Радуга

ГЛАВА 1

“Лаки Леди”,

Новый Орлеан, 1855

Квинн Девро оглядел просторную каюту на речном пароходе. После восьми лет ада, который Квинн пережил, эта каюта казалась ему эдемом. Он часто спрашивал себя, сможет ли когда-нибудь привыкнуть к ее роскоши.

Квинн сам обставлял свою каюту. Центральное место в комнате занимала большая кровать, напоминая ему, однако, лишь о ночах, когда вместе с другими каторжниками он был затиснут в тюремный фургон. Книги, собранные им в годы тоски и одиночества, стояли рядами вдоль отделанных красным деревом стен. Мягкая удобная мебель приветствовала тех немногих посетителей, которых он допускал сюда. В углу помещался шкафчик, хранивший самые изысканные вина.

Вдоль двух стен каюты располагались окна, широкие просторные окна, которые можно было открыть навстречу свежему бризу, дующему с океана или с реки.

В центре задней стены висела картина, писанная масляными красками, — изображение радуги; его глаза часто останавливались на этом холсте, и странное чувство неудовлетворенности терзало его тогда. Казалось, проклятая картина временами дразнила его.

Квинн стряхнул меланхолию, пытаясь восстановить обычные ощущения, которые он испытывал всякий раз, входя в свою каюту, — то спокойное и глубокое удовольствие, которое совсем недавно вернулось в его жизнь. Когда-то он думал, что всякое удовольствие, радость были вытеснены, выбиты из его жизни. Это было в годы, проведенные им в Австралии на дорожных работах, к которым приговорил его суд. Тогда он был уверен, что так и умрет, не ощутив на губах вкуса свободы.

Даже после чудесного спасения он не был уверен в том, что когда-нибудь сможет испытать какие-нибудь иные чувства, помимо. ненависти и горечи. Но медленно, очень медленно, некоторая доза покоя, если не счастья, просачивалась и в его жизнь. Тайное сотрудничество с Подпольной железной дорогой за последние три года ослабило страшное напряжение, которое в течение долгих месяцев после возвращения в Америку еще держало его в тисках. Временами Квинн даже чувствовал возобновлявшийся вкус к жизни, но всегда был осторожен. Одна ошибка — и он опять будет в тюрьме или погибнет. Последнее, он уже понял это, было предпочтительнее. Он никогда больше не будет страдать в тюрьме. Никогда.

Раздался резкий стук в дверь. Кэм! Только Кэм мог стучать с таким нетерпением и даже со сдержанной яростью, что выдавало в нем бывшего раба.

— Войдите, — крикнул Квинн, развязывая цветистый платок на шее и с раздражением бросая его на стул.

Дверной проем заполнила огромная черная фигура. Кэм был очень большим, на три дюйма выше, чем Квинн, который и сам возвышался над большинством мужчин.

— Особый груз уже на борту, — доложил Кэм.

— В какой он был форме?

— Не в лучшей, капитан.

— Пассажиры все?

— Некоторых еще нет.

— Никто не выглядит подозрительно?

— Двое. Я их видел раньше, и они глазеют.

— Придется отвлечь их игрой в картишки.

— Да, сэр, — Кэм едва заметно улыбнулся. Он начал улыбаться только через год после того, как его купил Квинн Девро. Кэм понял, что можно будет верить слову Квинна не раньше, чем он получит документ, удостоверяющий его освобождение от рабства. Теперь он мог бы отдать жизнь за своего бывшего владельца. Капитан Девро вернул ему душу.

— Есть еще какие-нибудь интересные пассажиры? — спросил Квинн с видом полного безразличия.

Кэм с любопытством относился к капитану Девро. Этот человек носил маску циника, но под ней скрывал жажду справедливости и сердце, которое очень часто болело за других. Кэму потребовалось немало времени, чтобы понять это да иногда и в его душу закрадывалось сомнение, особенно когда получал от капитана порцию едкой шутки. Он часто думал, что, наверное, никогда не поймет этого человека. Он сомневался, удастся ли это хоть кому-нибудь.

Внезапно Кэм улыбнулся:

— Женщина… хорошенькая… Но много хихикает. Квинн выгнул дугой бровь над одним из своих темно-синих глаз:

— Она далеко едет?

— В Виксбург. — С кем?

— С ней пожилая дама и служанка.

— А служанка хорошенькая? Теперь Кэм смотрел вопросительно.

— Служанка, — повторил Квинн. — Должна быть причина, по которой эта компания привлекла твое внимание. Обычно ты не подсказываешь мне, на каких дам смотреть.

Улыбка Кэма стала шире.

