4

Дерзновенный прорыв, — Съезд партии — школа коммунистов, — Не волнуется только Юрий Гагарин, — В работе двигателей ни одной фальшивой нотки.


— Какие события, Валентин Петрович, в вашей жизни ученого вы считаете самыми знаменательными?

— Их немало, но прежде всего — запуск первого искусственного спутника Земли в октябре 1957 года. Началась космическая эра. В этот день я имел право сказать себе: счастлив, что частица и моего труда есть в этом знаменательном достижении, которое оценено человечеством как огромный вклад советского народа в мировую науку и культуру.

(Продолжение читайте на стр. 63.)


Советская наука отмечала столетие со дня рождения основоположника теоретической космонавтики Константина Эдуардовича Циолковского. В Калуге, где долгие годы жил и работал великий ученый, заложили памятник, а в Москве возле Военно-воздушной инженерной академии имени Н. Е. Жуковского установили высеченный из красного гранита бюст Циолковского. В день рождения Константина Эдуардовича 17 сентября 1957 года в газетах страны появились статьи, посвященные научным заслугам К. Э. Циолковского перед Отечеством и всем миром.

Торжественное заседание общественности состоялось в Колонном зале Дома союзов. Сохранилась фотография: огромный портрет Циолковского. По обеим сторонам его — даты: «1857–1957». В центре президиума — А. Н. Несмеянов, возглавлявший тогда Академию наук СССР. На трибуне — член-корреспондент Академии наук СССР В. П. Глушко. За столом, почти у трибуны, — знаменитый авиаконструктор академик A. Н. Туполев и член-корреспондент Академии наук СССР С. П. Королев.

Доклад «На пути к освоению космоса» делал B. П. Глушко.

— Каждый прошедший год, — начал Валентин Петрович, — приближает нас к реализации самых сокровенных замыслов Циолковского, посвященных покорению межпланетного пространства, и увеличивает интерес к творчеству этого ученого, впервые перенесшего идею полета в мировое пространство из мира легенд и фантазии на строго научную почву…

Вспоминая празднества по случаю семидесятилетия К. Э. Циолковского в октябре 1932 года, ученый сказал:

— Тогда только создавались в металле первые экспериментальные ракетные двигатели и ракеты. За прошедшее двадцатипятилетие возможности и задачи ракетной техники определились достаточно четко, а развитие ее оказалось столь успешным, что уже летают ракеты на тысячи километров с полезным грузом, измеряющимся тоннами.

Стало возможным приступить к организованному штурму заатмосферных пространств, — подчеркнул докладчик, — к созданию искусственных спутников Земли, сначала необитаемых, а в недалеком будущем и обитаемых…

В зале раздались аплодисменты. Энергичнее всех аплодировали те, кто уже знал, что на космодроме Байконур идут завершающие приготовления к запуску первого в мире искусственного спутника Земли.

Переждав, пока утихнет зал, Глушко продолжал:

— Первая в мире межконтинентальная баллистическая составная ракета большой грузоподъемности, рожденная в Советском Союзе, уже совершила успешные полеты, свидетельствуя о ведущей роли СССР в теоретическом и практическом развитии наследия Циолковского…

1957 год был объявлен Международным геофизическим годом. Цель этого мероприятия состояла в том, чтобы всемерно привлечь ученых к изучению нашей родной планеты. И потому в юбилейном докладе Валентина Петровича нашел отражение тот факт, что две страны — Советский Союз и США — объявили о своем намерении в течение этого года запустить на орбиту вокруг Земли искусственные спутники. По мнению ученого, это событие, исключительное по своей важности, — первый шаг человечества на его пути к выходу в космическое пространство.

— Пуск этих спутников в Международном геофизическом году, — заканчивая доклад, сказал В. П. Глушко, — будет лучшим памятником Циолковскому, великому сыну нашей Родины, патриарху звездоплавания.

На этом же заседании, дополняя В. П. Глушко, с докладом «О практическом значении научных и технических предложений Циолковского в области ракетной техники» выступил С. П. Королев.

А через несколько дней В. П. Глушко и С. П. Королев — члены Государственной комиссии по организации запуска первого искусственного спутника Земли — вместе с другими учеными, конструкторами и специалистами вылетели на космодром Байконур…

…На пусковой площадке космодрома в то очень раннее октябрьское утро 1957 года царила необычная атмосфера волнения и душевного подъема. Над стартовым устройством уже возвышалась двухступенчатая космическая ракета. На вершине под обтекателем — первый спутник. На фермах, окружавших носитель, хлопотали стартовики, люди, готовившие ракетно-космическую систему.

Валентин Петрович Глушко с группой ученых смотрел на ракету и, как все, слушал радиокоманды, идущие по открытой связи. Осенний ветер гулял по стартовой площадке. В мощных лучах прожекторов, окруженный лёгкими фермами, ракетно-космический комплекс казался произведением искусства.

«Очень красива», — подумал про себя Валентин Петрович, всматриваясь в стрелообразный силуэт. В этот момент включили еще один прожектор. Все сооружение, подсвеченное снизу, заиграло тысячами разноцветных бликов.

И, словно прочитав мысли Глушко, конструктор систем управления Н. А. Пилюгин сказал:

— Очень красива.

По связи раздалась команда:

— Внимание! Объявляется готовность…

Глушко взглянул на часы. Было около трех утра, заканчивалась заправка баков ракеты окислителем и горючим.

