Девочка потянулась в своей кровати, и, повернувшись на другой бок, попыталась заснуть. Она плотней закуталась в одеяло, представляя себя гусеницей, сворачивающейся в кокон. Внутри должно быть тепло и уютно. Тогда сон вернётся. Такое было несколько раз. Просыпаясь, она засыпала снова и досматривала сон, хоть уже и не помнила, что ей снилось. Главное было погрузиться в небытие. В тот мир, где можно летать и бегать по воде, где даже страх был какой-то густой и обволакивающий. Как кисель, который сковывает все твои движения, и от этого становится ещё страшнее. Сладкую дрёму развеял навязчивый будильник. Он пищал с раздражающей периодичностью. Мама специально положила его подальше, чтобы нельзя было с кровати дотянуться и выключить. «Ох уж эти родители! – начала мысленно причитать Саша, – Ну почему нельзя полежать ещё чуть-чуть? Всего минуточку?» Она закряхтела, как старая не смазанная дверь, и начала выползать из своего кокона. Первой из-под одеяла показалась ступня с длинными «музыкальными» пальцами, затем тоненькая лодыжка. Нога свесилась с кровати, коснулась пола и быстро втянулась обратно под одеяло. Из кокона донеслось недовольное обречённое мычание. Свёрток заворочался и принял вертикальное положение. Верхушка раздвинулась, и, как из кукурузного початка, наружу выпали пшеничные волосы, а следом за ними показалось и маленькое курносое сощуренное личико. Теперь уже обе ноги ступили на пол, слегка вздрогнув от прохладного касания.

– Доброе утро, Сашенька! – прокричала девочка сама себе, и, рывком сбросив одеяло, спрыгнула с кровати. Босые ножки зашлёпали по полу, и понесли свою хозяйку мимо будильника к ванной комнате. Она всегда умывалась перед завтраком, чтобы не заснуть за столом. Потом чистила зубы и одевалась. На кухонном столе стояли чашка с чаем и бутерброд с маслом. Саша взяла сахарницу и посыпала сверху подтаявшее масло. Сахарные крупинки падали с шлёпающим звуком, и прилипали к маслу. «Вкуснятина» – сказала девочка, и откусила кусочек. Потом отхлебнула чай, и затопала ножками от удовольствия. Она безошибочно могла определить, кто готовил сегодня завтрак. По первому глотку, или по тому, как намазано масло. У каждого из родителей был свой неповторимый стиль приготовления еды.

Дальше всё по распорядку: сполоснуть чашку, почистить зубы, и умыться ещё раз. А вот потом наступал черёд самого нелюбимого. Надеть сарафан с фартуком. В эти моменты она безумно скучала по тем временам, когда папа работал в другом месте, и утром у него хватало времени, чтобы собрать её, а потом отвести в школу. Она усаживалась на табуретку перед телевизором, а отец копошился в её волосах, заплетая косички. Тогда у неё получалось даже мультики посмотреть, пока создавалась её причёска. Всё изменилось совсем недавно. Папина новая работа установила новые правила. И чтобы Саша не утруждала себя утомительным расчёсыванием, длинные, почти до середины спины кудри, укоротили. Теперь она без труда самостоятельно завязывала один, а иногда, пребывая в игривом настроении, два хвостика. Учебный год недавно начался, и жаркое лето превращалось в тоскливую осень. Скоро листья должны сменить окраску. А потом наступит самое красивое, что бывает осенью, – листопад. Когда ты идёшь по парку, а вокруг, кружась от лёгкого дуновения ветерка, падают листья. Их становится всё меньше наверху, и всё больше под ногами. А после дождя ещё и запах появляется. Запах осени. Пока же, то, что на дворе осень, можно было догадаться по толпам марширующих утром школьников, да по первым заморозкам.

Расчёска погружалась в густые волосы, двигаясь сверху вниз. После этого они какое-то мгновение были ровными, но через секунду опять распушались. Сегодня Саша была серьёзна, как никогда, поэтому завязала один хвостик. Накинув на плечи плащ, она собралась выходить, но вспомнила про «переменочный» бутерброд. Это особый вид хлеба с колбасой, завёрнутый в специальный пакет. Особенный он тем, что необычайно вкусный, если его есть на перемене. Присядешь на подоконник, достанешь из рюкзака, и жуёшь, наблюдая, как неугомонные мальчишки бегают по коридору.