— А мне обычно и не надо этого делать. Вот, совсем недавно…

Кривая усмешка Квинна была быстрой, как ртуть. Быстро появилась, еще быстрее исчезла.

— А что насчет ее хозяйки? Спорю, ты уже выяснил ее имя.

— Некая мисс Ситон. Мисс Мередит Ситон.

— Мередит Ситон, — в голосе Квинна слышалось удивление.

— Вы знаете ее?

Взгляд Квинна смягчился, когда он вспомнил июньский день около шестнадцати лет тому назад. Или это было еще раньше? Казалось, ту жизнь, до Австралии, отделяли от него не годы, а века. Ему тогда был двадцать один год, и перед тем, как отправиться в Европу для завершения образования, он с отцом поехал в гости на плантацию Ситон. Мередит Ситон была очаровательным ребенком — немного застенчива, но сияющая как новая серебряная монетка. Он сделал ей качели и был удивлен ее благодарностью, словно до него никто не был с ней ласков. Вернувшись в Америку, он слышал, как Мередит однажды упоминал его брат, и, очевидно, она очень переменилась с тех пор, как он знал ее милой малышкой.

— Я встречался с ней как-то… много лет назад, — сказал Квинн. — Мой брат ведет ее банковские дела. Он не очень хорошего о ней мнения. Пустоголовая флиртующая девица, у которой деньги текут как вода, — говорит брат. — Квинн усмехнулся. — Совсем как я. Меня он тоже не одобряет. Он почти сходится с тобой в этом. Говорит, что она была бы очень милой, если бы научилась одеваться.

В его легкомысленных словах послышалась нотка боли, и он перестал улыбаться. Квинн хорошо понимал, что брат не одобряет его образ жизни. Хотя Бретт мало с ним говорил, Квинн знал, что его считают игроком, бабником и расточителем, недостойным своего отца, который потерял из-за него состояние.

На его губах появилась кривая усмешка. Разочарование брата было главной частью шарады. Он попытался стряхнуть грусть.

— Ну что ж… Я бы встретился с этими дамами. Кэм, почему бы не пригласить молодую леди и ее компаньонку за мой стол сегодня вечером?

— Я прослежу за этим.

— А также этих двоих, подозрительных.

Кэм кивнул, ничуть не задумываясь над странным подбором гостей за обедом. У капитана Девро всегда была причина поступать так, а не иначе. Даже если нельзя было ее сразу понять.

— Позаботишься обо всем?

— Да, капитан. — Это было сказано с терпеливым снисхождением, но Квинн вздохнул, уловив оттенок дерзости

— Мне надо было бы оставить тебя в Новом Орлеане на аукционе.

— Да, сэр, капитан, сэр, — ответил Кэм, размышляя о том что тот день был счастливейшим днем в его жизни, полной до этого несчастными днями.

Их глаза, в которых стояло воспоминание той сцены, встретились, а затем лица их одновременно стали бесстрастными, так как они оба были очень хорошо этому обучены. Ничего больше не говоря, Кэм повернулся, вышел, слегка прихрамывая, и закрыл за собой дверь.

Мередит наблюдала, как новая служанка аккуратно распаковывала ее одежду. Ища одобрения, девушка постоянно оглядывалась на свою хозяйку, и Мередит успокаивающе кивнула.

Но сама Мередит никак не могла избавиться от преследовавшего ее гнетущего чувства.

Это было еще одно бесполезное путешествие в поисках Лизы. Усилия обнаружить ее местонахождение по-прежнему не давали результатов. Но она нашла Дафну, а Дафна, похоже, нуждалась в ней не меньше, чем Лиза.

Ее новая служанка была похожа на испуганного кролика. Она находилась в тюрьме для рабов, дожидаясь аукциона, когда частный детектив, действовавший по поручению Мередит, доложил, что в тюрьме содержится девушка-мулатка, и Мередит в поисках Лизы отправилась туда, пользуясь отговоркой, что ей якобы нужна новая служанка.

Мередит вела поиски своей единокровной сестры в течение трех лет, с тех пор, как у нее появилось достаточно свободы, чтобы заниматься этим. Но она билась головой о стену. Никто ничего не знал о Лизе, светлокожей негритянке-рабыне.

Мередит оплакивала свою подругу детства с того самого дня, как продали Лизу, и поклялась отыскать ее и любым способом освободить. Как помогала освобождать других. Как планировала освободить еще многих.

Но мулатка в Новом Орлеане оказалась Дафной, а не Лизой. Мередит лишь взглянула на перепуганное лицо девушки и тут же купила ее. Ей не хотелось расспрашивать бедную девушку о прошлом. Лицо Дафны сказало ей больше, чем хотелось бы знать.