Вскоре присутствующие на космодроме выехали на наблюдательный пункт. Те, кто непосредственно руководили пуском, во главе с техническим руководителем полета С. П. Королевым и его заместителем Л. А. Воскресенским, спустились в подземный командный бункер.

Валентин Петрович встал к перилам наблюдательной площадки. Впереди, в километре, как на ладони — ракета. Все молчали. Ночное безмолвие нарушали только голоса команд, доносившиеся со старта.

Обычно спокойный голос Воскресенского чуть дрожал:

— Зажигание!

Нет, не слушал, а скорее всем своим существом ощущал Валентин Петрович, что сейчас делается там, в ракете, в его двигателях. В эти минуты он почувствовал в сердце острую боль, но заставил себя на замечать ее, только пожалел, что забыл лекарство.

Напряжение, вызванное ожиданием старта ракеты, нарастало с каждой минутой. Тишина стояла неестественная. Ждали последнюю команду. И она раздалась. Короткая, властная:

— Подъем!

Дрогнула земля. Клубы дыма и пламени взметнулись у подножия ракеты. Опираясь на огненные струи, выбрасываемые двигателями, она медленно, будто нехотя, начала подниматься над стартовым устройством. Еще секунда, и многотонный колосс, разрывая темень, слепящей золотой точкой ушел в мерцающую звездами глубину неба.

Ликующий голос диктора Всесоюзного радио объявил миру от имени страны социализма: «… Успешным запуском первого созданного человеком спутника Земли вносится крупнейший вклад в сокровищницу мировой науки и культуры. Научный эксперимент, осуществленный на такой большой высоте, имеет громадное значение для познания свойств космического пространства и изучения Земли как планеты нашей Солнечной системы. Искусственные спутники Земли проложат дорогу к межпланетным путешествиям».

Позднее В. П. Глушко так оценил успехи Отечества в развитии космонавтики: «Страна Советов гордится тем, что ее сыны и дочери прорубили окно во Вселенную, открыли человечеству путь в космос и сделали основополагающий вклад в исследование пространства реактивными приборами».


— Какие еще события, Валентин Петрович, вы считаете для себя дорогими?

— Мне выпало счастье быть делегатом нескольких партийных съездов. Великая ответственность. Ведь ты участвуешь в решении самых насущных вопросов жизни партии, всего народа. Первый съезд, на котором я был делегатом, — XXI, внеочередной. На этом съезде были Игорь Васильевич Курчатов и Сергей Павлович Королев.

(Продолжение читайте на стр. 66.)


Партийный съезд, состоявшийся в конце января и начале февраля 1959 года, подвел итоги деятельности партии и народа за четырнадцать послевоенных лет, наметил новый этап строительства коммунизма, нашедший конкретное выражение в семилетием плане развития народного хозяйства.

Валентин Петрович был доволен тем, как начался новый год. Его двигатели подняли в космос ракету, направленную в сторону Луны. Она стала первым рукотворным спутником Солнца. Это событие произвело мировую научную сенсацию. И наконец, Глушко был горд тем, что коммунисты Москвы в числе других послали его своим представителем на съезд партии.

Курчатов, Королев, Глушко неторопливо шли по Георгиевскому залу Большого Кремлевского дворца.

О чем могли говорить три крупных ученых, которых спаяло единство цели: поручение ЦК КПСС и Советского правительства — дать народу, его армии самое современное средство обороны — атомное и термоядерное оружие?

Конечно, о его дальнейшем совершенствовании и о том, чтобы использовать энергию атома и возможности ракет для научно-технического прогресса. Говорили о выступлении на съезде министра обороны СССР маршала Р. Я. Малиновского. Его речью открылось утреннее заседание 3 февраля. Были в ней и такие слова:

«Мы с радостью рукоплещем нашим ученым, инженерам и техникам, всем рабочим-труженикам, создавшим космическую советскую ракету и оснастившим Вооруженные Силы целой серией боевых баллистических ракет: межконтинентальных, континентальных большой, средней и ближней дальности и целой группой ракет тактического назначения — и приносим им глубокую благодарность».

Подобная похвала в адрес ученых-атомников и ракетчиков впервые прозвучала с высокой трибуны партийного съезда.

— Ученые свою главную задачу выполнили, — поглаживая преждевременно поседевшую бороду, сказал Курчатов коллегам. — Теперь перед нами задача номер два — как можно шире использовать термоядерную энергию в мирных целях. Дает ток первая промышленная атомная электростанция. Скоро выйдет в Северный Ледовитый океан атомоход «Ленин». Возможности открываются безграничные.

Глушко и Королев, улыбаясь, слушали Курчатова. Они оба не только уважали этого человека, но и любили его.

— Чему вы улыбаетесь, ведь не хуже меня знаете, что при ядерном расщеплении, то есть делении только одной тонны урана-235, будет выделяться столько же энергии, как при сгорании 2 миллионов тонн угля.

С. П. Королев в тон Курчатову произнес раздельно и четко:

— Управляемая термоядерная реакция должна позволить получить энергию за счет образования гелия из широко распространенного в природе вещества — водорода.

Физик вскинул вверх брови.

А Сергей Павлович в том же духе продолжал:

— Успешное решение этой труднейшей и величественной задачи навсегда сняло бы с человечества заботу о необходимых для его существования на Земле запасах энергии. — И добавил: «Академик Курчатов. Речь на Двадцатом съезде партии».

