакома, — помрачнев, буркнул Сидни.

— Да ни с кем я не знакома! — возразила Шерил и, понимая, что удачно отбитый удар может вернуть ей самообладание, непринужденно объяснила: — Просто пресса достаточно хорошо осветила твою любовную жизнь.

— Пресса осветила мою сексуальную жизнь, — с леденящей язвительностью поправил он. — Любовной жизни у меня не было. Но мнения газетчиков обо мне, по крайней мере, совпадают, а вот с тобой они так и не смогли разобраться, то ли ты ледяная девственница, то ли женское мое подобие. — Он помолчал, затем улыбнулся такой знакомой, такой ошеломляюще прекрасной улыбкой, что Шерил стало не по себе. — Но я-то ведь знаю, кто ты, не так ли? Впрочем, не стоит расстраиваться — твоя тайна навеки погребена в моем сердце.

— Ну ладно, с меня достаточно, — пробормотала Шерил, начиная терять терпение. — Если не возражаешь, я пойду спать.

— А мне пора в больницу. Но прежде чем уйти, мне хотелось бы спросить у тебя… Ну хорошо, я, по-твоему, все еще испытываю к тебе сильное влечение, а сама-то ты по какой причине решила провести со мной ночь?

— Почему бы и нет? Ты весьма привлекательный мужчина, а я обычная женщина из плоти и крови.

Сказав это, Шерил сразу же пошла наверх, надеясь, что Сидни не успел заметить, как резко побледнело ее лицо. Едва оказавшись в своей комнате, Шерил рухнула на кровать и залила подушку слезами гнева, скорби и пережитого унижения.

А она-то думала, что ужаснее той боли, что Сидни причинил ей шесть лет назад, ничего уже не будет. Выяснилось, однако, что и теперь, стоило ему появиться, старые душевные раны открылись и болят еще сильнее… Нет, она должна вычеркнуть Сидни из своей жизни, иначе та превратится в сущий ад.

Пока Леонора расхваливала картину, висевшую на стене респектабельной гостиной, Шерил с бокалом нетронутого аперитива в руке исподтишка наблюдала за Сидни. Великолепный хозяин великолепной гостиной — эрудированный, очаровательный и остроумный, с недобрым чувством думала она. А главное, какой внимательный! За весь вечер Сидни ни разу не обратился к ней, Шерил, — два-три слова, положенные по этикету, не в счет — и ни разу не посмотрел ей в глаза.

То, что Шерил умудрилась заснуть после столь напряженного разговора, удивило ее саму. Но пробуждение было не из приятных, проснулась она совсем не в том состоянии, в каком пребывала, погружаясь в сон. Она все еще любила Сидни, вот кошмар, от которого невозможно отделаться. Кошмар наяву. С этим, увы, приходится мириться, но допустить, чтобы это разрушило ее жизнь, нельзя. Та ранимая, неимущая девчонка девятнадцати лет выжила и обрела известность и успех… А теперь, в эти страшно тяжелые дни, теряется все… Иными словами, она будто забыла, что больше не то беспомощное существо, каким была в юности, а сильная и независимая женщина, уверенная в себе и способная добиться всего, чего пожелает.

— Как только мои художники становятся известными, я их картины у себя в галерее больше не выставляю, — объясняла Леонора Сидни, когда вошла горничная и сообщила, что ужин подан. — Мой Джон никогда не забывал тех ужасных трудностей, с которыми столкнулся в юности, еще не имея имени, — продолжала она, подходя к Шерил и беря ее под руку, чтобы идти в столовую. — Потому, обретя известность, он и основал нашу галерею, чтобы дать возможность молодым, еще неизвестным художникам, проявить себя.

— Насколько я знаю, большинство из тех, чьи работы вы у себя выставляли, недолго оставались в неизвестности, — заметил Сидни, идя следом за женщинами. — У вас, как видно, нюх на таланты, как и у вашего покойного мужа.

— Ну, такого нюха, как у Джона, у меня никогда не было, — возразила Леонора, усаживаясь за стол. — В основном я советуюсь с опытными в этом деле друзьями. А подчас помощь приходит совсем с неожиданной стороны, — продолжала она, посмеиваясь. — Льюк Крэмм, к примеру, это открытие Шерил.

