Какая безжалостная страна! Боже, как же она безжалостна! Привыкнет ли она когда-нибудь к пыли, жаре и выжженному пейзажу? Вокруг взлетной полосы пляшут мелкие камешки, поднятые ветром; смерч из красного песка, сухой травы, хрупких, высохших листьев заполнял и затемнял все вокруг, проникал под кожу и в сознание. Пейдж сжала губы. Ее охватила странная, непонятная меланхолия. Ее пугала коричневая необъятность этой древней земли. Вероятно, так же восприняли ее первопроходцы. Бесспорным было лишь то, что, ужасаясь, пугаясь, нельзя было сопротивляться ее силе, величественности и печали.
Пейдж подсунула пальцы под солнечные очки и потерла глаза. Она побледнела, на лбу у корней волос поблескивали капельки пота. День был абсолютно безветренный, солнце пекло немилосердно. Знойное небо тяжело наваливалось на западный горизонт облаками, подсвеченными радугой. Серебро, шафран, пурпур, все цвета были смешаны в этих облаках, похожих на ядерный гриб. Небо над ними переливалось и поблескивало — опытные люди увидели бы в этом странном атмосферном эффекте признак надвигающейся песчаной бури. Она облизала кончиком языка сухие губы в ощущении, будто весь мир смотрит на нее. Ради чего все это? Почему она здесь?
Сейчас за тысячу миль отсюда, на цветущее восточное побережье вихрем врывается весна с ее многоцветным буйством тропических растений. А здесь уже кончились летние дожди, и единственным разнообразием теперь было солнце… жестокий и прекрасный мираж, глумящийся серебряно-голубой демон, скачущий по измотанной засухой земле. Всего два дня назад она радовалась домашнему теплу и уюту. И вот пожалуйста! Вся она содрогалась от уколов душевного и физического дискомфорта.
За открытой выжженной солнцем поляной простиралась, поблескивая на солнце, обширная и абсолютно пустая равнина. Земля Безвременья, умирающая, ослепленная охрой и пережженной коричневой умброй, вся в бреду от ожогов безраздельно господствующего солнца. Без божественного благословения дождя земля сделалась бездыханной, беззвучной, безводной пустыней. Птицы там были, но ни одна из них не пела. Засуха, вооруженная своим страшным мечом, поработила эту страну.
Безжалостная! Безжалостная! Других слов она не могла сейчас найти. Пейдж отвернулась и дрожащими руками взъерошила волосы, тщетно пытаясь хоть так остудить их. Горячий ветер словно наслаждался своей властью. Она вздохнула. Все ее существо негодовало против абсолютно чуждого ей мира. Ее, рожденную и выросшую в тропической роскоши, эта скупая древняя земля, обнаженная и необъятная, подавляла как физически, так и духовно. Нет, не земля, а наказание какое-то… кровь молоточками постукивала у нее в висках, бледные тонкие пальцы слегка подрагивали.
К ней подбирался первобытный, примитивный страх, глупый, детский ужас перед черной магией — мулкарее. Почувствовав это, она заставила себя улыбнуться. Пейдж всегда была впечатлительной, восприимчивой ко всяким переменам в атмосфере. Полегчает, когда приедет Джоэл. Это может произойти с минуты на минуту, нужно только подождать. Она наклонила голову, не сводя глаз с пустынного горизонта. Пока что единственным, кого она могла видеть, был орел-стервятник, высматривавший с высоты свою добычу.
Кокату в агонии издал пронзительный отчаянный крик, и она не выдержала, закрыла глаза, пытаясь побороть приступ слабости. И с закрытыми глазами перед ней продолжали плясать призраки песчаных бесов — мари эула. Разумнее всего было бы сейчас развернуться и возвратиться домой. Ей не место на этой древней земле, пропитанной легендами, населенной призрачными сонмами богов и полубогов, возникающих на границе сознания. Добрые и злые духи вышли из глубин, чтобы скитаться по голым равнинам и вдохновлять ритуальные церемонии. Как ни странно, край этот действительно обладал магической силой, опасной для человека. Внезапно ей померещился морской пляж: ослепительно прекрасная, кристально чистая вода набегала на девственно белый песок. О, чего бы только она не отдала сейчас, чтобы ощутить на лице соленый, прохладный бриз! Пейдж поежилась от нестерпимого жара и подняла голову к небу. Странно, но ее начал завораживать феерически жутковатый блеск солнца, пробивающийся сквозь пыльную завесу. Впервые до нее явственно дошло, что должны были ощущать первые поселенцы — всепоглощающий страх перед неизвестным. Они тоже не имели ни малейшего представления об этом огромном, выветренном пространстве, иммигранты с туманных британских островов, с их четким представлением о порядке вещей и старомодными привычками. Пионеры приезжали со своими абсурдными здесь козами, овцами, намереваясь основать скотоводческие поселения. Их влекла сюда земляная лихорадка, которая и по сей день утопала в человеческой крови. Теперь души их скитались по этим равнинам, освоенным благодаря их мужеству и страданиям.