— Ну и память! — воскликнул Курчатов и, обняв друзей за плечи, сказал: — Природные ресурсы нашей Земли действительно не бесконечны. А как мы их тратим? Электростанция мощностью в каких-нибудь пол миллиона киловатт требует в год 100 тысяч вагонов угля. А урана — всего несколько вагонов…

— Пора думать о силовой атомной установке и для ракет. Как, Игорь Васильевич?

— Думаю. — И, посмеиваясь, взглянул на Глушко: — Придется тогда, Валентин Петрович, твое конструкторское бюро закрывать.

— Зачем торопиться? Моим жидкостным атомные не конкуренты, а помощники.

Раздался звонок, приглашая делегатов на заседание. Ученые пошли в зал и направились к своим местам. Глушко и Королев поотстали, пропуская вперед Игоря Васильевича.

— Нет, нет, — попросил Курчатов. — Я сяду с краю. Мое выступление.

— Слово предоставляется академику Курчатову, директору Института атомной энергии Академии Мук СССР, — объявил председательствующий.

Под горячие аплодисменты Игорь Васильевич поднялся на трибуну. Деловую, насыщенную фактами речь ученого делегаты слушали с необычайным вниманием.

— Овладение термоядерной энергетикой позволит в будущем экономически и более рационально использовать такие ценнейшие виды сырья, как уголь, нефть и природный газ…

— Удивительный человек наш «Борода», — тихо сказал Королев.

— Да, — негромко и невесело отозвался Глушко, — настоящий подвижник. Столько энергии…

Глушко и Королев знали, что Игорь Васильевич неизлечимо болен, но в глубине души все же надеялись на искусство врачей. Кто мог предположить тогда, что судьба оставила Курчатову немногим больше года…

У всех остались в памяти заключительные слова из речи Курчатова на съезде:

— Ученые нашей великой Родины будут вместе со своей партией, со всем советским народом трудиться не покладая рук, чтобы сделать человека истинным властелином природы в коммунистическом обществе.


Мы продолжаем разговор с Валентином Петровичем.

— На съезде не раз прозвучали слова о важности дела, которым занимаются наши ракетчики.

— Да. Заместитель Председателя Совета Министров СССР Дмитрий Федорович Устинов в речи на съезде подчеркнул, что ракетная техника — одна из самых сложных отраслей техники, объединяющей все достижения современной науки, опирающейся на самую передовую технологию.

Академик задумался на минуту, потом сказал:

— Очень это было важно для каждого из нас — еще раз услышать, что твой труд нужен Родине…

(Продолжение читайте на стр. 68.)


В. П. Глушко и С. П. Королев внимательно слушали выступление делегата Д. Ф. Устинова.

— Совершенствование конструкций наших больших многоступенчатых ракет и опыт, накопленный при запусках искусственных спутников Земли, — сказал Д. Ф. Устинов, — позволили 2 января осуществить в Советском Союзе первый в истории человечества успешный пуск космической ракеты в сторону Луны, пуск, являющийся, по существу, первым межпланетным полетом искусственного корабля.

Успехи по созданию и запуску искусственных спутников Земли и космической ракеты стали возможными благодаря тому, что Коммунистическая партия неуклонно проводит линию на быстрое и всестороннее развитие всей промышленности, в частности металлургии, машиностроения, приборостроения, электроники, химии.

Одной из главных проблем, — особо подчеркнул заместитель председателя Совета Министров СССР, — которую потребовалось решить, — явилось освоение производства мощных ракетных двигателей, специальных топлив для них и жаропрочных материалов. Мощность ракетных двигателей измеряется миллионами лошадиных сил при весьма малом весе и высоком коэффициенте полезного действия. При освоении производства таких двигателей были созданы совершенные новые технологические процессы. Топливо, необходимое для двигательной установки ракеты, должно развивать возможно большее количество полезной используемой энергии на килограмм веса и иметь большой удельный вес для того, чтобы занимать наименьший объем.

Эти серьезные технические задачи были успешно решены. Отечественная промышленность создала соответствующие топлива и специальные жаропрочные материалы для ракетных двигательных установок.

Д. Ф. Устинов воздал должное ученым и специалистам, внесшим вклад в развитие космонавтики. Запуск спутников и космической ракеты в заданном направлении вызвал необходимость создания исключительно точных приборов управления полетом. Этому способствовало развитие электронно-вычислительной техники, и в частности, электронно-вычислительных приборов и машин, которые необходимы для проектирования ракет, управления их полетами, а также для систематической обработки измерений и наблюдений, поступающих с борта спутников и ракет во время их запуска.

Были созданы надежные средства радиосвязи и телеметрических измерений, которые обеспечили поступление сигналов, бортовое энергопитание, и в частности, солнечные батареи, получающие и превращающие энергию солнца непосредственно в электрическую.

— Несомненно, что в наступившей семилетке, — заключил Д. Ф. Устинов, — ракетная техника, так же как и другие новые отрасли техники, должна и будет развиваться еще быстрее и шире.


В. П. Глушко, рассказав мне подробно о своих впечатлениях, о съезде, особо подчеркнул роль его решений для дальнейшего развития ракетной техники.

— Пожалуй, — заметил Валентин Петрович, — Дмитрий Федорович Устинов не сказал лишь об одном — о том, что советские ученые, конструкторы, инженеры уже готовились к эксперименту, который мир потом назовет дерзновенным подвигом, — первому полету человека в космическое пространство. Ведь в 1959 году проект первого космического корабля «Восток» с ватмана переходил в заводские цехи, воплощаясь в металл.