Ее компаньонка этого не одобрила, она вообще многое не одобряла. Но Мередит было двадцать четыре года, у нее были собственные деньги, и она “просто очень любила ездить в гости”. Все, что мог сделать ее брат, это отправить с ней тетушку жены и надеяться, что Мередит не опозорит его семью.

Мередит догадывалась, что самой заветной мечтой Роберта было выдать ее замуж. Желательно, за одного из владельцев плантаций, желательно — за Гилберта МакИнтоша, чья плантация соседствовала с их собственной.

Чтобы как-то избежать этого, Мередит часто выезжала в гости, заявляя, что присматривает возможных женихов. Это была причина не хуже других, и Роберт охотно ее принял, желая избавиться от сестры, от ее глупого хихиканья и странных выходок. И от ее упражнений в рисовании. От ее “дурацких безобразий”, как — Мередит однажды услышала это — он выразился в разговоре с женой. Все это выглядело весьма странно, особенно то, что она спихивала свои работы друзьям и даже просто знакомым.

Мередит знала, что ее эксцентричность Роберт приписывал тому случаю в детстве, когда она упала с дерева и два дня пролежала без сознания. Когда она очнулась, то уже не была прежней. Она стала замкнутой и молчаливой, и походила на тихую тень прежней Мередит, которая часами сидела над книгами и мало разговаривала с другими. Затем Мередит отправили в закрытую школу при монастыре в Новом Орлеане, где она провела десять лет. Только два раза за все это время она приезжала домой: на те злополучные каникулы перед Рождеством и на похороны отца.

Когда в возрасте восемнадцати лет она вернулась домой, ее темно-карие глаза по-прежнему хранили какие-то секреты но семья нашла ее веселой, даже капризной. Она хихикала и бесцельно болтала, и никто, казалось, не замечал, никто на это не обращал внимания, потому что никому не было дела.

Когда Мередит исполнился двадцать один год, она получила право пользоваться наследством. В это время она узнала, что при ее рождении ныне покойный дедушка открыл счет на ее имя. Капиталом управлял банк Девро в Новом Орлеане. Она могла пользоваться счетом в разумных пределах, но, согласно завещанию, основная масса денег должна была оставаться в банке, что страховало счет от охотников за наследством. Снятие со счета большой суммы требовало подтверждения директора банка. Сейчас этим человеком был Бретт Девро.

Хотя никто не говорил ничего определенного, Мередит подозревала, что она никогда бы не узнала об этих деньгах, если бы не потребовалось выдать ее замуж за соседа. Собственные деньги могли позволить ей иметь собственные причуды. Так и случилось. Эти деньги дали Мередит еще одно оружие, в котором она нуждалась. Первым был обман, который она довела до совершенства. Мередит и сама иногда с трудом понимала, кто она на самом деле.

Она много ездила, согласившись на компаньонку, только чтобы успокоить подозрения, и Бог свидетель, ее компаньонка была глупа и доверчива, как курица, которую присмотрели к обеденному столу. Никому и в голову не могло прийти связать Мередит с потоком рабов, бежавших вскоре после того, как она покидала гостеприимных хозяев. Также никто не связывал ее случайные поездки за покупками в Цинциннати с Подпольной железной дорогой. Никто и не подозревал, что ветреная мисс Ситон поила свою тетушку снотворным и выскальзывала из дому, чтобы встретиться с Леви Коффином, одним из самых активных аболиционистов Севера, или с кем-нибудь из агентов Подпольной дороги в Новом Орлеане.

А Мередит, когда хотела, могла быть очень ветреной и ужасающе глупой. Она часто заявляла, что не выходит замуж потому, что “вокруг так много красивых мужчин, и у нее кружится голова”.

Иногда она уставала от своей роли, от необходимости постоянно притворяться, прятать свой ум, но от этого зависело очень много жизней, включая и ее собственную.

— Мисс Мередит.

Ее испугал мягкий осторожный голос Дафны.

— Мисс Мередит, — повторила девушка, — какое платье вы наденете сегодня вечером?

Какое платье? Мередит пожалела, что ей все равно. Они все были ужасны. Намеренно ужасны. Намеренно вводили в заблуждение.

— Какое платье? — спросила опять Дафна, с терпением, выработанным всей жизнью, проведенной в услужении другим.

— Никакое, — хотелось закричать Мередит. — Господи, как бы мне хотелось побыть одной!

Но тогда тетушка может забеспокоиться. Обычно Мередит стремилась быть в центре внимания. Подавив отвращение, она показала на чрезмерно аляповатое платье из синего бархата, на котором слишком много кружева и бантиков.