Пейдж опустила тяжелую голову на руки, ощущая себя абсолютно чужой и потерянной среди возникавших в ее воображении искателей приключений, напоминавших жутких, фантастических героев. Неподатливую землю, Землю Лежащего Света, где царствовало безжалостное и неотступное солнце, покорить так и не удалось, в борьбе с ней первопроходцы выиграли только свою жизнь. Должно быть, это были отважные люди, и они гордились тем, что сумели выжить в великой запретной пустыне, не знающей границ.
Послышался вдруг отдаленный шум, он постепенно нарастал. Это был самолет, блестящее пятнышко в забитой пылью синеве.
— Джоэл!
Крик вырвался из самых глубин ее сердца. Она обернулась и замахала рукой высокому худощавому мужчине в маленьком здании офиса позади нее. Он помахал в ответ, искренне радуясь улыбке на лице молодой женщины. Не очень-то приятно было сознавать, что она стоит на палящей жаре, но она сама захотела выйти и встречать этот свой самолет из Холмов. Он-то знает, что сегодня нельзя выходить, во всяком случае пока не кончится эта песчаная буря, но она и слушать не хотела. Пусть молодой Бенедикт сам ей это объясняет. Настоящая городская девушка — хрупкая, бледная, нарядная. Интересно, сколько она сможет здесь продержаться?
На взлетной полосе, казалось, сам воздух запрыгал в ожидании показавшегося самолета. Сердце Пейдж выбивало бешеную дробь. Прошло шесть недель с тех пор, как она видела Джоэла в последний раз, потом они переписывались, и месяц назад она получила очаровательное и дружелюбное письмо от его матери с приглашением в Кумбалу.
Орел-стервятник канул вдруг вниз, словно смертоносная стрела, и снова взмыл вверх, зажав в когтях крупную извивающуюся ящерицу. Пейдж закашлялась и достала из сумочки пропитанный одеколоном носовой платок. Набросив его на лицо, она на долю секунды ощутила блаженство, словно набрела на оазис в пустыне. Глаза болели от долгого смотрения на солнце. Она отошла к чахленьким деревцам, отбрасывающим некое подобие тени и лишь усиливающим окружавшую пустоту. Пейдж поймала себя на том, что ее охватила непривычная, не свойственная ей дрожь. К чему бы это? Зачем так волноваться? Джоэл любит ее и хочет, чтобы она была рядом с ним, сама она более чем неравнодушна к нему.
Джоэл Бенедикт, красивый блондин со странно ранимой душой… Мысли о нем не могли заставить ее так нервничать, что же тогда действует на нее подобным образом? Как только она снова услышит его смеющийся, беспечный голос, все станет на свое место, она успокоится. Деревья, сухо перешептываясь между собой и тоже ожидая, подстегивали ее разошедшуюся фантазию.
— Мы деревья! — переговаривались они на своем языке. — Великая Мать Земля породила нас!
Тихий шелест, усиленный ее возбужденным состоянием, казался ей громовым. Может, у нее небольшой солнечный удар? Сощурившись, она посмотрела в небо. Если остальные члены семьи Джоэла похожи на него, то все эти мелкие сомнения, что не хуже пчел роились в ее голове, не имели смысла. Даже если она им не понравится, то они не дадут ей этого понять ради Джоэла. Тем не менее она вдруг ощутила некую пустоту внутри себя, о которой до сих пор просто не имела понятия.
Два дня назад на «прощальной» вечеринке в офисе Пейдж выступала объектом невыносимой зависти, была вознесена на недосягаемую высоту. Еще бы! Она увидит Кумбалу в Бенедиктовых Холмах! Восторг так и переполнял ее. А теперь, за несколько сот миль от этого места, она была потерянной и подавленной! Должно же быть этому какое-то логическое объяснение? Что подумает о ней большой брат Тай? При этой мысли ей представилась безликая голова незнакомого человека. Она чувствовала, что его мнение для Джоэла будет даже важнее, чем мнение матери. Тонкости подсознания! Рано или поздно все точки над i будут расставлены. Судя по письму Сони Бенедикт, она сердечная и добрая женщина. Ее дочь предположительно может оказаться женским вариантом Джоэла. Но вот сводный брат Тайрон… На мгновение ей представился мрачный индивидуалист с тяжелой нижней челюстью, плотно сжатыми губами, сознающий груз ответственности, лежащий на его плечах, человек с железной самодисциплиной. Рядом с подобной личностью она будет выглядеть мелкой, назойливой птицей.
