Рамаяна

Прыжок Ханумана

Став на вершине горы Махендра, Хануман крепко уперся в нее обеими ногами, так что она затряслась, а с деревьев, росших по ее склонам, осыпались листья и цветы; набрал воздуху в грудь, простер ввысь руки и, взмахнув ими, взревев, прыгнул в небо. От могучего толчка гора зашаталась и извергла водопады; звери, обитающие в ее пещерах, устрашенные, подняли дикий вой и рев, а деревья с ее склонов сорвало вихрем, и они взлетели в небо вслед за Хануманом, как друзья, провожающие друга в далекий путь, и упали в море.

А Хануман, по воле своей выросший до исполинских размеров, понесся по поднебесью как летучая гора, и ветер, рожденный его стремительным полетом, рассеивал облака на небе и гнал по морю бурные валы. Тень Ханумана бежала под ним по волнам, словно судно, движимое попутным ветром. А он летел в вышине, то ныряя 6 тучи, то снова появляясь из них, словно ясный месяц. Боги же, гандхарвы и святые, наблюдая его чудесный полет, преисполнились восхищения и воспели ему хвалу.

Океан, видя удивительный прыжок Ханумана, подумал: «Поистине, я должен помочь вождю обезьян, летящему надо мною. Он свершает свой подвиг ради Рамы, потомка Сагары. Я не должен доводить его в этом чудесном полете до изнеможения». И он повелел горе Майнаке, пребывающей в его глубинах, подняться из воды, чтобы дать отдых Хануману. И воды океана расступились внезапно, и гора Майнака, восстав, подняла к небу свою золотую вершину. Обратившись к Хануману, она сказала: «О лучший из обезьян, спустись, отдохни на вершине моей, прими дары мои; я рада послужить тебе». Сын Ветра отвечал: «Я благодарен тебе за твою приветливую речь, но не будь на меня в обиде, дело ждет меня, и я должен спешить; я обещал нигде в дороге не останавливаться». И, коснувшись вершины Майнаки рукою, он продолжал свой путь. И в короткий срок он пересек необозримые пространства океана.

Вдруг путь ему преградило чудовище. То Сураса, Мать змей, жуткая и уродливая, встала из морских волн перед Хануманом. «О Хануман, — сказала она, — боги определили тебе стать моей добычей. Я хочу съесть тебя — войди в мою пасть». И она широко разинула свою пасть, надвигаясь на сына Ветра. Но Хануман сказал: «Я спешу, чтобы выполнить поручение Рамы — я послан им к его возлюбленной Сите, похищенной царем ракшасов. Когда я повидаю Ситу и принесу весть о ней Раме, я войду в твою пасть, обещаю тебе». Но Сураса отвечала: «Никто не может миновать меня, я проглатываю всех — эту власть даровали мне боги».

Тогда Хануман сказал: «Раскрой же пасть свою так, чтобы я мог войти в нее». И Сураса разинула пасть шириною в десять йоджан. Тогда в тот же миг сын Ветра вырос на столько же йоджан. Тогда на двадцать йоджан разинула пасть Сураса; и тотчас на столько же вырос Хануман. И, глядя на страшный зев ее, подобный бездне, сын Ветра волею своей достиг тридцати йоджан в высоту. На сорок йоджан раскрыла пасть Сураса; на пятьдесят йоджан вырос Хануман.

Вот уже на сто йоджан разинула свою пасть Сураса, Мать змей. Тут в мгновение ока сын Ветра уменьшился до размеров мизинца и, войдя в ее пасть, тотчас выскользнул оттуда, прежде нежели Сураса успела захлопнуть ее. «О Сураса, — сказал он, — я не миновал твоей пасти; не нарушена власть, данная тебе богами. Прощай, теперь я полечу туда, где томится в плену царевна Видехи».

Он полетел дальше и скоро оставил далеко позади страшную Сурасу. Словно крылатая гора, он продолжал полет над океаном по воздушным тропам — там, где летают птицы и гандхарвы, там, где совершали свой вечный путь Солнце и Луна, планеты и звезды, где на блистающих колесницах, влекомых птицами-змеями, львами, тиграми и слонами, странствовали по небу праведные и благочестивые, обретшие горнее царство за добрые дела на земле.

Его, летящего по поднебесью, увидела Симхика, свирепая ракшаси, которой всемогущий Брахма даровал силу ловить живые существа за отбрасываемую ими тень. Она сказала про себя: «Наконец дождалась я добычи!» — и схватила тень Ханумана. Хануман же подумал: «Словно движение корабля, остановленного встречным ветром в океане, полет мой внезапно прервался, и скованы мои силы». Он огляделся по сторонам, глянул вниз и тут увидел чудовище, поднявшееся из соленых вод океана. «Это ракшаси, которая может поймать любое живое существо за его тень; о ней рассказывал мне царь обезьян», — подумал сын Ветра.

С ревом, подобным раскатам грома, бросилась Симхика на Ханумана. Он увидел перед собой ее лапы, подобные извивающимся змеям, ее отвратительную пасть и, вмиг сократившись в размерах, стремглав бросился в нее. Исчезнув в пасти Симхики, как Месяц, проглоченный Раху, демоном затмения, Хануман проник в нутро свирепой ракшаси и острыми когтями тотчас разодрал ее сердце. И Симхика, испустив дух, свалилась в воду и исчезла в пучине, меж тем как Хануман, выскочив из ее пасти, спокойно продолжал свой путь в небесах.

Пролетев сто йоджан над океаном, Хануман увидел вдали остров посреди моря, увидел горные вершины и берег, поросший деревьями, и понял, что достиг цели. Он подумал, глядя на свое отражение в морских водах: «Столь огромного, меня наверняка заметят ракшасы» — и в тот же миг принял свой обычный облик. Затем плавно, словно облако, он опустился на вершину горы Трикута, поросшую цветущими кетаками и пальмами, распугивая обитающих на ней зверей и птиц своим внезапным появлением.

Хануман в городе Ланке

Опустившись на вершину горы Трикута, Хануман с высоты стал оглядывать окрестности. Он увидел радующие взор холмы и обширные леса, голубые озера и пруды, покрытые лотосами и лилиями, зеленые луга, рощи и сады в цвету, широкие прямые дороги среди лесов и полей, а на вершине утеса — прекрасную Ланку, словно плывущую в воздухе, неприступную и грозную твердыню Раваны.

Глядя на великолепную столицу ракшасов, опоясанную золотой стеной и словно подпирающую небеса кровлями своих дворцов, подобных белым облакам, с сотнями стягов и знамен на стенах, Хануман преисполнился восхищения. Затем он подумал: «Оставаясь в собственном облике, я не могу войти в город, охраняемый бдительными и коварными ракшасами. Чтобы отыскать Ситу, я должен обмануть их, хитрых и могучих; я должен проникнуть в Ланку незамеченным, ночью».