— В одном из своих выступлений доктор технических наук космонавт К. П. Феоктистов говорил, что «находились скептики, которые ставили под сомнение целесообразность проникновения человека в космос».

— Да, было такое. Одни свои сомнения откровенно высказывали на различных совещаниях, посвященных освоению космоса, другие потихоньку, в кулуарах, третьи писали докладные в различные инстанции. Наверное, в этом есть своя закономерность: старое, отживающее не сдается без боя. Я не раз принимал участие в подобных словесных битвах.

(Продолжение читайте на стр. 76)


Шел декабрь 1959 года. Вице-президент Академии наук СССР М. В. Келдыш проводил одно из рабочих совещаний, посвященных изучению возможностей организации полета человека в космос. С докладом о перспективах организации полета человека в космос только что выступил академик С. П. Королев. Объявлен перерыв. В небольшом холле, возле зала заседаний продолжался разговор ученых.

— Златоуст ваш Королев, златоуст. Какой доклад! И тебе прогнозы погоды, и космическое телевидение, и солнечная энергия вместо угля… — громко говорил Виталий Арнольдович — откровенный противник освоения космоса. — Ему не конструктором быть, а фантастические романы писать. Циолковский— тот мечтал. А этот требует. — Виталий Арнольдович повернулся к генералу Каманину: — Признайтесь, Николай Петрович, ведь для повседневной жизни практическое значение ракет — нуль. Самолет надо совершенствовать.

— Не согласен, — заметил Н. П. Каманин. — Ведь в 30-е годы находились люди, которые пытались отрицать саму идею Циолковского о принципе реактивного движения.

Валентин Петрович недолюбливал словоохотливого «Арнольдыча», как его звали коллеги, и никогда не вступал с ним в споры. Но сейчас он не мог смолчать.

— Не могу вас понять, Виталий Арнольдович, — поддержал Каманина Глушко. — Люди проникли в космос впервые в истории человечества. Совершили чудо. Почему вы против нового?

Виталий Арнольдович возразил:

— Сегодня Луна, завтра Марс. Вы лучше меня знаете, какие на это уходят средства. А ведь нам есть на что расходовать их здесь, на Земле. Именно оттого я против полета человека в космос.

В серых глазах Глушко вспыхнул огонь.

— Если говорить по существу, то проникновение в космическое пространство уже сегодня оказывает и будет оказывать завтра огромное, с каждым годом все возрастающее воздействие на весь ход мирового научно-технического прогресса.

— Валентин Петрович, — вступил в разговор доктор медицинских наук. — Мы ведь не враги вашим идеям, не враги прогресса. Но перегрузки, но невесомость? Кто знает, может, полчаса невесомости и… смерть. Представляете, что эксперимент не удался или, не дай бог, закончился трагически?

— Полет животных убедил нас в обратном, — вмешался академик Василий Васильевич Парин.

— Нет, Василий Васильевич. Нет! Ваши исследования еще требуют перепроверки. Я полагаю, что в космических условиях, когда кровь потеряет свой вес, возможно резкое ослабление деятельности сердечно-сосудистой системы. Вы, Норайр Мартиросович, — обратился профессор к подошедшему известному биологу, Н. М. Сисакяну, — можете сказать уверенно, как скажется невесомость и на водно-солевом обмене?

— Ваша осторожность чрезмерна, — ответил Сисакян. — Я уверен, что человек будет жить в космосе долгие месяцы без малейшей опасности для жизни.

К спорившим подошел вице-президент Академии наук СССР М. В. Келдыш. Попыхивая папиросой, прислушался.

— Ну хорошо, мы двое для вас не авторитеты, — не сдавался Виталий Арнольдович, — а великий физик Макс Борн?! Он же заявил во всеуслышание, что изучение космоса — трагическое заблуждение умов.

— История свидетельствует, что и великие люди могут заблуждаться, — не сдержался Келдыш.

Все повернулись к нему.

— Решительно не согласен с вами и Максом Борном, — продолжал Мстислав Всеволодович. Лично я с теми, кто считает, что изучение, а потом и освоение космического пространства — великое дело всего человечества, оно свидетельствует о торжестве человеческого разума, его безграничных и удивительных возможностях.

Келдыш взглянул на часы:

— Товарищи, 15 минут истекли. Продолжим работу. — И, обратившись к Глушко, спросил: — Вы будете выступать, Валентин Петрович?

Все пошли в зал заседаний, Виталий Арнольдович задержался, разыскивая кого-то глазами. Увидев Королева, который что-то писал, пошел к нему:

— Я еще раз хотел бы с вами поговорить, Сергей Павлович.

— Слушаю вас…

Закрыв записную книжку, Сергей Павлович Королев встал.

— Ездил я недавно на Псковщину, к себе на родину. Трудно пока живется людям. Одеться толком не во что. И понятно, после Отечественной войны всего пятнадцать лет прошло.

Виталий Арнольдович открыл портфель и достал из него небольшой серый мешочек, развязал его.

— Что это? — недоуменно спросил Королев.

— Не узнаете? — Земля Байконура. Вы по ней не один год ходите. Потрогайте: суха, как мумия. Дать этой землице один глоток воды, и она одарит людей большими урожаями. Каналы, оросительные системы надо сооружать в казахской степи.