Пора сказать себе правду: просто-напросто она боялась Тая Бенедикта. Боялась и предчувствовала недоброе. Он зримо предстал перед ее мысленным взором таким же грозным, таким же пугающим, как эта безжалостная земля, с которой он так тесно связан. С краткой, безмолвной молитвой наблюдала она за тем, как маленький самолетик накренился и пошел на посадку, приближаясь к запыленной полосе. Кремовый, с бронзовыми бороздками, он плавно снижался в безветренном жаре, пока наконец шасси не коснулось земли. Двигатели замерли. Загорелая рука открыла люк.
Несказанное облегчение вдруг охватило ее. Она встрепенулась — тоненькая светящаяся фигурка. Волосы вспыхнули на солнце, легкая полосатая юбка обвилась вокруг ног. Сердце учащенно забилось при виде высокой гибкой фигуры, что плыла сквозь озеро миража.
— Джоэл! Куда ты завез меня? — Она метнулась к нему и вцепилась в его руки.
— Это же ясно… совсем не в то место!
Этот прохладный, сдержанный тон приковал ее к земле. Она вся напряглась и отдернула руки, будто обжегшись. Запрокинув лицо, она подняла глаза и увидела незнакомого человека. Глаза ее потемнели, щеки запылали, ощущение было такое, словно ее как следует встряхнули. Застыв, она стала судорожно придумывать, как выйти из этого положения.
Незнакомец разглядывал ее пристально, не отводя глаз и не давая ей возможности побороть смущение и прийти в себя. Затем он слегка поклонился:
— Мне очень жаль разочаровывать вас, мисс Нортон. У вас такой растерянный вид, как у птенчика, выпавшего из гнезда. Тай Бенедикт, к вашим услугам. — Голос резал, как бритва, хотя тон был достаточно мягок, быть может, чуть-чуть ироничен. Ирония и помогла Пейдж стряхнуть с себя оцепенение. Она отступила, отодвинулась от него с присущей ей грацией, плавно и уверенно.
— Простите. — Она пожала плечами. — С моей стороны было глупо вообразить, что вы похожи на… Джоэла! — Голос ее едва уловимо изменился.
Он пронзил ее взглядом зеленых глаз, холодных, как горное озеро.
— А что, нет?
— Вы совсем на него не похожи, — повторила она, находя какое-то странное удовольствие в этой своей, в сущности детской, браваде.
Но ведь это же правда! Он не то чтобы не похож на Джоэла — он как будто другой породы. Ярко выраженный брюнет, в то время как Джоэл — типичный блондин. Она могла бы сообразить, что у Джоэла не могут быть такие уверенные, такие пугающе уверенные движения, да и сложения он не такого могучего. И притом это лицо: мужественное, загадочное, дьявольски самоуверенное лицо. Ничего общего с Джоэлом, ничего. Ему, должно быть, лет тридцать пять, не больше, но он так и дышал непоколебимой властностью, что для таких лет несколько необычно. Пейдж отметила это для себя не без некоторой язвительности, мгновенно откликаясь на инстинктивное противостояние полов. О таком она читала, но не верила, что оно бывает на самом деле.
Она запрокинула голову, чтобы получше его разглядеть, медно-рыжие пряди волос колыхнулись, открывая чистое нежное личико.
— Я хочу все-таки уяснить свое положение, — мягко сказала она. — Где Джоэл?
Тон ее явно его позабавил, сжатые губы немного расслабились.
— Я как раз собирался сказать вам. Он немного заболел.
Она глубоко вдохнула обжигающий воздух и тут же поспешно выдохнула его.
— Джоэл? — Пейдж встревоженно посмотрела на него. — Надеюсь, не слишком серьезно?
— Да нет, вряд ли серьезно! — Казалось, в глазах его пляшут зеленые огоньки или так падает свет. — Ему бык на ногу наступил. Еще пару дней, и он должен встать. Нет нужды говорить, как он раздосадован и подавлен этим несвоевременным и непредвиденным осложнением.
Она вздернула голову, разом вспылив. Лицо ее раскраснелось.
— А вы, похоже, находите это забавным, мистер Бенедикт? — ринулась она на защиту Джоэла.
Он издал короткий смешок, улыбка его была точно вспышка белизны во тьме.