И, вздохнув, Хануман подумал: «Как смогу я втайне от нечестивого владыки Ланки посетить дочь Джанаки и исполнить поручение Рамы? Я думаю, даже ветер не скитается здесь незамеченным. Порученное дело уже накануне успеха может погибнуть из-за неразумения посланца, не сумевшего выбрать надлежащее время и место. Что нужно сделать мне, чтобы избежать опрометчивости? Как должно мне поступить, чтобы дело не пострадало и прыжок мой через океан не оказался напрасным?»

Так размышлял Хануман и, горя желанием увидеть царевну Видехи, с нетерпением ожидал заката. Когда же солнце село и наступила ночь, сын Ветра, уменьшившись до размеров кошки, незаметно приблизился к прекрасной Ланке, озаренной огнями и светом звезд, охраняемой свирепыми ракшасами, окруженной рвом, полным воды, где плавали лотосы, и могучей стеною, которую украшали ворота с золотыми сводами.

Перепрыгнув через крепостную стену, Хануман ступил на вражескую землю и двинулся, крадучись, по улицам города, устланным цветами, мимо высоких красивых домов разнообразной постройки с алмазными окнами, разноцветными стенами, дверями из золота и хрусталя. И, пробираясь от дома к дому, он слышал доносившиеся из них сладостные звуки лютен и флейт, перезвон колокольчиков, звуки шагов и хлопанье в ладоши, смех и нежное пение дев, очарованных любовью, подобное пению апсар на небесах. Из других домов он услышал слова молитв и священные гимны, распеваемые благочестивыми брахманами, знатоками Вед; и здесь и там он слышал рычание львов.

И, освещая путь сыну Ветра, месяц взошел на середину неба, окруженный звездами, и озарил сиянием своим землю, рассеивая мрак и ниспосылая утешение сердцам живущих. Хануман, подняв глаза, увидел его, плывущего по небу над Ланкой, словно лебедь по озеру. И вслед за месяцем явилась благая полночь, вестница разгульных пиров прожорливых ракшасов, прекращающая ссоры влюбленных, низводящая небо на землю.

Заглядывая в дома, мудрый вождь обезьян видел там ракшасов, опьяненных вином и богатством, ведущих беседы между собой, спорящих, бранящихся, насмехающихся друг над другом, вспыльчивых, размахивающих толстыми руками, натягивающих луки, бьющих себя в грудь, обнимающих своих возлюбленных; веселых женщин, натирающихся мазями и благовониями, опьяняющихся вином; красавиц, улыбающихся, или вздыхающих в гневе, или спящих. И в домах вельмож Хануман видел их добродетельных, восседающих в роскошных покоях жен, прекрасных, как звезды на небе, нарядных, украшенных драгоценностями и цветами; видел сбросивших покрывала — и тела одних подобны были расплавленному золоту, других — лунному свету; видел одних, наслаждающихся радостью в объятиях своих возлюбленных, чаруя их сердца своею красотою, других — печальных, томящихся в разлуке с милым сердцу. Но Ситы не было среди них!

Тогда, прыгая по кровлям семиярусных домов, Хануман стал рыскать по Ланке в поисках царевны Видехи. Он увидел на улицах, мощенных драгоценными камнями, ляпис-лазурью и жемчугом, бурлящие толпы ракшасов и бесов, славящих Равану, на площади перед царским дворцом — множество стражей и соглядатаев Раваны.

И были там ракшасы косматые, с намазанными маслом волосами, и другие — бритоголовые; одни были одеты в коровьи шкуры, другие — в богатые платья, третьи — совершенно нагие; были там красавцы и уроды, страшные великаны и отвратительные карлики, толстые и худые, одноглазые и одноухие; были там воины, вооруженные палицами и топорами, дротиками и петлями, лучники, меченосцы, копейщики, колесничие и знаменосцы. И сотни и тысячи воинов, бдительно стерегущих покои Раваны, увидел там Хануман.

Он увидел роскошный чертог царя ракшасов, возвышающийся на вершине горы, с золотою аркою над входом, с кровлею, украшенной жемчугом и драгоценными камнями, обнесенный высокой стеною и окруженный глубоким рвом. Обыскав в окрестностях царского дворца все дома и сады, побывав во дворцах Прахасты, и Кумбхакарны, и Махапаршвы, и Индраджита, и Вибхишаны, и Шуки, и других приближенных и родичей царя, сын Ветра, незамеченный, вошел в обитель Раваны, охраняемую грозными ракшасами, как дремучий лес — львами.

Хануман во дворце Раваны

Там, на просторных дворах, Хануман увидел неукротимых и быстрых коней — рыжих, белых и черных — и могучих слонов, хорошо обученных, несокрушимых в бою; превосходные повозки и колесницы, украшенные изображениями из слоновой кости, золота и серебра, увешанные бубенцами и покрытые львиными и тигровыми шкурами; и угрюмых ракшасов, охраняющих покои Раваны. Он увидел сады, восхитительные строения, предназначенные для дневного отдыха, увеселительные беседки, поляны для павлинов и пруды для лебедей; а в дворцовых покоях, благоухающих сандалом и агуру, оглашаемых звуками лютен и раковин, словно рокотом морских волн, и озаряемых красотою прелестных дев — жемчужин среди женщин, он увидел золотые ложа и асаны, драгоценные сосуды, повсюду бродили разнообразные ручные звери и птицы.

Хануман увидел там чудесную колесницу Пушпака, которую Равана отнял у своего старшего брата Куберы, бога богатства, украшенную блистающими драгоценными камнями, словно небесная твердь — луною и планетами, и способную летать по небу с быстротой ветра, повинуясь воле возничего. Она была так огромна, что на ней смогли поместиться леса и горы, дома из сапфиров и изумрудов с хрустальными и золотыми окнами, золотыми лестницами, искусными изображениями птиц и змей, волков и слонов, сделанными из серебра и кораллов, прекрасное изваяние Лакшми, богини счастья, сидящей у пруда с лотосом в руке.

Обыскав колесницу Пушпака и не найдя на ней Ситы, Хануман пошел дальше. И увидел он перед собою великолепный чертог, озаренный светильниками и факелами, с великолепными прямыми колоннами, возносящимися к небу, с пилястрами и арками, хрустальными террасами, лестницей, выложенной драгоценными камнями, со стульями из слоновой кости, кораллов, серебра и золота. И ветер, донеся до Ханумана запах благовоний, вина и яств, шепнул ему: «Войди, Равана здесь!»

Когда на исходе ночи сын Ветра вступил в покои властелина ракшасов, он узрел там тысячи женщин небывалой прелести и красоты.

Изнуренные вином и плясками, они все спали на полу и ложах, покрытых драгоценными тканями; волосы их были распущены и разметались в беспорядке, одежды сброшены, украшения — браслеты, пояса, жемчужные ожерелья — рассыпались и перемешались на полу, цветочные венки — измяты и растоптаны; и были те юные девы подобны лианам, сорванным с дерева и попранным слоновьими ногами. Охмелевшие от вина и любви, они лежали, погруженные в сон, положив головы одна другой на грудь, или на бедра, или на спину, обнимая друг друга, или закинув руки за голову, или сцепившись руками, словно сплетаясь в гирлянды прекрасных тел. Ветерок, пробегая, шевелил и приподнимал их легкие покровы.