— Спору нет, земля нуждается в заботе нашего разума и наших рук, — как можно спокойнее ответил Королев. — Но разве я и мои друзья и вы сами не этому посвятили свою жизнь? То, что делается для освоения космоса, делается для человека. Я хотел бы, чтобы вы это поняли… Есть много путей совершенствования наших отношений с природой. Один из них тот, которому мы с Глушко посвятили свою жизнь.

— Вы неисправимый фантазер. — И, обняв Королева за плечи, Виталий Арнольдович пошел вместе с ним в зал заседаний.

Вторая часть заседания началась с вопросов С. П. Королеву. Их было много, и они касались самых различных проблем: и ориентации корабля в пространстве, и невесомости, и перегрузок, и систем жизнеобеспечения.

Когда на все эти и другие вопросы собравшиеся получили ответ, М. В. Келдыш спросил:

— Кто хочет высказать свое мнение?

— Разрешите?

— Пожалуйста, Виталий Арнольдович.

— Шаг в космос, вопреки необходимости, сделан. И с этим фактом, к сожалению, теперь нельзя не считаться. В мире началось черт знает что! Космическая лихорадка, как в свое время золотая. Стихийное бедствие. Это мое личное мнение.

— С вашим письмом в правительство я ознакомлен, — спокойно перебил выступающего председательствующий.

— Когда я его писал, то руководствовался намерением предостеречь от новых непродуманных шагов, — продолжал Виталий Арнольдович. — Было бы глупо отрицать известную ценность полученных научных сведений. Но человечество не покатилось бы назад к первобытности, если бы и не увидело обратного лика Луны. Могу согласиться, что, коли уж ракеты есть, надо их использовать в интересах науки. Я вчерне прикинул. Изучение околоземного пространства при помощи беспилотных аппаратов в ближайшее десятилетие обойдется нам во много раз дешевле пилотируемых.

— Дело говорит, — раздался чей-то голос.

— И, самое главное, не понадобится подвергать риску жизнь человека, а это — главное.

— Можно одну реплику? — попросил Королев. Келдыш молча кивнул головой.

— Полеты беспилотных аппаратов и пилотируемых — это два звена одной научной цепи. Только так. Человек должен быть и будет в космосе. Вначале он освоит околоземное пространство, а потом отправится на другие небесные тела. Никто не помышляет послать завтра человека на Венеру, или на Марс, или к поясу Астероидов. Но готовиться к полетам надо сейчас.

— Наука и существует для того, чтобы открывать новое, — поддержал Глушко.

— Сергей Павлович, Валентин Петрович! Зачем же так упрощать мою мысль? — не сдавался Виталий Арнольдович. — Было бы смешно, если бы я отрицал роль человека-исследователя. Но повторяю еще и еще раз: мы не имеем права не думать о расходах на космические исследования, а тем более об ответственности за жизнь человека.

— Если уж без человека в космосе мы прожить не сможем, — раздумывая вслух, продолжал Виталий Арнольдович, — то по элементарной логике вещей вначале следует организовать полет по баллистической траектории. Тут вам все: и отработка техники, и перегрузки, и невесомость…

— Я много думал об этом, — медленно вставая из-за стола, сказал Королев. — Полет займет всего 15 минут. Человек будет находиться в состоянии невесомости только 5 минут. Во время такого полета мы не получим сколько-нибудь полных данных о влиянии на летчика космических факторов. Полета вокруг Земли — вот чего требует наука!

Валентин Петрович попросил слова:

— Опыт жизни, практика научных открытий убеждают, что революция в науке — это прежде всего крутая, подчеркиваю, крутая ломка старых, отживших понятий, теорий и принципов.

— Считаете, что совершаете революцию? — бросил Виталий Арнольдович.

— Не в этом дело. Разве столь важно, как мы будем все это называть? Полет человека в космос, вначале космонавта, потом ученых, обогатит космологию новыми фактами, даст в руки теоретиков и философов богатейший материал для новых смелых гипотез о происхождении Земли, Вселенной, о будущем человечества. А что касается расходов, то они окупятся сторицей. Использование искусственных спутников связи станет новой, высшей стадией развития телефона, телеграфа и телевидения. Мы опояшем планету нитями связи, самыми надежными и самыми дешевыми. Скоро настанет время — мы сможем из космоса предупреждать людей о надвигающихся тайфунах и смерчах. А потом придет пора, когда мы будем уничтожать эти тайфуны в зародыше. Миллиарды рублей экономии. Только за одно это человечество скажет нам спасибо.

Глушко помолчал минуту, потом перешел к следующей мысли:

— Согласен: полет человека в космос — это известный научный риск. На начальном этапе освоения космоса человек будет в том же положении, в каком были в свое время и первооткрыватели неведомых морей и океанов: Колумб, Магеллан… Бури, подводные рифы, мели и другие земные опасности невольно сопоставляются с опасностями зарождающейся астронавигации — солнечные бури, метеорные потоки, пояса радиации, космические излучения, невесомость. Но мы верим, что пройдет немного времени и все эти опасности также будут преодолены в победном марше человеческого общества по пути прогресса. Вот почему я решительный сторонник этого научного эксперимента. Счастлив и горд, что Советская страна дает нам, ученым, такие возможности для исследования Вселенной в интересах всех людей Земли…

— Есть ли еще желающие выступать? Нет. Тогда скажу в заключение несколько слов. Разве извечную жажду познания окружающего мира можно чем-то ограничить? Развитие производительных сил имеет ли предел? — спросил Келдыш. — Я думаю, что мы готовы к новому и большому шагу. В октябре 1957 года мы перешли от эпохи гипотез о природе планет, основанных на наземных наблюдениях, к эпохе всестороннего изучения небесных тел с помощью ракетно-космической техники. Стала формироваться научно обоснованная убежденность в том, что человек сможет достигнуть и познать другие миры. Я в этом уверен…