— Вы обо мне плохо думаете, мэм. Однако же я глубоко убежден, что лучше не лезть под копыта быку. Пойдемте в дом, не к чему нам тут жариться на солнцепеке. — Приподняв бровь, он оглядел ее с головы до ног. — Вам, наверное, жарко?
Ее молочно-бледная кожа была нежной и гладкой, точно фарфор. На лбу поблескивали капельки пота. Скулы, уже подрумяненные солнцем, оттеняли впалую бледность щек. Ей бы помолчать, успокоиться, но и его краткий вопрос и пляшущий язычок зеленого пламени в глазах почему-то вызывали у нее желание съязвить, уколоть его.
— Вы поразительно догадливы, мистер Бенедикт!
— На этом мы и остановимся, хорошо, мисс Нортон? — Он взял ее за руку, хотя она и пыталась уклониться от прикосновения. Но не тут-то было. Поджав губы, она отвернулась, по руке словно прошла электрическая искра, и это смутило ее.
— Это нервы, — невозмутимо заметил он, будто бы ощутив ее дрожь. — Когда у меня убежала кобыла, я тоже нервничал, но ничего — прошло.
Она покраснела и потянула руку, чтобы освободиться, но тут же поняла, что это напрасная трата времени. Она и так выглядит достаточно нелепо. Ей пришлось довольствоваться лишь тем, что она сумела придать своему голосу шутливый тон, хотя и прозвучал он слегка фальшиво.
— И вовсе нет, мистер Бенедикт. Я не нервничаю. Правда, вы напугали меня, вот и все!
Он не без злорадства скривился.
— Меня тогда едва не хватил удар. Глупо ведь?
Пейдж не ответила. Что она могла сказать? Внутри у нее все кипело, но держалась она спокойно, даже с прохладцей. И это в то время, как ее охватило какое-то странное беспокойство и возбуждение. Словно неслась она куда-то на бешеной скорости. Она украдкой обвела взглядом его плечи и голову, словно бы обозначила контур, тщетно выискивая в нем хоть какое-то сходство с Джоэлем. Неожиданно он повернулся к ней, и Пейдж вздрогнула, смущенная и рассерженная тем, что он подсмотрел, как она пялится на него. Земля под ногами у нее обнаружила вдруг свою предательскую зыбкость, разом утратив присущую ей твердость, — так проявили себя зыбучие пески столкнувшихся противоположностей. Иногда это случалось с нею, и она уже ничего не могла поделать. Однако необходимо быть вежливой с этим человеком, от этого многое зависит, очень многое. Но кое-что уже прояснилось: он не намерен облегчать ей задачу. И все-таки они могут еще поиграть в эту игру — жмурки. Или же отказаться от нее и просто исчезнуть!
Видимо, эти размышления отразились на ее лице, потому что у него появилось вдруг странное выражение, словно бы он от души забавлялся.
— Так идете вы или нет? Я смотрю, вы очень привередливо взвешиваете все «за» и «против».
Горло у нее дернулось, она быстро сглотнула, как если бы все ее смятение собралось в комок.
— Стало быть, мы не улетаем прямо сейчас? Вообще-то все мои вещи остались в офисе.
Он помедлил, поглядев на нее сверху вниз, не наклоняя головы. Этот нехитрый трюк очаровал ее, смутно напомнив Джоэла.
— Дитя мое! — Он нарочно растягивал каждое слово. — Даже чтобы спасти изнывающего от тоски влюбленного, я не намерен срываться куда-то в песчаную бурю.
Она нахмурилась, напряженная, как скрипичная струна.
— Песчаная буря? Но ведь не здесь же? — Глаза ее негодующе сверкнули.
— Именно здесь! — Нет, он точно дразнил ее. Пейдж сжала зубы. — И не так далеко отсюда. Вы не могли не заметить: воздух буквально пропитан электричеством.
Она не решилась ответить ему. Слишком уж явный намек, слишком язвительный взгляд этих зеленых глаз. Она столько готовилась, столько ждала не для того, чтобы здесь пикироваться, хотя как было бы приятно съездить ему по уху, да так, чтобы зубы затрещали. Она вскинула голову, испугавшись такой примитивной реакции: неужели она уже впитала в себя эту странную, дикую красоту? Неужели уже подчиняется ей? Сердце ее забилось сильнее. В таком случае она должна понимать, что происходит. Скорее всего виноват во всем Тай Бенедикт. Мужское его естество, откровенно проступая во всем облике, ее раздражало, а аура непоколебимого высокомерия, должно быть неотделимая от физической его природы, вообще выводила ее из себя. Регресс. Атавизм. Он принадлежал другой эпохе. Той, когда мужчины были всем, а женщины — так, ничем! И Пейдж тоже была бы ничем, если б не восхищение, почтение даже, с которым относились к ней молодые люди ее круга (но вряд ли она это понимала). Выдержав его испытующий взгляд — взгляд уверенного в себе мужчины, она вернула его с таким же нарочитым спокойствием.