И в местах, отведенных для еды и питья, Хануман увидел остатки роскошного пиршества: груды мяса буйволов, оленей и вепрей, куропаток и павлинов на золотых блюдах, козлятину, и зайчатину, и рыбу — все приготовленное искусными поварами — и различные плоды; золотые кувшины и хрустальные кубки были разбросаны повсюду; одни — полные меда, превосходных вин и напитков из сахара, плодов и цветов, другие — наполовину отпитые, и пустые, и опрокинутые.

Хануман вглядывался в лица красавиц, смеживших очи, подобные лотосам, сомкнувшим свои лепестки с наступлением ночи. Здесь были юные ракшаси и чужеземные царевны, плененные Раваной, дочери могучих раджей и брахманов, дайтьев, гандхарвов и нагов. Одни из них были отбиты Раваной силою у их родителей и родственников, другие, обуянные страстью, сами пришли к нему и стали его женами; и ни одна из них не была взята им в жены против ее воли, — все они были покорены достоинствами его. Но Ситы не было среди них!

Оглядев огромный покой, озаренный светильниками и погруженный в безмолвие, Хануман увидел посреди него возвышение из слоновой кости, золота и ляпис-лазури, с белым балдахином, украшенным цветами, и на том возвышении — золотое ложе, покрытое бараньими шкурами. На ложе покоился спящий Равана, повелитель ракшасов и отрада их дочерей, исполин, подобный облаку на закатном небе. И, увидев его внезапно, Хануман отпрянул словно в испуге; но затем, взобравшись по лестнице до середины, остановился, рассматривая владыку Ланки, подобного спящему тигру.

Он увидел его огромную голову, увенчанную золотой диадемой и украшенную сверкающими серьгами, его широкие плечи, его руки, подобные булавам или пятиглавым змеям; в ногах его Хануман увидел спящих жен и танцовщиц, обнимающих и прижимающих к груди лютни, флейты и тимпаны, словно матери — любимых детей. И отдельно от всех на богато убранном ложе он увидел женщину, прекрасную обликом, сияющую как золото и украшенную редкими драгоценностями. Хануман подумал: «Это, должно быть, Сита» — и, подумав так, он ударил в ладоши, поцеловал свой хвост, издал радостный клич, взлетел по столбу, поддерживающему своды, до самого потолка и соскочил вниз, проявив тем свою обезьянью природу.

Но, приглядевшись, он сказал себе: «Это не может быть Сита. Верная Раме, она не приняла бы участие в пире и не спала бы теперь вблизи Раваны». Та, кого сын Ветра принял вначале за Ситу, была царица Мандодари, любимая жена Раваны, госпожа внутренних покоев.

Убедившись в своей ошибке, Хануман возобновил поиски похищенной супруги Рамы, но, обыскав все дома Ланки и дворец Раваны, обыскав беседки и спальни, он нигде не нашел Ситу. И тогда, охваченный тревогой, он подумал: «Ситы, наверное, уже нет в живых. Чистая и добродетельная, она убита этим владыкой ракшасов, черпающим радость в нечестивых деяниях. Напрасны были мои усилия. Срок, назначенный мне царем Сугривой, миновал. Увы! Что скажут мне обезьяны, когда я вернусь? Они спросят меня, видел ли я дочь Джанаки на Ланке, а что я отвечу им? Что скажет старый Джамбаван, что скажет Ангада? Какой каре подвергнет меня гневный Сугрива?

Но упорство есть источник удачи; поистине, упорный всегда достигает цели. Я обыщу здесь все места, которые я еще не видел. Я снова обыщу все дома, и беседки, и сады, и дороги, и колесницы».

И он снова пустился на поиски, осматривая дворцы и храмы, многоярусные здания и глубокие подземелья, взлетая на кровли и спускаясь на землю, скача вперед и останавливаясь, открывая двери и закрывая, входя и выходя, — и не было в чертогах Раваны пространства в четыре пальца шириною, которое не осмотрел бы и не проверил мудрый вождь обезьян. Он осмотрел дома знати и горные пещеры, леса и городские улицы, холмы и пруды — он видел повсюду множество ракшасов, угрюмых и безобразных, но нигде не увидел Ситы.

Тогда он предался отчаянию: «Я обыскал горы и реки, леса и болота — весь остров и город и нигде не нашел дочери Джанаки. Царь коршунов Сампати сказал, что Сита унесена Раваной на Ланку. Почему же я не вижу ее здесь? Наверное, когда Равана летел с нею по воздуху, он выпустил ее из рук, и она упала в море. Или он здесь убил ее, хранящую супружескую верность, и она, невинная, съедена была его злыми женами.

Что мне теперь делать? Я не могу вернуться к обезьянам. Если я скажу Раме, что Ситы нет, он умрет от горя. Тогда умрет и Сугрива, и все его подданные наложат на себя руки, и опустеют леса и горы, и исчезнет с лица земли племя обезьян. Нет, я никогда не вернусь отсюда в Кишкиндху, не повидав дочери Джанаки. Я стану отшельником и буду жить в лесной глуши, питаясь плодами и кореньями и соблюдая суровые обеты. И, сложив свой погребальный костер, я войду в огонь. Или я брошусь в воду; ибо слава моя погибла, раз я не нашел Ситу. Или я убью злодея Равану и отомщу за нее и за себя».

Затем он подумал: «Я должен снова и снова обыскать Ланку. Вот обширный ашоковый лес, еще не осмотренный мною. Я войду в него». И, помыслив так, он приблизился к священному лесу, бдительно охраняемому ракшасами.

Хануман находит Ситу

Поручив себя мысленно защите Брахмы, Индры, Марутов и других богов, Хануман вошел в священный лес. Он вскочил на стену, ограждавшую его, и отсюда взору его открылись густые купы цветущих деревьев — ашок и шала, смоковниц и манго, отягченных» плодами, оглашаемых пением птиц и жужжанием пчел; и он прыгнул с ограды в лес, словно стрела, спущенная с тетивы, а затем стал стремительно пробираться сквозь заросли, раздвигая кусты, спугивая птиц с ветвей деревьев, осыпающих его цветами и плодами. И он увидел восхитительные поляны и дорожки, ведущие через лес, выложенные драгоценными камнями. В покрытых лотосами и лилиями прудах с прозрачной водою, с дном из хрусталя, со ступенями из жемчуга и кораллов, ведущими к воде, плавали утки и лебеди. Словно балдахином, осеняли водоемы цветущие деревья, опутанные лианами. Он увидел гору, живописную, покрытую лесом; и водопад вырывался из нее, как дева из объятий возлюбленного; и тихоструйную речку с деревьями на берегах, касающимися воды ветвями.