«Хорошо, что обуться не успела», – подумала школьница и прошмыгнула к холодильнику. Секунду спустя она уже прятала прохладную добычу к себе в рюкзак. Затем обулась, проверила ключи в кармане, и, хлопнув дверью, вышла из дома. Постояла чуть-чуть возле лифта и вернулась за забытым рюкзаком. А пока ждала подъезжающий лифт, улыбалась, представляя себе, как пришла бы в школу без ничего. Без учебников, без тетрадок, без сменки, которую она носила в том же рюкзаке.

От дома до школы путь лежал через небольшой парк, по краю которого стоял длинный пятиэтажный дом. Серый и молчаливый. Он стоял такой одинокий и грустный, что казалось, задумал что-то злодейски коварное. Даже разноцветное белье, висящее на нескольких балконах, не добавляло ему радости. Маше не нравился этот дом, но ей приходилось ходить мимо него. Можно было идти через парк, вместе с другими школьниками, но это была их с папой дорога. Они огибали парк и шли вдоль дома, вместе считая котов, которые живут под балконами. Каждое утро было разным. И не повторялось никогда. Кроме одного момента. Неизменным был кот. Он встречал их и в снег, и в дождь. Даже в лютые морозы. Он выглядывал из подвальной отдушины. Как старуха, которая провожает тебя взглядом, когда ты проходишь мимо её окна. Высовывал из темноты морду с седыми усами и смотрел, как они проходят мимо. Папа назвал его «радужный кот». Но не потому, что кот был весёлым и ярким. Просто было сложно сказать, какого он цвета. Он был чёрно-бело-серо-жёлто-оранжевый.

– Не хватает синего и зелёного, – заявила тогда Саша.

– Ты права, – ответил отец.

– Давай завтра зелёнку возьмем, и подкрасим его.

– Подкрасим?

– Совсем чуть-чуть. Чтобы он стал по-настоящему радужным.

– И как же ты собираешься это сделать?

– Я подойду к нему, и скажу: «Кис-кис-кис». Он выглянет, я начну его гладить, и незаметно покрашу зелёнкой.

Отец рассмеялся.

– А что?

– Мне кажется, он даже не выглянет, когда ты придёшь.

– Но я же позову его!

– А почему зелёнкой, а не краской?

– Краска вредная.

– А зелёнка полезная?

– Пап, это же лекарство! Все лекарства полезные.

– Ну и когда ты думаешь всё это провернуть?

– Одна я не справлюсь, – Саша задумалась, – мне нужен будет помощник.

– Можно я?

– Хорошо. Назначаю тебя моим заместителем. Приказываю всё спланировать, и купить зелёнку!

– Да, командир! Когда можно приступать?

– Отведёшь меня в школу, и сразу за дело.

– Но мне на работу надо, – Папа сделал обиженное лицо и оттопырил нижнюю губу.

– Отставить работу! – раскомандовалась девочка, войдя в роль начальника.

Первым засмеялся отец, мгновение спустя эстафету смеха подхватила дочь. Через секунду они хохотали в голос, продолжая изображать из себя подчинённого и руководителя.

Вслед удаляющимся мужчине и девочке смотрел старый кот. Он давно запомнил их и ждал встречи каждое утро. Через минуту или две должна открыться одна из оконных створок, и седая сердобольная тётка со второго этажа сбросит вниз насколько кусков еды. Чаще всего это были мясные обрезки, или шкурки с потрохами. В общем, то, что обычно люди выкидывают. Но иногда удавалось полакомиться и чем-то другим. Колбасой, например. Он очень любил колбасу. Варёную. Нежно розовую. Которая такая мягкая, что её не нужно кусать. Кот размечтался, пытаясь вспомнить, какая она на вкус. От удовольствия он закрыл глаза. Утреннее солнце выглянуло из-за деревьев и осветило притаившуюся кошачью морду. Кот думал о колбасе, и ему становилось теплее, не только от сентябрьского солнца, но и от приятных воспоминаний. От удовольствия он даже мурлыкнул, чего не позволял себе довольно давно. Звук был хриплый, и больше походил на приглушённое карканье вороны. Наверху скрипнула створка открываемого окна, а потом на бетонную отмостку шлёпнулись несколько кусков кошачьего завтрака. Кот немного подождал, чтобы на спину не попало ещё что-нибудь, и, выбравшись из своего укрытия, подошёл к еде. Это были шкурки от куриных шей. Выбирать не приходилось. Голод подталкивал вперёд. Если помедлить, то можно и без завтрака остаться. Охотников подкрепиться было полно. Он и сам, когда был молод, любил пробежать по «местным столовым», но теперь сил хватало только на то, чтобы отогнать кого-нибудь из незваных гостей со своей территории. Быстро, и без удовольствия проглотив положенную ему порцию, он вернулся на нагретое место, и закрыв глаза окунулся в прошлое. Солнце пригревало, а он вспоминал, как ещё год назад всё было по-другому.