Она повернулась к Дафне спиной, чтобы та могла расстегнуть крючки на ее платье, когда раздался стук в дверь.

— Да, — сказала она.

Из-за двери раздался низкий голос:

— Записка от капитана, мэм.

Мередит открыла дверь, не дожидаясь, пока это сделает Дафна. Она уставилась на огромного человека, который осторожно держал письмо.

— Миз Ситон? — Да!

— С наилучшими пожеланиями от капитана, миз. Он просил меня подождать ответа…

Мередит развернула письмо и внимательно его прочитала. Она и ее тетушка сердечно приглашались отобедать с капитаном Девро сегодня, в восемь часов вечера.

Ее сердце упало. Меньше всего ей хотелось чего-нибудь подобного. После того как три недели подряд ей пришлось ослепительно улыбаться, делать глупые замечания, вести бессмысленные разговоры, она надеялась, что у нее будет хоть несколько дней отдыха. Она еще раз взглянула на подпись. “Девро”.

Квинлан Девро! Ее сердце застучало. Когда ей было восемь лет, она безумно в него влюбилась, и с тех пор он был рыцарем ее снов, рыцарем в сияющих доспехах. Она встретила его как раз накануне “того дня”, дня, когда вся жизнь распалась на две части. Она до сих пор помнит его. Высокий-высокий, со смеющимися синими глазами и черными как ночь волосами, которые вились колечками сзади на шее. Он с искренним любопытством спросил, чего бы ей хотелось больше всего в жизни, а она ответила — качели. Он засмеялся и ответил, что это очень скромное желание, к тому же он легко может его выполнить, что и сделал. Замечательные качели на дереве. Он раскачал ее высоко-высоко, почти до облаков, его руки были сильными и уверенными. Он был первым человеком, который ласково обошелся с ней, и это короткое время она хранила в памяти, как драгоценность в шкатулке.

Позже она услышала, что он исчез, как говорили, уехал в Европу. А когда через десять лет он вернулся, все вокруг заговорили о Квинлане Девро — беспутном старшем брате Бретта Девро. Говорили, что он каким-то образом опозорил свою семью. Также говорили, что отец лишил его наследства, что он был игроком и более того — трусом. Несколько раз он отказывался участвовать на своем пароходе в гонках по Миссисипи, заявляя, что только дураки могут рисковать жизнью в таких приключениях, хотя любой другой владелец парохода считал за честь принять участие в гонках. Также говорили, что он нечестен в картах, хотя никто не мог этого доказать.

Мередит не особенно-то доверяла этим слухам. Эти небылицы создавали портрет негодяя, так непохожего на молодого человека, который был столь ласков с ней.

Она взглянула на мужчину, терпеливо ожидавшего ответа. Квинн Девро. Ее тетушка Опал будет в ужасе. Внезапно глаза Мередит блеснули золотыми огоньками, и искра улыбки проскочила по ее губам.

— Ах, как любезно с его стороны, — жеманно сказала она. — Передайте капитану, что мы принимаем… с благодарностью… — велела она высокому человеку. Мимоходом она подумала — интересно, раб он или свободный человек. Хотя он был достаточно вежлив, что-то не совсем то было в его дыхании. Он, должно быть, свободный человек, наконец решила она. Пароходы на Миссисипи в основном использовали свободный труд, особенно с тех пор, как рабы, достигнув Огайо, легко становились свободными людьми.

Мужчина важно кивнул и, повернувшись, зашагал прочь, слегка прихрамывая.

“Зачем, о Господи, я это сделала? ” Последнее, что ей следовало делать, это как раз проводить вечер в обществе человека, который годами занимал ее мысли. Как она смогла бы притворяться безнадежной дурочкой, когда ее сердце стучало так громко? Она вспомнила его глаза: синие, как летнее небо в сумерках. Остались ли они такими же синими? Были ли они и вправду такими синими? Или это была просто детская мечта? А если он действительно негодяй, как считают многие?

Боже, у нее и так хватает проблем.

Но ведь он брат Бретта, и принять его приглашение, мерзавец он или нет, — просто проявить хорошие манеры.

А ей так хотелось отдохнуть от напыщенности. Она так натерпелась за последние несколько недель путешествия, и не в последнюю очередь — от Бретта Девро. Он был расстроен — причиной тому было ее расточительство — и пытался наставить ее на путь бережливости.

— Куда ушли все деньги? — с отчаянием спрашивал он. — Зачем ей еще?

Она безразлично пожимала плечами:

— У дамы должно быть много платьев…

— Да у вас хватит на шестерых, — отвечал он, когда, вздыхая, подписывал очередной чек.