Вблизи одного пруда с золотыми берегами Хануман увидел могучее и раскидистое дерево сисса, возвышающееся над другими; «С вершины этого дерева, — подумал Хануман, — я могу обозреть чудный лес, достойный того, чтобы скрывать Ситу. К этой реке с чистой и прозрачной водой она приходит, наверное, совершать утреннее омовение». И он взобрался на дерево сисса и обозрел с высоты прекрасную рощу, подобную Нандане, райскому саду бессмертных.

Он увидел поодаль высокий белый дворец, украшенный кораллами и золотом, с тысячью колонн, восхищающий взоры своей соразмерностью. А перед дворцом под деревом сидела Сита, бледная, исхудавшая и грустная, одетая в рубище, лишенная украшений, — окруженная сонмом демониц, она была подобна лани, окруженной собачьей стаей.

Вглядываясь в Ситу, Хануман подумал: «Она ли это? Я едва узнаю ее. Да, это она! Она истомилась в разлуке с Рамой, и красота ее стала различима не вдруг, подобно пламени, застланному дымом». И, горюя об участи Ситы, Хануман сказал себе: «Кто может противостоять судьбе, если Сита, супруга Рамы, никогда не уклонявшегося с пути долга, терпит такую невзгоду? Ради нее были убиты могучий Валин, и Кабандха, и свирепый Вирадха, и Кхара, и Тришира, и Душана, и четырнадцать тысяч ракшасов истреблены были стрелами Рамы в Джанастхане; она — причина возвращения царства Сугриве; ради нее совершил я свой прыжок через океан. Но она достойна всего этого. Власть над тремя мирами и на сотую долю не стоит Ситы, дочери Джанаки, благочестивого царя Митхилы».

Месяц в это время выплыл из-за облака и, разорвав тьму, осветил бледный, как луна, лик Ситы. И невдалеке от нее Хануман увидел в лунном свете стерегущих ее демониц, угрюмых и безобразных ракшаси. И были среди них одноухие, и с длинными чудовищными ушами, и совсем без ушей, и с длинными носами, и безносые, и с носами, растущими изо лба; у одних верхняя часть тела была непомерно велика, у других мала; у них были длинные и тонкие шеи; одни косматые, с густыми волосами, покрывавшими все тело, словно одеялом, другие с голыми черепами; были там демоницы с большими животами, с длинными грудями, с длинными лицами, с длинными ногами; были там высокие, горбатые, были и карлицы, были красноглазые, были черные, рыжие, желтые; были вооруженные железными копьями, колотушками и молотками, были и безоружные. И были среди них ракшаси с мордами как у вепря, как у оленя, как у тигра, как у буйвола, как у козы, как у шакала; у одних ноги были как у верблюда, у других как у слона, у третьих как у лошади; и у некоторых головы росли из груди. Там были демоницы с ушами как у лошади, как у коровы, как у осла, как у слона, как у льва; с носами как у слонов. И все они были злы и бранчливы и, сидя вокруг дерева, пили непрестанно вино и пожирали мясо; с ног до головы были они забрызганы кровью. И, глядя на Ситу, найденную после долгих поисков смиренно восседающей под деревом и бросающей испуганные взоры на страшных демониц, видя ее грустную и бедно одетую, но все же сияющую красотой, Хануман пролил слезы радости.

Угрозы Раваны

Он провел на дереве ночь, скрывшись среди ветвей. Перед рассветом он услышал доносящиеся из дворца Раваны голоса брахманов, читающих утренние молитвы и гимны Вед, и придворных певцов Раваны, поющих ему хвалу.

И Равана пробудился под эти звуки, услаждающие его слух, и помыслил о царевне Видехи. Не в силах обуздать свою страсть, он поднялся с ложа, и, облаченный в нарядные одежды с драгоценными украшениями, вышел из дворца и вступил через золотые ворота в ашоковый лес, оглашаемый пением птиц.

Следом за ним шли девы: одни несли в руках опахала, другие — золотые кувшины с водою, третьи — золотой трон, четвертые — белый балдахин, подобный луне. А рядом с Раваной шла его любимица и несла в правой руке кубок, полный вина. И глаза прекрасных жен Раваны были мутны от сна и от вина, волосы растрепаны, одежда и украшения в беспорядке, лица покрыты потом.

Хануман услышал бренчание браслетов и поясов красавиц и, выглянув из листвы, увидел Равану, озаренного огнями светильников, которые несли перед ним ракшаси. В блистательном наряде, украшенном цветами и драгоценностями, воспламененный любовью и гордостью, он вступил в священную рощу, подобный самому Каме, богу любви, только лишенный лука и стрел.

«Это Равана, которого я видел спящим во дворце», — подумал Хануман и спрятался среди ветвей дерева сисса, продолжая следить за приближающимся владыкой ракшасов. А Равана направился туда, где сидела под деревом Сита, охраняемая свирепыми стражницами.

Увидев Равану, царевна Видехи затрепетала, словно платановое дерево, сотрясаемое ветром. Она съежилась, поджав колени к животу и закрыв грудь руками, и принялась громко плакать. И Равана, подойдя, увидел ее, исхудавшую, сидящую под деревом на голой земле, в рваной и грязной одежде, словно женщина низкого рода, подобную увядшему лотосу, извлеченному из пруда.

Тогда Равана обратился к Сите с ласковыми речами, пытаясь соблазнить ее и подчинить своей воле. «О красавица, — сказал он, — почему, увидев меня, ты закрываешься руками, словно боишься меня? О робкая, доверься мне и полюби меня, ибо я томлюсь по тебе, о Сита! Ты прекрасна; божественный ваятель, создавший тебя, прекратил свой труд, ибо нигде я не встречал красоты, подобной твоей! Кто может, увидев тебя, устоять перед властью любви? Самого Брахму, прародителя бессмертных, тронет прелесть твоя. О царевна, я гляжу на тебя, на лицо и тело твое, и куда бы я ни взглянул — я не могу оторвать взора. Ты — жемчужина среди женщин; достойны ли тебя это платье, лишенное украшений, голод, голая земля? Полюби меня и наслаждайся всеми благами в моем дворце — нарядами, украшениями, роскошным ложем, сладкими винами, песнями, плясками, музыкой. О Сита, юность твоя проходит здесь, словно воды речного потока, чтобы никогда не вернуться! Стань моей женою — и все, чем я владею, будет твоим.

О дочь Джанаки, ты похитила сердце мое, как Гаруда, царь птиц, — змею. С тех пор как я увидел тебя, я не хочу смотреть на своих жен. Равных им красотою нет в трех мирах; но ты прекраснее их. Стань моей женою — и ты будешь повелевать ими, ты будешь первою из цариц. Они будут служить тебе, как апсары служат Лакшми, богине счастья и красоты.