— В следующий раз я, пожалуй, причешусь, — проговорила она вкрадчивым, елейным голоском.
— В следующий раз? — Его глаза вспыхнули и странно потемнели.
— Когда мы увидимся в следующий раз, — уточнила она.
— Очаровательно. Продолжайте. Вы меня интригуете! — Голос у него был язвительным и высокомерным, однако холодность не могла скрыть другого — врожденной склонности к какой-то бесшабашной удали, унаследованной им от отца, Герцога Бенедикта.
Она инстинктивно поспешила отвести взгляд: что-то внутри нее предостерегало ее от подобных мыслей.
— Вы, как видно, женоненавистник, мистер Бенедикт.
— Тай, пожалуйста, просто Тай. И прекратите уже, малышка. — Глаза его вспыхнули, точно зеленые молнии. — Мы с вами, похоже, движемся по кругу. К тому же, как я понимаю, вы заранее настроили себя на битву. Что такое? Вы разве шуток не понимаете?
Волна жара вдруг прилила к щекам. Она его остро чувствовала, этот жар.
— Никогда в жизни меня в этом не обвиняли.
— Нет? — пробормотал он задумчиво. — Значит, вы просто не поняли эту конкретную шутку. По крайней мере, такое сложилось впечатление. — Сейчас это говорил холодный, рассудительный человек. Она не смотрела на него. Она запрокинула голову, и в глаза ему бросилась молочная белизна ее шеи.
— Это разные вещи, — наконец выдавила она и умолкла, не желая продолжать бессмысленную перепалку. Его нелегко будет одолеть, этого чужака, этого барона от скотофермы, с его мужественным настороженным лицом, зелеными глазами и ресницами, которым бы позавидовала любая женщина.
— И в чем разница? — Он явно не давал ей ускользнуть так просто.
— Ну, я не знаю… пока не знаю! — Все-таки он заставил ее ответить.
Отвернувшись, Тай едва ли не нежно отмахнулся от какого-то насекомого.
— Я так и думал, что вы не знаете. Прошу прощения, что я вообще завел этот разговор. — Теперь лицо его выражало только легкую скуку. Резким жестом он указал на джип, припаркованный в скудной тени административного здания. — Вы пока можете посидеть в машине. Я сам соберу ваши вещи и переговорю с Томом.
Слова его не задержались в ее сознании. Казалось, они лишены всякого смысла. Он пошел, ступая ритмично и мягко, как будто согласие ее разумелось само собою. Она осталась стоять на месте, всем своим видом выражая возмущение. Да как он смеет командовать ею, какая наглость!
Он оглянулся, небрежно, неторопливо, словно бы все шло как надо, и только в самой глубине его глаз собрались колючие точечки.
— Ну давайте же, садитесь в машину. Какой вообще смысл спорить? Нам придется вернуться в город. Лишние пара часов ничего не изменят.
Она всей кожей чувствовала его взгляд — сверху вниз — острый взгляд, который будто колол ее. Пейдж отвернулась, ощущая, как все вокруг вдруг поплыло куда-то, ускользая от нее.
— Постараюсь запомнить, — пробормотала она, пытаясь сохранить присущую ему иронию. Ей это плохо удалось, руки у нее стали беспомощными и упали вдоль тела, голова поникла. Он сощурил глаза, чтобы солнце не жгло их своим опаляющим блеском, всмотрелся в нее, потом шагнул, тем же властным жестом ухватил ее за руку и потащил к джипу.
— Знаете, я никому бы, наверное, не поверил, что за такое короткое время можно так хорошо узнать женщину. Когда вы нервничаете, вы начинаете дрожать. Вот и сейчас вы дрожите. На такой-то жаре!
Пейдж долго набиралась сил и смелости, но потом все-таки подняла на него глаза.
— Ладно, согласна, вы — главный. — Голос у нее действительно дрожал. — Я уже поняла и смирилась и все сделаю так, как вы скажете.
Он рассмеялся, но как-то мрачно.
— Вот и славно, но сейчас я предпочел бы без шуточек.
— Так, значит, и вы, мистер Бенедикт, шуток не понимаете? — Слова вырвались прежде, чем она успела их обдумать. Как безотчетный импульс, как ответный удар.
Он присвистнул сквозь зубы, глянул на нее небрежно и уничижительно, и так нарочито насмешливо, что сердце Пейдж екнуло, а к щекам прилила кровь.