Если бы он только знал…

Было трудно представить, что у такого респектабельного Бретта брат — белая ворона. Это, должно быть, безумно интересно, сказала она себе, и, может быть, ей удастся собрать хоть немного какой-нибудь ценной информации.

Теперь, подумала Мередит, надо убедить тетушку Опал…

Зал был одним из лучших, которые когда-либо видела Мередит. Позолоченные канделябры бросали сияющие лучи на брюссельский ковер и стенные росписи. Матовое стекло световых люков преломляло сочные цвета заходящего солнца, щедрыми бликами разбрасывая их на серебро и хрусталь, расставленные на снежно-белых льняных скатертях.

Мередит и ее тетушку проводили к большому круглому столу, где уже сидели шестеро мужчин. Когда они подошли, все немедленно встали, но внимание Мередит было приковано только к одному человеку, медленно поднимавшемуся из-за стола. Это движение было почти надменным в своей нарочитой медлительности, а лицо мужчины выражало одновременно любопытство и насмешку.

— О, какая любезность с вашей стороны! — прощебетала Мередит. — Садитесь же, пожалуйста, — прибавила она, после того как неуклюже уселась на стул, который любезно пододвинул ей один из приглашенных. Она заметила, как тетушка поморщилась от ее неуклюжести. Она бросила взгляд на Квинна, который медленно, как усталый леопард, опускался в кресло.

Он был одет в черное, исключение составляли белая рубашка, цветистый шейный платок и, как ни странно, перчатки. Она мимоходом отметила это, но все в этом капитане настолько отличало его от других и было настолько удивительно, что то, что в другом она сочла бы за желание покорить окружающих, в нем казалось совершенно естественным.

На его губах оставалась вопросительная улыбка, но темно-синие глаза были непроницаемыми… и холодными. Ничто не напоминало того человека, который остался в ее памяти. В этих глазах не было ни улыбки, ни тепла, ни приветливости. Да и слово “холод” не совсем подходило им. Словно это были вовсе не глаза, а плотный синий занавес. Она почувствовала холодок, представив, сколь многое скрывает этот занавес, если у него была причина столь тщательно защищать себя.

Он склонил голову, заметив ее интерес.

— Мы рады, что вы смогли присоединиться к нам, — сказал он спокойным, медленным голосом, от которого сердце Мередит забилось быстрее. — Позвольте представить вам ваших сотрапезников. Я, Квинн Девро, имею честь быть вашим хозяином. Справа от меня — Тед Симмонс, коннозаводчик из Теннесси. Рядом с ним — Джеральд Райт, плантатор из Билокси, дальше — Джордж Браун, бизнесмен из Огайо. Слева от меня — Тед и Джон Кэрролы из… из Начтеза, да?

Два небрежно одетых человека подняли глаза и неловко кивнули.

— Рад познакомиться, мэм, — сказал один, польщенный появлением знатной дамы не меньше, чем приглашением сидеть за этим столом. Обычно они с братом считались отверженными.

Мередит заметила, как капитан Девро не упомянул род занятий этих двоих.

— О, какое изысканное общество, — сказала она. — А вы тоже бизнесмены? — спросила она одного из братьев.

Все замолчали.

— Нет, мисс, — медленно сказал один из них. — Мы… ну, можно считать, что мы — юристы.

Мередит насторожилась. Ей надо было сразу об этом догадаться. Людей такого рода широко использовали владельцы плантаций, но считалось, что они находятся в самом низу социальной лестницы, гораздо ниже надсмотрщика, например. Невозможно поверить, что их пригласили отобедать с…

С кем?

Ей пришлось сдержать смешок, вызванный отчасти напряжением, отчасти иронией, отчасти чем-то еще, что не давало ей покоя с того самого момента, как она села за этот стол. Знал бы капитан Девро, что за одним столом он собрал тех, кто похищает рабов, и тех, кто на них охотится.

Она раскрыла свой веер.

— Очаровательно… Мистер Террел, да? — она услышала, как ее тетушка ахнула, увидев, кого она выбрала в собеседники.

— Кэррол, мисс, — сказал охотник за рабами, ободренный ее интересом. — Джон Кэррол.

— Поймали ли вы каких-нибудь убийц за последнее время? — спросила Мередит и почувствовала, как тетушка стиснула ей руку.

— Ну, в основном мы разыскиваем беглых рабов.

— Как это должно быть опасно, — любезно улыбнулась Мередит. Всем было известно, что лишь немногих рабов удавалось вернуть. — Наверное, вы очень храбрые люди.

Джон Кэррол надулся и стал похож на толстую рыбу.

— Мужчине нужно быть храбрым, мисс.