Все сокровища, которые собрал я в трех мирах, будут твоими. Я отдам тебе все мое царство; все, что ты ни пожелаешь, я добуду для тебя. Нет никого во вселенной, кто мог бы противостоять моей воле. Ты увидишь мощь мою и отвагу в битве. Я победил даже богов и асуров. Если ты захочешь, я завоюю всю землю и отдам ее Джанаке. Стань моей женою, и ты будешь повелевать мною. Ты будешь наслаждаться всею роскошью, какая есть в мире, ты сможешь одарить, кого захочешь, землями и богатством, ты сможешь исполнить желания своих друзей. Разве Рама, жалкий изгнанник, одетый в берестяное рубище, даст тебе то, чем я могу наделить тебя? Равен ли он мне в чем-нибудь? Лишенный царства и красоты, он влачит свою жизнь в лесу, как отшельник, преданный суровым обетам. Я сомневаюсь, жив ли он еще. Он никогда уже не увидит тебя. Забудь его, о Сита, стань моей женою, и мы насладимся счастьем в садах, цветущих на берегу океана».

Слыша эти речи страшного ракшаса, Сита отвечала ему, дрожа, слабым голосом: «Оставь меня и обрати свою любовь на своих жен. Рожденная в царской семье, я никогда не совершу бесчестного деяния. Я не могу быть твоею, ибо я — жена другого, и я верна ему. Ты не соблазнишь меня своими богатствами. Как лучи принадлежат Солнцу, так я принадлежу Раме, и только ему одному. Эти руки мои, которыми я обнимала Раму, никогда не обнимут другого. Откажись от своих нечестивых желаний, вступи на стезю справедливости. Верни меня Раме, оказав мне то уважение, которого я достойна. Примирись с Рамой, если ты хочешь сохранить свое царство и свою жизнь. Берегись его гнева. Иначе скоро ты услышишь звон тетивы его лука, и стрелы с именами Рамы и Лакшманы разрушат Ланку и истребят племя ракшасов. Как псу против тигра, тебе не устоять против сына Дашаратхи. Как некогда Вишну освободил богиню Лакшми, плененную асурами, так и Рама исторгнет меня из твоего плена, и ты падешь от руки его, как дерево, пораженное ударом молнии».

Равана сказал: «Повсюду на земле женщина покоряется ласке. Но ты, чем добрее я к тебе, тем суровее меня отвергаешь. Поистине, любовь моя к тебе обуздывает мой гнев, как искусный колесничий — взбесившегося коня. Велика власть любви над мужчиной! Поэтому я щажу тебя, достойную быть убитой и обесчещенной. О Сита, за каждое из этих дерзких слов, обращенных тобою ко мне, ты заслуживаешь смерти!»

И, совладав со своим гневом, владыка ракшасов сказал ей: «Я жду еще два месяца: когда они минуют, ты разделишь со мною ложе, о красавица! Если же и тогда ты будешь упорствовать, мои повара разрежут твое тело на части и подадут тебя мне для утренней трапезы!» При этих словах ракшаса вздохи сожаления послышались среди царевен и дочерей гандхарвов, безмолвно выражавших свое сочувствие Сите. Сита же, гордая своей добродетелью и отвагой своего супруга, так отвечала Раване: «Поистине, нет в этом городе никого, кто желал бы тебе блага и удержал бы тебя от пагубного деяния. Как не выпали глаза твои, страшные и кровавые, столь злобно глядящие на меня? Как не отвалился язык твой, с коего слетели столь подлые речи? О ты, подлейший из ракшасов, обращая эти нечестивые речи к супруге могучего Рамы, где надеешься ты найти убежище, которое спасет тебя от его мщения? Ты оскорбляешь его, пока не встретился с ним лицом к лицу, о ты, не ведающий стыда! Он сокрушит тебя, как разъяренный слон — зайца в лесу; ты же и есть заяц. Если ты столь могуч и отважен, как похваляешься, почему похитил ты меня тайком из хижины Рамы?»

Внимая речам Ситы, Равана, повелитель ракшасов, вращая своими налитыми кровью глазами, взирал на дочь Джанаки, мрачный, как надгробие, и золотая диадема дрожала у него на голове. Вздыхая в гневе, как змея, он сказал Сите: «Бесполезно твое упорство. Я уничтожу тебя, как солнце уничтожает тьму». И, обратившись к уродливым демоницам, окружавшим Ситу, он сказал им: «О ракшаси, сделайте так, чтобы Сита покорилась моей воле. Добром или злом, лаской или угрозами склоните ее к повиновению».

Меж тем прекрасная ракшаси по имени Дханьямалини приблизилась поспешно к Раване, пылающему гневом, и, обнимая его, сказала: «Идем, ты развлечешься со мною, о великий царь. К чему тебе она, эта бледная и жалкая отшельница? Она не достойна того, что ты обещаешь ей. И поистине, тот, кто домогается женщины против ее желания, сжигает самого себя, тот же, кто обращается к исполненной желания, обретает наслаждение». И она силою увлекла его за собою.

Рассмеявшись, Равана повернулся и удалился вместе с Дханьямалини, сотрясая землю своей поступью, и следом за ним вернулись во дворец сопровождавшие его жены.

Ракшаси угрожают Сите

Тогда свирепые ракшаси придвинулись к царевне Видехи и обратились к ней со злобными речами: «Или ты не хочешь стать избранной женою великого Раваны, десятиглавого внука Пуластьи?» Одна из них, с кровавыми глазами, сказала Сите: «Пуластья был четвертым из шести владык живущих, первых, сотворенных мыслью Брахмы. Вишравас был его сыном, Равана же — сын Вишраваса. О красавица, тебе подобает стать женою повелителя ракшасов; не пренебрегай моей речью!» Другая, с глазами, как у кошки, сказала: «Ты отказываешь Раване, прославленному своим могуществом и отвагой, победителю тридцати трех богов. Он отверг ради тебя своих любимых жен; он желает тебя и будет любить тебя больше всего на свете». Третья сказала: «О неразумная, ты не хочешь стать женою царя, победителя гандхарвов и нагов, обладателя великих богатств и сокровищ!» Четвертая сказала: «Ты бежишь от любви того, кому повинуются все, по чьей воле цветут деревья и облака проливают дождь. Почему ты не хочешь стать его женою? Мы говорим с тобою ради твоего же блага. Покорись, дерзкая, воле Раваны, или ты умрешь!» И они все набросились на Ситу с упреками, жестокими и злыми: «Почему не хочешь ты жить во дворце, в царских покоях, наслаждаясь сокровищами трех миров? Ты предпочитаешь быть женою человека. Но ты никогда не добьешься своего! О Сита, забудь о Раме, смертном, лишенном царства, бедствующем, чьи надежды погибли!»