— Предупреждаю вас, глазки-лотосы, что бы вы ни говорили, меня это не задевает. Мне, видите ли, глубоко наплевать.
— И очень правильная позиция. — Она вновь с усилием заставила себя посмотреть на него и даже выдержала его взгляд бесконечно долгое мгновение. Боль в груди, казалось, задушит ее.
Он смотрел на нее с холодностью во взоре.
— А знаете, Джоэл меня предупреждал. Насчет вас. Рыжие волосы, жуткий нрав!
— Нет, не верю. Он бы не стал. Я не верю! — Она замолчала, вдруг задавшись вопросом, почему ее голос звучит так смущенно и озадаченно.
— Ну а чему бы вы, интересно, поверили? — поддразнил он. Глаза сощурены, чистая зелень цветет на язвительном смуглом лице. — Мягка и сладка, точно дикий мед… раскрытый бутон чайной розы?
Она вспыхнула и оборвала его не слишком-то вежливо для будущей гостьи:
— Зато меня никто не предупредил насчет вас, мистер Бенедикт, — в ее голосе слышался вызов, раздражение и смешные интонации обиженной кошки. — Я представляла вас другим. Властным, да, сдержанным… однако дружелюбным. Но такого я даже представить себе не могла!
Он проглотил это молча, не сводя с нее глаз. Кажется, она все-таки озадачила его и заинтриговала. Или просто его привлекли ее лицо, фигура, их соотношение и эта особая ее молочная бледность кожи?
— Ну что, теперь вам полегчало? — примирительно спросил он.
— Намного. — Она одарила его торжествующим взглядом. — Ну как, прошла я посвящение?
Он подтолкнул ее к джипу, усадил на сиденье, а сам небрежно оперся о колесо.
— Кто говорил о посвящении?
Она покраснела и отвела глаза, но тут же вновь повернулась к нему, опасливо осознавая, как подступает к ней волна эйфории. Тревожное состояние, когда уже не отличаешь, что правильно, а что невозможно. Он смотрел на нее, насмешливо подняв бровь.
— Да бросьте вы, мистер Бенедикт! Почему бы нам не подружиться? Хотя вы должны признать, что с вами совсем нелегко быть милой.
Он выпрямился в полный рост и от души рассмеялся.
— Я глубоко убежден, что это просто за гранью возможного. Но ничего не поделаешь, таковы обстоятельства!
Пейдж, рассчитывавшая, что напряжение разговора вот-вот пройдет, вместо этого почувствовала себя в настоящей паутине, в которой, похоже, она завязла, и даже скрипнула зубами от злости.
— Боже правый! Да вы просто животное! — Она все же выдавила из себя это слово, уже не имея сил притворяться, что пытается как-то наладить контакт с этим невозможным человеком, который буквально бесил ее. Конечно, первые впечатления бывают обманчивы, но у нее сложилось твердое убеждение, что Тай Бенедикт — человек более чем неприятный!
Он наблюдал за тем, как ее нежная бледная кожа наливается гневным румянцем.
— О, тут уже надо подумать! Скажем так, я постараюсь, малышка. Это все, что я могу обещать.
— Вот и постарайтесь. А то я подумаю, что вы и вправду такой! — Она сжала губы. Солнце, слепившее глаза, мешало ей контролировать то, что она говорит.
Он легонько пожал плечами:
— Прежде чем что-либо затевать, милочка, спросите сначала себя: а как я из этого выберусь? Вот и поразмышляйте на эту тему, пока я соберу ваши вещи. И выше нос, жизнь не так уж и мрачна. Тем более для влюбленной молоденькой девочки.
До боли закусив губу, она смотрела, как он идет прочь. Внутри нее нарастало какое-то странное беспокойство, однако в голове у нее было пусто и она не знала, как теперь исправить положение. Куда он делся, решительный человек с угрюмым лицом? Она попыталась сосредоточить внимание на взвихренных столбах пыли, на причудливых переливах миража, но мысленно вновь и вновь возвращалась к предстоящим трудностям и опасностям. Пожалуй, самое мудрое, что можно сделать, это держаться подальше от Тая Бенедикта. Это должно получиться, ведь он человек, который чаще всего бывает один!
Через пару минут он уже забрасывал на заднее сиденье две ее сумки.
— Ну, как боевая готовность? — улыбнулся он ей вполне терпимо. Улыбка натянула кожу на высоких скулах.
— Вполне! — Ее губы дрогнули, как темные гранатовые зернышки. — В таком состоянии я даже бы выпила чего-нибудь крепкого.