Разговор был прерван появлением официанта, вежливо склонившим голову перед Девро.

— Смэш, слинг, джулеп <Смэш — коктейль с коньяком, Слинг — коктейль из джина, фруктов, воды и льда. Джулеп — мягкий коктейль со льдом.> , — монотонно перечислил он. — Что бы вы хотели?

Губы капитана Девро еще подергивались, отмечая пристальное внимание, которое девушка обратила на охотника за рабами, когда он взглянул на своих сотрапезников и остановил свой взгляд на Мередит, прежде чем обратиться к ее компаньонке.

— Мисс Фрейзер?

— Ничего… ничего, — с запинкой произнесла Опал. Увидев, с кем угодила за один стол, она лишилась речи.

Губы капитана стали подергиваться еще заметнее, когда он повернулся к Мередит.

— Мисс Ситон? — вежливо спросил он.

— Бокал шерри, пожалуйста, — любезно ответила она. Да, ей сейчас это было совершенно необходимо. Жаль, что нельзя было выпить стаканчик виски.

Улыбка капитана Девро стала шире, словно он догадался, о чем она думает, но его взгляд был по-прежнему отстраненным, настороженным.

Она разглядывала его, пока он опрашивал мужчин за столом. Она не могла вообразить никого, менее похожего на молодого банкира из Нового Орлеана.

У Бретта Девро были темно-каштановые волосы, светло-голубые глаза и приятные черты лица, тогда как волосы его брата были черны как вороново крыло, они были густы и выглядели так, словно изо всех сил сопротивлялись укрощению. Кое-где уже поблескивали серебряные нити, преждевременно, решила она, так как вряд ли ему было более тридцати шести лет. Вместо того чтобы старить его, седина придавала ему некую загадочность. В лице его не было мягкости, а жесткие морщины вокруг глаз и рта не согласовывались с улыбкой, часто трогающей его губы. Глубоко посаженные непроницаемые темно-синие глаза были обрамлены длинными черными ресницами и густыми темными бровями. У него был прямой крепкий нос и высокие скулы. Упрямый квадратный подбородок казался бы еще более угрожающим, не дели его надвое маленькая круглая ямочка, придававшая всему лицу лихой вид. А его рот…

Каким же был его рот? Обворожительным — так можно было сказать. Пугающим — и это можно было бы добавить. Не сами губы, красивые мужские губы, открывавшие зубы исключительной белизны, но движения, которые они совершали и которые — это она поняла инстинктивно — никоим образом не соотносились с его реальными мыслями. С мгновенной ясностью она осознала, что его улыбка была лишь неким орудием, которым он пользовался. Как и она сама пользовалась своей.

Но более подавляющим, чем совершенство его лица, было ощущение излучаемой им жесткой жизненной силы и опасности. Он сидел, лениво откинувшись, напротив ее, его руки в перчатках плавно двигались, а она размышляла о том, замечал ли кто-нибудь еще его внутреннее напряжение. Вероятно, нет. Значит, ее обучили быть наблюдательной. Обучили превосходные учителя.

Когда капитан Девро перестал расспрашивать своих гостей о том, какие напитки им подать, его глаза снова остановились на ней. Мередит кожей почувствовала его взгляд, ее как бы пронзило молнией. Она с трудом выдавила из себя нервное хихиканье.

— Этот большой старый пароход действительно принадлежит вам, капитан Девро? — спросила она, сопровождая вопрос самым восхищенным взглядом.

— Боюсь, что да, — ответил он, сложив губы в довольную улыбку, именно такую, какую она и ожидала. — Получен нечестным путем. Я выиграл его в покер.

— Целый пароход? В покер? Улыбка стала шире.

— Целый пароход, мисс Ситон.

— И вы сами им управляете?

— Есть человек, который это делает вместо меня, — сказал он. — Я предпочитаю играть в карты.

— О… — сказала она, как и подобало, удрученно. В том обществе, к которому она принадлежала, преуспевающий бизнесмен был выгодной партией, а вот игрок — нет, тем более профессионал.

От его глаз побежали морщины; впервые она увидела, как он по-настоящему может развеселиться, и Мередит почувствовала прилив радости оттого, что ее роль охотницы за выгодным мужем оказалась столь убедительной. Однако с этой радостью смешивалось странное разочарование.

Но почему? И почему она ощущала странное беспокойство в животе? Она опустила глаза. Ей не следует интересоваться таким человеком, как Квинн Девро, который азартными играми зарабатывал себе на жизнь, который шокировал Новый Орлеан своим дерзким поведением и, что более всего было неприятно, который пригласил к обеду охотников за беглыми рабами. Должно быть, он одобряет их деятельность, а может, и помогает им за процент с вознаграждения. Как он мог перемениться так сильно? Кажется, он совсем ее не помнит.