Сита с глазами, полными слез, отвечала им: «Убейте меня, если хотите, но я никогда не последую вашим советам, противным естеству человека. Бедный или лишенный царства, Рама — мой муж, и я всегда буду верна ему, как верна была Шачи — Индре, Арундхати — Васиштхе, а Дамаянти, дочь Бхимы, — царю Нале». Вне себя от гнева, ракшаси окружили трепещущую Ситу и, вращая глазами, облизываясь и потрясая оружием, угрожали ей, говоря: «Она не достойна стать женою Раваны, владыки ракшасов!» Одна из них сказала: «О Сита, ты довольно выказала любовь свою к супругу. Но чрезмерность ни в чем не приводит к добру. Забудь о бедняке Раме и стань женою великого царя ракшасов. Послушайся меня; если же ты не последуешь нашим советам, мы съедим тебя». Другая сказала: «О неразумная дочь царя Митхилы, мы терпели речи твои из сострадания; но не доводи до крайности свое упорство. Ты — во власти повелителя Ланки, унесенная им за океан, и сам Индра не вызволит тебя отсюда. Послушайся меня, о царевна! Зачем ты проливаешь слезы? Забудь свое горе и насладись счастьем с владыкой ракшасов. Молодость женщин быстротечна. Пока не ушла твоя молодость, вкуси радости, которые принесет тебе супружество с царем ракшасов. Если же ты не послушаешься меня, я вырву и съем твое сердце!» Третья сказала, потрясая копьем: «Когда я гляжу на ее глаза, подобные глазам лани, и на ее трепещущую грудь, меня снедает желание отведать ее мяса, ее глаз, ее печени, ее сердца и головы!»

Четвертая сказала: «Я жажду перегрызть горло этой жестокой женщине. Что вы сидите вокруг нее? Мы скажем царю, что женщина мертва, и, несомненно, он разрешит нам съесть ее». Пятая сказала: «Я не люблю ссор. Разделим ее на равные части. Принесите сюда вина, мы славно попируем!»

Слыша эти речи ужасных ракшаси, Сита, испуганная, начала плакать. Дрожащим голосом она сказала: «Съешьте меня, если хотите, я не последую вашим советам. Женщина не может быть женою ракшаса». И, приникнув к стволу ашоки, она воскликнула, заливаясь слезами: «О Рама, я гибну в пучине бед, словно корабль во власти бури посреди океана. О я несчастная, это смерть моя в образе оленя явилась тогда соблазнить меня, и, безумная, я потеряла Раму и Лакшману по собственной вине. Наверное, Рама и Лакшмана не знают, где я, иначе давно уже они явились бы сюда и освободили меня из плена, истребив ракшасов и разрушив Ланку дотла. Или Рама забыл обо мне? Или оба могучих воина были убиты тогда коварным Раваной? Но если так, я не хочу больше жить, я жажду смерти; пусть убьют меня ракшаси, или я сама покончу с собою».

Так жалуясь и сетуя, Сита отошла от ашоки и приблизилась к дереву сисса, мысля о том, чтобы покончить с собою, повесившись на ветвях его на собственных волосах.

Свидание Ханумана с Ситой

Между тем Хануман, сидя на ветвях дерева сисса, слышал все — и речи Раваны, и угрозы ракшаси, и сетования Ситы. Он подумал: «Наконец мои глаза видели ее, ту, которую тщетно искали по всему свету тысячи обезьян. Я тщательно осмотрел город ракшасов и узнал силы Раваны. Теперь я должен утешить ее, верную и любящую супругу доброго Рамы. Если я покину Ланку, не сделав этого, я не исполню своего долга. Если я так уйду, царевна, потеряв надежду, лишит себя жизни. Тогда тщетными окажутся все усилия и труды Рамы, и царя Сугривы, и мои. Но как я заговорю с нею? Как обезьяна высокого и благородного рода, я обращусь к ней на санскрите. Но если я заговорю как брахман на санскрите, она примет меня за Равану и испугается. Лучше я употреблю язык простонародья. Но и тогда она может меня испугаться, приняв за Равану-оборотня. Она закричит — сбегутся ракшаси и, увидев меня, поднимут на ноги всю окрестность. Они постараются убить меня или взять в плен. Если же мне и удастся от них отбиться, я обессилею и уже не смогу перескочить через океан. А если меня убьют или пленят, я не знаю, кто тогда поможет Раме, — никто, кроме меня, не сможет пролететь сто йоджан над океаном. Но все-таки я должен заговорить с нею, иначе она умрет. Как же мне поступить, чтобы не загубить плоды моих усилий? Как заговорить с нею и не испугать ее?» И, поразмыслив, Хануман решил: «Я назову сразу имя Рамы, и она поверит мне».

Когда Сита приблизилась к дереву сисса, Хануман, став на ветке, заговорил голосом приятным и негромким, так чтобы только она могла услышать его: «Был добрый и благочестивый царь Дашаратха из славного рода Икшваку, властитель колесниц, коней и слонов. Его любимым сыном был прекрасный Рама, лучший из познавших науки и сгибавших лук в бою. Изгнанный по велению своего старого отца, он поселился в лесу с женою и братом. Охотясь в лесах, он убил многих храбрых ракшасов. И, мстя за избиение ракшасов, Равана-оборотень обманом похитил его супругу. Скитаясь по свету в поисках Ситы, Рама нашел себе друга в Сугриве, царе обезьян. По приказу Сугривы тысячи обезьян отправились во все страны на розыски Ситы. И, следуя совету Сампати, я перепрыгнул через океан и наконец нашел ее. Это она. Я вижу все черты и приметы, о которых говорил мне Рама».

Сказав это, Хануман умолк. И Сита, слышавшая его слова, в великом удивлении подняла взор и стала оглядываться по сторонам. И, увидев сына Ветра, сидящего смиренно среди ветвей, она, пораженная, подумала: «Эта ужаснейшая обликом обезьяна устрашает взор». Испуганная, она воскликнула жалобно: «О Рама! О Лакшмана!» — и заплакала беззвучно. И, глядя на лучшего из обезьян, смиренно приближающегося к ней, Сита подумала: «Не сон ли я вижу?» — и едва не лишилась сознания от страха. Она сказала себе: «Дурной сон приснился мне сегодня; увидеть обезьяну во сне, говорят, недобрая примета. Но это не сон. Это призрак, созданный моей истомившейся душою. Думая все время о Раме, я всюду слышу его слова. О всемогущий Брахма, сделай так, чтобы это не был призрак».

Сойдя с дерева, Хануман предстал перед Ситой и, смиренно сложив ладони, обратился к ней с такими словами: «Кто ты, о прекрасная, с глазами, подобными лотосам, одетая в рубище? Кого оплакиваешь ты так жалобно? Ты подобна небесной деве, дочери из рода бессмертных; но ты ступаешь по земле, на глазах твоих слезы — значит, ты смертная женщина. Не Сита ли ты, похищенная Раваной из Джанастханы? По твоему печальному облику и несравненной красоте твоей я узнаю в тебе супругу Рамы». Сита, обрадованная именем Рамы, отвечала: «Да, я дочь Джанаки, благочестивого царя Видехи, имя мое — Сита, я — супруга благородного Рамы. Коварный и злобный Равана похитил меня в лесу и унес сюда, на Ланку; он назначил мне два месяца сроку; когда они истекут, я должна умереть».