— Звучит заманчиво! — Он повернулся к ней. — А скажите-ка мне, Рыжик, вы так и будете продолжать, как начали? Потому что, если все так пойдет и дальше, я не могу ручаться за то, как мы с вами закончим.
Он ее провоцировал, его взгляд, такой рискованный и проницательный мужской взгляд, скользивший по ее лицу и плечам. Она испугалась.
— Ну, если это вообще что-то значит, вы мне противны чуть меньше, чем поначалу!
— Что ж, во всяком случае, так уже лучше! Процесс налицо!
Когда он уселся за руль и включил зажигание, так и не сводя с нее глаз, она невольно поежилась, — чуть более нервозно, чем ей хотелось бы это показать.
— Впрочем, я чувствую некоторую принужденность, мисс Нортон.
— Пейдж, пожалуйста, просто Пейдж! — проговорила она с мягкой насмешкой, пытаясь сохранить непринужденность.
Губы его понимающе скривились, но он ничего не сказал в ответ. Двигатель наконец завелся, и Тай Бенедикт вывел машину на запыленную дорогу, небрежно махнув рукой Тому Блэкли. Пейдж улыбнулась ему. Первые мили дорога была просто ужасной, настолько, что Пейдж стало даже жутко. У нее вдруг появилось какое-то странное ощущение, как будто за ней наблюдают. Наблюдают на этой безбрежной, пустынной равнине! Озадаченная, она объяснила это себе первозданностью края, такого древнего и неприступного. Теперь клубы пыли, сгущаясь, грозно зависали над иссохшейся землей так низко, что вызывали ощущение клаустрофобии: Пейдж казалось, протяни она руку — и может коснуться его, грозного неба.
Они ехали молча, пока он не спросил:
— Все в порядке?
— Разумеется. — Она улыбнулась ему как-то нервно. — А почему должно быть по-другому? Это в непосредственной-то близости к сильному мира сего.
На мгновение взгляды их встретились и снова в кристально ясных глубинах его зеленых глаз зажглись опасные огоньки.
— Все не так просто, цветочек. Вкалываешь, как проклятый.
— Но оно того стоит?
— Я думаю, стоит, — пробормотал он сухо, приподняв бровь.
Она помолчала, обдумывая его ответ.
— Да, эта ваша страна, не моя, — серьезно проговорила она, и он испытующе поглядел на нее.
— Да? А где тогда ваша?
— Даже не знаю. — Она повернула к нему озадаченное лицо, и смущение ее, похоже, его позабавило.
— Знаете, малышка, вы точно радужная птица, маленькая чаровница, сверкающая, но такая изменчивая. Она появляется ранней весною, а к концу лета исчезает! — Непроницаемое его лицо ничего не выражало, но тон был прежний, достаточно язвительный. Именно он и заставил Пейдж в недоумении поднять свои шелковистые бровки. Тай хмыкнул, но от дальнейших комментариев удержался.
— Это должно что-то означать, мистер Бенедикт? — подозрительно спросила она.
Усмехнувшись, он начал тихонько насвистывать себе под нос. Она не сразу уловила мелодию, пока слова сами сложились в ее сознании: «Каждый раз, когда я гляжу в переливы света, я вспоминаю тебя, моя девочка!»
Эта кривая ухмылка снова всколыхнула ее ярость, и он почувствовал эту перемену настроения.
— Если вам сейчас не по себе, то не вините в этом меня. Просто вы попали в непривычную обстановку. Да и откуда бы взяться привычке? Обычная ошибка изнеженной девочки! Нет, подождите, не прерывайте меня. Дайте досказать. Здесь суровый край, милочка, непредсказуемый, своенравный, жестокий край. Сегодня он гол и бесплоден, а завтра утопает в буйном цветении, воздух пропитан ароматом бронии, степь покрыта ковром паракильи и мулы-мулы… белое с золотым великолепие бессмертника. Когда ты живешь во всем этом, оно становится как наркотик. Во всяком случае, со мной это так. Здесь моя страна, Пейдж Нортон, маленькая наша гостья, Страна Канала, Земля Золотистой Радуги. Страна мужчин!
— Спасибо за предупреждение. Я умолкаю.
— Вот именно! Только не принимайте все так близко к сердцу.
Она и не хотела принимать, но почему-то никак не могла унять странного возбуждения в крови. Впереди по-прежнему клубилась красноватая пыль, приоткрывая манящий мираж, тоненькую серебристую ленту. Пейдж откинулась на жесткую спинку сиденья в ощущении, что ее захватил яростный смерч. Она положила руки на колени и молчала, слишком смущенная и встревоженная для того, чтобы поддержать разговор.
Прошла минута. Он поднял лицо к грозному небу, загорелое до черноты лицо, такое… безжалостное.