— Вопрос о полете человека в космос обсуждался не единожды и не в одной организации, — заметил ученый. — Дискуссии шли деловые, принципиальные. И, пожалуй, парадокс состоит в том, что нынешние скептики, в свое время отстаивая собственные идеи, тоже вынуждены были вступать в борьбу со старым. Ценность всех этих встреч была в том, что именно здесь определилась истина: советская наука и техника созрели для того, чтобы осуществить великую мечту — послать человека в космос. Центральный Комитет партии, Советское правительство поддержали предложение Академии наук СССР, и это предопределило успех дела.

Валентин Петрович неожиданно перевел разговор в другое русло:

— Вот вы спрашивали меня о самых памятных моментах жизни. Тут нельзя ответить однозначно. Оно — самое памятное, очень разное, потому что первопричинами его могут быть и радость, и горе, и счастье, и печаль, и многое другое. Но больше всего сердцу помнится то, что связано с самой сутью человеческой деятельности. Если еще точнее — с осуществлением высокой цели.

— Полет Юрия Гагарина?

— Именно к этой цели, к полету человека в космос, небольшая группа ученых шла долгим и нелегким путем. И, конечно, для нас апрельский день 1961 года стал праздником. Иначе и не могло быть.

(Продолжение читайте на стр. 87.)


… Стоял солнечный апрельский день. На космодроме Байконур стартовики готовились к приему ракетно-космической системы «Восток».

Все члены Государственной комиссии с утра и до позднего вечера были на объектах космодрома.

В. П. Глушко не покидал монтажно-испытательного корпуса. Здесь происходила состыковка ракеты с кораблем.

В этой работе участвовали представители всех служб. Возглавлял ее заместитель Главного конструктора Л. А. Воскресенский.

Здесь же — главные конструкторы систем ракеты-носителя и корабля.

Мощные подъемники бережно положили на ложемент вторую ступень ракеты о двигателем, равным по мощности Днепрогэсу.

Затем к ней присоединили еще четыре агрегата первой ступени. Все вместе образовало как бы пучок, в котором поблескивали двадцать сопел ракетных двигателей.

Космическая ракета, созданная под руководством С. П. Королева в 1958–1960 годах, — крупнейшее достижение советского и мирового ракетостроения. Она явилась логическим завершением огромных усилий передовой конструкторской мысли и подвела итог более чем десятилетней работе замечательной плеяды советских ученых и конструкторов.

В. П. Глушко, Главный конструктор самых мощных двигателей двух первых ступеней носителя, наблюдал, как слаженно и быстро, секунда в секунду, укладываясь в график, идет монтаж ракетного комплекса. Подошел С. П. Королев.

— Любуешься? — обратился он к Глушко и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Знаешь, Валентин, смотрю я порой на этих исполинов и так рад, что даже не нахожу слов…

— Я тоже радуюсь, но еще больше радуюсь другому…

— Чему же?

— Тому, что люди поверили в необходимость и важность освоения космоса. Теперь этот процесс остановить нельзя.

— Ты прав. Освоение космоса так же бесконечно, как бесконечна Вселенная… — И, оборвав мысль, Королев скорее для себя сказал: — Никогда так не волновался. Все проверено, все перепроверено, и все-таки…

— А сейчас на космодроме нет ни одного человека, который бы не волновался, — успокоил друга Глушко.

— Есть! — воскликнул Королев. — Есть! Юрий Гагарин. Ну до чего же хорош парень! Сегодня я с ним долго разговаривал. И закончилась наша беседа знаешь чем?

— Интересно!

— Он мне говорит: «Вы не волнуйтесь, Сергей Павлович, все будет хорошо».

Валентин Петрович рассмеялся:

— Молодец!

Откуда-то из-под ракеты появился молодой человек, подошел к Валентину Петровичу. Это был заместитель В. П. Глушко по летным испытаниям. В обязанности инженера входило все: от проверки состояния двигателей после транспортировки их сюда, на космодром, с предприятия до генеральной проверки их на стартовой площадке в день пуска ракеты.

— Есть замечания? — спросил Глушко.

— Замечаний нет.

— Не торопитесь, — посоветовал конструктор. — У наших двигателей «дублеров» нет. Надежность и еще раз надежность.

— Действительно, «дублеров» нет, — подтвердил Королев. — Но, может быть, это и хорошо. Иногда я побаиваюсь такого чисто психологического фактора: космонавт знает, что многие важные системы задублированы. Это, конечно, создает у него настроение делового спокойствия, прибавляет веры в успех всей программы полета. Но вот опасаюсь: не уменьшается ли бдительность у тех, кто создает эти системы? Не давит ли на них подспудно мысль о том, что если не сработает первый прибор, так обязательно сработает второй?

— Вряд ли, — ответил Валентин Петрович. — Уж очень велика ответственность, да и дело новое…

Заместитель Глушко ушел. Началась стыковка корабля с ракетой. После этого ракета-носитель и корабль уже стали ракетно-космической системой «Восток».

— Неужели все это завтра?! Завтра? — сказал Валентин Петрович.

— Завтра, Валентин, завтра! — И после паузы:

— А ты еще не был в корабле? Поднимись! Удивительное возникает чувство.