Он мягко, почти нежно смеялся.

— Видите ли, мисс Ситон, я в семье — белая ворона. Я особенно не забочусь о том, чтобы заработать себе на жизнь. Играть в покер — гораздо занятнее.

— Но ваш брат… — возразила она.

— Мой брат — глупец. Вы с ним знакомы, мисс Ситон?

Конечно, он знал ответ, но ему хотелось увидеть ее реакцию. Почему, он и сам не знал. Он не вполне понимал, почему его так интересует эта жеманная, глуповатая, разодетая дама. Возможно потому, что в детстве она была совсем другой — открытой, неиспорченной. Совершенно очевидно, что она и не помнит тот его визит. А потом, он слышал что-то о том, как она в детстве откуда-то упала. Возможно, это слегка повредило ее рассудок.

Кэм и его брат были правы. Если бы ее хорошо одеть и избавить от этого вечного хихиканья, она была бы если не красивой, то хорошенькой. Она была высокой и стройной, но из-за бантиков, оборочек и складочек на платье из тяжелого синего бархата она казалась неуклюжей, и, хотя ее волосы были роскошного золотого цвета, они были уложены в прическу, совершенно не подходящую к ее тонко очерченному лицу. Губки дулись или жеманно складывались, портя чудесный рисунок ее рта. Ее глаза были бы замечательны, если бы несли в себе хоть каплю живости или сообразительности. В их темно-карих глубинах мерцали золотые огоньки. Но сейчас они были совершенно пустыми, лишенными жизни и чувства.

Внезапно ему показалось, что он поймал в них отблеск чего-то другого, чего-то, похожего на настороженное внимание, но оно быстро промелькнуло и исчезло, и Квинн решил, что это ему показалось.

— Мисс Ситон? — окликнул он ее, не получив ответа на свой вопрос. — Вы знакомы с Бреттом?

— О, ну да. Такой прекрасный мужчина, — она захлебывалась от восторга. — И такой надежный. Он мой банкир, знаете, да? Ах, наверное нет. Конечно, он все время бранит меня из-за моих трат. — Внезапная злость захлестнула ее. Ей хотелось встряхнуть его, даже причинить ему боль за то, что он не помнит ту маленькую девочку. Как много значило тогда для нее его внимание, а для него, очевидно, вообще ничего. — Но, боюсь, он и вас не одобряет, капитан, — щебетала она. — Я хочу сказать… ну… — она нарочно остановилась, увидев, как внезапно похолодели его глаза.

Но он уже овладел собой.

— Да и я его не особенно одобряю, мисс Ситон. На мой вкус, он чересчур респектабельный. Я же никогда не претендовал быть чем-нибудь иным, кроме как мошенником высшего ранга. — Он сверлил ее взглядом, и она подумала, что ей следует быть осторожней. Он не был так туп, как ей показалось вначале, и как, она уже знала, тупы большинство надменных мужчин. А он действительно был надменным, все в нем говорило об этом.

Квинн повернулся к теннессийцу, показывая, что потерял к Мередит интерес.

— Сэр, расскажите мне о ваших лошадях. Как я понимаю, вы участвуете в скачках. Есть ли у вас лошадь, на которую вы рекомендуете поставить?

Все, что последовало за этим, напомнило Мередит все прочие обеды. Блюда появлялись одно за другим. Устрицы и мидии, ветчина, цыплята, курганы картофеля, плавающего в растопленном сливочном масле, бобы, горошек, свежее печенье. Потом последовал целый набор пирогов.

Разговор перешел на политику, и Мередит обратила внимание, что капитан Девро, казалось, совершенно устал от этого. Откинувшись на спинку стула с бокалом бренди в руках, он не принимал участия в разговоре, тогда как бизнесмен из Огайо и плантатор из Миссисипи горячо спорили о достоинствах распубликанца Джона Фремонта и демократа Джеймса Бьюкенена в свете грядущих выборов.

— Рабство расколет эту страну пополам, — сказал мистер Браун.

— Нет, если проклятые аболиционисты оставят нашу собственность в покое, — продолжил плантатор из Билокси.

— Никто не имеет права продавать живых людей, — возразил мистер Браун.

— Собственность, мистер Браун, собственность. И потому что они — ценная собственность, мы обращаемся с ними лучше, чем вы обращаетесь с наемными рабочими на ваших фабриках.