Утро начиналось с всеобщего сбора под этим балконом. Потом приходила она, «Кормилица», с кастрюлей, полной еды. Это могли быть и макароны с мясом, и какая-нибудь молочная каша. Она выкладывала ещё тёплую еду в несколько тарелок. И пока остальные тёрлись о её ноги, выпрашивая и подлизываясь, он сидел, и ждал, когда она всё сделает и уйдёт. Тех, кто ел, она наклонялась, и гладила. Они урчали, и выгибались, подсовывая свои головы ей под руку. Словно зная, что он здесь главный, она накладывала ему в отдельную тарелку, и не дожидаясь, когда он приступит к трапезе, уходила. Ни разу так и не прикоснувшись к нему. Кот не позволял это сделать.

А потом появились они. Те двое. Мужчина, и девочка. В тот день, когда он увидел их в первый раз, судьба нанесла жестокий удар. Они прошли мимо, весело о чём-то разговаривая и считая собравшихся на завтрак котов, но Кормилица так и не появилась. Она исчезла. Завсегдатаи бесплатной столовой ушли тогда недовольными и голодными. Но на следующее утро собрались опять. И вновь впустую потратили время. Коты приходили по привычке ещё месяц, а потом поголовье стаи стало уменьшаться. Закончилось тем, что к зиме по утрам под балконом остался один кот. Но он не ждал, что его накормят, он ждал, что двоих, заменивших Кормилицу, тоже поменяют. Немного радости добавила старушка со второго этажа, которая стала его подкармливать. Так он пережил зиму. Наступила весна, а за ней теплое лето. Время, когда можно лежать на траве, и не поджимать под себя лапы от холода. Это было то замечательное время, когда девочка со своим отцом перестали проходить мимо его балкона. Они и раньше пропадали на неделю или на две, но потом обязательно появлялись. С наступлением лета они исчезли, и появилась новая Кормилица. Кот конечно подозревал, что это старушка со второго этажа, которая теперь выходит покормить его лично. Но это было не важно, ведь у него снова появилась своя тарелка, и вкусная похлебка. Он наслаждался летом. Всем летом. Каждым его днём. Река жизни взяла прежнее русло и понесла радужного кота к беззаботной старости. Он радовался, что наконец дождался замены, но пока не предполагал, что она не последняя в его жизни.

Саша вышла из дома и направилась к парку. До него было всего метров сто. Нужно вначале обогнуть дом, потом пройти мимо мусорных контейнеров, перейти через дорогу, и вот он парк. Отсчет котов начинался прямо от родного подъезда. Обычно их было два-три. Продолжался у контейнеров, где серые пушистики были неотъемлемой частью, но больше всего котов было у дома рядом с парком. В прошлом году они с папой насчитали семнадцать котов. Три у подъезда, три на мусорке, и одиннадцать (целых одиннадцать котов!) у серого дома. Причем три из них – радужные. Это был рекорд. Папа даже сказал, что это самый кошачий день в его жизни.

– Итак, отсчет пошёл! – вслух подумала Саша, открывая подъездную дверь, – Вижу одного! Он на лавочке!

Девочка поправила шапку, сунула руки в карманы и осмотрелась по сторонам:

– Второй попался! На клумбе под окном. Третий за контейнером. Ещё двое на люке! Общее число – пять! Похоже, я сегодня побью рекорд, – она улыбалась, подходя к пешеходному переходу. Дождавшись нужного сигнала, вместе с десятком других учеников, она перешла на другую сторону. Все ребята пошли чуть левее и наискосок, через парк, а Саша отправилась прямо. К серому дому. Она хотела пересчитать всех котов, и рассказать вечером папе, сколько их было.

Радужный кот вылез из своей отдушины, и сидел, подставив морду утреннему солнцу. Несмотря на хорошую погоду, у него было какое-то нехорошее предчувствие. Он поднялся и решил пройтись. Размяться, потянуться. Может даже когти поточить. Сделав несколько шагов к дорожке, пролегавшей вдоль дома, он остановился. Недалеко кто-то шёл, приближаясь к нему. Судя по звуку шагов, ребёнок. Кот повернул голову и потерял возможность двигаться: по дорожке, весело топоча ботинками, шла та самая девочка. Только теперь она была одна, без отца.