Хануман отвечал Сите, убитой горем: «О благородная, я пришел сюда по велению Рамы как его посланец. Он жив и здоров, о царевна Видехи, и спрашивает о твоем благополучии. И Лакшмана, преданный спутник твоего супруга, удрученный горем, склоняет голову перед тобою». Сита, объятая восторгом так, словно уже видела Раму и Лакшману перед собой, отвечала: «Теперь я знаю, что правду говорят: раз в сто лет истинная радость посещает человека!»

Но когда Хануман подошел ближе, подозрение опять охватило Ситу: «Увы! Увы! Зачем я говорила с ним? Это Равана, обернувшийся обезьяной, опять приближается ко мне». И она опустилась на землю, потупив взор, чтобы не видеть Ханумана. Когда же он поклонился ей, она сказала ему, вздыхая: «Если ты Равана, колдовством меняющий свой облик, и снова хочешь мучить меня — не подобает тебе такая низость. Да, ты — Равана, я узнаю тебя, явившегося ко мне когда-то в образе нищего странника. О ты, оборотень, о бродящий в ночи, довольно тебе терзать меня! Но если ты враг, откуда та радость, которую даровал мне твой приход? Если же ты вестник Рамы, я благословляю тебя. О лучший из обезьян, расскажи мне о Раме! Мне кажется, я вижу сон. Или я одержима бесом? Или сошла с ума? Или это призрак, рождаемый песками пустыни? Нет, я в своем уме, я вижу ясно себя и обезьяну?» И Сита опять умолкла, терзаемая страхом.

Тогда Хануман сказал ей слова радостные, ласкающие ее слух. «Лучезарный, как солнце, озаряющее небо, восхищающий взоры, как месяц, он щедр к подданным своим, как сам Кубера, бог богатства. Он отважен, как Индра, правдив и красноречив, как Вачаспати, прекрасен, как Кама, бог любви. Весь мир прибегает к его защите. Скоро ты увидишь, как гнев его поразит твоего похитителя. Я послан к тебе Рамой. Он томится в разлуке с тобою, он спрашивает о твоем благополучии. И Лакшмана тоже. И друг Рамы, царь обезьян Сугрива, спрашивает о твоем благополучии, о благородная. Рама, Лакшмана и Сугрива все время думают о тебе. Скоро ты увидишь их здесь вместе с несметным войском обезьян. Я — советник царя Сугривы, имя мое — Хануман. Я пересек океан и проник в Ланку; я обманул бдительность моих врагов и пришел сюда увидеть тебя. Я не тот, за кого ты меня принимаешь. Оставь подозрения и поверь мне».

Сита сказала тогда Хануману голосом нежным и тихим: «Где встретил ты Раму, как узнал ты Лакшману? Как побратались люди и обезьяны? Расскажи мне о царственных знаках, коими отмечены Рама и Лакшмана, — и я забуду свою печаль». И Хануман рассказал ей обо всем: о царственных приметах и достоинствах Рамы и Лакшманы, о встрече их с Сугривой, об убиении Валина, о поисках, которые вели обезьяны по всему свету, о себе и о своем происхождении.

И Сита поверила ему, и слезы радости пролились из ее очей; прекрасный лик ее просветлел, как лик луны, освободившийся из плена Раху, демона затмения. Хануман сказал: «Я поведал тебе обо всем. Взгляни, вот драгоценный перстень с именем Рамы, вырезанным на нем. Он дал мне его как знак, которому ты поверишь. Утешься, скоро наступит конец твоим бедам».

И когда Сита увидела перстень Рамы и взяла его в руки, ей показалось, что она уже обрела своего супруга. Исполненная радости, она воздала хвалу Хануману. «О лучший из обезьян, — сказала она, — поистине, ты отважен, могуч и мудр, поистине ты — необыкновенная обезьяна, если, не страшась Раваны, достиг Ланки, перепрыгнув через океан. Прими привет мой и мою благодарность, о посланец Рамы!» И она принялась расспрашивать его о Раме: «Грустит ли он? Очень ли он страдает? Не забросил ли он все дела, томимый печалью и страхом? Окружают ли его друзья? Помогают ли ему боги? Не забыл ли он меня в разлуке? Хочет ли он спасти меня? Не пошлет ли Бхарата, брат его, ему войска для моего освобождения? Помогут ли ему Сугрива и Лакшмана? Не исхудал ли он в разлуке со мною? Помнит ли он меня? Почему он медлит и не приходит мне на помощь? О посланец, поведай мне о моем любимом!»

И Хануман рассказал ей о том, как страдает в разлуке Рама; он утешил Ситу, предсказав ей скорый конец ее невзгод,

«О лучший из обезьян, — сказала Сита, — скажи Раме, чтобы он приходил, пока не кончился год моего пребывания здесь, иначе он не застанет меня в живых. Десять месяцев минуло, остается еще два. Этот срок назначил мне безжалостный Равана». Хануман сказал: «О Сита, едва Рама услышит из уст моих весть о тебе, он явится сюда для твоего освобождения. Но я могу освободить тебя из плена уже сегодня. Садись на мою спину, и я перенесу тебя через океан. Уже сегодня ты увидишь Раму и Лакшману на горе Прасравана, готовых к походу». Слыша эти удивительные речи, Сита улыбнулась и сказала: «Как ты отваживаешься, такой маленький, нести меня так далеко?» Хануман подумал: «Она обижает меня, не ведая моего могущества». И он увеличился в размерах у нее на глазах, уподобившись холму, и сказал: «Я мог бы унести всю Ланку вместе с ее горами, лесами и строениями и ее повелителем. Доверься моей силе, о благородная, и отбрось сомнения». Сита сказала: «О великий вождь обезьян, я знаю твою отвагу и твою удивительную силу. Но я боюсь потерять сознание в быстром полете по воздуху и упасть в море с твоей спины. И ракшасы, хватившись меня, погонятся за тобою, и, когда они настигнут тебя в воздухе, ты будешь безоружен, и как сможешь ты сражаться и защищать меня в одно и то же время? Тогда в страхе я непременно упаду с твоей спины. Поэтому я не полечу с тобою, о лучший из обезьян. О могучий, приведи сюда скорее непобедимого Раму с отважным Лакшманой и утешь меня, истомленную разлукой!»

И она сказала: «Напомни моему любимому о том, что случилось с нами однажды, когда мы жили на Читракуте. Повтори ему этот мой рассказ.

Однажды на берегу реки Мандакини в цветущем лесу ты, мой супруг, уснул, положив голову мне на колени. Злая ворона прилетела и клюнула меня в грудь. Ты пробудился и, увидев меня, испуганно прикрывающую грудь, на которой порвалось платье, рассмеялся. Но, увидев кровь на моей груди, ты воспламенился гневом. Ты взял стрелу Брахмы, привязал к ней лист священной травы куша и пустил ее в ворону, сидевшую поодаль. То был сын Индры, обернувшийся вороной. Он полетел по небу, по всему миру, но всюду следовала за ним твоя стрела. Устрашенный, он прибег к твоей защите. Лишив его правого глаза, ты отпустил его, сохранив ему жизнь. О Рама, ты обратил оружие Брахмы против обидевшей меня вороны; почему же ты медлишь и щадишь моего похитителя? Скажи это Раме и отдай ему этот драгоценный камень, который носила я в волосах». И Сита вынула драгоценный камень, который был спрятан у нее в одежде, и подала его Хануману. «Этот камень Рама хорошо знает, — сказала она. — Увидев его, он вспомнит о троих — о своей матери, обо мне и о царе Дашаратхе. Ступай, о Хануман, и да послужит твоя отвага и твоя мудрость моему избавлению».