Валентин Петрович быстро пошел в глубину цеха, поднялся по металлической лестнице и оказался на площадке возле входного люка «Востока». Легко опустился в кресло космонавта, установленное в глубине корабля.

Небольшая сфера диаметром 3 метра. Валентин Петрович огляделся вокруг. Нажал кнопку, и мягкий свет залил кабину корабля. Прямо — круглый иллюминатор с оптическим устройством — для ориентации корабля.

Конструктор посмотрел чуть выше иллюминатора. Сверкнул стеклом объектив телевизионной камеры. Неторопливо осмотрев приборную панель с индикаторами и сигнальными табло, ученый задержал взгляд на небольшом глобусе Земли. Во время полета глобус вращается. С его помощью космонавт будет знать точку земной поверхности, над которой пролетает в данный момент. Этот прибор дает человеку возможность определить и момент включения тормозной двигательной установки для того, чтобы приземлиться в расчетном районе.

Пульт пилота. Невидимые нити соединяют рукоятки, переключатели, тумблеры с различными системами корабля, в том числе жизнеобеспечения. Стоит, например, дотронуться до одной кнопки, и она приведет в действие систему, которая понизит или повысит в корабле температуру. Небольшое усилие, и включатся системы радиотелефонной связи. Движение рукоятки — тормозная двигательная установка выдаст импульс, и в результате его корабль сойдет с орбиты, начнет путь к Земле.

В. П. Глушко вспомнил, как нелегко было налаживать новое производство по созданию космической техники и в каких ожесточенных спорах решалась судьба: где будут испытываться новые двигатели, кто будет субсидировать работы?

…В люке корабля появилось знакомое лицо.

— Не понадобится ли вам, Валентин Петрович, моя консультация?

— А, Юрий Алексеевич! Вы, наверное, не знаете, — как можно официальное начал Глушко, — что решением Государственной комиссии командиром корабля «Восток» назначен я…

Гагарин засмеялся:

— Согласен на второй старт. — И добавил: — Только вот боюсь, не разрешат вам этот полет медики. Владимир Иванович Яздовский и меня еле пропустил.

— Да, тягаться мне с вами нелегко. Придется уступить место.

Гагарин помог ученому подняться из кресла. Спустившись вниз по металлической лестнице, они увидели ожидавшего их С. П. Королева.

— Послал к тебе Гагарина, — улыбнулся Сергей Павлович. — Прошло полчаса, а ты все сидишь. Думаю, забыл, где находишься, да и начал по привычке какие-нибудь технические задачи решать. Благо тишина, никто не мешает. Ну как?

— Готов лететь, если доверишь, — весело ответил Валентин Петрович.

— Построим корабль вместительнее и отправимся втроем, — отшутился Королев.

Все трое направились к выходу из цеха. Вышли во двор, миновали цветочные клумбы, в проходной будке предъявили пропуска и оказались на улице. Над городком уже опустились сумерки. Вспыхнули первые звезды. Шли молча, вдыхая прохладу.

— Итак, старт, Юрий Алексеевич!

— Я готов, Сергей Павлович.

— Одной дисциплины, одного желания летать мало, — сказал Глушко.

— Вот именно, — подхватил Королев. — Необходима внутренняя убежденность и вера в то, что должны совершить.

— Понимаю, — сказал Гагарин.

— До конца?

— Да.

— Мы очень верим в тебя, Юра. — Королев обнял Гагарина. — Мы много думали, прежде чем решить, кого назначить командиром корабля.

— Первого, — подчеркнул Валентин Петрович.

— Ты — счастливец! — повернулся Королев к Гагарину. — Первым из трех с половиною миллиардов людей вырвешься из плена земного притяжения, откроешь путь другим. Великое счастье — быть первооткрывателем. Увидишь Землю с высоты. Я тебе расскажу одну маленькую историю. Ты знаешь, Юра, мы с Валентином Петровичем старые друзья. Тоже в апреле — только пятьдесят второго года — он мне преподнес подарок, который стоит у меня дома на самом видном месте. Валентин Петрович мне подарил глобус. Но дело не в нем, а в надписи: «Шлю тебе этот «шарик», Сергей, с глубокой надеждой, что нам с тобой доведется своими глазами увидеть «живую» Землю такой же величины!»

— И я получил от Сергея Павловича не менее оригинальный подарок, — сказал Глушко, — атлас мира весом килограммов в десять и с такой дарственной надписью: «Прими, дорогой Валентин Петрович, эту книгу на добрую память о нашей многолетней совместной работе. Я твердо верю, что в недалеком будущем на этих картах будут проложены трассы звездных кораблей». Вот что пожелал мне мой старый товарищ. А тебе можно, Юрий Алексеевич, по-доброму позавидовать. Ты действительно счастливец.

Собеседники замолчали. Каждый погрузился в свои мысли. И когда асфальтированная дорожка привела их к деревянному домику, где жил космонавт в предстартовые дни, Юрий Гагарин сказал негромко:

— Да, я счастливец. Ведь во все времена для человека было высшим счастьем участвовать в новых открытиях.

— А ты подумал, Юра, что скажешь перед стартом нам, советским людям, людям всей планеты? — спросил Королев.

— Не думал.

— Вот об этом, о великом счастье участвовать в новых открытиях, и скажи, — посоветовал Глушко.