Сидни удивленно поднял брови и впервые за этот вечер посмотрел на Шерил.

— А теперь это весьма известное имя. Помнится, я где-то читал, что в Голливуде сняли фильм, в основу которого легла биография Крэмма.

— Весьма вольно, скажем так, трактованная биография. — Леонора усмехнулась и взглянула на Шерил. А та, подозревая, куда может завести этот разговор, поежилась от страха. — Судя по всему, режиссер имеет тайную склонность подчинять любой сюжет любовной истории. Но кто бы стал порицать беднягу? — От предложенного Сидни вина Леонора отказалась. — Нет, спасибо, я за рулем. Но это не значит, что и вы двое должны лишать себя столь невинного удовольствия! — воскликнула она, заметив, что Шерил тоже отказалась от вина, а следом за ней и хозяин ограничился бокалом минеральной воды.

— У меня сейчас не то настроение, чтобы пить вино, — объяснила Шерил.

— Да и мне, увы, придется обойтись водой, — проворчал Сидни. — У меня сегодня ночное дежурство. Итак, вы говорили о странностях режиссера…

— Ах да! — Леонора улыбнулась. — Он прослышал о роли Шерил в открытии дарования Льюка и решил пригласить ее на роль этакого романтического ангела. Вообще он воспылал желанием сделать из Шерил звезду, сняв ее в своем фильме. Уговорами докучал страшно, а ее отказом был просто потрясен.

— Правда? — недоверчиво буркнул Сидни, сохраняя на лице своем неподвижность маски. — Я уверен, что многие женщины продали бы душу дьяволу, лишь бы сняться в фильме.

Шерил все свое внимание сосредоточила на стоящем перед ней блюдом, удивляясь, что только сейчас заметила странную напряженность в атмосфере этого званого ужина, хотя она существовала с самого начала.

— А и в самом деле, почему ты отвергла предложение голливудского режиссера? — настоятельно спросил Сидни.

— Потому что не имела ни малейшего желания становиться актрисой, — раздраженно объяснила Шерил, злясь на Сидни за готовность хоть чем-то задеть ее.

— Но ведь модели во многом приходится проявлять свой артистизм, — довольно ядовито заметил он.

— Не знаю… Никогда не думала об этом, — равнодушно бросила Шерил. — Я и моделью-то становиться не собиралась.

— Так почему же стала ею? — спросил Сидни, заговорщицки переглянувшись с Леонорой.

— Вряд ли человеку вроде тебя, богатому и знатного происхождения, дано это понять. Не всем жизнь предоставляет выбор, иным она швыряет всего один шанс.

Шерил слышала недовольный вздох Леоноры, но никак на это не отреагировала. У Сидни была возможность расспросить ее, но он предпочел отступить, посмеиваясь и трусливо уходя от сложностей. А сейчас, чувствуя, что в присутствии Леоноры безобразные сцены ему не грозят, он просто дает понять, что сожалеет о той ошибке, которую совершил минувшей ночью. Презренный трус! Он уверен, что есть вещи, куда не следует совать свой аристократический нос. Достаточно высказывать легкие суждения и поглядывать с высоты своей башни из слоновой кости.

— Ты слышал о Берте Хоторне? — спросила Шерил. — Это его фотографии выпихнули меня в нежеланную карьеру, а его самого вывели на тропу успеха, ибо вскоре он стал одним из самых известных и преуспевающих фотографов. Но когда я впервые встретила Берта, он был нищим, а сама я сидела без гроша, — безжалостно продолжала Шерил. — Имеешь ли ты хоть какое-то представление о том, что такое бедность? Безысходная, разрушающая душу бедность? Когда Берт часами бился над тем, чтобы сделать мои снимки, карьера модели и чего-то в этом роде занимала меня в последнюю очередь — я просто хотела есть! Способен ли ты поверить, что каждый сеанс просто снабжал меня средствами на очередную порцию дешевой пищи? Если бы тогда кому-то потребовались фотографии обнаженных беременных женщин, думаешь, я бы постеснялась раздеться?

— Пожалуйста, Шерил! — хрипло взмолился Сидни.