«Да будет так!» — отвечал Хануман и, напутствуемый заклинаниями и благословениями плачущей Ситы, приготовился покинуть Ланку. Он простился с Ситой, ободрив ее и обещав ей снова и снова скорую встречу с Рамой. А затем оставил он священную рощу ракшасов, взошел на гору Аришта и, устремив свой взор на морскую пучину, мысленно измерил предстоящий ему путь над океаном. Затем, издав ужасный крик, потрясший леса и горы, он распростер руки и прыгнул в небо. И от могучего толчка его ног гора Аришта со своими лесами и скалами провалилась под землю.

Возвращение Ханумана

Перелетев через океан обратно, с юга на север, словно крылатая» гора, Хануман увидел перед собой вершину горы Махендра; и, жаждущий встретить поскорее своих друзей, он испустил крик, подобный раскату грома. И, казалось, крик тот расколол небесную твердь с солнцем, луною и звездами. И обезьяны, собравшиеся на северном берегу моря в ожидании Ханумана, услышав этот крик, пришли в волнение. Но Джамбаван, лучший из медведей, обрадованный, обратился к обезьянам со словами: «Нет сомнения, сын Ветра возвращается с удачей. Иначе он не издавал бы таких криков, как этот». И обезьяны запрыгали по деревьям и скалам, выражая так нетерпение увидеть Ханумана.

Когда же Хануман появился на небе, они замерли, сложив ладони, и, как только он опустился на вершину горы Махендра, окружили его, шумно изъявляя радость, и принесли ему плодов и кореньев, принесли охапки ветвей, чтобы ему было на что сесть.

Хануман приветствовал Джамбавана и царевича Ангаду и остальных обезьян и сказал: «Я видел благородную дочь Джанаки». Затем, расположившись в живописной роще на горе Махендра, он рассказал обезьянам подробно и по порядку о своем путешествии — и о том, что приключилось с ним в пути, и о встрече с Ситой, — а закончив свой рассказ, воздал великую хвалу добродетелям Ситы.

Обезьяны, выслушав его, торжествуя и радуясь его удаче, восславили подвиг Ханумана. Затем Ангада сказал: «Эти двое — Двивида и Майнда, — могучие обезьяны, сыновья Ашвинов, небесных близнецов, могут в гневе разрушить всю Ланку с ее колесницами, конями и слонами. Что до остальных, я один справлюсь со всеми ракшасами и с царем их Раваной. Если же вы, доблестные воины, все поможете мне, никто не устоит перед нами. Достойно ли нас явиться к Раме и сказать ему: «Мы видели благородную царевну, но не могли выручить ее из беды»? Нападем немедля на Ланку и, разгромив ракшасов, вернемся к Раме и Сугриве с освобожденною нами Ситой!» На это Джамбаван сказал ему, улыбаясь: «О великий вождь обезьян, то, что ты предлагаешь, не следует делать, по моему разумению. Нас послали на юг отыскать Ситу, но ни Рама, ни Сугрива не поручали нам ее привести. Даже если нам удастся это, Рама будет недоволен нарушением его повелений. Он поклялся перед всеми, что сам освободит Ситу. Поэтому нам лучше сейчас же отправиться к Раме и Сугриве и поведать им о том, что мы узнали. Рама же решит, как надлежит нам поступить».

Следуя совету Джамбавана, обезьяны тотчас пустились в путь и вскоре достигли Прасраваны, где ожидали вестей Рама, Лакшмана и Сугрива. Завидев издали обезьян, летящих по воздуху во главе с Хануманом и Ангадой, словно тучи, гонимые ветром, Сугрива сказал Раме: «Утешься. Твоя благородная супруга найдена — иначе Ангада не отважился бы явиться сюда. И по его радостному виду я заключаю, что он несет добрые вести».

С ликующими криками опустились обезьяны на землю перед Рамой, и Хануман, склонив голову, поведал сыну Дашаратхи, что Сита жива и здорова. Услышав от Ханумана, что он видел Ситу, Рама был охвачен великой радостью. А Лакшмана, обрадованный, с почтением взирал на Сугриву и Ханумана.

И, расположившись на лесной поляне, обезьяны принялись наперебой рассказывать Раме о Сите, о жизни ее в плену и о верности супругу. Рама же снова и снова расспрашивал их, желая знать все о Сите. Тогда обезьяны обратились к Хануману с просьбой поведать обо всем, ничего не упуская. И сын Ветра рассказал о том, как нашел он Ситу, о разговоре ее с Раваной, об угрозах демониц, о сетованиях царевны и о своей встрече с нею; слово в слово передал он все речи Ситы и повторил Раме ее рассказ о дерзкой вороне. Он отдал Раме и драгоценный камень, посланный Ситой, сказав при этом: «Бледная и исхудавшая, она молвила мне на прощание: «Два месяца осталось жить мне, томящейся во власти ракшасов!» О Рама, я рассказал тебе все; готовься же переправиться через океан».

Рама, прижимая к груди украшение Ситы, заплакал. Он сказал Хануману: «Поистине, сердце мое тает при виде этого камня. Его подарил Сите отец в день нашей свадьбы, и она носила его в волосах. Когда я гляжу на этот камень, мне кажется, что я опять вижу Ситу перед собою. О Лакшмана, есть ли ужаснее участь — держать в руках этот камень, принесенный из-за моря, но не Ситу? О Хануман, повтори мне снова все, что сказала царевна Видехи, ее слова для меня как брызги воды для лишившегося чувств. Она сказала, что ей осталось жить еще два месяца. Но я не могу жить ни мгновения без нее. О Хануман, веди меня немедля туда, где ты нашел мою возлюбленную. Как живет она одна среди страшных и свирепых ракшасов? О Хануман, поведай мне все, что она сказала тебе. Ее слова даруют мне жизнь, как целебные травы — сраженному недугом. О Хануман, расскажи мне о ней, разлученной со мною!»

И снова и снова Хануман повторял Раме разговор свой с Ситой, ее слова, слова утешения, которые он тогда обращал к ней: «“Скоро ты увидишь сына Дашаратхи во главе несметных ратей могучих обезьян, — так сказал я ей. — Скоро ты услышишь боевой клич нашего войска, подобный раскатам грома. И скоро ты узришь Раму на троне Айодхьи рядом с тобою, вернувшегося из изгнания”. И речи мои утешили ее».