Над козырьком крыльца деревянного домика вспыхнул свет. Он осветил Н. П. Каманина и руководителя первого отряда космонавтов Е. А. Карпова. Не заметив ученых, Карпов строго спросил Гагарина:

— Вы почему нарушаете режим, Юрий Алексеевич?

Гагарин не успел ответить, как раздался голос Сергея Павловича:

— Это мы с Валентином Петровичем виноваты.

* * *

В те дни был подписан уникальный документ — задание на одновитковый космический полет Ю. А. Гагарина вокруг Земли. Его подписали С. П. Королев, М. В. Келдыш и Н. П. Каманин.

…До старта оставались считанные часы. Перекинувшись несколькими фразами с конструктором наземного комплекса, В. П. Глушко пошел к ракете, возле которой уже стояли заправщики — цистерны с топливом. Отыскав глазами своего заместителя, наблюдавшего за заправкой, шагнул к нему.

— Как график, Виктор Сергеевич?

— Точно, минута в минуту.

— Температура?

— Несколько выше.

— Сколько уже подали топлива?

— 90 процентов.

Заправка — ответственный процесс. Не просто перелить жидкость из одного сосуда в другой, необходима исключительная точность. Причем и недобор горючего в баках ракеты, и излишки одинаково вредны.

В. П. Глушко попросил:

— По окончании заправки доложите, — и пошел к группе ученых, что стояли в стороне от заправщиков на бетонной дорожке, ведущей в подземный командный бункер.

«Волнуется Валентин Петрович!» — подумал заместитель, провожая взглядом ученого. Все сотрудники ОКБ, много лет проработавшие с В. П. Глушко, знали: если Валентин Петрович говорит спокойнее, чем всегда, мягче, значит, «Главный волнуется».

Через полчаса заправка горючим ракетных баков была закончена. Цистерны-заправщики ушли с площадки. Но работа продолжалась. Перед самым стартом при помощи автоматики специалисты еще и еще раз проверяли количество и температуру топлива.

За час до старта технический руководитель полета С. П. Королев и Л. А. Воскресенский с группой специалистов, а также генерал Н. П. Каманин, летчик П. Р. Попович ушли в командный бункер. Несколько позднее В. П. Глушко, главные конструкторы ряда систем ракеты и корабля, группа медиков во главе с В. В. Париным и В. И. Яздовским отправились на смотровую площадку, что в 5–6 минутах езды от старта.

Взошло солнце. Утро 12 апреля выдалось теплым. Валентин Петрович стоял чуть в стороне от всех, опершись руками о дощатый барьер. В эти минуты ему ни с кем не хотелось говорить.

«Первый раз! Первый раз двигатели поднимут человека, — думал Глушко. — Первый раз! Трудно представить, как себя будет чувствовать Гагарин, когда у него под ногами забушует огонь, начнут неистовую работу двигатели… Только чтобы они….»

Усилием воли конструктор подавил тревожную мысль. Прислушался к очередной команде. Это уже голос Королева:

— Займите исходное положение!

— Вас понял! Исходное положение занял, — четко ответил Гагарин.

Глушко вспомнил: Гагарин стоит в скафандре на площадке лифта, который через секунды доставит его на вершину ракеты, к кораблю. Поднятая в прощальном приветствии рука. Звенит его восторженный голос:

— Вся моя жизнь кажется мне сейчас одним прекрасным мгновением. До скорой встречи!

Донеслась очередная команда. Валентин Петрович увидел, как отошла заправочная кабель-мачта третьей ступени ракеты.

— Зажигание!

Включился механизм, управляющий запуском двигателей.

И в это же мгновение начали работать мощные четырехкамерные двигатели РД-107 и РД-108. Основание ракеты на какие-то доли секунды исчезло в облаке пламени и дыма. Гигантская стрела дрогнула и медленно пошла вверх.

Подводя итоги знаменательному 1961 году, Главный конструктор ракетных двигателей писал:

«Нет ничего удивительного и сверхъестественного в том, что в завоевании космоса мы оказались первыми. Разве может быть не передовой научная и техническая мысль в государстве с самым передовым, справедливым социальным строем, народ которого успешно строит светлое здание коммунистического общества! Полеты в космическое пространство двух наших кораблей «Восток-1» и «Восток-2» с героями-космонавтами Ю. Гагариным и Г. Титовым на борту — выдающееся тому подтверждение.

Дверь в космос не приоткрыли, а широко распахнули наши советские ученые и летчики-космонавты. Огромная мощность ракетных двигателей, точность и безотказность всех автоматических систем, безупречность конструкций космических кораблей «Восток-1» и «Восток-2», мужество наших летчиков-космонавтов— все это, вместе взятое, принесло успех в завоевании далеких космических пространств.

Сбудутся вещие слова гениального русского ученого К. Э. Циолковского: «…я точно уверен в том, что и моя другая мечта — межпланетные путешествия, — мною теоретически обоснованная, превратится в действительность».

Вместе со всеми своими друзьями В. П. Глушко был счастлив — сбывалась его мечта.

Тысячи приветствий, поздравлений от государственных, партийных и общественных деятелей зарубежных государств поступило в адрес советского народа, его ученых, конструкторов, инженеров, техников и рабочих, в адрес космонавтов Ю. Гагарина и Г. Титова. Приведем одно из них: «Я — племянница Жюля Верна, и от его имени высказываю мое восхищение вашим подвигом. Вы осуществили мечту Жюля Верна. Если бы он был в этом мире, он бы, несомненно, был готов разделить радость вашей страны. Браво от всего сердца!»

Загрузка...