— Держитесь, малышка, — примирительно проговорил он. — Я хочу, чтобы вы это поняли. Но пока, мне кажется, вам достаточно.
Значит, он все видит? И ее напряжение тоже? Для мужчины из ЭТОЙ страны он слишком хорошо знает женщин! Джип несся по пыльной дороге, что шла параллельно высохшим руслам рек, по направлению к городу. Цвет неба менялся, и это почему-то пугало ее, его же не волновало ничуть, подумала она про себя со смесью зависти и раздражения. Он вел машину так, как, наверное, делал и все остальное: минимум усилий, максимум результата, — уверенно, изящно, без лишних движений. Это тоже выводило ее из себя.
Стрелка на указателе скорости сдвинулась еще дальше вправо, и Пейдж замерла в испуге… шестьдесят пять миль в час по хорошей дороге для нее было уже крайним пределом! Она вцепилась руками в сиденье.
Он поймал ее взгляд и удержал на мгновение.
— Боитесь?
— Слишком гордая, чтобы бояться! — Голос ее был исполнен притворной беспечности.
Белые зубы сверкнули, и он кивнул темной, как ночь, головой.
— Вот это мне нравится! Люблю смелых девочек! Храбрящихся трусих!
В ответ он получил полуулыбку, скривившую губы.
— Настоящая леди предпочтет не заметить, если кто-то усомнится в ее словах, мистер Бенедикт.
— Ладно, этого знать я не мог. Откуда бы? — Он взглянул на нее с любопытством, видя, что она озадаченно хмурится.
— Мне вообще непонятно, что вы за человек. Полагаю, вы ведь не соизволите мне объяснить?
— Прошу прощения, Рыжик, но это секретная информация. — Он смотрел прямо перед собой. Ни единый мускул не дрогнул на его лице, без слов говорящем о властности и надменности хозяина.
Она вздохнула, жалея лишь о том, что не знает никаких хитрых трюков, которые помогли бы ей обставить этого невозможного человека.
— А что там с вашей работой? — спросила она с показным интересом. — Расскажите мне, что вы делаете в Кумбале?
— А зачем это вам? — Он внимательно оглядел ее серьезное молодое лицо, глаза насмешливо прищурились — зеленое мерцание на медном загорелом лице.
Его отношение к ней, снисходительное, чуть покровительственное подтрунивание выводили ее из себя.
— Глупо, наверное, — сухо проговорила она. — Но я думала, что мужчине должно быть приятно, когда его спрашивают о работе!
— Да вы сумасшедшая! — Еще хуже было, когда он искренне смеялся. Она вся как-то сникла и замолчала, надеясь, что не потеряла при этом надменного вида, признав наконец свое поражение. У нее не было ни единого шанса свести разговор к обычным условностям. Глаза щипало, спина болела, а рука так и чесалась!
На нее вновь накатило дикое желание ударить его, ударить до крови. Словно некая чужая сила проникла в ее кровь. Ей оставалось только ждать, когда пройдет эта вспышка необузданной ярости, опасная для нее, потому что она разрушала тщательно выработанный ею образ холодного самообладания. Еще подростком она была подвержена неожиданной смене настроения, что, как она предполагала, было связано с цветом волос. Однако ей казалось, что она уже давно одержала победу над этой стороной своего характера. Как бы не так! Она сжалась в комок, чувствуя его стройное сильное тело, расслабленную небрежность и себя рядом, такую маленькую и незначительную.
Ослепительно яркий солнечный луч пронзил впереди столбы пыли и осветил дорогу на полмили дальше. В атмосфере чувствовалась какая-то тревожная напряженность, которую она была склонна приписать испортившейся погоде. Она слабо осознавала, что для нее это было одновременно и концом и началом многих событий. Приехав в Кумбалу, она невольно привела в движение силы, ей неподвластные, однако этого она не понимала. Сейчас ей важней всего представлялась мысль о Джоэле, ее спасительный якорь. Она с теплотой вспомнила его непринужденные манеры, дружелюбие, желание угодить ей. Скоро они будут вместе, и к ней вернется привычное самообладание.
За все время Тай Бенедикт только один раз повернулся, чтобы мельком взглянуть на нее — высокомерный юный профиль, очерченный, как на камее. Он не улыбался, но в глубине его глаз плясал зеленый огонек. Так вот, Джоэл, какая у тебя птичка-радужка! Темпераментное юное создание, нервная и капризная, тем не менее она выглядела как девушка из благородной семьи. Он совершенно не был уверен, что Джоэл поладит с ней. Интересно увидеть их вместе. Но для него самого Пейдж Нортон остается пока незнакомкой.