Раиса Пофигисова на волнах любви

Осенний вальс

Первый осенний дождь лил четыре дня. Мы с Ленкой стояли около подъезда. Гуляли. Она жаловалась, что боится остаться старой девой, что никто ее никогда не полюбит.

А мне было на это плевать. Моя проблема была важнее, ведь я провалила вступительные экзамены в техникум.

Ленка не получила ожидаемого сочувствия, и мы поругались. Теперь на душе в два раза паршивее. Надо промокнуть снаружи, чтобы полегчало внутри. И я пошла под ливень, загребая ногами желтые мокрые листья.

Кеды сдались очень быстро, они чавкали, наполнившись водой. Лосины прилипли к ногам, руки больше не согревались в карманах.

Небо было таким низким, будто лежало на крышах домов и стекало на город. Сейчас ― дожди, потом ― снег с дождем, потом ― лед. Осень ― темная даль.

Я присела на скамейку на автобусной остановке. Ходьба под ледяным дождем отвлекла меня от навязчивых мыслей о техникуме и о подруге.

«Зря я на Ленку наорала, ― подумала я. ― Завтра помирюсь обязательно».

Подъехал автобус, я решила проехаться в нем и согреться.

Села на заднее сидение, из-под которого всегда идет обжигающий жар. Мне кто-то сказал, что там находится двигатель. Может быть, может быть… Этот жар сейчас очень нужен моим промокшим ногам.

На конечной остановке я не вышла на улицу. Никто не сделал мне за это замечание, не пригрозил и не выгнал. Автобус развернулся и отправился по маршруту обратно.

Доехав до другой конечной остановки, я опять осталась сидеть в салоне.

За окном совсем стемнело. Струи воды лились снаружи по стеклу, и через него фонари выглядели, как растекающиеся пятна света.

Водитель заглушил мотор, вышел из кабины и побежал, ссутулившись, как будто это поможет ему выйти сухим из воды.

Он скрылся за дверью диспетчерской.

Я сидела одна в темноте и уже окончательно забыла про Ленку, про техникум и даже не дрожала от холода. А думала, смогу ли открыть руками дверь автобуса. И получится ли у меня «выдернуть шнур, выдавить стекло», как написано в инструкции на центральном окне.

Вдруг двери с шуршанием открылись. В салон влетел порыв ветра, и моя тревога усилилась. Вошел водитель.

«Будет орать… Вызовет милицию… Изнасилует…» ― моя фантазия была настроена драматично.

– Есть хочешь? ― спросил он, сев напротив меня.

– Нет, ― ответила я.

Он протянул мне слоеное пирожное «Бантик».

– Как тебя зовут? ― спросил он.

– Раиса, ― ответила я, набив рот «Бантиком».

Он рассматривал меня, как мартышку в зоопарке, и задавал вопросы для поддержания беседы.

Я отвечала сдержанно, как обычно с незнакомым человеком, и старалась не выронить изо рта кусок пирожного.

«Да, мама отпустила, и папа тоже. Да, учусь. Работаю ― ага. Обычно слушаю музыку, но сегодня мокну под дождем».

Даже не спросил, какую музыку я люблю. Заигрывает, но для меня он слишком стар. Ему, наверное, все тридцать.

Оказалось, двадцать пять. Об этом я узнала при следующей встрече.

В октябре начались заморозки. Сапоги приходилось натягивать на шерстяные носки.

Я ехала в автобусе и собиралась выходить на своей остановке. Выпустив пассажиров, стоявших передо мной, двери закрылись.

Дотронувшись до них рукой, я посмотрела в сторону кабины водителя, потом опять повернулась к закрытому выходу.

Водитель объявил на весь салон:

– Девушка Рая! Повернитесь!

Из-за стекла на меня смотрел мой новый знакомый, Федор.

Бабочки в животе взорвались фейерверком счастья и осветили пасмурное небо.

– Привет, Райское яблочко! ― ему было весело, он придумал мне кличку.

– Привет, дядя Федя съел медведя! ― не люблю тупые шутки.

Он сказал, чтобы я не злилась. Спросил, свободна ли вечером, и предложил встретиться у станции в семь.

Я пришла.

Он сидел в своем автобусе. У него был перерыв.

– Ты с автобусом не расстаешься? ― съязвила я.

Потом он рассказал мне, что разведен и у него есть сын.

– Мы с женой, ― говорил Федор, ― решили ребенка сделать, чтобы мне в армию не ходить. Но когда он родился, я сразу пошел служить. А потом мы развелись. Молодые были, ― добавил он, ― по семнадцать лет.

«Дурацкая затея», ― подумала моя голова. А внутренний голос шепнул: «Какой откровенный».

Ветер подхватил заиндевевшие листья и закружил их в вальсе. Мои мысли сделали полный оборот в два такта с тремя шагами – раз, два, три, раз два, три – и разлетелись, вальсируя с беснующимися бабочками.

По дороге домой чувства немного улеглись, но мир вокруг перестал быть привычным. Улицу освещали не только фонари, но и мое восторженное настроение. Я изящно огибала лужи, словно исполняла танец с невидимым партнером.

Вернул меня в реальность мой магнитофон:

Очередь за солнцем на холодном углу.

Я сяду на колеса, ты сядешь…

…На заднее сиденье автобуса, самое теплое в салоне, и буду ехать круг за кругом. И ничего не расскажу Ленке, с которой мы давно помирились.

Мне открывалась новая Вселенная, хотелось махнуть туда без оглядки. Несколько дней назад я считала себя раскрепощенной, способной поддержать любую беседу. Но разница в возрасте с Федором ощущалась, как пропасть. Я топталась на краю, боялась перепрыгнуть. Меня тянуло к человеку, с которым у нас пока нет ничего общего.

– Раечка, ты мрачнее тучи, – сказал Федор при встрече.

Все потому, что я анализирую свои чувства. Хочу найти формулу, подставить данные, произвести расчет. Внезапно начинается эйфория, и математика становится неуместной. Чтобы обниматься, мне необязательно разбираться в устройстве автобусов. Невозможно думать и чувствовать одновременно.

…Напрягся мускул, ослабли вены.

Нажали кнопку ― размякли мозги…

Где мои мозги? Когда я утратила способность критически мыслить? Она растаяла от прикосновения к Вселенной общественного транспорта, растеклась, как тающий пломбир в горячей руке. Наверное, это и есть любовь, решила я, и нырнула в нее, как в омут..