— Это только люди вроде тебя имеют роскошь выбора, — бросила она, оставшись глухой к его мольбе. — А прочим, таким, как я, часто приходится хвататься за то, что подвернулось под руку, за объедки, которые пренебрежительно швырнула тебе судьба. Где уж там рассуждать о воплощении мечты…

— Хватит, дорогая, достаточно! — взмолилась уже и Леонора, притянув ее к себе и крепко обняв.

И вдруг гнев Шерил схлынул так же быстро, как и накатил, отчего она почувствовала себя опустошенной.

— Но почему, Шерил?! Почему? — Сидни был просто ошеломлен. — Ты носила моего ребенка, а мне не дала ни малейшей возможности защитить тебя.

— Замолчите оба! — приказала Леонора. — Я догадывалась, что вы все эти дни не ладите, но это уже чересчур!

— Леонора, милая, прости меня, — извинилась Шерил, которую захлестнуло чувство вины. — Я не имела права втравливать тебя во все это… Мое поведение просто безобразно.

— Мое тоже, — буркнул Сидни.

Леонора смотрела то на Сидни, то на Шерил и качала головой — устало и с раздражением.

— Мне огорчительно видеть вас обоих в таком состоянии. Вам надо раз и навсегда разобраться со своим прошлым и достичь хоть какого-то согласия. Это нужно и вам самим, и Сидди. — Едва она закончила говорить, вошла горничная и доложила, что в гостиной сервирован кофе. — Вот и прекрасно, — сказала Леонора, вставая. — Мне скоро пора уезжать, так что давайте успокоимся и насладимся кофе.

В гостиной, пресекая все повторные извинения, Леонора заговорила о том, что могло объединить Сидни и Шерил, об их сыне. Ей даже удалось немного развеселить эту парочку, когда появилась горничная и позвала хозяина к телефону.

Сидни, извинившись, вышел из комнаты, встала и Леонора.

— Ну, мне пора. — Она обняла Шерил.

— Сама не пойму, что вдруг со мной случилось, — сокрушалась Шерил. — Леонора, милая, прости меня, я…

— Да ты и вполовину так не виновата, как я! И зачем только я наболтала тебе обо всех этих сплетнях!

— Там были не только сплетни, — возразила Шерил, провожая Леонору к дверям. — И ты правильно сделала, я должна была все знать.

— Да что там знать! — взволнованно воскликнула Леонора. — Разве кто-то из нас знает хоть что-нибудь точно? То, о чем я говорила, пришло ко мне из вторых и третьих рук. Мне казалось, я поступаю правильно, а теперь поняла, что только Сидни может поведать тебе подлинную историю своей жизни. Шерил, ты… — Она замолкла, увидев Сидни.

— Звонили из больницы, — сообщил он. — Боюсь, мне придется уехать прямо сейчас.

— Мне тоже пора, — улыбнувшись ему, сказала Леонора. — И хочу поблагодарить вас, Сидни, за воистину великолепное угощение.

— Спасибо, Леонора, я передам вашу благодарность моей домоправительнице.

Он улыбнулся ей и с легким поклоном распростился. А Леонора, сопровождаемая Шерил, продолжила свой путь.

— Мы обо всем поговорим завтра, если ты захочешь, конечно, — сказала она, погладив Шерил по щеке. — Теперь отправляйся в постель и попытайся хорошенько выспаться.

Шерил обняла ее и пообещала так и сделать, после чего отправилась в свою комнату.

Да, это уже чересчур, горько подумала она, раздеваясь. Все испорчено! Я так безобразно сорвалась, так огорчила Леонору! Да и с Сидни… Все стало еще хуже.

Что касается любви, мы с Сидни весьма похожи, не могла не признать Шерил, слишком хорошо помня, что, потеряв его, оказалась не способна полюбить другого мужчину. Разница только в отношении к сексу, который для меня шел рука об руку с любовью, а для него мог существовать отдельно. И все же именно я была той самой женщиной, с которой он изменил своей единственной возлюбленной!

Но, какое бы значение ни имела для Шерил вчерашняя ночь страсти, Сидни явно считал эту ночь предательством, которого не сможет простить ни себе, ни ей.