Мередит слушала вполуха. Все эти аргументы ей были известны. Она их слышала уже тысячу раз. Но она знала, что никакие аргументы не смогут заставить ее забыть крики Лизы. Она и по сей день слышала их. Чтобы игнорировать эти разговоры, требовалось железное самообладание. Потом она научилась просто не прислушиваться к большинству из них. Существующий порядок вещей словами не изменишь.

— Мисс Ситон?

В удивлении она подняла глаза. Она не услышала протяжного голоса капитана Девро.

— Боюсь, мы надоели вам и мисс Фрейзер с этими разговорами о политике.

— Ах, нет. Я так люблю слушать мужчин. Я не понимаю всего этого, но это так… так важно звучит.

Квинн прикрыл улыбку кончиками пальцев. Он и не представлял, что можно быть такой дурочкой. Этого Кэма мало убить за то, что тот возбудил в нем интерес к ней. Нет, лучше он приговорит Кэма провести вечер в обществе мисс Ситон.

Хотя он редко требовал от своих женщин многого, но сомневался сейчас, смог бы он вытерпеть такую пустышку. Даже если прошло двенадцать лет с тех пор, как он по-настоящему делил свою постель с женщиной.

Несмотря на репутацию распутника, которую он заслужил, в течение восьми лет у него не было возможности искать любовных приключений. А за четыре года, что прошли с его возвращения в Америку, у него были только быстрые, простые связи. И тем не менее, все они были сопряжены с опасностью. Он не мог позволить, чтобы женщина увидела или потрогала его спину или лодыжки, иначе бы возникли вопросы, на которые ему не хотелось отвечать. А были и еще более сложные причины, которые Девро вовсе не желал объяснять. Так что в тех немногих случаях, когда он позволял себе расслабиться, он проделывал все почти полностью одетым, и выбирал женщин, которые не задавали бы вопросов, а взамен просили бы очень мало.

— Капитан, разве вы не думаете?…

Теперь его можно было бы обвинить в невежливости, кисло подумал Квинн, пытаясь уделить внимание своим гостям.

Он вопросительно поднял бровь.

— … Что мы должны защищать свою собственность? — спросил один из охотников за рабами. — Например, ваш человек, тот, который разносил приглашения на обед… Должно быть, он сейчас дорого стоит… или он свободен?

Даже для охотника за беглыми рабами это был неуместный вопрос. Остальные за столом выглядели смущенными, но Квинн сделал вид, что ему просто неинтересно.

— Если точно, то две тысячи долларов. — Ответ был почти таким же безвкусным, как и вопрос.

— И вы рискуете брать его на Север?

— Есть же акт о беглых рабах, — сказал Квинн беззаботно. — А потом, он попробовал раз убежать. Больше он этого делать не будет.

Неприкрытая грубость его тона привела Мередит в дрожь. Она вспомнила, что тот человек хромал, и подумала: не результат ли это его попытки убежать? Глядя в холодные пустые глаза Девро, она вдруг почувствовала, что все возможно. Вся привязанность, которую она могла бы почувствовать к игроку, и даже память детства — все исчезло, и остался один озноб.

— Боюсь, мы причиняем страдания нашим дамам, — спокойно сказал Девро. — Я думаю, надо бы сменить тему.

Один из Кэрролов вспыхнул.

— Прошу прощения, мисс, — пробормотал он.

Это был Джон, вспомнила Мередит. Другого звали Тед. Она нарисует их портреты, как только вернется в свою каюту. Наброски можно будет послать Пастору возле Виксбурга, а он уже позаботится, чтобы их распространили по всей Подпольной железной дороге.

Она вздернула голову, словно ее испугали.

— Простите, я отвлеклась. Этот долгий вечер, и завораживающая политика… Моя бедная головка вместила так много нового… Если вы простите нас с тетушкой. Капитан Девро… и джентльмены…

Мередит поднялась, и тетушка последовала за ней со вздохом облегчения, а все мужчины встали, как один, бормоча им “до свидания”. Она кивнула, выражая признательность, и они покинули комнату, предоставив капитану Девро внимательно смотреть им вслед со странным блеском в глазах.

Он оглядел стол и понял, что никто не обратил внимания на последние слова этой женщины. Очевидно, он был единственным, кто осознал, что слово “джентльмены”, несмотря на присутствие за столом двух охотников за рабами, не распространялось именно на него, Квинна. ,

Он подумал немного, было ли это сделано намеренно, и решил, что нет. Мисс Ситон проявила себя как дама, не обладающая ни находчивостью, ни интеллектом, которые понадобились бы для того, чтобы придумать столь коварную колкость. Он решил, что это всего-навсего его воображение.

— Ну, а теперь, — сказал он, — не хочет ли кто-нибудь провести время за дружеской игрой в карты?