Радость моя

О БРЕМЕНАХ ТЯЖКИХ И НЕУДОБОНОСИМЫХ

Некоторые из христиан – одни вследствие ревности не по разуму, другие по простоте, третьи по гордости – налагают на себя нередко бремена тяжкие и неудобоносимые и думают этим спастись.

Иной, например, возлагает на себя вериги и власяницу, другой, оставляя семью на произвол судьбы, идет путешествовать по святым местам, третий думает, что он спасется только тогда, когда будет класть сотни поклонов в день, а четвертый, наконец, налагает на себя пост не по силам.

Этих людей одобрить нельзя. Нельзя потому, что они. очевидно, не усвоили себе той истины, что Господь желает от нас не таких подвигов, какие они несут или желают нести, а некоторых других. Каких же?

Один из учеников преподобного Серафима Саровского рассказывает о себе следующее: "Начитавшись, как святые отцы из любви своей ко Господу Богу возлагали на себя вериги и власяницы, и я возгорелся желанием, по примеру их, непременно возложить на себя что-нибудь Господа ради, для умерщвления плоти. Поэтому в течение трех лет со времени моего поступления в монастырь домогался всеми силами приобрести через каких-либо духовных особ желаемые вериги или власяницу.

Получив желаемые вещи, я скоро восхитился тщеславною мыслью, которая неприметно закралась в глубину моего сердца. Я решился, перед тем как возложить их на себя, идти к отцу Серафиму, чтобы получить от него благословение на сей подвиг, полагая, что мои желание и ревность будут и ему приятны.

Когда я пришел к его келии и сотворил по обычаю молитву, старец отворил мне дверь и, благословивши меня очень милостиво, посадил на деревянный отрубок, который служил ему вместо стула. Потом, заключив дверь, он сел против меня, тихо улыбаясь.

В это самое время я было и хотел испросить его благословение на трудный свой подвиг, но только что открыл рот, как в ту же минуту старец заградил мои уста своею рукою и сам, продолжая улыбаться, так начал говорить мне: "Вот что я скажу тебе: приходят ко мне дивеевские младенцы и просят моего совета и благословения, одни носить вериги, а другие – власяницу; как ты об этом думаешь, по дороге ли их дорога-то? Скажи мне".

Я же, как слепец, не понимая тогда, что он говорит это прикровенно обо мне, и не зная кто такие дивеевские младенцы, отвечал ему: "Я не знаю".

Тогда он с еще большею улыбкою снова повторил: "Да как же ты этого не понимаешь? Вот я тебе говорю о дивеевских-то младенцах, что они приходят ко мне и просят моего совета и благословения надеть на себя вериги и власяницы; как ты думаешь об этом?" Я вторично отвечал ему: "Я, батюшка, не знаю, полезно ли им будет это или нет".

Но вдруг вспомнил, что ведь я и сам пришел к нему за тем же советом и благословением, и сказал ему: "Батюшка, и я к вам пришел затем, чтобы вы благословили меня носить вериги и власяницу". И при этом рассказал ему все, как я желал и как достал эти вещи. Старец, выслушав меня, опять с прежней улыбкой сказал: "Как же ты не понимаешь, ведь я тебе об этом-то и говорю".

Тогда, как будто внезапно, спала слепота моя, и я увидел силу благодати, живущей в нем; тут я понял ясно, зачем он заградил мои уста в начале беседы и о каких веригах и власянице потом говорил мне. Между тем пока я, пораженный духовною мудростью старца, безмолствовал, он вдруг замахнулся на меня правою своею рукою, как бы желая изо всей силы ударить меня, но не ударил, а только прикоснулся к моему уху и сказал: "Вот кто тебя таким образом заушит, – это духовная и самая тяжелая верига". Потом, как бы желая оплевать меня, сказал: "А если кто-нибудь заплюет тебе таким образом глаза, – вот это духовная и самая спасительная власяница; только надо носить их с благодарением. И знай, что эти духовные вериги и власяница выше тех, о которых ты думаешь и которые носить желаешь... Мы с тобою еще младенцы, и страсти все еще царствуют в нашем теле и противятся воле и Закону Божию. Что же будет в том, что наденем вериги и власяницу, а будем спать, пить и есть столько, сколько нам хочется. Притом мы не можем и самомалейшего оскорбления от брата перенести великодушно. От начальнического же слова и выговора впадаем в совершенное уныние или отчаяние, так что и в другой монастырь выходим мыслью, и смотрим с завистью на собратий своих, которые в милости и доверенности у настоятеля. Из этого рассуди сам, как мало или вовсе нет в нас никакого фундамента в духовной жизни. И это все оттого, что мы мало о ней рассуждаем и внимаем ей".

Совершенно пораженный даром прозорливости чудного старца, я упал ему в ноги и с этой минуты предался ему и телом и душою в полное его, по Бозе, ко мне распоряжение и путеводительство к вечности, для достижения Царства Небесного".

Из этого повествования становится ясным, что Господь желает от нас прежде всего подвигов таких, чтобы мы, по словам преподобного старца, научились прощать обиды и любить врагов; чтобы, помня, что мы еще младенцы и что страсти все еще царствуют в нашем теле, старались стяжать духовное самообладание и победу над самими собою, заключающиеся в том, чтобы оскорбления мы переносили великодушно, от неприятных слов не приходили в уныние или отчаяние, зависть и гордость оставили и искали спасения в смирении.

Дай Бог, чтобы налагающие или желающие налагать на себя бремена тяжкие и неудобоносимые приняли в сердце слова преподобного, сказанные им своему ученику, и последовали им. И пусть так они им и следуют, да достигнут Царствия Небесного. Аминь.