– О, нет! Опять? Не позволю, – подумал кот, и выгнув спину дугой, пошёл прямо на ребёнка.

Саша насчитала ещё троих пушистиков, когда наперерез ей, из под балкона, вышел ещё один, девятый. У него был грозный вид. Он шёл на неё, выгнув спину дугой и поднявшись на цыпочки. Скорее не шёл, а передвигался маленькими прыжками. Девочка остановилась, не зная, что делать. Такое она видела впервые. Кот, а это был радужный кот, не собирался уходить и уступать дорогу. Более того, он явно её прогонял. Подойдя почти вплотную, и прижав уши, он оскалил зубастую пасть и закричал. Громко, и протяжно.

– Брысь! – Саша махнула рукой на опасного зверя.

Кот отпрыгнул в сторону, и тут же бросился девочке в ноги, едва не толкнув её.

– Ой! – Всерьёз испугавшись, Саша сделала несколько шагов назад, чтобы устоять на ногах.

Кот, почувствовав, что противник отступает, атаковал снова. Саша глянула по сторонам в поисках какой-нибудь поддержки. На дорожке никого не было. Все шли через парк и разговаривали между собой. Чтобы не отступать, она пошла на хитрость. Во время очередной атаки сделала шаг влево. Животное, не почуяв подвоха, продолжало наступать, периодически делая выпады в её сторону. Саша снова шагнула чуть назад и влево. Потом ещё. Ещё. Она обходила опасный участок стороной. Кот понял, что его провели только тогда, когда девочка перестала пятиться, повернулась и пошла. Только она не возвращалась, а шла дальше по дорожке, иногда оглядываясь на него. «Как это у неё получилось? – недоумевал кот, которого трясло от возбуждения, – Как она всё-таки прошла?» Он вернулся под балкон, где лёг, и, от переполнявшей его злости, бил хвостом по пыльному бетону. Ждать Кормилицу не имело смысла. Теперь он был уверен, что она не придёт. Оставалась, конечно, малюсенькая надежда, что предчувствие его всё-таки подвело. С всё ещё торчащей от возбуждения шерстью на спине кот медленно побрёл к ближайшей «столовой». Ведь если помедлить чуть-чуть, то можно вообще без завтрака остаться.

Свернувшее за угол животное не видело, как открылась подъездная дверь, и оттуда вышла старушка в комнатных тапочках и с небольшой кастрюлькой в руках. Она обошла дом, подошла к балкону, где жил радужный кот, и несколько раз позвала: «Кис-кис-кис!» Постояла, посмотрела по сторонам, и никого не дождавшись, вывалила в миску похлебку. Потом отошла подальше, думая, что её боятся, или стесняются, и подождала ещё. Подбалконное пространство оставалось пустыми безжизненным. Кота не было. «Неужели умер?» – подумала она, испугавшись своих мыслей, и медленно переставляя ноги, побрела домой.

Год назад умерла её подруга. Они были знакомы со школы, и сидели за одной партой. У них не было секретов и тайн друг от друга, они были как сёстры, хотя и разными по характеру. У подруги было хобби: она подкармливала по утрам кошек. Началось всё с одного безобидного разноцветного кота. Она рассказывала, что мечтает однажды погладить его. Когда-нибудь, когда тот станет ручным. Кот был необычным. Таких ещё называют трёхцветными. Он держался особняком, и не стремился устанавливать контакт. Но через пару месяцев она уже варила трехлитровую кастрюлю, потому, что число желающих вкусно покушать увеличилось. Их стало так много, что когда она подходила к балкону, издали могло показаться, что по её ногам, извиваясь, ползут вверх с десяток разноцветных змей. Это были кошачьи хвосты, торчащие, с извивающимися кончиками. Будто предчувствуя что-то, она однажды сказала подруге: «Вот умру я, кто моего котика кормить будет?» И чуть помолчав добавила: «Присмотри за ним, пожалуйста. Пропадёт ведь».

А потом удар, и подруги не стало. Горе потери так потрясло её, что о своём обещании она вспомнила месяца через два. Тогда она и стала подкармливать трёхцветного кота прямо из окна. А когда наступило лето, и она окрепла, то стала выходить на улицу, чтобы сделать это лично.

Загрузка...